Аннотация: Как выясняется, не совсем это фентези но - похоже...
Боп Докди
Взошедшее Солнце пробежало по башням, лизнуло бойницы на западных стенах... Внизу, у ворот, завершались приготовления: готовился к выходу поезд принцессы. Лучшие кони рвались на дорогу; эскорт и лучники-"гнездовые" давно уже были на месте, и только прислуга всё бегала, бегала... Бегала до тех пор, покуда пинки от гвардейцев не напомнили оной о выезде.
Вопреки обыкновению, поезд состоял из дюжины крытых, одинаковых с виду повозок. В каждой из них были служанки, но в которой принцесса - а шут её знает: прислуга под страхом немедленной смерти молчала как рыба, охрана ж явилась к готовому поезду; еду - всем одинаково - разносить был отряжен немой, пологи были зашиты, возничим было предписано менять расположение повозок. Столь строгие меры должны были вынудить врага драться в открытую: с обычным кортежем те бы не связывались - расстреляли карету, и дело с концом. Современные арбалеты-треножники, выпускающие за раз по сотне тяжёлых бронебойных болтов, изрешетили б её, несмотря на зашитую в полог кольчугу. Да, такой арбалет перетаскивает шестёрка крепких коней, да, он может быть только у армии, но смерти принцессы хотели и те, у кого были армии. Династический брак - вот для чего покидала она королевскую крепость. Династический брак с могущественным соседом - молодым королём - делал соединённое королевство непобедимым.
Поэтому, да и не только, принцессе был выделен мощный эскорт. Смелые ветераны, готовые встретиться с армией и победить. Достаточно смелые, чтобы встретиться и умелые, чтоб победить. Однако едва они вышли из города, как от повозки к повозке стала распространяться не лучшая весть:
--
Навстречу Боп Докди!!!
Солдаты мрачнели, тянулись к оружию... и облегчённо вздыхали, когда странный воин оказывался позади. Все знали, что Боп - идеальный убийца, но в спину, как вор, не ударит.
* * *
--
Ваше величество, Докди!..
Король вытер мгновенно вспотевшие длани. Он знал, что вся его армия не остановит идущего Докди. В какой-то момент король вдруг подумал, что Боп мог кому-нибудь пообещать его, королевскую, голову. И тотчас же понял, что не обещал: насколько он слышал, Боп Докди никогда не работал исподтишка. Он при входе бы всем объявил: защищайтесь, мол, и защищайте.
Опытный воин, стоявший у королевских покоев, остолбенел: перед ним стоял Докди. Любого, самого осторожного, человека он бы услышал. Шаги, "соловьиные доски", да и просто дыхание поднимающегося по длинной лестнице... Докди же нёсся как призрак и замер, как статуя. Над чёрными латами витало бледное бесстрастное лицо. Оно было там словно бы чужеродным: зажатый под мышкою шлем был его обликом.
Мгновение - и перед стражником застыл меч. Рукоятью вперёд, но стражник не смел разоружить страшного рыцаря. Он только смотрел, как держит меч Докди: длинный, тяжёлый меч замер всего лишь в двух пальцах воина. Боп играючи держал его за самый кончик!
Наконец стражник взял это оружие (тяжёлое!), и, как приказал повелитель, вернул его Докди. Король ждал его.
Король его звал. Как и положено - в открытую, не таясь. Он отправил глашатаев, те возвестили... Король знал, что их перехватят. Так и произошло, но через три утра Боп Докди явился. Бог знает, откуда: у Докди, похоже, не было замка.
И уж точно не было сюзерена: Боп никогда никому не служил. Точнее, никому не присягал на верность. Максимум - выполнял одно-два задания. Всегда принимал только плату по факту; и столь же привычно, обговорив максимальную сумму, в итоге он брал себе сущие крохи.
Что ж, в этом была его сила: ничего не поделать с хозяином собственной жизни, которому ничего не нужно.
Впрочем, у короля был и запасной вариант. Не будучи московитом, повелитель никогда не рассчитывал на авось: пойдёт к нему Докди - будет и разговор, нет - ладно, поговорим о другом варианте.
Старый король был мудр: не пойдёт к нему Докди - так, значит, и будет. Он знал, что никому ещё не удавалось оставить Бопа на службе, и никто ещё не сумел заставить его подчиниться. Недавно один из соседей захотел было схватить Бопа Докди, помурыжить в темнице, поморить его голодом - глядишь, рыцарь станет сговорчивей. Десятки людей, его лучшие воины с полным оружием были в засаде - десятки посвящённых, опытных витязей. Что может один супротив такой силищи? Так вот теперь его княжество данью обложено: нет этих витязей; рать, ополчение - что они могут? Разве рассеяться: коли нет лучших - воевать приходится худшими...
Двери открылись. Трижды громыхнув приветственным шагом, Докди потёк над полом, как привидение.
--
Жив будь, воин! - приветствовал его король.
--
Здоровья тебе, родным и друзьям твоим! - ответил Боп Докди.
