Цирк уехал. Пора определяться со всем, что осталось со смыслом жизни, с цветом волос, с формой трусов, с количеством мозгов и наличием любви... Вчера сломала зуб. Листала газету, пила чай с семечками и вдруг вижу в газете объявление:

"ЦИРК В ГОРОДЕ! В программе: Шмель с волосатой жопой! Старик разбивает хуем грецкие орехи! Всемирный потоп! Розовый альбинос на пирамиде без трико! Рушится ВСЁ! Альбинос исчезает."

На этом моменте сломался зуб.

Альбинос! вспомнила я, едва оправившись от болевого шока. В Африке существует поверье: альбиносы исчезают после смерти, как будто тают в воздухе. Ещё в детстве мне хотелось узнать наверняка, но влюблённый в меня альбинос Гарик эмигрировал с родителями в Афины. Оттуда он писал мне письма и обещал забрать. Я же, как дура, ломалась и не отвечала мне было непонятно, что особенного он увидел во мне? Потом Гарик умер у альбиносов повышен риск рака кожи.

Ночью приснился сон. Половина его сбылась, другую не успела досмотреть разболелся зуб. Если вы спросите, о чём был сон, я отвечу: "Меня обнимал альбинос."

Утром бегом к дантисту. В обед купила билет, выкрасила волосы. Вечером цирк зажигает огни!

Первое отделение начиналось под вздорные скрипки. На арену вылетел огромный шмель жирный, с волосатой жопой. Она летала по кругу и эротично шевелила тем местом, откуда периодически выскакивало жало.

Я даже прикинула: "Это ещё один орган чувств. Только шмель это, типа, рабочая особь. Он никого не ебёт и/или сам никому не даёт из эгоизма. Их матки и трутни трутся друг с другом где-нибудь подальше от человеческих глаз и никогда не показываются..."

И что же, спросила я себя, они никогда не вылазят? Никогда не вылетают?

На что мой мозг резонно ответил: "Да нахуя?" После этого нарисовалась картинка, как развалился жирный трутень, а ему говорят: "Ты бы слетал на свежий воздух." А он такой весь беспесды, папироской затягивается и отвечает: "Да нахуя?"

Фантастишен!

Тем временем, между мраморными болванами, придерживающими занавес, появился конферансье и объявил:

Наказание Мазепы за адюльтер! Жестоко наказан за наставление рогов законному, но престарелому шляхтичу!

В воздухе запахло свежими опилками. Вспыхнула цыганская музыка. Выскочили и забегали по кругу чубатые лошадки. Впереди на одной из них неудачливый любовник. Колючими ветвями исполосовано его тело. Сзади пристроились всадники-карлики. Самозабвенно растираясь щётками, они скакали на пони.

Следом на колёсах венценосная особа с рогами викингов. За ней нарезает круги запряжённый гроб с усатым покойником и воинами с лампасами по бокам. Погоня!

Вскоре бешеный галоп притормаживается, и на сцену выезжает хмурая всадница-клоун. На ней платье невесты с длинной фатой её конец плавно летит по воздуху на воздушных шарах. Снова всё мчится под грохот цыганских оркестров...

В конце концов остановка. Всадники вылезают из сёдел и исчезают за занавесом. Пони разбегаются между рядами зрителей. В центре арены остаётся всадница-клоун. Она скидывает фату и оказывается хмурым жирным старым хохлом в красных шароварах, скрывающих низкий рост и толстые ляжки.

Недовольные зрители свистят и скандируют:

На-ху...жыр-ную...пе-лотку! На-ху...жыр-ную...пе...

Конферансье поднимает вверх правую руку и демонстрирует публике грецкий орех.

Внимание, господа! Правильный вопрос.

Перекладывает орех в левую и кладёт перед хохлом.

Скажите, Иван Севастьянович. Когда была Полтавская битва?

Старик приспускает до колен шаровары, поднимает руками свой хуй и обрушивает его мощь на орех.
Хрясь!

Орех разбит вдребезги.

В восемнадцатом веке!

Конферансье кричит:
Блестяще!

Зал ревёт.

А не могли бы вы нам сказать поточнее, Иван Севастьянович? просит Конферансье.

Демонстрация нового ореха.
Хрясь!

Извольте в тысяча семьсот девятом году!
Прекрасно! А теперь назовите убитых, и поимённо.
Да заради бога!

Хрясь! Хрясь! Хрясь! Хрясь!..

...Через полчаса Старик называет имя последней жертвы и исчезает в тени распухшего члена за кулисами.

На арену выскакивают танцующие карлики и начинают собирать между рядами чубатых лошадок. Развращённые успехом у публики цирковые животные обижаются, когда им мало аплодируют.

Следующее представление "Иудейский фокусник". Конферансье объявляет:
Исцеление расслабленного! Праздник Иудейский! В Иерусалиме человек, находящийся в болезни тридцать восемь лет.

Из-под купола синим светящимся столбом льётся вода. На носилках выносят здорового перца, только в сраку расслабленного.
До того напраздновался, что его срубило в корень, и он прилёг проспаться, подумала я.

