Целнаков Валерий Леонидович : другие произведения.

Обмен Телами

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Если кто-то читал у Марка Твена "ПРИНЦ И НИЩИЙ", то помнит, как состоялся обмен телами благородной особы и безродной. В моём романе обе особы вполне самодостаточны, одна видная столичная актриса, а другая успешная замужняя мамочка, рекламщица из Твери. И они очень похожи, находят друг друга случайно и после встречи на конспиративной квартире меняются ролями на несколько дней, пока у актрисы нет ни спектаклей, ни съёмок. Но кое что пошло не так и обратки не состоялось. Рекламщица стала привыкать к звездности, а звезду не оторвать от семьи рекламщицы. Она даже забеременела, чтобы концы обрезать. Дружить вот в таком положении - юдоль та ещё, но они дружили. И всё это в лихие 90-ые годы.
   ОБМЕН ТЕЛАМИ
  ПЕРСОНАЖИ
  1. Каминская Анна Николаевна - актриса, 36-38 лет
  2. Анна Неустроева - менеджер по рекламе, 35-36 лет
  3. Игорь - поклонник Каминской, около 40 лет
  4. Тимофеев Иван Алексеевич - начальник Анны, около 50-54 лет,
  5. Егор - сердечный приятель Анны Каминской, около 40 лет
  6. Валентина Игнатьева - телевизионная ведущая в Твери, около 32-34 лет
  7. Нина Агафонова - подруга Анны по школе в 10-ом классе, ровесница Каминской
  8. вахтёрша Кирилловна - в здании, где работает Анна, около 50 лет
  9. Семён и Виталий - командированные, танцевали в ночном клубе с Ниной и Анной, около 40 лет
  10. Якина и Ботова - актрисы московских театров, встречались с Анной Каминской на общественных мероприятиях, 35-38 лет
  11. Эдуард и Виктор - дежурные на автостоянке, где паркуется Каминская, Виктор - её шофёр на выездах, 35 лет
  12. Григорий Ефимович Сотников - геолог, работает преподавателем в Горной академии, около 70 лет
  13. Лёшка - приятель Григория Ефимовича по началу работы в геологии, старше него на четыре года
  14. Лена - невеста, а потом жена Лёшки, на 3-4 года моложе Григория Ефимовича, родила двоих детей, сначала дочь, через год сына, после отъезда в Углич родила в браке двоих сыновей, в т.ч. старшим Руслана Виальдина
  15. Татьяна Долева - актриса, близкая подруга Каминской, 32-34 года,
  16. Тамара - московская актриса, знакомая Каминской, 30-32 года,
  17. Максимилиан Максуэлл - театральный режиссёр из Англии, знаменит на Бродвее, за 50 лет
  18. Наталья - жена Максимилиана Максуэла, известная актриса, около 40 лет
  19. Анфиса Н. - актриса театра, около 33 лет
  20. Анастасия Виргиевская - актриса театра, подруга Каминской, 34-36 лет
  21. Лев Д., Никита Д, - актёры театра -35-38 лет
  22. Анатолий Геннадиевич Шелгунов - театральный режиссёр, ставит "Дядю Ваню" - около 50-54 лет
  23. Дмитрий Д. - партнёр Анны Каминской, около 40 лет, полож. типаж
  24. Никита Ж. - партнёр Анны Каминской, 38 лет, отрицательный типаж, ходок по бабам
  25. Жанна - парикмахер, студийка, дочь костюмерши в театре, 19 лет
  26. Инна Сергеевна, костюмерша - около 43-45 лет, мать Жанны, не замужем, аккуратная, бедная
  27. Володя, Сергей, Лев Н., Виктор Э., Эдик К., - актёры театра Каминской, от 28 до 45 лет
  28. Инна Виргиевская, сестра Насти В. - актриса другого театра, около 30-32 лет
  29. Кирилл, муж Анастасии Виргиевской, около 40 лет
  30. Лариса - актриса из театра Каминской, около 30-32 лет
  31. Антон - муж Инны В. - около -37-39 лет
  32. Рундштадт Абрам - продюсер сериала, где занята Каминская, около 50-54 лет
  33. Светлана - продавец в продмаге, заочница, экономист, "везёт" младшего брата и больную мать, 21-23 года
  34. Руслан Виальдин, литератор, драматург, сердечный друг и любовник Каминской, около 43-45 лет
  35. Владимир Алексеевич Сугдин - режиссёр, ставит "Джулию Форнезе" в труппе Каминской - около 54-58 лет
  36. Николай Неустроев, муж Анны -39 лет, Ирина, дочь Анны и Николая - 13-14 лет, Максим,-10-11 лет, сын Анны и Николая
  37. Петр Глухов, поклонник Каминской, около 27-29 лет, пишет стихи, романсы, поёт
  38. Стенли Кречмет - американский режиссёр, постановщик проекта "Доктор Живаго", около 45 лет, охотник до женщин
  39. Мастер-парикмахер Дина с остреньким язычком и умелыми руками, работает там же, где и Жанна, около 30 лет
  40. Войтин Владимир Андреевич - ВАВ, влиятельный и властный человек, покровитель Каминской, около 50-54 лет, невысокий, стройный, худощавый, в смокинге
  41. Игроки в преферанс и их музы: брюнет с тонкими чертами Марат, его подруга - блондинка Нонна, интеллигентный по внешней фактуре Андрей, его муза - яркая брюнетка, Алиса, стройный и самый молодой высокий и плотный Константин, его муза - слегка развинченная блондинка Лиза. Все от 30 до 40 лет
  42. Джек Ромни - продюсер фильма "Живаго", около 45-50 лет
  43. Евгений Ильич Абашин, постановщик сериала с Каминской, мастер кино, около 55-58 лет
  44. Нэлли, подруга, муза и ассистентка Абашина, красивая, классически умная и продвинутая, 25-27 лет
  45. Борис Веретенников - начальник одного из отделов на ЦТ, около 45 лет, поклонник и отставленный любовник Каминской
  46. Надя Лефортова - актриса, дублёр Каминской, 31-33 года
  47. Оксана, дочь Лефортовой, играет на фортепиано, 8 лет, бабушка Оксаны - около 50 лет, интересная женщина, прабабушка Оксаны около 70 лет, тоже моложава и интересна, обе заняты в автомобилестроении, инженеры
  48. Сергей Живнов - актёр, партнёр Лефортовой, около лет 36-39 (Венедетто по роли), положит. типаж
  49. Володя Никишин - актёр, любовник и партнёр Лефортовой, около 33-35 лет, кардинал по роли, имеет сносный "Мерседес"
  50. Башвин, актёр - партнёр Каминской-Анны по сериалу, секс-символ, около 36-40 лет
  51. Семья Татьяны Долевой: бабушка по материнской линии, актриса; ещё одна яркая женщина, мне не была знакома, а третья - её мать, видная критикесса театральной жизни, один пожилой мужчина очень походил на отца, а другого я вычислила, как мужа.
  
  
   ОГЛАВЛЕНИЕ
   ТОМ 1 НАЧАЛО ИГРЫ
  
  1 СТРАХ НЕИЗВЕСТНОСТИ И СЛАДОСТЬ ПОЗНАНИЯ
  Встреча на перекрёстке 1
  Чаепитие Игоря с Неустроевой 5
  Глубокая разведка 7
  Праймериз на ТВ 12
  Генеральная репетиция 19
  Накануне обмена 27
  Обмен. Общая диспозиция 30
  День первый - Сотников 36
  Ночной визитёр, мастер-класс 41
  Дядя Ваня, Антигона и прочие 49
  Момент истины для новой Каминской 59
  Новая Каминская - освоение территории 65
  Внутреннее обустройство, Татьяна, Настя, Жанна 78
  Файруза - день рождения 80
  2 ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ ЛУЧШЕ
  Кармен-сюита, примирение с Настей 98
  Новая Каминская - углубление в образ 114
  Ресторанный бизнес, Лара Антипина 119
  Молодая подруга Каминской, Войтин 130
  Испытание поклонников. 155
  Компьютерные расследования и возвращение домой 159
  Три ведьмы 178
  3 ТВОРЧЕСТВО ВЕНЧАЕТ ВСЁ
  Фанклуб 183
  Первые плоды: ТВ и кино 194
  Итоги расследования 199
  Стокгольм 205
  Абашин и Нэлли 211
  Гражданский брак святой троицы 227
  
  ТОМ 2 У ПРОФИ ПАУЗ НЕ БЫВАЕТ
  
  4 ИМИДЖ КАМИНСКОЙ ОТ НЕУСТРОЕВОЙ
  Две ведьмы и Дима Д. 237
  Нина 246
  Театрально-киношные будни 257
  Последние штрихи "Дяди Вани" 268
  День рождения в блочном доме 281
  Неожиданная развязка 293
  Милан и "Три сестры" 308
  5 У СОВЕРШЕНСТВА НЕТ ПРЕДЕЛА
  Абашин, Войтин и Каминская 317
  Долгожданные премьеры 345
  Стрингер 363
  Ещё раз в Твери, история Игоря 379
  Дела семейные, мать Руслана и Сотников 399
  6 СПОКОЙНОЙ ЖИЗНИ НЕ БУДЕТ
  Бал-маскарад 406
  Большие неприятности 421
  
  
   Встреча на перекрёстке
  
  ...Меня что-то становило на лету, не давая опомниться и осознать, как, что и почему я это делаю, сердце и чувства вдруг оторвались от сознания и отказались подчиняться здравому смыслу, они стали упрямыми и неуправляемыми и это меня застало врасплох. Я не успела опомниться, как выложила и своё имя, и чем занимаюсь, и что литературу читаю не только женскую, и что слышала кое-что про Элюара и Пруса...
  ...Он увидел меня ещё на подходе к перекрёстку, я позже отметила внимание к себе и краем глаза оценила его крепкую фигуру. Мужчина был хорошего роста, поджарый, возраст около сорока и одет, как типичный яппи, даже с некоторым шармом - не обратить внимания на него нормальная женщина просто не смогла. Он следил за мной и ждал на другой стороне улицы, что-то в нём завораживало и манило, я растерялась, как первоклассница и почувствовала, что устоять перед его ироничной улыбкой просто не смогу. Единственным достойным ответом от меня могла быть только демонстрация достойного собственного шага на тот край моей жизни. Я умею делать это с выдержкой стука каблучков до ритма классного хронометра и создавать впечатление, сходное с тем, что бывает от классного ударника из убойной группы. Сейчас для меня просто необходимо - подойти так, чтобы растерзать иронию его глаз отпадным шоком от цоканья металлических набоек, моей фигуры и пластики.
  Он спокойно ждал, когда я перейду улицу. И улыбался. Откровенно и призывно! Я не выдержала и улыбнулась в ответ: он был прост, ничего такого, чего могла бы опасаться женщина, в нём не было...
  Когда я подошла, то отметила, что своего добилась и он попался. Остальное было не так важно.
  Дальше пошла запредельная и фантастическая карусель, в которой мне досталась роль подчинённая и почти без слов, а только с кивками и односложными "Да!" и "Нет!". Как он это сделал?! С ума сойти! Он сравнил меня с Анной Каминской, только моя фигура, (зрительно, разумеется!), чу-уть-чу-уть потоньше и по-и-зя-щней (!), а черты лица, разрез глаз такие же (!), губы и линия подбородка - тоже. А очарование, когда я отбивала ритм каблучками и несла своё тело через дорогу, так и вообще - не отличить! Я как вдохнула, так и не смогла выдохнуть, пока слушала губительные для ушей любой женщины словесные Гималаи. Но и это оказалось не всё! Грудь, плечи и линия бёдер у нас были тоже одинаковыми, но, при равноценной и ясно выраженной зрелости и великолепии моей и её фигуры, я кажусь зна-чи-тель-но (!) моложе. Тут меня можно брать голыми руками и вить не только верёвки, но и продолжать вышивать, что угодно и уже моими собственными руками. Далее он упомянул кое-что из внешних черт, а потом коснулся признаков более интимного характера и опять ни разу не промахнулся. После всего, а сказано это было очень веско и убедительно, я была в шоке - такого быть не могло!...
  Я видела его впервые, иначе бы приметила: лицо и фигура неординарные. Я представляю, какой растерянной и глупенькой девочкой выглядела в ту минуту, но он не дал и секунды в передышку, добавив:
  - Откуда я это знаю? Вы это хотели спросить, ведь так?
  Меня хватило только на то, чтобы затравленно посмотреть в его глаза, убедиться, что всё это не сон, а потом молча и обречённо кивнуть. Он подумал, с чего начать, вопрос нешуточный и я боялась, что он вообще отделается общими словами, но этого не случилось - воевать, так воевать, он окинул меня взглядом, уже цепким и сосредоточенным, и стал объяснять:
  • - Для сравнения возьмём вещи простые и от них перейдём к более глубоким и неочевидным: в некотором ракурсе, и, особенно, по походке, вы удивительно похожи на Анну, а про неё я знаю всё! Она моя любимая актриса ещё с тех пор, когда только-только начинала, согласитесь, срок очень даже немалый...
  Мы стояли на тротуаре близ проезжей части, вокруг сновали прохожие, кто-то обходил с безразличием, кто-то с любопытством, рассматривая и оглядываясь, но я была, как заворожённая и ничего не замечала. Про меня рассказывали такое, что для приличия следовало хотя бы покраснеть, возможно, после этого поток слов слегка бы и приутих, а взгляд смягчился. Но мне хотелось слушать и слышать это ещё и ещё и я не перебивала и со всей подсознательной стервозностью молодой, но уже прошедшей многое женщины, подыгрывала незнакомцу.
  Я знала Анну Каминскую, в её театре бывала часто и могла судить о том, какова она в натуральную величину без киношных фокусов - действительно выделялась даже на фоне зрелой игры своих коллег какой-то неординарностью. Она могла вытащить совершенную ерунду и несерьёзность конфликта, невыразительность и поверхностность характера, придав им живые черты и интригующие акценты, и поставить свою пустенькую героиню в один ряд с хорошо прописанным глубоким характером. Она могла играть и в ансамбле, но часто и сама по себе, дистанцируясь от труппы.
  Мне Каминская тоже нравилась не только как актриса, но и чисто по-женски, внешне, по некоторым признаками, одной лишь мне заметным, я видела в ней затейливость в актёрских качествах, так желанных в наше суетное время одинаковости всех и во всём. Некоторое наше внешнее сходство я и раньше отмечала, но никак не могла подумать, что его так много. А впрочем, даже, если это и не совсем так, подумалось мне, пускай говорит приятные и шокирующие вещи - это не заурядное приставание, да и на вульгарное уличное знакомство, не походило также.
  В конце концов мы обменялись телефонами и он пообещал показать свою библиотеку о Каминской. Я втайне надеялась, что, расставшись с ним, избавлюсь от давления на свою, затрепетавшую будто в юности, натуру, приду в себя, а там и придумаю что-нибудь. Но глубоко ошибалась. Он меня соблазнял, не соблазняя, мне самой хотелось узнать, что же у него было с Анной и почему он знает всё. Женское чутьё подсказывало, что вряд ли у них всё ограничилось шапочным знакомством. В том, что он с ней знаком лично, я теперь не сомневалась и мне хотелось заглянуть туда, где он её узнал, поглубже. Я уже давно не молоденькая девушка, но это было сильнее меня - я не могла дождаться его звонка и он не заставил себя ждать.
  Он позвонил и мы договорились о встрече в обеденный перерыв в ближайшем к моему офису кафе. Он пришёл с поляроидом и большой папкой для бумаг. Мы устроились в уголочке и наше настоящее знакомство состоялось. Его звали Игорем, а я представилась Анной.
  • - Вас в самом деле так зовут? Вы не шутите? - поднял брови Игорь. Я была в типично женском нервическом ожидании чего-то этакого и в ответ смогла только кивнуть. Пока готовили заказ, он велел не напрягаться и быть, как дома, сделал несколько снимков поляроидом, тщательно выбирая ракурсы и потом выложил их на стол в один ряд, а в другой поместил фотографии Каминской из фильмов и спектаклей. Когда они проявились, я была поражена нашим сходством. Хоть и понимала, что это только игра света и тени, но удивления скрыть не могла. Я не могла понять, почему он, совершенно посторонний, увидел это сходство, а я, как бы её двойник, даже не задумалась и спросила об этом. Он не стал интриговать и выложил ещё несколько снимков, где она была совершенно непохожей на саму себя, а на меня - тем более.
  • - Анна очень умная, интеллигентная актриса, тонко чувствующая свою суть и высшее женское предназначение. Вживаясь в роль, она меняет не только внешний рисунок лица, но и как бы меняется внутренне сама, в ней зажигается что-то присущее создаваемому новому образу и выражение глаз, их разрез, изгиб губ и пластика движений преобразуют всё её существо и она с равным успехом может выглядеть как избалованной и вздорной примадонной, так и смиренной забитой монашенкой из богом забытого монастыря. Такие в былые века почитались за ведьм - они преображались на глазах у публики так быстро, что в сообщниках могла быть только нечистая сила. Если вы бывали на её спектаклях, то почувствовали колдовство этой актрисы. В кино это особенно заметно, там крупные планы позволяют увидеть то, что и в бинокль не рассмотришь. Однако есть у неё роли, где, при всём при том, даже в дальнем сходстве вас не заподозришь.
  • Я смотрела на все эти снимки, как зачарованная, забыв про обед, остывающий на столе, работу, ждущую моего ума и прилежания, семью, дом и кошек, с голодными глазами поджидающими моего возвращения, близкого человека, который обещал кое-что мне именно сегодня и многое-многое другое. Игорь был как факир, достающий кролика из рукава у молодой и очаровательной ассистентки. Он достал ещё один большой конверт, но отложил в сторону и сказал:
  • - Давайте съедим этот гуляш и салат: они того стоят, а за кофе я вам покажу кое - что ещё!
  • И я тут же послушно уткнулась в тарелку, хотя меня так и подмывало взглянуть, что же в конверте. Я не стала ковырять вилкой, демонстрируя светскую утончённость и аристократические манеры, а очень оперативно расправилась со всем, что было на столе, даже не заметив вкуса, и приготовилась к продолжению.
  Кофе ещё не принесли, но Игорь не стал томить и подал пакет. Он положил свою руку поверх моей и спросил:
  • - Что там может быть, попробуйте угадать, это тесно связано с тем, что мы обсуждали!
  Что я могла сказать? - Да ничего! Способности мыслить меня спешно покинули, его тёплая ладонь ввергла в неведомый транс и я беспомощно взглянула на Игоря. Он не сжалился надо мной, нет, а просто распечатал пакет и дал возможность остальное проделать самой, внимательно следя за каждым моим движением. Мне было приятно его внимание, открытый и удивительно добрый взгляд, проникающий в самую мою глубину.
  Я вынула большую пачку цветных фотографий, переведенных на цифровой компьютерный формат и отпечатанных на отличном принтере. Их оказалось очень много и на них Анна была в основном в бытовой или интимной обстановке - и домашние снимки, и пикники на даче, где-то в офисах, в питейных заведениях, на улице и вообще - очень богатая и тщательно подобранная хроника жизни яркой творческой личности. Камере доставляло удовольствие фиксировать её жизнь, секунду за секундой и делиться этим удовольствием с другими. У меня глаза разбежались от такого богатства, она казалась непосредственной, мне представилось, что у неё весьма и весьма ранимая душа, которая так и не обросла защитной коростой. И ещё, глядя на снимки, где камера уловила выражение её глаз, поймала себя на том, что мне знакомы и понятны её мысли и ощущения. Я к ним присмотрелась внимательнее, что-то в них было, что?
  Когда принесли кофе, я уже многое просмотрела и кроме удовольствия ощутила некоторое неудобство, будто подглядывала в замочную скважину. На снимках широкой полосой раскрывалась повседневная жизнь женщины во всех её подробностях, мне почему-то показалось - это её личное поле, где чужой взгляд не уместен. Я отодвинула их от себя и задумалась. Он ждал.
  • - Зачем вы это показали?
  • - А что?
  • - Снимки интимные и очень личные, это глубже, чем семейный альбом, я будто подглядываю за ней исподтишка. Есть ли у меня такое право? Может быть, у вас оно и есть, а вот у меня - вряд ли!
  • - Не стоит об этом, их распространяет её фан-клуб, Каминская всё это и отдала им сама, она с ними дружит, от папарацци тут ничего нет.
  • - Есть, оказывается, и такой! - подумала я. Между тем, он продолжил рассказ.
  • - Я тоже состою в нём, поэтому они у меня и есть. Хотите знать, что мне пришло в голову, глядя на вашу реакцию? - Я кивнула. - В чём-то она напоминает Каминскую, вы примерно одинаково смущаетесь, удивляетесь, очень похож переход от удивления к восторгу, так же приподнимается бровь при недоумении, так же приоткрываются губы, когда чувство глубоко и интимно, так же раздуваются ноздри, когда что-то возмущает, вы даже пахнете с известной мере одинаково, хотя поставщики парфюма явно разные! Я думаю, ваши внешние черты кроме обычных совпадений имеют какие-то общие корни на уровне хромосом. То есть, все наши внешние данные являются функцией от чего-то более глубинного, генетического и они, как ответвления корневой системы, при поисках связи приводят к нашим истокам. Совпадения в этом плане бывают либо во всём, либо их просто нет. И потом, я по выражению глаз немножко различаю женщин умных и глупеньких. У Вас очень выразительные глаза, в них есть всё, но вы не актриса и поэтому они выдают, лукавить они не научились. Вы с нею не просто внешне похожи, я думаю, что вы так же ярки и неординарны и уж не менее талантливы, чем ваша знаменитая тёзка. Только ваша жизнь сложилась иначе и то, что у Каминской выразилось в артистизме, у вас, вероятно, нашло другое применение.
   Кофе мы допивали быстро и молча. Он меня ещё и озадачил. Игорь предложил в нашем сходстве разобраться системно и последовательно. Я не столько понимала, сколько чувствовала, что приняв его условия, многое придётся изменить и в себе и вокруг себя, о чём Игорь откровенно и доброжелательно предупредил. Я обещала всё взвесить и обдумать, но для себя решение было уже принято, раз и навсегда. Это было очень важное решение и для меня оно значило в эти минуты более всего остального. Но ему об этом знать необязательно! Да и никто не должен даже догадываться об этом! - Вот, так-то! - удивилась я собственным мыслям.
  - Ничем-то она, моя знаменитая тёзка, не была лучше меня, - вот что я решила, просмотрев многочисленные фотографии. Выражение лица этой дамы не свидетельствовало об отличиях в интеллекте, поведение в бытовых ситуациях тоже не впечатляло. Я видела её недостатки и знала их корни, но у неё было то, чего я не имела: возможности распоряжаться собой так, как заблагорассудится, а не следовать выбранному кем-то для тебя жребию и обстоятельствам. Что ни говори, а хозяином своей судьбы я бывала далеко не всегда: меня водили на поводке все - и дом, и муж, и дети, и работа, и уйма других мелочей, ничтожных по сути, но спеленавших меня по рукам и ногам. Я в этом редко даже себе самой признаюсь, но сегодня была именно такая минута и я честно сказала, что перестану себя уважать, если не сломаю привычную карту судьбы. Я ещё не знала, как я это случится, но движение уже началось и теперь оно казалось необратимым. Единственное, что меня смущало, так это боязнь не наворотить лишнего по неумению. Мне предстояло разобраться с этим в ближайшее время.
  Мы тепло расстались с Игорем и пообещали друг другу не навредить тому, что могло бы быть, но пока не родилось.
  День на службе прошёл на подъёме, я почувствовала, что в моей жизни не всё потеряно и осознание этого придало особое настроение и силы. К ним добавились терпение и мудрость - странно, с чего бы? Мой начальник, Иван Алексеевич Тимофеев, заметил это первым, когда я улыбнулась на его уже привычную ненормативную фразу. Обычно я морщилась, а теперь вдруг отчетливо и во всех деталях увидела и поняла повод и причину, по которым он не стал сдерживаться - я всё ему простила, покачала головой и доброжелательно улыбнулась. Приятно сделать это ему, заслуженному мужику, который всего добился сам, через всё прошёл собственными ножками, которого измучила ревнивая и глуповатая жена, капризные и вздорные дети, они пользовались им, как заурядной дармовщиной, данностью от бога и совершенно бесплатно. Тимофеев по большому счёту честен и бескомпромиссен, хоть и бывал порой резковат, но мне с ним было проще, чем с его предшественником, интеллигентным занудой и трусом по жизни.
  Я приготовила на подпись бумаги по последнему нашему проекту и кратко изложила значимость и актуальность каждого документа. Он подробно расспросил меня по всем пунктам, узнал, как это лучше провести, чтобы не тормозили в инстанциях и не одолели проверками. Я откровенно призналась, что неприятностей не миновать и лучше на них не зацикливаться, проглотить это побыстрее, пусть думают, что мы лохи из Костомарово, и спрос с нас соответствующий. У других ходоков с аналогичными делами, я знала их состояние из первоисточников, тоже не всё гладко, если же при прохождении наших документов мы не будем настаивать на исключительности, то в суете и текучке они ничего криминального не заметят, подпишут и разрешат наш самостоятельный марафон, а потом нас уже и не догнать и не смять.
  Шеф не торопился, он вообще не склонен к тараканьим бегам и расспросил обо всех подводных камнях подробно. Не все сплетни, но кое-что я знала и в общих чертах ознакомила с состоянием на этом фронте. Мы проговорили детально обо всём и вскоре решили, что атаковать надо сейчас. Я говорю - мы, потому что сегодня моё мнение в этом решении было определяющим, такое бывало нечасто и я мысленно торжествовала.
  Он предложил задержаться, выглянул в приёмную, рыкнул на секретаршу и захлопнул дверь, такого он со мной не позволял никогда. Потом достал из шкафчика бутылку водки себе, для меня графинчик с ликёром и блюдо с дорогими конфетами, такие в советские времена продавали в валютных магазинах. Мы слегка расслабились и затем я ушла, главное дело последнего месяца завершено, ничего нового начинать уже нет смысла, настроение у меня было прекрасным, хотелось чего-то особенного и я позвонила Егору.
  Он оказался на месте и тут же приступил к обихаживанию. Это мой давний знакомый, который как-то незаметно стал и любовником, заботливым и чутким. Я могла рассказать ему всё, не требуя ни понимания, ни, хотя бы, сочувствия: хватало просто разгрузиться. Ему не надо ничего придумывать, он так устроен - быть подушкой, копилкой, а ещё очень умел и чуток в постели и так ловко уводил меня ото всего, что я не успевала опомниться, как уже порывисто и напряжённо дышала и ловила себя на невоздержанности. Да и как удержаться, когда рядом милый и затейливый мужчина, я с ним никогда не расставалась на нотке неудовлетворения - обычно бывала либо пресыщена, либо до жути расслаблена и умиротворена. Он уловил моё настроение и предложил встретиться, намечалась пауза. Что-то в голосе Егора меня не устроило и я всё-таки отказалась. Положив трубку, я задумалась - раньше он всегда убеждал, а теперь даже не попытался, почему? То ли я была сегодня другой и он не стал тратить силы понапрасну, то ли уже пресытился и не находил прежнего очарования.
  Мысли вернулись к Игорю и его истории с Анной. Он заронил жажду понимания. Кого-то другого, мне незнакомого. Вот так-то! Но я ещё была не готова к переменам и нырнула в семейную жизнь, которая съедала меня всю и не давала ни минуты на то, чтобы осмотреться и одуматься.
  И дети, и муж, и кошки, цветы, и хозяйство были моей болью и отдушиной - дома я могла забыть о том, что я представитель цивилизованного сообщества. Здесь мне положено заботиться обо всех и не надеяться, что кто-то вспомнит обо мне. Но они - это моя семья. Они все были моими детьми и я понимала, что им меня очень не хватает: нет в мире гармонии без материнской, всё обволакивающей и смягчающей, любви. Нет, это не крест мой и не голгофа - моя семейная жизнь. В ней самоутверждение и ещё что-то, что возвышало в своих собственных глазах. Если бы не семья, я бы ничего не достигла и была, как серая невостребованная мышка. Однако у меня было иначе - и мне нравились, и я нравилась, и семья в моём расцвете сыграла немаловажную роль. Мой дом - это моя крепость и туда посторонние не вхожи.
  Так мне казалось тогда.
  
   Чаепитие у Неустроевой
  
  Через несколько дней я позвонила Игорю и предложила зайти после работы. Я выпроводила своих любопытных дамочек по домам и магазинам и приготовилась к его приходу. Он не опоздал и я предложила начать с кофе. Он пристроился к печенью и конфетам россыпью из остатков дневных чаепитий. Кофе получился вполне приличным, атмосфера - неторопливой и размеренной, беседа - чинной, лёгкой и поверхностной. В воздухе же незримо витало напряжение и опасная раскованность. Если бы существовал такой прибор, то он уловил бы эту напряжённость и стрелку на нём зашкаливало бы. Игорь весь подобрался и исподволь попытался угадать цель беседы до того, как она примет необратимый характер. Он и не предполагал, чем может обернуться случайная уличная атака на тигрицу, задремавшую было на солнце.
  На столе оказалась новая папка с эксклюзивными материалами о Каминской и мы стали рассматривать её не спеша, с комментариями Игоря. Пока он говорил, показывал и увязывал наблюдения, факты и даты, я последовательно выстраивала в себе собственную линию, возвращаясь назад и опять продвигаясь вперёд по еле заметной тропе некоей мысли. Я в общих чертах уже представляла себе, что мне надо и как этого достичь, но без точных фаз, и привязанных к местам и датам событий - пока просто прожект. Я понимала, что для осознания и реализации замысла необходимо перелопатить и усвоить весь материал о Каминской и сказала Игорю:
  • - Ты бы не мог на время оставить эту папочку мне, чтобы, не торопясь, разобраться в деталях, прочувствовать их, - и добавила уже для себя, мысленно. - И потом, мне интересно, как ты на основе знаний об одной женщине сумел так основательно и глубоко смутить другую?
  Он будто ждал:
  • - С удовольствием, а впридачу компакт-диск с текстами и фотографиями, можешь делать с ними, что угодно: они твои! Не часто бывает, чтобы двойник не нервничал, будто его выставили голым на обозрение, а хочет разобраться с оригиналом. Он немного помолчал, потом добавил уже другим тоном:
  • - Только чую, ты задумала что-то посерьёзнее, нежели разглядывание белья и интимных знаков знаменитости. Я прав?
  Я внимательно его осмотрела, он был как бы наготове, чего - то ждал: то ли каверзы, то ли сюрприза, привычных искорок в глазах уже не было, они казались слегка растерянными и говорили о внутреннем дискомфорте. Я ему подыграла. То есть, вторгалась во что-то запретное. О-ч-е-нь интересно!
  Я подобрала коготки и тоном соседа, много лет знакомого по подъезду, спросила:
  • - Немножко спиртного не помешает?
  Он кивнул и я из запасников достала то, что берегла на крайний случай, теперь был как раз он. Когда напряжение и скованность первых минут миновали, я попросила рассказать историю поподробнее. Немногие из мужчин могут себе позволить такое - быть ценителем, а не собирателем этикеток. То, что он соображает и знает предостаточно, мне представлялось очевидным и это заслуживало особого внимания и деликатного отношения.
  Для него её творческая и женская ауры совпали, он попал в пелену женского обаяния и стал её поклонником. Каминская того стоила, но я женщина и видела то, чего он не замечал: песчинок одиночества и безысходности в глазах - она по своей жизненной роли была обречена нести этот крест. И даже в любовных объятиях она чувствует себя незащищённой и одинокой. Это обличается извинительностью во взгляде, дистанцированностью и подчёркнутой уверенностью в себе. Её показная стервозность лишь прикрывала эти незащищённые флюиды от глаз неискушённых и поверхностных, видел он их или нет, меня пока не интересовало, всё это потом, потом, как нибудь. На многих фотографиях отмечались вещи, которых я бы обнажать не стала, но она об этом даже не задумалась: настолько была погружена в себя. Всё это я в своё время проходила, надеюсь, что многие женщины тоже.
  • - Игорь, - сказала я, почувствовав удобную минуту, - ты не пробовал рассмотреть её день, во всех подробностях, скажем, с момента пробуждения и до того, как уснёт?
  Он так и не ответил, обеими руками вращая бокал с вином и пытаясь найти нужные слова. Это для него было слишком личным, чтобы так просто выложить кому-то. Такое для любой женщины в мужчине очевидно.
  - Пусть молчит сколько угодно, только бы не свалился в прописи, - говорила я себе, глядя на замкнувшегося Игоря.
  • - Любой памятник принадлежит всем сразу и никому в отдельности, так вот и с ней. Мне всегда хотелось считать, что у неё нет личной жизни, - наконец выдохнул он и медленно покатился по тропе откровенности, - привязанностей и неприятий, друзей, любовников и приживал. Я выделял эту часть её естества в отдельное производство и отставлял в сторону. Не это суть её натуры и не с неё начинается Анна Каминская. Хотя всё это, конечно же, есть. Обо всём рутинном, что её окружает, ей принадлежит, я особенно не задумывался: на мой взгляд - это данность и её надо принимать или не принимать, а взвешивать или обсуждать особенности характера, привязанностей и антипатий вряд - ли стоит.
  Он сейчас был в роли художника - портретиста, который только фиксирует черты, созданные кем-то другим. Правда, он мог назвать детали, которые мало чего добавляли к оригиналу и совершенно его не раскрывали. Он не отвечал на главный вопрос: - Почему она сделала так? Почему не иначе?
  Я сказала Игорю:
  • - Рациональность и детерминизм - это альфа и омега мужского мышления, как ты можешь судить о женщине, не зная причин шагов и поступков? Поняв это, избавляешься от раздумий по поводу якобы спонтанных и немотивированных действий. Почему тебе не пришло в голову поразмыслить над тем, что именно для женщины является главным раздражителем и источником её рефлексии?
  • - О чём ты? Она же не любовница или особа, приближённая к этой роли, нет, это совсем другое - это образ... нет, не то, это символ, который витает где-то на горизонте и никогда не приближается, как бы я к нему не стремился!
  • - Ты выбрал такую участь - быть вдали и не видеть деталей, но стоит приблизиться и увидишь, что она существо живое и дышащее, бывают перебои с дыханием, попадают пылинки в глаз, нравится носить юбку и терпеть не может брючную пару, закончилась любимая помада, а новая не так ложится и не даёт былой уверенности в себе. И потом - она женщина! Иногда ей не хочется кого-то видеть, но не может избавиться от постылого общества и так далее. Женщина очень зависима. Если она устраивает себе свободу и независимость, то в результате многого лишается - это неизбежная плата. Иногда простая мелочь может надолго выбить из колеи. Ей ежедневно и ежеминутно нужно где-то черпать поддержку, чтобы выплыть. Давай исследуем уравнение, женщина - это функция бытовых раздражителей. И начнём с утреннего пробуждения. Ты готов?
  • - С такой женщиной, в таком месте - даже математикой! - он потряс головой и добавил. - Кому скажу - не поверят! Может ещё выпьем, а то как-то не так!
  • - Неуютно? - спросила я и он кивнул.- Что ж, разливай!
  • Мы добавили, хорошо добавили и у нас пошло, я видела, что он уже готов ко всему.
  Начали с того, что, умываясь, я обнаружила новую складку на том месте, которое моему мужчине служило источником восторга. Оно его притягивало, он знал и чувствовал каждую клеточку этого местечка, нежил и холил, оно манило и чаровало, он вдыхал едва уловимый запах оттуда и выделял из букета других и он не может не заметить изменения не в лучшую сторону. Я помнила наше обоюдное томление от взаимных касаний рядышком. И вот она - злополучная складка, она совсем ни к чему, я не хотела, чтобы ласки стали дежурными, я уже представляла, как поднимутся его брови, увидав это безобразие и, чтобы не сделать мне больно, скользнут дальше. Годы идут, они безжалостны и я стала увядать. Я присмотрелась к себе, выискивая признаки старения.
  О боже! Они налицо и мне вдруг открылось, почему вчера всё было не так и почему он не удерживал меня, не стал проверять деталей моей упаковки, как прежде и это всегда кончалось тем, что опять приходилось приводить в порядок и дыхание и одежду, ликвидировать последствия страстных и нежных, трепетных и ласковых, требовательных и доверительных касаний и объятий.
  Настроение испорчено, хотя умом я понимала, что чувства ещё глубоки и от меня нужно не только тело, он любил говорить со мной, делиться мыслями и надеждами, нас тянуло дышать друг другом и, если не виделись долго, стремились наверстать упущенное, я же ещё и смотрела - не была ли эта пауза прологом к чему-то, что заявит о себе позже.
  У меня сегодня должен быть важный разговор с продюсером о важном проекте и уверенность была ой как необходима. Но она, подлая, куда-то улетучилась и я, собрав последние резервы, заставила себя забыть и наплевать на дурное состояние и висельное предчувствие и на остатках самолюбия и вредности характера завершила макияж: теперь я понимала, что всё пошло кувырком и знаковость этой складки очень символична - удача от меня отвернулась, было от чего придти в уныние.
  • Ну, что - достаточно про детальку?
  • До этого он следил за мной, изучая, теперь же отвернулся в сторону и переваривал мнимые страхи, потом вновь посмотрел на меня и спросил:
  • - А такое бывает со всеми женщинами или только с продвинутыми? - я чувствовала, он сравнивал меня с ней, с Каминской, и сейчас как бы отмечал наши сходство и различия по отдельным пунктам. И я ему подыграла, чуть-чуть подставившись и заманивая в сети, где могла разбираться с по собственному усмотрению.
  • - Так устроена любая и основы нашей рефлексии чаще имеют именно такую природу, хотя в этом редко кто признается даже себе - я с тобой доверительна потому, что и ты открылся. Женщина вообще существо очень отзывчивое! И потом, я не особенно страдаю от женских комплексов, частично излечилась. Но в остальном - я, как и все.
  • Он с уважением посмотрел на меня, ничего не сказал и не полез с банальностями, прочувствовал ситуацию и заработал свой первый балл. Теперь он был уже на моей территории и я успокоилась за безопасность пользования неожиданным трофеем.
  • - Ну, что ж, - сказал Игорь, - раз мы так далеко забрались, могу поделиться маленьким секретом о вашем сходстве, хотите?
  • - Разумеется! - тут же ответила я. Он взял несколько пар фотографий, моих и Каминской и разложил мои в верхний, а её в нижний ряд. Затем достал несколько мягких грифелей и у меня на глазах из меня сделал Каминскую, а из неё Неустроеву, то есть меня. Карандаш хорошо был виден на фото и я прозрела. Преобразование было неуловимым и точным и заметить сходство, как это сделал на ходу Игорь, мог только тот, кто свободно чувствовал себя в таких метаморфозах. То есть рисовал ей брови, оттенял глаза и прочее. Спросить его об этом я не решилась, но уважения к нему прибавилось ощутимо. Эти эскизные наброски на фотографиях стали для меня откровением и я не сводила с них глаз до самого его ухода.
  Материалы о Каминской я оставила на службе и периодически проглядывала, осваиваясь в них и выискивая элементы, нужные для реализации замысла. Игорь время от времени названивал и я пользовалась им, как библиотекой, он не торопил, хотя чувствовалось, что сдерживать себя ему стоит больших затрат. Но Париж стоил большой и торжественной мессы.
  
   Глубокая разведка
   Прошло несколько недель и моё положение в конторе стало существенно иным, шеф принял решение о перераспределении обязанностей и вменил мне удерживание традиционных и постоянных партнёров, а также привлечение новых. Для этого разрешил свободный поиск и не ограничивал территорию одним лишь городом. Я стала его заместителем по коммерции и вторым лицом в конторе. Бухгалтеры, плановики и хозяйственники перешли в моё подчинение и теперь губы не кривили, когда я затевала технические новации. Первым делом я все компьютеры конторы объединила в сеть и теперь рабочие документы и текущие папки наших отделов и служб мне и шефу видны в оригинале, а не в чужой интерпретации, то же стало и с технарями по электронному дизайну, нашей белой и капризной косточкой. Они тут же стали прозрачными и не всем это понравилось. Но шеф меня понял и одобрил, жалобы на меня он принимал с улыбкой и уничижительными репликами и вскоре хождения по этому поводу прекратились.
  У меня появились собственные клерки, серьёзная клиентура и ответственность перед ними и моей конторой. Меня обихаживали и соблазняли на полном серьёзе, вымогали и предлагали, отдавали и отдавались. Где-то поблизости был и Игорь, он по работе никак со мной не пересекался - мы просто общались, черпая друг в друге то, чего недополучали от остальной жизни. Я всё больше и больше понимала и чувствовала, что его увлечение Каминской было неспроста, он владел тонкостями актёрской игры, различал личное обаяние актёра от его техники и умении влезть в душу персонажа. Театралом он был со стажем и завидными знаниями не только о ней, в кино он тоже разбирался очень даже прилично, я даже удивлялась такому реверансу в его интересах - технарь и театр!
  
  Прошло ещё полгода и моё служебное положение упрочилось, шеф был доволен принятым решением, появились лизоблюды и завистники, враги, друзья и конкуренты, однако корабль уже отправился в плавание и я на нём была капитаном, теперь я понимала тот кайф, которым упивались мужчины - начальники, видя результаты верно просчитанных решений и вовремя сделанных поправок к ошибочным. Но я была женщиной и такие мелочи меня не особенно волновали, поскольку подобным менеджментом любая из нас занимается всю сознательную жизнь. Меня стали приглашать на различные сборища, где местный бомонд присматривался друг к другу и вёл разведку, обустраивал делишки, готовил запасные позиции, считал свои и чужие деньги и планомерно наращивал или сдавал финансовый и нравственный потенциал.
  Я стала как бы неотъемлемой принадлежностью и дополнением моему шефу и даже где-то поговаривали, что у нас есть и личное. Мы с ним были почти неразлучны, но он никогда и нигде не злоупотребил, более того, берёг и ограждал от мелочей и рутинных процедур, теперь я понимала, как много значит такое прикрытие - без него многие мои проекты могли бы обернуться пустой говорильней и последующими горькими разочарованиями. То, что он одобрял, тут же облекалось в форму распоряжения или приказа и было на контроле до завершения. Чтобы не размениваться и не распылять средства, он настоял на оптимальном количестве одновременно проводимых проектов и без жалости откладывал то, на что у нас не хватало хотя бы трети или четверти ресурсов. Он знал, что делал и я была признательна за эту школу.
  Работа отнимала много сил, но они как-то так уходили из меня, что всё же оставалась часть и они сами собой перетекали в мои рискованные сугубо личные замыслы. Я ими занималась всё время и в подсознании постоянно вращались мысли о том, как это реализовать. Даже сны стали тематическими, всё в них связывалось с моим главным проектом.
  Когда я вконец во всём разобралась и осознала всю сложность проекта, связанного с Каминской, мой пыл немного поугас и я подумала:
  - Не слишком ли ты, подруга, самонадеянна, если считаешь, что у тебя это выгорит?
  Я снова детально изучила материалы по Анне и прислушалась к себе. Однако возбуждение уже полностью овладело мной и диктовало свои ритмы и критерии. Я поняла, что забралась слишком далеко и перестала сопротивляться, хотя где-то в собственных закоулках ещё надеялась, что гордыня поумерит пыл и дело обернётся привычным компромиссом между ней и рассудком. Но время шло, а просвета в агрессивности амбиций не просматривалось и я решилась на крайний шаг - довериться Игорю. Я не тешила себя иллюзиями и надеялась, что он образумит и охладит пыл.
  Я рассказала всё без утайки и смотрела на него в ожидании разгрома.
  Но этого не произошло. Он тоже поддался провокационному огню и с видимым удовольствием вступил на гибельный путь вместе со мной, не задумываясь о последствиях. На себя он взял ключевые дела по организации, сбору материала и просто моральной поддержке. И меня это вдохновило: ему ничего не нужно взамен, он согласен на всё, лишь бы наш план стал реальностью. За время нашего необременительного знакомства я к нему присмотрелась и поняла, что он и надёжен и подготовлен к походу за золотым руном. Этот план стал и его откровением - теперь мы с ним тайные и верные сообщники. Это нас сблизило, но эта близость была глубже и сильнее, чем обычная чувственная близость мужчины и женщины.
  В задуманной авантюре роли у нас поменялись: ведущей и соблазняющей была я, а он стал умным, предусмотрительным и надёжным тылом и чувственности в нашей затее был самый лишь неизбежный минимум. Я вполне осознавала её гибельность и эту часть полностью переключила на мужа, чтобы не распыляться и не рисковать, с Егором встречи стали эпизодическими и только для поддержания реноме. Мужу я нравилась всегда и он, я так думаю, к своей очередной любовнице относился, как к роману в мягкой обложке - прочитал и забыл. А то, что она у него была, я знала, но как-то не очень мучилась, я понимала, что он так устроен и без здорового охотничьего инстинкта мужчина для нормальной женщины не представляет интереса.
  У моего мужа это было в избытке и я с этим познакомилась ещё будучи студенткой второго курса, когда он стал сначала приятелем, потом любовником и затем, на пятом курсе, полноправным и полноценным мужем. Соблазняли и манили его многие наши покорительницы научных вершин, с некоторыми он их одолевал вместе, но потом я видела только завистливые и огорчённые взгляды и это меня устраивало. Глядя на них, я знала, чего недостаёт мне, и это знание помогало - он от меня не отрывался вообще, пока не родился Максим, мой сын. И вот тут что-то произошло, я перестала быть единственной. Горевала недолго, поскольку за мной тоже охотились и я, наверное, из вредности и в отместку, сделала вид, что ничего не замечаю. Так у меня появился Егор и мы свои притязания на мир уравновесили.
  В новой ситуации важно удержаться от соблазнов и не увлечься Игорем, он того стоил и в другом случае я бы его не упустила, но не теперь. Мы с ним были, как два самурая, объединённых одной целью, высшим смыслом и пониманием преданности задуманному. Я наблюдала за ним со стороны и отметила, что женщина у него есть, её следы я отмечала неоднократно и она была одна, очень серьёзная, вполне оформившаяся, всё умеющая, неглупая и постоянная. Я не спрашивала, а он не говорил, нам было и так ясно, что задуманное нами на порядок значимее остальной нашей жизни. Несколько раз мы с ней всё же пересеклись, я её оценила, она меня тоже и обе оказались при своих интересах - она поняла, что на её территорию я не претендую. Мне она тоже не мешала.
  Мы с Игорем готовились, репетировали варианты, немыслимые обороты, я серьёзно занялась сценическим искусством, мы вместе осваивали азы практического актёрства и режиссуры, я уже могла не забываться и жить в роли Каминской часами, я влезала в её душу и разбиралась с дикцией и актёрскими проблемами, пусть это и было сугубо умозрительно, но главные составляющие этого ремесла я уже знала. Наименее приятными для меня стали некоторые разочарования в этой профессии, связанные с её цинизмом и ложью во спасение ценностей культуры.
  В ускоренном варианте мы прошли актёрскую технику, я могла с листа выдавать проявления чувств в этюдах, до тонкостей и нюансов мы не углублялись, но я, как опытная студентка после ночного мозгового штурма, просто надеялась, что выведу и формулу и докажу теорему, зная главные составляющие и алгоритмы проблем. Иногда мы проверяли это и получалось вполне, по словам Игоря, прилично. Разумеется, главной задачей и целью была Каминская и именно ей и всему с ней связанному мы уделяли львиную долю наших исследований и разработок. Мы составили общую картину личности Каминской, разбили всё это на главы и разделы и изучали их основательно и последовательно, как и положено двум зрелым и состоявшимся технарям. Наше продвижение дальше следовало только после чёткого усвоения предыдущего материала. Мы это делали, как в школе, когда повторение пройденного материала в начале урока предшествовало изучению следующей темы.
   Одной из основополагающих "альф и омег" её творческого облика была выразительность, Каминская каким-то необыкновенным образом выделяла в тексте нужные нотки и передавала их особенным образом, она не просто произносила: "ваш образ создан из печали и мне всех ноток не сыграть", она играла музыкальную пьесу, от одного звучания которой слова принимались сразу и навсегда, смысл сказанного доносился в виде эха и обнимал своим очарованием или отчуждением лишь вдогонку. Иногда звучавшее озадачивало и сводило с ума, настолько разными были и смысл и звучание. Однако потом приходило и осознание ею сказанного, это обычно бывало на чувственном уровне и не пленяться этой актрисой, ну, просто невозможно. Именно этим она отличалась от других, поэтому ходили "на Каминскую" в любых её ролях и с любыми постановщиками, общение с ней было свиданием с высшим женским смыслом и предназначением. Я давно отметила эту особенность и ещё в качестве зрительницы пыталась разобраться в истинной причине этого колдовства, но только теперь мне приоткрылось её настоящее лицо и глубина проникновения в материал, которым она затем поражала изысканную публику, театралы попроще ею просто любовались и вслушивались - её спектакли были незабываемым зрелищем для всех.
  Поиски философского камня, который в её творчестве казался просто ключевым и брутальным, меня привлекали к ней и раньше, но теперь же это стало первостепенной задачей - не найдя его, не стоило мечтать об остальном. И я вместе с Игорем, умницей с невероятным для мужчины чутьём, углубилась в эту работу. Многое он просто подсказал, его память хранила немало из арсенала Каминской, остальное пришлось постичь самой, анализируя и пропуская через собственную чувственность. Мою фишку про музыкальность двойника Игорь как-то так странно осмотрел, чуть не принюхиваясь, и потом так же, мне непонятно, принял: "Да, леди, в ней, кажется, есть что-то подобное" и слегка отодвинулся от меня. Будто я была ведьмой - я это почувствовала, его я уже принимала близко и видела многое, даже непроизнесённое.
  Мы вместе раскладывали отдельные роли на фрагменты и микроскопические элементы и искали пресловутый камень. Прозрение ко мне стало приходить не сразу и не во всём, но в какой-то миг прояснилась одна деталь, потом другая и просто по наитию пришла третья - я была поражена простотой приёмов, которыми она поражала публику, но более удивило, что её взгляды на жизнь ничем не отличались от моих в принципах. Осталось научиться играть на этом чувственном инструменте, который у нас, как мне казалось, был с одинаковыми струнами и тональностью звучания. Вот тут-то меня и подстерегали главные трудности - не было ни руководства по использованию, ни инструктора по овладению. Был только Игорь с его знанием Каминской и преданность нашей идее. Но это было и цена ему невероятная, я едва сдерживалась от того, чтобы не влюбиться из благодарности, однако и он знал, зачем мы ввязались в эту историю и, неминуемый с любым мужчиной, соблазн обернулся небольшой интимной паузой. Я ещё больше поверила ему и в него и опять отрешилась от себя ради другой женщины.
  Работая над последовательным погружением и постижением, мне показались неясными некоторые мотивы её движений и реакций и я попросила Игоря найти хоть что-то об этом и он привёз ещё уйму материала, перед которым я не смогла устоять, это было намного соблазнительнее пресловутого искусительства, я уже не могла не хотеть сыграть эту женщину во всех её проявлениях. Привёз он и вообще откровенные кадры с Каминской, которых нигде в официальных материалах не значилось, это был её неожиданный секс с кем-то из её знакомых на рабочем столе, он просто потрясал своим натурализмом и выразительностью, ничего подобного видеть раньше не доводилось. Теперь я знала и какова Анна в постели.
  Не знаю, насколько бы это мне пригодилось в нашей авантюре, но мы решили ничего не упускать. Я сравнила себя с ней, глядя на экран с кадрами из её жизни, а Игорь передал, насколько мы отличны по вхождению и выходу в этих действах: всё-таки я родила двоих детей, а у неё их не было. Так, как он знал её, мог знать женщину только очень близкий человек, он бывал и на репетициях в театре и иногда на съёмочной площадке и видел её в деле, а это просто неоценимо. Более того, я стала подозревать, что секс у них всё же был - он и тут нас сравнивал. Так мне казалось. Но он всегда старался хоть чуточку отдалиться от неё, чтобы я не заподозрила лишнего.
  - Ну и ладно, - подумала я, не особо задумываясь, - нам хватало и прямых забот и хлопот. Чтобы иметь время для актёрских занятий, нам пришлось сильно ужать остальные пристрастия и увлечения, я отказалась от дамских развлечений под музыку и сократила банно-саунные процедуры, многое из этого замысла выполняла дома, когда улучала часок-другой свободного времени, новое увлечение стало дороже всего, даже домашние хлопоты потеснились, отдавая часть собственных ресурсов на потребу нового состояния - актёрства. То, что мы делали с Игорем, полностью съедало всю нашу нервную и физическую энергетику.
   В его квартире мы отсняли несколько сюжетов, где я сыграла роль Каминской, а потом корректировала себя, глядя на второй монитор. Я должна усвоить её пластику, как свою собственную и это мне удалось. Я просматривала видеозапись и усваивала всю Каминскую: от реакции на вопрос до ответа на него, манеру держаться перед камерой, а также, когда снималось скрытно от неё, замечала, как она говорила с мужчинами, как с женщинами, как поправляла причёску у себя в гримёрке (снято скрытно) и как на людях. Мне удалось постичь многие алгоритмы движений, составляющих её суть. Особенно нас интересовали экспромты в нестандартных условиях чьих-то дач, квартир, офисов - она была совершенно непредсказуемой, но в главном всё же стала понятной - я уже чуяла, где Каминская пойдёт обычным путём, а где выберет фирменный. Но как глубоко надо забраться, чтобы знать точно, почему она делает так, а не иначе - этого я не знала.
  Игорь достал большую выборку откровенных эпизодов с Каминской и предложил заняться сексом перед камерой, чтобы и здесь были сравнения. Мы, как два практикующих доктора на ответственной операции медицинского светила, смотрели потом на собственные задницы, которые мелькали на экране и сравнивали их с тем, что было у настоящей Каминской. Я, по сравнению с оригиналом, была просто заторможенной и безразличной к партнёру. То, что она вытворяла, было просто шокирующим, я поначалу не поверила, что это она, так её разнузданное взвизгивание, нечленораздельные вопли, шипение и хрип не вязались с целомудренными тургеневскими и чеховскими женщинами, интеллектуальными героинями современного репертуара и философскими сценами по Шекспиру. Но это была именно Каминская и съёмка была настоящей, она иногда крыла партнёра таким матом, что у меня даже уши в трубочку сворачивались. Это была и в самом деле правда, я уже хорошо различала игровые и документальные кадры с первых же секунд. Это та часть Каминской, которую я ещё не знала и пришлось заняться и этим пробелом.
  Мы вводили коррективы, неоднократно переставляли камеру, работали с композицией, изучали особенности моего лица в нашем простеньком освещении, смотрели, что-то меняли, опять смотрели и так до победного конца, пока я не становилсь неотличимой от своего двойника. Я представляла себе то, что она чувствовала со своим партнёром, и заводила Игоря до такой степени, что он сам рычал и матерился и мы входили в дух этой сцены, делая дальше всё по науке. Даже царапины на его спине были настоящими, я их потом замазывала специальными средствами, они уже на другой день становились незаметными, а мы были счастливы находчивостью и изобретательностью и всё ради того, чтобы его Даша ничего нам не испортила. Теперь, на наш взгляд, мы мало чем отличались от оригинала. Главное, я понимала, почему в постели Анна делала всё так, а не иначе и это маленькое открытие подтолкнуло к ряду других более крупных.
  Откровенность Каминской и неимоверная разнузданность в сексе натолкнули меня на мысль о разных личинах актрисы, которые все вместе и являли её суть. Глядя на неигровые кадры, я следила за её мимикой и старалась влезть в шкуру героини и сыграть то же, что и Каминская, а Игорь следил за мной и потом мы всё это подробно разбирали. До меня стало доходить, как она меняет своё лицо, переходя из одного состояния героини в другое. Мы с Игорем подробно разбирали это в фильмах, где были длинные планы, снятые одним куском. Она делала это очень просто и легко. По их раскадровке я узнала, как она это выполняла и при случае, не сразу, конечно, могла и продемонстрировать. Игорь был очень придирчив и настойчив, он мог убедить меня делать, что угодно, не прибегая к крайним средствам, не злоупотреблял доверием, однако часто я и сама чувствовала, когда он в чём-то сомневается, но признаться не решается и добивалась момента истины. Мы проверяли всё вместе и разрешали возникавшие проблемы. То есть, я была вполне готова к чему угодно и ничто не могло меня смутить или сбить с толку. Мне показалось, основные грани её философского камня я уже постигла, оставались детали и их было более чем достаточсно.
  И через два года с небольшим никто не смог бы отличить меня от настоящей Анны. Такой глубокой была избирательная актёрская практика. Но очень основательной и скрупулёзной. Я уже знала, что обычно актриса всю жизнь играет саму себя, а все её преображения так или иначе касаются всё-таки внешних проявлений изображаемого персонажа. И завзятые театралы по одной только технике различают актёров, как бы те не гримировались, не меняли акцент, говор, походку, манеры и прочее - лабуда про внедрение в образ и внутреннее преображение актёра предназначалась для малограмотных. Эта актёрская техника всегда несла печать личности и была индивидуальна - не узнать её профессионал не мог.
  Музыкальность у Каминской была фирменным признаком и редко кто мог с ней в этом сравниться. Мы с Игорем именно эту её ипостась изучали наиболее глубоко и пристально. Разобравшись с этим, стало проще представить и механизм появления каких-то черт героинь Каминской. Главенствующим рефреном и доминантой во всём, что она создавала в кино и театре, была она сама. И пресса, и критики, и поклонники любили Офелию в её исполнении, а не чьём-то другом, Софья в сериале про молодых учёных тоже без неё мало что значила, то же касалось и классики по Тургеневу, Островскому и Чехову, где она была органична и выглядела дамой тех времён только благодаря пластике и врождённому достоинству. Общение с одеждой и гримом были вторым китом, которые привлекали внимание знатоков театра, и здесь она проникалась смыслом и назначением каждого элемента юбки или кофты, пуговички или застёжки и эти детали становились её новыми пальцами и устами, от которых с нетерпением ждали особой музыки и очарования. Она наряжалась в кринолины, декольте, клобуки, старорежимные наряды всех мод и времён и выглядела в них так, будто всю жизнь их носила и знала, как понравиться и зрителю и камере. В любом костюмном или современном фильме детали одежды и прически были настолько индивидуальны и выразительны, что играть лицом, движением или речью ей было необыкновенно легко и необременительно, поскольку остальное уже свою миссию выполнило, я смотрела на это чудо, на её феномен и не верила, что смогу выглядеть так же. Но рядом был Игорь и уверял, что осталось самая малость и мы - неразличимы.
  Сопереживая интеллектуальным конфликтам, поднебесным интересам её героинь, я не никогда забывала потрясающих шедевров сексуальных сцен и откровенных порушек, они были наиболее достоверны и проникновенны, а ещё - в них была всё та же поднебесная отрешённость и иметь такую женщину рядышком хотелось многим. Музыка во всём этом была ключевым элементом и я просто её впитывала, надеясь, что на экзамене это знание всплывёт и я смогу ответить на трудный и каверзный вопрос.
  Особым представлялись отношения Каминской и прессы, она была с ней на короткой ноге и не церемонилась в выражениях, сразу отсекая публику с жёлтыми светофильтрами, одному журналисту вместе с оператором она разбила камеру и чуть не проломила голову графином, когда он, блудливо ухмыляясь, поинтересовался, что она делала в доме таком-то и квартире такой-то целых пять часов. Одна из жёлтеньких газетёнок выплатила ей сумасшедшую сумму за публикацию фотографий из её личной жизни. Её адвокат сумел доказать суду, что актрисе нанесён моральный ущерб, её имя имело собственную, как он выразился "торговую марку" и эти фотографии наносили ей крупный ущерб. О торжестве правосудия в случае с Каминской много писали и к этому вопросу апеллировали многие, спекуляции на ней давно её не смущали, поскольку в мелькании на страницах и экранах была и неизбежная польза - популярность и известность. Мне не очень нравилось, что вся эта пишущая братия забывала про главное женское качество, без которого она таковой и не была - умение выглядеть и нравиться в самых невероятных ролях, даже сугубо отрицательных. И вообще, пресса о кино и театре при ближайшем рассмотрении мне показалась просто непрофессиональной и даже дебильной.
  Критерием истины в изучении лица и души Каминской для меня были глаза Игоря, в них отражалось всё и я быстро научилась смотреться в них, как в зеркало.
  Наступило время, когда все подготовительные хлопоты остались позади, а пути назад уже не было, мы ринулись в пучину.
   Праймериз на ТВ
  
  На телеэкране появилась заставка "Звёзды у нас в гостях" и зрители увидели в Анну Каминскую, ведущую передачи Валентину Игнатьеву и несколько десятков зрителей из числа почитателей театра. Время было престижным, передача прямой и зрители могли задавать вопросы приме российского театра и кино. Среди гостей был и Игорь. Он представлял городской фан-клуб. Ведущая знала работы Каминской хорошо и в поминальник из кипы сброшюрованных листков, подсунутый режиссёром, почти не заглядывала. Она умело переключала внимание с Анны на гостей и спокойно помогала раскрыть в ней то, чего многие не знали. Валентина искусно обходила опасные повороты в сторону "желтизны" и держалась только творческих обстоятельств. Беседа получилась интересной, звонки на студию начались сразу же. Прямая линия оказалась живее, чем предыдущая, проведенная губернатором по поводу очередной псевдореформации в коммунальном хозяйстве. Но сначала были вопросы из студии:
  • - Сейчас принято ставить классику в подчёркнуто современном прочтении. Вы опять на гребне успеха и почитания. Но так ведь было не всегда. Что изменилось: Вы или отношение постановщиков к Вам?
  • - Был в моей жизни период, когда я считала модернизм на сцене проявлением митинговщины и злобствующей охлократии. Крику и кухонных дрязг вокруг стало так много, что перенесение их на театральные подмостки, мне казалось неприемлемым. Я не участвовала и не могла влиять. Хоть и была совсем рядом. Об откровенной посредственности прикормленные писаки растекались, как о новом слове. Громить этих штрейкбрехеров от театра, которому было тяжело, как и всей стране, я могла только с привычного места - со сцены. Я вернулась, но не одна и не только в нашем театре. И мы дали им понять, что смутные времена кончились. Теперь есть постановки любые и в любых театрах, мутные потоки схлынули и всё вернулось к традициям собственно театра.
  • - Вот и расскажите о современных подходах к классике!- попросили из последних рядов две немолодые женщины, с такими мне часто доводилось встречаться в походах в московские и питерские театры, когда я там бывала одна и могла свободно смотреть спектакль и критически оценивать и аплодирующую и шикающую публику. Такие дамы обычно благодарны всем и всему за возможность немножко попереживать о высшем, они отнюдь не глупы, понимают в искусстве многое и заслуживают уважения.
   - Есть два подхода: а) следовать принятым нормам и традициям театрального бомонда и работать внутри материала с учётом опыта поколений, но помнить, что тебе известно значительно больше, чем, скажем, Чехову; б) всмотреться внутрь замысла автора и использовать свои наблюдения и принципы, подчёркиваю: именно свои и придать им то звучание, которого хотел бы добиться автор. Стилистику спектакля задаёт режиссёр. Но в рамках установленной им свободы я действую по второй схеме! Вот, к примеру, последняя из наших работ - если есть время и вам это интересно?
   Ведущая повернулась к залу и оттуда послышалось:
  - Конечно, интересно, ради этого и пришли!
   Она кивнула и я продолжила:
  - Когда я читала наброски и черновики к "Вишнёвому саду", то обратила внимание на то, как акценты А.П.Чехова по мере переработки несколько раз менялись и любимая мною Раневская меняла и характер и жизненную позицию.
  Почему? Если всё это обобщить, то придёшь к выводу, что в первом варианте яркая и неповторимая героиня собрала бы внимание публики исключительно на себе, а остальным бы досталось только звуковое оформление. Чехов же считал, что такой брильянт, как она, должен иметь и соответствующую оправу из партнёров по пьесе. И сделал так, что и другие персонажи давали неплохие возможности для самореализации актёров. Спектакль играют большим или малым, но ансамблем. И каждая роль в нём может быть шедевром - это известно всем. Вы помните, как прошла премьера этого спектакля. Так вот, зрители, побывав на нашем спектакле, потом перечитали пьесу и были удивлены. Во-первых, действо на сцене было не совсем по Чехову, во-вторых, коллизии какие-то не такие, в-третьих, почти все персонажи по количеству произнесенных слов и времени пребывания на сцене находились в равных условиях и только мастерство актёров являло зрителям, кто на сцене настоящий главный, а кто родственник директора. Этот ход постановщика, очень умного и смелого, расставил нас по местам и брожения как ни бывало. При таком раскладе - разговоры о протекции и других подобных способах пробиться в премьеры и премьерши лишаются оснований в принципе! Но так бывает, к сожалению, не всегда, вы в театре бываете и всё видите сами.
  • - Скажите, а костюмы, декорации, грим помогают войти в образ или можно обойтись и условными декорациями, символическим гримом?
  • - Вообще это необязательно, для актёра роль всегда глубже внешнего рисунка, на этюдах играем и стул, и солнце, и полёт валькирий и это интересно не только нам. Но для обычного зрителя, я думаю, лучше, когда Офелию в "Гамлете" играет молодая стройная актриса и в соответствующей одежде, а короля Лира пожилой и мудрый мужчина, на котором любая одежда выглядит лишь дополнением к личности. Для продвинутой же аудитории важно не то, как одета Мария Стюарт, а насколько глубока актриса в этой роли. Эта дама королевской крови должна удерживать на себе внимание с первого появления на сцене и не отпускать ни на мгновенье! Задача очень сложная.
  • - А как это выражается в кино, там ведь тоже сейчас масса римейков типа "модерн"? - спросили те же женщины. Они не стеснялись и на студийных клакеров не оглядывались, я отдала должное их смелости.
  - Публике хочется увидеть в актёре дух, допустим, эпохи Возрождения со всеми атрибутами, а не костюмные признаки. Когда я снимаюсь или занята в историческом фильме или спектакле, то всегда смотрю на эту красоту из зала, как обычный зритель. В этом плане мне понравилась "Королева Марго" с Изабель Аджани. Конечно, это не театр, а кино, но актёры являли прекрасный и колоритный ансамбль с очень высокой техникой всех исполнителей от главных до эпизодических ролей. Весь декор этого фильма создавал атмосферу, в которой актёру всё же проще, чем без оных, ему остаётся играть только характер, а остальное уже выполнило всё это оформление. И, конечно - Изабель, она сыграла одну из своих лучших ролей в кино. Обычно такие вещи в слабых труппах не играют, здесь не спрятаться за внешним рисунком, на первый план выходит критерий: "верю!" или "не верю!". А платье, его покрой, ткань, отделка, с одной стороны; и умение актрисы чувствовать себя с ними заодно, с другой стороны, могут полностью сыграть стилистику роли.
  - Вы можете показать это здесь и на себе? - спросили те же театралки, осмелев и почуяв во мне поодержку.
  Я поднялась и камера крупно выдала меня во весь рост, я это видела на экране за спиной режиссёра. На мне была строгая длинная юбка с блузкой под серым жакетом. Я провела рукой по бокам, как бы очерчивая фигуру и изображая воланы и пижмы, тяжесть ниспадающих юбок и сделала пару шагов, чтобы зрители почувствовали разницу, шаг стал плавным и изящным, я дала зрителям возможность получить удовольствие от него и продолжила, поняв, что своего добилась:
  - Как вы заметили, в длинном платье с пышными юбками и оборками широких шагов не сделать, споткнёшься о подол. Если речь Жозефины на прогулке с Бонапартом соразмерить с длиной и количеством юбок, то станет ясно, что: либо она должна вести с партнёром очень размеренную беседу без резких поворотов и смен шагов; либо, меняя ритм, она всё время будет в напряжении, придерживая свои безумно шелестящие непослушные юбки, и ей уже не до основного нерва сцены, которую ведёт вальяжный партнёр в обтягивающих рейтузах. При таком раскладе, естественно, сцена не прозвучит, потому что у Жозефины нет условий для соперничества. Если ещё и грим неудачный, то она вообще занервничает и будет сводить партнёров с ума. Я иногда сравниваю грим, костюм и реквизит с дорожными знаками: они буквально вырубают на носу у актёра, что ему можно, а чего нельзя.
  А в остальном наши взаимоотношения со зрителем просты и наглядны, они построены на доверии и любви. Мужчина при любовном свидании инстинктивно настраивается на женское обаяние и готов простить всё ради главного: умения очаровывать и ждёт проявления этих качеств. Женщина же должна чувствовать нерв минуты и по ходу обольщения обязана действовать по обстоятельствам, добавляя или снижая уровень энергетики. Актриса ведёт себя аналогично, но делает это не по наитию, а профессионально.
  • - Можно немного философии? - сказал солидный мужчина из первого ряда, он уже приготовил блокнот с каверзами для симпатюшек в модных юбках с куриными мозгами. Он вальяжно напыжился и отставил одну ногу, как Род Стайгер в роли Наполеона знаменитой картины Бондарчука. Чтобы не задавался, разыграть его следовало, не отходя от кассы.
  • - О боже! - деланно ужаснулась я, всплеснув руками. - Экзамен по диамату?! - я захлопала наклеенными ресницами и приготовилась канючить о том, что на подготовку времени не давали, но, собрав на себе внимание, сделала паузу и выдала ласковую улыбку для непонятливого ребёнка: - Да, ладно, давайте! - и публика залегла от хохота.
  • Спесь с философа слетела мгновенно и он превратился в ловкача, желающего бесплатно прокатиться на чужой славе. Но вопрос всё же задал.
  • - Содержание женских ролей в драматургии всегда наполнено проблемами маргинальными и, потому, дурно пахнущими. То из-за них начинаются войны, то в угоду жене или фаворитке затевается интрига с жертвами. Если вдуматься в суть - ведь это ужасно и безнравственно! Как можно таким любоваться и упиваться?! Как вам эта проблема?
  • - А что, она вам не нравится? - подняла я бровь и примерилась к обстоятельствам, Каминская таким образом обычно выражала неудовольствие собеседником.
  • - Я первый спросил! - выкрутился философ.
  • - Ну, раз так, давайте приоткроем покров над этой проблемой. Троянская война произошла из-за Елены, жены царя Менелая. С помощью Гомера мы узнаём её подробности и любовные в том числе. В те времена воевали все со всеми, каждый год и в год по несколько раз, но про те, другие, войны ни Софокл, ни Эсхил, ни Гомер ничего этапного не создали. Похоже, не видели ничего достойного. Наверное, эти войны были столь неприглядными, что противостояние ахейцев и троянцев из-за неверной жены на их фоне выглядело самым настоящим блок-бастером, - тут я понизила голос и сыграла в небольшую интимность на сцене. - Хотя, между нами говоря, я думаю, что историю с Еленой придумали саму по себе - она и интересна и типична для тех времён, а потом, для придания ей веса и солидности, совместили с последней Троянской войной. Кто там разберёт через тысячелетия, как всё было?
  Когда появляется какое-нибудь произведение с глобальными проблемами, мощными пластами эмоций, то опять же, ни одного властителя или полководца не запомнить, если рядом нет яркой женщины и её ключевой роли в этом клубке. Все патриотические и романтические истории имеют в основе конкретную женщину, из-за которой герой и показал себя как мужчина. Причём, если бы не было её, то и ничего бы не было. Весь этот героизм и подвиги с одной стороны, а с другой - женщина, ради которой всё и задумано. Она стоит мессы, бессонных ночей, потерянного состояния и даже королевской короны.
  Вдумайтесь - её прекрасным глазам и волнительному голосу и посвящено всё, самое лучшее. Кровь, которая вас так возмущает, господин философ, это образный вариант показать, что она, то есть и любовь и женщина, неистребима и вездесуща, в ней весь наш смысл - иначе мы растительность!
  - А власть? Разве женщина не стремится к беспредельной власти и делает это запретными способами? - упёрся философ.
   - Да, все коллизии у Шекспира, Гольдони, Лопе де Вега, Байрона, Пушкина, Стендаля, Горького, Фейхтвангера и других авторов вращаются вокруг любовных отношений и власти. Что на сцене может быть более интересным и проникновенным, чем разборки: почему он любит, а она нет или наоборот? Слёзы, страсти - всё неподдельное, близкое нам и животворное. Если такие же высокие страсти разыграть по поводу выигрыша в лотерею стиралки, то, извините, это уже клиника.
  В курсе марксистской философии, которую наверняка изучал гость, задавший вопрос, есть разработка темы: "Женщина и её роль в обществе от Адама и до наших дней" со ссылками на классиков, в том числе на Маркса и Ницше. Так вот, Энгельс, я по нему писала реферат в институте, положительно отозвался о роли женщины в истории человечества. Видимо, вы, сударь, эти лекции прогуляли. И вообще, философией в вашем вопросе и не пахнет - это способ студента увести преподавателя в дебри риторики, когда он не готов к семинару.
  Этой темой занимаются учёные и художники всех культур несколько тысяч лет и выводов, как ваши, так и не опубликовали. Настоящие мужчины знают, что с женщиной никогда не соскучишься. И именно они ищут её внимания. А не наоборот!
  • - Классика исчерпывает все ресурсы актёрской техники или современная драматургия таит в себе новые возможности для актёрской самореализации, которых нет в классике? - спросила сорокалетняя женщина в строгом тёмно-зелёном костюме. Я её как-то видела среди медицинских работников на благотворительном вечере, там она была в окружении нескольких солидных мужчин с несмываемой самоуверенностью и апломбом. Теперь она одна и от их духа в себе ничего не имела. Очень интересная дама, заметила я себе.
  • - Я бы не стала их противопоставлять, - сказала я и решила по её реакции отслеживать интерес к нашей встрече, такая дама даже молчаливой вежливостью скажет больше, чем другие в ходе многословных дебатов. - Классика отражает определённое время, проблемы общества и личностей. Что-то из прошлого созвучно и нам, что-то неясно и запредельно, как китайская грамота. Мне кажется, что современное состояние актёрской техники более продвинуто по сравнению с былыми временами. Причина ясна: есть кино, есть телевидение, которые позволяют актёрам и режиссёрам очень оперативно изучать лучшее и учиться на нём. В былые времена такое было невозможно и актёры каждого поколения изобретали свой собственный велосипед, а заметное продвижение оказывалось по силам только гениям сцены. Кроме того, учтите, что авторы, которые пишут специально для театра, исходят как из злободневности и глубины проблем, так и собственного представления о возможностях театра и актёров. И часто, прочитав что-то из театральной старины, трудно увидеть способ оживления текста, хотя изначально он для актёров был партитурой. Теперь потерянной. Кроме напыщенных жестов ничего не осталось и другим образом их не озвучить. Всё дело, я думаю, в авторе. Классном современном, который имеет шансы стать когда-нибудь классиком или посредственном, о котором забудут, не успев привыкнуть к фамилии.
  • С современными характерами и сюжетами дело похуже: почему-то в драматургии сейчас количество авторов на несколько порядков меньше, чем в детективном жанре. Остальное зависит от постановщика, он может даже из "Репки" сделать шедевр с трагическим финалом, когда спасительницу-мышку раздавят в суете торжеств по случаю небывалого урожая. Это он требует ту или иную технику, а мы её придумываем с его помощью.
  Я, уже поставив точку, проследила за реакцией женщины в зелёном костюме и осталась ею довольна, женщина лукаво улыбнулась, она тоже всю свою жизнь что-то играла и сегодня была свободна в выборе игры. Она мне понимающе кивнула и я вернулась к роли отвечающей.
  • - Вы снимались на Голливуде в ролях тургеневских женщин, они там, что называется, никакие, а иногда и вообще на литературных прототипов не похожи. Вряд - ли эти фильмы способствуют росту престижа культуры России. Исходя из этого, считаете ли Вы себя патриотом своей страны, снимаясь в таких невыигрышных для нас фильмах? - вновь засветился "философ".
  • - В странах Запада, а в США особенно, современный средний житель почти ничего не знает о культуре России и живёт в плену примитивных стереотипов прошлого. Про Достоевского, Пушкина, Лермонтова, Тургенева и других русских литераторов известно лишь немногочисленным студентам гуманитарных факультетов. То есть, ни-ко-му! Кино же смотрят миллионы, в том числе и малограмотные, которых среди американцев гораздо больше, чем у нас. Посмотрев даже упрощённую версию нашей классики, американец сообразит, что в девятнадцатом веке у нас было то, до чего они и сейчас не доехали. Я о духовности и совестливости. Это ли не реклама нашей богатой исторической культуры?
  • - Что Вам пишут поклонники?
  • - Я читаю только то, что мне выбирают, то есть - избранные произведения Так вот, в них много душевных переживаний авторов по поводу какой-то моей роли, судьбы героини. Многие считают, что со мной случилось то же, что и с персонажем и дают советы, как выйти из положения, есть предложения руки и сердца в такой форме, что не ответить на некоторые я просто не могу, есть и деловые предложения о сотрудничестве. Я люблю читать эти письма: в них очень сильный заряд эмоций, они поддерживают, когда трудно или нужен выбор на распутье, я благодарна авторам и поклонникам. Если бы их не было, я бы не знала, что думают о моей работе зрители, нужна ли я, так ли я понимаю своих персонажей. Ведь, что ни говори, мы работаем не на критику, а на тех, кто ходит в театр, простите за газетный штамп, за порцией культуры, которая требуется всякому цивилизованному человеку.
  • - Ваша работа в кино, теперь Вы реже появляетесь на экранах, почему? Будут ли у Вас лучшие дни в кино или они в прошлом?
  • - Предложения есть, но уровень нынешних сценариев откровенно слаб. Былых мастеров из кино нахальные "реформаторы" выпроводили, а достойной смены нет, мастерство же растёт только во время работы над фильмом. Откуда бы им взяться, новым мастерам, если фильмов мало, а в тех, что выходят, в титрах все верхние строчки заняты одними и теми же фамилиями, которые в былые времена выше технических вопросов не поднимались, то есть были глубоко внизу, - и я показала, где они были, публика загудела и заулыбалась, а я продолжила, - и теперь такой новоиспеченный мэтр определяет, кто и какой сценарий пишет, кто и за какие деньги играет. Естественно, он со всеми в соавторстве. Что может родить такое содружество, вы видите на наших экранах. Сейчас вышла на экраны работа молодого режиссёра Данилова, я там снялась в роли женщины, которая уводит жениха у своей дочери. Причём, она его, что называется, отбивает. Он моложе неё, ненамного, но моложе. Мне эта роль очень понравилась и я согласилась тут же, хоть этот фильм - дебют режиссёра. Есть ещё один сценарий, но там я не могу решиться ни на что: уж очень роль сложная, а актёрская группа и весь съёмочный коллектив - сплошные новички, мне бы не хотелось выглядеть там одиозной матроной. Хотя в мои годы Орлова играла молоденьких и незамужних девочек и это с тогдашним-то состоянием грима! - съязвила я и взглянула на даму в тёмно-зелёном костюме, она едва заметно улыбнулась мой реплике.
  • - Американское кино, оно, на ваш взгляд, какое? И стоит ли развивать собственное, если, по словам наших киноапостолов, мы безнадёжно отстали и догнать нет никаких шансов?
  • - Технически и технологически они нас сильно превосходят - это бесспорно, иногда я ужасалась этому. Но не всё так беспросветно, у нашего провала есть ясно видимые причины. Это серьёзный и особый разговор, об этом нельзя второпях! Вернёмся к Голливуду. У них чётко поставлена схема тотального отсоса денег из кинопроката. Есть кино для элиты, там заняты гранды кинематографа, есть кино для публики попроще, там и деньги другие и исполнители, но качество всех компонентов также на высоком уровне, ориентированы они на массовую аудиторию и приносят основную часть дохода. Но в кино ходят и совсем придурки, и люди со странностями, и слегка отёсанные, но с бо-о-о-льшим апломбом, неграмотных там тоже немало: для каждой их этих категорий у Голливуда и независимых студий есть соответствующая жвачка и качество у неё как раз на уровне потребителей. Есть и откровенные маргиналы: и для этой публики снимается то, что ей хочется видеть. Все уровни потребления культурной продукции Голливудом и независимыми кинокомпаниями полностью охвачены и к выпускаемой продукции все слои зрителей давно и умело приучены. Вот так обстоит дело у них.
  К нам же попадают те фильмы, на которых прокатчики могут быстро окупить расходы и что-нибудь наварить сверху. Голливуд производит в зависимости от конъюнктуры в год до четырёхсот фильмов, из них первой, наиболее качественной, категории соответствуют не более 10 процентов, что в остатке, вам, я думаю, понятно. Съёмки и режиссура в основном находятся на высоком уровне, когда мы оцениваем кино по критерию "как снято?". Но если их рассмотреть через призму "про что?", то тут у Голливуда всё гораздо хуже и здесь наши позиции гораздо предпочтительнее, наш герой благороднее - это факт и специалисты не могут не утереть слезу радости по этому поводу.
  • - И ещё о Голливуде, об индустрии, вот в этом смысле.
  • - Товар лицом на всех этапах производства - это они умеют. Реклама и раскрутка даже посредственности гарантирует некий минимум сборов и соблазняет зрителя проверить, в самом ли деле актриса, играющая роль примерной ученицы, во время урока физики умудрилась раздеть донага изверга-преподавателя?
  • Мне было приятно видеть строгую рабочую атмосферу и чёткий график на съёмочной площадке, дисциплину и профессионализм массовки, правдоподобность общих планов в крупных павильонах, которые имитируют дворцы, площади, концертные залы и кинотеатры, улицы и перекрёстки. Никто в рабочее время не шляется по павильонам, не курит "кэмэл" на ступенях "Парфенона", не пытается на заднем сидении "линкольна" раздавить маленькую по случаю получки. Все дебаты и прочтения закончены ещё во время подбора актёров и утверждения сметы, а в съёмочный период дисциплина строжайшая и многие звёзды страхуются от сюрпризов и капризов судьбы и съёмочного начальства собственными адвокатами, которые следят за соблюдением обязательств и обеспечивают интересы своих клиентов. Мы от этого ещё далеки.
  На этом вопросы из зала завершились, началась серия телефонных звонков:
  • - У нас звонок зрителя, алло, говорите, вы в эфире! Ваш вопрос?
  • - Наталья Климова, я врач. Анна, после "Пятен на солнце" у вас не было ни одного сериала, где была бы поднята тема женщины в нашем мире. Вам самой не хотелось бы как-то инициировать появление такого фильма, ведь мы совсем не те, кем нас изображают в современном кино и театре, заранее спасибо!
  • - Хочу ли я? Хочу и очень! Есть ли такая возможность? Пока не вижу, но всеми силами стараюсь создать благоприятную ситуацию. Мне хочется быть в таком фильме ещё с момента написания сценария, чтобы потом во время съёмок изменения были чисто техническими. Поверьте, я хочу создать прецедент, когда фильм появляется по воле зрителей и их наиболее просвещённых представителей. Спасибо за хороший вопрос!
  • - Ещё звонок. Вы в эфире, представьтесь!
  • - Дмитрий Никитич, пенсионер. Моей жене очень нравятся ваши роли и она с удовольствием смотрит фильмы с вашим участием. Но в сериалах вы не снимаетесь, а там можно вволю налюбоваться любимым актёром и увидеть его со всех сторон. Вы так редко бываете на экранах, почему?
  • - Я очень занята в театре, а это особая технология, обязательства перед партнёрами, сыгранность или даже спетость друг с другом, которую легко разрушить, если общение становится эпизодическим. Интимная часть наших отношений обычно остаётся за рамками того, что о нас знают, но она есть и наши дружбы и неприятия сильно влияют на качество спектакля. Я не хочу понижать планку, поэтому съёмочные периоды очень долго и тщательно планирую. Съёмка же в сериалах - это отсутствие в театре очень продолжительный период, этого я не могу сделать: театр - мой дом! Я не могу покинуть его надолго.
  • Звонок из Осташкова, вы в эфире, ваш вопрос!
  • - Сергей Михеев, бывший военнослужащий - контрактник, сейчас стали снимать фильмы про Чечню, на мой взгляд - очень неудачные, можно ли их улучшить, вам не предлагали в них участвовать и как вы относитесь к тамошней войне? Это интересно многим солдатам и прошлой чеченской войны тоже, спасибо заранее!
  • - Когда идёт речь о любой войне, женщина инстинктивно поёживается. Поскольку то, что она в любви и радости зачинает, терпеливо вынашивает и с такими муками производит, там перемалывается и смешивается с грязью. Она не может быть равнодушна к ней в принципе. В нынешних фильмах о Чечне играть нечего - голая неприглядная фактура и сидящая на ней неприкрытая и примитивная идея: угодить спонсору и непритязательной публике, ну и покрасоваться на этом фоне. Мне такое никогда не нравилось и сниматься в чём-то подобном я, как видите, не стала.
  • - Алло, Аня! Ты меня слышишь? Это Нина Грошева, мы вместе занимались в театральной студии в Арзамасе. Я вышла замуж, теперь моя фамилия Агафонова, уехала в Тверь, родила дочь и сына, думы о театре оставила, работаю экономистом, но то, чем мы тогда зачитывались и засматривались, оказывается, интересно моей старшей, она расспрашивает о тебе.
  Я посмотрела на Игоря и чуть заметно одобрительно улыбнулась, он был взволнован, пожалуй, побольше меня.
  • - Приятно получить весточку из юности, особенно такую! Здравствуй, Нина, после этой передачи у меня будет встреча со зрителями в клубе "Чемпион", приходи туда со своими домочадцами, буду ждать! Спасибо за звонок!
  • - Алло, меня зовут Наташа, я учусь в выпускном классе технического лицея. Вы выглядите всегда очень элегантно и в кино и в театре. Мы в группе спорим, что лучше: быть модной и как все или серенькой, но самой собой. И ещё, как вы считаете: модно одеваться, выглядеть в крутом стиле - это не мешает быть умницей и по настоящему сильной личностью? Спасибо заранее!
  • - Начну с последнего: быть сильной личностью и казаться кем-нибудь, например, крутым "мэном", спортсменом, или "чайником" - это разные вещи. Между "быть" и "казаться" иногда пролегает пропасть. Личность никогда не рядится в чужие одежды. Она сильна сама по себе и в личине не нуждается. Парни и девушки стремятся быть похожими на знаменитостей из желания как-то приобщиться к уже известному и модному. С возрастом это проходит, спросите у ваших мам и бабушек - они расскажут про себя в юности, так что не особенно переживайте, если ваши отношения с модой не сложатся, с возрастом начинает приходить кое-что серьёзнее, чем страсть к подражанию. Это первое.
  • В обществе есть правила, которых придерживается большинство людей уже несколько тысяч лет. Они касаются внешнего вида и внутреннего содержания. Мода и поветрия всегда поверхностны. Хорошо выглядеть можно и придерживаясь основ современной моды и полностью её игнорируя. Примеров тому достаточно. Гораздо сложнее суметь так себя преподнести в одежде, поведении, внешнем виде, включая причёску и макияж, чтобы нужные люди увидели и распознали тебя ещё до того, как съедят пуд соли. Это задача очень сложная и решить её - значит сделать большой шаг к самовыражению внешним обликом. Причём, увидят это только те, кто тебе действительно близок, остальные ничего не поймут, будто написано на санскрите. Для девушки или женщины эта наука очень важна и актуальна, мужчины обычно менее внимательны и изобретательны в этом плане.
  • - Алло, это Виктор Фёдорович Климук, я конструктор на механическом заводе. У меня два вопроса, можно?
  • - Говорите, я вас слушаю!
  • - Какую роль вам бы хотелось сыграть, но судьба тому супротив? И второй, ваша личная жизнь способствует творческой? Одна к другой не ревнует?
  • - У вас есть любимая женщина?
  • - Да, мы женаты уже десять лет. Есть дети.
  • - Тогда вы поймёте, что без ревности здесь не обойтись. Они такие эгоисты! Та и другая - жизни, а я в вечных муках терзаний мечусь между ними. Близкие люди всегда эгоисты, но я на них не в обиде, они ведь любят и я их прощаю. А теперь о несыгранной роли. Мне хочется сыграть роль несравненной поэтессы античности Сапфо. Она, на мой взгляд, была одной из первых женщин, которые потеснили мужчин с их призанных позиций. Она не потеряла прелести, неповторимого шарма и обаяния и через две с половиной тысячи лет, всё сделала сама и вопреки воле обстоятельств. Она заслуживает достойной памяти и фильм или спектакль о ней были бы хорошим напоминанием о том, что прекрасное вечно. А как бы здорово оно выглядело: море, горы, райские кущи и чтобы это не была примитивная "одиссея" с пересказом Гомера! Жаль, что это только грёзы и фантазии, очень жаль!
  • - И последний звонок, наше время заканчивается, режиссёры уже дают отмашку! - сказала Валентина и развела руками. Гости за столом понимающе улыбнулись. Они-то знали, что самая интересная и захватывающая часть начнётся чуть позже, она продлится не очень долго и обычно остаётся за кадром, но самые острые и нетривиальные вопросы будут затронуты именно там. Присутствуют только избранные и все слухи и легенды об этой встрече будут со ссылкой на послеэфирные минуты.
  • - Меня зовут Ирина, учусь в школе и занимаюсь в театральной студии. Говорят, что в театральном училище дипломной работой у вас была главная роль в пьесе "Антоний и Клеопатра" и за неё вы получили Премию года для дебютантов. Там вашей героине было далеко за тридцать, она прошла всё и вся. А вам во время сдачи спектакля было всего 18 лет, откуда вы черпали уверенность в себе, царские манеры, интонации в голосе? Антония, кажется, играла какая-то уже знаменитость. Потом из-за спектакля были осложнения, кто-то с кем-то развёлся, а кого-то ушли со сцены. Об этом ничего конкретного, только слухи. Пьесу сняли со сцены на много лет, а в училище так ни разу после этого и не ставили. Это правда или легенда?
  Откуда взялась эта всезнайка, я не представляла. Прямого ответа я тоже не знала. Мы с Игорем переглянулись. Но отвечать-то мне. Я глубоко вдохнула, включила мыслительный аппарат, он неслышно зашелестел, дал наводку на юность и прочее незрелое у девушки и этимологию легендирования, мы с Игорем в этом преуспели за последние два с половиной года предостаточно и я начала выкручиваться:
  • - Ирина, тебе сколько лет?
  • - Семнадцать, в этом году заканчиваю школу. Буду пробоваться в Щукинское.
  • - Знай, что в том мире, куда ты хочешь попасть, между легендой и былью часто границ не бывает. И там и там задействованы выдающиеся личности, они имеют и вес и влияние. Когда легенды ещё только создаются, их тщательно препарируют, чтобы после канонизации из профессионального пантеона не пришлось выносить ритуальные мумии. Если ты следишь за информацией такого рода, то могла заметить, что ни о Станиславском, ни Мейерхольде, ни Эйзенштейне или Пудовкине просто нет ничего такого, из-за чего последовало бы свержение с пьедестала. Всё это, если и случается, то происходит ещё до канонизации, но когда она произошла, то ничего изменить нельзя, да и никто к этому не стремится. Легенды всегда прекрасны, так пусть же они не обрастают кухонными подробностями. Удачи тебе, девочка, она будет очень кстати!
  • - Наше время истекло, мы благодарим всех пришедших в студию, а также группу поклонников Анны Каминской, которые устроили эту встречу.
  Камеры выключились, софиты перестали жечь лицо и я расслабилась. Публика зашевелилась и все стали подниматься со своих мест. Предстояли недолгие разговоры в редакторской и потом я в сопровождении нескольких человек должна быть на встрече в клубе "Чемпион". Игорь приблизился ко мне и не отходил ни на шаг. Он внимательно следил за всем, что происходило вокруг и молил бога, чтобы нас не поймали на подмене. Я видела, что нервы у него напряжены, любезность из дежурных качеств исчезла и ему хотелось побыстрее закончить всё, пока из-за поворота не вынырнули какие-нибудь новые осложнения.
  Мне при разделении ролей предписано держаться с царским достоинством и отвагой, несмотря ни на что, прикрытие и остальное лежали на нём, я вошла в свою роль и она мне откровенно нравилась. Быть царицей на приёме в заморском посольстве - так клёво!
  Я иногда посматривала на себя со стороны и поражалась и наглости и самоуверенности этой Каминской, которая сидела во мне. Она меня не спрашивала, а брала драгоценности руками и любовалась игрой брильянтов на свету, ангелов-хранителей и архивариусов для неё не существовало, на литературных, искусствоведческих и исторических редакторов ей глубоко плевать и она сама решала, какой царь или династия правили раньше или позже, а кто вообще исчез их анналов истории. Я только рот раскрывала, а она лила потоки речей на любые темы - с ума сойти! А тут ещё Игорь, он, мне так казалось из-за его странных взглядов на меня, был близок к мысли, что женщины тайно сговорились и, совершив подмену, именно его, а не публику водят за нос. Мысль была идиотской, но ничего другого в голову не пришло, когда я из-под бдительного ока своего двойника видела, как он недоверчиво и испытующе смотрел на меня.
  
   Генеральная репетиция
  
  В "Чемпионе" местный бомонд закатил купеческую вечеринку, сильно отдававшую запахом ещё не совсем забытой номенклатурной. Игорь был рядом и следил за общей атмосферой, ему надлежало в определённый момент извлечь Анну Каминскую из общества и миновать все преграды по безопасной её доставке домой. Для домашних я была в отъезде и эти сутки могла быть совершенно свободна. Остальное должно идти по накатанному: сообщение в печати, комментарий на радио, слухи в определённых кругах и резонанс в телевизионных программах. В этот день по другому каналу шёл популярный молодёжный сериал и мои домашние меня увидеть просто не могли, это меня как-то успокаивало.
  Практически на каждом этапе могло произойти неожиданное и смазать весь эффект или вообще утопить и смешать с грязью. Мы понимали, чем рисковали, но страх перед вероятной расплатой был оттеснён грандиозностью и великолепием придуманного проекта и мы отдались его реализации до самого конца.
  Пока всё шло без сбоев и видимых ляпов, вечер в "Чемпионе" - последняя точка и там ничего особого уже случиться не могло, поскольку я уже была в образе и поймала кураж, на нём можно даже немного покуролесить. Не могла же Каминская быть невинной и смирной овечкой с предсказуемыми поступками, если её собеседники здесь сплошь и рядом существа неправильные и неправедные. Главное в клубном мероприятии - не терять бдительности и не допустить мелкого прокола в бытовых подробностях.
  Мне пришлось на интуиции плавать в тёмных и непонятных водах околотеатральных и киношных страстей и пристрастий. Я позволяла себе немного покапризничать и делать барские, сумасбродные и иные шаги, которые вполне вписывались в логику поведения примадонны из столицы, слегка подпускала к себе тех, кого наметила в жертву и окутывала их призраком своего высочайшего внимания. Адреналин будоражил и поддерживал на плаву. Я просчитывала свои шаги в этой роли, столбила участки и клеймила свою собственность, не мелочилась, но и не поддавалась разгулу - очень строго следовала разработанному плану.
   Один из моих "капризов" был в желании спеть романс из мюзикла, с которым я "ездила" в на север США и там сорвала шумный и скандальный успех. Я грубо "наехала" на музыкантов и они стали принародно подбирать аккорды и строить гармонию к мировому хиту российского театра. Этот романс я разучивала долго и тщательно и он у меня выходил по вокалу не хуже, чем у Каминской, так что риска не было, у меня появился кураж и страху натерпелись хозяева и музыканты по самые барабаны. Я начала свою партию ещё до их готовности, так что им пришлось подстраиваться уже по ходу. В конце номера героиня бросает бокал с вином на крышку рояля и в тишине раздаётся звон хрусталя. Я окинула взглядом сцену, рояля здесь не было и грохнула этот хрусталь о большой зеркальный шар - брызги полетели и от бокала и зеркала тоже. Рядом стоял микрофон, так что через ревербератор грохот потом ещё долго отдавался многократным эхо.
  Я к тому времени сыграла уже хорошо поддатую Каминскую, которая в таком состоянии обязана что-то учудить. Служащие ресторана смотрели на меня с ужасом, опасаясь очередной выходки, братки - с восхищением и пиететом, тусовочная публика - с нескрываемым любопытством. Я повертела микрофон в руках, на мне написано - что бы с ним такое сделать и зачем он мне? Тут же появился кто-то из музыкантов и выпросил его у меня, я милостиво от него избавилась. Остальное в моём исполнении было примерно в таком же духе, но не со всеми: я чётко разделяла публику на "своих" и "чуждых". "Свои" понимали в театре и кино, "чуждые" - тусовались среди них, с первыми я была щедра и великодушна, вторых милостиво замечала. Каминская не могла быть другой и Игорь мне честно обо всём рассказал, так что - никаких иллюзий и соплей! Я это делала на автопилоте, это роль, а играть её - моя святая задача. Тешило, хотя, нет, уже удручало, что всё вот-вот закончится! Я так и посматривала вокруг, какую бы поставить точку, чтоб было погромче и на долгую память.
  Один из местных бонз, весь в британском стиле от штиблет штучного изготовления до смокинга с бабочкой и причёской из каталога, так и вился рядом, что-то вставляя по делу и без него и заглядывая в глаза и вдруг стал выдавать неприличные пассы в мою сторону. Раньше я, будучи в собственной шкуре, подобного просто не замечала, но, переодевшись в тогу примадонны, увидела эту публику уже совершенно в ином свете и под другим углом и с этой новой для меня стороны выглядела она мелковато и до тошноты противно. Поскольку роль у Анны была уж очень поднебесная, то я просто не заметила новоявленного хозяина жизни и ему в пику тут же приласкала молодую супружескую пару из "своих", которая работала в детской музыкальной школе и вела собственную студию современной песни. Это не были романтики-бессребреники, но и к рвачам их не отнести, просто у них иной уровень доходов, расходов и издержек. А с молодым супругом я даже слегка поиграла на мужском самолюбии, введя жену в состояние тихой паники, потом доступно пошутила, была понята и прощена.
  Игорь старался, чтобы я не оставалась в интимном уединении надолго и у собеседников не было бы возможности попристальнее присмотреться и слишком задержаться на моём внимании. Особенно он опасался появления из реки забвения каких-нибудь старых друзей и знакомых, про которых в его досье не было упоминаний. Вероятное появление Нины Грошевой держало нас в таком напряжении, что ни спиртное, ни всеобщая расслабленность не могли отвлечь от осознания вероятной гибельности операции. Игорь ненадолго исчез, чтобы разобраться с этой Ниной, появился уже со светлым лицом и я поняла, что нужное он нашёл.
  Мы улучили минутку и перебросились парой фраз, после этого решили, что ничего сворачивать не будем и покинем клуб около часу ночи, чтобы успеть на проходящий поезд в Москву. По нашей легенде это знали только организаторы визита Каминской, устройством отъезда Каминской занимался якобы один из членов клуба Анны. Причём, Игорь конкретно в этих лицах не значился, так что инкогнито отбытия было рассчитано, осталось только реализовать.
  Подруга Каминской по театральному кружку всё-таки пришла и, увидев её ищущий взгляд в толпе приглашённых, я сразу решила, что она может стать и моей подругой. Её прошлое и учёбу вместе с Каминской в студии юных театралов Игорь откуда-то узнал, теперь она была известна и мне, поэтому опасности не представляла. Всех закончивших школьную студию с Каминской я ещё раз внимательно просмотрела на фотографиях с подписями, никто из них с чудо-искусством, слава богу, себя не связал. Так что я могла просто забыть о них и вспомнить что-то только по напоминанию Нины, да и то с трудом.
  Я приблизила её к себе и так нежно приласкала, что Игорь тут же успокоился и принял Нину такой, какой она была. А была она интересной независимой женщиной, умеющей держаться в любом обществе, но не рвущейся в первые ряды, с такой любая женщина в моём положении была бы доброжелательна. Игорь взял Нину под свою опеку и, отвлекая её внимание общими разговорами, пытался не фиксировать внимание подруги на мелочах: подруга была давняя и близкая и, несмотря на длительную разлуку, вполне могла что-то заподозрить. Эта клиника немножко раздражала, но игнорировать её тоже глупо и я старалась просто получить удовольствие от общения и всего, что мы затеяли - ведь для того оно и задумано. Он же понимал, что я должна чувствовать надёжные тылы, иначе свою роль не сыграть.
  Как женщина, Нина оказалась вполне в его вкусе и он обозначил к ней особое внимание и та не отвергла покровительства, понимая, что приятель подруги всегда предпочтительнее неизвестного и агрессивного окружения. Она улыбнулась мне и тут же повисла на его руке, тем самым отшивая засуетившихся у её обалденной фигуры поддатых ценителей. Мы составили прочный костяк, к которому все потянулись. Нина не была недалёкой домохозяйкой, попавшей волей случая на гребень волны. Она вполне уместно и умело отвечала на говорливость и нахальство завсегдатаев таких мероприятий, не замечала их закидоны, загадочно улыбаясь и посматривая на меня.
  Когда пришло время покидать клуб, вся публика была уже хорошо на взводе и на детали оформления отъезда примадонны особого внимания не обратила. Лица хозяев светились радостным ожиданием моего ухода - незадолго до этого я "споткнулась" и разбила шикарный чайный сервиз, стоявший в виде декора, чтобы телеоператоры зафиксировали роскошества фуршета. Каминская терпеть не могла показухи, Игорь скомандовал, а я охотно и "нечаянно" выполнила.
  Сначала мы втроём приехали к Игорю, там немного отошли от суеты и напряжённости, владевшей нами всё время, и после этого вызвали такси для Нины. Она очень не хотела расставаться, в её глазах была написана такая несусветная тоска, что я не выдержала и вздохнула:
  • - Оставайся! - и подруга повеселела. Она засуетилась на кухне и вскоре приготовила из холостяцкого набора вполне приличный то ли поздний ужин, то ли ранний завтрак. Ничего из спиртного не хотелось и мы из напитков ограничились крепким запашистым кофе. После этого я обратилась к Нине:
  • - Про меня ты, видно, знаешь всё, теперь давай о себе, как ты дошла до жизни такой, что выглядишь кинозвездой, а представляешься домохозяйкой. Рассказывай, меня распирает от любопытства!
  • И она, не жеманясь и не стесняясь столь долгой разлуки и незнакомых обстоятельств, поведала историю немного счастливой, немного побитой жизнью русской женщины. История была настолько же яркой, насколько и необычной, но это была уже история, её история. Мы с Игорем, не сговариваясь, ни разу шумно не вздохнули, боясь спугнуть атмосферу чистоты и непосредственности, которой повеяло от нашей новой неожиданной знакомой. Моё лицо, наверное, было так выразительно, что у Нины не возникло вопросов о том, как я отнеслась к её одиссее.
  • - Сколько же мы не виделись? - спросила я Нину.
  • - Давно! Думаю, это было ещё в прошлой жизни. Я пыталась сесть не в свой поезд и, слава богу, меня туда не пустили. - Она сделала паузу, провела рукой по причёске, видимо, вспоминая что-то своё, потом продолжила: - Я благодарна Серёжке, он излечил от многого. Ты тогда меня просто убила убеждённостью, что станешь мировой звездой и у твоих ног будут виться недостойные, а достойнейшие не станут мелькать на этой ярмарке суеты и ты всегда будешь среди себе неравных и тебе нежеланных. На этом вечере было именно так. И всё же ты была блистательна: и им показала и не уронила себя - я тебя люблю, Анюта! Дай, поцелую!
  • Мы обнялись, не стесняясь Игоря и не скрывая слёз, атмосфера потеплела и потребовала чего-то для продления благодушного и блаженного состояния.
  Я пыталась прочувствовать ситуацию, но собственный опыт ничего путного подсказать так и не смог - это сильно меня нервировало, поскольку за последние два с половиной года привыкла управлять ситуацией, а не ждать её развития. Я никак не могла придумать, что же надо сделать, чтобы оправдать характеристику подруги ранней молодости, которую она дала по подсказке женского чутья.
  Зазвонил телефон, Игорь посмотрел на меня, я покачала головой и он не стал поднимать трубку. Потрезвонив ещё немного, он успокоился, но ненадолго. Я поднялась и взяла трубку.
  • - Алло, я вас слушаю! - в трубке послышалось чьё-то сдавленное дыхание, пауза продлилась несколько секунд, я повторила. - Я слушаю! Я уже хотела положить трубку, как раздался женский голос:
  • - Я звоню Игорю, это его квартира или я ошиблась?
  • - Нет, вы не ошиблись, сейчас приглашу! - я сделала вид, что не узнала эту женщину и протянула ему трубку. - Какая-то женщина, тебя!
  Игорь огорчённо вздохнул и взял трубку. Это была его дама по имени Даша, о которой он старался умалчивать, но она присутствовала незримо и, в конце концов, я узнала её получше. Он беседовал недолго, успокаивая и утешая, ноток, которые выдавали бы тон оправданий, я не ощутила. Мы с Ниной не прислушивались к разговору, занятые собой, и вскоре заметили, что Игорь вышел из комнаты, оставив нас наедине.
  Женщины без мужчин становятся другими, не опасаются сказать не то и не так и не оглядываются, как выглядят. В такие минуты они просто балдеют от удовольствия пощебетать о хворях, косметике, нарядах, дамском чтиве, мыльных сериалах и о многом другом, без чего женщина как таковой просто быть не может. Мы были подругами в другой жизни и я ловила себя на мысли, что была с Ниной когда-то знакома: уж очень отзывалось сердце на всё, что исходило от неё. Тут со мной началась чертовщина, я вдруг ощутила смутную тревогу - мне показалось, что я стала настоящей Анной, мысли и тревоги, надежды и сомнения сменили приоритеты и я перестала быть женой и матерью, служащей рекламной фирмы, а вошла в другой мир и почуяла груз и ответственность своей причастности к нему. Я уже не боялась разоблачения со стороны Нины, мне казалось, что она будет подругой и надёжной спутницей, несмотря ни на что. Я почему-то была уверена в ней и это придало сил. Я взяла её руку и сказала:
  • - Не торопись, не надо! Мы встретились, нам уже немало годочков и знаем что и почём, я рада, что ты позвонила. Мне хочется, чтобы мы опять немного покуролесили, как тогда. Давай это сделаем сейчас, а?!
  • - Давай! - легко и охотно ответила Нина и я почувствовала, что способна быть не только чужой тенью.
  Раздался звонок, Игоря рядом не оказалось и я подняла трубку.
  • - Мне сказали, что по этому номеру я смогу найти Каминскую? - раздался женский голос, приглушенный и искажённый странным микрофоном.
  • - Я вас слушаю, - ответил мой голос.
  • - Я театральная любительница. Вы не против небольшой приватной беседы? - сказала она весьма мягко и доброжелательно, я не возражала и она продолжила. - Мне нравится ваша театральная работа, я смотрела все ваши фильмы. Особенно понравилась последняя роль. Вы были так убедительны в роли женщины, которая уводит мужчину у собственной дочери, что я подумала: а не себя ли играете? Простите, если это вторжение в личную жизнь, но эта мысль стала такой навязчивой, что я потеряла покой. Скажите, почему ваша героиня сделала такой шаг, ведь обычно мать своё дитя лелеет и тешит до конца собственных дней? Очень прошу ответить, почему? - последнюю часть фразы эта женщина произнесла не из любопытства, за словами явно было что-то и не ответить на обычную для женщины муку сомнений я просто не могла. И сказала всё это она достаточно уверенно, я оценила её возраст около сорока, молоденькие так глубоко и образно выражаться не умеют.
  • - Между ролью и собственной жизнью всегда есть разница, она в том, что сценическую роль мы осмысливаем, мотивы поведения просчитываем, реакцию угадываем. В жизни же - это сплошные экспромты и никогда нельзя что-то переделать и переиначить, если в предыдущем дубле была явная блажь. Прожитая минута тут же становится историей, откуда ни слова, ни поступка не вырезать и не переиначить. Жить надо с учетом того, что ты сделала или натворила в минувшее мгновение. Это первое.
  А теперь по поводу матери и дитя. Биологическое родительство и забота о детях - это о физическом здоровье и душевном богатстве детей, остальное они должны сделать сами: чувствовать сладость добытой победы и горечь неизбежных потерь - это их обогатит и сделает сильными, зрелыми, устойчивыми и прочными. Тот мужчина, которого моя героиня отбивает у дочери, очень силён, умён и достаточно глубок. Ему требуется то, чего в моей дочери нет и вряд ли будет - она не боец, а спутница, она утешит и расслабит, с ней он будет счастлив от юной свежести, в её глазах будет видеть собственное отражение и восхищение им, его силой и мужеством. Но, когда у него возникнут проблемы, ему захочется их разделить с кем-то, разобраться в себе, чтобы выйти из кризиса, она сможет быть только на роли умной и преданной собаки, заглядыващей в рот и выполняющей команды. То, что он уважает и чем довольствуется в своём четвероногом друге, в женщине покажется недостаточным, и будет искать это понимание на стороне.
  Увы, моя дочь не из тех, кто поймёт и разделит, а ему без настоящего и глубокого понимания не обойтись, таков он - этот мужчина. Ему нужна я, понимающая и разделяющая, мне можно и не говорить, я это прочитаю у него на лице, угадаю по паузе, почувствую по звуку шагов в коридоре, я знаю, что с ним, когда он ещё только открывает мою дверь своим ключом. Он мой и ему нужна я. А мне нужен он, с кем бы я могла не притворяться глупой и невинной киской, не скрывать свою стервозность, не стесняться ненасытной чувственности и утопить в нём, сильном и мудром свою неприкаянность и невостребованность. То, что есть во мне, мальчику не по средствам, а ему - в самый раз!
  • - Но ведь по роли он моложе, Вас не смущает это, не стоят ли за этим нереализованная мать и её невостребованные инстинкты? - с некоторым нервом в голосе не поверила собеседница. Она знала о Каминской всё.
  • - По роли ему под сорок, а мне немного за сорок, я старше на чуточку. Но он - это рано созревший и уже опытный мужчина, ему всю жизнь приходилось быть в первых рядах и на первых ролях, он не прятался за чужие спины и возмужал очень быстро, ему уже неинтересно просто добиться руки, уложить в постель, ему нужен достойный соперник и партнёр, с которым можно поучиться и набраться, он стремится к насыщенным тонам, сильным страстям и глубоким и устоявшимся вкусам, ему хочется потерять голову и не стыдиться того, что увлёк с собой ещё кого-то, не оглядываться и не сомневаться, я - его уверенность и сомнения, боль и горечь, сладость и утешения.
  • Я - это выдержанное вино, я не валю наповал, во мне хочется почувствовать букет, увидеть игру света, вкусить особый аромат, капля меня на белоснежной сорочке вызывает особые воспоминания, а не желание отдать её в стирку. Меня нельзя выпить до дна, мною не пресытиться в одночасье, захмелев же, наконец, хочется это ощущение длить и длить. После меня не бывает похмелья, один раз попробовав, мужчина понимает, может ли он себе позволить такую роскошь: быть с женщиной всегда и везде, представляя, насколько это сложно и ответственно, или же ему довольно обозначить её наличие и пользоваться определёнными услугами. Он всё это понял, как только увидел меня. Потом, вспомните, как он осторожничал, стараясь не разбередить во мне рану неутолённости, когда ещё по инерции играл роль жениха и как бы искал взаимопонимания у меня в роли матери. Когда в тот ключевой момент он принёс цветы невесте, он чётко дал мне понять, что свой выбор сделал: цветы были любимые мои, а не её! Он сделал мужской выбор, он обозначил себя и я его приняла. Остальное - это уже дело техники. Да и потом, моя кровиночка моложе этого волка на 16 лет, ей с ним ни за что не справиться.
  • - И Вы собой закрыли амбразуру! - не скрывая иронии, уронила собеседница.
  • - Очень точное сравнение! - согласилась я и тема показалась исчерпанной. Однако собеседница нашла лазейку и не остановилась.
  • - Но ведь потом, по ходу сближения с этим волком, вы с кровиночкой вели себя не по - родственному, почему?
  • - Так написано автором, он захотел, чтобы границы были обозначены чётко, а на их охране - доблестный Карацупа с Джульбарсом. Мне оставалось показать это достоверно, думаю, что всё это выглядело убедительно, - стала итожить я, намекая собеседнице о том же. Но она как бы и не услышала меня и сказала:
  • - Я тоже так думаю.
  • Я заметила, что к беседе уже прислушиваются и развела руками.
  • - Анна, а вы азартны, вы можете играть с риском, очень серьёзным и опасным? - сменила тему она
  • - Думаю, что безрассудство - не моё качество, но очень тщательно просчитанный риск - это по мне.
  • - Просчитанные риски, так просчитанные, но всё же это риск провалиться. Все знают, что Вы способны на серьёзные авантюры, но ради чего всё?
  • - Я думаю, - ответила я, подбирая точные слова, - главная цель в таких случаях - только самоутверждение. Корысть, гнев, эмоции - слабоваты для такого дела, тут нужен стимул вроде завоевания королевства, жизни или смерти - не меньше! Пока я подбирала слова и столь витиевато отвечала на этот вопрос, то вдруг почувствовала, что моя собеседница знает всё. Я чуть не умерла от осознания этого. Всё знать могла только сама Каминская и я не стала юлить:
  • - Теперь и я вас узнала, не извиняюсь, но так уж сложилось, мне, право, неудобно! - сказала я, изменив и тон и энергетику. Игорь и Нина насторожились. Игорь, кажется, тоже догадался, вздохнул, странно и облегчённо улыбнулся. Мне казалось, что на другом конце провода мне готовят иезуитскую пытку. И она тут же перешла на "ты". Звучать стала вполне узнаваемо - это была та самая Каминская, которую я только что имитировала для широкой публики.
  • - Ну, что ж, раз так, то давай откроемся и доиграем всё до логического конца. Мне удалось посмотреть передачу с самого начала, ты была на уровне, не посрамила, поэтому прощена. Экзамен выдержала с высшим баллом. Всё! Об этом не стоит более. Я предлагаю продолжить игру и перенести её на натуру. Мы с тобой меняемся ролями всего-то на несколько дней. Никто о замене не узнает. Ни-кто! - подчеркнула она. - За такое время нас не успеют заподозрить и поймать даже близкие, поверь на слово.
  • - Только не дети! - вырвалось у меня.
  • - А муж, что - проглотит?
  • - С ним - не знаю, а вот дети... там не так просто, много тайн и секретов, фигур умолчания - нет, они заметят!
  • Каминская умерила наступление и что-то для себя решала. Я тем временем обдумывала её предложение на полном скаку, захваченная шансом обмануть судьбу. Риск был очень велик, но и цель - она была уж очень заманчива. Я смотрела на Игоря, прикидывая все за и против, тот пока не совсем не понимал, в чём дело и ждал объяснений. Потом уяснил ситуацию, сделал мне глазки и, прихватив с собой Нину, вышел из комнаты. Я могла говорить свободно.
  • - Это так неожиданно, - сказала я, надеясь на небольшую паузу, чтобы осмыслить ситуацию, - дождь, а я без зонта!
  • - Шагнув в воду, будь готова промокнуть до нитки, - достаточно прохладно ответила Каминская.
  • - Можно не так быстро, - попросила я тоном примерной студентки в первом ряду к скороговорке лектора.
  • - Разумеется, - ответила она, чуть помягче, - ведь звонок за мой счёт!
  • - Вы можете перезвонить чуть позже, а я подумаю, - предложила я компромисс, надеясь, сложить три и два, которые находятся в разных системах исчисления.
  • - Нет уж, - отказала она, - думай за мой счёт.
  Её голос звучал уже вполне доброжелательно. И я раскинула мысли во все стороны - я готовилась к этой роли и сдала экзамен с первого захода и самому главному экзаменатору. С другой стороны - то, что она предлагает, это совершенно иное качество и жизни, и восприятия, и вообще: такого никто и никогда не делал! До сих пор я жила вполне размеренной жизнью, втайне ото всех упражняясь в актёрстве. Теперь же Каминская предлагает выход в ту среду, где моё актёрство тут же получит должную оценку. Всё же она лучшая актриса страны и работает в лучшем из театров, её друзья - это коллеги и они тоже нешуточного уровня. Меня даже подташнивать стало от запредельности этих высот.
  - Но это же на несколько дней!
  И я не стала особо прибедняться, поскольку припомнилась одна актриса, партнёрша Каминской по спектаклю, очень приличная актриса. Так вот, в одном фрагменте она, на мой взгляд, выглядела очень слабо и в тот театральный визит я решила, что могла бы запросто сыграть лучше и даже прикинула, как это сделаю. Я отметила и провинциальность выговора и слабую дикцию и ещё кое что. Это воспоминание подмяло все остальные страхи под себя и я решилась на ответный визит. Каминская была готова к обмену во всех деталях и сразу же перешла к конкретике.
  • - Давай прикинем вероятные риски. С моей стороны они очень даже умеренные. В ближайшие дни я нигде не занята, договоры и переговоры за это время не завершатся, в театре тоже рутинное роение. Сейчас никто текстов не знает и читают с листа, занимаются общей диспозицией и генеральной линией. Спектаклей нет, так что читать монологи и соревноваться в остроумии с партнёром тебе не придётся. В театре у меня отдельная гримёрная, я особой общительностью с коллегами не отличаюсь. Заходят, но предварительно звонят или стучат и долго не задерживаются. При той суете и толчее, что сложилась сейчас, никто ничего не заметит, если ты сама чего-нибудь не выкинешь.
  • Живу я теперь одна. С мужчинами сама разбирайся, как знаешь, в обиде не буду! Одежда и обувь, надеюсь, тоже будут взаимозаменяемыми. Я в быту - серая мышка, в метро бываю редко, но и на улице, если кто не припомнит номер машины, автографы не требуют. Такое бывает только возле служебного входа в театре. Правда, приходится бывать на всяких мероприятиях в качестве звезды, но с этим у тебя проблем не будет. Разрешаю даже откровенно похулиганить, а то мой имидж заметно потускнел, ты в своих любительских нападках на всех и вся оказалась намного интереснее, я тебе завидую. Ну, у меня всё, а что у тебя? Кстати, давай-ка перейдём на "ты"! Продолжай, что там у тебя не сложилось?
  • - Обычные производственные и бытовые проблемы! - сказала я. - Начиная с детей и кончая мужем, хозяйством и работой.
  - Мы сделаем заметки-поминальники и оставим их в условленном месте. В них краткие инструкции, что, как и с кем делать, а чего не делать ни коем случае. Остальное - по обстоятельствам. Нам полезно встряхнуться: и тебе и мне - не мучайся, бывало, доставались роли и похуже. С компьютером я на "ты". Кстати, как ты по части кухни, не слишком гениальна?
  • - Готовлю так, что и муж и детки тащатся, особенно по части выпечки и разной овощной и мясо-рыбной азиатской остроты. У каждого из моих домашних сложились свои вкусы и предпочтения.
  • - Ну, это не беда, на пару дней моих способностей хватит, а там и ты появишься!
  • - Зачем тебе это, моя жизнь - совсем не мёд и из неё не извлечь ни шекспировских страстей, ни толстовской философии?
  • - Мне так хочется, вот и всё! - довольно резко подвела черту Каминская и многозначительно замолчала. Возразить ей нечем, я колебалась между соблазном окунуться в чужую жизнь, побывать в запредельном для себя мире, с риском быть разоблачённой везде, перед всеми и во всём. Но аргументы атаки были очень агрессивны, они наступали, страх неизвестности под их напором рассеивался и я немного смягчилась.
  • - У меня есть выбор? - спросила я, решив переложить ответственность на собеседницу.
  • - А ты как, милочка, думаешь? Ведь первый шаг уже сделан, "А" прозвучало, очередь за остальными буквами.
  • После этого обсуждались только детали.
  Когда разговор с Каминской завершился, я была, как выжатый лимон. Вошли Игорь с Ниной и устроились напротив. Я их видела, но не ощущала.
  • - Что-то случилось? - сказала Нина, Игорь опустил голову, слегка отвернулся к стене и стал теребить салфетку на спинке дивана. Для меня это был момент истины: смогу сыграть - включаюсь, не смогу - сдаюсь в плен! Я выключила все лицевые мышцы и слегка встряхнула лицом, чтобы почувствовать его управляемость. Зеркало было напротив, я попробовала - получилось, повторила весь комплекс сначала - получилось и во второй раз.
  • - Немного устала, уже поздняя ночь, теперь всё в ажуре! - сказала я, почти овладев собой. - Мы с тобой что-то хотели, не так-ли, замужняя леди? - она подняла глаза и оценивающе посмотрела на меня, но потрясения на мне уже не было.
  • - Может в другой раз? - с сомнением и в то же время с оттенком сожаления сказала она.
  • - Его может и не быть, живём-то - однова! Мужчину с собой берём или ...? - она воспрянула и улыбнулась:
  • Или! - и мы с ней оторвались так, будто нам по восемнадцать на лицах и под сорок фактически. Сначала выбрали, куда пойдём, потом привели себя в порядок. Я прибавила своему портрету больше дюжины лет, сделала неузнаваемой и отталкивающей нижнюю губу, вставив между десной и губой фирменную жвачку, слегка изменила облик одежды, состарив и её тоже, немного поколдовала над причёской и вошла в образ нашей вахтёрши Кирилловны, которая своим скребущим голосом требовала у меня пропуск и принципиально не пускала, если его не было, пока не звонило её начальство с повелением "Пропустить!". Голос Кирилловны был у меня на памяти и очень узнаваем, мы часто тренировались между собой, копируя его на разных сабантуях.
  • Глядя на меня, Нина тоже решила преобразиться: "Гулять, так гулять!". Она подкрасилась лишь слегка, но тут же стала выглядеть, как обычная шлюха, которые промышляют по ночам в местах обитания мужчин с наличностью.
  • Мы сделали Игорю ручкой и отправились ловить такси. Шофёр не сразу понял, что это за парочка такая: рядовая стерва и старуха с выпученными глазами. Мы уселись на заднее сидение и велели везти нас в ночной клуб. Тот вздохнул, но выражаться не стал.
  • На месте мы слегка скорректировали свои манеры и приступили к развлечениям. Они начались сразу же после обустройства в самой оживлённой части заведения - около сцены, где молоденькие девочки изображали загнивающий Запад, извиваясь в чём мать родила вокруг двух хромированных стоек. Эти девочки были только для созерцания, гостей же можно было и потрогать, но, как гласили таблички для особо азартных, только по разрешению обладательниц этих прелестей. Мы заказали немного выпивки и стали между собой обсуждать шоу. На нас уже обратили внимание и вскоре прислали по бокалу чего-то с алкоголем. Мы осмотрелись, в презенте никто не признался. Мы отставили бокалы и снова повернулись к сцене. Вскоре к нам подошли с приглашением потанцевать. Мы тут же сказали, что пришли сюда вместе и брать нас надо только вдвоём. Пришлось кавалерам утереться и мгновенно разыграть, кому достанусь я. Выпала эта доля крупному мужчине с животом и чуть не женской грудью. Нина досталась вполне симпатичному рослому мужчине. Я потопталась на месте со своим партнёром и решила его проучить. Сначала определилась с его танцевальными качествами, они были никакими, потом провела тест на вшивость и задала вопрос о семье, жене, детях. Ему тема очень не понравилась, поскольку он явился сюда совсем за другим. Тогда я удивилась:
  • - Што, ваш шовшем никто не берёт в мужжша? - он опешил, уставился на меня помутневшим взглядом и я его пожалела надтреснутым голосом Кирилловны: - Бежненький! - и по-матерински погладила по спине.
  • Он дёрнулся, но музыка ещё не закончилась и я сделала очередные слоновьи шаги, синхронно и зеркально отражавшие его собственную пластику. В это время партнёр Нины, топтался с нею в охапку около нашего столика и откровенно лапал её прелести. Она была бессильна сопротивляться, да и её амплуа только способствовало мужским атакам. Я сделала несколько поворотов, демонстрируя неумелость и угловатость и прилипла к своему партнёру боком. Он взглянул на меня и я показала ему улыбку с отвисшей челюстью и выпяченной нижней губой. Он мгновенно отвернулся, отодвинул меня на безопасную дистанцию и замолчал, пока музыка не закончилась.
  • За столом я оказалась первой и заметила до какой эрекции своего партнёра довела моя подружка - он тащился от неё и не скрывал этого. Он считал, что через пять минут договорится насчёт ключике от служебки и затащит туда свою партнёршу. Но он ошибался - когда Нина, улыбаясь и глупо подхихикивая, села за наш столик, а он ещё держался за талию партнёрши, я его охладила:
  • - Мушшина, не жабывайтешь, мы ш подругой вмеште! - он не понял сначала ничего, но потом, встретившись взглядом с приятелем, стал остывать. - Столько ему не выпить! - вспомнила я бородатый анекдот и улыбнулась Нининому другану фирменной улыбочкой, его тут же сдуло. Нина тоже увидела и чуть не упала, но вовремя опомнилась и мы продолжили свои игры. Эти приятели больше к нам не подходили.
  • Так, забавляясь и развлекаясь, мы сменили несколько партнёров и всегда с одним и тем же результатом: на второй заход у них керосину уже не хватало. Надо сказать, что разделение ролей у нас получилось совершенно спонтанно, мы выбрали крайние характеры и черты и ходили по кругу, держась на виду и дополняя друг друга.
  • В заведении уже все знали, что мы вместе и одна из нас уже потекла, но вот вторая, стерва, упёрлась и всё! А на неё, то есть на меня, любителей пока не находилось. Образ получился очень колоритный и знакомый многим мужчинам, однако на такое, будучи в таком потрясном заведении и с таким выбором женщин, у них охоты не было. То ли дело - Нина! И чем страшнее подавала себя я, тем развязнее становилась моя подруга, мы забавлялись таким образом достаточно долго: меня пытались напоить, увести куда-нибудь отдельно от подруги, уговорить подругу расстаться на время с несговорчивой стервой, но мы держались стойко и атмосфера вокруг нас начала густеть. Несмотря на боевую раскраску, Нина не потеряла ни изумительной фигуры, ни (с ума сойти каких!) бёдер, ни упругих (а это успели проверить все наши партнёры!) и волнующих полушарий под лифчиком. Шалые глаза по ходу дела она и сама прикроет!
  • Мы играли и упивались своей игрой под названием "Висит груша, нельзя скушать!"- адреналин переполнял нашу кровь, но нам хотелось ещё и ещё! Где-то часа через полтора-два, когда мы пресытились и уже собрались домой, к нам подобралась парочка явно приезжих мужчин, скорее командировочных. Они прошли по кругу, как и все, но не испугались, а применились к обстоятельствам, стали чередоваться, то один со мной, то другой и задержались надолго. Я даже запомнила их имена: Семён и Виталий. Виталий, в конце концов, смог плотно обнять меня за талию и привлечь к себе, чтобы ничего не видеть и не слышать.
  • - Вы не забыли про голосок Кирилловны? Я им пользовалась как аэрозолем для выведения тараканов - действовало, как патентованное средство. Поскольку я была всё же женщиной хорошего роста со всеми положенными упругостями и очень даже недеформированными ногами, то он, закрыв глаза и уши, тихонечко обжимал меня, как последнюю потаскушку на колхозных танцах и длинными и затейливыми посулами надеясь растворить мою решимость с тем, чтобы отпустить подружку немного погулять в коридорчике в обществе её приятеля. Он был очень хорошо сложён, по-мужски симпатичен и я боялась, что выдам себя непроизвольным движением, жестом или нехарактерными для выбранного образа звуками. Виталий старался из последних сил, он прочитал наизусть мне всё, что запомнилось из школьной программы, сравнивал меня с голливудской актрисой, имя которой вылетело из головы, телеса той актрисы моей фигуре и в подмётки не годилась. Мне было интересно, а смог бы он реализовать свои посулы и я предложила:
  • - Ублажшил, шветиш! Пошшли в дамшкую комнашу! - и улыбнулась всей передней челюстью. Он очнулся, посмотрел на меня, дрогнул и сыграл отбой, сказав, что надо дождаться приятеля. Он ещё надеялся, что при жеребьёвке фортуна может отвернуться от приятеля. Семён в это время рассекал с Ниной польку-бабочку и та, забыв про свою характерную роль, отплясывала, будто на районном смотре самодеятельности. Мы же с Семёном тем временем были в клинче, он пожертвовал, как говорят шахматисты, качество и, почти стоя на месте, раскачивал меня во все стороны в том же быстром темпе. Когда мужчины нас с Ниной развели по местам, наметилась перспектива совместить полезное с приятным. Мы после таких бурных галопов тяжело дышали и кавалеры мигом оказались рядом. Здесь же были и освежающие коктейли и по одному цветку в бокалах с шампанским. Ребятам очень хотелось приключений. И мы приняли их условия, они тут же подсели к нам и начался обычный в таких случаях бедлам, я просто чувствовала их сексуальную энергию, грубую и всё сметающую на своём пути. Трахнуть девочек, закрыв личико одной из них подушкой, моя попка и груди обоим пришлись по душе, а остальное - не жениться ведь! Они уже между собой решили, мы не стали противиться - наши роли такими и были изначально! Я сказала:
  • - Хошшу домой, надожшела эша швиштопляшка! - кавалеры тут же с нами согласились и сказали, что дома всегда лучше и пригласили к себе в гостиницу. Я уставилась на них, повторила: "До-мо-ой!" и встала из-за стола. Они поднялись с нами и побежали за такси, чтобы не остыл внутреннийу огонь, который твердил: "Некрасивых женщин не бывает - бывает мало водки!". Когда мы с Ниной вышли на улицу, кавалеры уже подогнали такси к выходу. Мы забрались в машину на заднее сиденье, а Семён со звякающим пакетом сел впереди. Нина вела себя не очень вызывающе, но вполне в образе. Я была при деле, почти не замечала возни слева от себя и сгорала от нетерпения, предвкушая то, что вскоре будет. Мы приехали к подъезду, вышли из машины и медленно, поджидая кавалеров, стали подниматься по лестнице, они нас догнали уже на ступеньках первого этажа и присоединились к торжественному шествию.
  • - Ч-ш-ш-ш! - прошипела я. - Шошеди! - и помахала пальцем, гости нашего города послушно умолкли и самую малость, я бы на месте подруги этого даже и не заметила, отлипли от якобы поддатой Нины, которую они старательно поддерживали, придавая вертикальное положение, с двух сторон, за бёдра и в области груди. Если бы два таких мужчины и так долго держали за эти места меня, то я бы уже давно кончила, что было с Ниной, я не догадывалась, но надеялась узнать уже вскоре. Я двигалась первой в этой сложно построенной колонне и едва подошла к двери, как она открылась и на пороге появился Игорь:
  • - Муж! - выдохнула несостоявшаяся актриса Нина и закрыла лицо руками. Я остановилась и уставилась на него, мигая и еле сдерживаясь. Кавалеры тут же оценили его фигуру и отстали от Нины. Игорь внимательно смотрел на них, это был наш женский экспромт, где всё задумано и исполнено без него. Он сделал то, что на его месте сделал бы любой: подбоченился, набычил шею и уставился на эскорт. Но тот уже тихонечко сдавал назад и через секунду загрохотал по лестнице, но бутылки при этом даже не звякнули. Вскоре дверь стукнула и в подъезде стало тихо.
  Я, зажимая рот руками, на цыпочках вошла в квартиру, за мной буквально влетела Нина, потом Игорь неслышно закрыл дверь и только после этого мы расслабились окончательно. Игорь сначала смеялся за компанию, чтобы не выговаривать за глупость нашей авантюры, потом ещё раз, когда мы в лицах пересказали наше приключение и отдельные эпизоды и, наконец, когда он рассказал, что незадолго до нашего прихода ввалилась шумная компания и стала стучать в дверь напротив. Там никого не было, позвонили к нему и после длительных разбирательств убедилась, что перепутала подъезд. Он, будучи в очень недоверчивом состоянии, не поверил в такую ошибку и решил, что это наши с Ниной козни, потому и хотел подкараулить следующий ход. Увидеть же нас с мужиками на хвосте, он никак не ожидал.
  Мы отсмеялись в последний раз все вместе, после чего переглянулись с Ниной, я опять почувствовала, что знакома с ней сто лет и это ощущение сбивало с толку. В последнее время я с Игорем была очень близка, у нас не было тайн. Но он был мужчиной и ему не понять того, что объединяло меня и Нину, которую я знала всего несколько часов. Я даже не пыталась ничего объяснять: будучи замужем уже пятнадцать лет, я избавилась от иллюзий, но тяги к очарованию и самоочарованию так и не потеряла.
  То, что мы сделали с Ниной, было чисто женским удовольствием и оно ублажило ту часть женщины, которая никогда известности не ищет, хотя составляет очень большой вес в каждой из нас. Мы получили от приключения истинное удовольствие и безумное наслаждение. Видно, и в юности наши шалости выглядели не менее затейливо и рискованно. Потом мы остались в ванной и долго стояли под душем, смывая с себя суетное и преходящее. Мы обсуждали детали приключения, искренне восхищаясь друг другом и проникаясь взаимным уважением. Шалава, которую разыгрывала Нина, мне кого-то очень напоминала, но я так и не вспомнила, кого именно, а уточнять у неё, было для меня смертельно.
  Развлекаясь с Ниной в ходе нашей забавы, я как бы примерялась к предложению Каминской и теперь, пройдя маленький тест на профпригодность, поняла, что мы с Каминской одного поля ягоды и у меня не должно получиться хуже. Я кое-что знала про её ошибки и просчёты, понимала их природу, а в последнее время следовала тем же маршрутом по её графику и стала догадываться, что у меня есть резервы и кое в чём я смогу проявить себя больше, быстрее и лучше. Я приняла её предложение.
   Накануне обмена
  
  Неделю из времени, что дала Каминская, я изучала список и степень близости её многочисленных друзей, коллег и подруг, рассматривала их фотографии, слушала голоса телефонных разговоров, монтаж из бытовых и служебных видеозаписей, а также отдельные фрагменты из спектаклей и кастинговых проб. Список был не очень большой, но пришлось повозиться, поскольку вся эта человеческая аура вокруг видной российской актрисы оказалась очень своеобразна и многолика, некоторые из них я прокручивала многократно, чтобы найти различия и опознавать с первой же фразы или движения. Не могла же я заглядывать в свои шпаргалки всё время, чтобы не назвать Диму Никитой, а Тамару Анфисой. Я надеялась, что для трёх-четырёхдневной прогулки в иной мир этого будет достаточно. Я сравнивала характеристики коллег, подруг и друзей Каминской со своим мнением о них, как актрисах и актёрах и находила в общих чертах сходными, хотя иногда она им давала такие убийственные ярлыки и наклейки, что мне даже читать было неприятно - если бы такое я узнала про себя, то в первую ночь после прочтения ни за что не уснула.
  Особые отношения были с Татьяной Долевой: то она её любила и обожала, поднимая на щит её фантасмагорическое обаяние, то бывала язвительна и беспощадна, но при этом от своей груди не отрывала. Не менее запутанной и для меня совсем непонятной была история многолетней дружбы с сёстрами Виргиевскими. Нынешнее охлаждение носило скорее демонстративный характер, но и здесь я ничего ясного для себя не рассмотрела, усвоив лишь, что мы здороваемся, улыбаемся, но обходимся без поцелуев, даже фальшивых. С Татьяной же мы себе такое позволяем в любом месте и по любому поводу. Вот так! - Богема! Остальные актрисы отстояли подальше и все в равной мере терпели её, как выразилась сама Каминская. С мужчинами и актёрами и режиссерами она была в дружеских отношениях и они платили взаимностью. Никого не выделяла и принимала их внимание по капризу и ненадолго.
  - Перед ними у меня долгов нет, - так она высказалась по этому поводу, - так что, запомни и учти.
  Просмотрев весь этот букет из цветов, шипов и баклажанов, я поняла, что он явно неполный и здесь нехватает тех, которые для души и сердца, а также поддерживающих финансами. Изо всех киношных приятелей в списке был только Е.Абашин, про него я и так знала достаточно. Их одно время даже считали гражданской семьёй, поскольку публично без неё Абашин не появлялся нигде. В одном бульварном еженедельнике я прочитала сюжет об их месячном турне на Голливуд. Так вот, она там пахала, как Золушка, давая интервью, снимаясь для спецпрограмм, активно проходя кастинг и прочее-прочее. А он в это время сидел в сторонке, откровенно любовался ею, ни в какие творческие дискуссии не ввязывался и от оценки работы американских коллег отказался наотрез. Потом в его честь она закатила прощальную пирушку, ухлопав на неё почти всё, что заработала.
  - Почему на него? - спрашивали наиболее настырные журналисты.
  - Если бы не он, меня бы так и считали "дамой с камелиями" и кроме костюмных фильмов не видать мне ничего!
  Она привлекла его к себе, сделала призывный взгляд для публики, сказала: - Женя, я тебя люблю! - и со вкусом, долго и вызывающе целовала. Вскоре после этого её кастинг признали успешным и она полгода работала по контракту с МГМ и снималась в шести фильмах по мотивам русской классики. У нас о них почти не знали, а там фильмы стали библиотекой для учащихся высших школ, их использовали вместо хрестоматий на факультативах по русской литературе. Многое из этого я узнала впервые, хотя слежу за киношными и театральными новостями внимательно.
  Где-то мимоходом, среди репертуарных списков, имён партнёров и партнёрш по спектаклям и фильмам она отметила, что практически с каждым или с каждой у неё что-то да было. Я возвратилась по списку назад и просмотрела его сначала: там значилось больше сотни мужчин. Неужели с каждым? Я просто похолодела от мысли, что все они будут смотреть на меня соответствующим образом.
  - М-да-а! - была моя первая реакция.
  - Но это же всего-то на три дня! - успокоила я себя.
  Что она вытворяла с женщинами, я даже боялась себе представить. И при всём при этом Каминскую считали актрисой тонкого психологизма и чувствования, сильного и глубокого темперамента и неповторимого характера с эскападами, экспромтами и прочее. Я же считала, что она всё просчитывает и слетает с катушек в строго необходимых и подготовленных условиях, поскольку ни разу не прокололась и не сломала каблук. Привлекала также и её доступность для членов собственного фанклуба, она многих из них знала по именам, про некоторых всю родословную и в ежеквартальных посиделках для них ничего не жалела. Для знакомства с запахом эстетского бомонда она мне любезно предоставила выпуски последних бюллетеней этого Фан-клуба. Из них я узнала много нового. Технический уровень издания был очень высок, остальное никаких сожалений в любительстве не вызывало. В целом, он был, как у лучших, к которым можно отнести и Фан-клуб Виргиевской, однако у Каминской клубмэны были достаточно молоды и динамичны и женщин с мужчинами примерно пополам, в то время, как у Виргиевской преобладала возрастная и, в основном, мужская публика. Я подумала, кого бы выбрала, чтобы потусоваться и пообщаться накоротке и решила, что предпочла бы утончённую Анастасию Виргиевскую, хотя как актриса мне больше нравилась динамичная Каминская.
  Как-то по-особому она отзывалась о партнёре Дмитрии Д., с одной стороны, она была как бы его женщиной, настолько её высказывания о нём говорила об интимности и глубине их связи и взаимопонимания, а с другой, посматривала на него явно по-матерински и доброжелательно. Вряд ли этот элитный герой полезет ко мне в постель в первую же мою ночь в доме Каминской. Хотя именно он казался наиболее опасным, поскольку почти всему был обязан дружбе с Каминской, для него она была щедра во всём. Настоящий мужчина не ответить на это не сможет, а это выглядит всегда одинаково.
  Общий баланс приобретённых стандартных приёмой и актёрских заготовок в стиле Каминской уже позволял мне быть уверенной в себе, я больше опасалась за бытовые каверзы, выказывающие сюрпризы в виде соседей, возвращающих картофелечистку или просящих для нужд заболевшего ребёнка соковыжималку - вот бы я выглядела, разыскивая на глазах у владелицы эту штуковину, даже не представляя, как она выглядит. Пришлось пройти ускоренный ликбез и пробел срочно ликвидировать. Вскоре выявились и другие - я подумала и решила, что на три дня наработанного мне хватит и накануне отъезда откровенно отдыхала.
  И в миг самого кайфа меня отыскал Егор, он теперь был на таком скудном рационе, что не упускал самого ничтожного шанса. Сегодня он угадал и я с таким удовольствием и размахом провела с ним обеденный перерыв, что он обалдел:
  - Ты что, диплом защитила, Анюта-краса?
  - Какой ещё диплом? - потянулась я к его обычным умствованиям, когда на мне нет ничего, кроме простыни или покрывала. После этой сладкой и медленно отпускающей неги будет совместный душ, где я выпью из него остатки всего живого. А пока он тоже едва шевелился, уткнувшись в моё плечо. После сегодняшних игр жене от Егора ничего ждать ещё дня три-четыре. И что это на него нашло? Между тем, он изволил ответить:
  - Орден есть такой или секта, у них языческий идол Изида и Кибилла. Там установлена иерархия, как в дзю-до, восемь рангов и диплом мастера. Его дают уже на шестой ступени. Ты сейчас где-то там, у вершины! - бесстыдно льстил и подлизывался Егор, но я не возражала, сам-то он тоже не ниже пятого-шестого. Что может и знает обладатель высшего разряда, я даже не представляла.
  Когда мы уже расходились по своим делам, он вдруг задержал меня и, ещё не коснувшись моей руки, привёл в трепетное состояние. И не успела я опомниться, как мы оказались в служебном подъезде почты. Он целовался так, что я подумала - мы сошли с ума. Потом он отпустил меня, как-то странно посмотрел и сказал:
  - А ты ведь, Анюта, ведьма! Чёрная ведьма! - и исчез.
  Вот так-то! Он редко ошибался, особенно в таких делах. Я вышла в скверик и присела на скамейку, чтобы отойти от впечатлений, только теперь я заметила, что чувствую себя очень возбуждённой. Когда стала отмечать на себе косые взгляды прохожих, уличные шумы и голоса, всё стало на место и я пошла в текстильный комбинат.
  Все бумаги по контракту на продвижение их нового товара удалось сделать за пару часов. Я попала к генеральному директору, убедила его в нашей эффективности, показав, рассказав и обаяв. Он очень придирчиво всё сначала слушал, потом разглядывал, задавал умные и идиотские вопросы, вникал в отдельные детали, пока не сообразил, что перед ним дама, которая своё дело знает и сильна именно в нём, а не ублажении плотью. Именно это его поразило в такой степени, что он решил сократить привычную цепочку согласований и рассмотрений и сразу установил сумму, сроки и качество нашей продукции. Я прикинула свои запросы и поняла, что сегодня мой день - этот дяденька втрое превысил мои надежды и ожидания и получилось это сразу, а не по чайной ложке и в течение нескольких месяцев. Но ему я этого не выдала и попросила сразу же перейти к банковскому варианту, чтобы после проплаты аванса мы смогли дать им первые экземпляры образцов, я надеялась, что это будет в течение ближайших двух недель. Пока бумаги будут обсчитываться и прочее у нас в плановом, я уже вернусь и сама продвину то, чего хочет этот генеральный директор. Пока мы с ним обменивались рабочими намётками на то, что он хочет и что в принципе работает в рекламе, его замы и помощники подготовили все бумаги, я уходила с деньгами, которых нашей конторе хватит для работы чуть не полгода.
  - Может напиться? - подумала я и уже зашла в бар и заказала солидную дозу. Только выпив первую порцию, я вспомнила о завтрашнем отъезде и сразу же отрезвела. Оказалось очень некстати: всплыло сказанное Егором - "Чёрная ведьма!", я даже поёжилась от холода, хотя на улице стояла июльская жара.
  
  - Мам, ты что, замуж выходишь? - спросила Ирина, встретив меня на пороге и взяв покупки. Так она шутила, когда сказать обычный комплимент считала слабым ходом. Сын подобных шуточек не терпел и я поняла, что дома мы одни. В такие минуты я выдавала дочери всё, что она могла принять и переварить, мы это называли интенсивной психотерапией активно зреющей девушки. Такого мы не могли себе позволить, когда в доме мужчины и старались до их прихода пройти и закрепить максимально возможный курс. Она задавала любые вопросы и я исчерпывающе и доступно всё объясняла. Об "этом" она уже давно знала всё и очень подробно и уже давно консультировала своих подруг, практически не обращаясь ко мне за справками, лишь изредка сверяясь, не дала ли она маху. Бывало и так. Сегодня мы успели немного, вскоре пришёл Максим и я полностью перешла в его распоряжение - мы разбирались в основах генетики и изучали связь наследственности с приобретёнными навыками. Вырвать меня из его рук в такие минуты не удавалось никому. Я сама так устроила, чтобы сын дружил с матерью по-настоящему и без скидок на женские слабости и он мне позволял спрашивать и узнавать из первоисточников всё, что угодно. О нашей доверительности он знал наверняка и не сомневался в моей благонадёжности, о наших с ним разговорах не знал никто, как впрочем, и об откровениях с Ириной. Доверие и взаимное уважение я всегда выделяла и они хорошо это понимали. А если я наказывала кого-то за провинности, они молча это переносили и несправедливостью не считали. Особо таиться из-за собственных ошибок и просчётов ни Ирина, ни Максим не пытались, я их убедила в том, что так лучше - они узнают свои недочёты и увидят откуда у них растут ноги.
  Разбор ошибок или игра "в невыученные уроки" была занятием обычным и для каждого из моих чад если не желанным, то уж во всяком случае не нудным. В сегодняшний вечер я старалась ничем не выделиться сама, не выделить на завтра ни единого дела и вообще сделать так, чтобы они меня сегодняшнюю не отличили от завтрашней Каминской. Это для неё будет испытанием похлеще и пострашнее шпионских забросок агентов за бугор с их длительной адаптацией на месте. Мои детки особо не церемонились с вопросами о моём внешнем облике, а дочь ещё и о белье с прокладками, так что любая мелочь могла оказаться для неё роковой. Мы, правда, предусмотрели экстренную эвакуацию меня оттуда, а её отсюда, но я полагала, что кошмарнее этого события в жизни женщины быть просто не может - после этого только в омут! Думаю, Каминская тоже знала, на что шла. В своих вопросах о моей жизни она предусматривала все мыслимые и немыслимые детали быта, привычек и обыкновений окружения и, самое главное, моей семьи. Завтра утром я уезжаю, а Каминская принимает моё хозяйство. Для обмена мы выбрали уединённое место за Волгой.
  Муж уже уснул и ни о чём не догадывался, значит во мне не было ни нервозности, ни чего-то особого. Завтра пятница, у него банный день и он с приятелями где-то в дачном районе будет в сауне, это затягивалось допоздна и всегда с пивом и прочим. Я туда ни разу не ходила, но подозревала, что компания не всегда была гомогенной, иногда я чувствовала на его одежде следы женского парфюма. Но это меня не напрягало и не мучило, я знала, что он меня опять и крепко любит, поэтому прощала небольшие и невинные шалости.
  В доме было тихо, шторы от прохладных дуновений слабо шевелились и создавали домашний уют. Всё у меня в доме было рабочим и функциональным, но многие вещи постарше, чем Ирина: что-то из мебели досталось от родителей Николая, что-то взяли с рук, что-то подарили друзья. Стены, потолки и прочее мы с Колей приводили в порядок сами и за них мне не было стыдно перед принимающей смену Каминской. Нестиранного и неглаженного тоже не было. Три дня в моём доме для неё пройдут в обычных, но не запредельных заботах. Это касалось и запаса продуктов в холодильнике и всяких полуфабрикатов для ежедневной готовки и разогревания в микроволновке.
   Обмен. Общая диспозиция
  
  Утро было обычным, мы расходились по своим делам, я, как всегда, выходила последней и, покидая двор, всё же по-особому посмотрела на него. Уже в обеденный перерыв сюда войдёт Каминская и осмотрится, чтобы вечером приступить к круглосуточной женской вахте, не суетясь и без мельтешения. Я вышла на улицу и увидела серый "порше", за рулём сидела женщина с моей причёской и в тёмных очках.
  - Привет, - сказала я, садясь к ней на заднее сидение.
  - Здравствуй, милая! - сказала она, внимательно разглядывая меня и я уловила её волнение. Так близко и воочию я не видела её никогда. Она ничем от меня не отличалась и эмоциями в том числе.
  - Не передумала? - спросила я.
  - А ты?
  - Нет!
  - Вот и ладушки, куда поедем?
  И я всё объяснила. Мы медленно катили по городу, я показывала всё для её недолгой жизни здесь на котиках, кошечках, аптеках, школах, булочных и городских зданиях и подробно описывала городские оринтиры, чтобы она не заплутала. Когда она смогла ориентроваться уже вполне прилично и обходиться без городской схемы, мы проехались по основным местам, где базировались главные клиенты-заказчики. Город у нас небольшой и основные держатели денег сконцентрировались в центре города, поэтому особых проблем у неё возникнуть не должно, я отметила её работу на эти три дня, где рабочими была сегодняшняя пятница и, возможно, ближайший понедельник. После этого отметила последовательность выполнения каждого шага. На бумаге и на плане города.
  - Всё, Анюта, хватит, теперь я не заблужусь, - решительно сказала Каминская и мы отправились к месту обмена одеждой, оно было за Волгой, я там обычно загорала в одиночестве и могла себе позволить полное "ню" и загореть без единой полоски белого тела. Я выглядела вполне загоревшей и с удовольствием сравнивала свой волжский загар с тем, который был у неё.
  - Ты где загорала? - спросила я.
  - На Кипре, всего недельку и выкроила. Приедешь в Москву, скажешь, что в солярии добавила, хорошо? А то будут спрашивать, особенно Татьяна.
  В моём укромном местечке мы разделись, сняв с себя всё, будто купаться, потом очень медленно поменялись, указывая назначение каждой вещицы в сумочке и квитанции в кошельке.
  Я опробовала себя за рулём сначала под присмотром Каминской, а потом и сама, разгоняясь и притормаживая, чтобы ощутить динамику этой машины. Потом уже в образе Каминской объяснила сегодняшние задачи, услышала, как она их запомнила и подвезла её в центр, там помахала ручкой и отправилась в Москву. Отъехав подальше, я остановилась и ещё раз просмотрела свои новые документы, среди них выделялись водительские права, они были европейскими со всеми прибамбасами, хоть сейчас на трассу Москва-Берлин. Вообще-то свои водительские права у меня где-то лежали, но это была женская прихоть, авто нам не светило в ближайшие три столетия. Машина Каминской оказалась очень умной и сговорчивой, я к ней присмотрелась и мы быстро подружились. Езда меня успокоила и привела в рабочее состояние.
  Моя временная квартира была недалеко от Ленинградского шоссе и я не заплутала.
  Подъезжая к дому, в одном их дворов я таки заехала в тупик и мне пришлось выезжать оттуда на задней скорости, ничего со мной и машиной не случилось, к тому времени я уже окончательно освоилась. Потом я медленно проехала мимо своего подъезда, осматривая своё временное обиталище, и отправилась на стоянку недалеко от дома.
  Это была чья-то служебная площадка, но ценители Мельпомены снизошли и разрешили Каминской ставить машину в любое время и бесплатно. Я прикинула, что она вынуждена иногда по 3-5 раз в день совершать неблизкие вояжи, независимо от времени года и суток: репетиции, записи и съёмки были, где угодно и когда угодно. Без машины своей или чужой повсюду успеть невозможно и находиться она должна под рукой, иначе в ней мало проку. Я оставила машину у въезда на стоянку и отдала ключи дежурному, он спросил, когда я приду и, записав время в журнал, загнал машину в глубину площадки. Я отправилась домой. По дороге решила кое-что купить в магазине. Когда я вошла, то узнали меня все, а расплылись в улыбке отдельные, я тепло ответила всем и прошла за турникет, там меня остановила пожилая приятная женщина и выложила подписанный пакет с готовым набором продуктов, который был в холодильнике - витрине. Я взяла кое-что ещё, расплатилась карточкой и пошла домой. Хорошо, подумалось мне, и ненакладно и удобно.
  С ключами пришлось повозиться, пока нашла нужный от подъезда, потом ещё одна дверь на этаже и вот она - моя усыпальница. Я открыла входную дверь с большим трудом, только, когда сообразила, что второпях хозяйка недокрутила оборот ключом, а я, не зная этого, делала лишний оборот и дверь не открывалась. Когда я оказалась, наконец, в квартире, то мне уже совсем не было страшно. Даже репетиций, встреч и бесед, казалось - все сомнения остались на дорогах и перекрёстках.
  Я осмотрелась - вполне приличная, но не роскошная квартира с двумя застеклёнными лоджиями по разные стороны дома, функциональной мебелью, очень красивой ванной, большой прихожей, светлой кухней с электроплитой, большим холлом с тренажёрным комплексом, телевизором и несколькими кадками и кашпо с цветами, уютной спальней, комнатой для гостей и хорошо освещённым кабинетом. Там были книги, компьютер с полной периферией и подключенным к нему усилителем с мощными колонками, как оказалось, это блок стереосистемы с DVD-дюшником и индивидуальной линией Интернета. Здесь же был и очень приличный профессиональный "Корг". Неужели Каминская ещё и в музыке соображает? Мои знания её жизни почему-то не включали такие мелочи, как музыкальныем интересы, кулинарные способности, любовь к домашним делам типа рукоделия, цветоводства и прочего, как-то было не до этого, я изучала более важные вещи. Я просто предполагала, что она должна быть во многом похожей на меня. Это мнение у меня складывалось постепенно и непроизвольно и Игорь своим поведением просто вселил в меня уверенность в этом. Не навязал или убедил, а именно вселил, она обосновалась во мне и я только чуточку маялась от другого интеллигентского комплекса: раздвоения личности. Быть одновременно Каминской и Неустроевой, согласитесь, не так просто. Но вернёмся к изучению дома и его обитателей.
  - Эта дамочка с некоторым кругозором, - уважительно подумала я и включила синтезатор. Он оказался очень даже приличным. Я на нём особо не упражнялась, а так, прошлась по клавиатуре и опробовала звук. Скромненько, но со вкусом, подытожила я, но завидовать не стала, к чему? Для неё это необходимость - всё видеть, иметь, делать и читать в оригинале. И тут я припомнила странную реакцию Игоря про музыкальность Каминской в произношении слов своих ролей. Что-то такое Каминская выдала, раз он запомнил.
  Я переоделась в домашнюю одежду, своё у меня только бельё, обмен у нас был, как у профессиональных шпионов: мы полностью передали друг другу всё до мелочи и документы, обменявшись сумочками и одеждой. К исполнению роли Каминской я была готова, поскольку за два года усвоила многое из внешних черт её публичного и интимного поведения. Последний раз грим для роли Каминской я накладывала сама и это получилось почти автоматически. Она в это время рисовала на своём лице мой портрет, сидя на заднем сидении машины. Мне даже стало не по себе, когда я смотрела на неё и корректировала её умелую и быструю работу.
  Свою внешность она меняла с момента поступления в Щукинское училище неоднократно и остановилась на чертах, которые практически срисовала со сценического образа Анны Карениной, которую сыграла в 25 лет, с тех пор лишь углубляла и совершенствовала - это была удача гримёра и стилиста, они очень выгодно подчёркивали её достоинства и затушёвывали невыигрышные детали. Слушая и читая её высказывания, я хорошо чувствовала также и речевую подноготную своего двойника, теперь осталось по всем этим умениям сдать зачёт. Несколько дней для этого вполне достаточно и я включилась в подготовку к нему.
  Я стала вживаться в образ хозяйки этой квартиры, расхаживала по ней, трогала вещи, переставляла тарелки на кухне, осмотрелась в шкафах, посидела в кресле, включила телевизор, пощёлкала по каналам, взглянула на лежавшую тут же распечатку программы на текущую неделю. На ней были пометки, номера телефонов, имена, цифры, в общем - ею пользовались и потом выбрасывали.
  Но была база данных в компьютере и оттуда можно качать всё. Однако это непросто, если не знать всего списка знакомых, друзей и коллег в систематическом каталоге. Записные книжки в электронном виде пишутся для себя, незнакомому в них разобраться нелегко, я это знала, и уже представляла собственные проблемы по изучению этого хозяйства. Дома у меня была обычная записная книжка и Каминской будет проще, поскольку карандашиком я отметила против каждой фамилии небольшой комментарий. Стереть при необходимости всё это легко.
  Я перешла в кабинет и стала осваивать пространство: компьютер работал в ждущем режиме и, только тронула мышку, как экран засветился и я запустила его. Побродила по основным папкам в "Моих документах" и "Записной книжке", нашла адреса и телефоны почти всей Москвы и половины России, там же были блокнот и календарь с напоминаниями - в общем, моя тёзка оказалась очень даже продвинутой дамой, а раз так, то в моей работе особенно плавать не будет. Но мне самой в этой массе незнакомых фамилий разбираться будет туговато. И я сверилась с теми заметками, которые сделала дома, потом нашла связь между компьютерными таблицами Каминской и собственной распечаткой. Теперь я знала ключ к большей части этих папок, записных книжек и списков. Неплохо для начала. Надо бы и перекусить.
  Я пошла на кухню и включила чайник.
  Зазвонил телефон, решила трубку не брать. Заварила хорошего чаю и выпила со свежими пирожными. Почувствовав, что вещи этого дома враждебности ко мне не испытывают, ощутила себя комфортней и вернулась в кабинет, села перед компьютером, стала смотреть почту. Там были разные сообщения служебного толка, напоминающие, когда и куда надо прибыть, были и напоминания о встречах. Я задумалась, что делать: идти или нет? Решила, что буду отвечать на звонки, глядя на распечатку с этих сообщений. Если кто-то захочет увидеть меня, пусть напомнит, я ведь дама занятая, могу и забыть или просто не успеть, вон их сколько, приглашений и обязательств!
  Это было первой точкой моей самодеятельности в Москве в роли Анны Каминской.
  Дальше - проще, я прикинула по времени и расписанию, что меня устраивало более всего. Сомнительные звонки отставила прочь, остались публичные встречи, их было несколько, две из них сегодня вечером, я выбрала Горную академию, бывший МГРИ, там была встреча, куда приглашали также и Якжину с Боровой из ЦТРА.
  Для начала я продумала "лицо", которое подам геологам, и остановилась на чуть звёздном и недоступном варианте, чтобы оно удерживало хозяев от соблазна пообщаться накоротке, подстраховаться следовало понадёжнее. Когда я забралась в электронную библиотеку имиджей, то поняла, что электронную версию "Космополитен" Каминская знала отлично и все её причёски и одежда были либо полностью, либо по мотивам коллекций этого дорогого издания. По систематике имиджей и "лиц" Каминской у этого "лица" был соответстующий номер и значился он в графе "Официальные встречи". Выполнить его оказалось непросто и я провела у зеркала больше полутора часов, но осталась собой недовольна: и долго и незатейливо. Костюм к новому "лицу" выбрался полегче и смотрелась я в нём вполне прилично. Это смягчило моё недовольство. Одевалась быстро, не особенно комплексуя по поводу чужой одежды и белья.
  Уже полностью собравшись и разглядывая себя в большое зеркало в холле, я остановилась: неужели бы она поехала туда одна, без сопровождения, кто-то же должен быть с ней? Подружка, секретарь или кто-то из приглашающих, кто? Я уставилась в зеркало и спрашивала себя - как мне явиться в незнакомое место по приглашению и не обнаружить своего самозванства? Откуда-то выплыло облако неуверенности и я разозлилась на себя. Чтобы занять себя и не маяться от неопределённости, я внимательно изучила карту города и наметила маршрут, чтобы не сбиться и не заблудиться. Остальное - приложится на месте и определится обстоятельствами. Потом для страховки решила взять карту с собой в машину. На стоянке дежурные уже сменились, я сказала, что мне нужно быть на встречу со зрителями.
  • - Анна Николаевна, Вас надо сопровождать? - спросил один из дежурных. По его тону я решила, что они это делали не однажды, и утвердительно кивнула. У меня прямо гора с плеч свалилась, но я уже была в роли и эмоции такого плана для меня просто не существовали.
  • - Эдька! - крикнул он напарнику. - Машину Каминской на выезд, я пошёл надевать бабочку!
  • Так решились ещё одни сомнения. Эдька подогнал машину, переставляя их из ряда в ряд и не закрывая дверцы. Когда он подогнал мой "Порш", я уселась на заднее сидение и посмотрела на водителя, он был немолод, этот Эдька, его руки уверенно лежали на баранке и уважительно перебирали кожаные накладки на ней. Он улыбнулся мне и сказал:
  • - Что-то сегодня Вы не как всегда, случилось что?
  • - А какая я всегда? - нарочито и чуть кокетливо пропела уроженка Пензенской области, переехавшая в Тверь.
  • - Твёрдая, деловая и всегда на высоте десять тысяч, а сегодня будто приболели малость, даже бортовые номера видно.
  • - А вы наблюдательны и проницательны! - улыбнулась я его откровенности. Он тут же ответил, довольно мягко и доброжелательно:
  • - Работа такая, всё замечать. Встреча там, куда Вы едете, надолго?
  • Я пожала плечами.
  • - Виктору надо на электричку поспеть, - пояснил он, - в половине двенадцатого последняя.
  • Я прикинула для себя весь вероятный ход предстоящей встречи и решила, что всё в моих руках.
  • - Успеет, - сказала я. А для себя подумала, что моя тёзка в их глазах совсем не та, что знакома мне.
  • Подошёл Виктор, он приоделся и выглядел, как денди: с бабочкой, в приличном костюме и лаковых туфлях, я решила, что это дежурная одежда и отметила, что держится он в ней привычно и свободно.
  Пока всё катилось само собой и мне нужно вовремя переставлять собственные ножки и не застревать в автоматических дверях. Не следовало и торопиться: в её жизни всё отмерено и расписано, а раз так, то в этом должен быть элементарный порядок и простая процедура, рутинная процедура и здравый смысл. Если не делать суетливых движений, то очередной шаг сам объявит о себе. И я последовала этой истине.
  Виктор сел за руль и мы тронулись. Я была рада, что не придётся следить за названиями улиц, которые вечером видны не везде. Он не навязывался с разговорами и чётко держал дистанцию. Когда мы приехали на место, Виктор превратился в сопровождающее лицо очень важной дамы и сделал всё, чтобы на неё обратили внимание и очень зауважали. Видимо, делал это неоднократно и приёмы усвоил хорошо. Разумеется, Каминская не могла идти, будто домохозяйка или рядовая профессорша этого вуза, ходить, как Каминская, я научилась ещё к визиту на телевидение Твери, а теперь только закреплялась на занятом плацдарме. В таком наряде и с фирменной походкой кинозвезды я прошла по этому храму науки под очень внимательными взорами местных обитателей, шёпот и негромкие возгласы: "Смотри, вон Каминская!" меня окончательно согрели и привели в рабочее состояние. Виктор периодически оглядывался на меня, я поняла, что ему нравится быть моим визави и всё это он слышал, видел и испытывал неоднократно и в этом было больше обычного уважения, чем желания приобщиться. Только тут я в полной мере осознала, в чью шкуру влезла и внутренне подобралась. Осознание этого возвысило меня в собственных глазах и мой шаг стал и твёрже и свободней. На одном из поворотов я с благодарностью взглянула на Виктора и он ответно улыбнулся только мне, а, отвернувшись, натянул на своё лицо зверское выражение жестокого самурая, готового уложить на паркет любого, кто ему покажется подозрительным. Когда я подумала об этом, представляя интеллигентную публику, лежащей лицом вниз и испуганно выполняющую команду моего визави, то невольно улыбнулась.
  Вскоре мы пришли к главному входу, нас ждали и провели в какие-то апартаменты. В просторном кабинете встретил ректор и ещё парочка важных особ, после светских любезностей они изложили основное о сегодняшнем вечере. Оказывается, это был традиционный бомонд для местных ветеранов, я здесь бывала неоднократно и всем понравилась, потому приглашения стали повторяться и я бывала почти всегда, если в это время находилась в городе.
  - Как мило, - подумала я, - тебе заранее рады и улыбаются изо всех сил, безразличных нет по определению, от такого даже у безголосого появится талант к тирольскому пению. Ну и, естественно, у меня уже должны появиться симпатии и антипатии, с кем-то, наверное, и перезваниваюсь. Вот сейчас кто-то из них подойдёт и скажет:
  - Мы с вами собирались за грибами с утра в субботу, а вы не явились, хоть и обещали? Может это Зойка напутала?
  Могло быть в этом роде, что угодно. Я внутренне ухмыльнулась и вернулась к поднебесной роли. Там было безопасно.
   Люди подходили, и, улыбаясь изо всех сил, чтоб не дать петуха, выливали ушаты комплиментов по поводу моей формы, я делала вид, что для меня это неважно, хоть и приятно - грубо говоря, отгородилась.
  Якжина и Боровая уже были где-то здесь, ходили по кабинетам и разглядывали прелестные образчики из кладовых всех золотых, медных и платиновых гор. Кое-что из этого эксклюзива, вероятно, уже покоилось в дамских сумочках, мне тоже предлагали взглянуть на коллекцию, но я, поразмыслив над увиденным, решила, что в очередь становиться не буду, поскольку обладаю правом сеньора грабить самую верхушку, а дружить с простой публикой. Всё же Якжина и Боровая - не мой уровень, об этом ни в коем случае забывать не следует, иначе выйдет незадача. Я чуть заметно улыбнулась шутке кого-то из академического начальника о вассалах и их гостеприимстве за чужой счёт и шутливо отмахнулась, сказав, что главное - это общение, именно там я черпаю материал для творчества, увидеть чьё-то выразительное лицо другой раз стоит года жизни, а остальное не важно.
  - А у геологов лица через одно особенные! - уронили легонько и ненавязчиво мои прелестные губы, над которыми пришлось хорошенько поработать. И я не сделала и шага к витринам с самоцветами, ограничившись осмотром картин и больших экспонатов, которые имели совершенно определённый статус - это было место для публичного раскуривания трубки с фимиамом. Хозяева не смели приближаться ко мне ближе двух метров, поэтому даже лёгкая улыбка работала на всех, а не только близ стоящих. Это была домашняя заготовка и она отлично сработала. Мои коллеги вида не подали, но я уловила их реакцию. Гости же убедились в том, что звезда и в самом деле настоящая - светит и слепит, но холодна до дрожи во всех членах. Таких поднебесных леди побаиваются и уважают. Макияж помогал быть в образе и удерживать нужную дистанцию - я чувствовала себя, будто за защитным экраном, невидимым для остальных, и интригующим вокалом только добавляла кое-что к зрительному образу.
  Нас пригласили в просторный конференц-зал, где стояли столики, рассадили по одной на видных местах и действо началось. Я проследила, чтобы Виктор был рядом, это сделали тут же, глядя на него, я ориентировалась: то ли, так ли делаю - на его лице всё было выражено недвусмысленно и непосредственно. Я поняла, что у него сложилось с Каминской нечто своё, он не был ни отчуждённым, ни далёким от неё, я была его сегодняшней партнёршей по давнему ритуалу, что в него входило, я могла только догадываться. Именно это, знакомое ему, лицо Каминская надевала на себя, выходя на публику общаться без посредников, камер и микрофонов. Оно у неё считалось - "набором No1". А было их около трёх десятков с макияжем и причёсками, графа "одежда" значилась особым разделом и там вообще можно писать роман с продолжением. Куда там Дюма, Жорж Санд или Бальзаку! Но я отвлеклась.
  Началось с того, что никакой программы, никаких ведущих, а интеллектуальный шведский стол: кто хочет повеселить публику, тот это делает сам и без принуждения, кто желает выдавить из гостей слезу, гомерический хохот или состояние элегической грусти - пусть только попробует! А публика, она очень отзывчива и цивилизована, так вот - эта публика не пропустит их без надлежащей реакции. Что-то подобное мне видеть доводилось и я уже расставила в себе домашние заготовки.
  - Только, чур - не я первая!
  Первыми оказались хозяева, они быстро разогрели коллег и прошлись по горнорудным делам в историческом аспекте и в доступной форме. В какой-то момент, почуяв настроение, Боровая взяла гитару и хорошим сопрано с точным попаданием в ноты спела очень приличный романс, потом ещё и ещё, она очень нравилась хозяевам, это была откатанная программа, чуть позже Якжина прочитала из Шекспира, здорово прочитала, без театральности, но с глубоким пониманием нерва минуты и сути текста. Такие вещи с большой эстрады или многосотенному залу не исполняют, они очень камерны и Якжина чуть не половину своего запала позаимствовала из затаённой реакции слушателей, эту связку слушатель-чтец она использовала просто здорово и я с удовольствием ей подыграла по завершении последней фразы, восторженно издав цивилизованные эмоции.
  Я приготовила лирику моего мужа, он писал очень недурные стихи ещё в студенческие времена, постепенно мастерство его выросло настолько, что он мог легко и с удовольствием разыгрывать меня, выдавая свои вирши за переводы какого-нибудь знаменитого классика. Особенно ему удавались "переводы" неизвестных баллад Бёрнса и Байрона, чуть хуже Китс и Рембо и совсем не мог он вписаться в точный метроном таланта Джона Дона. Такие у него были замашки - на меньшее он просто не соглашался. И я не однажды попадалась на удочку, хотя изучила мужние шуточки, знала его самого и чувствовала, когда он врёт, каким-то внутренним чутьём. Но это по быту и вообще по жизни. В стихах же он был неуловим и становился каким-то другим, это был незнакомец, таинственный незнакомец. Мне нравилось у него почти всё, особенно баллады и песни.
  Я прочитала его историю о Молли Флэндерс, она известна, как исторический персонаж и у Бёрнса о ней тоже кое-что было. Но стихи моего мужа - это нечто, он откровеннее и сюжетно поинтереснее, чем первоисточник. Я закончила первую балладу, она понравилась, это было видно по неровному дыханию, чувственным движениям головы, общему отзыву на всё это и самого тела и рук, а так же блестящим глазам мужчин и повлажневшим у женщин. Стихи и вправду хороши и ничего, что они местного разлива, глаза не врут и их не заставишь улыбаться, я видела, что им хорошо и не заставила себя упрашивать. Я читала самые разные творения своего мужа и видела, что пишет он здорово не только на мой взгляд - он нравился и этим видавшим виды людям науки, которые и сами-то сплошь и рядом поэты и художники - мне показывали их творчество в большом холле на одной из кафедр.
  Я остановилась и прикрутила краник у своего фонтана.
  Мне было интересно наблюдать за Виктором, он совсем не походил на парня из предместья, который стесняется происхождения и манер, по капризу властолюбивой дамочки попав в общество интеллектуалов. Когда я наклонилась к нему, чтобы он добавил отменных грибков из большого блюда, он спросил меня, почему я не читала Байрона и Бёрнса прежде. Я ответила в том духе, что он ещё много чего про меня не знает, женщины - создания неисчерпаемые и непрогнозируемые, что может им понравиться через минуту, они и сами не знают. Он одобрительно кивнул и больше за своей тарелкой я не следила, он всё делал незаметно и быстро. Потом играла музыка, мы танцевали, Якжина была бесподобна, у неё здесь нашёлся постоянный партнёр, с которым она выдала такой тур вальса, что все следили за ними, как за фирменным концертным номером. Я не знала, есть ли у меня тут кто-то постоянный и на всякий случай поглядывала на Виктора, но он никак не реагировал на танцы, значит не он, решила я.
  Ко мне подошёл пожилой мужчина, поздоровался, будто мы знакомы, и вежливо, но не церемонно, пригласил на первый для меня танец, это было танго. Он хорошо танцевал, я была послушна и не более, блистали Якжина с Боровой. Их партнёры были очень хороши. Я с партнёром быстро нашла нужный тон и он постарался обойтись без дежурных сантиментов, мы обсуждали новую литературу и кино. Он оказался вполне просвещённым и владел материалом из первых рук. О чём они раньше беседовали с Каминской, я не представляла и поэтому особенно не раскрывалась, будучи в образе всё той же недоступной звезды. Я вежливо улыбалась, отвечала после небольшой паузы и приподнимала его до своего уровня. Он всё понял и оценил. Потом он постарался нарушить привычную очередь, которую устроили к нам хозяева, и стремился танцевать только со мной. Было в его непоказной верности что-то, внушающее уважение, и я им прониклась взаимно.
  Хозяева вечера не перебивали друг друга, что нередко для околонаучной публики, не сбивались на дилетантский пафос, анекдоты рассказывали, как заправские мастера, выдерживая нужные паузы и делая удачные акценты или умолчания, если что-то на женское ухо не рассчитано.
  Я была внешне спокойна, поскольку в принятом ритме вечера гибельные сюрпризы пока отсутствовали, однако не переставала следить за собой и окружающими, корректируя собственные слова и движения. И, как мне казалось, никто ничего не замечал. Подмены как будто и не было, не зря, видно, Каминская решилась на такой шаг. Потом были и чтение, и пение, и танцы. Выступить с танцевальной миниатюрой я не решилась, хотя в общем была готова, если бы обстоятельства заставили. Был с нами интересный гитарист, который в аккомпанемент играл что угодно с листа. Я не знала, пела ли Каминская здесь в его сопровождении и зябко поджидала момента истины, чтобы не попасть впросак. И он наступил.
  • - А теперь Анна Николаевна споёт свою коронную арию! - провозгласил хозяин вечера и завершил тираду традиционным:
  • - Просим, просим! - все присоединились к нему и зааплодировали. Можно бы провалиться сквозь землю, чтобы в её недрах отыскать эту любимую арию, но чудес не бывает и пришлось выпутываться самой. Я знаком пригласила гитариста к себе и немного пошепталась. Он был само внимание и понимание: настроился под меня и я стала петь одну из забытых песен про дальнюю дорогу, мы с мужем изредка на семейных посиделках пели её в два голоса, она вышибала слезу даже у моих детей, весьма продвинутых и незакомплексованных на старинных русских традициях. Гитарист подпевал повторы в припевах и это у него получалось очень даже легко, он, по его словам, эту песню знал неплохо ещё из своей молодости и здорово мне помог. Когда я закончила и перевела дыхание, то на меня смотрели в ожидании продолжения вокала - номера здесь были двойными у всех. Если бы я знала, что дело обернётся таким образом, то сразу предупредила бы, что не в голосе, но подостлать соломки наперёд не удалось и вот я вновь лихорадочно придумывала, что бы такое спеть ещё и не выдать себя. Гитарист выжидающе наигрывал что-то ритмичное и с пониманием поглядывал на меня, а я придумывала.
  • В одном из фильмов за кадром звучала песня, а по пустынному бульвару брела героиня Каминской, она погружена в себя, а музыка играла на этот длинный и психологически очень значимый проход. Песня была хорошей, но забытой. В ходе изучения бытия Каминской я проштудировала все её фильмы и знала все реплики, эта песня мне очень понравилась и я её тоже выучила. Теперь она оказалась очень даже к месту. Там есть ритмическая основа и музыкальная часть публики подстукивала ложками в такт гитаристу. Песня тоже понравилась, конечно, им хотелось ещё и ещё, но я была действительно не в голосе - волнение одолевало иногда до спазмов в дыхании.
  Вечер вскоре подошёл к концу и нас под белы рученьки повели одеваться. Виктор, выжидающе поглядывал на меня, я распрощалась с коллегами и мы с ним вышли в большой холл, нас встретил один из хозяев и вручил коробочку. Я посмотрела на него, он сказал:
  • - Вы всегда блистательны, Анна Николаевна, но сегодня были и невероятно теплы. Как бы в продолжение этой темы вот этот костёр у реки.
  • И я открыла её, эту коробочку. Там была тщательно отполированная композиция из камня, без ретуши и вмешательства человека в сюжет, созданный природой. Она была очень хороша, это напоминало костёр у реки, где-то в горах. Какой это камень, я не знала и не представляла, понимает ли толк в этом сама Каминская, поэтому ничего не спросила о нём. Я просто притянула мужчину к себе и поцеловала в обе щёки, что-то сказать я просто не силах, всё написано в моих глазах и он приложился к моей руке. Потом мы расстались. Виктор забрал коробочку из моих рук и я осталась только со своей дамской сумочкой, привычной для Каминской и её окружения.
  