Король с восхищеньем осматривал воина. Вернее - доспехи: уж в чём, а в оружии он разбирался. Минуту назад король полагал свои латы прекрасными: каждая часть королевских доспехов немного нахлёстывала на другие железной манжеткою; каждый ремень, которым крепилась - накрыт был манжеткой соседней детали...
Но латы у Докди!.. Каждая часть их входила в соседнюю - пригнана так, как не сделает и ювелир! Они были чертовски красивыми (или божественно - как посмотреть)! Причём не украшены - просто красивы: каждая грань, каждый изгиб говорили, кричали о мощи и неуязвимости их обладателя.
Впрочем, король знал об одной слабости могучего Докди. Не менее странной, чем всё остальное. Боп Докди пил. Нет, конечно, не он один, да и не ходило, вроде, рассказов о выпимшем Докди. Тем более - Бопе Нажравшемся... А вот пожра... вкусить твёрдую пищу - такого за Бопом не замечалось.
Король, улыбнувшись, достал пару кубков, вытащил пробку. Трапезную наполнил запах каганского "зелена вина". (И чего зелёного они находят в прозрачной убийственной жидкости?)
--
От Парижа до Находки нет находки лучше водки! - облизнулся воин.
Повелитель налил себе толику, бросил пряности, разбавил водой. Глядя на Докди, медленно наполнил второй кубок до краёв. Докди его не остановил, из чего король сделал вывод о незнакомстве воина с водкой. Точнее, знакомстве заочном.
И крепко ошибся, так как воин испил и не крякнул. Даже не выдохнул! Правда, взяв со стола (с высочайшего разрешения) дротик, едва не поковырял оным в зубах.
Впрочем, Боп быстро опомнился. Рассмотрев оружие, воин изрёк:
--
В дальней восточной стране подобным оружием пользуются лучшие убийцы на свете. Лучшие, чем асассины Старца Горы. Имя им "ниндзя". Интересен знак, иероглиф, которым пишут их. Вы позволите?..
Докди взял навощенную досточку, и, водя по ней дротиком, продолжил:
--
Ниндзя - потомки ямабуси, те - потомки яма-но-хидзири...
Взгляд короля упал на дощечку. Туда, где ровным, несколько угловатым почерком было написано: "В стене за гобеленом отверстие. За ним человек. Он слушает. Он Ваш?"
--
Нет! Стража!!! - воскликнул король.
И между словом "нет" и словом "стража" рука Бопа Докди коротко дёрнулась. Мгновенно вбежавшие стражники увидели короля, выхватывающего меч, и странного Докди, спокойно стоящего подле правителя.
--
В кладовой вор! - гаркнул правитель, - Привести его!!!
Король очень хотел верить, что Докди шутит. Люди вообще склонны верить, но очевидному верят с трудом. Конечно, он знал, что Докди шутить не умеет.
--
Ты можешь сопроводить её? - спокойно изрёк повелитель.
--
Да, ваше величество.
Король придвинул давно заготовленный ларчик. Открыл, показав драгоценности.
--
Плата за труд.
--
Положите сверху три золотых: в пути будут траты.
Королю всё более нравился Докди. Прямолинейно-практичный, думающий наперёд - хотел бы король получить его. Под старость, когда лихой Докди уже не будет столь лих. Советом послужит, а саблей махать - помоложе найдутся.
Обычно он так и поступал: ретивых юнцов - на войну да в первые ряды. Кто выжил - умишка набрался; кто раз за разом живёт - с того и толк будет. А воин толковый в любом деле толков: нет у него мелочей, но и главное видит.
Король протянул Докди увесистый кошелёк.
--
Здесь больше трёх золотых. Можешь не экономить, а остаток возьми себе.
И тут же подумал: "Не сэкономит ли он, чтоб прикарманить побольше?". Впрочем, король прекрасно видел людей. Его величество видел, что этот человек тут экономить не будет. Вряд ли принцессу ждут королевские почести, но в пределах обманного образа (по-русски говоря - конспирации) всё будет ладно.
Тихо кликнул принцессу. Её высочество вынырнула из потайной дверцы и, едва не вскрикнув при взгляде на Докди, метнулась к правителю.
--
Не бойся, - сказал ей король, - Не бойся того, кто тебя защищает.
--
А может, дядюшка Ричард?.. - не сводя взгляда с Докди, сказала принцесса.
--
Ричард - старик. И все знают, что он тебя нянчил. - Правитель вздохнул. - Я же хочу, чтоб тебя не узнали.
Принцессе пришлось подчиниться. Немного подумав, она стала загибать пальцы:
--
Тогда я возьму с собой трёх служанок, повара, подавальщика...
--
Ваше высочество, Вы можете взять с собой только одного, - оборвал её Докди.
--
Он прав, - улыбнулся король, - Трудно защитить сразу многих. Не так ли?
--
Истинно так, ваше величество. Одного попутчика я защищу. Двое - одного из них точно. Трое и более - это толпа. Толпа либо армия. Слуги - не армия.
Вздохнув, принцесса удалилась. Тем же путём, что и пришла - в тайне от всех в собственном замке...