Ещё бы! Во рту говно, репа трещит! Видать, такие нравы были в Иерусалиме: расслабился проспись, а потом уж снова гуляй.

Появляется фокусник в царских одеждах. Вокруг него блудняк какой-то юродивые и блаженные шоркаются. И все ноют и клянчат:

Помоги, помоги нам, Фокусник! Вылечи нас, сволочь!

Я огляделась вокруг себя зрители смотрят на происходящее на арене с недоверием, сомневаются. Думают: вылечит или не вылечит, обосрётся или не обосрётся?

Фокусник замечает носилки, подходит к расслабленному, пинает ногой и спрашивает:
Ну... скока же тебе лет, расслабленный?

Тот:
Да тридцать восемь ужо.
А-а-а-а-а-а-а!!!! истошно вопит фокусник, вызывая в зрителях жалость. Стало быть, болеешь, да?
Да! оторопело отвечает мужик. Что за вопрос? Болею нах! Попей с моё, и сам околеешь.
А хочешь ли быть здоров?
А кто же не хочет?!

Фокусник сплёвывает на руки, смазывает ими уключины больного и спокойно говорит:
Ну дык, собирай свою постель и уёбывай отсюда! Ты здоров!

Расслабленный встаёт и уходит со сцены. Тут, конечно, половина зрителей заорала:
Чудо! Чудо! Расслабленный напрягся!

И вся шайка уродцев хором:
И нас лечи! И нас!

На что Фокусник так жёстко отвечает:
Я больше одного чуда в день не могу чудить. Но в следующий раз, так и быть, вылечу ещё кого-нибудь. Не ссыте!

Теперь уже все поверили таким мудрым словам и долго аплодируют...

После перерыва начинается второе отделение:

Полутьма на арене. Горит керосинка в драной лодке. В ней укуренные в тряпку несовершеннолетние. Грянули трубы. Зажёгся свет. Водопад стал золотым, а арена голубой, как море.

Проплыв на лодке несколько кругов, дети замечают такого же обдолбанного до синевы человека, идущего по морю. Посиневший приближается к ним. Дети пугаются. Но он им с достоинством говорит:
Это я, не бойсь!

В этот момент один из учеников подскакивает и кричит, указывая перстом в морскую даль:
Йопа! Уж не учитель ли наш по морю пиздует?

Учитель шёл по морскому дну на ходулях, а укуренным детям казалось, наверное, что по самой воде.

А што? подумалось и мне. - У нас под Питером именно такое море и есть мелкое, песочное. Можно хоть до Финляндии на ходулях пройти и ног не намочить. Крепкая маза! Но хули ученичкам-то надо?!

Ученички же, под действием наркоза, нахлобучились инфой и заорали:
Готично! Идёт ако по суху, сука! Чудо! Чудо! Ахуеть!

Так они и плыли кругами по морю и от этого чуда пёрлись. А когда стемнело, Учитель всех из лодки выгнал и каждого в море с головой окунул. А потом лучшее место в лодке занял и оттуда смотрит, что дальше будет.

Когда дети очухались от холодного душа, увидели Учителя как бы новыми глазами и спрашивают:
Учитель, ёпта! А ты как здесь оказался? Тебя ж не было в лодке!

А он им в ответ:
Що, обдолбались, попутались? Я же по морю пешочком ходил. Не видели что ли? Я вам ещё рукой махал.

Тут загремел гром, засверкали молнии, и из-под купола голубым светящимся столбом полилась вода. И всех на сцене воистину смыло.

Всемирный потоп! объявляет следующий номер Конферансье. Нарушается видимый покой жизни. Стройте лодки и стройте быстрее! Вижу воздымающуюся воду!

Из-за занавеса выплывают и мчатся одна за другой ладьи, запряжённые цирковыми дельфинами. В одной груда телевизоров, за ней гора ящиков с водкой, в третьей несущейся повозке голая баба пьёт горячий чай с семечками за столом, в четвёртой расположилась кровать с геем, к которому залез медведь.

Публика взрывается аплодисментами...
Фан! Фан!.. Обассачка!

Вода незаметно спадает, и в центре арены остаются несколько эквилибристов с шестами на пирамидах подвижных опор...

Длинные шесты-першы стоят вертикально на лбу. Эквилибристы роняют их, устраивая качели. Нижние меняются местами с верхними: первые балансируют перши, вторые держат за концы свободно провисающую ленту, а на ней вращается гимнаст... Это Альбинос! Волосы белые, как холодильник. Вращаясь, Альбинос раздевается. На головы зрителей из-под купола падают: кружевная накидка, трико и боксёрские трусики. Широко расставив ноги, гимнаст начинает вращаться на ленте... Стремительно и изящно!

Несмотря на яркое постановочное освещение, между ног вращающегося гимнаста ничего не видно. Видимо, утончённость номера и состояла в том, чтобы настолько возбудить чувство зрителей, чтобы каждый считал своей заслугой увидеть "что-нибудь"... Чтобы зрение стало чувством!

Снова появляется конферансье и объявляет:
Куда исчезла Атлантида? Смертельный номер! Каждый раз исполняется впервые!