  
   День первый - Сотников
  
  Когда машина вывернула на улицу и мы проехали полквартала, я увидела на остановке того пожилого мужчину, моего верного партнёра. Взглянув на часы, время у нас ещё было, я сказала Виктору:
  • - Подбросим его домой, троллейбусы теперь ходят нечасто, может, ему и надо только до метро!
  • Виктор кивнул и мы притормозили у остановки. Мужчина не сразу понял, в чём дело, узнав же нас, сильно обрадовался. Как я заметила, положительно отреагировал на мой каприз и Виктор.
  • - Надо же - в машине с самой Каминской! - в его тоне не было ни заискивания, ни слащавости, только - естественность и непринуждённость, он радовался жизни и не зудел о потёртом седле и мизерной пенсии. За весь вечер я не услышала от него ничего занудливого: речь шла о моих ролях и о том, как я над ними работала, ну и другом, для души и сердца. Ему интересно слушать о работе других потому, что любил свою собственную. Мы говорили о драматургии, литературе, музыке, он был очень начитан и мог цитировать не только стихи, но кое-что из прозы, я по стилю узнавала то, что ранее читала сама и думала, что он меня не разыгрывает, не в пример мне со стихами мужа.
  • - Я живу недалеко, - сказал он и показал, как подъехать к его дому. Я смотрела через зеркальце на Виктора, он был доброжелателен и поддерживал беседу с Григорием Ефимовичем, так звали нашего ветерана геологии, периодически оборачиваясь к нам. Вскоре мы въехали в старый московский дворик без уродин-гаражей с деревьями, кустами, песочницами и столиками для домино. Григорий Ефимович сказал:
  • - Если не очень торопитесь, то можно чайку, он у меня особенный, целебный! Соглашайтесь, не прогадаете! Ну, как?
  • Я посмотрела на Виктора - это ему надо на электричку. Он обернулся и я увидела его глаза - если мне нужно пообщаться с Григорием Ефимовичем, чтобы зачерпнуть чужой энергетики, тепла и заглянуть в чужие тайники, которые иногда открываются случайным людям, то я без сомнений могла это делать, он готов на жертвы. Но сегодня мне жертвы не нужны.
  • - Ты можешь уехать на машине и оставить её где-нибудь у вокзала, я на такси подъеду и заберу её! - предложила я, загадав для себя, что он ни за что не согласится на это.
  • - Если вы хотите, чтобы машину не угнали, не сняли с неё чего-нибудь, не оставляйте без присмотра даже ненадолго, особенно такую красавицу! - был его ответ. - Не беспокойтесь, я буду с вами до конца.
  • И мы вошли в дом. Правда, Виктор, не спускал глаз из окна на первом этаже, поглядывая на пресловутую красавицу.
  • Я уже стала догадываться, что наш гостеприимный хозяин хочет со мной чем-то поделиться, это чувствовалось по тому, как он выжидающе поглядывал на меня, так и не решаясь на что-то. Было видно, с Каминской он общается давно, он что-то напоминал из минувших разговоров и я делала вид, что забыла и он прощал женскую рассеянность и забывчивость и напоминал мною забытое. Получалось очень мило. Я решила подтолкнуть его к откровенности о нём самом, теперь его очередь.
  • - Наверное, у вас было много чего, что можно было бы и в святцы, я не ошибаюсь?
  • Он ответил не сразу, всё никак не решаясь, но я так ободряюще ему улыбалась, это была всё-таки чистая и непосредственная Неустроева, а не холодная стерва Каминская и он не устоял.
  • - Давно это было, я первый год работал после института, ну и меня, как молодого, определили на дальний участок документировать канавы и штольню. Мы жили в балке вместе с геологом постарше меня, он периодически выезжал на базу экспедиции погулять, недельку попить водочки, а потом возвращался назад и так ежемесячно. Завелась у него зазноба на почте, он там газеты и журналы покупал, поначалу он стеснялся, а потом, наконец, решился, разговорился с ней и изредка стал провожать домой. Она была очень начитанной девушкой, скромной и спокойной, улыбка у неё была, по его словам, закачаешься. Решил он написать ей стихи. Долго мурыжил бумагу, подбирал слова, потом показал мне, чтобы я подправил его нескладушки. Правил я, правил, дело кончилось тем, что от его строк ничего, кроме названия, не осталось. Показал ему, думал, что он смутится и откажется от моих виршей, но он так обрадовался, что тут же переписал собственноручно и с первой же почтой отправил в посёлок. Волновались мы оба, я - за свою стихотворческую затею, а он за приписку прозой.
  • Когда пришёл первый борт с почтой, ему ничего не было. Мы решили, что она просто не знала с кем отправлять, мы вместе были гораздо бойчее, чем по отдельности, поэтому набрались наглости и по связи передали радисту в экспедиции, чтобы он зашёл на почту за ответом. Через неделю нам сообщили, что конверт уже лежит на экспедиционной радиостанции и моему приятелю надо бы выкуп готовить, а то, мол, не дойдёт письмецо до адресата. Надо ли говорить, как мы его ждали. И опять же, каждый своего: я - оценки творчества, а он - взаимности. На волне душевного подъёма он подогнал всю документацию в чистовике до самого предела, а потом и вообще перешёл на чистовой вариант. Я в геологии делал только первые практические шаги, поэтому просто набирался опыта, обучался хитростям и приёмам, с которыми в ВУЗе не знакомят.
  Поначалу мне на участке было тоскливо: одни мужики, грубые шутки и подначки, которые хоть и были по безобидны, но как-то ожесточали и огрубляли душу. Женщин на участке не было с самого лета, когда полевые отряды сезон закончили, а остались только стационарные, сугубо мужские по составу. О своих жёнах мужики не особенно распространялись и иногда мне казалось, что они вообще не могут обходиться без матершины. В такой ситуации забрезживший роман приятеля и косвенная моя причастность к нему сглаживала и смягчала положение.
  Когда пришёл следующий борт, письмо Лёшке, так звали моего соседа по балку, несли всей вахтой и была у него цена повыше, чем у ожидаемых обычно гостинцев и передачек от жён и близких. Лёшка и сплясал, и на брюхе прополз от балка до столовой, и пел лазаря перед пробщиком за то, что заставил его вторично переопробовать забой. Он был добр и щедр. Наконец, письмо оказалось у него в руках и разошедшаяся в безнаказанности публика пожелала услышать его содержание, но ветер уже переменился и мы вместе отшили любителей дармовщины. Я задержался в столовой, там сегодня были любимые мною блины с брусничным джемом и чай. В поле нет ничего приятнее минут в столовой в обстановке грандиозного бич-клуба и хорошего чая с сигаретой. В общем, я остался там, а Лёшка вернулся в балок, там он был наедине с письмом.
  Его не было порядком, заскучавшие в непривычной трезвости после запойных отгулов мужики извелись на остроты и подначки по поводу вероятного содержания письма. В вертолёт ни пьяных, ни поддатых экипаж не брал как из принципа, так и по указанию экспедиционного начальства, чтобы потом нарушителей держать на крючке - это обычный приём. Наконец, явился мой приятель, он, верно, выучил письмо наизусть и вольно цитировал некоторые строки в пику острякам из числа столовской братии. По его тону я понял, что стихи приняты хорошо и у меня отлегло от сердца, я тоже разулыбался, будто письмо пришло в мой адрес.
  Когда мы остались одни, Лёшка сказал, что Лене очень понравились стихи и она просит прислать ещё. Так мы в две руки водили её за нос довольно долго, пока Лёшка не сообразил, что с хлестаковщиной пора кончать. Мы потихоньку сводили долю поэзии на нет, он раз в месяц летал в посёлок, встречался с Леной и со временем стихами мы совсем перестали заниматься. Потом прошёл полевой сезон, я был уже на маршрутных работах, это повышало мой производственный и социальный статус и впервые за полтора года выехал в посёлок. Надо было защищать полевые материалы. Лёшка тоже выехал на базу экспедиции и после ноябрьских праздников пригласил меня на свадьбу. Я решил сделать им своеобразный подарок и пошёл взглянуть на Лену, чтобы сличить Лёшкины хвалебные гимны с натурой. Идти с Лёшкой было неудобно и я инкогнито заявился на почту сам.
  Она оказалась очень приятной девушкой с интеллигентными чертами лица и выразительными глазами, мне даже показалось, что она как-то по-особому на меня взглянула, когда я покупал журналы и газеты. Их присылали в посёлок понемногу, экземпляров, этак, пять-десять, не более, удавалось купить их не каждому, но мне почему-то достался весь набор из дефицитных "Недели", "Смены", "Юности" и "Иностранной литературы". Я не стал фиксировать на себе внимание и заговаривать, расплатился и тут же выскочил на улицу. Там свистело так, что я чуть не лишился своей добычи. Дома я отложил почту в сторону и стал разбирать свои впечатления от невесты приятеля. Она выглядела совсем не такой, какую рисовал восторженный поклонник. Странно, подумалось мне: как будто я и не слышал описаний этой девушки из уст Лёшки, и не писал его со слов посвящений с описаниями её прелестей. Это сейчас я так спокойно говорю, а тогда я был просто ошеломлён несоответствием реалий и нарисованного мне образа. Я это списал на особое Лёшкино восприятие и решил компенсировать свой промах, сочинив ей посвящение к замужеству.
  Пока не было Лёшки, я начал вступление, легко находилась рифма, удачно получался нужный для каждой мысли ритм и так разошёлся, что к его приходу не только закончил, но и подправил своё, теперь уже сугубо авторское, творение. Я не стал ничего ему говорить, решив пока поразмыслить, нужно ли его вообще показывать невесте. Хорошенько подумав, я решил, что она так хороша, что заслуживает и не такого - это мне далось непросто, но, решив, я уже не уклонялся.
  Приготовления к свадьбе в геологических партиях - это дело общественное и семейное одновременно. Мы всей партией готовили подарки, оформляли красный уголок в общаге, договорились в профкоме, чтобы на первое время молодожёнам выделили отдельную комнату. Нашли туда мебель, с этим на Севере очень туго, но кое-что сделали сами, кое-что подарили семейные, в общем, к свадьбе всё было, как у людей. Я не забывал о своём посвящении невесте, но не мог решиться на что-то определённое и обратился к одной даме, которую очень уважал и ценил не только за то, что она была классным, я бы даже сказал, уникальным специалистом по минералогии золоторудных месторождений, но и очень хорошим отзывчивым человеком. Я годился ей в сыновья, но она относилась ко мне, как знающая себе цену женщина к взрослому и самостоятельному мужчине. Я выложил ей всё без утайки, она внимательно выслушала, задала несколько вопросов и предложила дописать к моему опусу такое же посвящение для жениха. Я прикинул свои возможности и признался, что для него я равноценную вещь не напишу. Она улыбнулась своим мыслям и сказала:
  • - Гриша, не печалься, будет тебе дописка, давай свой опус! Так решился мой злополучный манёвр с посвящением.
  Свадьба была отменная, я был на такой впервые и смотрел на молодых, на гостей, на вальяжное начальство и витал в облаках безмятежности. Всё было, как бывает на свадьбах без многочисленных родственников: вскоре кое-кто валялся под столом, кто-то выяснял отношения, а большая часть гостей, оставшихся в некотором сознании, вела разговоры о геологии. Это, как и у шоферов, такие же болячки. Невеста была самой желанной партнёршей, её приглашали все: уж очень она была красива, непередаваемо тонка, изящна и элегантна, было в ней что-то возвышенное, порой мне казалось, что каприз судьбы-индейки забросил это небесное создание сюда и она, глядя на окружающий мир, не могла поверить, что жизнь в этих местах и есть её истинное предназначение. Мне казалось, что её обманули и заманили в ловушку и я в этом грязном деле принимал самое активное участие. Мне от этих мыслей стало так плохо, что я потерял над собой контроль и напился в стельку. Потом отходил несколько дней и к молодожёнам идти после всего было и неудобно и стыдно, особенно перед Леной.
  С первой же вахтой я уехал на участок и пробыл там до весны, так и не встретившись с молодыми. Весной приехали полевики-сезонщики, о Лёшке, которого перевели в другую партию, на участке вспоминали недолго, а по окончании полевого сезона я приехал в посёлок, меня готовили в маленькое начальство. Пока был там, несколько раз встречался с Лёшкой, Лена родила дочку, он был весь в заботах, но чего-то недоговаривал. Я не стал настаивать, да и неудобно мне, молодому да зелёному, лезть в душу к нему, который отслужил в армии, а после этого ещё и закончил институт.
  Как-то я освободился от работы и пришёл в общежитие посреди рабочего дня. Когда я проходил мимо общей кухни, увидел там Лену, она стирала детское. Мы поздоровались и я пошёл к себе. Я боялся встречи с ней. Мой новый сосед улетел на вахту, было непривычно тихо и уютно и я принялся за личные дела, скопилось много ненаписанных писем, ремонта одежды и других рутинных хлопот, я сел у окна, включил магнитофон и для фона поставил новый альбом "Квин", занявшись домашними заботами. Из-за музыки я не услышал, когда вошла Лена, она тихонько села на соседнюю кровать и ждала, когда я подниму голову. Когда я её увидел, то, наверное, был настолько удивлён, что она в ответ мягко улыбнулась и успокоила меня.
  Она ещё ничего не сказала, только посмотрела, а я был в её руках.
  • - Почему не заходишь, Гриша, меня стесняешься, да? - спросила она. А я так и не мог отойти от её очарования и своей беспомощности и беззащитности перед ней. Несмотря на молодость, я понимал, насколько это опасно.
  • - Да как-то неудобно, у вас и так там и заботы и тесно, ребёнок маленький, он то спит, то кричит, у моей сестры такое было, когда они с мужем жили у нас. Им было не до гостей, только и радости, что самим на часок-другой сбегать в кино, пока Санечка спит.
  • - Мы тебе рады всегда, Гриша, ты у нас самый желанный гость. Не забывай нас, приходи! - сказала она, но не поднялась и не ушла, ожидая чего-то. Я же сидел, как пень и не смог ни сказать чего-то путёвого, ни поднять глаз на Лену. Она подождала ещё немного, вздохнула и встала с кровати. Отошла к окну и ненадолго остановилась там, что-то высматривая на улице. Посмотреть на неё даже в таком положении я в ту минуту просто не мог. Думаю, она хорошо прочувствовала моё состояние и сама повернулась ко мне. А я уткнулся в бумаги. Она попрощалась и вышла. А я всё молчал и не понимал, почему.
  • К ним я заходил очень редко, Лёшка тоже был весь в семейных делах и в мои холостяцкие хоромы его не очень тянуло, чаще забегала сама Лена. Она таки смогла меня растормошить и вывести из былого оцепенения перед собой. И мы стали друзьями. Потом им дали квартиру и они переехали на другой конец посёлка. Лена оказалась очень хорошей хозяйкой, в её доме царили чистота и уют и до того мне было приятно видеть её в этом домашнем интерьере, что как-то я написал балладу про домашнюю нимфу и подарил ей, когда она была беременна во второй раз.
  После рождения сына Лёшка был сам король и банкир своего счастья. Он всем говорил, что доведёт численность потомства до пятерых и после этого переедет на материк. Я стал бывать у них чаще, но та оторопь, которая охватила меня в первый раз на почте, так и не проходила. Лена подговаривала меня тоже жениться, чтобы мы дружили домами. Лёшка обнимал счастливую Лену и довольно похохатывал.
  Однажды он поехал на рыбалку и не вернулся. Лодку потом нашли в заломе с пробитым дном, а его нет. Случай был бытовой, за его гибель Лене никаких компенсаций и пособий не полагалось и она осталась без гроша и без кормильца. Она шила на дому, чтобы быть с детьми и заработать на жизнь. Я стал бывать у них достаточно часто, взял на себя абсолютно все обязанности по - хозяйству, которое на Севере требовало мужской руки, приносил гостинцы ребятишкам и о ней не забывал тоже, всякие знаки внимания оказывал, но она была очень гордой женщиной и от серьёзных подарков отказывалась. Как-то она сказала, что по весне уедет на материк, надо приготовить вещи для погрузки в контейнер, и спросила, помогу ли я ей до отъезда в поле.
  Я удивился, мне казалось, что мы начали как-то медленно, но верно идти на сближение и это её внезапное и непонятное решение поставило меня в тупик.
  • - К кому ты поедешь, кто тебя ждёт с таким багажом, здесь же все знают, да и деток на ноги тут легче поставить, - сказал я Лене. Но она покачала головой, без эмоций, спокойно и посмотрела мне в глаза. Они были такими пронзительными, что мне стало не по себе, былое ощущение вины опять всплыло и я замолчал, не зная, что сказать. Нет, я знал, но не мог! Её глаза были очень выразительны, в них было столько боли, что я не удержался и ляпнул:
  • - Не уезжай, не надо, мы будем вместе и всё у нас наладится!
  • - Нет, Гриша, теперь уже поздно. Теперь ничего не наладится! Спасибо за предложение, я давно его ждала, но теперь ничего не изменить, слишком поздно, слишком!
  Что было в её глазах, я описать не смогу, но взглянув туда, я отбросил всякие надежды и просто спросил, как спрашивают время у случайного прохожего:
  • - А когда было в самый раз?
  • - А ты как думаешь? - с горечью уронила Лена и поднялась. - Теперь уходи и постарайся пару недель не появляться, потом начнём собирать вещи.
  • Больше мы с ней ни о чём серьёзном не говорили, в условленное время она меня пригласила, зайдя ко мне в комнату. Я предложил выпить, она не отказалась. Посидели, поговорили и после этого пошли к ней. Контейнер собирали молча, дети, будто чувствуя серьёзность момента, были тихими и послушными. Я всё домашнее разобрал, упаковал, уложил и перетащил в контейнер, она больше никого приглашать не хотела, да и ничего особо тяжёлого среди вещей не было. Потом я уехал на весновку и больше её не видел. Осенью от Лены пришло известие, что она устроилась хорошо, живёт у сестры. В конверте, перевязанные ниткой, лежали листочки с моими стихами, переписанными её рукой. И среди них на отдельном голубоватом листке было то свадебное посвящение, которое мы с моей знакомой писали вдвоём, но переписана только моя часть. И я понял, что она всё знала с самого начала и надеялась, что я догадаюсь об этом и сделаю ответный шаг. Но, к сожалению, я был молод, очень незрел и глуп, тогда мне было многое неизвестно, как и то, что такие женщины, как Лена, нуждаются в настоящих, а не рефлексирующих мужчинах.
  Я иногда пытаюсь вернуть себя назад и пробую переиграть, я перебираю все варианты и всегда возвращаюсь на тот же путь, где не получилось. Значит - не судьба!
  Он не был сокрушён, этот мужчина, который понимал, что именно потерял, он говорил о себе, как о ком-то постороннем и для посторонних, в нём чувствовалась жилка опытного педагога. Я взглянула на Виктора, он не осуждал и не одобрял его откровенность, он был погружён в самого себя и это было важнее, чем оценка чужих поступков. Я чувствовала себя хорошо рядом с Григорием Ефимовичем, который стал настоящим мужчиной, несмотря на возраст, быть за его спиной надёжно и спокойно - это я поняла ещё на вечере в институте. А дома он приоткрыл свои слабости и ничего не потерял от этого.
  • - Я не утомил вас? - спросил он. Виктор встал и пожал его руку:
  • - Всё в порядке, отец!
  • Он сказал то, что я никак не могла найти, копаясь в собственных проблемах и закорючинах. Мы ещё немного посидели, посмотрели камешки, собранные со всего света, полистали альбомы с фотографиями из полевой жизни и стали собираться. Я боялась выделить что-то своим особым вниманием, понимая, что хозяин тут же эту вещь подарит, поэтому похвалила всё оптом. Но он был не так прост и мою уловку раскусил мгновенно, когда он посмотрел на меня, стало ясно, что меня поймали на детской лжи и тут же призналась в грехе. Он всё понимал, нечасто встретишь человека, которому не надо объяснять и растолковывать. Я откровенно и одобрительно улыбнулась, есть у меня в заначке такая улыбка, перед ней ещё никто не устоял. Он тоже. Он расплылся в ответной улыбке, всё прощая, потом взял с полки кусок кварца в виде друзы и подал мне.
  • - С виду не очень, правда? - сказал он, наклоняя мою голову в центр этой природной композиции. Я кивнула и он ткнул меня в то, чего я поначалу не заметила. Это небольшая отчётливо огранённая, похожая на пятиконечную снежинку, золотина, она была настоящей, даже я это поняла. - Эта золотина из Южной Африки, она помнит то, что было 600-800 миллионов лет назад, тогда ещё жизнь на планете была только в море в виде водорослей и небольших примитивных организмов. Она выросла в этой раковине из горного хрусталя, проделав долгий путь из самого центра Земли, её несло потоками плазмы и магмы, связи самых невероятных видов опутывали её и несли по глубинам нашей планеты, она преодолела несколько тысяч километров, побывала в самых немыслимых браках и альянсах, вынесла массу драматических разводов и явилась к нам свободной, прекрасной и неповторимой, - он сделал небольшую паузу и тихо уронил, - как и Вы! Дарю, мне такая красота теперь ни к чему, а вам она будет напоминать о том, что сами мы не всегда можем противиться судьбе. Я этого не смог и вот видите, - он развёл руками, - сам не смог полететь, теперь учу других.
  • Он хитро улыбнулся и поцеловал меня в щеку, я тут же, отбросив протокольные условности, ответила. И сильно-сильно согрелась и возбудилась. Мы вышли в подъезд, было темно, на нашем пути кто-то сопел, но мне уже на всё было плевать. Я была полна таких сильных и глубоких впечатлений, которых не испытывала никогда и суета вокруг ничего не значила. Ни-че-го! Мы прошли мимо сопящих в углу и вышли на улицу, было уже свежо и накрапывало.
  • - Едем домой! - скомандовала я. Когда мы подъезжали к дому, я сказала, что Виктор может переночевать у меня, так будет спокойнее и мне и ему.
  • - Мне, потому что из-за меня ты опоздал на электричку. Позвонишь домой и объяснишь, где находишься, хорошо? - я постаралась придать голосу командную тональность, чтобы он не особенно упирался, я чувствовала, что он в принципе не против, но ... Ох уж это "но"! Однако он не стал спорить и вскоре, поставив машину на стоянку, был у подъезда. Пока он занимался машиной, я прикидывала, что где лежит, чтобы не запутаться в постелях, посуде и прочем в незнакомом доме. Я отвела ему комнату и он стал устраиваться, потом приготовила лёгкий ужин, мы его быстро проглотили, немного поболтали о минувшем дне и впечатлениях, мне было интересно, что он думает обо мне на самом деле и я очень внимательно следила за выражением лица и глазами. Кое-что прояснилось, но я не стала торопить события. Немного почитав, я уснула.
  
   Ночной визитёр, мастер-класс
  
  Проснулась я с большим трудом от переливчатых звонков и грохота в дверь. Спросонья не понимала ничего - кто бы это мог в такую темь так откровенно ломиться? Я подошла к двери и посмотрела в глазок, там стоял какой-то мужчина и крыл меня последними словами. Соседи, наверное, уже проснулись и близки к тому, чтобы вызвать милицию. Ночные разбирательства мне были ни к чему. Я оглянулась и увидела фигуру Виктора, он молча наблюдал за мной: это ко мне ломятся ночью - я должна была явить себя в новом лице. Тот, кто ломился, имел ключи от всех дверей и входной в том числе. Вот только предусмотрительный Виктор передвинул защёлку и замок снаружи не открывался. А так бы он уже был здесь и выяснял, почему в доме незнакомый мужчина.
  Я открыла дверь и он ворвался в квартиру, будто я ничего не весила. Мне это очень не понравилось, я завелась: кто бы он ни был, с таким скандалом ломиться ночью к женщине - это хамство! Виктора он уже увидел и раскрыл рот, чтобы сказать что-то ещё. Но я ему не дала. Размахнувшись левой рукой, она была к нему поближе, влепила крепкую оплеуху, он опешил и я тут же влепила правой. Он заткнулся и смотрел на нас, как на пришельцев с того света. От него несло, как из бочки. Он передохнул пару секунд, стал в состоянии соображать и тут же назвал меня проституткой с двумя дипломами, один на стенке, а другой между ног. Я взвизгнула и ринулась к нему. Виктор перехватил мой порыв и отодвинул за дверь, потом схватил моего гостя за шиворот и выволок на площадку, слегка приблизил к стене и тут же с маху соединил с ней. Тот кучей мятого тряпья сполз на паркет, Виктор сходил на кухню за водой и окатил его. Гость очнулся и зашевелился, из его уст булькало что-то невразумительное. Виктор опять его поднял, прислонил к стене и спросил:
  • - Повторим или ты всё понял? - он не отпускал его, добиваясь осмысленного ответа. Ждать пришлось недолго.
  • - Всё понял, всё, всё, ухожу! Гость сделал было движение.
  • - Ключи! - раздался шёпот у него в голове. Гость порылся в карманах и достал связку. Разобраться с ней оказалось не по силам, но Виктор помог и отправил гостя вниз, дождался, когда хлопнет дверь, после этого пошёл взглянуть в окно. Гость с распахнутым пиджаком, в мокрой рубашке и обвислых штанах, сильно пошатываясь и спотыкаясь, побрёл по улице, потеряв гонор и напыщенность. Он теперь был обычным неудачником, каких, видимо, презирал сам. Я обернулась к Виктору:
  • - Спасибо!
  • - Если бы меня не было, может быть и этой истории и не было? - извинительным тоном ответил он.
  • - Иногда наступает момент, когда из-под маски добропорядочности наружу вылезает мурло. Увидев тебя, этот момент для него наступил и он показал своё мурло! Хватит о нём, давай выпьем для разрядки и спать.
  • Мы отправились в библиотеку или кабинет, не знаю, как назвать комнату с баром и компьютером, и немного выпили, я повнимательнее пригляделась к нему и задумалась, а не спала ли я с ним? Может быть, разок позволила себе под расслабленность, а потом опять - знай, парень, своё место! - А? Такое очень даже могло быть, но проверять эту версию не было сил, я кивнула Виктору и отправилась спать. Спала, как убитая, до самого утра, когда включилась компьютерная программа и разбудила меня. Продрав глаза, которые засыпало колючим песком, я увидела Виктора, он уже оделся и держал поднос с крепким кофе.
  • - Он хороший парень, этот Виктор, а тот, что с ключами - дерьмо! - шевельнулось в голове. Мои мысли сейчас совсем не походили на привычные думы Неустроевой: о мужчинах по утрам я никогда не вспоминала, ни-ко-гда! А сейчас оценивала фигуру стоящего у входа и как бы примеряла к своим фантазиям. Наверное, это причуды Каминской, а чьи же ещё? Тут все вещи навязывали своё, даже подушка вцепилась в меня и не давала моей щеке оторваться от мягкой и податливой поверхности, я коснулась её рукой и ощутила, как она горит, будто после жаркого поцелуя. Но ведь я спала и ничего мне, кажется, не снилось или я трусливо забыла жаркие объятия с кем-то вот в этой постели? Возможно, этот мужчина, что стоит и невинно улыбается, вытворял со мной несусветное и теперь решил возместить утренней любезностью, а?
  • А он был откровенно хорош и улыбка у него была доброй, что бы я с ним не делала во сне или наяву, но под наркозом! После этого мне стало откровенно хорошо и я поняла, что уже нравится участвовать в авантюре, каркас которой заготовила Каминская. В это время противный голос со скрипучими интонациями вопил:
  - Анюта, дрянная девчонка,
  ну, скорее же вставай,
  свои глазки продирай,
  коли будешь так лежать,
  кто же будет уважать?
  Разберут ведь мужиков,
  а оставят дураков,
  шустрые да ушлые:
  глядь - остались тусклые
  и тебе останется
  без усов и глянеца!
  Раздалось однообразное пиликание. Таймер равнодушно отмерял секунды, чтобы включиться в нужное время. От меня ждали ответа и я махнула рукой - плевать мне на таких мужиков, которые так задёшево купились! И натянула одеяло до подбородка, прикидывая, куда бы это можно пристроить такое сокровище, которое стояло, прислонившись к дверному косяку и любовалось моим пробуждением. И вдруг сообразила, что выгляжу настолько соблазнительно, что... и мгновенно возбудилась и испугалась собственных ощущений. В голове одним монтажным куском пронеслись кадры из фильмов Каминской, где она соблазняла и умыкала одним своим видом или неуловимым движением. Зрители и критики потом это обсуждали на все лады, придавая самые несуразные толкования, впадая то в маразм, то в идиотизм, однако рассуждения никак не умеряли тяги посмотреть фильм ещё и прокрутить отдельные места с остановкой и смакованием. Кадр с оголённым плечиком Каминской какой-то шустрый бизнесмен перенёс на лист настенного календаря и он потеснил привычные заморские картинки с совершенно голыми девочками, ни Анна ни авторы фильма не стали с ним судиться, ограничившись обсуждением авторского права в нашей стране. Пиликание прекратилось и противный голос, сменив интонацию, стал меня ласково увещевать: "Да и чёрт с ними, с мужиками, сами прибегут, как только умоемся тёпленькой водичкой, разотрёмся мохнатым полотенцем и примем порцию кое-чего внутрь! Так ведь, моя девочка, сейчас мы потянемся, вот так, вот так, потом зажмурим глазки, улыбнёмся, не торопись, вот так, хорошо, с удовольствием, а теперь быстренько из-под одеяла и под душ! Вот и умничка!".
  - И что же? Я, как умная Маша, конечно, поднялась и щёлкнула по "мышке", программа отключилась: откуда мне знать, что ещё заготовлено автором этого будильника, если не поднимусь, встретилась глазами с Виктором и накинула на себя халатик. Очень развратный халат, если бы на его месте была я сама, то эту стерву растерзала бы тут же на коврике, не снимая брюк и царапая живот и бёдра металлическими пряжками и застёжками. Но он был сама политкорректность и выдержанность, хотя и не очень откровенная. Краем глаза я оценила его реакцию на себя и решила, что этой ночью я с ним точно не спала и это придало уверенности в себе. Я подошла к нему и отхлебнула глоточек кофе, он меня пробудил окончательно, я поставила кофе на поднос, тепло и благодарно улыбнулась мужчине и вышла умываться. Пока я приводила в порядок тело и мысли, телефон начинал трезвонить неоднократно, но я игнорировала всё, что не вписывалось в рутинные действия зрелой и уже достигшей апогея капризности звезды кино и театра. Сначала утренний променад на тренажёрах, потом душ и только после этого мы с Виктором спокойно позавтракали, а уж затем я стала отвечать на звонки. Спокойно и холодно. К тому времени я оказалась в личине Каминской уже окончательно. А там были жёсткие инструкции и я им следовала, для вящей надёжности поглядывая в календарь-поминальник. Но вот прогрохотал звонок и в динамике автоответчика раздался напористый голос с очень знакомыми интонациями и я нажала кнопку приёма.
  - Анна, ты что, ещё спишь? Ну-ка, поживее поднимайся, у нас же сегодня мастер-класс!
  Я заглянула в календарь, там ничего подобного не значилось, полистала его туда-обратно и нашла какой-то мастер-класс, но он значился в конце следующей недели. И ещё я не знала, с кем говорю и насколько могу быть с ней откровенной или лживо-лукавой. Кроме того, на меня смотрел один из преданных поклонников и от того, как я себя поведу в эти мгновения, будет зависеть оставшееся для меня время халифа-на-час. Оно могло закончиться уже сегодня. Я ответила:
  - А ты ничего не перепутала, у меня это чудо обозначено на конец недели?
  Моя собеседница нетерпеливо что-то прошелестела вполголоса и потом сказала:
  - Рядом со мной Долева, она говорила с тобой позавчера и ты кивнула, мол, приду. Слушай, вы с ней сами решите, она рвёт у меня трубку, - через секунду я узнала голос Татьяны. - Анюта, ты что, не проснулась? Это совсем не та встреча, ту отменили, да не мешай, Тамара, я сама ей объясню, раз она забыла! Приехал Максимилиан Максуэлл, он на Бродвее ставит новую версию "Антигоны" и хочет, чтобы главную роль сыграл кто-нибудь из Европы. Он присматривается по всему миру, ему хочется, чтобы звезда была уже готовая, а он бы её только открыл для Нового Света, ну и, разумеется, для себя тоже.
  - Слушай, Татьяна, а Наталья что - для этих дел уже не подходит, а? И Антигону, и Медею, и Электру она сыграет в лучшем виде, таких, как она, мало. - я сделала глазки Виктору, как бы приобщая к беседе с подругой и продолжила, немного ерничая и задираясь, просто так Каминская с Татьяной не говорила. - Согласись - она прелесть! И стерва, каких свет не видел, ну, вылитая Юнона! - близко к тексту процитировала я справку Каминской.
  - Нет, ты ещё спишь! - спокойно проглотила всё это Татьяна и продолжила в тон моей реплике. - Нынче она в амплуа редкой роли - жены Максуэла и ничего другого ей там не светит! Да и про годочки, Анюта, не забывай, там не здесь - подпирать ветеранов есть кому. Всё, хватит о ней. Он должен найти неизвестную актрису для роли Антигоны и дать ей такой окрас, чтобы её успех был чистым и связан только с ней, ну и с ним, конечно. Наташка или кто-то другой из его кадров у публики уже отложились и зритель будет сравнивать с тем, что знал о ней раннее. А он этого не хочет! Будто сама не знаешь его.
  - Почему же, знаю, как не знать, - я уже вошла в суть беседы и вынула одну из домашних шпаргалок - рояль в кустах, взглянула на неё, нашла нужное и стала вольно, но к месту цитировать. Я краем глаза отметила реакцию Виктора и поняла, что ничего фатального не произошло, фраза "Не верю!" не прозвучала даже мысленно - это мне придало уверенности. На той стороне провода возникла пауза, видимо, собеседница была не в том настрое.
  - Вот что, Анюта, - сказала Татьяна через некоторое время, она была мечтательна вообще и добра ко мне, - быть там обязательно, форма парадно-нарядная, времени у тебя всего - ничего, я тебя предупредила. Да, кстати, сбор в три у нас в репетиционном зале, будут не только наши, пригласили кого-то ещё и из Питера, он на днях улетает в Скандинавию искать новую Лив Ульман, такие типажи у янки нынче в ходу.
  Она меня огорошила, так быстро усваивать новый материал в таком громадном объёме я ещё не привыкла и потому лихорадочно соображала: как быть, куда плыть? Перед глазами стояли Виктор, Григорий Ефимович, женщины в магазине и тот шофёр, что раскусил меня в одну секунду. Что-то во мне шевельнулось и я сказала:
  • - Секунду, милая, не гони, я сейчас, только разберусь с бигудями, в кудрях запутались! - в трубке послушно затихло и я услышала, как на другом конце провода запели канарейки. Я успокоилась, распрощалась с Неустроевой и погрузилась внутрь себя новой, осознала, что могла думать по этому поводу Каминская и зацепилась, наконец-то, за что-то определённое. Чуточку полегчало и я стала раскручивать себя, подгоняя и подталкивая свою душу, ещё не вникшую во всё на новом месте. Подруги у меня были, что ни говори, очень хорошие! Я вернулась к ним и очень мягко и проникновенно, будто в рагар любовных ласк, сказала:
  • - А Наталья приехала?
  • - Да, это она и звонила, тебя, говорит, не смогла отыскать. Нынче она ему и секретарь, и консультант, и переводчик! Всё, Анюта, ждём, там же и переговорим об остальном. - самую чуточку ревности в голосе Татьяны я уловила, то есть, она моя и кого-то рядышком со мной примет с болью в глазах. Это было первое проявление прагматизма с коллегой и подругой Каминской и дальше я просто включилась в привычный за два года марафон.
  • В динамике зазвучал отбой. Я выключила микрофон и задумалась. Передо мной лежало расписание - около пяти ритмика и затем работа над ролью в пьесе "Дядя Ваня" по Чехову. Вечер свободен - что это значило, я ещё не знала, но это было далеко и я стала решать то, что решалось. Идея о дальнейшей линии поведения пришла мгновенно. Виктор сегодня свободен и на дежурство ему нужно только на следующий день. Он мог меня спасти в очередной раз. Неудобно ездить на податливых, но ...
  • - Виктор, я могу попросить тебя, побыть со мной сегодня весь день? А вечером увезу тебя в Крюково, до самого подъезда! Учти, за рулём буду сама, твои не удивятся, когда увидят? - он понимающе улыбнулся и я продолжила охмурение мужчины. - Соглашайся, там будут такие женщины! Весь цвет театров Москвы и Петербурга, а?! - атаковала я по-настоящему, принимая его в качестве мужчины по высшему счёту.
  Он был несколько смущён таким оборотом и просто кивнул. Теперь надо сделать остальное. Мы договорились о совместных действиях и разбежались. Он пошёл к приятелям, а я спустилась вниз и начала работу с женщинами, которые выгуливали внуков и собак или просто общались в уютном скверике во дворе. Около часу дня мы с Виктором встретились у моего подъезда и поднялись ко мне. У нас были потрясающие наряды из пятидесятых годов: Виктор принёс коверкотовый костюм с классическими брюками с манжетами, рубашку и галстук, а венцом всего были "скороходовские" штиблеты и шляпа фабрики "Красный Октябрь"; мне достались потрясающие наряды из пан-бархата, креп-де-шина и еще чего-то, что я так и не смогла запомнить во время мозгового и рукодельного штурма. На ноги из бабушкиных запрасов ничего подобрать не удалось, но выставка обуви стояла у Каминской в шкафу и я по этому поводу не тревожилась. У нас было немного времени на сборы и подгонку всего по фигуре. Сначала я принялась за Виктора, это было не очень трудно, поскольку и фигура и рост у него были вполне по одежде, проблемы возникли с рубашкой, она оказалась значительно моложе костюма и по стилю сильно отличалась от него и лаковых штиблет. Но выбора у нас не было и я смирилась со стилевой несуразицей, хотя в глубине сознания что-то мне подсказывало, что всё не так безнадёжно. Потом я надела бельё из запасов Каминской, облачилась в костюм из бархата с блузкой из крепа и настоящей тонкой замшевой жилеткой, добавила туфли в стиле ретро и показалась Виктору. Юбка моего платья была на ладонь ниже колена и всю линию от талии до бёдер и ниже выдавало обалденно, складки при шаге мягко развевались и от обладательницы наряда вообще не оторваться, когда мы с бабушками всё это подгоняли, я видела их цепкие помолодевшие взгляды и хорошо понимала, что их волновало тогда, в послевоенной молодости. У обладательниц этих нарядов в голове было явно кое-что и помимо пятилеток с продуктовыми очередями и сорванцами-детьми. По взгляду одной из них, скромненькой, с аккуратной завивкой на голове, я это уловила сразу. Теперь меня разглядывал Виктор, он с удовольствием погрузился в мою затею, совершенно для него дикую и запредельную и был по-мужски основателен, внимательно меня оглядел и не нашёл никаких изъянов.
  • - Конфетка! - сказал он, причмокнув губами.
  • - Правда?! - якобы не поверила я. Он утвердительно качнул головой. Сделав последние штрихи у зеркала, мы отправились на представление театрального бомонда. В подобных демонстрациях по описаниям Игоря и Каминской разыгрывались немыслимые сражения и иногда слишком нервных укладывали без чувств тут же в гримёрке.
  В театре было уже полно народу и мы с Виктором под пристальными взглядами пробирались сквозь строй разфранчённой публики к моей гримёрной. Она находилась где-то около кабинета завлитчастью, на схеме я это хорошо запомнила и теперь вела туда Виктора, присматриваясь к поворотам и тупикам за сценой. Наконец, ни с кем не столкнувшись и не попав ни в какие передряги, мы попали ко мне в гримёрную. На фотографиях она была точно такой же, как и в натуре, поэтому я быстро нашла всё, что надо для завершения своего образа. По местному интеркому переговаривались, я почти никого не узнавала и в диалоги не вмешивалась. Вдруг замигала лампочка и зажужжал зуммер местного телефона, я подняла трубку. Раздался голос Татьяны:
  • - Анюта, ты уже на месте?
  • - Как видишь! - ответила я. - Ты не хочешь зайти?
  • - С удовольствием, ты одна?
  • - Нет!
  • - Тогда, тем более? Я его знаю?
  • - Так ты зайдёшь?
  • - Уже лечу!
  Прилетела она минут через пятнадцать, когда раздался последний звонок для творческой публики. К тому времени я в гримёрке уже освоилась, как следует. Просмотрела кое-какие тексты, что были разбросаны, где попало, разобралась с рабочим гримом и средствами избавления от него. Очень меня порадовала находка мобильника под грудой тряпья, он был рабочий, батарейка показывала полную мощность, но он что-то не включался и я отдала игрушку Виктору. Тот осмотрел, чем-то щёлкнул и мобильник тут же заверещал. В это время вошла Татьяна и я, найдя нужную кнопку, вырубила его.
  Эта дама была первым знакомым человеком в моём приключении. Я её видела в кино и театре из зрительного зала и теперь смотрела на известную актрису вплотную. Сейчас мы с ней были почти на равных, что для меня в этом фантастическом сюжете казалось чем-то запредельным. Однако при ближайшем рассмотрении и без суеты Татьяна, моя наследная подруга, выглядела несколько отличной от многочисленных фото- и телеобразов. Проявились скрываемые гримом веснушки, глаза оказались серыми, а грудь даже побольше, чем это выглядело на экране.
  - Итак, - сказала я себе, - началась, Анюта, твоя скоротечная как полёт метеора, жизнь в кино и театре! Вот твоя первая реплика и первый выход. Самодеятельность в Горной академии не в счёт!
  Глядя на округлившиеся глаза и удивлённое лицо Татьяны, я сильно повеселела. Наш с Виктором прикид сильно огорошил актрису и она попалась, Каминская в платьях этой эпохи снималась и была узнаваемой. В быту она, я так себе представляла, таких выходок не позволяла, поэтому её (моя?!) ближайшая подруга удивилась безмерно. Она тут же полезла с поцелуями и под шумок объятий спросила, кося глазами на Виктора:
  • - Не томи, кто он, а? - Мне эта бабья реакция на приличного мужика очень понравилась - хоть тут сюрпризов не предвидится.
  • - Не суетись, скоро увидишь! - так же тихо прошелестели мои уста свою первую реплику в помещении знаменитого московского театра. Татьяна уважительно посмотрела на меня, сделала понимающие глаза и заглянула внутрь моих. Я ей ответила и она прибавила градус, выражая и признательность и подчинение.
  • - С почином вас, Анна Неустроева, - сказала я себе и включилась в мистификацию на полном серьёзе.
  Виктор меж тем, как истый джентльмен, приложился к её ручке и произнёс:
  • - Очень рад, очень! Не думал, что Вы так похорошеете, если бы здесь не было Анны Николаевны, то сказал бы, что самая прелестная женщина в пределах Садового кольца - это Вы!
  • - Татьяна, это Виктор, - громко сказала я, убедившись, что они раньше не встречались и в ножницы меня не возьмут, - мой друг! А это моя подруга - Танечка!
  Она схватила его руку на лету и приценилась к ней тут же и безошибочно, дамы такого темперамента всё делают быстро, в том числе и ошибки. Я не мешала ей заводить себя в дебри. Танечкой, а не Татьяной назвала тоже с умыслом, так она глубже увязнет в интимном тоне, который я предложила для общения с Виктором.
  • - Ты знаешь, Виктор, я ведь живу за пределами Садового! - сообщила она, приняв моё предложение всерьёз и, сделав на него стойку, замерла в ожидании. Виктор мигом оценил ситуацию и сказал:
  • - Пожалуй, я ошибся, я имел в виду женщин в черте Московской кольцевой. Никто из них с вами не сравнится! Татьяна самодовольно и немножко ернически улыбнулась, как бы поймав его в силки:
  • - А что Анюта, она разве не в Москве живёт?
  • - Нет, почему же, просто она несравненна, а вот среди прочих...
  Всё равно ей Виктор понравился и она ему ласково улыбнулась, приняв в ближний круг. Отдав долг протоколу, она стала осматривать мой наряд, всё было сшито вручную и ещё в те годы, когда мы с Виктором прятались в маминых животах под складками таких же платьев. Запах нафталина мы удалили, но всё равно драгоценный и не выветривающийся аромат патины времени был ощутим, несмотря на спреи и другие средства современности.
  • - Ты, Анюта, чудо - никому бы и в голову не пришло сотворить такое! - восхищалась она, двигаясь кругами, трогая и выворачивая мой наряд наизнанку. Наконец, она опомнилась и показала себя, поворачиваясь в своём костюмчике от кутюр. Он ей удивительно шёл, подчёркивая грудь и талию, коленки и изящные щиколотки мягко переливались в рубчике колготок, а каблуки под 15 сантиметров делали её вообще дамой из поднебесья. Я мысленно к ней уже привыкла и потому воспринимала, как подругу, хотя близко не видела никогда, кроме как на спектаклях в бинокль. Её лицо с откровенными приоткрытыми губами довершали портрет секс-бомбы. Глаза у неё были как бы сами по себе и манили и соблазняли, порой, не чураясь оттенков грубой и чувственной похоти. Она была великолепна, но я припомнила, что на фото вместе с Каминской Татьяна всегда проигрывала, та была как бы чуточку впереди и поглубже, а по фактуре и побогаче, Анна была всё-таки типажом классическим, а Татьяна - капризом моды. Я это хорошо заметила ещё при подготовке к той своей авантюре, что и привела к обмену.
  - Так вот, - остановила я свой восторг, - она ниже меня в нашей иерархии и я не должна этого забывать, иначе будет неправильно, а я должна всё делать правильно - это для моей же безопасности! Надо перепрыгнуть через восторг театральной любительницы от одной из первых театральных леди России и ткнуть её во что-то носом, чтоб знала. Во что? Я не догадывалась, хоть оно и было, вероятно, в наличии. Возможно, Каминская и говорила об этом, сейчас же в голову ничего не приходило. Но если бы эта звезда с её конопатым личиком попалась на моём чувственном огороде, там она бы и не трепыхнулась. И у меня в интонациях появилось нечто покровительственное, я ласково улыбалась им обоим, позволяя быть рядом и пользоваться моим расположением. В разгар обмена любезностями в селекторе раздалось шипение и треск, потом рявкнул баритон:
  • - Анна Николаевна, говорят, вы на месте? Мы тут уже все собрались, можете подходить!
  • И мы поднялись. Татьяна шла впереди, мы с Виктором чуть сзади, иначе по этим проходам-закоулкам не пройти. Татьяна распахнула дверь и мы вошли в большую репетиционную аудиторию, она была как бы уменьшенной копией зрительного зала. Там на маленьком постаменте-подиуме сидел сам мэтр, вокруг него несколько человек из свиты, совсем рядом - его жена, она же переводчик и сторож в одном лице. Такую добычу нашим изголодавшимся женщинам доверять нельзя - вмиг утянут и оглянуться не успеешь. Мэтр выглядел очень даже ничего - не зря за ним была слава Нарцисса-наоборот, который очень даже не прочь, но с большими претензиями и капризами.
  • Говорят, что потом он их с лихвой отрабатывал, но это бывало потом и не со всеми. А сейчас он смотрел на нас, переводил взгляд с меня на Татьяну, оценивал, сравнивал, представлял без некоторых элементов одежды в разных комбинациях, а потом и совсем без оной, немного пожевал свои знаменитые губы, опять облачил в то, чем мы были уже прикрыты, подумал и яблоко раздора вручил мне. Всё это проделано молча и великолепно по качеству - такая была перестрелка-пантомима, вслух же он и не знал, что сказать. А я сделала для себя отметку, что и этот попался. Ответила Татьяна, очень чётко, с поставленными интонациями:
  • - Простите великодушно, сэр, проклятая русская расхлябанность! - скорчила соответствующую рожу и развела руками. Наталья тут же перевела, он великодушно улыбнулся, а публика, глядя на нас, грохнула дружным смехом. Я боковым зрением ловила на себе завистливые и восхищённые взгляды, это мне льстило и расслабляло, я, что называется, повисла на руке Виктора и вместе с ним прошла к свободным местам поближе к сцене. Нас воспринимали, как главных исполнителей в гангстерском боевике "Бонни и Клайд". Если бы Виктор по ходу пристрелил нерасторопного, что не успел бы отвести взгляд от его спутницы, это было бы как раз то, что надо. Пиджак с огромными подкладными плечиками мог скрыть кольт самого ужасного калибра, дамы даже пытались угадать, где он у него: подмышкой или сзади за поясом. Он выглядел заправским гангстером, а я его верной подругой. Я не только висела на его руке, но и могла оборвать откровенным выражением парочку слишком завистливых взглядов.
  • Первая часть замысла по выходу в свет удалась - все, не отрываясь, смотрели на обнажённую ассистентку и с кроликом в шляпе можно делать, что угодно.
  Мы устроились все вместе и действо началось.
  Обсуждали вариант темы Антигоны, не тот, что у Брехта, с евро-интеллигентским прибабахом, а нечто в духе оригинала, но на нашем материале. Наш только материал, а стилистика текста, взаимоотношений персонажей и развитие сюжета строго по Софоклу. Я с трудом себе представляла это на сцене и уж совсем мне казалось ерундой, что это можно сделать интересным для широкого зрителя, а не кучки сдвинутых на собственной исключительности критиков, стилистов, эстетов и прочих вкусоведов. Вся эта публика билеты не покупала, а пользовалась абонементами и прочим типа контрамарок и поливала нас грязью за милую душу, даже не задумываясь о смысле любого зрелища.
  Я внимательно слушала мэтра и посматривала по сторонам, пытаясь уловить хоть одно ответное движение мысли актёрской братии. Мужчины как-то притухли, а женщины решали свои собственные проблемы. Одна из них была в том, что Антигону он хотел взять из России или стран северной Европы. Разведка доложила, что с первого захода в Скандинавии новой Лив Ульман он так и не увидел, Балтия же его откровенно тоже разочаровала - оставалась Россия. По заверениям его жены и советников здесь он смог бы увидеть кое-что свеженькое и вполне подходящее, поскольку драматизм и трагизм просто вплетены в канву жизни российской творческой братии, а не почерпнуты из печати и сеансов самокопания у психоаналитиков.
  Как я ни всматривалась в лица гостей мастер-класса, так ничего интересного и не увидела. Дамы ловили взгляд мэтра и делали откровенные пассы. Наталья это видела и стала нервничать. Она прекратила перевод и что-то сказала мужу. Он сразу же кивнул, соглашаясь, а потом расстроил лорнирующих дам, опустил глаза и перелистал несколько страничек своего конспекта. Далее он обращался уже персонально к каждому из актёров и внимательно выслушивал ответы, глядя в глаза собеседнику. Когда очередь дошла до меня, я уже немного представляла уровень каждого из ответивших, надеюсь, и мэтр тоже. Бытовые краски, вторичные ощущения и что-то рутинное в этих ответах доминировало. Антигона со всеми наворотами проблем жизни и смерти была на отгулах или вообще в отъезде.
  Я помнила саму суть конфликта и в своё врнмя поразилась тому, что у женщины во времена диких форм рабства, могла быть такая внутренняя свобода. Мне в своё время муж пытался внушить, что эти проявления были как бы реликтами былой женской мощи, которую они имели во времена недавнего матриархата. Якобы в каждом мужчине ещё жило то, что потом стали приписывать Эдипу как комплекс зависимости. Он объяснил это так: согласно обычаев этих племён после смерти мужа его место занимал тот, кого выбирала вдова. И часто случалось, что её выбор падал на одного из собственных старших сыновей, а не престарелых братьев мужа. В Египте и сейчас сохранились племена, у которых такие обычаи не забыты.
  Я считала всё это умничаньем литераторов и историков от науки и как-то всерьёз не воспринимала, но бродвейский мэтр с кафедры приводил подобное же в драматургической обёртке. При этом надо чётко представлять, что замуж женщина должна идти по чужой указке, если у самой на примете никого достойного не было. Женщина вольна рожать от того, кто ей дорог. Эта свобода ей дарована природой и в те давние времена наши пещерные предки это прекрасно понимали: она могла быть замужем за одним, нелюбимым, но зачать и родить от того, кто люб и дорог ей. Свои возможности сделать всё наперекор и по-своему женщина в любые времена уже на третьем-пятом году замужества знала отлично. Хорошо осознавали это и мужчины. Боязнь быть осмеянным казалась сильнее придуманных норм. И мужчина предоставлял женщине эту свободу уже в виде общепринятой нормы, это было сохранением лица перед изощрённым умом чувственной женщины. Это было одной из первых многочисленных побед женщины в тысячелетиях состязаний с мужчиной.
  Мой Коля сказал, что человечество началось, как самодостаточное и выделилось из других ветвей фауны, когда женщина стала выбирать себе партнёра по вкусу и влиять на своё потомство в не меньшей мере, чем мужчина. Егор был менее энциклопедичен, но и он считал, что если женщина - не равноправный партнёр, то проку от связи нет: одни рефлексы и прятался от своих собственных где-то в моих окрестностях, выводя из утомительного умствования в осознание чувственного всевластия и гармонии.
  Я отрешилась от размышлений и посмотрела на Наталью - очень умная и тонкая актриса, она не отличалась особыми внешними данными, но командные высоты во влиянии на театральную и киношную жизнь принадлежали ей, а не длинноногим молодым жёнам "культурного" начальства. И я стала говорить с ней, доводя мысль, чтобы она смогла её сформулировать просто и понятно, как это написано у греков.
  • - Я думаю, что сопоставимой может быть драма женщины, которая пойдёт в Чечню и сама найдёт могилу погибшего отца. Именно это, и не что другое, первично и не подвергается передёргиванию. Его тело осквернено где-то в горах, там правит беспредел, как и в бойне ради тщеславия двух братьев Антигоны. Власть слишком сильное и непомерное испытание для этих мужчин. Я читала о том времени и ужасалась: все цари жестоки и немилосердны и лишь избранные богами правили по законам, а не упивались безнаказанностью за властолюбие. То есть, у Софокла драма Антигоны в том, что она смогла пересилить в себе рабское начало и сделать всё по законам, выступив против беззакония. Закон имеет высший смысл, он над властью и временными традициями. Боги наказывают нарушителей, жестоко наказывают, история с отцом произошла у неё на глазах.
  • - Её отец убийца, ведь так? - спросила Наталья. - На нём уже что-то висит и от такого груза не отвертеться! Как быть Антигоне, защищая его? Этот груз давит и на неё, раз она с ним близка.
  • - Эдип нарушил закон неумышленно, но был наказан, судьба следила, чтобы безнаказанно не грешил никто. Но есть и другой закон: одна вина - одно наказание, а не цепь проклятий для всего рода пока он не исчезнет. То есть, дальше нужно следовать закону и противостоять узурпатору.
  Истинная трагедия заключается в противостоянии личности толпе, государству, власти, да кому угодно, кто прячет своё поганое мурло за толпами почтенных граждан или в беснующейся массе адептов. И как следствие проявления личности в таких условиях - героизм, а герой обязан погибнуть - таков закон! Так было всегда, это настоящий, а не придуманный закон.
  Современная Антигона должна пройти все круги ада и у нас. Думаю, что подобная коллизия очень даже возможна. Женщина, родившая и женщина любящая - это разные материи. Антигона - любящая, её чувства осмысленны, в них нет животного начала, нет запаха Изиды и козней Геры, она чиста, глубока и благородна, на мой взгляд, написать и сыграть такое непросто, а, может, и невозможно: утопят бытовые подробности! В желании предать останки любимого существа на земле предков нет ничего суетного и именно здесь и должно находиться поле той трагедии, которую нужно увидеть и написать. Коллизии могут быть самыми разными, но в рамках простой графики: добро-зло и обстоятельства. И никаких оглядок на сегодняшние приличия и нормы забубённого артистического бомонда и шизофренической критики от этого искусства.
  • - Софоклу было полегче, он придерживался только логики ,- заметила Наталья и впервые за время перевода расслабилась и доброжелательно мне улыбнулась. Она посмотрела на мужа и отвернулась в зал, там уже обсуждался мой вариант. По мнению некоторых, всё это сплошная заумь и годится только для салонных романов середины XIX-го века, другие считали, что классика потому и классика, что оперирует категориями нам мало подвластными, были и такие, что одобряли мой вариант, но их только трое и Татьяна в том числе. Потом дебаты затихли, все ждали продолжения обсуждения, ни для кого не секрет, что мэтр всегда имел собственное решение проблемы, а с публикой советовался только для создания рабочей атмосферы. Наталья ждала, что же скажет муж. Она не всегда была в курсе его замыслов и, как и всякая воспитанная женщина, ждала вердикта мужа. Он был чётким и безапелляционным.
  • - Леди и джентльмены, уважаемые коллеги, мне приятно слышать ваши варианты трагедии применительно к России. Они очень интересны, я узнал много нового, спасибо за участие в обсуждении. Смею предложить вашему вниманию ещё один. Координаты коллизии - около власти. Персонажи - те же, что и у Софокла, суть трагедии - конфликт между женщиной и миром власти. Мы не можем взять рядовых граждан, они своим невысоким социальным положением принизят градус и уровень конфликта. Исчезнет ясная геометрия происходящего.
  • Это должна быть жена президента, у которой есть собственная жизнь и она не вписывается в рамки ценностей истэблишмента и царящих в обществе нравов. Мы почти повторим коллизию Софокла, это нетрудно. Борьба властных кланов, как и у Софокла, на полное уничтожение. Безмолвствующий народ и самодовольная и ограниченная элита - в общем всё, как и тогда, только адрес другой. Это будет как бы симметричный Софоклу сюжет. Может получиться очень даже неплохо, страна, как и Фивы, из великих, но судьба преследует её. Необходим катарсис. И он заключается в гибели Антигоны в заточении. Она уйдёт из жизни одна и унесёт с собой всю смуту, которая окутала людские души, занятые сохранением себя у власти любой ценой. Ваши реформы не идут потому, что их некому проводить. Те, кто у власти, не нуждаются в ней. Проведя реформы, они лишатся власти. Вот истинная причина конфликта!
  • - Мэтр, извольте узнать: как первая леди, выходец из бывшей номенклатуры, может стать аномально заметной в плотных рядах чиновников из той же номенклатуры? Ведь там роль независимой личности исключена изначально, - сказала Анфиса Н. и приоткрылась мне с интересной стороны, обычно она выглядела этаким "гаврошиком" на баррикадах, её фактуру постановщики обыгрывали нещадно и превратили в расхожий штамп. Её острый ум и понимание современного нутра власти так образно вызвал моё уважение. Я поймала её взгляд и одобрительно улыбнулась. Она ответила как-то уж очень прохладно, будто не расслышала, из-за чего? Я сделала отметку для памяти и вернулась к изучению труппы.
  • - Это, уважаемая коллега, - сообщила от имени мэтра одна из переводчиц, - дело техники, здесь нет серьёзных проблем, у меня есть либретто этой пьесы, её любезно согласились перевести ваши сотрудники. Я попрошу раздать его текст, взгляните, всё просто и понятно.
  Нам раздали листики, где на 20 строках была изложена история трагедии судьбы первой леди России. Я пробежала её за пару минут и посмотрела на Татьяну.
  • - Муть! - сказала она, - выспренная и выхолощенная, как шлюха после двадцати зачисток! - и отложила листок. Я просто промолчала, мне стало неуютно: этот мир стерилен и полностью застрахован от зачатия животворного даже, если бы подобное стало писком моды. Постепенно поднимали головы и оглядывали коллег и остальные актёры, последней была Анастасия В., она саркастически улыбнулась Татьяне и сделала глазки мне. Мы, оказывается, ещё дружили! Хорошая весть, подумала я, припомнив, что у Каминской она значилась в лагере охладевших, была у неё и такая категория оценки коллег.
  Наталья сама предложила высказываться, не дожидаясь слов мужа. Ответы были примерно в одном и том же духе - для нынешней России подобное исключено полностью, это самая низкопробная литературщина. Уж и не знаю, как переводили в четыре руки Наталья и три помощника, но перевод был много длиннее коротких реплик из цеха артистов. Я была приятно удивлена, что их не прельстила вероятная перспектива участия в заморском проекте и они, бесштанные и неухоженные, пеклись о российской культуре и её исторических корнях совершенно бескорыстно и ради самой только идеи. Что-то этот напыщенный небожитель в них задел и они не купились. Видимо, никакие нюансы перевода не смогли сгладить актёрского неприятия идеи мэтра и он даже покраснел от досады. Наталья же, наоборот, стала очень даже уверена в себе и улыбчива. Она бросила одобрительный взгляд на Анастасию В., потом на Татьяну и меня с Виктором. Он сидел и молча старался играть ту роль, которую я ему показала.
  Мэтр, наконец, пришёл в себя и стал тихонечко выкручиваться. Он не ожидал такого отпора, но идея в нём ещё не остыла, он таки хотел сделать Антигону на нашем материале. Мы некоторое время обсуждали варианты, но в голове у каждого, как я догадывалась, была история с либретто мэтра. Мужчины были весьма трогательны, они своим поведением демонстрировали мужскую солидарность с мэтром и как бы смягчали жёсткий отпор, выданный женщинами, но, с другой стороны, не скрывали восхищения нашей непримиримостью. Особенно был интересен нелюбимый мною Лев Д. Он, в частности, напомнил, что один из сыновей Креонта, полюбивший Антигону и назвавший своей невестой, был её кузеном и это не вызвало возражений у отца, зато его возмутила независимость и заразное вольнодумство вероятной невестки. Для власти свобода - всегда угроза, такой была его реляция мэтру. Не менее едкими были и другие изыски актёрского цеха.
  Мэтр перешёл на общие места и поведал о том, как его встретили в Париже и Лондоне. Там джентльмены и леди были не менее категоричны, чем их российские коллеги - это, наверное, у них в крови, перевела его фразу Наталья. Нерв потух и мастер-класс тихонечко угасал сам собой, нам он стал неинтересен, а послушать сплетни про наших коллег за рубежом мы могли и в другом месте, слава богу, теперь это очень и очень доступно. Весь Интернет забит светской хроникой и слухами - только смотри и читай. Вскоре мы вежливо расстались. Надо было немного перекусить и мы с Настей В., Татьяной, Никитой Д. и Виктором пошли в ближайший трактир. Мне не хотелось есть отравленные бифштексы в театральном буфете, об этом Каминская успела меня предупредить.
  
   Дядя Ваня, Антигона и прочие
  
  Потом была репетиция, я пришла в той же компании плюс Виктор. Вот это был номер, когда в зал вошёл ночной матершинник и он оказался постановщиком "Дяди Вани", где мне причиталась роль Елены Андреевны. Его звали Анатолием Геннадиевичем с родовой фамилией Шелгунов. Увидев и узнав Виктора, он сильно перетрухнул, догадываясь о моём гневе и подозревая, что может последовать продолжение вчерашнего, но уже на трезвую голову. Я его успокоила взглядом и пригласила к нам, Татьяна почуяла мою просьбу и ненадолго пересела к Марине И.. Ключ от квартиры в его руки попал не случайно, следовательно и разборки должны быть немедленными и откровенными. Если я не отреагирую в духе своего двойника, это вызовет интерес и ненужное мне внимание со стороны коллег, знакомых и друзей, пищи для всеобщих подозрений давать не хотелось. Каминская в таких случаях тут же разгружалась от причины стресса. Мне подвернулся под руку жёсткий тон и, не придерживаясь неуместных здесь корпоративных приличий, я сказала:
  • - Знаешь, Анатолий, как в школе повторяют пройденное? Считай, что тебя после вчерашней двойки опять вызвали к доске! Ты ничего не забыл? Его побелевшее лицо было красноречивее всяких слов и я милостиво добавила: - Ты ведь не хочешь остаться после уроков для дополнительных занятий, а? - он отрицательно помотал головой и я его отпустила.
  • Услышанное его не удивило, тон - тоже, значит я сделала всё верно. Я надеялась, что кроме собственной растерянности и обиды на меня за публичный спуск по лестнице, он припомнит и сказанное мне в моём собственном доме, да ещё публично. Для начала мы квиты. Мне даже показалось, что он ждал худшего и оказался рад услышанному.
  Чтение прошло очень интересно и довольно резво, потом была расслабляющая ритмика и около девяти мы свободны. На колёсах оказались: я, Татьяна и Анастасия В., все дамы и трое мужчин забрались в машины и мы покатили в "Арлекино", потом "Голден Палас", оттянулись там на всю катушку, избавившись от нервного напряжения и зарядившись электричеством другого порядка. Мне представилась возможность присматривать за своими временными коллегами со стороны и вести себя соответственно. Для начала я отодвинулась ото всех, якобы в расстройстве от ночного скандала с Шелгуновым, и инициативы не проявляла, выбирая нужный ритм, чтобы вступить вторым голосом или темпом, стало получаться не сразу, но в суете этого никто не заметил. Татьяна просто таяла от широких плеч и мужественной фигуры Виктора и просила уступить на ночь. Я не возражала и она, благодарная и отзывчивая, чувственно поцеловала меня в уголочки губ и помчалась на увлекательные и интригующие гонки. Потом все перемешались, пришлось за руль сесть самой и в компании с незнакомыми людьми поехать на чью-то дачу, где был бассейн с подсветкой и шашлыки круглые сутки. Мне сказали, куда ехать и кортеж из десятка машин, миновав Московскую кольцевую, попал на шоссе, потом на узкую гравийную дорогу и въехал в роскошный бор.
  Это выглядело здорово, хоть и была ночь. Деревья стояли стеной и создавали впечатление чего-то сказочного и всё это подействовало на нас опьяняюще и по-особому волнующе. Когда мы въехали в расположение дач, это волнение усугубилось красочной подсветкой резных домиков, раскиданных по небольшим полянам между деревьями. Кто-то из случайных спутников сказал, что при строительстве этих дач не срубили ни одного кустика, всё оставлено, как было при царе-косаре. Привычных заборов между дачами тоже не наблюдалось, они являли собой изящные сооружения, вписанные в нетронутый лес, будто декорации к фильмам-сказкам пятидесятых режиссёра А.Роу. Разумеется, такое могло придти в голову личности незаурядной. Фамилию этого архитектора я тут же забыла.
  Машины расположились на площадке перед одним из расцвеченных домиков. Нас ждали, раздалась бравурная музыка Фрадкина и его адаптированные к новому времени вещи гармонировали с атмосферой. Я старалась держаться изо всех сил, мне нельзя ни напиваться, ни зарываться, я не хотела оставить после себя выжженную территорию, мягко отшивала кавалеров и держала дистанцию. Мне было интересно узнать, понять, разобраться и вдохнуть: со многим я уже справилась, осталось лишь кое-что, моя миссия, как я её понимала, близилась к завершению. Я даже боялась подумать, что вытворяет Каминская на моих угодьях, во что вгрызается, чем питается и как у неё с мужем и детьми. Я понимала, что риск попасть в историю у неё был во сто крат выше: в моём жизненном пространстве не было шансов спрятаться и отсидеться за общими словами и рассуждениями о смысле жизни - надо ежедневно стирать, готовить, вести массу домашних дел, заниматься детьми и мужем, которые не знали с какой стороны включается стиралка, какой рацион и по каким дням я делаю по необходимости, а в какие из соображений вкуса и чистой кулинарии. Про работу мне вообще не хотелось вспоминать, что там могла наворотить дама, не заключившая ни одного договора и смутно представлявшая, какой ценой давались мне эти краткосрочные и долговременные контракты. Я надеялась, что наделает она не очень много, потому что наш обмен долго не продлится. И всё, хватит об этом!
  Я остановила собственное шелестение и уставилась на мужика в простой рубахе, который что-то спрашивал. Пришлось переспросить - оказывается всех приглашали в гостиную за стол. Там уже царила обстановка настоящего шабаша и я вскоре улучила момент, чтобы убраться подобру-поздорову, за мной увязались две девочки, которые отрезвели и очнулись, а потому захотелось домой, к маме. Возвращаясь к машине, прямо у самых колёс, я увидела потрясающей красоты лесной цветок, голубенький с белыми сердцевинами завязей. Как его не раздавили моторизованные ковбои - я не представляла, он рос на проезжей части. Пришлось поискать баночку и пересадить его туда, дома с моими пальмами в кадках ему будет безопаснее. Девочки с удовольствием присоединились к моим хлопотам и вскоре луковица, неповреждённая и свежая, была у меня в продуктовой коробке. Возвращалась по тряской дороге я аккуратно, чтобы не повредить цветок, а девочки с удивлением смотрели то на лесную красоту, то на взбалмошную кинозвезду, пожалевшую птичку. Я довезла их до метро, оно уже работало и направилась домой. Как я туда добралась - загадка, но это случилось и я поставила несравненные колёса против дома, не в силах в новых туфлях идти от стоянки. Цветок я пока поместила в его временной посуде на подоконник и упала в постель, даже, как следует не раздевшись, и тут же провалилась в чёрную яму.
  
  В эту ночь мне приснилась Каминская, она сидела в кресле у компьютера и смотрела файлы с паролем.
  - Что, - сказала я, - соскучилась?
  - Да, Анюта, тут много есть чего, по нему и скучаю.
  - И всё? - она в ответ подняла бровь, как это делала и я, когда мне что-то не нравилось, но я взгляд выдержала и ей пришлось раскрыть рот.
  - Да!
  - Что с ними станет, - сказала я, - бумаги они и есть бумаги.
  - Нет, Аннушка, они живые! Это мои крылья, я их только на время отстёгиваю.
  - А без них ты неподъёмная? - она внимательно посмотрела на меня из-под длинных ресниц, уж совсем ненатурально загнутых и пушистых, как тихий зимний снег, Каминская как бы оценивала едкость и суть вопроса.
  - Чтобы не брякнуться с колокольни, хватит и того, что во мне, а чтобы заглянуть за горизонт и попасть туда не в разобранном виде, нужны другие средства. Другие! - она не обиделась, а только объяснила. И исчезла. Я посмотрела на экран и увидела то, что она держала только для себя. А теперь и для меня. Уж и не помню, что там было, но мне показалось, что я поняла главное их назначение и при нужде легко могла туда войти и воспользоваться нужным. А ещё меня поразило открытие - её крылья хранились здесь и я была главным хранителем, от меня зависела их сохранность и дееспособность. Я жила на горе из несметных сокровищ и надо быть последней дурой, чтобы прозябать с ними рядом.
  Но кроме мистики было в этом сне и кое-что из реалий - я узнала пароли для некоторого типа файлов. То ли она мне говорила о них раньше, да я запамятовала, то ли ещё что-то вещее и телепатическое, но файлы, когда я к ним почтеннейшее обратилась с этими паролями, милостиво открылись.
  
  Проснулась, когда день уже был в полном разгаре и мне захотелось приобщиться к нему, настолько погода была классной и вид из окна звал на подвиги. Сначала свежим незамутнённым взглядом осмотрела цветок и нашла его прелестным, теперь надо прочитать про него всё и попробовать окультурить. Потом переоделась, сделала лицо попроще и отправилась к бабушкам с отчётом о своей миссии и вернуть их драгоценные наряды. Я предварительно позвонила им, дабы они собрались в полном составе, чтобы угодить всем и не создавать прецедента к ревности и злопыхательству. Среди них были и откровенные стервы, и ангелочки, и серые мышки, но, думается, если бы мы общались на другой основе, то я вполне могла бы услышать в свой адрес кое-что конкретное цветистое и очень даже образное.
  Сбор прошёл в доме напротив, я периодически поглядывала на свою сиротинку-машину, её ещё не угнали, даже близко никто не подошёл. Мои новые товарки всё усекли тут же и успокоили, на улице гуляют бабушки с внучатами из их компании и за машиной приглядывают с самого утра, как только я выпала из-за руля. Такое случалось и раньше, так что они привыкли. Мне ничего не оставалось, как выложить на кон пару сотен за укрепление союза, ведь ремонт после угона обошёлся бы много дороже. Дамочки для порядка немножко застеснялись, но были среди них и начисто лишённые предрассудков, они оперативно распорядились суммой и вскоре на столе было продолжение того, от чего я еле убралась накануне. Я сделала почин и тихонько откланялась, сославшись на дела. Они не очень огорчились и мы тепло распрощались.
  Я вернулась домой и засела за компьютер, выискивая всё, что приходилось на сегодня и завтра. Но вскоре что-то во мне заупрямилось и я, расслабившись, откинулась на спинку кресла. На глаза попалась коробочка с презентом из Горной академии и прелестная друза, подаренная Григорием Ефимовичем. Я подошла с ними к окну и стала рассматривать. Они потрясали своей первозданной красотой и завершённостью композиции, любоваться ими можно до бесконечности и не пресытиться. Я задумалась - почему? И потом спохватилась: для подобного богатства у Каминской должно быть какое-то особое место, где оно? И я стала внимательно изучать её владения. Как мне казалось, я осмотрела всё, но ничего так и не нашла. Неужели она от этого тут же избавлялась? Поразмыслив, я решила, что такое невозможно - такие раритеты ни одна женщина не станет ни выбрасывать, ни выставлять напоказ, значит коллекция куда-то хорошо убрана. Пришлось вновь заняться поисками, на этот раз уже по системе и вскоре нашлось укромное местечко в шкафу с косметикой, там была дверца, которую я не заметила, и за ней открылась сокровищница разных прелестей и драгоценностей.
  Среди коробочек и футляров с колье, кольцами и прочими украшениями тела были и презенты для души. Их оказалось очень много, даже глаза разбежались от такого богатства. Разумеется, всё было подписано и уложено в некоей системе. Я задумалась, стоит ли помещать сюда свою долю и решила, что делить в этом доме с настоящей хозяйкой мне нечего. Обе вещицы нашли своё место сначала по каталогу, а потом и на полке. Присмотревшись внимательно, я заметила ещё одну геологическую штучку с подобными инициалами - С.Г.Е. Это возбудило любопытство и я не успокоилась, пока не отыскала в одном из реестров Каминской расшифровку С.Г.Е. - это был Сотников Григорий Ефимович, профессор Горной академии, телефон и адрес прилагался. Выходило, что это не первый презент геолога любимой актрисе и она в свою очередь его тоже не забыла и выделила. Во время визита к нему я не отметила ничего такого, что как-то свидетельствовало об их тесном знакомстве, он говорил так близко с Каминской впервые, остальное, вероятно, было не так интимно, как это получилось у него дома за чаем и рассказом о своей молодости. Мой визит к нему оказался удачным ещё и потому, что подготовлен их прежним знакомством с неизвестной мне историей. До этого они наедине ни разу не виделись, а в её картотеке Сотников уже значился - что-то тут не так! Женское любопытство оказалось непреодолимым и я не стала ему противиться.
  Я ещё раз вернулась к компьютеру и включила поиск всего по Сотникову и файлам с ним связанным. Если Каминская не форматировала винчестер, то концы должны сохраниться обязательно. И по крупицам, малым шагам и шажочкам мне удалось восстановить около сорока файлов, связанных с ним.
  Ни разу не общались приватно и такой обширный банк данных! Это было уже что-то! Я подумала, что с неё станется и затеять своё собственное расследование о ком-то, как и в случае со мной. Из этих файлов вытекала вся предыдущая жизнь Григория Ефимовича и каких-то коллег и знакомых. География тоже была широкой - от Севера до Прибалтики. Чем обусловлено её любопытство? Он занимает её около шести лет, а может и больше, поскольку и самые первые справки были явно проходными и базировались на чём-то ещё более раннем. А поскольку компьютер был совершенно новым, то информацию с прежнего перенесли полностью, в том числе и эти обрывки файлов - с откровенным "мусором" так бережно не обращаются.
  Вот так-то! Седой мужчина явно непрофильной для неё профессии конфиденциально и глубоко разрабатывается ею на протяжении многих лет. Глубже я копать уже не могла, поскольку следы вели к другим более древним файлам с паролями, а этих буковок ещё со старого винчестера она мне не сообщила. Вряд ли она рассчитывала, что я так быстро наткнусь на них и что-то соображу.
  Эти поиски в очередной раз показали мне, что обмен произошёл с дамой серьёзной и очень умной, картотеки она вела профессионально. Я поставила себя на её место и у меня глаза разбежались от вероятных вариантов различных авантюр. Пришлось приготовить кофе и взбодриться, Каминская была не только актрисой - увиденное мною говорило об очень широких интересах и находились они далеко за пределами её профессии.
  Но сейчас это для меня не главное, подступали текущие дела и их следовало решать ежечасно и ежеминутно. Я отложила найденное в сторонку и сделала заметку на видном месте.
  Сегодня меня ждали на телевидении по поводу участия в пилотной программе, где предлагалась роль почётной ведущей к штатному от телеканала. Она должна освещать театр и кино с позиций, занятых мною в этой мире. Я перезвонила туда и сообщила, что нахожусь дома и жду звонка с предложениями. До театрального прослушивания времени оставалось достаточно и я позвонила на автостоянку, Виктор был на дежурстве и ответил сам, он не был ни смущённым ни недовольным, похоже, Татьяна его не обидела, и сказал, что успел к своей смене, так что здесь без проблем.
  • - А где же проблемы? - невольно вырвалось у меня, он немного помялся, потом продолжил чуть менее уверенно:
  • - Вы на меня не в обиде?
  • - Конечно, нет! С чего ты взял, ты оказался в фаворе у прелестнейшей женщины, моей подруги, вы взаимно приглянулись сразу же! Я её люблю и мне приятны её радости, а сидеть за рулём собственной машины мне нравится! - я сделала вид, что ничего не знаю и ни о чём не догадываюсь. Он, кажется, поверил и мы распрощались. Конечно же, ему от неё перепало на все сто, она утащила его ещё на первой квартире и оттуда вся компания уезжала без них, утром она мне позвонила и попросила прикрыть на случай вопросов из дома, то есть - у Татьяны бессонная ночь и больная голова в итоге. Только я проглотила таблетки и холодный кофе, как зазвонил телефон, я машинально подняла трубку после второго звонка. Звонила Наталья:
  • - Анюта, ты не смогла бы приехать к нам домой, мой сэр желает с тобой побеседовать, ты его здорово уела, ему нужна сатисфакция.
  • - Нет, конечно, - ответила я, не задумываясь, - у меня встреча на ТВ и прочтение в театре и всё одно к другому привязано. Завтра рано утром, если смогу проснуться, тебя устроит?
  • - Нет, завтра мы улетаем, надо сегодня, погоди секунду! - она отвлеклась и о чём-то стала говорить по-английски, возникла пауза и я поймала себя на том, что между мной и Каминской уже нет дистанции, я вхожу в роль, сама нарабатываю материал и живу в нём. То, чем она жила, мне уже не казалось запредельным и недосягаемым - тот же труд, те же проблемы с самовыражением, та же вечная вторичность в выборе ролей, как и в моей истинной жизни, да и кто владеет волшебным словом "по щучьему велению"? Есть у них некие прелести, но моя жизнь не менее интересна и глубока, а, главное, у меня имелось собственное королевство, где я была безраздельной и абсолютной правительницей, меня любили по-настоящему и я точно знала, что никогда бы не свергли. Чего, конечно, не было у Каминской и ей приходится платить за нынешнее верховодство немало, я это уже увидела и полностью ощутила на себе.
  • - Анюта, если мы сейчас подъедем, будет удобно? Мы ненадолго! - после длительной паузы спросила Наталья.
  • - Только нигде не задерживайтесь! - согласилась я.
  • - Мы будем через полчаса, если не попадём в пробку! - сказала она и повесила трубку. Я осмотрелась по сторонам. Особо прибирать не стоило, встретить их решила в кабинете, там всё под рукой и я приготовила фрукты, сласти для кофе и остальное, что могло бы пригодиться. Потом припала к машине и стала черпать и пополнять базу данных по проблеме Антигоны.
  Раздался звонок по интеркому, приехала Наталья с мужем, я нажала на кнопки и открыла обе двери в подъезде. Они пришли вдвоём, это были просто муж и жена, он спустился с пьедестала и стал нормальным мужчиной, ради которого многие актрисы мира рисковали всем своим существом. Конечно, он был великолепен, этот мужчина, он это знал и умело пользовался собой и своим шармом. Но мне такое не нравилось: и мой муж, и Игорь, и Егор, в конце-концов, - вот моё вкусовое поле. Совершенно не стесняясь, я поделилась своими наблюдениями о её муже и успокоила Наталью. Похоже, раньше Каминская с ним была более близка и дружелюбна, чем я. Она вздохнула и доверительно улыбнулась. Как я поняла, этот брак долго не продлится и она сама это понимает, что ж, и флаг вам в руки, мистер Максуэлл. Вошедши в холл, он осмотрелся и остановил взгляд на лимоне в большой кадке, у него уже появились отчётливые завязи плодов. Потом прошёлся вдоль цветочной галереи и остановился на том цветке, что я выкопала во время ночной вылазки на шашлыки.
  - А это что? - спросил он по-английски, я сообщила его латинское название. Божество покосилось на жену и та кивнула, добавив, что мисс Каминская известна своими эксцентрическими приверженностями, коллекционирование и выращивание флоры одна из них. Видно, с домом и растениями Каминской Наталья была знакома не понаслышке, поскольку тут же по-английски кое-что добавила и об остальных экземплярах флоры в горшках и кадках. Я где-то слышала, что сам Максуэлл коллекционирует бабочек какой-то особой масти. Мы ещё немножко порезвились у оранжереи и перешли к делу. Гость на меня смотрел уже без той опаски и недоверия, которые так и сквозили вчера, когда дама в наряде подружки гангстера, облокотившись на его широченное плечо и кокетливо играя шляпой этого бандита, разглагольствовала о высших театральных ценностях. Зато появилось что-то от очаровавния, этого только нехватало, и жена - вот она!
  Мы устроились в кабинете, он сел напротив меня, жена между нами замкнула треугольник и беседа началась. Мэтр сказал, что подумал над моей "Антигоной в России". Ему она после некоторого размышления показалась не такой одиозной, какой представлялась вначале. Я спокойно кивала по мере перевода его признания, но ни одна составляющая моих женских тщеславных сутей даже не всхлипнула от удовлетворения, хотя он, что называется, возносил мою особу (не Каминскую - я это знала наверняка!). Может, потому, что расхлёбывать Каминской? Он долго ходил вокруг да около и, наконец, вывернув себя наизнанку, сказал, что согласен с моим вариантом и вскоре обсудит вопрос со своим кредитором, после чего, если тот согласится, будет назначен продюсер, найдут хорошего драматурга и моя особа, возможно, станет первой Антигоной на Бродвее, вышедшей из-за железного занавеса. Наташа переводила почти дословно, стараясь наиболее точно передать дух и смысл сказанного мэтром. Многое я поняла сразу, но нюансов не уловила и выслушала точный перевод. Когда она закончила, он пытливо всматривался в моё лицо, ожидая ответа. То, что он мне не нравился, решило всё - я совершенно не волновалась, мне было плевать на его поднебесный статус и в словах этого кумира театральных дам я увидела трезвую оценку своему аналитическому мышлению, он достаточно опытен, чтобы отметить моё к нему безразличие и был профессионально честен, а это совершенно иной расклад, совершенно! Что я могла сказать? Спасибо или очень рада, ваше величество? Но всё-таки изобразила состояние леди, услышавшей дежурный комплимент и отыгравшей всё по протоколу. Наталья всё поняла и перевела в пять слов:
  • - Каминская согласна подождать и не предпринимать собственных инициатив после заключения предварительного соглашения! - я это уловила сразу, ничего подобного я не говорила и не намекала, тут была её самодеятельность и интерпретация моих флюидов, но виду не подала. Мэтр одобрительно кивнул и Наталья достала заготовку контракта, где в общих чертах обговаривалось соглашение не разглашать, не вступать, не упоминать. Мы уточнили отдельные детали и исправили их в русском экземпляре, она достала дискету мы сбросили с неё заготовку, внесли исправления и я отпечатала текст в трёх экземплярах.
  • Английский вариант правила Наталья, я только смотрела на то, как она быстро расставляла точки над i, после чего мы отпечатали этот документ и на английском. Потом было подписание, это как раз то, что могло как-то осложнить жизнь Каминской в случае особых обстоятельств. Но что я могла сделать? Не выкладывать же этот бред про временный обмен телами!? Я, не торопясь, вывела свои буковки и чёрточки под бланком на очень дорогой бумаге с водяными знаками. Потом я спросила про чай или кофе. Наталья оставила нас двоих и отправилась на кухню принести поднос: у него были свои фокусы в кулинарных пристрастиях, объяснила она, уходя, и заговорщически подмигнула.
  • Ушла она свободно и ни о чём не спрашивала, значит, бывала здесь не однажды и в чичероне не нуждалась. Я отметила это чисто автоматически и вернулась к её мужу, с которого вся поднебесная позолота слетела под моим взглядом почти мгновенно, он всё же не забыл той стервы в обществе бандита, что вчера мутила воду на его бенефисе и в гостях без прикрытия русской жены чувствовал себя совсем неуютно. И я задумалась, а не оттого ли он вернулся к моему предложению, что у него с Каминской что-то было? Да и Наталья, ревнивая до невозможности, заговорщически подмигнула и оставила меня со своим ненасытным мужем - она в этом тоже участвует? И опять - одни вопросы и догадки. Я взглянула на него и оценила реакцию на себя внимательнее, выдав ему пару тестов на отзывчивость. И получила потрясающий ответ: я, - нет, не я, а Каминская, - где-то с ним очень тесно и болезненно пересекалась и он себя выдал тут же. Вот так-то!
  • - И что мне с ним делать, чтобы не повредить Каминской и её авансам этому пятидесятилетнему петуху? Может сделать вид, что переменились обстоятельства, у нас в стране теперь так принято даже на государственном уровне, чем я хуже? И я решила воспользоваться языковыми различиями. По - русски он кое-как понимал, если говорить медленно, а вот с речью было никак и мы беседовали на рязанском эсперанто: он говорил по-английски, я отвечала на смеси английского и русского - разбирали. Но ничего, его интересующего, на этом жаргоне не обсудишь, да и Наталья была рядом и могла войти невовремя. Это меня и спасло.
  • Он сглотнул слюну и стал деликатно допытываться, откуда я взяла свой вариант Антигоны и назвал несколько вероятных источников по-английски, эти имена для меня ничего не значили. Что ему сказать? Вошла Наталья с подносом и картинно водрузила его на стол, как раз тут я пожала плечами и бухнула:
  • - Откуда, откуда - сам припрыгал! - Наталья удивлённо уставилась на нас, а я давилась от смеха, вспомнив анекдот про зайчика, который прыгнул в котёл с супом, а перед этим бросил повару гордое "мяу!". Потом мы уже вдвоём посмеялись над коллизией, когда я объяснила ей всё, а он смотрел на нас со странной смесью зависти и любопытства. Объяснили и ему, он вежливо хихикнул, но, при переводе, похоже, тонкость игры слов в бородатом анекдоте потеряла свою прелесть и удовольствие получили только мы.
  • - Часто бывает так? - спросила я её.
  • - Да, к сожалению! Наш фольклор другой, тоньше, острее и богаче. Ну, что, немтырь, - обратилась она к мужу, - будешь учить русский? Он с готовностью закивал. - Если успеешь! - тихо добавила она себе и покачала головой, не скрывая этого от меня. Мы были русскими и женщинами, это нас сближало, как и приятельские отношения Натальи с Каминской до замужества с этим мировым тузом театра.
  • Мне позвонили с ТВ и назначили время. Чай и светская беседа были очень краткими, мы торопились и вскоре разбежались.
  Я тут же отправилась в Останкино. На месте оказались выпускающий редактор и несколько человек из администрации. Они были с какими-то бумагами, их надо срочно прочесть и дать оценку. Опять я её подставляю, подумалось мне, но делать нечего и я вникла в суть каждой из них, спрашивая и переспрашивая. Когда уяснила, о чём речь, удивилась числу бумаг. Но потом поняла, ТВ ведь государственное, денег ест много, вот все и при деле. Когда формальности закончились и мы с редактором остались одни, я спросила, где мой партнёр.
  • - Уже бежит, у него тут есть ещё одна халтура, вот он и вертится! Но я вам и так всё расскажу. Первая передача будет на следующей неделе, её уже включили в сетку и частично приготовили, осталось только то, что Вы сделаете в живом эфире, предполагается прямая линия телефона и Интернет для вопросов и голосования. Вот основные материалы, ознакомьтесь! - он протянул папочку с несколькими листиками. Я просмотрела их, ничего такого, что надо было бы готовить загодя, в них не было, обычная жвачка про артистов. Мне это не понравилось и я сказала:
  • - На встречах со зрителями обычно акценты стоят не там!
  • - Где же они должны быть?
  • - Там, где живут главные проблемы любого человека и потому всем понятные - это самореализация и востребованность. А вы их загоняете туда, откуда они рвутся изо всех сил: ваши планы, ваши роли, ваши режиссёры, ваши партнёры! Да они уже спокойно смотреть на некоторых не могут! Так надоели. Тот, кто всю жизнь играл "Кушать подано!", хотя знал все другие роли назубок, иногда имеет больше чего сказать, чем вечный премьер или прима, у которых от этих передач аллергия. У вас же обозначен разговор кумушек на скамеечке: кто в чём одет, с кем прошёл и почему не поздоровался! - сказала я, поглядывая в его глаза, усталые и умудрённые долгой жизнью на государственном канале. Он немного повертел очками, покашлял, прочищая горло и присматриваясь ко мне. Это была вторая встреча по поводу передачи, предыдущую проводила Каминская, деталей она не сообщала за неимением времени, сказав лишь, чтобы я гнула свою линию и ни за что не поддавалась на их аргументы. У меня, то есть Каминской, была какая-то репутация, я надеялась, что она вполне приличная и порядочная, и с позиций своей репутации я давила на него, склоняя внести изменения в ход и интонацию программы. Я надеялась, что Каминская не просто так ввязалась в это дело, видно, были соображения, судя по тому, что я видела на её компьютере, она имела собственные и принципиальные виды в этой программе. Может, она их и отложила где-то, но я не успела дойти до всего, теперь вот пришлось выдавать экспромты, а это было очень и очень нехорошо.
  • - Не могли бы вы сформулировать их письменно, я покажу шефу и, если он одобрит, то сделаем по-вашему.
  Я, не торопясь и взвешивая каждую фразу, изложила всё это в пяти строчках и подписалась под ними. На словах же добавила:
  • - Если это неприемлемо, вам придётся искать другую ведущую: на роль смазливой модели меня не занимают, так и передайте своему начальству!
  Редактор нейтрально улыбнулся и сказал, что с этим шеф спорить не будет, потому, что сам и предложил мою кандидатуру, так что беспокоиться не следует. В его взгляде и тоне было что-то такое, чего не понять я не могла. Я ещё раз присмотрелась к нему и подумала, что он не всё говорит, возможно, у Каминской с их шефом особые отношения, он не желает в них участвовать и на всё готовит прокладки для задницы в виде защитных бумажек. Во время разных согласований с начальством и чиновниками довелось испить многих гадостей и в полной мере, поэтому мне знакомо ощущение, которое мой собеседник навевал ненавязчиво и деликатно. Будучи в шкуре Каминской, я понимала, что моих тылов никто не обеспечит, мудрого и проницательного шефа, который теперь общается с моей дублёршей, тоже нет, поэтому всё нужно делать и осмысливать самой. Я так себе и сказала:
  - Сама, милая, всё сама! - и, к моему удивлению, почувствовала облегчение, теперь я ни на кого не оглядывалась и работала в режиме "он лайн": "вопрос - ответ" и так далее и никаких эмоций. - Каминской здесь нет, я за неё!
  Пришёл молодой человек и сразу бросился ко мне.
  - Как сын к матери, - подумала я. Мы втроём обсудили вопросы первой передачи и идеологию остальных, потом редактор ушёл и с ведущим мы остались наедине. Я сказала ему о моей записке. Мне было интересно, насколько всё закручено и кто участники. Он был чист, как стёклышко, его использовали втёмную, решила я и не стала развивать тему. Мой партнёр выслушал рекомендации и сделал для себя пометки, мы договорились о связи и я отправилась в театр.
  Я уже освоилась в роли и гриме Каминской, обстоятельства подталкивали меня в нужном направлении и я гребла изо всех сил, чтобы не быть обузой для других. Я задумалась: не может быть, чтобы, родившись в разных губерниях и от разных родителей, внешне похожие люди не имели бы общих психологических и умственных качеств. Мы должны быть похожи во многом, вот только обстоятельства у каждой из нас сложились иные, потому по-разному и развиваемся. Но ведь ни она, ни я не пошли в учителя или врачи, не потянуло нас и в науку, обе сносно владеем и английским и компьютером, не очень отличаемся и в отношениях к мужчинам, с женщинами тоже. Мысли занимали меня очень занятные, они не отпускали моих извилин и искали путей для моей прежней сути уцелеть в новых обстоятельствах, но вскоре дорога привела меня к театру и витание в высоких генетических эмпиреях уступило место рутине многократного маневрирования и парковки на тесном пятачке, свободное место для стоянки нашлось и я приткнулась туда.
  Когда я шла к себе, теперь уже увереннее и спокойнее, меня остановила немолодая изящная и интересная женщина в очень аккуратной, но уже не новой одежде и сказала:
  • - Анна Николаевна, как там моя просьба, вы не забыли? - что мне оставалось, как не сделать серьёзную мину занятой и чуть рассеянной дамы и спросить:
  • - Напомните, на чём мы остановились в тот раз?
  • - Вы обещали с письмом моей дочки разобраться сами, без инстанций.
  • - Это было?... - потянула я время с ответом, давая ей возможность напомнить дату и подсмотреть хоть какие-то детали, по которым я должна искать это письмо.
  • - Около недели-полутора, оно в красивом розовом конвертике, вы его сразу туда определили, чтобы не путалось с другими бумагами! - сказала женщина с чувством последней надежды. Она не голосила, не просила, не убеждала, но что-то в её глазах убедило отложить всё и срочно найти этот конверт. Я пришла к себе и тут же стала искать. Я это сделала методично и вскоре нашла в одной из папок с бумагами. Конверт был раскрыт и я прочла очередную историю соблазнённой девочки, не посмевшей обвинить мужчину, она его обеляла и оправдывала, а винила только себя. Туда же приложены записка её матери, она служила в театре костюмершей, приложена и справка о девятинедельной беременности девушки около девятнадцати лет, теперь срок был больше десяти недель.
  Мы с Каминской стали как бы одной сутью, она приняла участие в этом, не отмахнувшись, значит и дальше мне не стоит мельтешить и действовать по собственному ритуалу. Я посмотрела список с внутренними телефонами и нашла Татьянин офис. Она уже пришла и сразу ответила, я попросила срочно зайти. Татьяна прочитала бумаги и задумалась, потом сказала:
  • - Вот вонючий козёл! - она покачала головой и добавила. - Я как-то видела эту девочку у него в группе среди начинающих.
  • - Ты уверена, что всё именно так, как изложено? - Татьяна посмотрела на меня испытующе и ответила:
  • - Думаю, что именно так всё и обстоит. - В её словах не было того, что я увидела во взгляде и что прозвучало в интонации. Так или иначе, но один из нас устроил девушке неприятности, хотя вполне мог этого избежать, не мальчик, однако.
  • - Это что - роковая связь, взять и сделать молоденькой девочке мальчика? - с немалым риском обнажиться я пыталась найти и для мужчины вероятный достойный выход.
  • - Я удивляюсь на Вас, Анна Николаевна, Вы будто его не знаете и вообще нэздэшняя! - она как одесситка, смещая акценты и ударения, театрально и саркастически заломила руки и закатила глаза. Я лишь немножко смутилась её тону: что я могла знать об их внутренних змеиных разборках? Поэтому продолжила линию дознания, не торопясь и последовательно.
  • - Тань, ты уж прости, но мне хочется пообъективнее, рубить, как раньше, не следует, - я пристально уставилась на неё, так обычно смотрят мужчины и женщины подобного взгляда обычно не выдерживают, Татьяна тоже смягчилась и легко перешла в другую тональность, а я облегчённо вздохнула от того, что не придётся обманывать. лучшую подругу
  • - Ладно, как на духу и перед лицом закона: в ногах не стояла и не видела, но по глазам девочки, когда она с ним общалась, могу сказать, что это именно так. А ты сама разве туда не ходила? - я мгновенно прикинула увиденное, услышанное и подсказанное инстинктом и отрицательно мотнула головой, а Татьяна продолжила. - Она на него смотрела, как на бога, преданно, снизу вверх и бескорыстно и даже не заметила, как он с неё благополучно слез. Такие терпят и рожают сами. Думаю, мать случайно узнала про всё и решила найти правду, она из чистых и неиспорченных, вот и затеяла. Анюта, не связывайся, тебе это сквалыжное дело вовсе ни к чему. Она не первая и не последняя - так было всегда.
  Я подумала, что по большому счёту Татьяна права, но свою долю этот трусливый гуру получить должен. Бросить девочку в такой ситуации - это нехорошо! Не мальчик ведь, мог и поостеречься, а потом и помочь девочке выйти из положения, раз вляпался. Нет, спускать такое нельзя - это несправедливо! И я приняла решение.
  • - Ладно, извини, подруга, после такого хочется на свежий воздух! - я посмотрела на неё гораздо мягче и в ответ на её умоляющий взгляд прикрыла изящные пальчики. Татьяна руки не убрала и я почувствовала, как она отозвалась на прикосновение - подняла глаза на меня, они чуточку замутились, неуловимое облачко окутало их едва заметную голубизну и губы прошептали что-то невразумительное. Встрепенулась она не сразу, уходить оттуда ей явно не хотелось. Она едва заметно придвинулась ко мне и устроилась поудобнее, я просто почувствовала, как у неё всё внутри замокрело. Я стала поднимать глаза - Каминская с ней там уже бывала и Татьяна тащилась от этого. Я прислушалась к себе - мне это пришлось по душе и я ответила так, как она хотела. Будто всю жизнь этим и занималась, ничто во мне не фыркнуло и не дёрнулось, а пошло к ней и в неё. Она поглощала меня с непонятной болью и стоном, так делают только с дорогими людьми.
  • - Вот моя первая остановка и настоящее обретение! - сказала я себе и обрушилась на неё, сметая и погребая собой, она с готовностью принимала и отвечала.
  • - Чего уж там, и не такое бывало, - сказала она много позже, совсем иначе и не о нас, в голосе появилась пьянящая шалость и разгул, - но кое-что ему надо бы укоротить или вообще обрезать. Слушай, Аннушка, а как у скопцов тембр голоса меняется, ты не помнишь? - она ещё не умерила своего разорванного дыхания, положила свою ладонь сверху моей и задержала, улавливая мою реакцию, это было недолго, после того, что мы только что вытворяли, один лишь миг, и она, кажется, была удовлетворена. Мой голос слегка дрогнул, а трезвость сознания и рациональное мышление чуть было меня не покинули. Представляю, что она сделала с Виктором. И всё же я устояла.
  • - Смотря до каких пор усекновение будет, где-то читала, что баритоны до альтов поднимаются. Татьяна покосилась на меня, оценивая и переваривая фразу, потом лукаво расплылась в нежнейшей своей улыбке и сказала:
  • - После такой экзекуции он повесится, его же переведут на женские роли, как в японском театре. Помнишь, к нам приезжали японцы и ты меня за руку дёргала, когда дамочка в кимоно пищала на три октавы выше партнёра. Ты тогда уверяла, что он себе яйца перевязал, чтобы не выпасть из образа. Помнишь ту сцену? - она вопрошающе посмотрела на меня. Говорила ли такое заслуженная, вся в регалиях и медалях, Каминская, мне неведомо, но не могла же Татьяна всё это придумать на ходу? Я представила себе местного казанову с перевязанными яичками и не удержалась от улыбки, а когда воображение нарисовало его в роли Дездемоны, а Лёву Д. - в качестве Отелло, то не удержалась и закатилась вместе с Татьяной, уже поджидавшей меня для зарядки и разгрузки. Мы отсмеялись и принялись за обсуждение ролей в сегодняшнем чтении. Это была прелестная пьеса по мотивам "Джулии Фарнезе" Фейхтвангера.
  Ещё в студенчестве я зачитывалась этим автором. Из-за сквозившего отовсюду особого юмора, удивительного замеса глубокого знания истории культуры в целом и богемного разгильдяйства в отдельных деталях, как-то забывалось, что поэтика еврейского быта и культуры иногда перерастала в панегирик иудейству и едва прикрытый семитизм. Но агрессивности в этом я не видела и восхищалась его романами и пьесами.
  Мы с ней заняты на главных женских ролях и в такой ситуации интересно посплетничать о наших партнёрах по пьесе. В разгар обмена пришёл Дмитрий Д., он был нашим партнёром и у него имелись вопросы. Но Татьяна его остудила:
  • - Ну, как, ковбой, после вчерашнего головка квасу не требует?
  • - А что, есть?
  • - Для души или головки? - поинтересовалась заботливая подруга.
  • - Уговорила: и то и другое!
  • - А как же прогон?
  • - У меня есть классная жвачка - самогон отшибает!
  • - Где лекарство-то?
  • - Ладно, пошли, а то у меня тоже что-то началось, наверное, дискриминация сознания и смещение осей, - сказала Танечка, не спавшая в эту ночь совершенно.
  • Она придирчиво осмотрела Диму со всех сторон, повертев и похлопав по всем его болевым точкам, он милостиво всё вытерпел, поглядывая на меня и улыбаясь ей. Я как-то сразу решила, что любовниками они никогда не были: уж очень бережно и трепетно относились друг к другу. Да и к Каминской он тоже ничего собственнического не питал, хотя в её коллекцию мог и попасть: оба более чем хороши и интересны.
  Они ушли и я принялась изучать свою роль. Там выделено много ремарок, сделанных Каминской, и я углубилась в них. У меня была роль Лавинии, жены гениального художника (вечно у этих драматургов мужчины гениальны, а женщины при них вроде нянек или приживал, возмутилась я в очередной раз), за которой давно и пристально следит кардинал и желает не просто интрижки, а беспрекословного подчинения, разнузданного секса и грубого насилия. Линия Лавинии прописана очень легко и давала мне, то есть Каминской, много шансов превратить образ в сильный противовес избалованному дитя сюжета, Джулии Форнезе, восемнадцатилетней герцогине и тайной возлюбленной главы католической церкви.
  Да и сама интрига очень хороша, если постановщик не утопит её изысков, то у Анюты есть шанс создать один из самых ярких женских портретов. Она находилась всё время в особом положении и от неё все чего-то да требовали и от того, с каким видом она будет отказывать или ублажать, зависел успех и роли и самой пьесы. От взаимоотношений с кардиналом, его играл в первом составе Дмитрий Д., зависело многое, если он не потянет одеяло на себя, то вдвоём можно сотворить такое!... У меня даже голова кругом пошла от заманчивой перспективы. Татьяна с её темпераментом и эксцентричностью очень подходила к типажу Джулии, одному из главных персонажей пьесы. Первый театральный любовник - Никита Ж., играл моего мужа, известного художника-портретиста Венедетто. Ни одну живую натуру (точнее - натурщицу!) он не обошёл вниманием и пропускал через собственное творческое восприятие для близкого знакомства. Не то, чтобы он за ними гонялся или охмурял, нет, они сами поочерёдно и спонтанно вступали во временные творческие союзы и мне ничего не оставалось, как мириться с этим неизбежным злом или издержками процесса творчества. Надо сказать, все дамы знали своё место и глаза мне не мозолили. И на этом фоне попытка кардинала забраться ко мне в постель с откровенной мотивировкой выглядела обоснованной. С другой стороны, можно представить, что мой муж был просто в творческом поиске и со своими героинями решал сугубо технические проблемы. То, что меня он любит, не подвергалось сомнению. Я поставила себя на место Фейхтвангера и попыталась иначе решить процесс творчества - безрезультатно! С позиций мужчины всё выглядело на сто процентов нормально - творчество и блуд неразделимы! Я вздохнула - а что делать?
  Раздался звонок, нас приглашали на репетицию. Я вошла одной из первых и пристроилась там же, где была во время первого прогона с моим участием, положила текст на колени и краем глаза стала следить за коллегами. Их было полтора десятка, в том числе 5-6 лиц на первых ролях.
  Время шло, но репетицию не начинали, а второй режиссёр болтал с кем-то из второго состава. Пришёл пожилой мужчина, извинился за опоздание. Им оказался Сугдин, постанощик "Джулии Форнезе". Начали с первого акта, это упростило мою задачу вписаться в её ход. Никто в интонациях особо не усердствовал, чего я боялась поначалу, а говорили с подглядыванием. Я же, чтобы не бросаться в глаза, свой текст заучила на пару-тройку реплик вперёд и потом только доучивала. Он был Каминской очень хорошо отредактирован и поэтому мне легко давалось и произношение специфических понятий из жизни Италии XVI века и длинные реплики со сложными мыслями. В этом материале я уже вполне освоилась и только вслушивалась и всматривалась в своих партнёров, чтобы быть в ансамбле. Кроме того, я никогда не числилась в троечницах, это не по мне, поэтому пыталась лидировать с самого начала, не очень, правда, высовываясь.
  Вела всех и держала в напряжении Татьяна - Джулия Форнезе, она не слезала с постановщика, добиваясь точного, а не размазанного рисунка её героини, видимо, прочитала немало по этой роли и вокруг неё. Она знала всё про клан Медичи и нравы, которые они навязали окружению королевского и папского двора, поэтому очень скрупулёзно требовала обозначения всех элементов и признаков стиля своих отношений с персонажами. Ей было из чего выбирать, массив предполагаемых черт и чёрточек характера её героини был очень велик, про род Медичи были публикации самых видных людей истории искусства и она им с удовольствием делилась с нами, давая возможность прикинуть, что кому-то подходит по звучанию, а что нет. Таким образом партнёры заявляли свои претензии на наличие грядок её огорода и имели возможность соблюсти интересы пространства собственной роли.
  Постановщик что-то по ходу пьесы знал, но пока это были в основном сверхзадачи и суперпозиции, в лицах и динамике развития конфликта он плавал откровенно и думающая часть труппы, всего-то двое-трое(!), всё видела и втихую ухмылялась. Для меня это было неприятным открытием - на производстве, как правило, всё было наоборот - руководитель знал картину и в деталях и в общих чертах. Исполнитель только пришивал пуговицы и обмётывал петли. Может так и должно быть, подумала я, ведь перед ним не только драматургия, но и конкретные возможности исполнителей. Во всяком случае, активность Татьяны я расценивала именно с позиций практических и прагматических, я не предполагала, что она может так глубоко и серьёзно копать и мысленно аплодировала и ей и Каминской, которая дружила с такой интересной личностью.
  Должна констатировать, что мужчины в этой группе мне не очень нравились, они были какие-то серые и неинтересные, ни на одного из них, кроме Дмитрия Д., на улице я бы и не взглянула. Дима же был очень интересен и на сцене, он не торопился говорить, фраза звучала весомо и объёмно, акценты и ударения у него ложились сразу и навечно. Он не дебатировал с постановщиком, а только вслушивался в настроение или нерв фразы и выдавал то, что надо. При этом паузы он держал очень умело, меняя положение тела или двигаясь по сцене, лишних движений у него не было, позы, как таковые, отсутствовали. Я в материалах Каминской читала, что он ещё в школе серьёзно занимался хореографией и пластикой движения, очень умело выстраивал пантомимы, опыт сценический у него был разносторонним, но я думаю, что всему причиной была его органичность, чего многие из его коллег лишены, те просто трудились, как пчёлки, выполняя указания тренера команды. Дима был моим главным партнёром и оппонентом, от того, как будет развиваться это партнёрство, зависело многое.
  Я училась по ходу пьесы и в процессе пения - это был смертельный номер без страховки. Мне выдалось 20 тактов паузы в середине первого акта и я перелистала текст, чтобы выдать реплику сразу со своим выходом на сцену. Я несколько раз прикинула варианты, обдумала их суть и мотивировку и остановилась на приемлемом - я выходила с рукоделием в руках и неожиданно встречала Джулию с мужем в двусмыленной позиции. Мизансцена была описана очень подробно и я решила не отступать от печки и сделать всё по автору. Я отошла, чтобы видеть, когда они займут позиции по тому, как это у автора, и медленно, держа рукоделие, пошла к мастерской мужа. Там он говорил с Джулией, я остановилась у стены и прислонилась к ней. Они могли вот-вот выйти. В это время появляется кардинал, он мог шутя шантажировать меня раскованностью моего мужа, мне казалось, что лучше бы ему не видеть их, выходящих из мастерской. Я оттолкнулась от стены и прошла мимо кардинала, прижимая к себе злосчастное рукоделие, он чуточку растерялся и, проводив меня глазами вглубь сцены, в конце концов, вынужден был повернуться в мою сторону и спиной к двери мастерской, потом сделать шаг мне во след и уже не мог видеть возможного выхода Джулии и Венедетто. Поворачиваться же на звук шагов ему не позволял сан, так что предпринятая страховка выглядела надёжной. Я была спасена!
  Он начал говорить, останавливая меня, я в это время, не замечая его движения, прошла ещё, уводя его взор от входа в студию окончательно. Сейчас он был вообще далеко от двери. Теперь я могла говорить с ним спокойно и только в одной, обычной для меня тональности. Здесь были только он и я. Возможности шантажировать мужем у него уже нет и я подумала, что в этой позиции моя борьба за то, чтобы не быть распятой амбициями его мужского тщеславия выглядит гораздо предпочтительней. Звучание моих реплик, окрылённых победой в маленькой хитрости, совершенно естественно стало свободным и ироничным. Цену женской иронии я знала хорошо и понимала, что партнёр её уловит без труда. Она сильно умерит его пыл. Постановщик не стал менять темпа и не остановил нас, мы обменялись репликами и Дима подал мне руку. Он упирал только на текст и не воспользовался другими вариантами мизансцены, где мог сделать со мной что угодно. Унижать действием он не стал, это меня окрылило. Я незаметно передвигалась со своим рукоделием и, коварно притянув к себе вероятным ответом на мужские притязания, стала уводить его на просцениум, чтобы беседа наша была только о нас двоих. Кардинал прижал меня к стене и в буквальном смысле попытался не упустить своего. Тут режиссёр закричал:
  • - Стоп! - и мы остановились.
  • - Дима, тебе не кажется, что эта дама не дискотечная подружка и касаться её тебе в принципе противопоказано?
  • - Не дискотечная, это верно, но касаться я её хочу и буду. Почитайте текст в оригинале у Лиона, он ей прямой речью говорит, что хочет её так, что не может и не хочет себя сдерживать. Она ему нужна до одури и он одержим ею. Там есть ремарка: "он огляделся по сторонам" и, выделено - "решительно направился к Лавинии". В нашем тексте это выпущено.
  • - Ты какое издание имеешь в виду, академическое 60-х годов?
  • - Я же сказал - оригинал, он написан на немецком языке и оттуда переводился на английский, а наша академическая версия ближе к английской, чем к оригиналу. Таких различительных деталей много и они иногда очень значимы, Владимир Алексеевич! Этот перевод с оригинала сделал в бытность в Германии В.Максимов, чтобы доказать Западу свою лояльность и неподкупность одновременно. Я сличал тексты, у Максимова самый точный, там оригинал и перевод разделены вертикальной чертой и всё видно воочию, хотя это сущие мелочи и мы ведь ничем не ограничены, не правда ли? - сказал он, обращаясь к нему.
  Режиссёр посмотрел на потрёпанную книжицу, которой козырял Дмитрий Д., немного полистал её, потом отложил и репетиция пошла дальше. Мы ещё не один раз останавливались и, когда добрались до второго акта, режиссёр растерянно потряс головой, устало закрыл глаза и сказал, что мы свободны. Все стали группироваться в небольшие компании, я не стала ни к кому подходить и сразу же сказала Никите Ж., чтобы он зашёл ко мне.
  
   Момент истины для новой Каминской
  
  Я приготовилась к самым разным вариантам возражений Никиты Ж., прогнав их через себя и не нашла ни одного, который мог бы поколебать мою решимость. Я не маленькая девочка и знаю, что в таких случаях говорят мужчины и как отпираются. С ним надо разобраться по существу и очень круто. Я подготовила линию поведения и использовала всё, что знала о нём по спектаклям, фотографиям, где он бывал вместе с Каминской, и записям бесед, где и он тоже участвовал. Он в моих файлах значился самовлюблённым типом с ярко выраженным стремлением видеть своё превосходство в глазах собеседника или партнёра по игре. На предыдущей репетиции и во время всеобщего загула я как-то не очень к нему присматривалась, но сегодня мне было уже интересно - проявится ли эта явная ущербность в профессии. Я очень внимательно стерегла его во время репетиции и нужное для себя увидела.
  Раздался стук, я открыла, вошёл Никита Ж., я пригласила его садиться и закрыла дверь. Он не удивился и не насторожился, его лицо немножко осклабилось, похоже, он понял это уединение по-своему. Пусть потешится, решила я и уселась в кресло, где Каминская всегда гримировалась. Я развернулась к нему вполоборота и стала рассматривать его лицо в упор. Оно ничего серьёзного в себе не содержало, там была только видимость и ничего больше. Он не понял, зачем я его пригласила, не увидел необычности в лице женщины, которая вышла на тропу войны. Он с ними не воевал, а брал тёпленьких и размягчённых.
  Звякнул местный телефон, Татьяна спрашивала про мои планы, я попросила перезвонить позже, она помедлила и сказала, что так и сделает. Я положила трубку. Он смотрел на меня, ещё не поняв, что будет через минуту. И я начала. Это была моя первая ответственная и очень важная самостоятельная роль, я играла её без текста и репетиций, руководствуясь лишь общим направлением движения, презрением к подобным кобелям, интуицией и уверенностью в собственном жизненном опыте, который был немалым и самого разного посола. Я знала, какую интонацию он примет за достоверную и вела огонь по конкретно выбранным целям. Мне нужно выдержать интонацию, которой он бы поверил сразу и для того, чтобы её найти, начала общий разговор на темы спектакля, улавливая нужный момент. Когда я почувствовала, что всё готово, то мягко перешла на погоду и после неё повернула к предмету разговора:
  - Ты знаешь, мне стала известна интересная вещь - кто-то заказал тебя хирургу по гениталиям и объявил о подписке, - я сделала паузу и уловила его реакцию, это был испуг и поняла, что тон выбран верный, далее корректировала себя по его непроизвольным движениям. - Круг людей, которые примут участие в подписке оказался велик. Они уже знают, что сделают с тобой и теперь ищут того, кто это выполнит. Через неделю-другую-третью вся сумма будет собрана, найдут исполнителя, дадут твои координаты и тогда тебя поймают на улице, в две секунды сделают пьяным мужичком и приятели на глазах у прохожих посадят в такси, немножко наркотиков и подобия хирургии, в результате тебе перережут парочку желез. Потом ты очнёшься на скамейке в парке с парой забулдыг, они с тобой тоже пообщаются, такие у них склонности. После всего перенесенного как-нибудь доберёшься домой, наркоз кончится нескоро, внизу зачешется и ты посмотришь в штаны, а там!... После этого твой кормилец станет только выпускным каналом, а голос из сексуального баритона перейдёт в регистр альтов или дискантов, не знаю, как уж там у них получится, - тут я сделала небольшую паузу, чтобы зафиксировать сказанное и продолжила, - и всё, карьера закончена! - я следила за ним всё время и видела реакцию в режиме on line. В моей гримёрке, вероятно, никогда не было так тихо, у него даже дыхание перехватило. Я ждала реакции, следующей после испуга.
  Он изменился в лице, левая щека слегка пообвисла, а взгляд стал неподвижным, пересохшие губы только слегка касались друг друга, не в силах помочь языку в его обычном деле - смягчении губ. Он не сразу пришёл в себя, приводя в порядок дыхание и пересохшие губы, когда, наконец, это ему удалось, то его лицо попыталось натянуть на себя выражение самодовольной ухмылки в виде маски, презирающей пустую трепотню бессильной бабы. Но под маской уже поселился страх. Бравада не удавалась, хотя он её уже вложил в реплику:
  • - И не жалко такого члена, ты же выгибалась под ним, как гимнастка на снарядах. Забыла, что ли? Помнится, ты тогда другое шептала... - он сделал выразительную паузу и сыграл двумя руками, как дешёвое трепло среди приятелей в пивном баре.
  • - Значит, тебе понравилось, да? - с улыбкой и некоторым извинением произнесла я. - Вот, видишь, работаем над собой, раз получается убедительно! - я вошла в жуткую тональность Фредди Крюгера, хорошо её прочувствовала и по наитию, совершенно незнакомым для себя способом, создала образ коварной и безжалостной дьяволицы. Откуда во мне отыскался этот жуткий тембр и свистящий тон, я не знала, но он был к месту и я им воспользовалась. Что-то подобное с хрипотцой выдавала иногда и Каминская. - Знаешь, для коллекции и не такое приходится играть! - сказала я с улыбкой, холодно, цинично и заглянула ему в глаза. - Когда возню с тобой сравнивают с другими, то вспоминают, как ты потом всё аккуратно облизываешь. И всё! Но в душ надо непременно - твой запах! - я перемежала в своём тоне издевку с сарказмом и иронией, руководствуясь реакцией соперника. Никаких сильных эмоций при этом не полагалось, дистанция и унижение собеседника мною соблюдались пока без особого труда.
  • Я поняла, что попала на больное место, его лицо потеряло остатки самодовольства и совершенно лишилось защиты, надо было добивать. Слышать осанну другим для таких типов - самая ядовитая и долгоживущая гремучая смесь.
  • - А вот Сергей Н. выделывает такое, что женщина об этом никому не говорит, пока он с ней. Да и потом, когда всё кончится, не очень распространяется. Роман с тобой заводят, чтобы почувствовать разницу. С одной стороны конь с яйцами, облитый спрэем, как дешёвая проститутка, а с другой - настоящий мужчина, от которого кончаешь, только он тебя коснётся, которого пьёшь и не насытишься. Если кто-то после секса с ним приходит в общество, то любая женщина узнаёт мужской запах сразу и возбуждается, будто было с ней самой. После общения с тобой, дорогуша, душ и лосьон обязательны, иначе в приличном доме могут не понять.
  Я видела, что он порывается что-то возразить, но страх уже влез в его душу, мелкую и без фантазий и пыл петуха в курятнике в нём пропал бесследно. Он не нуждался в утешении, ему нужен был психиатр, я это видела по расширившимся зрачкам и побелевшим губам. У него пересохло во рту и он выглядел, как рыба, выброшенная на песок: его рот раскрывался, он делал глотки, но сухое горло не подчинялось и постепенно он стал синеть. Такое я видела, когда занималась альпинизмом, так выглядели симптомы спазмов каких-то мышц в области диафрагмы. Я вспомнила инструкцию и сильно хлопнула его по спине и потом дала воды, он со свистом и бульканьем вдохнул, вырвал из рук стакан, опрокинул в рот и подавился, расплескав воду, потом закашлял, отрыгнул слюну, что скопилась в гортани, и только после этого сделал настоящий глоток. Его немного отпустило. Он затравленно посмотрел на меня. Я выдержала и это.
  • - Хочешь знать, зачем я это сказала? - и, не дожидаясь ответа, продолжила: - Чтобы ты знал и мучился. В ожидании! Голос мужчины исчезнет в течение нескольких дней и появится что-то от гермафродита. Многим хочется, чтобы это началось раньше и ты мучился от страха ещё накануне - это очень даже нормальная плата за твои делишки.!
  Я вела первую свою роль Фредди Крюгера в театре одного зрителя при полных парусах, прислушиваясь к себе и читая ответную реакцию на серой шагрени лица Никиты. Типы вроде Никиты Ж. сильны только со сломленными и слабыми женщинами, борьба - это не их епархия, там, где надо пахать и рисковать, их не бывает. Я не должна его выпустить и продолжила свою линию, его страх был в области преувеличенной самооценки.
  • - Ты знаешь, ведь никто не вступился, никто! Ни одна женщина не позарилась на то, от чего ты сам тащишься. Всё, убирайся! - пока он поднимался, я распахнула дверь настежь, потом открыла окно и проветрила помещение. Он уходил на цыпочках, вжав голову в плечи и загребая левой ногой. У двери стояла Татьяна, он её даже не заметил. Она же сразу налетела с вопросами. Я ещё была в образе и маска Фредди Крюгера сползать с моего лица не торопилась. Вот прошло некоторое время, напряжение и сосредоточенность меня покинули, я расслабилась и смогла смотреть на Татьяну спокойно и без эмоций. Потом выждала немножко, чтобы окончательно придти в себя и рассказала в общих чертах. Мне казалось, что остальное она должна прочувствовать, ведь неспроста так тянулась ко мне. Она видела моё лицо в финале беседы с Женей, приходила в себя я тоже при ней, так что особо можно и не растекаться. И Танечка ответила любезностью понимания ситуации:
  • - Может, эта девочка и не такая невинность, ему поделом! Жаль, что ты обошлась без меня, жаль.
  • Она повертела на пальце колечко с брильянтом, разглядывая игру его граней, улыбнулась собственным мыслям, после чего вернулась к теме: - Ладно, тогда я свою долю выполню иначе: подыграю твоей идее. Слухи - это страшное оружие в нашем ремесле. На войне, как на войне! - потом она сменила тон и перешла на светские темы: - Вот что, новоявленная мисс Фрейд, привезли новый фильм Залмана Кинга. Там такая коллизия: Кински соперничает с Аджани и Мелисой Фей за роль в суперпроекте про царицу Савскую. Самого сценария нет, только намёки, на роль царя Соломона уже взяли Гаррисона Форда и продюссер с постановщиком в поиске, ну и всё вертится вокруг этого. Говорят, классная вещь, пошли, заодно пообщаемся со своими. Ты на колёсах? - я кивнула. - Тогда я с тобой!
  • И мы отправились к Анастасии, которая, по словам Каминской, всегда была первой, кому привозили такие вещи.
  В большой комнате стояло несколько кресел и один широкий диван. Кроме нас с Татьяной, были обе хозяйки дома - сестры Настя и Инна, игравшие в разных театрах из принципа, Лариса, Тамара с Анфисой и двое мужчин, которых я видела впервые, но меня они знали и к ручке приложились оба. Я решила устроиться побезопаснее, чтобы не попасть в игру: "Я не знаю, что ты меня не знаешь, но нервы помотаю!", и села в отдельно стоявшее не очень удобное, но узкое кресло, чтобы никому не пришло в голову пристроиться рядом.
  Мужчины себе в компаньоны по просмотру выбрали Анфису и Татьяну. Как я заметила, легко выбрали, не колеблясь и на других женщин внимания уже не обращали. Да и вряд ли выбранные дамы им такое спустят безнаказанно. Темперамент обеих актрис в театре знали все и задевать без нужды побаивались. Потом из недр квартиры появились ещё два мужчины, это были мужья сестёр, они не стали опекать своих изысканных красавиц и внимание посвятили мне и Тамаре, слегка эпатируя жён откровенными вопросами к подопечным. Похоже, по отработанности слов и жестов, делали они это часто, выглядело как-то уж очень рутинно и привычно, поэтому сёстры реагировали слегка поджатыми губами и подчёркнутым безразличием "рифайнов" к выходкам "рыбарей". Ни единого слова или жеста, даже глаза обеих сестёр никак на это не отозвались - вот это класс, подумала я.
  На меня положил руку муж Насти и сделал это так же легко и привычно, как только что те двое выбрали Анфису и Татьяну. Двух секунд мне хватило, чтобы понять, что с телом Каминской он знаком хорошо и оно ему нравилось. Развлекаться с чужим мужем на глазах у жены я ещё не была готова, поэтому тут же пересела на диван к Анастасии. Её аристократическая фигура и умные глаза мне нравились всегда, как и фирменная игра на тонком нерве, я её любила по большому счёту и играть в дурацкие семейные игры с подвыпившими мужьями мне ой-как не хотелось. Рядом с ней оказалось вполне удобно.
  Я пододвинула к себе большую диванную подушку, она легла как раз между нами, выделив мне удобный уголок. Потом облокотилась на подушку правым локтем и в этот момент прямо-таки почувствовала, как на меня посмотрела Инна, взгляд был и внимательным и испытующим, что-то в нём мнилось такое, что я насторожилась. На обычных гостей так не смотрят, пусть Каминская и была вхожа в их дом и числилась среди элиты, но этот взгляд предназначался тому, кто сидел в печёнках очень и очень глубоко. Я подняла глаза на неё, но она уже убрала свои очи и поискала ими что-то для собственного обустройства. Им оказался старинный стул и она села на него, как на трон и только после этого молча уставилась на мужа. Включать видик и следить за кассетой поручено ему. Он послушно подсуетился. Я посмотрела на Настю, она едва заметно улыбнулась и склонилась в мою сторону. Почувствовать её дыхание, которое вдруг стало неровным и порывистым, труда не составляло - здесь я ошибиться не могла. Но для Инны всё это должно быть недоступно - так следовало понимать поведение Насти. Я её намерения и игру сразу и легко почувствовала, а дыхание услышала, но лицо старшей сестры не выдало ни единой эмоции, которую могла бы заметить сестра младшая. Вот так-то!... И я, не глядя, но исходя из своего внутреннего настроения, по памяти воспроизвела фирменный номер Каминской: одними только глазами выразила улыбку. Или она поймёт, тогда мы, действительно, одного поля ягода или нет, тогда...
  Её мужа мой жест не смутил, он переключил интерес на Ларису, придвинув её кресло к своему, и сразу же стал тихонечко окучивать, с деланным испугом косясь на Анастасию. Настя в безопасную секунду чутко отозвалась на мой эксперимент - улыбнулась только мне, я сделала благодарственную отметку на чувственных рецепторах и мы остались вдвоём на диване. Анфиса со своим покровителем сползла с кресла на ковёр, предварительно устелив его громадными подушками. Татьяна, как царица, устроилась на другом кресле и буквально на её коленях балансировал другой незнакомец. Он был из породы своих людей везде, знал всё и про всех. Комментарии из него сыпались, как вши из паршивой собаки.
  Мы с Настей изредка вполголоса перешёптывались и я не робела перед кинодивой, которая снималась в кино с самого детства и имела репутацию актрисы непреклонной и очень требовательной к себе и партнёрам. Её царская уверенность постепенно перетекала ко мне и я была ей за это благодарна, с ней было очень комфортно, её утончённость и изящество при ближайшем рассмотрении оказались настоящими и я это чувствовала всем своим существом. Надеюсь, хоть что-то отдалённое и она испытывала в мой адрес. Или в адрес Каминской?
  ...Как это непросто, быть между двух огней: моим восприятием и наследием Каминской - я часто мучилась в сомнениях из-за вечного положения, когда своей сиюминутной реакцией нужно угадать и подстроиться под предыдущие шаги Анны Каминской. Но про Анастасию я знала наверняка, что они близки и по стилю, и по затейливому образу воспроизведения своих героинь. Они не могли не быть близки, кроме того, я чувствовала собственную близость к ней и это убеждало лучше самого крутого и основательного психоанализа. Справку от Каминской об охлаждении их отношений я как-то не воспринимала, Настя была настроена на меня и ни единым кончиком своих многочисленных и утончённых нервов не отторгла моего движения к ней, более того, она за меня держалась и, украдкой поглядывая на Инну и Татьяну, легонечко нежничала с моим плечом. Диван был в самой глубине комнаты и нас можно увидеть, только обернувшись назад, мы же с ней видели всех и происходящее на экране предварялось авансценой из остальных зрителей. И среди них невинно развлекалась Татьяна, позволявшая соседу многое и не скрывавшая своего презрения к нему. Она тоже мне доводится кем-то. С ума сойти!...
  Но я что-то отвлеклась, итак, мы смотрели фильм. Фильм оказался средненький и по сюжету и по качеству постановки, а вот игрой основных актёров я была восхищена. Они были в свободном падении и играли сочинение на вольную тему, причём, мне показалось, что сценарист писал роли, заведомо зная исполнителей.
  Я обратила внимание на Изабель Аджани, которая решила не менять стереотип восприятия своего амплуа, как сексуальной героини. Секс, как несравненное ощущение, был написан в её выразительных карих глазах, хрипотце голоса, приоткрытых губах, якобы беззащитной улыбке, мягком шаге изящных и стройных ножек. Мелиса Фей была в рамках характера утончённой аристократки, она взывала к интеллекту постановщика, голубой крови своего древнего рода, движения и пластика её тела были очень тонки и изящны. Она была хрупкой и царственной по условиям собственного амплуа. Кински тоже ничего не выдумывала и эксплуатировала свои обычные приёмы, но как! Она была единственная актриса из расы, так называемой, белой арийской кожи. И единственной настоящей здоровой блондинкой с очень крепким телом, от которого просто-таки тащатся мужчины, любители игр типа грандиозного кровавого побоища. Ей приписывали даже немалую славянскую кровь.
  Она не казалась холодной, её очарование не чувствовалось так сильно и жгуче, как у Изабель и утончённо, как у Фей, тем не менее, загадочное тепло актриса доносила, хотя сверху ничего и не лежало: всё в ней скрыто от глаз, но каким-то непостижимым образом она раскрывала собственное состояние зрителю - я любовалась её игрой, это было на грани фантастики. Так тонко выдать глубочайшие, потрясающие душу и тело, эмоции по силам не каждому. Мне она импонировала более всех.
  Остальные актёры, в том числе и бесподобный Гаррисон Форд, мне казались несколько вторичными, поскольку пытались оригинальничать и искать успеха на смене собственного стиля или амплуа. Мне казалось, что путь, выбранный Кински, более продуктивен и эффектен, поскольку резервов в нём она обнажила несметное количество. И вообще, царица Савская была скорее образом собирательным и символическим и в неё авторы мифов вложили массу самых противоречивых черт, но они были плоть от плоти женскими и каждая из нас в глубине души хотела бы применить кое-что из её арсенала. Самой малости из сундуков с её сокровищами будет достаточно даже самой ненасытной и привередливой даме, чтобы ощутить себя полновластной царицей мужских устремлений.
  Мне было интересно, что выделят другие и я внимательно следила за отдельными репликами уже по ходу просмотра. Надо сказать, что симпатии у нас, у женщин, разделились и единодушия даже не намечалось, мотивировка у каждой, во время бурного обсуждения фильма была сугубо индивидуальной и, иногда, со значительной переменой вектора в пику чьему-то мнению. Такова женская натура! Но мне было интересно не кто, а почему! Тон задали мужчины-мужья. Жили они в этой огромной квартире вместе с родителями жён давно и усвоили его правила и обычаи. Сейчас старики и дети обеих женщин в доме отсутствовали и мужья были, по признанию жён, на острие непрофессионализма.
  - Итак, суть - кто более роли царицы достоин? - сказал Кирилл, муж Анастасии. - Царица Савская была по легендам отъявленной стервой с болезненным самомнением. Не буду умничать - более всего на роль такой стервы подошла бы Мелиса Фей. В ней всё, от высокомерия до аристократической изощрённости, говорит об этом - царица! Если сравнивать с другими претендентками, то она была бы более органична, чем любая другая. Им бы что-то в себе пришлось менять, подгонять, пристраивать, а у неё всё в полном комплекте - только расходуй на радость зрителей.
  Антон согласился с Кириллом по сути характера царицы Савской, но увидел что-то очень необычное в игре Кински и выдвинул в лидеры её. Он заключил:
  • - У неё необычный шарм, он пронзает любого мужчину, если тот увидит её в одеждах, представляю, что она выделывает в постели! Нет, это она настоящая царица Савская!
  • - Мне бы вашу уверенность! - подала голос из объятий своего кавалера Татьяна. - Если подбирать ансамбль по гармонии партнёров, то для Форда подойдёт любая. Он может сделать царицей любую. Не знаю, не знаю, но Кински - не тот типаж, она слишком умна и рассудочна для этой роли, а надо быть немыслимо похотливой сукой, чтобы вписаться в этот характер.
  • Далее развернулись дебаты о том, как будет отобрана актриса на самом деле, последует ли вторая серия и вскоре решили, что она определится в постелях продюсера и финансиста. Так было всегда у нас и у них то же. А вот о том, кто победит в этих соревнованиях, голоса разделились. Опять же - примерно поровну. Меня же интересовало другое: а как бы повели себя наши дамочки в ролях претенденток в постелях боссов киноиндустрии и я забросила удочку. Обе сестры приняли условия игры и согласились посоперничать за роль. Настя сказала, что роль имеет цвет и запах актрисы и, если не станет халтурить, то шедевр возможен для любой роли. Учитывая вероятную раскрутку фильма, за роль сражаться стоит.
  • - Я бы пошла дальше, чем Джейн Мур, Ким Бессинджер и Шарон Стоун и сделать это при умелом постановщике очень даже реально! Но тут проблема - ставят фильмы не мастера, а "мазилы" и они, в свою очередь, главные роли дают смазливым и простеньким второразрядным актрисам, вот и приехали! Лучшие фильмы этого жанра - это исключение из правил, само же правило - муть или середнячок. А то, что мы смотрели с этим созвездием - не более, чем анонс к неснятому фильму, думаю, что все три претендентки, увидев настоящего постановщика, от борьбы за роль тут же откажутся! - завершила она свой монолог.
  • Инна в целом поддержала сестру, но соперничать с ней по-большому отказалась.
  • - Ты что, - с нескрываемой иронией сказала Татьяна, - не хочешь быть царицей? - по тому, как она это произнесла, я увидела сильный накат на хозяек дома.
  • - Почему же, хочу, - ответила Инна, как бы не замечая тона гостьи.
  • - Ну и что бы ты сделала с этим продюсером или постановщиком, дабы убедить в своих претензиях? - не оставила она ей шанса спрятаться за спиной сестры. Я чувствовала, что их отношения непросты и мне было интересно, как Инна выйдет из положения. Это был тест на сообразительность и выдумку. И деликатности - хозяйка не могла ущемить права гостя!
  • - Я бы его помурыжила пару часиков в ресторане, потом клубе, разогрела и пригласила домой. Под наркозом он бы и не на такое пошёл. И на самом интересном месте заявились бы папа с мамой - ах-ах! Ой-ой! - она улыбнулась Татьяне, давая возможность осмыслить остальное. Но гостья не заметила иронии и сказала:
  • - Для сводни этого вполне достанет, но ни один мужик после такого фортеля дел с тобой иметь не будет!
  • - Может ты и права, - тактично и с какой-то особой интонацией, и слишком быстро уступив гостье, согласилась Инна. - Из нас двоих этот тип лучше удаётся Насте, с ней же можешь соперничать только ты, Аннушка!
  • Меня её реплика и заинтересовало и насторожило, эти тайны мадридского двора могли меня утопить, ведь Каминская в них, наверняка принимала активное участие. Как бы это не выплыло!
  • - А откуда ты знаешь, кого выберут эти облезлые маньяки? - поинтересовалась Лариса и вектор спора качнулся в другую сторону, бытовую и очень знакомую любой женщине. - Им, может быть, понравится кто-то другой.
  • - Уж не ты ли? - едко улыбаясь, вставила Татьяна.
  • - А почему бы и нет? - взвилась Лариса.
  • - Джентльмены, можно вас побеспокоить? - обратилась к мужской части аудитории Татьяна. Те настороженно сделали стойку, не зная, что скажет весьма непредсказуемая актриса.
  • - Чьими кадрами из порнушки нашего театра мы все дружно засматривались? Не стесняйтесь, здесь все свои, ну? Вот ты, Кирюша, кого ты смотрел совсем недавно, да ещё жену приволок для ансамбля, а? Да ты не бойся её выдать, она уже проболталась!
  • - Каминскую! - не раздумывая, ответил он.
  • - А ты, Антоша, у тебя другая порнозвезда?
  • - Нет, та же!
  • - А у тебя, Стёпушка!
  • - Анна Николаевна - супер!
  • - Я тоже думаю, что Каминской нет среди вас равных, милые дамы!
  Если бы я смешалась или отступила, они могли злорадно улыбнуться в мой адрес и что-то добавить на словах, но такого удовольствия я им доставить не могла и сохраняла на лице привычную маску. Это была моя придумка, она давала возможность сохранить лицо в любых обстоятельствах. Каминская согласилась с ней, добавив отдельные штрихи и детали. Между тем эта тема меня сильно взволновала: видеть в порнушке Каминскую и обсуждать - это одно, а вот самой попасть в её шкуру во время дебатов, дело совершенно иного уровня и ощущений. Я за этой маской чувствовала себя очень и очень неудобно, поскольку отсидеться всё равно не выйдет, что-то придётся и отвечать, что? Между тем Татьяна продолжала:
  • - А вы, коллеги, что имеете по этому поводу? - обратилась она к женщинам. Никто не возразил. - Так что второй кандидатуры не появилось и споров по трахальному мастерству не предвидится, - она повернулась ко мне и уже персонально, но без наших личных кодов-опознаний, улыбнулась. - Ты уж прости, Анюта, кто-то снял, все смотрели, не отрываясь, но показать тебе постеснялись, робкие, потому что!
  • - Сама-то видела? - спросила Настя. Я кивнула и повела глазами по лицам присутствующих. В них был интерес, что я сделаю? Потом это будут обсуждать и смаковать детали, среди слушателей будут и недруги, они передёрнут и ухмыльнутся, всем рта не закроешь, но друзья должны видеть меня только победительницей, это поможет вступиться и отмахиваться грозным мечом моей силы и уверенности, а не лёгкой косынкой флёра упавшей звезды. И надо что-то тут же ответить, сохранять лицо нужно всегда - этого я не забывала. Я улыбнулась им, будто после рядовой репетиции и сказала, чуть извиняясь за ненужный мне успех:
  • - Если бы ко всему и свет поставили как надо, оператор следил бы за композицией и кадром, а режиссёр делал раскладку по отдельным деталям, то я бы, возможно, что-то и могла вспомнить. А раз снимали втихую, то вышло неигровой кино. А там - ни убавить, ни доснять. Однако, поверьте, мне тогда было очень даже стрёмно, вы и сами это заметили, - я сделала паузу, вид у меня в это время был, как у непотопляемой самоуверенной стервы, в зеркале напротив это хорошо видно. После этого я перешла в атаку:
  • - А ты, Анфиса, при всём при том, как бы выглядела, а? - Анфиса потупилась от неожиданности, хотя для её интеллекта решение подобных задач должно быть привычно. Но ставили её только на характерные роли. Чего ей недоставало, чтобы засветиться, ведь она умная девочка?.
  • - Как деревенская целка! - наконец, честно призналась она.
  Обсуждение продолжилось, тон был придирчивый и в некоторой мере профессиональный, просчёты никто не прощал и доставалось всем, мне в том числе и немало. Особенно про удовольствия припомнили, как я на глазах у всех чуть не трахнула одного композитора, который в один присест написал специально для меня музыкальную тему в последнем спектакле. Тогда Каминская, то есть я (!), его взяла в оборот и раскрутила пожилого мужика так сильно, что он потом в наш театр без сопровождения не заявлялся - боялся, что без допинга окажется несостоятельным.
  Я очень внимательно слушала критику, выделяя собственную составляющую и грехи Каминской. Мне досталось значительно больше, наворотила я во всём немало и в исполнительстве тоже. Мне припомнили и "Джулию Форнезе" и "Дядю Ваню", но более всего вспоминали мастер-класс и моё явление туда с любовником, с которым я накануне ночью спустила Шелгунова с лестницы, он после такого потрясения даже постеснялся придти на мастер - класс. Последнее меня очень порадовало, ведь я никому ничего по этому поводу не рассказывала, да и Шелгунов вряд - ли стал бы себя выдавать. Значит, всё заметили, сложили, сопоставили и домыслили - глупеньким такое не по зубам.
  Я подумала, что в плане моей безопасности не всё так страшно, раз вещи второстепенные выходят на первый план, а главное - моё самозванство, даже не рассматривалось. Я разулыбалась и присоединилась к хору: "Долой Каминскую! Все хотят в звёзды!"
  