Король налил ещё. Так же. И снова Боп Докди выглотал кубок с лицом истукана. Так, словно воду.
Правитель немножечко подождал - так, чтоб разлилось у обоих по венам - и вскоре спросил:
--
Положим, хочу я приблизить людей из дальних краёв: купцов, мастеровых. Но не впустить с ними вместе воров. Как это сделать, не дашь мне совет?
--
Я не смею советовать тому, чьё королевство свободно, - ответствовал Докди.
--
А если я попрошу? - улыбнулся король.
Боп улыбнулся в ответ. Слегка призадумался...
--
Можно и нужно делить на добрых людей и воров, - сказал он, - Но ни добрых, ни воров не дели на местных и чужих, на дальних и ближних. Если он чтит твои законы, несёт тебе дань, уважает уклад - зови его добрым. Ибо это - твой закон. Того, кто не хочет жить по такому закону - гони. Пусть ищет места, где закон ему нравится или же те, где он сам установит законы. А в твоём царстве должен быть только твой закон.
--
А если я хочу составить некие преференции людям дальних земель? Не отпугнёт ли их наш уклад, не задавят ли наши законы?
--
Закон един и иное опасно. Один недостаточно твёрдый король дал пришлым ворам послабление. Теперь в его стране правят воры.
На двор королевского замка вышел король. Боп Докди шёл несколько сзади. Подойдя к коню Бопа, король обернулся:
--
Спеши. Обгони их и выйди навстречу. А дальше - Король стал суровым, - Делай, что я сказал.
Воин коротко поклонился. Не как равный равному, не как правителю: он уважал короля, не будучи подданным. Принял обязанность, он не повинность.
К Докди, пугаясь, подошла старушка-игуменья. За её спиной нервно переглядывались две молодые монашки; за ними лениво переступала запряжённая в телегу лошадка. Надо ли говорить, что телега была спокойна, как удав.
Докди повернулся к правителю.
--
Вам по пути, - махнул тот рукою, - но пусть они едут быстро.
Никто не заметил, как истинный поезд принцессы отправился в путь. Видеть-то видели, но кто ж мог подумать, что это - принцесса: две тихих монашки в повозочке с клячею, в сопровождении странного, непонятного Докди.
Поезд принцессы таился: петлял по дорогам, сворачивал в лес... А по дороге - прямой, купеческой, людной - шли друг за дружкой телеги с повозками. Монашки под выцветшим тентом - кого опасаться им? Разве грабителя... но из грабителей мало охотников драться. Особенно с воином.
* * *
В трактире было не людно. Просто не время, ещё не обед. Хозяин, толстый добродушный германец, глянул в сторону нового посетителя...
--
Donnerwetter!
Это был Докди. Трактирщик, как и многие вокруг, ни разу его не встречал, однако боялся. Заочно. По слухам, Боп Докди мог победить даже тролля - не ровен час напьётся, буянить начнёт...
Бедняга опешил, но страшный воин лишь заказал себе столик и выпивку.
Едва Докди сел (не прошло и минуты), как в дверях появились монашки. Две девушки заказали чуть больше, чем обычно просят монахи. "Возьму я с них меньше" - подумал трактирщик - "А то ведь влетит им от их аббатисы". Не в первый раз, вырвавшись из строгих монастырских стен, молодые послушники, да и монахи, не могли отказать себе в простом мирском наслаждении трапезы. Тратили больше, чем "надо", и по возвращении нарывались на епитимью. "Ну разве мир рухнет, если добрый человек отведает славной баранины?" - Трактирщик весело хлопнул себя по немалому пузу, и направился к вертелам.
Один из едоков, молодой кузнец, под смех сотрапезников встал и направился прямо к монашкам. Молодецки поигрывая мускулами, он сел к ним за стол; очаровательно улыбнувшись, облокотился:
--
... Такие красивые - и в монастырь, и парни вас не трогай... Разве что мавры придут: монастырь разорят, зато вас приласкают. Эх, был бы я мавром...
--
Не люблю мавров, - буркнул за соседним столиком Докди.
Кузнец лихо взял со стола оловянную кружку, напружинился и согнул её голыми руками.
Докди допил из такой же посудины, после чего смял её в пальцах, и, будто из воска, выгнул (вылепил?) изящный цветочек навроде кувшинки.
--
Не люблю мавров.
Мгновенье спустя две тихих монашки трапезничали наедине.
Вскоре Боп Докди вырос перед трактирщиком. Тихо сказал:
--
Плачу за монашек. Пускай поедят.
--
И то верно, - ответил трактирщик.
Затем извлёк из какого-то потайного угла свой "личный" бочонок и, таясь, налил два кубка: немного себе, немало - воину. Улыбнувшись, они с грохотом соединили бокалы.
* * *
После обеда клонило в сон. Принцесса боролась с ним, но взгляд то и дело возвращался к лошади - ровному ритму шагов, мерному, баюкающему движению крупа. Повозка тихо скрипела; полуденный зной, пыльный аромат летней дороги...