Оглядывает публику и спрашивает:
Желающие? Кто хочет стать участником смертельного номера? Господа?!

Я смотрю вверх под потолок... Альбинос вращается на лентах, закреплённых между двумя шестами. Его руки обтянуты лентами, ноги врозь! Другие эквилибристы как апостолы-сподвижники внизу придерживают руками шесты Альбиноса. Руки его распростёрты. Вращение!.. Остановка! Вращение!.. Остановка!.. Я вижу розовые глаза Альбиноса.

Гарик! Это Гарик!.. Гарик не умер?! мелькает в голове неожиданная догадка. Он! Настойчивый взгляд при каждом обороте на меня. Оборот! Взгляд! Оборот! Взгляд! На меня! Гарик!

Желающие?.. кричит снова Конферансье. Господа?!
Я смотрю вверх. Гарик смотрит на меня. Оборот! Взгляд! Оборот! Взгляд!..

Гарик смотрит на меня... Я смотрю на Гарика. Зрачки его расширены в них циркулирует кровь. Я?.. Я?

Я плачу, как будто "кровь" Гарика омыла меня.

Желающие?
Я! кричу я. Я желающая!
Вы, мадемуазель?
Я!

Эквилибристы по сигналу Конферансье отпускают руки. Шесты запрыгали сами по себе... Гарик повис между ними, вращаясь и балансируя на лентах.

В таком случае, мадемуазель... Подкладывайте!

Конферансье кивает на большую кучу подготовленных опор. Я хватаю одну из них и подкладываю под шест.

Ещё! хохочет Конферансье. Подкладывайте ещё! Если гимнаст упадёт разобьёт мозги вдребезги.

Я хватаю новую опору и подкладываю под второй шест.

Ещё!

Начинаю метаться, как зверь, между шестами и кучей опор. Опора... Другая... Шесты подпрыгивают. Гарик балансирует... Я едва успеваю находить секунды, чтобы посмотреть вверх. Гарик вращается, как питон. Вихрь от вращения обвивает и обнимает меня.

Ещё! Подкладывай ещё! орут зрители.

Я подкладываю... Гарик вращается... Шесты балансируют... Я подкладываю...

Ещё! кричит Конферансье.
Ещё! Ещё! орут зрители.

Размытые пятна зрителей, кресел, продавцов мороженого на задних рядах всё это теряется. Я вижу только Гарика и вот-вот уверую, что Гарик это всё, что там есть.

...Белый питон вращается вокруг меня. Обвивает с ног до головы. Я смотрю по ту сторону глаз. Закрываю их, чтобы видеть. Нет! Чтобы чувствовать! И... больше уже не представляю себе, как могла жить, не соединяя способностей "смотреть" и "видеть". Гарик! Любимый!..

Я чувствую, что сознание теряет границу зрения. Погружаюсь в пульсирующий кокон. Никто ещё не мог поглотить меня сразу всю! Ещё! Ещё!.. Не могу больше терпеть. Разбухаю... Пылаю... И через мгновение вылетают пробки. Я забилась в пароксизме мощнейшего оргазма.

Ещё! зрители требуют и ликуют, пожирая глазами мои выделения. Ещё!

Они возбуждены, они танцуют, пляшут, вертят жопами и жалят меня, как шмели.

Ещё! Ещё!..

Гарик вращается. Баланс... Равновесие... Баланс... Равновесие... Ещё баланс... Ещё равновесие... И в какой-то момент теряет его. Пирамида начинает заваливаться на бок... Конферансье бросается за занавес, как испуганная крыса в нору. Эквилибристы кидаются за барьер и прячутся под скамейки. Рушатся перши. Рушится пирамида. РУШИТСЯ ВСЁ! Гарик летит вниз, как большой камень, опускается в море. И... ИСЧЕЗАЕТ.

Я стою одна, растерянно оглядываюсь по сторонам. В цирке гробовая ТИ-ШИ-НА!

Оппа-ана! выскакивает из-за занавеса сияющий Конферансье.
Оппа-ана! выпрыгивают из-под скамеек улыбающиеся Эквилибристы.
Оппа-ана! возвращаются на арену все участники циркового представления.

Спектакль завершается в полутьме под вздорные скрипки. Зрители забывают о недавних переживаниях и покидают зал, не обращая на меня никакого внимания.

...И снова из-под купола льётся вода, фыркают усталые дельфины. Грянули трубы. Заплясали цыганочку неосёдланные цирковые лошади. И понеслись по кругу Шмель и Карлики, по одному исчезая за занавесом. Цирк окончен. НИКТО НЕ ВИДИТ МЕНЯ!

Прощаются со зрителями Учитель и Ученики, Расслабленный, Фокусник, Мраморные болваны, Баба с чаем, Гей с Медведем, Клоун и Конферансье. Последними уходят с арены Эквилибристы. Один из них, правда, остановился и недолго оглядывался по сторонам, как будто искал кого-то. Но так никого и не увидел.
КТО ЖЕ ТЕПЕРЬ УВИДИТ МЕНЯ?