   Новая Каминская - освоение территории
  
  Домой я вернулась поздно, свою красавицу оставила под окнами у одной из новых знакомых, страдавшей бессонницей и всё время глядевшей в окно. Была она там и на этот раз, мы обменялись приветствиями и я пошла домой.
  После впечатлений вечера меня одолела бессоница, подступила хандра и началось раздвоение. Что-то было непростое в отношениях Каминской с Настей и Инной Виргиевскими и Татьяной Долевой, мне было неприятно находиться в этом загадочном треугольнике с завязанными глазами и обострёнными чувствами. Нетрудно догадаться, что в отношениях Каминской с каждой из них есть что-то, что не поддерживается двумя другими женщинами, что это? И это при таком тесном ежедневном общении могло привести к неприятностям. Я не знала, что делать: то ли продолжать играть Каминскую, то ли срочно ехать домой. Звонить ей в такую пору было и гибельно и бессмысленно. Телефон стоит рядом с постелью и муж слышит, о чём я говорю. Ничего эзоповым языком и намёками ей не сказать, а мне нужны конкретные ответы. Да и вряд ли они сейчас спят, поздновато, но не настолько, чтобы мужчине устать от общения с женщиной, я это знала по себе, его жене. Я просто чуяла, как она забирается своими пальчиками ему на грудь и сводит с ума, на тех кадрах, что мне в избытке пришлось просмотреть, она этим приёмом пользовалась очень умело. А Коля от подобного возбуждался мгновенно. Она вполне могла, особо себя не обнаруживая, подвигнуть его на любые подвиги, опыта и умений у этой дамы достаточно. Мне даже стало нехорошо, когда я себе представила их игры - она вьёт из него верёвки, а он думает, что это его собственные изобретения. Надо выпутываться самой.
  И я решила завтра же остаться на репетиции Насти в новой версии "Анны Карениной" и почувствовать её в деле, глядя со стороны, таким образом я могла избежать лишних разочарований и осмотреться за пределами своей постановочной группы.
  Чтобы не маяться и не плодить немыслимые виртуальные кошмары, я подсела к машине и стала копаться в документах своей тёзки в надежде найти какую-нибудь подсказку и утешение для растерзанной души. И вскоре погрузилась в её подноготную. Раньше это сделать было как-то некогда, а теперь же в самый раз: и время есть и настроение подходящее.
  Назавтра с утра по графику была встреча на студии по поводу съёмок фильма о бизнес-вумен, сценарий прилагался, потом какой-то ВАВ с трёх до шести и репетиция в театре до девяти вечера. И далее ничего - и целых два дня. Или я что-то упустила? Потом мне попался файл со счетами и движением финансов по месяцам, я ничего не поняла: кроме реквизитов с двадцатизначными числами других характеристик не оказалось. Суммы туда уходили ежемесячно самые разные, а в одном из них она была постоянной - по 6 тысяч рублей. Приходную документацию Каминская не вела, а если и вела, то, скорее всего где-то в другом месте. А квитанций или банковских ордеров мне не попадалось.
  - Всё, приехали, - сказала я себе, - тебе, что - делать больше нечего, как копаться в чужом белье? Только было решила оставить это дело, как нашла ещё одну папку с файлами по Сотникову. Внимательно просмотрела их, но так ничего и не прояснилась. Там была какая-то информация о его лекциях и статьях в обычных и специальных журналах, мне она ничего не говорила, потому что вся касалась его научной работы.
  - Что её так притягивало к этому геологу и почему так тайно? - эта мысль не давала мне покоя и я откинулась в кресле, пытаясь хоть что-то осознать и уловить - не могла Каминская так долго заниматься пустышкой! Хотя, с другой стороны, всё собранное было обычной информацией и из неё ничего не следовало. Это могло оказаться рутинной базой данных, которые хранят до времени, часто так ни разу и не использовав до удаления с диска. Просмотрев эти файлы вновь, я обратила внимание на одну, ранее незамеченную, деталь. Там же попадались небольшие фрагменты из чьих-то стихотворений. Возможно, Сотникова? Присмотревшись внимательнее, я поняла, что авторство у них разное и один из них - наверняка, женщина. Итак: стихи - Сотников - Каминская и всё это в особых файлах, удалённых и отредактированных, что это - случайность или составляющие чего-то серьёзного, нежелательного для общего обозрения? - В таких случаях говорят: "Никаких комментариев, давайте дождёмся выводов компетентных органов, комиссия уже работает!"
  - И что же дальше? - спросила я себя. - А дальше ничего не было - обычный тупик. И комиссии тоже нет, я на всём этом фронте была одна-одинёшенька. И вернулась к "нашим баранам". Мне вдруг захотелось попробовать себя в роли актрисы по-настоящему и я принялась за роль Лавинии. Она была намного легче и проще роли Каминской, которую я готовила почти два года. К моему удивлению, текст словно лёг в приготовленное ложе и я его вскоре хорошо знала. Я развернула в уме весь план пьесы, расставила основные акценты и определила свою роль во всём этом. Имея общий план, легче давались интонации конкретных реплик в мизансценах. В конце концов вся пьеса сидела в голове прочно и я взялась за детали: выразительность жестов, тональность и музыка слов, положение на сцене и характер реакции на партнёров. После этого устроилась перед зеркалом, чтобы видеть собственное отражение и корректировать выражение лица. Первая сцена была очень непростой, я говорила, а не произносила, надо было прибавить в громкости и не потерять в выразительности. Думаю, что никто бы мне не помог так зримо и эффективно, как осознанная необходимость в деле постановки роли на сцене и с моим участием. Это мобилизовало и я, сосредоточившись на работе и отбросив нервические метания, не делала лишних ошибок: на них у меня попросту не было времени.
  Я пробовала варианты и, наконец, нашла приемлемый компромисс, когда выразительность и громкость были в гармонии. Дальше следовало войти в образ родовитой дворянки с её представлениями о достоинстве, приличиях и долге знатной дамы. Тут оказалось немного попроще, у Каминской нашёлся материал по всем её ролям с вариациями их толкования, иногда даже акцентами и паузами. Я была приятно удивлена таким основательным подходом к работе, но потом поймала себя на том, что сама сделала бы точно так же. И успокоилась - в этом рационализме могла быть та подсказка, которую я всё время искала. Теперь я шла вперёд поувереннее, не торопилась и не нервничала, если какое-то время продвижения в роли не было. Я возвращалась назад и смотрела на неё со стороны. Выход обычно находился значительно легче.
  К утру я знала свою роль назубок и могла перебирать варианты подачи. Где-то я читала, что ключ к роли обычно лежит рядом с партнёром и во многом зависит от взаимной сыгранности. Знать бы ещё, как её достигают, подумала я и после утреннего концерта программы-будильника вспомнила, что пора завтракать. Я с удовольствием приготовила жареную картошку с овощами, добавила очень деликатно пахнущий соус из какой-то "самоварной" баночки, которыми снабжала женщина из магазина напротив, и с аппетитом, растягивая удовольствие, всё это съела. Кофе сварила на один раз и, тоже не торопясь и смакуя, выпила. Сна не было ни в одном глазу, но я знала, что сие есть обман и в середине дня буду и зевать и прислоняться к спинке кресла или дивана.
  Я подошла к моему лесному цветку, он оправился от пережитого и дал новые побеги, мне казалось, ему у меня понравилось. Новое жилище и горшок из обожженной глины пришлись по душе, место определила в тени, убрав с окна, у меня и так везде было светло и день значительно продолжительнее солнечного, от машин и прочих опасностей он был надёжно ограждён. Я внимательно присмотрелась к нему и вдруг решила, что он меня понимает. Чушь, конечно, но что-то в его реакции было такое, что иначе, как желанием поддержать беседу или знакомство не назовёшь. Мы с ним говорили на особом языке.
  Пришла пора ехать на студию и я, как умная Маша, решила перезвонить туда предварительно. Меня ждали в условленном месте.
  • - Мы встретим вас у входа, пропуск уже выписан!
  • - Пропуск со въездом на территорию, - уточнила я вредным голосом, который явился сам собой, навеянный злостью Каминской о сломанном каблуке её любимых туфель на брусчатке во дворе студии, - бродить у вас пешком мне совсем не хочется, женская обувь не рассчитана на ваши колдобины.
  • - Этого, Анна Николаевна, мне не поручали! - засопротивлялся голос на другом конце провода, это был вопль обычной шестёрки и я его тут же додавила:
  • - А вы не превышаете своих полномочий, молодой человек? Может так случиться, что в следующий раз вам ничего ответственнее, чем сбегать за пивом и не поручат, а?
  • - Простите, - последовало после секундной паузы, - я неудачно пошутил, приезжайте, пропуск на машину будет!
  Поездка на "Мосфильм" прошла без приключений, я справилась с управлением, не попала в утренние пробки и была на месте вовремя. В интерьере машины, особенно с левой стороны и лобового стекла, мой наряд был особенно выразителен и ярок, в одной из зеркальных витрин на перекрёстке, притормозив на "красный", я увидела себя и обомлела: то ли мы с моей ласточкой так гармонировали, то ли этот наряд получился удачным, но смотреть было очень приятно и я с неохотой оторвалась от нашего с "Поршем" портрета в интерьере и двинулась на "зелёный". Пока я ехала, то с удовольствием заметила, что на подъездах к светофорам меня никто не обгонял и не подрезал, мужчины были галантны и предупредительны. Причёска лишь слегка пошевеливалась сквозь чуть приоткрытый ветровичок.
  Меня ждали, я впустила в машину молоденькую девочку и мы с ней отправились к месту встречи. Уж и не знаю, что тому было причиной, но она смотрела на меня не то чтобы с восторгом, однако и не так диковато, как ирокезы на первый паровоз в прериях Среднего Запада. Теперь, находясь со мной в салоне, она могла видеть и то, чего лишены зрители, находящиеся снаружи: я была в лёгкой дымке собственных духов "Анна" и одета с претензиями от кутюр. Гардероб у Каминской был самый разнообразный, выбрать есть из чего, я в первые минуты знакомства с квартирой подумала, что это инвентарь из костюмерной, но вскоре поняла, что ошиблась. Поражать воображение и шокировать окружающих мне тоже пришлось по душе и вообще, видеть, как твоё изображение в чьих-то глазах производит оцепенение всех членов и замирание сердца - это ли не мечта любой женщины?
  В строгом костюме в серо-бежевых тонах, который хорошо подавал полуобнажённую грудь в новомодной французской поддержке, и без блузки я выглядела, как леди в голливудских фильмах из жизни пресыщенной публики. Моя юная и прелестная сопровождающая как аршин проглотила и, чтобы её расколдовать, мне пришлось улыбнуться, чтобы она очнулась, ведь стервой я не была даже в самых противных ролях. Она робко ответила и стала руководить. Меня проводили до кабинета без таблички над дверью где-то в глубине одного из дальних павильонов. Там ждал какой-то чин, которого я видела в одной из передач про кино, он был важной шишкой, но, какой именно, я не знала и, в который уже раз, разыграла женскую карту. Он начал раздувать щёки и распускать павлиний хвост, рассказывая о нынешнем кино и его переломном влиянии на жизнь России. Я вежливо поддакивала, подталкивала, заводила и изучала своего подопечного. Раз собеседник мужчина, то я слушаю и выбираю нужный тон и, по настроению, отвечаю или нет. Потом он перешёл к делу.
  Речь шла о моём участии в блоке из трёх фильмов, которые снимались под деньги от этого персонажа "не-знаю-как-его-зовут". Блок состоял из запускаемых один за другим фильмов, где моё участие обусловлено особым договором, он уточнялся и его откорректированный экземпляр лежал передо мной. Там было много страничек и на них должны быть результаты работы Каминской и этого бармалейчика. Именно результаты, а то, что она отвергла и его пришлось изменить, находилось уже в корзине или где-то в другом месте, где? Я взглянула на эту папочку и поняла, что незнание предмета беседы обнаруживать нехорошо и подняла глаза на собеседника. Он ждал ответа, но я молчала и говорить не торопилась. Подобный тип мужчин-начальников мне попадался неоднократно и, как с ними обращаться, я знала прекрасно. Я опустила глаза на документ, сделала паузу, потом, постепенно и не торопясь, как в рапиде, мой взор поднялся на стену и по ней стал направляться к собеседнику. Приём был отработанным и действовал безотказно. Это должно заставить его немножко сбавить пыл и занервничать - ведь неспроста Каминская не подписала договор в предыдущие два раза, что-то же, её не устраивающее, она имела в виду? Пусть этот типчик осознает, что нас не так просто надуть. На контрактах и договорах по рекламе я набралась опыта более чем достаточного и могла по настроению или глазам противоположной стороны уловить слабину. Я посмотрела на него в упор - он был грешен и сильно, а поскольку актёрской практики совсем не имел и противостояла ему опытная в таких делах дама, мой оппонент заюлил.
  - Можно взглянуть на предыдущий вариант, мне кажется, здесь не всё. Если вы не торопитесь, то я сличу со своим экземпляром, - он как-то странно взглянул на меня. - Мы сотрудничаем или играем в непонималки? - сказала я достаточно жёстко и, сузив глаза, внимательно проследила за его реакцией. Ему роль подчинённого не понравилась и он засуетился, соображая, как выйти из положения. Я решила ему "помочь" и закинула удочку в расчёте на то, что он в суете не заметит истинной сути моей любезности.- Насколько мне помнится, в прошлый раз мы всё обговорили, заплаты починили, недомолвки устранили, ошибки исправили и, довольные собой, вот, мол, какие мы деловые, пари заключили и по рукам били. Наверное, секретарша или юрист напутали и в папку положили не тот экземпляр, а? - я с лукавой улыбкой взглянула ему в глаза, он не отвернулся и принял условия этой жульнической игры.
  • - Вы уж извините, Анна Николаевна, сейчас дам указание проверить! - и он сделал движение ко мне, я подвинула экземпляр Каминской к себе, пусть со своим работает. Он взял свой экземпляр и вышел. Я внимательно прочитала условия контракта, стараясь уловить, где могла быть слабина. Форма шапки обычная и сомнений не вызывала, остальные пункты касались технических вопросов и я их тоже пропустила, далее были мои права и прочее из взаимоотношений обеих сторон, там ничего сомнений не вызывало. Я скользнула в раздел стоимостей и условий работы и нашла нестыковку по грамматике, скорее всего именно здесь и были трения. Я так решила по тому, что Каминская очень грамотно писала свои бумаги, она в принципе не могла допустить рассогласование времени и падежа у связанных прилагательными и наречиями подлежащего и сказуемого: русский язык у неё был на очень высоком классическом уровне. В том месте, которое я выделила для себя, как сомнительное и требующее разбирательства, речь шла о режиме работы, единицах измерения её и ставке за эту работу. Я прикинула, во что выливается по времени съёмки один фильм, получалось, что она за него получит около 200 тысяч. Времени на это уходит более пяти месяцев, то есть 40 кусков в месяц, собственные расходы у неё очень высокие, одежда, обувь, косметика, аксессуары, машина, её обеспечение разными наворотами, без которых никуда и никогда не успеть, плюс расходы по дому - всё это вместе стоило дорого и обеспечивалось только её собственными средствами..
  Я отвлеклась от расчётов и удивилась, прикинув баланс - как она сводит концы? Должно быть, есть ещё доходы, не считать же за них зарплату в театре, которая только обозначает её творческий статус. Вздохнула и вернулась к условиям контракта. - Ага, значит, надо добавить столько же и по другим фильмам и проиндексировать на инфляцию, всё это было на целых полтора года нервной и выматывающей жизни. Я представила её между театром и студией, там были ещё и выезды на натуру в другие города, и решила, что нормальный человек такого не выдержит. Раз уж у них другой жизни нет, то пусть она будет по-человечески оплачена. Думаю, речь шла о прибавке около 50% всей суммы контракта. Под ним стояли подписи с полными инициалами, моими и его, я их тут же срисовала в блокнот.
  Рундштадт, так звали этого бумажно-денежного бармалея, пришёл не сразу, а, нарисовавшись, попросил прощения за накладки. Я с пониманием развела руками и указала глазами, куда следует положить мой экземпляр. Контракт в новой очень красивой папочке очень деликатно опустился в обозначенную точку, в другой папочке был прежний рабочий вариант договора с авторской правкой Каминской.
  - Он меня уже зауважал, так-то, - сказала я себе и внешне никак не отреагировала на очевидную мимикрию. Сличение текстов подтвердило мои подозрения. Я быстро разобралась с технологией его жульничества и внесла дополнительные упреждающие изменения, сбила всё по стилю и грамматике, подчеркнула и изменила спорные места в другом экземпляре и приготовилась добить этого хмыря, который ничего не имел и не умел при проклинаемом многими СССР, а теперь вот оперился и вальяжно распоряжался ворованным и учил окружающих "новой" жизни. Ни рубля, ни копейки лишней от Каминской он не получит! Я ещё раз перечитала оба экземпляра, сделала их "зрячими" для корректуры и один отдала ему.
  • - Можете печатать! - сказала я очень холодно и спокойно, когда всё было согласовано. Примерно таким тоном в своё время старые дикторы и актёры озвучивали возмущение общественности мироедами и космополитами, врагами народа и агентами мирового капитала. В моих глазах было презрение к нему, без меня он никто и пусть привыкает, заметила я себе. Пока в приёмной занимались переделкой документа, я раскрыла сценарий и стала смотреть. Сюжет был так себе - не то, чтобы совершеннейшая лабуда, но и от шедевра далековато, хотя при желании там можно было развернуться и сделать настоящее кино.
  Вскоре оба экземпляра договора лежали на столе, я их быстро прочла и не нашла различий со своим экземпляром. Я положила контракт перед собой и достала "паркер" из сумочки, у Рундштадта вытянулось лицо: эта ручка стоила тысячу долларов. Я подписала оба экземпляра и дала ему свой на регистрацию и гашение печатью, а его экземпляр придержала у себя. Это было провинциальным жлобством, но я не удержалась. Пусть знает, за кого его принимают. Он вышел и через минуту вошёл, помахивая бумагой, на которой чернилами за 100 долларов стояли регистрационные и другие свидетельства. Печать у него была в сейфе, он, видимо, нечасто пользовался ею сам, поэтому долго прицеливался, чтобы попасть, куда надо. Потом я спокойно добила его прохладной и снисходительной улыбкой, женщина имеет такое право и я им воспользовалась, наконец, оставила свои реквизиты, чтобы они перевели первые взносы по авансу на счёт. Без предоплаты работодателя обязательства наёмного работника, так значилось в контракте, были недействительны. Через неделю они должны перечислить мне 75 тысяч, после этого начиналась подготовка к съёмкам и весь кошмар, связанный с ними.
  Я вышла в приёмную, там меня ждал Абашин, знакомый по телепрограммам, где его пытали, а он улыбался и с удовольствием переводил вопросы на своих помощников и актёров, которых вопрошающие умные дяденьки из интеллектуальной элиты почему-то держали за бессловесную публику. Причём, элита умничала и рассуждала о суперпозиции и особом видении. Мы тепло поздоровались и я первой протянула ему руку, он не решился пожать её, наклонился к ней и чисто символически приложился губами, мне понравился его ход и я ответила ласковым поглаживанием его знаменитой лысины.
  - Аннушка, - прошептал он только для меня, - как долго тебя не было!
  - Женя, я тоже скучала, веришь? - он кивнул и озоровато покосился на окружение. На нас смотрели, мы были в центре внимания, потом об этом будут сплетничать и врать всё, что угодно, но те, кто видел воочию, отметят, что стерва Каминская выжала все соки из Абрама, а с "мастером" под ручку пошла пить пиво.
  Мы оказались в его замызганном кабинете, он сел на продавленный диван, а мне подвинул рабочее кресло из-за своего стола. Всё, что было на мне и эта демонстрация себя по пути на студию, устроены только для него. Я села так, чтобы доставить ему несколько минут удовольствия общения и лицезрения зрелой красивой и умной женщины. Каминскую и он и я почитали именно за такую, а не за стерву и похотливую суку. Чтобы сделать её звездой, от которой сходило с ума такое число мужчин и женщин, он в неё влюбился и перенёс это чувство на экран. Карло Понти тоже безумно любил свою Софи Лорен и весь мир был свидетелем этого во многих фильмах и много-много лет. Оргии, которые закатывала Каминская в его честь, даже на меня, далёкую от их тусовок, произвели впечатление, я не могла с этим мастером вести себя иначе - это было бы искажением и образа Каминской и несправедливостью к их многолетнему романтическому альянсу.
  Мы долго беседовали, Евгений Ильич Абашин ставил первый фильм из этой триады, это был не его жанр, но у него семья, шкодливые и вредные дети, уйма родни, требующей своей доли внимания и понимания, небольшой бизнес в рекламе и молодая любовница, которая бросила крутого мужа-бизнесмена и устроилась на работу в студию, чтобы быть рядом с ним. Об этом знали все, кто заглядывал на сайты про киношные и музыкальные сплетни. Судя по фото, она того стоила. Мастер был по-человечески очень интересен, я понимала, почему эта женщина, дочка по возрасту, предпочла стабильное положение обеспеченной жены сомнительному статусу любовницы. Он признался, что бизнес-вумен для него чисто литературный типаж, вживую он с такими не общался. Те, кто таковыми представлялись, на самом деле были обычными скучающими неудовлетворёнными самками.
  • - Я их побаиваюсь, мне кажется, что моё творческое целомудрие испарится, а устои рухнут, когда окажется, что у них внутри пусто и раскрывать нечего. А в сценарии твоя героиня умная, аж жуть: вся из себя городская, косо не посмотри, слово не скажи, сексом не обойди! - он сокрушительно покачал головой, зорко поглядывая на меня. Мы с ним давно уже вместе не работали, Каминская об их разводе ничего вразумительного сказать не смогла, это могла быть сущая ерунда, вроде бабьего каприза, а могла быть и весьма значимая причина, о которой лучше не вспоминать. Но именно он сделал Каминскую и их былые отношения не могли исчезнуть без следа. На лице Абашина ни извинительности, ни подавленности собственной провинностью я не заметила и решила, что причина всё же в Каминской. А раз так, то я могла хотя бы на день вернуться в их прошлое и в своё удовольствие пообщаться с выдающимся кинорежиссёром. И ничего со мной она не сделает.
  И я завелась, он своим подразнивающим тоном бедного интеллигента на пиру злобных денежных воротил спровоцировал меня мастерски и не стесняясь, мне было жаль разочаровывать такого мужчину. Я кое-кого из бизнес-вумен знала отлично и не только по общественным приёмам, саунам и женским салонам, иногда они бывали и в бассейне или спортзале, где не спрятаться за макияжем и ширмой из белья и одежды и их истинное лицо бывало открыто для любого исследователя. К сожалению, путёвые мужчины туда не забредали, а та мелюзга в дорогущих тряпках, что так и стригла глазами женские прелести, искала простенькой потехи и примитивной услады. Умные женщины искали приключений в других местах. Некоторые из продвинутых дам даже что-то умели, но больше изображали, были и просто воображалы. Но настоящие драгоценности избегали всего этого и никогда не выставлялись. Одну из таких женщин я знала, она была женой телевизионного редактора на тверской студии и они развлекались тем, что разыгрывали из себя незнакомцев и шокировали публику своим якобы быстрым и неистовым сближением. Причём, каждый раз они выбирали новое общество, где их не знали и часто уезжали в другие города и даже деревни и там оставляли после себя нерукотворные памятники. Что-то от этой дамы вполне можно вставить в образ моей героини. Абашин внимательно следил за повествованием с этюдной демонстрацией отдельных фокусов Зои Садчиковой с её мужем.
  - Тебе она понравилась? - спросил Абашин.
  - Очень! Она появлялась обычно уже после его прихода, её Сёма поджидал либо за стойкой с парой пива, либо в зале, когда смотрел, как девочки у вертикального шеста изображают виноградную лозу под музыку Верди. Когда появлялась она, то все мужики делали стойку и от их внимания у неё распаивались застёжки на белье и одежде.
  - А потом она устраивала для них сеанс массового соблазнения и уходила с мужем?
  - Да! Эта умная женщина сводила с ума своей недоступностью. У неё был какой-то дар так выглядеть и удерживать на дистанции.
  - Но в нашем сценарии твоя героиня послабее и поглупее. Да и партнёр не из интеллектуалов, сама знаешь - Башвин. Так что ...- и он покачала головой, давая понять, что моё предложение не проходит. Но только сегодня, а в принципе...
  Я сделала движение, собираясь просмотреть материалы по фильму, которыми обзавелась в кабинете Рундштадта, но Абашин пододвинул мне свой вариант с либретто и массой рабочих записок и пометок. Это он заготовил для меня и я с удовольствием приняла всё это, ощутив его лёгкое касание моих пальцев. Я уловила энергетику от них и мы понимающе переглянулись. Он дал время ознакомиться со всем, расхаживая по кабинету и изредка заглядывая через плечо. И я ему отвечала так, как бы это сделала Каминская, на мгновение подставляясь его мягким и нежным губам и тут же отклоняясь, он со вздохом поднимался и застывал над зрелищем почти открытой груди, вздыхал ещё раз и опять расхаживал, а я пыталась читать эти материалы и что-то в них понять. Абашин на меня действовал так же, как и на Каминскую и я себя сдерживала с большим трудом. Это наваждение и чертовщина её страстей и привязанностей прилипли ко мне и подчинили. Мужчина, которого я видела впервые в жизни, на меня действовал так же, как и на неё, прожившую с ним целое десятилетие в мире кино.
  Когда в общих чертах я всё просмотрела и ознакомилась, что и где лежит, мы перешли к делу и я отметила, что Абашин тоже слегка не в себе и расставаться со мной не хочет. Именно это вернуло меня на землю и я стала нормальной женщиной, держащей в руках тающего от меня мужчину.
  Сценарий был в папке с договором, там же была дискета с текстом и режиссёрским сценарием. Всё должно начаться через пару недель или около того.
  Мы обо всём договорились и я отправилась в театр на просмотр репетиции Насти с превосходным и порхающим настроением.
  В театре я осторожно пробралась в тёмный репетиционный зал и устроилась у входа. Мне было видно всё, меня же никто не заметил. То, что я увидела, мало походило на настоящего Толстого, на классику тоже. На сцене разыгрывался вариант подобострастного бенефиса одного актёра со множеством теневых персонажей. Ни Вронский, ни Каренин ничем на фоне Анны не выделялись, об остальных вообще упоминать неудобно - они были неясным шумом за сценой! Хотя актёры, занятые в остальных ролях, были вполне приличны по уровню и разыгрываемое действо казалось профессиональным и основательным. Но особым!
  Постановка спектакля шла к завершению, оставались отдельные проблемы, однако я видела, что Настя чувствует себя в этой роли как-то не очень уверенно, что-то ей мешало. Хотя выглядела она прелестно и я просто влюбилась в неё, вернее, в её Анну Каренину. Просмотрев спектакль почти на две трети, я увидела главную мысль постановщика, которая была написана аршинными буквами: "Все вы, актёришки, мразь и связался я с вами, чтобы публика увидела Её!". Он даже не скрывал этого. Но формально всё выглядело на уровне, действо разыгрывалось в хорошем темпе, много музыки, написанной специально для пьесы, есть грандиозная сцена бала, с которого Каренин уводит Анну, там занята огромная массовка из профессионального балета, делающего сцену значимой и ключевой.
  В общем: "всё хорошо, но грусть с лица не сходит!". Тот фрагмент вальса, где Вронский с Анной начинают сближаться и она теряет голову, поставлен вообще по-киношному с использованием второго плана в звуке и их разговор звучит на фоне музыки, от такого напора чувств ни одной женщине не устоять. Сама Настя в этой сцене выглядела прекрасно и была той целью, ради которой затеваются войны, разрушаются семьи, проигрываются состояния и прочая, прочая в том же духе. Драма же её одиночества, нереализованности и невостребованности главного потенциала женщины как-то не звучала и вообще оставалась далеко за кадром.
  Мне даже в какую-то минуту показалось, что постановщик проиграл Виргиевской несусветную сумму в карты и расплачивается таким вот раболепием. Или делает ей авансы, чтобы охмурить. Третьего не дано! Сам он всё время вертелся у сцены и без конца шпынял актёров, посмевших высунуться из его диктаторских рамок для людей второго сорта. Настя в таких случаях досадливо морщилась и отходила в сторону. Я покинула зал незадолго до конца, чтобы меня никто не заметил и не приставал с вопросами, к ответам я ещё не готова. Пора ехать домой. У меня разыгрался аппетит, захотелось что-нибудь приготовить фирменное "а ля Неустроева" и хоть тут разрядиться от напряжения.
  По дороге я навестила магазинчик, сделала заказ на следующую неделю и чуть было сама не забрала свой набор. Но вовремя опомнилась, я была совсем не так одета, чтобы носить авоськи с продуктами и попросила доставить всё домой, никто не удивился и через пять минут после моего возвращения молоденькая девочка из отдела упаковки звонила по интеркому, я пропустила её на кухню и немножко пригрела. Девушка была очень чистенькая, без идиотской преданности в глазах и непосредственная, она мне понравилась. Пусть запомнит всё и потом расскажет родным и знакомым, как пила кофе с Каминской, подробно опишет, что и как расположено у неё на кухне, из какой посуды пили и какими пирожными угощали, правда ли, что сами они ничего по дому не делают, чтобы не испортить руки и цвет лица, какие цветы в прихожей, уютно ли в таком доме, не было ли кого из артистов в гостях, не звонил ли кто в это время и многое такое, из чего складывается жизнь знаменитых людей - мне было не жалко, я не интриговала, не важничала, была щедра и непосредственна, поскольку помнила себя и свои терзания в ту пору. Её звали Светланой, она училась на вечернем на инженера-экономиста и работала, чтобы содержать себя и младшего брата, у мамы была инвалидность и она больше находилась в больницах и лечебницах, чем бывала дома. Я тепло с ней распрощалась и принялась за дела.
  После её ухода я попыталась найти концы ВАВ, но не смогла и как нерадивая школьница обрадовалась - уроки не нужно готовить потому, что я потеряла не только дневник, но и портфель с учебниками. У меня было около 4-х часов, свободных от суеты и езды по переполненной машинами Москве, и я вновь погрузилась в роль Лавинии. Она меня очень интриговала, в ней было то, чего я всю жизнь пыталась добиться собственными силами: и вот вам, пожалуйста, будьте графиней со знатными корнями и устойчивым положением - не воспользоваться этим было бы грешно.
  Я смотрела фрагменты игры Каминской в её домашней видеотеке и планомерно приспосабливала свою двигательную и речевую специфику к тому, что делала она. Приёмов там было видимо-невидимо и я увлеклась изучением, будто смотрела дайджест прессы по актёрскому мастерству - так всё было наглядно и понятно.
  Следующим шагом следовало забраться в душу этой дамы и через её посредство найти ключ к способу выражения характера своей героини. Тут было посложнее и мой ход в двойники Каминской притормозила. Пришлось мобилизовать все познания из истории культуры и вспомнить фильмы, документы и картины из тех времён.
  Мне казалось, что Лавиния не могла быть глупой влюблённой девочкой, которая с восхищением и разинутым ртом вертит головой по стенам мастерской, где развешаны картины знаменитого художника. В её в родовом замке собраны портреты именитых предков кисти выдающихся мастеров, бывала она и в других домах, поэтому вполне могла сравнивать не только внешнее сходство, но и уровень письма авторов. Она выходила замуж сама, а не её выдавали, жених долго и упорно добивался руки и у неё кроме обычного желания выйти замуж и вырваться из-под опеки родителей было собственное ясное представление о мире, его ценностях и своём месте в нём. Оно вряд - ли было розовым и бесконфликтным, судя по тому, что она говорила и думала после нескольких лет своего совсем нелёгкого брака. Она надеялась, что молодой человек созреет и превратится в мудрого мужчину, пусть и не лишённого обычных мужских завихрений, она считала это издержками роста и прощала мужу многое именно поэтому. Собственный высокий духовный потенциал она автоматически распространяла и на мужа, не всегда различая в нём проявления ремесла, личностные и творческие составляющие.
   Творчество, по её представлениям, было основано на богатстве духовного мира и отражало его глубину. Дар видеть мир в красках и линиях у Венедетто был очень силён, мастерски владел он и кистью, но того, что за кадром, он не видел и не понимал, он не мог передать настроения в его динамике, а уж изобразить нечто фантастическое или кошмарное мог только, если рядом был непосредственный оригинал. Такое качество свойственно не творческим гениям, но талантливым копиистам. Как показала жизнь, сам он не мог создать ничего, а только старательно срисовывал уже содеянное. В этом его драма. Хотя по-настоящему это надо бы назвать другим словом, те поступки, которых от него ждали две сильные женщины, были ему не по силам - не его стезя! Так вот, я должна передать своим поведением, кто я и какова моя сущность. Я к тому времени, когда происходит действие, должна находиться высоко и ждать своего непутёвого мужа, который обещал подняться над собственным уровнем.
  Итак, есть одна отметка положения героини - ожидание, раздумья и отсутствие суеты и спешки, а на них нанизывается нервное напряжение и не стихающее волнение, на то оно и ожидание. И пошла по роли дальше.
  Я, то есть, моя героиня, не замечала многого, потому что любила и ждала его возвышения, я верила и надеялась на него до самого конца и была последней, кто прозрел окончательно - такова моя драма. Обычная драма влюблённой и ослеплённой женщины. Я должна найти в словах героини звучание своих мыслей и попробовать решить её на интонациях тех слов, что были написаны автором.
  Мне казалось, что для первых репетиций моё дилетантство не будет заметным: надо было продержаться до утра, да днём и ночью перебиться, а там и Каминская со своим актёрским арсеналом придёт!
  На репетицию я отправилась уже гораздо спокойнее и там вела себя уверенно. Постановщик следовал в русле классических театральных традиций и лишь немного разгрузил текст от сложных грамматических оборотов, переписав его под упрощённую стилистику наших дней. Ритм тоже был не очень быстрый, мы не торопились за семьдесят минут проговорить текст, чтобы зритель успел на электричку. Были и паузы и смена ритмов до слабовыраженного аллегро, в общем, на мой вкус опытного и искушённого театрала, ни уснуть, ни покалякать о погоде зрителю не придётся - действие пьесы всё время держит в напряжении. Во второй половине пьесы начинается прояснение ситуации, но окончательно точки над i ставятся, как и в настоящем детективе, в самом конце. Особенно удачный ход - это последний диалог Венедетто и Джулии, его Татьяна хорошо заявила уже в черновом варианте, партнёр же выглядел заметно слабее. С моим визави, кардиналом, всё было отлично, он позволял мне чувствовать себя женщиной, принуждая к тому, чтобы моя измена выглядела пожертвованием только тела, душа и моя сущность только бы обогатились, я даже попросила убрать из текста жалобные нотки по поводу соперничества с другой женщиной в загородном доме кардинала. На мой взгляд, некоторое умолчание по этому поводу и смена акцентов должны в большей мере соответствовать сути образа Лавинии и я изложила это постановщику. Партнёр поддержал меня, сказав, что сегодня эта история должна иметь иную окраску, потому что Лавиния в таком примитивном первичном варианте выглядит глупее девочки из семьи баптистов, а это сильно понизит градус драматизма. Она должна быть настоящей по всем статьям, настаивал исполнитель роли кардинала. Постановщик, поразмыслив, принял наши аргументы и текст отредактировали тут же.
  Я внимательно следила за положением на сцене и стремилась к соблюдению некоей геометрии, чтобы сохранялось большое пространство для движения чувств и зритель не скучал и немножко побегал глазами по сцене за персонажами пьесы. У нас была очень интересная декорация с задником и средним планом, постройки комнат нашего дома выглядели очень наглядно и зритель видел, чем занимались в эти минуты герои за перегородками, изображающими студию, зал и гостиную, где происходят все основные действия. Джулия Форнезе, уединившаяся с Венедетто в студии, видна зрителю, но они оба не отвлекают внимания от нас, тех, кого он туда не допускал и меня в том числе. Там был хозяином он, а в остальной части дома - я. Таким образом, мне предоставлялись собственные территория и инструменты для передаче остроты конфликта.
  В противовес динамичной и импульсивной Джулии я должна быть с другими движениями и мелодикой, причём, в принципе! Широкой амплитуде и размашистости Джулии я противопоставила мягкую и неспешную глубину и пластику своей героини в движениях и подаче голоса. Я иногда замедляла ход до речитатива, плавно выливая мелодику своего слова партнёру по диалогу. Я это наметила себе ещё дома, но на сцене уже кое-что и смогла, отталкиваясь от рисунка роли, которым пользовалась Татьяна для своей Джулии. И в последнем акте у меня это получилось. Она очень темпераментно высказалась в мой адрес, козырнув своей близостью с его преосвященством. Я очень изящно, будто живому и любимому существу, преклонилась тени могущества римского патриарха и как бы не заметила самой Джулии. Этот поклон был ключевым в этой сцене и он оказался находкой, любые слова к нему ощущались лишь звуковым оформлением. В своём ответе я была мягка и покладиста и не искала ристалищ: звон от драгоценностей моей собеседницы замер и после этого зазвучала иная музыка. Короче, все поняли, кто в моём доме хозяин, именно по этой доминанте. Постановщику она понравилась и он кивнул только мне, будто другие были непосвящёнными. Это меня ободрило и я решила работать на месте Каминской так же ответственно, как бы делала это у себя в рекламе. Мне здесь оставался ещё один день.
  После окончания репетиции я ни в какие компании не вошла и твёрдо решила побыстрее разобраться с домашними делами и актёрскими заготовками и лечь спать. Могла позвонить Каминская и тогда нам нужно чётко провести обратную замену. Никакого недостроя и незавершёнки у нас быть не должно, мы это понимали обе и были собраны и внимательны ко всему. Я разобрала всё по полочкам в гримёрке и опять наткнулась на мобильник, подумала и взяла его с собой, но не включила. Дома переделала всё, что задумала, и легла спать. Завтрашний день мог стать последним в моей московской роли, я ещё раз всё просмотрела и никаких "хвостов" не заметила, Каминской сетовать на свою временную квартирантку не придётся. Возможно, уже вечером я буду дома. Сердце так и заныло в предвкушении и на "отъезжающей" ноте. Уснула я не сразу и много раз просыпалась, боясь пропустить приход нового дня и своего освобождения.
  Проснулась утром под привычное причитание и скрипение компьютерной программы, быстро привела себя в порядок, позавтракала и заглянула в поминальник, оставалось немного времени для себя и я не удержалась от звонка домой. Подняла трубку Каминская и мне не пришлось пользоваться заготовками для своих домашних, по которым я, возбуждённая ночными приготовлениями к отъезду, просто сходила с ума.
  • - Это я, Анна, что там у вас? - сказала я и приготовилась слушать, но она не торопилась, наконец, произнесла:
  • - Здравствуй, Аннушка, у нас всё в порядке, я купаюсь в любви, внимании и заботах! - она говорила с трудом, изо всех сил стараясь не показать, насколько это трудно. - Заболела я, вот! Сердце подвело, как-то так резко всё сменилось и я, похоже, своих сил не рассчитала. Я только один день провела по графику и вдруг ночью почувствовала себя плохо, думала до утра не доживу, - она перевела дыхание и только после этого продолжила. - Коля оказался чутким и заботливым и сам определил мои болячки, нашёл что-то в аптечке для первого раза, потом вызвал врача, оказалось - сердечная усталость, ещё немножко и быть инфаркту. У меня раньше такого не было, но, видимо, к тому шло. Обошлось, - она сделала паузу, вгоняя меня в гроб, и опять принялась говорить, тяжело и размеренно.- Они меня любят, я ничего похожего не только не видела и не чувствовала, но даже и не подозревала, что такое возможно: они, твоя семья, приняли мою боль на себя и мне много легче. Если б ты знала, как мне было приятно видеть их заботливые глаза и слышать неподдельное участие! Ничего в прежней жизни у меня не было и вот оно, мне тяжело сейчас об этом во много слов, ты это знаешь сама - они чудо! Я старалась держаться и, по-моему, никто ничего не заподозрил.
  Я расспросила про уроки, школу, музыкалку, тренировки, мужа. Она медленно и с трудом подбирала слова, видно было, как ей тяжело, и я её остановила. После такого удара ей надо вылежаться и отойти, а это не день и не два. У одной нашей сослуживицы такое было и мы долго ещё замечали следы этого приступа. Услышанное было неожиданным и сильным ударом по моим надеждам окунуться уже завтра в привычную жизнь, увидеть своих детей, почувствовать тепло и силу мужа и пообщаться с моим шефом и его смазливой стервой-секретаршей Оксаной. Пока Каминская говорила, я приходила в себя и если бы она что-то у меня тут же спросила, то я даже не смогла бы понять её слов. Но к концу её повествования уже опомнилась и могла соображать. Ничего хорошего её болезнь не предвещала - это я чувствовала каждой клеточкой своего тела. И теперь мне не отвертеться ото всего, что я рассчитывала уже завтра вручить Каминской. Полный крах надежд! А я-то мыслями уже была в пути домой, и вот теперь...
  Мы обе молчали, её болезнь сильно осложняла нашу проделку, но другого способа выйти из ситуации, как дать Каминской выбраться из болезни, не было в принципе. Настроение у меня сильно упало, от утреннего оптимизма почти ничего не осталось. На том конце провода это хорошо понимали.
  • - Анюта, ты меня слушаешь? - раздалось в трубке, я тяжело вздохнула в ответ. - Может, мы во всём признаемся и на том с нашей игрой покончим. Как считаешь? - я надолго задумалась, взвешивая "за" и "против". Все варианты были плохи, но признаться, что их мать и жена подложила в постель собственному мужу чужую женщину, а детям - чужую тётку, было выше моих сил. Признаться только мужу - тоже не лучший вариант, я тем самым склоняла его к неудержимым романтическим и сексуальным фантазиям о моих приключениях в облике Каминской. Кроме того, сам факт глубокой продуманности и наличия подмены он воспримет очень болезненно и вряд ли простит. Это выглядит, как спланированная измена и признаться в ней я тоже никак не могла, лучше утопиться.
  В общем - всё было плохо. Более того, грозило разоблачением и моё длительное театральное бездействие, где-то в конце лета начинались спектакли и я должна выйти на сцену и играть в полную силу, тут не спрячешься за чужой спиной, все роли у Каминской главные. Что я могла сказать? На другом конце провода больная Каминская ждала моего вердикта. Был ли у меня выбор?
  • - Нет, играем до конца, может, удастся. Я попробую что-нибудь предпринять, уже сегодня с Лавинией была наедине, никто не убил. Но в других спектаклях этот номер не пройдёт, не знаю, что делать! - я обречённо вздохнула. - Сколько времени это можно протянуть, как ты думаешь?
  • - С таким сердцем дадут не менее полутора - двух недель постельного режима, а потом щадящий труд, так сказали доктора, - "успокоила" меня Каминская. - А почему бы и тебе не "заболеть", а? Пусть введут из второго состава Лефортову, она давно дышит в затылок, незаменимых не бывает! Кстати, как там Татьяна? Вдали или рядом?
  • - Мы подруги - не разлей водой!
  • - Интересно! А как это получилось, кто был первым?
  • - Мы обе, она предложила, я не отказалась. Да, кстати, контракт с киношниками я тебе подписала, были нюансы, но всё обошлось, ты скоро будешь самой обеспеченной дамой в актёрской среде! - похвасталась я, чтобы хоть чуточку смягчить и облегчить тягость минуты и, наконец, не выдержала и обратилась к самому больному. - А где мои сейчас?
  • - Кто где: Коля пошёл на рынок за овощами, Ириша к Лосевым убежала, Максим на игре, будет нескоро. Тут свекровь зачастила, ты как с ней? А то я пока прячусь за болезнью и не знаю, когда меня выведут на чистую воду её наблюдения за тем, как её сын любил раньше одни блюда, а теперь под моим давлением переменил вкусы и не ест того, что раньше уплетал за обе щёки.
  • - Не обращай внимания, меню я тебе оставила, рецепты в кухонном шкафу, а остальное по обстоятельствам. Есть альбомы, там вся наша история - успокаивает и даёт пищу для ума, я твои материалы тоже все просмотрела, кое-что постигла, а ты ведь в лицедействе профессионал, тебе проще. Ладно, лежи спокойненько и выздоравливай!
  • - Анюта, погоди, не клади трубку! Знай, в твоём княжестве я веду себя очень осторожно и деликатно, ничто тебя не должно смущать. Я их люблю не меньше тебя, так что успокойся. Работу твою изучаю по черновикам и рабочим бумагам. Сложна, но не влипну, ты с моей справишься тоже, похоже, почувствовала вкус, а это главное, некоторые так и не возьмут в толк, как подобраться к роли, хоть и учились этому ремеслу и работают на сцене по много лет. Не дрейфь, милая, мы с тобой всё одолеем, я в тебя верю. Мне Игорь за последние месяцы многое рассказал про тебя и именно поэтому я решилась на обмен. И ещё, мне тяжело об этом, но ты должна знать, что твой муж мне нравится, очень! Я вижу - он тебя всё ещё любит, это хорошо заметно и я отогреваюсь в тепле, что назначено для тебя. Подобного у меня никогда не было. Быть в роли его жены совсем нетрудно. С детьми чуть сложнее, но это от их незаурядности и я стараюсь. Ты про них сказала главное, остальное - я уж как-нибудь сама. Я стараюсь тетешкать их полегоньку, чтобы взять нужный тон и далее всё вести на полном нерве и градусе. Максим оказался очень ласковым мальчиком, он втайне от Ирины со мной любезничал, забравшись под одеяло и обещал выиграть зимний турнир, только бы я вскоре выздоровела. Прелесть мальчишка! Ладно, кончаем беседу, дверь открывают, всего тебе, милая Аннушка!
  - Итак, - сказала я себе, положив трубку, - у тебя, Анюта, проблемы. Вместо небольших каникул ты влипла в затяжную историю!
  И я попала в затяжной ступор.
  Что делать? Я была в западне, вокруг шумели загонщики, пока они выбрали сети не до конца, я ещё могла ускользнуть. Но, делая лишние движения, могла запутаться ещё сильнее. Я взяла мобильник, машинально пощёлкала переключателем и отложила в сторону, от безысходности хотелось выть.
  Сколько я была в забытьи, не знаю, что-то рядом запиликало, поняла, что это мобильник и включила его на приём. Раздался незнакомый мужской голос:
  • - Ну, наконец-то! Здравствуй, Аннушка! Куда ты пропала, уже четыре дня не могу дозвониться, что - дела были?
  - Этого только не хватало, - вяло шевельнулось в затуманенной голове и я выключила телефон. Но незнакомец не успокоился и перезвонил по другому телефону, я узнала его через автоответчик. Он настойчиво взывал к моему благоразумию и женской доброте, чуткости и пониманию и приводил столько аргументов моей исключительности, что проломил оборону и я прислушалась повнимательнее, прикидывая, что это мне сулило. Я была подавлена известием о болезни Каминской и только поэтому он сначала уговорил взять трубку, а потом и вовлёк в обмен репликами. Я ссылалась на общее недомогание, слабость и раздражительность ко всему живому. Он обещал излечить и говорил так убедительно, что я пожалела его и, чтобы не обижать, согласилась немножко побеседовать, ещё раз предупредив, что чувствую себя неважно. Он принял все возражения и условия и обещал быть вскоре. Значит, подумала я, это какая-то серьёзная зазноба, раз знает оба телефона и так обаятельно настойчив.
  Я открыла дверь и вошёл рослый мужчина около сорока лет с большим пакетом продуктов и цветами. И то и другое, заметила я себе, было не самых дорогих сортов, как и одежда не от кутюр: продукты из магазинов, а не с рынка, одежда - ширпотреб от челночников. Обычный российский инженер, грамотный и обходительный, но без особого наката и крутизны. Как только он попал в её орбиту? Наверное, не совсем обычный. Но это было где-то на задворках заторможенного и расстроенного сознания. Я не знала, как его называть и обращалась по-свойски на "ты". Это было рисковано, а что оставалось? Не спрашивать же у моей якобы зазнобы документы!
  Дистанция между нами, которую я намеревалась держать из-за моей немочи, для него была чисто символической и он этак легонько касался меня то при обходе кресла, где я пристроилась, чтобы он не так просто мог подобраться, то при расстановке бокалов капнул на скатерть и, промокая его полотенцем, (он хорошо знал, что и где лежит и сразу двинулся к комоду в гостиной, отодвинул нужный ящик и взял не что попало, а то, что ему было нужно!), совсем не случайно опёрся на моё плечо и не пропустил не одного случая, коснуться руками, бедром, плечом или щекой. Но не лез с любезностями и ласками.
   Это был материк основательности и надёжности, он был самодостаточным и ничего для себя не требовал. И поэтому я его не выставила, когда немного опомнилась и взглянула на пришедшего глазами прихворнувшей дамы с кучей интеллигентских комплексов. Он не дал проявиться моей вредности и она не посмела высунуться из своей конуры, гость был просто дружелюбен и обходителен, от него исходило такое тепло и забота, что я понимала и чувствовала основу этих проявлений. От неё не отмахнёшься так просто, я начинала понимать, что он увидит немногое, слепота была обычной для любящего мужчины, но он, определённо, почует, что его дурят, когда излечится или преодолеет недуги по Каминской. Но это случится нескоро. Между тем, я была больна по-настоящему и без притворства.
  Он соорудил лечебный стол из ничего, моими были только посуда и "Тоник", остальное принесено им. Я не выбиралась из кресла и наблюдала за ним издали. Он не был ни суетлив, ни громогласен, ни сладкозвучен, ни слишком утончённым или изысканным - все его проявления как-то обтекали меня и не давали повода прицепиться хотя бы к чему-нибудь: он был прост, заботлив и ненавязчив. Мы аптекарскими дозами приговорили полбутылки вина, он зорко следил за мной и не выпускал из внимания ни одного движения или слова. В конце концов он спросил:
  • - Ты не просто нездорова, что-то тебя сильно вывело из себя, это за пределами обычного, раньше я только догадывался о твоих проблемах, сегодня же они лежат на поверхности и ты даже не изображаешь здоровья. Почему ты не хочешь поделиться? Я вижу - это не болезнь! Может, я что-то посоветую, а? Аннушка, я тебя никогда не видел такой, что тебя мучит? - Я только качнула головой, как всё и рухнуло - слёзы выступили сами собой и меня затрясло:
  • - Нет, нет, уходи, мне надо побыть одной! - я ещё держалась, но чувствовала, что это конец. Если я не смогу настоять, то он не уйдёт и сделает то, что должен сделать мужчина, чтобы успокоить любимую женщину - это кончается всегда одинаково. В том, что он нынешний серьёзный друг или любовник Каминской, я уже не сомневалась. Я на последнем нерве отчеканила: - У-хо-ди, по-жа-луй-ста! - и оказалась в его объятиях. Крепких и сильных, мягких и надёжных. Он оказался там, где раньше была я, а я на его коленях, в его руках и на его груди. Он не нападал, не пользовался минутой, а молча раскачивал меня и просто баюкал, приговаривая что-то мягкое и ласковое. Я со своими враз всплывшими проблемами была, как сломавшийся раскрытый зонтик под дождём: и держать неудобно, и выбросить нельзя - намокнешь! Я изо всех сил упиралась, но силы убывали и я слабела и размягчалась, вскоре совсем перестала всхлипывать и просто вжалась в его плечо. Мне было жалко саму себя, меня никто не заставлял делать то, что я делала, мною руководили принципы, которые оказались сильнее обстоятельств и я им подчинялась, когда охотно, когда не очень, но руководили всегда они. И завели в тупик.
  • Я тяжело вздохнула и оторвалась от него. Он осторожно высвободился из-под меня, устроил на диване и прикрыл покрывалом, ни на чём не настаивая, никуда не торопясь, я ему была благодарна за это. Я посмотрела на него. Что было в моём взгляде, не знаю, но он увидел то, о чём догадывался и не отвернулся. Только чуть отодвинулся, давая мне разобраться с собой, не упуская из вида и готовый вмешаться. Никогда и никто не смотрел за мной так, как он. Он меня чувствовал и понимал, что я между Сциллой и Харибдой. В таких случаях такелаж у опытных шкиперов всегда готов к переменам ветра. И этот незнакомец чутко следил за мной, иногда даже не глядя на меня, а только прислушиваясь к моим вздохам и междометиям. Он давал мне возможность разобраться с неприглядными женскими фишками и не смущал своим присутствием, я разбиралась и он тут же осведомлялся о дальнейшем мимолётным взглядом. Так мы с ним преодолели несколько моих фишек и он всегда замечал мой выход из них в ту же минуту. Мой муж не смог бы так легко войти в мои проблемы и понять их суть, даже, если бы я ему и рассказала о них, этот же мужчина видел меня впервые и уловил всё и сразу - неспроста, видно, Каминская так сблизилась с ним.
  • - Ничего, конечно, я ему не доверю, - подумала я, - но то, что он рядом, судьбы подарок. Может, и у меня зреет инфаркт? Если что-то случится, что со мной будет? Меня же и не поднять, такая я прочная дама, Татьяне только бегать вокруг и охать вслед моим неприятностям. Ладно, пусть побудет рядом, - решила я и стала успокаиваться.
  Прошло не менее часа пока наваждение не схлынуло.
   - Спасибо, что не поверил капризу, мне в самом деле плохо, о таком не говорят, не обижайся, но всё равно, спасибо! - он легко кивнул и начал пустенький разговор об овощах и фруктах, напомнил, как мы с ним были у него на даче и ели клубнику и у меня был диатез от переедания. Как мы собирали грибы, делали жарёху из них, как загорелся примус, когда я пролила варенье на огонь, а потом стала разжигать его снова, я только кивала, чувствуя, что постепенно отхожу от того ступора и вхожу в другой. Неприятно быть третьей в их постели и на мне это, вероятно, как-то отразилось. Он сбавил обороты и перешёл на театр, спросил, как идёт дело с Лавинией. Я с готовностью, но особо её не демонстрируя, поддержала тему. Этот раздел временных жизненных интересов меня не беспокоил, здесь была наиболее надёжная почва и знакомая фактура. Мы беседовали о Фейхтвангере, он его хорошо знал, но не очень любил, как я поняла. Я на этом не особенно останавливалась, мне казалось, что Каминская не должна цепляться к подобным мелочам. Он расспросил о мастер-классе подробно и я ему передала всё от начала до самого конца, не забыв упомянуть про визит ко мне. Меня уже не смущало, что он про меня знал всё, а мне даже не известно его имя. Мы вернулись к теме Антигоны. Тут он меня спросил:
  • - А почему ты ему ничего не сказала про нашу версию. Мы же её серьёзно проработали, мне кажется, тот вариант не стыдно предъявить даже ему? - я вздохнула, о чём они там ещё говорили с Каминской, но вывернулась уже привычным способом:
  • - Как я могла, да и идея не моя, а твоя?!
  • - И ты выдала свою конструкцию, чтобы не выдать нашу? - я утвердительно кивнула.
  • - Молодчина, с тобой не соскучишься. Если бы я был Гомером, то вместо Мельпомены держал бы под боком тебя, так интереснее и надёжнее. А та мадам в тунике со складками слишком холодна! - он явно врал и я не могла устоять под его взглядом, забирающимся в самую мою суть. Если он и в самом деле такой близкий мужчина, то условия для моего окончательного выздоровления с его активным участием были самыми идеальными. Но знать ему об этом не следовало и я увела беседу в другую сторону, для себя безопасную.
  • - Ладно тебе! Её придумали ещё до появления театральных жанров. Если бы мифы про муз писали сейчас, то нынешние дамочки, что не вылезают из писательских постелей, - тут я взглянула на него и оценила реакцию на неприкрытый закидон, - поседели бы от зависти к их подвижничеству, - он внимательно смотрел на меня, я смутилась из-за неосмотрительной болтовни с незнакомцем и уже другим тоном продолжила: - А про Антигону ты серьёзно? Может, выйдем на них и поделимся намерениями? - сказала я и подумала:
  • - Кто же он, с кем Каминская обсуждала такую тему и так глубоко?
  • - Не знаю, можно попробовать, но при одном условии.
  • - Каком! - вырвалось у меня.
  • - Редакцию диалогов при постановке я делаю сам по его просьбе, а кастинг на главную роль он проводит со мной на паритетной основе. Никаких творческих прочтений, никаких любовниц в главной роли, никакого смешения жанров и борделей с сумасшедшими ценами и поднебесной клиентурой - хватит с нас этого блуда, меня до сих пор сестра укоряет, как я мог вставить эротику в "Философию успеха". А что я мог, если пьесу взяли, чтобы привлечь на постановку в ваш театр эту проститутку в штанах! - он в первый раз неуверенно взглянул на меня, как бы извиняясь за проступок, а мне, наконец, открылось, с кем я говорю. Это был писатель и сценарист, который изредка делал адаптации своих вещей для театра. Каминская дружила домами с Виальдиным, я вспомнила, что на одной из полок в шкафу лежали мужские вещи. Это были его вещи, теперь я знала точно, они именно такого стиля, который я видела в одежде гостя и звали его Русланом. Мне заметно полегчало от этого открытия, я невольно улыбнулась и расслабилась окончательно.
  • - Давай допьём эту посудину и разбежимся, мне надо развеяться!
  • И мы, не торопясь и с большим тщанием, завершили погребение моей неустроенности и внутреннего разлада. Я подумала, что если прижмёт, то смогу положиться на него. Такой мужчина мог моё тело на руках вознести на Олимп, не то, что до ближайшего медпункта. Это намного весомее дамских слёз и утех с Татьяной. И сильнее - я это чувствовала всем своим существом.
  • Вот и появился в моей жизни просвет с приятными спутниками. Мы вышли из дому вдвоём, с нами привычно поздоровались бабушки на скамеечке. Они его знали по имени, интересно, сколько месяцев или лет длится наш роман?
  Вопросы, вопросы и вопросы - и нет на них ответов и быть не может в принципе. Он был на таком же "Порше", как и у меня - сюрприз, отметила я сама себе: кто и кому подарил эти колёса или это вышло случайно?
  Да, Каминская полна сюрпризов, но я уже немножко владела их алгоритмом и кое что, ожидающее меня по ходу сюжета или наворотов судьбы, я как бы предчувствовала и предугадывала. Не всё, конечно, но... Мы разъехались без особых сантиментов.
  Ночью, лёжа в постели, я стала обдумывать дальнейшую жизнь в роли Каминской на большой срок, учитывая, что обратная замена должна быть плавной и незаметной для моих домашних. Некоторые проблемы возникнут потом, когда ей придётся догонять труппу по обоим спектаклям, но это вполне разрешимо, да и сама Каминская, наверняка, об этом тоже подумает. Всё остальное на порядок проще. С другой же стороны, каждый лишний день Каминской в моей шкуре отнимал часть моей территории безвозвратно и это не могло произойти бесследно - вот это, действительно, опасно. Мои домашние привыкали к ней, она забиралась в их души и ... Я даже зажмурилась от увиденного, это была зияющая пропасть, она отделяла меня нынешнюю и мою жизнь до этой авантюры.
  И я замерла, стараясь, не допустить неизвестно откуда появившуюся боль вглубь себя и не дать ей овладеть разумом - если это случится, тогда всё! Катастрофа могла стать перманентной и колоссальной, захватывающей наше с ней теперь уже общее пространство...
  Я закрыла глаза и задержала дыхание, нужно успокоить сердце, изгнать страх, животный и бессмысленный. С первого раза ничего не получилось - волнение меня не покидало и сердце колотилось в бешеном ритме, несмотря ни на что. Я не могла выдержать этого долго, ещё немного такого галопа и я умру. И я ещё раз погрузилась в нирвану, совершенно отключив все органы. Я стала терпеть и дождалась пока круги в глазах из розово-фиолетовых не превратились в чёрно-белые и, наконец, меня совершенно накрыло чёрное мрачное облако без просветов. Я выдержала так несколько секунд и включила себя, сначала слабо приоткрыла диафрагму и впустила небольшую порцию воздуха, чтобы выгнать из лёгких азотную отраву, потом сделала едва заметный вдох, затем ещё такой же и постепенно стала насыщать кислородом трусливую кровь. Сердце стало слушать меня, а не подлую лимфу и перешло на привычный ритм, а лёгкие - нормальное и глубокое дыхание. Через четверть часа я дышала уже ровно и волнение меня полностью покинуло.
  - Кажется, выбралась! - сказала я себе и прониклась уважением ко всему моему прошлому, которое не дало согнуться в дугу и помогло выжить.
  Дышать и питаться чем-то нужно ежедневно, обязанности и долг исполнять приходится ежеминутно и ежечасно. Я перестала мельтешить и составила план, которому должна следовать, несмотря ни на что. Для этого я ещё раз просмотрела все дневники и заметки Каминской и выбрала главное, рассортировала по уровню значимости и степени готовности и приготовилась жить дальше. Иного выбора нет и я по-женски - "А что делать?" - приняла свалившуюся на меня лавину чужого груза и обязанностей. По всему выходило, что моя командировка продлялась ещё на три-четыре недели: раньше ей в себя не придти и мне её не заменить.
  - Не дрейфь, Анюта, - сказала я себе, - всё не так провально и совсем не кабально, осмотрись - просвет где-то рядом. Ты ведь умница, ты прелестная умница, тобой восхищаются, на тебя заглядываются, неужто позволишь себе раскиснуть? Ну, не могли же все так безбожно врать, а? - Значит, не стоит сеять печаль, может, в этом новом обороте и есть что-то? - Это не маленькое приключение в баре, когда муж ненадолго отлучился и к тебе сразу же приклеились двое мужчин в смокингах. Теперь ты одна надолго и никто за тобой не приглядывает, ты можешь сама остановить этот поезд, вот он, стоп-кран! Но в твоей воле на этом месте устроить и собственное ранчо, другие ведь смогли, они тебе в подмётки не годятся, что же ты, всё стерпишь и утрёшься, а? - говорила я себе, даже не понимая сказанного, а просто повторяя чужие слова. И запахи чужих прикосновений и чувствований, которые вдруг всплыли во мне, как вышколенная прислуга, стали расправлять крылья и чистить пёрышки, наводя лоск на себя и увлекая в эту привычную женскую рутину и меня.
  Я осмотрелась вокруг и, как бы, впервые увидела своё новое убежище. Оно было устроено очень удобно и рационально, занавески и мебель отгораживали меня от мира окружающего и устраивали свой собственный. И я постаралась в нём разместиться, чтобы ничего не испортить и не помять - я страшно не люблю мятые вещи. На глаза попалась накидка с измятыми краями, возможно, кто-то не утруждал себя вниманием и брякнулся на эту штучку, да так и просидел, пока не получилась складка. Я поднялась и поискала утюг, он оказался в кладовой вместе с гладильной доской, там же лежала стопка постельного белья после стирки, готового для глажки. Утюг был очень умным и мы вместе с ним быстро расправились с этой стопкой. Я осмотрелась в каморке и поняла, что Каминская вела дом совершенно самостоятельно и прислуги не нанимала. Так располагать вещи может только хозяйка. Всё было удобно и функционально и отвлекало от тяжёлых раздумий.
  Я прошлась по квартире и собрала вещи для стирки, несмотря на видимый порядок и чистоту, набралось достаточно для одного раза и я занялась домом. Пока стиральный автомат занимался своим делом, я с мокрой тряпкой и пылесосом прошлась по всем закоулкам и навела блеск в этой чуточку холодноватой квартире. Она встретила меня настороженно и наблюдала за моими хлопотами как бы со стороны. Я это поняла, но даже не повела бровью, вещи они и есть вещи и не им мною командовать. Они, я думаю, это поняли и педалировать собственную исключительность не стали. Подушки сразу легли, как надо, покрывала тоже расстелились послушно и без вопросов. Когда я улеглась на чистые и прохладные простыни и укрылась одеялом с накрахмаленным пододеяльником, вещи услужливо и преданно объяли меня вниманием и тщанием и я расслабилась.
  Сон не шёл, но и мысли уже не были сумбурными и тревожными, я понимала, что от них не укрыться и лучше бы разбираться сразу, чем накапливать воз и потом, в мыле и спешке, отмахиваться от них быстро тупящимся клинком собственного сознания.
   Внутреннее обустройство, Татьяна, Настя, Жанна
  
  В театре был день музыки и танцев, мы занимались в охотку тем, что каждому из актёров было необходимо сейчас, аэробикой в том числе. Преподаватель по вокалу что-то прослышал про мои эксперименты в Горной академии и попросил уточнить подробности песни за кадром. Я тут же с листа напела те строки и он удовлетворённо кивнул, но не отпустил:
  - А почему вы не стали исполнять арию Джельсомины из "Венецианских проказниц", мы же с вами её приготовили, что называется "от и до"?
  - Не было настроя, каприз примадонны! - ответила я, выгнув бровь, этот музыкант стал меня раздражать, возможно, с благими намерениями, но сейчас они были очень неуместны.
  - Вы знаете, Анна Николаевна, она у вас шла очень удачно, эта ария, может, вас из фонограммы что-то смутило? - всё ещё искал свою вину этот пожилой музыкант.
  - Нет, просто каприз! - успокоила я.
  - Думаю, вы это сделали зря, - не согласился он, - это очень красивый номер для концертов: и всё-таки вокал и вам по силам, давайте доведём её до шедевра и сделаем клип, я видел на студии, как это делают совсем безголосые и бездарные. Утрём этой "попсовой" публике нос?
  Я задумалась, вокал выдаст меня с головой, этот музыкант с абсолютным слухом тут же всё заметит. Наши голоса немножко отличались, на компьютерной фонограмме это заметила даже я. Я не отказалась от идеи, но отложила затею с клипом до выздоровления Каминской.
  Через пару часов я освободилась и вернулась домой, работалось после этой зарядки очень хорошо и продуктивно. Все два дня я, как Золушка, занималась ролями и их раскадровкой, чтобы не отвлекали, отключила оба телефона и работала до полной отключки. После одного такого прогона я вышла на балкон и осмотрела двор, он был и тихим и уютным, смотреть на него доставляло удовольствие и усталость проходила быстрее.
  В конце второго дня я взяла перерыв и пошла на спортплощадку в нашем дворе поиграть с ребятами в баскетбол. До этого я часто смотрела на них в окно, но приобщиться к ним всё не решалась. Меня охотно приняли и не очень пинали, если я промахивалась из выгодного положения или пропускала нападающего по своей зоне. Впервые за многие годы пришлось вспоминать уличные ценности, дворовой патриотизм, непосредственность в оценке моих действий тут же в виде недвусмысленных взглядов и прочее. Меня толкали и я давала сдачи, я на них иногда покрикивала, они огрызались, но это была игра и её азарт всё поглощал. Я получила от игры истинное удовольствие и решила играть почаще. Во мне они видели и игрока и хорошенькую женщину, в театр и кино, по-моему, никто из них не ходил, меня не узнавали и никто не шептался и не тыкал пальцем. Впрочем, бабушки вполне могут просветить внучков, подумала я.
  Сегодня наша команда выиграла и проигравшие поили нас квасом из бочки за углом, по кружке на каждого. Я не стала модничать и выпила свою долю. Мы о чём-то говорили, ребята, которым было по 15-18 лет, стеснялись подступать с расспросами и я им подыграла, выдав легенду о том, что когда-то в школе играла немножко во всё, что круглое, скачет и катится, но в ВУЗе уже сбавила, а потом совсем разленилась. Они этак уважительно покосились на меня, переглянулись и один из них, самый смелый, сказал:
  • - Приходите ещё, с вами интересно! Придёте? - в их глазах был вопрос чисто мужской: нравится ли мне их общество. Я была откровенна:
  • - Вы были настоящими парнями и не делали мне скидок на некондицию, спасибо. Буду приходить, когда сложится расписание. И ушла.
  Дома я вошла в душ и включила воду, краны даже не загудели. Покрутила, подёргала всё, что попало под руку - вода так и не появилась. Я оделась и вышла на кухню, там всё работало исправно. Что делать? Звонить в ЖЭУ, значит быть привязанной к приходу сантехника на полдня, а то и больше. Как я делала в Твери? Звонила мужу и он либо давал ЦУ, либо приезжал сам и в минуту всё исправлял. Как выглядят водопроводчики и прочие коммунальные службы, я знала из фильма "Афоня" и иллюзий на этот счёт не питала. Оставались соседи. Дома оказалась женщина лет около сорока пяти из квартиры напротив, она мне вежливо улыбнулась, поздоровалась по имени-отчеству и позвала мужа. Рослый дяденька лет под пятьдесят в тренировочном костюме и домашних тапочках достал сумку с инструментом и прошёл со мной в ванную.
  - Да-а-а, - протянул он, оглядывая всё это хромированное роскошество, - умеют ведь, а раньше и вентиля по блату.
  Ответа на этот риторический вопрос он не ждал и принялся за изучение труб и вообще системы.
  - Может у вас есть схема монтажа или инструкция? - спросил он, соображая над назначением кнопок, запоров и прочего. Я развела руками, ничего подобного Каминская в доме не держала: если вещь работала в течение года безотказно, то считалось, что она надёжна и от всех бумаг на этот счёт избавлялась, поскольку в противном случае квартира превратилась бы в аннотированный каталог всякой всячины. Из этого всего на кухне имелась лишь инструкция по пользованию агрегатом, умеющим всё, его я распаковала на второй день своего визита сюда.
  Однако сосед был истинно русским человеком и путём проб и ошибок сообразил, что к чему. Вскоре всё работало, как и прежде. Я его поблагодарила и пригласила в гостиную попить со мной чаю или кофе.
  - Чаю, чаю, - замахал он руками, - от кофе никакого кайфа.
  Угощать чаем и своим обществом женщина умеет от рождения, мы разговорились и я узнала, что он активист в какой-то то ли либеральной, то ли социалистической партии.
  - Вот скажите, почему всё у нас в стране всё вкривь и вкось? - спросил он и сам же ответил. - Нет настоящего хозяина потому что, а у власти временщики.
  - При прежней власти всё было стабильно, - заметила я, - но в то время ею никто не восхищался, как и нынешней теперь.
  - Анна Николаевна, я не о власти, я о хозяине говорю. У которого во дворе палка без пользы не пропадёт и на дрова уйдёт лишь в крайнем случае.
  - А вы сами-то хозяин? - решила я с ним разобраться основательно, поскольку все российские партии базируются только в Москве и кроме прессы о них никто не знает. Здесь же был живой партиец.
  - А как же, у меня в цеху всё путём! Не то, что в других.
  - Им что же, нравится в грязи?
  - А всё то же, временщики: урвали и удрали и завод им не нужен. Рынок называется, - едко он выговаривал незримому оппоненту.
  - А политика-то тут при чём? - навела я его на интересующую меня тему.
  - В том то и дело, что от неё все и пляшут. Вот вы на прошлых выборах с Виргиевской эдак мило предлагали сделать выбор в пользу нынешней власти. Хорошо у вас получилось, многие поверили, но ведь эта власть и плодит все беды и проблемы и выбирать надо других, в этом не замешанных.
  - Интересно, а если бы мы что-то другое предложили, партию или движение, программу - этого бы хватило, одних наших слов и актёрской игры перед камерой?
  - Жаль, что так и есть - очень многие верят словам и заверения, а не фактам. И ваше соединение с этой партией сильно ей помогло.
  - Мы просто сыграли небольшую миниатюру, классно задуманную и снятую. Ни одна из политических партий нас не привлекает, мы просто сыграли в клипе и всё. Был бы другой, такой же классный, мы сыграли бы и в нём. Это наша работа- игра. Нельзя путать её с политикой.
  - Говорят, вам за это отвалили большие деньги, у власти они есть, вот вам и заказали, а у других, победнее, на вас средств уже не хватает, вот и проходят те, кто побогаче, а не получше.
  - Глупости это, насчёт денег для нас, мы клип сделали бесплатно. Деньги вертятся в другом месте, но не у нас, принесите интересный материал и мы для общества сделаем то же самое.
  - Правда?
  - Конечно, мы это делаем в паузах и в виде развлечений.
  - Вы извините, но упорно говорят, что вы с ней и повздорили из-за этого клипа, вроде как деньги не поделили, - он так обеспокоено смотрел на меня, что его стало жаль. Конфликт двух актрис стал достоянием гласности, но они не выдали истинных причин и обошлись без комментариев, чтобы не поднимать круги над водой. Я тоже не желала публичного изучения нашей подноготной.
  - У нас работа, связанная с эмоциями наружу, иногда идёт чуть ли не война из-за того, как должна выглядеть королева: то ли в мантии и всём убранстве, то ли в домашнем, то ли неглиже. Эти детали могут перевернуть весь смысл сцены. Некоторые не разговаривают после этого годами.
  - Виргиевская после этого здесь не была больше двух лет, ведь так? - напомнил он и вопросительно дожидался ответа. Кто придумал эту дурацкую версию насчёт розни по поводу дележа денег, я даже не догадывалась, но права на существование она не имела.
  - Да, но дело не в клипе. Ни одна из нас не спорила из-за денег после того, как он был запущен на ТВ. Если мы согласились участвовать в каком-то проекте, то всё это оговаривается заранее и зафиксировано в контракте. И наша так называемая "странная война" произошла из-за чисто театральных проблем. Это внутреннее наше дело.
  - И вы бы с ней сыграли в клипе для другой партии? - потянул он одеяло на свой политический край.
  - Нет, теперь мы в этих играх не участвуем. Все эти деятели, как личности, интереса для нас не представляют и политики, я думаю, они такие же невзрачные. Так что пусть общаются с народом напрямую, а не через преводчика.
  Эта мысль соседу понравилась, чай допили, а на прощанье он мне поведал секреты моей сантехники, оказалось - умные секреты. Всё это было щедро и по-соседски.
   Файруза - день рождения
  
  Я уже сделала все домашние дела, посидела перед компьютером, разбирая итоги дня и собралась было взять чтиво в постель, чтобы чуточку рассеяться перед сном, как прошелестел уже приглушенный на ночь звонок:
  - Аннушка, привет! - раздался знакомый мужской голос, но я в них ещё не разобралась, поэтому весьма прохладно буркнула:
  - Привет! - воспитанный человек после такого непременно бы откланялся.
  - Не скучаешь? - голос явно хотел пообщаться и покупаться в моём, то есть, Каминской, внимании.
  - Уже зеваю и иду спать, - ни на иоту не изменив тона, ответила я, но голос не унимался.
  - Мы с Рашидом тут кое что придумали, всё есть, кроме тебя!
  - Надо же! - вздохнула я.
  - Ты что, Рашида Хисамутдинова не помнишь? - удивился голос, что-то с его принадлежностью стало просняться.
  - Мне они на одно лицо, - безразлично выдала я сентенцию типичной русской интеллектуалки, болтовня пуста и меня никуда не тянуло.
  - У него классная девочка, папа республиканский газовый король, дедушка по маме важная шишка, а сама она твоя поклонница и желает познакомиться. Настоящая, я проверил, знает все роли и кое что соображает в нашем деле.
  - В "Ударнике" в малом зале сегодня ночной просмотр моего фильма "Истина", пусть сходит, стоящая картина, - ответила я, припомнив, что меня туда приглашали на тусовку по окончание фильма, а я даже не обещала подумать.
  - Анюта, она такая прелесть, ну, вылитая Шехерезада!
  - Кто же это, - никак не вспомнила я, - кто-то очень и очень знакомый...
  - Она, эта наследница миллионов, что - бордель содержит, раз такого опыта набралась? - уела я, разозлившись на неизвестного позвоночника Каминской. Сон уже улетучился.
  - Ну, нет, нет! Я не об этом, - сдал голос назад, - много знает, хорошо выглядит и всё такое. Ей сегодня двадцать лет. Вот Рашид и угождает ей, - как бы дистанцировался от него голос.
  - В двадцать лет на Востоке девушка уже перестарок, - припомнила я что-то из О.Хайама.
  - Типун тебе, говорю же - конфетка и хочет видеть тебя.
  - А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! - почти по-Гоголю воскликнула я, этот голос считал меня Каминской и даже не переспросил, кто я. - Хо-ро-шо! - так я подумала и сказала. Голос заткнулся и только через несколько секунд спросил:
  - Ань, ты в порядке? - он видно решил, что я под кайфом или лежу с кем-то в постели и разыгрываю его со своим партнёром.
  - А ты?
  - Я-то да! Слушай, Ань, а если мы с ней к тебе подъедем? Мы ненадолго, именины у девочки всё же!
  - Вместе с Рашидом? - решила я немножко поерничать, чтобы расплатиться за улетевший сон.
  - Ну дену его куда-нибудь, ты только скажи - да! Ну очень хорошая девочка! - прошелестел он и теперь я узнала его, это Башвин, партнёр Каминской по некоторым фильмам, именно о нём мне недавно говорил Абашин.
  - И ты не боишься его мести?
  - Да у него, знаешь, таких сколько? - испугался Башвин и я это легко отметила.
  - Мы с ней будем общаться, а тебя чем занять? - рассуждала я вслух и ловила его дыхание, чтобы сориентироваться. - Вот что - возьмёшь тряпку и вымоешь машину, а мы потом проверим, на что способен мужчина кроме постели!
  - Хорошо, - он готов на всё, лишь бы заручиться моим согласием, - я вас сведу, она особая, с изюминкой, - уже раскладывал пасьянс из двоих женщин сексимвол России. - Я буду на постели, а она на полу пускай полежит - она же молодая и всё примет, как данность.
  - А без тебя она язык проглотит?
  - Да нет, я не про то...
  - Вот что, символ бабской тоски, ты её пригласишь к телефону, я побеседую и решу, как быть дальше.
  Вскоре я слушала чистый и приятный женский голос, девочка была явно с умом и деньги родни с этим никак не коррелировали. Вскоре они были у моей двери, я взглянула на гостей в глазок: юная леди была явной полукровкой, яркой и красивой. Башвин в нашей компании явно не смотрелся.
  - Вот ты какая, - сказала я, разглядывая гостью и она зарделась от внимания и смущения. Башвина она уже не видела в упор.
  - Что ж, дорогой, спасибо за хлопоты, мы с юной наследницей кое-что обсудим наедине. Мужчина нам только помешает, правда, юная Шехерезада?
   И она без колебаний сделала Башвину ручкой. А я заполучила источник сведений о том месте, где водятся несметные денежки, которым никак не перекрыть здорового интереса ко всему запретному. Шехерезаду звали Файруза, для меня это звучало: Роза. Она закончила третий курс инъяза у себя в Уфе и родня советовала продолжить учёбу в Англии.
  - И что же тебя смущает? - спросила я.
  - Думаю, есть ли в этом смысл?
  - Смысла никакого, зато европейский диплом, - согласилась я, тем самым приглашая к откровенности.- Но это, если ты там и останешься.
  - Выйдя там замуж?
  - И это тоже.
  - Вы знаете, мне бы хотелось что-то создать. Своё - вот его не было, а я придумала и сотворила. В замужестве этого не достичь.
  - Правда? - как бы засомневалась я, подталкивая девушку дальше по тропе откровений. И она ответила доверием:
  - Абсолютно! - заявила Роза и мне стало интересно, что у неё за душой и какими думами обеспокоен ум.
  - Тебя не будут искать?
  - Ведь все знают, что я у вас!
  - А если я утащу тебя куда-то и там вместе с приятелями сделаю тебя сорок раз? - совершенно не улыбаясь, спросила я. Глаза юной красавицы чуть дрогнули, добрая улыбка улетучилась и возникло напряжение.
  - Если это шутка, то, простите, Анна Николаевна, очень неудачная!
  - Ты приехала ко мне с мужиком, который не пропустил ни единой женской промежности. О его таблице рейтингов знают все и в Интернете его сайт хорошо посещаемый. Если ты мне скажешь, что с ним едва знакома и он привёз тебя в угоду твоему капризу в день рождения, я сейчас же вызову такси. Нам не о чем говорить в таком случае!
  Девочка вся подобралась - так с ней не говорили и мой тон был явно не праздничным. Но ей двадцать и именно сегодня. А я Каминская.
  - Не он первый, не он последний, - сказала она и поднялась ещё на ступеньку в собственной шкале зрелости и выживаемости. И мы стали беседовать о ней. Её интересах, увлечениях, быте, приятелях и родне. Она к моему ночному аперитиву добавила бутылку ликёра и мы его одолели с тоником и откровенной беседой. Я узнала много полезного и интересного и уже не жалела о ночи без сна.
  - Останешься? - спросила я чуть позже.
  - Можно? - она видела во мне что-то, чему нет ни названия, ни цены. Уважение к этому у неё было, похоже, врождённым, в двадцать лет девушки такого воспитания ещё далеки от понимания многого в устройстве женской сути.
  - Я тебя сначала опою собой, потом чем-то, приедут приятели и мы всё это будем изучать на практике, - я теперь говорила с улыбкой, у которой была зловещая кривизна, это у меня получалось легко и непринуждённо, я будто играла этюд, во второй раз упоминая тему насилия над ней.
  - Теперь уже всё равно, - ответила она и я улыбнулась уже иначе, одна доброта. Она рассказала о себе достаточно и очень доверительно, я решила ответить тем же и достала альбомы Каминской, мы стали их листать. И повод и обстоятельства для этого были удачны - я могла ошибиться, но меня не поймают за руку.
  - А это кто? - спросила она про фото на стене.
  - Мой любимый режиссёр, Женя Абашин.
  - Он немножко похож на одного моего дядю.
  - У Жени есть что-то из восточной крови, - мне нравился этот портрет больше всего в доме, я так с ним сжилась, что иногда чувствовала на своём плече руку Абашина - он душка!
  - А вы с ним были близки? - решилась она, наконец-то, на смелый вопрос.
  - Догадайся! - сказала я и гостья задумалась, выглядела она так привлекательно, что я сняла её выразительную фигуру и личико "кодаком". Роза даже не шевельнулась.
  - Были, по-моему, были!
  - Почему ты так решила?
  - Знаете, у вас у обоих такие лица, будто вы посвящены и разделяете что-то важное и значимое и секс при этом как бы вещь необходимая, без него это не постигается. И это написано на нём, он держится так, что всем понятно - вы его женщина. А у вас же на лице маска.
  - А сейчас?
  - Вы открыты, хоть и самую чуточку, мне, глупой, туда не попасть и не оценить, но вы всё равно щедры. А дама на фото скрывается за маской, - её видение вызывало уважение и я вернулась к самой интересной теме женщины - изучению её достоинств.
  - Как ты себе представляешь то, что хотела бы сотворить сама?
  - Ещё это во мне не совсем ясно, но, думаю, в общих чертах уже сформировалось, - осторожничала она.
  Запиликал телефон. Если Башвин, я его прибью!
  - Я извиняюсь, Анна Николаевна, это Рашид, приятель Башвина. Он взял у меня девушку, сказал, что знаком с вами и якобы договорился о встрече. У Файрузы сегодня день рождения, и вот ни Файрузы, ни Башвина - я уже беспокоюсь о ней.
  - Этому приятелю с отменной репутацией вы доверяете девушку и после этого пытаетесь уверить меня в том, что только беспокоитесь? - спросила я, поглядывая на Розу, она к телефону не рвалась и просто слушала.
  - Мне нечего сказать, вы правы, но беспокойство - это самое мягкое, что я испытываю! - тон собеседника был самым висельным, я его успокоила.
  - Она осталась у меня, Башвина мы с собой не взяли. Что-то ещё?
  Он замялся, не зная, как бы ему услышать её голос и успокоиться окончательно.
  - Роза, подай голос! - велела я своей гостье, решившей поиграть в значительность и недомолвки, и она ответила:
  - Рашид, я здесь, мы говорим, не беспокойся, домой я попаду сама. Всё! - И мы продолжили.
  - Так вот, о моём проекте. Я изредка бываю у своей родни по линии папы в нашей глубинке и понимаю, чем отличаются предки мамы от предков отца. Мне бы хотелось, чтобы то средневековье, где они живут сейчас, как-то рассеялось или расступилось. Я ясно выражаюсь?
  Она была более чем откровенна и смела, я догадывалась, что бы с ней сделали, заяви она подобное публично. Я кивнула утвердительно и она продолжила.
  - Все эти обычаи и ритуалы, они будто из этнографического музея. Но если для православных всё это лишь формальность, вроде вежливости к традициям предков, то у правоверных иначе - ты обязан носить это!
  - Ты хочешь маленькой революции, хотя бы у себя в роду?
  - Не только, у других, я думаю, тоже. Мне хочется собрать внимание тех, кто думает, как и я, и с ними вместе что-то предпринять.
  - Ты уже знаешь, что им сказать?
  - А про некоторые вещи, даже - как! - её уверенность меня умиляла, в эти годы всегда так. Это потом пойдут дети и всё улетит и испарится.
  - Вот вы улыбаетесь, но ничего фантастического в этом нет, дороговато, но решаемо.
  - Дороговато? - назвала я конкретную вещь и она мне доходчиво изложила свою программу: хорошая девочка, хорошая идея по подъёму национального самосознания.
  - Ты знаешь, что скорость эскадры равна скорости самого тихоходного баркаса, на котором везут метёлки для капиталистических субботников и запчасти к парадному катеру адмирала? Вот пока самый дальний улус из дыры, где народ вздрагивает от намерений собственного князька, не сдёрнет с него штаны штаны, чтобы всыпать за всё былое, ничего не изменится. А случится это, когда они свои денежки заработают сами, а не получат, как милостыню от этого князька. Тогда они сами потянутся к светской культуре и приобщатся к мировой. После того только, сравнив их, поймут, что никакой чисто национальной культуры нет и в помине. Все эти сарафаны и тюбетейки - лишь способ властвовать разделёнными.
  Я немножко себя сдерживала, поскольку Каминская была актрисой и в экономике с политикой была слабовата. Мне же пришлось постигнуть эти премудрости в полной мере.
  - Вы думаете, не получится? - с нескрываемой горечью спросила Роза.
  - У тебя - нет! - не стала я миндальничать с ней, да и Каминская вряд ли бы поступила иначе. Настроение у девушки стало похуже, хотя она и старалась этого не показать.
  - Ты пишешь стихи? - спросила я через некоторое время, когда она перестала меня стесняться и она кивнула. - Почитай что-нибудь из своего! И она выдала кое-что, - ничего, свежо, угласто и искренне.
  - Ты азартна, Роза?
  - Скорее да, чем нет.
  - Давай сделаем так: я тебе что-то почитаю, ты послушаешь и вникнешь во всё наше, ну, в то, о чём мы с тобой говорили, свяжешь с услышанным и напишешь об этом. Прозой, стихом, но об этом. Если мне это понравится, то загадывай желание и я его исполню. Если же я решу, что опус не годится, то уж тиранить буду я. Согласна на такой вариант?
  - Хорошо, - ответила она, подумав хорошенечко, всё взвесив и проявив нешуточный характер.
  Я прочитала кое-что из Китса, Шекспира и Ахматовой, после этого наступили её полчаса. Она что-то писала, подправляла и в конце концов призналась:
  - Сдаюсь, ничего путного не получилось.
  - Хорошо, - приняла я её капитуляцию, однако от идеи не отказалась, - но о том, что в тебе вызывают Китс и другие поэты, ты можешь что-то сказать? Любые образы, ассоциации, мысли - ну хоть что-то у тебя возникло? Что?
  И опять она решила, что лицо сохранить проще, чем рисковать им, высказываясь о предмете запредельном. Уровень Каминской над ней довлел и соперничать с ней на этом языке она не решилась. Но юность в ней ещё не перегорела наверняка и я пошла дальше и предложила вместо слов движение. Подобрали музыку, сделали свет и она под "Половецкие пляски" выдала очень оригинальную сюиту. Её тело оказалось пластичным, а симпатичная мордашка выразительной. Моё удовольствие от своего движения и пластики она увидела сразу и отошла от ступора после отказов на слове.
  - Хочешь ещё? - подтолкнула я и она сделала ещё пару вещей, уже совсем свободно и раскрепощенно, чуя возрастающие на глазах силу и уверенность. Я вспомнила нашу с Ниной поездку в ночной клуб в Твери и сказала:
  - А если мы с тобой поедем куда-нибудь и там поиграем и потанцуем?
  - Мы с вами? - широко раскрыла глаза Роза, моё предложение в её сознании никак не помещалось.
  - Да, потанцевать и развлечься.
  - Конечно, хочу, ещё бы, с вами это вообще кайф будет! Да и именины ещё не закончились.
  - Вот и думай, где это сделать лучше.
  - Просто танцы-прижиманцы нас не устроят?
  - Ну, разумеется, ты же меняешь свой последний школярский десяток, такое потом не представится.
  Она задумалась и стала перебирать московские развлечения, однако ничего особенного в них не нашла:
  - Всё в них не то! На что-то исключительное они не претендуют. И с надеждой взглянула на меня. У Нины в тот раз был примерно такой же взгляд, но она постарше этой девочки на целую жизнь.
  - Целую жизнь! - щёлкнуло в голове и я сообразила.
  - Мы с тобой дочь и мама, решили снять клиента или клиентов. Но, чтобы с цыганами, медведями и прочим каламбуром. Я взглянула на девушку и ни тени сомнений или боязни не заметила. Странно! Почему так? И спросила её, ответ же убил меня наповал:
  - Но я же с вами, а вас все знают и ничего не случится! - она решила за меня спрятаться. Ну, что ж, детка, давай! Я села за столик и сделала лицо мамы, желающей развлечений, Каминская на нём даже не угадывалась. Роза этот нюанс как-то упустила. Потом то же сделали с ней и выехали на ночную охоту. Одно из таких мест находилось у метро недалеко от моего дома. Мы стояли у перил и пытались прикурить, а ветер гасил наши спички и мы по очереди выражали своё недовольство. Машина стояла чуть поодаль и сразу не скажешь: наша она или нет. Шестерых кандидатов мы отвергли сразу, седьмым был солидный дяденька в смокинге за рулём роскошного "БМВ".
  - Дяденька, - спросила вошедшая в роль юной стервы Роза, - а вам врач такое на ночь не запрещает?
  - Думаешь, раз центнер в штанах, так и негоден? - гордость и достоинство в нём требовали сатисфакции и я подключилась к игре своей "дочери":
  - Думаю, у дочери голова варит правильно, - и я с сомнением покачала головой, подталкивая его увязнуть поглубже.
  - Да, маман, на нас двоих его явно не хватит, - добавила Роза и он раскололся, увидев под хламидой одежды желанную добычу.
  - Вот с твоей маман я и начну, а потом и тебе, крошка, перепадёт кое-что, не сомневайся!
  - А денежки у вас с собой? Если их надо взять в шкафу, то можете нас не задерживать! - спросила Роза, как заправская профи.
  - Есть, дочка, есть! - он достал пухлый бумажник, с одной стороны были доллары, с другой тысячные российские купюры.
  - Значит так, - взяла его Роза под уздцы, почуяв свою силу и мужскую сговорчивость, умноженную на спортивный интерес, - половину сразу, как договоримся. Если увидим, что на наши задницы появился ещё один клиент, то мы сразу же уходим и аванс за нами, чтобы не фокусничал, дядя! Хорошо? - он с удовольствием кивнул, разглядывая на ней узорчатые колготки, чуть спрятавшие свои тёмные каёмочки под укороченной юбкой. Потом она же всё решила с ценой и далее дядя переключился на меня, чтобы обсудить остальное меню. Он ещё не понял, куда попал и я сказала:
  - Две такие дамы с дедушкой и в таком месте: вы не боитесь? - он уже понял, что дамы настоящие, умеют и знают всё, с такими оттянуться интересно. Остальное значения не имело.
  - Нет, а чего мне бояться, в приличных ресторанах не грабят и на стоянках рядом с ними тоже порядок.
  Мы взяли с него тысячу долларов, Роза села к нему, а я поехала следом. Мы подъехали к месту, где ночной притон я ни за что бы не угадала. Наверху висела потухшая вывеска "Химчистка", ниже была едва заметная: "Ночной бар" и всё. Ни швейцара, ни привычной толпы курящих мужчин и женщин, ни тусовки из шестёрок не видно. Антон, так звали нашего клиента, дёрнул ручку, дверь и открылась. Потом, пропустив нас, он особым образом закрыл её и мы оказались на широкой лестнице. Звуки вертепа мы услышали уже где-то в самом низу. Зал оказался на удивление огромным и народу там для третьего часу ночи маялось многовато. Публика была разная, но ни одной цивилизованной или интеллигентской физиономии я не увидела. И преобладала заурядная кричащая серость. Мы играли вполне обеспеченных дам, ради скуки зарабатывающих на шпильки и булавки. То есть, изредка и на точную сумму. Я понимала, что сыграть дуэт с непрофессионалкой можно только хорошенечко её подпоив. Антону моя идея понравилась и он пошёл куда-то в глубину помещения, чтобы договориться об эксклюзивном меню по горячительному. Там у него числился кто-то в приятелях. Пока он ходил, я оглядела чуть взволнованную Розу внимательно, увидела капельку выступившего пота на подмышке блузки и спросила:
  - Ты подумала обо всём, ещё не поздно исчезнуть?
  - Нет, играем, как договорились, ничего подобного я и не предполагала, я боюсь, но не уйду ни за что! - Вы меня после этого и уважать не будете, сама напросилась и вдруг в кусты! Я остаюсь с вами. Да и выглядит Антон вполне прилично, я ему уже чуточку доверяю.
  - А если нас перекупят?
  - Как это? - удивилась она.
  - Кому-то очень понравится твоя задница и он, ради удовольствия оставить на ней синяки, заплатит дедушке в трое. Тогда нас ждут великие испытания. Нескольких одновременно ты не ублажала? - девушка задумалась, такое ей в голову не приходило.
  - Будь, что будет! - ответила она, заметно отрезвев. Вскоре подошёл Антон и началось кино. Мы шумно целовали своего благодетеля, пахнувшего настоящим мужским парфюмом, пели ему дифирамбы, тащили танцевать и там выделывали такое, что остальная публика пятачок стала покидать или забиваться от нас подальше в уголки и закутки. Мы для Антона разыграли всё по-настоящему и веселились на всю удачу, не поддаться нашему азарту он просто не мог, да и хотел он именно этого - адреналина от хорошеньких и свеженьких женщин без привкуса и запаха других мужчин. То есть в эту ночь у нас других клиентов не будет, да и он сам у нас был первым.
  Цыгане оказались фальшивыми и я ему тут же сказала, а Роза даже возмутилась, почему за ненастоящее берут, будто оно с сертификатом соответствия. Антон ещё не решил, что лучше: скандал за половину цены или весь список услуг вместе с адреналином от перебравших девочек, поэтому махнул рукой на дрессированного медведя и цыган из Палестины и мы куролесили во всю, мне эта роль пришлась по душе и я оттягивалась, не стесняясь обстоятельств, Роза следовала за мной, не размышляя. Драки из-за наших прелестей начинались трижды, я видела, как у Розы прямо-таки раздуваются ноздри от скрытого удовольствия, восточные гены в ней были достаточно сильны и славянского куража не опасались, а лишь дополняли или катались на его трудах. О своих высокоинтеллектуальных порывах девочка на время забыла, нырнув в откровенную чувственность.
  Администрация на наш столик поглядывала с опаской, ребята из охраны, которые растаскивали претендентов на наши аппетитные тела, смотрели на нас со злобой. Розу это заводило ещё больше. Она уже хорошо выпила и я не всегда улавливала, когда её выходки - действительно пьянь, а когда игра под неё. У неё уже всё было на полную катушку. И я решила проверить. Когда она в очередной раз допытывалась у Антона, как он сладит с двумя молодыми дамами, он ответил:
  - А вот так! - и стал мастурбировать у неё на глазах. То, что получилось, её поразило.
  - Дяденька Антон, а это настоящее? - и заглянула под стол в поисках надувного устройства. Я увидела б...скую дрожь в глазах молодой подруги, увидел её и Антон и молча спросил моего позволения, я оставила их наедине и пересела к соседям. Там были два мужчины с одной женщиной. Ни мужья, ни любовники, догадалась я, попросив извинения:
  - Они там секретничают, неудобно как-то, - объяснила я, мужчины вошли в моё положение и забыли про свою спутницу. Наше удальство они видели с самого начала и уже прикидывали, что можно урвать с такого семейного дерева. Всё это представлялось им приятным удовольствием и без последствий, но очень и очень дорого. Таких, что выглядели как и мы, вокруг было совсем немного.
  - Неужели это ваша дочь? - заявил нечто вроде комплимента мужчина в модных очках и явно приезжий.
  - А что, непохоже? - улыбнулась я с видом наглой дамы, которой всё даётся легко и просто, я легко ею отпугивала нежеланных претендентов на моё внимание и фирменные телеса дочери.
  - Она немножко азиатка, - пояснил он свои сомнения.
  - Муж оттуда, вот она в него и меня вся сразу и вышла, - пояснила я проблему, вполне в рамках изображённого уровня уже выпитого.
  - И что же в ней вашего? - решил уточнить другой, с рыжим ёжиком и чистым московским выговором интеллигента в первом колене.
  - А это?! - указала я себе вниз, подталкивая их мысли в нужном направлении. И они поехали, не чинясь и особо не мудрствуя. Вскоре я знала, что их женщина дальняя родственница рыжего - Сергея, зовут её Лада, а мужчина в очках его приятель Борис, здесь он в командировке. Цыган и медведей им рекомендовал кто-то из знакомых и они повели приезжего, самим в такие места не выбраться никогда. Обручальное кольцо Лады переместилось на другую руку и я поняла, что эта замужняя дама готова на всё. Между тем Роза и Антон, кивнув мне, куда-то удалились и я продолжила беседу со своими новыми знакомыми, будто ничего и не произошло и влезала в их души, докапываясь до сути. Алкоголь на меня не действовал в принципе, поскольку у Каминской было надёжное средство и оно её неоднократно спасало. Но хорошо навеселе и чуть подрумяненная с блестящими глазами я всё же была и внешне всё выглядело окэй.
  Я видела, что Лада не прочь остаться наедине с Сергеем и попытать с ним удачу и решила ей помочь. Боря пригласил меня потанцевать и я отметила, что Сергею это не понравилось. Очень, хотя раздражения он не выдал, просто тоску гнал: Лада его не устраивала изначально. Хотя оба мужчины видели, что мы с Розой стоим дорого, они на что-то надеялись. Я Боре так и сказала.
  - А если только до утра, то сколько?
  - У вас нет такой суммы, - улыбнулась я, хорошо и с чувством, это ему доставалось бесплатно.
  - Правда? - пытался он всё это перевести на бартерную сделку, где часть удовольствий обеспечивает мужчина. Я сыграла короткий этюд, разглядывая его одежду и обувь, как бы оценивая кредитоспособность и он расстроился. Появились Антон с Розой, она висела на нём, как игрушка на ёлке: блестела и переливалась. Я вернулась за стол и мы продолжили веселье, Роза на полном серьёзе раскачивала этого мужчину, который был ещё и умён. Но главное, как я поняла, было в её навязчивой идее опробовать его удивительное средство на себе. В ходе очередной нашей выходки, как обычно с накатом и удалью, Антон шепнул мне, пряча одышку и надвигающуюся бледность, признак слабого сердца:
  - Или ты или она, двоих я сегодня не осилю! Я взглянула на Розу и сравнила её с той, что была недавно у меня дома - общего просто не оказалось, подменили? Она называла его папиком и строжилась на меня:
  - У-у-у, какая сердитая маман!
  Сложив всё, я пришла к выводу, что девочка пьяна, мысль - нужно ли её вызволять, у меня даже не возникла, это её собственные именины. Я взглянула на Сергея и он тут же извлёк меня из общества именинницы.
  - Лада хочет тебя или мне показалось? - спросила я Сергея, прямо и без обиняков.
  - Сразу видно - профи! - горечи он даже не скрывал. А так бы хотелось, чтоб сразу я и оказалась на его коленях. Меня даже смех разобрал и я, чтобы его перебить, закашлялась. И он как-то очень ладненько похлопал меня по спине, всё тут же и прошло. Это у меня. А у него всё вздыбилось и он опешил от неожиданности. Я его деликатно прикрыла собой и стала говорить глупости, чтобы прошло. Увы! У Лады при виде возбуждённого Сергея оптимизма не прибавилось. Я взяла свою косметичку и, подмигнув Ладе, слегка её расшевелила, она во мне соперницы не видела и это было хорошо. Решение выручить даму из кабалы стереотипов возникло само собой. Я подхватила её за руку, она оказалась лёгкой на подъём и отзывчивой на движения, партнёрша из неё вышла бы отличная. В дамской комнате размером в полстадиона было чисто, свежо и многолюдно. Женщины среди находившихся здесь преобладали. Мы с ней устроились в уголочке и я задала вопрос, разглядывая в косметичке палитру тонов, как у картин Рериха и прикидывая, что из этого так преобразит Ладу, чтобы вектор событий переменил направление.
  - Он тебе зачем?
  - Зачем мужчина женщине, вот затем и он мне!
  - Вон их сколько, ты вроде нормальная женщина, зачем тебе родня, для коллекции?
  - Маша, - так я им представилась, - если я его разок умыкну у Оксанки, он сразу же поймёт, что женился на ней из вредности, только не хочет в этом признаться. И потом он муж моей двоюродной сестры - разве это родня?
  - Лада, а ты ничего не перепутала? - спросила я, приняв к сведению справку о родстве.
  - Как это? - удивлённо подняла она глаза.
  - Это ты сохнешь по нему, а не он! Это тебе его надо сманивать, а не отпугивать от себя. Ты же с такой унылой фоткой всё делаешь наоборот. Ну, кто, скажи, будет ухлёстывать за такой постной миной на лице? Улыбнись! - она скорчила рожу. - Ещё! - теперь стало чуть получше, но только для приматов в зоопарке. Рассмотрев её лицо как следует, я сделала на ней курсовую работу гримёра к фильму "Цезарь и Клеопатра". Пока я художничала, к нам подходили, качали головами, цокали языком и уважительно косились на косметичку, в продаже такие не бывают. Мужчины же в основном разглядывали филейные части и назначали цену, не дожидаясь завершения художественного опуса. Один из них с характерным акцентом всех перебил и за нас двоих пообещал отдать собственный "мерс". Я повернулась в глубину комнаты и поискала глазами охрану, двое ребят в форме оказались рядом с нами и обладатель "мерса" исчез. Ребята с уважением проследили за процессом и к нам больше никто не приближался. Когда я разрешила ей взглянуть на себя в зеркало, Лада себе не поверила:
  - Это я? - челюсть у дамы отвисла и мне пришлось срочно приложить руку к её заду, прижав средний палец к расщелине.
  - Ты что?- вздрогнула она.
  - Да вот, подумала, что ты кипяточком изошла! - и она несколько секунд соображала, а я так и не отнимала руку оттуда: всё на месте, всё подключено, жмёшь на кнопку - не работает! Заработало с третьего раза - въехав в мою подначку, она расслабилась и весело рассмеялась. Умело и экономно - ни одна линия на её новом лице своего положения не изменила. Теперь мы стали закадычными подругами, только не виделись сто лет. Она мне объяснила историю своей тяги к Сергею, а так же роли жены Сергея во всём этом и я согласилась, что цель у Лады благородная.
  - А кольцо почему на другую руку надела, он же про тебя всё знает?
  - Я подумала, что кого-нибудь тут закадрю, а Сергей изойдёт ревностью или завистью и будет думать, что я обычная подстилка и льстить себе, что не поддался мне. Хоть это, раз не получилось главное.
  - Ты хотела ему досадить таким детским фокусом, да ещё колечком в придачу?
  - А что?
  - Ты с ним это уже делала?
  - Да, - чуть помедлив призналась она.
  - И как? - она потупилась.
  - А ещё соблазнять кого-то собралась, дура деревенская! - подумала я про неё.
  - Он хороший, очень хороший, моему мужу до него... - наконец выдавила она из себя признание. В наш театр она явно не ходит, наверное, сериалов насмотрелась - там её мир.
  - А поговорить? - процитировала я фразу из анекдота.
  - Есть о чём, - улыбнулась она и смелее и гораздо доверчивее, - мы раньше работали на фабрике вместе, пока она не закрылась. Я была мастером в его смену, вот тогда-то и влюбилась. Настоящий мужчина, без жлобства и злобы, хоть и строгий, но справедливый, в его смену все просились.
  Мы с ней обсудили тактику, я убедила её в собственной значимости, отгоняя любителей сладкого, а потом отправились в зал и вдруг меня осенило.
  - Пошли назад, забыла кое-что!
  В кабинке я стащила с неё трусики и бюстгалтер, попросила подвигаться и прочувствовать себя. Лада уже вошла в образ нарисованной на её лице дамы и могла адекватно реагировать на впечатление, которое производила на окружающих. Для женщины, не избалованной людским и мужским вниманием, это не так просто. Мы с ней привыкали к её лицу довольно долго, оно предполагало и другой шаг. Иначе лицо смотрелось бы не лучше карнавальной маски.
  - Ну как? - спросила я её чуть позже.
  - Нормально, только чуточку дух захватывает, - призналась она и я продолжила инструктаж и разминку. Вскоре её дух стало захватывать на все сто и в таком взвешенном состоянии мы вышли в зал. Все свободные мужики сделали стойку и проводили нас взглядом, достойным маршала на военном параде. Несвободные тоже провожали, только не так явно. Моя Роза с Антоном уже исчезла, а наши Сергей и Борис не верили своим глазам. Я же в очередной раз убедилась в примитивности мужских оценок. Дальше всё было легко и просто. Такое сто раз описано, тысячу раз показано в кино и мильон раз обсуждено на кухне. Я попала в партнёрши Сергею и стала морочить ему голову всякой ерундой, Лада же в это время набирала очки с Борисом и тот, зная, что сегодня она незамужем, погнал своих возбуждённых коней купаться. Вернувшись, они оба выглядели взбудораженными. И выглядело это ну в самой крайней степени дозволенного Борис уже знал, что внизу и вверху у неё ничего нет и это подвигало мужчину на многое. Следующий блюз Боря использовал для окончательного решения, разведка доложила, что его там ждут. Он уже приготовился на следующем блюзе всё и решить и окончательно поставить точки, как Сергей сделал то, чего мы от него и добивались - пригласил Ладу. И погиб. В ней умерла выдающаяся актриса одной роли на один этюд, но ей этого хватило. Когда они вернулись, Боря понял, что в нынешнюю командировку придётся заниматься только служебными делами. Он в отчаянии посмотрел на меня и утух - таких денег ему не заработать никогда. Мне тут было уже нечего делать и я стала собираться, Лада вышла следом за мной.
  - Он прежний, Маша, прежний! Как тогда на фабрике.
  - Ты хочешь за него замуж?
  - Теперь я его не выпущу! - с воодушевлением сказала Лада.
  - Ты хоть поняла, что и за чем мы делали и от чего это получилось?
  - Поняла, Маша, поняла! Спасибо. Никогда не думала, что профи такие отзывчивые. Как только у нас всё сладится, приглашу на вечеринку. Хочешь? - я кивнула и продиктовала телефон мосфильмовской проходной.
  Дома я провела анализ своей вылазки в люди и пришла к выводу, что менять одёжки, привычки, говор и внутреннюю суть мне нравится и в охотку получается это очень легко. Я ни разу себя не выдала и шлюху во мне распознают так же быстро, как и мать Терезу. Когда я завтракала, позвонил Башвин:
  - Анюта, потерялась Файруза, она же была с тобой, дома её так и нет.
  - Празднует, наверное, у неё именины, ночь только закончилась, видно отсыпается где-то и с кем-то, - ответила я, выделив кое-что интонационно, он аж закашлялся. И я опустила трубку - у каждого свои проблемы.
  
  Обычно Сугдин вёл себя и дипломатично и деликатно, никому не навязывая волю, а собирая актёрские представления и компонуя из них нечто такое, что, во-первых, соответствовало бы его собственному видению пьесы, а во-вторых, создавало бы особый дух для амбиций актёров. Он считал, что без амбиций нет и актёра. Но в это раз без резкости не обошлось. Началось с того, что Никита Ж., игравший Венедетто, сильно расстроил Татьяну. На её взгляд, он следовал поверхностному, что в переводе с языка деликатных людей значит - неграмотному, прочтению своей роли. Тот вариант отношений с юной фавориткой главы католической церкви, который он хотел играть, был совершенно из другой оперы.
  - Вы всё на свете перепутали! Это же - миледи, сэр! И автор пьесы Дюма, а называется она "Три мушкетёра", а не "Джулия Форнезе". Поэтому нечего мне заглядывать в корсаж и держать на лице плотницкую ухмылку. Ни запустить туда ваши немытые лапы, ни выкупаться в них бесстыжими глазами не удастся! - Татьяна говорила не только с напором, но ещё и в тональности своей героини, заметила я и мысленно ею восхитилась - очень выдержанно и с достоинством, как и подобает наследной герцогине с хорошим воспитанием.
  - Синьорина, - отозвался бесшабашный Никита Ж., - а что вас собственно сюда привело? В этот вертеп красивых женщин все типов и статей, готовых демонстрировать их мне совершенно искренне и безвозмездно. Если кому-то из них и удастся опередить остальных и соблазнить меня, то её удача - повод для досады и ревности неудачниц. Вы из какой категории, извините за любопытство?
  - Эти дамы, сэр, интересуют вас, вот вы с ними и разбирайтесь! Меня же сюда привело любопытство. Женское любопытство: ну почему же они так рвутся подставить себя под ваши немытые руки и грязное потное тело, им что, чистоты уже недостаточно? Ну и ещё мне хотелось сравнить оригинал и его отражение в ваших глазах, а затем на полотнах. Кто ярче и талантливее: вы или создатель?
  - И это всё? - удивился Сугдин. - Вы, синьорина, так пристрастились к его мастерской, что мне трудно поверить в это. Если это вертеп и он банален, то что вы в нём так пристально изучаете? Думается мне, что не позы и ужимки податливых гостий нашего маэстро. Ведь так?
  - И ко всему, синьорина, вы так любезны с ним и совсем не цените его супругу, несравненную синьору Лавинию. Как бы это подходило ревнивой даме, желающей отведать чужой пирог! - улыбнулся Дмитрий, подмигивая Татьяне. Она в ответ улыбнулась не менее любезно и искренне.
  - Вот-вот, иногда, синьорина, мне становится обидно за свою жену Лавинию, всё мне и мне, со мной да со мной! - не уловив иронии Димы, добавил Никита Ж., не желавший никаких компормиссов.
  - То есть, - обратилась Татьяна к Сугдину, - я обычная карьерная интриганка и стерва, которую моя знаменитая родня приставила к церковному боссу, чтобы соблюдать интересы и наблюдать за движением постов, титулов и финансов? И ничего более!?
  - В общем, да, - согласился он. И я не увидела в этом ни игры, ни картинности, которая как-то извинила бы его обвинения в адрес Татьяны. На её же взгляд, Джулия была вариантом просвещённой и цивилизованной фаворитки. Она была близка со своим боссом очень долго, до самой его смерти и многие современники считали именно её самобытность и женственность тем самым живительным эликсиром, продлившим его жизнь и определившим взвешенное и продуктивное правление на папском троне.
  - Почему Сугдин взял сторону мужчин? - подумала я, а в это время Татьяна сделала шаг с сторону и избавилась от обязывающего ко многому формата образа своей героини.
  - И в какой базе данных вы это откопали? Подобную чушь в духе пещерного мужского шовинизма нынешние дамы-борцы за равенство полов взяли бы в оборот с удовольствием и вымазали бы вам кое-что публично и с превеликим удовольствием. Да так, что ваше мужское начало боялось бы высунуться, чтобы не получить по фейсу чем-то более существенным.
  - Почему назвать даму-карьеристку именно так - это мужской шовинизм, а мужчину в цвете лет рутинным трахальщиком - самый светский тон? - спросил Сугдин и некоторые мужчины тут же с довольным видом осклабились.
  - Вы все тут шутите, а я, глупая дама с претензиями, никак не соображу, что высказанное вами- это суть завуалированные комплименты. Ну где же мне!
  - Что-то ты, Татьяна, взяла слишком высокий тон,- заметил Никита Ж., так он говорил и со мной, когда считал за излишнее церемониться с дамой.
  - Я не пойму, вы что, стыдитесь этой трактовки? Вам не хочется быть карьерной авантюристкой? - удивился Сугдин. - С каких это пор актёр стыдится отрицательных черт или откровенно чёрных красок для своего персонажа? - это был удар запрещённый и Татьяна, ни слова не отвечая, ушла. Ключевая сцена первого акта повисла, без Татьяны она - ничто. Я не владела в полной мере материалом своей, а уж Татьяниной роли тем более, поэтому по существу спора сказать нечего. Однако у меня был другой мотив: Каминская с Татьяной дружила и всегда прикрывала. Моё невмешательство на виду у всех могли понять совершенно превратно - охлаждение, отторжение и прочее. С особым нетерпением подобного ждали наши "доброжелатели". И я пошла по обычной "человеческой" теме.
  - То, в чём вы её обвинили, недостойно ни мужчины, ни цивилизованного человека, - обратилась я напрямую к Сугдину, не скрывая чувств, это для слабачков вроде него наиболее весомый аргумент, - поэтому, не медля, извинитесь пред ней! Не думала, что ваша трусость перерастёт в мерзость!
  И энергетика и жёсткость моих чуть прищуренных глаз должны хорошо запомниться Сугдину, даже, если бы он и проигнорировал моё требование. Но он был трус и такое ему не одолеть! Сугдин немного помедлил, поднялся, явно собираясь идти и каяться.
  - Какие мы, однако, впечатлительные! - вставился с ернической интонацией Никита Ж. и чуть заметно покачал бёдрами, будто в игре с юной наложницей. Ответ на хамство есть только один и я ему влепила оплеуху. Таким резким и неожиданно хлёстким ударом, будто выбивала мяч на опережение соперника. Он пошатнулся от неожиданности и притух, увидев взгляд Димы. Сугдин опять засомневался: то ли и так ли он сделал? Ясно, что Татьяне фальшивые извинения расцарапают душу ещё больше. И я ушла следом за ней.
  Она сидела у себя и плакала. Я подсела к ней и она, обняв меня за плечи, стала орошать слезами. Приоткрылась дверь и появилась фигура Сугдина, жалкая и покаянная. Татьяна была права в принципе, однако многие из возрастных актёров не хотели признавать приоритеты молодой резко взлетевшей актрисы и он присоединился к ветеранскому лагерю, я видела выражение его глаз. Но поняла это только сейчас.
  - Признайтесь, - сказала я Сугдину, - на сцене вы сказали ей то, что думали, а сюда пришли спасать лицо? Если так, то считайте, что спасли и оплеухи вам не достанется! - отрезала я очень решительно. Каминская имела репутацию крутой дамы и приличную спортивную форму. Она, ну, разумеется, и я, могли из субтильного Сугдина сделать котлету. И он исчез.
  - Ну что им всем нужно? - завела плач Татьяна. - Что бы я ни сделала, всё в штыки! Шибко умная ты, Долева, бабе это ни к чему, улыбайся и раздвигайся, вот и все твои жесты!
  Она ещё долго плакалась и терзалась пока я не сообразила сказать:
  - Пойдём ему нос начистим, а? Чтоб не задавался! - Танечка моментально умолкла и подняла глаза, в них был и интерес и возбуждение.
  - Кому?
  - Начнём с Сугдина, он у них главный, а потом и с другими разберемся за компанию.
  - А нас не арестуют? Мы же умышленно, надо было ещё на сцене их отвалтузить, - загорелась она и припомнила реакцию Димы. Чуточку задержавшись на этом, мы перебрались к темам женским и слёз как ни бывало.
  Прошла неделя после памятного разговора, я сдала передачу на ТВ и опять позвонила домой. Каминская была одна и чувствовала себя уже заметно лучше. Мы вновь осторожно обходили острые углы, уважая право обидеться и старались этого не допускать. Я расспрашивала подробности о детях и она исчерпывающе отвечала, добавляя от себя некоторые штрихи, которые я всегда упускала, с удивлением отвечая на вопросы по вещам, на её взгляд, не важным. Она переспрашивала и ставила точки только там, где ей уже всё ясно. А я вслушивалась в её голос и пыталась уяснить, насколько она искренна, не играет ли.
  Африканские страсти на новом месте во мне бушевали периодически и они навевали не самое лучшее. Иногда мною овладевала такая неимоверная смута, что я ложилась на пол и выдерживала себя в этом состоянии, пока совсем не остывала, потом забиралась под одеяло согреться и с теплом ко мне возвращались здравый смысл и ясность сознания. Я совсем недавно излечилась от последнего такого приступа и с Каминской говорила уже вполне спокойно. О муже в этот раз я так и не смогла сказать ни слова. Зато она сообщила про звонки из моей фирмы, беспокоился сам шеф и обещал на днях навестить самого ценного работника.
  - Без тебя там всё стало серым и скучным, - с удовольствием, будто о себе, сообщила она и это, как ни странно, мне очень понравилось. Я покопалась в себе и поддержала эту тему, мне казалось, что я не была там уже целую вечность и всё это отдалилось от меня на космическую дистанцию со световыми годами измерений. И мы проговорили о ней остаток времени. Я постаралась помочь ей, она - поддержать меня. Я чувствовала, что у нас появилось что-то общее, оно нас удерживало на общей орбите. Что же это было? После разговора легче мне не стало, но напряжение заметно ослабло и я как-то смирилась со всем. Единственный вопрос - "сколько осталось?" - уже не свирбел и не царапал по сердцу.
  Я вернулась к простым заботам, они успокаивали, мой лесной цветок был одной из них, поливая и ухаживая за ним, я всегда приговаривала что-то из милых сантиментов, которые обычно шептала детям, когда нас никто не слышал и они всегда отзывались и открывались. Так вот, этот лесной гость хорошо освоился и сразу отзывался на мои действия, я видела, как он буквально через пару секунд выпрямлял обихоженные мною листики и стебли, они немножко подрагивали, как породистые лошади перед спортивными соревнованиями. Сегодня мой гость с первых секунд общения внимательно прислушивался ко мне и я чуяла это. Мне было приятно такое от него, моего гостя, и я ему улыбнулась, наперекор старому аборигену квартиры - надутому фикусу. Мы с ним здесь были примерно на одних и тех же правах, да ещё и ровесники.
  
  В ходе изучения материалов по Сотникову и другим вопросам, смутившим меня накануне, среди "мусора" в "корзине" компьютера я обнаружила "хвосты" редактирования каких-то текстовых файлов, они меня насторожили необычностью стиля. Один из них был фрагментом из справки по биологической идентификации. Две пробы, которые анализировались лабораторией где-то очень высоко в инстанциях, давали очень близкое родство, это были мужские и женские клетки.
  - Зачем ей эта муть? - задумалась я. - Наследников, что ли выискивает?
  Установить сами файлы, откуда всё это было вырвано, я не могла. Пришлось смотреть и глубже и шире. Я сочинила легенду о необходимости восстановления этих файлов и обратилась к специалистам. Ребята, которые обслуживали мой компьютер и линию Интернета, вскоре нашли эти концы и я узнала о своём двойнике кое-что новенькое. Одна из проб - её собственная, а вторая была зашифрована литерами - БВР. И ничего больше! Дата проведения анализа - минувшая зима. И объектом исследования был мужчина ненамного старше Каминской. Судя по теме исследования, поначалу о родстве у Каминской с этим БВР были только догадки. По чьей инициативе это сделано? Мне показалось, что Каминская вполне это могла сделать сама, иначе вся эта таинственность не имела смысла. Она кого-то подозревала, но признаться в этом не решилась никому. Отсюда и таинственная аббревиатура - БВР. Либо это кто-то из её родни, либо, (ну, она и даёт!), это один из знакомых.
  Что-то мне подсказывала, что дело достаточно серьёзно и отставлять его не следует, возможно, и для меня, как её временного заместителя, оно играет важную роль. Да и возраст у этих анализов совпадал с периодом нашего с Игорем интенсивного вхождения в роль Каминской. И я решила разобраться с этим основательно. После всех нервных затрат из-за бесконечного ожидания подвохов и сюрпризов меня уже не устраивало временщичество в роли Каминской - я стала осваиваться прочно и основательно. Это был самый рациональный путь и единственный мне известный.
  
  Репетиция прошла на одном дыхании, было видно, она понравилась не только мне, не скрывал удовольствия и постановщик. После инцидента с Татьяной Сугдин сильно переменился и теперь командовать собой не позволял. А Никита из любимца перекочевал в разряд невежественных середняков. Для работы так было лучше и мы с Татьяной и Димой честно отрабатывали свою долю, присматриваясь к его жестам и интонациям, в принципе они отражали суть пьесы и были вообще в духе авторского представления о мире.
  Мы уже оценили эскизы костюмов своих персонажей, мне он понравился сразу и Сугдин остановился на моём выборе повнимательнее, он долго присматривался, размышлял и попросил принести что-нибудь похожее для прикидки. Когда принесли и я тут же приставила платье к груди, репетиция остановилась, началось такое смакование цвета, рисунка, линии, сочетания со стилем спектакля и ещё многим, чему кроме как - вкусовщина, иного названия нет. Костюмерша, увлекшись цветистыми эпитетами Владимира Алексеевича и поддавшись его гипнозу в части связи времён, даже ощутила, что от платья идёт ощущение запаха. Он принял эстафету и довёл игру до абсурда - не стал оспаривать, а просто прильнул к платью и картинно отразил на себе вкусовую гамму, потом приставил платье ко мне, осторожно приблизил свой изысканно-рязанский нос и тут же упал. Все грохнули со смеху и бросились поднимать, так же манерно расталкивая друг друга, чтобы быть более заметными в этой процедуре.
  С ним стало интересно работать, он уже вполне прилично освоился в материале пьесы, не важничал и не нёс чуши о суперпозиции, а вполне доступным литературным русским языком объяснял, чего требует от исполнителя.
  Хотя беспокойные мысли, порой, и одолевали, но теперь мне было и покойно и комфортно: я знала, что могу кому-то довериться - то, что Каминская общалась с Русланом очень близко и глубоко, мне было ясно, но вот в театре никто ничего о любовнике-литераторе не говорил - почему? Не знали? Но бабушки ведь знали! Чёрте что! - подумала я и напрочь отбросила сомнения.
  По окончания репетиции постановщик оставил меня в зале и сел рядом со мной в реквизитное кресло.
  • - Анна Николаевна, хочу обратиться с просьбой, уж вы простите, но больше не к кому! Вы позволите? - он говорил тем же тоном, теми же интонациями, что и на репетиции, может быть, чуть доверительнее. Он меня смутил и немного испугал, но я виду не подала и просто кивнула, после чего он продолжил: - В контексте этой пьесы автор допустил типичную для себя вольность, он писал её во славу абстрактной мировой культуры и за её призрачным контуром иногда проглядывают истинные его вкусы и взгляды, которые ценности идеям провозглашённой культуры не прибавляют, а пьесе тем более.
  • Вы, разумеется, понимаете, что хоть конфликт истинного гения с посредственностью и интернационален, но у него все герои из одной расы, а злодеи непременно из противоположной. Лавиния из высшей расы и Джулия тоже, а вот Венедетто и кардинал из другой. Это не совсем следует из контекста, но все знающие люди это видят сразу. Мне хочется, чтобы вы ушли в развитии образа от оригинала и придали своей героине чисто русскую окраску. Я имею в виду и жертвенность, и подвижничество, и высокий дух несгибаемой силы - вы противостоите некоему злу, оно абстрактно, но реагируете по-нашему. Лавиния у автора немного зациклена на узко клановых чисто римских и патрицианских представлениях о первичном и производном.
  • Вы попытались внести в неё нечто своеобразное, личное, но, поверьте, чисто общемировых ценностей в мире театра не существует, все они с той или иной национальной окраской. Я видел ваши штрихи. Давайте сделаем Лавинию русской дворянкой по духу, но с итальянскими поместьями - родовитые русские часто вписывались и не тонули в западном мире. Тогда эта слегка выспренная коллизия высшей расы с низшей обретёт живые цвета. Пусть молодая леди играет в стиле героики Ренессанса, у неё это выходит вполне органично, но вам эта камерность языка эсперанто совсем не к лицу, я это вижу уже с первых шагов в этой роли. Ваша героиня всё же далека от нравов семейства Медичи.
  • Мне понравился ваш особый ритм движения, замедленная и ярко выраженная пластика и особое смакование всего этого в речи, когда вы не торопитесь высказать мысль, а мягко излагаете музыку своих взглядов на их латинскую торопливость. Ищите здесь, в нашей славянской культуре и традициях, а не в истории рыцарства и католицизма. Лион не историк и не обязан писать исторически правдиво, он отражает дух того времени, свободно и субъективно.
  Я слушала мастера театральной сцены и думала, что водить за нос его неприлично, но Каминская во мне была не на вторых ролях и ответила:
  • - Я это должна сделать одна или ...? - я посмотрела на него, ожидая окончания.
  • - Пусть они играют то, что им и положено по табели о рангах, но ваш образ из общей картины выпадает, вы единственная, кто жертвует собой и делает это осмысленно и во имя возвышенного, любви в ближнему. Остальные гоняются за химерами. Поэтому вы должны их превосходить по всем статьям. Пути достижения я вам подсказал.
  • - То есть, я должна быть волком-одиночкой или матерью Терезой?
  • - Только не этой святошей! А вот образ волчицы, охраняющей свой выводок - это ближе. Так вы согласны? - я не торопилась, насчёт хищника слышать уже доводилось и это не радовало, но Каминская схватила меня за горло и властно цыкнула.
  • - Хорошо! - сказала я, не сумев найти аргументов против. Он поблагодарил за внимание и попросил не передавать содержания беседы никому. Я твёрдо обещала. Мне это не было трудно, он обратился куда надо.
  Я была в сложном положении - с одной стороны "русский след" в образе Лавинии подразумевал жертвенность моей героини, душевность и классическую национальную широту души, с другой - мне надо было отодвинуть и мужа и кардинала на некоторую дистанцию и совершить над ними суд, после чего привести приговор в исполнение. Две эти задачи не очень увязывались, более того, они, по-моему, были взаимоисключающими. Где выход? На поверхности я его не нашла и решила поработать дома с литературой и материалами Каминской, может, что-то и найду.
  Где-то рядом тикали часы и отсчитывали моё время в новом обличье, один цикл завершился, но меня оставили в заключении на новый срок. Ограничится ли это теми двумя неделями, что предположила Каминская? Или из-за поворота вынырнет ещё что-то и будет вариант из четырёх недель, который вычислила я? Опять вопросы и никаких ответов.
  В гримёрной меня ждали двое: Татьяна и молодая девушка. Я прежде её не видела и ждала представления. Татьяна кивнула на неё и сказала:
  • - Как тебе наша Джульетта? Вот привела, чтоб вы поближе познакомились. Я осмотрела её правильные черты, очень приличную фигуру и остановилась на выразительных глазах. В них просматривалось много такого, что в обычных обстоятельствах очень выигрышно характеризовало бы их богатство и интеллект. Но сегодня испуг был самым главным в её серых очах среди ясно и умело очерченных природой тёмных длинных очень красивых ресниц и бровей, остальные же её черты были в плену у паники.
  • - Итак, о чём мы беседуем? - решила я сама выбрать направление и стиль, обратившись именно к девушке, минуя посредничество подруги, которая могла и подкузьмить меня неожиданным вопросом или справкой. Я показала, что очень внимательна и доброжелательна к ней и опасаться меня не стоит. Девушка оглянулась на Татьяну и ответила:
  • - Это по поводу письма, которое мама меня заставила написать и собрать справки в женской консультации.
  Я посмотрела на Татьяну и та ушла выбирать покрой платья для Джулии Форнезе. Мы остались одни. Я взглянула в бумаги, её звали Жанна.
  • - Ты можешь сама всё оценить, не вдаваясь в детали? Сейчас они вряд - ли помогут, только расцарапают уже присохшее! - я посмотрела на неё, ожидая реакции: если она сама не начнёт, то у нас ничего не получится. Мы молчали. Она боялась, я выжидала и не торопила. Наконец, она собралась, вздохнула и сказала:
  • - Об этом говорить нечего, такое бывало в кино, романах, пьесах. Но там это как-то вообще, а здесь конкретно и со мной. Вот!
  • - Первый шаг - уже движение! - похвалила я её. - Что же дальше? - опять пауза, но уже покороче.
  • - Сама не знаю, голова кувырком, а тут ещё и мама подступила. Я не знаю, что делать! - она потерянно покачала головой и приготовилась пустить слезу. Этого допускать не следовало и я остановила эмоции резким вопросом:
  • - Он у тебя был первым или нет? - она немного помолчала, не решаясь касаться этой темы, но мои глаза были неумолимы и она призналась:
  • - Нет, не первый!
  • - Со своими парнями ты предохранялась или нет?
  • - Нет, но я предупреждала! Этого хватало.
  • - А с ним ты делала так же?
  • - Нет, не говорила, сначала применяла гормональные таблетки, потом узнала от подруг, что они портят мужские ощущения и перестала пользоваться ими. Надо бы ему сказать об этом, но я боялась, что он оставит меня, потом же, когда это случилось, мне было стыдно, что он может обо мне подумать, как о глупой дурочке и я не смогла даже заикнуться.
  Забота её подруг о мужских удовольствиях меня просто умилила - девичья глупость традиционна во все времена и только меняет одёжки, в мои годы девушки стеснялись другого, но так же по-идиотски.
  • - Тебе, девочке, было стыдно, а ему, взрослому мужику такие мелочи держать в голове было скучно и неинтересно!
  • - Ну, это вы зря, он очень хороший и добрый, это моя вина полностью, он не обязан следить за моим графиком, это только моё упущение!
  • - Даже так? - удивилась я.
  • - Это было у нас около года, когда же он узнал, что я забеременела, то встречи тут же прекратились. Я стала сходить с ума, мама заметила и всё у меня выпытала. - Девочка мне начинала нравиться, она определённо обладала чем-то особенным, раз этот казанова не оставлял её так долго. Я спросила:
  • - Тебе хорошо с ним или это было во имя?
  • - Он был лучшим и любимым! Я думаю, что и он меня любил, а может и теперь любит! - Что ж и на том спасибо, - сказала я себе - моя собеседница неоригинальна, все уважающие себя женщины поначалу относятся к своим мужчинам с подчёркнутым уважением и пиететом.
  • - То, что у вас было с ним, касается только вас двоих, ты это понимаешь? - она кивнула. Я ещё разок заглянула в её глаза поглубже, Жанна доверчиво раскрылась и показала многое. Она не была убита горем, её просто достали заботами и навязанными представлениями о жизненных принципах и правилах. Когда я это узнала, то обрадовалась и поняла, что с этой незамутнённой девочкой надо говорить на её языке, где критерии истины были отличны от того, что ей пытались внушить, я по-свойски улыбнулась и сказала:
  • - Тебе есть на что жить сейчас?
  • - Да, я теперь прилично зарабатываю, замысловатые и хорошие причёски опять в моде. У меня уже есть своя клиентура, - перейдя к знакомым и привычным темам, девушка как бы расправила крылья и говорила легко и свободно.
  • - Если решишь рожать, то придётся посидеть дома некоторое время, что тогда?
  • - Всё это не смертельно, я думаю, что кусок хлеба у меня будет. Другое мучит - театр!
  • - Театр? - я от удивления подняла брови.
  • - Да! О нём придётся забыть. Я знаю, есть знакомые с малыми детишками - это конец всех надежд! Остальное не так важно.
  Мне пришла в голову история Нины, подруги Каминской, и я рассказала её Жанне в кратком изложении и с адаптацией к предмету разговора.
  • - Эта женщина реальна, она существует, но есть и другие, кто бросил себя на алтарь искусства и служил ему изо всех сил и возможностей. Кто из них более точен в выборе, я не знаю, но выбор ты должна сделать сама и потом не каяться и не казнить себя за мнимые упущения и недальновидность. Ни мой, ни мамин совет не спасут тебя от запросов твоего существа, которому сегодня, голодному и босому, нужно одно, а завтра, пресытившемуся и в модных нарядах, другое. Я посмотрела на неё, она внимательно слушала и была спокойна.
  • - У меня было так же. Я не привожу себя в пример потому, что у меня нет ни единого простого и вразумительного случая обоснованности моего выбора, который надо сделать в критической ситуации. Но я и не корю себя ни в чём после того, как он сделан. Моя жизнь принадлежит только мне и только я имею право распоряжаться ею по своему усмотрению. Я всех слушаю, но принимаю решения сама. Как видишь, жива, здорова и процветаю! - я посмотрела на неё, какое впечатление произвёл монолог. Похоже, он был убедителен. Девушка даже слегка повеселела. Я приобняла её и потрепала за щёки, они были тугими и упругими, сама же Жанна была отнюдь не субтильной, казанова знал, в чей огород наведываться. Но он её бросил - это данность и этим всё сказано. Мы ещё немного побеседовали, я сказала, как успокоить маму и из чего исходить при оценке своих театральных пристрастий. Меня немного коробило, как Каминская распоряжалась мною, но у Неустроевой не было своей линии поведения и Каминская этим пользовалась. Или это я посадила Каминскую на логическую и аналитическую диету? Не оттуда - ли такая просчитанность всех её аргументов, а?
  • Когда я сказала девушке про срок, после которого аборт лучше не делать, даже если врачи не будут против. Жанна ответила, что решение она уже прияла, я удивилась:
  • - Когда успела?
  • - Мы это сделали вместе с вами. Раньше я сомневалась, но Вы меня успокоили, спасибо! С мамой я бы ни на что не решилась, а только зря извелась, ещё раз спасибо!
  • - Так быстро выбрала? Обычно с этим маются подолгу?
  • - Вы знаете, я втайне мечтала¸ как и все девчонки, родить от любимого мужчины, чтобы и красивый, и умный, и артист! А тут всё совпало, - улыбнулась она и понравилась мне ещё больше.
  • - И кого бы ты хотела, сына, чтобы им утешиться или дочь, чтобы предостеречь?
  • - Обоих! Я думаю, что сейчас самое время рожать, сложение у меня спортивное, соки так и будоражат тело и душу, да и я всё время была на подъёме. Негоже губить такой плод. Теперь я в этом не сомневаюсь! - сказала она с нескрываемым оптимизмом и я успокоилась. Всё у неё впереди и никто не сможет заставить переменить это решение. А с мамой придётся поговорить, чтобы не портила ей жизнь, потом она всё поймёт и одобрит, а сейчас надо бы ей умерить пыл. На том мы и расстались - так у меня (или у Каминской?) появилась новая подруга.
  
  Очередной звонок домой совпал с выходом Каминской с бюллетеня, она была оживлённой, рассказала о визите шефа к больной заместительнице и в лицах и подробно осветила его встречу с мужем, который ревниво поглядывал на него и старался сдерживаться, когда шеф уж очень живописно хвалил больную. Цветы он принёс обалденные, это были мои любимые муаровые розы.
  - Что-то они уж очень сильно пахнут! - сказал Коля после его ухода, покосившись на букет. - Небось французской косметики туда влил. А Ирина с достоинством, будто взрослая, ответила:
  - Папа, не будь таким, он же её начальник, не фиалки же дарить своему единственному заместителю! - он немножко поворчал и смирился.
  - А где в это время был Максим? - не удержалась я. Он вообще не переносил рядом со мной из мужчин никого кроме мужа, да и того с большим трудом.
  - На тренировке. А то бы я их не растащила, Ирина посоветовала выбрать такое время, она уже в этом понимает. И я тяжело вздохнула. При мне она с советами не высовывалась, а тут осмелела и Каминская позволила. Она осваивалась в моём королевстве и я видела, что основательно и надолго. Но почему-то не возмутилась. - Почему? - спрашивала я себя потом, но так и не поняла.
  
  Утром следующего дня я приготовила сюрприз для Татьяны и позвонила ей. Она ещё спала и трубку взял кто-то из домашних. Мой голос они узнали и просили подождать.
  - Ань, - раздался в трубке сонный и весь такой размягчённый голос подруги Каминской, - я ещё сплю! - и замолчала, опять вернувшись в сладостную дрёму, я это просто почувствовала.
  - Мы едем купаться, возьми что-нибудь подстелить и можешь надеть купальник, хотя это необязательно, нас никто не увидит! Ты хочешь? - быть, не как все, Татьяна обожала и очнулась моментально.
   - Анька, больше никого не берём! Я мигом, встречаемся у Телеграфа.
  Я собрала необходимое для дамского пикничка и выехала из дому. Когда Татьяна забиралась в машину и потом долго пристраивалась рядом со мной, то невольно обратила внимание на разложенные на заднем сиденье дамские принадлежности для охмурения мужиков. Они так и просились на её соблазнительные телеса. Моя подруга, полуобернувшись назад, несколько секунд не отрывалась от зрелища и доставила мне массу положительных эмоций, они перевесили вчерашний раздрай после звонка домой, такой захлёстывающей волны я давно не ощущала и своего удовольствия даже не пыталась скрыть. Это было что-то! Наконец, она раскрыла рот и покачала головой:
   - Это мне?
  - А кому же ещё!? - ответила я, счастливая и довольная, и расплылась в широченной деревенской улыбке, но она уже была в трансе и ничего не заметила. Татьяна заметалась между желанием тут же примерить эти сокровища и выразить благодарность. И последнее перевесило. Она рванулась и растерзала меня, будто моя Ирка, когда я ей подарила первый лифчик с кружавчиками и шёлковые трусики с широким пояском. Я приласкала её и она не удержалась от слезы, крупной, как зимняя промёрзшая ягода и прекрасной, как утренняя роса в глухом бору. Своего состояния в те минуты я не смогла бы описать точно, но ничего сверхъестественного в нём не было, ощущения неги и истомы мне знакомы давно, разве что доставляли мне эти радости чаще мужчины или мои дети, здесь же виновницей была Татьяна. Отъехали мы не сразу, но нас никто не видел, в такое время приличные люди ещё сидят дома и нежатся после трудовой недели в предвкушении субботнего отдыха.
  Я выучила маршрут заранее и мы отправились на уединённый берег Москва-реки, где Каминская принимала солнечные и прочие ванны, место узнавалось по фотографиям и схемам подъезда. Судя по тщательности рисовки, ездила она туда не часто, но в особых случаях. Сегодня был как раз такой. Мы поболтали, но самую малость. Татьяна периодически касалась моей правой руки, когда я переключала скорости, и слегка задерживала её. Мне были всё так же приятны её нежные пальчики и я от неё это не скрыла, она чуточку поплыла, глаза, как и в прошлый раз в гримёрке, потемнели и стали влажными. Ни в одном из фильмов на крупных планах таких глаз у неё не бывало - она была само очарование и нега. Всё-таки истинные чувства гораздо глубже и сильнее, чем сыгранные, подумалось мне тогда. В том, что это не каприз или прихоть избалованной примадонны, я не сомневалась.
  Место было на излучине реки и продувалось, здесь был хороший песчаный пляж с широкой прибрежной полосой и ни единой широкой дороги сюда не вело. Потому было чисто и уютно. Мы расположились в уединении и Татьяна тут же разделась, чтобы примерить всю эту прелесть, от которой мужчины падают наземь, их можно топтать без риска получить сдачи, потому что взмыть они уже не способны. Она смотрелась в меня, как в зеркало, не отрываясь ни на секунду, и я сыграла эту роль: она была приятна и ненакладна, спектакль немножко затянулся, она почувствовала потерю темпа, раскланялась и с сожалением разложила всё на прежнем месте, ещё некоторое время оглядываясь и замирая в предвкушении. Я тоже разделась. Вокруг ни души и утренняя свежесть ещё бодрила. Мы расположились на подстилке и зажмурились на уже сдающем позиции, но ещё жарком летнем солнце.
  Как-то так вышло, что мы не говорили, только немножко копошились и переглядывались. Когда я почувствовала, что пора, решила окунуться. Вода была свежей и я рискнула. Татьяна присоединилась сразу же и нырнула за мной, без раздумий. Мы немножко поплавали и выбрались на берег. Татьяна достала большое полотенце и стала меня вытирать, она умела это делать и я хорошо на себе почувствовала её ласковые руки, чувствительные пальчики и саму её, мягкую и чуткую ко всему моему. Она даже не пыталась смотреть на меня, когда занималась своими чарами, утверждаясь на моём теле последовательно и скрупулёзно. И я поняла, что её надо вытирать тем же полотенцем, она его не отложила, а передала мне, только теперь подняв на меня глаза.
  Это была какая-то чертовщина: дружили и сблизились она и Каминская, я была как бы и ни при чём, но меня влекло к Татьяне, как и моего двойника. Я прислушалась к себе - сама ли я этого хочу или это действие экстрагенов от близости этой обнажённой ведьмы? Пауза затянулась, но для меня было важным разобраться в себе и я тщательно перекладывала, оценивая, собственные эмоции и привязанности, рефлексы и подсознательные движения. Татьяна затрепетала в ожидании, я чувствовала её всю, от глаз до изумительных щиколоток.
   - Могло ли так быть, если бы я этого не хотела? - спросила я себя.
  - Нет, я бы была холодна и даже не въехала в её состояние. Значит, и здесь совпадение. Я не могла долго удерживать собственного внимания к этой поджидающей и трепещущей женской сути.
  И я ей всё вернула, я сумела это! Прислушиваясь к её дыханию и глядя на подрагивающую кожу и взмывшие частицы самых важных чувств.
  Подул ветерок и мы накинули на себя кое-что. Я чувствовала себя очень и очень странно - мне казалось, я её знаю так давно, что могу позволить всё, но ведь это чистейшее заблуждение! Она доверчиво заглядывала в глаза и прятала свою невоздержанную шалость в простые движения и касания - такое не могло быть просто так, за ним что-то стояло, что?
  После обеденной процедуры, где мы, поглядывая друг на друга и не скрывая удовольствия от увиденного, всё дружно уплели и даже не вспомнили про диеты, стало совсем жарко и мы ушли в тень, периодически окунаясь и так же, как и в первый раз, ублажая друг друга.
  На этом месте долго никого и не было, я обрадовалась, но преждевременно - уже около трёх часов пополудни появились первые гости, потом ещё и мы, переглянувшись, стали собирать вещички. Татьяна устроилась рядышком и замурлыкала что-то из собственного репертуара, меня тоже потянуло на лирику и я стала подпевать, так мы медленно качались на просёлочной дороге и тихонько нежили остатки уходившего от нас кайфа. Когда мы подъехали к асфальту, то выбраться на него оказалось непросто, машины шли одна за другой и мне, размягчённой и поэтому с нулевым уровнем нахальства, никак не удавалось втиснуться в узкие просветы между машинами.
  - Погоди, - сказала Татьяна и перебралась на заднее сиденье. Я в зеркало смотрела на её манёвры и поняла, что одной с этими вещами не справиться, сдала назад и въехала в тень громадной ёлки. Мы вдвоём сделали из Татьяны секс-бомбу в нижнем белье и прочих атрибутах этого скандального киношного типа. Такой её никто не видел, хотя в свободе обнажаться она себе не отказывала. Она лишь изредка поглядывала в зеркало, довольствуясь моими оценками. Когда всё было готово, она устроилась на заднем сиденье и мы выехали на трассу. Оба стекла сзади были опущены.
  Нас никто не обгонял, хоть я и не превышала скорости около 70-80 км. По городу нас уже сопровождал эскорт иномарок, который с нами дружно трогался на зелёный и тормозил на жёлтый, даже не пытаясь обставить до включения красного. Только у въезда в переулок к её дому он распался на отдельные машины и любопытных водителей, в узкую подворотню за нами протиснулись только две машины, остальным туда не поместиться. Я довезла её до подъезда и там оставила наедине с бешеной популярностью.
  Наш анонимный звонок ещё до выезда на шоссе в одну из жёлтых газет оказался продуктивным - у подъезда уже дежурили трое телеоператоров и несколько фотографов с камерами и при виде моей машины они рванули навстречу. Татьяна заговорщически мне улыбнулась и выбралась на белый свет. Я подала ей сумку из багажника и она в своём ослепительном неглиже походкой отъявленной порнозвезды отправилась домой. Я тут же захлопнула дверцу и уехала, остальные дежурные по "жёлтым страницам" видели только мою спину. На выезде из тупика меня поджидали три машины, оставшиеся от эскорта и я им ткнула в сторону дома Татьяны. Они увидели опустевшее место на заднем сиденье и ринулись по указателю. Меня за рулём в тёмных очках никто так и не признал.
  Вечером она позвонила мне и велела найти музыкальный канал. Я включила телевизор и увидела новости из "жёлтых" страниц - там с нескольких камер показали приезд моей машины во двор, Татьяну в полный рост и со всеми регалиями и меня в купальном халате. Я отметила, что выгляжу очень даже ничего и оператор сумел за пару секунд отыскать открытое в шагу бедро и треугольник груди в просвете светло-голубого халата. Халатик выглядел обалденно и мои стати в нём притягивали внимание не меньше, чем нагота Татьяны. На ногах у меня были обычные домашние туфли, в которых я всегда нажимала на педали: удобно и нежарко. Очки слишком притягивали внимание к себе и сильно портили общую картину - я решила их больше не надевать.
  
   Через пару дней после пляжной прогулки она разбудила меня ночью:
  - Анюта, лапочка, я тебя не разбудила? - услышала я в трубке её виноватый и удручённый голос. Я взглянула на часы - начало третьего ночи.
  -Что-то случилось? - ответила я и отчаянно зевнула, что она там придумала, я ещё была добра.
  - Мы тут с Настей были на халтуре по озвучке, оказались рядом, такси на улицах нет и у нас проблема. Пусти до утра!
  Я подумала, что это непростой визит, да ещё с Настей, но отыграла простоту и понимание.
  - Приходите, я одна! - Татьяна обрадовалась и сказала: - Сейчас будем!
  Они брякнули по интеркому через несколько минут и я их впустила к себе. Настя Виргиевская и Татьяна были лишь слегка на взводе, видимо, немножко приняли после нервной работы на тон-студии, что была возле моего метро, они сильно устали, я видела это и, не задавая вопросов, просто организовала сильные калории без единого градуса. Они без сил опустились в кресла гостиной и не шевельнулись, пока я суетилась на кухне. Гостьи настолько умотались, что даже не смотрели друг на друга и не уронили ни единого слова. Настя у меня была впервые и я не знала, как с ней обращаться, как часто бывала она у Каминской и что об этом известно Татьяне, я даже не догадывалась. Но по её взгляду и помня наше чувствование во время просмотра фильма Кинга, я поняла, что у нас что-то было, оно очень серьёзно. Она с некоторым сожалением поглядывала на меня и держалась на дистанции. Мы немножко поболтали и стали укладываться, Татьяна тут же забралась в мою постель и я поняла, что этот шаг для неё значил больше, чем всё остальное. Возможно, именно этого Татьяна хотела, напрашиваясь на ночёвку, тезис про такси мне сразу показался неубедительным, есть масса телефонов и такси с рациями подъезжают через несколько минут. Настя своей досады скрыть не смогла, она слишком устала, чтобы держать форму и только чуть приподняла глаза, отреагировав на хозяйский жест Татьяны. Ей пришлось улечься в другой комнате, я понимала, что видеть торжествующее лицо Татьяны ей не хотелось и избавила Настю от ненужных эмоций.
  Если мы когда-то были близки, то у неё это не должно пройти бесследно, она была очень постоянна в своих пристрастиях и редко заводила новые, питая и лелея привычные и знакомые. Каминская что-то об этом говорила и ссылалась на свои заметки, но я забыла о них и теперь осторожничала, боясь навредить всем. Я вернулась в свою комнату и улеглась, Татьяна тут же прижалась ко мне и я поняла, что источник её страхов вычислила верно. Я обняла её и она затихла, боясь пошевелиться. Она утверждала своё право на меня, соперничество на сцене переходило в жёсткое противостояние и в быту, она помнила про былую связь Каминской с Настей и знала об особых отношениях сейчас. Прохлада в них была известна всем и Татьяна не могла из ревнивых соображений не напомнить сопернице, кто в доме хозяин. Даже вот таким странным способом. Если в Насте я видела утончённость и ненавязчивость проявлений, то Татьяна была очень болезненна в них, она мгновенно погружалась в меня и не могла видеть рядом никого. Её демонстративное на виду у всех уединение с болтливым мужчиной в Настином дома я расценила, как намеренную акцию назло хозяйке, кроме того, она не считала отношения с мужчиной, какими бы они не были, поводом для ревности женщины к женщине.
  Утром обе гостьи вели себя, как первые леди, и хлопот не доставили. Кофе с булочкой и сыром их вполне устроил и они заметно оживились. В театр нужно было нам с Татьяной, а Настю мы завезли домой. И опять её глаза, что в них? Она не опустила их, когда я обернулась и помогла справиться с заблокированной дверцей. Наши пальцы только на один миг соприкоснулись, но этого хватило, чтобы она замерла. Я чувствовала её смятение, пока она выбиралась из машины, а прохладу пальцев после этого ощущала ещё несколько секунд. Татьяна наблюдала за ней в зеркало заднего вида, так и не повернув головы.
  - Зачем ты так? - спросила я, когда мы отъехали уже порядком и страсти хорошенько поостыли.
  - Это даже не сдача, Анюта. - Нет, это запоздалая реакция! Ты забыла, как она обошлась со мной, когда мой суженый стал на неё поглядывать и с ней похаживать? - я пожала плечами, другой ответ ей и не был нужен, она просто искала во мне понимания и внимания, это и было поддержкой, ей этого хватало, такие подруги необременительны. - С потомственными аристократками иначе и нельзя! - поставила она жирную точку. Тут мы и подъехали к театру. В этот день она была очень собрана и продуктивна, её энергия и скрытая распущенность юной Джулии били наповал. Мы меж собой переглядывались, на нас смотрели, но ничего не могли - слишком велика дистанция.
  Понимание ключа, который мог бы открыть замочек с узелком отношений Насти и Каминской, ко мне не приходил долго. Несмотря на то, что Настя была открытой для общения и, вероятно, ждала моего шага, я просто не знала, с чего начать. Это было ужасно - видеть, как за рекой мается самая близкая подруга и делать вид, что тебя это не касается. Я уже многое узнала об их "странной войне", знала о причинах разъезда, мотивах и обстоятельствах, при которых это проходило, об участниках пассивных и активистах. И колебалась, как себя вести с ней. При той глубине их отношений и ранимости Насти болезненным могло оказаться хоть что. Довольно долго я даже не думала о сближении, опасаясь разоблачения, но постепенно, осваиваясь и набираясь уверенности в себе и нарабатывая элементарные навыки ремесла, мне становилась всё более ясной и очевидной неизбежность этого шага. И согласно роли их отношений это должна сделать я в роли Каминской. И я стала к нему готовиться. Нужно будет подтолкнуть её к себе, тогда она чуточку зажмётся и будет следить за собой и опасаться моей реакции на её шаги. Опасения и интеллигентские комплексы сделают её на какое-то время незрячей и это время следует использовать для освоения её территории. Обстоятельства подскажут, когда и как это сделать, но затягивать нельзя ни в коем случае, иначе она прозреет и тогда всему конец.. Такая стратегия мне показалась приемлемой и реальной и я решила для начала сходить на её спектакль и там осмотреться.
  По моему свободному времени так сложилось, что это оказалась пьеса Венгерова, где ей особо играть нечего, все краски и черты героев выглядели в чёрно-белой тональности, но пьеса выглядела динамичной, смотрелась и зрители были довольны. Хотя, на мой взгляд, пора бы сделать что-то и получше, чем эти придуманные схоластические драмы с примитивной психологией. В эпоху социализма были вещи и поколоритней, с чего взялись за эту?
  Уже в середине спектакля стало ясно, что мне повезло: если я приду и стану что-то говорить о роли, то она от неё открестится и в этой ситуации будет очень уязвимой, полностью попадая под мою расчётную схему. С её техникой от бога она в роли провинциальной учительницы с примитивными словами и жестами просто не смотрелась. Если бы это был сюжет из классики, то её краски были бы уместны, здесь же они как-то не смотрелись. Я дождалась окончания спектакля и из своей гримёрки позвонила Насте. У неё кто-то был и она устало и слабо отмахивалась, похоже, безуспешно. Я слышала, как кто-то её звал, настоятельно и прилипчиво. Голос был мужской, из интеллигентских, с мягким "т", "ч" и "с", что позволяют себе якобы коренные москвичи в двадцатом колене и чуть не тайные масоны и дворяне.
  - Кто у тебя? - спросила я с интонацией уборщицы в большом холле первого этажа, где все "ходют и ходют, топчут и топчут и грязь не просыхаить!" Она слегка замялась и, уже смутившись, невразумительно буркнула: "Поклонники". И я решила, что нарушить их идиллию будет самым нужным ходом. Сказала, что сейчас подойду и положила трубку. Её гримёрка была в другом конце длинного изогнутого коридора и добираться туда нужно, минуя всякие аппендиксы и закутки. Я немного выждала, дала ей время разобраться со своими гостями и отправилась туда. Дверь к ней была чуть приоткрыта, но я всё же постучала и сказала:
  - Настя, это я!
  Дверь открылась и я увидела мужчину в модной дорогой одежде от Дамиани и чёрных дорогущих туфлях примерно того же стиля. Он держался за дверную ручку изнутри и что-то лопотал на своём псевдодворянском говорке уже достаточно раздражённой Насте. Она была ещё в платье и гриме учительницы. Всё это можно смотреть только из зала, но не вплотную: я её хорошо понимала, но этот дяденька был далёк от настиных страданий.
  - Молодой человек уходит? - обратилась я к Насте, не замечая такого гостя в упор и стараясь не вдыхать его Диор дорогомиловского разлива.
  - Ну так, как? - не унимался он, тоже игнорируя меня. Или он меня не узнал или презирает! Я подошла к её столику и нашла кнопку вызова пожарных. Ею пользуются для удаления чрезмерно настойчивых поклонников. Когда раздался трескучий голос майора в отставке Никифорова, я сказала:
  - Пришлите троих к Виргиевской. Да, прямо сейчас!
  Майор мой голос узнал и ответил:
  - Есть, товарищ генерал!
  Со слухом у поклонника проблем не оказалось и он исчез мгновенно. Майор с тремя молодцами подошёл букально тут же, может, разминулись с этим лжемасоном. Мы с ним перемолвились парой фраз и распрощались. Я села на диванчик и приготовилась к разговору. Настя заметно нервничала и не знала, с чего начать. То ли снимать грим и костюм, то ли беседовать с неожиданной гостьей.
  - Я не тороплюся, - сказала я, - делай всё так, будто меня нет, а ты беседуешь сама с собой. Она взмахнула своими бесподобными ресницами и с них скатилась слеза. Потом ещё одна и ещё. У меня запершило в горле, а в груди вдруг появился твёрдый комок, мешающий дышать. Я откашлялась и сказала:
  - Всё равно смывать, ничего особенного! Она кивнула, приняв это как команду, и занялась собой. Она трудилась, а я ею любовалась, она была само совершенство, изысканное и утончённое. Я просто чувствовала всю глубину унижения, которое испытывала Настя, избавляясь от следов этой роли. Говорить об этой пьесе не стоило ни в коем случае. Я просто сидела и всем своим видом пыталась успокоить Настю. Наверное, Каминская сделала бы это влёт? А я? Когда с гримом подошло к концу, я спросила:
  - У тебя есть выпить? - она кивнула.
  - Сейчас, ещё секунду!
  Она достала серебряный поднос, на нём была старинная бутылка со стеклянной пробкой. Настя наполнила небольшие мензурки. Она меня боялась. И зря. Я-то пришла мириться.
  - Сколько старушка ни мучилась, всё же преставилась! - сказала я и взглянула на неё. Ответит или нет? Уже бы пора.
  - Пухом ей земля и молитва вдогонку! - ответила она и попробовала улыбнуться. Уже лучше. Я подняла мензурку, сделала символическое движение навстречу и выпила. Оказался коньяк. Хороший. Я так и сказала, а она кивнула.
  - Что, так и будем молчать? - спросила я, стараясь не выказывать ни раздражения ни досады.
  - Отчего же, можно и поговорить. А как поживает ваша лучшая подруга Татьяна?- вырвалось у неё совсем не то, но было поздно. Настя с опаской проследила за моей реакцией. Задирается - это как надо понимать: акт отчаяния или сигнал о помощи? Я немножко подумала и покачала головой:
   - Хорошо живёт она,
   Месяц, как обручена,
   А на старый Новый год
   В гости ждёт честной народ.
   Свадьба с Ваней-гармонистом,
   Девки, ну, стучать монистом,
   А парням и мужикам
   Медовухи бочку дам.
   И сваты уж засланы,
   Всё всерьёз - не с цацками! - прочитала я речёвку к одной студенческой пирушке. Её тоже написал мой муж. И опять махнули ресницы и капнули с них горючие свидетельства женской слабости.
  - Может я невовремя?- спросила я и обозначила движение подняться. Она покачала головой и сделала умоляющий жест. Я прочитала:
  - Не уходи! Я сейчас!
  Но я уже поняла, что сегодня ничего не получится. Так быстро она отходить не умеет. Впрочем, ничего особого я и не планировала. Мы увиделись наедине, выкурили трубку мира, показали свои намерения. Она двинулась в нужном состоянии в нужном направлении, теперь надо всё осмыслить и ждать следующей оказии. Это должен быть её ход или я в ней ничего не понимаю. Я взяла мензурку и она её наполнила.
  - Чирс? - сказала я и она отозвалась. - Чирс! И налила ещё раз.
  - А теперь? - спросила я и подняла свою мензурку. Мне было жалко смотреть на неё. То ли она переживала из-за пьесы, то ли сам мой неожиданный визит выбил её из колеи, но сегодня у нас определённо ничего не выйдет. Я поднялась, чмокнула её в щёку и вышла. Уже прикрывая дверь за собой, я увидела её отчаянные глаза, но остальная Настя не сделала мне навстречу ни единого движения. Значит, не время.
   Кармен-сюита, примирение с Настей
  
  Едва я закончила сугубо интимные пассы с собственной реабилитацией после очень напряжённой работы, как в гримёрку заглянула Татьяна и предложила оторваться по случаю удачной репетиции и сногсшибательных эскизов новых костюмов. Звали в один дом. Там то - ли именины, то - ли входины, народу много, можно и спрятаться от суеты.
  - А заодно и закадрить кого-нибудь, - договорила я за неё. Мысленно, разумеется. Я ещё не была уверена, смею ли копать так глубоко. Хотя, с другой стороны, ещё две недели я должна жить в чужой одежде, пользоваться чужим бельём и принимать чужие секреты за собственные. Татьяна была одним из них - она выждала, пока все не разойдутся и пришла с ясными намерениями, я чувствовала, что это уже ритуал и приняла его, как собственный. Может быть, я сделала и не совсем верно и Каминская в таких случаях поступала как-то иначе или вообще вела себя по-особому, но её здесь не было и по наитию, прислушавшись к внутреннему голосу, я поступила именно так, просто поддавшись обстоятельствам: и не торопясь и не сильно притормаживая до собственного первого движения или слова. Мы задержались надолго, я играла уже не вслепую, а она была очень чуткой и отзывчивой партнёршей и всё у меня получалось, я понимала, что наша взаимная привязанность носит гораздо более глубокий характер и эти интимные мелочи нас только сближали и делали свободнее в другом. Я видела, что она подпитывается от меня и с нетерпением ждёт возможности вернуть, это было больше, чем простая дружба или привязанность, у него не было имени, но откровенно тащились мы обе. Потом, после всего, Татьяна открыла свои глаза и сказала:
  - Какая ты сладкая, Анька! С ума сойти! - и откинулась на спинку моего диванчика.
  - А как было с Виктором, лучше? - спустила я её на землю. Она вернулась не сразу, и, покачавшись в собственных объятиях, нехотя, ответила:
  - Сильный мужик, но это только минута! Ты его так подала, что я чуть не умерла от ревности! Ань, если ты бросишь меня - отравлю!
  Я уставилась на неё с помесью удивления и сарказма на лице. Она ляпнула сгоряча и теперь была в шоке от сказанного. Глаза театральной дивы были так же испуганы, как и моей Ирины, когда она порвала свои первые колготы с лайкрой в рубчик. Она обняла меня и залилась слезами. Так мы с ней посидели ещё немного и, пообсохнув и наведя лоск, двинулись на север Москвы.
  Квартал, куда мы попали, был очень тихий, место отыскали сразу по обилию машин во дворе. Мы оставили ключи ребятам, что парковали машины очень плотно в предвидении столпотворения, и отправились в дом в сопровождении молодых людей. Гостей было не менее 40-50 человек, они слонялись, пили, танцевали, болтали, спорили, флиртовали, ели, смотрели на экраны нескольких телевизоров в разных комнатах. Нас встретили, мы влились в этот космос и растворились в нём. Эта масса народу впитывала все мои тревоги и опасения, я видела, что они тоже несвободны от недугов, но не комплексуют от этого. Чем я была хуже? Потом Татьяна потащила меня в другую сторону квартиры. Представила хозяевам квартиры, они были немолодыми братом и сестрой, у которых много родни по линии жены и мужа, но собственных потомков не было и они держались друг за друга, пытаясь жить широко и с выдумкой. Мне они понравились, особенно сестра, которая производила впечатление одновременно и неудержимой распутницы и любвеобильной бабушки и матери. Я спросила об этом Татьяну и она подтвердила мою догадку. Татьяна была с ней близко знакома и очень хотела сделать подарок, нестандартный и эффектный.
  • - Давай "Кармен"?
  Этот танец был у Татьяны с Каминской расхожим концертным номером и я вынуждена его разучить ещё в ходе подготовки к обмену по воле Каминской, это из моих домашних заданий. Запись с нескольким вариантами их выступлений на сценических площадках она прислала по электронной почте в тот же день. Татьяна раскинула наши возможности, посовещалась с хозяйкой и мы сделали это. Татьяна вела линию матадора, а я должна стать хрупкой и желанной подругой. Музыка была очень хорошей и знакомой. При её мощном и захватывающем звучании трудно удержаться от танцевальных движений. Я включилась в наш дуэт-экспромт и выложила всё, что осталось от сил в конце дня. Татьяна была изумительна, она играла мужчину так, что на её юбку от Версаче не нужно надевать никакого подобия брюк. Я осталась в топе, сняв блузку, и подчеркнула тем самым свою роль женщины на подиуме. Это были два огромных сдвинутых стола, с которых убрали посуду. Публика вокруг отбивала ритм и заводила нас ещё сильнее. Очевидно, Татьяна уже хорошенько приняла расслабляющего, её глаза блестели так призывно, что, если бы это был и в самом деле мужчина, я бы не устояла перед ним и, возможно, что-то ему и позволила, настолько она была в образе. Даже запах от неё стал чуточку другим.
  Нас раскрутили на продолжение миниатюры, когда на стол взобрался очень представительный мужчина, он принял позу неприступного и гордого матадора и мы стали женщинами. Татьяна тут же обратилась этакой монашенкой, невестой во христе, мне досталась роль всех подруг мужского племени сразу. Я вышла на тропу, где женщина не защищается, а ведёт свою линию и может только допустить к себе, но не более. Где-то я это видела, что-то сидело во мне уже давно и поджидало момента, что-то я выдумала на ходу, но этого очень азартного и кое-что умеющего в танце дядечку я растащила по-настоящему. Он не выдержал, аккуратненько снял Татьяну со стола и продолжил уже полноценным, привычным и приятным любому мужчине дуэтом. Я решила умереть на сцене, только бы всё кончилось одним махом и больше не мучаться раздвоением. Мы с ним сражались до конца, он не уступал мне ни пяди пространства, пытаясь поглотить и подчинить. Но уходить я научилась давно, это было во мне ещё с рождения - ведь я женщина. И я его увела на край, немного поиграла, заставила привыкнуть к моим манёврам, сделала шаг навстречу и, когда он, поверив мне, отозвался на это движение, резко изменила направление движения и ушла в сторону. Он, потеряв ориентир в пространстве, сделал то, к чему я его склоняла. Оказавшись перед пустым местом, он утратил координацию и теперь, чтобы не грохнуться вниз, проявил чудеса ловкости, развернулся в мою сторону, в доли секунды прочитал в моих глазах торжество, согласился с проигрышем и взмолился. Мне хотелось мира и понимания и я дала согласие, протянув руку, он удержался на столе, подхватил меня на руки, сделал круг, после чего передал кому-то внизу. Сам стал на колено и склонился, поверженный. Мне было приятно осознавать себя сильной самкой, способной повелевать сильным самцом. Это всегда возбуждает, причём, не менее ярко и сильно, чем и сам секс. Настала минута приёма признаков поклонения. Я понимала, что это только признаки, но большего и не требовалось.
  Мы с Татьяной опять надели свою одежду и погрузились в мир невидимок, к нам не приставали, с нас ничего не требовали. Хотя касались одежды и тела весьма и весьма недвусмысленно. Но тел, готовых услужить, было достаточно и у нас проблем с самозащитой не возникало. Правда, иногда Татьяна пропадала и надолго, но я не следила за ней, мне это не было интересно. Мой интерес был в решении загадки этой вечеринки - почему у неё такой свободный тонус, но ничего не случается? Когда я пресытилась весельем, то спросила подругу, не хочет ли она смыться отсюда. Она охотно согласилась, тут же оставив прилипшего к ней брюнета с бабочкой и причёской от дорогого мастера. Мы вдвоём отправились ко мне и проговорили несколько часов ни о чём. Когда Татьяна уж очень расслабилась и стала откровенной сдобной булочкой, я спросила ещё раз:
  - Танюша, милая, ты так и не рассказала про Виктора? Хорош?!
  - По-моему, он только чуть-чуть грубоват, ему бы силы побольше и тогда в самый раз! - и на этот раз без охоты отозвалась она.
  - Какова, Глаша, и не угодишь! - сказала я и отодвинулась от неё. Она обиделась и надула губы. Хватило её ненадолго, она опять стала подлизываться и заглядывать в глаза. И я её простила. Уснула она, прижавшись ко мне, будто маленькая девочка к маме во время сильной болезни.
  Как я поняла изо всего общения с ней, особенно ряда деталей дня минувшего, такие интимные минуты у них бывало нечасто и в основном из-за занятости и замкнутости Каминской, никого не допускавшей в себя, сейчас же Татьяна была счастлива и ловила момент, не задумываясь о сути этой удачи. Она не заметила подмены.
  Неужели так слепа? Я знала из материалов Каминской да и от неё самой, что Татьяна и умна и проницательна и очень опасалась подставиться ей. Но она своей открытостью облегчила мою игру и сделала всё сама. Могла ли я после этого обмануть? Я устроилась поудобнее, чтобы не разбудить гостью, и стала размышлять о происшедшем. И о Руслане, которого никто из театра не знал, тоже. Мне казалось, единственное, что я могла предъявить им обоим в качестве аргумента лояльности - это неподдельное внимание и желание их выслушать, понять и принять. Для этого мне не нужно ни играть, ни лукавить - им это будет ясно и так. Воз наших различий с Каминской я пыталась упрятать подальше, в общении с ними это для меня было самой важной задачей и я пока с ней, кажется, справлялась. Не менее важным было и их привыкание ко мне нынешней. Татьяна доверчиво ко мне прижалась и дышала так же тихо, как и моя Ирина. Сон пришёл легко и незаметно.
  Утром я очнулась потому, что Татьяна трясла меня и что-то говорила. Что именно, я спросонья не разобрала, она потащила меня в гостиную к телевизору, там шла утренняя передача и мой Руслан беседовал с двумя телеведущими о тяготах российского театра. Теперь я сообразила, что могла видеть его раньше в таких передачах, в жизни он был совсем не похож на экранную версию, поэтому я и не признала его сразу, хотя была обязана, поскольку за этой сферой жизни следила давно и внимательно. Когда его спросили о новостях в театрах мира и том, как мы сегодня выглядим на этом фоне, он ответил:
  • - Это, как говорят в Одессе, две разные проблемы - вам про нашу или ихнюю?
  • - Простите, если не поняла, - поддержала его игру молодая женщина, супруга напарника-ведущего, - наверное, по-одесситски вы имели в виду два взгляда на это: один - это мы в их глазах, другой - мы и так, как сами себя осознаём? Или мой перевод неточен?
  • - В общих чертах Вы, леди, правы на все 99%. Когда речь идёт о театре действия и настроения, драматургии и психологизме, тут мы вроде бы и не очень отстали, разве что самую малость. Но это - на наш взгляд. По ту сторону культурного бугра - совсем другие интересы и отталкиваются забугорные жители от опыта собственной жизни, уровня образования и культурных традиций. Совсем не факт, что они в этом нас превосходят. Те из наших интеллектуалов, кто там жил долго и смог во всём разобраться, хорошо различают экономическое процветание и совершенную лабуду в нравственных ценностях. Порядок в общественных туалетах отражает общую ухоженность маленькой страны, тесной, как презренная нами коммуналка, и не более. Те, кто как-то связывает это с культурой, лукавят и не самую малость, а просто жульничают.
  • Ходить строем в церковь и выслушивать там проповеди малограмотного лектора о загробной жизни и морализирование с позиций не самых умных людей, как это принято в приличном американском обществе, русскому образованному и не привязанному к власти человеку покажется проявлением и пещерной дикости и лицемерия. Поэтому мы в их глазах выглядим каким-то параллельным миром, - он с миной врача у постели умирающего, но уверенного в несерьёзности своей хвори, человека, развёл руками и продолжил. - Как, собственно, и они для нас. А вот, что касается способов выражения своих художнических идей, то тут налицо чистой воды идолопоклонство. Наши божницы, да и сам иконостас, немножко устарели. Но мы, как представители великого интеллектуального интернационала, стесняемся этого и приглашаем варягов на княжение. Дабы приобщиться. Ничего из этого путного не вышло пока, да и не может быть в принципе. Другие мы, не прививаются на нашем берёзовом дереве почки кокосов и бананов. Лучше покупать всё это отдельно, делать съедобные блюда и не мучить публику несбыточными надеждами о природных гибридах. Остальное, я думаю, почтенная публика, если следит за нашими проблемам, сообразит на досуге.
  • - К нам недавно приезжал мировой театральный авторитет Максуэлл, он проводил мастер-класс для московских и петербургских актёров. Ходят слухи, что он намерен привлечь к своей новой постановке на Бродвее кого-то из наших исполнителей. Вы знаете об этом? - он утвердительно кивнул и ведущая продолжила. - В его планах постановка "Антигоны", ему нужна новая кровь из нашей среды. Как ваша метафора о берёзе и пальмовой роще согласуется с этим? Согласитесь, там вообще Русью не пахнет!
  • - Согласен, "Антигона" для нас - немножко пальма. А как вам такое: мэтр хочет сделать этот материал полностью в нашем духе и по тематике и по стилистике. Именно русская специфика и её непридуманная жгучая проблемность подвигли его забыть пресловутую отсталость и невежество с медведями на улицах и мафией в остальном пространстве! - ведущая, видимо, этого не знала и на секунду опешила. Но литератор кивнул ей, как бы, в пику и продолжил: - В таком проекте мы будем участвовать и на наших условиях. Ни в коем случае стиля "а ля рюсс энд балалайка" допускать нельзя, но участвовать очень даже нужно.
  • - И нас кто-то об этом спросит? - засомневался муж- ведущий.
  • - А почему бы и нет?
  • - А откуда такое категоричное "Да!"? Уже не раз бывало, когда в подобных проектах мы оказывались в лучшем случае на подсобных ролях.
  • - Я думаю, это не случится. Но, если, откуда ни возьмись, появится пресловутое "вдруг", то мы реализуем этот проект самостоятельно. Он в принципе созрел и под него мы сами сможем собрать и средства, и актёров, и музыкантов. Нашего авторитета в театральном мире хватит, чтобы достойно реализовать идею и без варягов.
  • - Чей литературный труд будет положен в основу проекта?
  • - Ни у кого не возникнет возражений, если автором будет кто-то из нас, тех, кто знает суть проблем изнутри. Ни один банкир не станет возражать против такой схемы проекта: автор из России, главный герой - то же, исполнители со всего света, постановщик - мировая театральная звезда. Раскрутить его будет легко, так что он без риска, престижен и окупаем! - последние слова Руслана режиссёр передачи подал с кадром, где ведущая была с явно загоревшимся взглядом, она первая, кто заставил самобытного автора сделать такое заявление.
  • - Вы понимаете, что это не рядовой проект и так смело о нём говорите? У вас, что же, есть и рояль в кустах? - Не на шутку разохотилась ведущая, забыв о своей вспомогательной роли в этой передаче, о муже, который остался не у дел из-за её активности и о многом другом, она просто тащилась от женского любопытства и Виальдин разыграл этюд - соблазнение у всех на глазах, как по нотам.
  • - А то! - ответно улыбнулся ей Руслан и подмигнул зрителям. - Ему палец в рот не клади! - подумала я и взглянула на присмиревшую Татьяну.
  • - В самом деле? - искренне и без деланной патетики не поверила ведущая, она была из актрис и с хитрой подачи Руслана автоматически стала играть роль простой женщины, встретившей незаурядного мужчину. Ему это было легко - он хорошо знал всю её родословную и роли в кино, часть из которых, как сценарист, сам и написал. Ведущая, что называется, попалась и заигралась, окончательно выпав из привычной формы телевизионной откатанности любого действа и его последствий.
  • - Есть и концепция и общая канва пьесы, примерно известен и круг исполнителей, пока не список, но уже круг! - добил её Руслан и я была ему благодарна за такой отлуп, он ответил и на мои претензии. Я взглянула на Татьяну, она закипала, ей не терпелось поделиться. Ведущую сильно задел апломб Руслана и выбил из привычного состояния, а поскольку она была дамой с нормальными и нераскисшими мозгами, то мигом сообразила, что к чему и тоже захотела как-то отметиться на этом поле чудес и застолбить себе личную грядку. Но это она сделает потом, после записи передачи, зайдя к нему в гримёрку. Она опомнилась, перестала восторженно улыбаться, переглядываться с мужем и сказала итоговые слова. Камера выключилась и появилась другая картинка. Мы с Татьяной уставились друг на друга. Она, похоже, совсем не догадывалась о давней истории отношений Каминской с Русланом. Как это им удалось при такой близости Каминской и Татьяны, мне было совсем непонятно. Тоже один из тайных разделов наших отношений с ней.
  • - Его же не было там, когда Максуэлл перед нами ломал ваньку, а о визите Максуэла к тебе и вашем соглашении ему вообще узнать неоткуда. И вот на тебе - уже и концепция и исполнители! - она меня даже не подозревала, я поёжилась от такой доверчивости. - Сам, что ли, дедуктор хренов, сопоставил, догадался и придумал всё остальное? - удивилась подруга. Мне добавлять ничего не хотелось, а пускаться в ограниченные признания и подавно, поэтому я вполне нейтрально промолчала и опять пожала плечами.
  • Мы с ней позавтракали, обсудили вероятных претендентов на роли в новом проекте. Для Каминской я оставляла роль Антигоны, а Татьяне желала стать исполнительницей роли нового персонажа, который Руслан обещал ввести в русский вариант трагедии. Но ничего подобного, конечно, вслух не сказала, хотя меня так и подмывало похвастать приобщённостью к театральному миру и его подковёрным интригам. Вскоре подруга засобиралась по делам и мы расстались.
  Мне захотелось побыть одной и я, решив все неотложные дела, отправилась на прогулку по Ярославскому шоссе. Потом нашла отвилок дороги к речке и остановилась у воды. Я любила смотреть на текущую воду, она успокаивала и настраивала на философские размышления о гармонии с природой, я всегда так делала, когда что-то становилось из ряда вон и приходила пора рассеяться. У меня было несколько мест на Волге, где я пряталась ото всех и сидела у воды подолгу, иногда часами, пока не приходил покой и слабо ощутимая нега от приобщения к первоисточникам нашего мироздания.
  Я закончили технический ВУЗ с большим объёмом математики, физики, химии, теории машин и механизмов, изучением тонких и мощных физических полей, с глубоким знанием информатики и математических прикладных теорий к биологическим направлениям наук и поэтому хорошо представляла себе, что не может человечество быть случайностью в игре естественных физических и химических процессов в мировом космосе - что-то их объединяет, этот органический и неорганический миры, они должны иметь общие корни. Вода, на мой взгляд, была каким-то очень важным звеном, которое связывает их в общую систему. И я смотрела и черпала у неё и мудрость и уверенность в себе.
  Вокруг не было никого, машины едва слышно шелестели где-то далеко за стеной из высокого сосняка, только немного мошкары и беспечных птичек в тепле послеобеденного солнца слабо озвучивали первозданность тишины. Я просидела так долго, что не заметила, как прикорнула. Разбудил писк мобильника, я его забыла выключить. Мне было лень покидать мир неги и радужных ощущений и я его выключила. Немного посидела ещё, сонливость медленно уходила и я возвратилась в мир. Привела себя в порядок, придирчиво осмотрела собственное творение и осталась довольна собой. Теперь можно и ехать. Я осмотрела место, пытаясь запомнить его приметы, чтобы при случае вернуться, села за руль, включила мобильник, положила его рядом и тихонько стала выбираться на дорогу. Место было прекрасным, настроение - ему под стать, я никуда не торопилась и медленно пилила по едва проложенной колее. Она была без рытвин и колдобин, трава здесь не сильно выбивалась в рост из договорённости с лесной дорогой и потому её не сшибали низкие днища современных авто, видно, сюда ездили многие, но не толпы и потому не разбили дорогу, а только укатали. Перед выездом на шоссе опять запищал зуммер, я остановилась и взяла трубку.
  • - Ну, где, ты, моя милая, пропадаешь? - раздался голос Руслана. Я прислушалась к себе, знаком ли мне этот голос, может в какой-то другой жизни мы с ним были близки? Почему он меня так сразу захватил, неужели у нас с Каминской не только внешность похожая?
  • - С природой общалась! - осторожно сообщила я и приготовилась узнать про себя кое-что из первых уст.
  • - Сидела на речке, свесив ножки и болтала ими у воды? - спросил он так мягко и ласково, что мне тут же захотелось его увидеть. Просто захотелось и всё! И я ничего не могла с собой поделать, мне очень захотелось, чтобы он продлил мои минуты в этом эдеме. Я сказала:
  • - Хочешь ко мне?
  • - Где ты? - и я подробно объяснила.
  • - Не выезжай на трассу, я скоро буду! - и отключился.
  Я не представляла, где он находится сейчас и когда случится это "скоро". Но звонить ему и уточнять не стала, я понимала, что он летит сейчас на "красный" свет мимо всех постов и новых забот ему лучше не создавать. Я отъехала в сторонку и приготовилась ждать, я научилась этому давно. Теперь в ожидании я обдумываю то, что раньше осмысливать было некогда. Приятно, не торопясь и с вариантами, решить все нюансы своей непростой и очень рискованной жизни. Я теперь гораздо реже, чем раньше совершала неверные шаги, даже, если это были совершенные экспромты, мне помогали вот такие неспешные размышления. Они готовили меня на случаи поисков моментальных и интуитивных выходов в минуты непростых решений, неизбежных в жизни любой женщины.
   Мне казалось, что Руслан был и в той, моей настоящей, жизни: уж очень он органичен со всем, не Каминской, а моим стержнем - дамы из города на Волге. Я к нему тут же прилипла. Он, меня не ведая, и я, его не знавшая, мы были из одного клана: меня к нему тянуло, а он любил другую, роль которой временно досталась мне. Но мне нравилась и роль и то, что ей принадлежало, я интуитивно изо всех сил пыталась закрепиться не в роли, а на месте Каминской. Мне не нужны были её атрибуты, но на её месте, которое она сама и создала, было то, что создавала и я, там, у себя и по-своему. Моё было не хуже и не дешевле, но я вдруг захотела всего сразу, не понимая, почему и зачем.
  Я никогда не была собственницей, мне не было жалко ни любовников, которые смотрели на сторону, ни мужчин, которые доставались не мне. Такой я была у себя дома, а, сменив свой дом на квартиру Каминской, я, кажется, сменила и кое-что из своей сути. Налицо было перерождение и я это стала замечать - впервые за много лет волновалась при встрече с мужчиной, как молоденькая девчушка. Я понимала, что глупо вести такую серьёзную игру и вдруг сломаться на элементарный экстрагенах, которые накануне реляций меня всегда вгоняли в краску. Но сердце ничему не повиновалось - оно вело себя так, будто мне предстояло первое в жизни свидание без надоедливых и пресных родственников, подруг, приятельниц и знакомых. И свидание не у себя на родине, в милой деревне, где каждый кустик и травинка меня знали и укоризненно подглядывали, а где-то на закраине вселенной, где всё другое, незнакомое и пахнущее острым и неведомым предвкушением того, что я себе пророчила накануне. И тот, кто придёт ко мне, будет совсем не тем, кто бывал со мной прежде и будем с ним мы иными, ни на него и на меня не похожими. Я не забыла, что где-то есть и муж и дети, но они были на какой-то другой полке и в другом хранилище: здесь же кроме меня не было никого, моё окружение где-то в удалении, в мой же круг непостижимым образом смог попасть только Руслан. Или это очередная женская блажь?
  ...Раздался визг шин на повороте и на поляну, где я размышляла о жизни, влетела машина, она была в пыли сама и с облаком пылевого сопровождения. Наверное, от самой Москвы. Хлопнула дверца и показался Руслан. Он был собранным. Он знал, что делал и чего хотел от жизни, знал ли он, чего хотела от него я? Не знаю, но чувствовала, что он тоже этого хочет. Он открыл правую дверцу и сел рядом. От него пахнуло теплом и грубым сексом, я это почуяла сквозь покой и негу собственной нирваны и его слабо прикрытое волнение. Он взглянул только на секунду и мне хватило, чтобы отключить и тормоза и другие интеллигентские примочки. Он был тем, что всегда нужно женщине: ум, сила, уверенность, внимание и надёжность. Я же сейчас была полной противоположностью и меня потянуло к нему так неудержимо, что я вскрикнула от предчувствия ощущения внутренней боли, которая всегда сводила с ума и никогда не бывала полностью удовлетворённой.
  Я очнулась в его мягких и нежных объятиях ревущей, растерзанной и никчемной, с меня слетела вся позолота и перед ним была обычная женщина, которая хотела удовлетворения и не пожалела бы для этого ничего, чем обладала в этот момент. Мне было плевать на всё, я ничего в эту минуту не боялась. Хотя, нет, боялась и панически - перспективы быть обманутой в своих надеждах. Это было на мне написано крупными буквами, хоть я и спрятала лицо у него на плече. Я даже не заметила, как это произошло, он ничего не объяснял, только тяжело вдруг задышал и стал избавлять меня от одежды, добираясь до меня и моего естества. Моё сидение опустилось вместе со спинкой, за ним вдогонку и правое, на котором уже была половина моего тела, и мы сползли к середине машины. Он стал ласкать меня, чуя каждую мою клеточку, каждую ложбинку на животе, родинки на теле, волоски вокруг сосков и хорошо подстриженный газон на площади Победы у клумбы со священным огнём. Он был и умел и чуток, но он не баловал меня, не лелеял, не дразнил и не манил, а только готовил и, как только почувствовал час пик, тут же вторгся и подавил всё, что раннее принадлежало мне.
   Теперь я себе не принадлежала и мне этого совсем не хотелось. То, что собой являл этот мужчина, было гораздо выше и ценнее, без него я была красивой погремушкой, мною играли, я играла другими, мы играли и дуэтом и квартетом, но ничего подобного я раньше и не видела и не чувствовала. Он овладел мною мощно и, захватывая все мои позиции, подчинял и подавлял, врывался и сокрушал, но я и сама хотела подчиниться его силе, мне немоглось без его погружения, это было сильнее самого отпадного наркотика, я подалась навстречу и протаранила им себя насквозь, оторвала часть собственного тела и размазала дымящуюся кровь по постели. Он отозвался на мой порыв и продолжил ещё сильнее и яростнее.
  После этого я взлетела и витала над собой, иногда поглядывая на нас двоих, а потом на тех, что сидели в наших телах, позже я рассмотрела и тех, что прятались в наших душах: их было много и с его и с моей стороны, я уже не различала, кто из них кому принадлежал, всё перемешалось в тумане, мои глаза покрылись чем-то прозрачным, оно придавало увиденному странные цвета и причудливые очертания, контуры были смазаны, иногда разорваны. Но у меня было странное ощущение целостности картины, реальности ощущений и полноты собственных чувств.
  Я не помню, что именно делала, двигалась ли, но знала заранее, что мы с ним одно целое, что я - это частица его, а он в эти минуты был только мой, никто больше не мог быть с ним и его прекрасным фаллосом, никто так не возбуждал его, как я, никогда и никому не пережить с ним того, что было у нас. Он жил тем же, чем и я. Очнулась я от того, что кто-то смотрел на меня. Я не сразу узнала Руслана, так изменилось его лицо, он был невесомым, хотя всё так же прижимал мои бёдра к нашему ложу
  • - Ты в порядке? - раздался его хрип, он откашлялся и повторил: - мы ничего не повредили? - я не знала, что ответить, прислушалась к себе и только после этого коснулась его руки. Я почувствовала, что он ещё во мне и полон сил. Я притянула его к себе и всё продолжилось. Или началось вновь?
  • Теперь я тонула - захлёбываясь, билась у стенки шлюза водозабора на гидростанции, меня неумолимо тащило вниз в турбинный зал вместе с тугим потоком воды и я знала, что меня разнесёт в клочья, я сопротивлялась из последних сил, ощущение безнадежности уже подступало, но я билась и перехватывала руками стенки шлюза, вырываясь из воронки. Напор был силён и не ослабевал, я чувствовала это, но боролась. Долго и упорно боролась и смогла переломить поток, нет, он не ослаб, но я приловчилась к его динамике, осилила его геометрию и переместилась от опасного места сначала на одну пядь, потом ещё и ещё и, наконец, оторвалась от засасывающей воронки. Меня подхватил центробежный поток и выбросил на берег.
  Там была мягкая сочная трава, светило вечернее солнце, лёгкий ветерок остужал горячее тело, а рядом лежал бездыханный мужчина. Наверное, это Руслан, слабо отозвалось в моей опустевшей, совершенно лёгкой, а может и невесомой голове. Глаза видели всё сами по себе: и раскрытые настежь дверцы машины, и сползшую с кресла женщину, и тело мужчины, лежавшего навзничь, и муравьёв, которые уже наводнили салон.
  У меня внутри было что-то тёплое, живое и приятное, оно придало мне силы и я легко поднялась, накинула блузку и выбралась из машины. Трава приятно холодила разгорячённые ноги, я прошлась по дороге, впитывая энергетику от травы и укатанной почвы, подошла к машине Руслана, открыла дверцу и увидела на сидении несколько роз, они были свежие, только что от умелого продавца, там же был пакет со снедью и коробка с вином и соками. Я собрала всё это в тенистое местечко на полянке и устроила небольшой натюрморт-пикничок на пленэре. Потом подошла к своей машине, Руслан шевельнулся, я посмотрела на него, будто видела впервые: это было чудо, которое никому и ни под каким соусом показывать было нельзя, теперь мне стало ясно, почему Татьяна ничего так и не узнала о нём. Эта тайна была достойна самого тщательного, бережного и строгого хранения. Я прильнула к нему, мне хотелось вдохнуть его густой мужской запах, ощутить на себе вкус его острого пота, согреть своим телом и вернуть частицу того, что он совершенно бескорыстно и щедро перекачивал в меня. Он был тем мужчиной, о котором можно говорить только с собой наедине. Я знала о таких откуда-то, но даже не догадывалась, кто они, правду ли о них шелестит пугливая молва или они - это бабьи россказни и досужие выдумки. Теперь убедилась, что они бывают. А Каминская обладает одним из них уже много лет - вот так-то! Он положил мою руку к себе на живот и сказал:
  • - Ты, моя девочка, себя превзошла. Если бы я не любил тебя так, как это у меня случилось, то, каюсь, живой бы не отпустил, - он покачал головой и подтащил меня к своим губам и я послушно отдалась его нервным ласкам, он наращивал и наращивал обороты, сминая моё тело в своих руках и возбуждая меня до той степени, в которой он томился уже давно. Я обычно долго раскачиваюсь, но здесь я не была собой - я была частью этого мужчины и возбудилась мгновенно и так же остро, как и он. Мир вокруг перестал существовать, были только мы и наша страсть. Очнулись, когда солнце спряталось за деревья и стало прохладно. Опять первой отошла я. Я поднялась, он, не открывая глаз, вцепился в мою руку, задержал мой уход и сказал:
  • - А ведь в гроб загонишь, если не прекратишь!
  • - И современная словесность понесёт невосполнимую утрату - мне такого не простят! - скаламбурила Каминская. Он поднял голову:
  • - А может, и поделом ей, если минуты с женщиной дороже всей этой вселенской мути! Анюта, я будто только что выбрался из тебя на свет божий!
  • - Только не говори, что теперь, как обновлённая икона и полон чудотворной силы! - слегка осадила его парение в эмпиреях Каминская, он не стал спорить и вдохнул мой запах, чем в это время я только не пахла, но очень острую компоненту откуда-то из очень больших, почти Изидиных, глубин я уловила отчётливо. Она держала меня в таком напряжении, что я была лишена каких-то тормозов, мне хотелось быть травой и чувствовать себя гибкой от дуновений лёгкого ветра. Я привалилась к нему, потеряла ориентацию в пространстве и забыла о времени.
  • - Почему мы не муж и жена, может попробовать? - вернул меня к реалиям дня его вопрос. Я долго въезжала в смысл сказанного и только после того, как он коснулся моей груди, стала что-то соображать. Он притянул меня к себе и я почувствовала - он не выдумка и не грёзы, только после этого очнулась. Мне вдруг стало ясно всё, чего не понимала в принципе и от чего бежала, как от релятивистской зауми и я стала рассуждать вслух, следя за тем, как Руслан реагирует на мои слова и как в нём отзываются мои интонации. Я уже знала, перед чем он не устоит, а что раздражает и бесит. Мне очень хотелось поиграть с ним в свои игры и я занялась изучением его конструкции. Кое-что уже прояснилось, к тихушникам его не отнесёшь, так что задача была вполне реальной. Я предъявила ему простое и жёсткое резюме:
  • - Тогда бы наш роман развалился на двадцать первом комковатом блине, тридцать первой бессмысленной ссоре, он бы умер тихо, без некролога в печати и зубовного скрежета и злорадных улыбок ревнивцев, родственников, друзей и знакомых. Не было бы вот таких безумных сцен и после них никто бы не падал без чувств на просёлке, там пьяный тракторист на "Кировце" мог бы раздавить тебя вместе с машиной и несчастной любовницей, которая изредка признавалась, что ты лучший мужчина! Вот так-то, Руся! - Вставай, там уже всё покрылось пылью веков! - я указала на своё произведение на полянке. Он мгновенно пришёл в себя и мы, слегка одетые, чтобы не одолевала мошка, отправились подкрепиться. Закусив и чуточку отошедши, он продолжил, будто предыдущая фраза ещё не успела остыть:
  • - Но ведь Ростропович с Вишневской живут уже много лет и обходятся без подгоревших блинов и разоблачений во время глажки белья?
  • - Дома они только встречаются и дружат! - предположила я такую фантастическую уживчивость этих несомненных индивидуалистов.
  • - Уже и внуков надружили, но никто не слышал звона разбитой посуды и не видел синяков у жены! - настаивал он.
  • - А они были? - робко предложила я.
  • - И посуда вдребезги и кровь из носу - наверняка! - улыбнулся он.
  • - Мы-то с тобой, Руся, совсем не такие, этот пример для нас не годится.
  • - А кто годится нам? Я задумалась и вправду - кто?
  • - Пожалуй, мы ближе к другой паре: Щедрин и Плисецкая. Ты не находишь? - предложила я. Он смотрел на меня и ни слова более не произнёс, этого и не требовалось.
  Прошла целая вечность, нам было хорошо, я была с ним знакома сто лет. Откуда это? - удивлялась я своим ощущениям, они меня не обманывали никогда, я всегда называла блуд - блудом, удовольствия - удовольствиями, шашни - шашнями, секс - сексом, но то, что у нас было с ним, я не знала, как и назвать: оно выпадало из привычного набора понятий и представлений. Если он любил Каминскую, а она не расставалась с ним уже много лет и была близка не только в постели, то, скорее всего, тоже любила и не просто, а с какими-то особыми наворотами и болью в глубине души. Она ничего мне о нём не говорила, даже мобильник, по которому звонил Руслан, запрятала глубоко и отключила, чтобы он себя не обнаружил. Я унаследовала всё её хозяйство, но чувства и привязанности она не могла передать по акту, они у каждой из нас были свои собственные. Полюбить или возненавидеть Татьяну или Виктора, Наталью или Анастасию, ночного визитёра Шелгунова или смиренного Сугдина - я могла только собственными фибрами, а не по доверенности. Я приняла Руслана сразу, и, даже не сознавая этого, отметила в своём сердце его силу и обаяние. Где-то затерялось осознание того, что своего мужа я всё же любила, совсем недавно он был мне дорог и мил, но я как - то легко и безболезненно забыла о нём и переметнулась на другую сторону, когда почуяла этого мужчину, как последняя стерва, как сучка во время течки. Может это он так на меня действует? А я невинная овечка, божья коровёнка, жертва искушений, муха на сладкой липучке - блазнилась и попалась? Нет, и ни то и ни другое! А что? Я почувствовала на себе его взгляд.
  • - Иди ко мне! - прошептали его губы и я приползла к нему, как послушная и преданная собака, ткнулась в ноги и застыла, ожидая ответного внимания и ласки. Он поднял меня и осторожно прикоснулся к лицу. - Что с тобой? - он чуял что-то, но ещё не мог разобраться, оглушённый минувшей любовью.
  • Это была самая настоящая любовь, мы оба это понимали и он особенно. Видимо, такой остроты у них давно не было, слегка притёрлись, привыкли, округлились, а тут появилась я, изголодавшая, небитая, нетасканная, неруганная, пахнущая самой собой, он что-то должен заподозрить, подумалось в дрёме и неге. Но тут на поклонение моей разыгравшейся гордыне явилась льстивая женская выдумка: мужчины в женщине никогда не видят того, что им предъявляют, они старательно ищут в кустах, за кадром, в шкафу, где угодно - только не на виду, не на лице! И этот разумнейший и ценнейший мужчина попался на том же, на чём ловит своего недотёпу шустрая бабёнка, приласкавшая соседа незадолго до прихода мужа. Мне стало обидно за него: почему и он такой же? Слеза появилась сама собой, но Руслан не стал меня мучить, он просто обнял, я вновь почувствовала его тепло: этого оказалось достаточно, я была счастлива и полна сильных и потрясающих ощущений.
  • Мы так посидели ещё немного, потом всё доели и допили и стали собираться. Мне не хотелось покидать это место. Что-то во мне застопорилось, я, уже одетая и подкрашенная, сидела за рулём и не могла сделать простого движения. Я боялась исчезновения очарования, которое было во мне и окружало нас, я боялась, что исчезнет не только очарование, но и всё то, что было с нами и вокруг нас на этой поляне, у берега реки. Время шло, а я не трогалась с места, я не могла пошевелиться. Руслан подошёл ко мне:
  • - Садись ко мне, машину заберём потом, на тебе лица нет! - он заглядывал ко мне в глаза и я понимала, что всё это блажь, но никак не могла выйти из транса. Я закрыла глаза и попыталась отключиться от испытанных недавно ощущений. Но ничего не получалось. Они не отпускали. Я попробовала ещё раз - то же. Попробовала иначе: вспомнила уроки йоги и сделала дыхательные упражнения. Через несколько минут терпения и стараний я стала вполне адекватно воспринимать мир и мне совсем уже не хотелось оставаться здесь, я, наконец, вспомнила, что на вечер есть неотложные дела и встряхнулась. Повернула ключ, машина стала живой, Руслан внимательно осмотрел меня и остался доволен, я ему улыбнулась и покачала головой, поддразнивая и искушая.
  • Я имела на это право, я знала, как выгляжу, чувствовала, что он не сможет оторвать от меня взгляд, ощущала энергетику его нерастраченных чувств, мне приятно осознавать, что он, лучший любовник мира, выбрал меня и гордится своим выбором, ему не стыдно за проведенные со мною часы, он впитал в себя всю мою суть, он знает все мои жилочки, волоски, родинки, он читает и угадывает мои желания. Ему было исключительно хорошо со мной, это было видно и не требовало ни слов ни объяснений. Я могла всё, он был мой и ничей более, я могла оставить его здесь из простого каприза и знала, что он выдержит и не уйдёт, пока я не отпущу и воспримет его не иначе, как милость любимой женщины. Я не стала этого делать, мне хватило того, что я уверена в его преданности.
  А ещё ко мне пришло понимание механизма, которым Каминская удерживала на себе внимание зрителя в нужных кадрах. Это было и просто и неправдоподобно технологично, как бином Ньютона. Я потянулась к Руслану и прижалась к щеке, которую он подставил для моей руки:
  • - Да, Руся, ты прав, что-то случилось! - сказала я, Неустроева, а не Каминская, и рванула с места. Он последовал за мной и держался почти впритык, мы были связаны незримой нитью и все маневры на изрядно побитой дороге выполняли слаженно и синхронно: сначала я, потом он. Солнце клонилось к заходу и норовило спрятаться за высокий отлогий холм, покрытый лесом. Иногда на петлях по холму солнце било прямо в глаза и ослепляло, я сбавляла скорость и осторожно проходила такие участки. Я уже вернулась на землю и помнила, что у меня есть много обязательств перед миром и самой собой, я не всё успела и мне надо было возвращать собственные долги и принимать чужие. Мы въехали в город и там расстались.
  