Она не заметила, как задремала.
Ей снилось, что едет она в королевской повозке - одной из двенадцати. Тайно любимой ещё при постройке. Едет в подушках, за тройным, тяжёлым от брони пологом. Вкушает привычно-изысканную пищу, запивает сладким, разбавленным в чаре вином... Вдруг полог взрезают тяжёлые стрелы, и пух из подушек разлетается, будто на кухне. Повозка дёргается - и замирает. Запоздало вскрикивает разбуженная служанка...
И - это не сон. Испуганно-заспанная служанка, неподвижная кляча. И даже Боп Докди недвижен, как статуя.
Их обступили монахи. Больше десятка монахов.
--
Отойди от них, Докди! - воскликнул один из них, - Уж не бес ли ты?!
--
А что, кольчужка под рясой и против нечисти помогает? - спешиваясь, хихикнул Боп Докди.
Монахи переглянулись... и бросились на престранного странника. И пусть не звучало "Иду на вы!", однако принцессу, дочь короля и прекрасного воина, не обмануть: ни один из них не был монахом. Десятку потомственных воинов ничего не стоило разорвать любого, а потом... Если они догадаются, кто перед ними - принцессе не жить!
Докди, похоже, опешил. Молча стоял и не трогал оружия. Дважды шагнув, один из "монахов" был уже на расстоянии меньше руки... обрывки кольчуги вперемешку с обломками рёбер вылетели из спины нападавшего. Боп насадил его на руку!!!
Нападавшие стали в растерянности.
--
Вы не сказали "Иду на вы", - ровным голосом проговорил Докди, - Поздно: я иду.
Что было потом, принцесса не помнит. Вернее, не хочет, но помнит и помнит... Не раз она видела смерть на турнирах, и битвы с мечами, и драки с ножом: ярость, страдание, жажда пощады - всё было во взглядах и криках дерущихся. Тут было иначе: сама Смерть ходила между напавшими. Косила - недоступная, неуязвимая. И неотвратимая. Сжавшись в комок, принцесса видела жуткое зрелище; зажмуривалась - и слышала крики. Жуткие крики: так страшно орёт человек, за которым гоняются демоны.
Оружия Докди не трогал: он просто хватал нападавшего, брал его за ноги и принимался орудовать. Через два-три удара (от коих противники падали замертво) Докди выкидывал потерявшее твёрдость оружие... и опускал руки, заманивая свежую жертву.
Но и в бою, в этом жутком побоище, Боп не переставал присматривать за принцессой. Вот один из "монахов" остановился. Похоже, узнал её. Тотчас же Докди с лёгкостью оторвал одному из дерущихся руку - ту, что с мечом - и ловко метнул его прямо как было. С мясом. Голова узнавшего навсегда отделилась от корпуса. Принцесса жалобно всхлипнула, глянула в небо... Спасительный мрак обессилил её и мягко уложил поверх давно уже тихой служанки.
Очнувшись, принцесса вдруг поняла, что повозка их движется. Лошади шли, как ни в чём не бывало, и тихо качался плюмаж Бопа Докди.
--
Каждый шаолинь лишь тогда чего-нибудь стоит, если он умеет защищаться. - судя по звуку, забрало приподнято.
--
Ты убил всех их?
Вопрос был дурацкий, ответ - утвердительный.
--
Какая же армия нужна, чтобы убить тебя! - а в тоне восторг перемешан со страхом...
--
Нельзя убить того, кто не живёт.
Сказать, что Докди её успокоил... впрочем, в обмороке она не буянила. Очнувшись же, не решилась высунуть голову из-под тента: лежала, глядя вверх, на покачивающуюся ткань, да вскорости так и заснула.
Только проснувшись, бедная принцесса рискнула-таки выглянуть. Наверное, сочла всё, что было сегодня, кошмаром и сном...
Смеркалось. Плюмаж Бопа Докди на фоне заката казался ей чем-то зловещим. Принцесса никак не могла решить, что для неё хуже: смерть от живущего или общество мертвеца. Решила смириться.
* * *
Постоялый двор не блистал, однако и не был простецким. Крепкий приют для непритязательных, но и небедных. Для крепких купцов и успешных приказчиков. Для монахов, идущих по делам и на деньги обители. Для спешащих по делу, а не бредущих без оного. Для тех, кто оставит здесь толику денег.
Ночь ещё не вступила в свои права, однако же на дворе, как и возле ворот, уже вовсю горели факелы. Немногочисленная прислуга поспела к монашкам, распрягла лошадёнку, поставила в стойло. Помогла Бопу Докди спешиться. Поднесла за постояльцами кладь, и тотчас же ринулась к вновь приезжающим.
Распорядитель, заменявший хозяина этой гостиницы, не моргнув глазом, отправил их в смежные комнаты: как постояльцы желают - так будет исполнено! И лишь потом он вздохнул и поёжился: "Пронесло!".
"Монашки" и Докди поднимались по лестнице. Широкий пролёт поднимался из холла и разбегался на два изящных "чайкиных крылышка". Девушки возносились по ней, как подобает и как привыкли: гордо, легко, с тем непреходящим изяществом, что в дни рассказчика, увы, безвозвратно потеряно.