  Прошёл день. В этот раз вечером я решила поставить машину под окнами, поскольку устала и была совершенно не в силах плестись от стоянки и направила свои ненаглядные колёса во двор. И увидела у подъезда машину Насти, это была серая "Ауди" со строгими обводами, говорили, что машину ей подарили эмигранты последней волны за её роль в фильме про них. Она с гаражами и платными стоянками не связывалась и обычно с машиной не расставалась, оставляя возле собственного подъезда на ночь и на служебной стоянке у театра во время репетиций. Бывала ли она здесь раньше вот так в ожидании и чем это заканчивалось - у Каминской нигде не значилось. Я оставила свою машину под окнами одной из бабушек и подошла к "ауди" с правой стороны сзади. В салоне громко играла музыка. Я тихо потянула замок правой задней дверцы и она, даже не щёлкнув, бесшумно подалась, осталось открыть. Получилось и это. Я скользнула в салон и мягко опустилась на заднее сиденье. Настя сидела, откинувшись на наголовник передней спинки, и слушала музыку, передавали что-то из её любимой серии ностальджи.
  - Настя, - тихо позвала я, - проснись, я уже здесь! Она вздрогнула и обернулась. Испуг в её глазах сменился тихой радостью.
  - Аннушка, как ты меня напугала! Здравствуй, солнышко! - она окинула меня открытым и лучистым взглядом и спросила: - Давно сидишь?
  - Вот так-то! - сказала я себе. - Только остались наедине, уже и "солнышко"!
  - Нет, Настя, как приметила, так сразу тайком и подобралась, ты ко мне надолго или проездом?
  - Уж и не знаю, как обернёмся. Мне из Мценска сообщили, что за последние два месяца в их школу танцев деньги поступают с опозданием и в меньших суммах. Я плачу регулярно, Инна и Татьяна тоже, Анфиса с Тамарой оказывается потеряли реквизиты, но теперь я им дала и они перечислят. А ты об этом, ненароком, не забыла? - Вот и всё! - выложила она и мне вновь пришлось напрягаться и соображать, что это за школа и какие у Каминской с ней отношения. Я опустила глаза, чтобы не видеть ярких лучей Насти, от которых не хотелось таиться и врать во имя сохранения лица. Каминская с настиными тайными обществами содействия самодеятельным артистам правил учёта не придерживалась, где-то у неё, возможно, и хранились концы этих переводов, но я их не обнаружила, поскольку не подозревала о существовании. Я напряглась, покопалась в памяти и вспомнила, что ещё в первые дни по приезду наткнулась на какие-то переводы по 6 тысяч, но, где находился этот счёт, там не приводилось ничего. В компьютере были отметки о переводе и только. Возможно, речь шла именно об этом танцевальном кружке во Мценске. Признаться в этом Насте я не могла, а ничего подходящего для оправдания в голову не приходило.
  - Оставь свою красотку тут и пойдём ко мне, выпьем, чего захочешь и разберёмся, кто и куда должен переводить деньги. Не боишься, что угонят?
  - Её уже пять раз угоняли, но находилась она почему-то быстро и ничего с неё не сняли, говорят, это так поклонники мои шутят - пусть стоит здесь.
  Она с удовольствием поднялась со мной в лифте и не опускала своих глаз, когда я что-то спрашивала. Теперь, когда нас никто не видел, я ощутила особенно остро их былое и боль Насти о нём, когда она откинула прядь волос, неожиданно упавшую вниз и заслонившую левую бровь. Она закрепила её у широкой заколки и посмотрела на меня, в глазах было написано: "Теперь хорошо видно?" и я кивнула одними глазами, не приводя в движение ресниц. Настя всё поняла и удовлетворённо улыбнулась.
  - Что за чертовщина, - одёрнула я себя, - мы же с ней всего-то только один раз и были рядом, откуда она меня так знает? Знает она Каминскую, а не меня! Не забывайся, Анюта!
  Однако вторая моя сущность на этот интеллигентский визг внимания не обратила и цыкнула:
  - Напои её до отключки и всё узнай, иначе тебе смерть!
  И я с ней согласилась. Откуда-то взялось и лицемерие и циничное подчинение инстинкту самосохранения, Насте ничего бы не стоило поведать то, что требовалось для моего спасения, она чувствовала вину и пыталась её загладить. Но я даже приблизительно не знала, где прячется этот злосчастный фазан и напрямую спросить не могла, а она обсуждать эту тему стеснялась и, как воспитанная леди, о верёвке - ни слова! Татьяна бы не удержалась от откровенности и выложила, но с Настей всё было иначе: сначала царская сдержанность, приличия и нормы, а потом и остальное. Я видела, что она мается от вынужденного воздержания, однако никоим образом стимулировать её откровенность не сумела. Она быстро опьянела и улыбалась мне виновато и покаянно. Что-то они с Каминской не поделили, а отдуваться приходится мне, я видела, как она пыталась решиться к объяснению, но так и не смогла. Даже под сильным наркозом!
  Настя осталась ночевать, не в силах выбраться из-за стола. Мы весь вечер обсуждали проблемы мировой цивилизации и оскудение сокровищницы культуры. Так можно сформулировать тематику нашей путаной беседы вокруг да около единственной волнующей нас темы. Я спустилась вниз и забрала вещи Насти из машины, сумочку с бумагами тоже. Но главное - прихватить ночнушку, она её возила с собой всегда и спала в гостях в ней. В прошлый раз, когда они поздно ночью приползли вместе с Татьяной, ночнуша была в её в сумочке, чем меня откровенно удивила, но наружу эта моя эмоция так и не выбралась.
  Я помогла Насте раздеться и она, несмотря на сильный анабиоз, всё же оценила мою реакцию на её тело. Оно было прекрасным и на мне это отразилось, Настя удовлетворённо вздохнула, на улыбку сил уже не хватило и тут же отключилась.
  Мне тоже было несладко, голова казалась чугунной, глаза воспалились, но я не могла рисковать ещё раз и поэтому сначала освежилась в ванной под холодным душем и потом занялась бумагами Насти. Чтобы не попасть в историю, я подстраховалась и поставила рядом с постелью Насти стул с графинчиком минералки и стаканом, если бы она вдруг поднялась за чем-то, то стакан с серебряной ложкой обязательно загремел и у меня было бы время замести следы. Но Настя была недвижна и дышала очень тяжело.
  В её ежедневнике я нашла несколько фамилий с адресом - Мценск. Были там и реквизиты каких-то фондов, я всё это отсканировала и углубилась в изучение остальных записей. Хоть я и была у себя дома, но мне казалось, что всё это происходит не со мной, а с каким-то экранным героем в шпионском боевике. Сердце колотилось так громко и быстро, что я думала - оно вот-вот выскочит наружу. Я отложила толстый ежедневник и просмотрела вещи, Настя была обычной рассеянной женщиной и самые важные заметки могла сделать на чём угодно, даже на пакете от тампаксов. Их, таких важных клочков бумаги, было немного и я всё предусмотрительно скопировала. Я вернула её имущество на место и пошла в свою комнату.
  Пока я занималась копированием, сильно переволновалась, остатки хмеля улетучились и сон тоже. Я немножко полежала без сна и поднялась. Лучше заняться чем-то полезным, подумалось мне. Я вернулась к компьютеру и стала изучать свою добычу. На душе у меня стало гораздо легче, когда номера счета из бумаг Насти и многозначный номер из одного списка Каминской сошлись, они были именно оттуда, из Мценска. Банк там был с каким-то необычным названием и местный, поэтому мой предыдущий поиск по московским банкам оказался без результатов.
  Поработав с Интернетом и сопоставив найденное с отрывочными сведениями из уст Насти, я узнала, что группа московских актрис решила откликнуться на статью одного из журналистов случайно попавшего туда на городской смотр самодеятельности. Он так расписал одну немолодую женщину, которая вела там кружок академического танца, что Настя увидела в нём знак судьбы и собрала несколько московских актрис и уговорила их устроить складчину, чтобы помочь ей финансами. Для поддержания формы и выступлений нужны средства и немалые, взять их неоткуда, городская культура бедна и своих залов уже не имеет. Аренда его стоит немало. Вот они и взяли на себя задачу поддержать безвестную подвижницу. Каминская в этой складчине тоже участвовала, а при смене караула произошла накладка. Теперь я знала и этот мелкий эпизод её жизни.
  История с таким финансированием длилась уже второй год и та женщина считала долгом отчитываться перед Настей по полученным деньгам. Для этого завела счёт в местной банке на свой клуб любителей академического танца. Я оказалась в неплательщиках, вот так и проваливаются даже самые навороченные шпионы! Кто мог знать, что эта дама такая порядочная и высылает Насте ежемесячно отчёт и приходе и расходе средств? Я прислушалась, Настя спала. Заглянула к ней в комнату, она разметалась на постели и так же тяжело дышала, как и в начале ночи. Я припомнила её лёгкое дыхание в тот раз на диване их гостиной, а потом и у себя, когда она пришла с Татьяной - теперь она была явно не в себе. Когда мы все вместе куролесили после мастер-класса, она тоже была хороша, но совсем не в такой мере. Сегодня она себя превзошла и сделала это по какой-то важной причине. Возможно, утром всё и прояснится, она вполне может набраться смелости и задать пару вопросов, что тогда? Что они с Каминской делят с такой болью и напряжением души? Почему Инна так смотрит на меня, она, что - предостерегает от какого-то шага? Это могла прояснить только Каминская и я решилась, продумав, что скажу мужу, если трубку возьмёт он. Я набрала номер, призывая богов всех религий сделать так, чтобы трубку взяла Каминская, и готова была поставить свечку или принести языческую жертву в любом храме, если это случится. Трубку со второго гудка взяла Каминская, голос её был мягким и приглушённым, будто и не спала:
  - Алло, я вас слушаю?
  - Здравствуй, Анюта, у меня пожар. Рядышком спит Настя Виргиевская, она хочет что-то выяснить, утром у неё ещё будет болеть голова, но потом она это спросит. Что? Что у вас в корне раздора, где это лежит? - я понимала, каким наверченным или эзоповым языком она могла мне ответить и просто наводила её на файлы в компьютере. Кроме тихого шелеста в ответ ничего, Каминская перекатилась на край постели и сползла к тумбочке, я слышала, как она вместе с аппаратом ушла из спальни в коридор.
  - Как это случилось? Я в пять слов рассказала всё о Насте и закончила следующим:
  - Она никогда не была так решительна, что-то её беспокоит, выкладывай всё, иначе нас утопят! С платежами я уже разобралась, но эти взгляды откуда-то изнутри нашего или вашего общего меня выводят из себя, я не знаю, как на них отвечать!
  - Хорошо, хорошо, только ты успокойся, я всё поняла, дай подумать пару секунд. - ответила Каминская и в трубке затихло, я слушала ночную тишину своего дома и узнавала всё, мне так стало плохо, что я вздрогнула. Голос Каминской я услышала не сразу. - Аннушка, ты слушаешь? - я что-то буркнула и она продолжила. - В папке "Текущие документы" есть раздел "Кактусы" и далее вглубь - "Кактусы Западной Вирджинии", там ты увидишь всё. Пароли на всех входах - "Настя". Если кратко - это связано с прошлыми выборами, история неприятная и мы разминулись. Крупно и навсегда! Аня, всё, заканчиваю, Коля встал! - и раздались короткие гудки. Сначала меня укололо её "Коля!", потом готовность быть со мной в этих исследованиях личной жизни и неминуемого лицезрения грязного белья. Плюс и минус в итоге сложения дают ноль - в который раз отметила я в своей новой роли.
  Я опустила трубку: её признание и выданная мне лицензия на расследование своих тайн - это уже что-то!
  В названных ею папках оказалось много всякой мути, но главное я усвоила чётко: обе дамы играли важную роль в минувшей кампании выборов в Госдуму, что-то они делали напрямую, что-то завуалировано, но после выборов их пути разошлись. То есть, уже два года Каминская на ножах со всей этой высокопоставленной театральной камарильей. Похоже, Настя такой принципиальности не проявила и в ответ как близкую подругу её Каминская перестала выделять, она стала такой же чуть удалённой, как все актёры нашего и других театров и их многолетняя дружба развалилась. Мне немножко полегчало, появилось направление и я в нём пролистала всё, что можно понять влёт без особых комментариев и справок. Был там и один видеофайл, где Каминская с Настей Виргиевской обсуждают качество косметики и кремов и Каминская, она в роли покупательницы, решила проверить действие одного из них на эмблеме рекламируемой партии. Она намазала его тонким слоем по металлическому значку и рассмотрела на свет, камера скользнула к Насте, бывшей в роли экстравагантной продавщицы, та, приоткрыв свои несравненные уста, следила за энергичной Каминской:
  - Смотрите-ка, какой колер чистый, а оттенки! Они даже чуточку не изменились, какая прелесть, беру всю упаковку, заверните, пожалуйста! - с таким проникновенным чувством сказала Каминская, будто ей показали только что рожденного ею долгожданного сына после четырёх дочерей, и в кадре вместе с невзрачным и смазанным названием крема появилась чёткая эмблема этой партии. Продавщица завернула покупку в бумагу с логотипами партии и сказала:
  - У вас хороший вкус, это серьёзная фирма!
  Я вспомнила, что ролик одно время мелькал по центральным и местным каналам, но в полной мере оценила только теперь. Видимо, размежевание прошло из-за чего-то другого, поскольку эта агитка не стоила обсуждения даже за чайной церемонией. Так или иначе, но печка была найдена и далее стало уже полегче. Среди фотографий в папке были те, где присутствовала Настя. Я обратила внимание на одну, там она в вечернем платье сидела в глубоком мягком кресле, а над ней нависал мужчина в годах, лысый, с угрюмым взглядом и какой-то уж очень тяжеловесный. Подпись под ним простая - Вадик. Каминская знала его наверняка, иначе бы фото здесь не оказалось. Немного полистав материалы, я откинулась на спинку кресла и задумалась:
  - Что я узнала нового?
  - Много!
  - Прояснило ли это картину, сняло ли вопросы?
  - Лишь отчасти, но теперь уже не так муторно и страшно.
  Припоминая её поведение сегодня ночью и в другие встречи, мне показалось, но только показалось и не более, что Настя как бы винилась за что-то, за что? И потом, я чувствовала, что у неё не было раскаяния за содеянное, а только горечь за последствия. Этим своим упорством и последовательностью она подводила черту и предлагала начать что-то с самого начала, будто ничего и не было. Это хорошо для неё, а что должна чувствовать Каминская, которая в это вовлекла и Татьяну? Я долго размышляла и решила, что ничего не случится, если я оставлю всё, как есть - то есть сепаратный мир с Настей и отдельная глава отношений с Татьяной, не касающаяся Насти. Настя должна меня понять и пока сохранить в тайне потепление, а топор войны надо спрятать подальше и поглубже. У меня была возможность жить с обеими в дружбе и я её очень хотела. И та и другая женщины мне казались очень близкими. Даже, если одна у другой и увела что-то или кого-то, она это сделала из высших соображений и принципов, а мне с некоторых пор и самой пришлось хлебнуть немало горя именно по этой причине - принципы! Теперь я хорошо понимала, что принципиальный человек несвободен изначально, принципы всегда держат в узде. И Татьяна и Настя обладали массой принципов и собственных представлений о мире и своей роли в нём, как, впрочем, и я и Каминская и это их частенько разделяло и склоняло к маленьким женским войнам. Я в своей нынешней ситуации принимала их обеих на свою сторону полностью и безоговорочно, поэтому могла простить им небольшую вольность или каприз - обладание ершистыми принципами.
  Я не могла распыляться на пустые связи и символические знакомства только для видимости, мне нужны настоящие и верные сообщники и друзья, одной в этом аду не уцелеть - и поэтому Татьяна и Настя мне были нужны. Я припомнила милую беседу после просмотра фильма у неё дома и именно там почувствовала мощную и независимую поддержку их обеих и влияние этих странно между собой враждующих дам на остальное женское и мужское сообщество. Потом репетицию "Анны Карениной" и свой визит к Насте после неудачного спектакля, не забылась и ночная затея Татьяны с ночёвкой у меня после озвучки. Настя всё это вынесла и не стала ни упрекать, ни посыпать голову пеплом - она с достоинством вышла из нашей "странной войны" и пришла ко мне со своим знаменем - ночнушкой. Она сделала свой ход, как я и рассчитывала, что ж, теперь моя очередь и былому раздору конец!
  Я взглянула на часы, было около четырёх ночи, ложиться нет смысла и я ушла на кухню. Там решение, как быть дальше, окончательно дозрело по мере мытья посуды и наведения порядка после нашего застолья. Утром Настя проснётся с тяжёлой головой и желудком, переполненным сгоревшими в спирту ночными яствами - эта смесь хуже динамита. Я решила сделать окрошку, а к чаю испечь пирог. Я уже давно не занималась этим и с удовольствием ввязалась в чисто женские хлопоты, напрочь уводящие от нервных затрат и тяжёлых мыслей. Периодически я заглядывала к Насте, спавшей на диванчике, и поправляла сползающее одеяло. Когда со стряпнёй дело шло к концу и запах пирога уже растёкся по кухне, я почувствовала за спиной чьё-то неровное дыхание и обернулась. Это была Настя, она стояла босиком у входа на кухню и смотрела на меня, ночнушка обрисовывала фигуру: изящные щиколотки плавно переходили в стройные ноги, которые прятались под полупрозрачным шёлком её одеяния. Ногти отличались ухоженностью и просились на страницы лаковых журналов.
  - Доброе утро, Аннушка! - сказала она.
  Прозвучало это, как предложение мира и продолжения ночной оргии.
  - Как спалось, Настёна? Кто-нибудь снился? - спросила я, благосклонно принимая её дар. Она легко кивнула и ответила:
  - Так, ничего особенного, пойду приму душ. У тебя полотенца там же? - я машинально кивнула и она ушла в ванную. Про такие вещи, как полотенца, обычно знают только близкие подруги, которые в доме чувствуют себя своими и знают, где лежат соль, перец и противозачаточные таблетки. И это опальная подруга после двухгодичной отставки! Татьяна, которая давно в фаворе, этого не знала. Хотя, она другая, она вообще мало замечала вещи бытовые, вот и со мной она сблизилась в отсутствие острастки Каминской и не заметила никаких перемен. Или она раньше и не знала Каминской, а только хотела её? Такое могло быть? - Конечно!
  Как подкралась Настя, я не заметила - она обняла меня сзади, свежая, пахнущая собственным дурманом, и прильнула к щеке.
  - Попалась, птичка! - тихо прошептала она и немножко потёрлась о меня всем своим телом, выжидая моей реакции. Запах от неё был тонкий и рассчитан на изысканный вкус, я вдохнула и замерла, руки Насти чуть ослабли, а потом скользнули на плечи и повернули меня к себе. Она была почти моего роста, более изящной конституции и сейчас казалась просто воздушной. В её глазах был вопрос. Главный, но я так до конца и не знала - о чём? И всё-таки я ответила: - Да!
  - Я так и думала, - она светилась, - ты не могла не понять, Аннушка, я так надеялась, что ты поймёшь! - я оценила реакцию, вглядываясь в самую глубину этой женщины и сказала:
  - Если бы тебя сейчас отымели трое негров с полуметровыми членами, ты бы их и не заметила - так ты, Настёна, счастлива! Она улыбнулась, как никогда не делала этого для фильмов и партнёров в театре, и ответила:
  - Что там, Аннушка, эти дебилы - вымылась да ушла! А вот с тобой мы помирились и это для нас надолго и намного. Ведь так? - и я кивнула, дружба мне нужна позарез и предавать её мне не хотелось, что бы не требовали ни обстоятельства, ни обязательства Каминской перед другими, кого я уже знала и о ком даже не догадывалась.
  Я привлекла её поближе и легонечко провела указательным пальцем по слегка подкрашенным губам:
  - Смотри-ка, какой колер чистый, а оттенки! Они с тех пор совсем не изменились, взять, что ли? - раздумчиво сказала я, шаржируя тот ролик. Настя всё напряглась, в глазах появилась тревога, я просто почувствовала, что у неё душа мгновенно завяла. Даже привычные искры в глазах погасли и они стали какими-то прогоревшими, пепельными, почти под цвет волос. Я откровенно колебалась, могла и не взять. Да и Каминская на этом настаивала. Даже, если я возьму, она, вернувшись, отправит товар продавцу - это несомненно! Может, не мучить её и отказать сразу? Теперь я кое-что знала про их размежевание, но детали, а именно они важны в таких делах, детали оставались за кадром. Не зная их, я не смогла утопить её. А она это прочитала на мне! Я прикрыла глаза и сказала себе:
  - Нельзя войти в одну реку дважды! Настя не заслуживает моей жестокости. Она раскаялась и это искренне!
  А для неё сделала мягкую улыбку избитой, но извиняющей жертвы и сказала:
  - Может, мы с тобой свою партию организуем, а?
  - Давай! - легко отозвалась она и уже гораздо смелее прильнула ко мне.
  Мы с ней немножко приняли внутрь, чтобы организм не топорщился и принялись за окрошку, она нам после вчерашнего была в самый раз, а потом пили чай со свежим пирогом, начинку я сделала из творога, Настя, как оказалось, его обожала в любом виде. Ничего мы особенно не обсуждали и ни к каким соглашениям не склонялись, нам вполне доставало замирения на словах и тепла в глазах. Как-то сразу я ощутила в душе новый пласт, что был от Насти и стал он для нас общим: не знаю, как это называется и откуда оно взялось, но я сразу же почувствовала себя гораздо сильнее и свободнее. Настя незримо была рядом и это добавляло сил и уверенности. Мы условились, что о нашей договорённости никто не узнает, но в течение ближайших недель и месяцев мы постепенно приучим своих друзей к возврату назад и впредь ничего делить не будем. Я так до сих пор и не знала деталей размолвки, но похоронить её согласилась без раздумий.
  - Татьяну я возьму на себя, тебе с ней говорить неудобно, - взялась за конкретику Настя, - а ты займись Инной и нашими мужьями, они с тобой скорее согласятся, чем со мной.
  - Мне что - с ними переспать про-настоящему или хватит трахнуться по-быстрому? - пошутила я, выводя Настю к полю предполагаемого конфликта, мне хотелось хоть чуточку ясности, чтобы не влипнуть.
  - Ну, Аннушка, как получится, так и сделай! А Кирюша будет счастлив, если ты с ним просто полюбезничаешь, в прошлый раз у нас дома ты его просто убила и у него ночью ничего не получилось, такова ты, чёрная колдунья, - она развела руками, как бы соглашаясь с любым решением, как издержками сложного и большого процесса, и я сообразила, что отношения Каминской и Насти были глубже и как бы нависали над семейными. Ей ради восстановления этого "нечто" не было жалко ни сестры, ни собственного мужа, ни шурина. Хотя, она вполне полагалась на порядочность Каминской и могла ей простить, что угодно, если только та будет с ней честна по большому.
  Несмотря на наше примирение, я пока так до конца и не поняла причины самого раздора, даже после этой шутки. Что могло быть значимее родственных связей или речь шла о мелочах, значимость которых в больших семьях иногда вырастает до небес? Тут я припомнила негодование Татьяны о Настиных курах против своего мужа. Она говорила о вторжении Насти в её отношения с мужем. Может, и там были отголоски проблем Каминской с Настей?
  - Возможно ведь и такое, что резкое сближение Каминской с Татьяной произошло на волне обоюдного конфликта с Настей?
  - Вполне!
  - Или они не поладили с семьёй? Я припомнила кое-что из расстановки начальства и командиров в театральной и прочих культурных сферах Москвы и картина стала проясняться. Скорее всего, Каминская что-то сделала или сказала в адрес, допустим, родителей Насти, которые теперь, после тех злополучных выборов, ходили в городском и федеральном начальстве. - Это вполне реально! Тогда вся семья косвенно замешана и конфликтует с Каминской, Татьяна, у которой вся театральная родня с солдатскими погонами, её поддерживает, а Настя, чтобы остудить соперницу, которая в её отсутствие сближается с Каминской, откровенно заигрывает с её мужем. Я так полагала, что Насте муж Татьяны вряд ли интересен, не тот полёт и гранаты у него заряжены совсем не той взрывчаткой - Настя от подобного и не заведётся и не взорвётся. Секс с ним - это только способ досадить Татьяне. Первичен же конфликт Каминской со старшими Виргиевскими, а остальное к нему прилепилось уже в ходе разбирательств. Уже один извинительный вид Насти говорит о том, что она жертва и в этой ситуации иначе не могла. То есть, тогда и против семьи - не могла, а в остальном она готова к примирению и вот только что оно произошло. Она выделила, таким образом, изо всей этой бузы первичное и согласилась со мной, то есть с Каминской. Если я проведу ППР с этой троицей, то формальная почва для войны исчезнет, а в дальнейшем к нам примкнут и остальные. Возможно, там замешан весь театр и не только наш - вряд ли Каминская станет шуметь по мелочам.
  Теперь, когда дело о нашем с ней примирении стало проясняться, я решила минуты не упускать и прозондировать вариант природы вероятного конфликта из-за старших Виргиевских.
  - А это будет удобно, если мы всё решим в узком кругу? Ну, ты понимаешь, Настя, о чём я? - я внимательно и многозначительно посмотрела на неё, как бы раздвигая створки. Она, умничка и аристократка, поняла сразу же. Она просто кивнула и об остальном мы только уточняли и любезничали. И для меня открылись отдельные детали былой тайны, они оказались просты и рутинны.
  - По сути ты оказалась права, - сказала Настя, - я потом кое-что проверила и мне стало стыдно за себя, так что, если ты просветишь моих родственничков, они тоже успокоятся. Хотя, ты знаешь, мой муж на тебя имеет большой зуб, у него особое мнение и он желает сатисфакции.
  - А Инна?
  - Нет, она и тогда, если помнишь, ни во что не вмешивалась и была склонна поверить тебе. - Как теперь мне стало ясно, виной всему были мужья, которые, как несостоятельные примаки, таким образом выражали лояльность семье.
  - И ты с таким убожеством живёшь под одной крышей и спишь в одной постели? Настя, ты ли это?! - она удручённо опустила голову, что-то этот муженёк имел против неё серьёзное, раз она так раскисла.
  - Какая разница, кто в моей постели, что тебе от этого? - я увидела в её глазах немую просьбу, а тональность сказанного это подтвердила.
  - Ты сама после него иначе пахнешь, Настя, от этого не отмоешься!
  - Ну и что? Не всё ли равно?
  - Мне - нет! Мне, Настя, не всё равно, как ты себя потом чувствуешь.
  - Правда? - спросила она, я кивнула и она продолжила. - А знаешь, ты права.
  - Сейчас есть чем его перебить, этот запах? - осторожно спросила я. Она улыбнулась:
  - Очередь! Как на подбор, все элитных сортов и совершенно разные! Может, стоит рискнуть?- А!? - она встала из-за стола, обернулась вокруг себя и сбросила ночнушку. - Посодействуешь? - я поняла, о чём она и кивнула. То, что на ней было, больше обнажало и подчёркивало, чем закрывало и прятало. Такое тело хотят изощрённые гурманы, Руслан с его темпераментом и силой её просто растоптал бы и не заметил. Мой муж продержался бы чуть подольше, но конец для этого тела был бы тем же. Её нужно холить, нежить и лелеять и получать удовольствие от прикосновений и очень мягкого и поверхностного слияния, чуя её трепет и содрогание и заводясь именно от этого и вводя в транс, который для неё, по-моему, не имеет границ. Мне так почему-то показалось. Она подтвердила и мы окончательно закрыли и закопали тему Каминской.
  - Мы в заговорщики возьмём только Инну! - сказала я. - Остальные нам ни к чему.
  - Она тебе ещё нравится? - с оттенком ревности и даже не пытаясь её скрыть, спросила она.
  - Всё, - решила я, - и здесь полный ажур! Я лучше Каминской! Лучше, лучше, лучше! - и ответила:
  - Настя, она же твоя сестра!
  - И только? - не поверила она.
  - Она хорошая сестра, умная и надёжная женщина.
  - Она лучше меня? - вдруг взвилась Настя. Она по-настоящему её ревновала и не скрывала этого. Возможно, Каминская раньше давала для этого поводы и теперь, уже со мной, Настя была в нервическом трепете, это было очень сильно и сокрушительно для нас обеих и того, что мы только что заключили. У неё даже губы дрожали от возбуждения. Ещё немного и она сорвётся с катушек, что тогда? Я остужающее резко шлёпнула её по щеке, она такого не ждала, её лицо вытянулось и стало совсем некрасивым и неправильным, все пропорции вдруг нарушились и она мгновенно превратилась в уродливую сварливую и стервозную бабу. Я так и опешила от увиденного, но ненадолго.
  - Не сходи с ума, Настя! - сказала я, опомнившись первой. - Она не мой тип - успокойся! И муж твой не по мне! И мужчины мне нравятся совсем не такие!
  Она неожиданно успокоилась:
  - Да, я знаю, ты с ними холодна, как привидение.
  Я приголубила её и потрогала пятно на щеке - оно алело на фоне благородной светлой кожи, которая даже загорала на солнце иначе, чем другие, сохраняя нежную брахатистость. Она подняла голову и сказала:
  - Я хочу немного побыть с вами, когда ты с ним!
  - С кем? - удивлённо выдохнула я.
  - С Русланом! - оглушила она.
  - Зачем?
  - Тебе нравлюсь я, мне нравишься ты, я должна знать про тебя и это. Он в моём вкусе, но я не сделаю ни одного движения. Мне нужно другое. Ты понимаешь, что!
  Я задумалась: так сразу и всё вместе, в один присест не осилить. Что ей нужно во мне, я уже примерно знала и это нас сближало. А вот мужчина в таком случае мог быть нежелательным. Адреналин от него имел другой спектр и манил в другую сторону. С ними двумя одновременно я бы сошла с ума. И потом, откуда ей известно про Руслана? Каминская гарантировала полное инкогнито и вот!
  - Может это я наследила, не думая и не зная тонкостей их контактов? - Опять же, бабушки у подъезда знали Русика и интересовались клубникой на его даче.
  Я поверила Насте так же, как и она мне, эта вера далась легко и я не стала разбираться с нашим смешанным прошлым. Она имела право знать про него всем своим прежним доверием к Каминской, да и не было особого смысла таиться так долго. А если так, то Татьяну для равновесия нашей тонкой системы тоже придётся просветить, она того стоила, чтобы знать про Каминскую чуть побольше. Вопрос - как и когда это сделать?
  - Хорошо, при случае мы это устроим, возможно, ему будет интересно.
  - Аннушка, он хороший писатель и честный человек. Поэтому он мне и нравится! А вот твой продолжительный роман с ним у нас кое-что отнимает, я хочу рассмотреть его поближе и увидеть вас обоих. Я давно поняла, что у тебя кто-то есть и ты его прячешь. Узнала о нём совсем недавно, проверила и убедилась, что всё так и есть.
  - Мужчина что-то отнимает у женщины? Такое возможно? - удивилась я.
  - Я раньше тоже не верила, теперь же поняла, что возможно.
  - Они играют на другой клавиатуре, Настя, они же мужчины - у них всё другое!
  - Ну, уж нет! Все наши штучки общего пользования. Женщина - не инструмент, она существо, живое и отзывчивое. Если коснёшься, а душа не отзывается, значит, кто-то до тебя с ней обошёлся неумело. С тобой было то же и я это заметила. Настя говорила взвешенно и убедительно, она глубоко запала на Каминскую и это хорошо прочувствовала.
  - Давно это, по-твоему, началось, ну, с этими, с западающими клавишами? - немного поразмыслив, спросила я.
  - Нет, не очень, весной, кажется, - припомнила она.
  В это время мы с Игорем уже усиленно готовились к своей телевизионной акции, вспомнила я, а Каминская, вероятно, тогда же здесь обрубала концы, молодчина!
  - И долго продолжалось?
  - Я думаю, просвет появился около месяца назад и теперь, можно сказать, всё в норме. Это видно только со стороны, вероятно, поэтому ты и не отметила. Так с чем это связано, неужели проблемы из-за него?
  И я задумалась, хорошенько задумалась - она знала Каминскую давно и в чём-то лучше меня. Я не была готова к откровенному и обстоятельному разговору с ней, но и отвергнуть протянутую руку не могла тоже. Это нарушило бы нашу новую общность и потом я уже для себя приняла решение взять Настю в свой лагерь. А она беспокоилась о том, что Руслан может стать нашей дружбе серьёзной альтернативой - ей этого очень не хотелось.
  - В нём, Настя, всё дело в нём! Он поглощает меня почти полностью и ни на что другое ни сил, ни места не остаётся!- честно призналась я и она тут же поверила, от чего и мне стало легче. - Это было позавчера, он сделал из меня тряпичную куклу, а я счастлива без меры до сих пор, а тогда дышала одним только его присутствием. Это наваждение и мы оба от него без ума, ему - также и в разгон и до изнеможения. Настя, я не знаю, что это, но оно сильнее меня.
  - Ничего страшного, Аннушка, просто ты влюбилась. И немножко ослепла - так бывает со всеми, ты не исключение, - мягко успокоила она. - И хорошо, что это так сильно и до изнеможения, потом, когда ослабнет, из этого состояния легче выходить, поверь, я знаю.
  Я ничего не ответила, так было лучше. Пусть она тоже сыграет свою часть нашего дуэта. Мне же оставалось рассчитаться с долгами по этим добровольным платежам и не попадаться более.
   Новая Каминская - углубление в образ
  
  После того, что мне довелось пережить на берегу реки, я не могла быть просто деловой, зацикленной на сиюминутных страхах разоблачения, скупой на ответные эмоции и стервозной. Объяснение с Настей сильно раскрепостило другую мою часть, Татьяна своей необычной привязанностью оказывала дополнительную подпитку, с ней же я разряжалась и всегда чувствовала себя сильной и уверенной в себе и я впервые за время жизни в роли Каминской стала легка и свободна. Меня переполняло ощущение неимоверного счастья и я не стеснялась делиться им со всеми, кто попадал в мой круг. Минувший день заканчивался хорошо, долги возвращены, я, как примерная отличница, проверила список дел и поручений, мне доставляло удовольствие работать и видеть результаты труда, такое бывало со мной всегда, но сегодня был особенный подъём. Вернувшись с репетиции домой, я поставила машину на стоянку, перекинулась парой фраз с Эдиком - напарником Виктора, Виктор был в отгуле, и отправилась домой. Я чувствовала его взгляд спиной и своей походкой ответила ему "нет!". Дома я заглянула в компьютерную почту, нашла интересное сообщение и выделила в отдельную папку. В ней уже лежало подобное, его прислали ещё при Каминской, она сделала на нём большой знак вопроса и больше не возвращалась, при первом рассмотрении я тоже отложила, чтобы уточнить и разобраться и, закрученная делами, снова же к нему так и не приблизилась.
  Речь шла о крупном проекте, который затевался на забугорные деньги группой заморских киношников с некоторыми исполнителями из России для создания титула совместного производства. Но истинная картина в таких проектах обычно не была известна широкой публике из-за сложных межбанковских и межгосударственных манипуляций с деньгами, которые часто и были истинной целью инвесторов. Создавался круг актёров, режиссёров, сценаристов, операторов и технического состава из России, которые сражались между собой за место под солнцем с контрактами в треть или четверть от тех ставок, которые доставались людям из Голливуда. Целью проекта было создание полной версии экранизации "Доктора Живаго". Это должно быть около 6-8 часов экранного времени и снято на родной натуре, хорошим составом и новейшей технологией. Когда я откладывала этот материал на потом, то не думала, что именно мне придётся к нему возвратиться. Каминской, то есть мне, предлагали выбор: кастинг на роль Лары, без конкуренции отдавали роли первой жены Юрия Живаго Тони или матери Лары. Во втором сообщении говорилось, что на роль Лары пробуются пять актрис, я шестая. Надо сообщить согласие или отказ в течение недели. Группа подготовки базировалась на студии им. Горького.
  Теперь ситуация стала совершенно иной, поддержка близких придавала моим амбициям надёжность и силу, риск казался совсем небольшим, а участие в таком проекте могло Каминскую раскрутить и за бугром, поскольку фильм автоматически попадал в категорию серьёзных работ и мог быть прокатан во всём мире. Резонанс от его провала или успеха в любом случае был рекламой.
  Но вторые роли для Каминской - это уже закат! Возможно, кто-то из талантливой молодёжи и подпирал актёров умелых и опытных, но я про особо выдающихся из них не слышала, не читала и из других источников не знала, следовательно, их не было и я ни у кого из этой молодой поросли хлеб не отбивала. Роль Лары была для зрелой и состоявшейся актрисы. Среди других известных актрис я равной Каминской тоже не видела, в этом я убедилась, когда готовилась к обмену, по набору других профессиональных качеств именно Каминская была тем типом актрис, которая способна подать героиню классического романа настоящим образом и без купюр, так что вопрос стал ребром: быть или не быть!? Я не могла допустить небытия, это должна быть только Лара и именно та, которая написана Пастернаком, а не убогие перепевы, где роль русского интеллигента в десятом колене американцы отдали круглолицему усатому арабу Омару Шарифу. Поразмыслить было над чем.
  Я решила обдумать и взвесить всё ещё раз и с выводами и предложениями не торопиться. Потом разобралась с текущими делами и взялась за роль Лавинии.
  Я попробовала несколько вариантов реплик в первом акте и записала их на видик, просмотрела, немного поплевалась и, не торопясь, планомерно и настойчиво довела свою маленькую работу до победы. Потом то же проделала с другой сценой, здесь было проще, я практически играла саму себя, оставалось только помнить о просьбе мастера, а быть русской барыней со всеми её примочками для меня не было чем-то запредельным. Я прогнала сцену и осталась ею довольна, потом взяла несколько кассет с записями Каминской и сравнила. Разница была, она заключалась в том, что Каминская как бы дистанцировалась от своей героини, ей это позволялось. А я сливалась с ней совершенно и мастер требовал того же - почему Каминская упорствовала? Не из вредности же, тогда почему? Раздался звонок мобильника. Я подняла трубку:
  • - Аннушка, я хочу к тебе! - это был Руслан.
  • - Жду! Только не торопись, так будет вкуснее!
  • - Хорошо! - сказал он и мне опять стало по-особому тепло и покойно. В таком состоянии в новую работу вклиниваться ещё интереснее, я неожиданно обрела лёгкость понимания истоков многих проблем своей героини и лишних шагов делала гораздо меньше, хуже было с выразительностью, наработанных актёрских средств у меня пока немного, каждое новое движение и фразу надо было продумывать от начала и до конца.
  Я не отходила от зеркала и всё пробовала и пробовала, пока не усвоила, наконец, генетику собственной мимики поступательно и осмысленно головой, а не чем-то другим. Мне уже нравилось то, что я делала, я смотрела на себя и свою игру без былого ужаса и омерзения. Теперь я выглядела гораздо приличнее и, иногда, даже профессионально. Такое всегда внушает уважение к себе, а самоуважение у меня никогда не переводилось. Я всё это соображала и уговаривала себя по ходу тренажа у зеркала и видика, часто ставила его в покадровый и рапидный режим и просматривала то, чего не могла уловить в движении.
  Раздался звонок, пришёл Руслан. Он был возбуждён, глаза светились, он уронил цветы и пакеты на стол и я нырнула в него и с ним. Немного погревшись, мы отпрянули друг от друга и стали рассматривать, что же изменилось за эти несколько дней. Я думаю, мы стали ближе. Руслан не возражал. Но он мужчина, у него собственные принципы и я не навязывала свои. Он всё должен принять сам - это я помнила и очень крепко.
  • - Мы будем вместе работать, помнишь, как бывало!? - я кивнула, работать вместе мне сначала показалось уж слишком фантастическим делом, но фантастика сопровождала меня сплошь и рядом и не была ни притянутой за уши, ни дурно пахнущей. Я отошла от витаний в облаках и разборок с двойником, вернулась в квартиру Каминской и осмотрелась: что хочет мужчина от женщины? Вместе работать? - А почему бы и нет! - Можно, сначала я за компьютером, а потом ты? - я опять согласилась и мы оторвались, наконец, от того, что нас не отпускало и сводило с ума. Я чувствовала, что нужна ему вся и это вдохновляло на подвиги. Я была готова к тяжкому испытанию, к серьёзному искусу и припомнила сюжеты из библии и античных мифов о подобных соблазнах. Они всегда испытывали тех, у кого были очень сильные, острые и глубокие чувства, когда невозможно оторваться от любимых глаз, когда собственные уста горят от вкуса уст любимого, когда собственное тело так и трепещет от близости другого тела, когда твоё сердце стучит так же, как и то, для которого ты готова отдать всё, в том числе и последнее дыхание. Тяжело в таком состоянии не поддаться соблазну и не быть превращённым в соляной столб, каменную статую или бегущего оленя. Я не хотела потерять ощущения причастности к невесомому чувству, с волей и самоорганизацией у меня тоже всё в порядке и я умерила дыхание, закрыла глаза, отрешилась от наваждения, которое меня так и влекло и погрузилась в работу.
  Руслан сбросил с дискеты свой материал и быстро стал набирать текст, изредка в просвет двери оглядываясь на меня. Я была в другой комнате и работала над ролью, я поднималась, подходила к зеркалу, как к партнёру и вела с ним диалог, оборачивалась в глубину квартиры, где был другой партнёр и обращалась к нему. Я всё время чувствовала на себе внимание понимающей публики и сверялась в подаче роли с выбранным для эталона зрителем в пятом ряду. Каминская мне об этом говорила и я хорошо её прочувствовала. Теперь я уже работала на конечную цель - премьеру, а не отрабатывала подёнку до истечения срока обмена. С переходом в эту идеологию мне стало намного легче и свободнее. Ошибок я стала совершать намного меньше и грубых среди них не было вообще. Сегодня же я была окрылённой и всё давалось легко, а варианты подачи настроения героини открывались ранее даже немыслимые. Так было около двух часов, пока он не оторвался.
  • - Давай, я послушаю, что у тебя получается: у меня право синьора, а у тебя - моей музы. С кого начинаем? - я подумала, что после моей игры ему захочется щегольнуть собственными изысками, если же сделать наоборот, то, подавленная его величием, я могла бы расклеиться и скомкать свою часть. И начала первой. Он внимательно следил за мной и на его лице я видела всё. Я тут же возвращалась назад, когда видела тень недовольства, и прогоняла кусок иначе и так, пока не добивалась видимого благополучия. Мы быстро покончили со всем, что было у меня, он был не очень придирчив, я видела, что ему не терпится поразить своим творением. Он посадил меня у монитора и сел сзади, я читала и слышала его дыхание за спиной и потихоньку млела. И от того, что именно я читала и от того, что он был рядом. Но я помнила про соляные статуи из оглянувшихся путников и всё довела до конца. Когда я перевернула последнюю страницу и повернулась к нему, то увидела немой вопрос: "Как?". Я не смогла ответить сразу, во рту у меня пересохло, язык стал деревянным, а слёзы откровения сами собой выступили и застыли на ресницах, что я могла сказать ещё? Я покачала головой и пролепетала:
  • - Ты мой бог! - и всё, большего я не могла.
  • - Правда? - я подтвердила, качнув головой. Он облегчённо вздохнул и потянулся ко мне. Руслан, как малое дитя, нуждался в похвале и ласке, такое бывает у мужчины, если он доверяет и верит женщине. Я нимало не заблуждалась в том, что эскиз его пьесы был потрясающей вещью. Возможно, там были огрехи, которых с листа не заметить, но это мелочи, не стоящие слов. Я привлекла его голову к своей груди и приласкала, я не выпускала своих пальцев из его волос и сдерживала рвущееся мужское начало. Мне хотелось продлить миг упоения его интеллектом и мастерством, они стоили не менее, чем сексуальное начало, мне даже казалось, что сейчас именно его интеллект нужно приохотить к победам и умению их фиксировать. Я не знала, как они делали это с Каминской и не торопилась с собственными проявлениями, хотя они давно уже оборвали все пейджеры и телефоны. Я очень хотела иметь своё место под его солнцем и мне тяжело осознавать себя не единственной. Часы моего пребывания его мире тикали и мой срок, как и у Золушки королевском балу, был недолгим, могла ли я забыть об этом? - спрашиваю я вас?
  • - Говорите - нет!? Это вы, сидящие на диванчике и читающие мою историю, так думаете, а что взять с меня, влипшей в это по самое-самое...?
  ...И я взялась за него вплотную. Как сделать его послушным моим флюидам, мыслям и словам, каким образом показать ему, что секс в нашем общении - только одна из муз и не самая главная, хотя не подчиниться ей не смели ни он ни я? Так я думала, но говорила иное:
  • - Мистер Максуэлл обещал на днях выслать своё решение о проекте, давай сформулируем свои условия и сообщим, что наша версия пьесы вчерне готова. Дальше, надо бы обговорить твоё участие в проекте, после этого можно начинать рекламу и утечки о сюжете, героях и т.д. - суховатым тоном сообщила своё мнение о дальнейшем я. - Как тебе такой разворот? - он смотрел на меня, не особенно понимая смысла сказанного. Он ждал обсуждения своего творения, ему не терпелось услышать из первых уст совсем иное. Он не догадывался, что я была так сдержана потому, что боялась сорваться и расчувствоваться, я себя проклинала, но иначе поступить не могла. Чтобы искупить содеянное, я прошелестела:
  • - Русик, мы ещё успеем насладиться воспеванием твоей гениальности, я не хочу петь в хоре, у меня другое предназначение и ты знаешь о нём. Перестань хмуриться, тебе не идёт и складки возрастные сразу обозначаются, ты мне не нужен с испорченной и привередливой мордуленцией. Так и состариться недолго!
  • - Неужели, я тебе всё-таки нужен, стерва сероглазая?
  • - Ещё как!
  • - Как так? - началась игра, она отвлекла от натиска уязвлённого самолюбия и я успешно выбралась из маленького незапланированного кризиса.
  Потом мы обсуждали вероятные варианты постановки "Джулии Форнезе", я спросила его, не думал ли он об адаптации и пьесы и диалогов под нынешнее время.
  • - Я думаю, дело не в этом. Если постановщик умеет работать, то сможет обойтись формальной редакцией под нынешнюю грамматику и стилистику, не более того. Материал хороший, из него можно сделать шедевр или невразумительную псевдоисторическую муру. Это дело исполнителей и только! Ваш Сугдин дело знает и в революционных идеях не нуждается, он сделает то, что надо, вам повезло, что на эту постановку пригласили именно его, а не Фомина. Вот тот бы вас раскрутил на кровать в первом акте и гильотину в третьем, причём, из Венедетто сделал бы жертву дворцовых интриг, Джулию - папской Миледи, кардиналу пришлось бы разучивать как-кан для сцен в третьем акте в загородном доме, которые он сам бы и дописал любезно и совершенно бескорыстно, тебе пришлось бы изучать основы вокала, чтобы в одной из ариоз обличить весь мир в несправедливости и скверне и броситься со скалы. В общем, вы бы узнали все истории превращений и извращений - полный набор. Он замолчал и с сомнением покачал головой: - Признавайся, ты сейчас далека от театра, что опять задумала?
  • - Ты бы уехал со мной на край света? - лукаво и не скрывая этого, спросила я.
  • - Что мы там будем делать, на этом краю?
  • - Ты бы был со мной и только! Мы бы не стремились всех обыграть, а просто думали о том, что есть вещи, с которыми спешка ни к чему.
  • - И выращивали овощи, ловили рыбу, обустраивали дом, а по вечерам сидели на крылечке, смотрели на небо и рассуждали о том, какая погода будет завтра и виды на урожай в будущем году.
  • - И мы бы занимались днём боговым, а по ночам дьявольскими проделками, плодились бы и размножались, а потом, уставившись в звёздную кровлю, ото всего этого отдыхали и размышляли о том, как неплохо иметь общие думы и заниматься ими, плодя их достоинства, отделяя от пуповины и облагораживая. Неужели наши мозги хуже гениталий? - закончила я его репризу.
  • - Согласен, секса у нас больше, чем хотелось бы, я становлюсь, как Зевс, мне не хватит и всех женщин мира, я понимаю ревность Геры, но с тобой я - второе лицо. Унять можешь только ты. Ты актриса и, как первая скрипка, задаёшь тон, а я только подыгрываю. Одно слово - лицедеи! - остудил мой пыл реформаторства нашего романа Руслан.
  • - Лицедействуют немногие, а счастье ищут все. Оно во многом, ты это знаешь, а главное, в понимании твоих замыслов близкими людьми. Допустим, ты стал обычным инженером, но при твоём темпераменте и интеллекте, ты бы и там владел всем миром и я так же, как и здесь, восхищалась твоими делами и замыслами, - сменила я курс беседы, приняв как неизбежную данность то, что так привлекло Каминскую сейчас. Она была лучшей среди них и всё же решилась на такой резкий переход в другую жизнь. И ушла от него, яркого мужчины, прекрасного любовника, состоявшегося литератора с именем и солидными ресурсами и будущим - почему?
  • - Может быть в этом что-то и есть от истины, - не стал спорить Руслан, - но я как-то не очень себя представляю в иной ипостаси - не быть в литературе, не якшаться с бандитами-издателями и стервами-музами, - последнее адресовалось только мне и я ощутила его тепло, оно прожигало меня насквозь, это невинное и грубоватое замечание, - я глубоко увяз в авгиевых конюшнях.
  • - И обычная женщина тебя бы не устроила? - не скрывая сожаления спросила я, он внимательно оценил мою реплику и покачал головой:
  • - Обычная или необычная женщина - это уловка, это трюк, чтобы что-то в себе скрыть, выдать неразвитость за достоинство, отсутствие внутреннего богатства за норму, а серость за дар божий и предлагать яичницу, как последний писк раблезианства. Ты, Анюта, не такая, борщи и пелёнки не для тебя. Они перейдут в разряд мелких бытовых ремарок и всё! Ты всё равно вернёшься к тому, где мы с тобой сейчас.
  • - Ты уверен? - спросила я, не тень Каминской, а Неустроева, которая этими пелёнками и борщами всю жизнь только и занималась, он меня сильно задел. Руслан и на этот раз ничего не пропустил. Сейчас перед ним была Неустроева и я не скрывала настоящей сути, хотя не дичилась и временного актёрства и чужой роли в чужом доме и собственных эмоций, сваренных в чужом белье. Меня такую он и не знал и до сих пор не видел, я её усердно прятала и вот обнажила. Он был опешил - такой Каминская перед ним никогда не являлась, потом сморгнул, как бы избавляясь от наваждения, мол, чур-чур меня и сказал:
  • - Теперь - нет! Ты будто меня и не знаешь - вот как это выглядит. Только вот убить меня ты бы всё равно не смогла, книгу изорвать - тоже, так что... - он протянул руку ко мне и коснулся плеча, я не исчезла и смотрела на него прежними глазами Неустроевой, требовательными и ждущими другого ответа и по существу. - Аннушка, не смотри на меня так, я не резонёр, нет! Но твоих сценических и виртуальных образов и масок насмотрелся достаточно, вот ещё один, необычный, как у доктора Фауста.
  • - Руся, - холодно, настолько холодно, что сама поёжилась, сказала я, - я обычная домохозяйка, у меня семья, дети, муж, служба, есть и любовник и я хожу в театр, чтобы развеяться от сковородок и стирки белья, а потом вернуться и нежить душу в домашних заботах, такое близко любой женщине. А то, о чём ты говоришь, нужно лишь сдвинутым на собственной исключительности. Только им!
  • Я видела, что остудила его напрочь - так непохожа Неустроева на известную ему Каминскую. Он потрясённо качал головой:
  • - Сгинь, сгинь, окаянная! - Анюта, выйди из-за ширмы, прошу, выйди!
  • И я нарядилась Каминской. Холодной и трезвой, которая его манежила в последний год. Он облегчённо вздохнул и по-детски и чуть виновато улыбнулся: - Ну, ты и колдунья, Аннушка!
  От былого величия столпа современной русской литературы не осталось и следа. Куприн, подсовывавший своей молодой жене новые опусы под дверь закрытой для него спальни, выглядел так же растерянно и жалко. И я смилостивилась, мне нравилась эта роль императрицы и повелительницы. И мне нравился мой новый раб. Очень нравился, но знать ему об этом не следовало.
  • - У тебя, Руся, все чувственные и вкусовые ощущения сильно деформированы, ты слишком часто менял и жён и женщин, поэтому здоровые ощущения в твоей интерпретации не всем приемлемы. В гареме чувств и женщин нет ни сильных страстей, ни единственной, ради которой можно и на гильотину. И это ты знаешь сам, ведь так? - он кивнул, он уже опомнился и был близок к собственному обычному состоянию интеллектуального лидера. - Какая из этих многих я? Или на гильотину ты не согласен? - решила я не очень его баловать и содержать в спортивной и творческой форме. Мне это было очень тяжело, но иного и не дано. Иначе не поверят! Билеты сдадут в кассу и всё! Он опять растерялся и стал мямлить что-то несуразное.
  - Вообще-то ты из тех, кто в гареме и со всеми жить не сможет, ты их всех отравишь или отправишь на съедение собакам.
  - Я по существу прошу тебя, насчёт гильотины, ну? Готов или нет? Или огласить весь список? - не сделала я ни шагу ему навстречу.
  - Ради такой, которую ты сейчас показала - да! - его голос дрогнул и я решила, что этого достаточно - он мой.
  - А если бы я согласилась с ними ужиться, то как бы это проходило?
  - Если бы у меня была возможность иметь пять жён, я бы ни с одной из своих бывших не развёлся, а сохранил всех. Тебя это не смущает?
  • - И? - спросила я, - договаривай! Кто первая жена? Как они между собой соотносятся?
  Он надолго задумался, возвращаясь из поверженного состояния в своё обычное, это было непросто, видно, никогда не задумывался об этом и теперь не желал впасть в пустую риторику. Я видела, как он возвращается в привычные одежды, они мне сейчас нравились и я не стала ни строжиться, ни капризничать.
  • - Первой будет та, которую я любил бы в это время. Поскольку я не особый однолюб, то в течение года и вообще всей жизни меня хватило бы на всех. Между собой они бы непременно как-то сговорились, ведь каждую я любил в своё время так, что ей мало не казалось, это было взаимно, вряд ли горечь нашей временной разлуки будет так зла, что заставит забыть минувшее. Оно ведь вполне может и вернуться, если не придумывать ложные принципы и заборы - история знает такое. Любовь - чувство великое и неподражаемое.
  • - Сегодня я была бы какой из них? - не отставала я, пока зная только одну из его жён, актрису из МХАТа - то ли первую, то ли последнюю, то ли единственную из московских.
  Он сделал обиженную физиономию и стал загибать пальцы, бормоча имена и фамилии, через одно называя мои инициалы.
  • - Как ни крути, ты везде первая, а остальные на роль любимых сегодня не тянут. Поскольку и так хорошо тянут, каждая по половине "Нивы" ежегодно. Ты мне обходишься гораздо дешевле и не достаёшь по поводу переделки квартиры "как у людей". Так что, как ни крути, ты и первая и любимая и, самое главное, единственная любящая! Он потянулся ко мне и мы перестали притворяться и занялись этим единственным стоящим делом. Но про гильотину я всё хорошо и прочувствовала и запомнила, он и в самом деле на это готов. Если подтолкнуть!
  
  Утром я позвонила Каминской, она была одна. Мы спокойно обо всём переговорили, она меня как-то удивила своим спокойствием и невозмутимостью о ходе профессиональных проектов, не смутило её и известие о близости с Русланом, она была как бы отстранённой и невосприимчивой ко всему своему. Я так ей и сказала, на что она по прежнему флегматично заявила, что давно их своими не считает. Я опешила:
  • - Ты, верно, шутишь - это же твоя жизнь, ты в моём обличье и живёшь-то чуть больше месяца!
  • - Нет, Аннушка, я этот выбор давно сделала. Я сыта своей прежней жизнью по горло. Только не было возможности проверить: не сбрендила ли? Как оказалось, милая моя, нет! Я первые дни не могла поверить своему счастью: не изворачиваться, не ловчить, а попросту готовить обеды, стирать бельё, заботиться о ближних и видеть и ощущать, что они не изображают любовь, а любят по-настоящему, даже не осознавая, насколько это чисто и искренне. Аннушка, то, что ты создала у себя дома - это настоящий шедевр и я поначалу не верила в его реальность, потом осознала и с тех пор не могу придти в себя от охватившей неги и благости. Ты оказалась бесподобна в своём творчестве и никто из литераторов мира за все времена такого не мог создать воочию, я преклоняюсь перед тобой - знай это! Там всё прекрасно организовано и удобно устроено. Их проблемы, что Иришки, что Максима мне доступны и понятны, я знаю, что с ними делать и как решить, чем утешить и как сгладить углы, если обойти их не получилось.
  • Твой муж - это чудо, куда до него Руслану. Николай в своей епархии бог, но ни в одном глазу ни гонору, ни честолюбия, он меня, нервную и до боли возбудимую, по ночам будит не затем, чтобы похвастать удачной фразой или рифмой, а они у него не хуже, чем у Руслана, поверь. Коля натягивал покрывало, когда оно, проклятое, не выдерживало моих метаний и сползало на пол. Или тихо и аккуратно свежим и чистым платочком вытирал пот после моих приступов слабости. А я в это время делаю вид, что сплю и ничего не замечаю. Такое по долгу не делают - это любовь самая настоящая и неделимая на духовную и физическую. Мне не нужно вписываться в твою роль, она - обычная роль любимой женщины. За эти дни я получила столько всего, что хватит надолго, но мне кажется, что надо бы и впрок, а? - она вздохнула и замолчала, в моей шкуре жить ей показалось и приятней и легче, это меня удивило, её убедительность была потрясающей, но я смолчала. А "де жа вю" меня насторожило - Каминской ведь не было при наших разговорах вчера с Русланом и она не знала о чём мы говорили. Я почувствовала, что прежнее раздвоение опять подступило ко мне. Какая из них я сама, а какая - следствие роли Каминской?
  • Закончила Каминская так же трезво и спокойно: - Я уже немного разобралась с твоей работой и хочу тебе доказать, что не подведу. Внутренняя уверенность у тебя уже есть и ты готова к премьере. Позволь мне остаться ещё? - она определённо не хотела возвращаться в прежнюю жизнь вообще, я это хорошо чувствовала. Теперь мы были друг другу и открыты и понятны.
  Но были и старые спектакли, напомнила я ей.
  • - Ничего страшного, можешь и отказаться, замена там есть, так что особо напрягаться ни к чему. А по тому, что мы имеем сейчас, я в тебе не ошиблась - ты такая же, как и я, чуть помоложе, но значительно свежее и сильнее! - она сделала паузу, чтобы я усвоила сказанное и продолжила: - Анюта, дай мне подышать спокойно, ты ведь уже втянулась, ну, пожалуйста?
  Я прислушалась к себе, насколько адекватно воспринимаю сказанное, я понимала, что приключение заканчивалось и мне предлагали негласный и кабальный контракт, за который ничего, кроме седых волос и сожжённых нервов не полагалось. Но она знала, к кому обращалась, эта дьяволица в артистическом обличье. Она умело и плотно держала меня на коротком поводке. И я на неё не была в обиде: мы были в одном жанре, только начинали с разного. Хотя, тут я себя охладила, я не знала, как она начинала, это надо ещё установить.
  В её мире по моей инициативе случились и существенные изменения: и с Русланом и с Настей я от спада ушла, смягчились отношения и с другими членами труппы, одинокой я уже себя не чувствовала, а силы и уверенности заметно прибавилось. Жёсткий тон Каминской в отношении Руслана и Насти вытекал из её конфликтов с каждым из них и инициировался именно ею, то же было и с Татьяной, при моём отъезде она вернёт всё назад - так будет почти наверняка. Значит, всё пойдёт насмарку, а это всем троим доставит немало грусти и печали, а хорошо ли это? Я к ним так привязалась.
  • - Хорошо, пусть пока так и будет, но ... В общем, сама знаешь! - сказала я, умолчав о многом обуревавшем, и почувствовала, что тоже значу немало. Мы обсудили домашние дела, я ей поведала секреты своей кухни, кое-что из шитья и вязания. О муже я не могла говорить, клинило. Хотя так и разбирало узнать всё и в подробностях. Она тоже не торопилась с новостями и впечатлениями.
  • Я чувствовала, что семейная жизнь с моим мужем ей нравится больше, чем виртуальное любовничество с Русланом и она не хотела меня расстраивать. Мы ходили вокруг да около, но так и не назвали тему и не произнесли имён, за что я была ей благодарна. Не знаю, как бы я среагировала на это, могла ведь бросить всё и вернуться домой. Запросто могла и она это почувствовала. Очень умная и предусмотрительная женщина, похвалила я её позже. Потом я опять перешла на производственную тему и подробно продиктовала на автоответчик, с чего начинать и в каком порядке двигаться. Через несколько дней обещала всё проверить. На том и расстались. О своих договорённостях с Настей я решила пока умолчать.
   После разговора с Каминской я ещё раз осмотрелась и поняла, что вошла во вкус своей новой профессии. А раз так, то следовало бы оставить кое-что и из былого репертуара Каминской, чтобы была некая преемственность и остановилась на Гертруде в "Гамлете" и королеве английской в "Марии Стюарт", а от остальных отказалась. Эти роли царских особ были в основном костюмными и немногословными и, вводясь в уже готовый спектакль, я могла как бы со стороны посмотреть на грандиозную работу по подготовке премьерных спектаклей, где мои роли были ключевыми. В этих спектаклях я могла набрать форму и уверенность, да и занятость в них особого времени не требовала. Итак, 3-го сентября "Мария Стюарт" и 12 - го "Гамлет". Я посоветовалась с Каминской и она подсказала необходимое по характеру рисунка роли и прочим деталям, которых в записках не найти. Я включилась в марафон, чуя, что не погибну.
   Ресторанный бизнес, Лара Антипина
  
  Решение созвониться со съёмочной группой "Доктора Живаго" окончательно вызрело и я стала готовиться к пробам, чтобы непременно выиграть главный приз и отказаться от утешительного. И, самое главное, мне на ближайшее время следовало решить проблему финансов, старых доходов Каминской по рекламе могло на первое время и хватить, но нужны и другие источники: стабильные и надёжные. Я решила, что более быстрого и простого, чем ресторанный бизнес, нет ничего и прикинула, какая форма была быть наименее обязывающей и обременительной. Потом нашла список ресторанов и пролистала, изучая и владельцев, и время работы, и размеры и другие их качества. Остановилась на трёх и пробы ради позвонила в один из них, попросила владельца, его не оказалось, я набрала другой номер и сразу попала на хозяина. Я не стала представляться, а только узнала, не будет ли он так любезен сообщить своим сотоварищам о предложении некоей известной актрисы послужить для рекламы их заведения и объяснила, в чём оно будет заключаться. Тот сразу же заинтересовался и перешёл к конкретным условиям. Мы с ним быстро договорились об основных параметрах договора и я обещала перезвонить позже и сообщить результаты. Потом то же я проделала с остальными претендентами на моё шефство и их спонсорство. Вырисовывалась заманчивая картина, можно было бы посещать и стричь их по очереди, но, поразмыслив, я решила, что лучше эксклюзивно бывать в одном и набивать себе цену, чем переходить на тривиальную повремёнку. На том и остановилась, после этого разобралась с ценой и выбрала самый первый ресторан. Спустя час я уже звонила ему собственным неизменённым голосом и от первого лица выразила согласие сотрудничать. Мы решили оформить это сегодня же, мне выделялось отдельное купе, где во время моего посещения никого не должно быть, гостей я могла привести с собой не более двоих два раза в неделю или восемь за месяц, сама могла бывать хоть ежедневно. Мой покой и безопасность гарантировала администрация. Я же со своей стороны публику всё же замечаю и на приветствия отвечаю. Остальное не моя печаль.
  - Что ж, - решила я, - первый шаг сделан. Можно и отвлечься. И я вернулась к компьютерному расследованию тайн Каминской. Они влекли неимоверно, хоть и казались заумью и бредовым замыслом.
  
  Достаточно сложным в расследовании следов стёртых файлов оказалось составить круг родни моей наперсницы, для этого пришлось использовать все альбомы с семейными фотографиями, письма, которые были в ящиках стола и электронная почта в компьютере. На это времени ушло предостаточно, но я изучила всю подноготную и это облегчило понимание мотивов её поступков. С подписями и комментариями были не все фотографии, в письмах точные указания тоже встречались редко, регулярно она переписывалась лишь с двоюродным братом Кириллом и сестрой Леной. Их ближайшую родню на фото я уже хорошо различала и, если бы кто-то из них вдруг приехал в гости без предупреждения, что по утверждению Каминской было маловероятно, я бы смогла не перепутать их по именам, но и не более.
  Я рассматривала семейные фотографии и терялась в догадках - кто же этот БВР? По инициалам никто не подходил, мужская линия имела фамилию Каминских, ближние были Александровичи, Николаевичи и Никитичи, а поглубже - Парфёны и Демиды. Ничего, похожего на БВР, не просматривалось. И я стала искать за пределами родни. Тут начались сплошные тайны и недомолвки. Я пошла по другому пути и решила собрать всех её знакомых, по файлам, связанным с этим расследованием Каминской. И неожиданно для себя опять отметила фамилию геолога из Горной академии. Она часто попадалась на протяжении нескольких последних лет. Однако и он, Сотников Григорий Ефимович, тоже не совпадал по аббревиатуре, был гораздо старше загадочного БВР, не просматривался в качестве родни, но по времени отмечался где-то рядом с файлами про БВР. Да и сам геолог в этом всём занят как-то уж очень косвенно - обычная статистическая корреляция.Из того, как он вёл себя со мной во время визита к нему, следовало, что особой взаимной близости между ними нет. В этом больше сердечной привязанности пожилого мужчины к молодой актрисе, что-то из ряда романтических грёз, о которых предмет страсти часто и не догадывается, но уж никак не приятельские или деловые отношения. Отсюда вытекало, что она его изучала и использовала, а он об этом не догадывался. Факт настораживающий, особенно завораживал специфический характер расследования. Зачем он ей нужен, что она хотела узнать? Я решила разобраться с этим.
  Образец с прекрасными золотинами из далёкого геологического архея долго стоял на видном месте и я всё время возвращалась к нему и рассматривала природный уникум, он был по-особому красив и оторваться от его завораживающего блеска оказалось непросто. Я часто брала в руки, дышала на него, смотрела, как на золотинках проступают тончайшие капельки воды, а кварц так и оставался пустой зеркальной витриной. Я его вертела на ярком солнечном свету, высматривая особые блики и следы новых мелких золотин, которые проявлялись из глубины при перемене освещения. Однажды под бумагами я обнаружила большую лупу и стала рассматривать камень под большим увеличением и рассмотрела на затёртой круглой наклейке надпись - ГЕС. Инициалы у геолога были точно такими же - Григорий Ефимович Сотников. Я решила просмотреть и остальные образцы, может, там есть подсказка. Промаркированы были многие камни, среди них оказались и сотниковские. Это уже было что-то! Значит, он ей их дарил и раньше. Эти презенты могли быть, конечно, и от общества, но Каминская, раз она имела для пользования большую лупу в той же тумбочке, что и камешки, конечно, это заметила. Очевидно, подарки Каминской стали приятной традицией для геолога, он чувствовал себя вправе делать это. И это при его деликатности! Вероятно, связь у них хоть и неявная и без чего-то ясно обозначенного, но она наметилась и оба в какой-то мере тяготели друг к другу. Ведь она не отвадила его от себя и он к ней за столько лет не охладел, а это в таких тонких делах, как человеческие симпатии, что-то да значило. Ничего другого, как встретиться с ним и решить сомнения в обычной беседе, мне в голову не пришло и я решила найти повод, чтобы не насторожить мужчину и ничего в нём после себя не нарушить. Когда легенда была найдена и прокручена на вшивость, я вышла на него и попросила совета, как мне обустроить имеющиеся камни на виду и что можно сопроводить в табличках для каждого. Камней накопилось уже порядочно и хранить их на задворках стало совсем негоже. Тем более, что он знал о наличии многих собственных образчиков камней-самоцветов в её коллекции. Всё придуманное мне показалось убедительным и я позвонила Сотникову. Он не удивился и не отказался, похоже, этот шаг навстречу к нему зрел у обоих и вот этот момент наступил. Я могла что-то узнать, а могла и ошибиться в предположении. Осталось только дождаться его прихода.
  
  Неожиданно для меня да ещё и ночью прозвучал звонок Игоря. Час был очень поздним и я после хлопотливого дня уже готовилась прикрыть глазки, как раздалось мелодичное пиликанье и прозвучал его голос в автоответчике. В последнюю фазу обмена мы с Каминской не посвящали никого. То есть, он звонил Каминской. Сонливость мою тут же сдуло вихрем любопытства. А потом появился и охотничий азарт. Без него я уже не могла. После обмена вежливыми жестами и словами я спросила:
  - Что нового?
  - Ничего!
  - Абсолютно?
  - Даже хуже!
  - Что так?
  - А ты представь себе человека, который столько времени года пахал, не покладая рук, ради какого-то мига торжества. Да ещё и втайне ото всех! Миг, вспышка, эйфория от удачи, хмель во всех органах - ты бог! А потом ничего - полный штиль! Будто ничего и не было. Ведь два года мы работали не покладая рук и забыв обо всём, Аннушка, два года!
  В его словах слышалось нечто большее, чем горечь, я сама с ним раскручивала всё это и хорошо представляла его состояние после нашего обмена с Каминской. Но он не звонил мне, то есть Каминской, слишком долго. При той близости, что у них была, это настораживало, я давно ждала его звонка, надеясь узнать подробности про своего двойника, но так и не дождалась. Именно в первые дни он был в высшей мере необходим, старый знакомый в новом обществе. Скорее всего он надеялся на продолжение каких-то отношений с Неустроевой, другого объяснения затянувшейся паузе я не нашла. Или это Даша отвлекала от нас обеих? Мне стало интересно узнать всё из первоисточников. Немножко лести для смазки скрипящих петель в механизме нашего общения и он признается во многом.
  - Зато теперь отдыхаешь и мысленно прокручиваешь все эти кадры с вашим совместным торжеством. Такая авантюра - это, Игорёша, нечто! Я иногда прокручиваю её на видике - двухчасовый шедевр! И в этом только вы двое. Я даже завидовала вам, когда было готово, такое не всякому выпадает. Честно признаюсь - вы с ней супер! Разведки крупнейших стран мира такое готовят годами и используют уйму людей, гробят колоссальные деньги, а вы всё придумали вдвоём за бесплатно, а домашний видик с простенькой камерой и парой кассет - все ваши материальные ресурсы! Нет, такое этим говённым спецслужбам и не снилось, им надо подыскивать другую работу. - гнала я гигантские волны лести. - Ты должен гордиться, твоя доля там немалая, - я умерила пыл и сообразила, что Неустроева для Каминской всё-таки соперница, да и не задеть чувств мужчины к Неустроевой, ну, просто не могла, после чего на спаде интонации добавила: - хотя, если честно, она тебя немножко одолела, ты не находишь? - коварства в последних словах было достаточно, чтобы склонить его к чистосердечному признанию.
  - И ты ещё спрашиваешь! - произнёс Игорь и я, наконец, почувствовала его нескрываемую горечь. Совсем недавно он был самым надёжным моим другом и вот теперь я вынуждена хитрить и врать ему ради другой подруги. Возможно, он что-то и почувствовал в том нашем обмане всех и вся, он умный и чуткий, а теперь ещё и обиженный, но не мой. Мне его было жаль, но помочь себе он мог только сам, хотя могла бы его спасти и раздобрившаяся Каминская. - Ты же мужчина, придумай что-нибудь, удиви и она может откликнуться.
  - Нет, Анюта, для неё это даром не прошло, она в депрессии и серьёзно больна. Ничего подобного больше не будет, увы!
  - Ты к ней привязался! - сказала я наобум, до конца не зная сути и глубины их отношений, а также того, что там ему выдала Каминская в моей роли..
  - Лучше бы я её и не встречал!
  - Так хороша?
  - С тех пор, как её увидел, со мной творится что-то неладное - я вас стал путать. Беседую с тобой и вдруг кажется, что передо мной Неустроева, а посижу немного с ней и вдруг вижу тебя. Так и свихнуться недолго, - вздохнул он и я насторожилась, юродивые и сдвинутые легко разоблачают чудеса магов и волшебников, они в своём зрительном восприятии от шор избавлены. Да и болезнь у него была очень даже знакомой.
  - И всё же она хороша, Игорёк, с того момента - вашего триумфа, прошло столько времени, а ты ни разу даже не звякнул, - мягко укорила я, чуя цинизм своих слов, но никак от этого не страдая, и стала прислушиваться к его дыханию, слышимость была отличной и я различала даже капающий кран на его кухне. Интересно, а бывала ли Каминская у него дома?
  - Она ведьма!
  - Она лучше меня? - сказала я привычное то, без чего не обходится ни одна женщина в разговоре с близкими людьми.
  - Теперь не знаю, - он не побоялся откровенности и не стал врать, такое бывает при очень близком и серьёзном знакомстве.
  - Она же тебя выбила из седла, Игорь, ты ли это? Кстати, Даша как к этому отнеслась? - поинтересовалась я пассией, которая его одолевала, а он так и не смог ей сказать ни "да" ни "нет", увлечённый нашей авантюрой. Я ей не завидовала, хоть она и достойна лучшей участи, но всеобщей справедливости не бывает, она у каждого собственная и, на чужой взгляд, всегда с большими изъянами.
  - Она считает, что ты на меня плохо влияешь, а после того приезда и вообще закрутила голову. Я ей об этом ничего не рассказывал, боюсь, она не поймёт. От его уверенности в той авантюре у меня даже выступил холодный пот, он и вправду сойдёт с ума, если увидит всё в истинном свете. Такое и задумать и выполнить могли только совершенно сдвинутые, а мы с ней именно такими и были. Но свои владения мы обязаны охранять от чужих посягательств, к сожалению, Игорь сейчас для нас с Каминской был чужим и в чём-то гибельным.
  - Она права - либо ты с ней, либо с другой, но не со всеми одновременно! Таковы правила. Может, ты просто женишься на ней и всему конец?
  - Ты это серьёзно? - я даже не узнала его голос, так он был взвинчен.
  - Нельзя жить увлечениями, будто они и есть смысл жизни. Хлеб, щи, каша - вот наша пища, а не костюмированные развлечения, - прохладно и с элементами лживой сонливости увещевала я своего недавнего партнёра. Но именно так должна отнестись к его тревогам Каминская, у неё хватало собственных треволнений и страстей.
  - А ты знаешь, Аннушка, какая сегодня дата? - после некоторой паузы сказал он.
  - Нет.
  - Девятнадцать лет назад именно в этот день я с цветами встречал тебя у подъезда училища после твоей первой большой роли. Ты отшила всех своих и мы отправились кутить вдвоём.
  Этого я не знала совершенно и такой сюрприз сейчас мне показался очень некстати. На итоговом спектакле предпоследнего курса "Свадьба Фигаро" Каминская играла Розину, а роль Фигаро - кто-то из сокурсников, ушедших потом в коммерцию. Я его фамилии не помнила. Да и вечер воспоминаний в мои планы как-то не вписывался. Выходит, что Каминская Игоря знала всю свою театрально-сознательную жизнь, но мне в этом признаться постеснялась.
  - Это было в прошлой жизни, Игорь, я о ней уже стала забывать, так давно это было, - так же сонно и миролюбиво сказала я.
  - Может, мы оторвёмся, как прежде, ты только скажи и я приеду?
  - А что, это мысль, - сказала я, быстренько прикидывая её последствия и вдруг в голове появился безопасный вариант, - только давай сделаем это втроём: ты, я и она! Когда-то ведь должны мы с ней встретиться. А то всё заочно, да через посредников. Устрой это, а? Мне она уже давно интересна, постарайся, Игорёк! - и я тяжело вздохнула, выказывая и сонливость и усталость одновременно. Он понимающе извинился за поздний звонок, обещал кое-что предпринять и я опустила трубку.
  Пришлось в её биографии вернуться к тому, с чего я начинала и вот, что нашла: когда Каминская заканчивала театральное училище, он был уже на пятом курсе в Плехановском; то есть, студентом третьего курса Игорь познакомился с никому неизвестной молоденькой девушкой из новичков Щукинского и дружил до сих пор. Мне он об этом тоже ничего не говорил, возможно, это та часть его собственной жизни, про которую Неустроевой знать не следовало. Ничего себе - сюрпризик! Но, раз Каминская о нём мне - ничего, значит он в отставке. Только сам этого не знает. И то ладно - всё же определённость. Но выплыло и другое - утаивая интимную связь с Каминской от меня, Игорь готовил почву для подобного со мной, я стала для него альтернативой и он замешал крутой кок-тейль. Возможно, всё это время они с Каминской использовали меня каждый в собственных целях: Игорь возбуждал ревность у Каминской, а она отводила запал его привязанностей на меня, делая вид, что ревность всё же испытывает, но тщательно скрывает - такое сыграть не так уж и трудно, ей, тем более. Вот такой получался дополнительный один штрих к портрету театральной звезды.
  
  После пары репетиций мы давали "Марию Стюарт", у меня волнение просто зашкаливало, но справиться с ним удалось, выпив несколько глотков горячительного. Тепло растеклось по телу и неуверенность исчезла за пару минут. В первом акте у меня было две реплики, во втором шесть, а в третьем ещё десять. Я справилась лучше, чем на прогоне. Моя отстранённость со стороны казалась признаком величия и Настя, игравшая мятежную шотландскую королеву точными и уверенными мазками, на моём фоне выглядела именно той героиней, что и прописана классиком. Как я теперь сообразила, этот ключ определён ещё Каминской три года назад, когда они были очень близки. Мою игру в прежнем ключе Настя приняла как добрый знак и тепла в ней заметно прибавилось.
  Несколько сложнее было с Надей Лефортовой, игравшей Офелию в "Гамлете". Она у Каминской не была особо прописана и я по крупицам набирала информацию о ней, чтобы быть начеку. С мужчинами -партнёрами я почти не завязана и жесты с торжественными ходами и позами выглядели вроде реквизитной шляпки или приклеенной улыбки: можно с цветами, а можно и с вуалью - как изволите, господин режиссёр! Всё внимание сосредотачивалось на Диме в роли Гамлета и я с удовольствием играла на него. Для спектакля это было главным, он решался обычными классическими средствами. Особо себя не утруждая, я сыграла вполне сносно и особо не зацепила ничьего внимания. В прессе этот спектакль отметили дежурной заметкой обозревателя. И всё. Теперь спектакль шёл дважды в месяц, как и "Мария Стюарт". А я уже в общих чертах знала, что меня ждёт впереди.
  Я, как и Каминская прежде, систематически просматривала почту в свой адрес, чтобы быть в курсе всех новостей от своих поклонников. Среди авторов обратила внимание на одного мужчину, который систематически присылал собственные стихи очень даже неплохого качества. Для чего-то серьёзного они, конечно, не годились, но колорит в них был и он привлёк меня провинциальной чистотой и самобытностью. Я стала следить за ним, его сообщения бывали регулярно и решила задать вопрос: "Кто Вы?". Ответ последовал тут же - "Поклонник"! И всё. Я попросила сбросить на свою электронную почту подборку его стихов и прозы, если есть. Вскоре передо мной в своих творениях появился молодой автор, свежий и не зацикленный на формотворчестве, работающий в традиционном стиле, с приличным русским языком и нормальным мышлением.
  И я решила рискнуть. Мне было интересно увидеть его воочию и почувствовать на себе вживую, что значит для актрисы поклонник, пишущий стихи. Я попросила сделать небольшой цикл, где он развил бы свои мысли и ощущения, начиная с определённой даты, ну, к примеру, с сегодняшнего дня и создать несколько вещей, которые я могла бы опознать по стилистике или привязке к ролям, в которых он меня видел - я теперь всё реже и реже разделяла себя и Каминскую, мы срослись в одну особу и я иногда говорила "Каминская", а подразумевала себя, отзываться же на её фамилию привыкла уже в первый день пребывания в этой роли.
  Прошло некоторое время и мне довелось увидеть очень чистые и свежие стихи, которые несли печать совсем недавних творческих усилий, в них я заметила слабо уловимые приметы нашего своеобразного общения. Если бы мне было чуточку поменьше лет и опыт в приёме посвящений в свой адрес был бы поменьше, то я несомненно поставила бы этого автора, Петра Глухова, на пьедестал и стала пить из его источника. К счастью, восторженность для меня была историей давно минувшей и творения Глухова я видела в их истинном свете, включая и набор естественных слабостей. Однако автор он был очень интересный и я решила при случае перейти от виртуального знакомства к реальному. Для этого требовался достойный повод. Я решила чуточку выждать и дала ему конкретное задание написать парочку романсов или песен для вставок в свои старые роли или для новых, которые мы только готовим.
  
  Я почувствовала, что внутренне собралась и готова к пробам на роль Лары и сразу же созвонилась со студией и договорилась о времени. Они были готовы к встрече, период раскачки и организации заканчивался и на следующей неделе вопросы по составу должны решиться окончательно, потому что при создании сценария автор должен учитывать все достоинства и недостатки исполнителей. На написание и доводку литературного сценария уйдёт три-четыре месяца, режиссёрского - ещё пара месяцев, так что съёмки начнутся летом следующего года на натуре. Потом перерыв до зимы и зимние натуры, павильонные съёмки и опять натура и зима следующего года, весь съёмочный период - два года, причём, большая часть материала приходилась на второй год. Это было связано со схемой финансирования, большая часть денег придёт именно в это время. Мне прислали макет сценария с отдельными кусками из разных частей будущего фильма. Я выбрала для пробы следующее: сцену первой встречи с доктором, когда он был ещё Юриком, а я уже была подругой любовника своей матери; покушение на убийство этого любовника; сцену из госпитальной жизни; собственное замужество за студентом Антиповым и день встречи с Юрием Живаго в своей квартире на Урале. Я узнала, кто будет вести отбор кандидатов и приступила к подготовке. Пришлось просмотреть фильмы этого режиссёра, его звали Стенли Кречмет, узнать про пристрастия, пролистать страницы Интернета в поисках материалов о нём. Оказалось очень даже забавно: он был занимательным человеком с хорошим литературным вкусом, даже сам кое-что публиковал в сборниках эстетских авторов университетских издательств. Я всё это собрала и внимательно просмотрела. В общих чертах я теперь знала, с кем придётся иметь дело. Не очень мне понравилась его характеристика плейбоя, никто из актрис на главных ролях не миновал постели постановщика, причём, потом во время съёмок он их держал в чёрном теле. Выходило, что обхаживал и испытывал он их в качестве кандидаток. Но это было в Голливуде, неужели и у нас будет то же?
  Через день сообщили, что меня ждут постановщик и продюсер. Продюсер был личностью малоизвестной и мне пришлось довольствоваться сведениями о постановщике. Я подгадала паузу в делах и направилась на студию имени Горького. Меня в этой интернациональной съёмочной группе встретили очень торжественно и уважительно, наши старались перед иностранцем держать марку повыше и про меня рассказали всё, даже то, чего я не знала. Но я к этому уже привыкла и не шарахалась от рукопожатий, приятельских объятий и поцелуев. В павильоне остались только те, кто был нужен для проб и ни одного человека более. Стенли, оказывается, общался со мной на Голливуде во время съёмок фильмов по Тургеневу и я ему бросилась в глаза. Как бросилась, он не уточнил или исчезло при переводе, не знаю.
  Грим и костюм решили попробовать в одном варианте на все эпизоды и гримёрша приступила к работе, в это время готовились декорации в павильоне, ставился свет и прочее. Пришёл раздражённый оператор и стал осматривать грим и костюм, они ему не понравились и он заставил кое-что поменять, передав нам собственные нервозность и раздражение. Прошло ещё несколько минут, напряжение моё было уже выше всяких разумных пределов, ещё немного и я готова была подняться и уйти, но что-то меня остановило. Я дождалась последнего штриха гримёра и последних стёжков иголкой костюмерши, оператор осмотрел меня, всё оказалось в порядке, он заметно повеселел и мы вышли в павильон. По ходу туда я свою нервозность оставила одной грымзе, которая явно спала с кем-то из лидеров этой команды и видела во мне соперницу. Я мысленно обозвала её сукой, которую трахают от скуки и безделья и все подряд, а моей задницы добиваются самые лучшие, но дать или отказать - решать мне. Я видела, что достала эту даму и моё настроение заметно улучшилось.
  Снимали первый эпизод встречи с Живаго. Там я была за окном и он подглядывал, как я выпутывалась из коллизии с приступом ревности моей матери. Мне нужно было сыграть именно это; он, как рефлексирующая утончённая и поэтическая натура, должен почуять взрослость и таинственность моих отношений с матерью и нашим общим любовником. У Пастернака это прописано очень ясно и в классическом стиле, именно так я и была намерена играть, чтобы мальчик всё понял и обомлел. Поставили свет, выстроили кадр и началось. Я сразу же обозначила свои претензии на первое место среди претенденток и не скрывала намерений. В первом эпизоде по возрасту моей героине было около семнадцати лет и я, будучи вдвое старше, имела большой опыт девической вольницы. Естественно, я постаралась сыграть девочку, соблазнённую и познавшую прожжённого дельца и распутного мужчину, но так и не потерявшую прелести и очарования, которые так ошеломили Юрия Живаго, более того, она стала тоньше и изящнее, несмотря на тайную взрослую жизнь. К таким грязь не прилипает.
  Весь эпизод длился около полутора минут и надо успеть вложить, не суетясь, не повторяясь и фиксируя всё главное. С камерой я уже была на "ты". Их установили сразу три, в том числе две телевизионные. Сняли после первой же репетиции. Приступили ко второму эпизоду. Там вышло ещё короче, но пришлось переиначить по просьбе постановщика, чтобы реквизит не мешал лицезреть мою игру. Я видела, что он делает охотничью стойку и включилась в игру "Бесплатного сыра не бывает!". Третью сцену снимали уже под его чутким руководством, он изменил мизансцену, громко командовал, переводчик едва за ним успевал, я внимательно прислушивалась и пыталась уловить суть его претензий на слух. Кое что понимала сразу, но его речь была далека от литературной и поэтому без переводчика приходилось очень трудно. Кое-что всё же я улавливала и иногда, чтобы сэкономить время, переспрашивала по-английски, доставляя ему несравненное удовольствие.
  Он откровенно тащился и уже примерял, куда и как приткнёт меня для сексуального контакта первого отборочного тура. Внешне Стенли выглядел, как типичный англосакс с орлиным профилем и на меня никакого впечатления, как мужчина, не производил. Совершенно никакого! Не возбуждал ни на тысячную процента. Даже с учётом служебного положения. Это меня утешало, поэтому я могла спокойно играть и не бояться волнения от его близости. Но и тревожило - я представляла, на каком языке будут приведены аргументы в пользу актрисы, выигравшей конкурс. Обещать я научилась уже давно, на работе в рекламной фирме это стало частью профессии: заставить мужчину сместить акценты в предвкушении иллюзий вероятной близости с женщиной. Предвкушение - это та морковка, за которой побежал не один мужчина. Я никогда не делала авансов и ничего не гарантировала, только предоставляла возможность пофантазировать на эту тему, сначала робко и стеснительно, а потом, поняв, чего от меня хотят, и совершенно бессовестно, эксплуатируя мужское тщеславие охотников за привидениями.
  Не опуститься до откровенности - вот что я должна была сделать в первую очередь. Я, конечно, дистанцировалась от своей героини и после съёмки очередного кадра мгновенно выходила из роли и надевала холодную личину целомудренной девы Марии. К ней он подступать боялся. И так до следующего эпизода, где Стенли опять срывался с кресла, жестикулировал, вертелся возле меня и указывал, как надо это делать буквально своими руками, не упуская возможности задержать их там, где было тепло, упруго, желанно и заманчиво. Белья на мне не было и он это сразу почувствовал. Эрекция у него оказалась вполне заметной и иногда он не выходил из клинча подолгу, чтобы не выдать себя моему партнёру, оператору и осветителю. Больше никого рядом с нами не было. Последний эпизод снимали очень долго и я поняла, что где-то на этом этапе все претендентки буквально ложились под него. Он показывал вместо Юрия Живаго, роль которого исполнил партнёр, как я должна упасть в его объятия несколько раз. Кое-что из его шаловливых движений не было видно камере из-за декораций и уж тут он постарался. В конце концов и этот эпизод сняли. Я осталась в павильоне и придержала Стенли.
  • - Я хочу посмотреть пробы с другими актрисами. Это мой личный интерес. Обещаю, никто не узнает! - сказала я и в первый раз посмотрела на него глазами нормальной женщины. Которая хорошо знала, чего хочет мужчина, но...Он оказался, как и все и на крючок попался с первого раза, нервно засуетился и замялся. - Можно видеоверсию! - предложила я компромисс. Он ещё немного помаялся, вероятно, прикидывая свои шансы и пригласил в свой рабочий кабинет. В кабинете мы были втроём с переводчиком, которому поручили управляться с видеотекой. Я увидела материал и игру актрис. Потом посмотрела на собственную игру и осталась довольна ею. Вместе с Каминской мы всё сделали очень даже прилично, мне не было стыдно, но для окончательной победы этого явно недостаточно. Игра моих конкуренток тоже была на очень хорошем уровне. Теперь нужно сыграть вторую часть роли и я решилась на неё. Я спросила у Стенли, каким он видит любовный дуэт Лара-Живаго, кто из нас, претенденток, ближе к его видению этого дуэта. Он удивлённо уставился на меня, посмотрел на переводчика и спросил, принято ли у русских вести такие разговоры. Я поняла его сразу и не стала дожидаться перевода, моя фраза, прозвучавшая по-английски, была очень проста и понятна:
  • - Сэр, в нашей стране со мной постановщик всегда откровенен. Если он видит фильм иначе, чем я, то я в нём не снимаюсь, если же наши взгляды совпадают в целом, то мы вместе создаём настоящее кино! - и вопросительно взглянула на переводчика, он был наш и все наши болячки знал изнутри, переводчик подтвердил мою фразу и сэр призадумался. Он вряд ли хорошо знал Пастернака, а уж его поэзию и подавно, она на Западе широкой публике известна мало.
  • - Это, уважаемая Энн, романтическая история двух интеллигентов в дикой стране и на переломном этапе. Варварство и утончённая чувственность - вот две конфликтующие стороны. Они заранее обречены, в этой стране у них не было шансов на удачу. Они должны уехать из страны, советом Комаровского обязан воспользоваться сам Живаго, а не перепоручать судьбу Лары сопернику. В этом его ошибка и трагедия, - в основном за косноязычного постановщика произнёс преданный переводчик и это мне не понравилось, трио в таком случае чревато фальшью. Вряд ли этот янки что-то соображал о специфике нашей революции, когда она грубыми сапогами вытаптывала огромные залысины в былых традициях и обыкновениях обычных семей и разрушала их устои. Мы и сами об этом знали не всё. И я решила вывести третьего лишнего из игры.
  • - Сэр, а вам, не кажется, что вы упрощаете? Ведь доктор Живаго настоящий русский интеллигент, из дворян, для него понятие долга перед Отечеством священно и, когда стоит выбор: личное или долг перед Отечеством, он не может даже любовь к женщине оторвать от чувства долга и любви к Отечеству. Это часть его души, где всё тесно переплелось и выделить одно, не погубив другого, невозможно. Лара лишь чуть-чуть менее возвышенна в чувствованиях, но она понимает Юрия и разделяет все его представления и о долге и о любви. Она более сложно и глубоко устроена, поскольку она женщина. Она русская по всему своему устройству и её перемещают по стране те же ветры, что и Юрия. Они встретились после длительной разлуки в этом сплошном аду и уже было пустили корни, но прошлое в облике Комаровского сыграло грязную штуку на их чистоте и внутренней порядочности и в очередной раз разлучило эти любящие сердца.
  • В стране постепенно всё успокоилось, но прошлое и всё, что с ним связано, многих потом держало крепко в своих объятиях годы и годы. Фильм именно об этом. Когда русский зритель смотрит на историю доктора Живаго в интерпретации иностранцев, то он не узнаёт ни романа, ни России, ни сути всех проблем, которые так тонко и правдиво раскрыты у Пастернака. Так о чём вы хотите делать фильм, сэр? - На этот вопрос переводчик ничего ему подсказать не мог и его потухшая мина доставила мне маленькую радость.
  • А вот зрелище постановщика было совершеннейшей отрадой для моего взора. Видели бы его почитатели в эту минуту! Он был, как приготовишка, не выучивший уроки. Он надолго замолчал, переводчик теперь был со мной заодно и не скрывал своего пренебрежения к американцу, который в интеллектуальном кино казался явным дилетантом. Это не тайна, что психологическое кино высокого уровня в Америке снимать самим американцам не приходилось - некому! За них это успешно делали европейцы. И чехи, и венгры, и французы, и наши братья южные, западные и восточные славяне в том числе. Наконец, он промямлил, сохраняя лицо, что приоритеты будут выработаны в ходе работы над сценарием и с учётом актёрского состава. Это была откровенная виселица и я его не пожалела. Не тот случай, разводить сырость!
  • - То есть, можно считать, что главной канвы, на которую будет нанизано дерево романа, за который автора безжалостно и публично преследовали на родине и с грандиозным пафосом и помпой расхваливали и присуждали Нобелевскую премию за рубежом, ещё не существует? - он откровенно заюлил, понимая, куда я его веду. Он туда не хотел, иначе вместо него назначат другого постановщика, который не позволит такого скандала в стране, где роман стал настольной книгой настоящего интеллигента. И такие там закручены деньги - зачем им скандал?
  • - А что бы Вы, Энн, предложили, как выглядит ваше, так называемое, главное дерево? - высунулся он с предложением перемирия.
  • - Но постановщик ведь вы, сэр, это ваша прерогатива и ваш хлеб! - ласково отказала я. Он должен меня возненавидеть или испугаться, иного не дано. Меня устраивало второе, я за этим и пришла в студию.
  • - А вы одна из претенденток на главную женскую роль!
  • - Сколько претенденток, столько и вариаций на тему главной коллизии фильма! - ответила я и показала пятерню и один палец - столько нас было, основных претенденток.
  • - Мы учтём предложения и найдём компромисс, творческий компромисс. Надеюсь, вы понимаете, о чём я? - куда девались его скабрезные нотки, что так и сыпались мне под юбку и в просвет блузки во время пробных съёмок.
  • - Если меня завтра спросят об этом в театре и я отвечу буквально слово в слово то, что вы сейчас сказали, послезавтра вся Москва будет говорить о том, что опять безголовые и амбициозные янки приехали снимать развесистую клюкву в стиле "Рашен энд балалайка, гей!" с цыганами и медведями. И обязательно найдётся кто-нибудь, кто на приёме в одном из европейских посольств поделится этой новостью с гостями по обе стороны границы. Они захотят у вас проконсультироваться, так ли вы выразились. Но о том, как вы выразились и что под этим понимать, они сообщат чуть позже, после того, как отгремит первая сенсация. Она желанна и потому её поставят на первую полосу, а ваше оправдательное резюме поместят через несколько дней где-то среди рекламы памперсов. Я умолчала о финансовых последствиях такой рекламы, они для продюсера и постановщика значили всё: от процветания до краха. И они это знали отлично.
  В кабинете повисла напряжённая тишина, я смотрела на знаменитого постановщика и не узнавала его: совершенно исчезли лоск и самоуверенность, шаловливый блеск в глазах и размашистость жестов. Он понял, что ветер может и сменить направление и силу. Я прочитала ему одну из ключевых поэтических вставок романа, посвящённых Ларе и попросила переводчика перевести поближе к той атмосфере, которая только начала создаваться между Ларой и Юрием Живаго, они тогда часто вместе дежурили в госпитале. И он ещё любил свою жену, а Лара приехала на фронт искать следы пропавшего без вести мужа. Вещь ключевая и потрясающая. Переводчик очень постарался и я увидела, что лицо режиссёра сильно изменилось, он въехал, наконец, туда, где находится русское понимание жизни и философии её справедливости - всё по поступкам, а не намерениям! Я от себя добавила, что из виртуального в реальный их роман стал преображаться именно с этой сцены и с этого момента стали изменяться и сами герои. Постепенно и необратимо! Я открыла роман с закладкой на этой странице и дала его переводчику, он с листа перевёл текст и взглянул на меня. Я посмотрела на Стенли, дошло ли до него, чего хочу я? Вряд ли, но соображать он уже начал. И то хорошо. Я покачала головой и поднялась. На сегодня общения с ним было вполне достаточно. Я вошла в гримёрку, переоделась, тщательно осмотрелась, привела себя в порядок и направилась к стоянке. Там меня поджидал американец, переводчика с ним не было.
  • - Простите, Энн, я думаю, что мы не должны расставаться на такой ноте! Может, выпьем или пообедаем где-нибудь? - он старался говорить медленно и отчётливо, чтобы я успевала следить за ним. Я не торопилась оправдывать его надежды и облегчать творческую жизнь и поэтому ответила не сразу, воздав за всё, что он вытворял во время проб. Я очень внимательно следила за его лицом, всё ли он понимает и первое слово сказала после того, как убедилась в этом.
  • - Только, если вы забудете, что я одна из претенденток на роль и вы просто решили поговорить с коллегой, случайно встретившись на улице, - он согласно закивал и пригласил в свой культурный центр, где можно было общаться на любом уровне и в любой компании. Я согласилась, он сел в свой "Форд", я в " Порше" и мы отправились мириться. Я хотела эту роль или себе или Каминской, добиться её - значит сломать карту в игре, где до сих пор я всё время играла чёрными. Он не пытался оправдаться или обелить себя, просто ему открылась ужасная и запутанная картина, в которой он мало, что смыслил. И первой об этом ему сказала я. Если он действительно профессионал, каким представляется всем, то ему захочется в ней разобраться. Это был вечер вопросов и ответов. Ко мне он даже не прикоснулся и только слушал или отвечал на мои вопросы. С умными женщинами он явно никогда так плотно и по делу не общался, поэтому взмок от старания не ударить лицом в грязь, он помнил, как самонадеянно выглядел совсем недавно. Надо было закругляться и я предложила ему выбирать претендентку из остальных пятерых актрис, потому что я передумала участвовать в проекте.
  • - Почему? - взвился он.
  • - Когда на ипподроме бывает дерби, то побеждает совокупность обстоятельств, которые формирует Его Величество Случай: погода, настроение наездника, самочувствие и степень разминки лошади, квалификация тренера, случайности по ходу гонки, шум на трибунах и много других значимых или незначимых обстоятельств - всё это и формирует атмосферу, в которой кто-то способен на победный финишный рывок. Так бывает даже, когда есть явный лидер, но победа достаётся другому .
  Мы не на дерби и устраивать для претендентов вот такой низкопробный и примитивный цирк, чтобы его победитель потом играл одну из тончайших психологических ролей по лучшему российскому роману двадцатого века - это очень неудачное решение. Не те качества проявит победитель, совсем не те! Вы совершенно не знаете, что хотите сделать с этим романом, возможно, мне не захочется участвовать в этом фильме, если он меня не устроит. Возможно, я не устрою вашу концепцию фильма. Всё должно быть заранее оговорено. В контрактах на Голливуде так обычно и поступают, не так ли? - он кивнул. - У меня есть представление о собственном уровне и я всегда знаю, когда надо отказываться, чтобы в меня потом не показывали пальцем. В общем: или - или! Ничего в этом фильме кроме Лары я играть не буду. Мои фильмы все знают, работы в театре тоже. У каждой из претенденток дело обстоит аналогично, дебютанток среди нас нет. Определитесь с концепцией, а подойдёт актриса или нет - это уже, смотря по тому, какая концепция. Простите, мне пора! - я поднялась и вышла. Он сидел, пригвождённый, и смотрел мне вслед, я это чувствовала спиной.
  Если он хоть чуть- чуть соображает в классике, то поймёт, что лучше Каминской кандидатуры на роль Лары нет в принципе, если же он дуб, то в этом фильме сниматься просто не стоит. Это мы уже проходили. Я спокойно выехала из паркинга и потихоньку отправилась домой. Приняла душ, посидела у компьютера и с лёгким сердцем отправилась спать.
  Каминская позвонила ночью, ей не спалось и она перетащила телефон на кухню. Я выяснила причину и мы вместе с ней решили задачку по обаянию дамы-директрисы, которая красивых женщин не переносила на дух, но деньги для рекламы в её фирме были очень и очень приличными. С ней и прежде приходилось возиться дольше других, преодолевая чисто женской упрямство, местами переходящее в бабью придурь. Но на деловых качествах директрисы это отражалось минимально. Потом мы перешли на философские вопросы и я спросила:
  - Что в твоей актёрской профессии главное, скрытое от публики и ни разу не названное никому? Что смогло так долго удерживать тебя на волне успеха и внимания публики?
  Я надеялась, что она не отгородится обычным клише для журналистов из приближённой братии.
  - Рутина, сволочизм и блестящий внешний вид любой ценой!
  - Это в каком же виде? - озадачила я претендентку на роль миссис Неустроевой.
  - Я всегда следила за собой, моё лицо и тело были безукоризненными для любых камер, с любых точек, в полном комплекте одежды и совершенно без неё в любых сочетаниях и комбинациях. Тело и лицо - это то, чем меня удерживают в памяти и фиксируют на фотографиях, плёнках, видеофайлах. Все смотрят на них и если там что-то не в порядке, если в них нет электричества очарования и привлекательности, то это звоночек. Меня не так поймут, поверят не всему, могут встретить через губу - а это всё! Надо менять жанр и переходить на радио. Для кино и театра лицо и тело - это моя визитная карточка. Их рассматривают и публично и в уединении и делают то, чего они заслуживает: смотрят, упиваются, делят на части, раздевают совсем и одевают во что-то своё, целуют, насилуют и приобщаются к этим насильникам и каждый раз делают это иначе и с полным самовыражением. Актёрскую технику видят и понимают немногие, для публики нынешней я символ успеха и со мной под боком у них многое получается лучше. Ставки по рекламе - это критерий моей успешности, она всегда точно отражает мой каждодневный рейтинг, пусть даже устраивают эту таблицу жулики, сильно повлиять на него они не могут. Ты учти, доходы от рекламы даже у нас, где стараются не платить все, у многих актёров составляют самую значимую часть. Я не самая успешная в этом, ты это заметила, но даже у меня это значительно больше ставки за приличный фильм.
   - Так что гимнастика, косметика для тела и лица - это основа и без них всё кончится очень быстро. Выразительность и мастерство хороши для гурманов, а их в этом универсаме покупателей - считанные единицы. Так что балом правит серая масса примитивных вкусов и их продажные провайдеры. Примеров вокруг тьма!
  - Ты помногу занималась гимнастикой?
  - По утрам 30-40 минут всегда и вечером чуть поменьше, но обязательно, чтобы снять напряжение и нагрузки. Иначе мешки под глазами, складки, припухлости и прочее, для моего жанра - это смерть!
  - Ты любишь своё тело?
  - Ненавижу! Анюта, ты вскоре поймёшь это и сама. Мысли, чувства, слова, всё, во что я вкладываю себя, отходят на второй план, подчиняясь диктату лица и тела. Ходить так, чтобы от тебя не отрывали глаз, желанно для многих, но, когда на тебе все зациклились и нельзя даже уединиться, чтобы сменить прокладки или подкрасить губы, то начинаешь стервенеть и это часто переходит не на внешних агрессоров, которые далеко, а на собственное тело и лицо - они всегда под боком. Кто бы ни был с тобой, он видит твоё лицо и трогает тело. Что и как я говорю, их интересует во вторую и третью очередь. Если их устроит моё тело и лицо, ничего более и не нужно, остальная я - так, шумовое оформление!
  - Все-все? - не поверила я.
  - Да! - твёрдо и без колебаний ответила Каминская.
  - Даже Руслан? - она помедлила, но недолго.
  - Меня он видел всякую и ни разу не отвернулся, в какой бы грязи я ни была. На его взгляд, я принадлежу ему полностью и он может со мной управляться, как ему заблагорассудится. Однако за чистотой и ухоженностью тела и лица он следит не менее меня и укоряет за недосмотры. Оно принадлежит ему, значит должно быть совершенным, наши умствования всегда были после стихии чистой физиологии. И при этом он не выпускал меня из себя никогда. Не дух ему нужен, а тело! - заключила она.
  - Но ведь и с Колей не иначе! - заметила я, впервые упомянув их имена вместе.
  - Ты хочешь, чтобы я тебя в чём-то убедила? - впервые в этой беседе она дала слабину. Её тон сменился, я ступила на территорию, куда стараются никого не пускать.
  - Нет, я только спросила: у Руслана всё иначе, чем у Коли? И только!
  Она нашлась не сразу, но была очень убедительна и я ей сразу же поверила. Вот что она сказала:
  - Я была рядом с Русланом семь лет и всё время снижала планку и опускалась сама, ты же с Николаем всё время росла и вот уже догнала и обогнала меня. Разве это не очевидно?
  - Может быть, дело не в наших мужчинах, - осторожно заметила я, - ещё есть окружение, возможности, ну и мы сами.
  - Анюта, поверь, для женщины мужчина - это всё! Если бы твоим мужем был не Коля, а Игорь, ты бы никогда не обратила на себя такого пристального внимания и так бы и осталась в своей глуши счастливой и незамеченной. Тебя сделал он! Ежедневно, ежечасно, своим взглядами, прикосновениями, словами, просто своим присутствием рядом - поэтому всё его влияние и оказалось решающим.
  - Я могу то же сказать и про Руслана. Только там было иначе - ты его старалась не приближать к себе, вот и всё! Может, поэтому и нет результата, которого ты ждала? - я намеренно умолчала о своём расследовании, чтобы сохранить чистоту эксперимента. Она в ответ только односложно согласилась и мы пошли дальше по списку вопросов.
  - Когда тебе нужно проверить кого-то: тот он или нет, а время поджимает и изыски не просматриваются, как ты это делала? - спросила я, надеясь облегчить собственную жизнь в чужой личине, используя опыт Каминской.
  - Ты не поверишь, как это просто!
  - Неужели?
  - Слишком просто! - я недоверчиво покачала головой, в этой роли до сих пор очевидных решений мне не попадалось.
  - Секс! - сказала она .
  - Правда? - как бы не поверила я и стала ждать комментариев.
  - Да, и с мужчинами и с женщинами. Если этим ремеслом владеть в совершенстве, то от тебя не укроется ни единой фальшивой ноты или движения. Нужно только вовремя и умело задавать вопросы, а потом внимательно выслушивать ответы. Я оставила в покое всякую заумь по психоанализу и придумала собственную шкалу и критерии. Она в папке "Анна", подраздел "Таблицы и схемы". Вот в этом подразделе всё и лежит, папка открытая - читай, не хочу!
  - Я эту папку видела и смотрела, но не думала, что она такая значимая. Поэтому просто пролистала, не открывая отдельные фамилии.
  - Возможно, я в чём-то и утрирую, но там, Аннушка, ни единой натяжки или домысла - только вещи объективные и основательно прочувствованные.
  - Это что же: ты наблюдаешь за ними со стороны и только играешь роль азартной партнёрши?
  - В общем, да! Раздвоение в таких случаях происходит совершенно автоматически: ты делаешь движения, издаёшь звуки, делаешь себе хорошо и со стороны каким-то надёжным и отработанным девятым чувством наблюдаешь за партнёром. У меня это произошло само собой, в один из таких моментов я почувствовала раздвоение, а дальше всё было просто.
  - Количество перешло в иное качество, - сказала я, переведя всё в философские категории, - и когда это новое качество явило свой лик?
  Она надолго задумалась и замолчала, а я всё это записывала в свою базу данных.
  - Думаю, наиболее отчётливо я это усвоила лет 5-7 назад. С тех пор почти без проколов и быстро.
  - И какая база данных набралась?
  - Думаю, пять-семь сотен запоминающихся случаев было, - сказала она совершенно свободно, будто хирург на ампутации конечностей в военном госпитале на поле битвы. И я опешила, такое мне и в голову не могло придти - больше полутысячи! Мне даже сотня казалась немысливой цифрой, когда я лишь слегка покопалась в архивах театральной звезды. Теперь же я не знала, как к этому отнестись. Каминская усекла моё состояние и продолжила тем же менторским тоном лектора на медико-травматические темы. - Понимаешь, Аннушка, эти случаи интересны многими деталями и я с удовольствием всё доводила до самого конца. У меня не было семьи и ничего и ни для кого не нужно выдумывать в своё оправдание. Это не б...ство, нет, в сексологии случился бы переворот, если бы эти наблюдения стали доступными. Это совсем не тот примитив, что разводят на страницах печати жучки от сексологии. Там есть имена и даты, есть и кое-что из обстоятельств, но мы их с тобой никому не выдадим, да об этом никто и не знает. Сама же читай, используй!
  - И там весь наш театр?
  - Да, все, кроме слесарей и рабочих сцены. Четыре директора, шесть главрежей, их жёны и любовницы, короче, нет там только людей, мне совершенно неинтересных.
  - А враги?
  - В первую очередь! Как же без них, Аннушка!
  - И теперь ты без этого богатства не скучаешь?
  - Нет! Это как прочитанная книга, можно, конечно, и вернуться, что-то перечитать. Но теперь мне некогда, твой мир - это другая вселенная и там своих скелетов хватает.
  - Ты разобралась с нашими дамами из бухгалтерии и экономической службы?
  - Слегка, думаю, да, большего они не стоят. А вот соблазнительная дама - Реклама мне уже запала глубоко.
  - И всё же этих дам поостерегись, если будешь неосторожна с мужчинами, они тут же сдадут. Есть там две коброчки, ужалят и моргнуть не успеешь!
  - Элина и Виктория? - уточнила Каминская.
  - Они самые, они мне иногда домой названивают и ловят момент, когда трубку поднимает Коля. И этак хитренько высматривают, куда бы уложить заветное словечко, чтобы он призадумался да посомневался.
  - А ты отвечать им не пыталась?
  - То же самое, только их мужьям? - уточнила я.
  - Да!
  - Нет, как-то не пришлось. Хотя однажды рука и потянулась съездить по размалёванному фейсу. И я подробно изложила собственные наблюдения о них и перешла на шефа. Она им заинтересовалась.
  - Только не вздумай с ним заигрывать, - предупредила я, - он не игрок и об этом всё тут же и узнают.
  - Я это заметила. - сказала Каминская и мы вернулись к детям, дому и мужу. Теперь я могла говорить и о нём.
   Жанна, Войтин и другие
  
  В первый вечер в ресторане "У Фёдора" мы были с Жанной. Я заехала за ней в парикмахерскую после репетиции, она уже ждала. Взглянув на её одежду, решила, что сегодня ей следует выглядеть иначе, уговорить её переодеться мне удалось быстро, пришлось вернуться домой и выбрать наряд из запасов Каминской. Она чуть пониже, но стати у нас были схожими, разве что кое-где она поизящнее, подгонять почти ничего не пришлось и мы отправились на свой первый бал. Жанна выглядела прекрасно и её яркая и броская молодость гармонировала с моей зрелостью, вместе мы смотрелись вполне. Пока ездили по городу, она оживилась и кое что поведала просто так, чтобы представиться. Я направляла свои вопросы лишь изредка, остальное она делала сама, прежней настороженности как ни бывало. Уже в ходе примерок и прикидок она кое что рассказала и о вещах интимных, в частности, о том, что поступить в театральное училище ей хотелось самой и непременно в Щукинское. Первый опыт оказался неудачным, но использовать, как она выразилась, административный ресурс, не пожелала. А этот год ей придётся пропустить уже самой, понятно из-за чего. Она очень непосредственно делилась своими соображениями и высматривала реакцию на свои слова. На трескотню пустенькой девочки это совсем не походило. При более пристальном рассмотрении оказалось, что Жанна не лишена вкуса, хорошие вещи чувствовала и носить их умела, с тактом и воспитанием, спасибо маме, тоже всё в порядке. С иголкой она на ты. О маме она ничего не говорила. Мать-то по сути человек добрый, вот только жизнь её не баловала, отсюда и категоричность. В общем, я осталась довольна девушкой и по дороге к ресторану объяснила основные приоритеты и правила нашего с ней поведения.
  Мы поставили машину на служебную стоянку и вошли в хорошо оформленный холл. Здесь всё было выполнено качественно и строго в рамках основательного строительства с использованием красного, жёлтого и белого кирпича, пожарникам придраться здесь не к чему, покрытия стен и потолков из негорючих материалов, а полы покрыты дубовым паркетом и только проходы по всей длине устланы серо-жёлтыми ковровывми дорожками. Освещение было неярким и ненавязчивым, лишь около сцены оно казалось нарядней, поярче и поколоритнее. Отдельные кабинки в дальнем углу огорожены неким подобием плетня с раздвигающимися шторками. Что там творилось, из общего зала можно увидеть, только, если был очень яркий общий свет.
  К нам тут же подошёл менеджер и разместил в закуток, который был на виду у части зала. Мы осмотрелись, здесь было уютно и комфортно. Нам подробно рассказали, про кухню - что из чего и какого качества. Мы, внимательно, из чистого женского любопытства, а так же ради поддержания реномэ, выслушали рассказ и стали изучать шикарно изданное меню. На последней странице разворота вставлено цветное изображение Каминской в роли Раневской из "Вишнёвого сада", её изысканная шляпка с цветами и вуалью и старинная причёска придавали классическую основательность и солидность этой книге с гуляшами и салатами. Я значилась в качестве постоянной гостьи и ценительницы кухни этого заведения. Звучало и выглядело очень прилично, осталось проверить, насколько это так. Мы только перемигнулись и она, понимающе, сделала серьёзную мордочку. Остановились на ухе из стерляди, куропатке с фирменным соусом, картофеле-фри, салате из свежих овощей и кофе с фирменным пирожным. Вино оставили на усмотрение хозяев, поскольку в дальнейшем намеревались изучить всю коллекцию.
  Музыканты уже работали и не грохотали почём зря, акустика и аппаратура у них была классная, в составе: клавишник, ударник, бас-гитарист и очень живой сакс-тенор; клавишник и сакс заметно выделялись и мы с удовольствием их послушали, Жанна не дичилась и вела себя достойно. Я не дёргала её по поводу осанки и движения, единственно, о чём просила ещё по дороге сюда, это держать спину и голову, не забывая о том, что ты женщина и на тебя смотрят. И на нас смотрели, мы же были заняты своими разговорами и, как бы ушедши за непроницаемый для эмоций экран, не особенно на это реагировали. По взгляду хозяина я поняла, что он доволен возникшим напряжением в зале и о своей рекламной затее не жалел - что ж, отлично! В паузе между блюдами, когда звучала хорошая мелодия и сольная партия саксофона, я посмотрела по сторонам, разыскивая менеджера. Он пришёл вскоре и я ему объяснила, что иногда нам бы хотелось и потанцевать и показала, как мы это выразим, если пожелаем. Его же задача: сделать так, чтобы мы не шарили взглядом по залу, а дать знак кому-то из надёжных и умелых танцевальных партнёров. Он нас внимательно выслушал и кивнул. Через некоторое время мы захотели проверить, как он это усвоил и что из этого получится. На наш призыв поднялись двое молодых мужчин спортивной комплекции и подошли к нам. Танцевать они умели и мы отработали разом ужин и грядущий завтрак с обедом. Эти ребята были из охраны и Жанна успокоилась сразу же, как только об этом узнала. Были конфликты, потом объяснила она.
  Музыка и хорошая кухня сделали нас добрыми и готовыми к продолжению досуга. Мы зарядились хорошим вином и калорийной пищей, вечер только начался и я решила испытать свою подругу. Ну, какая женщина до восьмидесяти не любит приключений? Некоторые же из нас до самых своих последних минут формы не теряют - ни дня без приключений! Нам с ней было в среднем чуть больше двадцати восьми! После вкусного ужина и с таким юным возрастом и разогревшейся кровью сам бог велел не жадничать и вернуть обществу всё сполна и в полном ассортименте.
  И мы отправились в казино. Одежда позволяла, настроение соответствовало и нам захотелось немного поиграть на адреналине у других. Свой жечь мне определённо надоело и я решила отыграться. Я внимательно следила за подругой и не увидела в ней ничего такого, что отговорило бы от этой затеи. Внешне Жанна была сама покладистость и покорность, мне трудно было поверить в это всерьёз: по себе знаю, до чего иногда доходят такие леди.
  Играли совсем по маленькой, я выделила Жанне сумму и мы по очереди пробовали себя на разных местах обдирания глупых и неразумных, потом перешли к карточному столу, где шла неспешная и серьёзная игра. Мы внимательно разглядывали игроков и изучали, как они себя ведут. Многие играли ради игры, им недоставало острых ощущений, сам результат казался вторичным, они были какие-то оголтелые и без тормозов. Такие, как типажи, интереса не представляли, мы с нею следили за состоявшимися личностями. Это сделать оказалось не трудно, поскольку они заметно отличались от другой публики: их поведение было взвешенным и осмысленным, риск и безалаберность они различали хорошо и никогда не ставили всего на одну карту, а в поведении видна основательность и хладнокровие. Даже проигрывали они с человеческими эмоциями, сильно окрашенными в мудрость и юмор. Особенно мне приглянулся один пожилой мужчина с хорошим животиком и прядью волос на затылке, она всё время сбивалась набок и открывала остальное, лишённое волос, пространство мудрой головы. В одной из пауз он уловил мой взгляд и ответно бросил свой, остался доволен и извинительно улыбнулся. Ему не до меня, здесь другие эмоции, в другой раз и не этом месте - вот что это значило.
  На нас тоже смотрели, трудно не смотреть, но это и всё, что позволено. Нам было достаточно на первый раз и этого. Мы переживали выигрыш или проигрыш вместе с игроками, но лишь переглядываясь, играя и беседуя глазами, между собой мы мало говорили, не давая повода прилипнуть с комментариями и объяснениями. Мы играли этюды, как условились, я задавала тему, она раскрывала, я ей либо подыгрывала либо нет в зависимости от качества образа. Она была способной девочкой и нашла много интересного в этих игроках - очевидно, занималась в студии и с душой и осмысленно. Жанна оглядывалась на меня и чувствовала себя достаточно комфортно, к нам не приставали - ледяной взгляд я отработала в совершенстве и он отрезвлял мгновенно.
  Тёмных углов мы старались избегать, поэтому риска попасть в историю не было. Это был ознакомительный визит и главным для нас было смотреть и вникать, а также проникаться. Нас запомнили, этого для первого раза достаточно и мы вскоре отправились домой. Я посмотрела на часы, время пролетело быстро, уже около часу ночи.
  • - Поехали ко мне! - сказала я, ощутив в глазах Жанны тоску, настолько ей не хотелось слушать мамины указания о правильной жизни. Её собственная одежда осталась в машине, так что у Жанны были варианты: приехать домой в моей одежде и потом вернуть, переодеться где-нибудь в тёмном месте в машине или принять моё предложение.
  • - Правда?! - не поверила она.
  • - Заедем, покажемся и всё! - предложила я, не зная их домашних правил, всё же поздненько для выяснения отношений с беспокоящейся о единственной дочери мамой.
  • - Может, для начала просто позвоним? - предложила она.
  • - Звони! - согласилась я и протянула мобильник. Мне не хотелось смущать девушку и я отошла в сторонку. Она управилась быстро и вскоре мы ехали ко мне. Я поставила машину напротив окон своей новой знакомой и помахала ей перчаткой, она ответила и мы поднялись ко мне.
  Мы пили кофе с пирожными, болтали ни о чём, пожелали доброй ночи сами себе и уснули. Утром я должна доставить Жанну на работу и сделать у неё причёску со стрижкой, которая мне, по её словам, подходила больше. Про своего мастера Каминская ничего не сказала, так что я была в свободном поиске. Утром Жанна встала легко и мы, быстренько позавтракав, отправились к ней на работу. Там всё оказалось по-серьёзному, мне подобрали компьютерный вариант стрижки и причёски со всеми атрибутами. Стрижку делала мастерица Дина с остреньким язычком и умелыми руками, она очень бережно и легко управлялась с моими длинными волосами и вспоминала всех своих клиенток, в лицах передавая, кто, как выглядит и на что претендует. Такой дамочке на язык лучше не попадать, решила я и на её вопросы отвечала односложно, чтобы потом не объясняться и не оправдываться. Но Дина в разговорчивом собеседнике не очень-то и нуждалась, мои кивки и подмигивания были эквивалентом словесных ретирад и воспринимались, как полноценный диалог - она чувствовала себя королевой положения. Судя по тому, что она со мной сотворила, Дина и в самом деле была ею. Я так ей и сказала, прямо и открыто, впервые с многочисленными эпитетами, метафорами и сравнениями. Она даже смутилась и настолько, что деньги за работу пришлось оставить через Жанну. После этого я отправилась на телевидение.
  День там оказался очень напряжённым и плотным и я задержалась надолго, пока и эту передачу не сдали под ключ. Эта передача была последней из прежней серии, мы с моим партнёром выработали новую модель и следующая обещала быть новой а принципе. Я поехала в театр, здесь всё шло по накатанной колее, мне уже было и не страшно и не опасно. После репетиции я зашла в костюмерную к маме Жанны. Она обрадовалась и у нас состоялся разговор, я не хотела расстраивать эту женщину, которая родила и в одиночку воспитала прелестную девушку. Мне удалось убедить её, что Жанне будет полезно немного пожить вне дома, она должна осознать многое из того, что произошло с ней и сделать собственные выводы. Чужие выводы и мнения - всего лишь дидактика и молодёжью никак не воспринимается, через это мы все прошли. Это как грабли - у каждого свои собственные. Именно собственные ошибки и взлёты и их последующий анализ и осмысление создают личность. Так я убеждала её маму.
  - Она разумная девочка, у неё хорошая наследственность, она гордая и иногда ей тяжело уступить даже близкому человеку, ломая в себе что-то, ещё только нарождающееся. Уступая, она загоняет себя в тупик: то, что должно родиться, так и остаётся мнимой и не апробированной вещью, появляется горечь от нереализованности, а в юности - это очень опасно! Вырабатывается комплекс и не один, и все они в виновной тональности: надеюсь, вы не желаете для своей дочери клинического набора несостоявшегося интеллигента? - сказала я, когда мы на доверительном уровне обсуждали судьбу Жанны. Она вздохнула и согласилась. Ей было нелегко, но она понимала, что всё время принимать на себя то, что предназначалось дочери, она не сможет и рано или поздно пуповину придётся разрезать. Я ей с пониманием улыбнулась и она оттаяла. Мы договорились о некоторых деталях переезда Жанны ко мне и примерном времени этого пребывания вне дома, Инна Сергеевна отпускала дочь из дому впервые и суетилась, как наседка, но в общем всё уладилось. Я очень тепло рассталась с мамой Жанны и она обещала попусту не звонить.
  Теперь у меня в доме появилась ещё одна живая душа, она требовала моего внимания и заботы и очень покладисто относилась к тому, что я говорила и делала. Она работала посменно и мы с ней всегда бывали вместе по вечерам и через неделю по утрам.
  
  Вскоре после звонка Игоря меня среди бела дня и в самой гуще московских улиц по мобильнику достала Каминская. Она была слегка возбуждена и после дежурных фраз перешла к главному:
  - Игорь предлагает тройственную встречу, это твоя идея?
  - Да! - призналась я и на противоиндукции к её настрою почувствовала себя спокойно и уверенно. Каминская явно запаниковала и, похоже, не без оснований. Я вкратце описала предысторию своего предложения и приготовилась услышать её аргументы. Пока она размышляла, я нашла местечко, где можно свободно говорить, не опасаясь выехать на встречную полосу. Мимо меня со свистом и рёвом летали "боинги" и "мерседесы", "илы", "тушки", "москвичи" и "япошки", а я спокойна взирала на всё это безобразие и беседовала со своей новой и самой заядлой подругой.
  - А ты о последствиях подумала? - спросила она.
  - Последствиях чего?
  - Он же обо всём догадается!
  - А если нет?
  - Нам с тобой достаточно варианта "да"! И конец обеим!
  - Мы прошли такие чистилища: ты моего мужа, я твоего любовника и подруг и никто даже не заподозрил. Неужели ты боишься Игоря? С ним-то мы знакомы и давно обе, от него никаких сюрпризов не дождаться. Зато можем порезвиться и заморочить голову окончательно. К тому же, он не болтлив, надеюсь, ты тоже так думаешь. Я останусь в твоём макияже и образе, а ты в моём и он поплывёт! Анюта, ты себе и представить не можешь такого! Ни в одном серьёзном психологическом фильме такой интриги не бывало, везде двойников играет один актёр, мы с тобой первые додумались до такого, - поддразнивала её я, Неустроева, набравшаяся в её личине наглости и нахальства. - Ему нужно именно это - он нас путает и на этой ноте с ним легко справиться.
  - Аннушка, ты, верно, шутишь? - не поддалась как бы рациональная Каминская, укачанная жизненными штормами и жизнью в Твери, где меня знали гораздо меньше, чем её во дворе дома на Ленинградском проспекте.
  - Отнюдь, Анюта! Чем он отличается от других, чтобы так паниковать?
  - Они - ничего не подозревают, а он - единственный знает всё от начала до конца и сам разрабатывал первую часть нашей операции. Вот в чём разница и причина беспокойство! Если же ты намерена таким образом всё прекратить, то я в этом не участвую! Разменяться можно и без крови, я говорила, что ни на чём не настаиваю, а только прошу. Прошу, Аннушка, и взываю к твоей высшей сути не делать глупостей!
  - Что ж, я тоже тебя прошу - не паникуй! Я не самоубийца и ты это знаешь, успокойся! Давай на всё посмотрим, как на рабочий момент, как на принципиальную схему, признайся честно - ведь ты предлагаешь кабальный обмен! Возврата из него нет. А там вся моя жизнь! Не только наши с тобой игры, но и жизнь. Жизнь, Анюта, моя прежняя и будущая жизнь! И если в какую-то минуту со мной что-то случится и я не выдержу новой роли, то я тебя оттуда вырву с мясом и кровью, чего бы это мне ни стоило, ты этого хочешь? Я спрашиваю, этого?
  - Нет, - глухо ответила Каминская.
  - Поэтому давай всё решать вместе и полюбовно, я права?
  - Хорошо.
  - Если уж какой-то вариант мы и разыграем, то решение должно быть совместным и без выкручивания рук и слезы по поводу трудного детства.
  И мы договорились о встрече. Я поехала в театр, немного озадаченная, но и со знакомым чувством чувством уверенности в себе.
  В ходе подготовки к спектаклю "Дядя Ваня", я нашла записи игры Каминской о минувших треволнениях в уже сданном три года назад "Вишнёвом саде" и часто обращалась к ним, чтобы понять основные черты и особенности входа в душу героини. Чисто теоретически я это представляла, могла даже изобразить схему вхождения, но практика у меня была небогатой и я упорным трудом её нарабатывала, отложив в сторону менее насущное. Особенно трудно было найти внешний рисунок женщины, которую я намеревалась изобразить. Он был трудно уловимой материей. Хотя и Раневская и Серебрякова в чём-то были похожи и играла их одна и та же актриса, мне было сложно ухватиться за что-то, как за основу и от него приращивать остальное. Я пыталась найти походку или тональность в разговоре, чтобы они в свою очередь помогли отыскать этот ключик. Но ничего глубинного найти так и не смогла, а то, что лежало на поверхности, меня совершенно не устраивало: Каминская не могла быть такой нетребовательной и пустенькой. Чего-то в образе Елены Андреевны я ещё не постигла. Пришлось нырнуть в глубины актёрских наработок Каминской. Там было много материала по внешнему рисунку и его связи с внутренней сутью роли.
  Потом я вообще отошла от Чехова и вернулась к основам раскрытия этого образа. Когда я разобралась с сутью характера героини и перевела своё понимание в реалии красивой женщины начала века, передо мной замаячило что-то вполне зримое и свойственное этому образу, я увидела, как она должна входить в своё имение и осматриваться в нём и как она должна видеть провинциальную родню своего мужа. Когда понимание этого вхождения в дом, наконец, дошло до моего сознания, остальное стало уже легче, его я привязала к первым ощущениям, отсюда последовали нужные интонации в беседах с партнёрами. Она должна быть немного отстранённой, поскольку приходилось отрабатывать повинность в общении с неинтересными и незнакомыми ей людьми. Ей хотелось либо соперничества, либо сотрудничества с ними - она была лидером, но не деспотом. И ещё этой женщине было тоскливо без игры и интриги. Это прописано у Чехова очень ярко и недвусмысленно. Отсюда и вариации в голосе - она и игрива, и уступчива, и категорична, и загадочна. В ремарках и рабочих записях автор это отмечал постоянно. Основа её тембра - загадочная вибрация, исходящая из самой глубины души. Я стала искать эту глубину в собственных запасниках. Когда окунулась туда с этой целью, то была неприятно поражена совершенным беспорядком и начисто отсутствующей системой в том, как я знаю себя. Пришлось и здесь ввести учёт и наводить порядок.
  Вот так, работая над рисунком роли, приходилось заниматься и психологией и основами физиологических процессов.
  - Удивлены? А вы пробовали понять, почему в хорошем настроении у вас и голос звучит по-особому и лексикон даже при заказе ростбифа в служебной столовой отличается от набора слов в состоянии раздрай? Вспомните, как тяжело, с натугой подбирая слова и выдавливая их из себя, объясняетесь по любому поводу с мужем или начальником, если вас тревожит что-то изнутри. И как это бывает легко и с удовольствием, когда никакого давления нет. Один и тот же текст вы говорите на разном тональном уровне и звучание у него может быть совершенно иным. Более того, иногда в таком особом состоянии вы не можете употреблять некоторые слова и выражения, не поворачивается язык и всё тут!
  Раньше я это просто чувствовала и оценивала игру актёров по критерию: верю - не верю, нравится - не нравится, убедительно и зрело- совершенная ересь и мура! Теперь же я знала - почему! Почему не верю или не нравится. Это маленькое открытие немного подбодрило. Но я знала, что это только начало. Не то, чтобы утешало, нет! Но это уже какая-то почва под ногами, мне и раньше было привычно разбираться со всякими причинно-следственными связями в своей работе и вот, придя к тому, что и здесь те же законы, я поняла, что всё смогу и постигну. Походку я неожиданно для себя открыла, когда мысленно прослушала несколько фраз Сони, сидя в кресле и решив подняться, чтобы успокоить эту молодую женщину, засидевшуюся в девицах. Я в это время должна быть почти стервой: и грудь и бёдра во время подъёма из кресла и несколько шагов должны чётко передать, чем мы отличаемся. Ничего более - только мой подъём и несколько шагов, она должна глаза вывихнуть, глядя на это, она должна понять, чем мы отличаемся из одного этого движения. Я знала, что для женщины более доходчивого и яркого примера не существует. Для зрителя тоже. И решила найти эту походку, по крупицам собрать и выдать ей, чтобы она запомнила и поняла: её сила в том, чтобы заставить других мужчин и женщин смотреть на себя так, как она смотрела на меня. Иначе - всю жизнь убить на переписывание счетов. Они ей ненавистны и, если бы был хоть какой-то шанс сменить способ добывания хлеба, то она бы, не колеблясь, воспользовалась им.
  Нашла только на следующий день, сначала обрадовалась, прокрутила всю сцену с этой находкой, потом мой восторг плавно перетёк в удовлетворение и я стала решать следующие задачи. Такие же ёмкие и простые, как и пятисекундные немые шедевры Каминской вместо затяжных монологов и диалогов. Зрительно я уже представляла многое и могла обходиться без зеркала и камеры, к ним я обращалась в крайних случаях, когда заходила в тупик.
  Вечером я подошла к своему приятелю - лесному цветку и спросила, приласкав его стебли и листочки нежным душем из пульверизатора:
  - Ну, как, дружочек, уже полностью освоился. Домой не хочется? И он ответил, распрямляясь и поднимаясь во весь рост, прихотливо изгибаясь и выказывая удовольствие и удовлетворение. Он делал это пару секунд и замер в ожидании моей реакции, поняла ли я? Когда я касалась его листочков, он очень чувствительно трепетал. Когда просто смотрела, он смиренно ждал моих ласковых касаний и опять прямо-таки упивался нашей игрой. Так мы с ним беседовали и он изо всех сил старался, ему это было труднее, поскольку все домашние цветы привычнее ко всем этим горшкам и кашпо. Но он держался и я его поощряла, в литературе говорилось, что в неволе они живут недолго. Чего-то, вероятно, из микроэлементов им в домашней среде всё же нехватает. Или причина в ином? Надо почитать об этом.
  Через день после разговора с Каминской я выкроила паузу и приехала на условленное место в старый парк за Волгой. Каминская выглядела блестяще и собранно, она пользовалась моей косметикой и умело подавала себя даже с такими ограниченными средствами. Но её героизм стоил намного дороже и я выложила из московских запасов значительную часть средств по поддержанию лица и тела женщины и сражению наповал мужиков. Привезла так же и кое что из одежды и белья, ей будет приятно на новом месте пообщаться и со старыми друзьями и подружками, к которым она привыкла. Её любимые духи от Шанель в отдельных флакончиках для утра, дня и вечера лежали в фирменной коробочке, их должно хватить надолго. Ещё до начала нашего саммита я выложила всё это на видное место и сказала, что это взятка, хоть и скрытая. Она оценила и шутку и мой жест. Взглянув на духи, она как-то странно вздохнула. После обмена вариантами, уже просмотренными заранее, началось их обсуждение. Как на техническом совещании в нашей фирме. Каминская уже овладела многим и была готова к такому обороту. По здравому размышлению мы единогласно решили не рисковать совершенно и нигде не появляться одновременно. Таким образом, затея с небольшим розыгрышем Игоря была единодушно осуждена, как вредная нашим обоюдным интересам. Риска и нервных стрессов хватало и в повседневной жизни. А насчёт Игоря решили не манежить его и тихонечко женить на Даше. Каминская про неё подумывала давно и поделилась подозрениями, что та её высматривает в театре уже несколько последних месяцев. Я описала внешность Даши и Каминская сразу же её опознала - одевалась эта женщина и выглядела очень впечатляюще и спутать с другой трудно. Разумеется, меня эта дама тоже знала, но в качестве игоревой зазнобы никак не предполагала, так что Каминская была очень заинтересована в продлении этой иллюзии. С Неустроевой Даша проблем не могла иметь просто по определению, другое дело - Каминская. Она мне призналась, что одно время даже хотела за него пойти замуж, но вовремя одумалась.
  - Надо же, чуть не сделала глупость!
  - А что в этом такого? - спросила я. - Как вошла, так бы и вышла, если бы там оказалось не то.
  - Тогда мне пришлось бы ломать и его и себя, а это след на всю жизнь и он несмываем.
  - Поди, кто-то в это время был? - предположила я другую, более вескую причину.
  - У меня всё время кто-то был, как, впрочем, и у тебя. - не согласилась она. - Но мы отвлеклись, итак, что делаем с Дашей?
  - Помогаем охмурить Игоря. Ты со своей стороны, а если она опять приедет в Москву, то подключусь и я. И делаем это синхронно - она наступает, а мы отвергаем. Она достойная женщина и любит его или я ошибаюсь? - Каминская согласно кивнула: - Так, как она за ним тянется, другая бы не стала.
  - Слушай, Ань, а если она чучундра и от неё не член, а вся его суть встаёт и противится, что тогда? Ей давно не двадцать и не замужем - при таком-то декоре, а? Может, мы это зря?
  - Ну, это и проверить недолго, - резонно заметила она. Обсуждение этой темы затянулось и по завершении я спросила:
  - Аннушка, как у вас с Игорем случился первый секс, кто соблазнял? - спросила я и Каминская задумалась, припоминая давние эмоции.
  - Я в него влюбилась почти сразу же после нашего знакомства, он был обстоятельным и основательным, так что потянуло к нему тут же и это случилось само собой. Это было обоюдным влечением, а любит он, по-моему, до сих пор. Это самый продолжительный кошмар моей жизни, - вздохнула она, - но я от него усвоила очень много и это тоже случилось само собой. Умение анализировать и системно мыслить пришло от Игоря, он учил, получилось не сразу, но он смог мне это привить, несмотря ни на что. - Она досадливо поморщилась, отмахиваясь от всплывшего фантома ранней молодости, и продолжила. - Ему я обязана многим, он совсем не походил на парней и мужчин моих сокурсниц, да и других более зрелых дам, держась за него, я во многое не влипла, а от суетного воздержалась. Он, Анюта, слишком для меня значим, чтобы играть в шутейные интриги, я даже сейчас не знаю, как замолить грехи перед ним. - Она вздохнула и замолчала, пережидая и успокаивая вновь взбудораженное, её нешуточный трепет я хорошо ощутила. Она продолжила нескоро и очень устало. - Теперь понятно, почему я с ним не должна встречаться ни в коем случае?
  - Да, - сказала я, изучая глубину эмоций своего двойника, они были запредельными и я теперь это хорошо различила.
  Потом мы обсуждали только мои дела и Каминская внимательно и придирчиво разбиралась со всем моим багажом и результатами. Тычков я получила довольно, но были они доброжелательными, точными и по делу. О своём расследовании из экономии времени я опять умолчала, но по биографии Каминской прошлась в целом и потребовала чётких ответов, чтобы впредь не плавать. И она выложила, где лежат подробности, выдала и остальные пароли к старым файлам. Расстались мы с искренним пожеланием взаимных удач.
  Вернулась я домой быстро, стрелка спидометра перевалила за сотню и не однажды достигала отметки в сто пятидесят километров и весь путь занял чуть больше часа. Так быстро я ещё не гоняла, а тут вдруг появился кураж и уверенность в себе. Мои несравненные колёса послушно следовали моим устремлениям. Они, колёса и устремления, сговорились и втихую подталкивали меня куда-то в неизвестность, но я не очень и противилась, мне было любопытно. То есть, ещё и любопытно. Плюс ко всему остальному.
  Через день после соглашений с Каминской позвонил Игорь и сообщил, что Неустроева продолжения прежних игр не желает и наотрез отказалась от встречи со мной, выглядело это с нашей стороны скверно - он выполнял самую черновую работу в нашей авантюре по обмену и в итоге, как нежелательный свидетель, оказался за бортом. С одной стороны совесть меня всё же беспокоила, но с другой было и другое: после всего сделанного прежней Неустроевой не стало, исчезла и былая Каминская, а новые мы были как бы правопреемницами. Но свободными, поэтому груз прошлого и мне и ей был ни к чему. Нам и без того приходилось непросто и принимать на себя ещё и чужую флюктуацию было совсем не кстати. Да и некогда. Волна забот и нагрузок меня просто захлестнула и я только успевала поворачиваться и уворачиваться, чтобы не утонуть.
  Но ведь это Игорь! Я вздохнула, потеплела и расслабилась, припоминая наши с ним первые шаги в одолении актёрского ремесла, его обязательность и заботу обо мне и в очередной раз осознала, что без него не было бы ни-че-го!
  - Игорёша, приезжай в любое удобное время, только предупреди, чтобы не разминуться, я тебя всё так же ценю и даже немножко люблю. Если можно верить женщинам вообще, то поверь - у нас нет почвы для взаимного недомогания, ведь так? - сказала я и ни капельки не словчила и не слукавила. Всё именно так и было. Он сказал, что приедет в пятницу вечером и хотел бы остаться до воскресенья. Я посмотрела своё расписание и согласилась. Днём в субботу у меня кроме домашних дел не было ничего, а вечер занят и до самой ночи, в воскресенье съёмки на "Мосфильме" в павильоне назначены на послеобеденное время, так что Игорь мог бы поездить со мной. Это, подумала я, ему будет полезно для освежения воспоминаний о моём ритме, да и интерес для себя в киносъёмках найти вполне возможно. В субботу до обеда дома должна быть Жанна и при желании он мог бы остаться с ней, это было бы полезно и интересно для обоих. Прикинув всё в общем, я сделала отметки в дневнике и занялась делами.
  Вскоре позвонила Каминская, она казалась сильно озабоченной, а может и обеспокоенной.
  - Аннушка, Игорь стал неуправляем, раньше такого не бывало - весь из себя досада и расстройство. Тебе он уже звонил?
  - Только что, - ответила я.
  - И что он хотел?
  - Встречи, Анюта, встречи! Мы его с тобой дружно трахнули и отвернулись, разве нет? Он приедет в пятницу, пусть разгрузится! Я ни за что его не выставлю, когда бы он ни приехал и как долго бы не задержался, - ответила я с таким напором, что Каминская это хорошо учуяла даже за двести вёрст.
  - А ты не боишься - мы с ним почти муж и жена, только штампа нет, - предупредила Каминская. - Он про меня знает даже то, что я уже забыла, но он так умело выкапывает это забытое, что я принимаю за свежее и ничем кроме новизны не пахнущее. Ему легко нас поймать, ты многого про меня не знаешь, - просвещала и заботливо увещевала она от моих щедрот.
  - Может, сама приедешь на ночку-другую, а? Заодно и рассеешься! Я его доведу до кондиций, а как уснёт, поменяемся и ты умело и дозировано добьёшь. И дождёмся утра, в Тверь увезём квёлого и хворого на "скорой"! - попробовала я остудить зуд заботливости своей самой заядлой подруги.
  - Шутишь, моя дорогая, - мягко отметила Каминская, - значит, не укатали горки. Ладно, это даже хорошо, что ты в боевой форме, тогда для полной гармонии визита подключаем и Дашу. Как мы с тобой и договаривались - в то же время и на том же месте, как тебе такое? Надо же их как-то приучить к мысли, что у них может что-то и получиться.
  - Хорошо, сделаем, как и договаривались.
  - Только, пожалуйста, так, чтобы всё с Дашей исходило только от тебя. А с Игорем - от меня и никак не пересекалось, ясно?
  - Да, я ей прямо сейчас всё и выложу, пусть соображает. Каминская в пять слов передала суть совместной жизни с Игорем. Я видела, что ей бередить ещё раз эту рану очень неприятно и сменила тему, затем мы уточнили расчётное время прибытия каждого из визитёров ко мне домой и распрощались. Только я положила трубку, как раздался звонок.
  - Ну, ты и разговорчива, никак не дозвониться, - сказала Настя, - но я уже еду и скоро буду. Ты никуда не торопишься?
  - Приезжай, жду, ты надолго?
  - Пока не выставишь! - пошутила она и я улыбнулась. Даже по телефону поток её тепла согревал и нежил, я невольно взглянула в зеркало и увидела свои загоревшиеся глаза - с чего бы это они?
  - А Жанна? - она заботилась обо мне даже в мелочах.
  - Работает, сегодня она с утра, - ответила я, не отрываясь от зеркала, кто-то очень знакомый смотрел на меня и не скрывал проедвкушения и тайной неги. А ведь в этом дуэте двое: Настя и Каминская, но почему я так возбудилась, будто годы глубокой привязанности двух женщин и мои тоже? Та, что смотрела из зеркала, даже не издевалась, она просто меня не замечала и ждала Настю.
  Настя вошла и на этот раз все вещи квартиры Каминской вокруг неё стали шушукаться и уважительно расшаркиваться, будто меня тут и нет. В прошлый раз они такого себе не позволяли, подумала я. В ней они видели свою и втихую бойкотировали самозванку. Настя бросила своё модное пальто на кресло и села в другое напротив.
  - Угадай с трёх раз, с какой я вестью? - начала она, не скрывая прекрасного настроения.
  - С хорошей! - "угадала" я и подставила щеку для поцелуя.
  - Точнее! - не заметила она моего лукавства и поцеловала по-настоящему, меня даже повело от её энергетики.
  - Сногсшибательной и приятной нам обеим! - продолжала я гнуть ту же линию.
  - А конкретно, про что весть-то? - настаивала Настя.
  - Про нас с тобой! - не отступала я от выбранного направления, уж очень она светилась, а весть только про неё или кого-то другого её бы ни за что так не взволновала и не привела бы ко мне в такое очень удобное для нас время, да и настроена она слишком интимно, чтобы делиться этим с другими. Ничего другого быть не могло! И я стояла на своём. Она вздохнула и сдалась:
  - Ну, что ты, Аннушка, заладила со своей логикой? С тобой даже неинтересно, всё знаешь наперёд! - она слегка расстроилась. Ей хотелось игры и чтобы я разделила её радость - это было на ней написано. И я её прижала к себе, нашла аккуратное ушко и шепнула парочку словечек - она отозвалась и повеселела.
  - Чаю, кофе или чего покрепче? - спросила я.
  - Чаю, - сказала леди Гамильтон и забросила свою изящную левую ножку за правую, обнажив бедро почти до середины. Там виднелись широкие пояски резинок новомодных колготок. Когда я принесла всё к чаю, она выложила на столик свою папочку для бумаг и принялась рассказывать про папиного знакомого, который предложил ей чековую книжку, руку и сердце и выезд в Лондон на постоянное место жительство. Прозвучало это так, что мне предлагалась некая истина, как бы данность, которая для нас с ней имеет важное значение, а моя роль в этом определяющая. Я дошла до этого не сразу, впитывая особый шарм, исходивший от Насти. Блузка у неё была без пуговиц и лишь слегка запахнута и из-под неё выглядывали восхитительные девичьи груди, это чудо женских прелестей зритель в кино никогда так и не увидел, как, впрочем, и другое, она умудрялась соблазнять, не обнажаясь и то, что я видела, было исключительным и только для меня. Она была уверена в своей неотразимости и знала, что мужское тело для меня - это только инструмент для познания собственного, сама же она, похоже, обо мне знала гораздо больше любого мужчины и могла об этом поведать тоньше и основательнее.
  А ещё они вдвоём с Каминской тайно готовили собственные сюжеты, купались в их очаровании, раскрывая друг другу новые черты и возвышаясь над собой, влекомые к новым горизонтам. Каминская вскользь и неохотно призналась в этом: то, что их связывало в прошлом, для неё значило очень много, но ... Про своих мужчин она говорила с ещё большим трудом и неохотой и я уже стала догадываться о настоящей причине. Ну, а те мужчины, что окружали Настю, могли они быть причастны к их охлаждению? Не был ли причиной раздора какой-нибудь обладатель мужских статей? Политика ни одну из них не интересовала совершенно, а вот что-то личностное от этих обладателей фаллосов вполне могло вмешаться, не зря обе стыдятся былого. Настя так же умна и продвинута, как и Каминская и отличала минутную слабость от земного притяжения. Сейчас она со мной и я хорошо представляла важность этого визита, для меня это было испытанием на прочность собственных притязаний, в которые я ещё не верила и сама, а Настя предоставляла шанс. После двух лет размолвки. Я приготовилась ничего не пропустить и на всё отозваться. Но оставаться привычной для неё ершистой, требовательной и задиристой Каминской.
  - Представляешь, - продолжила она про своего ценителя и поклонника, - он гарантирует место в Ковент-Гарден, ну, не нахал ли? - пригласила она меня к себе вовнутрь.
  - А что, очень мило, с английским у тебя проблем нет, даже акцент островной, - сказала я, как бы и не заметив предложения, - да и от родителей недалеко, пару часов и ты дома, что там Лондон - так, пустяк, это же не Томск, Красноярск или Новосибирск! Там холодно, да и далековато - в гости не всякого не заманишь. А в Лондоне всегда на виду. Очень мило!
  - Варенье у тебя исключительное, - похвалила она прозрачный рубиновый нектар малины, пропустив шпильку мимо ушей, - небось, мама прислала?
  - Да, урожай этого года, - сказала я и стала ждать конца церемонии.
  Настя отодвинула чашку и провела рукой по юбке, натягивая её на колени. Я просто чувствовала, как она хочет, чтобы я проследила за этим и ещё раз оценила её фигуру. И охотно это сделала. А она увидела и улыбнулась, едва заметно, но очень ёмко. И опять у меня сердце ёкнуло. Она подняла ресницы и не стала интриговать, ей было достаточно.
  - Аннушка, ты помнишь, мы как то говорили о Стриндберге, сыграть двух колдуний - так мы хотели тогда. И перейти к реалиям - мы уже давно к этому готовы, ты не находишь?
  - Это, верно, было ещё в прошлой жизни, - осторожно сказала я, увидев, как из чулана вывалился очередной скелет. Сколько их ещё? И вздохнула. Получилось вполне уместно. Настя протянула пакет с бумагами:
  - Посмотри, может, понравится!
  И я открыла его. Это был Стриндберг, тот самый, от которого вся Европа и две Америки без ума и все его пьесы идут "на ура". В пачке листов была сравнительно свежая пьеса, не старше трёх-четырёх лет. В кратком анонсе излагалось содержание, а остальное - литературный русский перевод с оригиналом на левой стороне листа. Я взглянула на выходные данные распечатки - им было около полутора лет - этим листам. Пьеса называлась "Пир победителей", речь шла о двух дамах высшего света, которые раздевали донага своих высокопоставленных мужей и их повелителей во время государственного приёма в честь заключения победного соглашения правящей верхушки страны. В ходе этого раута две дамы выворачивают наизнанку своих собеседников и в конце пьесы становится ясно, что ни победы, ни победителей здесь нет. Дамы в начале пьесы, ну, и бала, естественно, пообещали не отказать в самых смелых притязаниях двум наиболее выдающимся представителям выигравшей команды, но оказалось, что они все в противоположной, которую здесь считают проигравшей. Вся прелесть пьесы заключалась в тонких и хорошо прописанных диалогах и откровенности лживых фраз, которые у "победителей" чередовались часто и, иногда, невпопад. В ней занято от пяти до семи актёров, из них две актрисы - ведьмы или колдуньи и им всё можно. Находятся они на сцене всё время вместе или по отдельности, а остальных персонажей, их около трёх десятков, играют от четырёх до семи актёров. Роли у них короткие, поэтому такое многостаночие - каждому актёру по пять-семь ролей в двадцать-тридцать слов и одной-две минуты на сцене. Остальное внимание автор уделил двум женским персонажам, назвав их колдуньями. Только просмотрев анонс, я вспомнила, что читала пьесу в Интернете и она мне очень понравилась.
  - Это вещь, - сказала я и положила обе руки на пьесу.
  - Она наша, - сказала Настя и прозвучало это, как голос Левитана, который объявил о долгожданной победе над немцами. Я даже боялась поверить в это. Такие пьесы играют по международной лицензии и за немалые деньги, на них съезжается мировой театральный бомонд и все их премьеры проходят с такой помпой и трескучими отзывами, что нам в России и не представить. Крупнейшие мировые финансовые и деловые издания аршинными заголовками свидетельствуют свою принадлежность к этому сумасшествию интеллектуалов и в один миг делают известными тех, кто занят в подобных проектах. Кто там обычно занят? Звёзды мировой величины! Каминская как раз из них и на неё пойдут и поедут отовсюду, её знают. Но она в этот спектакль точно не попадает. И я, покосившись на Настю, она была насторожена, очень незаметно вздохнула. Мне не хотелось убивать её настроение и я искала пространства для манёвра.
  - Что, не веришь? - почуяла она недоброе и стала нервничать. Я кивнула. Я боялась, что дрогну и выдам себя. Насте я не могла признаться. Но и поддакнуть, значит обмануть по большому - это не счета копировать из ежедневника. Такого я сделать не могла.
  - Господи, ну какие же эти скелеты живучие! - подумала я и подняла глаза на Настю. Она озадаченно смотрела на меня и ничего не понимала.
  - Почему? Мы же с тобой об этом так мечтали и вот она, пьеса! Её Вадик Кудрявцев выкупил, лицензия на одну постановку и полгода проката. Аннушка, что с тобой, ты, верно, устала?
  - Устала? - я осмотрела подсказку со всех сторон, вспомнила её фотографию с Вадиком в альбоме Каминской и нашла приемлемый лживый ответ. - Нет, пожалуй, середина дня, ещё нет! У меня сейчас всего под завязку, свободно вздохнуть некогда. И кино и два спектакля в работе, два в репертуаре, сама знаешь! Я не выдержу ещё и этот спектакль, его же надо потом и на английском играть, нет, Настя, я такого уже не вывезу! Спасибо, но нет!
  - Перестань, Аннушка, я ждала этой минуты почти два года, а ты отказываешься, да потом ты всю жизнь будешь себя укорять за сегодняшнюю расклейку!
  - Два года? - удивилась я, зачем она ждала два года? И только сейчас вспомнила, что они с Каминской всё это время были на контрах. - Ну, и что?
  - А что мешало сделать это раньше - месяц, год, два года назад? Я бы ни за что не отказалась, если бы была хоть чуточку посвободней.
  - Ты бы расценила это, как взятку! - отрезала с блеском в глазах Настя и я вновь убедилась, что принципы для неё имеют первостепенное значение и сохранение собственного лица значит не менее, чем свобода.
  - И ты хранила это сокровище до нашего примирения? - она кивнула.
  - А если бы оно не случилось и мы стояли бы стенка на стенку, как Монтекки против Капулетти?
  - Я бы попросила Кудрявцева продлить лицензию, у него есть такая возможность.
  Я покачала головой и ничего сказать не могла - подобной верности просто не существует. Могла ли я её после всего этого подставить? Гнетущая пауза давила на меня так же, как и взгляд непонимающей Насти, я не знала, как быть и что говорить и, наконец, уронила:
  - Когда она заканчивается, эта лицензия?
  - В следующем ноябре. Год на всё вместе с постановкой и прокатом, - она увидела просвет и устремилась туда. - Постановщик уже есть, он готов приступить к подготовке, нужен продюсер и всё - антреприза готова. Деньги на постановку обещал Вадик, он не подводит никогда. Раз за лицензию выложил, что теперь мелочиться!
  Я задумалась. На этот же период будущего года мне предстояло сняться в двух фильмах с Абашиным и, вероятно, в "Докторе Живаго" у Кречмета, не считая участия в четырёх спектаклях. Вставить сюда же кошмар новой сложной постановки было для меня явно неподъёмным. Каминская, возможно, это сделала бы на одном классе - мне такое не по силам. С другой стороны, отказаться - значит обидеть Настю, которая сразу же после примирения пришла с этакой конфеткой. Отказ нанесёт ей сильный удар, нашим отношениям тоже. Казалось - тупик. У меня даже заныло подложечкой от безысходности.
  И тут я вспомнила - Каминская как-то рассказывала о подобных случаях с перебором работы, поначалу ей казалось, что выхода нет, но потом всё само собой как то устраивалось. Но это с ней. Всё-таки я - не она! А ещё - меня просто тянуло к Насте, сама не знаю, почему, но тянуло и быть рядом, говорить ни о чём, чувствовать её взгляд, понимающую улыбку и осязать на себе умелые руки, которые знали обо мне всё. Мы и думали как-то навстречу друг другу. Я просто не могла противиться её колдовству и немыслимой привязанности. Всё это было написано в её искристых глазах, которые смотрели на меня с последней надеждой умирающего.
  - А если я не выдержу? - спросила я. Настя так взглянула, что мне стало стыдно и я малодушно кивнула:
  - Хорошо, я согласна, но мои похороны за твой счёт! - она только улыбнулась:
  - Я сегодня же изменю завещание, велю похоронить меня с тобой в одной могиле и в один день!
  - Поди, ещё в одном гробу? - скрипнула Каминская.
  - А что? Я не храплю, во сне почти не ворочаюсь и в общении очень неворчлива, думаю, уживёмся?! - она уже не шутила. Я взглянула на часы, Жанна должна придти через пару часов. Мы вполне могли ужиться некоторое время до её прихода и проверить сыгранность по Стриндбергу. Когда мы отложили текст и пошли под душ, она сказала, что с Татьяной уже наметился сдвиг. Возможно, всё пройдёт совсем без паузы уже после первых шагов. В этом есть только один тормоз: родители, которые и у Татьяны и у неё инертны более всего и только мешаются со своими принципами.
  - У нас давным-давно свои собственные, правда, Аннушка? - сказала она и принялась за мою спину. Она это делала совсем не так, как Татьяна и я даже боялась представить себе, как их совмещать, этих двух примадонн с одним и тем же спорным предметом посягательств. Может признаться, что хондроз у меня прошёл - вылечили, а? Как это удавалось Каминской, неужели всё время она меняла их, периодически объявляя войну то одной, то другой? Неожиданно я почувствовала, что Настя замерла, касаясь моей груди. Я подняла глаза на неё, подумав, что она заметила, наконец, разницу между мной и Каминской, досадуя на собственную беспечность, но увидела только её обеспокоенность и неуют - это было не так страшно и я спросила:
  - Что-то не так? - она улыбнулась и чуть извинительно сказала:
  - Помнишь, я говорила, что мой муж желает сатисфакции?
  - Да, - сказала я.
  - Так вот, мой Кирюша загорелся оттрахать тебя, да не просто, а у меня на глазах, чтоб я удовлетворила свои претензии к тебе. Так ему хочется угодить всем нам, Виргиевским.
  - Ты ему о нас не призналась?
  - Нет, ты знаешь, Аннушка, за эти два года я так по тебе соскучилась и во мне проснулось что-то от собственницы, что не хочется тебя делить ни с кем, а с ним - тем более!
  - А он хочет меня или ублажить тебя? - спросила я, надеясь получше уяснить истинную картину в отношениях Каминской и этих супругов.
  - Тебя, Аннушка, тебя, я его так не заводила никогда, он до сих пор меня этим укоряет! - я просто почувствовала, как Настя лукаво улыбнулась. Тот, кто сейчас тайно делит с ней ложе, никогда не забудет её и для этого ей совсем необязательно оставлять шрамы на спине мужчины.
  - И это в его грёзах тоже что-то значит? - указала я на грудь, которой она легонько касалась и так и не отпустила.
  - Да, но это обычная мужская фанаберия, - с некоторой грустью и сожалением сказала она и я почувствовала, что ей не хочется об этом. Но она приоткрылась и сейчас я могла кое-что узнать про нас прежних.
  - Мы ему откажем или позабавимся? - спросила я.
  - Мы с ним сделаем то, что когда-то он делал с нами. Как тебе это?- припомнила она свои семейные игры с участием Каминской. Я примерно догадывалась о сути этих развлечений, но конкретика могла быть опасной для меня и я ничего "вспоминать" о минувших играх не стала.
  - Я кусаюсь и царапаюсь, ты не забыла? Если всё пойдёт по-настоящему, то даже тебе достанется! - не шутя и не серьёзно сказала я.
  - Я помню, - ответила она и показала маленький двойной шрам у локтя, очень похожий на следы от укуса.
  - Моя работа? - спросила я и она кивнула, коснувшись этого места. Это было из другой сферы и смешивать воспоминания ей явно не хотелось. Муж для неё скорее опасная обуза, чем невинное прикрытие. Может, как-то помочь? И как узнать о той зацепке, которой он владеет и с её помощью управляет Настей?
  - Он до этого сам додумался или кто-то надоумил? - покачала я головой, разбрызгивая тугую струю горячей воды.
  - Не знаю, говорит, что эту идею он вынашивал давно, - ответила она, так и не выпустив моей груди.
  - И как тебе она понравилась? - я говорила о собственной груди.
  - Перебьётся! - сказала она о его идее, так и не расставшись с предметом вожделения.
  - А с чего бы ему так захотелось, ты что, по будням его уже не подпускаешь? - я так же смиренно нежилась под душем и вкушала прикосновения Насти, не знаю, как в этом состоянии я что-то ещё и соображала.
  - Пока нет, столуется, а разохотился он уже давно, да случая не было. После того раза, как мы с тобой были втроём, он много раз Инну подбивал на то же, но она ни в какую. - Она повернула меня спиной к себе и опять взялась за мнимый хондроз шейных суставов. - Да только Антоша пообещал ему начистить нос, если не перестанет к ней подкатываться. - Она положила свою голову мне на плечи и прошептала: - Осталась ты! - Этого я не смогла вынести и вздрогнула, а она прижалась ко мне и добавила: - Я его к тебе на пушечный выстрел не подпущу!
  Это было, как в контрастном душе: то холодная, то горячая вода - то, что она сейчас поведала. Подробности такого рода меня уже мало смущали, но обычно они выползали так неожиданно, что я не всегда отзывалась на них своевременно и адекватно. Сейчас спасло положение в душе под пальчиками Насти. Да и моего лица она не видела.
  - Настя, ты хочешь настоящей свободы? - наконец-таки выбралась я на чистую воду наших отношений и предложила шанс выпутаться вместе.
  - Спрашиваешь! - ответила она и повернула меня к себе. Такой решительной я её не видела. Она мне верила, как и Нина, но была гораздо смелее. У нас с ней даже дети одного возраста и тоже дочь старшая, а сын младший. Правда, она не пианистка, а он не хоккеист, оба учатся в спецшколе, один уже математик, другая будущий лингвист. Но они были за плотной стеной опеки бабушек и дедушек с обеих сторон. Её туда старались не пускать, она же от этого страдала и топила свою решимость и энергетику в кино и театре.
  - Располагай мною, как собой и мы выпутаемся! - ответила я.
  - Я знаю, - ответила она чуть дрогнувшим голосом и мне показалось, что слеза уже давно омывает её глаза, только под душем не заметно. Почему-то я была уверена, что последние скелеты из наших отношений вскоре исчезнут. Мы освободимся от них в той операции, которую уже, наверняка, задумала Настя, что-то она не договаривала, возможно, не всё обдумала, но, наверняка, общая идея уже есть: в её глазах я прочитала что-то подобное. Разобраться с ним она могла только при моей помощи, шрам у локтя и кое что другое, поведанное между прочим, раскрыли мне глаза на многое. Я успокоила и приласкала подругу, её погрустневшие было глаза вновь оживились и мне от этого тоже стало легко. Я перевела разговор на "Анну Каренину" и после небольшого обмена мнениями спросила:
  - Тебе самой-то нравится быть царицей идиотов?
  - А что, это так явно?
  - Да, Настёна, более того - это ужасно! Там нет той Анны, которую знает весь мир, это примитивный комикс и только. Хотя ты сама и на уровне, но вокруг - выжженная пустыня! Даже поговорить не с кем: одни солдаты, евнухи и рабы, - её грустные глаза выдали давние сомнения, неприятную весть она приняла нормально и я продолжила разведку боем. - У тебя с ним роман или он только в претендентах? - спросила о постановщике. Она вздохнула:
  - Он зовёт к себе и уже давно, но я так и не решилась ни на что, хотя пора бы уж и определиться. Прости за него, я виновата, надо было раньше со всем этим расквитаться, но как-то не складывалось. Теперь и самой стыдно! Она со мной советовалась и я видела, что решит она только с моего согласия. Видимо, раньше все решения их дуэта были прерогативой Каминской и она оказалась в плену у прежних привычек, бремя длительной размолвки с Каминской и здесь было разрушительным.
  - У тебя сначала потихонечку исчезнут друзья и подруги, он всех отвадит, - сказала я, - а потом весь нынешний состав партнёров по новой пьесе окажется среди потенциальных недругов. "Кушать подано!" - для них давно прошедшее время и уровень! Дальше - больше, так может никого и не остаться.
  - Пожалуй, ты права, я уже об этом догадывалась, но довериться было просто некому, - после длительной паузы ответила Настя, - вот и тянула.
  Я ободряюще улыбнулась и почувствовала ответное тепло. Мы знакомы сто лет - так мне показалось в эту минуту. А вот её "прости за него" очень походило на подсказку в каком-то знакомом ребусе. Каком?
  Мы успели быстренько вытереться до прихода Жанны и предусмотрительная Настя даже не задержалась для сушки головы, чтобы не подставить меня. А я осталась в кресле и до самого прихода Жанны решала, как быть? Одно из предположений перешло из разряда загадок в обычную догадку - это постановщик Коневцев, он был какой-то важной фигурой в их конфликте, нужно разобраться с ним. "Прости!" в её устах прозвучало не просто так, звука ради - этот мужчина мог значить в отношениях Каминской и Виргиевской немало, раз она так сожалеет об этом и согласилась с моим мнением.
  Но и кроме того Настя задала много задач - в их решении я откровенно плавала. Она хранила верность отношениям с Каминской свято и надеялась на возвращение к прежнему. Теперь, когда пришёл мир, она решила перейти к реализации самой глубинной части их отношений, Стриндберг был лишь частью его - это я уловила сразу. И она всё это время не теряла надежды, а новый проект - как бы индульгенция, заготовленная впрок. Как бы к этому отнеслась нынешняя Каминская? Её принципы не менее значимы и фундаментальны, чем у Виргиевских и именно ради них она разошлась с самой лучшей подругой. Мы с Настей были всё же помягче и на компромиссы шли легче и не так болезненно, поэтому у нас всё и получилось. Но кроме энтузиазма и энергии я ничем не располагала, актёрской школы у меня нет, того, что я уже умела, было явно недостаточно. Чтобы уцелеть, нужно сильно прибавить. Способна ли?
  Стриндберга я перечитала в первую же ночь, уложив Жанну. Мне показалось, что с Настей я смогу осилить эту вещь, там не было партнёров, а лишь знаковые фигуры, которые для обеих ведьм были как бы лакмусовыми бумажками или индикаторами. Кое-что из пьесы я уже видела вживую, отдельные реплики и движения тоже. Я решила, что поступила правильно, не отказавшись от неё - это было нечто! И один час в день выделила на то, чтобы углубиться в её смысл и волшебство диалогов.
  
  Игорь приехал в пятницу около шести вечера, мы с Жанной его приветили и окружили вниманием, он бывал в этом доме часто и, похоже, немалое время даже жил. Я это отметила по привычным жестам в бытовке, холле и на кухне, он не только знал, что и где лежит, но ему известны и болезни механизмов моей квартиры. Такое гостю не заметить - это видно только хозяину и, на худой конец, старому и добросовесному квартиранту. Жанне я представила его другом, с которым познакомилась в год её рождения и та только глаза раскрыла от удивления. Она тоже отметила, что гость здесь, совсем даже не гость, взяла его в оборот и стала расспрашивать про театральную молодёжь и зрителей тех лет. Он с удовольствием пустился в воспоминания, тут же сделав это занятие коллективным: вспоминал Игорь, что-то в альбомах выискивала я, а Жанна купалась в море историй, которые он вываливал на наши хитренькие ушки. Я мотала на ус детали из жизни Каминской, большинство из них мне, конечно же, неизвестны. Приятного в этом балансировании на лезвии ножа было мало, но адреналина от его слов я получала столько, что удавалось уворачиваться от скользких вопросов и обходиться замечаниями о том, каким он был тогда сам - и нахальства и уверенности у меня в достатке. Для ответов я в его фактуру вставляла собственные оценки и выдавала Жанне, шутя подмигивая Игорю. Получалось, что я выгораживаю и выставляю его в выгодном свете, а сама везде выгляжу капризной и несносной девчонкой, которую он вечно выручает из разных историй. И ему такое понравилось, да и не могло не понравиться: я хорошо видела, что Жанна исправно возбуждала его либидо и перед ней он стремился выглядеть достойно, даже чуточку приврав, зная, что я не выдам. Он так думал, я уловила и подыграла - мне нужно быть щедрой, чтобы замолить былые и текущие грехи перед ним.
  Я его подтолкнула к воспоминаниям о первом свидании со мной (!?) и делала вид, что он сочиняет и преувеличивает, но вошла в роль и стала смущаться так, будто это меня, семнадцатилетнюю девочку ещё в школьной форме, он тискал в подъезде, где Каминская с подругой снимала комнату у одной грозной старухи с вечно потухшей "беломориной" в зубах. Он с таким блеском в глазах признавался, как жал на все кнопки лифта, чтоб застрять в нём со мной, что я невольно отодвигалась от него, чтобы вторично не попасть в историю. А он, между тем, выкладывал новые подробности и раскручивал Жанну на всю катушку её артистических способностей. В то время Каминская была на два года моложе Жанны нынешней и это возбуждало у неё особый интерес. Я вошла в заданную гостем роль, потом отдалилась от неё и стала наблюдать за всем со стороны, при этом выглядела ироничной в отношении самой себя, не скрывала пиетета к нашему гостю и это передалось Жанне. Вино на столе почти не убывало, но нам было весело и легко и от столь малой дозы. Погружение в раннюю молодость нас с Игорем так возбудило, что мы захмелели от всплывших эмоций и ощущений. Я думаю, Игорю добавило градусов опьянения наше неустанное мелькание и щебетание, настолько счастливо и расслабленно он выглядел. Расклад его мыслей мне был понятен - новая страсть, Неустроева, отвергла, а старая, Каминская, приютила и приголубила и он грелся в нашем внимании. Очень даже неплохой расклад. Он уводил его от Неустроевой, предоставляя играющей эту роль Каминской несколько десятков тактов паузы.
  Мы включили музыку и крутили старые записи, от которых балдели когда-то. Одного из таких блюзов я не вынесла и искупалась в его объятиях, не стесняясь Жанны. Она смотрела на всё это будто в кино и с интересом ждала продолжения интриги и живого чувства. Такого ни в каком фильме не увидишь: всё крупным планом, актёры пахнут страстями и она может отметить, на какое слово отозвалась Каминская, на каком жесте раскололся Игорь, чем пахло от него до блюза и что заполонило комнату после него и как Каминская на это отозвалась. Один раз он нечаянно задел моё бедро и я вздрогнула, там у меня была точка, которая сводила с ума и заводила мгновенно, он это почувствовал и показал, что может сделать всё, не знаю, как я не легла под него тут же на ковре - это было что-то непостижимое, но присутствие Жанны включило неведомый мне тормоз и всё обошлось. Я хорошо представляла, как выгляжу и что чувствует Жанна. Мы с Игорем девушку попотчевали многим и себя не очень притормаживали, она, порой, прикрывала любопытные глазки, когда мой гость не удерживался и приникал ко мне слишком интимно, а я отзывалась на его нежности. Я играла роль и чутко вслушивалась и всматривалась в партнёра, это стало и понятно и привычно. И как им управлять, я уже хорошо знала, потому что из всего наследства Каминской он был единственным, с кем знакома давно.
  В девятом часу позвонила Даша:
  - Анна Николаевна, это вы?
  - Да, а вы кто?
  - Я Даша Ксенофонтова, подруга Игоря. Мне сказали, что он у вас в гостях. Можно пригласить его к телефону? - в её голосе я уловила последнюю каплю решимости, если Игорь ей скажет что-то нелюбезное, она скиснет и всё взяла в свои руки. Нам такой расклад был совсем ни к чему, у нас в отношении этой парочки были совершенно конкретные планы.
  - Здравствуйте, Дашенька, - ответила я так, чтобы у неё не возникло сомнений в моих чистых намерениях, - рада, наконец, услышать ваш голос, долго же Игорёк прятал вас от меня. Он сейчас у меня. Я хотела, если это не нарушит ваши планы, пригласить вас ко мне. Это будет в самое время и настроение у нас тоже подходящее. Как, принимаете приглашение? - она молчала одну секунду и сразу же ответила, тихо так, извинительно: - А это удобно, ну, я и Игорь - понимаете? - Я ответила опять же нарочито громко: - Перестаньте, Даша, конечно, удобно! Через переводчика с гостем как-то не годится, - я взглянула на Игоря, он звонку был не рад и к разговору не готов, - приезжайте, вместе всё и обсудим, у нас вечер воспоминаний. Так что - ждём!
  Я объяснила, как пройти от метро и она обещала быть вскоре. Звонила она, вероятно, из ближайшего автомата в большом "универсаме" через квартал, по шуму на то было очень похоже. Значит, придёт вскоре. Между тем, Игорь немножко притух, такого сюрприза от Даши он явно не ждал, но мы с Жанной этого как бы и не заметили. Лицемерила эта девушка, как настоящая женщина, тонко чувствуя момент и настроение, а взгляд мой она уже изучила. В награду за мастерство и смекалку я до прихода новой гостьи оставила Игоря на воспарившую Жанну, а сама освежила салфетки и вообще просмотрела, чтобы всё в моём доме выглядело, как надо.
  Вскоре новая гостья сообщила о себе по домофону и я впустила её к себе. Даша на этот раз выглядела молодой женщиной с осмысленным взглядом, чуть полновата, но, как выразился бы мой шеф, очень даже приятна наощупь. Она первым делом, войдя в дом, выделила меня и, разглядев во мне нужное, только после этого осмотрелась вокруг. Её продуманный гардероб подчёркивал достоинства и говорил о хорошем вкусе, минимум косметики делал из неё стилизованную деревенскую простушку, скрывая истинное лицо. А туфли на ней были очень и очень дорогими, даже запредельно дорогими, я в этом уже знала толк и удивилась их роскошеству. Однако они имели нужной высоты каблучок и очень удачные обводы, маскирующие большую ступню и высокий подъём. Нога, приподнятая этим затейливым каблучком, сразу же за красивым изгибом лодыжки перетекала в очень привлекательную полную голень, которая далее красиво переходила в хорошо выраженные округлые коленки и, наконец, офигенные бёдра. Талия у этой женщины была вполне выраженной, но вот перед её грудью никто бы из мужчин не устоял. Завершали портрет гостьи округлые гладкие плечи и чистая шея, на которой возвышалась чуть удивлённая аккуратная головка милой женщины. Причёска у неё из тех, что кажутся простыми, но на самом деле являют сложное цирюльное сооружение и придают обладательнице особый шарм. Затащить её в уголок и там проверить - всё ли на месте, хотели, вероятно, многие, но она предпочла Игоря с его привередливым вкусом и давней связью с театральной звездой России. Поступок для женщины был смелым и она со своими открытыми вишнёвыми глазами и пухлыми роскошными губками мне сразу же понравилась, глядя на меня, раскрылась ей навстречу и Жанна.
  Чуть отстранённо и осторожно смотрел на нас с Дашей Игорь, она была с ним знакома и близка уже несколько лет, но дальше обычной связи дело не продвинулось. А деток, на мой намётанный взгляд, она бы выносила и родила очень легко и мужчине от этого хлопот бы не прибавилось. Даша в таком интересном положении расцвела бы заметно и кустодиевским дамам до неё было бы очень и очень далеко. Вот такая получалась диспозиция с приходом Даши.
  Я тут же взяла гостью в оборот, расцеловала, заставила раскрыться. Приводя в порядок внутреннее её состояние во время ритуальных жестов вокруг головы и одежды, хорошенько затронула всё женское и чувствительное, проверила медиатором звучание отдельных струн и только после этого выдала Жанне и Игорю. Пылающие щёки и горящие очи Даши предстали сидевшим за столом. Приободрённая нашей интимной пикировкой, она выбралась из провинциальной стеснительности, будто избавилась от немодного белья, шагнула вперёд и сказала:
  - А вот и я!
  Я представила Дашу и Жанну друг другу и усадила рядом с собой. Она была моей гостьей и я на неё имела особые виды.
  - Здравствуй, Игорь, - улыбнулась она и оценила реакцию на себя. Теперь всё переменилось, недолгий отстой Даши в холле, возня с заколкой у зеркала, взаимные переглядывания со мной свою роль сыграли - она перестала смущаться и расцвела, Игорь же с минуты её телефонного звонка успел придти в себя, а Жанна в моё отсутствие своей свежестью бесстыдно напоминала о его возрасте. С мужским тщеславием у него был паритет - охотиться и найти добычу он мог теперь только возле Даши. Так уж всё складывалось, что ни я, ни Жанна ему уже не светили, а рыскать в джунглях диких страстей после такой разминки, что мы ему устроили совсем недавно, он был не способен.
  Даша поломала ему всю негу, расслабленность и малину сегодняшнего вечера, да и вообще планы на выходные и именно с ней он захочет расквитаться. Если бы нас с Жанной сейчас каким-нибудь тайфуном сдуло в Сахару, то Даше от него ни за что бы не отбиться, если она вообще стала бы делать такую глупость. Поскольку с восприятием домашнего интимного электричества у гостьи всё было в порядке, она обратилась к женщинам:
  - Вы уж простите меня, глупую провинциалку, но в таком цветничке я давно не бывала и немножко обалдела - если что-то воздвигну не на место, не обессудьте!
  - Игорь, поухаживай за дамой, пусть догоняет! - велела я, он наполнил бокалы и мы вместе с ней ринулись за птицей-феникс. Я вовлекла Дашу в сеть женских расспросов про всё и вскоре она освоилась окончательно и чувствовала себя безо всякого стеснения - что-то переспрашивала у Игоря и вела себя так, будто это не она поймала его у старшей жены своего брата, а сама вместе с ним забралась в чужой сад и задержалась там под раскидистым деревом, зная, что собак в доме не водится.
  Своим появлением Даша у прежней вечеринки все карты спутала, но интерес и нерв у нашего форума вовсе не исчезли, более того, появилась иная ось притяжения и выглядела она много предпочтительнее прежних, которые морочили ему голову последнее время. От меня и Каминской он явно устал, мы требовали слишком много, а расплачивались, на его взгляд, и не полностью и не той валютой. Молоденькая и продвинутая москвичка Жанна вместе с хозяйкой дома были для него дорогим и недоступным удовольствием. Такие файлы обозначаются: "только для чтения!" и ничего в них ни изменить, ни использовать. Годы изнурительного ожидания и разбросанные по ней в виде редких блёсток минуты счастья с Каминской не прошли бесследно - он стал ценить простые удовольствия и надёжные страсти. С Неустроевой и Каминской это было слишком эфемерно и кратковременно, несмотря на массу запредельных наворотов, изысков и шарма. Пусть ничего этого Даша и не имела - не беда, не это важно. Он, как и другие мужчины, попался на контрасте: дозволено, но не тянет и тянет, но не дозволено.
  Даша сначала присмотрелась, а потом и прочно освоилась на его опустевшем ипподроме. Свято место пусто не бывает.
  Я видела, как он извинительно оглядывался на меня, оказывая знаки внимания Даше и как бы выполняя ритуал, обычный ритуал мужчины по соблазнению женщины и не запрещала атак на Дашу. Если бы он просто потащил её в постель или куда-нибудь в укромный уголок моей квартиры, чтобы трахнуть эту дамочку, разрядиться от напряжения и опять приступить к окучиванию недоступных Каминской и Неустроевой, я бы отнеслась к нему с уважением и, возможно, на что-то и закрыла бы глаза. Но он попросту попался на живца, которого ему подсунули две творческие дамы, чтобы обезопасить собственные тылы. Чуть позже я разыгрывала досаду и как бы протест против его атаки на простенькую Дашу, даже слегка его провоцировала на контакт с собой, но теперь уже он закусил удила и всё делал мне вопреки и наперекор.
  Чем дальше катилась вечеринка воспоминаний и эстетских удовольствий, тем глубже он увязал в тенетах женской лести и скрытой интриги. Даже Жанна поддалась моему давлению и тоже подыгрывала в излиянии словесной патоки на утомлённого и обескровленного противника. Она узнала, что Даша в Тамбове закончила пищевой технологический факультет, теперь же работает в Твери на крупном пищекомбинате заместителем директора по производству и новым технологиям. Где Даша узрела Игоря, работавшего программистом на областном почтамте, Жанна понять не могла и подступила к ним с расспросами. После кратких и неохотных объяснений Игоря я сообразила, что он совратил Дашу прямо на рабочем месте, когда устранял сбой программного обеспечения её персонального компьютера./ В те времена в Твери классных специалистов было наперечёт, Игорь оказался из их числа. Исцеление компьютера было последней надеждой начальницы, поскольку до этого бессильными оказались даже фирмачи, которые и поставили на её машину эту рухнувшую систему. Удивлённые и восхищённые глаза Даши в такую минуту представить нетрудно - он, конечно, сделал всё по регламенту и понравился молодой начальнице. Уж я-то знала, какой он нежный. Остальное у них с Дашей было, как у всех. Вот только затянулось.
  Играя на удержание бывшего любовника и мужа рядом с собой, я предлагала ему не пороть горячку, чтобы разобраться осмысленно и не торопясь, предостерегая от опрометчивости, а он вполне взвешенно объяснял, что всё и так обдумано и вообще надо было решить ещё в прошлом году, до эпопеи с телевизионной афёрой. Про последнее он изъяснялся аллегориями, понимая, что это наша тайна до самого гроба, но делал это очень веско и категорично. Я только чуть сквасила губки и обозначила слезу, он это отметил, но не сдался - теперь он твёрд! Я прямо-таки чувствовала напрягшуюся Дашу, которая присутствовала при "закате" моего влияния на Игоря. А в рождении собственного благополучия с ним она даже немножко поучаствовала. Из всего показанного она должна отметить, что он ей достался не после моего отказа, а в результате собственного выбора Игоря при явном сопротивлении Каминской и Каминская вела себя так, что было ясно - когда-нибудь отыграться она очень даже не прочь. Держаться за Игоря в таких обстоятельствах ей следовало очень прочно и при этом заглядывая вперёд и озираясь по сторонам - нет ли подвоха или погони?
  Мне осталось решить последнее - оставить их у себя и доставить удовольствие трахнуться в моём доме или не смущать своим якобы расстроенным видом и уехать с Жанной куда-нибудь на целую ночь. Немного поразмыслив и оценив состояние Жанны, я склонилась ко второму, оставила их вдвоём и велела не стесняться, а когда объясняла устройство квартиры Даше, тихонько шепнула:
  - Теперь он твой, но если упустишь, смотри! - она обещала постараться. Хорошо, когда подруга бывшего любовника и твоя подруга тоже. Именно этого мне и хотелось сейчас. Она улыбнулась с видом оголодавшей женщины, попавшей на злачное место.
   И мы с Жанной оставили их брать неопределённые любовные интегралы и решать нелинейные уравнения взаимных интересов. Время не позднее, Инна и Настя только что вернулись домой со спектаклей. В такие минуты хочется активной расслабленности и отдохновения. Уже из машины я позвонила Насте и предложила развлечься в казино. Она тут же согласилась, Инна тоже и мы встретились уже в фойе. Я понимала, что ночью придти по первому же зову сёстры могли только к близкому человеку, особенно Инна, которая пришла не как компаньонка. Они выглядели светскими дамами, которые готовы поддерживать беседу и мило улыбаться, несмотря на оставленных дома мужей и консервативных родителей. Вежливостью английских леди здесь и не пахло, обе рады случаю развлечься в желанной компании. Четыре таких дамы и одновременно для любого казино - очень престижно и почётно и администрация окружила нас вниманием и опекой, однако мы деликатно ото всего отказались и стали развлекаться сами и на свой риск - иначе зачем сюда идти? Мы держались друг друга, но не подглядывали через плечо, уважая право каждого и на удовольствия от выигрыша и досаду от неудачи.
  Вскоре я отметила, что Жанна готова отправиться в самостоятельное плавание, в неё плотно въехал приятный мужчина лет сорока и не отпускал от себя. Жанна сначала осторожничала и присматривалась к нему, поглядывая на меня, но я никак не реагировала - свобода совершать глупости, дело святое, да и вмешиваться ещё рановато, пусть он себя проявит получше, она сама его выбрала, значит, что-то привлекало. Потом она осмелела и они стали сыгранной парой с весельем от удачи и вниманием друг к другу и понимающей улыбкой в случае прокола. Мы с Инной и Настей были то за карточным столом, то за рулеткой, то в паре, то в одиночестве. В это время я внимательно следила за сёстрами и пыталась вычислить прошлое их отношений с Каминской, степень их близости и что же в сухом остатке былых связей. Такого не зафиксировать в дневнике - это можно только почувствовать. Казино для этого дела очень подходит. Обе дамы вели себя выдержанно и ничего сверх этикета не позволяли, лишь оставаясь наедине с одной из них, я видела, что обе ревнивы до безумия. Настя не скрывала своего отношения ко мне, а Инна за светскими манерами прятала отчуждённость, небольшие клочки этой химеры то там, то здесь выглядывали из-под ровного и даже чуть доброжелательного отношения ко мне. Похоже, Настя ей ничего о нас так и не сообщила.
  Игра шла по-маленькой и мы особо не рисковали, зная меру, за которой начинается бездна. Настя, как и я, поглядывала за Жанной и делала это потому, что та ей понравилась. Её историю в театре знали все и теперь она воочию убедилась, что девочка хороша, не комплексует и живёт полнокровной жизнью. Где-то через пару часов общения с мужчиной Жанна подошла ко мне спросила:
  - Мой партнёр не бандит?
  - А что, куда-то зовёт? - спросила Настя, оказавшаяся в эту минуту рядышком.
  - Да, к себе, он нефтяник, работает по вахтам, сейчас в отгулах. Есть и жена и двое детей, но это в Казани, а в Москве снимает квартиру для отдыха. У него здесь есть коллекция фигурок из капа, больше двух сотен, он о них так рассказывает, что захотелось взглянуть. - Она не лукавила, ей хотелось впечатлений, разговоры мужчины, очень бывалого и умелого, её распалили и она со мной советовалась, она во всём мне доверилась и маме такого от неё ни за что не дождаться. Что ж, это приятно.
  - А ты очень хочешь с ним пойти? - она кивнула:
  - Он интересный мужчина, я чувствую, что это мой тип.
  - Пригласи его, поговорим, - сказала я.
  - Он тебе в отцы годится, это ничего? - заметила Настя.
  - Пушкин был старше своей Натальи вдвое, однако ему скучно с ней не было. Во втором замужестве она рожала вообще от немолодого генерала и снова всё было отлично и у неё и у детей, а современники, так и вообще были от неё в восторге. Так что, юный возраст для женщины не помеха, - не согласилась она. Мы с Настей переглянулись, девочка показывает зубки - это уже интересно!
  - Этот мужчина - только твоя прихоть и желание, Жанна, нас же интересует безопасность общения с ним и не более! - уточнила Настя. Мужчина подошёл и мы с Настей его основательно прокачали через наши критерии безопасности. Он их легко выдержал и мы Жанну отпустили. Она взяла мой мобильник с автонабором трёх телефонов, один из них был Настин. Не знаю, как бы я отнеслась к этому приключению, если бы это была моя дочь, но признаюсь: сразу после того, как она исчезла в его БМВ, я покой потеряла начисто. Он жил недалеко и обещал нас не держать в ожидании, я сказала, что до семи утра Жанна должна быть с нами и он легко согласился. Когда Жанна уехала, я отошла от играющих сестёр. Вскоре Инне игра тоже наскучила и она предложила пойти в бар, мы там просидели остаток времени, обсуждая театральные проблемы. Ничего опасного в общении с ними возникнуть не могло, поскольку сёстры не любили мелких деталей, которых я опасалась при разговоре на театральные темы. Пользуясь моментом, я приступила к своей части задачи по примирению с Инной. Она выжидающе смотрела на сестру, теперь по её реакции догадываясь, что та из войны уже вышла. Но Настя с ней обошлась не очень мягко:
  - Сама, милая, сама! Папу с мамой поддерживали семейным списком, Аннушку третировали тоже все вместе. Теперь же нечего прятаться за чужие спины, пора обрести собственный голос, как скажешь, так и будет - это, сестрёнка, личная проблема каждой из нас! Я оттуда уже выбралась, попробуй и ты, может, получится!
  Инна обиделась на сестру, но последовала за ней в деле примирения без особых колебаний. Я просто предложила мир, безо всяких условий, с этой секунды и навсегда.
  Мы были близки по духу, у нас нет спорной территории и собственности, идеи политиков нас вообще никак не прельщали, поскольку мы знали их истинную цену - нам нечего делить и не из-за чего смотреть друг на друга через перекрестье оружейного прицела. Мы должны быть выше суеты и тщеты "рыбарей" - вот что я ей предложила и Инна это приняла и тут же призналась, что ей жаль времени, проведенного в противостоянии.
  Обе сестры являли образец порядочности и принципиальности, обязательства с ними в нотариусе не нуждаются - я это знала уже и сама, без комментариев Каминской. Я и раньше подозревала, что с Инной Каминская в своё время была чрезвычайно близка, но теперь приметила и кое-что из деталей былого тайного сооружения - их младшая и очень своевольная Виргиевская скрыть не сумела. Или не хотела? Ревность Насти имела твёрдую почву, теперь я это видела отчётливо. Как выйти из этого положения, я не представляла и это слегка омрачало радость от очередного приобщения ещё одной неординарной личности к моему лагерю свободных игроков. Но лишь самую малость!
  В баре к нам всё время подходили и заговаривали, желания что-то из этого сделать у нас не было, быть холодными - получалось легко и от нас отставали. Когда положительные эмоции по примирению стихли, опять вернулась тревога за Жанну, я думала, что сойду с ума, дожидаясь её, и, когда она со своим нефтяником появилась в холле, я впервые вздохнула свободно и решила подобного не допускать.
  - Тогда она будет просто убегать!- будто услышав мои мысли, сказала Настя, я удивлённо уставилась на неё и чуть качнула головой. Она же довольно улыбнулась. Нефтяник был само обаяние и довольство, Жанна тоже вся светилась. Он подарил ей чёрного бородатого кривоногого лесовика-лешего из капа кольской берёзы, это было и вещью с очень хорошим вкусом и незаурядной фантазией автора, увидевшего всё это в причудливой коряге. Такие качества не могут принадлежать серой личности. Так мы ему дружно и сообщили. Нефтяник благодарно улыбался и мне показалось, что ничего ему от Жанны, кроме её самой, не нужно, а это уже что-то! Я переглянулась с сёстрами - они думали так же, это я уловила. Что ж, хорошо, что всё хорошо, решила я и мы с ним распрощались.
  После примирения с Инной и возвращения Жанны невредимой и счастливой я воспарила и мне захотелось это отметить, рядовой фуршет нас бы не устроил, требовалось что-то особое. Я подумала, что явиться ко мне и устроить шутейную помолвку для Игоря и Даши, было бы хорошим поводом для сестёр въехать в мои проблемы вплотную и искупаться в них. После ночи, проведенной с таким предисловием, мои, заряженные новой энергией, гости должны свалить сестёр наповал. Я начала с Инны, она в эту минуту была чуть ближе:
  - Ты помнишь моего давнего приятеля Игоря? Мы отметили девятнадцать лет совместной жизни.
  - Да, - удивилась она столь интимному жесту и покосилась на сестру, - конечно, помню, а что, ты ещё с ним дружишь, он ведь, кажется, куда-то уезжал? Или я путаю?
  - Нет, всё так и было, сейчас он у меня дома со своей подругой. - Я обернулась к Насте, она внимательно слушала. - Может быть, мы устроим для них небольшое представление, а? Будто это помолвка в доме первой и забубённой жены с новой и настоящей наречённой!
  Жанна ещё не отошла от своего нефтяника и разглядывала его сувенир. Уже для неё и отдельно я сказала:
  - Ты бы для Игоря с Дашей спела куплеты Мефистофеля? - та подняла брови и долго размышляла над моими словами. Наконец, она добралась до замысла и ответила:
  - Можно, я другую вещь исполню - "Песнь о вещем Олеге", там такой классный текст, мы его переделали на новый манер, осталось заменить Олега на Игоря и все со смеху покатятся. Сёстры подключились тут же и мы вместе придумали всё от начала и до конца. Они старались себя реабилитировать и были лояльны и профессиональны. Когда весь замысел был проработан и насыщен ёлочными, то есть, сценическими украшениями, мы отправились на рынок за цветами и угощением для стола. Я с Жанной устроилась в моём уютном "Порше", а сёстры Виргиевские в сером "Ауди" Насти. Когда мы остались наедине, я впервые спросила Жанну о нефтянике:
  - Не жалеешь?
  - Нет, я просто себя проверяла, мне сразу показалось, что он хороший человек, только в душе глубокие нелады и он играет здесь, чтобы заглушить боль внутри. У него такие печальные глаза! С ума сойти!
  - И ты её увидела? Печаль души, тоску и грусть! - улыбнулась я, кое что зная о мужской загадочности.
  - Не успела! - честно призналась она и прикрыла глаза, как бы приобщая меня к своим недавним развлечениям.
  - Надеюсь, телефон-то оставил настоящий? Может, чуть позже проверим?!
  - Он сказал, что заедет в мою парикмахерскую и посмотрит меня в деле.
  - Что, "химию" собрался делать? - сказала я, нефтяник был почти лысый и скрывал это бритой головой.
  - Нет, у него тут сестра в командировке и ей нужно завтра классно выглядеть. А он за ней присмотрит, у нас в салоне, когда будет ждать, - лукаво улыбнулась она.
  На рынке мы управились быстро, сёстры занялись цветами и прочими украшениями, а мы с Жанной обеспечением стола. Когда всё приготовили, я позвонила домой, Даша не спала и мы мило и деликатно почирикали, я сообщила, что мы уже в пути.
  А дома гости поджидали хозяев, они приготовили горячий завтрак, Даша постаралась от души. Судя по её лицу, она вообще не спала, но держалась молодцом, да и Игорь вполне проникся своей долей. Он выглядел прилично, похоже, ему удалось всё-таки немного соснуть.
  Такую группу поддержки они с Дашей не ждали. Мы с шумом и ритуальными церемониями вошли в мой дом и заставили гостей принять участие в нашей затее - их обручении. Особое удовольствие мы доставили Даше, Игорь к этому отнёсся с волнением и только. И Инна и Настя разыграли из себя дам с традициями и гостям ничего не оставалось, как подчиниться. Были и песни и танцы, игра в бутылочку, поцелуи взасос с женихом, романтические баллады и многое другое к волнительной теме близости мужчины и женщины. Жанна играла в подобное впервые и я смотрела за ней, надеясь уберечь от сугубо взрослых излишеств. Когда ей выпало поцеловать Игоря и он очень умело ввёл девушку в транс, совсем нешутейно и по-настоящему, я отметила, что Жанну это и не коробит и не смущает - это обычная для молодой женщины игра, после этого я о ней уже не беспокоилась. Ну, а остальные гости обладали немалым опытом и знали, как подобраться к чужому сердцу и в тесном кругу доводили очарование до совершенства. Инна выжала слезу даже у меня, она умело подала чувства существа, когда оно в западне. Я не удержалась после её монолога об этом звере и доставила ей истинное удовольствие. Эта вещь очень перекликалась с сущностью наших с ней отношений и я подумала, что таким образом она возвращает нас к прелестям былой дружбы. Настя, кажется, это не приняла всерьёз. Мы расстарались настолько, что в конце концов даже Игорь пустил слезу. Он качал головой и улыбался, беспомощно и счастливо. Наш пир затянулся до обеда, после этого Жанне и сёстрам нужно было уходить.
  Я осталась с гостями одна, они разглядывали подарки и почивали в благодушии. Главным в этой истории был Игорь и он это хорошо уловил, Даша была в качестве отступного от нас с Каминской - без нас он вряд ли решился на этот шаг, а она бы маялась от неизвестности. Теперь же Даша своего упустить не должна, мы выложили всё на тарелочке, остальное ей, тридцатилетней булочке, вполне по силам.
  Я с ним любезничала, как ни в чём ни бывало, но знала, что для меня он в прошлом, прекрасном и волнительном. Вряд ли ему выпадет такая же напряжённая и творчески наполненная пора, дважды такое не выдержать. То, что у нас с ним было, достойно пера писателя и я когда-нибудь расскажу её какому-то живому классику, хорошему классику, но только не Руслану. Мне было грустно расставаться, но с Дашей ему будет спокойнее, да и пора заводить семью.
  Они уехали. У меня свалилась гора с плеч, Жанна, приехав сегодня пораньше, это заметила и удивилась потому, что считала, будто я не хотела терять Игоря и теперь не знала, чем объяснить моё облегчение. Даже плотная занятость во второй половине дня никак не сказалась на моём настроении к самой ночи - оно было прекрасным.
  
  В это день я была дома одна и работала над ролью Елены Андреевны. Около полудня раздался звонок по мобильнику, по нему мне звонили только Руслан, Татьяна и Настя. Кто бы это мог быть ещё, подумалось мне, Руслан уехал на две недели на юг, оттуда звонить не с руки, а с подругами я распрощалась без особых вопросов.
  • - Анна Николаевна, добрый день! - прозвучал незнакомый голос. - Вот они, бесконечные сюрпризы столичной жизни! В моей квартире, наверняка, собрались скелеты со всех московских кладбищ, - подумала я и промычала невразумительно: - Он и вправду был бы добрым, если бы ... - и сделала многозначительную паузу, ожидая комментариев.
  • - Сегодня, наш день, вы не забыли?
  • - Забыла! - почти честно ответила я. В поминальнике ничего такого не значилось, сегодняшний день и завтрашнее утро были свободны от мероприятий и репетиций, потому я и осталась дома поработать.
  • - Машина будет у подъезда через полчаса, вы успеете собраться? - интересно, куда я должна собираться и должна ли я это делать - вот что меня беспокоило!
  • - У меня была напряжённая неделя, я вымотана, готовим новые спектакли, начались съёмки, может быть, отменим сегодняшнее? - пыталась я лавировать, даже не догадываясь, что это из себя - "сегодняшнее".
  • - Я так не думаю, приезжайте: всё наладится и восстановится. Гарантирую, что через четверть часа ваша усталость улетучится, такое уже бывало и ни разу потом вы не сетовали на меня. Я в курсе ваших проблем и успехов. Приезжайте, машина уже вышла! - незнакомец отключился, не дав шанса поиграть в прятки и догонялки. Я прокрутила короткий разговор ещё раз, пытаясь разобраться в своих ощущениях от голоса и тональности собеседника. Во-первых, во время разговора рядом были люди и он играл на публику, поскольку с женщинами в таком тоне не говорят, во-вторых, в его голосе было то, что отличает партнёра по любовным играм, он это делал со мной неоднократно и от меня без ума, его наряжение уловить совсем нетрудно, но он прикрылся официозом в тоне. Вот что я уловила из нашей недолгой беседы. Это был мужчина в хороших годах, с отличным немосковским говором, поставленным командным голосом и приличным положением, он даже не пытался прислушаться к женским аргументам, их для него не существовало.
  - Одеваться надо на высшем уровне.
  - И быстро.
  - Во что?
  В чём Каминская щеголяла в обществе этого мужчины? Что меня ждёт в загадочном доме? Может, позвонить Каминской? Я набрала свой домашний номер, никто не ответил, значит, она либо на службе, либо... она могла быть, где угодно. Я перезвонила на службу, её не было на месте, секретарша сказала, что Неустроева, то есть, я, выехала по делам.
  • - Всё, ловушка захлопнулась!
  Я открыла гардеробную и стала смотреть на свои наряды, глядя в окно на погоду и прислушиваясь к собственному настроению и самочувствию. Достала светло-голубой костюм, подобрала к нему всё остальное, проверила исправность и гармонию, после этого принялась за лицо. Оно должно быть строгим и с минимумом видимых красок - только рисунок. Вскоре запищал мобильник, извещали о прибытии машины. Я нанесла последние штрихи и отправилась вниз. Там меня ждал светлый лимузин. За рулём был шофёр в костюме и форменной фуражке, рядом с ним сидел солидный мужчина в тёмном костюме с галстуком. Он увидел меня ещё при выходе из подъезда, вышел из машины, открыл мне дверцу и я устроилась на заднем сидении. Сидения были из натуральной кожи с каким-то тканевым покрытием, я будто утонула в своём домашнем кресле. Из спинки откинулись удобные подлокотники и погасили мои отрицательные эмоции. Здесь же был телефон и большая тумба с монитором. Меня и водителя разделяло толстое стекло. Кнопка управления этим инструментом была напротив середины моего сидения.
  На скамеечке сидели мои знакомые бабушки, я сделала им ручкой. Не знаю, надо ли это делать, но здесь Каминской не было, а я от знакомых нос не ворочу. Нехватало ещё! Взгляды этих милых и непосредственных женщин длинным и прилипчивым шлейфом проводили меня в неизвестность. Они могли подумать, что я еду на важный приём в правительстве, машины с шофёром в фуражке и телохранителем в смокинге бывают только в серьёзных заведениях. Я для них была очень важной птицей и теперь обо мне в их файлах кое-что прибавится. Они-то были счастливы в своём неведении, а каково мне?
  Я так и не знала, куда и к кому еду. Могла ли я отказаться от визита? По ощущению краткой беседы с незнакомцем я сделала вывод, что этого делать не стоило. Каминская ни о чём экстраординарном по звонкам на мобильник не сообщала, значит, ничего страшного - выживу! И я решила не трепыхаться, чтобы нечаянно не пораниться. У меня было о чём подумать и что просчитать, дорога, похоже, предстояла неблизкая и я не стала терять времени понапрасну. За дорогой я следила машинально и никак не реагируя.
  Было самое время обдумать расследование тайны БВР, зачем она это делала? Я уже знала, что праздный интерес ей нехарактерен, люди даже самых ярких судеб её мало интересовали, если не были как-то связаны с чем-то значимым для неё самой. Что ей сделал этот геолог, который всю активную жизнь провёл вдали от цивилизации, а остаток - наедине со своими камнями? Зачем ей нужны анализы ДНК, кто оказался тем родственником с инициалами БВР и почему она это держала в тайне, отсекая все концы файлов, так или иначе связанных с этим расследованием? Я понимала, что для неё это и личное и очень важное, поэтому напрямую ничего спросить не могла. Каких-то косвенных признаков, по которым этот интерес стал бы мне понятен и тайна открылась, пока так и не находилось.
  Мы, между тем, выехали за город и отправились на юго-запад по Киевскому шоссе, не доехав до поворота на Внуково, машина свернула налево и через несколько минут мы были в дачном посёлке. Нас ждали, ворота открылись тут же и меня проводили в большой двухэтажный дом старой постройки. Там было, как в кино из жизни довоенной советской элиты: ковры, люстры, цветы, картины, мебель и полное отсутствие современной аппаратуры. Только телефонные аппараты и репродукторы на стенах. Как в музее или реквизиторской Мосфильма. В холле меня ждал улыбающийся мужчина неопределённого возраста, одетый в чёрный смокинг, белую сорочку с бабочкой, на ногах обычные такие туфли за полторы тысячи долларов. Он держался в этом режимном учреждении по-хозяйски, чувствовалось, что дом доставляет ему массу положительных эмоций и своим поведением он приглашал меня присоединиться к маленьким радостям. Ни холода, ни скрипучей властности в его глазах не было: само внимание и интерес. Мне немножко полегчало: некий просвет забрезжил, определённость - тоже.
  • - Вы выглядите великолепно! - он рукой описал дугу вокруг меня как заправский джентльмен. - Печать усталости и тени под глазами вам придают особый шарм и обаяние, - затем его голос сбавил тон и перешёл из патетики и лести в мягкую бытовую тональность: - Массажист вас ждёт, вы не передумали? Это известный вам кудесник! - последнее уточнение отбило у меня охоту спрятаться у массажиста - он мог запомнить что-то из особенностей тела Каминской и тогда ...
  • - Нет, я думаю, что смена окружения желательнее. Массаж сегодня представляется удовольствием для ленивых, я хоть и устала, но не настолько!
  Он проводил меня в большую гостиную и мы оказались в обществе ещё нескольких мужчин и женщин. Они были помоложе хозяина. Хотя и держалась эта публика с апломбом и независимо, но было видно, что сие не более, чем маска, причём маска невысокого качества. Я круглые сутки актёрствовала сама и теперь хорошо различала нюансы игры со стороны других, они были второразрядные игроки, но именно игроки. В какие игры они играли? Это я должна узнать вскоре. У них могли быть имена, привычки, взаимоотношения между собой и со мной в том числе, которые я должна по роли знать назубок. Опять всё повторялось и каждый раз глубина моего погружения в неизвестность становилась всё большей и большей. Но теперь это уже не шокировало, а только держало в спортивной форме. И потом, я была уверена, что Каминская всей своей предшествующей жизнью создала защитный шлейф, проникать за который мало кто осмеливался. И у меня всегда была фора, чтобы действовать в ответ или воздержаться. Десять тактов паузы в её исполнении могли стоить дороже престижного монолога в чьём-то другом.
  "Я - это Каминская!", сказала я себе и включилась в игру. Я несколько тактов уже записала в актив, не реагируя на изучающие взгляды присутствующих. Я играла Клеопатру, она была значительна и царственна даже в лохани с мыльной водой. Держать лицо я ещё до полного совершенства не научилась, но отдельные элементы уже освоила, пока этого хватало. Вошёл ещё один мужчина с манерами профессионального игрока в покер и поклонился сначала хозяину, потом мне и затем остальной публике.
   - Вот так-то, вы, мадам, второе лицо в доме, - отметила я их табель о рангах.
  • - Мы ждали вас, Анна Николаевна, вы сегодня будете моей музой! - сказал хозяин и сделал знак гостям, они стали рассаживаться вокруг стола. По тому уважительному тону и светскому "вы" я сориентировалась в ценностях и примерных нормах этого общества, гости даже перешётывались именно в этой тональности, видимо, для них это норма, когда откровенно улыбаясь, будто знакомому с детства, ради какого-то правила говорят "Вы" с уважительным кивком. Ну и на меня все посматривали, как на законодательницу чего-то, чего? То ли я должна сказать тронную речь, то ли раздеться до белья!? И я внимательно, но этого не обнаруживая, чтобы запомнить имена и названия вещей и людей, огляделась и ознакомилась, как на светском рауте: слово будто в воздух и не следишь за ответом, он не важен, просто это вежливость такая.
  • - Если начнут играть в бридж, я пропала! - пронеслось в моей бедной головушке. Остальные карточные игры я в некотором роде знала, а про эту заморскую только слышала и немного читала. Достали лист бумаги и я увидела преферансную пульку. Это успокоило и я взглянула на хозяина. Он придвинул стул для меня и устроился рядом. Остальные игроки тоже расположились за столом, а женщины оказались рядом с каждым из мужчин. Они были приличные дамы, мне показалось, что все три замужем, было в их глазах что-то, чего у свободных женщин не могло быть в принципе. Они хорошо ухожены, со вкусом одеты и жаждали свежих порций адреналина. На меня особо не засматривались, хватило одного цепкого взгляда и после этого ресницы опускались, давая отмашку для начала других действий. Одна из них была очень яркой и изящной брюнеткой с красивой линией полных алых губ, слегка тронутых помадой из арсенала профессионалов. Две другие были крашеными блондинками, с фигурами и пластикой молодых пловчих. Каждая была при мужчине и обозначала внимание к нему весьма условно и скупыми штрихами. Если бы прозвучала команда "Замена!", я уверена, что они бы и не огорчились, увидев, что партнёр сменился. Хорошо это или плохо, я ещё не знала, но в оперативную память пометку сделала.
  Началась игра. Я повнимательнее рассмотрела пульку и поняла, что она приготовлена для нынешнего состава: там стояли полные имена и фамилии мужчин и имена женщин. Записанные имена команд вряд ли были формальны, возможно, партнёрши тоже как-то выигрывают или проигрывают. Это выяснится потом. Я не стала особо демонстрировать интерес к бумаге и сосредоточилась на игре, присматриваясь к манёврам и характерным особенностям игроков. Сначала были обычные распасовки, потом наметился хозяин игры и началось. Играли, как я догадалась, по-большому, волнение чувствовалось даже по обычным ходам. Было и одно правило, которого я раннее не слышала - против играющего вистовали все, не было связки пасующих и вистующих, которые открывали карты и дружными и согласованными усилиями стремились посадить игрока. Остальное, как и везде. Моя роль заключалась, вероятно, в обычном смягчении атмосферы в такой игре, как и у других женщин.
  Я застыла, ожидая дальнейший событий. Ничего со мной в ближайшее время приключиться не могло, потому что пулька была не на один час. Я успокоилась и, как оказалось, совершенно зря. Когда мой визави обратился за советом о смысле торговли за прикуп при мизере на руках с двумя "пробоями", я надолго задумалась. Поразмыслив, дала чисто женский совет, против логики, но по интуиции. На лице у него ничего не отразилось и он без колебаний сделал по-моему: вступил в торговлю, остальные игроки спасовали, взяв прикуп, он немного улучшил ситуацию, но мизер был очень и очень рискованным. Он посмотрел на меня. Ход был наш и я опять не стала следовать логике игры, а подчинилась чутью и указала на снос и карту, с которой надо было выходить. Опять мой партнёр доверился мне и последовал ход. "Влететь" мы могли на две взятки при двойной "бомбе", а это очень серьёзный проигрыш. Я замерла, ожидая худшего, краем глаза наблюдая за партнёром, тот был спокоен и невозмутим. Партнёры открыли карты: расклад был в нашу сторону. Мизер с двумя "дырами" оказался неловленным. Нас поздравили. По такому случаю полагалась выпивка сыгравшему и обсуждение вариантов в стиле "если бы, да кабы" для остальной публики.
  Мой партнёр встал из-за стола, галантно, я почувствовала в этом жесте настоящее, уже подзабытое при нынешней жизни, достоинство, подал руку и проводил в другую комнату. Там на столике за шторкой нас ожидала роскошная выпивка и закуска. Я заметила, что вино, коньяк и другое спиртное стояли группами и было их числом четыре. Наверное, у каждого свои вкусы, решила я. Мой партнёр налил мне и себе, я только пригубила, он выпил до дна и потянулся ко мне. Привычно потянулся.
  • - Вот оно что! - только и успела сообразить моя головушка. Но губы не стали упрямиться и сминаться в неудобные складки. Это была моя плата за что-то. За что? Я постаралась, чтобы строгие линии костюма не спровоцировали моего визави на большее. И мягко его придержала, он оказался пониже меня и в этой связи у него некоторые трудности. Он оценил мой жест и не стал продолжать. Лишь, когда мы выходили из комнаты, пропуская меня вперёд, он обеими руками задержал мои бёдра. Прочно задержал. Я остановилась. Он приподнял юбку до середины бедра и полюбовался на открывшееся зрелище. Я замерла, не мешая видеть домашнюю заготовку, и спокойно пережидала его позыв. Он вскоре опустил руки и мы вернулись на место.
  Игра продолжилась. Я держала ухо востро и вскоре знала всех по именам. Мой партнёр был Войтиным Владимиром Андреевичем, шатена с тонкими чертами лица звали Маратом, его подругу - блондинку Нонной, с яркой брюнеткой, которую звали Алисой, был стройный и интеллигентный по внешней фактуре Андрей и самый молодой высокий и плотный Константин опекал слегка развинченную блондинку Лизу. Тот, что всё время был сдающим, не играл вовсе, а очень красиво и быстро сдавал за каждого игрока, его звали маркёром. Я постепенно разобралась с манерами каждого и по качеству игры определила, что игроки они хорошие, но обычные, только с большими деньгами. После каждой удачи история повторялась, мы выходили и с каждым разом он погружался в меня всё глубже и глубже. Я поняла, что обычно так и бывало, уж очень он привычно и с хорошим знанием моего гардероба и строения тела проделывал эти движения. Он его знал, как своё! И чем же это кончится? Но все свои вопросы и сомнения я заперла в серебряную шкатулку, а золотой ключик от неё выбросила в окно.
  Когда удача приходила к кому-то из наших партнёров, они так же, как и мы, выходили в комнату со шторкой и возвращались со светящимися глазами. Туалет у дам был устроен так, что ничего особо поправлять и не приходилось, но то, что в комнате с реквизитом они не только прикладывались к рюмкам, мне стало ясно после первого же удачного тотуса, сыгранного Андреем. Он отправился туда со своей Алисой, у неё было аристократически светлое почти не загорающее лицо, хранящее свою белизну, как признак очень изысканной породы, когда же они вышли оттуда, она пылала. Потом она прилипла к нему и ласково и безмятежно мурлыкала до тех пор, пока они не влетели "без двух" при семерной игре. Блондинки Нонна и Лиза, вероятно, были когда-то и приличными спортсменками и игру воспринимали, как естественное для себя состояние. Их нечастые визиты за шторку проходили со щедрыми и яркими эмоциями. Они не особенно сдерживали себя и за столом, а в моменты, когда поднимались в комнату со шторкой, были совершенно раскрученными.
  Я поймала себя на том, что мне стало интересно, до какой стадии можно дойти за эти минутки? Наверное, решила я, прикинув их молодость и опыт, до самого конца! Они в своём полукокетстве и полусветскости не стремились к изыску и утончённости, слова и движения были привычными и естественными, звучало это в полной гармонии с общей атмосферой за столом. Женщины были очень мягкими и соблазнительными, врождённые шарм и красота в некоторой мере компенсировали внутреннюю поверхностность, но от заботливых жён и серьёзных сотрудниц эти состоятельные мужчины, очевидно, подустали и их потянуло на остренькое и солёненькое. Я поняла их тягу к особым ощущениям, как очевидную и нескрываемую, эти дамы одним своим присутствием смягчали присущие карточным и прочим неспортивным играм цинизм, жестокость и беспощадность.
  Дома эти дамочки, похоже, играли совсем другие роли и были примером для детей и предметом гордости занятых мужей, я это почувствовала не знаю каким органом. Между собой они соперничали, не стесняясь никого. Иногда припоминали эпизоды прошлых игр, когда музы имели другой расклад покровителей и при этом многозначительно перемигивались. На игроков это влияло и в самом деле очень благотворно. Но моя роль в этом маленьком игровом эдеме, должна быть другой, не могла же Каминская соперничать с этими сучками. Я должна обозначать иной полюс в этих ценностях и все игроки это наверняка знали. Он должен находиться где-то в интеллектуальных эмпиреях, там, где остальные женщины соперничать не могли. В который раз я поймала себя на вопросе о том, где же это всё находится?
  Мы с Войтиным удачно сыграли очередную рискованную игру и отправились в комнату со шторкой. Я уже знала, что от меня требуется и примерно представляла, как это надо сделать. Мы вошли, как и прежде, я первой, а он за мной. Чтобы уловить его настроение и немножко вывести из себя и заставить обнажить настоящее лицо, я держалась почти рядом с ним. Он не вынес и остановил меня сразу у входа, я обернулась и увидела его взволнованное лицо, ублажить его оказалось легко и он стал почти ручным. Однако мужской инстинкт своего не упускал и, когда мой партнёр в очередной раз полез под одежду, я остановила его, мягко взяв за руки и прижав их там к своим бёдрам, чтоб лучше прочувствовал:
  • - Мы ведь не торопимся, нам уже не нужно быстреньких эмоций и адреналина второпях - в наших руках и время и полнота настоящего! - я внимательно всматривалась в его глаза и ориентировалась только на них, они реагировали на мой голос сразу и естественно, поэтому каждую последующую фразу я произносила с учётом увиденного. Ему хотелось контакта и поддержки, он в этом нуждался больше, чем я. Секс и обладание - только форма или повод, а истинная цель была неизмеримо выше. И плата за неё могла быть неимоверной, я это уже прочувствовала по его реакции на меня по ходу игры, если бы я сказала, что он на меня сильно запал, то это было бы около истины. И я решила ответить по-большому.
  - Но мы можем добавить то, чего нехватает всегда: понимания и ощущения, что ты нужен умному, желанному и близкому. Не зачем-то, а просто нужен! Чтобы вместе смотреть на воду, просто молчать, любоваться рисунком его морщин и не стыдиться того, что тебе приятно от простых ощущений. Это нужно любому, но дано не всем. Надо попробовать, оно уже наметилось, возможно, и получится! - я видела его глаза, когда он слушал: это были знакомые мне, тоскливые до жути, глаза одинокого волка. Я держала его руки в своих и чувствовала всем своим существом, что он меня понял и, ни мгновения не сомневаясь, принял мои условия. Он прижался ко мне на секунду и сказал:
  • - Сегодня вы необыкновенны, будто завязалось острое начало нового романа, но ничего из прелестей старого и не затёрто и не забыто!
  • Эти слова нельзя оставить без следа и я приласкала его так мягко и нежно, что у него выступили слёзы. Настоящие слёзы и они катились по его щекам, не спрашивая и не извиняясь. Губы его чуть подрагивали - это был катарсис. Я мягко улыбнулась мужской слабости, извинила её, вытерла слезу собственным платочком и отдала его мужчине. Пока я всё это делала, он почти не дышал и поглощал меня всю, этого мужчина никогда не забывает. Он медленно сложил платочек в мужскую пирамидку и демонстративно вложил в верхний карман смокинга. Мы не задержались в комнате и сразу же приступили к игре.
  То, в каком состоянии мы на этот раз вышли, все почувствовали сразу и по моему блестящему вниманию к Войтину и по его засветившимся глазам. Я увидела его таким, каким Владимира Андреевича знали в двадцать-двадцать пять лет: бесшабашным и непосредственным, молодым и полным энергии, когда он ещё не понимал принципов социального расслоения и над ним не довлел комплекс неполноценности провинциала в академическом центре. Всё это придёт потом и отнимет много сил на искоренение и избавление. Молодым и бесшабашным он нравился гораздо больше и с этаким, придуманным для него сценическим образом мужчины, мне было легче вести рискованную женскую игру. Он в этой роли был мною вполне управляем и безопасен. Ему же она безумно нравилась и он отдался ей полностью и не сомневаясь. Тот случай, когда обманутый счастлив более обманщика.
  Теперь мы играли свободно и легко, не отчаиваясь при плохой карте и неоправданно не шикуя при крупной. Мы мало говорили, больше обмениваясь знаками, взглядами, легко касаясь карт и наших рук и передавали этим друг другу покой и уверенность. Я стремилась создать микроклимат сыгранной пары и Войтин с удовольствием мне помогал. Получалось легко, он изредка поглядывал на Алису и она ни разу его взгляда не пропустила. Он мною гордился и ей выставлял в качестве укора и примера - такое женщина видит и понимает сразу, мы с Алисой тоже.
  Наблюдая за ним, я также увидела, что он настолько привык принимать решения сам, что инициативу партнёров воспринимал, как манну и в эту минуту отдыхал всем своим существом и на полную катушку. Работать в паре с таким партнёром для него было сущим праздником и я подыгрывала ему охотно и с удовольствием. Оставшееся время мы были сыгранной командой, улыбчивой и приятной в обиходе, я отвечала на шутки и улыбки мужчин за столом, поддерживала мягкий шарм женского интернационала и играла ту роль, которую никому из присутствовавших не сыграть. Возможно, именно в этих секторах находились и устремления Каминской в её прошлых визитах сюда. Мне нечего было делить ни с кем, я ни у кого ничего не отнимала, мои намерения чисты и от общения со мной окружающим должно быть приятно так же, как и мне. И они мне поверили.
  Когда игра закончилась, подвели итог: мы с Войтиным были в выигрыше, Константин и Андрей остались при своих, а Марат крупно проиграл. Все игроки вышли в комнату со шторкой, как я полагала, промочить горло и немного разгрузиться от эмоций. Но этим не закончилось.
  Согласно ритуала проигравший, кроме расплаты наличными и тут же, вместе со своей музой должен покаяться перед публикой за неудачную игру. Игроки расчистили один из столов и стали вокруг в ожидании покаяния. Подруга Марата Нонна села на стол, окинула публику откровенным взглядом и откинула руки назад. Тут началось такое, от чего я готова была провалиться. Марат достаточно чувственно прошёлся рукой по её телу, обнажил грудь и очень умело и привычно стал терзать сосочки Нонны губами, довёл партнёршу до содроганий и после этого опрокинул на стол, задрал юбку, под ней ничего не оказалось, поднял её ноги себе на плечи и занялся своим хозяйством. По комнате стала растекаться атмосфера похоти и грубого секса, которая сводит с ума даже добропорядочных женщин и бросает их в объятия самых невероятных мужчин. Мужчины смотрели на проигравшую пару и в их глазах было то же, что и у Марата. Константин прижал к себе Лизу и они в две пары глаз устремились на действо, которое разворачивалось на столе. В меру возбуждённый Владимир Андреевич стоял рядом и только слегка придерживал меня за талию, Алиса и Андрей стояли напротив меня и я видела, как загорелись её глаза, она взяла руку Андрея и положила себе на живот.
  Наступил момент, когда я почувствовала такой выброс адреналина, что готова была и сама к чему-то подобному. Когда Марат вошёл в женщину, все, стоявшие вокруг и пристально глядевшие на избранную пару, это тут же ощутили, как будто и сами участвовали в коитусе. Не смотреть на эту пару мне было нельзя. Чтобы уцелеть, я нацепила на себя какую-то маску и только с ней выдержала всё до самого конца. Это продолжалось не очень долго, видимо, сексуальная энергия копилась в них потихоньку и исподволь и для того, чтобы разрядиться на столе, нужен был лишь небольшой толчок. Они, не меняя позиции Нонны, исполнили спринтерский забег, полный энергии и драматизма, когда женщине надо успеть к исходу его семени. При этом она очень умело удерживала партнёра от преждевременного финиша и получала ещё и радость обладания сильным мужским телом, способным к сексу в любых условиях. У меня мелькнула и потухла мысль, что и Каминская бывала проигравшей. С кем она проигрывала, всегда ли с Войтиным? Я чувствовала тепло и хорошую энергетику своего партнёра, но никак ему не отвечала. Когда Марат захрипел, а Нонна задрожала и вцепилась в его спину, царапаясь и повизгивая, наступило всеобщее оцепенение и разрядка. Резкий запах спермы и женских выделений подавили всё остальное. Зрители шумно дышали и испускали собственный чуть менее густой, но отчётливый и дурманящий сексуальный аромат.
  Потом все разошлись и я осталась с Войтиным. К тому времени я уже окончательно убедилась, что загадочный ВАВ, для которого я должна была уделить несколько часов в первую неделю пребывания в роли Каминской, и был Войтиным, которого Каминская зашифровала по инициалам. Значит, она с ним встречалась и где-то в городе. Мобильник и его регистрация, это тоже могло быть делом его рук: не фразы ради он спрашивал, не пора ли менять его на новую модель. Вот она, твоя пресловутая независимость, подумала я про Каминскую. О дальнейшем я начала догадываться ещё по ходу игры, теперь же осталось лишь увидеть детали расплаты за полученное удовольствие - за тот адреналин, которым я упивалась в течение нескольких часов, следовало чем-то пожертвовать. И тут я остановила свой жертвенный полёт.
  - В чём она заключалась, эта жертва? А может быть, я вместе с этими женщинами просто пользовалась услугами состоятельных мужчин и упивалась своей властью над ними? Ведь то, что они вытворяли, было взаимным удовольствием! Ни единой нотки подавленности или протеста за весь вечер так и не прозвучало - это сыгранный ансамбль умелых и ценящих друг друга партнёров. Это игра и у неё свои правила и каждый из них знал их заранее, причём проигравший мало чем отличался от выигравшего, разве что пришлось немножко развлечь публику, но и это они сделали в охотку и на полном серьёзе. Просто я была к ней не готова, именно отсюда и вытекало моё неудовольствие поначалу, сменившееся затем спортивным интересом, как и у остальных. Мой партнёр мне нравился, общество, которое стало смотреть мне в рот и ловить мною сказанное, тоже и я поняла, что Каминская в очередной раз преподнесла урок умелого подхода к деловым связям. Её здесь нет уже несколько недель, а ею заложенное вполне работоспособно и со мной. И не было признаков того, что ситуация станет ухудшаться.
  Мы с Войтиным поднялись на второй этаж, там была большая комната, похожая на спальню, с диванами и креслами. Он усадил меня на диван и сел рядом. Мы были знакомы давно и довольно близки по-настоящему, так на куртизанок не смотрят.
  • - Сегодня у нас то, чего я никак не мог добиться вот уже несколько лет! Наверное, это награда за терпение. Мне было приятно видеть тебя в роли хозяйки, наши гости тоже без ума. Они остались и, если хочешь, с ними можно встретиться ещё? - я с удовольствием кивнула и он распорядился по телефону. Войтин перешёл на "ты" и выглядело это вполне естественно и привычно. Потом выжидающе взглянул на меня, я уже была в образе и среагировала, как надо.
  • Мы стали любовниками: я не раскачивала его мачты и не напрягала паруса, он был крепким и надёжным капитаном и в случае бури легко мог спасти груз, судно и свою команду. Бегать по вантам и ставить паруса - не его забота, он прекрасно выглядел на командном мостике и здесь ему нет равных. Я хорошо знала сволочной женский инстинкт, которым каждая из нас чует победителя задолго до самой схватки. И я была одной из них, со всеми гримасами и капризами. Он был победителем по своей биологической сути и всё в нём устроено так, что даже в провальной позиции он находил шансы спастись и успешно их использовал. Таких видно по холодному блеску в глазах, подавленным эмоциям во время действий, естественному ровному поведению и с противником и со сторонним наблюдателем. Его главным достоинством была внутренняя сила, а нормальные женщины любят сильных мужчин.
  Я была с ним вся без остатка и он это чувствовал, он был догадливым мужчиной и не ждал от меня слов: он брал, а я отдавала - щедро и бескорыстно, я была уверена в себе и своих силах и знала, что создам, выработаю, выпестую и подарю всё, что захочу и только, если этого захочу сама. Он того стоил. Я хотела ему отдать и мне себя не жалко. Приятно видеть его помолодевшие глаза, ловить искорки поблекшего было взора, ощущать нежность и ласку прикосновений, страсть соединения и тепло общности. И мне было хорошо самой. Он вполне состоялся как мужчина, я удержала его от торопливых гонок и вывела на спокойную и чистую воду наслаждений, по которой прокатывалась скрытая мощь океанской зыби. Здесь нам было хорошо и комфортно и мы забыли о времени. Во всём этом я решила ни в коем случае не играть Каминскую, а выполнить собственное творение, ни на что не похожее и достойное этого мужчины, никого другого я в это время не знала и не помнила. Я чувствовала своего мужчину легко и накоротке, он был со мной и во мне и я знала о нём всё. Он стонал и выл от благодарности, я еле выкарабкивалась от его мощных погружений, он знал меня всю и это его возвышало над самим собой.
  Очнулись мы, когда было уже темно и прохлада окутала тенистую территорию дачи. Он помог мне одеться, я отметила, что делал это умело и привычно, ни на секунду при моём совместном одевании его эрекция не спадала. Владимир Андреевич радовался своей молодости и здоровью, часто ли бывало так, я не знала и никак не комментировала это. Полностью разобравшись с моей экипировкой, он оделся сам и мы вышли в холл на первом этаже. Нас поджидали партнёры в полном составе. Я отметила, что в отношении косметики инстинкт меня не подвёл и в этот раз: мне не надо было наводить на лице ничего кроме отдельных контуров, а с музами других мужчин случились небольшие аварии и подкрашены они были совсем не так мастерски, как до приезда на дачу. Но они ещё и не уезжали, подумала я, возможно, такой вид и продлит удовольствие.
  Мы чинно уселись в гостиной и началось застолье. Между прелестями ощущений от тостов и блюд наши гости делились подробностями сексуальной техники каждого, давали оценки партнёрам и партнёршам, в общем, вели себя, как на научной конференции с практическими занятиями, массой живописных картинок и смачно смонтированными сюжетами mpeg-файлов. Они не стеснялись друг друга, было видно, что вместе эта компания уже давно и всё им привычно. Меня особенно не задевали, но иногда я чувствовала, что они чего-то недоговаривают и я с кем-то из них и, возможно, не с одним и не раз барахталась в общей постели одной из многочисленных комнат. Неужели Каминская себе такое позволяла? И мой внутренний голос, никогда не вводивший в заблуждение, сказал: "Позволяла и ещё как позволяла! Все мы иногда любим поваляться в грязи и ощутить от этого кайф". В общем, я не стала в позу и была с обществом.
  Потом включили видик и смотрели сегодняшнюю запись из комнаты со шторкой. Все кроме меня знали, что там есть камера и она включалась, когда открывали шторку. Себя я тоже увидела, мы с Войтиным были самыми консервативными посетителями порносалона. Там соревновались и на скорость, и на качество, и на количество. Будто для книги рекордов Гиннеса. Я удивилась человеческому стремлению сделать олимпиаду из всего, в том числе и интима. Так, меня просто сразила утончённая красавица Алиса, которая успела довести минет с Андреем до излияния, сама она тоже потекла, руки Андрея старались где-то под юбкой, но свидетельство он представил, приподняв на руках тело своей партнёрши поближе к камере. Ни одна из женщин белья сегодня не надела. А на мне было изящное французское с кружавчиками, запашистое и мягкое на ощупь, мне казалось, что Войтину такой вариант экипировки понравился больше.
  Потом включили старые записи и среди собрания художеств я увидела себя, то есть Каминскую, в позе лотоса и алкающий язык Войтина, он был в роли жреца перед входом в священную пещеру. И здесь Каминская была бесподобна и несравненна, она на несколько голов превосходила остальных женщин. Мужчина с ней должен чувствовать себя божеством или приобщённым к нему. И я всего этого наследия была преемницей и на меня обратились все взоры в ожидании фирменного номера. Я внимательно прислушалась к разговорам за столом и решила, что сегодня их можно и не потрясать чем-то экстравагантным, весь день со мной для них сегодня был особым, Войтин своим видом и небывалым подъёмом об этом свидетельствовал. Для меня, усталой и опустошённой, сие казалось благой вестью. Было в этом позднем застолье и ещё многое, но я уже ничего не воспринимала, налицо был явный перебор и информации и ощущений. Мне захотелось домой, подальше от этих продвинутых и раскомплексованных людей, чтобы забиться в угол и никого не видеть и не слышать. Я с едва скрываемым нетерпением дожидалась окончания визита. Со стороны могло показаться, что я немного устала, это было не совсем так, физически я была способна ещё на многое, но вот с эмоциями...
  Мне с трудом удалось выбраться из личины Каминской и следовать недалеко от неё, чтобы быть в курсе и при случае согласно кивнуть или отрицательно потрясти головой, сделав соответствующую мину. Мы ещё немного пообщались, дамам захотелось танцев и нам устроили это удовольствие, но я потеряла остроту восприятия и была, что называется, на автопилоте. Кроме Андрея никто толком танцевать не умел, так что и этот аттракцион вскоре закончился и нас развезли по домам.
  Совершенно выбитая из привычной колеи, я поднялась к себе и устроилась в кресле. Сон улетучился и во мне бродила неприкаянность. Все были при деле, только я поджидала электричку и смотрела на всё со стороны. Вот-вот она должна подойти.
  Я отставила раздумья о глобальных проблемах и вернулась к текущим, обратилась в поисковую систему и на самом видном месте нашла Войтина и всё о нём. Он раньше был видным российским металлургом, а потом стал и важным лицом в этом фундаментальном для страны бизнесе. Я производственных газет и изданий не читала и даже не догадывалась, что таковой в нашей стране может быть. Каминская, живя в столице и вращаясь в среде, где это имя было на слуху, считала, что я догадаюсь о сути аббревиатуры и обошлась без уточнений. Что же, решила я, впредь буду внимательнее и вернулась к домашним делам: привела себя в порядок, разложила одежду по местам и забралась в ванную. Размышлять в ванной о жизни я любила, многие авторы придумывают там сюжеты картин, романов, пьес, симфоний: мне было нужно гораздо меньше - отойти, восстановиться и успокоиться. И это не заставило себя ждать. Только тут я вспомнила, что сегодня ещё не видела Жанну, утром она уехала, когда я ещё спала. Я выбралась из ванной и, обернувшись полотенцем, прошла в кабинет, где мы устроили её спальню. Дверь была прикрыта, на ней записка: "Анна Николаевна! Разбудите в семь, я пришла поздно!" Я осторожно вошла в кабинет и услышала тихое дыхание Жанны. Она спала, укрытая одеялом, по-детски приоткрыв губы. Чуть старше моей Ирины, подумала я, а уже женщина. Как мы быстро взрослеем и случается это часто вопреки ломающим нас силам. Умение выпрямиться и воспрянуть - это чисто женская особенность. Я и раньше всё это видела и со мной бывало всякое, но, только попав в шкуру Каминской, осознала это в полной мере.
  Поразмыслив о минувшем дне, я разобрала всё по полочкам, внимательно просмотрела и проанализировала. И мне стало нравиться моё новое положение. Адреналин и полная выкладка ума и всего строя души и тела ежедневно и ежеминутно не давали расслабиться ни с кем и никогда. И я уже понимала, что в новой личине особо нового нет совершенно: из предлагаемых фортуной бенцев вполне можно выбраться известными мне способами. - Я вдруг вылущила изо всего бедлама простую истину: мне по силам всё! И в роли дорогущей шлюхи, и матери взрослой девушки, и матроны с кругом друзей и подруг глядящих в рот с надеждой, что я спасу ситуацию. И ув меня это получалось! Ничего подобного в прежней жизни не было и не предвиделось. Правда, и плата была запредельной, но бесплатного сыра не бывает.
  У меня появились возможности самой управлять процессами фортуны. Это не было вариантом из русской сказки про Емелю или семь богатырей, всё сложней и глубже, но в этих вёртких и неуловимых линиях судьбы я уже имела некую власть. Одной из них был Войтин. Этот мужчина - завораживающее явление и я чувствовала себя в роли глубоко законспирированной шпионки, которая волей случая оказалась в стане противника, в самом командном центре. Из сложенного по крохам и деталькам в общении с ним я отметила, что Войтин не светится с нашей связью, хотя особой конспирации в его действиях и не было. Однако то, что я нахожусь как бы в особой зоне его интересов и мне позволено всё - это я уловила и осознала в полной мере. Он допустил меня в самый свой главный компьютер, увидел, что я безразлична ко всем его игрушкам и возможностям кроме него самого и это его раскачало на откровенность.
  С погоне за женщиной мужчина не может не раскрыться, потому, что в этом его истинная цель: найти и покорить, чтобы раскрыться. Войтин не был похож ни на одного из моих знакомых и то, что я с ним себе позволяла, было небольшой платой за полученное. Лишь немного заглянув в его глубины, я поняла, что Наполеон был бы счастлив иметь такого полководца и тут же поделилась своим открытием. Это не осталось без понимания, он только взглянул на меня по-особому, давая знать о выдаче лицензии на охоту в его угодьях, но и тут я не заторопилась приобщиться и от того стала ещё дороже. Ни мой муж, ни Игорь, ни Руслан даже в малой степени не затрагивали во мне того любопытства, которое буквально овладело мною, когда я поняла его сущность. Он был намного интереснее олигархов, которые выплыли в результате планомерного грабежа госсобственности. То, что он не уехал и не стал подобием местечковых Ротшильдов с дачами на Канарах и виллами во Флориде, а вложился в российскую промышленность и тянул этот воз из честолюбия и вредности характера, прилекало к нему не только моё внимание. По тому, что я узнала о нём, Войтин заслуживал и уважения. Я припомнила драматическую арию князя Игоря об одиночестве - там всё про него. Даже внешне он в чём-то походил на узника собственного могущества. И мы с ним говорили об этом, я поначалу осторожничала, не зная, что они проходили с Каминской, что согласовали, а чего нельзя касаться ни в коем случае, но он сам начал и я поддержала и повернула в нужную сторону - там мне было и страшно и интересно. А опасаться было чего - обладая такой силой и властью, он мог раздавить по неосторожности, да и не привык Войтин к нежностям, хотя тянулся к ним инстинктивно.
  Как Каминская попала в круг его знакомых, я ещё не знала и хотела это установить сама, чтобы не быть в плену мнения его подруги.
  Вот такие мысли овладели мной и спать мне не хотелось совершенно . Я занялась тренажом и прочими делами для души и тела, что всё больше и больше приобщались к моей сути. Прикреплять всё это к имеющемуся оказалось непросто и транаж проходил совершенно непроизвольно, иногда и автоматически. Утром я разбудила и накормила Жанну, занялась делами в том же ритме, что и прежде.
   Испытание поклонников.
  
  Осенняя погода испортилась, к концу этого дня в голове образовалась толчея и сумбур: ничего не понимала и никаких нюансов психологии не воспринимала, надо было разрядиться и я решила развеяться на людях, но за загородкой. К тому времени Глухов уже переслал тексты романса и песен к спектаклям. Они оказались очень даже приличными и мне понравились. Я решила совместить полезное с приятным и предложила придти в наш ресторан со всеми творениями, чтобы и обсудить и развлечься. Он обрадовался, когда узнал, что плата не испортит удовольствия от общения. Мы с Жанной расположились на привычных местах, наш гость явился точно по расписанию и направился к нам. Охрана посмотрела на меня и пропустила. Гость представился Петей и сел напротив меня, рядышком с Жанной. Он был веснушчатым, сравнительно молодым человеком в аккуратной недорогой одежде. Обувь тоже говорила о небольших доходах. Что, собственно, я знала наперёд: те, кто жил в достатке, с музами накоротке не общались - у них другая среда обитания. Петя был технарём из моего рода-племени и общение с ним оказалось проще, чем с иными творческими личностями. Я, прочитав творения автора, уже была уверена, что скучать с ним не придётся.
  Жанна приготовилась играть роль подруги - это наша заготовка. Я заметила, что, несмотря на явную немодность одежды нашего пиита, она ему простила даже вопиющую дисгармонию галстука и сорочки, а так же пиджака и брюк - настолько что-то в этом парне ей стало близким сразу. Он хоть и был слегка стеснён положением бесплатного гостя, но особо не переживал, а некоторая угловатость была и мила и придавала особый шарм и оригинальность. Заказ обсуждали вместе и вслух, мы с Жанной читали и предлагали, а он со всем соглашался. Жанна кое-что в гастрономии соображала и довольно здраво судила о нашем выборе. Петя признался, что ест всё и ни от чего не болеет, не очень голоден, поэтому присоединится к любому варианту.
  - По порции всего, что на первой странице и по половинке, что на второй, в самый раз и будет, - пошутил он, отпуская нас в свободное плавание по солидной книге. Высокомерия в нас не было ни чуточки: перед своими не выставляются - решили мы с ней, просто переглянувшись. Но более всего нам хотелось, чтобы себя показал он. И Петя не стал скромничать.
  Пока готовили горячее, он достал папку и стал по одному извлекать рукописные листочки. Мы приготовились слушать и устроились поудобнее, чтобы и воспринимать и выглядеть. Последнее для женщины часто важнее первого и мы знали, чем это чревато. Если мы будем серыми, то он не получит кайфа от увиденного в наших глазах, если же мы будем слишком высокомерными, то стимул тоже исчезнет и появится страх, мало хорошего и в оглушительном восторге - кому приятно общение с гогочущими гусынями. Жанна смотрела на меня и ориентировалась, как моряк на семафорные флажки флагманского судна. Согласно судовой роли в нашем дуэте был большой поведенческий люфт и он учитывал наши вкусы и жизненный опыт. Жанне необязательно повторять мою реакцию, но быть в чём-то дополняющей, чтобы получился яркий ансамбль, а не унылое единодушие - желательно.
  Читал он умело, заглядывал в наши глаза и упивался вниманием, таким он нам очень нравился и мы возвращали ему настроение в виде женских эмоций, купающихся в мужском понимании. Я видела перед собой лицо Жанны и представляла, какова со стороны сама, а она выглядела очень даже ничего. Мы не торопились вкусить всё и сразу и Петю не подгоняли. Он нас понял, картинно распушил собственные перья и умерил пыл. Мне стало интересно, а как же он смотрит на меня: что это за чудо такое - поклонение таланту актрисы? Ну, и ещё, поскольку Жанне он понравился сразу, мне захотелось спровоцировать её на элементарной девичьей ревности - этакая невинная дразнилка! Я не стала ни кокетничать с гостем, ни отдалять от себя, а остановилась в ожидании событий, таковы мы с мужчинами всегда. Он должен заявить о себе и показать свои запасники. Пресная история заурядного поклонника явно не смотрелась. Мне доводилось читать в свой, а потом и в адрес Каминской много и прозы и стихов и были в их числе очень даже классные строки. Я в необязательных репликах намекнула Пете, что в когорте поклонников можно и затеряться. Он задумался, его мыслительная машина работала быстро и бесшумно и вскоре что-то преподнесла.
  Когда началась музыка для танцев, он собрал волю в кулак и пригласил меня на танец. Я сделала небольшую паузу, поискала аналогию для ситуации и нашла: Клеопатра и молоденький гвардейский полковник Антоний в его первом представлении во время её визита в Рим. Сюжет был именно оттуда и я проследила за его реакцией по совершенно неопытным глазам: отказ убьёт его наповал. Я легко качнулась в знак согласия, краем глаза удалось проследить за Жанной. Она была интересной: на её лице и сожаление и удовлетворение. Читалось сие очень просто: она радовалась, что тот выбрался из объятий поэтических химер и пригласил даму, но в роли партнёрши видела себя. Однако он выбрал старшую. Недоступную ранее женщину, которая могла утопить движением мысли и тела. Это не могло не льстить девичьему тщеславию в предвкушении его следующих шагов по её коварным намерениям.
  Я не стала играть в проницательность и прикрыла глаза ресницами. Он успел подняться раньше и выдвинуть мой стул, а потом подать руку, помогая выглядеть. Пока мы пробирались к танцевальному пятачку, мой партнёр, испытывая себя на смелость, стал легонько касаться моей талии и спины на подходе к танцевальному кругу, как бы сообщая, что он здесь - меня его манеры не раздражали, он это прочитал и на самом пятачке был уже в полном порядке. Взял меня в оборот и я тут же почувствовала, что никаких виртуальных поклонников не бывает. Он не дал в этом усомниться. И я почти всё ему позволила, сама не знаю почему, но сделала это совершенно легко. Ободрённый таким образом, он умело повёл мужскую партию. Мне не пришлось подыгрывать. Я уловила, что экспромта в его партии почти нет, все движения и пассажи казались отработанными. Наверное, он долго готовился, решила я. Мы вернулись, по ходу назад я не увидела в его движениях никакой агрессии. Жанна очень внимательно следила за нами и сделала Пете комплимент. Хитренько сумела, этак, по-женски. Он впервые за всё время смутился.
  Принесли горячее и неловкость была заглажена. Я решила проверить намерение не потеряться среди массы поклонников. Оказывается - нет, не забыл, ждал случая. Когда у музыкантов возникла пауза, он подошёл к ним и о чём-то пошептался. Те переглянулись, почесали затылки и подмышки, осмотрели свои инструменты, потолок, стены, потом принюхались к ароматам с кухни и махнули - валяй, мол! Петя хорошо поставленным голосом объявил сам себя и романс "Посвящение Елене", который исполняется впервые. Как я поняла, речь шла о Елене Андреевне из "Дяди Вани". Проигрыш музыканты сделали очень мягко, давая возможность Глухову освоиться с микрофоном, он начал, сделал пару нот мимо музыки, уловил, что заехал не туда, и далее от серьёзных ошибок был свободен.
  Публика внимательно слушала необычный репертуар и выглядела довольной и его смелостью и содержанием романса, особенно возбудилась женская половина. Романс исполнен в классических традициях, с сильной лирической частью и занимательным сюжетом, где речь шла о женской красоте, которая ни на что не может быть обменена и ценится вся сразу и навсегда. Что-то роковое, недоговорённое, очень прозрачно упакованное, оно не требовало ни названия, ни ответов. Нашего пиита хорошо подавал небольшой, но всё же, вокал, чистое и непосредственное лицо и приятного звучания баритон, женщинам такое нравится особенно. Ну, и сюжет, конечно - "простой и рвущий струны у тонкокожих душ". Этот романс звучал впервые. То, что я знала из электронной почты, было заметно слабее.
  Я вспомнила недавнюю встречу в Горном институте и просьбы исполнить любимые романсы - не мог ли этот молодой человек присылать романсы Каминской и раньше? Не могла ли она исполнять именно их на публике? Я решила проверить эту версию чуть позже, а пока надо отметить смелость автора и исполнение. Жанна смотрела на Петю и откровенно им любовалась, её глаза в эти мгновения были неотразимы, хорошо, что наш исполнитель не видел сумасшедших искор и задымившейся синевы вокруг изящно очерченных глаз. Автор завершил выступление запросто и по-любительски - слегка развёл руками, молча пристроил микрофон, не стал раскланиваться и отправился на место. Его провожали аплодисментами, а музыканты поддержали интерес публики небольшими эскападами. Когда он вернулся за стол, я поднялась и, чувствуя на себе внимание зала, очень мягко и нежно поцеловала Петю в уже зардевшуюся щёку. Я намеренно заводила Жанну. Мне хотелось раскрутить её на поступок, самостоятельный и выводящий из моей тени и покровительства. Ревность в таких случаях приём не худший. Для неё не было секретом, для кого написан романс и почему исполнен в такой обстановке.
  Мы обсудили прелести романса и я, как бы беседуя сама с собой, отметила, что если бы он успел к началу подготовки спектакля, то, возможно, и мог в него вписаться. Хотя решение об этом принимает режиссёр, но..., я сделала многозначительную паузу, как бы показывая, что многое в наших руках, надо только пошевеливаться. Пете вариант очень понравился и он даже поостыл к Жанне, которая старалась оказаться на виду. Она начала разогреваться, но Петя не видел ничего, кроме возникших перспектив, всеобщего внимания к романсу и себя рядом со мной. Зазвучала очень хорошая танцевальная мелодия с сольной партией саксофона и он заметался между приличиями и желанием, победило желание, воспитывать его в эту минуту не хотелось. Я давно знала, что блюзы очень опасны: они вмешиваются во всё и морочат людям головы, иногда от этого случаются неприятности. Петя был и умелым и чутким и это с ним сыграло заурядную шутку, блюз поймал его в сети и он всё перепутал. Хотя он и очень возбудился, но чего-то внутри молодого человека вполне достало и он не сделал типичной для мужчины ошибки, взглянул на меня и я подняла на него глаза, он, конечно, не отрезвел, но кое-что уразумел. Он прикрыл глаза и мы в этом упоительном блюзе предались иллюзиям. Каждый своим - именно это было в моих глазах, я думаю, он понял, не мог он не понять - всё же из поэтов, а они чувствуют не только собственные флюиды.
  Я краем глаза наблюдала за публикой и заметила, что на нас смотрят, нас вычисляют, нас разули и раздели, заглянули внутрь и приготовились продать собственные выводы на предмет широкого обсуждения. Жанна сидела одна, наблюдала за нами и слушала музыку, она встретила нас чуть возбуждённо и сразу же заговорила о том, как всё это выглядело со стороны - нас копировали, либо в своих шагах отталкивались от наших. Получалась интересная миниатюра и мы привлекли Петю к полётам на фантастических образах. Игра в испорченный телефон слабо напоминала то, что мы дружно и с грандиозными фантазиями вытворяли за столом, Жанна, очевидно, подготовилась к экспромту заранее и выдавала очень яркие шаржи на нас с Петей. Краем глаза я следила за залом и отметила, что это привлекало внимание многих, особенно мужчин. Этот возросший нерв окружающего внимания сильно подействовал на нашего мужчину и Петя с удовольствием поиграл с нами в игру: "Вы мне улыбнитесь, а я придумаю хоть что, только бы вы были довольны". И мы, попивая вино и улыбаясь, вдохновляли автора.
  - Хорошо ли это было?
  - Отлично!
  И ему и нам. Именно за этим мы и пришли. Когда вина почти не осталось, Петя опять ринулся к эстраде. Теперь он читал стихи, что-то из ренессансной жизни. Он объявил, что это посвящается женщинам всех времён и народов и стал читать, почти не подглядывая в текст. Опять номер вышел очень органичным. Теперь его простенькая одежда никого не смущала и даже напротив, она выглядела очень уместно в том настрое, который мощно исходил от его молодого лица. Стало видно, что опыта публичного чтения у него хоть и недостаточно, но он наверняка есть. Главное же, что сквозило в его чтении, это страсть к самовыражению. Ему нужно внимание и понимание. Он искал его не только в наших глазах, внимание других женщин он также и искал, и находил. Пусть они были немножко не теми, кого бы ему хотелось, но они были и это для него значило очень много. Я приметила взгляд одной молодой приятной дамы, она сидела с солидным мужчиной, тот занимался выпивкой, плотной закуской, мобильником, всё время пиликавшим в его кармане, и со своей спутницей общался чисто символически. В её взгляде, который она усиленно индуцировала чтецу, было столько неразделённой тоски, что не ощутить этого Петя не мог. Он, будучи неопытным соблазнителем, в качестве взаимности однажды и вправду отметил эту даму, но, слетел с ритма от потрясения и впредь встречные эмоции стал избегать, чтобы не сбиться. Дама проводила Петю взглядом и сообщила нам о своих намерениях. Не знаю, как Жанна, но я её и отметила и поняла. Что ж, пусть попробует. Жанна следила за его чтением, она была слушательницей, которая знает вкус в тонком и изящном и совсем не походила на других женщин, не спускавших глаз с Пети. На ту даму она, по-моему, внимания не обратила. Но могла и сделать вид - актёрство ей уже знакомо.
   Женщины с профессионально выбранными и ухоженными лицами и качественно выполненными причёсками, в нарядах из очень дорогих бутиков, сидели за изысканными столами с крутыми и глуповатыми мужчинами и лишь некоторые из них страдали от отсутствия того, чем наш гость обладал в избытке. Этим некоторым хотелось небанальных слов, они даже готовы кое-чем пожертвовать, чтобы хоть на минутку попасть на роль женщины, ради которой затевалась эта средневековая интрига. Они откровенно завидовали нам и с удовольствием поменяли бы своё положение на наше. Пусть даже и совсем ненадолго! Но они знали, что так не бывает и это добавляло их ощущениям пикантности, остроты и горечи. Откровенная зависть во взглядах некоторых была самым нежным проявлением эмоций в наш адрес.
  - Сколько их здесь, непонятых и тоскующих? - спросила я себя и ответила:
  - Думаю, не более двух-трёх, включая и ту, что была так активна.
  Жанна была выше этих надежд и чаяний, она тщательно готовилась к овладению вниманием Пети. Это я уловила сразу и в качестве зрителя предвкушала маленький спектакль. Что может быть для женщины желаннее, чем увлекательная сердечная интрига. Пусть даже и в исполнении молоденькой и малоопытной девушки, но где же ей этого опыта набираться, как ни в юности. Спектакль состоялся и я ей подыграла. Как будто я поверила ей и ответила на порыв.
  Жанна вызвала Петю на разговор о творчестве и месте женщины в нём. Она заставила Глухова рассказать, что для него важно, когда он пишет про женщину и чтобы при этом выделил реальную и мифическую женщину. Где из них какая? На каких ролях голубая и нецелованая, которая где-то в поднебесье, а на каких любимая и осязаемая реальная, с конопушками и не идеальной фигурой, не срисовывает ли он с натуры, говорят, что копиисты - слабые знатоки душ?! Последняя фраза сильно задела автора и он сразу же воспарил. Лавры музы Жанне явно не давали покоя и она потрошила мужчину основательно. И он, наконец-то, обратил на неё внимание и сообразил, что она не просто приложение к Каминской, а живая и весьма ревнивая женщина, которая не может оставаться безразличной к невниманию на свой счёт.
  Во время следующей танцевальной сессии, он покосился в мою сторону и пригласил Жанну. Я к этому отнеслась спокойно и вскоре около меня был один из наших постоянных партнёров. Танцевал он хуже Глухова, но с ним не надо быть начеку. Он меня охранял. А та замужняя леди оказалась очень неглупой, она подняла своего мужа на танцплощадку и сумела приблизиться так, что Петя мог видеть все её прелести и оценить, как она одинока. Это был отчаянный жест и я его отметила. Мне показалось, что Петя тоже не пропустил. Странная штука - жизнь, у леди есть гувернантка для детей, наверняка, по магазинам и салонам она ездит на своей машине, подруги у неё тоже не в коммуналках живут, а вот, надо же, потянуло к душе и тонкостям, не смутили одеяние с рынка, безликая стрижка по необходимости и всё это ради неуловимых ощущений и тончайших переживаний. Я видела её глаза - это была всё-таки сильная женщина, такие своего добиваются всегда. Видно, очутиться в мире такого парня ей давно хотелось и вот он шанс! Ну, что ж, пусть пробует.
  Вероятно, эта женщина на мою молодую подругу всё-таки повлияла, такой сильной энергетики она не уловить не могла и отреагировала тут же, откровенно и по-женски: это моё! Жанна с Петей даже не пыталась имитировать меня - в нужную минуту выпустила из себя кое-что и он крючок заглотил. Это она сделала мне в пику и проследила за моей реакцией. Я не подала виду, я вообще никак не отреагировала на её атаку и она растерялась. Я не была открытой книгой, хотя и ничего не скрывала. Жанна оказалась хорошей девочкой и способной ученицей. Мы разделили Глухова на части, пользовались доставшейся долей и взаимно уважали кодекс добрососедства. Вряд ли он понял, в какой оборот попал, но, думаю, это для него и не было столь важным.
  Главное всё же произошло: я выделила, подготовила и увидела поклонника в живых обстоятельствах и заставила проявить свою сущность. Он остался в орбите моих интересов, не разочаровался в объекте поклонения, кроме того, появился стимул для дальнейшего общения и по части творческой и по личной тоже - забрезжил соблазнительный призрак близкой подруги Жанны. Про нефтяника она ему вряд ли сообщила. Теперь этот опыт у меня имелся собственный, а не унаследованный от Каминской.
  Та дама с отчаянными глазами всё-таки уловила момент и "случайно" столкнулась с Петей, когда он ненадолго отлучился от нас. Петя вежливо извинился и дама что-то ему ответила, он вежливо выслушал и кивнул. Мне показалось, что визитку в его карман она таки опустила. Молодчина, похвалила я её настойчивость, она могла стать очень оригинальной музой для поэта. Возможно, это каприз, а может за всем этим таится невостребованная душа. Пусть и замужней женщины с выводком детей, но так и не почувствовавшей, что она хороша не только в детской, на кухне и супружеской постели. Петя для этой леди казался личностью очень пикантной.
   Компьютерные чарты и возвращение домой
  
  День обещал быть напряжённым, пришлось даже внести несколько изменений в планы: пришло сообщение из банка о перечислении аванса на "Мосфильм" и с завтрашнего дня начинался подготовительный период, свободного времени у меня уже не останется. Эта необходимость нагрузила новыми обязанностями и освободила от нервной флюктуации. А тут ещё эти генетические расследования. Григорий Ефимович должен придти вечером и к его визиту нужно быть готовой, я обновила в памяти всю информацию и взглянула на неё свежим взглядом, чтобы владеть картиной в целом и не упускать мелочей.
  Он приехал, когда Жанна уже была дома и нашему гостю добавила тихого очарования. Он осмотрел наши сокровища и мы узнали про них столько всего, что впору заказывать бронированную дверь в подъезде, дополнительный кодовый замок в квартиру и круглосуточную охрану возле сейфа в бетонной стене с бесценными дарами природы. Мои думы о каких-то стеклянных полках в эти страсти не вписывались совершенно. Но гость нас успокоил:
  - Нынешние грабители в этом ничего не соображают, поэтому можно держать на виду. Все эти камни - раритеты и о нынешних их хозяевах настоящие любители камня знают всё.
  - И о том, что вот этот костёр у горной речки находится у Анны Николаевны - тоже? - спросила Жанна.
  - Конечно! - любезно улыбнулся он. Жанна задумалась, переваривая услышанное. А я тихонько подтолкнула его на воспоминания и следила, стараясь направить в нужную сторону. Мы с ней услышали много интересного, рассказчиком Сотников оказался хорошим и вместе с чаем и прочими угощениями он с удовольствием погрелся в нашем внимании. А я узнала, что он бывал во многих городах страны и посещал бывших северян, не забыл он и Лену, о которой рассказал нам с Виктором. Она впоследствии вышла замуж и в новом браке у неё родилось ещё двое детей, потом он с ними встречался не часто, больше обмениваясь открытками на праздники и дни рождения.
  - А как они жили между собой, - спросила я, - сводные братья и сёстры, ладили или ревновали к маме? - Жанна подняла глаза, я видела, что её это очень заинтересовало, почему?
  - За материнское внимание и любовь вроде не соперничали, Лена умела быть с каждым своей и чувство к ней их сближало. И потом, она всегда дома, так получилось. Поэтому дети на виду и она в роли объекта общего притяжения, они тянулись к ней, а она им отвечала. И ещё одна деталь - портнихой она зарабатывала очень даже прилично, была у всех на устах и по-доброму, это придавало вес и уважение в глазах детей. Они не стремились утащить кусочек материнской любви, а приобщаться к ней самим - это другое, тут было поле всемирного тяготения. Нет, они не соперничали! Такую женщину нечасто встретишь. Я, вот, так и не сподобился, - грустно и с очень тёплым оттенком ответил он.
  - А имена, как их называли, посвящение кому-то или...? - спросила я.
  - Ну, первой была Машей, так звали мать Лёшки, а второго назвали Коля, как. отца Лены. Во втором браке первым был Руся, а потом Федя, они погодками шли. Этих вообще по святцам назвали, Лена не возражала, лишь бы родня с обеих сторон была довольна. Так получилось, что у остальной родни были девки, ну и род, как бы, пресекался. А с детьми Лены получалось, что подпорки и надежда укрепились.
  - Вы так о них говорите, - заметила Жанна, - будто они из царского рода, сейчас никто об этом не думает - главное, чтоб человек был хороший!
  - А наследственность? - возразил он. - Тебе разве всё равно, кого зачинать от мужчины? - Жанна качнула головой и он продолжил: - То-то же, никому не безразлично, чьё семя в себе носить и потом растить с удовольствием или маяться!
  Я прислушивалась к их разговору и всем своим существом почуяла, что истина где-то рядом. Что-то во мне звякнуло и я насторожилась, не зная, от чего и почему.
  - И сколько же им сейчас, вы не помните?- спросила Жанна.
  - Конечно, помню, - ответил он, - самому старшему, Коле, уже - 46 лет, Маше - 45, Руслану - 43 и Фёдору - 42 года. У всех семьи и детей по двое-трое, в общем, род не пресёкся.
  - Где они теперь живут? - спросила Жанна.- Такая большая семья, им какой дом нужен, чтоб разместиться!
  - Кто где, Лена так и осталась в Угличе, Коля уехал в Прибалтику, да так там и остался, он электронщик, ВУЗ закончил, распределился туда, там женился. Маша живёт в Угличе, тоже с детьми, они уже взрослые, Руся перебрался в Ярославль и там служил в газете, потом перешёл в какой-то журнал, раза два женился и тоже план выполнил. Ну, и Фёдор, он где-то в Москве, бизнесмен, ездит на машине и часто бывает дома, Лена как-то выделила младшенького сразу и он к ней тоже прилип.
  Пока он посвящал Жанну в семейную эпопею Лены, я прикинула, что ей сейчас около 66-67 лет, а Григорию Ефимовичу - 73 года и всё это время он сохранял к ней самые чистые чувства и не изменил даже в малом. Чуть менее полувека! Я даже вздохнуть не рискнула, так это выглядело бы не к месту. Я постаралась копнуть поглубже, но поняла, что он не в курсе деталей, а владел ситуацией лишь вообще. А ещё этот Руся сорока трёх лет, он что - Руслан Виальдин? Или это случайное совпадение? Хотя, его инициалы не совпадали с той аббревиатурой - БВР.
  Я сопоставила то, что услышала с известным и задумалась. Каминская выросла в Арзамасе, в большом старинном доме, где по мужской линии остались Николай, Александр и Анна, вышедшая замуж за Никиту Скороходова на втором курсе ВУЗа. Анна и Александр после собственных свадеб выделились в отдельные дома, а Николай, будущий отец Каминской, остался при доме и матери, которая надолго пережила своего мужа. Про женскую линию я почти ничего не знала, кроме того, что маму звали Елизавета, а её брата - Вячеслав. И всё. Кто из них мог стать объектом её исследований? Этого я не знала и опасалась, что при таком раскладе никогда и не узнаю. Однако что-то мне подсказывало, что связь есть и она где-то рядом, ведь ничего кроме этих двух семей её более не интересовало. Наш гость определённо что-то знал об этом, что?
  Через некоторое время мы вернулись к нашим камешкам и Григорий Ефимович набросал нам эскиз вероятного хранилища для каменной сокровищницы Каминской. И рекомендовал это разместить не на виду и не на солнце, чтобы они не теряли блеск полированных поверхностей. Я подумала, что Каминская не рассердится, если этот стеллаж сделают по моему заказу. С нашим гостем мы обсудили устройство этого сооружения и я отметила для себя, что, скорее всего, приглашу его ещё раз, всё это осмотреть уже в готовом виде. Мне казалось, что я могла вызнать у него ещё что-то, а вот что именно, я и сама не догадывалась. Я очень смутно представляла, чего жду от него, но мне казалось, что там, то есть в нём, что-то лежит. Нужно только разобраться в этом поосновательнее.
  Для полного ажура оформительства Григорий Ефимович с нашей помощью сделал каталог камней и пообещал приготовить более подробную аннотацию. После его ухода я по его эскизу быстренько набросала чертёжик и на следующий день отдала заказ в одну из мастерских, где Каминская была в постоянных клиентах. Обещали выполнить в течение пары дней и многозначительно сделали глаза, чтоб я знала, как меня здесь уважают. Цена за изготовление была явно не московская и я поверила в их искренность. Так недорого могли взять в Торжке или Лихославле, где царит ещё постсоциалистическое натуральное хозяйство.
  
  Было прекрасное солнечное утро, я после плотного завтрака перед зеркалом изучала собственную мимику. Это были этюды, с них начинался рабочий день сразу же после утренней гимнастики. Я отрабатывала переходы от одного заданного состояния к другому и следила за собой в зеркало. У меня была шкала собственных оценок против каждого упражнения и я могла видеть динамику их изменения, за минувшие полтора месяца я в собственных глазах сильно подросла и кадры фотографий убедительно об этом свидетельствовали. Раздался звонок, я не торопилась поднимать трубку и решила узнать, кто это. После паузы на автоответчик записалась речь Каминской, она была явно взволнована и я подняла трубку.
  - Здравствуй, Анюта! - сказала она. - У меня приятная весть, пусть только для меня, но я очень рада и решила поделиться! - даже в самых ярких и пронзительных ролях Каминской так и не довелось пережить в роли того, что она получила от реальной жизни. Здесь, в наших общих реалиях, всё было и острее, и глубже, и несоизмеримо богаче. Я убеждалась в этом ежедневно и сравнивала содержания и тех и других ролей, поскольку Каминская для меня тоже роль и я в их оценке более объективна, чем мой двойник.
  - Рада слышать, - добродушно ответила я, - ты прямо светишься от счастья, что случилось-то?
  - Анюта, я так счастлива, первый раз в жизни мне было свободно и хорошо, когда случилась задержка. Аннушка, милая, я беременна! - оглушила меня Каминская, я так и онемела, а она разлилась своими эмоциями и залила ими мою душу, как весенняя река прибрежные деревни в половодье.
  - И кто же тебя осчастливил? - наконец-то я выцарапала из себя, чёрт возьми, отношение к новости, приемлемое минуте и состоянию Каминской.
  - Конечно же, Коля, кто ещё! Анюта, теперь я понимаю, что ты чувствовала с ним и от него, когда носила своих детей, ничего подобного со мной не было, я даже не мечтала о таком, это так здорово! - не заметила она моего тона. Или сделала вид.
  - А ты не торопишься, срок-то какой? - я ещё обречённо цеплялась за химеры дамских несчастий.
  - Пошла третья неделя сверх, теперь уже всё! Я уверена, это не задержка.
  Что я могла ответить? Ни единого слова из моих уст так и не излилось, а сердце намертво приняло ритм неприятия и делало вид, что всё это капризы женской сути, которая позволяла себе и не такое. А вспоминать её дифирамбы моему семейному хозяйству в минувшую встречу вообще не хотелось.
  - Анюта, ты, что - расстроилась? - спросила счастливая Каминская несчастную Неустроеву или это Неустроева в очередной раз забеременела, а Каминская злится от безысходности? - Господи, да не бери ты в голову, мы же обо всём договорились, он был моим любимым мужем и я от него зачала, что может быть лучше? Ты что, ревнуешь? - я вздохнула и на большее сил не хватило. Каминская чуть-чуть прикрутила свой фонтан, но и только, счастье так и брызгало из неё, как вода из лопнувшей трубы. - Аннушка, ты пока успокойся, я перезвоню позже, хорошо? - и я молча кивнула трубке.
  Я думать ещё не была способна, да мне и не хотелось, я знала, что это только навредит и просто купалась в своей боли. Через полчаса она перезвонила и я сказала, что немедленно возвращаюсь. Ни о чём не спрашивая более, я назначила место встречи. Она такому решению не обрадовалась, но спорить не стала, мы и так достаточно поиграли, пора и честь знать.
   Через два часа я приехала в город и после обеда пришла на работу. О том, как во время обмена выглядела Каминская, вспоминать не хотелось, я знала, что и сама выгляжу не лучше.
  - О, у вас новый макияж! - встретила меня в приёмной молоденькая стервочка по имени Оксана, когда я зашла сказать, что буду занята и попросила на меня никого не переключать.
  - Если мне кто-то понадобится, я перезвоню сама! - сказала я и она послушно кивнула, не сводя глаз с моего лица. А на нём частично была ещё Каминская. Я тут же нырнула в работу и нашла кучу огрехов своей дублёрши, чистить их и выкорчёвывать мне доставляло невыразимое наслаждение. Выявляла и ликвидировала я их быстро и с большим энтузиазмом, легко появлялись альтернативные фразы и решения, более приемлемые и эффективные пути реализации, в общем, на меня нашло вдохновение и зуд реформаторства и работа доставляла глубокое удовлетворение. Но надолго спрятаться от общества и окончательно придти в себя не удалось, шеф явно соскучился по приключениям и решил потащить меня на губернское мероприятие, посвящённое открытию нового спортивно-развлекательного комплекса. Это был долгострой, который висел ещё с социалистических времён. Счастью областных властей не было границ и они заставили раскошелиться на этот форум всех городских деньгодержателей. Я пыталась отговориться нездоровьем, но он, такой родной для меня теперь Ванечка, не поверил:
  - Такая прелесть и больна? - он заговорщически улыбнулся. - Мы там задержимся ненадолго и при случае, вы, мисс Очарование, тихо и без огласки испаритесь, я разрешаю.
  Что мне оставалось? - Выглядеть желанной и недоступной конфеткой, чтобы хотелось быть рядом, слушать, что я скажу и постараться угодить. А если повезёт, то и прикоснуться. Я была до чёртиков зла и на себя и на весь мир. Но расквитаться с ним решила по-своему. И я опять была при своём Ванечке и ревниво присматривалась к тому, как вокруг нас порхали местные владельцы денег и удовольствий и исходили слюной по спутнице моего шефа. А он, не стесняясь, стриг на этом купоны - раньше за ним подобного не замечалось. Или это влияние Каминской или он сам стал соображать в циничной тональности - а что же ещё?! Когда к нам подкатила очередная парочка богатеньких "буратино" с молоденькой девочкой в роли жены и потасканным муженьком с мобильником в кармане, я не выдержала и откровенно ему улыбнулась. Устраивать мизансцены я уже научилась и длинные ножки с глупенькой головкой моментально оказались в зоне внимания моего шефа, а незадачливый "буратино" попал в мои руки. Ненадолго попал, но живым я его не выпустила, он узнал про себя такое, что к своему прежнему сокровищу возвращался с неохотой - как в карцер после экскурсии в Эрмитаж. Он украдкой оглянулся и я его поощрила, самую малость, но этого хватило, чтобы у длинных ножек напрочь испортилось настроение. Очаровательная улыбка моего шефа вдогонку только усугубила её драму, супруги исчезли и больше я их не видела.
  Самое интересное в этой проделке - поведение шефа, он все мои манёвры отметил с самого начала и одобрительно кивнул. Раньше на подобное внимания не обращал, а теперь...? Что это, рост самосознания или влияние Каминской? И всего-то за полтора месяца с небольшим - молодчина, Аннушка!
  Перед отъездом на традиционную охоту я успела просмотреть текущие задачи в бумагах и компьютере и в общих чертах представляла уровень въезда Каминской в мою роль. Она ещё ничего такого не сделала и мои проекты вела к завершению очень тяжело. Наши традиционные клиенты законам цивилизованного рынка не подчинялись и не торопились сделать нашу рекламную фирму процветающей. Нужно хорошенько изойти потом и остальными малоприятными выделениями, чтобы хоть один из проектов довести до логического, то есть денежного, финала.
  Мне захотелось поставить одну многозначительную точку, это был комбинат по изготовлению бумаги и картонажных материалов, там недавно поменялось руководство и с ними я сразу завела особые отношения, чтобы приохотить к нашей фирме. Дамское очарование первого зама наряду с расчётами и образцами нашей продукции играло в этом немалую роль. Руководство именно этого комбината мне и хотелось увидеть и добить дело до победной реляции. Этот проект сулил обеим сторонам хорошие перспективы и для меня кое что значил. Каминская многого про них не знала и не скоро бы во всё въехала, тем более, что у нас есть и конкуренты, которые тоже положили глаз на такого жирного гуся. Здесь эти ребята должны появитсья обязательно, поэтому я решила сыграть на моменте и не отпустить без гарантий. Троица начальства с комбината, ориентируясь на живца, сама подрулила к нам и шеф с удовольствием подставил меня их вниманию. Как я понимала возникшие обстоятельства, моё старое предложение в целом ими одобрялось, но были, как всегда, нюансы. Уже который месяц и всё время новые. И я откровенно их соблазнила тем, что только женщина может обмануть безнаказанно, никто так не владеет искусством обольщать и не обидеть клиента. Что ни говори, а ведь реклама - это очень красивый и квалифицированный обман, которому поддаются с удовольствием и не обижаются на последствия при хорошем качестве товара.
  - Как притягивает вывеска с красивой мордашкой и стройной фигуркой на форзаце, даже если она самая последняя стерва! - сказала я им и улыбнулась, будто проходила кастинг на роль Афродиты в голливудском суперпроекте. По тому, как они приняли это, шеф без промедлений уточнил пресловутые последние штрихи и мужчины удалились в курилку, обычно он клиентов в таких случаях без чёткого ответа не выпускал. Я как будто припомнила что-то из прежней жизни и улыбнулась себе: получилось всё легко и влёт. Тренаж в роли Каминской оказался очень полезным. Я очнулась от пристального взгляда в спину, я его просто почувствовала. Но не обернулась. Вскоре с чуть обиженным лицом появился Егор:
  - Ну, ты и даёшь, Анюта, как кинозвезда на мировом форуме - не подступись, охрана так и стрижёт всех!
  - Здравствуй, Егорушка, рада видеть! - очень сердечно сказала я, догадываясь, как его третировала Каминская - на звонки не отвечала и в упор не замечала.
  - А раньше-то почему нос воротила? - в его голосе было кое-что побольше рядовой обиды чувственного мужчины. Что она ему сделала?
  - Обстоятельства, Егорушка, обстоятельства, сам знаешь, они нас ведут, вот и не могла, да и заигрались мы с тобой, Егор Матвеич - у тебя жена, у меня муж, детьми тоже не обделены, опасно в нашем маленьком городке грешить так долго. Наказание за такое всегда неотвратимо. Как считаешь, а?
  - А тебе это интересно? - я кивнула и он продолжил. - Сбежим? Я посмотрела на него, потом на часы и задумалась. Он всегда был подушкой и я ныряла в него от груза идиотских мыслей и собственной флюктуации. Сейчас как раз такая минута. Вот только я стала уже другой.
  Из курилки подошли оживлённые мужчины, похоже, шеф всё довёл до логического конца. Я проводила погрустневшего Егора взглядом и переключилась на заявленную роль соблазнительницы.
  - Такие вещи полагается отмечать! - сказал генеральный директор комбината и с ним согласились, видно было, что сейчас они будут меня уламывать пойти с ними в местный "Риц". Одета я была как надо и от невнимания к себе не страдала. Там, куда меня звали, я должна быть украшением. Вещью! Я знала, что пока контракт не подписан, из-за поворота могли вынырнуть любые обстоятельства и решила дожать их до конца. То есть, сыграть роль приза. И совсем не морковки! Хотя в нашей стране даже подписание контракта ещё не гарантия соблюдения обязательств по ним. Но в этом случае всё было несколько иначе - проект начинала я и мне самой хотелось поставить на нём точку. Несмотря ни на что! И я согласилась сразу же и всем своим видом обозначила условия.
  Мы уехали в "Риц" и в его роскошном кабинете поставили все точки. Директор был доволен, его зам по коммерции тоже, моему шефу даже пришлось чуточку умерить свои восторги - я на него просто цыкнула. Мягко так и обаятельно, со стороны это можно принять за улыбку, но он был умным мужиком и всё понял. Лицо у него сразу поскучнело и он присоединился к другим мужчинам в восхищении деловыми качествами женщин сухо и буднично, будто на роскошном пикнике возле заповедного озера Селигер, где даже тост говорят вполголоса, чтобы не испортить экологию. Я была вещью, одушевлённой, улыбающейся и говорящей, я даже ублажила их в танцевальных минутках, я отзывалась на их слегка развинченные движения, но они чувствовали прохладу в моих членах, где разлилась холодная жидкость, совсем непохожая на кровь. И они остывали. Но смотреть на меня было приятно - в этом я не отказывала и даже добавила чего-то виртуального, чтобы оно было в гармонии со зрительным образом. Роль виртуальной холодной звезды была привычна и удалась легко, а мужчины с удовольствием ею любовались. Потом они отвезли меня в универсам и я набрала там всего-всего в четыре руки. Мои сопровождающие даже не задумались, откуда у меня такие деньги. Они ходили вместе со мной и я им всё рассказала: и про детей, и про мужа, и про кошек, и про кактусы - вся эта камарилья ждёт меня с нетерпением. Я была так выразительна, что комбинатовский зам по коммерции не удержался:
  - Разрешите вам помочь всё это доставить домой, я только на кошечек взгляну, у меня, похоже, скоро будут такие же? - я великодушно согласилась, чего былая Неустроева не сделала бы никогда. Зам по финансам был мужчиной не очень видным и страдал от этого, двое его коллег превосходили его по кондициям физическим и протокольным, но финансы систематически должен обеспечивать он и я об этом не забывала. Ещё в супермаркете он следовал за мной, как привязанный и именно с ним я советовалась по поводу некоторых покупок, трое остальных мужчин вынесли это, как каприз и не смели даже пикнуть, я с ним переглянулась украдкой и он понял тонкую интригу моей с виду невинной забавы. Мы на двух машинах приехали ко мне и солидная мужская компания сыграла роль посыльных, водители шли впереди и открывали перед нами многочисленные двери. Не скрывая удовольствия, старался и мой шеф, раньше он своей лояльности мне публично не выражал.
  - Что это, - подумала я, - возможно, это следствие двойного эффекта Каминской?
  У меня дома уже собрались все и все до одного удивились моему возвращению в таком виде и с роскошным сопровождением из шумных и поддатых начальников, известных всему городу. Я будто вышла отсюда недавно и ненадолго и моего отсутствия никто не заметил, но я-то знала, что меня здесь не было полтора месяца и за это время всё тут сильно и сильно изменилось, особенно дети - они подросли и у них появились обновы, явное расточительство Каминской. На ту сумму, что значилась в моей ведомости по зарплате, она уже давно не жила и отвыкла. Наверное, прихватила с собой заначку, решила я и не обиделась на это. Между тем, наш приход держал мою семью в напряжении, я это хорошо видела, но играла роль хлебосольной хозяйки и потихоньку осваивалась с изменениями в доме. Мне не пришлось ничего говорить, моя свита это за меня выполнила с блеском и вместо удивления и каверзных вопросов я увидела восторг и удовольствие домашних от того, что вообще заявилась домой. Каминская и здесь их приучала к себе. И это у неё получалось успешно. Вот это мне уже сильно не понравилось, начался бедлам страстей с выкорчёвыванием всех атрибутов прежней обитательницы моей спальни.
  Шеф себя тут чувствовал уже своим и представлял моих домочадцев гостям. Кошки тут же прижались к моим ногам и стали тереться о них, чтобы заново отметить свою территорию, за многие недели отсутствия из меня всё кошачье выветрилось начисто, а ноги вообще пахли бог знает чем. Я как бы со стороны наблюдала за всем этим, продолжая отмечать изменения в доме, они были, хоть и выражены неявно. Вскоре гости откланялись, восхищённо отзываясь о доме, обитателях и правительнице этого государства.
  Я устало опустилась в кресло. Тут же рядом оказались и обе домашние ленивицы и с неподдельным женским любопытством замурлыкали рядышком, напоминая о себе, запахи они различали всё так же отлично и меня с Каминской не путали. Они ждали меня из длительной командировки и отметили, что букет моих ароматов существенно изменился, особенно старательно об этом толковала Нюська, чуть не вылизывая мои пятки, что выглядывали из домашних шлёпанцев.
  - Что это они, - спросил муж, - валерьянку почуяли? - и сам склонился ко мне, вдыхая и волнуя. Лучше бы он этого не делал, я тут же уловила запахи Каминской, он ею пропитался насквозь. Ирина к папиному вниманию отнеслась безразлично, Максим тоже, они занялись пакетами и сумками, что аккуратно сложили на кухне мои сопровождающие.
  - Если б ты знал, как я устала! - сказала я и даже не шевельнулась от его касаний. Не могла же я сказать, что от него пахнет чужой женщиной, но некоторую прохладу он отметил, послушно отпрянул и сел напротив.
  - Что это у вас было?
  И я подробно и правдиво рассказала о второй половине дня за исключением небольшого эпизода с Егором.
  - Твой шеф преобразился, - сказал он, - раньше домой никогда не звонил, через секретаршу общался. А теперь и сам не брезгует передавать просьбы.
  Я выделила его акцент на молоденькой дамочке с ногами от ушей и поняла его правильно.
  - Теперь с первым замом неудобно общаться через третье лицо, не так поймут, милый. А эту стервочку Оксаночку я, наверное, подарю кому-нибудь из наших клиентов, - сказала я и ласково улыбнулась, будто это уже седьмой дубль, чётко и автоматически. - Спрос на неё есть, пусть пользуется, пока пользуют! - у мужа поднялись брови. Он такого не ожидал, его ревнивые нападки с моей стороны никогда не парировались так резко и сразу. Он хотел что-то добавить, но тут явились дети и он промолчал, улыбнувшись только мне. Это мне в нём очень нравилось и я отличала его от других мужей, которые таким достоинством не обладали, женщины об этом всегда между собой делятся. Ирина с Максимом организовала небольшой ужин с чаем и фруктами.
  - Мам, тут столько всего, тебе, что зарплату повысили? - сказала Ирина, разливая чай по чашкам. Максим уплетал за обе щёки деликатесы и сладости и был рад случаю пополнить запас калорий, которые в его топке сгорали нещадно.
  - Премия по случаю выгодного контракта, - объяснила я, - хороший контракт, ну и премия достойная.
  - А на хоккейную форму что-то останется? - спросил Максим. Я кивнула, что-то останется и ему и остальным членам моей семьи, да и мне тоже. После ужина я отправилась переодеться и опять почуяла запах Каминской. Он был везде: и в шкафу, и в комоде, и в кресле рядом с постелью, и, как исчадие всех грехов, сосредоточился в самой постели. Духи и прочая косметика остались прежними, но стойкий запах другой женщины всё перебивал. Её беременность я чуяла всеми фибрами своей души. Я собрала её бельё, сменила постельное и одежду и сунула в стиралку. Но изменилось мало, разве, чуть-чуть.
  Потом занялась детьми, просмотрела дневники и тетради, ничего особенного не обнаружила, подписи Каминская ставила регулярно и следила за учёбой систематически, я это отметила сразу, хвостов не было ни у хоккеиста, ни у пианистки. Дети к моему тщанию отнеслись привычно, будто и не было перерыва. Я попросила Ирину что-нибудь сыграть из школьного, чтобы на проверке поставить точку. Она в темпе отыграла несколько пьес, а Максим взялся за книжку. Я посмотрела на его чтиво, это был "Том Сойер", удовлетворённо потрепала его вихры и ушла к себе, там уже в нетерпении томился муж. Он в три секунды избавил меня от белья и облачил во что-то несуразное, я с интересом взглянула на него, ожидая продолжения, Каминская и здесь оставила свой след. Он уложил меня под одеяло, пристроился рядом и спросил:
  - Ты им сказала?
  - Что?
  - Ну, про беременность, что у них будет братик?
  - А если сестричка?
  - Анюта, что ты, право, какая разница, кто? Главное, что он, она или они будут!
  - А если, это ошибка? Задержки бывают и по два месяца, а потом всё налаживается!
  - Но у тебя-то такого не было никогда, у тебя, как часы, моя ласточка! Не пугай меня, а то как-то не по себе становится. Я вздохнула и отвернулась, видеть его тревожные глаза было мукой невыразимой, он уже, грешным делом подумал, что я сотворю выкидыш и потому расстроился. Обычно предохранялась я и он расценил этот залёт, как медицинский казус. По тому, как об этом говорила Каминская: они обсудили и были рады случаю. А я им как бы всё портила, вот так! Он вертелся возле меня и я не узнавала своего мужа, которому трахнуться за милую душу ничего не стоило и в случае моего прихода с любого общественного мероприятия, где я была с кем-то, а не с ним, он тут же начинал сексобработку моей территории. В таких случая мне не удавалось унять его чуть не до самого утра, так он возбуждался и исходил ревностью к несуществующим мужчинам. А сейчас он носится со мной, как с писаной торбой и не знает, куда приткнуться самому. И я ему помогла, он с удовольствием растележился, а я вкусила от длительного воздержания сполна и в полном ассортименте. Утром я сделала то же, он немножко удивился, но не отказался. Видно, Каминская настроила его на изменение режима, но я успокоила:
  - Я ещё хочу и мне это нравится, а тебе? Он не стал тратить слов попусту и доказал свои чувства делами.
  Утром он встал первым, умылся, побрился и приготовил мне ванную, чтобы после таких приятных трудов я приняла душ до побудки детей. Он бережно и старательно оглаживал меня мочалкой и приговаривал что-то несусветное, делая пассы вокруг живота. После всего он опустился на колени и приложился к чреву, с удивительным для него благоговением поцеловал, вытер тело насухо и только после этого оставил меня в покое.
  Я его просто не узнавала. Днём он пару раз звонил мне на работу и интересовался самочувствием. Я любезно отвечала и мило беседовала, а внутри вся кипела - он говорил не со мной, а с тенью Каминской. Я себя так вести не могла - это портрет Каминской, её привычки и привязанности, её запахи и вкусовое поле. Господи, ну, какие же мужчины глупые и близорукие, не замечать таких вещей просто невозможно! Но мой муж попался так же, как и Руслан и другие мужчины Каминской и Неустроевой. Я ему ответила чуть резче, чем хотела, просто не удержалась, но он этого не заметил. Она ему внушила, что ещё один ребёнок - это самый лучший тон, мы умны и здоровы, у нас нет проблем с личной жизнью, нам хочется оставить след после себя, поздний ребёнок всегда - конфетка, он просто купается в любви.
  Она навеяла, а он мне пересказал.
  Ещё два дня жизни дома прошли нормально, я закрыла на висячий замок свои московские потуги и эмоции, втянулась в привычные обязанности хозяйки дома, даже не вспоминая комфортного обустройства своего жилья в командировке и отбилась от признания в беременности под предлогом неясности и крайней ревнивости Максима. Мною овладела такая решимость и целеустремлённость, что препятствий для решения своих задач в моём нынешнем состоянии быть просто не могло. На работе разгребла всё, что оставалось незавершённым, довела двоих юристов своих клиентов до инфаркта и заключила-таки затянувшиеся дела оформлением контрактов. Один из этих юристов мне перезвонил позже и пообещал весёлую жизнь, я поинтересовалась, когда он в последний раз засыпал на роскошной женщине, а не в дырявом корыте. Он опешил, этот неуч с сомнительным дипломом и без хозяина в голове, но с амбициями. И он промямлил что-то несуразное. Я ему посоветовала никогда не связываться со взрослой женщиной, иначе все увидят, что у него не стоит, с ударением на последнем слоге, всё, а сам он тоже ничего не стоит. Он тут же заткнулся и положил трубку, а через несколько минут перезвонил и покаянным тоном извинился.
  Я так исходила злостью и ревностью, что со мной никто более не связывался и в итоге этого у нашей фирмы осталось значительно меньше рутины в добивании трудно идущих проектов, а на завершающую стадию вышли ещё четыре. Я забрала у шефа машину и не вылезала из неё, пока весь этот рекламный юридический полуфабрикат из ящиков столов трусливых и некомпетентных клерков не перебрался на полированные столешницы первых лиц предприятий, с ними я могла вести конкретные переговоры и сама определять: уступать или нет. Шеф моему напору особенно не упирался, пересел на свою личную тачку и хвастался, какая она, "Нива" восьмидесятых годов, шустрая, юркая и вездеходная. Наш шофёр Васильич меня вдруг и сразу зауважал, когда я возвращалась от одного из клиентов в сопровождении заказчика и с холодным выражением на лице. Только что мне удалось убедить его в том, что работая с нами, он идёт в ногу со временем и гарантирован от провинциальной ограниченности и изоляции. Он будто видел меня впервые и поражался собственной близорукости. Когда он открывал дверцу нашей "Волги", на его лице было написано настоящее и неподдельное уважение к нашей фирме и Васильич это усёк в одну секунду. Я стала крупным и хищным зверем, который затаился, вынюхивал и скрадывал добычу. И нюх и чутьё у меня стали поистине звериными. Единственное место, где я не могла разойтись как следует -супружеская постель, муж меня лелеял и берёг, а я зеленела от злости, он же помнил выучку Каминской и ни на шаг от неё не отступал, даже, когда я его на это провоцировала.
  Досталось и Оксане, я её поймала на мелкой женской пакости, завела к себе кабинет и устроила взбучку. Она сильно испугалась и клялась в дальнейшем послушании и лояльности. Я её отпустила, однако решила переговорить с шефом и, если он с ней уже не спит, то нужно найти деликатный повод срочно от неё избавиться, она стала опасной и могла нас подставить. Но в этот день не успела, мы с ним как-то разошлись по времени и я отложила эту проблему на завтра. К концу третьего дня после возвращения, позвонил Егор и я, выведенная собственным мужем из себя, немножко на нём отмякла, самую малость, но это было привычным наркотиком и хватило самой малости.
  Вечером муж проявил самодеятельность и за ужином объявил детям, что мама ждёт маленького. Он с пониманием посмотрел на меня и успокоил: вот видишь, ничего и не случилось, Максим даже не охнул. Ирина с интересом стала осматривать мои бока и качать головой, а сын только хмыкнул:
  - Теперь и у нас будет писк и мокрота кругом! - лояльная папиным предупреждениям сестра его тут же окоротила.
  - Если от кого и была сырость и писк, так это от тебя, молчал бы уж в тряпочку! - и он притух. Но уже не расстроился, как бывало раньше, и тоже с интересом уставился на меня.
  - В такой маленький срок это ещё незаметно, - просветила сестра своего брата.
  - А он уже человек или какой-нибудь тритон или рыба? - являл любознательность сын.
  - Сам ты тритон, уже самый настоящий человечек, только совсем маленький, - ответила за меня солидарная со всеми женщинами мира Ирина.
  - Ну, ещё даже не совсем человек, - уточнил папа, - для человека ещё рановато, слишком это сложное создание, а пока только его зародыш. Потом всё время он растёт и через три-четыре месяца уже человек со всеми органами, только маленький и ещё беспомощный. Но сердце, ручки, ножки и всё остальное при нём.
  - И что же он там делает так долго, - не поверил Максим, - если он не обезьяна, то мог бы и не томить нас. Муж задумался и вопросы генной инженерии юному хоккеисту излагать не стал. Пользуясь молчанием и моим попустительством во взгляде, сын изволил немножко порассуждать:
  - Нам в школе говорили, что, согласно Дарвину, проходил отбор видов и простые отмирали, а сложные занимали их место. А в генах и хромосомах записывались все наши предки от инфузорий до обезьян. Как в памяти компьютера, всё по ячейкам. Когда плод развивается, он всё время смотрит в эту память, как в библиотеку, и делает всё, что заложено там. На природоведении нам показывали, как из икринок получаются головастики, потом они вырастают в хвостатых ящеров, потом тритонов и только в самом конце становятся обычными лягушками. То есть, - рассуждал новоявленный естествоиспытатель, - у мамы в животе должны пройти все эти дела от инфузории до обезьяны и потом уже человечка. Вон по телеку показывают этих голышей в роддоме, так они натуральные обезьяны, без хвоста только. А потом через несколько дней они уже и на людей смахивают. Правильно, мам? - он заглянул мне в глаза и я поняла, что ему не хочется ни братика и ни сестрички. Я не стала его разубеждать. Его позиция была стройной и логичной, некоторые детали он узнает потом, сейчас не это важно, а умение мыслить и оно у него сложилось вполне, даже не по годам.
  - Ты до этого сам дошёл? - только и спросила я.
  - А то! - Конечно сам, в книжках всё так непонятно, а учительница, видно, и сама про это толком не знает, муру всякую говорит, наши девчонки ей поддакивают, кулёмы с бантами. Я притянула его к себе, он только для порядка поупирался и с удовольствием затих в моих объятиях, вкушая мамин запах и тепло, я это хорошо чуяла. Я теперь была очень чутким зверем и чуяла там, где внешне ещё ничего не видно. Сама не знаю, как это получалось.
  - Уж лучше быть хорошим хоккеистом, чем занудливым учёным! - ободрила я его и он показал сестре язык.
  - Мам, а насчёт формы ты не забудешь? - напомнил Максим, он в моих объятиях чувствовал себя комфортно, уверенность в себе и потребность почерпнуть это у мамы под крылышком в нём ещё не ослабла, на этом важном местечке семейного благополучия гарантии исполнения желаний ему казались наиболее весомыми. Я поймала на себе ревнивый взгляд мужа и приласкала сына, нежно и ласково, так, как иногда делала с ним, когда он очень мне нравился. Он понял и обиделся - они видели себя со мной только в единственном числе. Сейчас сын имел преимущество и я его подчеркнула своим тоном, который все в семье хорошо знали, если я говорила так, то сказанное имело вес закона.
  - Нет, конечно, разве ты позволишь! - ответила я и он выбрался на свободу. Сделал он это с некоторым усилием над собой. Взрослея, он стал стесняться телячьих нежностей, но всё же по ним скучал и в моём тепле ещё нуждался. Интересно, что в таких случаях делала Каминская? И заметил ли он разницу?
  Вечер прошёл по привычной схеме, я немного отошла от былого напряжения и стала осматриваться вокруг глубоко и пристально. И к своему стыду отметила, что Каминская стала в моём мире своей в самой полной мере, следы её дел и замыслов были во всём и их стало так много, что от моих собственных следов почти ничего не осталось. Она очень осторожно и умело вторгалась в мои владения и переводила на самых разных путях все стрелки в собственном направлении. И вот теперь её здесь нет, но никакого удовлетворения я так и не получила, мне казалось будто она затаилась где-то поблизости и выжидает нужную минуту для атаки.
  Каминская не давала о себе знать ни днём, ни вечером, хотя я полагала, что должна бы и позвонить. Ведь там осталась совершенно ей незнакомая Жанна, которая стала мне за дочь и подругу, Настя с Татьяной тоже покоя не давали, да и остальные мои унаследованные связи и симпатии требовали ежедневного тщания, ответов и внимания. Особенно беспокоила Жанна, не сказала бы Каминская ей чего-то лишнего. Мне она вообще казалась бедной сиротинушкой. Но ни единого шага для её блага сделать не могла - таковы условия нашей игры. Это было нашим взаимным и добровольным решением. О Стриндберге я боялась и вспоминать, так это было больно.
  После домашних дел и забот я улеглась и опять было исследование и смакование. Он не заметил никакой разницы - значит, решила я, Каминская ещё поддерживает форму и моя талия и бёдра, на его взгляд, когда он к ним тщательно и любовно прикладывается, имеют тот же вид и габариты. Я помнила, как он раньше размещал свои пальцы у меня на нижних складках губ и играл с ними и удивилась - почему он не заметил разницы моих крупных и прочных связок внизу, которые всегда хорошо выражены у рожавших женщин и совершенно инфантильны у нерожавших, а у Каминской они были как раз такими? Неужели он так глуп и невнимателен?
  Муж, между тем, помолодел на много лет и стал любезнее, чем когда-либо. Большой опыт позволял вытворять такие вещи, что я давалась диву его выдумке и фантазии. Ребёнок ему нужен не менее, чем Каминской. Он уже загадывал, как мы всё устроим и где найдём денег для обмена квартиры, это они с Каминской уже обсуждали. А ещё она спрашивала насчёт дома, большого родового дома, где будет просторно и всем хватит места. Вариант с пригородом он приводил неоднократно, за цену нашей квартиры в центре города можно купить приличный дом на окраине. Он уже присматривался к объявлениям и изучал, что получше. Квартира, на его взгляд, была не лучшим вариантом, дети растут и им нужно больше места, да и Ирина на брата смотрит не всегда по-сестрински.
  - А школа, садик, поликлиника - там же всё разобрали на дрова? - говорила я о реалиях в пригороде.
  - Будем возить в центр, а чтоб особых проблем не было, прикупим машинёшку и всех будем одним рейсом отправлять, - фантазировал мой муж. Я особенно не спорила и только упивалась его ласками, которые стали совершенно иными. Я старалась не замечать того, что он перепутал тела, и в моём искал то, чего там уже давно не было. Меня однажды это так взбесило, что я не выдержала и нагрубила ему. Он же, святая простота, всё списал на капризы беременной и только понимающе и извинительно улыбался и повторял, что всё уладится. Меня здесь уже не было - Каминская со своим плодом освоилась быстро и навечно, я поняла, что надо принимать серьёзные меры или...
  Утром я задержалась и уходила из дома последней. К подъезду тихо подкатил знакомый серый "Порше", Каминская открыла дверцу и я села сзади.
  - Поговорим? -предложила она.
  Что мне оставалось? Она протянула мобильник и я сообщила шефу, что задерживаюсь. Он вслушался в мой голос, по мобильнику он стал неузнаваем, переспросил и только потом соизволил согласиться. Всё-таки его заместитель имеет право на личную жизнь. Я сказала, что встретила институтскую подругу. Мы заехали в укромный уголок и начались переговоры.
  Мне не хочется приводить подробностей, но это были сложные и навороченные дебаты, уговоры и заискивания, давление и откровенное соблазнение. Наверное, Генуэзское соглашение правительства новой России со всем старым миром протекало так же трудно и значение этих переговоров для участников было так же важно, как и для нас с Каминской. Мы учитывали и здравый смысл и собственные чувства, и настрой каждого члена нашей семьи (какой там ещё нашей? - моей семьи!), и ход работы по моим проектам и проектам Каминской. Она пыталась убедить меня, что хочет того же, что и я и не навредит ни в коем случае. Более того, в предложенном ею варианте наш с нею тандем, на её взгляд, добивался большей результативности. Мы сделали шаг вперёд и это будет заметным вкладом и для искусства и нашей семьи. При другом раскладе ничего хорошего, ничего плохого - одна рутина и провинциальная серость. Последнее, подумала я, наверняка, про меня. Доля свежей крови, которую я внесла в её имидж, потом отзовётся многократно и позволит ей избавиться от копирования самой себя. Ну, и основа нашей сути - это семья, её она чтит и лелеет. В этом я и не сомневалась, я проверила всё в своих владениях и ни запустения, ни отката назад не заметила. Дома она была без изъянов, проколы и немалые были на службе. Но шеф этого не заметил, может, так и надо? Я спросила Каминскую:
  - Ты не подталкивала Колю рассказать детям про беременность?
  - Мы это обсуждали, но пока решили не торопиться, без тебя я на такое пойти не могла! - я внимательно проследила за её глазами и лицом, на нём не было и доли от лукавства.
  - Он, что - сам догадался?
  - Что у меня задержка?
  - Да!
  - Не совсем так, Аннушка! Когда я поняла, что забеременела, то не поверила себе. И засуетилась. После моей болезни он стал очень внимателен и не отпускал от себя всю ночь, я видела - он лунную паузу ждал больше меня и, когда её не последовало, то настолько по-особому отнёсся к этому, что я и не сообразила, почему. А потом прочитал всё на мне. Ты его, похоже, держала в чёрном теле про свои дамские эмоции, а я их выплеснула, он и поймал нас на контрасте. Прости, это для меня много значило и я не сдержалась.
  Я не так давно, ещё в Москве, поняла, что Каминская решила из нашего обмена извлечь максимум и её беременность была среди прочих не объявленных целей. Но чтобы так привязаться к чужой семье - это для меня было запредельным! Она наплевала на карьеру, положение, материальную независимость, свободу передвижения, всех своих друзей и подруг, сердечные привязанности и прочее, чтобы готовить, стирать, быть с одним мужчиной всегда, привязать его к себе детьми и стареть вместе с ними. За полтора месяца она его околдовала и я это хорошо прочувствовала. Он был не со мной, а с ней. Каждую ночь и каждую минуту. И это после пятнадцати лет супружества! Задуматься было над чем, но она меня ни на секунду не отпускала и была со мной и во мне.
  - Аннушка, мы с тобой и так уже одной крови, ты въехала в мою душу, будто там и жила. А я без ума от твоего дома и его запахов, я прожила немало и, кажется, добилась всего, у меня в кино и театре широкое признание, но когда я вдохну его, этот запах с твоим домом, то с горечью понимаю, что занималась не тем и не там. Дай надышаться, ещё немного и я смогу насытиться. Потом и поменяемся.
  - А что прикажешь делать с твоим наследством - громко заявленной беременностью? Устраивать автокатастрофу? Да я на одних взятках врачам и сёстрам погорю? Теперь все знают об этом и ждут пополнения, мой живот каждый вечер проходит семейную инвентаризацию, будто я им вот-вот рожу дофина.
  - Не бери в голову, это теперь мои проблемы, только мои. Давай продлим это ещё на месяц, а? Всё будет пока совсем незаметно и вполне обойдётся. Мы с тобой что-нибудь придумаем.
  - А потом ты вернёшься назад и все увидят, что вместо стройной, как лань, Каминской, которая вчера летала по сцене и порхала в кадре, вдруг объявилась дама с отвислым животом - когда успела? Найдётся кто-то умный и продвинутый и сложит два и три. Что тогда будем делать? Жёлтые странички по нам уже давно истосковались, Анюта, там для нас самое место, если не остановимся!
  - Ерунда, - с азартом отмахнулась Каминская, - до сих пор я всех своих уберегала от чужого внимания. Ты про Руслана так бы и не узнала, не наткнись случайно на мобильник, Татьяна так и до сих пор ничего не знает, а уж она-то близка мне не чета другим. Да и про остальных моих знакомых - тоже самое, нет-нет, Аннушка, это и не печаль и не забота, а дурь! Выкинь её из головы.
  - А рожать-то ты, как собралась, меня в этом роддоме все нянечки знают, да они как увидят твоё девичье чрево, так и ахнут, - неожиданно для себя сказала я.
  - Ну, я думаю, до этого не дойдёт, время есть и мы это устроим, ты и я, разве нет? - она с удовольствием приняла мою нечаянную оговорку за жест доброй воли и не поперхнулась.
  Тут я и остановилась - о чём речь? Если мне это пустое разбирательство надоело, то я просто должна выбраться из машины и сделать даме ручкой. И всего-то! Этого жеста довольно, чтобы поставить крест. Но я беседую с ней вот уже целую вечность и обсуждаю варианты, которых не желаю в принципе и при всём при том говорю о второстепенных вещах. То есть, я таким вот сложным и закавыристым образом уговариваю её оставить меня в покое. Зачем? Ведь покой обретается простым движением руки - надо открыть дверцу и всё!
  Я посмотрела на эту злосчастную (или заветную?) ручку, Каминская тут же всё поняла и замерла. Я не отводила взгляда от хромированной ручки и вдруг всем своим существом почувствовала, что Каминская буквально на глазах стала леденеть. Я оторвалась от злополучной железки и посмотрела на Анну. Она мгновенно постарела на сто лет и превратилась в осколки от женщины.
  И я отступила. На месяц - так мы решили. Мы еженедельно перезваниваемся и обмениваемся новостями и проблемами. Каминская согласна на всё и в любой последовательности, только бы вернуться в мой дом. Пусть и на месяц.
  - Что ты делала эти три дня? - спросила я, уже нарядившись в "Каминскую".
  - Ничего! Никуда не ходила, на звонки не отвечала, а днём, чтоб не доставали, уезжала за город. Жанна уже засыпала, когда я возвращалась, мы с ней так и не поговорили ни о чём. Я даже не знала, что ей сказать, в голове было пусто и кроме твоего дома - ничего! Если б ты не согласилась на обмен, я бы наложила на себя руки!
  - Ты же беременна, - удивилась я бессмысленной крайности, - он-то тут при чём? Она только качнула головой. Мы помолчали. Теперь я стала Каминской, а она Неустроевой.
  - Да, чуть не забыла! - обратилась я к ней, любовно касаясь на ней моего фирменного жакета, купленного в Москве перед одним из походов в театр, тогда слушала "Аиду" в Большом. - Оксану надо убрать и срочно, она стала ненадёжной, ты сможешь довести это до шефа? Я завертелась и забыла сделать это сама.
  Она сказала:
  - Смогу, не беспокойся. - Стучит?
  Я кивнула и сообщила, на чём её поймала.
  Я вернулась в Москву и постаралась забыть весь кошмар разговора в машине. Жанна уже уехала на работу и я включилась в расписание, будто и не уезжала. Сегодня никуда ехать не нужно и я сразу же осмотрела своего воспитанника, полевой цветок чувствовал себя не очень комфортно, он был сух и неухожен, в природе всю гигиену ему устраивают дождь и ветер, а хлорофилл - ультрафиолет от дневного светила. За минувшие четыре дня к нему никто не прикоснулся. Я извинилась за долгое отсутствие, вернула ему долг и он зашевелился, быстро распрямляя чуть пожухлые по-осеннему листочки. Потом занялась остальными делами, их и так накопилось достаточно, плюс мой трёхдневный прогул и явная обструкция собственного дома его бывшей хозяйкой порядка и благоустроенности ему не добавили. Когда поздно вечером, уже после беседы с Жанной, в которой постаралась объяснить якобы занятостью невнимание к ней Каминской, я уходила ко сну, полевой цветок мне пошевелил пальчиками и я тут же вернулась. Нет, он определённо что-то понимал и о чём-то мне говорил, он не был бесчувственным, говорить он тоже умел, только на своём языке и я его изучала каждый день. Пришлось обещать больше прогулов не совершать, он оказался доверчив и великодушен и я ушла спать.
   Ночью Каминская умудрилась мне позвонить и после недолгого обоюдного молчания сказала:
  - Спасибо, Аннушка, спасибо! - и положила трубку. В эту минуту мне припомнился Войтин и я решила сегодня же утром ему позвонить. Просто поболтать, по большому счёту мы с ним в равном положении, возможно, он об этом и догадывался, так что тема найдётся. Когда я это сделала, то сразу почувствовала, что он рад по-настоящему, пары минут хватило и ему и мне, чтобы зарядиться друг от друга.
  
  Работа над фильмом началась с подгонки сценария к актёрскому составу и с нами работал сам Абашин, он очень внимательно присматривался ко всем кроме меня. Это поначалу насторожило, но потом я сообразила, что он мне доверял и на меня полагался. Его постоянный оператор умел снимать Анну, как-то получится со мной? Я уже не комплексовала по этому поводу, а лишь слегка беспокоилась, потому что сама себя снимала в последние недели очень много, в предшествующие два года камера в нашей подготовке тоже играла немалую роль и я привыкла к ней и своему положению относительно неё, инстинктивно отмечала границы и не выходила из кадра, не забывала о выгодных ракурсах, избегала губительных и вообще убедилась, что выразительность моего лица мало отличалась от того, что демонстрировала Каминская. Но она умела управлять собой и делала это играючи, я же от этого ещё далека. Но опыт приходил и накапливался и с каждым днём мне становилось всё легче и легче, многое из своих внешних выражений я уже чувствовала чем-то внутренним. Несмотря на упорство Абашина, я настояла на том, чтобы оператор отснял несколько пробных кадров со мной, для меня это было бы свидетельством гарантий, что я не самовлюблённая дамочка, которой в себе нравится всё: от утренних складок на лице до колготок и прокладок. Я приготовила сценарный кусок, где моя героиня была у себя дома в постели с мужчиной после бурной ночи.
  ...Она спит, а в это время звонит телефон, оказалось - это жена мужчины, лежащего в моей постели, она его как-то нашла и после всего, ею пережитого, надо бы успокоить женщину, тем более, что он мне, кажется, безразличен. Просто выигрыш в карты. Сцена, на мой взгляд, была ключевой. Если я смогу подняться над стервозной сучкой, то роль даст высокий градус фильму, если же нет, то ... Я долго работала над этим куском, очень долго. Я мучилась от незнания и неумения, от отсутствия навыков, от того, что не могла сообразить, правильно ли делаю - да мало ли что мною владело в минуты и часы подготовки этого куска.
  И, наконец, вторая моя проба сил в кино состоялась. Снимали в одном из павильонов, постель была шикарной, имитировалась роскошная спальня, но не было одной стены и потолка. Я не сразу применилась к обстоятельствам, не могла же я признаться, что нахожусь в таком павильоне впервые и никогда не видела так много посторонних мужчин и женщин, пристально наблюдающих за моим неглиже. Но в суете подготовки никто этого не заметил и началось очередное крещение. Оператор установил кадр, осветители сделали свет, гримёрша подмазала часть лица, помреж цыкнул на окружение и всё завертелось. Я делала незаметные для окружающих колебательные движения и считала про себя секунды, чтобы ступор не прижал к постели, когда оттуда надо было медленно выбираться и склоняться к телефонному аппарату. Дальше всё прошло, как в дыму, но я ничего не забыла: очень порочно взглянула на лежащего под простынёй партнёра, повернулась в сторону главной камеры, показала обнажённую спину и часть оголившегося бедра, накинула коротенький халат, из-под которого выпали обе груди, возбуждённые присутствием горячего тела партнёра и скрытыми манёврами его шаловливых рук под одеялом, после чего подняла трубку. Там поначалу молчали и я поднесла её к своей левой груди и посмотрела на них, последовала мгновенная перепалка груди и трубки, после этого я вернула трубку к уху и начала телефонный разговор.
  Эпизод снимали три камеры одновременно и одним длинным планом, метроном внутри моего организма отсчитывал секунды и давал команды, когда и что делать, я, прислушиваясь к его ритму, не торопилась проговорить слова, а тщательно их осмысливала и только после этого произносила. Медленно, фиксируя каждый звук, каждое слово, не выходя из принятого для себя ритма, не замедляя его до уровня, когда звук и ощущения от его восприятия попросту плывут. Микрофон был устроен совсем рядом и мне не нужно форсировать голос, чтобы возвыситься над шумами павильона и накрахмаленной постели. Переозвучка технически выходила почище, но голос актёра в ходе съёмки всегда более правдоподобен и гармоничен с картинкой. Каминская об этом говорила и писала неоднократно и я постаралась ей соответствовать. Я как бы уговаривала собеседницу принимать меня близко и доверять. Чтобы звучание моих слов было значимым и запоминающимся, я придумала речевую стилистику своей героини, чтобы она стала самодостаточным элементом в образе этой бизнес-вумен. Там не было абсолютно ничего от меня или Каминской, эту героиню я заставила говорить на особом языке, который собрала из речи трёх запомнившихся мне реальных женщин нового делового племени. Я лишь несколько изменила последнюю фразу в её звучании:
  • - Вот и хорошо, что позвонили. Мне, Вика, чужого не нужно. Поверьте, не нужно! Его здесь не будет никогда! Всего хорошего! - и медленно повела руку с трубкой вниз, задела ту же любопытную левую грудь, дала им насладиться контактом и после этого аккуратно положила трубку. Это была маленькая поэтическая отсебятина, но она делала меня живым человеком, а не бездушным хищником в юбке. И потом в этом кадре, этом движении я дважды применила очевидную метафору - отдав приоритет этой трубке. Я взглянула на своего мужчину. Он, раскрыв рот, смотрел на меня. Я одними только ироническими глазами устроила ему отказ, запахнула халат и вышла в ванную.
  • - Стоп! Снято! - прозвучал голос и вокруг зашумело, засуетилось. Я сразу же обратилась к Абашину:
  • - Ну, как? - он спокойно пошевелил губами, перегоняя спичку из одного уголка рта в другой, и ответил:
  • - По-моему - нормально. С чего это ты, милочка, стала нервничать? Думаю, почти ничего не надо править. Насчёт трубки - это здорово, вторая камера её брала крупно и всё должно выглядеть очень прилично, сейчас сама увидишь на мониторе. Со звуком, вроде, тоже порядок, я всё слышал отчётливо: ни шипения, ни треска. Думаю, если мы сделаем крупный план с самой грудью и вставим его для этого диалога с трубкой, все мужики упадут, а у женщин встанет! - позволил он себе вольность и я просто ощутила его в своей постели и себя, послушную рабу его несусветных желаний. Мне это прямо-таки померещилось. Он улыбнулся и я эту иллюзию продлила.
  С ума сойти! Не со мной он занимался этим несколько лет подряд, но вот он взглянул и я это "вспомнила" и почувствовала.
  Он подал мне руку и мы вместе отправились из павильона. Сначала просмотрели снятое на большом телеэкране, потом перекинули изображение на проекционный аппарат и увидели на шестиметровом экране. Звукооператор отметил, что сцену переозвучивать не придётся, технических сбоев не было, а Абашин добавил, что и тональность с переменой векторов мягкости и электричества оказались удачными и, похоже, вполне в духе предстоящего фильма. Башвин, который под одеялом втихую ото всех доставал меня совсем нешуточным образом, тоже остался доволен отснятым, здесь он был удивительно выразительным, поскольку не произносил ни единого слова, я знала, что в озвучивании он бывал настолько коряв и примитивен, что в ключевых сценах его часто дублировали другие актёры, чтобы не морочить голову звукорежиссёру его бесконечными промашками мимо изображения и тональности. Оператору и гримёру говорить не пришлось, поскольку именно их работу оценивали остальные. Ничего не сыпалось, не скрипело, а выглядело именно так, как мы с Башвиным и сыграли. В общем, никто ничего криминального не заметил. Я попросила для себя копию на кассете, получив её, успокоилась и более не нервничала.
  Так началась моя карьера в кино. Разумеется, мне приходилось шевелиться, не покладая рук, как Золушке, чтобы выглядеть достойно, но все думали, что я двигаю роль с листа и завидовали таланту. Я никому не могла открыться и работала наедине с собой, просматривая наработки на мониторе. Это выматывало, но и успокаивало: когда я работала, то было не до рефлексии. У меня проявился такой аппетит, что я испугалась было за фигуру, но потом поняла, что это нервное и усиленное питание полностью сгорает в топке очень напряжённо работающей нервной системы. Теперь я понимала, что интеллигентские россказни и страхи про флюиды и рефлексию имеют корнями неуверенность и отсутствие занятости. Я была застрахована от этого, главное моё желание теперь: - Господи, ну, когда же будет просвет, просто выспаться и ничего не делать! Это и спасало и настраивало на победу.
  А вечером была репетиция в театре и я отправилась туда почти сразу же после небольшого домашнего отдыха. После затянувшейся допоздна репетиции я задержалась у себя и немножко полежала на диванчике, отходя от напряжения. Меня настолько одолела усталость, что я уже было решила никуда не ехать и спокойно отоспаться тут же. Однако через некоторое время почувствовала, что силы возвращаются и побрела по ночному полутёмному театру к выходу. Едва освещённые закоулки выглядели мрачно и страшновато, усталому зрению мерещились неясные тени и откуда-то раздавались таинственные и пугающие шорохи. На одном из поворотов я увидела неясную тень, она сначала зашевелилась, а потом зловеще и неудержимо направилась ко мне и тут я по-настоящему испугалась и вскрикнула. Тень отозвалась голосом Димы Д., вскоре появился и он сам. Я отошла не сразу и он долго извинялся за то, что испугал меня. После этого мы обменялись пустыми для такого случая фразами и вместе тихонько отправились к выходу. Я заметно осмелела и успокоилась, хотя Дима был хорошо подшофе, но всё же с ним спокойнее. Мы вышли на улицу и отправились к моей машине. Он устроился сзади и за всю дорогу не проронил ни слова. Я видела, что ему очень и очень плохо. Когда мы остановились у его подъезда, я поняла, что ему туда не надо и, ни о чём не спрашивая, поехала домой. Мы посидели на кухне и поговорили. Дома у Димы опять не ладилось. Я не знала, бывал ли он здесь раньше и как это бывало у них - всё же многолетнее партнёрство мужчины и женщины, это явление своеобразное. Я раскрутила собеседника и приготовилась внимательно слушать и он кое-что выложил. Жанна спала в своей комнате И я уложила его в гостиной. Я уже знала, что такое партнёр и как его нужно беречь, не свалившись в заурядный трах. Я его заботливо уложила, а он держал меня за руку и не отпускал. Мы говорили о многом и он, пьяненький и добрый, многое рассказал: и про Татьяну, и про наши с Настей проблемы в его интерпретации, и про наши с ним шашни и про многое другое. Про нас с Настей он сказал, что вот так, как я, он бы с ней ни за что не расстался.
  - Ты её хочешь? - спросила я.
  - Теперь уже нет, а тогда... - он был сильно пьян и смотрел на меня преданными и влюблёнными глазами. Впервые он признался, что любил мою подругу, но так и не решился ни на что.
  В его признании для меня не было ни новизны, ни остроты: по типу внутреннего устройства они с Настей были достаточно близкими и он лучше других понимал её проблемы, не захотеть её, такую изысканную и совершенную, он не мог. Это была тяга к чему-то родственному, в его исполнении она бы выглядела очень привлекательно. Но Настя думала иначе и не пустила его даже на порог, почему? У нас он был одним из лучших, тонкий и умный закопёрщик многих затей и сумасбродств, тайная мечта многих женщин. И те из мужчин, с кем дружила Настя, ему сильно проигрывали, почему же она избегала его? Не прояснил этого и Дима. Я решила выждать, надеясь, что истина прояснится и оставила всё, как есть. С другой стороны, его пьяная откровенность, снявшая тормоза с обычной предупредительности и подчёркнутого внимания ко мне, выказала и неприкрытое желание забраться в постель ко мне и там утешиться. Если так, то я была целью более желанной, чем Настя, ведь он и меня и Каминскую чуял всем своим естеством и свои прелести от него Каминская не прятала, более того, он числился в её давних и желанных партнёрах. Не подозревая о Руслане, Дима воображал себя моим близким другом, которому позволено всё, секс в том числе. И он вёл себя так, будто я сама должна убаюкать его и всё будет, как прежде. Он так и сказал: "Как прежде!" и приложился ко мне, обняв тихонечко, привычно и нежно задышав мне где-то у шеи. Он ждал, что я раскроюсь, возможно, в этом положении Каминская слабела и падала к нему в объятия и начиналось его исцеление, но у меня было иначе, поэтому его удалось утешить другим способом. Мы говорили и я уговорила его. Не надула и не продинамила, а уговорила.
  - Мы с тобой, Дима, друзья, это надолго и не зависит от исхода сексуальных страстей. Они стихия, можно потерять голову и остальное, нажитое длительной приязнью мужчины и женщины. Мы дружим давно и достаточно близки, я вижу в тебе несравненного мужчину, мне приятно, что рядом ты, а не другой, что мы можем заглядывать и угадывать происходящее у нас внутри и помогать, не ожидая просьбы, а собственно по наитию. Но если, забравшись в мою постель, ты сделаешь не то движение, не угадав моего желания, не в ту сторону переложишь руль, я, обиженная непониманием, уйду от тебя. Я не девка на час и ты это знаешь! И дружим мы с тобой так долго потому, что различаем разнузданную похоть и тонкую привязанность, которую сберегли, умерив порывы к низменному траху. Что изменится, если мы сейчас набросимся друг на друга и утешимся, истерзавшись до изнеможения? Уйдёт ли твоя смута, причиной которой не я? Ведь, не уйдёт же она! Но заберётся поглубже и будет подрывать устои, копать и делать пакости. Наши давние болячки, Дима, мы вылечили: ты мной, я тобой. Гармония дружбы - это тонкая вещь, но очень надёжная.
  Говоря всё это, я видела его глаза и улавливала внутренние движения, они были ко мне. Удержаться от провокационного огня, который у мужчин никогда не гаснет и пожирает всё без разбора, а женщину делает бесправной рабой, стоило усилий и немалых. Дима стоил того, чтобы закрыть глаза на его прекрасное сильное тело и вспомнить тоску в глазах, призывы заглянуть в его душу и именно её утешить. Возбуждение в нём гаснуть не хотело и уговаривало Диму ответить, уваживши моё тело - оно, мол, не противится и вот оно, рядом, уважь его! - говорило в нём его возбуждение.
  Я положила руку на его бедро, где плоть уже будоражила и рвалась на волю и сказала:
  - Дима, уйми его и скажи, что со мной ничего не обломится. Объясни этому упрямому развратнику, что я твоя собственность и ты меня защищаешь от проходимцев. А ещё скажи, что сегодня ему б...дей не будет, пускай проспится! Хорошо?
  Он долго переваривал услышанное и ответил: - Хорошо, Анюта, он уже заткнулся! Мы с ним пойдём баиньки и ты нас уложишь. А мы будем смирными и послушными.
  И я проводила его в комнату для гостей, он хорошо держался, но уступить мужскому тщеславию всё же пришлось и я доставила ему удовольствие, раздевая, расстёгивая пуговицы и стягивая одежду. Он блаженно млел и подставлял себя моим рукам, лишь изредка касаясь моего тела и деланно шарахаясь под моим столь же деланно строгим взглядом.
  - Побудь со мной, Анюта, так я лучше усну. Пожалуйста! - сказал он и я прилегла рядом, прикрывшись покрывалом. Он повернулся ко мне лицом и уткнулся в плечо лицом. Я взяла его руку в свою и замерла. Он мне верил безоговорочно, он допускал меня в душу, он со мной готов на всё - он мой друг! Это было настолько приятно, что я не удержалась от бабьей слезы. Но её так никто и не увидел.
   Я вздремнула, но ненадолго, возбуждённое дыхание Димы заставило меня позвонить Руслану. Он немного поворчал, но слушал с видимым удовольствием. Про Диму он знал и не ревновал. Выговорилась, успокоилась и уснула в собственной постели. Утром мы вместе с Жанной лечили Диму рассолом и обихаживали, пока он не отошёл. Он ночевал у нас ещё дважды, вполне освоился, расцвёл и очень понравился Жанне. Как артист он давно был кумиром молодой женщины и тут вдруг оказался рядом во всех подробностях! Конечно же она чуточку в него влюбилась, а он был с ней по-отечески милым, внимательным и заботливым.
  Вечером после репетиции он проявил инициативу и взялся приготовить нечто мужское, в магазине он взял вырезку, овощей и прочего для приправы, не допуская нас с Жанной, сделал фарш и только тесто для пельменей доверил женщинам. Однако всё время поглядывал за нами - так ли делаем. Мне его самобытность понравилась и самостоятельность тоже, Жанне было приятно побыть лишние минутки в мужском обществе и она с удовольствием вертелась у него на подхвате. Раздался звонок, это была его жена.
  - Анна Николаевна, это Кристина. Мой дражайший у вас?
  Услышав её голос, который сегодня не очень понравился, и помня, почему Диме не захотелось возвращаться домой, я решила, что могу пустить в ход не Каминскую, а Неустроеву, ведь именно она сжалилась и взяла её мужа к себе, помня, что такое настоящий уставший мужчина и верный партнёр. Каминская его бы трахнула, а Неустроева обошлась дружескими объятиями и нежным поцелуем в щёчку. С этих позиций можно быть гораздо жёстче и выдержанней. Это было так просто и отвязно и я решилась.
  - Да, - ответила Каминская, прохладная и скупая.
  - Он вам не надоел?
   - Отнюдь! - поддала жару Неустроева, в отместку за бабью придурь и непонимание мужа.
   - Дети беспокоятся, где папа, где папа! Думаю, пора бы ему и домой!
  - Ну-у, ради детей он готов на многое! - обрадовалась Неустроева возможности помурыжить незадачливую жену партнёра и та заткнулась. Возникла пауза, обычная в таких случаях, но мне не хотелось приближаться к чужой жене и Неустроева натянула вожжи, удерживая лошадей. И собеседница сдалась.
  - Я вся извелась! - только после этого Неустроева её пощадила, не ощутив ни капельки бабьей игры.
  В это время Дима с Жанной лепил пельмени и к разговору с женой не был готов. Тональность могла оказаться не той, да и запас сил у него сильно поиссяк, на семейные развлечения их почти не осталось, в этот день мы репетировали "Дядю Ваню" и Дима после неоднократных повторов основательно выложился.
  - Дима сейчас отдыхает, - с откровенным вызовом сказала Неустроева, - он позвонит вам чуть позже. Ему что-то передать?
  Это звучало холодной справкой о здоровье тяжело больного родственника, который так и не определился с завещанием. Эта стерва держала мужа для декорации и не очень скрывала отношения к нему. Дима был моден, на слуху, котировался у интеллектуалов, но не у неё. И это его мучило. Обе девочки без ума от папы, который был и волшебником и просто душкой, любящим играть и она умело этим пользовалась. Как-то он спросил:
  - У тебя нет знакомого ненасытного ревнивца?
  - Зачем? - удивилась я.
  - Для моей Тины, один уже есть, а когда их будет двое, они не смогут её поделить и прикончат. Непременно и неоднократно, когда она станет визжать и извиваться, изображая безумие оргазма.
  - И с тобой тоже?
  - Да, нормальный мужик такого долго не выдержит.
  Я вопросительно посмотрела на него и он добавил:
  - Я-то как раз и ненормальный, потому что люблю её.
  Я была с ним чуткой и отзывчивой, как семейный врач и он платил откровенностью. Между тем его жена играла со мной в великодушие и выглядело это бездарно и насквозь фальшиво.
  - А вы ему всё передадите в точности?
  - В отличие от вас - я не треплю нервы, не извожу кознями, со мной он всегда понят и его мысли разделены и упакованы куда надо. Если он нечаянно откроет не ту дверь, то его душу не выворачивает наизнанку. Мы с ним эти три дня много чего обговорили и я вижу, что жены у него нет! То место, где ей положено быть, пусто. Мы друзья, - этот довесок в моей фразе стоил больше, чем их девятилетнее супружество, это я постаралась озвучить надлежаще.
  - Да, я знаю, - вздохнула она, признав свою несостоятельность.
  - Мне больно и неприятно видеть друга в таком состоянии. Может он вам уже и не нужен? - спросила я, будто речь шла об износившемся белье.
  - Почему вы так решили?
  - С мужьями так не обращаются, вот и сомневаюсь, - отчеканила я.
  - Вы что-то затеяли? - забеспокоилась жена.
  - Пока нет, - холодно процедила я и подчеркнула, - пока! Но всё течёт и меняется, Дима тоже, так что вскоре он ответит иначе и это вам не понравится.
  Я почувствовала, как на другом конце провода затаился страх, который я в блестящей упаковке отправила по назначению, вот он попал по назначению, она развернула упаковку и забеспокоилась.
  - Только не это, только не сейчас! - невольно вырвалось у неё, обнажив истинные интересы: Дима там был, но на вторых ролях.
  - Это, мадам, вовремя никогда не бывает, - сказала я и услышала всхлип, настоящий, не наигранный, чуть ли не до икоты.
  - Если захотите поговорить обстоятельно, перезвоните попозже, - предложила я. Но собеседница тут же взвилась:
  - Нет-нет! Я сейчас, я уже в порядке, ещё минутку и всё! Не кладите трубку!
  Чуть позже разговор продолжился и я в общих чертах нарисовала супруге Димы, что её ждёт после развода с ним. Грубо, схематично, но других аргументов она не понимала. В основном о том, как их очаровашки Эмма и Леся без папиной любви превратятся в заурядных дам с выраженным комплексом вины и прочего интеллигентского бреда.
  - У меня к нему уже нет той любви, - призналась Кристина, - он от меня отдалился, совсем не то, что было раньше, - горечь в её словах прожигала угольный порошок микрофонной трубки и оставляла пепел неустроенности и неуверенности в себе.
  - Он из молодого неотразимого денди превратился в мудрого и зрелого мужчину, а вы, мадам, так и зациклились на девичьем кокетстве перед зеркалом. Сейчас двадцатилетние девочки захлёбываются и зачитываются его силой, умом и обаянием. Они, эти молоденькие амазонки, уже во многом понимают его и предлагают себя, надеясь взлететь с ним и к нему. Там, как кто-то отметил из молодёжи, очень клёво и кайфово. И он с сожалением отмечает, что любимая жена уступает этим девочкам, более того - она не желает расти! Знаете, Тина, среди них есть такие, что он может и не устоять!
  - И что же делать?
  - Если в отношениях нет взаимности, то всё без толку, - уронила я тяжело, будто избавилась от непомерного груза. Такое впечатляет.
  - Но он ведь любит и меня и детей, может тут что-то найдётся? - неуверенно произнесла она.
  - В следующий раз, когда вы будете наедине с другим мужчиной, попробуйте поставить его на место Димы - потянет ли он такую ношу, сыграет ли эту роль? Сравните Диму с владельцем "Порша" и большой виллы с бассейном. Если оргазм от уютного салона и голубой воды перевесит, тогда вы разные люди и вам не о чем печалиться. Но не забывайте, что и в салоне и в бассейне вы только деталь интерьера! Мода и предпочтенья переменчивы. Подумайте, это ли вам нужно? Я по притихшей Тине уловила её неподдельный интерес и поняла, что попала в нужное место её души. Она переменилась.
  - Можно я к вам приеду?
  - С дочерьми, прихватите самую очаровательную и обольстительную улыбку и снимите с себя всё, что ему помешает увидеть желаемые перемены, - с такими условиями я разрешила этот визит. В новой роли я шла иными путями, Каминская обольщала всех и всё, я же старалась найти и что-то другое. Диму можно надолго удержать рядом и без секса, я это просто чувствовала.
  - Мы мигом! - сказала она и бросила трубку. Я надеялась, что она сможет добраться до моего дома, раз так уверенно звонила после трёхдневного мужнего отсутствия.
  Через полчаса в домофоне раздались счастливые голоса девочек. Гостьи заполнили собой дом и мы с Жанной любовались повеселевшим Димой. Пельмени варили и подавали вместе, я на гостей не давила и не торопила. Девочки мне очень понравились, они были в Диму, я этого не упустила и роль матери свела к самому рутинному, она молча проглотила. Потом она уединилась со мной и мы поговорили.
  - Тина, ты следишь за собой и прилично выглядишь, но для чего? Чтобы те, на кого ты смотришь, выделили и польстили твоему самолюбию? Для этого ты терпишь всё, чтобы туда, к ним. И что же? Тебя обнюхают, приучат к себе и включат в круг. Дача, бассейн, флёр, а твоё тело, твои услуги, это плата за них. Сама ты не нужна. Твои мысли, устремления, твоя боль, тоска по себе несостоявшейся и одиночество среди них - всё это так и останется при тебе. Хорошая девочка, сладкая попка, чуткий бутончик - вот и всё, что им нужно. А ведь ты ждала иного. Этот мираж из тряпок, подстриженных газонов и сверкающих унитазов рассеется неминуемо. Ты к нему приклеиваешь никчемных людей и делаешь вид, что они со всем этим в гармонии. Нет, милая, это как в пустыне, если увидишь сладкий мираж, держись поближе к привычному каравану и не ищи быстрых удовольствий за ближайшей дюной: к цели тебя доставит только караван.
  Ты увидела и полюбила Диму, он настоящий караванщик, сильный и надёжный. Его как бы театральные романы - это средство поддержать форму и узнать себя в разных ипостасях. Их никто всерьёз не принимает, даже участники. Умная женщина в пути укроет лицо, не уронит ни единого слова и всё увидит и услышит. Придя же к цели, она знает, кто из них настоящий, а кто для удовольствий. Вот тут она и откроет своё лицо и он услышит её голос. Только ему она откроется и только он услышит настоящую музыку её уст. И он будет нежить её тело, пахнущее травами неведомых земель и алкать её груди, с которых капают свидетельства любви. Что же, ты отдашь его другой женщине? И она, а не ты будет петь ему любовную песню? Не ты, а она зачнёт в своём чреве свидетельство этой любви? Ей, а не тебе он будет поклоняться, вдыхая запах лона, где зреет его плод! От неё, а не от тебя продлится род его, где чтят традиции и дух караванщика! Тебе же останутся кошма, запах несвежего тела, перебитый заморскими дезодорантами и вкус быстрых утех.
  Вот что сложилось у тебя сейчас: останешься ты с ним или нет - твой жребий несладкий и весь в горечи разочарований, а дети будут его любить, несмотря ни на что, он будет их божеством и кумиром, ты же, просто прислуга при них, таскающая потихоньку из дому.
  - Это и всё, что тебе причитается. Знаешь ведь, как теперь в Москве женщины стали любить караванщиков?
  Если бы я не знала наверняка, что он её всё же любит, а не играет роль, то не сделала бы ни единого шага навстречу. Надя Лефортова призналась, что завела связь с Володей только чтобы не выдать себя. Она закрывала глаза и отключала речь, Володя слышал её лепет, ощущал её ласки и удивительное тепло и принимал всё в свой адрес. А жена Димы в это время обнимала другого мужчину. Я иногда порывалась вмешаться, но меня останавливали его девочки - они во всех вариантах были стороной страдающей и я умерила пыл. Хотя где-то в глубине души считала, что они всё же разъедутся. Пусть же это случится без моего участия.
  Мы с Кристиной углубились в воспоминания и я всё же разглядела ту юную прелесть, которой до сих пор очарован мой лучший партнёр. Своё былое состояние она вспоминала с нескрываемым удовольствием, возвращаясь назад и молодея у меня на глазах.
  - Этих девочек мы зачали в такой любви, что её нам хватило надолго, - сказала она.
  - Ты хотела быть любимой и он тебе это доказал? - нашла я палочку-выручалочку для их благополучия.
  - Да, это было, как манна небесная.
  - А если это повторить? Ведь он любит, дело за тобой! - Кристина, хорошо мною заведенная, оказалась уже рядом с той девушкой, от которой был без ума Дима.
  - Прямо сейчас?
  - Разумеется! Если есть желание и здоровье или их уже нет?
  У Тины внутри всё сжалось от моего взгляда, но Дима стоил того. Застолье затянулось, девочек уложили спать в моей постели, продолжив взрослую беседу обо всём. Тина была уверена, глядя на нас, что сына ему зачну либо я, либо моя юная подруга. Про мой дом она хорошо наслышана. И она соблазнила собственного мужа. На наших глазах. Мы с Жанной наблюдали эту натуралистическую сцену и нашли её изящной и сочной: и ласки и обоюдное влечение были хороши и заразительны. Дима увозил жену домой и, прощаясь, шепнул:
  - Ну, Анюта, ты и штучка, я твой должник!
  Поближе к утру Тина позвонила мне, она не играла счастливую женщину, она ею была.
  - Надолго ли? - подумала я.
  