С площадки, где боковые пролёты, будто ручьи, сливались в единый поток, был виден холл с удобными столиками под колоннадой, и, если приглядеться, выход на кухню, из коего в направлении комнат струился пленительный запах еды...
"Монашки" остановились, блаженно втягивая аромат.
--
После еды будет клонить в сон, - принцесса как могла сыграла тон Докди, - О ночлеге надо подумать до ужина.
Служанка ещё раз глянула - почти вертикально мимо редких резных балясин - в сторону кухни, зажмурилась в предвкушении вкусностей.
Принцесса уже плыла по изящному "крылышку", следом шёл Докди, и служанка, облизнувшись, торопливо последовала за ними. Поравнявшись с рыцарем, тихо спросила:
--
Где ты предпочитаешь спать, у стенки или с краю?
--
Отдельно, - ответствовал Докди.
В эту секунду принцесса увидела парня, подростка, глядящего на юных монашек из тени печи возле кухни. Вспомнив о принятой роли отшельниц, она состроила постную мину:
--
Сестрица! Нам ведь нельзя приближаться к мужчинам! Узнают - епитимью на обеих наложат...
--
Так что, рыцарь, на нас не смотри... - игриво добавила служанка.
Оказавшись в пустом коридоре, принцесса вознамерилась было напомнить воину, что её высочеству... Вздохнула. И - пожалела служанку.
Ужин им подали прямо к постели. Не стану описывать яства: приторно-жирные (так было принято), вряд ли прельстят они ныне гурмана.
Боп же потребовал только спиртное. Немногому живому, что было в сём воине, нужен был сахар. Но сахар был дорог, и Боп приспособлен был к расщеплению этанола. Некачественный, с примесями свинца (добавлялся для вкуса) и сивушных масел, он давно уж испортил, забил всё что можно, однако Боп Докди был всё ещё в силе. Он отработал, отслужил без заминки и нарекания всё, что было назначено; он отслужил много больше. Он знал, что скоро предстанет перед создателем. Создателями. И оппонентами. Пока ж он был здесь и принял обет охранять жизнь принцессы.
Принцесса из этого знала последнее. И видела то, что он в силе. В неимоверной силе. Боп Докди откланялся, но было ясно, что он начеку. Неутомимый и, похоже, неусыпный страж. Бессменный. Бессмертный.
О, как благодарна была ей служанка: принцесса позволила спать не у Докди. Подготовив хозяйку ко сну, притулилась на самом краешке, накрывшись одеждой, отдав одеяло. Сытость и тишина, да усталость с дороги...
Вдруг, среди ночи, раздался удар и послышались вопли. Девицы вскочили... и тотчас же спрятались под одеялом: у самой кровати стоял тот подросток. Правда, глазеть на прелестниц уже перестал: в стене был пролом, из пролома торчала рука в тёмной железной перчатке... и крепко держала бесстыдника за ухо.
Через минуту на шум заглянул и хозяин гостиницы. Дав ему пару секунд (чтобы понять происшедшее), Докди рывком отпустил ярко-красное ухо. От неожиданности, а может, с испуга, пацан рухнул на "пятую точку".
--
Уйди, не пугай монашек, - спокойно изрёк воин.
Подросток лишь несколько повернулся.
--
Мне целиком войти?
Хозяин гостиницы никогда не видел столь быстрого бега. Паренёк уже было превысил скорость звука, но вместо мощного грома со стороны лестницы послышалась дробь полируемых попой ступенек.
Хозяин гостиницы, как и все, видавшие Бопа Докди, ненадолго потерял дар речи. Впрочем, он быстро оправился, и, помянув всуе подростка-прислужника, затараторил извинения. Двигаясь к лестнице, достопочтенный седеющий джентльмен никак не мог оторваться от созерцанья дыры, проделанной Докди, а посему едва не загремел по ней вслед за подростком. Докди в проёме уже не было.
Служанка закрыла дверь, и вновь стало тихо. Слишком тихо. Так, словно Докди не двигался - замер как статуя подле пролома.
Воспитание сопротивлялось, однако не долго. Подкравшись, принцесса глянула в эту дыру. Странно: Боп Докди лежал. Поверх одеяла - на спине, неподвижно и в латах. Так, словно какой-то шутник разложил на кровати доспехи, и только шлем был поставлен на полку. Бледное лицо сливалось с подушками, и в слабом свечении "старой" луны казалось, что головы по-над латами нет. Принцесса едва не вскрикнула.
--
Хорошо, наверное, Всаднику без головы: ни о чём голова не болит... - ровным голосом вымолвил Докди.
Он явно шутил, и принцессе вдруг стало неловко: не раз и не два она думала, что он бездушен. Но нет - кто бездушен, не может шутить!
--
Прости, - замялась принцесса, - Можно с тобой поболтать?
Рыцарь встал, запалил свечу над столом.
--
Дверь не закрыта. Незачем: от других её страх закрывает, от меня же замок не спасёт...