  Рано утром мне позвонили домой, это был переводчик Стенли, он спросил, могу ли я говорить свободно, я подтвердила, он сказал, что со мной хотят переговорить постановщик и продюсер.
  • - Пусть говорят, я слушаю!
  • - Энн, мы с Джеком Ромни решили переговорить с вами о роли Лары. Мы обеспокоены вашим нежеланием сотрудничать. Ваши пробы нам показались очень интересными. Когда вы сможете встретиться с нами? - я задумалась, вспоминая расписание недели и решила, что лучше это сделать на своей территории и на собственных условиях. Я предложила встретиться в ресторане "У Фёдора" в ближайшую пятницу. Они между собой долго совещались и сказали, что придут оба. Это было как раз наше с Жанной время, когда мы расслаблялись после напряжённых трудов.
  • Мы пришли первыми и успели принять немного для бодрости, я всё рассказала подруге, сообщила о вариантах нашего поведения и попросила не тушеваться. В этот день приехал из служебной отлучки хозяин ресторана и я ему рассказала о наших гостях, подробно и не торопясь, чтобы он хорошенько всё запомнил и усвоил. Такие визиты бывают не каждый день и я объяснила почему - возможно, именно здесь решится вопрос о моём участии в "Докторе Живаго". Он оценил информацию по достоинству, хотя просто кивнул. Жанна после всего услышанного несколько раз шумно вдохнула и выдохнула, отринулась от старых грехов и заверила, что не подведёт.
  • Гости пришли вовремя, с цветами и большой коробкой, перевязанной бантом. Их провели к нам. Увидев рядом со мной свеженькую конфетку, которая хорошела с каждым днём, американцы переглянулись. После взаимных приветствий и представлений гости чуточку пошептались и Стенли ушёл позвонить, а Джек остался с нами, чтобы сделать заказ. Русским он владел сносно, у него была жена из наших театральных актрис, которые стали искать счастья за океаном, у неё это получилось. Вскоре Стенли вернулся и началась деловая беседа о фильме, его особенностях, режиме работы над ним и прочем. Я чётко разделила общие разговоры и своё участие в съёмках фильма. Они сразу поняли, что обсуждать фильм я не намерена, оба посмотрели на меня, демонстрируя якобы непонимание. Облегчать им жизнь я не торопилась и твёрдо держалась своей линии. Первым не выдержал Джек:
  • - Энн, вы разве не хотите работать в этом фильме? Мы с вами советуемся, в чём дело?
  • - У нас с вами нет ничего такого, что можно было бы принять за контракт, где обусловлены взаимные обязательства. О чём мы советуемся? Я снялась у вас в пробах, вы рассматриваете большой список, это ваше право. У меня с вами никаких дел нет, мы просто вместе ужинаем. Не правда ли, здесь уютно? Давайте расслабимся, насладимся кухней, а разговоры оставим на потом! - и мы расслабились. По ходу ужина принесли ещё одну коробку и нам с Жанной их торжественно вручили. Мы продемонстрировали светский восторг и раскрыли их. Там были две дамские шляпки, стилизованные под начало века, моя была с розовой лентой и фиалковыми цветами, у Жанны - с синей лентой и красными цветами. Мы тут же примерили их и порадовали мужчин, повертевшись перед ними и демонстрируя им и себе, насколько красивой женщине идёт всё, несмотря на ужасный вкус мужчины. Наши гости, что называется, поплыли. Я представила, какой очаровательной могла быть Лара в подобной шляпке и только вздохнула. К разговорам о кино мы не возвращались. Звучала музыка, нас приглашали танцевать, мы не жеманничали и отдавались танцу без остатка. Из наших кавалеров танцоры были слабоваты. Но мы им это не дали осознать, важно, чтобы понравились мы и всё, что с нами связано. Узнав, что Жанна студийка, хочет стать актрисой и пока работает парикмахером, они переглянулись. Я молча охладила пыл Стенли и он меня прекрасно понял, вскоре сообразил, что к чему и Джек.
  • Надо сказать, Жанна всё уже понимала и мне не приходилось её особенно остужать и предостерегать, поскольку играли мы с ней в ресторане систематически и уже слаженно. Мы путали карты, меняя собственные симпатии и переключая внимание наших кавалеров с тактических и практических приёмов нападения на бесконечно меняющийся выбор партнёрш: то глаз Стена прилипал к Жанне, то они с Джеком делили меня, то я ломала им планы, приглашая к соперничеству обоих, то Жанна делала откровенные авансы Стенли и тайно поощряла Джека и они стали нервничать, понимая, что время может уйти, а с ним и возможность развлечься с двумя классными девочками. Нам с Жанной доставил немалое удовольствие обычный женский флирт и заведомый обман поданных надежд. Играть с ней было и легко и приятно, партнёршей она оказалась чуткой и понятливой, всё у нас получалось по наитию. Я видела, что она могла бы пойти с этими мужчинами на многое ради удовольствия поиграть со мной в подобное ещё. На её лице, как всегда выразительном и прелестном, было написано несравнимое ни с чем удовольствие от нашей игры. Могла ли я оставить её хоть с одним из них после этого?
  Мужчины в конце концов заключили между собой мировое соглашение, лишь бы птички не упорхнули. Но к этому времени они соображали уже очень тяжело. Когда Стен и Джек в очередной раз вышли освежиться, мы покинули гостей и их подарки.
  На стоянке было прохладно, дуло, но мы были разгорячены и жаждали приключений. Наши кавалеры ни на что серьёзное уже не были способны, о чём я и сообщила им в записке на столе. Мы поехали в то же казино, где были в первый раз. На этот раз мы соблазнили двоих, приставших к нам мужчин, на игру в рулетку. У нас не было цели играть, хотелось просто насладиться собственной властью и безнаказанностью за маленькие шалости. Мы поставили на разные секторы и объявили, что если кто-то из нас выиграет, то выигравшая сама выберет себе партнёра и весь вечер будет только с ним, а проигравшая достанется в советчицы другому. Если же мы обе проиграем, то выбирают мужчины, но только на две игры, поскольку не в настроении мы совсем не подарок: сварливы и занудливы.
  • - Ну, вы понимаете, как?! - я многозначительно посмотрела на одного из мужчин, недоговаривая, но склоняя к размышлениям. Он быстро сообразил и заговорщически улыбнулся. С первого и второго раза я и Жанна проиграли по парочке фишек. Я развела руками и сказала:
  • - Две игры за нами, жаль, но настрой не тот! - один из них тут же предложил нам отыграться, выделив горку фишек. Жанна взглянула на меня, она всё поняла, мы решили продолжить игру. Поставили обе на одно и всё сразу. Я сложила наш возраст и разделила на четыре, по числу игроков, на это число и поставила. Потом что-то меня кольнуло и я прибавила к собственному возрасту разницу между собой и Каминской, а дальше проделала те же действия. Я передвинула нашу стопку в последнюю секунду перед тем, как было сказано, что ставки сделаны. Когда шарик вбросили, я передвинула на красное рядом. Все замерли, перед этим один толстяк, выигравший предыдущий тур, решил удвоить выигрыш и поставил на "зеро". Мы с Жанной были спокойны, наша игра в любом случае будет беспроигрышной. Но партнёры волновались, им хотелось адреналина на весь вечер. Шарик метался по секторам очень долго и все, не дыша, ждали последней остановки. Когда я поняла, что мы выиграли в сто раз больше, чем поставили, мной овладело беспричинное веселье. Я видела вытянувшееся лицо мужчины, который поставил целую гору фишек и ещё несколько не менее расстроенных мужчин и женщин с приличными стопками фишек. Я развела руками. Крупье пододвинул выигрыш и мы вышли из игры.
  • Наши партнёры были рады до смерти и отказались принимать долг, но мы настояли и они, чтобы только нас ублажить, согласились. Дальше играли они, а мы им сочувствовали и очень мягко и раскованно утешали, поскольку они раз за разом проигрывали. Хотя они, как мы понимали, хотели не столько ощущений от выигрыша и самой игры, сколько простой близости. В эти минуты обостряются все чувства и балансирование на грани или даже за ней - в пустоте, может доставить незабываемые ощущения. Всё время в Москве, будучи в роли Каминской, я только этим и жила, к жизни на грани как-то привыкла и острота отступила. Но я хорошо знала, что значит быть на грани. У наших партнёров с выдержкой и расчётом было не всё в порядке. Они играли просто, чтобы разгрузиться. От денег в том числе.
  Я внимательно следила за игрой и уловила некоторую связь белого и красного. Когда в очередной раз была объявлена игра, наши партнёры, рисуясь и купаясь в наших глазах, сделали очередные небольшие ставки, я в самый последний момент взглянула на Жанну и мысленно задала ей вопрос, она отозвалась и едва заметно кивнула в знак согласия, после этого я всю нашу горку поставила на красное. На кону была страшная сумма. Я знала из теории вероятности, что в одну воронку снаряд не падает, но здесь цифр было значительно меньше, количество игр тоже не было очень большим и повтор просто неизбежен. Число было то же плюс единица. Жанна увлеклась игрой и я видела, как она вцепилась в руку своего партнёра. Он замер от её волнующего запаха, в такие минуты мужчине рядом с женщиной лучше не стоять - опасно для здоровья. Мужского здоровья. Пока шарик метался по выемкам секторов, Жанна была похожа на диковинную райскую птицу, случайно оказавшуюся в рутинном месте и с серыми людьми. И её партнёр и мой, не отрывали от неё глаз. Некоторые из игроков-мужчин тоже. Если бы у кого-то из них в это время что-то сняли с рук или вынули из карманов, уверена, они бы и не заметили. Не зря воры и фокусники используют красивых женщин, как сильнодействующее отвлекающее средство.
  Когда шарик остановился на моём секторе, я поверила в свои силы и возможности окончательно. Уверенность в себе теперь стала моей собственной, а не взятой напрокат у Каминской. Чары Жанны в микрокосмосе рулетки ещё не рассеялись и кроме меня, Жанны, крупье и ещё пары-тройки игроков на рулетку никто не смотрел. Крупье сделал паузу, дал всем убедиться в положении шарика и пододвинул гору фишек к нам. Жанна в эту минуту полностью принадлежала мне, она тоже что-то поняла и во что-то поверила. Мы, не сговариваясь, одновременно сделали ставку и не промахнулись. Наши партнёры сидели, раскрыв рты, они ещё не пришли в себя. Они тут бывали частенько, но никогда не видели, чтобы такой сумасшедший выигрыш выруливал из-за того поворота, где они только что пили по-маленькой, балагурили и курили. Это было написано на их лицах. Жанна стала чуть серьёзнее, но только самую малость: она была так же рада и счастлива. И не от выигрыша, а от собственной мысли, которую она поставила на кон и не промахнулась. Я примерно догадывалась о природе её игры, но решила дать ей насладиться собственной победой и отвлекла внимание общества на себя. Несколько минут не стихал шум и удивление, но потом всё улеглось и игра продолжилась.
  Мы с Жанной и партнёрами выбрались из-за стола, обменяли фишки на деньги и отправились в бар. Эйфория от выигрыша и тот эффект, с которым он был сделан, произвели на мужчин неизгладимое впечатление. Мы - тоже. Но нас нельзя трогать, это прибавляло приключению пикантности и шарма: мы - то могли всё! Этюд - "Вы хорошие ребята, но женщины любят победителей!" был нами разыгран играючи и легко, они не обиделись и проводили нас до стоянки.
  Дома мы с Жанной устроили небольшой пир и женскую оргию. Она забралась ко мне в постель и мы говорили и развлекались почти до утра. Нам было так свободно, хорошо и комфортно, как это могло случиться только с двумя очень близкими женщинами. Я не учила её ничему, кроме науки про чувствование и познание самой себя. Немного поспали и нам того хватило. Утром всё было по графику. Цветущую и счастливую Жанну я не рискнула отправлять на работу в общественном транспорте и довезла сама. Но и там мы сразу не расстались, она затащила меня к себе в служебку и мы вместе с её подружками пили чай, сплетничали и ревновали друг к другу по поводу всего, на что только может положить глаз современная женщина.
   Три ведьмы
  
  Мы с Настей отработали большой кусок Стрингера и решили отдохнуть. Она устроила чай и за общим разговором спросила:
  - Анюта, ты не задумывалась, что у нас с тобой?
  - В каком смысле?
  - Дружба, любовь или роман двух капризных дам?
  - Может, всё вместе? - улыбнулась я. - Уж очень это ни на что не похоже. Хотя, нет, - сказала я чуть позже, чуточку отойдя от запашистого чая, - скорее, это роман о дружбе двух капризных дам.
  - Да, к роману это поближе, хотя и дружба есть наверняка.
  - Ты любишь меня? - понизив голос, спросила я, глядя в её глаза. Она их сначала прикрыла ресницами и потом только подняла на меня. В файлах Каминской об этом ни слова, только о её чувственности и чувствительности: в этом ей равных нет.
  - Да и ты это знаешь, - она не сомневалась в моём ответе на подобный вопрос и просто улыбнулась, этого хватило, чтобы не говорить остальное и просто насладиться имеющимся. Думаю, это не было тайной и для Инны.
  - Нам нужно застраховаться, чтобы прошлое не повторилось, ты не думала об этом? - я не могла держать Настю на коротком чувственном поводке, поскольку не выдерживала близости с ней и отвечала очень энергичной взаимностью.
  - Конечно, - легко отозвалась Настя, чуя мой настрой и от того возбуждаясь и паря в невесомости, - лучше, чем общая работа, не придумать. Чем плох Стриндберг?
  - Это терапия. Хорошая терапия. Но её придумали другие, а если бы устроим что-то своё?
  - Где ты и я и никого больше?
  - Нет, закрыться с любимой в хижине на ключик нам не удастся. Мы будем откровенно и открыто дружить и нам станут завидовать: мы у всех на виду и наши страсти тоже.
  - Надеюсь, в белье они нас не увидят?
  - Если мы сами не захотим этого.
  - И что же это?
  - У каждой из нас есть имя, мы их создали своим трудом, давай объединимся. Будет, как бы содружество, творческое содружество или союз. Как тебе такое?
  - Мы что-то вместе ставим, играем, да?
  - Как-то так, но не ограничиваемся театральными рамками. Можно заняться и другим, продюсировать, к примеру, проталкивать кого-то к ролям, если нужно, просто выражать своё мнение по важным для нас вопросам, ну и другое.
  - Нас поодиночке не видят, а вместе мы собираем ещё кого-то из коллег и заявляем своё "Фэ", а пресса на этом погреет руки?
  - Что-то в этом роде.
  - Конечно же, да!
  Далее мы обговорили концепцию и детали этого союза и перешли к изучению вероятных ближайших проектов. Получалось, что мы могли кое-что взять в оборот сразу. И решили, что варианта лучше обычной антрепризы не придумать. Для этого нужны большие деньги, а также классные продюсер и постановщик, которые смогут оправдать эти деньги.
  - Может, что-то из классики? - предложила она. Я согласилась и мы стали выбирать пьесу. Я понимала, что этим спектаклем мы должны выполнить две задачи: использовать нашу известность и поставить театральный блок-бастер. Только так можно привлечь внимание к себе и удержать его в случае удачной постановки, "наварив" на нём основной капитал. Я хорошо понимала, что не все свои достоинства следует выдавать Насте, особенно это касалось навыков в администировании и рекламном бизнесе. Исходя из этого пришлось обойтись обычной риторикой и с её помощью как бы "вычислить" саму пьесу. Это были "Три сестры" Чехова. Там было всё для нас троих с Татьяной в том числе. Для постановки вполне подходил Шелгунов, он бы оживил текст и сделал из пьесы театральный хит мирового уровня. Дело стало за продюсером и деньгами. Всё это я и выложила Насте. Её реакция меня не удивила, но обрадовала, она это приняла, как собственное и даже не подумала хоть чуточку потянуть одеяло на себя. Моё лидерство она принимала безоговорочно.
  - Знаешь, -сказала она, - в Европе мы бы смогли прокатать эту пьесу буквально сразу же после премьеры в России, там есть надёжные друзья и финансы.
  И мы стали обсуждать детали. Зарубежная часть вместе с финансированием была за Настей, а остальное, включая постановку в России - за мной. Первый прикидочный показ Стриндберга можно устроить у себя и, с учётом проката здесь, выходить на Европу. Настя вскоре собиралась в Париж на несколько дней и мы сразу же решили, что именно из придуманного она должна увезти уже сейчас.
  - Ну вот, - сказала она с удовлетворением, - теперь нас ни за что не поссорить. Даже, если муж станет противиться - я его буду "динамить" и ссылаться на интересы дела..
  Это заявление для Насти было очень необычным, я видела, что она предлагала таким образом больше, чем обычное сотрудничество. Нам было бы неплохо сделать что-то такое, что зафиксировало этот новый уровень отношений, требовался некий очень значимый и серьёзный ритуал. Выражение её глаз и особое нечто на лице мне подсказывали, что она уже и решила, каким он будет, осталось узнать. И я спросила об этом.
  - Это будет гражданская казнь моего мужа, думаю, тебе он тоже немало навредил, а уж про нас с Инной и говорить не хочется.
  Всё логично: она уже давно для себя решилась и только ждала случая.
  - Инна будет с нами?
  - Да, конечно, - сказала она и мы отложили Стриндберга подальше. Настя позвонила Инне на мобильник, она оказалась в театре, репетиция уже заканчивалась и она обещала сразу же приехать домой. А мы, как главные заговорщики, стали думать о реализации этого плана. Не касаясь самой казни, которую решили придумать вместе с Инной, мы обсудили отдельные процедурные ходы и важную роль в ней лобного места. Когда приехала Инна, многое мы уже знали.
  Мы с Инной поздоровались и я сделала шаг, обозначающий нашу нынешнюю близость: поцеловала её в уголочек губ. С Настей было так же, но с большим чувством. Я посчитала, что пищей для ревности Насти это не послужит.
  - Надо бы это отметить, - сказала я, - уния наша не церковная, можно и горячительного. И сёстры тут же отозвались движением всё и обустроить. Глядя на них, я захотела стать мужчиной и обеих заполучить в гарем на роли любимых жён. Они чувствовали напряжение мысли и молча одобряли саму идею сближения. Что они мысленно вытворяли со мной, я не знала, но по блеску глаз Инны кое о чём догадывалась. Вскоре мы сидели за столом Настиной комнаты, это её персональный кабинет, сюда никто не входил незваным: здесь она работала над ролями. Она была размером, примерно, как и та, где сейчас жила Жанна, но с очевидной патиной времени, мне иногда казалось, что я попала в антикварную лавку. Настя к ней привыкла, но у меня ей нравилось больше. Без околичностей мы перешли к делу и изложили Инне суть замысла. Она поддержала без раздумий, более того, мы узнали, что он склонял её в свой гарем уже давно, а всего-то пару недель назад чуть было не оприходовал, воспользовавшись её беспомощностью после приёма лекарства. Инна была на излечении от серьёзной болезни и принимала препарат, делавший её на некоторое время чуть не растением. Именно в это время он и напал и был уже у цели, но неожиданно пришла сбежавшая с факультатива по английскому дочь Насти, чтобы проследить за её состоянием.
  - А так бы я стала его тайной наложницей, ведь признаться после этого я бы просто не смогла, ты меня понимаешь? - спросила она меня, а не сестру. Та только грозно нахмурила брови. Я представляла себе муки Инны, когда она решала проблему: признаваться сестре или нет? В том, что муж Насти подавит её волю, я не сомневалась. Мы больше не возвращались к этому, признание было важным и я посчитала, что это ответ Инны на наш ритуал. Так или иначе в её лице мы получили надёжную заговорщицу. Она же и предложила место - это наёмная квартира, там он сейчас встречается с какой-то рыжей толстухой.
  - А ты откуда знаешь? - наконец-то, изволила поинтересоваться о затеях собственного мужа Настя. Я видела, что ей неприятно неожиданное появление компромата про него, момент был самый неподходящий - чистота нашего высокого замысла осквернялась рутинными грехами супруга.
  - Сорока на хвосте принесла, - ушла от прямого ответа Инна и мы вернулись к делу. Итак, место есть, вызвонить его туда несложно, оставалось самое ответственное - казнь. Суровая, но заслуженная. Мы стали обсуждать идеи, сёстры обладали изысканным мышлением и мало чем отличались друг от друга. Проказы и шалости у них были общими, тип предлагаемых решений - тоже. Я слушала их, набираясь фактуры и вникая в сложный механизм семейных отношений, для меня неизвестный. Каминская, общаясь с ними уже много лет, могла бы разобраться с их фантазиями скорее, мне же пришлось выпить многое из горькой чаши обид и разочарований прежде, чем созрела нужная мысль.
  - А вот вам ещё такая идея, - сказала я, дослушав очередной опус Инны, - эта рыжая зовёт его туда, он приходит, она с ним причащается, в этом деле они ведь не могут насухую? - сёстры согласно закивали, чуя интригу. - А в нём то самое лекарство, от которого ты стала растением, они лежат никакие, мы входим и располагаемся на виду у них. Появляется мужчина с откровенными телесами, занимается бодибилдингом, у него эта штука вырастает на глазах у всех и рыжая просто должна захотеть. Мужчина утоляет её жажду у него на глазах и играет с нами в карты, мы проигрываем, и он с этой штукой хочет получить выигрыш - тело приговорённого. А дальше, как сложится: можно его остановить, можно и что-то другое. Главное - сыграть кровожадных колдуний, для которых всё это и было задумано. То есть: графика ритуала, почти плакатная контурность и выразительность, чтобы он не смог опомниться и висел в собственном испуге, как в гамаке.
  Сёстры переглянулись, похоже, идея была близка к их собственным замыслам, только озвучена со стороны, воспитание и прочие предрассудки помешали высказать это самим. Далее мы обсуждали детали этой идеи.
  - Мужчина для обработки дамы и устрашения жертвы нам обойдётся около трёхсот баксов, а химия бесплатно, - сказала Инна, - нужен ещё один ключ, это, Настя, на тебе, кроме того, нужно найти место для парочки камер, чтобы всё это запечатлеть для истории.
  - Что ж, - на мне рыжая, ключи, костюмы и реквизит, - сказала Настя, - а устроим это мы с тобой, Аннушка- это недолго, будет, как в "Красных пальцах", такой ужастик ходил в сороковые годы, им богема зачитывалась. Пары дней нам хватит на всё? - спросила она у Инны, та кивнула:
  - Пожалуй, да!
  Я сидела на семинаре авторов психологического детектива, среди прочих деталей сёстры очень точно называли вещи и способы изготовления отравленной водки, муж Насти другого спиртного в таких случаях не употреблял, и предлагали саму процедуру казни в деталях, будто совершали её десятки раз. Я лишь изредка задавала вопросы практического плана, чтобы не упустить ничего и не отклониться от главной идеи. Сёстры были разумны и прагматичны и давно готовы к делу, нехватало стимула и повода. О цинизме замысла никто даже не задумался.
  Я просмотрела свой график и попросила сдвинуть операцию на два дня позже из-за собственной занятости. Потом мы расписали наши роли сначала в общем сценарии, затем в режиссёрском и утвердили свой рескрипт подписями. И документ и наши автографы впечатляли, если всё это продать на аукционе Сотби, потом можно всю жизнь не работать. Последний лист с автографами, налюбовавшись его красотой, я сожгла в камине, сёстры не задали ни единого вопроса - они жили в том же столетии, что и я. Всё это заняло уйму времени и Настя уговорила меня остаться у них на ночь. Мы втроём отправились в душ и смыли с себя пыль и запах предстоящего дела.
  - Ведьмы и должны быть такими, - подумала я, глядя на них. Что они думали обо мне, я только догадывалась. Инна улеглась с нами в огромной постели, которая днём убиралась куда-то за стену. Спала я отлично, будто избавилась от сорока грехов.
  Свою долю по нашему плану я выполнила в первый же день и отключилась, поскольку остальные дела просто съедали. Настя позвонила в день казни заранее и я оделась в ритуальное платье согласно уговора, Виктор согласился быть со мной до конца. Я кое-чем поделилась с ним и он не удивился, будто занимался подобным всю жизнь. Он опять надел костюм с бабочкой и поехал со мной для страховки. Не иметь аварийного варианта я уже не могла, да и сёстры не возражали. Когда мы с Виктором подъехали, у подъезда стояла машина Насти, а чуть дальше потрёпанный серый "Мерс" и жёлтенький "Опель". "Опель" принадлежал мужу Насти, а "Мерс" рыжей. С Инной был рослый атлет с чемоданчиком, в квартире горел свет, на телефонные звонки уже никто не отвечал.
  - У него всего час времени, потом ему надо быть у одних знакомых, - пояснила раскладку Настя, - значит начнётся всё сразу и не задержится. По тону и точному знанию распорядка я поняла, что всё это сёстры обустроили сами, умея имитировать любые голоса и интонации.
  - Включаем камеру и смотрим, - сказал атлет с чемоданчиком. И мы увидели на экране переносного монитора любовников, они выпивали. Атлет сделал крупно и Инна узнала бутылку со смесью собственного изготовления, там был характерный брачок на этикетках с обеих сторон. Подложить именно её в нужный момент в дипломат мужа могла только изощрённая женская хитрость и страховка родной сестры.
  - Через десять минут они будут готовы, - тихо шепнула Инна и мы приготовились ждать. Никто никого по имени не называл и лишнего не говорил. Когда мы с Виктором осмотрелись во дворе, то увидели в его глубине замызганный "Жигуль", за рулём кто-то курил. Настя увидела мой взгляд и шепнула:
  - Он займётся рыжей, а этот останется здесь и после нас заберёт свои игрушки. О том, что в "Жигуле", он не знает.
  Когда мы убедились, что оба любовника готовы, Инна взяла у атлета его чемоданчик и велела ждать нас здесь. Он устроился в её машине и стал невидимым. Тот, что из "жигуля", вышел из машины и пошёл к чёрному ходу с другой стороны дома, встретились мы уже на лестнице. Он оказался мужчиной среднего роста обычной комплекции и при чемоданчике. Дверь открывала своим ключом Настя, она, будто всегда здесь жила, осмотрелась, поправила коврик перед входом и вошла, оставив дверь приоткрытой. Через несколько секунд вошли мы с Виктором, обладатель чемоданчика и последней - Инна.
  До постели они таки добрались и лежали рядышком с открытыми глазами, всё видящие и в полном сознании, но...
  Мы погасили свет и обустроили собственную иллюминацию, поставили камеру, я принесла её сама и настроила. Когда всё было готово и наш спутник дал отмашку, мы включили иллюминацию и расположились согласно диспозиции вокруг постели, не попадая в кадр. Все были в длинных вечерних платьях с открытым верхом, Настя надела фамильные драгоценности, Инна выглядела не менее впечатляюще, на мне было колье Каминской и платье с открытыми плечами. Каждому из любовников слелали вливание из подписанных колбочек, мужа распяли на раздвижной трапеции, а рыжую разложили на постели так, чтобы он всё видел. Минут через пять он был готов к восприятию и мы начали. Комнату залил красный свет, а постель, где лежала рыжая, залил мертвенный фиолетовый круг. Рыжая могла только хотеть, муж только видеть. Он даже не пытался выбраться из пут, страх сковал его члены и я почувствовала запах от него. Настя с Инной тоже поморщились.
  Наш спутник вышел из тени и показал себя. Он был в чём-то восточном, уголки глаз были чуть удлинены, как я поняла, умелым гримёрским ухищрением и его можно принять за приверженца чего-то экзотического. Он взял внимание рыжей на себя и стал с ней работать, двигаясь и выполняя ритуальные жесты и движения телом и руками. Она быстро сообразила, что убивать её не будут и заулыбалась. То, что предлагал наш спутник-медиум, ей нравилось. И тут включилась музыка, она была восточной и заунывной, у европейца такое шипение с дребезгом вызывает страх. Эта часть эмоций назначалась мужу Насти. Виктор стоял за моей спиной, был свидетелем и охранял меня. Его внушительная фигура в чёрном взгляду из-под трапеции казалась зловещей. Рыжая стала дёргаться и визжать задолго до соития, когда увидела, как из-под полы халата медиума появляется фаллос, её глаза из диких стали глазами женщины, готовой к длительному удовольствию. Она желала познакомиться с этим чудом и являла себя в лучшем виде, не делая лишнего и готовясь к чему-то особенному. Не обращая внимания на распятого любовника, с которым была близка давно. В общем, свою часть медиум выполнил чётко и профессионально, он в течение получаса делал с ней такое, чего она не смогла бы набрать и за всю минувшую жизнь. Когда с ней было покончено и она, извертевшись, искричавшись и изойдя всеми выделениями, бессильно захрипела и рухнула, став горой мяса, он выбрался из неё и, навьюченный соками женщины и собственной спермы, подошёл к нему. Полы накинутого на потное горячее тело халата чуть раздвинулись и мужской инструмент возник у глаз перепуганного мужа Насти. Настя за всё это время не обронила ни единой эмоции, на её лице была зловещая холодная маска. Не менее жестким было лицо и у Инны, ей было от чего желать ему страшных кар. А я его просто презирала. Эту маску я хранила на лице всё время, пока визжала рыжая, а муж исходил в танталовых муках.
  Медиум постоял возле трапеции, осмотрел тело, не замечая эмоций в глазах и остальных его частях, потом отёр свой фаллос рукой и размазал это по лицу и губам жертвы. Муж весь сжался и затрепетал, мужчина обернулся к нам, мы переглянулись, я повернула руку большим пальцем вниз, Инна сделала то же, осталась Настя. Всё же это её муж, отец двоих детей, с ним она делила многое и знала то, что недоступно нам. Она могла наложить вето и мы бы её поняли. Она смотрела только на него, а он, чуя важность её жеста, вдруг различил Настю и упал к ногам, едва он сделал это, она с ледяным спокойствием последовала нашему примеру. Медиум вернулся к своему чемоданчику и вынул пилюлю в тонкой капсуле. Подошёл к жертве и сунул в рот, нажал на десну и содержимое растворилась во рту. Он выждал, пока муж не проглотит содержимое капсулы, придерживая его рот ладонями, муж понял, что схитрить не получится и смирился со всем. Медиум вернулся к чемоданчику, достал другую пилюлю и сунул в рот рыжей, та проглотила содержимое сразу же. После этого он ушёл в ванную, мы слышали шум воды, шелестение упаковок, он отдыхал и у нас для шабаша ведьм было пять минут, по сто секунд на каждую.
   Больнее и беспощаднее, чем женщина, ужалить не может никто, от её укусов душа не излечивается, раны остаются на всю жизнь и никогда не рубцуются. Таково свойство этих укусов. И мы выдали всё: что накопилось, чего он стоит и что с ним будет. Эти сто секунд были эксклюзивными, ни одна из нас не пересекалась с другой, у каждой свой сектор стрельбы и мы с методичностью казнили мужчину ядовитыми жалами. И слова были отравой длительного и смертельного действия. Я чувствовала своей спиной ужас, который испытывал Виктор. Слушая наши слова, он должен был ещё раз осознать, что такое есть женщина, если снять запретительные барьеры и она сможет отвечать ударом на удар, не думая о последствиях и движимая единственным - утробной местью. Вот она - в её чистом виде!
  Рыжая очнулась и поднялась с постели, новая доза привела её в сознание - она стала припоминать, что было с ней. Нас она не узнавала, мы были чёртиками, которые мерещатся и к которым не присматриваются, чтобы не терять ни пыла, ни времени. И вот она увидела на трапеции своего распятого любовника и выдала ему взгляд, которого он стоил. В нём всё висело, выглядело жалким, а лицо после наших укусов ничего не выражало.
  Вошёл медиум, он был свеж, в атласном халате светло-жёлтых тонов, от него исходил особый аромат и он уже готов к продолжению. Рыжая его узнала и завизжала от предвкушения, любовник, распятый на трапеции, для неё не существовал. На этот раз медиум её не охаживал и не жалел, но она иного и не воспринимала, он гонял её по всей комнате и драл во все отверстия. Я уже не могла видеть такого и чуть не отключилась. Виктор почувствовал это и положил руку на плечо, я поблагодарила его жестом и в это время увидела глаза Инны. Они были стеклянными, она ничего не видела и не ощущала, одна Настя была спокойна и холодна. Я видела, как от напряжения чуточку подрагивают концы ресниц, но это и всё. Она держалась по-царски и казнь подданных наблюдала, как государственный ритуал и не более. Чем больше жестокости у короля, тем сильнее привязанность сюзеренов. Рыжая опять отключилась и мужчина-медиум оказался перед жертвой во всеоружии, он взял инструмент в обе руки и подошёл к нему. Сознание жертвы вынесло это зрелище лишь пару секунд и отключилось, муж безжизненно повис на трапеции. Медиум осмотрел его, сказал, что это обморок и стал собирать вещи.
  Всё. Казнь завершена. Мы немного посидели, освобождаясь от избытков впечатлений и стали приводить комнату в порядок. Я собрала своё, медиум сложил свои принадлежности и трапецию, сёстры - остальное имущество и мы вышли из квартиры. Виктор дождался атлета, тот собрал остальное из своего инвентаря, проверил комнату, на случай чьей-то забывчивости и они вместе покинули квартиру, захлопнув дверь. Свет остался только на кухне, как и до начала нашего визита.
  Мы отправились в ресторан и там обеспечили алиби. Сёстры сыграли отменно, они были сама изысканность и очарование - ни тени печали, ни признаков расстройства. Виктор сидел рядом со мной и я видела, что его выворачивает от увиденного. Он даже не пытался играть, а был просто сомнабулой. Я не предполагала, что он настолько впечатлителен. Его следовало развлечь чем-то иным, чем три гремучие змеи. Ничего лучше, чем Татьяна, я не придумала. И верная подруга взяла на время у соседа потрёпанную "копейку", чтобы рядом с рестораном имитировать обычную дамскую неприятность - что-то не включается!
  Мы поманежили Виктора совсем немного, как зачирикал мой мобильник, я достала его из сумочки и отозвалась, это была Татьяна:
  - Ань, это я! Ты где? У меня машина сломалась, не заводится! Что делать?
  Я стала задавать ей разные беспомощные женские вопросы, а потом дала трубку Виктору:
  - Это по твоей части, помоги женщине!
  С этого момента всё изменилось. Он обрёл голос, лишь немножко побеседовав с нею, узнал, что она где-то недалеко и спросил у меня:
  - Я вам уже не нужен, наверное, а у Татьяны что-то неладное с машиной, надо ехать и помочь.
  - Ты можешь съездить на моей и потом вернёшься, раз она недалеко, - предложила я вариант, как бы не желая его отпускать. Но он уже мысленно поставил Танечке кучу свечек и обязательно отблагодарит за то, что она вырвала его из общества смертоносных кобр.
  - Нет, это только кажется, что просто и быстро, знаю я эти "копейки", там только начни что-то смотреть - раз начало сыпаться, то уж до конца. Возможно, придётся буксировать, тогда надолго.
  И я с "сожалением" с ним рассталась.
  Стоило ему спуститься с крыльца ресторана и влезть в маршрутку, как мои дамы переменили колер и тембр и стали персонажами из стиля "буфф". Им нравилась идея, они стали вспоминать подробности замысла и реализации, затем перешли к деталям сегодняшнего шоу и в итоге дружно уставились на меня:
  - Смотрим это в машине или едем к тебе?
  У меня дома шабаш ведьм продолжился, но с выключенной громкостью и прекрасной мелодией через наушники. Монитор размером в полстены повторял зрелище под особым углом и мы видели иногда даже то, чего в самой комнате не заметили. Ни надрыва, ни искусственности у обеих сестёр я не заметила, это были юные девочки с неиспорченными вкусами, которым вдруг открылась такая неприглядная сторона жизни, где одна непристойность сменяла другую. Они делала большие глаза и как бы ужасались, но пахли совершенно иными эмоциями.
  - Неужели и я такая? - эта мысль толкнулась было в мою голову и стыдливо исчезла, бегство Виктора из-под моей опеки - что ещё нужно? И я присоединилась к ним. Потом мы смотрели записи с других камер, они дополняли, но качество картинки и композиция там заметно хромали.
  Даже не делая особых движений и не перетягивая одеяла внимания на себя, я видела, что сёстры безоговорочно признают моё лидерство в особом подразделении, куда посторонним хода нет. Сегодняшняя акция для Каминской была обычной, вспоминали и другие случаи, я же кивала и уворачивалась от подробностей, а они относили это к моей скромности. Особым был взгляд Насти, она впервые активно принимала участие в серьёзном деле, причиной оказался собственный муж. На такое женщине решиться не просто, я прекрасно осознавала, что после этого освободившуюся энергию ей придётся куда-то переадресовывать, а это будет и болезненно и тяжело. И вот она открестилась от него, это мы с Инной видели отчётливо. Назад пути не было.
  - А ты со своим такое бы сделала? - спросила я Инну, та с ответом не задержалась:
  - На месте Насти я бы тоже не сомневалась, а если бы подобное совершил мой дражайший, убила бы сама. Спящего и кухонным ножом. В той их квартире. И пусть бы потом валялся по моргам среди неопознанных. Я бы его ни разу не узнала!
  - Допёк?
  - Счастливая, - ответила она, - ты на бабьи беды издали смотришь!
  Уснули мы уже под утро, так и не отойдя от собственного опуса. Механизм, запущенный нами, закрутился, заскрипел и пришёл в действие. Дома муж Насти не ночевал, а позвонил, что срочно выезжает в командировку. Потом сообщит подробности. Когда ей об этом сказала мама, Настя взглянула на меня и я увидела в её глазах самурайскую верность: теперь мы связаны самой страшной клятвой. Инна же была нашим свидетелем и ближайшим резервом. А где-то совсем рядом находилась Татьяна, это придавало сил и уверенности.
  С этой ночи унаследованная виртуальная близость Насти к Каминской стала моей собственной и признание в любви теперь относилось только ко мне, а её ход с мужем обозначил новое направление нашей общности. Она окрепла и обогатилась, мы с ней это понимали и были рады новому витку. Мне было что защищать в этом мире и к чему стремиться. Недолгая неопределённость моих отношений с Настей завершилась полностью и теперь все разрозненные файлы сшились и являли собой единую картину дружбы двух женщин.
  Но мне нужно было ещё их догонять: и Татьяну и Настю - моё осмысление штурма вершин актёрского мастерства перешло в новую фазу, более напряжённую и ответственную.
   Фанклуб
  В этот раз мы с Русей настолько забыли обо всём, что опомнились, когда я почувствовала обычную женскую немочь. Я взглянула в свой дневник и только тут вспомнила, что не заглядывала туда уже пару дней: вчера, когда Руся вызвонил меня и я прилетела сразу же и без раздумий, время остановилось и между "вчера" и "сегодня" у нас перерыва не было вообще. Он склонился ко мне и шепнул:
   - Руся с Аннушкой нашкодил,
   Руся будет убирать,
   С нею он писатель, вроде,
   Без неё - игрок и тать!
  После этого я только поворачивалась и жмурилась от непривычных ощущений. Его руки возбуждали меня даже в эти минуты и мне не хотелось сдерживаться. Он полностью меня упаковал и, сидя в махровом халате напротив, соображал, что делать: всего-то полдень, а до репетиции ещё четыре часа. На его лице не было ни досады, ни неудовольствия, он был со мной и всё моё принадлежало ему. А сам он был в моей безраздельной власти. Как я поняла, Каминская ему свои слабости с прокладками не показывала, держа на дистанции и используя по прямому назначению. Но он её любил и всё прощал. Я иногда поражалась: он не видел между нами разницы во внешности, но тут же отмечал изменения внутренние, глубинные. Он как-то напомнил мне, что когда-то я была грустна и углублена в себя, как и ныне, в такие минуты я более доверчива и доступна, почти лишена фанфаронства и капризов, такую он меня обожал и нежил по-особому и напоминал, как это бывало.
  И вот мы сидели рядышком и я по обыкновению впитывала его, а он меня.
  - Хочу в планетарий! - вдруг вырвалось из меня и мы прыснули от смеха. Но веселье кончилось тем, что идея понравилась и Руслану. И вскоре были на месте, таких любителей оказалось достаточно и мы едва успели взять билеты, как касса закрылась. Уж и не знаю, что было причиной, но часовой сеанс под звёздами с любимым мужчиной мне понравился и я прижималась к нему и шептала на ухо всякие глупости, а он серьёзно отвечал и даже цитировал себя рифмованными экспромтами. Всё же вечность Вселенной, которую мы видели воочию, впечатляла и настраивала на возвышенный лад. Прислушиваясь к его голосу и заглядывая в глаза, я не могла отделаться от мысли, что мы с ним давно женаты и только создаём видимость свободных мужчины и женщины. То состояние внутренних связей, доверия и взаимных обязательств, которые нами приняты совершено легко и свободно, могло быть только у супругов с многолетним стажем. Я вписалась в это состояние их неназванного брака очень легко и не заметив того. Сегодняшний же эпизод с прокладками был тому подтверждением: мы не любовники! Я, как юная пионерка на традиционном летнем костре, прижалась к мужчине и сказала:
  - Руся, очнись! - он повернулся и я добавила. - Я люблю тебя!
  И тут же оказалась у него на коленях, чуя его всего и впитывая всю его вселенную. Когда загорелся свет и люди стали подниматься, накапливаясь в проходах, я так и не могла оторваться от его тела. А потом все наблюдали картинку, достойную запоминания: Каминская в руках неизвестного мужчины, как невеста через порог дома, доставлена на автостоянку, там села в свой "Порше" и уехала, мужчина в такой же машине последовал за ней. По пути фаны этой актрисы собрали кучу мелочей из гардероба и мелких деталей туалета актрисы, в том числе: пудреницу, платочек с фирменным знаком, пуговицу от блузки, заколку для волос и нитку от колготок на одном из узких поворотов выхода планетария. Всё это потом было в Интернете.
  У нас осталось полтора часа и мы устроились в кафе напротив театра, в самой глубине московского дворика.
  - Чего ты хочешь достичь со мной? - спросила я. - Значу ли я в твоей жизни что-то, стоящее того, чтобы к нему присмотреться и прислушаться? - я это знала, но мне хотелось услышать из его уст и именно сейчас.
  - Аннушка, любовь мужчины к женщине - это всегда безумие, - страстно прошептал он, лишь чуточку касаясь моего тела, прикрытого одеждой, но и этим выводил из себя, - тут не прислушиваться и не присматриваться к ней надо, а спасать себя, пока не поздно!
  - Придёт отрезвление и всё? - неудовольствие он увидел сразу и ответил ему в первую очередь:
  - Ну, теоретически, видимо, так и есть, но практически это невозможно.
  - Почему? - Проветрил мозги, постоял на ветру, попробовал другую и всё!
  - Увы, дело в том, что ты внутри меня и никакими морозами или сквозняками этому не помочь.
  - Любовь ко мне погибнет вместе с тобой? - продолжила я его мысль, удивившись столь странной логике.
  - В общем, да!
  - Руся, ты знаешь, а мне там нравится - покой, уют и тишина, а дверь-то прикрой, дует!
  - Правда? - сказал он и слегка коснулся моей руки, потеплело и я продолжила:
  - Попробуй ответить на главный вопрос: я и ты - это система надолго или мы продукты полураспада корпоративной связи?
  - Ну вот! Только атомной физики нам и нехватало, ты что, бомба замедленного действия? Я иногда боюсь: столько замков выстроил для тебя в себе, но ты к ним даже не оборачивалась и они рассыпались в прах.
  - И стерва, и сволочь, и б...дь? - озвучила я мужское клеймо для женщины, с которой не получилось. Я знала, что Каминская бывала порой невыносимой и растерзать её не самое острое желание у обиженных.
  - А ты сама-то себя таковой чувствуешь? - осторожно спросил он.
  - Да, Руся, и это мне нравится! Понимаешь, очень нравится!
  - И, когда ты перекатываешься из одной постели в другую по несколько раз за день - тоже?- я ждала подобного уже давно, но раньше он меня жалел и вот только сейчас выдал. В минуту, когда я призналась ему в самых интимных чувствах, он напомнил мне о б...стве Каминской. Неужели себя он любит больше? Опять откуда-то потянуло. Я невольно поёжилась, лишь слегка обнажившись.
  - Что-то случилось? - он забыл о вопросе и вернулся ко мне.
  - Что это: инстинкт и тяга к сокровенному или цивилизованная маска? - подумала я и решила проверить себя:
  - Кажется, мы с тобой перестарались. Отвалился такой громадный ком, что прокладку пора сменить, иначе будет неудобно.
  Я смотрела на него и читала его реакцию на себя, мне недоставало слов, касаний, погружений: я хотела его всего и вовнутрь. В таком виде он для меня сразу становился ясным и понятным и даже его смерчи и самумы не заставали врасплох - их я угадывала раньше него самого.
  - Ты хочешь это сделать прямо здесь? - только и спросил он, читая то, что видел во мне. Это была его мысль, а не моя. Но она значила, что меня он любил больше и приоритет моих интересов не имеет альтернативы. Я счастливо ошибалась, это можно вернуть доверием и доверительностью. И вытащила пакетик из сумочки, ещё не решив, где и как мы это сделаем.
  - Я сам! - сказал он и загородил собой. Он поднял юбку, осмотрел колготки и бельё и другие женские сооружения. - Давай, выйдем отсюда! - сказал он, убедившись, что на месте этого не сделать. Я бы могла справиться и в тряском трамвае, но ему не хотелось суеты и небрежности, я почувствовала, что для Руси сие архиважно и в одно мгновение всё вернула на место. Он взял меня за руку, как старший брат младшую сестру и отправился вглубь помещения. Кстати попался официант, он что-то у него спросил, тот проводил нас в небольшую комнатку, там на большом столе стоял самовар и вдоль стены расположились шкафчики для персонала. Ещё я заметила старомодный прочный диван и несколько таких же кресел - всё же это для обслуги, прочное, но почти антиквариат. Руся закрыл входную дверь и снял с меня всё! Я удивилась - меняем только прокладку? И тут он мне показал, что любящий мужчина - это особое состояние. Я и не предполагала, что такое возможно. И всего-то за несколько минут! Он очень бережно обошёлся с моими немочами, ублажил заволновавшуюся было утробу, ну и упаковал, чтобы никто даже не догадался о нашем маленьком приключении. Мы вернулись назад, он так же держал меня за руку и я послушно следовала за ним, доверяясь и поверяя. Проходя мимо зеркал в коридоре, а потом в зале, я отметила, что мы выглядели как супруги. То есть, мы сыты! Вернее, сыта я. А вот он - не совсем! Но моего вида ему хватало, чтобы не зацикливаться на проблеме либидо.
  Мы вернулись за столик и обед продолжился. Руся изложил свой план переустройцства мира с нашим участием. Я слушала внимательно и ничего не упускала, со мной это обсуждалось впервые, но с Каминской они подобное уже проходили и теперь он уточнял и изменял, сообщая детали корректуры.
  Это было чуть не Парфянское царство, где только мы вдвоём. Дворец, слуги, имущество, развлечения, совместные планы по дальнейшему завоеванию мира, армия, полководцы, мытари и банкиры - но во всём этом мире живые только мы с ним.
  Думаю, Каминскую в такой шалашик ни за что не затащить. Тогда, почему он так настойчив? Неужели не понимает, что там ни мне, ни ей ничего не светит? И всё же много лет не меняет типа своих притязаний.
  - Руся, а тебе самому там уютно? - спросила я, удерживая его руку у себя на колене. Он сводил с ума касаниями, от его рук я часто теряла контроль над собой, таким они были нежными и чуткими. Избавив себя таким образом от соблазна, я могла соображать и отвечать не что попало, а вполне осмысленно и вредно.
  - Это же мечта! - улыбнулся он и я поняла, что дом, семья и прочее, что защищает человека от жизненных бурь, для него неизвестная планета. Он мог придумать любой сюжет, расписать в деталях любую коллизию с несколькими персоналиями, но создать свой дом - это ему незнакомо совершенно.
  - В твои годы мечтатель выглядит не очень впечатляюще, - заметила я, - может вернёмся к реалиям?
  - А ты хочешь?
  - Разумеется, любая женщина прагматик, - пожала я плечами и убрала его руку оттуда. Он вдохнул запах от своей руки, ещё хранящей мои флюиды, и закрыл глаза. Ему откровенно нравилось всё это и особенно то, что я вижу, что ему это нравится.
  - В клетку - ни за что! - отрезала я и он вздрогнул.
  - А ты хочешь, чтобы с нами были твои друзья и знакомые и наши спальни хранили дух этого бедлама, а мы с тобой искали бы момент и угол, чтобы уединиться в собственном доме?
  - Руся, если хочешь настоящую связь с женщиной, придётся согласиться. Иначе с тобой в этом эдеме буду не я и ты попусту теряешь время! - вот был лозунг Каминской, ставший и моим.
  - Все они будут говорить с тобой и смотреть на тебя так, будто секс у вас вроде светской вежливости и я буду бояться нечаянно войти и застать тебя с одним из них - нет уж, уволь!
  - Руся, - улыбнулась я его причуде, - ты просто ревнуешь! Глупо выглядеть мавром в наши дни, очнись! Мы ведь с тобой достаточно близки и привязаны, чтобы сделать друг другу больно.
  - Да, ревнив, но ты даже не пытаешься оправдаться, о тебе говорят, ходят порнофильмы, кучи фотографий в немыслимых позах и с тысячами партнёров. И везде ты органична! Тебе это нравится, ты занимаешься сексом с самой последней сволочью! Убить обоих - вот что я хочу, а ты - ревнив! - в запале уронил он и поморщился.
  - Ты думаешь, везде была занята я?- легко, будто и не слышала страстного напора, сказала я.
  - А что, нет?
  - Руся, я актриса, мой хлеб - быть желаемой всеми! И умниками и дураками, и ё...ми и импотентами! Если я им буду неинтересна, мне надо менять профессию.
  - Но ведь ты актриса, а не проститутка! - с горечью напомнил он и очень польстил.
  - Знаешь, я думаю, что многое из этих порнушек про меня - монтаж. Я же знаю точно, когда, с кем и в какой форме всё это было. Частенько я себя там не узнаю и думаю, что настоящую Каминскую среди этих картин встретишь изредка. Посмотри их внимательнее и ты поймёшь, что и почём.
  - Но ведь есть и настоящие! - слабо сопротивлялся он.
  - Наверное есть и такие, наверняка, я хотела сказать! - согласилась я. - Но вряд ли это с моего ведома, хотя все знают, что я не очень придирчива и капризна. Потому и ловят на доброте, то есть, это ворованое. Приличные люди ворованым не пользуются, не так ли? - он покаянно опустил глаза и покачал головой.
  - Мне бы, Анюта, не хотелось, чтобы эта грязь нам мешала, - так он сформулировал своё кредо.
  Я могла это делать, но он знать об этом не желал. Очень удобно!
  - Ты хоть соображаешь, что сейчас сказал? - спросила я, сузив глаза. Он покачал головой, уже чуя неладное.
  - Идиот! - сказала я и поднялась. - Не двигайся, я сама найду дверь!
  Уходя, я краем глаза видела его фигуру, опущенные плечи и безвольные руки. Пусть подумает! Мне было и горько и обидно делать с ним так, но иначе он ничего не поймёт. Я хотела быть с ним, но не там. Он позвонил чуть позже, когда я уже ехала с репетиции домой и говорил, будто размолвки и не было. Я напомнила ему причину и прервала связь. В эту ночь мне снились кошмары, впрочем, в такие дни это бывало часто, совпадение? В течение трёх дней я успешно отмахивалась от него, попутно прикидывая конструкцию мира с ним. Удобного мне и не очень возмутительному для него. Это было моё привычное окружение и всё, чем счастлива и довольна. Но конкретных очертаний я ещё не видела, не сложились, да и некогда, заботы и работа так меня прижали, что я потеряла бдительность и Руся меня застал одну и без защиты.
  Это случилось в моей гримёрке. Сюда он не входил никогда! В театре и у меня Руслан был впервые. Когда он с букетиком белых колокольчиков вошёл и закрыл за собой дверь, я облегчённо вздохнула. Всё же мне он был нужен не менее, чем я ему. И он явил себя в полном блеске и могуществе. Ко мне стучали и звонили, но я отрешилась ото всего, отдавшись ему. И он это тоже видел и всё мне простил, понимая, что яйца не выпить, не разбив скорлупы. Добавить опиума и очарования, когда тебя любят, совсем несложно и он потерял голову. Иногда ещё были выделения и я их ему якобы нечаянно показывала и этак небрежно отправляла в раковину, вновь и вновь открываясь и поглощая его полностью. И он чуть не умер. Когда Руся очнулся и увидел мои глаза, то странно удивился:
  - Ты здесь? - и вновь их закрыл. Я дала ему придти в себя и возможность сохранить лицо. Он подкрепился из наших с Каминской припасов, обрёл силу и уверенность, после чего доказал мне, что мужчин лучше и сильнее не бывает. Я с удовольствием сыграла с ним в этой короткой репризе и позволила себя, разобранную и разбитую, совсем без сил, с истерзанной грудью и бёдрами, очистить себя от скверны, привести в порядок и потом облачить в бельё и одежду. Было поздно и в театре кроме охраны никого не было. Мы тихонько проскользнули мимо всех электронных жучков и оказались на свободе. Дуло, снег с дождём, обычная поздняя осень. На стоянке была только моя машина - Руся знал, что вернётся со мной. И его самонадеянность пришлась мне по душе.
  - Я тебя больше не отпущу! - сказал он. - Того, что было весной, не повторится! Мы что-то придумаем, но будем вместе. Ты хочешь?
  - Да, Руся, хочу, очень хочу! - воодушевила я мужчину, зная, что голос женщины, когда она этого желает, звучит удивительным образом, ни один наркотик с ним не сравнится. Я хотела и в эту фразу вложила всё.
  - Итак, оно состоялось, наше с ним объяснение и теперь только вперёд, - так примерно я думала, осмысливая свои отношения с Русланом. И основой нашего с ним союза должна быть Настя. У нас всё так переплелось, что эта дружба-любовь стала сильнее нас самих. И обе мы незамужние, слабые и беззащитные, а это сближало ещё теснее. Татьяна в нашем треугольнике была скорее капризом Каминской, плавно перетекшим в мои объятия и так там и оставшимся. Настя с ней никогда не была близка, да и Татьяна испытывала к ней массу не самых лучших чувств. Итак, я и Настя, рядом с нами Руслан, а близ меня в этой сложной пирамиде - Татьяна. Остальные гораздо дальше, но тоже мои, Жанна в том числе. Кроме того, я надеялась заполучить и Надю, она мне представлялась душой родственной и близкой. Её гордость и независимость при этом играли существенную роль, я считала, что женщина с таким сильным характером достойна лучшей участи. Вот так, в общих чертах выглядели наброски моих планов. И начинать следовало с Насти. После того, что она устроила со своим мужем, я не могла опуститься ниже заданного ею тона. И я вывела Руслана из фигур умолчания. Теперь, когда мы откровенничали, я делилась с ней почти всем, что могли выдержать основы её представлений о жизни. Узнав от меня напрямую то, что раньше доходило в виде слухов, она не выдержала и охнула.
  - Он и вправду такой?
  - Да, это правда, я сама измеряла, вот смотри, - и я показала на своей руке размеры его могущества. Мы примерили это к ней и она пришла в ужас.
  - Аннушка, ты в своём уме, он же разорвёт тебя! Забудется и разорвёт!
  - Мы с тобой последнее время видимся ведь часто? - решила я покончить со сплетнями и наговорами своим способом.
  - Да, я думаю, почти ежедневно.
  - А с ним я бываю через день-другой и по два-три часа, не менее. Иногда всю ночь. Бывало и двое суток без сна и отдыха. Ты это заметила?
  - Нет, - удивлённо сказала она, - может, ты что-то после этого или до того делала? - она ещё не верила ни себе, ни мне, ни природе женского организма.
  - Абсолютно ничего! Настя, он меня любит, а не трахает! Чувствуешь разницу? Может ли он причинить хоть чуточку боли, мне неприятной или ненужной?
  - Нет! - ошеломлённо покачала она головой.
  - Более того, я от него так заряжаюсь, что мне хватает до следующего раза, даже, если это случится через несколько дней или неделю.
  - Господи, что же он с тобой делает!? - не могла поверить и успокоиться она.
  - Настя, что ты охаешь, как девятилетняя целка! - осадила я её привычным выражением Каминской, - ты что, всех ё...ей перед этим измеряешь и прицениваешься?
  - Нет, - ответила она, ожидая очередного укола и незаметно возбуждаясь, они ей были просто необходимы, чтобы перейти на язык чувств и междометий.
  - Ну и получаешь сюрпризы, а потом маешься всю ночь и ещё пару дней в придачу!
  - И что же я, по-твоему, должна делать? - сказала она, уже чуточку разогрешись.
  - Спихнуть с себя и вымыться! Да ещё у него на глазах, пускай поучится в другом месте, прежде чем заберётся тебе в промежность.
  Я видела, что слово "промежность" её уже не устраивает, надо бы добавить, но это будет со следующим ходом.
  - А он только для тебя так хорош? Может со стороны это выглядит типичным скотством? - уже сделала движение в нужную сторону Настя.
  - Совершенная фантасмагория, такого нигде и не вычитаешь, какое там скотство! А его лицо, а глаза, а слова, а руки! Какие у него руки, знала бы ты и ни слова более не сказала, а стремилась их увидеть и ощутить.
  - Но фаллос? - ужаснулась она и это было по-настоящему.
  - Он-то, милая Настенька, как раз в гармонии с нами обоими. Знаешь, это лучше увидеть, чем вот так обсуждать. Я уверена, что твоя п...а мудрее головы и всё поймёт сразу. Она ещё не горит?
  - Кто? - с уже ощутимой дрожью спросила она и по тембру я поняла, что она готова к игре.
  - П...а!
  - Чья?
  - Твоя!
  - Она чего-то хочет?
  - Ей хочется ...я моего Руси!
  - Аннушка, Анюта! - она упала и мы продолжили нашу игру.
  Я, конечно, рисковала, Руся вполне мог увлечься ею и охладеть ко мне, Настя была бесподобной женщиной и я, будь мужчиной, ни за чтоб её не упустила. Но наше с ней обоюдное чувство служило тем маяком и камертоном, в котором мы не сомневались.
  Наши игры с ней были чистым продолжением её долгого романа с Каминской, который моя подруга расписала подробно и в хронологическом порядке. Разобравшись с её файлами, я сильно облегчила свою жизнь с друзьями и знакомыми. Практически все они прошли через её постель и на каждого имелось подробное и исчерпывающее резюме. Я сверялась с ними время от времени и отклонений не находила. Всё Каминская делала основательно, трахалась тоже исключительно по науке. Как-то мне понадобились бумаги для быстрого оформления виз и я решила испытать этот способ с директором театра. Написала исходную бумагу, поставила подпись и зарегистрировала у секретарши. Когда он появился на месте, я позвонила ему и сказала:
  - Гоша, я сейчас буду, приготовь мягкую подстилку, а то будет жёстковато, ты поправился.
  Он что-то промямлил в ответ, я тут же приняла боевой вид и отправилась к нему. Секретарши уже не было, а дверь в кабинет была чуть приоткрыта. Я вошла, чуть раскачиваясь и призывно улыбаясь, от него разило наповал. Он подбежал к двери и захлопнул. Второе движение - приглашение вглубь кабинета. Он, казалось, ждал меня всю свою жизнь. Везде мои портреты и фотографии из сцен спектаклей со мной.
  - Хороший мальчик! - сказала я и потянула за галстук. Он послушно последовал за мной и я целых два часа закачивала в его разрушенную психику волны уверенности в себе и своих силах.
  Через три дня я имела эту бумагу и теперь для выезда в любую страну могла иметь визу в течение суток. Эта бумага подновлялась, исходя из рутины изменения законов с странах Западной Европы, в США был несколько иной порядок, но и для него она значила - целый год быть в первой очереди. Сейчас как раз подошло время этих изменений. И я их просто подновила. Я не сомневалась, что в кабинете спрятано не менее двух камер, которые снимали наши психологические опыты. Но также была уверена, что это никуда далее и не пойдёт. Он их будет смотреть в одиночестве и наслаждаться собственной молодостью и неувядаемостью. Поразмыслив и многое сопоставив в этих залежах театральной порнухи с Каминской и другими, я пришла к выводу, что делают её двое-трое и один из них - наш пожарник, он мог устроить обзор в любом помещении театра и установить там втихую, что угодно. Но монтировали и делали копии другие. Этот синдикат тихонечко менял героев и героинь, оставляя одни и те же фаллосы и влагалища. Я надеялась, что Руся в этом разберётся сам и разоблачение простеньких фокусов с монтажём ему доставит большее удовольствие, чем, если бы он доверился мне. Хотя Каминская своей открытости по части секса не скрывала никогда, выдвигая лишь два требования: место - чистая постель, душ до и после, а также её личное желание и воля в ходе всего акта, она могла прервать его в любой момент, если партнёр её не устраивал. И у этой царицы Савской наложники не переводились. Надо сказать, как и у царицы, никто не знал результатов тестирования. Это ставило её на голову выше Башвина и на его личный сайт с рейтинговой таблицей остряки периодически вставляли его самого по несуществующей таблице Каминской. Он находился во второй сотне среди неумех и лишенцев.
  
  А теперь придётся рассказать о своём Фан-клубе, он сыграл важную роль в моей карьере, так как мои фаны очень активны, вполне грамотны и эрудированны, чего я не ожидала. Узнав это из косвенных источников, я присмотрелась к лидерам и пришла к выводу, что дружить с ними надо по-серьёзному и общаться почаще, пусть это и будет всего полчаса или час, но по теме и конкретно. На сайт я сбрасывала новости своей жизни систематически и они знали, что их дамочка всё делает без булды и с уважением.
  Остановлюсь на последней встрече, где мы поговорили о многом. Среди прочего я спросила, знают ли они о таблице рейтингов, которую приписывают мне. Они в ответ мялись и старались дело обернуть в шутку. Тогда я вынудила одного из них высказаться конкретно. Он признался, что она есть, её кто-то составляет, но, кто это делает, ему неизвестно. Мы прошлись по ней, я откомментировала её настолько, насколько помнила упоминания об этих героях в компьютере Каминской.Таблица сильно отличалась от приписываемой мне. Я спросила у одного молодого парня об этом и он признался, что мой комментарий гораздо правдоподобнее. По сложившейся традиции я передала им компакт со своими материалами для них. Там было всё, кроме Руслана. Ну, и когда мы разоткровенничались, я спросила про порнушки с Каминской. Они ходили по рукам в большом количестве. Одну из таких кассет мы включили и я провела с ними экспресс - просмотр, указала на явные подтасовки и монтажные приёмы. Лица многих просветлели, всё же приятнее, когда твоя звезда оказывается лучше и чище, чем о ней говорят.
  - Надеюсь, вы понимаете, что я не снимаюсь в таких шедеврах, - сказала я, закрывая эту тему, - мне достаточно и нормальной эротики в моих фильмах. У них приличное качество, зачем мне, с моими запредельными ставками такое убожество, снятое из обувной коробки короткофокусным объективом?
  После этого мы сменили тему. Мой Петя стеснялся шумной компании и старался не выделяться, а о встрече со мной так никому и не признался. Я приласкала его, заставила прочитать новое, сама прочитала то, что выбрала для себя. Уровень его приближённости стал непомерным и Петя успокоился. Дамы вдруг стали замечать Петю и искать его внимания. И тут я разглядела ту женщину, которая опустила визитку в карман. Я не поверила своим глазам, думала обозналась, но она сделала движение глазами и я поняла, что не ошиблась. Сидела она не рядом с ним, а сама по себе и была одета в другом стиле, не похожей на ту, что охмуряла Петю.
  - Вот так номер, - подумала я, - они, что и здесь прячутся? От кого?
  И решила проверить. Подошла к ней и спросила, что из моих фильмов или спектаклей она считает удачными, а что не очень. Она назвалась Эммой Иннокентьевной, особо не смутилась и вполне осмысленно вышла из положения. Краем глаза я следила за Петей, он был явно не в своей тарелке. Эмма мне понравилась больше и я раскрутила её на небольшую дискуссию по классическим пьесам. И была приятно удивлена и интеллектом и обаянием, с которыми она отразила мой натиск. И смущённой совсем не выглядела.
  - Я вас не помню по прежним встречам, - спросила я, - вы редко на них бываете?
  - Сегодня впервые, - призналась она.
  - Кто-то привёл или вы сами нашли это место? - поставила я её в тупик, далее прятаться за аноним ей будет трудно. Петю из виду я не выпускала - он чего-то боялся.
  - Одна, - очень легко и без колебаний ответила она и стала в моих глазах Личностью. Услышав её ответ, Петя тоже успокоился. Ему не хотелось признаваться, что он завёл себе даму. Что-то из понятий рыцарской этики в нём было и я простила остальные грехи. А Эмме я, прикрыв микрофон, сказала: "Останься, надо поговорить!", она кивнула и я оставила её в покое. По окончание встречи я в окружении фанов отправилась в гримёрку, где-то там была и та смелая женщина. Она дождалась момента, когда все разошлись, и постучала. Я её впустила и тут же закрылась на защёлку. Гостья устроилась на диванчике и я её хорошенько рассмотрела. Около тридцати или чуть больше, умна, интересна, не удовлетворена жизнью, но пытается играть душевный покой и благополучие - всё, как всегда у несчастных интеллигентов во все времена! Она была заметно ниже меня, шире в бёдрах, грудь тоже на размерчик покрупнее и, скорее всего, пару деток уже выносила - это видно из достоинства, которое она хранила на своём лице. Чтобы обаять и удовлетворить такую, надо иметь многое. Деньги ей не интересны, украшения тоже - вот что я вычитала, рассматривая её спокойно и доброжелательно.
  - Выпьем, оформим и поговорим? - спросила я, выделяя каждое слово, и она кивнула. Слово "поговорим" отозвалось в её глазах особой искрой. Это хороший знак. И мы быстро достигли кондиций, когда любопытство перевешивает всё.
  С Петей по её словам, получилась незадача. Он ждал поклонения и мокроты во всех частях тела, но кроме стихов так ничего и не родил. Теперь стала понятна его неуверенность и дистанцированность от Эммы.
  - А мне давно не шестнадцать и от руки под юбкой я не возбуждаюсь. На большее у Пети фантазии не хватило, - как-то буднично сказала Эмма.
  - Но тогда ты его так атаковала, что на одной инерции могла проехать целый месяц! - припомнила я её поведение в ресторане.
  - Представьте себе, я устраиваю квартиру, всё в ней, приглашаю юного пиита, он читает что-то, горит глазами, набрасывается на меня, что-то делает и вскоре засыпает. И так в течение недели все три раза. У моего мужа, ему давно за сорок, запала хватает на тридцать-сорок минут и делает он это, глядя на меня, убавляя или прибавляя.
  - Как ты стонешь, так он и пашет, - сформулировала я женскую мудрость и она согласилась.
  - Ну, а потом я заметила, что особой страстью он не пышет. Более того, я должна изображать поклонницу его поэтического дара.
  - Но стихи и баллады у него очень даже неплохи, - заметила я.
  - Да, но все они о вас или о нём при вас. А меня там нет. Я зритель! - она улыбнулась сокрушённо и развела руками, ухоженными и красивыми.
  - Конечно, ты права, - согласилась я, - восхищаться чужим подмахиванием дано немногим. - Но ведь что-то же тебя толкнуло рискнуть, что?
  - Думаю, я поддалась вашей раскованности и свободе и приписала это ему. С вами он расцвёл и заиграл всеми цветами радуги. Без вас же - это совершенно иной человек.
  - Эмма, он уже не твой?
  - Нет, теперь окончательно.
  - Что ж, забудем о нём и поговорим о тебе. Я тебя заметила сразу, ты выразительна и теперь вижу, что не ошиблась. Хочешь поиграем в мою игру, на раздевание? - сказала я, выделив последнюю часть фразы так, что опаски она не вызвала. Она осмотрела меня, комнату и спросила:
  - Мне она понравится?
  - Думаю, да! Она неопасна и ты в любой момент можешь выйти из неё. Я рассматриваю тебя и потом раскрываю твой характер, разумеется, только основное. Если угадаю, ты обнажаешь из своей биографии что-то непечатное или нечитаемое, если же нет, то раздеться придётся мне. Идёт?
  Она уже всё для себя решила и кивнула, не задумываясь. Для начала мы приговорили остатки бутылки виски. Я помогла ей немножко, чтобы она справилась с робостью и далее Эмма всё сделала сама. У неё было очень хорошее тело, ухоженное и любовно устроенное без особых диет, но со спортом или тренажёром. Эмма была в возрасте Татьяны, но поосновательнее в фигуре и без потерянности в глазах. Неустроенность и неприкаянность были их общими чертами. Я повертела её, осматривая и касаясь, заставляя делать движения, жесты, оценивала реакцию глаз, задавала нехитрые вопросы и почти не выпускала из рук. Её отзывчивое тело само выполняло нужные мне движения и наклоны, я угадывала её реакцию на многое, даже если глаза были непроницаемы. Я попробовала её в немых этюдах, давала шаль, драпировку, закрывающую тело и чуть подчёркивающую кое-что из очертаний фигуры, выставляла грудь из деталей одежды и прятала её полностью. Эмма с удовольствием участвовала в игре, ей это нравилось и она забыла о конечной цели, но я-то знала, зачем всё это. Эмма ждала продолжения игры и я это сделала только для неё, картина её жизни уже сложилась и я лишь делала ей приятное, продляя летящее состояние в обнажённом виде. Эмма стояла в моём плаще королевы Виктории из "Марии Стюарт" и ждала повести о себе. Но я решила всё же предупредить:
  - Ты уверена, что хочешь услышать мой рассказ?
  - Да, конечно, думаю, эта история не будет хуже той, что я знаю про себя.
  И я ей выложила всё, что вычитала в эти минуты. И про мужа, и про любовников, и про работу, которая заменяет жизнь и про театр, к которому её привела неудача с Петей. Черты Эммы распрямлялись всё время, пока мы беседовали и к концу моего рассказа она стала свободной и цветущей женщиной.
  - В общем и целом - да! И по многим деталям тоже. Ни слова лжи, но есть неточности, - так оценила она мой опус, - но и они не суть важны, рано или поздно я сделаю это, даже если не успела.
  - Ты можешь отыграть назад, - напомнила я условия договора, - я и так выложила уйму твоих нескладушек.
  Но выпитое свою роль сыграло и желание выговориться перевесило. Ей хотелось дальнейшего разоблачения. И она пару раз прерывала себя, меняя объекты, темы рассказа, время и прочее. И многое сумела довести, но так и осталась неудовлетворённой. Мешало волнение. Я сказала, чтобы помочь ей выйти из спонтанного сеанса откровений:
  - Давай посмотрим порнушку про меня, это настоящая, - и включила кассету, где я трахала двоих, а они, подлецы, украдкой от меня подмигивали в камеру. И звук и картинка были сносного качества, это была единственная приличная вещь фирмы Пожарник и Ко. Ну и класс Каминской не шёл ни в какое сравнение с порнозвёздами. Она была звездой настоящей и это отмечали все, даже враги.
  Я села рядом с Эммой, та вскоре обняла меня и смотрела, затаив дыхание и повторяя некоторые движения на экране и входя в ритм женщины с двумя партнёрами одновременно. Когда оба партнёра захрапели и опали пожухлыми листьями, моя гостья кончила вместе с ними.
  - Класс! - сказала она, обретя дыхание и сознание. Обычная женщина, жена, мать двоих детей, с высшим техническим образованием, работающая для души, хотела того же, что и Каминская. Попробовать себя в неведомом, пусть и рискованном, но там есть что-то, что она может узнать и проявить. Она свободна от забот о хлебе, захотелось чувств и зрелищ.
  - Ты им проиграла? - перешла на ты, не заметив того, Эмма, она считала меня своей и это у неё вышло автоматически.
  - Нет, выиграла, у них и у остальных мужиков. Они не верили, что я смогу их раскрутить и сломать. Как же два гиганта, да они меня в хвост и в гриву!
  - И много выиграла?
  - Очень, они до сих пор должны.
  - Я так не смогу, - вздохнула она.
  - А стоит ли? - она посмотрела на меня и опомнилась, поняв, какая пропасть между нами.
  - Я хочу их победить, этих надутых индюков и ё...ей неумех! Меня бесит то, что я должна раздвигать ноги под своим мужем и терпеть его издевательства. Лучше бы он сходил к б...и и там разгрузился, чем в меня спускал ежедневно - будто в унитаз сходил и сдёрнул. Я бы и не заикнулась о супружеском долге.
  - Это твоя плата за уют и обустроенность, - не стала я её жалеть, - выходила за него с открытыми глазами, вот и пользуйся!
  - Да, - согласилась она, - это возмездие!
  - И ни одного достойного любовника?
  - Нет, - покачала она головой, - ё...и они и всё тут. А этот Петя и того не может! - горестно уронила она и опустила руки. - А так бы и я с ним рядышком отогрелась!
  Она прижалась ко мне, будто Жанна, и молчала, просто дыша и греясь. Неуют и неудобье этой женщины был от неё самой и никто не смог бы ей помочь. И я напомнила о непечатных страницах.
  - Хочешь или уже прошло?
  Она встрепенулась и кое-что рассказала. Вещи и действительно чёрные и гнетущие душу.
  - Говори ещё, - подбодрила я её и она осмелела. Выложила массу вещей, заглядывая в глаза и оценивая мою реакцию, я подбадривала, а она избавлялась от груза и в конце концов успокоилась:
  - Кажется, всё! - и впервые за время рассказа мило и доверчиво улыбнулась.
  - Тебе надо сменить окружение, - предложила я ей.
  - Каким образом, я ведь всегда под колпаком?
  - Когда тебя ждут дома? - она взглянула на часы и сказала: - Уже ждут!
  - А ты хочешь туда? - включила я огонь колдовского искушения.
  - У меня нет выбора!
  - А если мы с тобой куда-нибудь поедем и поищем твою удачу?
  - Что я скажу дома? - почти согласилась она, поджидая подсказки, что сказать и только.
  - Все видели тебя со мной, мы заговорились и время ушло незаметно. Дашь мой телефон и всё сойдётся. И мы всё устроили.
  Дальше всё прошло быстро и чётко, Эмма оделась, сделала лицо чуть смелее, юбку тоже и мы поехали в казино. Там Жанна нашла своего нефтяника, а до этого у нас там были удачные игры. Уже в машине я чуточку капнула на Эмму духами "Трахни меня" и дала бюретки со следующими двумя компонентами процесса обольщения. Потом объяснила, как ими пользоваться.
  Меня встретили, как постоянного клиента ещё у входа, далее мы не имели проблем ни в чём. Эмма внимательно отнеслась к моим рекомендациям и выбрала игру в рулетку. Я недолго понаблюдала за ней и вскоре она отправилась в свободное плавание.
  Мне давно хотелось понаблюдать за карточными играми, но в предыдущие визиты не получалось и вот теперь я твёрдо решила разобратьтся и с этим игровым залом. Мне приглянулся покер, он был чисто азартной игрой без особой эрудиции и просчитанных вариантов. И я сначала осмотрелась, а потом и подключилась сама. Администрация следила за своей репутацией и страховала клиентов от жуликов, играющих в паре, а от умельцев с тонким знанием психологии каждый должен страховаться сам. Я сыграла несколько партий по малой и, проигравши немного, вышла из игры.
  Я вернулась к столу с рулеткой и увидела, что Эмма уже не одна. На мой взгляд, её мужчина приехал развлечься и только. Эмма вполне могла его привлечь, но сегодня я должна её доставить домой. И она это знала. По её лицу я поняла, что она ещё не решила и знаком указала ей - я буду одна. После этого отправилась к покерному столику. Там собралась крутая компания и я с интересом стала наблюдать. В покер играют интуиция и наблюдательность, торговля и игра на публику - это уже вторичные компоненты после работы первых двух. Расчёт вариантов тоже что-то значит, но совсем немного. Это не бридж и не преферанс. Я смотрела, как игра поначалу проходила вяло, ставки росли незаметно, у всех игроков что-то было на руках и они не пасовали достаточно долго. Лишь, когда сумма на столе превысила тысячу и следующая ставка должна её превысить, появился первый пас. В неспешной манере и весьма хладнокровно некую сумму выиграл пожилой флегматичный мужчина со "стритом". Двадцать тысяч фишками выглядели обыденно и непритязательно. Он не вышел из игры, прикупив и новую сдачу.
  Я наблюдала за игрой издали, не теряя из виду Эмму. Она встала из-за стола и тот, что был рядом, увёл её в бар. Это надолго, решила я и вернулась к покеру. Игра мне показалась интересной и поучительной. Пожилой флегматик перед этим проиграл пару тысяч и остался отыгрываться. Игроки сменились и я не отметила какой-то связи между ними. Маркёр сдавал с непроницаемым лицом и совершенно не поднимая карт, подсмотреть было невозможно, карты красиво и с шуршанием стелились по сукну и ложились у рук игроков. Это было настоящее искусство. И я решила ещё раз испытать судьбу. Когда подошла очередная смена, я заняла место за столом.
  Служитель сделал движение и мне подвинули стул. Я опустилась точно там, где заканчивали свой полёт карты из рук маркёра. Мне пришли два валета, дама и семёрка с девяткой. Мой ход был одним их последних и я решила этим воспользоваться. Для этого нужно проследить, чего хотят игроки. Я мысленно каждому из них дала кличку по количеству карт на замену. Так легче запомнить, чего они хотят. Все они, как я поняла, играли на "комбинацию". То есть, как и у меня, были пары одинаковых карт. Возможно, конечно, что они оставили по парочке карт в надежде получить остальные для "последовательности", но это чистой воды авантюра и шанс на неё обычно ищут нерадивые студенты, не знающие теории вероятностей. Я решила, что ни гениев математики, ни студентов с хвостами по математике здесь нет. Отбросив заумные варианты, я осталась с чёткими признаками эмоций, которые на лицах отмечаются всегда. Наиболее серьёзным игроком мне представлялся флегматик и я, проследив за остальными, всё больше присматривалась к нему. Не выдавая себя и краем глаза. Флегматик сменил четыре карты, то есть ждал "последовательность", это была авантюра. Стоило одной карте придти не в "жилу" и у игрока ничего нет. Я проследила за его лицом, когда он открывал карты и уловила нарочитость. Он себя как бы выдавал. Но артистизма в его жесте не было совершенно, лишь откровенная фальшь. Или у него то, что он ждал, или после прихода четырёх карт возникла "комбинация". Я ещё раз прокрутила в памяти его движения и реакции на каждую карту. Они были совершенно одинаковыми на все четыре. Я закрыла глаза и припомнила, что самым первым было движение губами. Если бы первая карта была нужной, то от нервной разрядки после напряжения он бы не удержался, какими бы троенированными не оказались рот, глаза, руки и остальное. Здесь играло роль инстинктивное чувство страха. И после первой карты оно не рассеялось. То есть, у него на руках ничего нет.
  Теперь следовало сделать снос самой. Я решила не мудрить и оставить двух валетов. Пришли две десятки и семёрка. За мной следили и изучали, но я неуклюжими движениями особый интерес к своему классу игры сбила и, выпятив губы и выкатив глаза, повергла всех в ужас: так неправильно, как я, играть нельзя. Ставки сразу начались немалые и я заподозрила неладное. Если карта сильная, то соперников не пугают. Или это специально для меня? Чуточку поразмышляв и пошевелив обалденными губами с четырьмя слоями помады, я захлопала ресницами и беспомощно посмотрела на противников. Даме в таких случаях что-то советуют. Даже непроизвольно. А такой даме, как я, не ответить просто невозможно. И они выложили свои карты. В виде реакции на меня. У них тоже ничего особого не просматривалось, а ставки выше крыши - это для меня исключительно, чтоб знала, как ввязываться в мужскую игру. И я, нервно вздохнув, продолжила начатую игру.
  После второго круга отсеялся один из игроков и осталось пятеро. Я играла роль богатой дурочки, которой дали вагон фишек и велели не приставать, пока не позовут. Такое тут сплошь и рядом. На четвёртом круге осталось трое, на шестом - только мы с флегматиком. Я прикинула свои фишки и решила, что выдавать себя рано. Мой соперник, не имея за душой ничего, закрывать, чтобы сравнить наши карты, не будет. Его расчет был на то, что я либо испугаюсь первой, либо он своей высокой ставкой заставит меня спасовать. Мы потихоньку прошли ещё пару кругов и тут я почуяла, что он весь подобрался. Просто почуяла и всё. И закрыла игру. Я выложила карты на стол, ожидая ответного хода флегматика. А он просто отбросил карты, не выдавая себя. Но я точно знала, что у него "зеро". Когда мне подвинули гору фишек, я решила судьбу не испытывать и доиграла "счастливую дурочку" до конца. Я захлопала в ладоши и бросилась целовать сдающего, тот инстинктивно отшатнулся лишь на секунду, а потом всё же подставился и вдохнул мой запах. Флегматик оценил меня с презрением профессионала к везучей идиотке и отошёл в сторону. Такие ждут до утра и там отыгрываются за всё. Мои три червонца для него - семечки, не стоящие хлопот, а только разминка. Для меня же игра значила больше выигрыша - я увидела фальшь и решимость в игре главного игрока и просчитала возможности рядовых. И то и другое очень важно и профессионально заначимо.
  Эмма так и не выбралась из бара. Её партнёр сидел рядом и что-то говорил, она односложно отвечала, похоже, сомневалась. Я дождалась, пока она не поднимет голову и сделала ей знак. Она зафиксировала на мне взгляд И я показала на свою косметичку. Она сообразила и вскоре мы встретились в дамской комнате. Здесь мужчин не было и мы могли говорить свободно.
  - Что у тебя? - спросила я.
  - Кажется, это то, что надо, - очень собранно и взвешенно ответила она, - но он говорит, что у меня выбор: или сейчас или никогда. Никаких разведок по телефону, наведения справок через спецслужбы и прочее. Или я еду к нему сейчас или до свидания!
  - А что тебя сдерживает: он сам или ультиматум?
  - Если бы я таких приключений имела бы хоть парочку, то этой информации хватило бы вполне. Но у меня первое. Сам-то он интересен, если не профи, то с ним скучно не будет. Но, как выглядит профи, я тоже не знаю. А ультиматум как раз и не смущает, он очень логичен и понятен.
  - Значит, он сам?
  - Да.
  - И что же? У нас времени осталось только доехать до твоего дома, после этого пробьют часы и твоя карета станет веретеном, а лошади и кучера разбегутся от кошачьего шипения, - я не могла ей ничего ни подсказать, ни навязать, поскольку не знала, чем это выльется в любом из вариантов.
  - Если я вас попрошу немножко побыть рядом и понаблюдать со стороны? - она опять перешла на уважительное "вы", ей очень хотелось довести опыт до логического конца, это было больше, чем жажда или обычное жжение, это было женское любопытство и затаённая обида и я её поддержала. Всё же ясность в этом стоила дорого. Мне казалось, что её влечёт совсем не акробатика и эротический вокал Каминской. А ещё я в ней видела что-то от пытливого ума, который соскучился от безделья и невостребованности.
  - Хорошо, допустим, я решу, что он чист и ты поедешь к нему. Тогда я должна тебя прикрывать до самого конца. Для мужа - ты со мной. Он мне звонит, что я отвечаю?- она развела руками.
  - А если обменяться мобильниками?
  - Мне звонят круглые сутки и ты, занятая его вниманием и умениями, можешь ответить невпопад, выбирай другое.
  - Мы можем поехать вместе и тогда всё сложится удачно.
  - Женщин, которые в первое свидание устраивают "динамо", больше не беспокоят. А поездка со мной - это оно и есть.
  - Что же делать?
  - Пойдём, решим на месте, - предложила я.
  - Ничего нового на меня не наносим? - спросила она. Первый номер уже испарился, второй годен полчаса. А потом её партнёр часа полтора будет импотентом. Если в доме Эмму не ждут его приятели, то всё в порядке, а если нет? Мне стало её жалко.
  - Наноси второй номер и пойдём, он заждался.
  Эмма вернулась одна, оживлённая, будто вдохнула кокаинчика и сразу же ненавязчиво продемонстрировала новый завиток на виске и запах у груди. Чуть позже подошла я и "узнала" подругу. Мы шумно расцеловались и повертели друг друга, восхищаясь и давая мужчине приобщиться. Мужчина пригласил меня присоединиться и мы расположились вместе, задевая друг друга и болтая всякую чушь. Эмма вдруг наклонилась ко мне и что-то шепнула.
  - Да ну? - поразилась я и Эмма повела плечами, демонстрируя сомнения. Это была просьба ко мне.
  - Простите, мы не представились, - сказала я.
  - Михаил, - ответил мужчина, - а вас я знаю. Вы Каминская.
  - Эмма впервые в казино и сомневается, стоит ли делать ставку на вас. Вы так её озадачили. Она ведь приличная женщина, это видно сразу, а вы с ней так, будто она готова стащить коврик в прихожей, - сказала я и уставилась в ожидании ответа.
  - Она и вправду ваша подруга? - не купился он и потребовал гарантий.
  - Да, она активистка в моём фан-клубе.
  - Правда, вот не знал, я думал, они бывают только на футболе.
  - У многих есть, у Виргиевской и у Долевой тоже. Мы знаменитые дамы и среди фанов есть всякие, ревнивые тоже.
  - Очень ёмкое представление, особенно про ревнивых, - заметил он.
  Я не стала ни уточнять, ни отвечать - теперь его очередь доказывать, что он не верблюд. Запах второго компонента ощущала даже я, в этом мужчине всё уже должно встать и погнать на автостоянку, а там остыть и решить, где заниматься этой дамой, которая выглядела очень призывно и совсем бесплатно. То, что Эмма честная давалка, написано на ней крупными буквами. Он мог не торопиться по одной причине - одной дамы ему мало. А раз так, то их ждут. Я уже чуяла, что так оно и есть, но всё же решила провериться.
  - Может и мне с вами прокатиться? - как бы размышляя сама с собой, сказала я и усекла его растерянность. Две дамы - это хорошо! Но какова вторая?! Из-за неё, если у неё есть "крыша", хлопот не оберёшься, хорошо, если предложат откупиться за несколько лимонов, а если кое-что отрежут?
  И он завилял, квартира, дескать, старая, соседи услышат и прочее. Тот, что на покере представлялся флегматиком, играл намного лучше.
  - Не судьба, - развела руками Эмма, уже сидя в машине.
  - Может и к добру, а? Ещё раз сходишь в мой клуб, кого-то и присмотришь. Публика туда приходит цивилизованная, ни жулики, ни проходимцы там не бывают. Да и прикрытие надёжное, а?
  - Можно и так, - согласилась она.
  - А машину тебе муж не доверяет?
  - Я её боюсь, - ответила она и я поняла, что без химии в фанклуб её не затащить, там же одни умники и она это видела.
  - Вот, что - если ты приедешь к нам сама за рулём, то на тебя будут смотреть совсем не те и иначе. Вот из них и выбирай! Знаешь, сколько их будет?
  - А что, это мысль, - ухватилась она за подсказку и стала уточнять место базирования клубного актива.
  Я высадила её у подъезда, муж поджидал жену и я ему сделала ручкой. Он был счастлив, что она вернулась, а она, что всё обошлось.
  Для меня же день был вдвойне удачным: я сдала очередные тесты на профпригодность и теперь могла играть любые роли.
  
  
   Первые плоды: ТВ и кино
  После эпизода в казино с выигрышем в покер я в карьере актрисы одной роли зацепилась на очень хорошем нерве и мною овладел кураж. Я составила канву сценария и прикинула возможности иллюстрации его этюдами и мгновенными экспромтами, имея всё это сначала в голове, а потом на бумаге, отправилась в Останкино, там записывали очередную передачу по нашей новой идеологии. И нам удалось сломать стереотип театральных встреч с их ненатуральными и экзальтированными междометиями по поводу и без него, заглядыванием в глаза ведущему, сценическим идолам, начальству и выдуманными страстями. Там была трибуна со зрителями и мы в роли гладиаторов под лучами софитов, камер, бесчисленных администраторов и ассистентов. А раз так, то должно быть и зрелище, острое и динамичное, так чтобы они забыли про подсказки клакеров и ассистентов режиссёров за кадром.
  Мы сдёрнули с себя маски, сбросили личины и ничего не потеряли. Актёр слегка отодвинулся, дал заглянуть через собственное плечо в отдельные приёмы, раскрыл немного тайны погружения в роль и стал ещё загадочнее и привлекательнее. Это было, как у фокусников, когда они разоблачают какой-нибудь трюк, а публика млеет от приобщённости. Я понимала, что в этом есть элемент жульничества, но особый драйв тащил за собой и не давал спуска, простая жвачка про этот цех слегка шизанутых актёров уже не по мне. И они с удовольствием оттянулись вместе со мной.
  Весь цех лицедеев, меняя лидеров, вёл зрителя за собой, не отпуская ни на секунду. Находясь с ним на короткой ноге, зритель воображал, что вот-вот и раскроется секрет обаяния роли, но следовало небольшое удаление от актёра и ему становилось ясно, что это только обман. Что было игрой: первое или второе общение с ним - он так и не успевал сообразить, как коллизия менялась и опять начиналась та же игра в кошки- мышки. Мы не играли сцен из спектаклей, не читали стихов или прозы - мы позвали зрителя на нашу кухню и показали, как из одних и тех же слов, междометий, переходов по сцене, взглядов и поз может возникнуть либо драма, либо комедия, либо фарс. Для простоты и зрелищности мы взяли небольшие этюды на темы театральной жизни. И обошлись без дидактики, оставив её пенсионерам от искусства, которые промышляли чужими биографиями и реанимировали внимание к тем, кого уже с нами нет. На нашей кухне было острее, жарче и вкуснее, чем у Макаревича на его кухонно-попсовом "Смаке".
  В нашей программе заняты действующие молодые и уже маститые актёры. Мы старались сохранить дух ансамбля, когда главным героем был сам спектакль, а не характер роли каждого. Мастер говорил о том, как поднял его дух партнёр, партнёр сообщал об актёре второго плана, который оттенял его достоинства молчанием или почтением. Без убедительности такого почитания нет правдоподобия сцены или эпизода, а с ними и нет успеха самого спектакля. Мы немножко поиграли в театр, не надевая костюма и обходясь без грима. Во всяком случае те, кто был занят в передаче, остались очень довольны и не скрывали этого. Понравилась передача и начальству. Меня пригласили к тому заведующему редакцией, с которым у Каминской было что-то серьёзное, хотя в её файлах среди прочих партнёров он ничем особым не выделялся. Я это определённо почувствовала по его нервной энергии и тому, как он окинул мою фигуру - на посторонних женщин так не смотрят. После громких комплиментов и похвал все присутствующие быстренько исчезли и мы остались одни в большом и неуютном кабинете.
  - Решила сменить имидж, Анюта? - сказал хозяин кабинета, не поднимаясь из кресла.
  - Всему приходит конец и у всего бывает начало! - с показным и грубым до фальшивости лицемерием ответила я, привычно пытаясь уловить границы, в пределах которых надо удержаться самой и добиться их признания у постоянно обновляемого списка скелетов из шкафа.
  - У тебя новое окружение, новые интересы, образ жизни, не та динамика, иногда мне кажется, что я тебя не знаю, настолько ты изменилась, даже внешне, будто сделала подтяжки лица и теперь претендуешь на роли несовершеннолетних распутниц. Почему?
  - Что, почему? - спросила я, он был первым, кто увидел и назвал разницу между мной и Каминской и лучше бы эти подробности узнать из первоисточника.
  Он достал из стола рамку с фотографией Каминской пяти-семилетней давности, когда она только вошла в новое российское кино после "чернушной" пятилетки. На ней была подпись "Я твоя, пока ты мой. Анна".
  - Ты не моя, но я-то твой! - его взгляд был слегка грустным, но не более. Такие привыкли держать удар и не подавать виду, что им плохо. Как давно и каким образом всё это произошло, я, конечно, не знала. И сыграла то, что всегда делает женщина:
  - Не стоит об этом, всё уже в прошлом и его не вернуть. Это чувства, у них свои правила, у одного они есть, у другого растаяли. У тебя разве не бывало так, что женщина вдруг перестала волновать?
  - Бывало, но с тобой-то всё не так. Я остывал к женщине, если это простая интрига, но когда это бывало серьёзно, то такого и сейчас не забыть. Такое, Анюта, часто не бывает! У меня за всю жизнь таких раз и было-то всего два! Два раза за всю жизнь! А у тебя, я не слежу за твоими романами, но и ты не таишься, у тебя, моя милая, что ни год, то новая страница, а то и глава! - он горько усмехнулся. Что я могла ему ответить? Но Каминская подсказала:
  - Тебя послушать, так у меня уже солидный многотомник отвергнутых! - я в восхищении закрыла глаза и потрясла головой. - С ума сойти, в таких дебрях страстей и заплутать недолго, а? Или у нас было иначе?
  - Могу напомнить. Мы остались на даче и у тебя и у меня отпуск на неделю. Я вечером иду на речку за водой, чтобы поставить самовар. Прихожу, а ты уже где-то в другом месте. Глаза пустые и для меня никаких слов. И ничего не добиться, молчишь, губы дрожат, ты едва держишься, чтобы не заплакать. - Не прошло и трёх часов после приезда со всей нашей компанией, гости пошумели, полюбовались тобой и уехали, мы еле разняли объятия и я пошёл принести чистой водицы. Меня не было минут десять, я был весь в ожидании и предвкушении, если бы ты знала, как я удерживал себя, чтобы не бросить всё и набрать воды из скважины, чтобы не уходить так надолго. Но я выдержал характер, добыл святой и целебной, открываю дверь, а ты уже поникла, будто стержень вынули.
  Повисло напряжённое молчание. Ему было непросто ворошить это ещё раз. Но боль была навязчивой и он решил разделить её со мной. Этого я ему позволить не могла - у каждого своя боль! Примерный характер предложенной им темы я уже уловила и приготовилась к ответному этюду. Я тренировалась каждый день утром и вечером и у меня бывали этюды гораздо напряжённей и ответственней, чем этот. Более того, я в одну секунду поняла отчаяние жеста Каминской, когда она вынуждена ехать куда-то с уже нелюбимым мужчиной и подчинялась обстоятельствам, коря себя за малодушие и мягкотелость, присущие любой женщине. Она стала для меня не такой уж и тайной, несмотря на отсутствие откровенности по делам сердечного плана, в творчестве же сосредотачивались все её ресурсы и, глядя на него, я разбиралась и в профессии и в ней.
  • - Это было ошибкой - отпуск вдвоём, но так бывает. Женщина слаба. Ты знаешь, я поначалу не смогла отказать тебе и потом мучилась, пока, наконец, не решилась. Жалость плохой советчик. Прости!
  Его глаза были очень выразительны, в них затаились давние и прилипшие к нему отчаяние и слабость - Каминская не могла не увидеть такой слабины, а увидев, вряд ли с ним осталась. Она не опускалась до простой утешительницы даже в театральных ролях, находя другие мотивы и акценты в подаче характера. Почему он этого не понимал? Может, любил? А она, что ей глянулось в нём? На спортивный интерес, деловые или корыстные побуждения совсем не похоже, а ведь она сблизилась с ним, имея в запасе Руслана, за скобками - Войтина, в перспективе - Шелгунова и других, кого узнать мне ещё предстояло. - Почему? Я не знала, да и сама Каминская вряд - ли осознавала это отчётливо, возможно, поддалась на обычную бабью жалость? Детей у неё не было, поэтому материнскому началу деваться некуда и оно могло немножко покомандовать. Я посмотрела на Бориса Веретенникова, который был когда-то её любовником, и попыталась увидеть мужчину, чтобы вконец не обидеть и хотя бы немножко компенсировать ту горечь, которую испытывает человек при сердечной разлуке. Он выглядел достаточно интересным, держащим форму мужчиной, но было в нём что-то детское, инфантильное, несмотря на внешнюю накрученность и мужскую суровость. Она его приласкала, как ребёнка, а он принял всё за чистую монету - такой вариант мне представлялся наиболее вероятным. Мы поговорили, он открывался охотно, хотя уже ни на что не надеялся, просто ему приятно со мной (или с Каминской?), даже это его согревало и я убедилась в правильности своего предположения.
  - Боря, признайся, когда ты заметил, что я изменилась?
  - Последние четыре месяца, а, может, и полгода ты уже была другая - это определённо! - сказал он после небольшой паузы. И здесь то же самое, решила я, Каминская приняла это решение в принципе давно и следовала в его русле. Как попадались под этот уходящий поезд очередные скелеты, можно только гадать. Она следила за развитием нашей подготовки и строго соразмеряла встречные шаги. И всё же Веретенников объективен, это нужно помнить и ценить.
  - Я стала другая, я перестала встречаться с тобой! Да. Что ещё ты заметил, стала ли хуже, профессионально круче или сползаю к халтуре? Ты можешь об этом судить немножко отстранённо? Чувства обычно искажают картину, но ты всё равно скажи, мне интересно мнение близкого человека! - он слегка воспрял, услышав про близкого и из подавленного превратился в обычного собеседника, мужчину, беседующего с некогда любимой и теперь не враждебной к нему женщиной.
  - Ты была человеком, которому осталось жить два дня и он решил в эти сорок восемь часов вложить всё, что накопилось за много лет. Ты делала всё то же и так же, но жёстче, быстрее и не колеблясь. Я попал как раз под эту мясорубку. И вот период внутренних метаморфоз завершён, ты не та, которую я знал и любил. Даже внешне что-то изменилось, больше холода и созерцательности, меньше тепла и сердечности. Но и это не всё, я чувствую, что ты выгрузила все свои запасники, устроила там санобработку, а вновь внесла едва ли четверть былого багажа. Вот сейчас, к примеру, ты говоришь со мной, как с иностранцем, не знающим русского или как доктор с больным: "Пациент, вам ещё плохо? - Странно, инъекция уже должна подействовать!". Но раз уж решилась на этот разговор, значит есть виды на улучшение. - я удивлённо подняла бровь и он замахал руками. - Нет, не думай, я разобрался! Я имею в виду твоё улучшение. Ты в последние недели перестала быть стервой, это заметили все!
  - И как ты теперь ко мне относишься?
  - Не так, как раньше, но то место, которым в моей душе владела ты, занять пока никому не удалось! - я удивилась и была польщена таким благородством. Мне не хотелось подавать надежду, но дружба между нами была очень даже вероятна. Он не был заядлым собственником и ревнивцем и с ним вполне можно иметь дружеские отношения. Он меня знал и понимал. Причём, это было в совершенно другой плоскости, чем с Русланом. Я перевела разговор на деловые темы и мы нашли много общих точек на сделанную передачу и вероятное сотрудничество. Он мне показался как-то уж очень заботливым, нет, не в личном плане - он хотел меня к себе на ТВ. Похоже, насовсем.
  - Думаешь, надоест театр и я уйду?
  - А почему бы и нет? Такое год тому назад уже намечалось, но потом ты сделала вид, что пошутила. Я понимаю всю мерзость интриг, но они есть и будут всегда, а силы, чтобы им противостоять, не безграничны. Да и надоедает отмахиваться. Так что, не зарекайся! - он был, конечно, прав, я это понимала и, вероятно, сближение Каминской с ним могло иметь и такую подоплёку. Но она решила всё сделать сама и иначе. И вот я здесь, а она там. Ход гениальный! Ей следовало уйти автором в психологические детективные жанры - цены бы не было!
  Мы засиделись, я чувствовала, что надо сохранить и его и своё лицо, протянула руку и крепко пожала:
   - Ты верный и надёжный друг, Боря, спасибо за откровенность. Ещё поговорим! И я ушла, не дожидаясь ответа.
  Когда вернулась домой, на автоответчике среди вороха сообщений было приглашение перезвонить на студию Горького. Я вышла на Стенли. Он сказал, что вопрос решён и я утверждена на роль Лары. Он сделал паузу, ожидая моей реакции. Я медленно просчитала туда и назад до семи и сказала, что очень рада предстоящему сотрудничеству. И всё. Хотя моё сердце выпрыгивало из груди.
  - Я всё сделала от начала и до конца сама! Никто этого плейбоя не подговаривал взять именно меня, а не другую актрису.
   - Энн, мы с Джеком скоро будем в нашем культурном центре, я возьму с собой экземпляр контракта и мы на месте его обсудим. Через час устроит? - я тут же согласилась. Жанны не было, она появится через пару часов, ждать её не стоило. В центр я приехала вовремя, меня ждали и проводили в офис, где сидели оба американца. Они улыбались и шутили по поводу приключения в ресторане.
   - Шляпки мы пришлём с нарочным завтра утром, надеюсь, вы поднимаетесь, как и все цивилизованные люди, не раньше семи утра? - сказал Джек. - Они очень вам к лицу, мне бы хотелось послать домой фото с вашей подругой, где вы так очаровательны в этих шляпках! - мы ещё немного полюбезничали и перешли к делу. Контракт был на весь период от написания всех типов сценария и до окончания съёмок. Он включал уйму пунктов. С листа его не осилить и не осознать. Увидев поставленную карандашиком собственную ставку в графе о зарплате, мне стало понятно, почему в эти совместные фильмы так рвутся. И начала именно оттуда. Сначала спросила, сколько за эту же роль дали бы, к примеру, Кэмерон Диас, он назвал, это было намного больше, чем у меня и я спросила:
   - У неё что же - ролей больше и она в классике преуспела лучше меня? Или эту роль она бы смогла подать, как божье откровение?
  Они переглянулись и замялись. Отвечать отважился Джек, владеющий русским достаточно, чтобы и уловить мои претензии и ответить на них.
  - Энн, ваши предыдущие ставки за фильмы МГМ невысоки и у вас нет прецедента, чтобы требовать у финансистов то, что уже есть у Кэмерон. Ей эту цену выбили агенты и юристы, они схватили за шиворот людей из рекламы и смогли уломать финансовых боссов, что это окупится. Мы не сможем найти эти аргументы сейчас, для неамериканцев они просто нереальны, такова жизнь и наши неписаные законы.
  Он был честен и я это отметила, но было в его словах и другое, он как бы оставлял за мной право быть инициатором этого прецедента.
  - Хорошо, а если мы сделаем так: моя ставка будет состоять из двух независимых частей, та, что прописана вот здесь, она касается сборов и успеха фильма в России, и другая, она будет зависеть от кассы в Европе и Штатах. И шкала у неё меняется. Начальная ставка пусть будет чуть выше, чем у нас, это связано уровнем налогов, а далее она варьирует в проценте от кассы. О нём мы можем договориться. Сами понимаете, вас в мире не поймут, если окажется, что актрисе в главной роли такого фильма заплатили гроши. Вы со мной согласны?
  Они с уважением посмотрели на меня и развели руками - аргументы весомые. И мы рассмотрели этот процент, я узнала ставку Гвиннет Пэлтроу и решила, что она удовлетворит амбиции российских киношников по части наших заработков за бугром. Ни эта, ни другие американские и европейские звёзды, за небольшим исключением, для меня не были чем-то сверхъестественным и я уже далека от их идеализации. Чем они нас превосходили, так это амбициями и раскрученностью, в остальном же можно и поспорить и посоперничать, Каминская играла в фильмаз МГМ не одна и можно сравнить её уровень с голливудскими актёрами, по мнению многих, она превосходила американцев на голову, так что основания для прецедента были вескими. На мой взгляд, её работа в "Вешних водах" заслуживала широкого экрана, американские партнёры тянулись за ней изо всех сил и старались не испортить впечаления от сравнения с игрой Каминской.
  Далее следовали другие вещи и касались они массы рабочих деталей, которые я должна детально изучить и внести в этот многостраничный документ. Так делали все американские звёзды и Каминская в своё время составляла подобную же бумагу с МГМ, она мне попадалась в её архиве, я надеялась ею воспользоваться для составления новой. Я сказала, что мне нужно несколько дней, чтобы изучить и согласовать всё с юристом. Они не удивились и предложили заключить предварительный контракт, который будет действовать либо до заключения основного контракта, либо расторжения предварительного и выхода из договора обеих сторон. Это было логично и я согласилась. У них была заготовлена болванка, мы её быстро уточнили и заключили на русском языке, не ожидая официального перевода и процедуры с ним связанной. Вскоре контракт был готов и мы подписали его: продюсер и я. Нотариус с государственной лицензией его заверил, я сбросила его факсом к себе домой, после чего сложила документы в сумочку и мы пошли отметить это событие в ресторан этого же центра.
   Я сдерживала себя, но на мне, всё-таки, было написано, что я счастлива. В ресторане в меня въехало и не покидало ощущение чего-то тревожного, из-за этого я не могла полностью отдаться своей радости, хотя понимала, что надо расслабиться и вкусить плоды трудов и нервного напряжения. Мы немного посидели втроём, потом к нам подсели ещё двое мужчин, затем появились три женщины и веселье потихоньку влезало в моё существо, вытесняя всё, что мешало ему разойтись на всю катушку. Мы раскручивались и раскручивались до тех пор, пока кто-то не предложил поехать в другое место и проветриться - там на веранде были настоящие шашлыки. Мы загрузились в две машины и поехали на эту веранду. Шашлыки были действительно хороши. Потом стало холодать и мы поехали погреться к кому-то домой. Там добавили, я чётко знала меру и вполне была в силах потом убраться восвояси. Но в определённый момент ощутила, что моё сознание и ощущения существуют совершенно независимо.
  Мир стал разноцветным с радужными оттенками, потом, раздвоился и его повело во всех плоскостях, появились зрительные и звуковые галлюцинации - я поняла, мне чего-то дали. Но и только - ни противиться, ни дать этому должную оценку я уже не могла. Потом я ощутила в крови характерное томление и догадалась, что попала туда же, куда попадают все актрисы Стенли перед съёмками. Мне хотелось ощутить в себе мужчину и сделать с ним то, чего я никогда раньше не делала.
  Когда женщин втихую стали разбирать, мне показалось, что ничего непривычного не будет. Джек шепнул, что Стенли от меня без ума. Об остальном беспокоиться не надо, всё будет окэй. Я оказалась в небольшой спальне, меня туда привёл Стенли. Я видела, что и он под сильным наркозом. Желание мужчины было настолько ярким, что я его почувствовала в себе, ещё не раздевшись. Трезвая часть моего существа ничего не могла поделать под напором оголтелой сексуальности во всём, что видела и ощущала. Я не стала выяснять, как это случилось, всему своё время! И решила сделать из него бифштекс. А заодно получить свою долю удовольствия, раз проиграла в игру, где не спрашивают о правилах. Тут одно из непокорных составляющих моего существа подсказало:
  - Бесплатного сыра, Анюта, не бывает - на заморский приём вполне найдётся и отечественный лом. Ищи!
  Меня внутри жгло и выворачивало, я могла сопротивляться ещё самую малость и этот поиск отечественного лома затянуться не мог. Подвернулось это средство через минуту - в комнату заглянули двое с теми же намерениями, что и Стенли, мужчина и женщина. Мужчина оказался вполне приличной комплекции, он, чуть не облизываясь, оглядел меня и захотел поменяться. А его подруга была не против попробовать со Стенли, оба были примерно одной изящной комплекции, её нынешний партнёр для неё мог оказаться немножко великоват и тяжеловат, а мне в самый раз. Все трое оценили шансы и положительно смотрели на обмен. Не хотел сам Стенли. Я оценивающе взглянула на соотечественника и он прочитал то, что и нужно. Стенли заегозился и попытался оттеснить этого мужчину, но тот, имея преимущество в весе и прочем, как-то не принял потуги коротышки всерьёз, к тому же, он ему ничем обязан не был и поэтому миролюбиво, как непонятливому, сказал:
  - Ты что, друган, купил её, а? Она хочет со мной, отвали! - Стенли его уже понял, но отступиться не мог - слишком много вложено в это удовольствие и что-то залопотал по-английски. Он окинул неожиданного соперника взглядом, оценил свои силы и зашёлся в отчаянии - делиться этот парень не намерен и положил глаз на его, уже было припаркованную, добычу. Стенли в растерянности уставился на меня, но я ждала поединка, чтобы принадлежать сильнейшему. Не могла я достаться слабаку и Стенли это ясно прочитал в глазах присутствующих. В дикой природе всегда бывало так и сейчас мы её объятиях. Моя соперница с интересом ждала развязки. То, что я окажусь со Стенли, казалось невероятным. Дама, которая досталась моему соотечественнику, уступала дармовой добыче американца по многим статьям и у этого парня, естественно, были возражения. Представления о справедливости у него были собственными и языка американца он не понимал. Тем более, что женщина, то есть я, смотрела на него с интересом - кто тут устоит! Даже, будучи сильно под кайфом, я всеми фибрами одурманенного тела чуяла его страсть. Стенли боялся попасть под мои испытующие глаза, а я просто ждала. Ну, не могла же я взять его за шиворот и утащить к себе или заключить в слюнявые объятия и сказать русскому, что мне этот янки нужен для дела.
  Именно это ожидание развязки и было написано на мне крупными буквами, а наш парень читать умел без ошибок. Он осторожно отставил гостя нашей страны и тихонечко подтолкнул к другой даме. Дама призывно и с пониманием обстоятельств улыбнулась ему и протянула руки навстречу. Стенли в отчаянии взглянул на меня, но я уже была и в гриме и в образе. Наверное, так смотрела на Менелая со стен Трои Елена, когда ахейцы осадили город - чтобы насладиться трофеем, нужно победить! И Стенли пошёл ва-банк, он вырвался из-под опеки соперника и врезал ему оплеуху. Тот размышлял совсем недолго: если до этого его сдерживали представления о некоем гостеприимстве, то теперь гость сам вышел из международной конвенции о неприкосновенности. И тут же получил пару тычков, от которых и рухнул. По пути он прихватил штору и смёл с подставки гору стекла. Грохот и звон нарушили интимные рандеву и вся компания тут же собралась на шум.
  Стенли сделали примочки, а соперника просветили насчёт общей диспозиции и он брезгливо осмотрел блатного парня из-за бугра, одёрнул свой костюм и гордо удалился с прежней партнёршей. Потом прошло замирение, за мир, дружбу и фестиваль выпито было довольно, все хлопали друг друга по спине и фальшиво улыбались, вскоре гости опять расползлись по углам, действие наркотика от смеси алкоголя и воздержания во мне только усилилось и произошло то, что и было запланировано. Правда, с небольшими нюансами. При всей паскудности моего положения именно они очень понравились.
  Когда всё закончилось, я не торопилась, мне хотелось посмотреть на хвалёного плейбоя в деле без стимулирующей накачки. Каминская не могла пропустить этого без собственного резюме, она знала себе цену и не забывала сообщать о ней забывчивым. Я сейчас её замещала и всё выполнила по регламенту - можно снимать с четырёх камер и мне за себя стыдиться не пришлось, так была зла. Он был ещё тёпленький, но уже совсем не тот и я кончила на него сама, после чего поднялась и вышла в ванную. Там были двое, они меня даже не заметили и я всю гигиену проделала, не стесняясь и не сокращая список процедур. Потом вытерлась чистым полотенцем и вернулась в комнату. Стенли лежал пластом, его теперь и краном не поднять.
  Я собрала вещички, привела себя в порядок и пошла искать кого-нибудь с машиной. Им оказался Джек, это была его квартира, а машина стояла внизу. Мы миновали комнату, где покоилось тело Стенли, и прошли на кухню. Весь холодильник был забит банками и бутылками, я выпила фанты, почувствовала, что опьянение прошло и разбавила остатки адской смеси апельсином и гроздью винограда. Джек был рядом и только выполнял работу бармена, официанта и квартиросъёмщика по совместительству. Когда я почувствовала себя окончательно отошедшей от наркотика, он подбросил меня до паркинга в их культурном центре. Джек чувствовал себя не очень уютно и я вежливо выслушала объяснения. Он не стал юлить и признался, что у Стенли давно сложился такой комплекс, потому-то он и посещает психотерапевта.
  - Энн, ты должна его извинить, он больной. Но к утру отойдёт и потом в деле будет выглядеть на высшем уровне, а о случившемся сегодня забудет или перепутает, что и с кем делал. Работать он умеет, а вот легенду о себе и актрисе в главной роли он придумал сам, чтобы выглядеть и чувствовать себя уверенно. Он от тебя в восторге, ты ему устроила то, чего он не ждал - это было настоящим потрясением. Он заказал для себя из Штатов книгу про Пастернака, чтобы быть на уровне и работать намерен без скидок на то, что он иностранец и не знает ваших обычаев и нравов. - Он посмотрел на меня, ожидая реакции, но я молчала и он, как бы извиняясь за приятеля и коллегу, продолжил: - Вот так всё и обстоит, Энн, мы заключили контракт и будем работать. Это очень серьёзный проект, у меня такого не было, Стенли тоже его долго добивался, он хотел снять интеллектуальное кино и вот он, этот шанс, и команда, кажется, приличная. Мы будем его делать, этот фильм должен состояться, Энн! Только никогда больше не садись с ним за стол, если не хочешь неприятностей. Я устал вызволять его из разных историй, но он даёт кассу и я его терплю. Пока, - он заглянул мне в глаза и сказал: - Бизнес прежде всего!
  Когда я приехала домой, то была почти спокойна, а после душа и массажа и вообще забыла о происшествии. Я училась жить в незнакомом для себя мире и за эту школу надо платить сполна и самой. Никто и нигде меня с хлебом-солью не ждал.
  В эту ночь я читала Стриндберга больше двух часов и нашла, что могу сыграть чёрную колдунью, она больше соответствовала моему характеру. Я утром перезвонила Насте и спросила о таком варианте, она ответила, что иного быть и не могло. Больше я в себе не сомневалась и перестала оглядываться на зеркало и камеру, доверяясь внутреннему чутью, оно уже оформилось и я его хорошо ощущала.
   Итоги расследования
  Дальнейшие раскопки в базе данных привели к тому, что я и предполагала - Руслан и был искомым объектом расследования. Больше, на мой взгляд, проверять ей некого. Аббревиатура БВР могла значить - брат Виальдин Руслан, а что же ещё? Что могло так вывести из себя рациональную и прагматичную натуру Каминской? И, если так, то упор у неё должен быть на первом слове, именно этого она боялась. Что надоумило проверить Руслана на анализ ДНК, трудно предположить, но раз она решилась, то вывод о свёртывании дальнейшей связи с ним был неизбежным. Если я правильно понимала её логику, связь с собственным братом, пусть и сводным, просто убивала Каминскую и с этих позиций её дальнейшее поведение получало вполне корректное объяснение. И поделиться этим ей было просто не с кем, такое прячут поглубже и хранят за семью печатями, либо тут же уничтожают. Она всё это зашифровала и запрятала, но, как оказалось, неглубоко. В отношении своей родни она следовала той же логике секвестирования и в последний год сильно ограничила контакты с домашними, ссылаясь на занятость, нынче не приехала на день рождения матери зимой. Многие письма этого года из дому так и остались без ответа, это я увидела из последующих домашних вопросов. Ей стало не по себе и она запрятала всё глубоко внутри, опасаясь с кем-нибудь поделиться. Скорее всего это неприятное открытие и послужило спусковым крючком для операции по обмену. Общая же усталость и творческий кризис были главными причинами, она и сама признавалась в этом мне, о том же косвенно свидетельствовали её коллеги и знакомые.
  Я навела справки про Руслана по другим каналам и всё сошлось - он, действительно, работал в Ярославле и в газете и в журнале, там же начинал, как молодой литератор, был дважды женат и столько же раз разведён. Внебрачная связь его мамы и её папы за несколько лет до её собственного рождения и породила всю эту коллизию. Ничего другого не придумать.
  - Странная штука - судьба, - подумала я, - сначала она соединила в мимолётном романе родителей, живших в разных городах, а потом то же произошло и с их детьми, но уже в Москве и очень-очень серьёзно.
   У меня немножко похолодело внутри, когда я представила эту коллизию изнутри - для двух таких сильных и незаурядных натур публичное оглашение их родства было бы гибельным. Самому обществу кроме скользкого интереса к интимным деталям это было до фени, но не им. Особенно Руслану с разводами и вынужденной изоляцией от детей.
  
  Моё детище-стеллажик привезли в субботу и при мне же пристроили на место. Это выполняли молодые ребята и Жанна, которая была дома, пригласила их к чаю. Пока они шумно предавались удовольствию, она все наши образцы сложила в кучку возле этого шедевра столярного и дизайнерского искусства. Когда ребята вышли из кухни, то увидели, что она стоит с одним из камней в позе Диогена и смотрит, куда бы его пристроить. Они тут же к ней присоединились и по ходу дела сообразили, что всё это сооружение будет нести нагрузку немалого веса камней и для полного ажура ей недостает отдельных элементов, которые только теперь стали очевидными.
  - Это наше упущение! - сказал один из них, его звали Костей. И они мигом организовали доставку блестящих металлических штучек для отделки и крепежа и вскоре их изделии стало таким же изящным, как и сами камни, что заполняли его. Я отдала должное женской находчивости и смекалке у Жанны. Но я также уверенно полагала, что вопрос: "Как я выгляжу?", для неё не был актуальным, просто ей хотелось довести всё до логического конца и руководило ею обычное женское любопытство, а ребята просто тащились от случая побыть в доме с двумя интересными и некапризными женщинами в роли клиентов. Они там у себя, наверное, даже тянули жребий, кому достанется пойти к Каминской. Гостей нужно привечать - они мои зрители и, кроме любви и пиетета, других чувств я у них вызывать не должна, сие я усвоила ещё в ходе подготовки к обмену и выполняла на автопилоте.
  Мы пригласили для оформления каменной коллекции Григория Ефимовича и Жанна специально подгадала смену, чтобы не пропустить его визита. Ей он тоже стал интересен, она этого не скрывала.
  - Почему? - задавала я себе вопрос и не имела точных ответов. Вряд ли это был праздный интерес к пожилому мужчине из-за его судьбы, внешне - не очень удавшейся, но всё же интересной и богатой на события. Скорее, это была тяга к мужчине в роли отца. В их доме мужчины как-то не задерживались, а тяга женщины к мужчине старше светских правил и своего никогда не упустит. Мне он сразу стал и симпатичен и приятен и в его первый визит ко мне я отметила мягкую коммуникабельность и ненавязчивость, которая не могла не привлечь и внимания Жанны. Со свойственной ей женской тягой к приобретению всего-всего для дома и души, она инстинктивно захотела утащить в свой уголок хоть кусочек мужчины, который мог сыграть роль нетребовательного и доброго папочки. Сотников в такой роли был даже к месту. Именно добрый и ненавязчивый - маминой принципиальностью она уже пресытилась.
  Он пришёл вечером в субботу и принёс с собой большой старорежимный портфель. Там было всё, что требовалось для нашей коллекции: и описания образцов, включая их историю, и фотографии из мест, где они отобраны, и общий порядок, по которому их следовало располагать, в том числе и особенности освещения. Мы вместе с ним всё это разложили по местам, фотографии были в двух экземплярах: одна поменьше - её прикладывали к самому месту с образцом, другая побольше, цветная, из них получался альбом вместе с каталогом. Выглядело красиво и солидно - мы с Жанной отметили это независимо друг от друга. Всё-таки, профессия у Сотникова была интересной и в понимании городской женщины немного запредельной. Я тихо восхищалась им и посматривала на Жанну, она с видимым удовольствием играла роль послушной и любознательной дочери. И в какую-то минуту я поняла, что она всё же своего добьётся и актрисой станет, слишком органична в ней тяга к примериванию чужой одежды, чужой натуры и души, когда-то она непременно своё возьмёт. Жанна лишь изредка поглядывала на меня, как бы сверяясь по моей реакции о собственном облике.
  Вторым актом была история семьи Лены, которая состояла из фотографий, вырезок и различных документов. Фамилия Лены во втором замужестве, разумеется, Виальдина, у старших детей она была той же, я мысленно торжествовала и дальше смотрела и слушала без прежнего интереса, лишь изредка подправляя направление беседы, сильно изогнутое прихотливыми запросами Жанны. Среди прочего были и первые статьи Руслана в "Ярославском рабочем". На первых фотографиях в качестве автора он выглядел серьёзным и сосредоточенным парнем с копной всколоченных волос.
  Мы с Жанной рассматривали архивы Сотникова и слушали его комментарии, он знал многое, особенно к нам не приближаясь и не навязываясь.
  - Вот он, идеальный вариант папочки, о котором втайне мечтала Жанна, - подумала я, глядя на Жанну, и укрепилась в мысли, что ею владеют подобные мысли и чувства.
  Я отвлеклась от Сотникова и Жанны, которые рассматривали вырезки, меня совершенно не интересовали остальное - захотелось к Руслану. Просто побыть рядом и посмотреть на него, я про него узнала немало такого, до чего он вряд ли докопается когда-либо и с этой стороны себя никогда не оценит, настоящую ему цену теперь знали двое: я и Каминская. Даже мать знала не всё, а только тайну рождения.
  Желание посидеть рядышком было так сильно, что я закрыла глаза и ушла к нему, потом от его виртуального взгляда внутреннее содрогнулась и очнулась, оказавшись в своей квартире с Сотниковым и Жанной. Чёрт знает что! С тех пор, как я попала в этот вертеп Каминской - все её чувства и привязанностями стали и моими тоже, лишь редкие её эмоции во мне ничего не вызывали.
  - Чёрт, черт, чёрт! - неслышно перекрестилась я и вернулась к своему гостю.
  Третье действие заключалось в очень интересном камешке, который он принёс в дар. Для Жанны на сегодняшнем празднике этот момент был самым важным и я для себя решила, что он должен принадлежать только ей и никому больше. Разъединять их было бы неправильно и неправедно. Он занял своё место рядом с лешим из капа, подаренным Жанне нефтяником. Ну и, наконец, наш гость достал несколько листков и прочистил горло. Я уже знала, что там таится, но подыграла - получилось само собой и без принуждения. Будто профессиональная вежливость. Он прочитал письмо из молодости и Жанна увидела его таким, каким он был тогда. Прелестная баллада женщине, которую он никогда не видел и ещё одно посвящение музе молодого геолога в день свадьбы. Музой она была ему, а вот женой стала другому. И это не сломило их. Было о чём подумать. Но Жанна ничего о нём не знала и воспринимала и стихи и джентльмена в годах как бы по отдельности. Я даже не знала, стоит ли её посвящать в остальное.
  - Пожалуй, стоит, она умная девочка и всё усвоит правильно, - решила я после ухода гостя и чуть позже, когда она пришла поболтать, всё ей и выложила. Она слушала эту историю, не отрываясь от меня, и глаза девушки были свидетелями интереса к неправильной жизни и болезненным решениям. Я знала по себе, насколько такие истории поучительны и наглядны, поэтому ответила на все вопросы и объяснила всё, что имело объяснение.
  Когда она ушла к себе, я подвела итоги. Они были всё же промежуточными, главного я так и не знала. Методом исключения круг подозреваемых сузился до одного: БВР - это Руслан. Решение пойти на обмен могло быть и одним из следствий нервозности по этому поводу. Но полной уверенности пока не чувствовала: я вполне могла чего-то не знать, не разобраться, не понять, однако шансов на то, что я ошибаюсь и из-за поворота вынырнет кто-то неизвестный, истинный виновник моих и Каминской хлопот, почти не было. Тайну отцовства женщина хранит свято и к ней никого не допускает. Ответ могла дать только Елена Аксентьевна Виальдина. Или уклониться.
  Я позвонила Григорию Ефимовичу, он не спал. И, кажется, не удивился позднему звонку.
  - Ваша Лена мне стала интересна. Я хочу с ней поговорить, просто поговорить, это возможно? Я сама съезжу к ней, - он ненадолго задумался.
  - Вы ведь понимаете, что значит для неё лишнее горькое напоминание? - стал он искать пути защитить свою виртуальную любовь.
  - Эта женщина теперь намного старше и мудрее и нынче ко многому относится иначе, то, что прежде было актуальным и нужным, теперь таким не кажется.
  И убедила, что буду аккуратной. Утром я позвонила ей домой и договорилась о встрече, рассказав о своём интересе. Она согласилась и пригласила домой. Я обещала приехать уже вскоре.
  
  Как-то после репетиция первого состава по "Джулии Форнезе" сразу же началась работа и второго состава. Я решила увидеть свою соперницу в деле и попросила разрешения у Сугдина. Он кивнул и я устроилась в глубине зала, чтобы не бросаться в глаза и не раздражать суеверных актёров. По ходу репетиции я поняла, что в их исполнении разыгрывается совершенно иная история. Хотя текст был почти тот же. Постановщик изменил отдельные реплики, чтобы подогнать исполнительство под собственные требования к роли. Остальное было тем же, но спектакль, на мой взгляд, выглядел другим и, если бы, Надя Лефортова вошла в первый состав, то принесла с собой и всё себе присущее, чего не было в моих дуэтах с Димой и Никитой Ж. У неё была совершенно иная, чем у меня и Каминской пластика, тембр имел другое звучание, а с партнёром Володей Никишиным в роли кардинала они общались на другом языке.
  Я видела, как они захлёбываются от избытка эмоций, электричество в их общении било через край и меня настораживала их откровенность и неприкрытость. При таком противостоянии кроме судорожно сжатых кулаков и невидящих взглядов из-под упрямых лбов играть нечего. Сугдин их растаскивал, но вскоре они опять забывались и не могли удержаться на невидимой грани, которая обуславливалась бы принадлежностью обоих к голубой крови древних конкурирующих родов. Они не должны так открыто и по-плебейски обмениваться оплеухами. Их сражение происходило по особым правилам и с изощрёнными средствами. Мы с Димой уже эту середину нашли и получали истинное наслаждение от двойных и тройных звучаний и смыслов отдельных реплик наших диалогов. Откровенное чувствование нам доставляло взаимное удовольствие и мы даже немножко от этого тащились. Я очень надеялась, что и другим это по душе, во всяком случае от Сугдина мы замечаний по поводу сыгранности не получали, это была наша семейная тайна и он её уважал.
  Здесь же всё вроде бы и по букве, но в духе межродовой вражды. Временными перемириями с запретами на боевые действия и не пахло - налицо разборки заурядных бандитских кланов. Я с удовольствием ещё раз отметила, что мой партнёр и потоньше и поосновательнее, мы с ним как-то сразу друг друга почувствовали и углубились в подноготную наших персонажей почти до самого дна, черпая едва заметные оттенки скрытых эмоций. Мне почему-то казалось, что с ним Каминская была и чиста и честна, он мне платил тем же и я ему верила, как верят близкому мужчине и знают, что измена от него никогда не придёт.
  Я слушала и смотрела на них, пытаясь проникнуться истинными причинами такого настроя. Что-то вертелось, но я так и не смогла уловить сути и, заворожённая этим вертепом, не отрывала взгляда от сцены. Когда в других сценах Лефортова работала с Сергеем Живновым в роли Венедетто, я, наконец, поняла причину и успокоилась. Я понимала теперь и суть и причины театральных флюидов такого типа: сейчас она была его женщиной и они не могли не терзать друг друга и не получать от этого известного только им мазохистского удовольствия. По звучанию её голоса мне стало ясно, что Надя очень остро переживает их связь и мучается от глубокой женской погружённости в мужчину и его ответного непонимания и очевидной поверхностности. Он же, на мой взгляд, выглядел просто мужчиной, которому повезло с женщиной и особых эмоций, посвящённых именно ей, а не собственному удовольствию от неё, не испытывал. Вот тут-то я и поняла всю глубину бытовой мудрости не заниматься таким делом с сослуживцами и не жить в одном доме с любовниками.
  Техника игры Лефортовой была очень даже неплоха и местами она превосходила своего партнёра, но не могла держаться с Володей ровно и всё время срывалась. Именно она не выдерживала и провоцировала партнёра на обмен ударами. Я пыталась поставить себя на её место и выйти из положения так, чтобы не тянуло зацепить туповатого любовника. Оставшееся время я думала над этим, краем глаза наблюдая за происходящим на сцене. Ключевая сцена в финале меня окончательно убедила в собственной правоте и как-то сама собой появилась разгадка. Она была простой и я решила поделиться с Надей своими соображениями. Пришла к ней в гримёрку и показала, что именно надо изменить, чтобы выйти из клинча и держать необходимую дистанцию. Я не навязывала своего видения, а только показала, как это выглядит со стороны. Она попросила повторить и я медленно и, слегка шаржируя, сделала ещё раз. Она не отрывала взгляда от меня и медленно скопировала мои слова и движения, въезжая в их смысл. Потом долго молчала и, наконец, кивнула.
  - Да!
  - А как ты догадалась? - спросила она потом, когда мы выходили из театра. Я не стала темнить и указала, откуда растут ноги. Она сначала не поверила, но проследив за всей цепочкой мыслей, уронила:
  - В самую суть ты, Анна, смотришь, в самую точку! Надо сделать шаг в сторону и назад, пусть поищет, а я присмотрюсь и отвечу. Он попрыгает, понервничает, глядишь и одумается. Я видела, как вы с Димой работаете. У нас так не получалось. Ты права, если я не выберусь из-под него, то так и буду грезить его причиндалами. Мне надо теперь же так и сделать, спасибо! - она мне впервые за наше общение улыбнулась. Искренне и нежно, как может только женщина.
  На освещённой театральной стоянке в ещё живом и вполне приличном "Мерседесе" Никишин поджидал Лефортову. На нас он не смотрел, демонстративно увлёкшись то ли чисткой ногтей, то ли разглядыванием картинок: женщина должна придти сама, открыть дверцу и шаловливо прижаться к нему, а он ей мужественно и покровительственно ответит, потом они где-то побудут вместе и после расставания она должна с тоской проводить огни его машины.
  Я посмотрела на Надежду и увидела ответную реакцию нормальной шаловливой девчонки, которая умеет всё, но страдает от того, что показать некому. Мне же очень хотелось стать желанным для Надежды свидетелем сцены возрождения из пепла. И я с удовольствием подыграла. Мы осторожно просочились мимо машин на парковке, устроились в моём "Порше" и демонстративно прокатили мимо него, понаблюдали в зеркалах заднего вида за его реакцией и, когда он рванул за нами, я на ближайшем отвилке нырнула в подворотню, выключила свет и переждала революцию. Надя улыбалась и цвела, у неё такой тип лица, когда внутреннее преображение и душевный подъём делает глаза и лицо совершенно неузнаваемыми. Если бы ты, читатель, увидел её лицо и глаза в тот миг, то понял бы, почему самые видные и знатные мужчины теряют голову от, казалось, вполне обычных женщин.
  Мы выбрались из лабиринта улочек и запретных знаков на Тверскую и влились в вечерний поток машин. Было уже поздно и мы отправились к ней домой. Там её ждали дочь, мама и бабушка, они обрадовались моему приходу и засуетились. Мне очень понравилась её смышлёная дочка, которая держалась на некоторой дистанции от старших женщин, признавая их право на старшинство, но не более, свою женскую ипостась она осознанно не смешивала с домашней дисциплиной, достоинство у неё было врождённым и поистине царским.
  И мама и бабушка Нади старались выглядеть самобытно и независимо от возраста, который, порой, безжалостно расправляется с надеждами и внутренними ощущениями. Они были не по-домашнему прилично одеты и по одному-другому изящному украшению на них было, несмотря на обычный вечер в собственном доме. Мне понравилась такая внутренняя требовательность женщин к себе, это, вероятно, распространялось не только на внешность. Маме было чуть за пятьдесят, хотя выглядела слегка за сорок, а бабушке около семидесяти, они были очень приятными и оригинальными женщинами, на которых взгляд чувствует себя очень вольготно - смотреть есть на что.
  Каминская никогда не бывала у Лефортовых, поэтому здесь я ничем не рисковала и чувствовала себя комфортно. Я сразу же устроилась рядом с восьмилетней Оксаной и мы стали играть в "невыученные уроки". Оксана оказалась очень ласковой и внимательной девочкой и играть с ней было просто и интересно. Она училась в обычной школе, но владела хорошим запасом знаний и умений, свободно чувствовала себя в обществе взрослых, которые были с ней уважительны, не сюсюкали, но и не третировали. Я не могла оторваться от неё, голод и тоска по собственным детям, которых я оставила на Каминскую, сыграли коварную роль и я едва удерживала себя от полной расклейки и разоблачения. Девочка отозвалась на мои игры и нам с ней было взаимно интересно и хорошо, пока взрослые собирали домашние угощение. Потом мы в четыре руки поиграли простенькие вещицы на пианино. Я немного разрядилась и к застолью уже не была такой растерзанной, как в первые минуты пребывания в этом доме.
  За столом мы угощались всем самодельным: и грибами с острыми приправами, и капустой с яблоками и морковкой, и приятно пахнущими пластиками ветчины и сала. Наливка была по вкусу далека от традиционных домашних вин, в ней чувствовалось, что хозяевам приятно и привычно быть первыми во всём, по домашним напиткам в том числе. Пили без тостов, а осведомляясь о вкусе и секрете изготовления того или другого продукта. На эпитеты я не скупилась, да и всё это стоило того, чтобы быть оцененным по достоинству.
  Обе старшие женщины работали инженерами на автозаводе и, что такое труд, знали из первоисточников. Дочь у них была одна, как, впрочем, и мама была единственной дочерью в семье автозаводцев. На них эта производственная линия рода Лефортовых и прерывалась - ни Надя, ни Оксана в технократы не годились. Дальние их предки были из деревенских, родня изредка наезжала к ним, но родство, как я поняла, было уже чисто символическим - интересы и образ жизни стали совершенно разными.
  Оксану отправили спать и она с сожалением рассталась с женской компанией, видимо, своим ещё детским инстинктом она угадала во мне материнское начало и наше расставание с ней было в духе игры в "не выученные уроки". Мы ещё некоторое время поговорили обо всём, потом свалились в театральные дела и после этого остались наедине с Надей.
  Мне не хотелось форсировать сближения и я не отреагировала на явное приглашение хозяйки к откровенности, я уже знала от Каминской, что в театральной среде дух социализма ещё не выветрился и чужая удача вызывает большее волнение и интерес, чем провал или неприятности. Надя часто становилась объектом пересудов и притязаний и мне не хотелось доставлять ей дополнительные хлопоты из-за того, что она не будет выслушивать гадости в мой адрес так спокойно, как это было недавно. Пусть просто не видит во мне врага.
  Надежда пыталась переиграть Каминскую неоднократно, она пробовалась в те же фильмы, что и Анна, но им не довелось сыграть вместе в кино, однако в театре такое пару раз случалось. Надя соглашалась на замены ролей Каминской потому, что той из-за съёмок в театре подолгу не бывало и она могла отыграться хотя бы таким способом и предложить публике выбор в их симпатиях и предпочтениях. Я представляла, что напевали в уши вечной дублёрши те, кто сам не мог ничего. Мне Надя очень нравилась и твёрдой позицией, и постоянным поиском, и чисто женской слабостью и незащищённостью, она не была склонна к интригам, делить с ней я ничего не собиралась. Былая популярность и авторитет Каминской меня с некоторых пор никак не вдохновляли и я твёрдо решила выходить из тени её заслуг. Иначе мне грозило бы самое страшное в жизни цивилизованного человека - сползать в среду обитания агрессивной посредственности и тихонечко деградировать. Я этого не хотела, у меня были другие планы. Я надеялась, что Надя окажется в числе моих друзей, но это должен быть её собственный выбор. И вряд ли нужно её торопить.
  Мы беседовали о нашей общей роли, ощущениях в ней и о партнёрах. Во время разговора меня не покидало ощущение "дежа вю". Будто такое уже когда-то со мной было и я только вспоминаю минувшее, скрытое под мощными наслоениями забытого, теперь всплывающего позавчерашнего дня. Я каким-то образом цитировала Каминскую, говорила от её имени и в этой клинике получалось, будто я и в самом деле Каминская, а Надя кивала и в чём-то со мной соглашалась, где-то спорила, но сомнений в том, что я не Каминская, не было и в помине. Я уже давно отметила, что говорю и поступаю, как она и нисколько не задумываюсь о своих настоящих корнях. И мне верят! Вот и сейчас с Надей я веду себя так, будто и в самом деле прошла все круги ада и смотрю на неё в той же степени покровительственно и даже чуть свысока, как бы это делала сама Каминская - чушь, муть, блажь! Но это именно так! Где-то в подсознании мне было понятно, что наши словарные и интеллектуальные багажи сильно отличались и в этом у меня гораздо больше общего с Каминской, чем с ней. Но это там, в подсознании, а в разговоре с Надей у меня даже сомнений не возникло в том, что я актриса и превосхожу её по всем статьям, вот оно, безумие моего вживания в образ героини! - Я на полном серьёзе давала ей советы и она в них видела смысл.
  Я поймала себя на том, что не ответила на какой-то вопрос Нади, занятая полемикой собственных соперничающих "Я". Я прослушала её вопрос и призналась:
  - Прости, Надюша, задумалась. - Надя не обиделась и легко кивнула, а я перевела разговор на вероятный проект с Антигоной. Он был на слуху, даже гримёры и костюмеры загорелись и мы с Надей немного пофантазировали о премьере у нас и на Бродвее. По заметкам Каминской я знала многое из её приключений там, но известно - ли это Лефортовой? Я осторожненько намекнула на историю с романсом Катарины в версии мюзикла "Укрощение строптивой", где она спела вариант мелодии под живую гитару и клавесин, написанный кем-то из натурализованных там наших. Надя об этом ничего не слышала, не видела она и голливудских фильмов, где Каминская играла русских барынь в экранизациях Тургенева и Достоевского на американский лад в духе "рашен стайл энд балалайка".
  Я наследница поведения Каминской во многих епархиях, но в отношении к Лефортовой я не согласилась - с Надей нужно дружить и моя сущность завязывала эти отношения, дружба не всегда рациональна, часто в ней таятся совершенно непонятные мотивы. Я видела, что ей будет проще, если она перестанет соперничать, а для этого я должна открыться и протянуть руку первой. Мне это далось просто и я это сделала. И использовала для этого её живой интерес к русскому театру Америки.
  В Америке можно играть по-русски целые серии спектаклей, настолько многочисленна русская диаспора. Об этом Надя знала и иногда мечтала попасть в антрепризу какого-нибудь спектакля, чтобы увидеть всё самой. Я видела её глаза и понимала, что она слишком долго была в тени Каминской и боялась возникновения комплексов по этому поводу. Теперь я знала точно, что без толчка, без мохнатой руки на арену не забраться и там не удержаться - слишком сильна конкуренция, много завистников и мутной пены в этом нематериальном мире. Надя стоила того, чтобы ей помочь.
  Расстались мы почти под утро, с обоюдным сожалением, что не сблизились раньше. Дома меня ждала накрытая полотенцем кастрюля с фаршированными блинчиками, которые Жанна приготовила по моей просьбе. Я не стала расстраивать девушку и съела почти всё, оставив ей парочку на утренний чай: она была ужасная сладкоежка. До утренней побудки и зарядки оставалось полтора часа и я решила использовать время для работы, а потом в течение дня урвать пару часиков для отдыха с дремотой. Для Жанны у меня были гостинцы от Лефортовых и я еле утерпела, чтобы не приговорить парочку аппетитных фаршированных перчиков, но решила, что в её обществе это будет эффектнее.
  В этот раз девушка поднималась очень долго, я заподозрила, что она тоже легла поздно, но Жанна почему-то в этом не признавалась - может, тайный роман?
  - Не хочешь говорить - не надо! - сказали мои глаза и девушка виновато потупилась.
  Мы сделали зарядку, позавтракали, смакуя разносолы и растягивая удовольствие, после этого она уехала на работу. Я поработала с компьютером, просмотрела свои задачи в ежедневнике, бегло просмотрела голливудские новости и вошла в обзор новостей Бродвея и театрального Лондона. Там уже были признаки обсуждения наших проектов по Антигоне в интерпретации Максуэлла.
   Подошёл обед, я сделала разгрузочное меню и сразу же из-за стола упала в постель, сиеста началась мгновенно и продолжалась часа три. Встала я отдохнувшей и снова принялась за работу. Потом была репетиция в театре, там меня поджидала Жанна и мы вместе вернулись домой.
   Стокгольм
  
  Я в ожидании официанта сидела за столиком в кафе, запиликал мобильник, это был Войтин.
  - Аннушка, ты свободна? - я взглянула на часы и ответила:
  - Один час и десять минут до репетиции, я в десяти минутах езды от театра. И назвала место, где это находится. Он приехал через десять минут и вошёл в кафе раньше своего охранника, который потом только зыркнул по помещению и остался у входа. Войтин сел напротив и улыбнулся.
  - Здравствуй, Аннушка! - ему нужно моё дыхание, я это поняла сразу. Он в плену деловых забот и нуждался в передышке. Принесли заказ, который я сделала, рассчитывая на приход Войтина, и мы, как семья на пикнике, принялись за сочные антрекоты. Он поглядывал на меня, я улыбалась в ответ. И всё.
  - Мне сказали, что ты с Виргиевской готовишь пьесу Стриндберга? - я кивнула, будто это было рутиной, внимания для Каминской не стоящей.
  - И лежала она из-за вашей размолвки целых два года в сейфе у Кудрявцева? - с этими словами, разделывая антрекот, он покосился на меня. Я опять кивнула: лежала себе и лежала эта пьеса, нам то что до неё? Даже наша с Настей размолвка была как бы на втором плане.
  - И он взялся полностью её профинансировать?
  - Этого, Володя, я не знаю, Вадик - друг Насти и он решил сделать ей подарок, а мы с ней об этом мечтали давным-давно, ну, так, неконкретно, как, к примеру, в юности мечтают о принце на белом коне. Для меня это сюрприз, - честно призналась я, догадываясь о причине свидания. Припомнила фирменный номер Каминской с музыкой каждого слога, акцентами и понижениями тона даже самой простой фразы, подняла на него глаза и добавила: - Вещь прекрасная и запах у неё европейский, если не провалим, то посмотреть будет на что! - я не удержалась от восхищённой оценки этого проекта. Фраза по своему звучанию удалась и он её проглотил полностью, чтобы долго не выпускать из себя. В моём голосе было столько всего, что об остальном можно и не спрашивать. И он замолчал.
  - Кудрявцев - меценат, вот не знал! - наконец, ухмыльнулся Войтин, отправляя кусок мяса за щёку. Я не собиралась ни перечить, ни помогать, ни подыгрывать: в этой пьесе у нас разные партии.
  - Это сложный проект, Володя, очень сложный и трудоёмкий, тонкий и сейчас нам он почти не по силам! Мы заняты под завязку кроме него. А этот подарок - вроде самоделки-конструктора для продвинутого и капризного ребёнка, чтобы не доставал: коробка с деталями для сборки компьютера последнего поколения. Но без схем, инструментов, настроечных приборов и прочего технического обеспечения - сделай сам! На досуге, между готовкой на кухне и стиркой колготок, - улыбнулась я. - Это кулон или подвески в качестве подарка получать приятно - надел и носи, а здесь изойдёшь всеми частями тела и души, пока вещь обретёт первично товарный вид, а потом будет шлифоваться ежедневно тобою же до самого последнего спектакля.
  Я отложила вилку и отодвинула тарелку. Войтин всё понял правильно. Кофе и десерт прошли в непринуждённых фразах и дежурных словах. Я не мешала ему думать.
  - И кто же из вас более занят? - он посмотрел на меня и я пожала плечами.
  - Значит и тебе он может выйти боком? - перевёл Войтин всё в практическую плоскость.
  - А может и Государственной премией! - улыбнулась я уже с достоинством - с того момента, когда я делала первые шаги, прошла целая вечность и теперь освоение таких высот, как Стриндберг, фантастикой не кажется. И вообще, он не должен видеть меня озабоченной и хмурой, уж лучше стервозной и взведённой хищницей, чем мокрой курицей. Сейчас я была в образе женщины-конкистадора, сокровища инков манили и я стремилась к ним во весь опор. В отличие от Кортеса у меня был подробный каталог драгоценностей с местами хранения и подробная карта подходов к городу. От сюрпризов неожиданных сражений с войсками аборигенов и засад безбашенных конкурентов я застраховалась и в города входила очень осторожно, предварительно выслав дозоры - это спасало от неприятностей и придавало уверенность в последующих шагах. Наверное, на мне была написана эта уверенность и он уважительно прижал мою руку к столу. Он ничего не спросил более, понимая тщету обсуждения незнакомой для себя темы, но про Кудрявцева и Виргиевскую отметил чётко и на всю оставшуюся жизнь. Я это прямо-таки ощутила по потемневшим глазам и чуть собравшимся складкам на лбу - он принял очень жёсткое и серьёзное решение, будто выходил на рискованную девятерную игру под обязательной тройной бомбой, чтобы списать с горы убытки и сделать выигрыш максимальным.
  - Или крупно влететь! - скажете вы, но я уже отмечала, что Войтин прирождённый победитель, его разведка профессиональна и эффективна - крупных неудач такие воители не терпят, а от малых и средних не застрахован никто. Значительную же часть адреналина мы получаем именно от таких оплеух жизни - мелкого и среднего масштаба. Только что я увидела следствие одной из них.
  Про Кудрявцева я кое-что прочитала, он был крупной рыбой в финансовом бизнесе. Как с ним пересекался Войтин, я не знала, но, определённо, они были и знакомы и что-то их разделяло, приятелей поминают не так: и тон другой и музыка побогаче.
  Подумав и всё просчитав, он сам себе что-то продиктовал, потом облегчённо вздохнул, перешедши к делам рутинным, и после того, как мы допили кофе с пирожными, выложил на стол пакет. До этого пластиковая упаковка сиротливо маялась на стуле рядом с ним. Войтин пододвинул его ко мне. Открывать должна я. Там лежало три коробочки разных размеров. В верхней был мобильник с цифровой фотокамерой и прочими наворотами конструкторской мысли, я повертела его в руках и на мне было написано, как эта вещь хороша и что я в ней немножко соображаю. Я благодарно взглянула на него и он подтолкнул вскрыть остальные.
   А ещё там лежала плоская коробочка от ювелира. Я придвинула её к себе, она была увесиста и очень красива сама по себе, что же внутри? Я только чуть нажала защёлку и она сама открылась. Того, что я увидела внутри, мне хватило, чтобы сообразить: я его содержанка - оно стоило неимоверную сумму, таких денег Каминской не заработать и за несколько лет, даже с её приличными киношными и прочими доходами. Те драгоценности, что были у неё в шкафчике, все вместе не стоили одного только звена этого колье. Вещь была изумительной по красе и чёрный бархат оттенял благородство платинового оформления чистейших брильянтов. К нему необходимо помимо круглосуточной охраны и соответствующее вечернее платье. Такого в моём гардеробе не было. С этого же момента нужно и не одно! Я ничего не изображала, я была потрясена. Однако меня вдруг успокоила простая мысль - эта вещь была подарком не только Каминской, но и моим. Я уже не чувствовала себя временщицей и ему всё это показала одним только взглядом. Он был таким же долгим, дорогим и совершенным, как и его подарок. Я это уже могла.
  И он счастлив увидеть ответ - это написано на бесшабашной улыбке двадцатипятилетнего Володи, покорителя мира.
  В маленькой безделице, что лежала в третьей коробочке - шкатулке из малахита, была толстая пачка пятисоток с портретом американского президента. Очевидно, их я должна истратить с ним вместе, выбрав себе наряды и ещё что-то - это было бы логично. Моя заядлая подруга ничего про отношения с ним не раскрыла, он был почитатель и всё! Где они отоваривали свою валюту? Вдвоём ли, нет ли, как? Очередная задача с выпавшим из шкафа скелетом.
  - Сегодня мы ничего сделать не успеем, репетиция, - выдала я первую реплику, он подхватил:
  - У меня в машине каталог, ты просмотришь, потом и съездим, как в тот раз. Тебя это устроит?
  Каталог, время на раздумья и поездка с ним куда-то в его лимузине, как в тот раз - это безопасно. И я кивнула. Он взглянул на меня, читая и наслаждаясь. Старый мобильник я оставила на столе, его Войтин смахнул в карман, а новый сунула в кармашек сумки, коробочку с инструкцией я решила изучить после репетиции и оставила с пакете. Остальное я снова упаковала и мы с ним поднялись из-за стола. Расплатилась я за двоих, оставив купюру на столе, официант подойти к нам не посмел.
  Так я шагнула в новую для себя часть своего загадочного бытия. И решила не тянуть, поскольку хотела всю главу с Войтиным пройти до конца, чтобы более не спотыкаться о скелеты. На следующий день мы приехали в один из магазинов с торговлей по каталогам, там были образцы и я примерила несколько десятков платьев, костюмов и прочей одежды. Мы были в зале вдвоём и вокруг нас бегали продавщицы с фигурами фотомоделей, я примеряла, а он смотрел. Придирчиво и внимательно. И я поняла, что нам нужно. Когда он в очередной раз окинул взглядом мои стати в этих дорогущих тряпках, я сказала:
  - Володя, в Стокгольме и Лондоне и выбор шире и качество лучше, кроме того, я не уверена, что всё это добро не изготавливают где-нибудь в Карачарове. Утром вылетим, дня хватит на всё, вечером сходим в оперу и с последним рейсом вернёмся. А?
  - Ты и вправду этого хочешь? - его глаза заблестели в предвкушении.
  - Да! Если тебе удобно, - я-то свободная женщина и свободной профессии, он же был весь в путах всяких ограничений. И за ним пристально смотрели - что-то отслюнить, отнять, отсудить хотели многие и он всегда был настороже. Отпускала его эта требовательная и капризная доля нечасто и я догадывалась о цене его свободы.
  - Разумеется, это, Аннушка, очень удачная идея, - он обрадовался по-настоящему и я вновь увидела молодого Володю.
  В субботу рано утром я уехала из дому и мы через полтора часа полёта оказались в Стокгольме. На шейпинг ушло не более трёх часов, остальное время мы развлекались и отдыхали от суеты и напряжения. Войтин был сама предупредительность и мужское обаяние. Он сбросил не один десяток годочков и в своих поступках выглядел едва ли не моложе меня, мне было приятно чувствовать себя таким мощным наркотиком, причём, он не затаскивал меня в тёмные уголки и даже не касался украдкой - ему нужно другое и он это получал в полном объёме. Мы гуляли, на нас смотрели, он улыбался и делал глупости, заглядывая в мои глаза и был счастлив от увиденного там. День выдался тёплым и солнечным и мы почти всё время провели на улицах и скверах города. Я видела, как он отдыхал и парил.
  Мы вернулись в отель, я при нём надела одно из новых платьев, устроила ему небольшой концерт и не подпустила к себе простым взглядом, это получилось и я вернула володино понимание собственным проникновением в его тёмные глубины. И показала, что там есть у него, честно и без дураков - он того стоил, да и я знала, зачем он мне нужен. Ему моё вторжение показалось очень оригинальным и оттуда он меня не выпустил. Это стоило дороже всех сокровищ мира, то, что я ему показала.
  - Как ты догадалась? - спросил он, с опаской и восхищением глядя на меня.
  - Я женщина, это во мне заложено.
  Через пару часов мы отправились обедать в ресторан при отеле и там я сыграла даму из приличного общества, тренировки с Жанной в моём ресторане очень помогли. Войтин в винах и гастрономии разбирался отменно и оценил мою смелость, не заметив неминуемых огрехов - они сошли за женский каприз. Я отметила вышколенность ресторанной обслуги, просто цирк, настолько постановка любых рутинных процедур была отлаженной. Войтин сказал, что это всемирная сеть ресторанов, которой владеет какой-то продвинутый араб, она создавалась по образцу итальянских и французских ресторанов по кухне с технологичностью всего бизнеса на американский лад. Мне понравилось там многое и я для себя кое что отметила, надеясь применить у себя.
  Мы сделали заказ и в ожидании рассматривали зал, посетителей и просто лицезрели себя в глазах друг друга. Войтин был в строгой классической тройке тёмно-серых тонов, а я в одном из четырёх платьев, на все варианты обстоятельств и сюжетов. Колье я решила приберечь к вечернему платью для оперы и теперь на мне были хорошие жемчужины и аметистовый браслет с часами, записной книжкой, радаром и прочим, чтобы не потеряться в метро. Войтин достал эту штуковину из кармана, когда мы были в номере, она была в плоской коробочке, я надела её на левую руку вместо часов.
  - А она не взорвётся? - спросила я, когда он объяснял назначение всех этих штучек.
  - Если кто-то вздумает позаимствовать его, то после этого он проживёт совсем недолго, а вещь опять вернётся к хозяину, - улыбаясь одними губами, а он умел и так, ответил Войтин.
  Я отыграла непонимашку и задала кучу вопросов женского типа об этом чуде сочетания дизайна, оригинальной и тонкой техники и природного феномена, выкованного в горниле Вулкана. Повертев всё это на свету, я о нём отозвалась ровно, но с достоинством, благодарность выражая лишь в нажиме некоторых ударений. Получилось витиевато и взвешенно. И он всё уловил, выдали его только веки. Я ему периодически давала азы актёрской техники для общения в кругах не низких. Но не деловых и он таким образом мог выказывать любые чувства и ощущения, не рискуя быть уличённым напрямую. Ему это понравилось и моя инициатива в выборе актёрских средств тоже.
  Подали мясо с овощами и мы приступили к трапезе. Войтин умело расправился со всем и, поджидая меня, завёл разговор о Швеции. Он был здесь впервые, но о стране знал всё. Я краем уха следила за его справочными репликами и больше слушала не, "что", а "как".
  - Такая демократия, как у них, до добра не доведёт. Посмотри сколько здесь арабов, негров, латиносов и прочих пришельцев, они все на особом режиме, поскольку "жертвы" чего-то у себя на тоталитарной родине и живут на гособеспечении за счёт налогов со всех щведов. Преступности у них раньше не было, а теперь навёрстывают: то министра убьют, то премьера, а шведы так и не одумались.
  - Я слышала, что у них население чуть больше Московской области, это так?
  - Меньше, чем в Москве нынешней, - уточнил он, - а производят всего столько, что и нам, бедным, помогают. Как выглядят улицы и люди на них, ты видела, разница даже слепому заметна.
  - Мораль?
  - Работать надо и следить за страной и всем добром, а не делить три хлебца на всех страждущих и митинговать, что поделено опять несправедливо! Они выросли за эти пятнадцать лет, а мы упали, дальше некуда.
  - Володя, а ведь у них раньше было своё кино и какое, а теперь нет, съели американцы их кино, - нашла я пятнышко на солнце шведской модели общества.
  - Ну, про это я мало что знаю, а вот книги просматривал, есть приличные авторы. Помнишь, мы как-то обсуждали роман про художника и актрису? - я кивнула и продолжила:
  - Мне после того разговора попался обзор, там сравнивали нашу литературу, драматургию и театр и я поначалу не поверила цифрам, думала - квасной патриотизм. Утверждается, что количество авторов России в сумме превышает всех европейских, исключая Украину и Белоруссию, там их тоже достаточно. А вот суммарные тиражи по ним вообще никакие.Ну, разумеется, литературная попса не в счёт. Куда делись остальные? - спросила я, подождала пару секунд и сама же ответила:
  - А не издают их, вот и всё! А в Швеции есть такая льгота у бизнесменов, что они могут помочь в издании начинающим литераторам за счёт снижения уплаты по какому-то налогу. Автор сам ищет, сам договаривается и ни у кого в приёмной не сидит и в ногах не валяется. Только в русском Интернете можно издаться бесплатно, но и без гонорара, однако там и читатель специфический. Вот так!
  Войтин повертел вилкой, прокачивая это через себя и не поднял головы. Я не стала ему мешать и занялась рыбным салатом. Когда мой бокал опустел, он наполнил его и поднял тост:
  - Если бы Ньютон сидел не под яблоней, то яблоко упало бы не на его гениальную голову и закон всемирного тяготения открылся перед другим учёным и значительно позже. Мы имеем счастливое совпадение: голова Ньютона, созревшее яблоко и правильный вывод из частного случая. За случай, из которого можно делать далеко идущие выводы!
  Мне понравились его глаза, умные и помолодевшие, искра чего-то, мне незнакомого блеснула и затаилась в их глубине. И я с удовольствием отыграла ему свои эмоции, без которых мужчине никак, он проглотил и в ожидании добавки скосил глаза на меня.
  - Кстати о случае. Есть у меня дублёрша, Надя Лефортова, она моложе и умеет достаточно, меня подпирает уже давно и так, что не всегда ясно: кто щука, а кто карась. Но всё складывается так, что новые и важные роли достаются мне, то есть, всё своим чередом. И она уже давно мается в моей тени. А вот я, ты знаешь, как выстрелила? - он отрицательно качнул головой, видно, Каминская не считала нужным просветить.
  - Инна Сидельцева, бывшая наша прима, актриса от бога, громко и при свидетелях поскандалила с мужем, он у нас тогда был главрежем. Тот снял её с ролей под предлогом потери уровня. Она пошла напролом и в горкоме или райкоме попала на какого-то ценителя в штанах и галстуком. Тот помурыжил её, ну и предложил баш на дашь. Она-то была дама хоть и в возрасте, но при лице и фигуре, а её молодой любовник после ночи с ней весь день отсыпался, в то время, как вдохновлённая возрастная прима выдавала такие сцены, что у молодых глазки блестели от предвкушения. В общем, не глянулся ей покровитель и, когда он приложился, куда не всех пускали, влепила публичную оплеуху. Тут для неё всё и закончилось. Ценитель оказался умным и влиятельным: вскоре в театр пришла грозная бумага с рекомендацией срочно омолодить кадры и вообще очистить авгиевы конюшни. И всех, кому за сорок, отправили укреплять провинциальную культуру. А тут как раз наш курс на подходе и я с 19 лет в премьершах. Согласись, удачно для меня получилось! Вот он - случай!
  Войтин этого, определённо, не знал и даже не догадывался и теперь всё это укладывал и сортировала по принадлежности, полочкам и ящичкам, озабоченное лицо и погружённые в себя глаза отражали интенсивность и этапность защёлкивания замочков и внесения базы данных в реестр. Такого в кино не увидишь!
  - А эта дублёрша, она настоящая, в ней есть что-то, похожее на тебя? - наконец-то выплыло наружу следствие его анализа.
  - Нет, она другая совершенно. Как-то раз мы устроили соревнование, кто придумает больше вариантов трактовки одного монолога в классической пьесе. Текст мы получили разыгранный публично на лототроне. Ну и времени по полчаса на подготовку и до десяти минут на подачу, всё одновременно в разных залах, чтобы ни одна из нас не видела другую и положение было равным абсолютно. Весь театр собрался, даже сторожа и уборщицы болели, кто за Аню, кто за Надю. Это было что-то! Весь театр стоял на ушах от нашего поединка. Я думала, ей после этого хоть что-то дадут вне очереди - нет, всё осталось по-прежнему!
  - А кто победил, наверняка, ты?
  - Нет, Володя, у неё на два варианта оказалось больше. Но, увы! Мне было так стыдно, что я избегала с ней плотного общения очень долго, потом она сама подошла и предложила не брать в голову всё это.
  - Почему так случилось, ты знаешь?
  - Она девочка принципиальная, думаю: или что-то сказала, или кому-то не дала. Замечательная девочка, но случай ей придётся устраивать нам самим.
  - Дело житейское, особо расстраиваться не стоит, даже на Олимпиадах не всегда побеждает сильнейший.
  - Расстраиваться нужно и переживать тоже, - не согласилась я, - иначе всё в этом королевстве сместится окончательно и посредственность, которая всё это и закрутила, чтобы её не сразу уличили, сделает присутствие сильных, умелых и талентливых явлением экономически невыгодным, а в нынешние времена даже вредным для страны.
  - А потом загрузить всем этим синклитом парочку пароходов, как при Ленине, и направить на развал европейского сообщества, - съерничал Войтин. Что-то в его шутке мне не понравилось, то ли тон, то ли что-то другое, на поверхности не лежащее. Но я сделала вид, что ничего не заметила и свернула в другую сторону.
  - Володя, ты следишь за периодикой?
  - Да.
  - Какие-то глубокие ассоциации обо всём, что там пишут, не припоминаешь? Пусть отвлечённо и не совсем про теме.
  Он задумался и покачал головой:
  - А у тебя?
  - О посредственности я говорила, добавлю и такое: бал извращений и извращенцев. Матершина и заборная живопись с таким же фольклором выбрались на белый свет и от удовольствия зажмурились, как коты на солнце. На одном интернетовском сайте литератор-матершинник и откровенный маргинал с порно-параноидальным уклоном признан человеком года.
  - Тебя это удивляет? - чуть суховато поинтересовался он.
  - Нет, не удивляет, но возмущению своему я удержу не даю!
  - И многие тебя слышат?
  - Хотелось бы большего.
  - Для этого, разумеется, нужны средства! - Или нет?
  - Опять мы о них! Не в них и их количестве дело, а в том, куда они утекают. А должны они утекать на добрые дела и эти дела должны быть выгодны.
  - Хорошо, представь себе, что эта сумма у тебя уже есть и ты направила её на это дело. Сумма закончится и дело следом за ним, - многозначительно улыбнувшись, он предложил поскрипеть содержимым моей головы. И я в ответ вкратце изложила руководство для начинающий бизнесменов из популярного журнала для женщин. Деловые, надо сказать, советы.
  - А ты, актриса, откуда знаешь об этом? - Войтин, разумеется, даже не знал, что подобные журналы есть и их кто-то читает.
  - Иногда листаю дамские журнальчики, когда застряну в пробке или в парикмахерской, да и подруга у меня есть, она то ли бухгалтер, то ли экономист и в этом соображает прилично.
  - Надеюсь, у неё не двухмесячные курсы для практиков со стажем?
  - Нет, Плехановский и с отличием! Думаю взять в советники.
  Замечание про советника он усвоил чётко, как чек в кассе выбил - только звякнуло.
  - Так вот, она мне и порекомендовала учредить особый фонд и черпать из него денежки. Ну, я же тебе только что о нём говорила! - напомнила я о своём пересказе статьи, когда мы ехали в такси. - Что, он тебе не нравится? - ущучила я его недоверчивую улыбку и Войтин сделал небольшую ретираду.
  - Нет, почему же, нравится. Только, чтобы он заработал, нужен менеджер, финансист и опытный юрист, чтобы не утопили в первый же день.
  - А ты бы дал туда хоть что-нибудь?
  - Если увижу, что эта троица профессиональна - безусловно!
  - И много?
  - Сколько проглотите! - ответил он и свернул салфетку, пора уходить.
  В опере Королевского театра давали "Кармен" с итальянским дирижёром и солистами со всего света. Мы с Войтиным выглядели не хуже премьеров на сцене - он в смокинге с фирменной бабочкой и я в новом вечернем платье с подарком Войтина на груди. Рядом со мной сидела пожилая француженка с молодым спутником, возможно внуком, эта дама о нём немножко заботилась, а он откровенно скучал, поглядывая вокруг в поисках молодых личик. Во мне он сразу учуял русскую, а Войтина принял за богатого мафиозо и смотреть в мою сторону просто боялся - его страх я увидела сразу и переглянулась сначала с Войтиным, а потом и с француженкой. Она оказалась очень сообразительной и общительной дамой и я вскоре поняла, что брильянты носить не так просто - я это уловила по особому выражению её глаз. Нас она, в отличие от внука, не опасалась и мы изредка обменивались взглядами по ходу спектакля. Войтин сидел рядом с молодой шведкой в безвкусном дорогом платье с открытыми плечами. Эта дама была и вежлива и почтительна, но производила впечатление живой куклы с коротким временем действия механического завода, она сидела безликой мумией и никак не реагировала на классные фиоретуры солистов по ходу, а включалась только после массовых возгласов и аплодисментов и делала, как все. Её спутник, возможно, муж, был ей под стать. Я уловила реакцию Войтина на свою соседку справа и однажды, когда он внутренне поморщился, тихо спросила:
  - Может, поменяемся? - он не сразу въехал, а потом улыбнулся и шепнул:
  - Должна же быть справедливость, в этом она и есть: я тебя оберегаю от неё! А то бы это досталось тебе.
  В остальном же всё было прекрасно и я впервые в жизни получала от оперы так много глубоких эмоций. А ещё чувствовала внимание, которое так или иначе собиралось на мне, вполглаза поглядывали соседи сзади, косились сидевшие впереди, лорнировали отовсюду, особенно сверху из лож и бельэтажа. Уж и не знаю, что было истинной причиной: я сама или мои драгоценности. Не скажу, что не волновалась, нет, оно было - волнение, но театр не ресторан и из нас двоих Войтин волновался гораздо больше. Возможно, потому, что в Стокгольме впервые и был заметно возбуждён этим городом. Однако, стоило ему погрузиться в моё внимание, как он становился и выше и свободнее, окружающие тут же видели, что это цивилизованный и умный мужчина, а не бандит с арктических просторов необъятной России. Я это видела и поэтому не выпускала Войтина из себя подолгу. Более того, мы стремились создать вокруг себя некий микромир, реагируя на взгляды и участвуя в незримом соперничестве всех и со всеми, в театре так было всегда, я это хорошо знала по России, здесь атмосфера от нашей была мало отличимой, только публика другая.
  В опере были в основном состоятельные люди, билеты в этот день стоили дорого и мы видели деловой, финансовый и властный интернационал, среди которого русских было очень даже немало. Разумеется, это можно увидеть только в антрактах в многочисленных холлах и фойе. Мы их узнавали по неуловимым признакам, Войтин обнаружил приятную зоркость и хороший слух, он улавливал наших сразу, на каком бы языке они не говорили. Я это отметила и он польщено улыбнулся. Разумеется, женщины и здесь были главным товаром и их разглядывали и оценивали в первую очередь, а затем уже и их спутников, но на них смотрели лишь немногие женщины. Войтину не было стыдно ни за себя, ни за свою спутницу, которая вполне профессионально разбиралась с дамами всех стран и конфессий. Меня узнавали часто и кланялись, Войтина же так никто и не признал, это его поначалу смутило. Но вскоре он пошутил:
  - Когда тебя будут спрашивать про спутника, ты скажи, что была с охранником. На твоей груди столько всего, что одной ходить рисковано. Страховку могут не подтвердить!
  Опера была хороша, но не потрясала, мне довелось слушать певиц в роли Кармен и получше, во всяком случае в России есть несколько таких солисток и я поделилась с Войтиным ещё в первом антракте. Однако в целом впечатления были просто восторженными. Ухоженность и благополучие страны сказывались на всём и отношении к искусству в том числе, здесь всё было на высоком уровне: от гардероба до атмосферы в зрительном зале. Когда я присмотрелась к Войтину внимательнее, то отметила, что он с удовольствием и необыкновенным вниманием выслушивает мои суждения о спектакле и исполнителях, оркестре и дирижёре, мне стало ясно, что он сравнивает меня с другой женщиной, вероятно, с ней он тоже слушал оперу - кто бы она ни была, но слух и музыкальный вкус она ему поставила отличные. При его образе жизни и занятости самому до таких глубин и тонкостей не добраться. Об этом говорили его глаза, едва заметно прищуренные только на долю секунды, когда он вспоминал ту женщину и сравнивал нас - та была очень хороша и я это видела, но где она теперь? С Каминской он никогда не ходил в театры, это я поняла из его реплик ещё в самолёте, и досадовал об этом. Я тогда пошутила:
  - Если в прессе хорошенько пройдутся по твоим театральным вкусам и прокомментируют посещение проблемного спектакля, то все билеты на спектакль пойдут с молотка, а акции твоих компаний взлетят до небес.
  - Потому, что у остальных компаний владельцы придурки? - горько улыбнулся он и я развела руками, мол, все так считают.
  Я не играла, разыгрывая интерес и понимание к его репликам о своих и чужих делах, я ему внимала - даме с техническим образованием и опытом работы на станкостроительном заводе нетрудно вникнуть в его проблемы, он это ощутил и опешил от неожиданности. Я его вернула в оперу и больше на другие темы мы не отвлекались. Потом немножко прошлись по мировому и отечественному оперному вокалу и решили, что в следующий раз слетаем в Милан на "Риголетто", как только сама опера и наши графики совпадут.
  День прошёл исключительно. Я пристально всматривалась в Войтина и впитывала всё, что могло подсказать хоть что-то в расшифровке его образа. Моя командировка в чужой стан затягивалась и я должна знать всё, я не забыла его властного взгляда на одного из референтов, который после этого стал будто ниже ростом, серым и прозрачным. От одного только взгляда!
  Когда мы возвращались в Москву, Войтин уснул, привалившись ко мне плечом. Я чуяла его покой и расслабленность и продлила эти ощущения. В Шереметьево у моей машины, он сказал:
  - И всего-то один день, Аннушка, а как загрузился! - его даже покачивало, хотя выпил он самую малость. Устал, укатала его молодая фаворитка, решила я, к следующему разу он подготовится получше. Быть и выглядеть слабым он не любит!
  - Ну-ну, будет тебе, - понизила я порог чувственности прощания, - ты уж сделай милость, доживи до Миланской оперы! А то, так и не выберусь!
  Чемоданы и коробки с покупками привезли на следующий день и мы с Жанной развешивали обновы в гардеробной комнате. Ничего старого в ней не оставалось - видно, Каминская избавлялась от прежнего гардероба так же оптом, как и приобретала, надо узнать, как она это делает, отметила я и углубилась в приятные хлопоты. Жанне я тоже кое-что привезла и она таяла от удовольствия, разглядывая себя в зеркала. Подарки для Руслана, Татьяны, Насти, Инны, Каминской и её теперешней семьи я не разбирала, оставив до случая. Они были в отдельных чемоданах. Шведская хоккейная амуниция с несколькими парами рейтуз и свитерами была в огромной яркой коробке и её я намеревалась подарить Максиму на Новый год, Ирине я купила несколько платьев, пусть осваивается в роли женщины, а не угловатого подростка в джинсах и шортах. Я ей готовила нужное для женщины направление, теперь я знала, как это делается.
  
   Абашин и Нэлли
  
  В этот день я с утра занялась цветами и отметила, что мой лесной гость как-то поскучнел. Я его протёрла, распушила из пульверизатора, добавила немножко подкормочной смеси и спросила:
  - В чём дело, дружок? - он грустно шевельнулся, но стеблей не поднял и я забеспокоилась. В литературе ничего не говорилось о поведении лесных растений в домашних условиях. Я перечитала всё о луковичных и так и не узнала главного: как они зимуют, если зимы нет? То есть, при постоянной температуре, влажности и освещённости. Свет у меня был дневной и по спектру мало чем отличался от солнечного, эта световая арматура, как я поняла, обошлась Каминской в копеечку, однако того стоила. Я совершенно не уставала ни от освещения, ни переходя от компьютера к телевизору и обычному чтению или занятиям чем-то по дому, к примеру, стиркой или готовкой. Освещение везде было прекрасным и одинаковым, а при необходимости легко регулировалось. Оно должно компенсировать сезонное снижение активности нашего светила. Ведь выращивают же зимой и цветы и овощи, даже ягоду в горшках я видела на подоконниках. Может, мой гость заболел? И решила узнать у сведущих людей. Я просмотрела свои справочники и нашла общество по окультуриванию лесной флоры. Мне сообщили, что ничего страшного не происходит, вместо одних листиков и стеблей вскоре выберутся наружу новые побеги, а эти опадут. Мне сразу стало легче, я успокоилась и переключилась на роль в кино с Абашиным.
  Достаточно поразмышляв о сюжете и стилистике фильма, я решила поговорить с ним о своём видении роли. Я знала, что в жизни таких бизнес-дамочек не бывает - это такая же киношная конъюнктура, какой совсем недавно была "чернуха". Целый выводок литературных дам нещадно эксплуатировали тему нашего фильма во всех жанрах от легковесно-амурного до детективно-психологического. Чего там только не было! И на столе, и с горничной, и учительницей рисования, и с мужем подруги, и собственным мужем на спор с его сослуживцами, и из-за денег, и просто от скуки. Но не было там даже самой завалящей мысли, потому что думать авторам некогда - писать надо! Мне стало бы стыдно, если бы кто-то застал за таким чтивом, сниматься же в подобном фильме и вообще не годится, надо что-то менять, чтобы в нас с Абашиным не показывали пальцем.
  Всё это очень просто и доступно я изложила своему постановщику. Я уже давно поняла, что Каминская согласилась сниматься в этом фильме по одной причине - Абашин! Именно с ним связаны самые главные её успехи и она надеялась раскрутить его на новый виток. Да и она в его творчестве играла роль немалую, до неё его похваливали, а с нею - вознесли. Пусть этот сценарий и лабуда про нынешнюю "элиту" - настоящий мастер и из этого может сделать конфетку! Но доводить этот замысел до его сознания досталось мне. Я не стала прибедняться и выложила всё, чему научила жизнь.
  - Кто помнит те фильмы, кто гордится ими? - сказала я в завершение, мастер развёл руками и приготовился слушать точные указания по переделке. Я предложила сместить акценты, чтобы история этой женщины стала интересной и волнующей. Он внимательно выслушал мои доводы, обещал подумать и перезвонил вечером этого же дня.
  - Вы готовы обсудить нашу проблему, Анна? - такое обращение означало, что он не один и дразнить гусей не желает.
  - Да, можно даже сейчас!
  - Если я буду не один, вас это не смутит?
  - Нет, конечно!
  Он приехал со своей подругой через полчаса и мы уютно устроились на диване и двух креслах напротив, здесь же была и Жанна. Она по-хозяйски организовала небольшой столик и мы плавно перешли к делу.
  - Что же нам делать, как начнём и с чего? А главное - где ключ? - спросил он.
   - Надо представить, что одна нормальная женщина случайно попала на бомонд богатеньких посредственностей и далее раскрутим это на принципе исключительности. Она должна быть обычной женщиной, а служебные её подвиги станут совершенно другим пластом в образе. Она будет шутить с жизнью, не принимая её взбрыков всерьёз - это игра, нормальному человеку в такое можно поиграть, а, наигравшись, отставить. Тогда с другими персонажами мы можем заняться чем-то стоящим. Ну, хоть игрой в карты, проигравший стирает мои колготки, а потом сушит их на ветру. Представляете - дача, мордатая охрана, аппаратура слежения, а он бегает вокруг "мерса" и сушит колготки? А из окон выглядывают болельщики и поддают жару - если не высушит за две минуты, придётся всё повторять по-новой. И это крупным планом! - я даже зажмурилась от предвкушения несравнимого удовольствия, девушки тоже въехали в мою шуточку и откровенно забалдели, один мужчина-режиссёр отдувался за всё мужское племя и досадливо хмурился: следящие из окон, выглядели бы ещё живописнее. - Трах на канистре с машинным маслом и охотничьих боеприпасах, как прописано у автора сценария - это сгодится для баек в узком кругу, тащить такое на экран - дело не царское! Чуток сместим акценты и из разряда откровенной литературщины плавно переместимся в жанр многополюсной драмы: она - вынужденные любовники - их жёны - её собственные пристрастия. Я хорошо представляю, чего ждут от нас спонсоры, а чего зрители. Зрителей надо уважать, Евгений Ильич! Трах нынче никого не удивит: он есть и по телефону, и в Интернете, и по любому телеканалу, а тут и мы со своими банками из-под масла.
  - А спонсоров по боку? - ворчливо ответил он, имея в виду обусловленные финансистами постельные сцены и разные чувственные фишки по ходу. Всё это нужно оставить, но сделать иначе, так, чтобы они не выглядели вставными номерами. Он ворчал по этому поводу и раньше, но как-то незлобиво и я поняла - Абашин ждёт толчка от меня. Что-то у них прежде с Каминской было такое, чего он от неё ждал и сейчас. Я это уловила во время одного из перекуров, когда он воспользовался отсутствием Нэлли и пришёл ко мне с большой кружкой, там была смесь лекарств и спиртного. И он знал, что я одна! Ему нужна встряска, так я поняла его взгляд и мы круто поговорили. Потом он зажевал содержимое какой-то таблеткой и приложился к моей щеке: "Ты прелесть, Аннушка, и лучше, чем прежде!" К работе он вернулся свежим, Нэлли появилась чуть позже и ничего не заметила. По его окрепшему взгляду в один из рабочих моментов я поняла, что встряска пошла впрок, и решила для себя не выпускать мастера из зоны собственного внимания. Я была наркотиком, нужным для творчества. Что ж, мне он тоже необходим!
  - Им всё равно, каким будет реальный режиссёрский сценарий, лишь бы фильм смотрелся и средства не исчезли! - сказала я и, глядя на него, поняла, что он легко читает мои мысли и что я имела в виду, говоря о реалиях, хорошо уловил.
  - Да, сударыня, вы, правы! Мне нравится ваша идея, давайте сделаем так - вы аккуратненько, чтоб не задеть других, переделаете свою роль, а я посмотрю, что можно сделать с остальными. Идёт? - я согласилась. Мы ещё немного поговорили о делах и съехали на молодёжные темы. Похоже, ему бы хотелось в них разобраться получше, чтобы увереннее чувствовать со своей ненаглядной. Она была и классически красивой и достаточно смышлёной. В павильоне мне не до съёмочного окружения и их суеты, но то, что она не была бледной тенью любимого мужчины, заметила даже я. Ей около двадцати пяти-двадцати семи лет, она почти не применяла косметику, обладала хорошей литературной речью с приятным тембром, не сваливаясь на модные сленги, словечки и наречия. Тяга к основательному и настоящему врождённая. Откуда тогда прежний брак с богатеньким "буратино"? Я попросила её рассказать об этом, если она хочет.
  Нэлли охотно откликнулась и мы услышали историю их сближения в её интерпретации:
  - А почему бы и не признаться? Мужчин я узнала давно и мне их внимание понравилось ещё в девятом классе. Красивые мальчики меня не привлекали. С мужчинами же я очень быстро повзрослела и, чтобы не потерять себя, мне следовало остепениться и осмотреться. А ещё хотелось увидеть мир в его первозданном виде и я высоко замахнулась. Получила всё и сразу. Почти ничего не пришлось платить сверху. Но, оказалось, что роль управляемой кошечки меня не устраивает. Тогда я вышла замуж. С этим человеком я была три года. Мы с ним кое-что пережили. Но вдруг я поняла, что мне нужно совсем другое. Не знаю, что именно, но другое. И я стала осматриваться и искать. Совершенно случайно попала на премьеру фильма этого режиссёра, - она любовно взяла за руку Абашина и он ответил на её движение. Они светились друг другом, я не видела разницы в их возрасте, они были молоды и прекрасны, - его лента пролежала на полке много лет и потом кто-то раскошелился и сделал несколько копий. Фильм публике понравился, а я задумалась, что же в жизни главное? В его картине речь шла о молодой женщине, которая несла на себе тяжкий крест и уже забыла, что возможно другое состояние. Она встречает мужчину и у них начинается роман. Сразу и бесповоротно. Фильм о том, как эта женщина из крестоносца постепенно превращается в носительницу любви и нежности. Это по Ибрагимову, вы знаете его. Я прочитала первоисточник и не увидела даже признаков того шедевра, что был на экране. Нашла видеокопию фильма и пересмотрела его не один раз. Ощущение было очень сильным и глубоким. Я прокрутила фильм мужу. Он даже не изобразил интереса - для него это бабья прихоть и интеллигентская заумь. Я специально пришла на одну из встреч, где был уважаемый мастер, и пробыла в его обществе около часа-полутора. Этого хватило, чтобы в тот же день сообщить мужу об уходе. Я ему объяснила, что нужно разойтись, пока у нас не завелось взаимных отрицательных страстей. Мы разъехались. Потом я атаковала этого джентльмена, пока он не поверил, что я не шучу. Вот и всё!
  - Добавлю - эта дама имеет явно киношный склад ума, мне она очень нравится и впервые не стыдно за связь с женщиной, хоть она и в дочки годится.
  Абашин взглянул на меня и ко мне подплыла немая просьба не принимать услышанное всерьёз. Мне это было нетрудно. Жанна с интересом слушала беседу и совсем не стеснялась своей юности.
  Нэлли искала моего сочувствия и понимания, но в её тоне я видела то, что Каминской ни за что бы не понравилось. Эта девочка хотела Женю в свою собственность полностью. Безусловно, это максимализм и от него им обоим вреда больше, чем проку. Я могла достать из запасника нечто и испортить её радужное настроение, даже не обращаясь к маэстро. Просто так, чтоб знала! Девочка должна понять, что таких, как она, много и цена им совсем даже не золотник. Она, отнюдь не глупа, но мастеру нужна просто понимающая и любящая женщина и возраст при её выборе играет роль даже не определяющую. И решила немного поиграть с ней.
  Мы вспомнили наш предыдущий фильм и я, пользуясь архивом Каминской, выложила перед гостями съёмочное братство. На снимках Абашин выглядел молодым и счастливым и на многих кадрах рядом с его знаменитой стеснительной улыбкой была откровенно сексуальная от Каминской. Такие кадры на столе застревали надолго и Жанна с интересом всматривалась в них, угадывая подоплёку и разогревая ревность юной подруги маэстро. Это было много лет назад, тогда снимался один из лучших фильмов о молодой науке, камерность чувств, которые раскрыты в фильме, только повышала ценность интимного, оно в то время ещё робко пыталось соперничать с мажорным звучанием глобальных задач коммунистического общества. Общества уже давно нет, а фильм выглядит ностальгическим рефреном для людей, которые до сих пор сомневаются в приоритетах - что важнее? Я не торопилась менять фотографии именно этого съёмочного периода на другие, где мы... (Я и Абашин или Каминская с Абашиным? - Ну и клиника!) ...где мы ещё дважды сотрудничали. Этот упоительный роман мог длиться не менее пяти - семи лет. С Нэлли они знакомы около года. До него она имела юные ученические порывы, а у него была насыщенная и полнокровная жизнь. М-м-да!
  Моя заботливо оформленная упаковка воспоминаний плавно дошла до сознания девушки и я просто почувствовала, как она испугалась. Она в панике взглянула на меня, я всматривалась в её глубину, разбирая обычное хищное бабье и ту тонкую оболочку, в которой каждая из нас пестует самое заветное и ценное. Она ещё не постигла, чем обладает, однако мне уже стало ясно, что собственничество в её устремлениях играет далеко не последние роли. Покоя я ей не обещала; нет, и совсем не потому, что сама положила глаз на Абашина, просто знала, что есть женщина в очень зрелом и продуктивном возрасте, которая может отбить его в два счёта. Она была на других кадрах моей фототеки, которые я не стала показывать. Мастер это понял и оценил по достоинству. Я видела его взгляд. Мне совсем не хотелось нарушать их идиллию, просто девочка не должна забывать, с кем близка. Мы немного покупались в былом и, уважая нашу молодёжь, вернулись к дням текущим.
  - Не к столу будь сказано, Евгений Ильич, вам нравится Жанна? - поставила я его в скользкую позицию. Многим известно, что Каминская с режиссёрами всегда на короткой ноге и они с ней тоже. Для работы так лучше. Он не растерялся и осмотрел её, будто видел впервые, потом изрёк:
  - Вообще-то она достаточно интересна, выразительна, тонка и изящна. Но не произнесла ничего такого, чтобы я её выделил.
  - Я пока её не продаю, она моя подруга, но, может быть, когда-то вам понадобится актриса для роли Аспазии, думаю, она будет достойной претенденткой! К тому времени, когда это понадобится, она уже будет в порядке и вам захочется её попробовать, - я намеренно вышла в тон и плоскость былых отношений, он не мог забыть ничего, связанного с Каминской и за это, былое, я намерена кое-что с него взять, так делали все и я, теперь уже Каминская, не могла из их цеха выделяться. Нэлли для меня как бы и не существовало, я проводила собственный тест. Мне нужно знать границы собственного владычества. Я краем глаза видела взволнованную Нэлли, но не она сейчас была главным моим делом и не расцветшая Жанна. Абашин понял всё, как надо, и просто успокоил взглядом свою подругу, я видела, что он и сейчас мой. - Чёртова Каминская! Зачем он ей, а? Я уверилась в себе и ослабила хватку.
  Мастер тихонько и не очень охотно выбрался из моих лап и стал рассматривать Жанну более пристально.
  - Если её использовать по фактуре, то, может, вы и правы, Аннушка. Есть в ней что-то. Вот если бы она ещё и была актрисой! - сказал он так, будто её здесь и не было. Жанна смутилась и ещё больше похорошела. Беременность активно вмешивалась во всё и на её лице отражалось любое сильное переживание или волнение. Мастер это заметил и невольно улыбнулся в ответ на немой вопрос. С тем, что называют выразительностью, у Жанны проблем не было, нехватало глубины и зрелости, но это наживное и Абашин хорошо понимал, о чём я. Жанна, конечно, ярче и интереснее. Но ему не принадлежала, он видел - я стараюсь сделать для Жанны то же, что и он для Нэлли. Тут наши интересы сближались. Мы рассматривали фотографии, комментировали их и ещё долго беседовали о разных вещах, нам хорошо доступным и интересным. Про эти фото я знала не всё, но многое и в беседе разномастных участников могла не опасаться каверзных вопросов, наедине же всё это море скрытых подробностей меня бы мигом утопило и я откровенно фрондировала - что-то он нервного возбуждения во мне сидело глубоко и не давало расслабиться.
  Абашин немного ревновал свою подругу ко всему, что двигалось, говорило и имело мужское оперение. У неё же в их романе был только один соперник - прошлое и там для неё таилась сплошная тэрра инкогнита с массой шкафов со скелетами. Он дышал ею и не скрывал этого, она же рядом с ним была женщиной, которая знает, что любима, понимает, что они неровня, но это её не останавливает и не смущает. Такие пары бывают, когда любовь бескорыстна и щедра. Я очень радовалась за Абашина, какой бы краткой ни оказалась эта связь впоследствии. Она сильно взбадривает художника, никакие наркотики не сравнятся с её воздействием. История с ними была ярким ответом на вопрос о музе и художнике: не в пример истории в "Джулии Форнезе", у них связь была и продуктивна и возвышенна.
  Нэлли очень внимательно и с пониманием отнеслась к моему предостережению. Мне казалось, что мы будем с нею общаться близко, она должна захотеть взглянуть на своего избранника глазами зрелой и сведущей женщины. И любопытство и элементарный женский расчёт должны подтолкнуть её разобраться с этой страницей жизни мастера.
  Когда мы остались наедине, я уловила её интерес к рискованному общению и спросила:
  - Ты бы хотела его заполучить полностью, со всеми потрохами? - ни острых спрятанных коготков, ни чего-то собственнического в моём тоне не было - я просто интересовалась, хорошо ли с ним в постели, об этом говорят все.
  - Даже не мечтаю! - она была само сожаление, он был прелесть и её утолённое желание, что с молодой женщиной таких лет почти не встречается, ей повезло и своему счастью она просто не верит - вот что написано в её глазах.
  - А зацепить беременностью?
  - Он настолько благоразумен, что я в отчаянии!
  - Бережёт? - она прикрыла глаза и так развела своими болотными глазами, что стало ясно и без слов.
  - Это может прозвучать банально, Анна Николаевна, боюсь, мне с ним осталось недолго, но я не хочу показывать этого. Жена настроила и детей и внуков на безмерную любовь к дедушке. Женя человек домашний, вы это знаете и без детского визга и любви сильно страдает. Я понимаю это, но не знаю, как защитить нас.
  - Ты думаешь, что выхода нет?
   - Хуже того! Я будто обречена и в нас показывают пальцем, отсчитывая часы и минуты, которые нам, якобы, остались. Если мы расстанемся, он тут же сдаст. Во всём! - в её словах была и боль и логика.
  - Такое бывало со многими. От тебя зависит, случится ли подобное с ним!
  - Зависит ли?
  - Знаешь, если ты созрела до понимания роли женщины, а не старлетки в роли любовницы, то найдёшь и способ и удобное время, чтобы сделать по-своему. Он стоит того, не одна женщина в зрелом возрасте готова затащить его в свою жизнь и тебе требуется поднатужиться, чтобы не упустить. Уведут и не охнут! - я сделала выразительную паузу и забралась внутрь собеседницы, чтобы та осознала глубину проблемы. - Так ты хочешь быть с ним по-настоящему или только играешь в Галу Дали? - она отстранилась от меня и надолго замолчала. На кухне общались Абашин и Жанна, слышался смех моей подруги и слегка надтреснутое рокотание Абашина. Нэлли, видимо, томилась от неопределённости своего положения и решилась-таки:
  - Если бы я была в себе уверена, то смела бы все препоны, но, к сожалению... - она покачала головой и тяжело вздохнула.
  - Смотрю я на тебя и думаю, вот миленькая Барби - она может продлить жизнь мужчины на много лет, а может и надломить так, что он даже на экранизации спектаклей не сгодится, - последнее я сказала так, что она поняла и значение и смысл. - И ты знаешь, что приходит в голову? Попробуй догадаться, ты же в школе была отличницей? Ну?... - Может так случиться, что никто впоследствии об этом и не узнает, но ты с этим, нереализованным, не расстанешься всю оставшуюся жизнь! Ты же умненькая девочка и честолюбие тебя потом вконец изведёт!
  Вошли Абашин с Жанной, принесли чай с бутербродами и ответ Нэлли не прозвучал. Собственно, я его и не ждала. Такова жизнь - мы часто влюбляемся не вовремя и не в тех людей. С приходом Абашина лицо Нэлли преобразилось и она ни единой ноткой своего журчания и шелестения, которые обволакивали даже нас с Жанной, не поведала о сомнениях. Абашин ждал от неё света и тепла и она их являла в обилии и большом разнообразии. Я не настаивала ни на чём, понимая, что возвысить и провалить может только она. В подвижницы, на мой взгляд, Нэлли вполне годилась, если будут обстоятельства. Сама же она сложить их или переломить, по - моему, не сумела бы. Она просительно взглянула на меня, но что я могла? Это только в её силах. Просто мне хотелось из обычной женской солидарности приобщиться и как-то продлить век кинематографического корифея. Я решила подумать и при случае дать ей знать. Я сделала для неё заговорщицкую мину и она ответно заулыбалась, радуясь вероятной подмоге. Читать взгляды эта девушка умела, может научится и себя преодолевать? - Хотелось надеяться.
  Вместо ночной прогулки мы с Жанной отвезли Абашина и его девушку домой, потом заехали на Воробьёвы горы, молча побродили у широкой балюстрады, вдохнули свежий воздух середины осени, полюбовались Москвой и вернулись к себе.
  Я чувствовала, что Жанне нужно высказаться и начала разговор о гостях. Во-первых, она сказала, что киношный мастер не совсем в её вкусе, кое что в нём требует корректуры, а во-вторых, его подруга - обычная светская дама, которая решила сменить вместе с причёской и некоторые привычки, вряд ли её хватит надолго. Я очень внимательно вслушивалась в оттенки речи молодой подруги и с удивлением заметила кроме обычного девичьего максимализма откровенные ревнивые нотки. К кому относилась эта ревность, я не смогла уловить, но факт её наличия был неоспорим. Неужели она ставила себя на место Нэлли и виртуально пробовалась с таким взрослым мужчиной по полному списку? Немного подумав и прислушавшись к тону остальных реплик, я решила, что дело обстоит именно так. Девушка заметно прибавляла и планку своих требований поднимала очень высоко.
  - Общение с ними было интересным и впечатляющим, - почти натурально улыбаясь, успокоила она меня.
  - Вот так-то, вот они, секреты! - сказала я сама себе. Уснули мы не сразу, продолжая обсуждать перипетии визита Абашина и его подруги.
  
  - Руся, - сказала я, устроившись подле него поудобнее и заглядывая ему в глаза, такая добрая и отзывчивая, - а вот такое несоответствие тебя не смущает?
  - Какое? - он казался благодушным увальнем, счастливым и довольным жизнью и собой.
  - Ну, ты такой сильный и крупный мужчина, я бы сказала - настоящий мужик, а занимаешься сиденьем за столом и очернительством бумаги, делом, достойным всяких худосочных слабаков без силы и тела, - мёд и ирония в моём голосе были перемешаны, будто в слоёном торте.
  - Валить лес вручную, как Урбанский в кино про комиссара-коммуниста и сражаться с беляками, косностью и разрухой в мозгах? - закончил он мою мысль, не заметив кондитерского шедевра, и я кивнула, как сытая и ухоженная кошка на коленях у хорошего хозяина - он ещё был мягок и уютен, как плюшевый мишка.
  - В юности меня подобное одолевало, в молодости даже попробовал, но быстро прискучило.
  - И что же в причинах - одни мужики и ни одной дамы, чтоб оценила доблесть? - почти без лукавства уронили мои губы, они почти уткнулись в его грудь, пышущую энергией и я еле удерживалась, чтобы не зачерпнуть оттуда пригоршню и что-то не сотворить. Только слегка куснула и разрядилась.
  - Не совсем так, но где-то рядом. - Мужики, те по тому делу - в самый раз, а вот дамы - нет! Они тогда меня не устраивали совершенно. Может, потому там и не задержался, - ответил он, уже хорошо чуя мой настрой и быстрым взглядом оценив дамскую и кошачью хитрость и коварство. Иногда бывало так, что я даже побаивалась его проницательности. Ему было легче, чем мне, он нас с Каминской изучил вдоль и поперёк, я же хоть и продвинулась за эти несколько месяцев, но с его многолетним стажем исследования нашей подноготной сравниться не могла. Единственное утешение - я не Каминская и от неё сильно отличаюсь во многих, ему неведомых ипостасях. Тем не менее я уже улавливала, когда у Руси заканчивается житейская сентенция и начинается розыгрыш. Откровенно и наотмашь он никогда не балаганил, а этак с приглядкой, шуточкой и легоньким касанием, чтобы чувствовать мой пульс. Касался всегда с удовольствием и часто, я это видела и мне нравились эти прикосновения, в такие моменты я чувствовала себя матерью Геей, дающей силы Атласу. И в его взгляде мне хватало и тепла и уверенности. Со мной же он играл, играл с удовольствием и увлечением, подчиняясь самым немыслимым правилам, которые я придумывала - верно, недоиграл в детстве и теперь со мной это навёрстывал. Сегодняшняя игра получилась экспромтом, но я давно готовилась, мне хотелось раскачать его на воспоминания о юности и молодости, о том времени, где он и стал тем, кого я видела теперь.
  - А тамошних мужиков они устраивали, эти дамы из твоих воспоминаний? - спросила я, заводя его на опасную дорожку: кроме меня в нашем общении женщин он не упоминал - мужчин расписывал колоритно, а женщин оставлял за кадром. Вероятно, Каминская приучила. Руслан явно хитрил в эти минуты, придумывая и компонуя из фактов и недомолвок свою легенду, я это видела: он не вспоминал, нет, Руся придумывал, чтобы выйти из положения. Врать он так и не научился и глаза всегда выдавали.
  - Те, что были на виду, редко выходили за местных?
  - Ну, - помешкав, с трудом выдавил из себя он, - думаю, каждая десятая или двадцатая. В разных местах по-разному.
  - А приезжие их сразу выделяли или сначала знакомились со всем списком местных дам на выданье и потом выбирали уже из отобранных претенденток?
  - Чаще приезжие попадались сразу и потом с крючка редкий срывался.
  - А они того стоили?
  - Внешне, да! - я сразу почуяла запах тех эмоций от "стоящих" женщин, хоть и прошло много лет - почти двадцать!
  - Были конкурсы или всё устраивалось без отбора, тихо и келейно?
  - Ещё какой, иногда бились, как на диком Западе.
  - А сами-то они, что, сидели пнём-колодой и ждали, когда победители выхватят их из обоймы соперниц?
  - Чаще бывало, что она кого-то для себя выделяла и потом только проверялась.
  - И ни одной из них ты не понравился? - сделала я первый выстрел: быть не первым для Руси - драма и он всегда работал над тем, чтобы числиться в первых рядах. Для этого он искал дополнительный заработок и всегда, даже студентом, имел лишние денежки, чтобы кого-то угостить или сводить в ресторан, спасти, завить горе верёвочкой. Он тяжело вздохнул - придётся что-то рассказать. На задворках он никогда не сидел и с протянутой рукой его тоже никто не видел, но я его припёрла - тогда у Руси в этом ничего не просматривалось, почему?
  - Те, кому я нравился, не нравились мне и наоборот, - попытался он выскользнуть из петли.
  - Я про тех и говорю, которые тебя выбрали, а ты пренебрёг. Почему, что в них не так?
  - Им нужно выйти замуж, а я туда не торопился. Восемнадцать всё же! - объяснил он, пряча глаза.
  - Так сразу и оглоушила? - улыбнулась я, чуть приподнявшись на локти и выказав кое-что из-под халата. - Ни разу не прижавшись, томно не вздохнув, не отвернувшись, когда ты забирался, куда не надо, призывно не посмотрев издали и не поморочив хорошенько голову? - Не поверю! Так не бывает, все мы одинаковы, что здесь, что там, мастерство в обольщении разное и вся разница! - я вызовом взглянула на него и опять опустилась на локти. Теперь ни груди, ни желанного уголочка шеи ему не видно и он заневрничал.
  - Тебе про какую историю? - спросил Руся, смяв себя в гармошку.
  - Самую первую, когда тебе восемнадцать, а ей..., сколько ей?
  - Двадцать один, - выдохнул он и выжидающе посмотрел на меня, может передумаю. Но я настояла и узнала историю про учительницу, которая попала в глушь и терзалась от неустроенности и осознания ненужности духовного начала вообще: оно в местных головах выглядело приложением к обязательному школьному образованию и многими воспринималось через губу. Обычная история обычной интеллигентной женщины. Я дослушала и расстроилась, а потом и уронила слезу - так всё горько и неизбывно. Удивлённый Руслан успокаивал и утешал.
  - Но ты-то её не обидел, надеюсь? - спросила я и он смущённо кивнул. Я представила себе эту молоденькую девочку после пединститута и видного, но совсем зелёного парня и поняла всю глубину её драмы.
  - Ты никогда этих тем не касался, почему? Чем драма этой женщины менее значима по сравнению с горожанками, которых ты описываешь второй десяток лет. Здесь всё, как в классике, в чистом виде и всё отдельно: среда обитания, страсти, деньги, возможности. Можно не ограничивать себя ничем, выпиши этот конфликт до язвочки и болячки и будет тебе новый "Гамлет" или "Король Лир". Почему, Руся?
  - Не знаю, - ответил он, ошеломлённый моим запалом, похоже, я задела больное место. - Наверное, ещё не дозрел, чтобы раскрыть драму Маши, не скатившись в банальность убийственной фактуры.
  - А может себя жалеешь, а? - кроме меня никто не мог с ним говорить вот так, глубоко забираясь внутрь и ковыряя старые болячки. Только со мной он мог быть откровенным и открытым до конца, надеясь выслушать то, чего другие либо не видят, либо стесняются сказать. Я пеклась о будущем российской словесности и работала на оздоровление русской литературы.
  - Поясни!
  - Тогда ты был молод и незрел, но теперь-то уже в форме, однако боишься, что при глубоком анализе себя тогдашнего и её, той учительницы Маши, уже состоявшейся, окажется: и тогда и теперь мужчина несостоятелен! И тебе стыдно это признать. Поэтому и обходишь десятой дорогой, разве нет? - это был нокаут, он опустил глаза и отвернулся. Я немножко поразмышляла и решила, что играть в невинность не стоит. Жалость тоже не для мужчин.
  - Хочешь знать, что она потом сделает? - он пожал плечами и я продолжила. - Местные олухи будут её осаждать и досаждать, кто-то попытается сломать и она станет искать защиту. И подвернётся некто серенький малопьющий с больной печенью и куриным интеллектом - только бы не дрался и не гонял по дому. Она родит дочку и замкнётся в ней. И дочка станет точной копией матери со всеми её комплексами. А папу они схоронят где-то в шестом-седьмом классе учёбы дочки и она, ещё не сорокалетняя, почти моя ровесница, будет жить одними надеждами, полностью вложенными в эту девочку. В театр её дочь впервые попадёт со школьной экскурсие в областной центр и будет ждать дня, когда уедет навсегда из родного города. Вот так, почти по Драйзеру, Сэлинджеру или Фолкнеру. Не отчий дом, а край пропасти, от которого надо держаться подальше.
  Повисла гнетущая тишина паузы, после которой что-то должно измениться. Я почувствовала прохладу и закуталась в халат. Он тоже зашевелился, но так и не поднялся, чтобы стряхнуть наваждение, которое я на него напустила - он не знал, что делать и как быть, остальное было вторичным. Потом тоже надел халат, мой шведский подарок и взглянул на меня, ожидая чего-то ободряющего. И зря!
  - Почему ты так и не вернулся к нашим устоям? У нас есть старинные классические традиции, мощный арсенал исключительных тем, способов и средств. О нашей стране и людях пишут кому не лень и такую муть, что книги перестали читать, а прошло всего-то десять лет с той золотой поры, когда читали больше, чем смотрели. И ты, как и все, пишешь не про насущное и востребованное воспитанными классикой читателями, а желаемое говённым бомондом, далёким ото всего живого. Эта мразь, которая говорит и думает по-русски, заумно рассуждает о нетленном и полностью игнорирует запросы людей, населяющих эту страну. А ты смотришь на них и снимаешь мерки с их вкусов, чтобы угодить и прослыть, будто эта накипь, осевшая в литературе и критике и есть соль нашей земли. Почему, Руся? - сказала я то, что угнетало и мучило уже давно. И, думаю, не только меня. Суета и скоротечность наших встреч как-то отдалили наши души, успевали схватить свою пайку только тела: я видела его, он ублажал меня и мы вместе пережидали непогоду. И вот я высказалась. Это было неожиданно, что называется - поддых! Он, лучший, стал таким, а что говорить о других, талантом пониже и мыслью пожиже?
  - Аннушка, - сказал он через сто лет, отойдя и опомнившись, - я это тоже знаю и вижу, но не знаю, как подступиться.
  - Руся, всё делается просто - нужен первый шаг! Обдуманный и взвешенный.
  - Может сама и сделаешь, вон как разделала! - обиды он даже не скрывал. Может я немного и переборщила: раньше всё дифирамбы да восторги. Однако те, хвалёные мною, вещи и в самом деле того стоили. То есть, написано на высоком уровне. Поле, которое он возделывал, было ухоженным и благодатным, но ни хлеба, ни других основных для питания овощей и фруктов там не водилось - одни деликатесы и приправы. И пользовала эту продукцию особо продвинутая часть любителей современного чтива. Любители Ремарка, Хэмингуэя, Достоевского и Мэриме среди них попадались редко.
  - Вот сейчас приведу себя в порядок и займусь, - ответила я и отправилась в душ, оставив его наедине с собой. Его боль и одиночество я ощущала почти физически, но даже не обернулась: он должен всё это уяснить и усвоить. Он настоящий мужчина и дуться почём зря не будет. Я и осталась-то в роли Каминской после её выздоровления только из-за него. И теперь окончательно поняла, что именно удержало здесь, почему не рванулась домой на собственное княжество, а тянула и поддавалась на уговоры и увещевания самой заклятой подруги. Но это теперь! Я так погрузилась в него, что уже не могла обходиться кем-то другим. Осознание того, что он глубоко и по-настоящему любит Каминскую меня поначалу умиляло, а потом я приняла это в свой собственный адрес. Сейчас, когда обмен шёл к завершению, я видела, что отвечаю взаимностью и уже полностью перехватила инициативу по этой части у Каминской. Без него я уже не могу. Как и он.
  Он вошёл в ванную, когда я уже ополаскивалась, и набросился на меня. Привычная буря, самум и я в них уже была своей. Он унёс меня, укутанную в простыню и стал массировать, вытирать и растирать. После его рук я всегда парила и порхала - они были изумительны. Сегодня же он вообще был особенным. Его глаза смотрели и восхищались, о минувшем разговоре - ни слова. И уже не переживал по поводу полученных зуботычин, я думаю, он их все разложил и оценил, не зря Каминская выбрала именно его.
  - Давай-ка, Руся, чайку! - предложила я и поднялась. Моя часть - это сласти и декор, а сам чай - это Руся. Сложилось это обыкновение само собой и нравилось нам обоим. Каминская пила кофе гораздо чаще, я же предпочитала чай и постепенно сместила баланс на него, а Руся с удовольствием примкнул к этому.
  - И что им далось в этом родстве? - заметила я, когда мы обсуждали перипетии пьесы Руслана и сравнивали с софокловскими Эдипом, Иокастой и Антигоной. - Ну что в этом криминального? Никто никого не убил, случается это нечасто, этим верховным жрецам, что - больше заняться нечем?
  - Назидательность и демонстрация силы, тех, кто у власти, - объяснил Руслан, - в античности не все законы были писаными, поэтому многие премудрости для житейского обихода черпали вот в этих самых мифах.
  - Странно, очень странно! Верховный бог эллинцев Зевс женат на родной сестре Гере и имеет от неё детей, от него рожают дочери, внучки и правнучки - и ничего! А Эдип, не зная того, женился на собственной матери - это преступление, - я покачала головой, настолько всё нелогично. -Хотя, это могли придумать для пущего эффекта авторы мифа, уж очень всё закручено, как в бразильском сериале.
  - Я думаю, что эта коллизия - неудачная фантазия или, как теперь говорят - литературщина! Эдипу в момент, когда он случайно убил отца, было двадцать, его матери - чуть меньше сорока, считай, твоя ровесница, а для женщины тех времён это солидный возраст и выглядеть она должна значительно хуже, чем нынешние ухоженные тридцатипятилетние горожанки. Это данность для смотра женихов. Став вдовой, она должна выбрать себе мужа и выбирает молодого Эдипа. Он-то знал на что шёл - по нашему, в примаки. Зачем? Жажда власти? - Возможно! Яркая женщина на троне? - А почему бы и нет! Чтобы уцелеть, по обычаям того времени ему нужно иметь собственных детей от неё, иначе его свергнет кто-то из старших детей царицы. То есть, младший брат свергнет старшего. Сразу же возникает вопрос - может ли она родить наследника? Если- да, то Эдип имеет шансы уцелеть, если - нет, то он жертва ближайшего покушения или переворота. О том, что произойдёт на самом деле, знает только эта женщина и её горничная.
  -Выходит, царице всё равно, кто победит - они все её дети, так? - спросила я.
  - Думаю, что нет. Она-то и выбрала молодого мужчину, чтобы родить наследника и отсечь хилые ветви первого мужа, - он сделал паузу и внимательно взглянул на меня, поняла ли, я кивнула: череда мотивированных дворцовых переворотов и убийств с целью обретения власти налицо. - Молодой и сильный Эдип сделает ей ещё нескольких детей и с ними укрепит дряхлеющее царство. Иначе Иокаста вполне могла выбрать мужчину зрелого и коротать век, ничем не рискуя и ни во что не ввязываясь. Но она смотрела дальше и считала себя достойной лучшего жребия.
  - Хорошо, а как же сам Эдип, он ничего о её замыслах не знает?
  - Нет, конечно, для этого он ещё совсем молод и незрел, но тут важно другое: мотив, движущий Эдипом. Власть или женщина?
  - Ты же изучил эту тему досконально, не томи, что?
  - Женщина, зрелая и красивая женщина. Иокаста умна и красива, а это навсегда!
  И я продолжила изучение темы родства, так смутившую в свое время Каминскую.
  - А вот теперь представь знакомую коллизию: ты, тебе двадцать, встречаешь Машу, она выбирает тебя, а ты вдруг узнаёшь, что она твоя сестра. То ли по матери от другого мужчины, то ли по отцу от другой женщины, но сестра. И живёт она на самом краю земли и Мойры тебе поведали, что жребий у неё тяжкий и нести его предстоит одной, пока кто-то не переломит судьбу. Именно переломит. Как ты поступишь?
  - А кто я по интеллекту, физически и прочее? - спросил он, уже улыбаясь, в первый раз про Машу он воспринимал с угрюмой миной на лице.
  - Ты молод, полон сил и надежд, амбиции не помещаются в характере и доставляют массу неудобств. Она провинциальная учительница, её мать любила твоего отца, но замуж за него не вышла. Он, возможно, и не знал о её рождении. Она смотрит на тебя с надеждой. Вот так, - сказала я, слегка изменив его собственную историю. Он задумался, прикидывая и сопоставляя, нынешние моды и литературные традиции стали несколько упрощёнными и утончённостью и глубиной не отличались.
  - Не роман и не повесть, а мои действия, молодого и интеллигентного на тот момент. Я бы зажмурил глаза и женился на ней. Она была вполне симпатичной и могла вырасти в писаную красавицу, основа в ней была здоровая и сильная. Маша умна, чиста и порядочна, намного разумнее и мудрее меня тогдашнего - негоже женщине нашего роду маяться без надежды и любви. В том возрасте, кроме обычного мужского набирания очков, честь и благородство значили немало. Если бы всё случилось, как ты рассказала, я бы на ней женился и увёз оттуда.
  - Ты студент и живёшь в общаге, - уточнила я, - а она молодой специалист и её держит долг и ещё что-то из формальностей.
  - Она бы уехала со мной хоть куда, я помню тоску в её глазах, она меня в то время пугала больше всего. А остальное - пустяк, мы бы выкрутились, она девочка что надо, не то, что мои бывшие жёны. Он замолчал и чуть позже добавил: - Назад, конечно, не сыграть, но из всех, кого я встречал до женитьбы, она была самой интересной. Однако я был глуп и этого не понимал. Если бы в то время я сделал так, то многие из смут со мной не встретились бы никогда.
  - А ей бы ты открыл эту правду? - едва не падая в обморок, спросила я. Но Руслан отнёс моё волнение к обсуждаемой теме и не догадался об истинных страхах. Только коснулся руки, самую малость и отпустил. Мне стало легче и спокойнее, как всегда.
  - Нет, конечно, это для неё была бы ненужная боль и тяжесть, зачем? Так сложилось, что меня всегда прикрывали и охраняли, мои заботы никогда не заключались в спасении или прикрытии кого-то. А в том возрасте для меня это было бы несомненным стимулом - спасти и не кого-то, а любимого и родного человека! Ты даже представить этого не можешь, как это было для меня важно тогда!
  Мы помолчали, он сидел за столом, но был где-то в юности. Я дождалась его возвращения и спросила:
  - Ну и как тебе эта тема?
  И опять пауза, сорок, а потом и сто тактов.
  - Ты это разыграла специально? - я не могла ему соврать, ну просто не могла и кивнула. Молча. Я боялась, что выдам и остальное.
  - Так надуть, а? По-моему, ты настоящая ведьма! - наконец нашёл он подходящие слова. Я посчитала это хорошей рекомендацией.
  
  На репетиции "Дяди Вани" произошла очередная сцена и дело стало намертво. Репетировали кусок, где Лёша Сергиенко, игравший роль Ивана Войницкого, должен очаровать Соню Серебрякову, которую играла Татьяна. Несмотря на многократные повторы, сцена, как говорится, не шла. Шелгунов уговаривал, показывал, призывал, рычал и прочее, но эффекта не было. Татьяна не желала очаровываться и смотрела на партнёра с откровенной досадой, которая прятала, ну, просто сводящую с ума издёвку. Слава богу, он этого не видел. Мы с Димой произносили свои реплики, предварявшие диалог Татьяны с Сергиенко и поджидали его завершения, чтобы продолжить развитие сюжета. Ожидание момента сыгранности этой пары затянулось и началась перепалка. Сначала Шелгунов набросился на Татьяну, обвиняя в саботаже партнёра и откровенном фырканьи, потом на Лёшу, не умеющего взять дело в руки, а затем досталось и нам с Димой просто так, за компанию, чтоб начальства боялись. И добился, что Татьяна выложила ранее скрываемое за высокомерной улыбкой.
  - Ну, какой ты мужчина? Кроме штанов, стоптанных башмаков и небритой щеки никаких признаков, даже запах синтетический, от спрэйя. Ты же ничего не чувствуешь! - упрекала Татьяна партнёра. - Совершенно слеп, глух и замкнут на себя, а настоящий мужик аж ноздри раздувает в поисках добычи. Настоящий самец чует самку за несколько вёрст и бежит к ней, возбуждённый и взволнованный, находит в диком ущелье среди массы запахов, слышит её шаги в грохоте и шуме рек и ручьёв, ему не попадайся и не задевай - растопчет! А ты? - Меня ты не видишь в упор! Если бы я от тебя не уворачивалась вовремя, быть синякам. Ты что, не видишь моего лица? На нём есть румянец, когда я говорю с чувством, уголки моих губ трепещут, если я волнуюсь, а уши горят, если мне стыдно или чувственность льёт через край! Ты это видишь? - тот развёл руками и тоскливо пережидал очередную вспышку партнёрши, за которой он откровенно не успевал. Он уговорил Шелгунова дать ему эту роль и тот уступил, надеясь, что партнёрша вытащит его из привычной неторопливости и основательности в постижении образа. И вообще Войницкий был им задуман, как особа, меняющая свою ориентацию с инертной на динамичную. Если бы у Сергиенко получилось, то Шелгунов этот экзерцис приводил бы со всех трибун в качестве примера измненения психо-физиологического типа актёра. Не шёл именно этот ключевой переход и он уже жалел, что в своё время уступил уговорам и отдал роль этому актёру.
  - Ты видишь это? - наступала Татьяна, он покачал головой, а она продолжила: - А вот Дима видит! И чтобы мой голос звенел чище и мелодичнее, он добавляет чуточку сольцы на мои воспалённые раны и следит, чтобы не хватить лишку. Он это видит, я понимаю его намерения и играю так, как ему, то есть, мужчине, хочется. И почти кончаю, - тут она сделала полусекундную паузу и посмотрела на Диму, он мгновенно схватился за сердце и упал, а она продолжила, - от этого кайфа - взаимопонимания с партнёром. Тебе это ясно? - Лёша посмотрел на реактивного Диму, который и не думал подниматься, ожидая, что я ему помогу, и кивнул, полагая, что запал партнёрши потух и они приступят к прерванной репетиции. Я подошла к Диме и он, лишь почуяв моё прикосновениие, поднялся сам собой, нарушая все законы физики, все остолбенели от такого куража, а Дима скромно устроился рядом со мной и стал ждать продолжения зрелища. Татьянин неудачливый партнёр уже кое-что усёк и был намерен проверить свои намётки, но Татьяна выложила не всё.
  - Всё твоё и мне и другим ясно и понятно - это под юбку заглянуть, всё ли на мне?
  Она вздохнула и перевела дыхание, все смотрели на неё, а партнёра как бы и не существовало.
  - Что ты на меня напустилась? Ну, не въехал ещё, так догоню! Это же тонкости, а они даются непросто, ты вон и сама-то поначалу плавала, а теперь вот и меня взялась учить, - умело оправдывался он.
  - Да не про то я, не про то! - взмахнула руками она. - Ты должен чувствовать, а не повторять за режиссёром, как АКМ-74 - тра-та-та-та! Что ты к нам с Анютой заглядываешь, куда не надо? - Да у настоящего мужика нюх в другом месте! Он это по нашим глазам увидит, а ты, чудо с пруда, руками должен потрогать, иначе веры нет ничему! Тут же темновато немножко и тебе не разглядеть, так я помогу твоей беде: ни на мне, ни на ней сейчас ничего нет! И кроме того, я это ещё и чую. А почему мы без "этого"? Ты об этом подумал, раз узнал бесплатно? - Тоже нет! А потому, что "это" мешает нам чувствовать, мы обе так устроены, не все, но многие женщины. Чувствовать всё, ощущать мир, тебя, наконец, прокуренного "Кэмелом" для дикарей и прочих неамериканцев. Ты не только меня, ты себя-то не чувствуешь. Вместо того, чтобы мыться два раза в день, обливаешься спрэйем и ходишь в этом облаке, как наркоман. Разве нет, Анюта? - я одобрительно кивнула, поджидая окончания технологической паузы, а она взглянула на Шелгунова, держать мужиков в теле - его забота, он чуть заметно сделал знак, что понял, но ей этого уже нехватало: - А вам, Анатолий Геннадьич, разве не видно, что он откровенно халтурит и прячется за нами и на сцене вроде мебели? Что он сделал вот на этой странице текста, тут у нас по три реплики? - ткнула она в затёртые листки у него на столике
  - Выразил восхищение вашим пониманием нищеты этого имения и стойкостью ко всем превратностям судьбы, - без запинки ответил Шелгунов.
  - Вы забыли две вещи, Анатолий Геннадьич, - заметила она.
  - Какие? - удивился Шелгунов и заглянул в текст, который выучил наизусть вместе с авторскими ремарками и собственной корректурой.
  - Вот после этой он промахнулся мимо перил и попал мне в промежность - вам не видно из кресла, вот он и проверил, всё ли там, а вот здесь он тоже споткнулся и изучил размеры и упругость моей груди. Так, мелочи!
  Шелгунов только крякнул от досады, партнёр умело воспользовался его неподвижностью и привязанностью к диктаторскому креслу. Оттуда было видно кое что, а остальная часть сцены могла стать публичным домом - всё равно никто не увидит!
  - И эта попытка партнёра завязать неформальный контакт на вас никак не подействовала?
  - Совершенно!
  - Жаль, - сказал он, - очень жаль!
  Шелгунов не знал, как выйти из положения, не обидев мужчину.
  - Вы, пожалуйста, дайте ему домашнее задание, пусть он эту сцену проведёт со своей женой и завтра нам расскажет о результатах. Мне очень интересно, как она к этому отнесётся и оставит ли на его барском теле хоть одно живое место! - не унималась Татьяна.
  Я оценила всё это по достоинству и отметила, что общество двулико и двояко. Изъяны и откровенную халтуру в игре её партнёра видели все. Но дело не в том, что говорила Татьяна, а как она это сделала! Она даже постановщика поставила ниже себя! Она ему указывала! А это в глазах известной части публики - криминал! Дима всё это видел, но чувствовал себя не вправе поддерживать Татьяну, поскольку её восторженный отзыв о своей игре и контактности тут же засчитали бы в качестве оплаченного ответа Димы. А ещё мне было известно, что для Каминской чужих правил не существловало, она их писала и устанавливала сама. Я же со своей стороны подумала, что всё надо решать и оценивать в режиме он-лайн, то есть, с учётом абсолютно всех факторов: и вещественных, и эмоциональных, и психологических, и заглядывания кое-кого в глаза начальства. Кое что из таких конфликтов я знала из первоисточников, а остальное из испорченного телефона. И самое главное, Каминская завела, а я поддержала такое правило: безнаказанно обидеть мою подругу не может никто - наказание последует мгновенно! Я расстегнула блузку, сшитую по моде начала двадцатого века и показала всем грудь, она была свободна, подняла юбку на бедре и там тоже бельё отсутствовало. После этого перешла к риторике.
  - Мы с ней живём в разных районах Москвы, гримёрки тоже не рядом, но она эти вещи учуяла влёт! То же я думаю и об остальном. На мой взгляд, сказано с приличной эмоцией и на высоком нерве, но совершенно объективно и к месту. Женщина слишком сложное создание с тонким механизмом взаимосвязи тела и духа. И она, Лёша, не требует от тебя постижения наших глубин, нет! Она умоляет и просит - не ме-ша-ай! Создай условия и она раскроется сама, поскольку и создана природой, чтобы раскрываться и очаровывать.
  Странно, ты не замечаешь, что Дима про неё знает всё и может играть на ней, как на фортепиано, а она будет петь и отзываться на все его касания и сама разденется при необходимости, никого не смутившись, реагируя лишь на зов партнёра. Дима тоже не знает, сколько слоёв помады на её губах, но характер и блеск улыбки или изгиб ресниц и выражение глаз ни с чем не спутает. То, как он реагирует на неё, ты сейчас сам увидел, а ведь это обычный экспромт, а как точно и сыгранно, а!
  И последнее, женщины отзывчивы, если мужчины знают их язык и глухи, если в его лексиконе одна фраза: "Хочу!"
  - Танечка, в твоих очах столько неги печали, что она утопила твой азарт и вдохновение, - подал голос Дима, - и я, привыкший к качелям твоих страстей, искупавшийся во всех брызгах творческих напастей, падаю к твоим ногам, обольщённый этим печальным озером и говорю: "Танечка, милая и ненаглядная, я хочу тебя!"
  Я проследила за лицом Татьяны во время Диминой эскапады: она была взволнована и Дима, уловив это, поддал нужного и она захлопала ресницами, не в силах удержать слёз. Мне показалось, что после этого любые дебаты неуместны и прочитала балладу о взаимных чувствах, её мне подарил Руслан и я сочла нужным поделиться ею с постановочной труппой.
   Не всяк свой жребий тонко чует,
   Увидит в мраке чёрном свет
   И сердце, коль оно вещует,
   В душе изменит сотни мест.
   Увидеть знак в простой улыбке,
   В движенье милом суть узнать,
   И не печалиться ошибке,
   Когда запутался в узлах.
   Парить над тем, что видит сокол,
   И чуять поступь за версту
   Стихии нам поможет опыт
   И чтоб всегда свой знали стук.
   ...Она околицей ходила,
   В деревню не ускорит шаг,
   Ворожит в мыслях тонких диво
   И вот уж к ней шаги спешат.
   Она укрылась за сосною,
   Цветов пучок в косу вплела,
   Дриадой выглядит лесною,
   Его же шаг к себе вела.
   Она не дышит - шелест только
   И вздохи на ветру сосны,
   И запах смольный, вязкий горький,
   Но в очи взгляд: - А вот и ты!
   Твой след округл средь острых линий,
   Твой шаг мелодией звучит,
   Твой отблеск в небе вижу синем,
   А сердца стук ко мне умчит.
   Из губ нектара истеченье
   И не укроют их листы,
   А запах кос - в ночи свеченье
   И в мире всём по мне лишь ты!
   - Меня нашёл ты, что за диво!
   А если я тебя вела?...
   ... Я слышу их раздор счастливый
   И грусть в себе им залила.
  Ни кашля, ни вздоха - актёры слушать умеют, подать себя, внимающего прекрасному - тоже. Пропущу реакцию на стихи и сразу о Шелгунове. Он решил сыграть в назидательность и дать небольшую паузу, чтобы страсти поулеглись. И мы разошлись. Дима с Татьяной пошли ко мне и я их угостила вареньем, только сегодня передали из Арзамаса.
  - Ты и вправду хочешь или это жест? - улыбнулась через силу Татьяна. Дима с сожалением отодвинул розетку с малиновым вареньем и поднялся.
  - Шутит или нет? - метнула мне взгляд Татьяна, я же была уверена, что он будет вести эту партию до конца или пока она не запросит пощады. Но в таком взведенном состоянии она могла сделать, что угодно. И что тогда? Между тем Дима уже принялся за неё по настоящему, она вскоре закрыла глаза и вся наполнилась ожиданием, а он не стал раскачивать лодку и утолил её печаль одним лишь движением. Они бы всё равно ничего не успели.
  - Теперь веришь? - спросила я и он остановился, как бы досадуя на вмешательство. Она ещё не отдышалась и глаз не открыла, а Дима между тем бережно расправил всё, им нарушенное только что, и пригладил, будто так и было.
  - А если бы он испугался? - успела-таки она придумать крючок для мужского тщеславия. Раздался звонок и Диме не пришлось отвечать, а мне его оправдывать.
  Шелгунов провёл фронтальный опрос по поводу заявления Татьяны и всем выставил оценки. Репетиция продолжилась уже в иной тональности, Лёша кое-как преодолел трудную сцену и получил условный зачёт и работу на дом по тому варианту, что предложила Татьяна. После них следовала наша сцена с Димой, мы с ним выясняли отношения, а Лёша с Татьяной тайком друг от друга подглядывали за нами из разных углов сцены.
  В этой сцене я должна как бы унизить Астрова, досадливо отмахиваясь, а он, который в прологе из меня делал чемпионку мира по акробатике, пытался напомнить прелести парных упражнений без предметов. Преданность Димы как партнёра меня поражала, он доходил до мазохизма, подыгрывая мне так, что сам всё время выглядел проигравшим и было это очень убедительно. В "Джулии Форнезе" он тоже был щедр, но здесь его доброта превосходила все мерки. Он играл на победу самой идеи спектакля, а для этого его должны унизить и он очень умело и сознательно шёл на это.
  - Вот даёт! - шепнула одна из актрис второго плана, с завистью глядя на нас с Татьяной, так близко и продолжительно играющих с ним в диалогах. Как-то, улучив минутку, я шепнула Татьяне:
  - А ведь он и в самом деле тебя хочет, смотри-ка!
  У него расстегнулась амуниция и оттуда выпирал кончик ремня, ненавязчиво имитируя восставший фаллос. Шелгунов со своего командорского места этого, разумеется, не видел, а остальные прыскали, кривились в улыбках или высокомерно отворачивались. Но помочь никто не решался. Может, опасаясь режиссёрского гнева?
  Моя подруга нарушила строгую маршальскую диспозицию, оказалась рядом с Димой и указала глазами непорядок, публично поправить сама не осмелилась. Шелгунов зыркнул на неё, но репетицию не остановил. И опять взгляды: "Что она себе позволяет! Подумаешь, мелочь, а она разгуливает по сцене, как по собственному будуару, и плевать ей на мизансцену, с таким трудом вычисленную и выстраданную!".
  До конца репетиции она собрала ещё не одно неудовольствие Шелгунова и части постановочной труппы. У Татьяны испортилось настроение и она пришла ко мне расстроенная и подавленная.
  - Что, моя прелесть и очарование, досталось? Не переживай, они того не стоят. Ты была выразительна и восхитительна, даже Шелгунов рыкнул из-за этого раза на три меньше, ему это тоже пришлось по душе. А все мужчины сегодня хотели только тебя, поэтому и за косички дёргали!- успокоила я её и привычно приголубила. Она так же привычно отошла и мы пили чай, смаковали варенье и обсуждали саму пьесу, абстрагируясь от атмосферы, актёров, постановки и прочих мелочей. И сошлись, что вещь получилась очень классная.
  - Но уж очень сложная, - добавила она, - даже самая малость халтуры всё смажет и останутся торчащие рёбра и швы, как арматура на незавершённой стройке. Так, банальная провинциальная история.
  - Ты думаешь, Шелгунов видит всё?
  - Не знаю, иногда я готова его убить, он в эти минуты выглядит тупым мужланом, а не постановщиком классической пьесы.
  Я видела их пикировку не однажды и так не считала. Он сильный и упорный, а свое видение пьесы излагает нашей игрой. Всего и всем не объяснишь, я часто ловила себя на том, что вижу и понимаю его стратегию относительно других актёров, о себе, понимающей его, мне судить не хотелось и я всегда сверяла свои представления с его собственными. И он охотно отзывался и, оставляя в кресле свою наполеоновскую позу, бежал ко мне, чтобы втихую договориться о нюансах: после той ночи он держался в высшей степени предупредительно, но только со мной, а остальных держал в чёрном теле, Татьяну в том числе.
  Я устала и опустилась на диванчик, а она сиротливо ютилась в кресле.
  - Иди ко мне! - позвала я Танечку и она расцвела. Как только она расположилась рядышком, я всем своим существом ощутила её привязанность. Это мне досталось в наследство, но я ничего против не имела. Я обняла её, прижала к себе и закрыла глаза. Мы будто стали одним духовным и телесным созданием, так я её чувствовала и парила в ней.
  - Танечка, тебе хорошо со мной? - спросила я, пропустив через себя первые нежности. Она удивлённо подняла глаза, неясно, что ли?
  - Я не об этом. Когда-нибудь тебе захочется всё это сделать самой и ни от кого не зависеть. Признайся, ты ведь страдаешь от неосознанной зависимости? Всё равно, от кого, но зависимости!
  - Не знаю, не думала, но у тебя мне спокойно и я знаю, что делать дальше. Мы не всегда об этом говорим, но, глядя на тебя, я многое постигаю сама. А без тебя - нет!
  - Мистика?
  - Ну, верно, это стоит назвать иначе, но когда ты рядом, я становлюсь и смелее и умнее - может, субстанция такая?
  - Танечка, ты рационально мыслишь, умеешь анализировать, вот только с временным смещение - его называют остроумием на лестнице. Может, мы вместе почитаем Фрейда и разберёмся в истоках подсознательного?
  - Ты хочешь меня бросить? - сделала она тяжёлую для себя догадку.
  - Перестань хныкать! Понимаешь, рано или поздно ты почувствуешь себя настолько уверенной, что моя защита уже и не потребуется. А дружить мы будем и после этого. Я хочу, чтобы ты достигла этого состояния сейчас, а не на одре.
  - Мне иногда бывает стыдно, что с тобой я всегда младшая и, обиженная кем-то, иду к тебе, но так уж сложилось и от этой роли никак не отпочковаться: то боязно, то и в самом деле на свободу и быть взрослой рановато.
  - Я думаю, что вскоре мы об этом и говорить не будем - станет неактуально, поскольку зреешь ты на глазах. Ты зреешь, а я ста-ре-ю! - я лишь слегка цитировала заметки Каминской, но своего отношения к Татьяне не играла совершенно.
  - Правда? - улыбнулась театральная прима, кумир зрителей, но она знала себя больше и иллюзий не питала.
  - Я жду и в то же время боюсь этого дня, понимаешь, Танечка, боюсь! - тяжело уронила я и слёзы сами собой покатились из глаз. Ошеломлённая подруга не верила себе, такую Каминскую, она, видно, не знала.
  - Ты меня любишь! - облегчённо вздохнула она и зарыдала в голос, её отпустило, былой страх исчез в лучах простой истины. И она стала моей, моей собственностью, а не арендованной у Каминской.
  Я её приняла, как положено, на баланс и выдала всё, что причитается в таких случаях. И мне хотелось, чтобы она побыстрее выбиралась на божий свет, пусть и в каком-то особом качестве.
  Чуть позже, отошедши от эмоций, она спросила:
  - Ань, у меня есть знакомая, она классный журналист. Так вот, её парень без ума от тебя и всё время достаёт её. Он ей очень нравится, но ты там всегда третья. Она стоящая девочка и всего добилась сама.
  - Трахнуть его на глазах у неё? - вырвалось из меня фирменное от Каминской.
  - Ну, уж и не знаю, может и не надо, ты только с нею поговори.
  - А он будет млеть рядом с двумя бабами и разминать свои принадлежности? - осведомилась я, полагая, что Каминская эту часть нравов молодых ценителей прекрасного знает в совершенстве. Она отмечала, что умные и интересные диалоги случаются только со взрослой и искушённой публикой, которая к микрофоном и рампе не рвётся и вообще жизнью богемы не интересуется совершенно.
  - Ань, сделай одолжение, а? Я не обещала, но если ты с ней поговоришь, то сделаешь два добрых дела: просветишь молодую даму, кто есть её нынешний хахаль и познакомишься с провинциалкой, которая сама сделала себя и с ней в нашей столичной поганой прессе очень даже считаются. Анечка, ласточка, ну, что тебе стоит? - шутя стала канючить Татьяна и я кивнула, не сразу, а выдержав её в этом настрое и доведя до изнеможения продолжительным молчанием и отрицательно покачивая головой.
  Мне до безумия стали нравиться вот такие игры: она заглядывала в глаза и что-то в них искала, а я прятала всё, что во мне таилось, и нарочно выставляла откровенную стервозность и эротику. Её маска тихонечко растворялась в моей неприступности и обнажала в этой молодой и самобытной актрисе такие пласты, каких я нигде и никогда не видела - это было нечто! Это было удивительное сочетание утончённой запредельности чувствований и откровенной девки из предместья, развлекающейся из обычной прихоти и только из неё. Пропустить это я ни разу не смогла и выпивала её досуха. Так было и на этот раз.
  И всё же моя Танечка сильно ко всему привыкала, когда я её отпустила и она отдышалась, то первое, что она изрекла, было возвращение просьбе об этой знакомой. Хорошо продуманное и мотивированное.
  - Ты хочешь заполучить эту даму в подруги или чтобы она стала золотой рыбкой? - спросила я.
  - Мне достаточно того, что обо мне пишут, даже, если попадается откровенная чушь. Чего я стою, знают немногие, а те, кто пишет, обычно врут из чужих уст. Так стоит ли на больных и дебилов обижаться? Просто она стоящий человек, а нам с такими следует дружить или хотя бы держаться рядом.
  - Мы ведь с тобой такие добрые и жалостивые, да? - подначила я зародыш её филантропии. И вдруг вспомнила взгляды Виктора, его едва сдерживаемый интерес к ней в их первую ночь и потом, когда мы с ним периодически встречались на стоянке или он подгонял или угонял мою машину от дома. Она его определённо чем-то зацепила и это попало в него очень глубоко, дав всходы.
  - Тань, а, Тань! Ну признайся, что ты сделала с Виктором? Он тобой полон до сих пор, несмотря ни на что - я пыталась его остудить и просветить, не слушает и смотрит такими глазами! Колись, Танька, а то...!
  И что вы думаете? В глазах засветились привычные шалые искры, воспоминания о Викторе в ней тоже не угасли, но признаться сразу - ещё чего захотели!
  - Да ничего особого. Я же тебе говорила, что хотела доказать, что могу с твоими мужчинами делать то же, что и ты. И с ним у меня получилось, - сказала она, не соврав, но и не признавшись.
  - А он-то всё принял на полном серьёзе - эту твою затею с соревнованием, кто кого перетрахает. И увлёкся! - я положила руку на её плечо и ощутила его округлое хрупкое изящество и совершенство. Вскоре я стала ощущать странное электричество и тепло от её тела. Татьяна на минуту замерла и вдруг погрузилась в себя.
  - Анюта, он в тот первый раз делал также! Я тогда обалдела, так сильно отдавало от его рук. Он был весь пропитан тобой и я его выпила досуха, тебе ничего не оставила!
  - Я с ним ничего в тот раз не делала совершенно! - припомнила я для завистливой подруги.
  - Зато я делала! - призналась она. - Когда ты с ним пришла на мастер-класс к Максуэлу и на виду у всех морочила голову и ему и нам, никто не усомнился, что ты только что вынырнула из постели с этим красавчиком в бандитском прикиде. Он смотрел на тебя так, будто вы устали и решились на небольшой перекур, а после этого заумного и тоскливого развлечения, опять продолжите. Я тогда кончила сама, глядя на вас и боялась встать, чтобы подо мной не увидели пятнышка!
  - Ты серьёзно? - искренне поразилась я, которая там была, говорила профессиональные вещи, участвовала в заумной дискуссии и вот - нате вам! Хотя чего-то отдалённо похожего я и добивалась, придумывая эту затею с ретро-костюмами. Но не в такой мере и не с этими людьми.
  - И он с тобой тоже вытворял вещи неимоверные, только виртуально, я это потом узнала, когда раскрутила по-настоящему. Он тебя, Анька, трахал во все лузы и с таким азартом, что я и остановить не могла. Закрыл глаза и представляет меня Анькой Каминской, он даже меня пару раз твоим именем назвал. Так что я не ошиблась, а вот ты, выходит, даже не заметила, кого подарила в ту ночь.
  - Вообще-то, он человек хороший, я его давно знаю, но это не повод сразу же тащить в постель! - заметила я с укоризной и поразилась собственному цинизму. Татьяна округлила глаза и покачала головой:
  - Ну, ты и даёшь, мать!
  Мы свернули на другие темы, но меня не оставляла мысль о Викторе и его интересе к Татьяне, несмотря на моё откровенное просветительство. Я припомнила сутки в его обществе и поразилась его умению создать уют и комфорт, не выпячивая себя. Это был умный и настоящий мужчина, рядом с которым любая из нас с удовольствием сбросит кольчужку амазонки и станет слабой и беззащитной, доверившись ему полностью. В кругу Татьяны, насколько я знала и могла догадываться, таких мужчин быть просто не могло, я это чувствовала по её тяге к себе: во мне она искала то, что должно быть у них. Теперь я в этом сомневаться перестала.
  - Вот что, дорогая, завтра Жанна работает с утра и до четырёх, у меня съёмки на "Мосфильме" и вам вполне хватит времени, чтобы отойти от меня и отмыться, - буквально продиктовала я ей свою волю, - он будет свободен с утра на двое суток. Для твоей ранимой психики, милочка, сейчас это самое эффективное средство. Он настоящий, а это без последствий, тебе он нужен, поверь, я знаю!
  Она не спорила и не противилась, она как-то уж очень преданно заглядывала мне в глаза и спрашивала:
  - Ты правда этого хочешь? Ты не обидишься?
  Что-то всё же он в ней затронул и я увидела знакомую поволоку в глазах, такую он её ни за что не отпустит.
  - Эй, эй! - Подруга, ты ещё здесь? - осадила я её фантазию.
  - Господи, Анька! Я умру от твоих качелей!
  - Хороши?
  - Ну, ты и стерва!
  Это было очередное признание, Каминская ею и была и предлагала мне такую же роль.
  На следующий день мы встретились на вечерней репетиции в театре и она сходу приложилась ко мне с приветствием. От неё пахло мужчиной, собственного аромата почти не ощущалось, косметики - тоже. Могла заторопиться и не успеть, а могла и сделать это намеренно, продляя ощущения, пережитые с этим мужчиной. И она отчиталась обо всём, не таясь.
  Сегодня у её Джулии всё выглядело и получалось бесподобно, голос порхал из октавы в октаву, менял окраску неимоверно, в выразительности появилась масса полутонов и удивительная глубина, а от самой исходила мягкая и податливая энергетика. Она играла с моим Венедетто, как кошка с глупой мышкой. Со мной она сыграла очень интересный вариант диалога жены художника с любопытствующей поклонницей. В общем и целом Виктор оказался именно тем средством, в котором она и нуждалась. После репетиции она зашла ко мне:
  - Ну, как тебе моя Джулия?
  Я осмотрела её одежду, вкусила её ароматы, оценила лицо - почти никаких отклонений. Он Виктора остались лишь воспоминания.
  - А твоя ли она? - ответила я и хлопнула её по бёдру, прикрытому облегающей юбкой, без охраны в таком виде даже в нашем театре появляться опасно - закоулков много, тёмных уголков тоже, я уже не один раз, возвращаясь поздно и одна, слышала чьи-то откровенные стоны, приглушенные то ли стенами, то ли накидкой на лицо.
  - Заметно? - поскучнела она и устроилась для подробного обсуждения. Но мне было интересно другое - Виктор, сможет ли он устоять перед ней и не поддаться на обычные фокусы женщины, когда она в фаворе?
  - Для начала неплохо, - успокоила я её, - но будет лучше, если он станет стабилизирующей диетой. Регулярно, строго по норме и пока не выздоровеешь.
  Она привыкла с Каминской ко всему, но мужик - это диета, было нечто.
  - Ань, ты серьёзно? Он же расплёл меня на ниточки, я оглянуться не успела. Таких пару раз и от меня ничего не останется!
  - Признайся, а ведь это он тебя болезную и расплетенную на ниточки и ленточки, потом собирал воедино и ты от того млела ещё больше? - она кивнула, - И как тебе его сборка?
  - Мне понравилась. Но осознала только сейчас.
  - Ты к этому привыкнешь. Так делает любой настоящий мужчина, понимаешь?
  Мы кружили вокруг её роли, не решаясь начать обсуждение и поджидая настрой, а он был уже на подходе.
  - Виктор не твой любовник и с его помощью ты ничего со мной не делаешь? - поинтересовалась она чуть нервно и покосилась на меня. Я качнула ногой в новых колготка, рука на них чувствовала себя очень удобно и комфортно. Потом стала рассматривать рисунок, только сейчас я заметила, что он меняется и от освещения и от угла зрения, как подмигивающие открытки или фото с раздевающимися женщинами. На ней были другие, но тоже мои, подарок из Стокгольма. У них был потрясающий эффект от прикосновений, то есть тот, кто их касался, балдел, а обладательница удивлялась, оставаясь в неведении от причины такого эффекта.
  - В следующий раз наденешь колготки, как у меня сейчас, - сказала я.
  - И это всё, что ты можешь сказать? - возмутилась она. Всё было рядом, а я даже шага навстречу не сделала, болтая о всякой ерунде. И вдруг почувствовала, что весь мир провалился и я вместе с ним лечу в преисподнюю. Я даже не заметила, как отключилась, так это произошло. Когда очнулась и открыла глаза, то увидела испуганную подругу.
  - Ань, ты в порядке?
  Я взглянула на часы, была уже полночь. Я поворочала головой, шума не было, сделала несколько упражнений для глаз, всё в норме и успокоилась.
  - Чаю, что ли? - сказала я, Татьяна включила чайник и быстро собрала остальное. Я поднялась с диванчика, слегка подташнивало, будто беременна. Это меня развеселило и улыбка получилась очень жалкой, я видела себя в трюмо напротив. Забота и боль в глазах подруги отогрели меня окончательно. Я добавила в чай из бутылки с коньяком, Татьяна сделала то же.
  - За диету, фирменную диету а-ля Виктор, - сказала я и сделала глоток, оказалось вкусно и я сделала другой.
  - А ты почему сразу про колготки не сказала? - поинтересовалась она чуть позже.
  - Забыла. А тут вот и вспомнила, на тебя глядя и твои иероглифы разглядывая.
  - К тебе поедем? - сказала она и я кивнула.
  Жанна уже спала и мы с Татьяной потихонечку стали хозяйничать и переодеваться на ночь. Потом, несмотря на протесты гостьи, я всё же отдала долг гимнастике на тренажёре, используя негремящие функции и заставила её разделить мою участь. Она поворчала, разделась до невозможности и щеголяла в таком виде, как бы в пику мне. Затем был целительный душ, от которого она забалдела окончательно, мы пробрались в спальню и тихонько улеглись. Она всё порывалась поделиться наблюдениями за мной в отключке, но мне этого знать не хотелось. Я притянула её к себе под бочок и велела: - Спи!
  
  Я продолжала в своих паузах для физподготовки на пленэре играть с ребятами в баскетбол. Когда наступила сырая и промозглая осень, мы договорились о времени в близлежащей школе. Там нас приняли с удовольствием и приписали к группе "Здоровье". За это я обещала раз в месяц консультировать школьную драматическую студию. Наша компания немножко обросла ещё парой девочек и одним зрелым мужчиной из соседнего двора, встречаться нам было интересно, играли с азартом и мне это помогало для снятия статики и накапливающейся нервозности. В зале мы проводили полноценные тренировки, такими я помнила их ещё по школе и институту. Теперь мы с девчонками были в одной раздевалке, а ребята в другой, разумеется, у нас были женские секреты и тайны. Мы иногда договаривались играть женской командой на половине площадки поперёк зала и, бывало, выигрывали, несмотря на то, что ребята старались играть против нас плотно в защите и активно в атаке. После такого выигрыша они делали по несколько кругов вокруг зала на полусогнутых. Если проигрывали мы, то танцевали по их заявке что-нибудь модное под магнитофон, который они всегда включали на время разминки. Эти минуты со спортом и простой публикой мне помогали в разрядке и я надеялась, что сердечных болезней, как это случилось с Каминской, поможет избежать.
   Неформальная троица
  Решимость Насти пойти на "казнь" собственного мужа, мне представлялась знаковой. Она подводила черту под прошлым и выгребала хлам, надеясь на лучшее будущее и уже сейчас обустраивая его. Она отчёркивала и выводила из оборота всё, связанное с порой противостояния, муж был его самой значимой частью. Всё это проходило у меня на глазах и во многом из переустройства жизни Насти я сама и участвовала. И мне показалось, что могла бы сделать нечто сопоставимое и как бы продолжить процесс сближения со своей стороны. Эта взаимность мне казалась очевидной, вся логика поведения Насти говорила именно об этом: она желает близости, возможно, на их прежнем с Каминской уровне, а, возможно, и гораздо серьёзнее. Так или иначе мне это нравилось и я стала подумывать о своём достойном ответе. При всей нежности и глубине наших отношений, взаимной тяге не только по части страстей, но и взаимных интеллектуальных приоритетов я не могла просто так выйти за Русю замуж и купаться в нём, забыв о ней. Моё прежнее замужество за Колей во мне сидело прочно и я как бы и не была с ним в разводе - так, бессрочная отлучка от дома и его общества.
  Обмен телами с Каминской привёл к тому, что я не увидела в её мире ничего, похожего на известный мне институт семьи и брака мужчины и женщины. Отношения в нём сильно отличались от привычных и я долго не могла к ним адаптироваться. Когда я всё же смогла уложить чувства и привязанности сначала к Татьяне, потом к Руслану, Насте, Жанне, Диме и другим во что-то для себя привычное и хорошенько притопить их обычными житейскими эмоциями, то увидела всплеск ответных и были они очень солидной закваски. Я любила их напропалую, как и Каминская, не придерживаясь чужих мерок и канонов, исходя лишь из собственных представлений. И во мне почти тут же появилась та гармония, которая питала раньше моё тело и душу в обличье Анны Неустроевой.
  Мои чувства к Насте не были откровенной эротикой, хотя её красота и женское очарование будили даже спящего, она мне нравилась вся: от особого звучания речи, мироощущения и тонкого и изысканного интеллекта до внешнего облика, стати, ощущений от походки, запаха тела, блеска глаз, изящной и извинительной улыбки и ещё массы других качеств. Нам интересно бывать вместе и она сильно меня поддерживала и стимулировала в профессиональном росте. Её преданность прежней дружбе-любви с Каминской, несмотря ни на что, меня настолько поразили, что я до сих пор не могла отойти от осознания этого - величие души этой женщины не имело аналогов и требовало от меня чего-то соразмерного. Ничего подобного в моей новой жизни не было - только Руслан! Я понимала всю курьёзность судьбы, которая предоставила этого мужчину просто так. Каминская много лет таила его от чужих взглядов и тихонечко терроризировала, вычислив своё родство с ним. Но расставаться не хотела.
  Я не могла прятать Руслана от Насти и с ним упиваться тем, чего она теперь лишена начисто. Мужем ли, другом ли, но он должен стать для нас объектом взаимного притяжения. И я всё это изложила на следующий день, когда мы встретились в нашем уютном любовном гнёздышке. И он неожиданно легко согласился, хотя раньше, когда я намекала на подобное, категорически отказывался. Очевидно, он тоже менялся в своих требованиях ко мне и нашему роману, становился мягким и уступчивым и всегда заглядывал внутрь, чтобы упредить мои спонтанные фокусы, от которых я просто сходила с ума. Только с ним я позволяла такое и шла в них до самого конца, не задумываясь о последствиях - о них думал и никогда не забывал он. Могла ли я прятать это чудо женских мечтаний от лучшей и самой близкой подруги?
  - Хорошо, - сказал Руслан, - но наша открытость только для Насти.
  - А если бы это была Татьяна? Она тоже очень мне близка!
  - Она ещё маленькая девочка и игры взрослых её могут травмировать, - так он сформулировал свой отказ.
  - Руся, ты хитришь и лукавишь, - покачала я головой и он, заглядывающий в меня до нельзя глубоко, стал соображать, как бы выбраться из неудобья и выдал:
  - Она намного моложе меня, почти дочь по возрасту, если зрителем наших игр будет она, то я почувствую себя стариком, - лукавства он даже не скрывал, - настолько престарелым, что может исчезнуть потенция. Понимаешь - зритель, в этом всё дело!
  И я приняла сказанное к сведению, хотя даже с Жанной я играла в такие игры, что ему могло и не понравиться.
  Итак, сегодня Жанна осталась ночевать у подруги после оживлённого девичника, а мы с Настей поджидали Русю. Сегодня я сдавала зачёт, но Настя об этом не догадывалась. Они с Каминской одно время были в роли наложниц у мужа Инны и в течение девяти месяцев, пока болела жена, супружничали с ним еженощно, таков его каприз. Я представляла, что выслушивала Настя от собственного мужа из-под одеяла и сквозь зубы. В окружение сестёр нормальный, с моей точки зрения, мужчина попасть не мог, об этом как-то говорил Дима и был совершенно прав, как бы ни оправдывалась Настя. И лучики надежд на перемены для сестёр исходили только от Каминской, они это хорошо понимали и ценили дружбу с ней.
  Идея стать светочем Русе понравилась и он решил вхождение Насти в наш союз облечь в ритуал.
  - Мы с тобой фактически давно супруги, - сказал он, - поэтому сделаем и её нашей: только твоей и только моей. И покажем, что нас соединяет кое-что посерьёзнее грандиозного секса. Дадим посмотреть на нас со стороны, но рядышком, чтоб она и видела и чувствовала. Думаю, ей лучше всё решить самой. Мы свободны во всём, но свобода не освобождает от взаимности в обязательствах. Если кто-то не желает нести этот груз - значит, не судьба!
  Мне его идея понравилась и потом мы лишь обговаривали отдельные детали и их выполнение.
  И вот он пришёл. Я метнулась к нему, чуточку погрелась и понежилась в тепле, заглянула в глаза: там была решимость и уверенность и я поняла, что всё у нас сложится нормально.
  Получился классный ритуал, мы с Русей надели белые одежды, это были римские тоги с атласными золотыми поясами. На Настю надели такую же, но серебристого цвета с зелёным атласным поясом. Когда она пройдёт посвящение и выдержит испытание, мы наденем на неё такое же, как у нас, белое облачение. Хотя то, что предполагалось для экзамена, требовало и мужества и решимости, я была уверена в Насте и в исходе не сомневалась. Это она прочитала в моих глазах.
  Итак, мы выпили по глотку из ритуальной чаши и всё началось. Сперва она была просто зрителем и знакомилась с нами, думаю, даже во мне она увидела немало нового. Потом ей придётся дышать всем нашим и омывать тела под целительным душем. Во втором акте она будет уже участницей, проникаясь и приобщаясь и только после этого, если хватит решимости, будет и само испытание. Если она пройдёт и его, то, после омовения, мы наденем на неё белые одежды, символ приобщённости.
  Настя ничего подобного не видела, не переживала и вряд ли представляла, что когда-нибудь доведётся участвовать в подобном языческом обряде. Я видела её волнение, догадывалась о сомнениях, но подбадривала и ждала на финише.
  И она приняла старт. Досталось ей то, что и положено кандидату в наш союз, это было трудно, тяжело, но иначе к нам и нельзя - это не воскресная школа. Настя страдала и плакала, но всё выдержала и через час с небольшим стала полностью нашей. Об этом мы с Русей решили не распространяться и Настя с нами согласилась, чтобы не дразнить гусей, но для близких с этих пор мы - единая семья. настоящая, где всё на долге, осознании своих возможностей и заботе о ближнем. Наиболее свободной и независимой здесь была я, поэтому они смотрели на меня, как на законодательницу мод. И я изложила наши задачи и приоритеты: чувства, дети, дом, финансы, друзья. Каждому по возможностям от этих благ и всеобщее благоволение тому, кто инициативен.
  - Я хочу, чтобы у нас были общие дети, то есть кто-то из вас или обе родит сына или дочь, - предложил Руслан следующим образом обощить наши разрозненные тезисы, - дети Насти, это наши дети и от тех, что родятся позже, ничем не отличаются. Кто будет рожать, обе?
  Я убедила их, что удобнее будет, если первого родит Настя, а потом, если всё сложится, как надо, готова к этому и сама. Остальные пункты мы рассмотрели в принципе и решили сегодня весь запал посвятить чувствам.
  Хотя Настя впервые была с Русей, но я видела, что она охотно идёт к нему и с удовольствием предвкушает всё, связанное с ним. Она очень доверчиво отдавалась его силе, он же с ней был совершенно иным, мне незнакомым. Я видела, как Настя выдавала ему такие изыски нежности, что ревность во мне вскипала нещадно. Но я её гасила, понимая, что иной Настя с любимым и любящим мужчиной быть и не может. В общем, наши души тихонечко прилипали друг к дружке. Я видела жажду, с которой она пила его кровь и понимала причину: ведь и я иногда часами не могла от него оторваться. Она должна насытиться, я чуточку воздержусь и нам хватит этого мужчины на всю жизнь. Ей предстояло родить нашего наследника. А Руслан очень внимательно приглядывался к ней, соображая, как и куда прикладываться, чтобы ничего не повредить в этом тонком механизме. Мы ею восхищались оба и она это видела, думаю, наше восхищение отогрело её, нельзя же сравнивать её дежурных любовников с тем, что она имела с нами. Она же, глядя на нас и прокаленные обоюдной силой игры, подвигала себя на взаимное подвижничество и добавляла ещё и ещё и вскоре просто отключилась. Мы её выходили, она открыла глаза, роскошные ресницы коснулись друг друга и мы увидели взгляд счастливой женщины.
  - Хочу ещё! - прошептала она и уснула. Мы дали ей отдохнуть, потом вместе вымылись под душем и я сумела восстановить Настю. Напав внезапно на Русю, мы выпили его насухо. Когда он спал, мы обсудили свои ощущения и она призналась, что о подобном не мечтала.
  - Вы с ним так далеко ушли, мне уже и не догнать! - призналась она о наших играх и взаимопонимании. Это были несколько лет почти супружества Руслана с Каминской и несколько моих месяцев в её роли.
  - Ты родишь нам сына и дочь и всё уравняется, - успокоила я её, - ты ведь этого хочешь?
  - Да, хочу, с ним и с тобой я это сделаю, не задумываясь! Потом, когда опять появлюсь в кино и на сцене, то буду уже другой, я это чувствую уже сейчас. Не эмигранткой!
  - Руся будет хорошим отцом.
  - А с его прежней семьёй нам ещё придётся хлебнуть, - обнаружила она осведомлённость. Мы кое-что ещё обсудили, потом посплетничали и уснули рядом с ним. Но ненадолго. Где-то к утру он проснулся, разбудил нас и началось то, что я называю тайфуном, самумом и прочим с потрясающей энергетикой. Настя про такое не знала и была потрясена, она шептала:
  - Господи, пронеси! Господи, пронеси!
  Но в один миг оказалась под могучим шквалом, когда нет ничего спасительного: ни укрыться, ни защититься. Только оказавшись выброшенной, как щепка на берег, она сообразила, что же произошло. А в это время то же самое было со мной и она могла в деталях прикинуть, как выглядела сама совсем недавно. Я боролась с ним, цепляясь и вонзаясь в него, пыталась удержаться и не исчезнуть в пучине. Обычно после этого у него бывали шрамы и мы с ним их лечили, но он не роптал на судьбу и всё повторялось снова и снова. Когда стихия скрылась за горизонтом и мы, уцелевшие чудом и собственным упорством, смотрели на её последствия, она спросила:
  - Что это было? - своего испуга она не скрывала.
  - Тайфун! - улыбнулась я её страхам.
  - И часто он бывает?
  - Всегда! Без него у нас не было ни единого дня.
  Настя даже зажмурила глаза, представляя и осознавая сие в образах и реалиях.
  Больше проблем и непонимания не было ни в чём, она их обходила, преодолевала и всё это с полуслова, полувзгляда или вообще на интуитивном уровне. Мне было приятно видеть её светлый взгляд, добрую иронию и поддержку, когда моя чёрная колдунья бывала недостаточно стервозной.
  - Это на нас Руслан так пагубно действует, - в таких случаях говорила она, - без него ты была бы стервозней во сто крат.
  Я радовалась излечению от отрешённости, которая, порой, посещала Настю после "гражданской казни" мужа. И дело не только в нём, как таковом, а больше в горечи от неудачного шага в молодости, за который пришлось так долго и дорого платить. Но теперь она не только стала женой Руси, но и моей самой близкой роднёй, последнее, я надеялась, было для неё не менее значимо. Знаки внимания и прочее я ежедневно ощущала, как от Руси, так и от Насти, вместе же мы с ней держали его в такой форме, что ни на друзей, ни на б...ей его не оставалось - у нас был ещё один медовый месяц.
  - Такие женщины и две сразу! Какое пиво, какой бассейн, какая сауна? - отмахивался он от заманчивых предложений.
  Нас с Настей теперь объединяла и новая тайна. Мы знали, что он с нами не играет и платили взаимностью. Но и беспокоились о собственной безопасности - мы сумели это сделать быстро и не выдавая себя.
  Вскоре после нашего соединения позвонил Руся и сказал, что ждёт нас к себе. Я была свободна и тут же сообщила Насте, она сказалась режиссёру внезапно охрипшей от сквозняка на сцене и вместе со мной примчалась к нему. Руслан облегчённо вздохнул, увидав обеих, усадил на диванчике, угостил крепчайшим коктейлем, дождался пока выпьем и добавил ещё. Увидев, что дисциплинированная Настя тяжело выходит из репетиционного состояния, он добавил ей персональную дозу, но уже разбавленной смеси. Вот мы уже и готовы к развлечениям. Он осмотрел нас и сдёрнул всё, мы надели его тёплые фланелевые рубашки до пят и устроились рядышком, чуть прикрывши ноги покрывалом. Такими бывали наложницы в высочайших гаремах: избранными и избалованными вниманием. Я знала, что Руслан никогда не повторяется в играх, потому что записывает все ходы и при случае делает всякие варианты. Настя этого не проходила и теперь усваивала школу внимательно и прилежно.
  - Итак, дамы, вы готовы?
  - К чему? - дружно захлопали мы ресницами.
  - Первому чтению второй редакции "Антигоны"!
  Это был значительный прогресс, я думала, что она ещё не готова, но Руслан ещё раз доказал, что он и первый и лучший.
  Настя на таком празднике души была впервые. Я смотрела на неё и сравнивала её жребий и наш с Каминской: у Насти он был совсем несправедливым. Все годы любви и дружбы с Русей Каминская была в более выигрышном положении, Руслан читал Каминской многое из своего и в таких количествах, что остальных авторов она могла просматривать по диагонали. Настя же барахталась в этом мире то одна, то не с теми спутниками и сильно отстала. Возможно, эта дистанция возникла ещё на старте, но потом разрыв только увеличивался, а Каминская берегла Русю от сглаза. Настя, разумеется, ничего не знала о нашей затее с обменом и приняла эти изменения за каприз старшей подруги. Я слушала текст вполуха, размышляя о ней, о нас и о себе вместе с ними.
  Секс всё же был и произошло это, как обычно, неожиданно, но длилось столько, что мы поняли: нас любят по-настоящему и обеих. Особенно расчувствовалась Настя, но выдержала и слезу не пустила. Она хорошо различала роль жены и любовницы и теперь вновь чувствовала себя настоящей женой.
  На этот раз мы долго обсуждали и делились мнениями обо всём. Подробно остановились на несомненных удачах и рекомендовали их отчасти развить, а некоторые оставить, как есть, без изменений и остальное подгадывать к их ритму и блеску. Потом вернулись к нам любимым и здесь тоже кое-что уточнили и выяснили. Он нас всё время интриговал, задавая вопросы о всяких глупостях, иногда вводя в краску, особенно досталось Насте, её смущение и стыдливость при его откровенных вопросах была так непосредственна и очаровательна, что я засмотрелась ею не меньше Руси. После этого он оставил нас и ненадолго удалился. Вернулся он с сонетами и прочитал их для каждой из нас. Они были прелестными и я догадалась, что удалялся он, чтобы внести коррективы, это он сделал от руки и я тут же заметила.
  Я краем глаза следила за Настей - угадал ли? И по одному её волнению и трепету поняла - да! И успокоилась за неё, перейдя к собственному сонету, он был необычным и я несколько раз возвращалась, чтобы въехать во всё это. Расставались мы долго и неохотно, немножко слезы, немножко чувственности. Я смотрела на Русю не совсем трезвыми глазами, но всё же увидела, что он от нас тоже опьянел.
  Мы с Настей поехали к ней и занялись детьми. Сначала моей была юная леди, потом юное математическое дарование. Оно с удовольствием попрыгало и подвигалось вместе со мной на тренажёрах и после небольшой передышки мы принялись за анализ мироустройства. Я взяла фактуру нашумевшего детского бестселлера "Гарри Поттер" и на его примере мы разобрали, что и как мы выполняем осознанно, а что совершенно инстинктивно. Настя была рядом со мной и я по её глазам и дыханию улавливала, что именно с этим дарованием делать дальше. Мы без бабушки уложили обоих и отправились ко мне. Обе и плотно довели Жанну до кондиций, приняли все вместе душ, пожелали юной даме приятных сновидений. Она ушла к себе, я видела, что ей приятно общение со взрослыми женщинами - это добавляет ей уверенности в себе. Она частенько дожидалась меня, если я называла примерное время возвращения и мы вместе занимались всякими затеями. Иногда темы предлагала Жанна, но чаще они возникали сами собой и это ей очень нравилось, несмотря полученное возбуждение и отложенный на часок, а то и два, сон. Утром она всегда просыпалась легко и проблем у нас с этим не было.
   Сегодня мы с Настей наедине почти не общались и немножко соскучились. Я подумала, что она могла вести дневник или заметки, в которых сохранились её мысли и намерения. Побывать в них мне очень хотелось, теперь это представлялось совершенно необходимым. Сейчас она была уставшей и вымотанной нашим мужем, которому была безмерно благодарна за эту усталость. Всё это я видела и она знала, что я понимаю её. Мы улеглись в моей постели и на этот раз она сняла свою ночнушку и прижалась ко мне:
  - Анюта, ты им так пропахла, что даже душ не всё отмыл! - восхищённо сказала она и облизнула мою грудь. Ей досталось во время сегодняшнего самума всех более, Настя это видела и теперь занялась ею. Немножко сняв напряжение, она замерла на моей подушке и сказала:
  - Как я счастлива, что мы опять вместе! Если бы ты знала, как я ждала этого! Она прильнула ко мне, как и Жанна и затихла.
  - Ты об этом писала?
  - Да, Анюта. У меня в детстве был друг, мы с ним говорили обо всём. Он был единственным, кому мой успех в кино не сбил охоты общаться с юной кинозвездой. Мы говорили о жизни, ему было семнадцать, а мне шестнадцать. Потом они уехали и он с нового места написал письмо. Оно было таким же чистым, как и наши разговоры. Я ответила. Так у нас было два года, он попал в армию и там погиб на учениях. Была авария. И с тех пор я стала ему писать регулярно и складывать эти письма в шкатулку. Я делилась с ним своим секретами и переживаниями. Постепенно я перешла к более редким письмам и в основном в минуты, когда тяжело. Я их ему писала, потому что больше поделиться не с кем. Пока не встретила тебя и с тех пор уже почти не пишу. Но с тобой я не всё могла обсуждать, а вот с ним - всё! Если хочешь - почитай! - я кивнула и она пообещала принести их как-нибудь.
  Сон был где-то вдалеке и мы нежились и наслаждались жизнью и друг другом, продлевая то, что испытали с Русланом. Разглядывая её удивительный сосочек, я спросила:
  - А тот, что в Париже, он его тоже ласкал и ты так же рвала простыни и подушку, плакала и стонала?
  - Да, но совсем не так. Он умелый, чуткий, но холодный! Самума от него не дождаться.
  - Разве? Ты так туда рвалась!
  - Нет, Анюта, там просто грандиозный трах. И всё. А остальное - это бизнес. Нам ведь надо себя содержать, а это стоит много. Даме столько не заработать на Гучи и Версаче.
  - Лондон то же?
  - Да, и Женева. Я их лицо и у меня обязательства. Но я здесь и никогда не буду там.
  - А если мы с тобой поедем в Канн, пригласим этих из Парижа, Лондона и Женевы, да трахнем как следует и скажем, что желаем новой жизни, если наши планы не совпадут, то разбежимся.
  - Ты это серьёзно? - Они же меня одними неустойками утопят!
  - А если бы эти деньги могла заработать иначе, осталась с ними?
  Она в ответ прикрылась ресницами и я поняла, что любовью в их контракте и не пахнет.
  - Ты такая ладная, - вдруг сменила тему Настя, - Венеру с тебя римляне делали, особенно живот.
  Она положила руку мне на бедро и скользнула ею по нему, описывая сложные фигуры и движения ваятеля. Другой рукой она коснулась груди и тоже обвела ею оба холма и ложбинку между ними. Я помнила её замечание о моём лице, что она увидит теперь? Ведь я родила двоих и в память об этом кое-что на мне осталось. Раньше она оглядывала меня быстрее и не так свободно, в её глазах что-то стояло и она меня почти не видела в упор, теперь же, повысив свой статус, она могла увидеть многое. Настя погружалась в меня всё глубже и глубже, возможно, её что-то и смутит, что? Под её нежными руками и мягкими движениями я расслабилась и вскоре уснула. Ночью я почувствовала прохладу, Настя разметалась во сне и одеяло упало. Я подняла его, укрылась сама и придвинулась к ней. Настя открыла глаза и сказала:
  - Анюта, прости, это я устроила. Я соскучилась по твоей груди и хочу, как раньше, можно?
  И я решила, что она не ревизор-аудитор, нет, просто мы давно не были вместе и надо навёрстывать. И согласно кивнула. Она припомнила многое, чего я и не знала, потом мы сравнили всё это с ласками Руси и решили, что и то и другое хорошо в меру.
  - Мы с тобой, как две девочки, тайком от родителей уединились, чтоб узнать, что же там? - сказала она.
  - Два года назад мы были моложе, - как бы извиняясь, заметила я.
  - Не вижу разницы, даже скорее, теперь больше силы и упругости, - сравнила она вчера и сегодня, меня и Каминскую. - Верно, сменила питание и режим?
  - Или мужчину? - иронию я даже не скрывала, если год назад Каминская трахалась со всеми подряд и часто для коллекции, то нынешняя моя диета была строгой и выдержанной, я даже Татьяну к ней приохотила. Теперь она ей нравилась тоже.
  - У меня теперь только Руслан и ты, - заявила о своей лояльности Настя.
  - И дистрибютеры трёх фирм, - улыбнулась я её лжи, невинной и незатейливой.
  - Это как насморк - проходит моментально, - отмахнулась она.
   Утром мы быстро сделали себя милыми женщинами и отправились поднимать и отправлять детей в школу, выполнив эту функцию, вернулись ко мне и занялись Жанной. Насте она нравилась не менее, чем Татьяне. Её роскошные полные губы приоткрылись и из-под них появились белоснежные жемчуга чудных зубов. Я ей внушала, что внешний вид актрисы, особенно, её улыбка, это всё! Об этой части своего здоровья она не забывала никогда. Но губы! Я вздохнула и посмотрела на Настю. Она сыграла мужика, который только что оттянул мою любимицу и застёгивал штаны. Этюд выглядел великолепно, я поняла, что этот экспромт от вдохновения, а оно от любви. Мы ещё некоторое время полюбовались ею и разбудили без особой охоты: настолько не хотелось расставаться с этим зрелищем. Жанна таращила на нас сонные глаза и вставать не торопилась.
  - Что приснилось вам во сне? - спросила Настя, наклоняясь к ней и щекоча под одеялом. Жанна взвизгнула и побежала умываться. Мы собрали большую девочку на работу и остались вдвоём.
  У нас была работа над ролями. Мы были рядом и это нам нравилось, я работала с ней легко и продуктивно. Она иногда отвлекалась и мы крутили то её, то мои куски, я это уже могла и не робела. Мой рационализм оказался очень эффективным, я уже почти её догнала.
  
  В среду я устроила себе в работе "окно" и с утра отправилась в Углич. Мать Руслана оказалась моложавой женщиной и выглядела вполне живо и подвижно, глаза у неё были и добры и проницательны. Всё же четверо детей, это развивает и внимание и реакцию, получились они все очень удачными - такое счастье бывает не у всякой женщины. Я говорила с ней в основном о её жизни на Севере, ключ ко всему был, на мой взгляд, именно там. И она к рассказу Григория Ефимовича добавила многое, он для неё был просто Гришей. Когда мы уже миновали стадию взаимного осторожного и деликатного присматривания и приглядывания, я попросила рассказать о нём подробнее. Это выглядело профессионально и ненавязчиво и она невольно поддалась моему настрою, не увидев в этом вторжения в личное. Она призналась, что любила только его, но боялась этого чувства и всегда старалась оправдаться житейскими обстоятельствами.
  - Мне бы тогда остаться с ним и дождаться, пока он не наберёт силу. Но он был слишком юн, тонок и изящен и я боялась, что это затянется на многие годы и у нас ничего не получится. Это была, как я теперь поняла, красивая легенда, очень лестная для нас обоих, но сделать эту желанную инстанцию явью у нас не хватило духа. У меня смелости поверить в него, а у него силы переломить обстоятельства.
  Я попросила рассказать о том, как её чувства менялись со временем и как она теперь относится к своим прежним решениям. Она поделилась сомнениями об этом, но сказала, что вряд ли поступила бы иначе тогда, а задним умом все хороши. А потом призналась:
  - Однажды я чуть было не совершила героический поступок и к тому уже всё шло, но в последний момент что-то застопорилось и я обстоятельств не осилила, - она горько вздохнула и смахнула непрошеную слезу. Я выжидала и не подталкивала к откровениям, она могла поделиться, а могла и спрятать поглубже - как знать, что ей покажется приемлемым, беседовала она с незнакомым человеком и доверительность ко мне могла и не придти. Возможно, она немножко и комплексовала, но только самую малость: она могла сдаться обстоятельствам, которые её прижимали и держали в углу всю жизнь, но рассказать о них ей ничто не мешало. И я решила всё-таки её подтолкнуть, мне хотелось, чтобы она вывернулась наизнанку, оправдывая себя. Всё же Григория Ефимовича я просчитала глубоко и теперь знала о нём достаточно, он даже в молодости был явлением незаурядным, умная женщина не могла не увидеть этого, а по описаниям Сотникова Лена была именно такой. И я прочитала кое-что из моего мужа, прочитала, будто находилась в громадном зале, полном нескольких тысяч зрителей, на сильном нерве и специально для Елены Виальдиной, только не очень громко:
   Герой - не тот, что на вершине,
  Грешил и знал, что не прощён,
  Нечасто славят его имя
  И редко с красным он плащом,
  И блеск - не тип геройских взглядов,
  Не извелась о нём струна,
  Но в жар душе лишь с ним прохлада
  И светом взгляд, как в ночь луна.
  И, кажется, я её достала: она взволнованно задышала, поёживаясь в своей пуховой шали, повела плечами, глаза заблестели, руки нервно зашевелились, а пальцы так и пряли несчастную шаль во вдруг запотевших ладонях.
  - Нет, всё-таки, Гриша не герой, я понимаю вас, он умён, интересен, выдержан и у него масса других достоинств, но он не герой, в том-то всё и дело! Так вот, про тот случай, раз уж начала, расскажу. Запил мой второй муж, сильно запил, что-то там у него не заладилось на заводе и он не просыхал. Как не уволили - не знаю! Не удержалась я и как-то сказала об этом Грише, ну, думаю, он его образумит или что-то сделает по-мужски: резко и чтоб в чувство привело. Он тогда держал дачу где-то рядом с Угличем и иногда заглядывал. А Гриша просто предложил переехать к нему, к тому времени он уже был в Москве, преподавал. Вот так взял и предложил, - она подняла брови и сокрушённо покачала головой, как бы апеллируя ко мне по поводу незрелости подобного предложения. - Четверо детей, ещё малыши - от пяти до десяти лет, от двух мужей и что же - заводить третьего? У него тогда была комната в коммуналке, большая, но одна, ну, и, как в Москве водится, кухня на семерых хозяев. Он уговаривал, он просил, он убеждал, но я ... - она горько покачала головой и не закончила, опять уронив слезу, на этот раз побольше и затянулась пауза надолго.
  - А надо бы сгрести вещи в одну руку, вас с детьми взять в другую, посадить в такси и уехать на вокзал и прямиком и, не оглядываясь, к новой счастливой жизни? - сказала я. Она не ответила, понимая бесплодность подобных разговоров.
  Елена Аксентьевна надолго замолчала и подошла к окну, обняв себя за плечи, примерно так же делал и Григорий Ефимович, когда был грустен. Они в своих внешних проявлениях, как я заметила, очень похожи, незримая связь их и питала и удерживала рядом, несмотря ни на что. Она повернулась ко мне и вопросительно посмотрела, она догадывалась, что главного гостья так и не спросила. Что-то в ней приоткрылось мне навстречу, пусть самую малость и та, затаившаяся, важная давнишняя история уже с нетерпением выглядывала из коридоров времени и просилась на божий свет. Мне, по крайней мере, так казалось.
  - Но, уехав в Углич от Сотникова, вы сблизились с одним мужчиной, в чём-то на него похожем, а вышли за другого, почему? - Кому и что вы этим доказывали?! - рискнула я всем сразу, мне казалось, что сейчас ей нет смысла отпираться, да и психологически она была готова к ответу на этот вопрос.
  Она очень тяжело подняла глаза и врезалась ими в меня до самого дна. Меня зашатало от такой убойной силы, но я устояла и не отвернулась - мне было что защищать. Пауза затянулась, казалось, она забыла о предмете беседы, углубившись в себя, и так и осталась у окна. И рук не расплела.
  И только тут я сообразила, что ей уже много лет и ...
  ...Я помогла ей устроиться на диване и осмотрелась вокруг, хозяйка тихо, но с отчётливой дикцией сказала:
  - В шкафчике, на верхней полочке, там капли.
  Я нашла их по одному только запаху и стала приводить женщину в порядок.
  Когда она приподнялась и посмотрела на меня, в её глазах не было ни горечи, ни обиды.
  Собственно, мне тут уже ничего и не было нужно - всё ясно и понятно, в том числе и мотивы. Тот мужчина был реальностью, а она уже свыклась с легендой, расстаться с ней оказалось тяжело и она опять выбрала простое решение - мужем стал ещё один "лёшка". Простой, незатейливый, зато надёжный и управляемый.
  Домой я возвращалась уверенная в себе - я сама осилила важное дело и заслуживала награды. Пусть её и нельзя носить публично, но я-то знала, за что она. Это было побольше, чем орден "За заслуги перед Отечеством", которым одаривали чиновников по случаю выхода на пенсию. Прояснился целый пласт жизни связанных между собой личностей, среди который обитали все мои новые близкие люди. Я не просто возвращалась со щитом, но и сделала крюк, чтобы встретиться с Каминской - это моя призовая игра. Я передала новой секретарше шефа, чтобы она отыскала её и велела срочно перезвонить на мой мобильник. Уже на подъезде к городу раздался звонок, я посмотрела на определитель номера - это была Каминская, она звонила из своего (или моего?) кабинета.
  - Здравствуй, Анюта! - сказала она. - Что-то случилось? Её голос звучал озабоченно, но особой тревоги в нём не ощущалось.
  - Надо встретиться, я в городе проездом и буду в центре через полчаса. Каминская тут же согласилась и мы условились о месте.
  Я подъехала к пустынному входу в скверик и увидела её фигуру - прима российского театра в роли обычной женщины с проблемами на работе и благополучной семьёй в качестве тыла. В руках у неё была сумочка, моя сумочка, и пакет с продуктами. Я подъехала вплотную и она скользнула в родную машину. Я увидела её глаза, она сразу же подняла их мне навстречу и я рассмотрела саму себя. И куда-то исчез мой порыв, весь восторг развеялся, столкнувшись с глыбой главного вопроса, который так и не прозвучал, а мытарился по задворкам нашего общения. Вдруг всплыла обида и я, чтобы не расчувствоваться тут же, отправилась искать спокойное и безлюдное место, где можно поговорить. Но разговора не получалось, фразы были корявыми, мысли комками, а глазам боязно разобраться во всём и по существу. Мы с большим трудом обсудили кое-что из моих производственных проблем, немного побеседовали о детях, в основном, о здоровье и прочих мелочах, миновали мужа и благополучно остановились на свекрови.
  - Мне кажется, она обо всём догадывается, - поделилась страхами Каминская. Мне не хотелось её жалеть, она того не заслуживала и я отделалась фразой:
  - Она обычная женщина и такая ахинея, как нам с тобой, ей и в голову не придёт! Живи спокойно, она всегда считала меня не тем, что нужно Николаше. И её внимание воспринимай в этой плоскости. Я посмотрела на неё, Каминская была вся на большом взводе и я поняла, что она боится. Боится меня, надо же! Значит, ей и в самом деле здесь удобно и уютно, терять есть что и уже давно не хочется. Добавленный и потом продлённый срок обмена подходил к концу и её напряжение и нервозность мне были понятны, на этот раз она даже не коснулась последней договоренности в машине.
  - У тебя с собой фото Ирины и Максима? - спросила я и она кивнула. - Новые или ещё мои? Она ответила: - Всякие, мы теперь часто снимаемся.
   И достала из сумочки, моей сумочки, которую я привезла издалека и не расставалась никогда, конверт с фотографиями. Там были в основном новые, с ней и детьми, Николай не любил сниматься, но она всё же уговорила его на целую серию и сделала профессиональное лицо жены с любимым мужем и детьми. Я сравнила её с собой на других фотографиях и разницы не нашла. Она была уже не просто в образе, а полностью в моей личине. Я даже поперхнулась, отметив такую наглость, Каминская замерла, почуяв моё возмущение. Вокруг нас тут же растеклось хмурое и зловещее невысказанное, оно приглядывалось к нам и прикидывало крутые варианты. Будучи произнесенным, оно бы запустило разрушительные механизмы и могло произойти, что угодно. Даже необратимое.
  Я не была ни больной, ни травмированной и при любых раскладах ничего не теряла. Мои дети, ставшие частью существа этой женщины - это самое чувствительное, что я теряла при настоящем раскладе. Но теряла ли? Во время возвращения я отметила, что Каминская ничего в моём мире не меняла и полностью следовала прежним традициям, уважая суверенитет моих детей, они даже не почувствовали разницы, они, мои кровинушки и чада, ничего не заметили и любили её так же, как и меня. То есть, я так там и осталась и всё так же правила своим королевством и ни единого тёмного пятнышка на моей репутации так и не появилось. Она играла мою роль очень точно, без отсебятины и купюр, потому дети её до сих пор не разоблачили. И это не было копированием, нет, она очень тщательно изучала мою семейную фактуру и вела этот корабль надлежащим курсом. Я на них влияла через Каминскую и чувствовала, что это вполне самодостаточные создания, которые в свою очередь следуют своим курсом и по высшему предназначению. Даже, если она в чём-то и будет на них давить, они поддадутся только для видимости. Это я уже в них знала давно и не удивлялась ни упрямству, ни своеволию, понимая причины. Догадывается ли о них Каминская? И я свернула на эту тропу. Она с облегчением поддержала тему и я её просветила кое в чём. Она училась легко и с удовольствием. Беременность с таким небольшим сроком совсем незаметна и я, наверное, одна видела её реальные признаки. Для Каминской же беременность была первой и роль опытной роженицы и мамаши ей ни за что не сыграть.
  - Я знаю, но у меня ещё есть время, - тут она почувствовала моё внутреннее движении, взглянула на меня и спросила: - У меня ещё есть время?
  Что-то в её тоне и взгляде остановило желание прокатиться паровым катком по надеждам Каминской.
  - Ты тайком не куришь, а? - спросила я, понимая всю тяжесть её доли.
  - Нет, теперь не тот расклад, да и дети смотрят, какой я им пример после этого?
  - Ну, да, конечно, тем более что оставила их на чужую тётку другая женщина! - что-то во мне всё-таки не удержалось от колкости. Это сильно задело Каминскую. Она вся подобралась и ответила:
  - Анюта, не надо, не накручивай, я и так всё понимаю и благодарна тебе. Сколько бы это не продлилось, для меня эта сумасшедшая акция - единственный шанс уцелеть. Я думаю, ты уже кое-что во мне поняла. Мне нечего добавить, решать тебе. Ты такая же, как и я и резать по живому не станешь.
  Она была и логична и убедительна, я жила в том же мире - это всё и решило. Я не стала выяснять отношений, только кое в чём сверилась с собственными ощущениями и оценками. Мои нервозность и враждебность куда-то улетучились и я опять была счастлива и довольна собой, я просто заехала сюда отметить свой успех, а не крушить слабых и беззащитных. О своём исследовании её генетического детектива я и на этот раз умолчала. Это было уже только моё дело и мои проблемы, она от них отказалась. Мой прежний ход с обратной заменой был следствием длительного напряжения и в тех обстоятельствах иначе поступить было нельзя. Каминская это понимала и в тот раз со мной не спорила, она продолжала жить тем, что нашла в моём доме. Её доля была очень незавидной и я её всё больше и больше понимала и чаще оправдывала. И вообще, я-то могла вернуться хоть сейчас и тут же вписалась бы в родное, а ей бы пришлось совсем даже несладко, поскольку вписываться было уже некуда - всё переменилось и река уже не та и впадает в другое море.
  - Я слежу за тобой, Аннушка, и мне за тебя не стыдно, - примирительно и с большим, почти царским, достоинством сказала она, - там, ты, милая, на месте. Не комплексуй, первые страхи и опасения позади, теперь ты на самом крупном ристалище и сил у тебя достаточно, я это вижу. Остальное приложится и сложится, удача - дама капризная, но мы с тобой ей нравимся и она нам тоже. А не ссориться с ней - это и ты и я умеем хорошо. Ты мне веришь? - я кивнула, она мыслила конструктивно и видела большие цели, не теряя из виду и деталей вроде затяжки на колготках.
  - Неужели я вытяну и премьеры и серию этих фильмов и не загнусь?
  - Конечно, самое опасное ты уже миновала, сама того не заметив. Более того, Анюта, ты почувствуешь вкус успеха и хорошо на нём прокатишься.
  - Сидела на печи, как Илья Муромец, тридцать три года... - начала я и Каминская, (или это была я - Неустроева?), продолжила, глядя в мои глаза: - и как раз созрела, теперь у тебя самая пора дерзаний и терзаний. А я, милочка, всё это начала очень рано и просто устала. Ты теперь это и сама знаешь, все они в один голос твердили, что Каминская выдохлась, ан нет - вот она я, получайте! Ты - это я в своём новом развитии и кое-кому придётся утереться, - она будто с кем-то спорила и меня приводила в качестве аргумента. - А для этого, Анюта, нам обеим надо пахать и пахать! Я на твоём месте делаю то же, что и ты. Даже наш общий шеф стал в зеркало поглядывать, поди и сама заметила, новая наша секретарша на меня косится, когда брал на работу обещал многое, а теперь не замечает. Ты с ним как?
  - Параллельно! Только на столе ни с ним, ни с кем другим не трахайся - они хлипкие, не выдержат! Она почуяла слабину и оттаяла. Я знала, что она этого не сделает ни в коем случае, у неё была совершенно иная и достойная цель - моя семья.
  - А что Настя? Ты её уже почувствовала? - вспомнила она о своей давней и тайной страсти.
  - Из-за чего у вас сыр-бор? Она, как замороженная, если нас не двое, - не стала я выдавать собственные достижения. Это её могло расстроить - то, что у нас с ней теперь, было глубоко личным, и оно, так же, как и тайны Каминской с Настей, в огласке не нуждалось. Видимо, она таким образом оберегала меня, утаивая свои проблемы с Настей, Инной и их семьёй. Вот так, с чистого листа, строить отношения легче и продуктивнее.
  - А она сама не сказала?
  - Нет, и очень от этого страдает, может её надо расколдовать, а?
  - Попробуй, если сумеешь, но только сама. А вообще, если хочешь честно: то лучше бы тебе этого не знать - это наше и пусть останется между нами!
  - Только бы оно не влезло в постель третьим и не стало распоряжаться! - сказала я и поняла, что решение утаить от неё примирение с Настей оказалось правильным.
  - Настя не из таких и подобного не допустит!
  - Пожалуй, ты права, - согласилась я и сняла ещё одну проблему, занимавшую меня уже давно и серьёзно. - А с кем ты ещё так же близка, кто прячется в пыльной кладовой и ждёт выхода в последнем акте?
  - Ты уже всех знаешь, остальные - отрезанное прошлое и к ним возврата нет, им это известно. Скелетов в шкафу больше нет, - сказала она, но я знала, что есть и скелеты и их призраки. С людьми так просто не расстаться, думаю, знала это и Каминская, но об этом как-то не принято говорить всё. - Давай попробуем ещё один месяц продержаться, если будет невмоготу, то... - и она посмотрела на меня. А я была доктором, который про её болячки знает достаточно, но делиться этим знанием с больным не торопится. Так было лучше. И я просто кивнула. Я подвезла её к самому подъезду и уехала сразу, даже не взглянув ей вслед. Единственная мысль, которая мелькнула в эту секунду - это желание сменить машину, она хранила в себе дух настоящей хозяйки и изредка давала об этом знать. Я уже примеривала к себе черты чёрной колдуньи, которая у Стриндберга подобным образом беседовала с любовницей мужа, только там всё было тоньше и многозначнее.
  Я заехала в кондитерскую, где всегда были исключительные пирожные и взяла целую упаковку. Продавщица как-то странно на меня взглянула и ошиблась сначала в стоимости покупки, а потом и со сдачей. Я успокоила её фирменной улыбкой Каминской и она облегчённо вздохнула:
  - Думала, ошиблась - ну, не может Каминская брать пирожные, как простая домохозяйка! - Оказывается - может!
  - Откуда бы ей тут взяться - разве в Москве нет кондитерских или ваши пирожные так хороши, что за ними не грех и прокатиться на край света, не правда ли? - сменила я тональность в произвольном этюде и стала мамой двоих детей, любящих сладкое и говорящей на местном "акающем" и изумительно музыкальном верхневолжском говоре. Продавщица опять растерялась, я ей вернула лишнюю сдачу и покинула магазин. Она бросилась к окну и я помахала рукой обманутой женщине - машина с московскими номерами стояла рядом с крыльцом и сложить три и два было нетрудно.
  Я успела к концу рабочего дня Жанны и мы вместе с ней вернулись домой. Теперь это был мой дом и моя крепость, а молодая беременная девушка - моей семьёй. Она почуяла и моё настроение и некий раздрай и с удовольствием кое что послушала, а потом и рассказала сама про свою мастерицу Дину, у которой все мужчины схвачены, вот только в ресторане она чаще платит сама, чтобы быть от них независимой. И вообще эта Дина стала мне интересна, я вдруг почуяла, что в ней есть что-то от меня, я припомнила её неудержимый треск во время работы и теперь у меня всё о ней проявилось, как в чёрно-белой фотографии - под маской разбитной дамы она прятала уязвимую натуру, один её жест был так характерен для этого образа, он меня в тот раз озадачил и только теперь я поняла его суть. Нужно на днях подновить причёску, решила я, слушая свою юную подругу. Жанна была и впечатлительна и выразительна, смотреть на неё доставляло немалое удовольствие, я этого не скрывала и её удовольствие было на моём лице. Она, правда, этого механизма ещё не понимала и просто смотрела, как Каминская поглощает пищу и выдаёт наружу удовольствия. В конце концов она забралась ко мне в постель и стала расспрашивать про то, чего с мамой никак не обсудить.
  - Чёрт возьми, ну, почему так, - возмутилась я, - самое близкое существо и стесняется ему признаться в этом? Моя Ирина не особенно утруждалась сомнениями о том, что можно, а чего нельзя, зная, что понятнее, точнее и правдивее, чем мама никто не ответит. Жанна же получила иной кодекс воспитанности. Впрочем, всё это не более чем обёртка к очень и очень вкусной начинке. Я увидела в глазах немую просьбу и оставила у себя. Мы шептались и хихикали, как две подружки, чуть не до утра. Она осторожно прикасалась ко мне, искоса поглядывала в глаза, пытаясь уловить мою реакцию - ей явно не терпелось приобщиться к женской ипостаси поплотнее и поглубже и заглянуть внутрь: что же там? Со мной это получалось без риска и было приятно, я не противилась её опытам, представляя то, о чём девочки на этих актёрских курсах говорят между собой и что позволяют себе с парнями, чтобы доказать и самостоятельность и состоятельность. Спать в одной постели со знаменитостью - о таком она разве, что мечтала, а ещё и общаться на равных...
  Жанна не удержалась и рассказала о втором свидании со своим нефтяником, она уже почувствовала себя властелином его устремлений и пробовалась в роли хозяйки положения. И мы откровенно обсудили все перипетии этой связи. Мне она доверилась сразу и я не стала её устилать под себя, а обратилась к интересной ей части и постаралась выбраться из чувственности и немножко покупаться в умствованиях. Она хотела знать и готова к этому, а я могла и знала, как помочь молодой женщине избежать лишних горьких уроков из-за незнания. У каждой женщины в общении с мужчинами, есть собственный компас - интуиция, надо лишь уметь ею пользоваться. Именно это и было главным в наших ночных беседах. Сегодня у неё был какой-то особый день, я чувствовала запредельность её ощущений и иногда до меня доносились её эротические фантазии, когда Жанна доводила себя в мыслях до состояния виртуального оргазма и от неё исходил самый настоящий запах Изиды. Он даже меня приводил в состояние священного трепета. Она в такие минуты глаз не открывала и предавалась им вдали от меня, лишь уткнувшись в моё плечо и слегка покачиваясь в ритме своего чувства и того, кто ей это внушал.
  Она уснула на моей подушке и я тут же ухнула в яму следом за ней. Ничего в эту ночь мне так и не приснилось. Или я всё забыла?
   Две ведьмы и Дима Д.
  
  Меня пригласили в директорскую, голос секретарши мне не поравился, но я как-то не осознала этого, занятая собой и вхождением в роль. там на диванчике уже расположились Настя и Дима Д., за столом сидели директор и главреж, а рядышком с ними в креслах два гостя.
  Уже выйдя из гримёрки, я почуяла необычное: тихо и непривычно пусто в коридорах. И все лампы включены, чего в такое время не бывало никогда. У поворота к директорской я увидела двух незнакомых женщин и мужчину, они кого-то явно поджидали. Я вошла в рекреацию у директорской и там увидела странную компанию молодых мужчин, они будто заблудились: столько и таких в театре не бывало никогда. Я вошла в приёмную и секретарша меня просто испугала. Я никогда не видела её такой взволнованной. Она шёпотом предупредила, что они из самого-самого высока, в подтверждение этого уровня несколько человек спортивной комплекции и лицами с завышенной самооценкой расположились на подходах к директорской. Они меня очень пристально осмотрели, как бы просвечивая рентгеном, но на большее не рискнули - я бы, не задумываясь, влепила пощёчину. Самый ближний ко мне, видно, в театр изредка ходил и предусмотрительно отвернулся, чтобы я его не помнила. Так мне показалось. Другие такими комплексами не страдали и просто раздели донагаю Мысленно. Не обнаружив оружия и прочего криминала, гости потеряли ко мне интерес. Только после этого расступились и я попала в кабинет.
  После дежурных комплиментов ведущим актёрам главреж представил высокого чиновника из администрации президента и тот сообщил, что есть мнение принять активное частие в юбилейном месячнике в Германии, посвящённом творчеству Бертольда Брехта.
  - С немцами мы теперь дружим, - сообщил он новость для дебилов.
  Мы с Настей переглянулись: ни она, ни я, то есть Каминская, Брехта не любили, но Диме он чем-то нравился и тот с удовольствием юродствовал, играя во всех его постановках. Главреж этого не знать не мог. Но он как бы и не слышал об этом: эта мелочь была не важной и не существенной, главное в другом - надо ехать! И изо всех сил изображать дружбу славян с инородцами. Когда чиновник в идиотском тысячедолларовом костюме с таким же безвкусным галстуком и блудливыми глазками закончил дешёвый спич, главреж выразительно посмотрел на нас, рабочую косточку служителей Мельпомены, и в переводе на доступную речь сказал примерно следующее:
  - Как вам нравится перспектива съездить на халяву за бугор и там представить наш театр? На месяц, с европейского Рождества до конца января. Брехт в нашем театре освоен хорошо, там можно и показать себя. Играть будут лишь фрагменты, поэтому состав труппы неполный. Вы наша гордость и слава, поэтому можно взять с собой и членов семей, чтобы не заскучать по дому.
  Из нас троих только Дима был невыездным, всегда находились причины, по которым брали не его, а кого-то другого.
  Предложение типа "халява-плиз" для нас с Настей звучало странно и совсем неубедительно. Настя посмотрела на меня, как бы ожидая команды и я ей невольно устроила глазки. Не такая уж она и тихоня, особенно после акции с её мужем. И подтолкнула её.
  - А почему именно мы? - сказала она, встала с дивана, где мы с ней устроились, и села поудобнее в кресле напротив. Гости оказались на галёрке и всё это было исключительно для меня. На ней были умопомрачительные подвязки, что-то похожее недавно показывала Татьяна в модном журнале с французским бельём и вот оно уже на ней. Блеск!
  - Ну ты и даёшь, Настёна! - восхищённо сказали мои глаза и она благодарно сузила зрачки, чуть округлив свои губы. - Сейчас она им задаст! - подумала я, зная её мимику и привычки уже хорошо. Мужчины видели её издали и в профиль, но и этого хватило, чтобы оценить смелость и элегантность настиной выходки.
  - Из нас троих только Дмитрий Д. как-то жалует этого маргинального плагиатора классических сюжетов. Нам же с Анной Николаевной он совершенно безразличен, - сказала она музыкально отлаженным минором и больно уколола поднебесное начальство.
  Каминская не могла отмолчаться и теперь все ждали моей реплики. Прима её уровня должна собрать всё внимание на себе и только после этого что-то изрекать, иначе не солидно, какая же я заслуженная актриса, если даже этого не умею?! И я вступила согласно регламента в нужную секунду:
  - К тому же у нас с Настей на это время другие планы, - сказала я, собираясь попасть в тон светской дамы, досадующей, что её без надлежащего эскорта оставили не в том обществе и оглянулась по сторонам, не замечая высокопоставленных гостьей.
  Лицо Димы сразу же поскучнело, он понял, что его пригласили за компанию. Без нас - никакого Брехта, никакой Германии.
  Высокое чиновное лицо не ожидало подобного и посмотрело на наших начальников, те даже ростом стали ниже. Я взглянула на Диму и покачала головой, он, собственно, не возражал - так, небольшая досада, очередной пролёт мимо шикарных гастролей.
   Театральные начальники стали выяснять и уточнять с нашей занятостью, но, разобравшись, отстали. Зато оба высоких гостя откровенно не понимали ситуации: реки поворачивали, бывало, вспять, а тут какие-то, понимаешь, постановочные планы. Один из них, как я заметила, положил глаз на Настю, а второй как-то по-особому смотрел на меня. Так смотрят только на знакомых, находясь в двусмысленном положении. Возможно, Каминская общалась с ним раньше, но таких знакомых у неё более тысячи. Возможно, она и выдавала некие авансы, но мне об этом ничего неизвестно, да и тот, что так старательно "пас" Настю был ей совсем безразличен, это уловить нетрудно. Расстроились Дима и наше начальство.
  Поскольку мы с Настей высоких государственных задач не понимали, нас решили просветить. Оба гостя перешли в атаку, оставив начальство в состоянии конфуза. И я в ответ вытащила одну из коллизий Стриндберга, где моя героиня околпачивала одно очень и очень высокое правительственное лицо. По сюжету мне нужно уединиться с ним в одном из кабинетов. Ненадолго и почти невинно. За это пожалуют колье с брильянтами, которое нужно тут же всем и показать. Настя подыграла мне и на новоиспечённых тузов из поднебесной команды было жалко смотреть. Она с удовольствием стёрла своего потенциального хахаля в порошок. Наше начальство приободрилось и вынырнуло из-под стола. Главреж позволил себе смелость тайком подмигнуть Диме. Мы, как танки, перепахали и погребли все его надежды на этот вояж и даже не извинились: не место и не время. Особенно распалилась Настя, я её такой даже не представляла. Она открытым текстом заявила гостям, что женщина вроде неё может делать, что угодно и с кем угодно, но только по собственной воле и прихоти. А не чьему-то настоянию. Поймав на себе взгляд того блондина, она повернулась ко мне и с едва заметной ленцой переменила положение ног, закинутых одна за другую, чуть дольше и шире показав изысканное роскошество только мне. Своего потенциального доброхота я не видела в упор и перевела взгляд на Диму. Мы его сильно расстроили, но иначе не могли. Он нас понял и одобрил. То, что он сказал, удивило даже меня:
  - Этот мемориал вроде прежних, тех, что назывались месячниками германо-советской дружбы, с речами, встречами интеллигенции, пивным досугом, спортсменами и девочками для украшения и смягчения обстановки, - тут он выразительно посмотрел на нас с Настей, - мы же Брехта у себя два года, как не ставили. И вы, - он качнул головой на наше начальство, - прекрасно это знаете. А в таком составе и не играли никогда. Он не удержался в досаде, сказал кое-что ещё и вновь остался невыездным. Такое не прощают. Хотя, теперь времена другие и шансы у нас были собственными. Мы ушли вежливо, ярко улыбаясь и желая успехов в деле пропаганды отечественного театра за рубежом и продвижении его на европейскую сцену.
  - Куда едем? - спросил Дима, когда мы вышли из подъезда. У меня была дома Жанна, к Диме и Насте нельзя.
  - Леди следует за мной, а джентльмен что-то возьмёт для снятия стресса, - сказала Настя.
  Она командовала "моим" Димой, как собственным, он вопросительно взглянул на меня, как я на это смотрю и я пожала плечами, мы вновь вместе и всё "моё" - теперь "наше". По пути мы остановились у небольшого магазинчика и вскоре оказались в уютной квартирке около Таганки. Когда я сообразила, что в таком составе мы никогда не собирались и Дима для нынешней Насти существо малознакомое, то решила всё упростить и для начала хорошенько разогреться. Пока мы осваивались на месте и осматривались, прошло несколько тостов и я оставила их вдвоём, надеясь, что она сумеет раскрутить Диму. Наша с ним беседа о Насте, когда он три дня жил у меня, подсказала путь, которым мы будем снимать стресс с моего партнёра. Где-то я вычитала, что хорошая разрядка бывает лишь в том случае, когда обратные эмоции и ощущения по совокупности полностью поглощают первичный стресс. Причём, лечить надо именно то, что травмировано: у Димы - это гордость. Оплеуха, полученная публично, была более чем весомой и так просто от неё не отделаться. Пока Настя мило кокетничала с ним, я искала нужную пьесу, которую мы могли сыграть, чтобы исцелить Диму. А Настя в это время из себя выпрыгивала, задабривая его и лишь искоса поглядывая на меня - не слишком ли я старательна?
  - Всё, как надо, - отвечала я одним лишь кивком.
  И Настя легонечко, почти незаметно для Димы, расправляла все его взбудораженные недавним отлупом морщинки, выстилала в одну струю душевные ворсинки и приводила его в блаженное состояние идиота, впервые увидевшего разборную матрёшку. Её совершенная фигура, тонкие черты, обалденные опахала настоящих ресниц отвлекали от минувших неприятностей и предлагали себя в качестве компенсации. По той решимости и глубине намерений, которые раскрутила в себе Настя, она была готова на всё и только поглядывала на меня, ожидая разрешения. Дима, обычно настроенный на меня, а до этого на Каминскую, Настю не видел в упор, в паре с ней играл редко и неохотно, но сейчас она превзошла себя и поле её чувственного очарования коснулось и его.
  - Дима, оторвись на секунду от этой кокетки, она никуда не денется, меня ненароком зацепила мысль и я боюсь, как бы не упорхнула. Уж очень изящна и оригинальна!
  - Как кто? - спросил он, переводя глаза мартовского кота с Насти на меня и наоборот.
  - Она интереснее меня и очаровательнее Насти, - ответила я. Дима оторвал глаза от сладкой омеги Настиных губ и улыбнулся:
  - Так не бывает!
  - Ну, если ты не будешь искать потерянное здесь, - я указала себе в вырез груди, - или там, - мой перст коснулся того же у подруги, - то бывает. Я имела в виду философию ощущений. То есть, природу их - с одной стороны и нашу оценку - с другой. Одно и то же событие может вызывать самые разные эмоции и порождать совершенно несхожие мысли.
  - Ты это серьёзно? - спросил он и потянулся к бутылке. Я сделала вид, что он это делает лишь мысленно. То есть, игра его воображения, чтобы сбить с толку глупую женщину, на нас с Настей не распространяется. Подействовало, он успокоился и мы углубились в эту тему, разворачивая знакомые коллизии и анализируя их то с мужской, то с женской позиции. И нам удалось его убедить, что нет ни абсолютных истин ни объективных оценок. Незаметно переходя на детали и частные случаи, мы занялись творческими отношениями мужчины и женщины, которые в театре редко избегают романов. И я подвела его к тому, что у него бывало с Каминской и как это выглядит в его и её глазах. То есть, одно и то же совместное действие, не есть что-то общее для нас по эмоциям и восприятию - это различная интерпретация наших ощущений и эмоций. В его глазах была такая тоска, что я быстренько перешла к конкретике и он оживился.
  - Я припоминаю, как ты однажды это делал со мной. Мы были вне себя, рычали и кусались, исходя всем, чем возможно. Потом долго отходили и вспоминали пройденное и друг друга в эти моменты, но больше ощущения, которые вызывали друг в друге, - я смело могла приводить примеры из этой серии, поскольку раскопала в компьютере целые залежи заметок и размышлений Каминской о философии и эмоциях секса.
  - Я не забыла, как ты прикрыв глаза, касался моего тела и млел. От воспоминаний. И ты, Дима, помнишь не столько меня, сколько собственные эмоции от того, каким боком я подставлялась. Мне давным-давно известно, от чего ты заводишься, а что откровенно по-барабану. И если чего-то от тебя захочется, то я знаю, к какой части твоего тела обратиться.
  - Ты это делала умышленно или по наитию? - спросил он, боясь поверить и даже не догадавшись всё обратить в шутку.
  - И то и другое, - успокоила я, - я ведь женщина и во мне многое спонтанно, но верховодить тобой я уже научилась. Часто ли я это делала умышленно? А ты как думаешь? - такой оборот ему был нов и он даже не знал, что сказать.
  - Ну, не знаю, даже не представляю, - покачал он головой, не веря услышанному. Настя умерила пыл соблазнительницы и была, как научный сотрудник на коллоквиуме - серьёзна и внимательна, нехватало очков на носу, конспекта на коленях и ручки в руках.
  - Не ленись, Димуля, шевельни мозгами, припомни, часто ли я тебя доставала, как глубоко обижала, что из тебя вертела и что ты после этого чувствовал в себе и что адресовал моей особе?
  И он сдвинулся с места.
  - Иногда бывало, что готов убить, ты влезала самую душу и топталась по ней, вытравливая всё накопленное и пригретое. Потом иногда подставлялась и я набрасывался, чтобы отыграться. Ты лежала подо мной распластанная, как бабочка в гербарии, я смотрел в твои глаза и видел улыбку - хитрую и довольную. Ты оставалась живой, а я выбирался из тебя наружу и видел, что все мои пожитки и добро, добытое потом и кровью, исчезло, будто и не было его. Я подступался к тебе со своим "фэ", а ты без единого слова брала меня за руку и вела за собой. На нас смотрели, надо мной смеялись, а ты говорила: "Попробуй сначала и вот здесь! Отсюда всё видно!" Если бы ты знала, чего мне стоило не убить тебя в такие минуты!
  - Ты был зол, потому что ткнули носом, ведь так? Только честно!
  - В основном, да! - согласился он, Руслан в таких случаях никогда не объяснялся, а клал повинную голову. Гордости же в нём было побольше и зарыта она поглубже.
  - Большая эмоция, стресс! Убить пересмешницу, растерзать блудодейку, на кол колдунью! И всё из-за чего?
   Гордыня бал в тебе колдует,
   В крови твоей азарт плывёт,
   А лесть забвенья поцелуем
   Ума враспыл остатки рвёт!
  - выложила я и откинулась на спинку кресла. В комнате стало жарко и я освободила ворот блузки. Настя опустила веки, они чуть подрагивали, выдавая волнение. Дима вообще был пьян и я пожалела, что начала всё это: не ко времени и вообще...
  - А что нам остаётся кроме гордыни? - после долгого молчания сказал Дима.
  - Ты горд, я горда, мы встретились, где много травы, церемонно раскланялись и немножко побэкали от благости на зелёной лужайке. Но, если встретимся на узком месте и нужно нам в разные стороны, от этой дамы проку мало! - осторожно уронила Настя, принимая эстафету.
  - Хорошо, - сказал Дима, - вернёмся к истокам, с чего мы начали?
  - С эмоций, сэр, с них самых!- дала справку Настя.
  - Но они же - плоть от плоти наша реакция на мир, обстоятельства и вообще на всё!
  - То есть, хорошие обстоятельства - хорошие эмоции, плохие обстоятельства и эмоции им в пару? - она вопрошающе взглянула на Диму.
  - Ну, в общем, да.
  - А сами обстоятельства - это что? Они даны богом, их продают в магазине, они берутся из жизни - откуда они?
  - И то и другое и остальное - это лес, дом, люди, правительство - в общем всё-всё, что нас окружает и среди чего мы живём, - логично рассудил Дима.
  - И вот это твоё "всё-всё" морочит людям головы и доводит до инфаркта, - заметила я, как бы направляя разговор в нужное русло. - Ну, я понимаю, упиваться чем-то стоящим - тоже эмоции, они возбуждают, приподнимают, заставляют парить. Но хотеть чего-то и расстраиваться из-за отсутствия желаемого, это, Дима, уже из клиники. Он насторожился.
  - Ты хочешь модную кофточку от Гучи или Версаче, - предложил вводную задачу Дима, - но они проезжают мимо тебя раз за разом. И ты досадуешь, напрягаешься, заказываешь ещё и ещё, но, простите, дамы, облом! Опять мимо!
  Мы с Настей переглянулись - пример чисто мужской.
  - А почему мимо: денег нехватает или размер не тот? - спросила Настя, знавшая об этом всё.
  - Ну, не знаю, что уж там не заладилось, короче - нет вам Гучи и Версаче! - развёл он руками.
  - Дима, ты не разобрался, почему она проплыла мимо! Вот в чём твоя беда. - сказала она.
  - Хорошо, пусть это будет отсутствие денег!
  - А ты хочешь Версаче? - небрежно спросила она, будто интересовалась, чего ему налить: пива или квасу - жара!
  - Да, очень! - упёрся Дима, с таким видом некоторые пассажиры экономического класса у стюардессы берут всё и давятся, но выпивают - халява!
  - Тогда заработай! - уронила она и слегка, едва-едва заметно, улыбнулась. Уверена, что насмешку он уловил, хотя она её обозначила лишь в общих чертах. Мираж с пивом и квасом рассеялся.
  - Не могу! - отрезал Дима.
  - Тогда забудь о Версаче! - легко предложила она, миражи и иллюзии ничего не стоят: потому их так и любят.
  - Но я хочу! - настаивал он. - Я достоин иметь эту штуку, те, у кого она есть, ничем не лучше меня, но у них этого вдоволь, а у меня - нет! Где справедливость? - озвучил он популярные в заказной прессе претензии на передел мира по-справедливости. Какой, для кого устроенной?
  - Дима, ты ведь не маленький и знаешь, что дорогие игрушки бабушка -пенсионерка тебе не купит, - сказала Настя и вопросительно посмотрела на меня - может начнём?
  И я сделала первый выстрел.
  - Вот, к примеру, мы имеем даму, на которой от Гучи и Версаче всё. От, - я подняла блузку Насти, оголяя тело и бельё, - и до, - и тут я подняла юбку, обнажив бёдра, колготки, застёжки и тёмный треугольник, ничем не прикрытый. - Стоит всё это раз в сто больше, чем твоё одеяние. Она без ума от Гучи и Версаче и у неё это есть. Дима, почему же нет у тебя? Ну, выкладывай! Ты тоже хочешь или уже нет?
  Он было дёрнулся ответить, но сдержался, из-подлобья взглянув на Настю.
  - Хотел сказать, что таким образом, как она, ты зарабатывать не умеешь? Ведь так! - он что-то буркнул, но нам и так всё было ясно.
  - Однако, она к тебе благоволит и может отдать это просто так, из любви к театру, твоему таланту, она может подарить тебе всё это на память и сфотографироваться с тобой без ничего и не прикрываясь. Ради любви к искусству она может пройти в таком виде по Тверской до самого театра. Она отдаст тебе всё! И останется на сцене, у всех на виду совершенно нагой. Но назавтра у неё будет ещё несколько этих версаче и гучи. Почему ей дарят, а тебе нет? - Я намеренно давила и выжимала из него то, что мы подразумевали, но произнести так и не смогли. Однако он держался.
  - Не знаю! - сказал он, пряча глаза.
  - Настя, я не сгущаю краски про тебя?
  - Нисколько, - сказала она и стала снимать с себя всё. Дима сначала опешил, а затем уставился на неё и не отрывал глаз от редкого зрелища - обнажённой Виргиевской. Между тем Настя развесила свои принадлежности, пахнущие ею и бог знает чем, на его плечах и коленях. Затем достала из сумочки "кодак", щёлкнула этот натюрморт и протянула его мне:
  - Щёлкни нас, Аннушка! - и прильнула к Диме, сделав модельную улыбку.
  Я сделала несколько кадров с флюидной Настей и одеревеневшим Димой, потом сбросила с себя всё и заняла место Насти. Видели бы вы его эрекцию! И сам он весь горел, но ничего не мог. Значит, не в нашей обнажённости дело, а в чём-то ином. - Вот оно!
  - Как ты думаешь, коллега, сколько это стоит? - она похлопала по "кодаку" и указала на меня.
  - И откуда взять деньги, чтобы всё это оплатить? - добавила я и решила надеть настину блузку на голое тело, она была длинной и этого достаточно, чтобы не остыть. Настя обошлась моей юбкой, которая чуть держалась на её узких бёдрах. Я внутренним зрением видела этот кадр со стороны - шедевр! А запах - отпад!
  - Дима, - сказала Настя, - ты хочешь Версаче?
  У него и язык отсох. Две чуть одетые женщины с откровенными улыбками расхаживали по комнате и источали такое, что и не приснится. А пахла Настя, как антология порнографии - аж капало!
  - Он хочет тебя, - нарочитым шёпотом пояснила я Насте его замешательство, - а потом меня и затем нас двоих. Но, замечу тебе, подружка, - бесплатно! Он нам ничего не заплатит и, чтобы оплатить его гордость, мы с тобой, негордые и никчемные, пойдём промышлять на панель. Сколько ты берёшь с первого?
  - Двести, - ответила она, - все знают, что целочка после дневного отдыха и процедур - это кайф! - приняла эстафету Настя и сжалилась над Димой, расстегнула ему брюки и освободила гульфик, он застонал от блаженства - его мужские принадлежности, ранее изуверски скомканные и сжатые одеждой, освободились от давления грубых тряпок и почуяли волю.
  - А с него мы ничего не возьмём или запишем в долг? - чуть сиповато, будто после кучи фирменных болезней, испорченным голосом спросила она.
  - Я с друзей не беру и их долги прощаю, - торжественно произнесла я, так на праздничном концерте объявляют выход на сцену оперного тенора Сергея Лемешева, - а ты?
  - Это ведь твой дружок, - вслух размышляла она уже голосом провинциальной учительницы с принципами, - может и мне побыть с ним бесплатно? - она чуть скривила губки, как бы размышляя и прикидывая, и не согласилась с прежними соображениями. - Хотя, целочка! - она натурально вздохнула и поморщилась. - Нет, она бесплатно не пойдёт. Жалко, Анюта, таким товаром швыряться.
  - Точно, Настя, не пойдёт! Никакого адреналина, никакого удовольствия, вот бы в метро, когда не шелохнуться, там другое дело, там надо успеть до следующей остановки, вот это кайф! Нет, подружка, тут надо по правилам: я бесплатно, а ты в кредит. Но за двести! - его мы не видели в упор, он был вроде скамейки. - Дима, ты у неё сегодня первый! - он уже немножко отошёл и пытался что-то сказать, но куда там - ничего не получалось, он не видел места, где бы его слова вставлялись в паузе нашей интермедии и хоть что-то бы значили. В таком вертепе он вообще был впервые и даже не пытался обозначить своё присутствие, боясь провала, прокола и вообще...
  А в это время Настя вывалила его мужскую амуницию наружу, аккуратно расправила, отцепила нитку, неизвестно, как туда попавшую и полюбовалась на всё это. С несомненным уважением и пиететом. Он зажмурил глаза, что-то промычал и стиснул зубы. Она слегка поёжилась и надела мою кофточку, а я накатала на себя её чулки, чуть выше колен мне хватило, они не сваливались, а крепления их висели на ушах оцепеневшего Димы и поглядывали на меня. Я сунула ноги в свои туфли и села напротив мужчины, Настя опустилась рядом и тут же взяла мой левый сосочек своими нежными пальчиками - это был смертельный номер без страховки, я от него всегда текла. Мои глаза тут же закрылись и я почуяла горячую влагу - этого только нехватало! Настя это сразу же уловила и глубоко вдохнула, но меня не отпустила - кайф! Потом улыбнулась только мне, так с нами было впервые.
  - Так о чём это мы? - спросила уже выходящая из этого Настя. Дима так и сидел на диване с дурацким интересом и в растрёпанных чувствах. Думаю, Каминская в такой ситуации не стала бы его жалеть.
  - Настёна, отпусти! - едва слышно произнесла я, но она услышала.
  - Нет, пусть помается, - шепнула она, слегка качнувшись и задев меня локтем.
  - Он сейчас сделает нас обеих, - возразила я, - я уже готова, стоит ему коснуться.
  - Он сейчас в собственных штанах запутается, - уверенно парировала она и обняла меня, откровенно и не стесняясь. Но грудь отпустила и мне стало заметно легче. Я ничего не видела, только чувствовала свихнувшуюся Настю и где-то там запах Димы.
  - Где взять деньги на Версаче? - громко сказала она, вспомнив о Диме, и отпустила меня, только теперь я увидела его лицо - ужас что! - И что мы выяснили, обсудив принципы социальной справедливости? - спросила она и сама же ответила. - А при чём здесь принципы и каким боком сюда примешана гордость?
  - Ну вы и стервы, дамочки-лапочки, драть вас некому! - наконец-то, произнёс он. - Я думал, таких не бывает, даже тебя, Анюта, в ангелочки произвёл, ан нет! Вас даже двое.
  - Но это, как говорит господин режиссёр Шелгунов, истина второго плана. Она у рампы не мелькает и тон не задаёт, - сказала я, немного вдохнув чего-то, не Настиного, мне казалось, что он всё понял и своё получил.
  - Дима, так ты хочешь видеть свою даму в Гучи и Версаче? - будто пьяный про уважение к себе, спросила Настя.
  - Уже нет, - ответил он. Мы дали ему всё, а он не взял: гордый.
  - Она будет ходить в тверских колготках и остальном от "Большевички", - откомментировала Настя. Откровенное хамство в её устах звучала музыкой Вагнера.
  - Какая разница, в чём, главное, кто! - попробовал голос наш мужчина. Получилось слабовато. Да и тема, извините - плебс! Это было на наших лицах.
  - И ты её далеко от дома не отпускаешь, чтобы она ни на ком не видела Версаче и не расстраивалась из-за Гучи? - не унималась Настя.
  - На ней с утра будут чистые белые хлопковые трусики, завтра она их выбросит и наденет новые, она будет пахнуть собой, а не заморской синтетикой, - он ещё сопротивлялся, глупый.
  - А чтобы эту женщину ни с кем не перепутали, ты будешь её сильно любить каждое утро, чтобы в метро все женщины чуяли твой аромат, который перебьёт все эти гучи и версаче, - шелестели губы моей Насти, а я вдруг поняла, что говорит она не ему, а мне. Он даже не понимал, о чём она. Надо было слушать не "что", а "как". Суть её реплики в звучании. Она таким образом уверяла меня, что сделает с ним всё, что захочу я.
  - Что ж, похвально! - подумала я. - Какое бы желание придумать и чтоб заковыристей?
  А Настя в это время держала Диму в своих руках, почти без слов и особых движений.
  - Присуши, выпей и выпусти! - вскоре сказала я без единого слова, а Диме вслух изложила свои мысли о его бесполезном запирательстве и закончила так:
  - Дело не в том, как мы выглядим, что представляем из себя в чьих-то словах или своих, нет! А в том, что в них вложено и сколько они весят или стоят. Мы же с тобой давно и очень близки, могу ли я топтаться по близкому человеку?
  Он ответил не сразу, переваривая и осмысливая только что увиденное и прочувствованное. Воспоминания о недавнем и глубоком прошлом с Каминской перевесили:
  - Нет, Анюта, нет! Я, кажется, кое-что понял.
  - Так долго доходило? - сказала Настя, обеспокоенная, что не успеет его охмурить и бросить. Он и так пребывал в разобранном состоянии.
  - Да, Настя, да! - Анюта не жена, поэтому с ней всё и проще и сложнее. Кристине она не чета, - сказал он то, что в театре слышали редко, потому что имя жены он почти никогда не упоминал, как бы отделяя сценический бедлам от домашней идиллии. А тут напрямую опёрся на имя жены - это уже кое-что! Итак, первую задачу мы выполнили, паршивое настроение из-за облома с гастролями он уже и забыл. Вторую задачу по его знакомству с новым дуэтом и совершенно непривычным духом и стилем психологической атаки тоже завершили. Осталось факультативное задание по приобщению нашего будущего партнёра к нам любимым. Теперь её очередь.
  - Что-то голова чугунная от этой зауми, - сказала я, - Настя, сполосни, пожалуйста, моё бельё, а я полежу, может, пройдёт, - и откинулась на подушку, прикрывшись покрывалом. Уже в полудрёме, мгновенно окутавшей меня, я видела, как она подобрала всё наше и отправилась в ванную, Дима задержался рядом со мной недолго и тоже исчез. Я уснула. Очнулась от прохлады и тишины. Свет погас, форточка напротив была открыта. Я выбралась из дрёмы и перебрала в памяти наш экспромт. Задели мы его сильно и за живое. Я осмотрелась, моя одежда и бельё аккуратно разложены, а вещей Насти нет. Взглянула на часы, я проспала около полутора часов.
  - Неужели уехала без меня? - шевельнулась мысль и застыла: я услышала шелест голоса подруги, она счастливо смеялась - это явно не финал. И я решила, что Насте следует дать шанс и время довести акцию до конца. Следующий раз я проснулась вскоре, не прошло и получаса. Напротив меня сидела уже одетая Настя, Дима с несчастным видом стоял в дверях.
  - Она успела! - подумала я и мысленно поздравила с успехом. Теперь моя очередь. Отсушить и влюбить его в себя я успела, пока одевалась. При этом я разок оперлась на Настю и вместе с ней упала на постель, во мне всё нарушилось и разрушилось. Она умело подыграла эпизод, почуяв замысел по моим глазам.
  - Дима, помоги, - сказала я и он оказался рядом, оттеснив Настю. Дима проявил столько сноровки и сообразительности, что я только подставлялась, как всё моё мигом оказывалось на мне. Когда мы пили чай, он вновь стал моим привычным партнёром, а Настя выглядела случайной попутчицей в городском автобусе. Ей едва хватило сил, чтобы не выдать себя. Сдерживал мой образ дамы, внимательной к мужчине и напыщенные губы Димы. Только тут я сообразила, что непроизвольно сыграла саму себя, с мужем и его капризами я научилась многому, поэтому сейчас всё вышло влёт.
  - Дима, на посошок можно один вопрос, - спросила она, когда мы выходили на улицу и он направлялся в моей машине. Ничего доброго от неё он не ждал.
  - Сколько угодно, - уронил он безразлично.
  - Нет, только один. Вот если бы мы довели тебя до кипения, пообещали и обманули, а ты бы бился с нами и исцарапанный и искусанный всё же овладел и получил всё и в полном объёме, да ещё с нашим участием до настоящих стонов, визга и проклятий - ты бы при этом получил большее удовольствие, чем вот это, что было на самом деле?
  Она будто эти несколько часов и не пикировалась с ним, не возбуждала надежд и инстинктов, не провоцировала и не измывалась, заигрывая со мной, не доводила до инфаркта, когда я спала. И глаза у неё были уже совсем иными, не их он видел чуть не ежедневно в театре, а голос с привычным "Привет!" в коридоре принадлежал не ей. Рядом с ним стояла незнакомая женщина, поигрывая ключами от машины, она спрашивала, в каком подъезде сороковая квартира, потому что табличек в темноте не видно. Он смутился - кому отвечать? И обернулся ко мне, своей привычной партнёрше, я его подтолкнула, как обычно. Нет, не обычно, а с небольшой задержкой, малозаметной паузой, чтобы хоть чуточку выглядеть, самую малость - не до большого!
  - Если бы мне было лет на десять-пятнадцать поменьше, я бы с вами и впрямь поборолся и одолел, а потом бы вы меня, гордого и довольного собой, измазали зелёнкой и почти натурально поохали над царапинами и шрамами, посоветовали сделать укол от столбняка. - и мы увидели улыбку Димы, лишь издали похожую на былую. - То, что было сегодня, мне понравилось. Даже скажу не так: было до жути незнакомо и страшно и всё же немножко понравилось. Хоть вы и ведьмы, настоящие ведьмы. Это мне хороший урок, спасибо!
  В его голосе было волнение и нескрываемое чувство, он уже про всё, кроме нас, забыл. - Вот оно! Настя склонилась к нему и, как бы тайком от меня, (вот стерва!), спросила:
  - А наша с тобой размолвка?
  - Ну, ты и змея, Настёна! - улыбнулся он, видно, она хорошо постаралась и он откровенно не торопился с индульгенцией. И повернулся ко мне:
  - Анюта, забыть её происки или нет, как считаешь?
  - Ты же на меня зла не держишь, - не замечая его бесстыдной наводки, ответила я, - а она мне о-го-го! Нелогично, сэр! - И взяла его под руку, мы приблизились к машине. Он её сторонился, несмотря ни на что, даже сейчас, со мной под боком. Но Насте с нами уж очень не хотелось расставаться и она тоже села ко мне в машину.
  - Дима, есть такой вариант, как он тебе: ты играешь Воланда, Мастера - Куприянов, а я буду Маргаритой?- сказала она, как бы намекая: так просто ты не уйдёшь! И полюбовалась зрелищем. Он взглянул на меня, а я покачала головой - это твои проблемы.
  - Во сне, что ли?
  - Нет, почему же, есть и такой проект, - ответила за неё я, - он будет открыт чуть позже, после Нового года.
  - С ней и без тебя? - спросил он, недоверчиво покачав головой.
  - Она не любит Булгакова, - ответила Настя, это так и было: Каминская его пьесы обходила стороной, считая их ненатуральными и вычурными. Мне же Булгаков нравился, но менять привязанности и вкусы так легко было рисковано.
  - Что-то, уважаемые дамы, в планах будущего года я ничего подобного не видел, может название другое? - продолжал сопротивляться предполагаемый нами Воланд.
  - Это частный проект, - пояснила Настя ему и обратилась ко мне, - я еду к тебе, Аннушка, а ты довези этого джентльмена до метро. Не торопись, я ещё в одно местечко загляну, у подъезда дождись меня, пожалуйста. И мы с ней разъехались.
  - Почему ты с ней так? - спросила я.
  - Не знаю, что-то во мне противится и всё! - он был со мной и доверился полностью, как только она исчезла.
  - И что же это такое? - спросила я, хорошо помня немыслимую эрекцию на её невинные фокусы. Он смутился и долго искал ответ, адекватный его ощущениям от этой несносной женщины.
  - Она тоньше, умнее и хитрее меня, может поэтому, - эти слова в доверительной тональности мне польстили. И согрели. В моём голосе появилось ответное тепло и откровенная приязнь.
  - Она женщина, это в наших генах, природе, у нас всё тоньше и изящнее.
  - Вот с тобой мне легко, я не опасаюсь за свои тылы, зная, что ты меня любишь и бережёшь, - сказал он и я только теперь сообразила, что всё это относится к Каминской и он мне лишь возвращал её доброту и надёжность. Я же поначалу считала, что он сам такой чуткий и внимательный и была благодарна поддержке моих первых шагов. Это был очень очаровательный скелетик и я тепло отметила его уход. Мы подъехали к метро И я ему сказала:
  - Дима, пожалуйста, купи мне длинную классическую юбку от Версаче, серую с искрами и разрезом сзади. И ты её уймёшь навсегда. О деньгах я не упоминала, но о ценах он знал - эту вещь с его зарплаты не одолеть. Или ты не мужчина? Сегодня ему досталось основательно и ото всех. От меня оплеухи он не ожидал.
  - Ты не шутишь? - раскрыл он глаза, осознавая важность и значение этой просьбы.
  - Тогда заработай, не получится - укради, убей! Но чтобы к Новому году всё было в пакете под ёлкой, как это принято в театре.
  Я не смотрела на него. Он так и замер. На моём затылке крупными буквами написано: "Или ты мужчина или...?"
  - Хорошо, - хрипло ответил он и выбрался на заснеженную улицу, а я отправилась домой, не спеша, пропуская всех вперёд, собираясь с одними мыслями и избавляясь от других. К моему подъезду мы с Настей прибыли почти одновременно. Глядя на её уставшее лицо, я только теперь осознала, как много она для меня значит.
  Мы с ней немножко позанимались Жанной и переключились на дела нашей фирмы. Их было уже порядком. Потом Настя уехала домой и я стала разбирать накопившееся за день. Записку Татьяны я отложила, понимая, что это надолго. Когда подошла её очередь, я набрала её номер и услышала вопрос:
  - Что у вас было в директорской?
  И я ей всё подробно рассказала. Она горько вздохнула по поводу Димы и обронила:
  - Им нужны вы с Настей, а он вместе с Брехтом и месячником, только повод пообщаться.
  Это было что-то новенькое. Так глубоко про меня и моих знакомых Татьяна раньше не высказывалась, выходит, она знает и немало, раз усекла всё и по существу. И я выжала из неё остальное. Оказывается, где-то наверху созрела идея засветиться в Европе не только Мариинкой и Большим театром. Отдельные детали она приоткрыла, но для неё сейчас актуальным было другое и она спросила:
  - А куда ты исчезла потом?
  - Мы с Настей утешали Диму, - я сразу же выложила плохие вести, надеясь на последующее улучшение.
  - Ну и как? - в её голосе была не привычная ревность, а глубокая боль.
  - Дима мой и был им всегда, не забывай! - сказала я, сбивая её порыв. Теперь я многое знала и про неё и про остальных приятелей и знакомых Каминской, поэтому смело вступала в перепалки, как и Каминская, продолжая её наступательную тактику. Если Татьяна и впредь будет нести монашескую ахинею про Диму, я вполне могла её окоротить. И она отступилась. Но завела прежнюю пластинку про Настю. Дело кончилось тем, что она приехала ко мне и мы закрылись на кухне. Компромиссное решение никак не находилось: она претендовала на меня полностью. Мужчине она не противилась, понимая, что тот обрабатывает совсем другие части женской вселенной и ей не конкурент, Настя же была одной из моих старинных и близких подруг и тут всё выглядело совсем иначе. В ней она видела угрозу и приехала убедиться в том, что её не отставили. Я не могла ей врать, но и всю правду Татьяна принять пока не готова. Пришлось как-то обходиться манёврами, хоть они и не нравились мне изначально. Без Насти я уже не могла. Для Каминской же она была как бы немым упрёком за их прошлые совместные подвиги и свершения, где Настя явила небывалую верность своим главным принципам - не могла Каминская жить с комплексом вины. Я в последнее время где-то в глубине души чувствовала, что именно было главной причиной их разрыва, остальное же просто совпало по времени. Однако аналитика уже постигнутого свидетельствовала о том, что одной причины не было - все они тесно переплелись, усиливая одна другую.
  В конце концов мы с Татьяной пришли к тому, с чего начинали во время нашей поездки на пляж. Я открыла шкаф со своими шведскими обновами и парижскими гостинцами от Насти. Танечка вздохнула:
  - Ну и сволочь, ты, Анька, знаешь, чем купить!
  И мы занялись примеркой и разглядыванием, смакованием и чувствованием. Я не могла налюбоваться загоревшейся подругой, мы молча вытворяли бог знает что, закрывшись на кухне, чтобы не разбудить Жанну. Она упивалась моим вниманием и восторгом и парила на очень лёгком облаке прозрачных и высоких ощущений. Мне было приятно дарить ей это внимание и очарование ею. Теперь я знала, как быть с ней и мне нравилось это, я ни капельки не подставляла Настю, совершенно не обнаруживала своих чувств к другим и Татьяне было того довольно. Ту тонкую ауру, что нас объединяла, я тоже берегла. Когда она улеглась рядышком, то тихо промурлыкала:
  - Ни тебя, ни Настю я травить не буду, живите спокойно, но меня не бросай! Не бросишь? - я покачала головой и прижала её к себе. Она была умной и понятливой женщиной, похожей на обычных жён, подруг, матерей и сослуживиц. Каминская сумела раскрыть в ней зачатки и показать её возможности, а Татьяна привязалась в ответ на внимание примы к молодой и всеми непонятой актрисе. С ней, а теперь и со мной, она была более женственной и нежной, чем с мужчинами, я видела это и понимала в ней многое уже сама, а не посредством Каминской. Она останется со мной, пока не окажется готовой к самостоятельному плаванию, а пока мы должны это пройти - ей хотелось новизны со мной.
  Утром она проснулась первой и молча дождалась моего пробуждения
  - Давай устроим Диму в русскую антрепризу? - сказала она и развернула подробный план. Где-то на его середине она, глядя на меня, поскучнела и остановилась:
  - Я говорю глупости? Да!?
  И мы с ней подробно разобрали всё, только что ею предложенное. Я понимала и желание помочь другу и искренность в познании способов реализации плана. Но особо жалеть её не стала, указав на ключевые просчёты. Пусть знает цену всего.
  - А мысль о-о-че-ень интересная! - улыбнулась я и она повеселела, - Только прошу - советы советами, но ты должна это постигнуть сама, иначе, когда попадёшь в оказию, хлебнёшь лиха и можешь утонуть сама да и с собой пару-тройку приятельниц прихватишь!
  Это она восприняла благожелательно и уже по ходу утренней побудки Жанны и суеты с завтраком я видела работу её мысли по поводу спасения Димы от неизвестности за рубежом. Жанна же позволила себе что-то из ролей современных стервозных попсовых примадонн и Татьяна с удовольствием оценила этот этюд. Держать спину и смотреть мимо собеседника Жанна пробовала только в моём присутствии, теперь же была проба сил на маленькой сцене и она удалась.
  
  На студии шла работа по подгонке всего материала под исполнителей. В том числе и текстов. Постановщик со сценаристом меняли текст, если того требовали творческие обстоятельства, для Абашина был важен конечный результат, а не чьи-то амбиции. Он внимательно отнёсся к моим заметкам по роли и сюжету. Буквально через день после этого сценарий был сильно перекроен. Но от этого стало легче всем занятым, число монтажных кусков уменьшилось, а сами они стали продолжительнее и удобнее для съёмок и не раздражали актёров бесконечными остановками и разбивкой на микроскопические элементы, от которых в конце съёмочного дня голова шла кругом. Аргументы остальных исполнителей Абашин выслушал очень внимательно и после этого состоялась окончательная правка сценария, чувство текста у него было врождённым и он ни за что не соглашался даже на мизерные изменения, если они нарушали балансировку образа и дух сцены. Мы работали очень быстро и в течение месяца все подготовительные вопросы были решены.
  Начался основной съёмочный период и я стала пропускать репетиции. Это моим театральным постановщикам не очень понравилось и на время доводки спектаклей ввели ночные репетиции. Теперь мне приходилось подвозить кого-то домой, так как транспорт так поздно уже не работал. Зато двигались и пьеса и фильм. План работы в павильоне был очень жёстким по времени и здесь Абашин был строг и неумолим. Он часто ссылался на меня и мои рассказы про голливудские порядки и крепко держал в узде многочисленную съёмочную команду. Сам он во время визитов за океан, как мне говорила Каминская, почти всё время наблюдал за жизнью и работой, в дискуссиях и семинарах не участвовал и вообще балдел в праздности и отдыхал от суеты и бестолковости своей работы.
  На Голливуде Абашину учиться нечему: то, что они умели лучше, не нужно ему, а его эксклюзивные умения ничего не стоили там. Но об этом он ни с кем не делился и все думали, что, пройдя искушение Голливудом и устояв перед ними, мы с ним заодно. Я из одного случайного упоминания узнала про его заметки, он их сделал там и потом доверил Каминской, чтобы не потерять при разделах имущества, которые периодически затевала его жена при очередном отселении на самостоятельную квартиру своих отпрысков. Я их нашла в шкафу среди бумаг, прочитала в один присест и кое что сообразила и про него и его непростую жизнь.
  Нэлли очень органично вписывалась в его претензии к миру и фантазии о себе - человеке без обузы и обязанностей. Для моего понимания "кино по Абашину" заметки сыграли важную роль, он был с Каминской очень откровенен и она ему платила взаимностью, им было вместе интересно и просто, оба были осторожны и не попались ни разу. Понимание процесса творчества для обоих было в чём-то общим и они просто доверялись друг другу, от чего выигрывало кино. Неустроевой в моей душе давно стало неуютно, приоритетов, где она чувствовала себя хозяйкой становилось всё меньше и меньше, и она с тоской поглядывала на осмелевшую Каминскую, которая знала и умела многое той незнакомое и иногда даже запредельное. Именно она теперь вела меня за собой и я безо всяких раздумий ей подчинялась. В киношных делах эта автозамена происходила сама собой и я, порой, не успевала сообразить, как Каминская хватала эстафету и мчалась по своему этапу.
  Мне показалось, что я просто обязана вложить в этот фильм всю себя, чтобы не обмануть его надежд. И отнеслась к нему ответственно. Этот фильм был почти весь павильонный и уличные кадры, а также автомобильные проезды по городу назначали на погожие дни и снимали по обстоятельствам. В павильоне каждый день мы снимали несколько дублей длительностью в одну-две минуты. За пару месяцев такой работы, по моим расчётам, он должен быть готов. Потом пойдёт техническая работа по монтажу, спецэффектам и озвучиванию. Она будет уже не так напряжена, но для меня всё - впервые.
  Я выкладывалась на съёмках, падала на диван в гримёрке, немного отходила и потом ехала в театр или работала над ролью дома. Репетиции в театре тоже стали интенсивными, после них я опускалась на крохотный диванчик в театральной гримёрке и отдыхала от возвышенных и неуёмных страстей моей героини. Лишь изредка мы с Жанной развлекались в своём ресторане и ещё реже ездили на этюды в казино. Так теперь бывало не чаще одного раза в две-три недели. Вообще-то мне хватало и движения и динамики, но со мной жила заметно тяжелеющая Жанна и поэтому гимнастикой и аэробикой я занималась с ней ежедневно, чтобы она как следует впитала суть необходимости движений для растущего в ней плода.
  