Принцесса подумала. И решила, что даме нечего делать на мужской "половине". Забравшись под одеяло, негромко спросила:
--
Я... расскажи мне о себе. Откуда ты, кто тебя учил? Ты очень искусен в бою.
--
Здесь их не знают, но оба они легендарные. Энекин Чёрный Плащ и Заамурай Катанамашец.
--
Расскажешь о них?
--
Да.
И Боп рассказал. Он, как это ни странно (хотя, слово "странно" едва ль применимо к этому воину), был красноречивее всех трубадуров. Ни один поэт, ни один певец, кои пели принцессе, не мог и мечтать о таком лёгком слоге.
За беседой они не заметили, как исчезла служанка. Точней, не заметила только принцесса, потому как возвращение "второй монашки" Боп сопроводил с немалым ехидством:
--
Жди меня, и я вернусь, только очень жди.
Принцесса хихикнула.
Утром... впрочем, "утро" у них было позднее - поздно заснули, да спали поверхностно - путники отобедали, и, как положено, двинулись в храм. Храм был в деревне, частью которой и был тот самый постоялый двор.
О, каков же был там проповедник! Он с таким упоением рассказывал о конце света, в таких красках, что вышли "монашки" на улицу бледными. Паства была попривычнее, однако ж и их взяло за живое. Боп Докди был невозмутим.
Тронулись в путь. Отъехав подальше от глаз и ушей, принцесса спросила:
--
Раз ты не живёшь - земным тебя не напугать. Но неужели тебя не страшит конец света?
--
Эта страшилка стара. И он не умеет рассказывать.
--
А кто же тогда умеет?! - удивилась принцесса.
--
Слышал я об одной секте... впрочем, они не секта: они не требуют верить и выполнять регулярные действия. Они говорят, что пилят и рубят свою музыку - от неё-то и стынет кровь в жилах. Стоит послушать их "Мёртвые Земли" или "Здесь Куют Булат", и - всё! А ты говоришь, этот... как его... а-пока-ляпсус... язык сломаешь. Найду переписчика - дам ему в морду!
* * *
Полдюжины крытых гружёных повозок - неновых, с выбеленными солнцем тентами, и только что сделанных, с шершавыми, ещё не затёртыми досками. Обычный неорганизованный караван, в который сбиваются больше от скуки. Лошади сами брели друг за дружкой, возницы дремали, купцы ж и приказчики, будто торговки, перемывали косточки общих знакомых. И всё было мирно, как вдруг...
Свист, улюлюканье, топот - внезапно, рядом, со всех сторон! И все - на конях! Минута - и врубятся, и рассекут караван, отрежут, окружат, зарежут - меня, его?.. Каждого...
Купцы, тем не менее, успели плотно составить повозки и сгрудиться вокруг них. Заблестело оружие. Разбойники вмиг отступили - кому же охота лежать бездыханному? Но не ушли: обошли, обступили. С обеих сторон покатились ругательства, но нападать дурака не нашлось: кинься один - остальные поддержат... вот только первый всегда "нарывается".
Никто не заметил, как на дороге, совсем вдалеке, появилась повозка. Как спешился всадник, что ехал с ней рядом...
А через минуту уже было поздно. Взгляды и тех, и других обратились на Докди. Обычно стремительный и беспристрастный, он брёл, как обиженный гризли. Подобрёл. Подобрел. Осенил их садистской улыбочкой. Коряво, будто отмахиваясь, отсалютовал, невнятно представился, и пьяно промолвил:
--
Гоните чё есть: п-приговор писать буду...
* * *
Харчевня была небольшая и блёклая. Не сказать, чтобы слишком запущенная. Но - "неумытая". Ближе к границе таких было множество. Хозяева специально старались придать им небогатый вид: боялись набегов.
Граница. Из-за неё (да и не только - поди разбери их) могли заявиться. Ограбить, разбить всё, поесть "на халяву"... а заодно, может, и на разведку. Так с бедного трактирщика меньше и снимут, да чужому правителю в ножки: "мол, взять было нечего, дай нам монетку". Будет он после этого нападать? - то-то! В убыток себе и дурак не воюет: коль нет чистой прибыли - нет и войне.
Семь крытых повозок как шли друг за дружкой, так рядом и встали. Полдюжины разных, гружёных товарами, да монастырская. И верховой.
Ввалились гурьбою, расселись, зачавкали. Трактирщик подкинул дров, достал уже нарезанную, готовую к жарке еду, и раньше, чем посетители съели закуски, к столу было подано то аппетитное, то ароматное, от чего, не отведав, не удалишься. Ибо не скушать такого - не сытость пришедшего. Глупость. Ну или фанатизм - термины близкие.
Монашки, как им и положено, сели в сторонке. Ели помалу, не чавкали; не дожевав, не рекли. Вот он - пример для трапезников, вот он - пример для мирян!
Даже для мага. Выглядел маг тот совсем не как Гэндальф: не дед в колпаке, с бородой Карабаса. Подтянутый, с изящной бородкой-"эспаньолкой", изысканными манерами, модно одетый. Уже умудрён, но ещё не дряхлеет. Как и монашки, маг кушал отдельно. Ловко, изящно и не спеша - и всё равно бледно на фоне принцессы. В отличие от каравана, всё более шумно празднующего спасение от разбойников, маг ко хмелю не притронулся. Видно, был язвенник.
--
Если ты, чувак, колдыришь, колдуном тебе не быть, - заявил, подсаживаясь к нему, Докди.
--
Тогда наливай: колдуном быть не хочется.
Выпили стоя, не чокаясь. И по второй - за эти прекрасные земли: церковь-то магов и здесь не любила, но местные пастыри не лютовали: зачем избавляться от грамотных лекарей, от звездочётов, художников, книжников? Спалишь - а вдруг, не дай Бог, заболеешь (это с другими отпел - и порядок, а самому ещё жить ох как хочется)? Или монахи: тоже ведь лекари, книги читают - но это ж не повод их оптом в костёр! Да и знания свои маги замаливали намного большими суммами, чем невежды - свои прегрешения. Зачем резать курицу, активно несущую яйца, тем более - золотые?
Потом была третья. И если Боп никогда не закусывал, то волшебник - лишь глядя на оного. Дурной пример заразителен, особо при стадном инстинкте, поэтому мага слегка развезло. Язык у него развязался, разговор же - наоборот: завязался, стал-быть.
Тут надо заметить, что наша принцесса обладала не только молодыми ушами и острым умом. Принцесса умела подслушать - незаметно, не поворачиваясь, будто задумавшись. Ведь кто же ей скажет, что он о ней думает? - голову в петлю совать неохота. За глаза-то, пока её нету... принцесса ж росла любопытная. И умная: многое слышала, многое знала, виду однако же не подавала. Вот как сейчас.
--
Волшебник всегда рискует быть обвинённым в колдовстве, - говорил магу рыцарь, - Не боишься?
--
Зачем я им сдался? Глупому не перечу, умному не пророчу, на место обоих не мечу.
--
Еретиком объявят скорее праведника, мешающего обирать легковерных, чем монстра, несущего деньги, - вздохнул Докди.
--
А ты...
--
А я инквизиторов не убиваю. Я их калечу.
Принцесса и маг удивились: подобного оба не слышали.
--
Ещё бы: они это знают.
И Боп выразительно так посмотрел на одного из купцов: с набожной мосей, разбитыми в частых баталиях кулаками и пья-а-ного... в зюзю. Тот протрезвел и укрылся от взгляда. С перепугу он вылил свой кубок не так как обычно, а прямо в себя. Налили, "догнал" - и сделался пьяным по-настоящему.
А поелику пьяным был не только он (а, смею заметить, он был самым трезвым, хоть и лежал с умным видом, уткнувшись в салат), столующиеся не обратили внимания на то, как Докди, монашки и с ними волшебник, расплатившись с хозяином, вроде бы порознь ушли в путь-дорогу.
* * *
Дорога была пустынна. Не совсем - иногда вдали можно было разглядеть караван, в какие сбиваются больше от скуки - но так далеко, словно их там и не было. Солнце давно уже минуло высшую точку, и тени всё более удлинялись. Тени двух длинных повозок, идущих одна за другой, в сопровождении верхового.
Лошадь волшебника сонно брела вслед монастырской; сам же волшебник хихикал с "монашками":
--
Волшебства не бывает, - видимо, в который раз поучал их волшебник.
--
Но ведь были времена, когда правили маги? - не унималась принцесса.
--
Не маги, сестрица. Магистры влиятельных орденов.
--
Да ну? - оживился Боп Докди, - А со временем как колдовали: один фантаст-житописец поведал, что предок магистра, его хозяина, бежав от Нерона, покорил Киев.
--
In vivo? - воскликнул волшебник. Взглянул на "монашек", смутился.
--
Ин Литва, - кивнул, уточняя, Боп Докди.
Минуту проехали молча: маг как подросток стеснялся жаргонной латыни. И, как ни странно было сие на устах умудрённого мага, вымолвил то, что посетило вдруг светлую голову:
--
Знаете, почему я не верю предсказателям? Я знаю движение звёзд; я прочитал явно все жития - что святых, что правителей, всё, в чём правды хотя б половина - и тайно составил для них гороскопы. Совпало меньше, чем в половине случаев!
--
А оставшаяся половина... ну то, что совпало? - спросила принцесса.
--
А вторую половину придумали жо... простите... придворные менестрели.
Маг ничего не заметил, но девушки знали: Боп Докди не заговаривается - видимо, потому и наступила их очередь посмущаться.
Нарушил неловкую паузу маг. Желая отвлечь монашек от фразы, что сказана до "менестрелей", он перевёл беседу в заведомо безопасное русло: стал он рассказывать им о животных - всё больше о сказочных. Единорог, например - это суть носорог. Он действительно похож на лошадь, но не привычную нам, а речную из Африки - гиппопотама...
Вдруг вдалеке появился отряд. Дюжины три закованных в латы, готовых к сражению воинов. Они двигались так быстро, как позволяли их кони - так, чтобы их не загнать.
--
От молодца! - махнул ещё издали старший, - А я-то думал, твоя отвага всех от тебя отвадит...
--
Да брось ты: отвага - это когда презираешь опасность, - крикнул в ответ ему Докди, - А мне-то её не дано...
--
Не слышал: бают, появились тут лихие ребята? Не врут, как ты думаешь?
--
До полудня не врали.
И воины расхохотались. Тут старший сделал знак, и отряд, сохраняя строй, замер у края дороги. Докди и старший, не сговариваясь, махнули вставшим повозкам: "Поехали!". Повозки тронули. И едва миновали они первую пару всадников, воины с грозным изяществом развернулись им вслед. Повозки катили; за ними, как нить за иголкой, тянулся отряд. И во главе его, рядом со старшим, поехал Боп Докди.
--
Вы так много знаете, - донеслось до них спереди.
--
Есть ещё в сказках птица Рух... - начал волшебник...
--
Птица С-Дуба-Рух - поддразнил его Докди.
Ответом ему был молодецкий смех, медленно пробирающийся по цепочке из воинов.
И как ответом, такоже по цепочке вернулся вопрос:
--
Афродита, судя по статуям, была тётушкой видной. Интересно, а как там в легендах: были ль у неё дети? Спроси у волшебника!
--
Были, - не допускающим возражения тоном ответствовал Докди.
* * *
Молодой король почти выздоровел. Глотать-то ещё было больно, однако же одр он покинул. Травы, собранные для лекаря, к удивлению последнего, за день поставили короля на ноги - в буквальном сего понимании. К чести для лекаря, он быстро нашёлся, как обосновать это чудо посредством заумных бессмысленных слов. Впрочем, во-первых, раз пробовал обосновать - значит, не чудо. А во-вторых - прав был волшебник: чудес не бывает, чудом невежды зовут твоё знание. В отличие от лекаря, маг знал, как лечить.
И король это знал. Да и болеть он не собирался: нечего воину выглядеть слабым! И потому, отстранив обалдевшего лекаря, воин, правитель, сын славного воина гордо прошествовал прочь от волшебных предметов и благовоний.
Оказавшись на воздухе, он впервые с начала леченья вздохнул полной грудью: что ни говори, лекарь - штука опасная. Особенно когда он не практикующий, а практикующийся. Ибо сказано суть: опыт врача - сын ошибок оного, трудных для здравия пациента.
"Интересно, куда запропастился мой лечащий врач?" - подумал король. И, подмигнув испуганному лекарю, тихо вздохнул: "Этого колдуна только за гербарием посылать..." И рассмеялся. Закашлялся. Улыбнулся.
К нему подошёл, низко кланяясь, старый купец. Знал, когда подойти, и тон верно выбрал. По привычке лишь кланялся много - так, как отцу его, ныне покойному. Молодые-то кланялись (король есть король!), но тотчас же говорили - по делу и кратко: король так любил. И, пусть старики говорили не сразу, с поклонами и церемониями, будто послы, но король их ценил - ценил как надёжных и умных купцов.
В торговле, как и везде, молодецкую удаль, рисковую хватку оттенит, переборет расчётливость, опыт. Но только по-старому делать нельзя - иначе закиснет дело, застоится. Равновесие мудрости и молодой бесшабашности - сила. Не только купца.
--
...И верноподданным твоим процветания... - древо, по коему растекался мыслью пришедший купец, было густым и ветвистым, - ...И начинаниям их.
Купец перевёл дух, и, видимо, с оным собрался:
--
Просить я пришёл, государь. Не год и не десять я поставляю оружие. Твоё величество любит заказывать его у меня...
--
Конечно, люблю, - подтвердил король, - И все это знают.
--
Все да не все. Прирастёт королевство, а там-то свои есть купцы-кузнецы... Дозволь мне писать на оружии, мол, сделано не абы кем, а твоим верным поставщиком.
Не успел король разрешить (нет, разрешить-то он разрешил, успел, стало быть, но оборот уж больно понравился...), как увидел отряд. Тот самый, что им же был послан на поиск разбойников. Во главе процессии шли два фургона: один монастырский, другой же - волшебника. Следом, в отряде - о Боже! - Боп Докди! Купец, да и лекарь, куда-то исчезли. Король же, оставшись, дождался процессию: воин, сын воина... да и монашка... Несмотря на одежду, коя и издали, да и вблизи превращает красивую деву в бесформенное безвозрастное чучело, обе монашки казались прекрасными. Одна же - особенно. Король не смел заглянуть в её глаза.
"Эх, гербарий, гербарий", - подумал король, - "Как за цветами отправил я мага, так он и пришёл. С двумя розами. Намертво залитыми в слюду".
А повозки всё шли. Быстро, слишком быстро. Мгновение - и подойдут, поравняются и удалятся. Король же готов был вечно, но издали, не дерзнув приближаться, глядеть на Создание (