   Нина
  
  В одной из нечастых пауз во время киносъёмки произошла техническая накладка и у меня появилась уйма времени. Я даже опешила от такой удачи и стала размышлять, куда бы употребить эти часы и минуты. Руслан был в отъезде, Татьяна и Настя заняты, домой не хотелось. Я набрала номер Неустроевой и поинтересовалась делами дома, она чётко и обстоятельно всё изложила и перешла к служебным. Там она тоже набирала вес и обороты. Мы обсудили желаемые шаги и мне показалось, что всё у нас идёт, как надо.
  - Что-то случилось? - спросила она, зная, что я попусту звонить бы не стала.
  - Пока нет, - ответила я, - и надеюсь, не случится, - мы же с тобой предусмотрительные стервы, разве нет?
  - Да, Анюта, да! Иначе бы у нас ничего не вышло. Все наши сумасбродства от куража. Кураж от уверенности, а её, желанную, мы пестуем ежедневно и ежечасно, как пчёлки, вот в наших сотах мёд и собирается. В моём служебном списке уже три собственных проекта! - с гордостью отметила она.
  - И нужен нам нектар и амброзия, а не экстази?
  - Одно не исключает другого, Анюта, и ты это знаешь. Адреналин - это способ перепрыгнуть то, что без него сделать невозможно. Мы их различаем и здоровы, а тех, кто путает, с нами уже нет.
  - Я давно хотела спросить о Нине, твоей подруге по студии в школе. Я с ней встретилась ещё в Твери, она мне понравилась, я тогда в роли Каминской была впервые. Ты к ней что-то имела?
  - После школы я её потеряла. Твоя встреча с ней - для меня приятный сюрприз. А что?
  - Меня к ней потянуло, это ничего?
  - Так сразу?
  - Да, представь себе!
  - Я даже не помню её лица, как она теперь выглядит?
  - Красивая умная женщина, экономист, натуральная шатенка, очень подвижная и выразительная, слегка суженные миндалины карих глаз, обалденная фигура, живёт в Твери, замужем, двое детей, старшей уже шестнадцать, хочет быть актрисой. Но жила до замужества вместе с тобой в Арзамасе и там вы с ней творили чудеса. Она их помнит и я её расколола на что-то подобное, чтобы она во мне узнала тебя, - без единой запинки выпалила я.
  - А-а, припоминаю, Нина то ли Грошева, то ли Гошина, она раньше была пухленькой и любила Серёжку из индустриального техникума.
  - Вот за ним она и замужем.
  - Господи, - вырвалось у неё, - да они же четверть века вместе, неужели он такой ценный?
  - Выходит, да! Она о нём только с пиететом - Серёжка!
  - Знаешь, Анюта, помнится, она была ещё позатейливее меня на всякие выдумки и приключения. Или я её с кем-то путаю или это она наряжалась в привидения и пугала всех, когда мы бывали на выездных концертах со студией.
  - Прошло двадцать лет и она повзрослела, - заметила я, хотя так не думала: Нина экспромтом сыграла провинциальную шлюху и не охнула. На меня надеялась?
  - Если это она и склероза у меня нет, то с ней не соскучишься, - сказала она, ещё не уверенная в своих воспоминаниях.
  - Долго ты с ней была знакома?
  - Думаю, около трёх лет, с седьмого по девятый класс, потом я уехала.
  - Что она предпочитала: фарс, драму, скетч, мюзикл?
  - У неё, кажется, был один конёк - экспромты, не заданные на дом этюды, а именно сыгранные по наитию ситуации. Тогда это казалось высшим классом, правда, техника у неё хромала, она не любила повторять зады.
  - Вы дружили? - догадалась я причине сдержанности.
  - Да, - ответила она, - но разошлись и я ей назло после девятого класса, как получила паспорт, уехала поступать в Щукинское и меня взяли сразу, школу я заканчивала в Москве.
  - А кто был этим, "назло Нине", - спросила я, увидев просвет в одном из тёмных пятен её (или теперь уже и моей?) биографии.
  - Это был актёр, может, помнишь, красавец, офицеров и комиссаров играл - Анисимов. Он приехал в Арзамас показать актёрскую технику, его уговорил наш руководитель Алексей Петрович Ноговицын, они с ним были как-то по-особому знакомы. И я на него сильно запала, а Нина отговаривала и прочее.
  Каминская замолчала, так и не поведав причины раздора с подругой.
  - Ты стала пред ним красоваться, чтобы он тебя выделил из всех, а она взревновала? - предложила я вариант их охлаждения.
  - Что-то в этом духе. Я приготовила кусок из письма Татьяны и пришла к нему в гостиницу. Одна. В Арзамасе, не в Москве, мне только что исполнилось шестнадцать, а ему под сорок, по тем моим годам - папашка. И он мне преподал блестящий урок декламации. Мы с ним вместе это письмо прочитали и прочувствовали на все лады сто раз и в тысяче вариантов. Это было что-то. Я в него влюбилась, как кошка. - тут прозвучал акцент и я его хорошо уловила, остальное - тоже. - А Нине это не понравилось. Может она сама хотела поднести ему сюрприз, а может сыграл роль принцип, но с тех пор мы больше не "художничали", а просто общались. Когда меня приняли и я с этими бумагами приехала домой, она на словах меня простила, но расстались без тепла и больше никогда не виделись Думаю, она так и не смирилась.
  Я слушала Каминскую и во всём этом не видела связи с Ниной, которая восторженно и восхищённо встретилась со мной и не отходила ни на шаг в той нашей импровизации. Что-то в её рассказе было упущено и значился этот файл-возмутитель под именем Анисимова. Утаивать что-то важное и принципиальное от меня Каминской смысла никакого не было, а раз так, то причина в Нине, она в их дуэте не была бессловесным персонажем. Нина от подруги, то есть Каминской, что-то скрыла. Что?
  Я распрощалась с Каминской и безо всяких мыслей выехала на Ленинградское шоссе. Оно просто попалось по пути, но поехала я не домой, а в Тверь. Это случилось само собой.
  На подъезде к городу я вызвонила Нину и договорилась о встрече. Она была несказанно удивлена и сильно обрадовалась. Может она нас с Каминской не путает? - подумалось мне. Это выглядело абсурдом и я стала искать другие причины. Мне не раз доводилось убеждаться в предельной честности Каминской и откровенности её заметок по всем событиям своей жизни. Оставалась Нина. Это с моей стороны не было ритуальным любопытством к чужой интимной жизни. Я входила в мир, где всё для меня было новым и с иными мотивами поведения, я должна их усвоить сама, поскольку самоучителей по самозванству ещё никто не написал.
  Нина поджидала меня на перекрёстке и я, быстренько открыв дверцу, впустила её, тут же проскочила его на жёлтый свет и умчала свою подругу в укромное местечко, подальше от "гаишников". После взаимных ритуальных любезностей она спросила, надолго ли я в Тверь, я пожала плечами и её это вполне устроило.
  - Я так рада, - сказала она и я увидела ту женщину, с которой привезла двоих поддатых мужиков домой к Игорю. Она и в самом деле рада и ей было чем со мной поделиться.
  - Ты обедала?
  - Нет, может, ко мне? Я обычно дома обедаю, чуть подольше, но мне прощают, - предложила она.
  - Начальство? - спросила я, оглядывая её стати ещё раз, через несколько месяцев и уже глубокой осенью. Она выглядела так же аккуратно и со вкусом одетой, лицо было очень тонко и умело обустроено хорошей косметикой. Очень и очень не зря от неё тащились в ночном клубе.
  - Да, - легко ответила она, ничего в вопросе не заметив особого или сделав вид. Я подумала, что с ней будет интересно.
  - Хорошо, куда едем?
  Дома у неё мы оказались вдвоём, она слегка расстроилась, что дочка меня не увидит, но тут же об этом забыла, занявшись столом. Ей очень хотелось принять меня по-настоящему. И я её понимала.
  - Ты после обеда сможешь не пойти на работу? - предложила я большее, чем обед второпях, не сводя с неё глаз, глаза Нины были её лицом и мне говорили о многом. Я этому училась долго, но теперь владела вполне прилично. В той нашей авантюре у нас всё получилось идеально, вряд ли это случайность.
  - Хорошо, я только скажу начальнику, думаю, он отпустит.
  Её глаза были невинны на 99%, 100% я не давала даже себе. Мы пустились в причудливое плавание по эмоциям и воспоминаниям и вскоре приплыли к причинному случаю с Анисимовым.
  - Ты до сих пор не забыла ту историю? - спросила она и я впервые отметила в её глазах напряжение. Что-то было именно здесь, интуиция и логика подталкивали меня туда.
  - Такое разве забудешь! - ответила я, прижимая собеседницу к стенке. Она слегка покраснела и смутилась.
  - Значит, - решила я, - не играет, а раз так, то всё сама и расскажет. Так впоследствие и оказалось.
  - Когда ты рассказала всё про вашу встречу в гостинице, мне стало обидно и я решила тебя перещеголять. Приготовила кусок для чтения и пришла к нему. Да невовремя, там была какая-то женщина и эдак презрительно на меня поглядывала, даже не прикрывалась, будто я тумбочка какая-то. А Анисимов и вовсе развеселился. Читайте, говорит, мадемуазель, а мы послушаем. Мне бы убежать, а я, как стояла у двери, так оттуда и стала читать. Он меня остановил, успокоил, на эту даму, говорит, внимания не обращай, это антураж и усадил рядом с собой. Он был очень вежливым и приличным и я успокоилась, - сказала она и я припомнила склонность Нины к экспромтам. - Потом он меня послушал, но как с тобой, вариантов не разыгрывал и я обиделась, про тебя сказала. Он усмехнулся и говорит:
  - А теперь, девушка, изобразите плакучую иву.
  Я прикинула наши этюды и показала, а он говорит:
  - Что-то я деревьев в юбках и босоножках не видывал, - и посмотрел на меня так, по-особому. А та дама, что под одеялом, хихикает:
  - Может, помочь? Или у тебя петельки тугие, всей семьёй вечером расстёгивают?
  - Злость меня заела, ну, думаю, стерва, ты мне тоже попадёшься! Но разделась. Стою, как у Есенина, склонилась и косы распустила. Та, в постели, так важно зачмокала, смотрит, будто корову выбирает, всё во мне оценивает.
  - А Анисимов? - перевела я стрелку на нужный предмет.
  - Как сидел на стуле, так и не сдвинулся . Эта стерва мною командовала, повернись так, стань этак. То я была девушкой с веслом, то прыгуньей, то ещё кем-то. Потом он подозвал меня к себе и, чтоб та, в кровати, не слышала, спросил: - Ты нетронутая?
  - Конечно, - говорю, - думаю, хоть тут у меня всё в норме и на месте, Серёжка всё время проверял. А он сразу так подобрел и обрадовался, будто клад нашёл и говорит:
  - Вот, когда вы, девушка, пропустите взвод гвардейцев и они останутся от вас в восторге, тогда и приходите, поговорим, а сейчас, извините, вы ещё не созрели.
  И так на меня смотрит, мол, выметайся, не видишь, счётчик крутится, а мы с тобой тут лясы точим
  - А как же Каминская, у неё что - всё по-другому? - чуть не плача от обиды, спросила я.
  - Да, Нина, она другая, совершенно другая. Фигурально говоря, она уже актриса, что до гвардейцев, то, я думаю, у них к ней претензий не было.
  - А если я что-то другое приготовлю, где у меня всё получается получше? - всё ещё цеплялась я хоть за что-то. А он взял и трахнул эту даму у меня на глазах. Я растерялась и не знаю, что делать, может это он мне испытание такое, ну и всё досмотрела до конца. Та дама отдышалась и спрашивает меня:
  - В порнушке сняться не хочешь? Ты молоденькая, глазки чистенькие, очень хорошо заплатят за такие. Вот ты и актриса и спрос на тебя есть!
  Только тут я опомнилась и ушла. Ну и на тебя обиделась, а больше там было зависти и ревности. Потом отошла, но ты к тому времени уже уехала.
  - Жалеешь? - спросила я, складывая её рассказ и последствия отношений с Каминской.
  - Не знаю, - ответила она, - чего уж теперь, да и мы другие.
  Её философский настрой меня не смутил и я стала размышлять. Если сейчас она способна на лихие авантюры, то тогда версия её покорности судьбе как-то не вязалась с характером и бескомпромиссностью этой девушки в юности. Она хотя бы из соображений соперничества с подругой должна сделать что-то особенное, девушка-сорвиголова так легко отступиться не могла, она должна что-то разбить, затеять драку, поджечь занавеску, да мало ли что могло придти в голову обиженной девчонки. Я поставила себя на её место, обложилась её же характером и вскоре сказала Нине:
  - Признайся, дорогая, в тот день всё было не так! Не прощалась ты вежливо, не уходила на цыпочках. Всё в тот день было иначе. - я поймала её глаза и она потупилась. На лице выступила краска, что-то её угнетало и уже давно. И я решила объясниться:
  - Нина, это было давно, тот возраст и нулевой опыт продиктовали не лучшие решения. Нечего их стыдиться, это наша жизнь и мы все произошли из глупостей и ошибок. Только некоторые их потом стали выдавать за гениальные прозрения и громкие победы. Мы с тобой из других. Я вот она, с тобой! Встряхнись, пусть оно сгинет и будем жить дальше. Мне просто интересно, что с нами было на самом деле. И всё!
  - Ладно, только про это мне и самой хотелось бы забыть, но никак не получается, - с горечь в голосе ответила она, - но ведь было же, было! - она сокрушённо всплеснула руками.
  - Вышла я из того номера и в самом деле вся побитая и оплёванная и даже не заметила, как оказалась на улице. Вскоре была уже дома, пора собираться на тренировку. Собрала форму, уложила в сумку и села в уголочке. Какая тренировка - позор ведь! Отставили меня, я-то после тебя в студии числилась второй и вдруг всё это. Вспомнила, что у меня был другой фрагмент, который шёл хорошо, из "Ромео и Джульетты", ты его хвалила и о нём больше никто не знал. Припомнила я его хорошенько, прогнала раз, потом другой, стало получаться, как в самые лучшие репетиции. Ладно, думаю, попытаю судьбу ещё разок. Взяла с собой в тренировочную сумку паспорт, комсомольский билет, текст, кофточку беленькую надела и значок "Ударницы" туда прикрепила. Перекрестилась и пошла, сказала дома, что на репетицию, а потом тренировка, чтоб не ждали рано. В гостиницу я вошла со двора и по служебному ходу проскользнула к его номеру незамеченной, боялась, что не пустят. Стучу - тихо, толкнула дверь, она и открылась. Вхожу, а там никого, одежда его лежит, видно выскочил в буфет или куда. Я обрадовалась, что успею освоиться, села и сама себя уговариваю не сбежать тут же. Он вошёл вскоре, в трико был и кроссовках и пакет с провизией из буфета:
  - Опять, - только и сказал, как я ему в ноги и говорю: - Вы для меня вроде верховного судии и приговор ваш для меня: жизнь или смерть. Может есть что-то, чего вы во мне не разглядели, пока тут была та, под одеялом. Я уже взрослая, вот паспорт и билет комсомольский, всё уплачено. А в нашей группе я сразу после Каминской иду. Неужто такая безталанная? А ведь другие хвалят.
  Поднял он меня с пола, рассмотрел как следует и так головой покачал, что меня аж прошибло. С выразительностью у него было хорошо и слов не потребовалось. Я положила перед ним книжку с текстом и говорю:
  - Джульетту хочу почитать, это у меня лучшее.
  - Хорошо, Нина, читайте, - сказал он и опустился на ту кровать, где раньше лежала женщина. Мне вдруг так горло перехватило, что слова не могу сказать. Видно, я этих спазмов сама так испугалась, что он сразу всё понял и стал помогать от них избавиться. Когда всё прошло, я откашлялась и теперь подступил стыд. Вид у меня тогда был, наверное, ещё тот и он закрыл дверь на замок. Он оказался таким ласковым и нежным, быстро привёл меня в норму и говорит:
  - А это у вас что, реквизит? - на спортивную сумку показывает.
  Ну, я ему всё рассказала и про тренировки и про остальную свою жизнь. Разговорил он меня, я стала улыбаться, он меня слушал так, будто я взрослая и за моими плечами уже полжизни и мне есть о чём говорить со взрослым мужчиной. Когда я смогла уже и анекдоты с картинками рассказывать и смеяться вместе с ним, таким красивым и уверенным, он и говорит:
  - Может приступим к Джульетте?
  И я начала. Прочитала спокойно и даже лучше, чем всегда, потому что чувствовала и волнение и понимание той девочки из Вероны, которая была даже моложе меня. А он молчит. Да так выразительно, что мне это не понравилось. И я расквасилась.
  - Нам, Нина, из провинции только одна девушка нужна и мы её нашли - это ваша подруга. Она уже актриса и ей не надо даже учиться, всё при ней. В училище она наберёт форму и повзрослеет и на втором-третьем курсе её уже будут вводить в спектакли.
  - Когда он это сказал, я тебя возненавидела, - тяжело выдохнула из себя Нина это признание, гнетущее и неприятное. Двадцать лет назад энергетика этого чувства была намного сильнее и я поняла причину её отчуждения от закадычной подруги. А она продолжила воспоминания.
  - Ну хоть что-то я делаю лучше неё? - спросила я и так посмотрела на него, что он весь так и подобрался.
  - Вы хотите попробовать всё? А если и там окажетесь второй, не пожалеете о напрасной жертве?
  - А что мне оставалось? И я ухнула в омут с головой. Он был изумительный любовник, ничего подобного я не представляла, да ты и сама это знаешь. Он про тебя говорил уважительно и честно. Всех, что были после него, я иначе, как за неудачников и неумек не считаю. Я ушла от него очень поздно, он сам довёл меня до дома, тепло попрощался и велел забыть о театре. Я уже знала свою силу и власть над ним, затащила к нам в палисадник и ещё раз сделала это с ним. Напоследок он сказал, что я мягче тебя, нежнее и отзывчивее. Знала бы ты, как для меня это было важно - я лучше тебя! И сказал это заслуженный мужчина, которого мы с тобой выпили до самого дна. Я не спала всю ночь и переживала всё снова и снова и чуть не убежала к нему опять. Уже одетая дошла до коридора, да отец проснулся, пошёл на кухню напиться квасу и спросонья на меня буркнул, а я вроде в туалет, он же на дворе у нас и я туда. А он вышел на крыльцо и ждёт, пришлось вернуться. Утром я в мимо школы и в гостиницу, а он уехал с утренним автобусом.
  - Могла ли я видеть тебя после этого? - она посмотрела на меня так, будто та ночь ещё не закончилась и Анисимов сидит в соседней комнате в ожидании её - лучшей, мягкой и отзывчивой.
  - И ты жила с этим все эти годы?
  - Да!
  - Знаешь, что, подруга - эта история хороша для женского романа. Но в ней нет ничего такого, чтобы маяться от девичьих грёз. Ну и совсем бред - это двадцатилетняя война со мной. Я настолько привыкла к тому, что меня хотят и ненавидят сотни и тысячи мужчин и женщин, что отношусь к этому, как к погоде: холодно-жарко, сухо-дождливо. И по обстоятельствам надеваю шубу или плащ.
  Хорошо, что ты разгрузилась, Анисимов хороший мужик, прекрасный актёр и честный и порядочный человек. Его давно нет, фильмы его забыты, но мы с тобой помним его с лучшей стороны, он нам открыл нас самих и мы состоялись: ты умная и красивая женщина и я актриса театра и кино.
  И я немножко утопила её в той девичьей чувственности, связав с этим мужчиной, она выдержала недолго и вскоре завыла белугой и окончательно освободилась от груза. Когда поток поутих, я заметила, что моя блузка вся вымокла от слёз хозяйки. Нина забеспокоилась, собралась простирнуть, но я так не думала. Передо мной прояснилась судьба женщины, которая устраивала и как школьная подруга и как надёжная партнёрша. Могла ли я пройти мимо такого подарка судьбы?
  - Нина, хочешь опять вместе? - спросила я.
  - Ходить по барам и трясти мужиков? - улыбнулась она.
  - Нет, ты будешь работать со мной. Ты финансы, я что-то другое, но вместе и под одной крышей?
  - Это уже есть или в проекте?
  Я в общих чертах поведала своё видение и конструкцию того, что у нас формировалось и частично уже работало. Нина внимательно выслушала и задумалась, похоже, идея ей понравилась, но здесь у неё есть всё и она не в том возрасте, когда легко отказываются от нажитого. Нужно сделать так, чтобы ей этого захотелось самой и я предложила:
  - Хочешь пару деньков побыть со мной в Москве, от начала до конца? Увидишь и поймёшь, о чём я.
  - Хочу! - без раздумий ответила она и я увидела ту, что запомнилась Каминской больше двадцати лет назад. - Когда ехать?
  - Сегодня! Сейчас подзаправимся и поедем, - сказала я.
  - Я только шефу скажу, - и стала набирать номер. Она говорила с ним недолго и в обычных тонах, ни тени заискивания или обычной уважительности перед начальством. Будто отлучалась в булочную напротив. Я увидела её глаза только однажды во время её краткой беседы и поняла, что у них дело нечисто.
  - Он твой мужчина? - спросила я и она легко кивнула:
  - Он хороший и не создаёт проблем.
  - Ты давно с ним?
  - Года три, как сделали меня главным экономистом, так и началось.
  - Это было условием? - я просто любопытничала, как школьная подруга.
  - Наверное, да! Если бы не я, была бы другая. И она бы меня просто съела. А так она осталась на месте, я из отдела ушла, но её не трогаю. У меня только один начальник - Александр Алексеич.
  Всё было просто и Нина прагматично решила эту задачку: не ты, так тебя!
  - Тебе нравится эта работа?
  - Работа - да! Фирма - нет! Мы больше посредничаем и продаём, море криминала, если производить ничего не будем и далее, то кончим плохо.
  - Что с собой брать? - спросила она, раскрыв шкаф и подвинув к нему большую сумку. Я подошла к ней и внимательно осмотрела её стати, потом заглянула и поглубже. Всё настоящее и содержалось в идеальном состоянии. Потом осмотрела гардероб и закрыла сумку и шкаф.
  - Ничего, кроме бюста, он у тебя побольше моего и тискать его туда не годится. Остальное подберём у меня, там на два больших театра хватит.
  Не брать ничего ей понравилось, а вот замечание насчёт бюста не очень:
  - Я же двоих родила и выкормила, вот они и расстарались, - с гордостью ответила она. - А что мы там будем с тобой делать?
  - Всё! - ответила я и откровенно улыбнулась, сути этой улыбки женщина не понять не может. Она поняла, но уточнила:
  - Как это?
  - Помнишь, как Чапаев с комиссаром говорил: куда я, туда и ты. Я пить и ты со мной, я танцевать и ты тоже, я трахаться и ты не откажешь. Не боишься?
  - С тобой? Если ты будешь там же, то нет! - и я не удивилась её смелости.
  - У тебя было много мужчин?
  Она задумалась ненадолго и ответила:
  - Шестеро, если считать всех, а по серьёзному - только двое. Один из них мой нынешний шеф.
  - Ты в карты играешь?
  - Ну, так, немножко, в подкидного, буру, тысячу и немножко в преферанс.
  - А в шашки, шахматы, бильярд, теннис?
  - Ты что забыла, мы же с тобой за школу в волейбол играли? А что?
  - Выглядишь, будто из тренажёрного зала не выбираешься.
  - Жизнь такая, вот и верчусь, - она сделал задницей такой фокус, что я обалдела, - как второго родила, так сразу постройнела и с тех пор держусь.
  Она оставила дома записку с указаниями для дочери и позвонила мужу, я в этом разговоре себя обнаружила и сняла с подруги подозрения в левом заходе.
  По дороге в Москву мы решали задачи тактические и сиюминутные, главное, что она согласилась в принципе и после этого я связалась с Войтиным и объяснила, что есть хороший повод познакомиться в новой музой.
  - Рекомендуешь?
  - Гарантирую! Превосходное качество и высокий интеллект, она автор многих статей по современной экономике в специальных журналах, я тебе о ней как-то говорила, - после такой рекламы он не стал горевать по поводу столь позднего звонка и согласился:
  - Хорошо, ты где сейчас?
  - По пути из Твери.
  - Где-где? - опешил он и я повторила, добавив, что буду дома через полтора часа и ещё через час готова быть на месте. Нина слушала это вполуха, её интересовало иное и именно об этом она расспрашивала подробно. Когда мы уже подъезжали к Москве, я подробно рассказала об игре и основных её особенностях. Она смутилась лишь слегка. Румянец на щеках выдавал её неискушённость и свежесть восприятия сказанного мною. Каким-то опытом в подобных играх она похвастать не могла, но я считала, что ей он и не нужен. Она слишком умна, чтобы попасть в примитивную ловушку.
  - Всё это и все они не просто игроки и любители вкуснятины за городом. Один из них очень влиятельное лицо и деньги в его распоряжении водятся несметные, другие калибром поменьше, но тоже не куропатки и из двустволки их не подстрелить.
  - А зачем они нам, кроме как со вкусом трахнуться после напряжённой игры?
  - Деньги, Нина, большие деньги и возможность влиять на их поток в нашем самостоятельном деле. Ну и опыт, таких, как они, нам придётся охмурять ещё долго.
  - Ты после них долго отмываешься? - поинтересовалась она житейской подробностью.
  - Как обычно, публика приличная и ничего такого, что бы тебе не понравилось, не позволяет. А в целом смотри на них, как на детали нашего проекта. Для крупных кредитов нужны равноценные гарантии. Они очень крупные рыбы и гарантии у них равноценные. Ты меня понимаешь?
  - А как же, это моя профессия. А вот ты откуда набралась этих словечек: кредиты-гарантия?
  - Газеты изредка просматриваю и в Интернете бываю, там с этим запросто. И я подробно изложила всё, что ей может пригодиться сегодня. Это должно стать для неё выходной арией. Дома мы переоделись в разное и выглядели взаимным дополнением. Я проследила, чтобы бельё соответствовало стандартам этой компании и было бы в гармонии с конституцией моей школьной подруги. Единственная вещь, которую мы с ней дружно не стали прятать, это её роскошная грудь. Мы её чуточку приподняли, не обнажая, но уже этого хватало, чтобы обеспечить непрерывную эрекцию у любого нормального мужчины. Нина осмотрела себя в новом наряде, стоя перед большим зеркалом в холле, и спросила:
  - А сколько зарабатывает бабочка такого калибра?
  - Много, очень много, но и расходы! И потом - такое выдерживают немногие, - успокоила я её аппетиты. Нина с сожалением осмотрела себя и чмокнула от досады.
  - А обувь какая там нужна? - вернула меня к действительности Нина, вдоволь насмотревшись на себя в дорогущих заморских нарядах. Я объяснила и раскрыла шкаф с украшениями для женских ног. Она чуть не упала, увидев эти развалы всех типов, цветов и высоты каблуков.
  - Здесь нужно выглядеть очень привлекательно и где-то с уклоном в классику, - пояснила я и мы стали выбирать туфли для осеннего сезона на даче, а так же для прогулок по саду в свете прожекторов. Для остального принадлежности имеются на месте.
  - Я таблетками не пользуюсь, - предупредила Нина мой вопрос об этом. И я ей показала свои патентованные средства на выбор. Она прикинула желаемое и соотнесла с теряемым удовольствием, потом заглянула в свой дневник и решила, что сегодня может рискнуть и без наркотиков.
  - А ты можешь потечь от предвкушения? - спросила я.
  - А что? Это так важно?
  - Да, то ли надевать бельё, то ли обойтись колготками на застёжках или широких поясках?
   Она задумалась, припоминая.
  - Не знаю, не приходилось, - наконец ответила она.
  - Рисковать не будем, - решила я и мы начали всё с нуля. Когда мы устроились в салоне лимузина, она спросила:
  - Как я выгляжу, провинцией не отдаёт?
  - Нет, мы с тобой хоть и деревенские, но весь мир у наших ног!
  - Анюта, я волнуюсь.
  - Так быстро? Мы ещё не приехали.
  - Что, если он сразу же потащит меня в уголок, я и не разогрета, могу закапризничать?
  - Нет, сразу ничего не будет, всё это потом, после игры. А разогревать тебя будут весь вечер. Это правило, а против них тут нет ничего. И ещё: не показывай игрокам ум, а только интуицию, чтобы их не шокировать и не подкосить психику игрока, остальное можно.
  - Но ты же им рассказывала, какая я умная, телефон не забыла?
  - Я говорила с Войтиным, для него ум женщины только плюс в дальнейших отношениях. Остальные до него не дозрели и не так устойчивы, это я о них.
  Мы приехали и нас встречали как обычно. Вместо одной из молоденьких была Нина, а остальное, как и прежде. На этот раз нас рассматривали дольше и внимательней. Не было Алисы и Нина попала в музы к Андрею. Когда новое лицо было усвоено и примерно осознано, мы отправились в игровую комнату. Оказавшись рядом с Войтиным, я спросила:
  - Поменяться не хочешь? - он только улыбнулся.
  Когда все устроились за столом, Нина села с Андреем и выжидающе подняла голову, он склонился к ней и она что-то шепнула. Андрей поправил её кресло и она благодарно кивнула. За ней следили, её изучали, к ней присматривались, поскольку Андрей, как игрок, был хорошо известен и все его повадки секретом не являлись, то есть, он был предсказуем. И от того, что из себя представляет его муза, могло зависеть многое. Ну, очень многое!
  Игра протекала, как и обычно, выигравшие ходили в комнату за шторкой, а проигравшие обсуждали промахи и гадали, как развлекаются более удачливые. Нина оказалась вполне приличной музой и Андрей приободрился, изредка касаясь плеча Нины в трудный для себя случаях. Она склонялась к нему и неслышным шёпотом давала советы. Пару раз они сходили за призовой игрой и ни разу я не заметила на её лице особых изменений, грим скрывал почти всё, но сам заметен не был. Такая у нас значилась защита. Зато Андрей своего удовольствия не скрывал. Игра получилась не очень продолжительной, в проигравших оказались Костя с Лизой и Нонна с Маратом. Нина спокойно наблюдала за прилюдным искуплением грехов и после этого всё было, как всегда. Я лишь немного озадачила Войтина, напомнив про обещание влить финансов столько, сколько мы сумеем проглотить.
  - А что, пришло время?
  - Да, пора платить по счетам, мы раскручиваем большой проект и под него нужны немалые деньги. Вот я и вспомнила.
  - Хорошо. Пришли реквизиты и мы проплатим в тот же день, ещё что-то?
  - Нет, ничего. А как тебе моя протеже? Присмотрись к ней, для дела присмотрись. Потом скажешь!
  Когда мы вновь собрались в большой комнате и смотрели записи из комнаты за шторкой, все с особым вниманием следили за Ниной и её художествами, я нашла её вполне органичной в отдельных местах и даже профессиональной. Другие видели её потрясающую грудь и готовы плакать на ней, пока их обладательница не сжалится. Она мужчинами была принята единодушно и особой ревности от постоянных дам в адрес новой музы я не заметила.
  Войтин предложил небольшую прогулку по саду и женщины с восторгом его приняли. Пройтись в нарядах, которые они приберегли для этого случая, хотелось каждой, блеснуть и сравниться с соперницей - тоже. Светская прогулка у нас получилась непринуждённой, женщины были раскованы, мужчины с ними шутили, те отзывались, звучал смех, призывный, искристый и непринуждённый, пары неоднократно менялись по капризу дам и мужчины с удовольствием вкушали весь список удовольствий. Я искоса поглядывала за Ниной и отметила, что она никого из мужчин не выделяет, но с Войтиным задерживается дольше, чем с другими. Что это: она ему приглянулась или это Нина хитренько продляет собственное удовольствие от него? Вообще зрелище красивых и стройных женщин в вечернем парке при старинных фонарях - это нечто неизгладимое и непростое, я заметила, что мужчины как бы присмирели и смотрели на нас с восхищением, будто за диковинными птицами, боясь спугнуть неосторожным словом или движением. Будто и не было разнузданных развлечений в спальнях и спортивных упражнений в комнате за шторокой. Одетые, мы стали существами высшего порядка. Войтин был для всех, а я только для Войтина, со мной никто из мужчин не вольничал, а женщины уважительно отдавали дань.
  Наша прогулка не затянулась и вскоре мы опять были в уюте и тепле большой гостиной. Свежесть ухоженных аллей среди берёз и елей и запах опавшей листвы и освежившейся хвои на деревьях на каждую из нас повлияли в лучшую сторону и мужчины это отметили, Андрей шутя предложил записать ещё коротенькую пульку, поглядывая на Нину. Такое признание для дебютантки было большим комплиментом. Но Войтин как бы и не заметил этого, лишь подарил Нине мимолётный взгляд и предложил немножко развлечься за столом. В ходе разговоров затронули тему перспективных вложений с минимальным риском и у себя в Отечестве. Войтин отметил кое-что из "железных" дел, а потом упомянул и мой проект. Он рекомендовал к нему присмотреться, не столько он даст инвестору собственно денег, сколько известность и причастность к нему, которые стоят гораздо дороже. Последовали вопросы и мы с Ниной на них исчерпывающе ответили, каждый по своему профилю. Окупаемость в целом была, в течение года она повыше, а за девять месяцев пониже.
  - Почему так, обычно наоборот, - последовал вопрос Марата.
  - Не все проекты успевают обернуться за девять месяцев, а за год все, поэтому и отдача полнее и с гарантией, - ответила Нина, - и потом, заметьте, больше половины доходов мы получим в валюте сразу и на местах гастролей. Весь вопрос в том, какая проводка для наших доходов наиболее выгодна. В течение года и не торопясь, найти удачное окно в конъюнктуре и обустроить всё легче, чем второпях за короткие сроки. Ну и потом, мы ведь можем создать офис в оффшоре. Мы всё можем, - добавила она с улыбкой, которую до этого никто не видел.
  Я обратила внимание на то, что к разговору о деньгах прислушиваются и Нона с Лизой и тихонечко поинтересовалась причиной любопытства.
  - Я бы смогла вам помочь кое в чём, - сказала Нона, - мой кузен часто мается от того, что не может использовать деньги в проектах с большой оглаской, обычно они оказываются блефом. Думаю, вам есть смысл с ним побеседовать.
  - А у меня прямо противоположный случай, - улыбнулась Лиза, - я хочу сама вложить в вас деньги, украв их у мужа втихую. Потом я покажу результат и он перестанет сквалыжничать по пустякам.
  - И сколько это будет, хотя бы примерно? - решила я узнать пределы свободы у разных типов вложений. Оказалось, что речь идёт о сотне-другой тысяч и с той и с другой стороны. Это было не много, но для наглядности вложений мелких вкладчиков и раскрутку этого жеста вполне хватало, потом подойдут и остальные более крупные, которые обещал Войтин, а также могли придти из Европы уже в самое ближайшее время. Общий же бюджет на год мог составить несколько десятков миллионов баксов. Мы его прикинули с Ниной на ходу, пока ехали на дачу. Идею обсуждали и нашли вполне приемлемой не только для нас, но и широкой публики. Уже здесь я публично упомянула про вероятные статьи по рекламе и сказала, что в составе правления будут самые видные люди театра.
  - А вы, там будете? - поинтересовался Константин.
  - Разумеется и не на месте зиц-председателя, а в самой гуще.
  Были и другие вопросы, но в целом я отметила, что дело разговорами не закончится. Однако следовало подумать о создании некоего промежуточного совета в кругу бизнес-элиты, который бы мог как-то координировать и направлять наши поиски финансов на первых порах и поддерживать.
  Вернулись домой поздно, Жанна уже спала и разбор полётов мы с Ниной устроили уже в постели.
  - Ну, как, надумала? - был мой первый вопрос.
  - Ещё нет, это слишком большой пирог, за один раз весь не распробуешь.
  - Хорошо, а по персоналиям и их состоятельности для нас, ты же спец, и отличаешь болтовню от серьёзного обсуждения?
  - Войтин - лорд, он и состоятелен и обязателен, остальные - мелюзга, свободных и больших денег у них нет, так, копейки, но вот знакомых привлечь могут, среди них вполне возможны и серьёзные люди.
  - То есть, ты хочешь сказать, что Войтин имеет дело с пустышками? - удивилась я.
  - Может быть, они у него в помощниках и просто надзирают за его владениями и немножко маклюют, - предположила Нина, буквально огорошив меня.
  - А ты не ошибаешься, ведь видела их недолго и не в деле, а в игре?
  - Нет, Анюта, есть такие вещи, которых боссы, даже самой мизерной величины, не употребляют в принципе. Эти ребята ими не обладают. Они принесут чужие деньги и постараются взять свою долю, чем снизят привлекательность вложения для основного инвестора. В следующий раз он к нам денег не принесёт, нужно, моя дорогая, обходиться без посредников.
  Это я знала и без неё, но различать этих бонз влёт и по принципу вшивости ещё не могла. Нина мне подходила в этом плане лучше других.
  - А что для нас принципиально в первую очередь? - спросила я.
  - Чтобы кто-то вложился в ваш проект с хорошей суммой, нужны следующие фишки: менеджер с хорошей репутацией и знающий бизнес изнутри от- и до-; классный по внешнему виду проект, чтобы вкладчик делал выбор сам, а не посредством коррумпированного "эксперта"; ну, и прозрачность самого процесса созревания этих денежек, чтобы в панике и по совету того же продажного "эксперта" их не вытащили из дела в самый критический момент. И всё!
  - А юристы, финансисты, продюсеры, технические и коммерческие директоры - это не первая очередь?
  - То, что не первая, это точно. Они - клерки, которые что-то делают по желанию босса или менеджера. Если решение неудачное, то никакой юрист или финансист его не спасёт, он может только смягчить боль от падения. Но самого падения - нет!
  - Значит, всё дело в голове?
  - Разумеется, так было всегда и ты это должна знать.
  - Кем, по-твоему должен быть менеджер этого проекта? Финансист, юрист, экономист, управленец с гарвардским дипломом - кто?
  - Свой человек в этом деле. Он знает всё и отличает халтуру от рутинной ошибки усталого или ищущего человека, резервы настоящие и дутые, которые рисуют для высшего начальства и идиотов-проверяющих. Эта сфера очень скользкая и чужому ни во что не врубиться, если он не варился тут всю жизнь. А советчиков может быть больше исполнителей, чего они наплетут на развесистые уши, одному богу известно - так что только из своих!
  - А если главным менеджером буду, к примеру, я, занятая в спектаклях и киносъёмках, как это будет выглядеть в сравнении с другими вариантами?
  - Чисто теоретически - это хороший вариант, один из лучших. Одно смущает - сможешь ли?
  - Если я буду занята не очень кабально, а мои замы окажутся профессиональны, то смогу, - твёрдо ответила я и для Нины это было важным фактором.
  - А ты хочешь? - улыбаясь, спросила она. - Тебе это нужно, после работы делить деньги, разбираться с неплательщиками и кредиторами, следить за балансом денег и реальными делами в производстве, делить оперативные деньги и прочее?
  - Разве хочешь? - Надо! - ответила я и она внимательно оценила и сказанное мной и выражение лица после этого признания. Такой серьёзной и деловой я Нину ещё не видела, она даже немножко напоминала меня в роли зама в рекламной фирме.
  - Теперь вернёмся ко мне. - сказала она. - Если честно, то я боюсь. Я домашняя женщина, публичные тусовки и всякие презентации - не по мне. У меня семья, муж, дети, я привыкла к стабильному распорядку...
  - Стоп-стоп-стоп! - остановила я плач Ярославны. - Я предлагаю тебе изменить свою жизнь в принципе, а не в деталях. Ты будешь зарабатывать намного больше, чем сейчас и сможешь сама строить свою жизнь, а не подстраиваться под шефа, который сегодня спит с тобой, а завтра сменил твои ножки на другие и ты со своей должности слетела. Если ты захочешь кого-то или чего-то, то у тебя будет возможность этого добиться наяву, а не в ночных мечтаниях. Отсюда придёт уважение к себе и ты не позволишь партнёру по переговорам ничего. Гордый Сатин у Горького - это символ и повод поговорить, не более того. Гордая Каминская ни за что не утрётся там, где с ней обошлись против её представлении об этом. И ни за что не простит намеренной обиды или хамства. И если ты сделаешь именно так, как я предлагаю, то гардероб и развалы обуви у тебя будут не меньше моих. А твой Серёжка не будет забегать между своих дел к тебе, а знать твои и ценить их по достоинству.
  Я замолчала, моё заявление не было пафосным, я не педалировала на чувственности, не агитировала голосом. Она взрослая женщина и всё должна взвесить сама, иначе потом будет маяться от навязанного решения и работать будет не так, как я бы хотела от неё. И она ответила:
  - Анюта, быть в таком деле и лестно и престижно. Я понимаю все его прелести и кошмары, работать с тобой мне мне бы очень хотелось, я ведь всегда любила тебя. Даже эти проклятые двадцать лет. Но я боюсь! По-бабьи, боюсь всей этой неопределённости и ответственности, которую я должна разделить с тобой. Тебе нужен смелый человек, подпирающий и ничего не боящийся - меня в последнее время хватает только на вспышки, гореть я уже не могу.
  - Я не тороплю, разбирайся, но и знай, что этим делом я буду заниматься только в том случае, если каркас фирмы будут составлять мои друзья и единомышленники. Иначе я этого не делаю и фирмы нет! Если кому-то вздумается заняться чем-то подобным, пусть, но не я!
  - То есть этот проект только под тебя?
  - Да!
  - Тогда я мысленно с тобой, хоть и боюсь! Может, это пройдёт, а? Всё же это так неожиданно, подобного в моей жизни после того знакомства с Анисимовым не было никогда, остальное - не то и я потеряла форму. Ты мне веришь, Анюта? Я просто потеряла форму! - и я почувствовала, что она хочет и будет со мной, нужно просто выждать. Привязанность Нины к безоглядной дружбе с Каминской выдержала двадцать лет, почему я должна торопить теперь?
  - Даже, если ты останешься в стороне, мы опять, пусть и не прежние, но вместе. Не бери в голову, Нина!
  - А ты думаешь, мне самой не стыдно за свою податливость? Но вокруг меня люди ещё податливее или вообще конформисты. Теперь мы встретились и появился просвет. Может мы с тобой вновь сыграем штучку похлеще новогодних привидений в общежитии интерната. Помнишь? - выпустила она из школьного шкафа ещё один совсем уж дряхленький скелетик и он рассыпался, даже не добравшись до меня.
  - Ты думаешь, у меня нет проблем? - спросила я и немножко приласкала подругу, после её героических усилий держать марку с заносчивым Андреем она заслуживала этого.
  То, что она сотворила с ним, капризным победителем и разбивателем женских сердец, стало предметом разбирательств Ноны и Лизы. Они спрашивали меня о прошлом Нины и её умениях по укрощению подобных нарциссов и фавнов. Я им так и сказала, что Нина умна, немного актриса и съела не одну тонну помады на стезе рискованных экспромтов, Андрей был одним из них. Нона оттопырила свои тонкие и профессионально очерченные губки и понимающе покачала головой, выводы она делать умела. Лиза же только развела руками, мол, куда нам с раздвинутыми ногами, когда в ход идёт такое серьёзное оружие, как женский ум. Эта развинченная блондинка наверняка уже что-то для себя заметила в Нининых новациях, просто не так откровенна.
  - На этом карточном шоу ты была гранд-дама. Это вынужденная мера или тебе уже нравится? - спросила Нина, забывшая неприятные ощущения на даче Войтина.
  - А ты как думаешь? - откровенно улыбнулась я, не выпуская её стопы, мы массировали друг друга, вместо пропущенного мною этой ночью тренажа на моих снарядах. Нина поддерживала форму тоже старательно и ни дня без разрядки и ухода за телом и кожей. Тут у неё всё было в порядке, запущена душа. Её шеф для такой тигрицы оказался явно не тем партнёром, которого она заслуживала, даже мой Егор в Твери казался гораздо достойнее и привлекательнее. И мне казалось, что она вполне готова вернуться к школьной подруге, чтобы продолжить образование и выстраивание жизни по собственному образцу.
  - Прости за глупый вопрос.
  - Ничего, ты всем понравилась, хоть и не старалась очаровать. А если бы захотела?
  - Пустяки, я же была с тобой и должна быть на уровне. А кто эти дамы?
  - Им дома стало скучно и здесь нравится, тут свобода и ничего не будет за не то слово или движение. Все до единой не глупы, а только притворяются.
  - Мне они тоже понравились. Мужчины похуже. - она поменяла ноги, подставившись моим рукам и глядя на меня сверху вниз, я поймала её взгляд и улыбнулась, неужели тогда мы с ней ограничивались разбойными нападениями на провинциальных сверсников в виде привидений и переодетых дам в длинных юбках и шляпками из костюмерной? Она так легко и привычно подставилась мне, будто мы всю жизнь были вместе, а не эти два дня в разбежку. Взрослая и умная женщина с мужем и детьми за спиной по одному только призыву ввязывается в незнакомую среду и отважной амазонкой не даёт овладеть собой - просто так подобные женщины не слетают с катушек. Я любовно прошлась по её пальчикам и каждому из них досталось моё прилежание, особо привлекательно выглядел её мизинчик и я залюбовалась им. Нина притихла и следила за мной, забыв о теме беседы. Потом ненадолго закрыла глаза и откинулась на спинку дивана.
  - Мне кажется, ты уже задумала свой собственный салон, какой он? - наконец вернулась она к разговору, но взглядом не отрываясь от моих рук.
  - Мы с тобой, - я сделала небольшую паузу, дав ей ощутить полноту принадлежности к нашему новому положению, - мои подруги и друзья. Я тебя с ними познакомлю, они что надо!
  - А там тоже все и со всеми трахаются? - шутливо забеспокоилась она, якобы напуганная слухами о тотальном московском распутстве.
  - Нет, только те, у кого желания такого типа взаимны.
  - Спорт - дело добровольное, хочешь - занимайся в удовольствие, хочешь - сиди на трибуне и болей за любимцев, тоже адреналин, правда, опасный для здоровья.
  - Слушай, Анюта, давай чайку, как бывало, а? А то у меня боязнь, как бы сегодняшние вливания мне кровоток не изменили.
  На следующий день она меня сопровождала повсюду, вечером мы воспитывали и восхищались Жанной, через день она была в гостях у Насти и с нами же впервые у неё была и Жанна. Когда пришло время и она уже чуточку повизгивала от перебора эмоций, я отвезла её домой. Уже выходя из машины у подъезда, она спросила:
  - А твой-то где? По тебе вижу, что он есть и серьёзно!
  - В своё время, Нина, в своё время!
  - Бережёшь?
  - Как зеницу!
   Театрально-киношные будни
  
  В течение последней недели я спала не более пяти часов день и этого хватало, иногда звонил Руслан и подбадривал, но он тоже был занят и я понимала его интригующие недомолвки, полностью погружённая в работу на студии и в театре. Практически ничем другим я не занималась и это меня не очень смущало, усталости я не замечала в течение всего дня и только, опустившись на постель или увидев любопытные глаза Жанны, отмечала, что есть и другие проблемы и интересы, но глаза мои в ответ на её живость и оптимизм уже не искрятся, а лишних движений не хочется.
  С ней мы общались всё так же ежедневно и говорили обо всём, так мы завели и нам обеим это нравилось, Жанна тянулась ко мне, а я с удовольствием черпала её молодость и энергию. Ей же я дарила другие вещи, которыми располагала в избытке - мысли, знания и чувствования.
  Мои отношения с ближним и дальним кругом знакомых уже установились, я в них окончательно определилась и элементы игры стали моей сутью, которая как бы прилипла ко мне, срослась с прежней Анной Неустроевой и плавно перетекала в придуманную мною Анну Каминскую.
  Оба постановщика, а также часть ведущих актёров и значительная часть технического состава смотрели на меня доброжелательно и с надеждой - проекты, которые давали театру жизнь, а труппе работу и зарплату, приносили мы, ведущие, и от нас зависело всё. Я (ну, конечно же - Каминская!) в театре была неким интеллектуальным лидером, зрители ходили на Каминскую и Виргиевскую, спектакли без этих примадонн имели пониженный статус, неполные залы, сдержанную критику и я это знала ещё в качестве провинциальной театралки. В театре и вокруг него на меня посматривали и от моего поведения и манер отталкивались. Глядя на меня и моих друзей, выстраивались и остальные непростые отношения в цепочке связей в громадном сложно построенном организме театра. Я, заняв место Каминской, чуточку смягчила отношения между рядовыми актёрами и премьерами, история с Жанной странным образом повлияла на общественное мнение и оно приняло мой жест, как божью данность и это стало неким объединительным сооружением, на целостность которого никто не зарился. Остальным премьерам пришлось подстроиться и для театра это было лучше, хотя некоторым из театральных лидеров сделать встречный шаг казалось хуже зубной боли. Были и злые языки, поминавшие меня во всех падежах и склонениях, о них я знала от доброхотов, но тут уж ничего не попишешь, это театральная данность и многовековая традиция. С серьёзными же проблемами в театре, как я себе их представляла, минных полей уже не предвиделось.
  В дневниках и заметках Каминской приведены подробные характеристики многих актёров и технического персонала и указан тип и уровень её отношений с каждым, это мне помогало и я всё время сверялась с ними, чтобы не нарушить баланс и не разрушить иллюзий. Запомнить их всех и общаться согласно легенды не так просто, так как в этом списке более семидесяти человек, сразу не упомнишь, а по ходу и обстоятельствам это не всегда проходило подготовленным. Время от времени меня останавливал кто-то из труппы и заговаривал о чём-то из бытовых вещей, которыми жизнь в таком узком и круто замешанном коллективе, как театральный, насыщена беспредельно и в случае незнания предмета разговора я что-то мямлила в ответ не очень определённое либо подстраивалась в тональность вопросу. В целом же общение с труппой у меня тоже было сугубо функциональным, кто на какой ступени близости со мной или вражды - это я усвоила и подыгрывала обстоятельствам, но не более. Ни воевать, ни устанавливать деспотию в этих отношениях я не намеревалась, мне досталось определённое наследство и с ним надо жить и работать. Я демонстративно как бы зарыла топор войны и очень вежливо и нейтрально общалась с недругами Каминской, предлагая перемирие, переходящее в затяжной и устойчивый мир. Не знаю, насколько мне поверили, но встречной враждебности заметно поубавилось и я была благодарна даже за такое благоденствие.
  Театральный коллектив, который я изучала очень придирчиво и непредвзято и продвинулась в этом далеко, оказался очень странной штуковиной: взаимоотношения в нём определяются и вкусовщиной, и соперничеством, и завистью, и дремучей темнотой или же наоборот - продвинутостью кого-то из труппы, и уровнем на социальной лестнице, справедливыми, или не очень, заслугами и потугами по их защите. Были там и сугубо творческие компоненты, но они как-то отступали на второй план, когда задевались чьи-то интересы, пусть даже костёмерши, которая тут же становилась поводом для разборок со слишком умными и удачливыми. Личностями были все, другие бы с невысокой зарплатой в этом серпентарии не удержались. Зарабатывали на стороне и не особенно скрывали своих источников, теперь многие были в делах и бегах и большинство из дел отнюдь не творческие. Как и мой ресторанный бизнес. Кто как мог, так и устраивался. Я удивлялась стойкости постановщиков, у них возможностей для халтуры было менее других, но они и не метались и не плакались о бедности, хотя иногда бывали на грани нищеты, однако гордость не позволяла признаться и если рухнет и эта крепость, тогда что останется от былого здания нашего театра? И они держались, с ними держалось и всё наше здание. Я раньше как-то не задумывалась об этом, но, поняв, была сильно смущена своим невежеством. Особенно меня потрясла судьба нашего Сугдина, который для постановки "Джулии Форнезе" смог найти немалые средства и потом отстоять их в дирекции от всеобщей ассимиляции, причём, он сам имел от этого только не очень весомые постановочные. Ничего другого он и не требовал от администрации, только сам выбрал исполнителей для обоих составов и не сводил их до поры вместе, чтобы сначала решить все творческие проблемы.
  Немало времени я потратила, чтобы разобраться с последствиями бунта Каминской, из-за которого она разошлась с Настей и отметила, что он таки носил общественный характер, она просто выразила протест актёров против приниженного положения творческого состава и иезуитской изощрённости в финансовом и административном гнёте. Кумовство и протекция в их крайнем виде сюда ещё не пришли, но свободы и творчества отмечалось лишь на унизительный мизер. Нашлась и петиция, которую готовили в театре и поддержала Каминская, но в моих материалах и бумагах она отсутствовала. Выплыли фамилии противников и союзников в этом бунте. Коневцев был в рядах вандейцев, туда же относили Настю, но она ни единой бумаги не подписала и ни в каких акциях не участвовала. Только защищала свою семью. Впрочем, я в этом и не сомневалась.
  Мы уже прошли стадию послевоенной разрухи и вступили в пору интенсивного возрождения. Иногда это бывало ночью, мы забирались ко мне, когда Жанна уже засыпала, и читали, а потом и играли вдвоём. Я в её присутствии сильно прибавляла в чувствительности и понимании нерва сцен, глядя на неё, у меня всё получалось гораздо быстрее и легче, она была для меня очень продуктивным катализатором. Иногда я приезжала к ней, это бывало, когда родители отсутствовали и мы запирались в огромном кабинете её отца. Там наши прочтения бывали чуть другими и мы иногда останавливались, когда я замечала тень тоски в её глазах. Мы звали к себе её деток и вместе учиняли шабаш ведьм. Её Рита и Денис поначалу с недоверием следили за нашим преображением и дивились полёту возможностей человеческой натуры. В конце концов мы их укатывали и юная леди тоже становилась бабой-ягой, которая гонялась в ступе за рафинированным братцем и он, визжа от удовольствия, присоединялся к нашим забавам. Каминская в их доме всегда была дедом Морозом и они на неё не смотрели иначе, как в ожидании очередного чуда или сюрприза. Надо было очень любить свою подругу, чтобы так проникаться интересами её детей. Теперь я стала понимать, почему Каминская мгновеннно привязалась к моим.
  Настя тактично разводила меня с родителями и я понимала, что теперь конфронтации не будет, надо просто убрать из нашего общения предмет раздора и затушить тлеющие угли. Где-то в моём подсознании Антон, муж Инны и режиссёр Коневцев, которого я невзлюбила с первого предъявления, отложились, как лица нам враждебные и я ждала, пока это не выплывет в виде оформившейся мысли.
  Нынешняя моя занятость на "Мосфильме" в глазах театральных коллег многое оправдывала и объясняла. Хотя и ревность и зависть некоторые даже не пытались скрывать. Я их понимала: одним всё, другим остатки, но такова жизнь. Режим работы в кино был очень тяжёлым и иногда на мне можно прочитать, сколько дублей снято сегодня. Я обычно старалась не мельтешить и разряжаться перед камерой на полную катушку, чтобы избегать пересъёмок, пусть режиссёр будет иметь минимальное число - но качественных дублей. Я очень строго фиксировала режиссёрские варианты трактовок в каждом кадре и они у меня, при случае, могли быть легко собраны в любой комбинации. Когда Абашин что-то требовал от меня, уточнял мои задачи, указывал пределы и нюансы чувств, я легко понимала его и вместе с ним вчерне и эскизно намечала рисунок роли. Он же напоминал, что и какая камера на мне берёт крупно, а где всё будет размыто. Такая помесь творческих и технических элементов мне показалась очень понятной и я быстро вошла во вкус новой профессии, осмысленно выполняя замыслы Абашина. Я разбивала любой кадр на ряд компонентов и в каждом делала отметки для себя, на понятной и технологичной скорописи. После этого съёмки были совсем нетрудными.
  Однако это понимание не всегда было общим и тогда процесс останавливался, а я попадала в положение приготовишки, не выучившего урок. И готова сгореть со стыда, дабы не выглядеть глупой. В таких случаях мы уединялись и он говорил мне всё-всё, а я переводила это на язык собственного опыта. Но так бывало нечасто. Мне не хотелось тратить своё время напрасно. Достаточно того, что лишние паузы, дубли и пересъёмки бывали и не по моей вине.
  А ещё во мне на съёмочной площадке вдруг появилась ревность и спортивный азарт, я с особым вниманием следила за партнёрами и их приёмами, чтобы не упустить их вероятных успехов и не оказаться в хвосте. Я уже хорошо изучила фактурные особенности собственного лица и фигуры и при необходимости спорила с режиссёром и гримёрами о той или иной детали моего грима. Связываться со мной в этом стало опасно, однажды при съёмке вечерних кадров, чтобы это лучше проявилось на плёнке, меня измазали такой отвратительной смесью, что кожу на лице стало тянуть и я почувствовала себя очень отвратно. Я смыла всю эту муть и обошлась тональными кремами из собственных ресурсов. В моей подготовке к роли Каминской ещё с Игорем все эти фокусы с гримом мы прошли ножками и одолели мозгами и ручками. Я уже хорошо знала, что нужно применить, чтобы моё лицо имело нужный вид. Гримёр с оператором в тот раз причитали рядом и с надеждой смотрели на Абашина. Я ни пяди своей территории не сдала и сказала, что иначе вообще уйду отсюда. Абашин не сказал ни слова, а только скомандовал: "Мотор!", когда я взглянула на него и показала, что готова к съёмке. После отснятого кадра он отправил плёнку в срочную обработку, а мы остались смотреть телевизионный вариант. Я немножко отошла и уже чувствовала себя не так зло и стервозно. Однако увиденное мною да и самим постановщиком сняло напряжение - кадр получился отличным, лицо было в мягких вечерних тонах и отдавало романтической дымкой. Он тихо, чтобы никто не услышал, сказал:
  - Анюта, помнишь, как мы развлекались после съёмок "Затмения", ты была такой же загадочной. Когда же это было, а?! - А кажется, будто сейчас!
  - Вот видишь, Женя, и пригодилось! - ответила я так же тихо. Нэлли была занята и мы себе кое-что позволили. Оператор и гримёрша не произнесли ни слова. Более того, оба почувствовали опасность: ещё такой прокол и Абашин их выставит. Для них я была ненасытной стервой и связываться со мной, в чём они и убедились сейчас, себе дороже. Каминская вела себя так же, так что разницы никто не ощутил. Второй оператор поджидал прокола ведущего, возрастную гримёршу, то есть стилиста и художника по актёрским лицам в одном лице, тоже подпирал молодой парень с интересными работами и художественным дипломом и рисковать конфликтом оба обиженных не стали. Абашин мог легко устроить омоложение группы, Нэлли следила за всей группой и видела её своим молодым и незамутненным взглядом, мы с ней и Абашиным общались накоротке и обсуждали рабочие проблемы, мне тоже многое не нравилось и я хотела навести хотя бы элементарный порядок и производственную дисциплину в бардаке киношного производства, здесь у нас с Нэлли было совпадение интересов и она хорошо это видела.
  За время общения с партнёрами я заметила, что интрижки здесь так же легки и непринуждённы, как и голливудские байки на эту тему. Я выдержала небольшую паузу, чтобы осмотреться и уяснила для себя, что Каминская с ними ни за что бы связываться не стала - не её уровень. Мне удавалось ускользнуть от хитрых сетей и искушений и я уворачивалась от любой возможности разрядиться в укромных уголочках студии или у кого-то на квартире. Особенно настойчив был мой партнёр Башвин. Он уже оприходовал весь женский персонал съёмочной группы и составил для них табель о рангах, не стесняясь внести туда для колорита и свои недавние голливудские наблюдения. Мне совсем не хотелось попасть туда. Хотя он и был разрекламированным секс-символом, мне такой тип нарочито грубоватых мужчин никогда не нравился и развлекаться с ним не тянуло даже из спортивного интереса. В материалах Каминской он значился как Хряк Длинночленный с накачанными мышцами, пустой головой и амбициями идиота. Однажды он подстерёг меня в тёмном проходе и затащил в какую-то комнату. Я была едва одета и он думал, что справится легко. Но мне совсем не хотелось в его коллекцию. Я ему так и сказала. Он не поверил, посчитав это за фирменную игру, повалил на какое-то тряпьё и стал срывать то, что на мне ещё было. Не знаю, что с ним раньше было у Каминской, поскольку в списках её близких он не значился, но уж очень привычно он ко мне приложился, что-то шептал о былых минутках и о том, какая я мокренькая и тёпленькая и что вытворяла прежде. Однако это подействовало в другую сторону. Мне удалось вырваться и привести себя в порядок без особой и выматывающей возни и крика. Он страшно расстроился, я видела, что обидела его, но играть в сестру милосердия совсем не хотелось. Не мой он мужчина и всё тут! Я ему пообещала, что в случае повторения, его снимут с роли. И влепила оплеуху, с маху и с удовольствием. Больше он ко мне не приставал, но смотрел с такой тоской и вожделением, что после съёмок это жалкое создание я обходила стороной.
  После сближения с Настей Руслан нас не выделял и я ревности почти не ощущала, ну, разве самую малость, и не всегда относительно Руси, иногда я просто вырывала у него Настю. И мы, обнявшись, ревели навзрыд. У Руси мы бывали редко, как-то не получалось из-за длинных концов в езде по городу. В такие дни мы часами сидели напротив и болтали, согреваясь от осознания близости. Это бывало и на кухне, и в комнате, в кресле, на диванчике, на полу, где угодно, лишь бы не мешали. Таких мест в Москве было достаточно, они обычно находились недалеко от театра или "Мосфильма" и попасть туда мы могли очень быстро. Напиться силы и уверенности из его источника мне хотелось всегда. И ещё я узнала, что других женщин у него уже давно нет. Это было что-то!
  Но в целом отношения со своим кругом я строила на ежедневном закрытии файлов и внесении сведений о произошедших изменениях в реестр. Даже, если Каминская вдруг среди ночи заявилась бы к себе в московскую квартиру и прекратила наши игры, за мной не должно оставаться шлейфа долгов и неурядиц, жизнь в режиме "on line" уже стала нормой. Хотя теперь мы понимали, что это миф, но вслух об этом признаться ещё не могли.
  Особые отношения с лесным цветком напоминали о моих обязательствах и я с опаской следила за обновлением моего питомца. После того, как он потерял все листочки и стебли, несколько дней на его месте не было ничего. Мне казалось, что его жизнь замрёт надолго и я до весны не увижу ни новых побегов, ни стеблей и листиков. И вот сегодня утром появились первые свеженькие побеги и мне вновь стало спокойно и ладно. Жанне передалось моё настроение и она с особым вниманием и настороженностью следила за ним. Что-то она с ним связывала наверняка, я видела её глаза, в них были её затаённые мысли и цветок с ними был очень тесно связан.
  
  Из первого состава постановочной группы сформировалась некая общность, мы, независимо от ранга роли, прониклись идеей мастера и работали на неё. "Джулия Форнезе" выглядела одной из самых интересных пьес нового цикла и мы понимали это, в ней намечался высокий общечеловеческий посыл, постепенно вырисовалась цель, которую постановщик ставил перед собой и группой. Дело шло к завершению, уже всё было готово по части музыки, светового оформления и костюмов. Мы с удовольствием вслушивались в переборы мандолины и клавесина, которые создавали нужное настроение и очень чётко обозначали внимание на монологах и паузах, когда требовалось их акцентировать особо. Музыка была тонким и прозрачным фоном, мы не могли опуститься ниже планки, которую поднимало мастерское исполнение двух пожилых музыкантов, недавно приведенных мастером. Их ввели в пьесу в ролях наёмных музыкантов и они сидели у задников сцены, сливаясь с реквизитом и декорациями. Мастер очень тонко обеспечил баланс, чтобы музыка не потащила одеяло на себя и не отвлекала публику от речевой части звукового ряда. Ничего подобного даже совершенная по акустике фонограмма дать не могла и я его идею поддержала - музыкальный ряд был гармоничен и силён.
  Не так последовательно и однозначно шла работа над "Дядей Ваней". Поначалу не было одного варианта текста, все они в чём-то да различались. Кроме того, в них было так много крючков и закавычин, что иногда мне казалось - пьеса никогда не выйдет из репетиционного периода.
  - Если кто-то из зрителей перед спектаклем перечитает "Дядю Ваню" у Чехова, то уже в первом акте подумает, что с его памятью или мозгами что-то случилось: от оригинала остались одни лохмотья и имена героев, ничего больше! - съязвила Татьяна во время одной из многочисленных пауз для рабора полётов и определения приоритетов.
  - А что тут такого, - сделал нейтральное лицо постановщик, не ввязываясь в потасовку, - психушка ныне для публики очень интересна! Весь авангард и андеграунд - это посетители и клиенты психушки и ничего - критики безумствуют, пресса кликушествует, а публика валом валит. Сборы будут такие, что вся труппа должна на "Мерседесах" ездить! - при упоминании про сборы у части актёров обоняние и другие чувства обострились.
  - Только, если вы покажете там что-то из жизни борделя! - пригвоздила она и он расплылся в довольной улыбке, а она с жаром наступала дальше. - Так что же я должна чувствовать, охмуряя собственного дядюшку? От чего я должна тащиться, чтобы забыть, как он млеет от одного только вида моей мачехи? Где у Чехова прописано: разрежь члены свои и потоком алой крови омой греховные раны? - Не припомню!
  - Настоящим человеческим страстям тесно в их сердцах, - продолжала наступать Татьяна под взглядами актёров, - они не могут жить с ними - вот их драма и трагедия. Что же у нас? - тут она лукаво растянула губы в улыбке и поделилась секретом, тихонько так, чтобы и в двадцатом ряду не прислушивались. - В церковных книгах находят запись, что Мария Васильевна - мать Сонечкиного дяди была очень добрым человеком и поэтому взяла на себя грех своей дальней родственницы, вскоре и умершей от болезни. То есть - она ему и не мама! Иван Петрович Войницкий родился чуть пораньше её собственной первой дочери, но его записали, как сына и у неё, таким образом, сразу же оказалось двое детей.
  - Для тех, кто не понял, надо уточнить, чтобы в пылу разбирательств не запутались - Соня Ивану Петровичу Войницкому - не племянница и даже не седьмая вода на киселе! Об этом говорят выписки из метрических и церковных книг. Так вот, полюбил дядя Ваня свою названную племянницу не по-братски, а как отражение своей давней мечты молодости. Добавлено по ходу всего-ничего, а от пьесы даже обломков не осталось, всё сгорело. Ни тебе латинский сериал, ни европейский авангард! - своей интеллигентской язвительности она даже не скрывала. Татьяна в этот раз была в безукоризненном гриме, она создала нечто фантастическое - дама в капоре из документального фильма про приход поезда времён братьев Люмьер. Ни единой побочной эмоции на таком лице не читалось - только главные линии и умело отрисованные выразительные глаза, способные на что угодно. Сейчас они как бы досадовали на глупую челядь, перепутавшую багаж на перроне. Из зала Танечка выглядела безупречно и притягивала взоры с первого же появления, я видела это на видеозаписи одной из репетиций, которые теперь делались каждый раз.
  На лице Шелгунова по мере разгрузки эмоций темпераментной примы уверенность и яркая улыбка и уверенность потихоньку блекли и сминались в бесформенные и серые комки, в конце концов он досадливо поморщился - пьеса была, как утверждали злые языки, переделана по его схеме.
  - Конечно, это не Шекспир, но спектакль публике понравится и проблем с кассой отныне не будет никаких! Вы посмотрите, что надо современной публике! - он бросил на свой стол подборку жёлтой прессы с голыми торсами и ногами. - Тиражи этих изданий миллионные, хотя качества и содержания - ни в одном глазу! Им плевать на политиков и политику: свою деньгу они стригут очень стабильно, доллар рядом с ними отдыхает! Что же вы думаете, я не понимаю, что эта пьеса с позиций основных театральных постулатов выглядит слабо? Отнюдь! Но мастерски слепленная пьеса "по мотивам" не уронит нашего престижа, однако она нас утопит, если мы сделаем нечто серенькое и невразумительное по оригиналу. Вещь должна быть блестящей и иметь спрос, тогда никто не станет присматриваться к ниткам, которыми пришиты пуговицы. Я ясно выражаюсь? - все выжидающе молчали, а те, кому понравился тезис о "Мерседесах", и вообще загорелись и он, оценив это, как весомый аргумент в свою пользу, продолжил:
   - Что мы видим в контексте у Чехова - если бы Астров был чуточку деликатнее и применил кое-что из арсенала Казановы и Дон Жуана, то свидание состоялось бы непременно, ведь Елена Андреевна призналась своей падчерице, что молодые мужчины сейчас ей нравятся и очень. То есть, она совсем для него не крепость с башнями, рвами и ратниками на её защите. И было бы уже иное направление сюжета - это раз. Хотя, признание в желании чего-то ещё не значит непременную реализацию намерений, но это так, мелочи. Второе: губить достаточно умную и интересную молодую женщину в лице Сони переписыванием счетов, что следует из текста автора, было бы жестоко и несправедливо, сделать так - значит следовать примитивному схематизму. Вчитайтесь внимательнее в оригинал: она спасает своего дядюшку от умственного и нравственного отупения, недостаёт самой малости, чтобы он, оценив её великодушие и тихое очарование, зарыдал на её коленях, исцелившись от колдовских чар Елены Андреевны. Почти её ровеснице, но уже десять лет, как замужем за занудой-профессором. Мы её добавляем, эту малость, и ничего в балансировке образов не изменилось: те же характеры, те же принципы. Только мы оказались чуточку смелее и выдавили из себя и этих персонажей рабское. Они и сами к этому стремились, но Чехов следовал традициям своего времени и крамолы не допустил, хотя, как свидетельствуют современники, был недалёк от такого вольнодумства. Ну и не забывайте - написанное им и так революция в нравах того времени, а вот сейчас это выглядит неким забавным и миленьким ретро. Поэтому к тексту нужно относиться с пониманием его значимости для своего времени. Как теперь говорят: в режиме "он-лайн" и переводить на него прочитанное.
  Шелгунов прочно овладел вниманием актёров и мягко внушал им то, что ему хотелось увидеть в итоге совместной работы. Тезис про полные залы и хорошие сборы никто из внимания не упускал, он многим казался очень убедительным. Шелгунов следил, как они его воспринимают и делал выводы.
  - Ну прямо идиллия: берём ретро и делаем из него авангард. Ну, зачем же пропадать, когда можно и продать, а? - отозвалась я на его провокационную откровенность, он с удовольствием принял мою фразу, хищно улыбнулся публике и продолжил:
  - Я хочу только добавить, что внутренняя цензура у автора сработала так же, как и у многих штатных цензоров советского периода. Иначе пьеса не выйдет в свет. По части настоящих мыслей Чехова можно судить хотя бы из его перепалок с коллегами и роднёй, а современники вспоминают и вообще диковинные подробности, так что наш вариант вполне в духе автопа. Припомните, что даже Льву Толстому из шор общественной и церковной морали выбраться так и не удалось! А вы говорите - Чехов! Да он на вещь острее, чем "Шинель" так и не смог решиться. - Да по нынешним временам это фига в кармане! Изо всей творческой публики того времени кроме Горького в этом смысле и привести некого, слабы оказались! Но вернёмся к пьесе. Что этому многострадальному бывшему дядюшке нужно? По моему мнению - молодая и интересная женщина, которая своим волнующим телом вытеснила бы химеры от шуршания юбок и поверхностного дыхания светской красавицы, затянутой в тугой корсаж. Ну, этих, что теперь в рекламе: худые и вертлявые, а прижмёшь в уголок - и взяться не за что! Где это могло быть тогда и при его образе жизни? Только в барской бане! Там от распаренного тела Сони шёл та-а-ко-о-й запах, что перед ним не устоял бы никто! Он же здоровый русский мужик, вырос в деревне, всё мужское при нём, дворовые девки, светлая им память, ни за что не дадут свернуть на ублюдочный путь нарциссизма, природой ему велено расти и размножаться, а не дуреть в мелкотравчатых страстях для незамужних курсисток. Ну-ка, представьте, пожалуйста, себя в этих обстоятельствах? - В бане, когда входит голый мужчина, - обратился он к Татьяне. Та, уже хорошо взбодрённая его умелым эротическим шёпотком на ушко, сбавила натиск, стала слабой и притягательной женщиной и беспомощно изрекла:
  - Но это же я, а не она!
  - Всё равно, вы ведь интересная и чувственная женщина, у вас всё на месте, неужели вы пропустите такое чудо? - он покосился на роскошную фигуру Димы. У дяди Вани, то есть, Лёши Сергиенко, фигура уступала Диминой немного, но в качестве примера Шелгунов привести его не рискнул, помня многочисленные эксцессы с Татьяной.
  - Ну, - она посмотрела на него и он охотно и больше из мужской солидарности отозвался на призыв постановщика, провоцируя и насмехаясь, затаскивая в уголок и шепча несусветные пакости, от которых делалось дурно и совсем не было сил противиться, она даже отшатнулась от него, - ну, будучи в её образе, от неожиданности сначала испугаюсь, но потом, я думаю, он бы нашёл способ успокоить, раз явился с такими намерениями, - уже вполне здраво рассуждала театральная прима и её слушали все. - А дальше ему пришлось бы очень потрудиться, чтобы убедить не целованную девушку в возрасте 25 лет в том, что его намерение не является тяжким смертным грехом.
  - И вот он вам говорит то, что обычно в такие минуты говорят мужчины, - продолжил развитие мысли Шелгунов, - очень убедительно и волнующе.
  - Я в страхе от страшного греха и не смогу видеть в нём мужчину! - уже полностью отойдя от его колдовства и избегая смотреть на коварную улыбку Димы, отрезала Татьяна, - иначе Соня стала бы Катюшей Масловой.
  - Хорошо, пусть в этот раз вы устояли, - не смутился Шелгунов и благословил Диму на вторую попытку. - Но потом идёте замаливать свои мнимые грехи в церковь, батюшка в отлучке, вы берёте ключ от церкви и обнаруживаете старую книгу и в ней запись, которая вас настораживает. Всё! Теперь вас ничто не заставит смотреть на него глазами переписчицы бухгалтерских книг. Перед вами меркнет образ блудливого и пьющего доктора Астрова и вздымается великомученик Иван Петрович Войницкий, которого вы к тому же видели в бане. - при этих словах Дима стал разоблачаться, обнажаясь, будто в предбаннике и Татьяна невольно скосила свои очи на него. - У него всё в порядке с мужским хозяйством, он возжелал именно вас, а не красавицу-мачеху и это окончательно убеждает вашу героиню в житейских реалиях. Вам нужен мужчина именно такого типа, Астров вас сломает, ему нужна штучка посерьёзнее и постервознее - вот она, эта штучка, - ткнул он в мою сторону, - ваша мачеха! И вы отмщены за то, что она так долго отнимала у вас отца. Астров достаточно силён и энергичен, куда до него немощному профессору. Женщине нужен мужчина, а не маразматический труп с многотомной историей болезни! Пусть они поиграют: профессорша и доктор - они стоят друг друга. И то, что у них может быть, далее игры не продвинется. Вот здесь-то для вас всё и заключено! - И по автору и без комплексов столетней давности, которых никто не понимает и морщится от этого, - завершил режиссёр речь в суде над косностью человеческого сознания, очень умело и размеренно выдержал паузу и продолжил уже иначе и приземлённо:
  - Из этой вещи можно сделать конфетку, а можно и кое-что другое. Анна Николаевна, вы как считаете, может так выглядеть ваша героиня изнутри?
  - В постели и с проходом по сцене без ничего в четвёртом акте? - желчно поинтересовалась я, а не Каминская.
  Шелгунов широко улыбнулся и взялся за меня:
  - Это можно сделать и раньше. Для вас всё только начинается, до этого вы не жили, а только обозначали своё присутствие на земле, согласитесь, столько лет бесплодного замужества, не могли не деформировать вашу душу. Вы же видели счастливых мамаш с их хлопотами возле колыбелей, детскими нарядами, капризами и прочим. У других молодых и совсем невидных жён было потомство, а у вас, такой умной и красивой - нет! И вы делали вид, что вас увлекают общественные интересы, государственность и другие фанфаронские идеи, вы участвовали в разных подписках и дворянско-разночинских начинаниях, собирали средства для кого-то и имитировали бурную и полноценную жизнь, а по ночам мучились от стыда и неприкаянности: - Вы, о ужас, пусты! И вот оно! Это предложение! Да ещё с таким привкусом и запахом онучей! Это же, - он покосился на Татьяну, - так прикольно! Вы морально давно готовы, просто раньше выйти из повиновения было не с кем и поэтому ваша тоска затянулось. Разве я не прав? Только после этого вы начинаете расправляться и выпрямляться! Вы меня извините, но клин клином вышибают, здесь неуместны сюсюкания и поднебесные страсти - нужны грубый секс и катарсис после него. И вы свободны. Какая-нибудь убогость могла придумать драму тайного сожительства или чего-то подобного, но вы-то знаете, что поводья, наконец-то, обрублены и вы свободны от дребезжащей телеги, которая катится в пропасть. Называйте вещи своими именами, в конце концов! Каждая из вас, милые дамы, знает, что альтернативы сексу нет, другое дело, к чему это приведёт или чем кончится, но это уже "после того, как...". Это второе действие и его не надо нагромождать на первое: всему своё время и подобающее убранство!
  - Вот так-то! - подумала я, в очередной раз споткнувшись о неизвестность в моей предыстории. Все женщины-актрисы в этом спектакле были замужем или имели детей, кроме Каминской - не знать этого Шелгунов не мог. То, что он приводил в качестве фантомов в образе Елены Андреевны, полностью совпадало с фактическим положением у самой Каминской. Ни семьи, ни домашних проблем у неё, то есть у меня, не было. Что всё это значит? Грубый намёк или призыв использовать собственные ресурсы для раскрытия образа? Я окинула актёров взглядом, пытаясь увидеть их отношение к тезису - "Каминская бездетная стерва и иначе выглядеть не может!" - Получалось, что так никто не думал. Пропустив в памяти реакцию коллег на предыдущие выкладки постановщика, я не вспомнила ни единого даже неуловимого штриха с реакцией хоть кого-то, кто склонялся бы к такому ходу мысли. Никто не увидел связи между мной и моей героиней. Значит, это меня он склонял использовать собственные закрома и давал на это индульгенцию. И я решила проверить свою догадку:
  -Ну, морально я, может, и готова, но достанет ли этого? - Шелгунов внимательно на меня посмотрел и ответил не сразу.
  -Вы знаете, я думаю, что теперь этого уже достаточно! Я в этом уверен - достаточно! - с хорошо заметным напором добавил он. Шелгунов всё понял - кризис Каминской, по его мнению, уже миновал и он убеждал меня в этом, подталкивая на подвиги.
  И вот тут я поняла, почему Каминская накануне обмена допустила его в свою постель. Он был очень строен и логичен внутренне, если же судить по сути его анализа проблемы героев Чехова, то и умён, решителен и правдив, ей не могли не нравиться такие мужчины, более того: они слагали её окружение. И ещё одна фишка - теперь мне он тоже самую малость нравился!
  Я сказала, отмахнувшись от кошмара раздвоения:
  - Вы, скорее всего, правы по существу, даже наверняка правы, а остальное можно решить и полюбовно. Но деталей, от которых меня воротит, в тексте ещё хватает.
  - Мы, рабы одной галеры и у нас общая цель: не потонуть под огнём эскадры противника и рыжему адмиралу ни к чему ни разгром, ни самоубийство после него! В каком-то уютном порту у него есть и уютный домик и миленькая леди с ватагой рыженьких бастардов. Так что редактура текста решается в рабочем порядке, - обрадовался протянутой руке постановщик и репетиция продолжилась с новым градусом и энергией. Работать Шелгунов любил и умел. Текст первые недели неоднократно уточнялся и переделывался, однако этот бедлам вскоре закончился и мы имели очень убедительную версию пьесы "по мотивам" авторских черновиков. Ну, и самое главное - всё в этой версии уже точно лежало на уровне исполнителей и дышало их аурой.
  Вредничая и упираясь, мы явили момент истины и он им цинично воспользовался. Я в который раз убедилась в прозорливости и дьявольском уме своей заклятой подруги. Почитав же внимательно и её записи о последних встречах с Шелгуновым, я увидела и пропушенные ранее по недомыслию чёрточки постановщика, которые она увидела в нём во время сексуального катарсиса. Эта сука вынула из него душу и разложила её на синусы и косинусы. Так же цинично, как и он только что обошёлся с нами. Хороша парочка!
  А теперь о постановке. Постель была в самом начале, её устроили в центре сцены и дублировали на громадном экране, который именно для этого спектакля и с кучей условий выделила одна из рекламных контор. Шелгунов решил наказать тех, кто опаздывал к началу и самое горячее подать в прологе. За включение в спектакль и постановку этой сцены он сражался очень долго и настоял на своём. Причём, он делал этот вариант только с одним составом. Мы с Димой изошли не только потом и кровью, когда готовили сцену. Я, в довершение к сомнениям, не могла забыть кадры секса с участием Каминской, которыми торговали без её ведома и привела об этом справочку. Шелгунов насторожился и переспросил, не ошибаюсь ли.
  - Зачем мне новые хлопоты? Достаточно и прежних кадров! Или-или!
   И он пообещал продумать меры безопасности, а пока мы решили двигаться по пьесе дальше. Работа пошла быстро и конструктивно. Никого лишнего на сцене не было, в зале тоже. Нашей службе безопасности пообещали волчий билет и славу на все времена, если хоть что-то, происходящее в зале, станет мелькать на экранах телевизоров или страницах прессы. И Шелгунов стал крут и беспощаден. Он чуть не отправил на тот свет одного из цветоустановщиков, который позволил себе хмыкнуть на его замечание. Он схватил софит и врезал того по голове, служитель рухнул на пол, к нему никто не подошёл, боясь гнева постановщика. Когда тот зашевелился, Шелгунов рыкнул, аки лев:
  - Чтобы я тебя в театре больше не видел, пришибу и уже никто не спасёт!
   Больше мы его в театре и вправду не видели, а с техникой, светом, вертушками и прочими железками пошло без металла в голосе и надрыва в душе. Мы работали и у нас получалось. О спектакле в прессе уже бродили неимоверные слухи, но мы держали глухую оборону. Наше начальство квалифицированно нагоняло загадочную волну и спектакль обсуждали и осуждали, ещё не увидев ни единого действия и не услышав ни единой реплики. Когда настоящее дело приняло ясный и завершающий характер, Шелгунов позвонил мне домой и попросил принять. Я согласилась. Он пришёл совсем другим человеком, ни признаков ревнивого матершинника, ни былого диктатора сцены в нём и не угадывалось. Ему нужно понимание и взаимность, он нуждался в сообщниках и не скрывал этого, в театре одному ничего серьёзного не сделать, а Шелгунов задумал вещь более чем значительную. Я понимала, что должна сделать выбор между театром и амбициями. Амбиции для меня сейчас значили мало, да и к этому времени я уже почувствовала свою силу и не комплексовала. Эта моя уверенность пришла как-то сама собой и я даже не могла разделить, что из них моё, а что принадлежит Каминской. Шелгунов без льстивых ноток и заглядывания в глаза сказал, что я сумею донести до зрителя свои собственные мысли и чувства.
  - Именно свои, понимаешь, Аня! Выбрось из головы заумь про профессорскую жену. Это обычная стерва, которую ни разу никто так и не наказал. Но, поскольку она женщина, то всё же хочет, чтобы нашёлся некто сильнее её, чтобы прилепиться. Сама по себе женщина в те времена мало что значила, Елена Андреевна чует это очень хорошо. Муж в тираже, она ещё молода и на кладбище не торопится, поэтому ей нужен кто-то и она выбирает сильного мужчину. На первое время. В самом начале спектакля. А потом притирается к своему новому положению и полностью осознаёт его плюсы и минусы. Мы играем именно эту часть их истории. Пока всю подоплёку и предысторию её падения оставим в покое и вернёмся к ним позже. Тебе это ясно? - я кивнула, что-то подобное мне приходило в голову, но он выдал готовый рецепт - выпей и всё пройдёт! Так ли это - я ещё не знала. А Шелгунов продолжил:
  - Не надо нам поднебесных страстей и морали, когда тебя прищучили и трахают на перилах! Анюта, сыграй себя во время острого кризиса. Когда можно всем, со всеми и всё, но у тебя, как на грех, месячные и ты за скобками. Вот где зарыта собака твоих проблем. Твой разнузданный секс с Астровым ничего для тебя не значит, он не закабаляет, а только выдаёт справочку, что ты освободилась от себя прежней. Они кружат и думают, что ты уже в волосатых руках. Но ты только одна знаешь, что это не так. Придумай, как ты это сделаешь и тогда наша пьеса получит почти классическое звучание - Елена так и осталась единственной Прекрасной, несмотря на гибельность Троянской войны для целого государства. Понимаешь, Анна, я это устроил только для тебя. Представь себе, что ты Елена и твой брак с Менелаем был ошибкой. Чтобы избавиться от мира неотёсанных спартанцев, ты согласилась уйти с Парисом, он был единственным, кто тебя устраивал. О войне и прочих бедах ты узнаешь потом, Кассандра тебя проклянёт, но Приам своим мягким голосом снимет все сомнения и ты останешься в Трое, уже зная, что её разрушат, что Париса убьют, но твоё имя будет всё же вписано, как имя красивейшей земной женщины и источник неги и гармонии. Остальные, возможно, тоже поймут, что всё вращается не просто вокруг женщины, а во имя и совсем рядом от её главной забавы. Но вслух говорят о постороннем. Ты посвящена в это, другие сыграют по наитию. Почувствуй нерв и успех будет настоящим, а ты напомнишь кое-кому, что после всего былого осталась не зря. Ты меня понимаешь?
  Понимала ли я его? Думаю, в общих чертах - да. Верила ли его словам о собственной избранности в роли актрисы? Тоже - да, они с Каминской, не сговариваясь, закачивали в меня ресурсы уверенности и заставляли прыгать выше головы. Очередное напоминание Шелгунова о минувшем кризисе Каминской говорило и о его причастности к её душевному раздраю. Она ни с кем, даже с Русланом об этом не делилась, значит, они и единомышленники, он её не выдал тогда и не заглядывает в глаза сейчас, он просто с ней, а теперь и со мной откровенен до самых чёрных потёмок своей мужской натуры. Я не могла отвернуться от него, именно я, Неустроева, попавшая шкуру Каминской, сделала ответный шаг и подала руку. Просто потому, что разделяла его убеждения. И только!
  Я помнила, как была сделана ставка на Настю в "Анне Карениной", и сравнила с собственной ролью Елены Андреевны. У меня было классное окружение и каждый из них смотрелся очень интересно и самобытно, у каждого есть коронная ария и много свободы, не угнетающей лица партнёра. У Коневцева была яркая Анна Каренина и невзрачный фон вокруг. Разница ощутимая и вся в нашу пользу. Но у меня родилось много вопросов. Слишком много, чтобы легко принять доводы Шелгунова на веру. Вот, к примеру, кое-что из них.
  - Мы трахаемся в самом начале действия! Как можно держать внимание после такого?
  - Им захочется узнать, не было ли это понарошку. Хочется же мужчине заглянуть внутрь женщины, когда они согрешили впервые и в привычку секс с ней ещё не вошёл, вот и зрителям захочется рассмотреть женщину, которая так завела их в самом начале. Они должны спускать многократно, когда увидят тебя одетую, очень манкую и желанную, а где-то на уровне шумов ещё долго будут звучать твои стенания и вопли. Твой голос должен возбуждать и держать в повиновении. Потом, после этого потрясающего траха, ты должна зрителям до самого антракта напоминать о его компонентах, то одной, то другой деталью, то нотой, то движением - самую малость, чуть-чуть! И заводить их всё время, не выпуская из собственных объятий, ты должна сделать так, чтобы им там понравилось и выбраться оттуда даже в голову не пришло. Ты сможешь добиться этого: ты, Анюта, очень яркая и сильная самка и они от тебя тащатся.
  Кстати, я посмотрел твою порнуху - впечатляет! Ни одна б...дь даже в самом страшном загуле меня так не потрясала, как ты в этой порнушке. Хрип и вой - это нечто! У меня всё встало, а волосы даже раньше члена! - он мягко улыбнулся мне, актрисе, которая его выставила на посмешище. - Я думаю, у тебя и здесь всё получится.
  Он пристально посмотрел на меня, я уже со своей "ролью" порнозвезды освоилась и не смутилась совершенно.
  - Ты не путаешь театр с кино? Монтаж, рир-проекция, наплывы, - заметила я для начала..
  - Мы сможем сделать это, о технике не думай - всё будет. Твоя задача - быть очень убедительной, чтобы ни у кого не возникло желания сравнивать твои профессиональные хрипы с фальшивым визгом секретарши. Я улыбнулась сама себе - раз Каминская смогла это сделать играючи, я сделаю с третьего дубля.
  - Ты обещал гарантии! Иначе я не раскроюсь, меня будет давить гаденькая камера, спрятанная в обувной коробке, а тебе придётся искать дублёршу!
  - Нет, Анюта, всё ты сделаешь сама и никто другой. Насчёт гарантий - я уже думаю, а ещё мы сделаем телевизионную версию и пустим в оборот. Там всё будет без шока и скандального эффекта этой сцены, но она останется и пройдёт в начальных титрах с неясным звуком и смазанным двухслойным изображением. Я думаю, тебе захочется быть первой в нашем эксперименте.
  - Почему бы не привлечь для баланса и Татьяну с Дмитрием? Они в этом треугольнике...
  - Анюта, там нет треугольника! - перебил он меня. - Они все помешаны на тебе и самое для них желанное - это вывести Елену Андреевну из своего круга, даже посредством секса с Астровым.. При этом Соня избавляется от тебя и получает Ивана, Иван переходит от секса виртуального с тобой к реальному с Соней, твой муж страдает от мужской несостоятельности и готов уехать на край света, лишь бы не видеть молодую жену, которой он давно не муж. Ты им всем мешаешь! Они лгут, объясняясь в любви, на самом же деле всем им хочется тебя хорошенько трахнуть и потоптаться на твоей репутации.
  - А что же Астров? Он тоже рядовой трахальщик? Тогда зачем всё это? Эти умные разговоры, нарочитая дистанция с обоими мужчинами и собственничество, желание удержать их рядом с собой. Неужели для коллекции?! - я покачала головой.
  - Вот за это я тебя и уважаю, Анюта! Да, для коллекции, богатой и изощрённой. - удовлетворённо хмыкнул Шелгунов. - Такова твоя планида! До истинного понимания сути красоты никто из них не дорос, поговорить - пожалуйста! Ты вспомни содержание диалогов с тобой - это же мрак! Они говорят о чувствах, но у тебя от их слов никогда внутри не замокреет, ведь так? - я кивнула и он продолжил. - Когда понимают, то говорят о другом. Совсем о другом и в иной тональности. Чехов в этом откровенен.
  - Говоря иначе, я вошла в связь с доктором, чтобы заявить всему миру, что свободна и моё ложе никому кроме меня не принадлежит! Так? - он кивнул.
  - И Астрову надо ещё много насадить лесов и цветочных клумб, чтобы я обратила внимание на его самодеятельность. Так? - он опять кивнул.
  - А в глубине души я презираю его за то, что он так и остался провинциалом по духу и сути. Он не продвинулся в медицине, теперь таких зовут коновалами, пьёт после неудачи соблазнить женщину, слабак с неустойчивым типом нервной системы, нормальные женщины их чуют за версту и разделить с ними постель могут лишь из любопытства, никак не больше.
  - Стоп! Здесь небольшая ремарка! - прервал мой полёт Шелгунов. - Не забывай, что нормальных женщин по нашим меркам тогда попросту не было! Именно этим обусловлен высокий статус доктора Астрова. Женщины того времени были в положении очень зависимом. Для них этот провинциал с синдромом наполеона является представителем чего-то нового, деятельного и живого, в отличие от болезненного профессора. Сегодняшнему зрителю трудно представить этакого "зелёного" в роли любимца женщин. Теперь совершенно иные отношения стереотипов: "герой" - "слабак" или "богатая" и "убогая натура". Восхищаться таким типом могла только подавленная и убитая жизнью женщина. Соня - как раз тот тип и то положение в начале нашей пьесы. Я бы сказал, что в этой пьесе мы видим тупик обитателей барского дома, как и в горьковском "На дне" у бичей типа Сатина. - Продолжай! - с циничной откровенностью сказал он и я ввела поправки в свой монолог.
  - Он силён физически и это может импонировать утончённой горожанке ради разнообразия трахнуться в хлеву: это так ро-ман-тич-но! Но только один раз! Почему - и так понятно. Поэтому неделю-другую я жму из него все соки. - И тут я вернулась к отложенному изучению предшествующее истории Елены Андреевны. - Слушай, Анатолий, а тебе не кажется, что я должна иметь некий опыт, если даже разнузданный доктор меня не устраивает? Думаю, что у меня кто-то есть, но я так и не определилась. И пока он, этот "кто-то", для меня что-то значит. Кто же это, а?
  Шелгунов развёл руками и дал этот выбор на откуп. В это время открылась дверь и вошла Жанна. Она сказала "Здравствуйте!" Шелгунову, которого знала по своим курсам, и посмотрела на меня, как бы спрашивая, что делать. Я усадила девушку с нами и спросила её:
  - Жанна, с каким типом мужчины может быть не минутный и не виртуальный роман у профессорши? И где он обитает, этот любовник, если он есть реально? - девушка ещё не совсем вошла в курс и я уточнила кое-что из предыдущей беседы с Шелгуновым. Она задумалась, потом скользнула взглядом по мужчине и стала рассуждать вслух:
  - Всё это может быть в салонах, туда кого только ни приглашали. И устраивали их скучающие дамы из сановных кругов. Как Бетси Тверская держала комнаты для сексуальных свиданий. Этот типчик всё и про всех знает и с кем выйдет сразу, а с кем не получится, тоже знает. Он пришёл туда, выбрал жертву, допустим, вас, и остальное, как в классике. - Он настоящий мужчина в кондициях и при уме, он сильнее вас, но вы знаете слово, у вас есть жест, вы можете и соблазнить, и удержать и он остаётся в вашей орбите. Вы сделаете вид, что покорены и в нужный момент не устоите.
  - Ах, что моя жизнь, всё пропало, князь! Всё пропало! - напыщенно заломив руки, произнесла она. - Думаю, бретер вас ни на что такое не вдохновит и этот мужчина проявит порядочность. - Здесь Жанна задумалась, решая варианты. - Он не промышленник, не купец, не офицер, не помещик, не врач, не учитель... кто же он? Быть может, писатель? Они вечно скучали на этих балах и втихую уводили с собой красавиц, - она посмотрела на нас.
  - И второе, Жанна, где он теперь, когда Елена Андреевна попала в имение мужа: в России или за границей?
  - Ну, это же ясно - красивая молодая женщина, а в тоске и с горя готова и под поезд и под Астрова, где же ему в таком разе быть? - Конечно, далеко, очяень далеко, скорее - за границей! И давно, уж очень подавлено она выглядит. - Я была довольна.
  - Ну, как тебе такой расклад? - спросила я у Шелгунова. Тот хмыкнул, покачал головой и согласился.
  - Теперь нам ясно, почему профессора отправили за границу на воды. Видно, так только и должно выглядеть сближение Елены Андреевны и этого рокового мужчины задолго до её приезда в имение мужа-профессора. - Сначала уезжает он, потом она и там супруги "случайно" встречают знаменитого писателя или кого-то другого на роли сердечного друга и вскоре жена решает стать этому человеку музой, на что муж уже никак не реагирует, - заключил он наше совместное исследование темы.
  - Но знаю об этом только я! - напомнила я первоначальный объект разговора с ним.
  - В женщине всегда есть тайна, хорошо, если одна! Вдруг она перепутает концы сюжетов! - пошутил Шелгунов. На том мы и остановились. Как вариант или направление, он был ничего. И мысли о мнимом мужчине профессорши меня не покидали долго. Изменение мотивов поведения профессорши сильно корректировало и остальное в этой коллизии. Для рационального объяснения следовало всё хорошенько обдумать.
  Если моя героиня в близких отношениях с литератором, то, чем же она могла его прельстить? - Красотой, разумеется, некоторым изыском в обхождении и образовании, чем ещё? - Может, страстью и чем-то этаким из интимного? Тогда, наверняка, после азартного начала последует пресыщение. Что может дать Елена Андреевна кроме удовлетворения мужского либидо? О чём они беседуют на третью, пятую, седьмую или десятую ночь? Либо она станет его верной и надёжной музой, либо советчицей и надёжным товарищем. Однако у Чехова нет указаний, что Елена Андреевна обладала хоть какими-нибудь качествами музы - это обычная светская полуобразованная дама с ярко выраженным эгоцентризмом. То есть, ни на одну из этих ролей не годилась. Что оставалось?
  Я долго не могла понять, почему мне кажется, что я где-то видела ответ на вопрос. Это продолжалось не один день и однажды сообразила, что она могла быть только в роли близкой подруги политика в опале или революционера в эмиграции. В той жизни мужчина её мечты мог быть только там!
  Она идеалистка. Её удел быть внутри чего-то, в чём совершенно не разбирается, но сопричастность греет её израненную душу и создаёт иллюзию действия. Она чувствует себя чуть ли не мессией, подругой пророка или ещё неведомого всему миру героя. Отсюда недалеко и до осознания в себе некоего таинства, которое недоступно рядовому обывателю, и это её возвышает. Если исходить отсюда, то её линия становится стройной и логичной.
  Когда я это сообразила, новый ключ к роли стал и ясен и близок. Именно так выглядят все красивые женщины, вокруг которых разыгрываются драмы и трагедии, идут сражения, а она наблюдает и упивается собственным величием. Вот ключ ко всему! Теперь я знала, как и что играть. Для начала я не стала говорить о своей находке Шелгунову и применила её втёмную, постановщик тут же заметил новинку и попросил повторить, я сделала её чуть иначе, он опять это отметил и дал команду на ещё один дубль, мне было интересно, насколько он понял мой ход, и я продолжила игру. Он остановился и залёг на своём кресле посреди сцены. Он хорошо всё понял и теперь соображал дальше, он не мог просто так проглотить самостийную победу женщины, он должен ответить. Все ждали продолжения и не двигались с мест. Достойного ответа Чемберлену сразу не нашлось и репетиция продолжилась. После финальной сцены в четвёртом акте он остановился около меня и тихо, чтобы никто не слышал, процедил сквозь зубы:
  - Сегодня, стерва в период течки, я тебя прощаю, но впредь, чтобы этого не было, я должен знать всё до того, как об этом узнают окружающие! Это право режиссёра и ты обязана соблюдать его. Свято! Иначе здесь опять будут "Сталевары". Ясно? - он был очень эмоционален и энергичен. Нет, не взбешён, а нервно насыщен и весь в джоулях мужской энергии, возможно, в ином случае у меня бы и задрожали поджилки и кое-что опустилось бы до самого дна - только не сегодня! Теперь уже я была сама собой, а не беспомощной тенью Каминской. Я до последней детальки поняла, почему Каминская пожалела и приблизила его после длительного отторжения и неприятия - она иногда видела в нём себя и это её растрогало. - Вот оно! Я взглянула на него мягко и с пониманием, как мать смотрит на сына, напрудившего в штаны и упрямо твердящего: "Это всё Федька!". Он удивился киношному приёму, но фокус получился и Шелгунов поостыл сразу, а я всё это облекла в слова:
  - Ты хотел сказать - право сеньора, не забывайся! Это разные вещи, Толя, совсем разные и ты давно не сеньор, - я сделала паузу, чтобы он не порол горячку, это ни мне ни ему не улыбалось. - Сейчас же извинись, не вынуждай прибегать к воспоминаниям! - Что, будешь стоять на своём? - он в ответ уставился на меня гипнотизирующим взглядом, но его шарм и обаяние для меня ничего не значили, я видела его слабину и могла утопить мгновенно. Он, наконец, понял это и хорошо прочувствовал. Ответил Шелгунов не сразу.
  - Простите, Анна Николаевна, за невоздержанность! Ваша находка уела меня, это я должен натолкнуть на такое решение, зависть - поганый советчик!
  - Впредь не забывайтесь, Анатолий Геннадьевич! - инцидент был исчерпан и я улыбнулась, он проглотил обиду и ответил тем же. Теперь он был и моим и подо мной. Могла ли я с ним расстаться по доброй воле и после таких жертв? - Думаю, Каминская имела на него схожие виды.
  Романс Пети Глухова Шелгунову понравился и его ввели за кадром, когда Соня в закрытой церкви изучает содержание метрических записей о рождении дяди Вани. По его замыслу, стилистика романса должна раскачать её на открытость к проявлениям чувств этого мужчины. Всё внимательно изучив и оценив, я с ним согласилась - здесь положение романса было очень уместным. Чтобы не засветиться перед нашим хормейстером, готовившем этот вокальный номер, я сымитировала лёгкую хрипотцу из-за простуды, перешедшую в профессиональный слабо выраженный катар. Он досадливо морщился и проклинал вечную театральную спешку, которая что при социализме, что при капитализме имеет одно название и причину - бардак! Но со мной был очень терпелив и внимателен, хрипа в записи уже не было, вырезали при обработке звука на студии.
  На следующее утро позвонила Каминская. Она беспокоилась по поводу странных взглядов Максима и опасалась: не догадался ли он об обмене. Весточка неприятная и я внимательно выслушала её подробные ответы на свои вопросы.
  Оказалось, что Максим увидел, как Коля нежничал с ней на кухне и после этого последовала обычная для него сцена ревности: он в таких случаях молча смотрел на меня, будто приговаривая к какому-то по-детски страшному наказанию. С ней он поступил так же и она забеспокоилась. Я объяснила причину и указала, как этого избегать впредь.
  - Господи, - облегчённо вздохнула Каминская, - а я уж было подумала, что он догадался. Спасибо, Аннушка! - она опять стала откровенно счастливой.
  - Ну, как там у вас? - по инерции сказала она, ей теперь фиолетово всё, что за пределами её семейной жизни. И спектакли, и фильмы, и остальная суета бывшего мира канули в лету. Финиш!
  - Отлично! - сказала я и ещё раз успокоила такую же самозванку, как и сама, однако носившую под сердцем новую жизнь. В её дыхании я чувствовала полноту женского счастья и знала, каково ей. Чем меньше я буду беспокоить, тем лучше для нас обеих. А ещё я решила передать ей свой мобильник, который взяла и зарегистрировала на её имя, чтобы она теперь всегда была на связи - беременность у неё поздняя и первая. И никто кроме нас этого не знает. План извлечения её из Твери и транспортировка в один из домов Подмосковья я уже проработала и частично проплатила, остальная часть состоится после рождения ребёнка, Каминская в этом принимала лишь символическое участие. Так или иначе, но в семье Неустроевых будет трое детей и я к ним приобщена.
   Последние штрихи "Дяди Вани"
  
  Рано утром меня разбудил долгожданный звонок. Это был наш продюсер, уже немолодой, но достаточно пышноволосый и подтянутый мужчина. Его рекомендовал Войтин, как исполнительного и порядочного дельца, умеющего почти всё. Единственная его беда - прорва родни, которая вечно попадала в разные истории и он спасал благосостояние братьев, зятьёв, снох и прочих неудачников и денег ему вечно нехватало, поэтому он искал новые шансы и, отрабатывая их, погашал чужие долги. Сам он их не имел никогда.
  - Анна Николаевна, - радостного волнения он не скрывал, - всё срослось! И перешёл к подробностям. Первые месяцы по мере готовности спектакля мы делаем утечку в прессу и раскручиваем спектакль в России, потом это же и на Западе. Эту антрепризу мы с Настей рассчитывали сделать сравнительно быстро и основные средства направить на рекламу и проекта и нашей фирмы. Женских театральных компаний в России ещё не было и мы хотели сразу же задать тон и потеснить мужские. Созвездие актёров в спектакле должно способствовать его продвижению на театральные подмостки мира. В самой кампании я не сомневалась и моя уверенность базировалась на точном знании нашего товара и том, что на Западе есть многочисленна русская диаспора. Наш экспресс - визит в Стокгольм с Войтиным только укрепил эту уверенность. И вот звонок, известивший, что через две недели мы принимаем участие в презентации проекта "Русские в Италии". Продюсер сбросил в мой ящик электронную посылочку с подробностями. Мы с ним согласовали дальнейшие действия и распрощались.
  Теперь наступила моя очередь. Проще всего оказалось с Димой и Настей, чуть сложнее с Шелгуновым, тот поначалу опешил от моего предложения, но потом тщеславие взяло верх над мужскими амбициями и он примкнул к нашему лагерю, ему же я поручила подбор остальных актеров.
  - А себя ты кем видишь? - спросил он.
  - Сам догадайся: Настя, я и Татьяна - это Ольга, Маша и Ирина, Вершинин - это Дима, а остальные на твоё усмотрение.
  - Хорошая идея, только уж очень завиральные высоты ты предлагаешь, Анна Николаевна. Не оскоромимся ли, это же не та публика, они эмигранты, - осторожно заметил Шелгунов о зарубежной части проекта.
  - Нет, Толя, они русские и ими останутся всегда.
  Татьяну я оставила на десерт. Только я положила трубку после беседы с Шелгуновым, как раздался звонок, это был Дима. Он предложил подумать о Наде Лефортовой и я решила, что Шелгунов сам её выберет - он давно хотел свести нас в одном спектакле, но не получалось.
  Итак, Татьяна и я - наш разговор о будущем. Наши отношения с Настей она принимала уже вполне адекватно, но это были просто личные отношения, давняя дружба. теперь же всё переходило в очень тесную совместную работу, где её пространство становилось и Татьяниным тоже. Она во всём этом могла видеть роль младшей и подчинённой родственницы, для её гордой натуры это неприемлемо и оно могло лечь на душу грузом, которому недолго придавить Татьяну к земле и даже сломать.
  Мы остались после репетиции у меня в гримёрке и начали трудную беседу. Я понимала её опасения, что в качестве равноправной партнёрши с Настей ей будет непросто ужиться, не задираясь, не соперничая и не играя на противоходе. Для себя я уже решила, что они нисколько не разорвут мою душу, поскольку занимают слишком удалённые позиции и их миры только в фантасмагорических видениях могли пересечься, претендуя на одно и то же. Я решила удержать Татьяну силой, ей нравилась эта роль в нашем диалоге и она с удовольствием подчинялась, тонко чувствуя мою тягу к ней и зная границы, которых мы не пересекали, а лишь согревали себя.
  Сначала я сообщила о проекте, она обрадовалась именно моей инициативе в его рождении. Когда она освоилась с первой вестью, я выложила вторую, о визите в Милан и еле отмахалась от её восторгов. Затем сказала о Диме и Шелгунове, это она приняла доброжелательно, хоть Шелгунов и стал раздражать наполеоновскими замашками. Однако и тут она сочла режиссёра неизбежным злом и вскоре с ним смирилась.
  - И с нами будет Настя, - наконец выдала я самую огорчительную весть. Пауза затянулась, мне показалось, что я так ничего и не сказала, а она забыла, зачем сюда пришла. - Это необходимо? - заметно поникнув, наконец, произнесла она. И я поняла, что должна немеедленно привести доказательства собственной привязанности к ней.
  - Танюша, - начала я издалека - сперва успокоить и утешить, а потом убедить, - поверь, ты мне дорога, как и раньше, между нами ни-че-го не изменилось! Ты и я всё те же. Посмотри на меня, есть ли во мне хоть частица лжи? Если есть, то впредь не говори со мной, не подходи близко и вообще исчезни из моей жизни. Так будет лучше для нас обеих! - я даже не понимала, сама ли я так думаю или это телепортированные мысли и чувства Каминской. Татьяна не отрывала своих глаз от меня ни на секунду и ничего криминального в моих насквозь лживых глазах не обнаружила.
  - Анька, тебе я верю, но ведь она, стерва эмигрантская, влезет в твою душу, она умеет это. И тогда всё - ты на меня больше и не взглянешь!
  - Зачем я тебе, Танечка, скажи, зачем? Мы с тобой, что в очереди за колбасой познакомились? Или как? Ты помнишь, с чего началось? Это было не вчера и после стольких лет не засохло, ведь так? - теперь я про них знала достаточно и могла смело вступать в перепалки.
  - Анюта, я всё помню и понимаю, но боюсь! И ничего не могу с собой поделать. Когда ты с ней, всё моё оборачивается в белый саван, я где-то возле суфлёрской или за ширмой, а вы на авансцене.
  То, что я видела в её глазах, можно назвать горечью.
  - Когда я думаю о тебе и сравниваю с Настей, то невольно сопоставляю вас с левой и правой рукой. Они разные, как и вы, но обе мои и без них мне нельзя. Я вижу всё своими глазами, понимаю и придумываю собственной головой, а с вами обеими - я могу! Могу всё. Понимаешь, Танюша, милая и ревнивая девочка? Могу и всё, именно с вами я могу что-то устроить в себе, что-то вынести или вымести, вы самые близкие мне подруги, которым я доверяю своё, даже забубённое. И глядя на вас, я понимаю, когда неправа, когда зарвалась, а когда откровенно трушу - у вас это написано на лицах и я умею это читать, а вы не боитесь сказать. Настя видит и говорит на своём языке, а ты на другом и тоже обо мне.
  - И всё же и всё же! - Анюта, мне плохо, понимаешь, просто плохо и всё. Мне кажется, что я остаюсь одна на каком-то острове, а весь мир вдруг отдалился и я... - она уронила слезу и отвернулась. Пришлось успокоить, довести до нормального состояния и после этого я спросила:
  - Давай рассуждать здраво, уже сможешь? - спросила я и она обречённо кивнула. - Вот мы, три театральные дивы, кто-то нас любит, кто-то не очень, у каждой свой маленький гадюшник и круг почитателей. Играем мы что ни попадя и вразбежку. Я выделила тебя и Настю, я вас люблю, вы моя семья. И я хочу, чтобы мы что-то сделали вместе, чтобы нас увидели как семью, как актёрское созвездие, которое ярче и крупнее, чем отдельные звёзды. Возьми "Битлов", начинали поодиночке и на самодельных гитарах, а стали мировой командой и идолами, их хиты - это шедевры, хотя никто из них музыке и не учился. Их нет уже много-много лет, но ничего из битловского не забыто и с арены классной музыки не сходит. Их знают поимённо, про жизнь каждого написано много тысяч строк, их, облитое спермой, бельё стоит дороже брильянтов. Почему? - Они создали шедевры! Угловатые и неотёсанные, притираясь, они дали божью искру и потрясли мир. То же и с другими командами - вместе они всё, а порознь, так, содержание реестра. Танечка, мы ничем не хуже их, мы учились, у нас за плечами целая школа классики, мы достигли высот и для настоящего признания в стране и мире необходим рывок. И мы его сделаем. Мы знаем и умеем всё! Танечка, ты же не ровня этой мелюзге, заполонившей от имени искусства ТВ и прессу. Все они пыль с твоих ног, нужно это помнить и умело воспользоваться. Это же непорядок, что какую-то шлюшку со смазливой рожицей знает весь мир и она, не стесняясь собственного убожества, заигрывает с публикой, вот, мол, вам я, простая, как и вы, стоящие за прилавкоми, торгующие жвачкой и наркотой. И люди думают, что так и надо, что Шекспир и Толстой - это мура для старых маразматиков, а вот эта кукла с силиконовыми выпуклостями и линзами в гляделках - самый настоящий драйв и чёс! Мы должны потеснить их, этих малолетних потаскушек, что и визжать-то как следует не умеют. Кто, Тань, как не мы?! В одиночку их не одолеть, надо бить кулаком, а не грозить пальчиками. Иначе не пробиться. И ты, и я, и Настя - мы откровенные стервы, б...ей тоньше и ухищрённее нас нет, на нас негде ставить печати, нас трахали все и мы измазали собой половину человечества, лучшей, обрати внимание, его части. Каждая из нас знает, как ими обладать и если мы будем вместе - всё получится. Ты только представь, что мы можем вместе, мы же такие разные! Нет таких актрис, которые были бы такими взаимно дополняющими, как мы. Вспомни, как бы ты не презирала Настю, но ни разу не плюнула на её мастерство, ты от неё тащилась, как и я, но мне об этом ни слова - Танечка, я же всё вижу и тебя хорошо понимаю! Так же, как и она, я без ума от твоих характеров. Настя тебя в ответ тоже не очень жалует, ты знаешь, но она видит твои работы и ценит их, поверь, она знает толк в твоих находках. Хоть и не признаётся даже мне. Мы редко обсуждаем других, но дружно восхищаемся твоей незаурядностью, твоей неповторимой и обалденной дамой в отрепьях и вороньим гнездом на голове. Эту даму редко кому не хотелось бы прибрать к рукам, чтобы в спокойной обстановке разобраться со всеми прыщиками, ссадинами, всхлипами и кровоподтеками.
  Три таких леди, как мы, в умело организованном деле потрясут мир. И не только театральный.
  Я не сводила глаз с неё и старалась не упустить ни единого движения и вздоха. И я видела, как преображалось её лицо, обретая достоинство и силу и любила в эти мгновения так, что еле удерживалась от желания растерзать и видеть её бездонные прекрасные глаза и восхищение тем, что с нами происходит.
  - Мы будем настоящей семьёй или только её сыграем? - раздумчиво спросила она, осторожненько и по отдельным деталям проникаясь моим замыслом. Это звучало малиновым звоном, она уже в образе и поджидала меня.
  - Семьёй, со всеми её радостями и драмами, ревностью и любовью, нежностью и оплеухами. И весь мир захочет узнать, почему ты отшила Диму и пригрела Виктора. Всем будет клёво знать, что Настя любит и понимает Моцарта и терпеть не может современную попсу, они увидят воочию, что она поёт лучше, чем вся эта говённая российская эстрада, да у неё баллад и романсов на кучу альбомов. Ну, а ты, Танечка-краса, сама ты, что петь не умеешь? Их и наш вокал даже сравнивать нельзя! А танцы? В театре нет ни подтанцовок, ни бэк-вокала, мы всё делаем сами и вживую. Но видят это несколько сот наших почитателей и читают немногие из продвинутых. У нас нет стадионов с ревущей публикой, звукорежиссеров, делающих саунд, операторов, выдающих картинку и режиссёров, которые командуют всем этим, включая свет, лазер и пиротехнику и другое, чтоб оболванить публику. А однажды мы вместе соберёмся и расскажем кое-что про всё это. Каждый своё, у нас ведь есть чем поделиться. - Угу? - я посмотрела на неё и многозначительно подмигнула, она опустила глаза, ей было, что поведать и чем очаровать.
  - Ань, а если встреча через час, что ты им расскажешь? - уже в роли клубной примадонны уронила она и взглянула так призывно, что не ответить я не могла:
  - Как трахалась с америкосом, чтобы удержать роль Лары Антипиной.
  Она раскрыла глаза и выпала из роли:
  - Ты их всех сделала?!
  - Да, Танечка, и "Живаго" теперь наш!
  - Ну ты даёшь, Анька, и до сих пор молчала! Не стыдно?
  - Нет, моя девочка, уже давно не стыдно. Там такой содом назревал, что хотела отказаться. Представляешь, ему, этому америкосу, посоветовали на роль жены Юрия Живаго американскую старлетку, мол, она вытянет кассу! Я посмотрела её фильмы, представила как партнёршу и сказала "фэ". И, ты знаешь, он сказал, что подумает. Слава богу, одумался, а то бы с ней и остался. А там, глядишь, и на Лару нашлась бы дамочка с раскрученным имиджем и кассовыми наружностями. Так что, Танечка, особо хвастать нечем. Да и деньги на фильм какие-то левые, всё может закончиться, так и не начавшись.
  Мой порыв иссяк и я оглядела подругу: бедная девочка, так много и сразу ей слышать не доводилось.
  Между тем, она уронила:
  - Ань, а, Ань!? Мой супруг показывал классно изданные слайды с твоим участием в одной из порнушек - класс! Ни одна б...дь так не сможет, я чуть не кончила, глядя на тебя, то есть, на картинку.
  Я повернулась. Она явно недоговаривала:
  - И что?
  - А то, что теперь это будет семейная собственность. И показывать нас бесплатно - не обломится!
  - Да, милая, да! И нам нужно быть очень осторожными, юриста будем держать, с зубами и головой.
  Татьяна уже освоилась со своим новым положением и пробовала себя, осторожно поглядывая на меня и будто касалась воды, не холодна ли, прежде, чем окунуться с головой. А в воде она выглядела восхитительно, особенно без ничего. Я помнила нашу прогулку на Москва-реку и тот кайф, который мы получили и от купания и всего остального. Она хорошо плавала и мы вытворяли такие вещи, каких я и в юности не могла себе позволить, а вот с ней получилось на второй половине четвёртого десятка. На свободе и в облаке любви она неподражаема и насмотреться на неё невозможно. Я надеялась, что этих минуток, счастливых и удачных для неё, станет больше, если мы будет заниматься собой плотнее и профессионально. Мы обсудили наши юридические проблемы и уяснили, что самим тоже придётся подучиться, а потом вернулись к вероятной кандидатуре самого юриста.
  - На этом месте лучше выглядела бы дама, чтоб не очень молодая, но и не перечница, - многозначительно улыбнулась она.
  - Что, уже кто-то есть? - спросила я, зная её знакомых в этой сфере.
  - Да, есть, уже за сорок, но выглядит - ого-го!, она защищала одну домашнюю учительницу. Её соблазнили на какой-то семейной пирушке, а потом муж с женой катались на ней и припугивали компроматом. Так она их раскрутила на такую сумму, что вслух сказать страшно.
  - А теперь чётко и вразумительно: Татьяна Дмитриевна Долева, вы согласны участвовать в нашем проекте и соблюдать его условия? Да или нет!?
  - Да, Анюта, да!- она вздохнула с облегчением и глаза у неё стали грустными и обалденными.
  
  По ходу завершения постановки "Дяди Вани" каждый из труппы уже знал манёвры партнёра во всех вариациях и поэтому иногда разгорались соревнования, кто-кого! Танечка изо всех сил тянула Лёшу Сергиенко хоть чуточку приблизиться к Диме, тот старался, пыжился и тужился, но так и не преуспел, но она обманом поддерживала его горение и тащила хотя бы чуточку возвыситься над собой. То подставляя ему что-то из себя под одеждой, то изводя откровенными словечками, Дима наблюдал за этим ревниво и иногда беседовал с Лёшей наедине. Помогало. Я же на этого Лёшу смотреть не могла, ну, а у Каминской он числился где-то в самом конце списка с отвязным диагнозом - "сливной кран", кончал он вскоре и очень обильно. Меня даже передёрнуло, когда прочитала.
  Сцену с постелью мы готовили вдвоём с Димой и никого в это время в зал не пускали. Она была ключевой и от её звучания зависело всё. Мы понимали, что в случае малейшей промашки нас съедят. Я пропустила через себя самые разные варианты собственного поведения в сцене, разделила всё на элементы и работала над каждым: для ног, для рук, для тела, для голоса и динамику самого процесса. Шелгунов настоял на том, чтобы слышали только меня и дал весь звук мне на откуп. Правда, по времени ограничил - не более 70-80 секунд.
  И я плотно занялась этим дома: расписала всё по кадрам, потом прослушала и убрала банальные хрипы и стенания, вместо них вставила пришепётывания и бессмысленные обрывки фраз, ещё раз прослушала и причесала всё по содержанию - вышло вполне прилично. Я опять вернулась к литературной записи и стала читать её про себя под звучание уже записанной фонограммы. Что-то не нравилось, я не могла понять, что именно. Как ни билась, ничего в голову не приходило.
  Я отложила фонограмму и стала наигрывать на "Корге" простенькие битловские мелодии. Они меня всегда успокаивали и приводили мозги в рабочее состояние. Так я делала ещё во время сессий в ВУЗе на стареньком пианино, потом после замужества это продолжилось уже на новом инструменте, не забывала я свои привычки и в новой роли. Жанна уснула, я переключилась на наушники и стала совмещать на компьютере дорожки со своими сексуальными упражнениями с различными музыкальными ритмами из базы данных. Перепробовав несколько вариантов, я остановилась на мысли простой, как кирпич: надо всю эту выспренную муть выбросить, а сделать любовную песню! Боже, как я раньше не додумалась?
   И всё повторилось сначала. Первой сделала ритмическую основу, потом вставила клавишную блюзовую мелодию, слегка украсила гитарными аккордами и перешла к словесному оформлению. Оно поначалу как-то не ложилось в гармонию. Пришлось взять фильм с порнушкой на DVD и просмотреть предмет страданий поплотнее и повнимательней. Незаметно во мне выстроилась и картинка, которую я намерена озвучивать. Где-то к утру был готов весь клип на 72 секунды.
  - Под такую песню и с такой картинкой не возбудится только мёртвый, - расхваливала я себя.
  Жанна ещё спала и ей, кажется, никуда нынче торопиться не нужно. Терпеть до репетиции я была не в силах, что делать? Я вспомнила, что Руслан уже вернулся и загрузила свою песню в интернетовский контейнер. Позвонила Руслану, выслушала сонное брюзжание и попросила проснуться и умыться.
  - Ты знаешь, моя неусыпная, сколько сейчас времени?
  - Иди умывайся и просыпайся, такое бывает раз в жизни!
  - Я уже проснулся! - бодро сообщил он. - Давай свою новость, сижу прочно.
  - Включи компьютер, я сейчас тебе кое-что сброшу! - он зашевелился и я увидела его входную лампочку. Загрузила своё детище и стала ждать. Это я научилась делать отменно. Вскоре на мониторе прочитала ответ:
  - Я уже кончил, а ты?
  - А я этим занималась всю ночь, изнемогла, а поделиться не с кем, ты первый!
  - Анна Николаевна, мне понравилось. Но с чего бы это, ведь мы с вами можем всё сделать и вживую? Что-то случилось?
  - Это наш пролог к "Дяде Ване". Профессорша и Астров поют любовный дуэт! Как тебе моя партия?
  Милёнок начал кочевряжиться от своей богемно-литературной избранности и, как следствие этого, полной безнаказанности.
  - В общем, ничего, но вот, вы знаете, рифма немножко не того, да и размерность не везде соблюдается! А так, да, ничего, особенно во второй строфе после каденции, да-а-а, очень проникновенно звучит!
  - А ведь сначала было не слово! Тебе не кажется, Руся, что первым было что-то другое? - в тексте на мониторе не слышно тембра и мне хотелось узнать, почувствует ли он меня.
  - Сначала ты решила немножко поиграть, потом почувствовала вкус и сделала из игрушки брошь, надела на цепочку и повесила на грудь. Ни одной души рядом и тьма, даже в зеркалах себя не видно.
  - Классная метафора! - отметила я.
  - Успокойся и заткни пасть ревнивому тщеславию - всё получилось здорово. Это не блин, даже, если первый. Я теперь не усну. Можно к тебе?
  - Жанна ещё спит.
  - Мы её не разбудим!
  - Тогда спи один!
  - Теперь уже не могу, она большая девочка и всё поймёт!
  - Нет, этого мы делать не будем, она хорошая девочка и такое ей обо мне знать ни к чему! - Всё понял?
  - Всё равно еду, не скучай, почитай, что я наработал за это время! Всё, уже выехал.
  Он вывалил в мою папку готовые материалы по "Антигоне". Я стала читать и забыла о сне. Он не зря считал себя первым литератором, это не было хвастовством. Это было нечто и я увлеклась.
  Когда он приехал, мы вместе дочитывали последние строки. Потом мне захотелось побыть одной и осмыслить всё, как следует и не торопясь. Я пошла в ванную и оставила Руслана у монитора. Он решил разобраться с рабочими материалами клипа сам, пока я принимаю душ. Но редакцию завершил слишком быстро и, разоблачившись, влез под струю воды, чтобы помассировать спину и шею. Мне же было приятно прикосновение близкого мужчины. Этим, конечно, не обошлось, но только чуточку. Чисто символически. Я для себя решила, что Жанна ничего такого про нас знать не должна и очень доходчиво повторила Руслану.
  Он не стал перечить, помог вытереться и уехал домой.
  Я осталась одна. Мне захотелось пройтись по своим владениям и впитать их дух, от моего недвижимого окружения исходило своеобразное дыхание. Я давно заметила, что у каждой вещи своя партия и особая партитура, это материальное окружение наблюдало за мной всё время и давало оценку моим действиям и, если я ему нравилась, то награждало теплом и уверенностью в себе. Прохлады от своего имущества я тоже ощутила и не на одну стылую зиму.
  Я не всегда находила рациональное объяснения своим удачам или поражениям. И того и другого у меня в достатке, только никому не признавалась в погроме, разбиралась с собой наедине, делала выводы, зализывала и перевязывала раны, гримировала лицо и молчала в тряпочку. Мир же видел только моё лицо, которое я всегда старалась сохранять и оно выглядело победным. В роли Каминской я была уже много недель и успела наворотить немало. Однако человеческая память в отличие от компьютерной редко хранила сущие подробности и довольствовалась общим впечатлением и это спасало от повальной критики. Так, первые мои дни на сцене никто особо не отметил, находясь в плену у лица Каминской, потом же я набрала уровень и этого хватило, чтобы переждать непогоду, то есть, болезнь Каминской. Теперь же вступил в силу закон перехода количества в иное качество и претензий по мастерству никто не предъявлял. Кроме меня и Каминской. А мы с ней знали, чего хотели и в полной мере пользовались и конъюнктурой и преимуществом раздельного старта с большой форой, которую предоставила Каминская. Меня так и не догнали, но я понимала, что сие может, если остановлюсь, и обходилась минимумом передышек. Пока и сил и запасов нервной энергии хватало, обычно подпиткой этих запасов для женщины служит семья. У меня были другие варианты, где я могла отогреться. И Руслан, и Татьяна, а в последнее время и Настя в значительной мере были донорами и стабилизирующими системами, они и сами не знали, какую роль играют в моей жизни.
  Кроме того со мной жила молодая леди, у нас особые отношения и тоже семейные, со взаимными заботами и обязанностями. Я смотрела на свою подругу и желала ей не впутываться в авантюры. По мере возможностей. А уж такие, как у меня, обходить десятой дорогой. Обо мне она должна знать только то, что я сама захочу. И она мне должна верить. Пока должна. Мне захотелось побыть с ней, я разделась и пристроилась рядом. Мебель к этому отнеслась благосклонно, без скрипа и прохладных взглядов. Рядышком с молодой подругой я быстро согрелась. Жанна так и не проснулась и я вскоре уснула под её тихое дыхание.
  Мне снились Ирина и Максим. Что-то лёгкое и неопределённое, я не прослезилась, не озадачилась и не отчаялась. Проснулась от того, что Жанна готовила кофе. Запах проник даже через закрытую дверь кухни и комнаты. Сначала мы выпили кофе с пирожными, немного поболтали и занялись аэробикой. Своё творение я показать ей не решилась. Не знаю, почему, но мне не хотелось, чтобы она связала сексуальную разнузданность с моим именем. Хотя именно разнузданности, по моим представлениям, в клипе совсем не было. Но мне всё равно было стыдно признаться, что я автор этого опуса, именно ей, она мне была почти дочерью.
  Нет, она мне её заменяла. И мне хотелось сохранить хоть чуточку пространства для незамутнённого и чистого. Жанна была чем-то вроде этого.
   В театре я сразу же отдала запись Шелгунову и стала ждать отзыва. Он ушёл и долго не появлялся, я очень волновалась, откуда-то вынырнула неуверенность, настроение упало и я стала жалеть, что ввязалась в это дело. Наконец, появился постановщик, он сразу направился ко мне и я поняла, что разгрома не будет. Он похлопал меня по плечу и сказал, что на первый раз сойдёт, вот только озвучивать надо не на живую нитку, как у меня, а как следует и на студии, картинку снимем по моему плану. Он всегда считал, что со мной дело иметь можно, если не обращать внимание на завышенную самооценку и непомерное тщеславие. Вот так-то! Хорошо, что не матом. Но в глубине души я была рада, что смогла сделать всё от начала и до конца, теперь другие подобные задачи решатся без школярского трепета.
  В этот раз мы прогнали пьесу без единого сбоя. Я подумала, что скоро и премьера, но Шелгунов слегка охладил мои порывы. Худсовет имеет мнение и желает высказаться. Назначено на конец недели. Всем занятым в спектакле дали отдых. Но была и "Джулия", где дела тоже шли к сдаче. "Мосфильм" выжимал из меня остальное, чего не съело театральное бытие.
  
  Звонок от Нины был ночным и я поняла, что у неё проблемы. Голос леди, смело ныряющей в пучину, но уверяющей, что она всего боится, звучал глухо и обречённо.
  - Анюта, я твоя!
  - Ночью и так далеко? - попробовала я смикшировать её тон.
  - Со всем, что во мне есть! - вздохнула она и тяжесть её настроения полностью мне передалась. Я её хорошо чувствовала и улавливала даже нюансы дыхания, телефон передавал это с чувствительностью студийного микрофона. - Подумала я о твоей работе, посмотрела на свою, на шефа, свою семейку твоими глазами и ужаснулась. Я тут слишком задержалась. Если бы не ты, то и не заметила бы ничего. А тут ещё у моего Серёжи две бабы. Две! Одна торгует, другая какие-то бумаги выдаёт - очень дорогие! И детки про них знают, только маме молчок! Чтобы не расстраивалась - это же для пользы дела.
  - Ты только сейчас узнала?
  - Да, как ты и советовала, дала задание, заплатила и вскоре получила пакет фотографий с датами, фамилиями и поминутной раскладкой на таймере всех его приключений и прочей деловой жизни, - голос подруги стадию отчаяния уже миновал, теперь она была в состоянии непреклонной решимости. В такие минуты лучше ни с движениями, ни с выводами не торопиться - это я уже проходила и неоднократно ещё в роли Неустроевой.
  - Ты теперь выпить не хочешь?
  - Я их видеть не могу! - услышала я надрывный шёпот и потом всхлип. Это становилось опасным - если женщина запрячет свои эмоции глубоко и не даст выплеснуться наружу, это скажется на здоровье. Будить домашних она не хотела и зажимала всё в себе. Но и терпеть уже выше её сил.
  - Лучше бы такого и не знать, - сказала я, предлагая ей себя, будто в трагедии Софокла - научилась.
  - Ань, забери меня отсюда, - тут же отозвалась она, - прямо сейчас, я до утра не доживу!
  - Только насовсем! - предупредила я дамские метания между жалостью и ненавистью.
  - Да, насовсем, пока организация и прочее, я поживу у тебя, а там что-то подыщу. Буду жить одна! - уже уверенно сказала она.
  - Собирайся, - ответила я, - выезжаю.
  Никогда дорога в Тверь не была такой чистой и свободной, до городской черты я долетела за час с небольшим и только на въезде в город перешла на городской режим и ещё десять минут петляла по сонным и тёмным улицам родного города. Здесь осталась половина жизни и часть моего существа и дорогу сюда мне никогда не забыть.
  Нина ждала у подъезда, с ней была дорожная сумка и дамский ридикюль. Я положила сумку в машину и обняла подругу. И мы почти не говорили всю дорогу, на этот раз я уже не торопилась, но путь домой был лишь на десять минут длиннее. Войдя ко мне в прихожку, Нина по-хозяйски осмотрелась и вздохнула.
  - Что ему нужно, Ань, ну, что? Ты посмотри на этих лахудр? - она ткнула на фотографии, обе женщины казались средненькими, на улице таких и не выделишь. Но я-то знала, как преображается любая из нас при необходимости: менять лицо и суть стало моей профессией. Я налила ещё и мы выпили, согреваясь и избавляясь. Обе двери были плотно закрыты и Жанна нас не слышала. Нине нужно выговориться и выплакать накопившееся.
  - Он мог узнать про твоего шефа и устроить это в отместку? - спросила я.
  - Нет, дело не в этом, даже, если что-то бы и всплыло, я бы это прочувствовала, - уронила она и ещё плеснула водки, но её так и не брало.
  - Тогда дело в тебе, - решила я не миндальничать.
  - Как это? - вскинулась Нина.
  - Привык, примелькалась, приелась, а ему, да и всякому мужику нужно свеженькое, чтоб с изюминкой: иначе зубы сводит от оскомы. От привычного, от каждодневной тебя. Вот ты там за шторкой чего повизгивала и дёргалась, как заведённая? - Да потому, что ничего не боялась: ни детей, которые могут услышать, ни соседей, которые будут пальцем показывать, ведь так? - она согласно кивнула. - Ты всегда чистенькая, ухоженная, а это нравилось только твоему шефу. Потому, что его жена тебе полная противоположность. А Серёже за двадцать лет приелась, понимаешь - он тебя уже не видел. Да и началось это, пожалуй, давненько, когда острота самой любви ушла на второй план и её заменили семейные заботы. Тебе они в кайф, а он должен делить тебя со всем, окружающим вашу жизнь. Редкий мужчина не испытывает ревности и тот, что с ней примирится - больной! Мужчина так устроен, чтобы быть сверху, а ты, счастливая и красивая, достаёшься ему после всех и то не вся, а что останется. Нина, гуляют не потому, что сволочи и кобели, нет! Они обижены и таким образом расправляются с обидчиками. А те две дамочки, когда бы он к ним ни пришёл или не забегал, откладывали все дела и распахивали свои гляделки во всю ширь, полностью поглощая твоего Серёжу. И он утешался с каждой, какая бы грудь у той ни была и какие бы колготки ни носила. Видел он себя в их гляделках совсем другим, ты отражала его настоящего, а они - желанного. И потом он играл с ними от души. Заботы же о капризных соседях оставлял ей, а она посылала всех подальше и визжала себе и ему в удовольствие. Вот так, примерно, оно у них и было.
  Наступила пауза и Нина тяжело подняла уже чуточку застекленевшие глаза:
  - А ты откуда это знаешь?
  - Я сама и охмуряла, и стонала, и визжала, и кусалась, и вонзалась когтями и ни в чём себе не отказывала. И мне всё прощали. Все! - Вот откуда, - рыкнула я, войдя в роль Каминской и получилось это легко, будто халат накинула.
  - И что теперь? - спросила она, подавленная и уничтоженная, спиртное чуть расслабило, но и только, боль не выводилась и не затухала.
  - Хочешь вылечиться? - спросила я, со значением глядя на подругу. Она глаз не отвернула, готовая ко всему.
  - Тогда начнём, сейчас и здесь.
  Я достала из дальнего угла платяного шкафа коробку с инвентарём, наглядными пособиями и инструкциями. Моя заклятая подруга держала это подальше от любопытных глаз.
  - Что это? - спросила Нина, разглядывая диковинные картинки и читая странные объяснения.
  - Лекарство от твоего недуга. Укушенного лечат укусами!
  - Ты уверена? - она уже всё это рассмотрела и выглядела, как пациент в стоматологическом кресле в ожидании встречи с бормашиной. Но я не ответила, коробочка здесь потому и лежит, что в своё время оказалась действенным средством. Ничего халтурного в этом доме не задерживалось и при отказе моментально оказывалось на свалке.
  - Ты мне веришь? - спросила я, заглядывая в её глаза: она боялась, боялась себя, той, которую загоняла внутрь, в самые дальние углы и запирала без света и пищи.
  И я это сделала. Иначе она так бы и маялась, не в силах вернуться к полноценной жизни.
  Истерзанная и оглушённая неведомыми доселе ощущениями, она уснула, прижавшись ко мне, её черты расправились, губы приоткрылись и чистое дыхание выдавало покой и умиротворение. А я ещё дрожала. Внутренне, я никогда таким врачеванием не занималась даже мысленно и не думала, что способна. Оказалось, что да! - Что ещё затаилось в моей чёрной утробе и ждёт своего часа?
  Я тихонько высвободилась от объятий Нины и собрала всё в коробку, а потом убрала на прежнее место. Хоть мы и приняли душ, я ещё пахла этим лекарством и пошла отмывать с себя остатки доблести по части чернокнижия.
  Утром она проснулась раньше меня и я сразу это почувствовала.
  - Ну, что, полегчало?
  - Как рукой сняло! - она нежно прижалась ко мне щекой и тихонко прошептала: - Я боюсь к такому привыкнуть, это не опасно?
  - Хочешь ещё? - и она смущённо опустила голову, пряча глаза у меня на груди.
  - Это хорошее средство, без побочных эффектов, действует только там, где применяют, - я уловила её движение, даже дыхание прервалось и притормозила подругу, - но не часто.
  - Раз в день? - ухмыльнулась она, вновь счастливая и цетущая.
  - Реже, - понизила я планку её притязаний.
  - Раз в месяц? - плутовски огорчаясь, ужаснулась она.
  - Чаще!
  - Не томи, когда следующая таблетка?
  - До среды доживёшь?
  - Постараюсь.
  - Значит, в среду.
  Вылечились мы быстро и вскоре она была такой же затейливой и игривой, как и в тверском ночном заведении.
  Она не стала особо печалиться и сразу включилась в работу. Её хлопотами мы обрели финансовое благополучие, учёт и дальнейшее продвижение каждой пришедшей копейки. Она жила у меня и занималась всем на дому, изредка выезжая по делам в банки и учреждения. Мы по утрам и вечерам обсуждали текущие дела, а вскоре она сняла квартиру с телефоном и выделенной линией Интернета, подключила туда новый фирменный компьютер и все дела вела оттуда. Как-то я позвонила ей и спросила:
  - Что же ты не заходишь?
  - Да у тебя же Казанский вокзал, а я привыкла к покою.
  - Это у меня-то вокзал? - удивилась я. - Да я и дома-то только ночью бываю!
  - Вот-вот и я о том же! Переночевала и умотала, Жанна и та в доме больше своя, чем ты! Стены, они ведь что любят? Внимание и уход, чтобы их уговаривали, пестовали, тогда ни тараканов, ни плесени, ни прочей твари.
  - Что, соскучилась?
  - По ком? - По своим? Да они на дню по сто раз звонят, то одно, то другое им надо, всё мам, да мам!
  - Значит, нет? А я вот по тебе уже скучаю!
  - Анюта, приезжай! А то мне одной уже тоскливо стало, - запричитала она очень правдоподобно и на умело выстроенной ноте цивилизованной грусти и тонкого обольщения. Ей хотелось и поговорить и оценить себя, новую и непривычную для себя крутую москвичку со стервозными глазами и ослепительной чуть приоткрытой грудью. Та дама, которая покорно расстилалась под тверского шефа, исчезла и более не показывалась. А новая была уже близка к прототипу Нинки, соблазнившей и удержавшей у себя почти на полдня самого Анисимова.
  - Включай самовар, готовь блины, скоро будем!
  Нина приняла Жанну от меня по доверенности, поэтому, встречаясь с ней, имела всего вдвое больше. Ну и по части домовитости она меня превосходила, готовила Нина быстро и профессионально, угадывая нюансы вкусов тут же и отражая понимание в обалденной продукции из простых вещей. Жанна с удовольствием ездила к ней со мной и без меня. И у неё про течение беременности и всякие токсикозы моя юная прелесть могла услышать самое просвещённое мнение. Я принимала участие в этих семинарах с картинками, обстукиванием и прослушиванием, которое, порой, доводило нашего пациента до оргазма. Купаться в любви и обожании всегда приятно. Ну, и я как бы утешала Нину, наложившую на себя временную епитимью, которую мы иногда прерывали вылазками к Войтину и она там оттягивалась на полную катушку, поражая завсегдатаев таким куражём, что её иногда сравнивали со мной. Я была уверена, что хандра пройдёт уже вскоре и она будет искать возможность перевезти детей в Москву, оставив Серёжу там. Ему она дала полный отворот и, как заявила всем, навсегда. Мы с Настей уже присмотрели ей другую квартиру, рядом со мной и сейчас там делали ремонт. Мы хотели сделать ей подарок к Новому году, квартира была после взрыва и пожара и никто к ней не хотел даже приближаться, потому она досталась почти бесплатно. Хотя - ремонт, ремонт! Но Нина того стоила, она уже выстроила в рядок наших спонсоров и инвесторов по количеству и срокам своих вложений и навела в этом деле жёсткую дисциплину и порядок, доведя до моего сведения истинную цену расхлябанности и дилетантского великодушия. Настя в свою очередь проявила недюжинную хватку в процессе нашей регистрации и эту пору мы миновали быстро. Теперь Нина создавала финансовое основание. И посвящены во всё это полностью только мы с Настей. Остальных с подробностями я решила ознакомить после своих премьер, когда освобожусь от постановочных хлопот...
  ... Мы сидели в уютной комнате, перед нами красовался самовар, дымилось блюдо с блинами - идиллия! Ещё бы сюда деток и ничего больше не нужно. Я переглянулась с Ниной, она держалась хорошо и выглядела отлично, к новой жизни она во многом готова и к московскому ритму уже полностью адаптировалась. Как меня ни подмывало сказать ей что-то ободряющее, но я промолчала, боясь выдать себя в деталях: Нина обладала цепким умом и умела по фрагменту восстановить истинную картину. Лучше потерпеть и не расслабляться.
  Среди недели по сотовому раздался звонок, я была дома и работала над Лавинией.
  - Анна, это Алиса, ты не уделишь мне пару минут? - я удивилась и факту обращения ко мне и тону: они были необычными. По новому сотовому мне звонили только близкие, откуда у Алисы этот номер? Войтин? В последний раз он смотрел на неё как-то по-особому. Скорее - он!
  - Говори, Аля, я слушаю!
  - У меня серьёзные проблемы дома. Муж интересуется, где я была и что делала. Кто-то заложил, когда в последний раз играли в карты. Мы были тогда вместе, надеюсь, не забыла?
  - Да, конечно, я помню этот день! Я чем-то могу помочь?
  - Давай встретимся, я подъеду к твоему дому, это много времени не займёт! - я припомнила своих старушек на крылечках и скамеечках и назначила другое место. Она обещала быть вскоре. Я оделась серой мышкой и вышла из дому. В скверике мы с Алисой были одни и наше внимание не отвлекалось на прохожих и гуляющих мамаш с колясками.
  - Самый простой вариант, - очень подавленным голосом излагала Алиса, - это мы с тобой у нас на даче пробыли весь день. Там нет соседей, можно гулять по двору, загорать в тёплом солярии даже зимой. Загораю я всегда у себя. Летом прогулки по лесу, ягода, грибы, соленья и маринады. А сейчас всё это там в бочках, кастрюлях и банках. Я периодически приезжаю и раскладываю всё в малую тару, чтобы из обычных грибков и других овощей и ягоды сделать всякие ассорти с приправами. Помнишь, в последний раз была ягода в винном соку с золотым корнем - это моё. Нужно твоё согласие и тогда мы, для чистоты эксперимента, съездим на место и сделаем остальное.
  - Сколько это займёт времени? - поинтересовалась я. - Дороги после дождя никчемные, можно и сесть.
  - Пару часов, не больше: тут недалеко и везде асфальт.
  - И к какому сроку нужно алиби?
  - Сегодня вечером он пригласит тебя на приём у себя в конторе и там всё аккуратненько разузнает.
  - А если я буду занята, согласись, пожар у тебя начался очень неожиданно?
  - Тогда он выставит меня из дома и лишит всего! Даже детей! - она вздохнула безнадёжно и отнюдь не театрально.
  - Но почему я, а не кто-то другой, мы ведь не настолько близки, чтобы влиять на семейные дела? - она не сразу ответила.
  - Никому он больше не поверит, понимаешь, никому! А о тебе у него сложилось очень приличное мнение. Он не забыл, как ты играла с моими детьми. Он ещё тогда говорил, что тебе доверил бы и жену и детей. Вспомни, как он вился вокруг, а ты держала его на дистанции, даже не сказав взглядом положенного: "Убери руки!". Он поверит только тебе!
  Я проследила за ещё одним скелетом, который вывалился неожиданно. Он благополучно проследовал мимо меня в громадную чёрную пропасть и исчез в ней. Про эту даму из карточного сервиса в материалах Каминской не было абсолютно ничего, в них я уже хорошо разобралась, про её мужа, возможно, что-то и было, но он скорее обычный знакомый, чьи телефоны и визитки теряют в тот же день. Однако потом Каминская оказалась в одной компании с Войтиным и его женой на загородной даче. Я записала новую информацию в файл с неизвестным адресатом пользователя и взглянула на часы, прикинула, чего лишаю себя на эти два часа, после этого сказала Алисе:
  - Ладно, поехали, остальное по дороге расскажешь. Мы сели в новенький "BMW" и отправились на дачу. Туда было недалеко и мы всё обговорили. Дача оказалась очень даже приличная и я там прежде не бывала. Это меня немного обрадовало. Но в доме у Алисы я однажды была, с детьми играла и себя проявила - зачем? И это известие было со знаком минус. "Плюс и минус при сложении дают ноль" - припомнила я слова двоечника Филонова у доски ещё в шестом классе и в тот раз ему двойку не поставили, так он умело подал эти слова. Ну, что ж, попробуем сыграть и здесь. Я заверила Алису, что в обиду не дам. Для неё это было последней надеждой, да и с ролью музы ей придётся, скорее всего, расстаться. Это для неё будет серьёзной потерей, там она раскрывалась и парила выше себя самой. Интересно, кто её туда привёл, неужели, Каминская? Мне даже страшно стало от такого предположения, но оно вполне могло и подтвердиться.
  Мы осмотрели территорию дачи, посидели в уютных креслах на веранде, потом Алиса отправилась готовить кофе, а я стала рассматривать убранство дома. Среди многочисленных фотографий семьи с детьми в больших рамках, было и несколько фотографий с собачками. Я увидела альбом и раскрыла его, в нём собраны старые семейные фотографии, на них Алиса была от самого юного возраста в школьной форме и с красным галстуком и далее вплоть до замужества. Её окружали приятные мальчики и девочки, были кадры и из спортивной карьеры, где она выделялась из стайки девочек с бантами особой фотогеничностью. Причём, этим достоинством она отличалась с самых малых лет. Что помешало воспользоваться этим, подумала я, ведь данные фотомодели у неё налицо. Алиса принесла чайный поднос с вареньем и печеньем, увидела меня с альбомом и сказала:
  - Тут я до замужества, - и протянула другой, солидный и в кожаном тиснение, - вот здесь моя остальная жизнь
  Когда я рассматривала фото её детей, то отметила, что младший как-то уж совсем не похож ни на неё, ни на мужа. Я сравнивала мать с сыном, пытаясь найти общие черты, Алиса улыбнулась и заметила:
  - Вот-вот, и ты ищешь сходство.
  - Не я первая?
  - Не ты, - ответила она, - и он тоже теперь думает, что это не его сын, отсюда всё и началось.
  - Мне-то можно и не придумывать легенды про гены дальней родни, - миролюбиво сказала я. Алиса отхлебнула глоток чаю и спросила:
  - А сама не догадываешься?
  Я внимательно присмотрелась и постаралась представить детские едва намечающиеся черты уже сформированными взрослыми. Алиса следила за мной и улыбалась, я, по её мнению, знала предполагаемого отца мальчишки, которому сейчас около четырёх лет. Может быть, Войтин? Что-то в этом мальчике было от него, но такое же можно сказать и о многих мужчинах со светлыми волосами и типично славянскими чертами. Я не рискнула назвать его и уклонилась от ответа. Но нотку сомнения во мне она всё же увидела:
  - Да, ты не ошиблась, это его сын, Володин. Выдавать свои чувства наружу спонтанно я уже отвыкла, задерживая их через такие фильтры, что на выходе бывали только признаки истинных эмоций. Однако Алиса мои колебания заметила, значит, не так глупа, как пытается представить себя окружающим, сложная штучка, решила я.
  - Зачем ты это сделала? - Алиса не торопилась раскрываться и дальше, она взяла мою руку и развернула ладонью вверх:
  - Если я скажу, что он человек хороший, тебя это устроит?
  - Вполне! - ответила я. - Но такой ценой! Тебе что, скучно с мужем? Или эмоций нехватает?
  - Можно и так сказать, а тебе самой от него не хотелось бы иметь ребёнка? - улыбнулась она, зная про меня всё и даже больше, в одной карточной колоде мы с ней, получается, были несколько лет.
  - Как-то в голову не приходило, - нейтрально ответила я, стараясь не поднимать волны и спокойно следила за хозяйкой дачи.
  - А мне вот пришло, - ответила она с лёгким оттенком отчаяния. - Слушай, Аннушка, а ты что же, раньше не догадывалась? С твоим-то острым глазом? Просто не верится!
  - Знаешь, такой ответ лежит на поверхности, а всё, что связано с Войтиным, согласись, никогда таким не бывает, вот поэтому и не пришло. Володя такой умный, заботливый и предусмотрительный, - я пожала плечами, - да и на разгильдяя-осеменителя он совсем не похож. Может быть, поэтому? - раздумчиво и правдиво ответила я. Алиса сразу же поверила моим аргументам, видимо, Каминская не давала повода усомниться ни в собственной порядочности, ни в правдивости.
  - Мы с мужем как-то повздорили, крупно повздорили, я была готова уйти и жить одна, так он меня достал. А через пару дней он нашёл меня у подруги, уговорил помириться и взял в казино, дал пачку денег и велел всю проиграть в качестве отступного. Ну, я на радостях да сгоряча и решила всё это профукать. Но попался Володя, я его увидела там впервые и он отговорил. Просто и в два слова. Я и сама поняла идиотизм своих намерений. Я ему сразу поверила и отдала деньги, а мужу сказала, что проиграла. Володя чуть позже пригласил меня к себе и всё вернул. Ну и поговорил о жизни. Я с мужчиной впервые говорила на равных. Мне это так вошло в душу, что я на него запала, сильно запала. Мы изредка стали встречаться и однажды я его соблазнила, я сделала это сама. Ребёнок оттуда. Это моя память о том разговоре. И о нём.
  Пока она говорила, я думала, как бы перевести беседу к первой встрече Каминской и её мужа, но ничего так и не придумала. У меня не было уверенности, что её муж с Каминской по практическим делам никак не пересекался: уж очень широк круг её интересов и знакомых.
  - И ты все эти годы с ним так и не определилась? - после небольшой паузы спросила я.
  - А что я могу? Ноги раздвигать и всё! - зло сказала она. - Вот у тебя есть профессия, положение, тебя все знают и то, что мы там делаем, тебе в игру и интерес, я знаю. А мне и Лизе - единственное развлечение и отдушина - посмотреть на себя вместе со всеми и поахать над удалью.
  И тут во мне что-то щёлкнуло. Выглядела Алиса в тех кадрах за шторкой почти профессионально - может быть, здесь что-то лежит? Остальные дамы смотрелись любопытными и не очень умелыми самками. Внешняя красота ретушировала их чисто женское дилетантство. Моя Жанна иногда снималась в этюдах вместе со мной и выглядела лучше Ноны и Лизы заметно, а вот Алиса её превосходила. И эта практика выглядит свежей, а не воспоминаниями юности.
  - Ты киногенична, не боишься камеры и смотришься почти профессионально, - заметила я, надеясь на развитие темы.
  - Правда? - с надеждой отозвалась она. Я кивнула, предлагая открыться.
  - И что из этого можно сделать? - я сделала жест неопределённости:
  - Некоторые из известных актрис в рекламе выглядят хуже тебя значительно. Может, попробуешь?
  - А с чего они начинают, ну, те, что в рекламе?
  - Присылают ролик с небольшим резюме туда, где хотят сниматься, и всё.
  Далее мы обсудили эту тему подробней и она рассказала, что сниматься стала после того, как у Войтина на даче в комнатке за занавеской оказалась совсем никчёмной. И с тех пор снимается сама, а для уверенности берёт уроки актёрства у одной престарелой дамы. Дама ничего не знает о ней совершенно, да и съёмки она ведёт только на даче. Но систематически. Это многое проясняло об Алисе, но мне нужен её муж и я спросила:
  - Дома твои планы поймут или всё будешь делать втихую?
  - Нет, дома никаких засветок, муж сказал, что я свою норму по публичности давно перевыполнила, ещё в гимнастике, так что...
  - Войтин? - спросила я.
  - Вот за него я бы вышла, не раздумывая, и никуда бы не бегала за добавкой.
  - А муж отпустит?
  - Куда ему деваться, он же в его банке столуется, другие отказали после того кризиса. Банк, конечно, не Володин, но как-то под ним расположен. Муж объяснял - как, да я забыла.
  - Вот и цепочка! - обрадовалась я. - Выходит, это Алиса привела мужа к Войтину под крыло, по времени всё сходилось. Но при чём тут Каминская, как она попала в их дом?
  - Алиса, только честно, что ты подумала, когда я пришла к вам впервые? - ответ хозяйки мог быть любым, однако время она назовёт точно, причины визита хотя бы приблизительно, мне хватит и этого. Женский ревнивый подтекст я слегка выпятила, чтобы она отталкивалась от чисто житейских деталей, понятных и резонных для любой женщины. Чуть хитроватый и прищуренный разрез глаз за сотни дублей в кино я отработала в совершенстве. Алиса попалась и смущённо проговорила:
  - Я тебя ни в чём не подозревала, ты не могла быть его любовницей. Нет, я тебя не подозревала! - добавила она с жаром, как бы оправдываясь.
  - В этом ты не подозревала и подобное даже в голову не взяла, а что взяла?
  - Деньги, вам с постановщиком нужны были деньги для театра и ты с ним ходила к кому-то, чтобы их достать. Ты объяснила и я сразу же поверила! Нет, Аннушка, я тебя к этому кобелю даже не подумала ревновать! - сказала она с таким пылом, что я тут же воздвигла постамент деловым качествам Каминской и сняла подозрения в растлении невинных овечек вроде Алисы или Ноны. Перестал числиться в ранге опасных и её муж. Своего облегчения я решила не скрывать и облекла в дружелюбие и доброту.
  - Всё же ты попробуй сделать ролик и запусти через Володю, может, всё дело в твоей зависимости? Обретёшь свободу и с мужем всё иначе разложится!
  - Ты думаешь - получится?
  - Сама понимаешь - гарантий быть не может, но, на мой взгляд, данные у тебя вполне приличные. Ты должна начать движение, остальное уж, как сложится. Но складывается только у тех, кто хочет сильнее, чем может.
  - Вот тут-то и загвоздка - я в себе не уверена, отсюда и проблемы.
  - Не отчаивайся, - сказала я, - рано или поздно появляются варианты, они бывают даже в кабальных ситуациях. Будет тебе амнистия, а потом, возможно, и удачу выстроишь! - я коснулась руки расстроенной порнозвезды местного разлива.
  - Только бы пронесло, - сказала она, - а там и в монастырь можно! - её страх потерять всё был настоящим, она нисколько не играла. Я снова представила её на экране монитора в комнате со шторкой - Алиса была очень способной порнозвездой и делала это перед камерой играя и ради святого женского искусства казаться чуточку лучше себя настоящей. Как жаль, а ведь талант налицо, в кадре она чиста и бескорыстна!
  - Все так говорят, когда приспичит, - с улыбкой, чтобы она не забывалась, сказала я, - а потом, когда пронесёт, перекрестятся и начинают сначала.
  - Нет, такое мне не повторить! Если бы ты знала, до чего он меня довёл, то тоже обрубила бы навсегда! - отчаяние Алисы было настоящим, как и безысходность. Однако чуть подчёркнутая выразительность меня не обманула и я поняла, что у Войтина мы с ней ещё увидимся. Мы договорились о деталях и расстались.
  После обеда позвонил муж Алисы и, сославшись на обстоятельства, которые не позволили сделать это раньше, пригласил на приём. Я разыграла всё по протоколу и он долго убеждал меня, что придти надо обязательно. В конце концов, я согласилась, но время установила сама. Он не скрывал удовлетворения, а я оценила качество игры этюда. Где-то, на троечку! Слишком давила на него и грубо воспользовалась стартовым преимуществом. Можно было бы и потоньше, но экспромтом такие вещи не делают.
  Поскольку я, действительно, была занята вечером и могла выделить небольшое окно между съёмкой и репетицией в театре, то встреча была краткой и ненавязчивой. Я немного помелькала в большом зале среди многочисленных гостей, ответила на несколько вопросов мужа Алисы и уехала на репетицию. По выражению глаз Алисы, я поняла, что спектакль удался. Муж свою подозрительность ничем не обнаружил, выглядеть ревнивцем он не хотел, но раз девочка попала под подозрение, значит чем-то себя выдала. Хотя, этого могло и не быть - свою нелюбовь к мужу она не скрывала. Я в душе улыбнулась этой коллизии, но вслух ею ни с кем делиться не стала. Меня очень в этом случае порадовала непричастность Каминской и Войтина к превратностям в судьбе Алисы.
  Между тем исследования генеалогического дерева Каминской полностью завершились и вместе с ясностью в её разветвлениях у меня появились смутные сомнения по поводу факта собственного происхождения. Если знакомая Гриши - Лена при её простом происхождении и целомудренном воспитании могла себе позволить такой фортель и сумела его скрыть, то моя продвинутая мама с характером и двумя высшими образованиями способна и не на такое - ведь при любом отце, она моя мать. И именно её гены во мне сформировали натуру, склонную как к авантюрам, так и глубоко просчитанным интригам. Я в них себя чувствовала, как оказалось, вполне адекватно! Раньше я подняла бы на смех любого, кто предсказал бы проявление во мне подобных черт. А теперь жила этим и считала новую суть естественной и неотъемлемой.
  - Итак, - беседовала я сама с собой, - исходя из логики Каминской, следовало бы проверить и мою маму, не была ли она знакома с этим мужчиной, роковым для матери Руслана Виальдина? Наше сходство могло иметь и более прозаические корни. Пришлось вспоминать всё о своей родне, рисовать деревья, схемы и графики и втискивать туда отца Каминской - это, простое и естественное романтическое объяснение нашего сходства, как оказалось, было очень даже вероятным, поскольку моё зачатие происходило летом, когда она могла отдыхать на море или где-нибудь ещё. Моя мама это любила и не всегда её летний отдых был семейным. Теперь-то я стала понимать в этом кое-что и у меня опустились руки по поводу результатов исследования: могло быть, что угодно! Папу мама уважала, но, как я теперь понимала, не любила. И место для страстей в её сердце вполне могло остаться незанятым временно или постоянно. От Пензы до Нижнего и Арзамаса рукой подать даже по нашим меркам. И из отпускных странствий домой добирались часто именно таким путём.
  Я проводила в последний путь иллюзию о маминой непорочности, но в мире ничего не изменилось. Через столько лет осознавать подобное грустно, но и закрывать глаза на очевидное не стоило. Оставалось самое малое - установить то, что обнажать никто не хочет. Уже по инерции, следуя в русле замыслов и деяний Каминской, я решила, что способы проверки есть и совершенно обычные, без применения сложных анализов ДНК и подобных заумных наворотов. К примеру, дать маме от имени вероятного папы весточку следующего содержания: "Здравствуй, пупсик! Беспокоюсь затянувшимся отсутствием внуков у нашей доченьки. Может, дело в наследственности? Готов принять участие в устройстве всего этого. Твой Кролик." и опустить в её абонентский ящик на городской почте, чтобы не беспокоить домашних, если тревога ложная. Можно использовать электронную почту или применить что-то из интриг, отработанных за последние три тысячи лет письменной цивилизации.
  - Но, - спросила я себя, - зачем всё это? Что изменится в моём отношении к Руслану, если реакция будет положительная или отрицательная, мне, что - разонравятся его творения или он сам? Нет, конечно! К маме во мне тоже ничего не изменится - она меня очень хорошо воспитала, невзирая на мою самодостаточность и упрямство ещё в ранней юности. Я ей благодарна за всё, в том числе за понимание и уважение ко всем моим взбрыкам и завихрениям и любила просто так, безо всякой корысти, мне было очень легко с ней. А папа у меня всегда был памятником, перед которым я умеряла свой пыл и приглаживала ершистые интересы.
  И я отставила страхи Каминской - здесь мы с ней расходились. Попади я в своём нынешнем настрое при помощи машины времени на место настоящей Антигоны, мне бы достало и аргументов и уверенности, чтобы противостоять и Креонту и вообще всему миру.
   День рождения в блочном доме
  
  Это случилось после репетиции "Дяди Вани". Я, как обычно, отошла, отлежалась, приняла душ и вышла на служебную парковку. Здесь меня поджидали Дима, Настя и Татьяна. В обществе отъявленных хищников моя Танечка выглядела хрупкой и беззащитной, она смотрела на меня и ждала спасения. Такой кадр трудно упустить и я "выстрелила" своим "кодаком", скомпоновав зрелище трансфокатором. Такой кадр вызовет настоящий фурор. Абашин или кто-то не менее серьёзный положит глаз на Танечку и это может быть её новым шансом в кино.
  - Анна Николаевна, ваши планы на вечер? - деликатно осведомился Дима, приподнимая поле настоящей ковбойской шляпы. Хорошенько поддувало с севера, в воздухе витали снежинки и многие надели шапки, но для Димули правилом было то, что он считал таковым сам, а не метеослужба. Я была примерно такой же и меня разобрало от умиления.
  - Боюсь, сэр, вы имели в виду ночь? - как вышколенный дворецкий уточнила я, взглянув на часы, было начало десятого. Настя взяла Диму под руку, выжидающе глядя на меня. Все знали, что Дима - моя территория и на этот огород никто публично не засматривался, даже бывшая подружка Танечка. Если Настя так в него вцепилась, значит дело стоящее и она зовёт с собой. Откровенное кокетство с ним меня не смущало - ей нужна я. Она соскучилась, мы уже несколько дней не виделись. Дима был светским поводом. А при чём здесь Танечка?
  - У Димы есть приятель Коля, ему сегодня сорок и никто не придёт поздравлять. Он скромный и об этом не сказал никому, - сообщила Танечка, выдав причастность к сборищу матёрых хищников. Я включила файлы Каминской по разделу "Развлечения с друзьями в обществе незнакомцев".Нашлось чуть-чуть, хватило на первую фразу, а там, как выражался Наполеон, дело покажет: то ли сдаваться в плен, то ли считать трофеи.
  - А у него есть какой-нибудь сосед для компании, чтобы именинник в нашем обществе не потерялся? - спросила я, пролистнув верхние страницы.
   Дима почесал затылок, поморгал, копаясь в памяти и вспомнил:
  - Есть, двое, один живёт над ним, другой под ним, они друг друга водой заливают.
  - Ты их видел? - не отпускала я зачинщика торжеств.
  - Обоих, интеллигенты до мозга костей, потому краны и текут.
  - То есть, общество приличное? - строго спросила я, будто отчитывала за просроченную контрольную по сопромату.
  - Гарантирую, - сыграл свою партию он и я решила, что Жанна была бы рада развеяться от причёсок и капризных любительниц самого модного. Она сегодня во вторую смену, могла быть ещё на работе и с удовольствием бы оттуда сбежала, поскольку их бросили на срочное украшение женского контингента какого-то важного съезда. Жанна оказалась на месте и сразу же запросилась ко мне:
  - Надоели, уже руки-ноги отваливаются, а они всё идут и идут. Вы бы моей начальнице сказали, что я вам нужна, она и отпустит, - посоветовала Жанна детский способ умыкнуть себя с обеспечения важного государственного мероприятия. Вскоре льстивый голос заведующей растекался и ублажал меня, что бы я кому-то не шепнула о её несговорчивости. Около половины десятого Жанна уже сидела в моей машине и мы отправились догонять Настину ласточку у круглосуточных лавок со всякой всячиной для подарка имениннику. Там была вся компания, они уже что-то взяли и, помахав мне ручкой, велели догонять.
  - Ну, как денёк? - спросила я Жанну.
  - Нормально, - ответила она, уже включившись в предстоящее. Её я взяла, чтобы яркие индивидуальности имели ещё один буфер и реже пикировались между собой. Жанну любили обе и ради неё страсти упрячут подальше. Её уже заметная беременность так украшала лицо и отражалась в глазах, что я с удовольствием любовалась ею сама и то же рекомендовала другим - особая терапия. Её мать иногда подступала ко мне с вопросами о дочери и я с удовольствием расписывала её прелести и достоинства. Мама же ревниво сравнивала трудовой режим дочери дома с почти курортным у меня и намекала на возвращение Жанны домой. Но Жанна не хотела уезжать и, когда я обиняками заводила речь о маминой тревоге и прочих чувствах, она тоже не менее деликатно выражала желание оттянуть возвращение домой на любой приемлемый для меня срок. А для меня лучшим было её постоянное обитание безо всяких временных ограничений. Поэтому последующие мамины просьбы я Жанне вообще не передавала, поскольку та с ней и так виделась достаточно часто и в посредниках не нуждалась.
  Как-то раз я зашла к ним, вдохнула домашнюю атмосферу, поговорила с мамой и перестала верить в реальность возвращения дочери в этот дом. Со мной Жанна потихоньку занималась актёрской техникой, изучала историю театра, мы с ней немножко декламировали, двигались, пока не потяжелели, а общались всегда. Она спрашивала обо всём, я исчерпывающе отвечали на вопросы, потом менялись ролями - она училась быть взрослой и отвечать за свои поступки и умению спрашивать с других и свои права и выполнение обязательств. Всё это на примерах из ситуаций со знакомыми или подругами.
  Хозяева нас встретили у подъезда и чуть не на руках внесли на восемнадцатый этаж. Поскольку музыки не было, пришлось шумовое оформление вести самим: мы щебетали и чирикали и работали на Диму, а он был барином с наложницами. Лифт съездил наверх дважды, пока не переместил нас в центр интеллигентского разора.
   Стола у Коли не было - это мещанство, кровати тоже - предрассудки, зато имелась приличная музыка с фирменной акустикой, пятачок с огромным пнём у окна значился местом для раздумий и умных бесед, большой угол торца комнаты завален подушками и одеялами, как у кочевников-скотоводов, там хозяин отдыхал от суеты. Одежду отнесли к верхнему соседу, готовили на стол у нижнего, а у хозяина только собирали в комплекты, как на конвейере. Сам хозяин был обычным мужчиной с московских улиц, ни худой, ни толстый, без зауми в глазах и залысин на голове с приятным ёжиком ухоженных чёрных волос. Когда высокие гости расположились вокруг него на подушках и взяли в руки настоящий хрусталь, хозяин, умевший сидеть на этих подушках и не заваливаться в стороны, разразился речью. Суть её проста и выглядела примерно так:
  - Мальчики и девочки, мне прятно, что в мире кроме б...ей и начальства есть и простые люди, которым не стыдно простых чувств. Я рад, что вы пришли поговорить о жизни и о том, какие мы хорошие и непонятые. Так выпьем же, братья и сёстры, за то, чтобы ни одна цивилизованная нация не прознала нашего секрета и не нарушила приятного уединения!
  И мы быстренько стали набирать очки во внутринациональном взаимопонимании. Потом всё стало на свои места и появилось множество тем и столько же точек зрения на развитие мирового процесса глобализации и нашего места в этом движении. Ну, и наконец, всё приехало туда, куда и стремилось, но мешали подлые комплексы: мы стали обсуждать гуманитарную проблему взаимоотношений мужчины и женщины. Мужчины не скрывали своего восхищения гостьями, так близко они нас не видели, а настоящих, неискажённых аппаратурой, голосов вообще не слышали. Сосед сверху, сидевший между Настей и Жанной вскоре захмелел от их ауры и сбежал на балкон проветриться. Другой был рядом с Димой и слушал байки про артистов, которыми наш предводитель, не повторяясь, мог потчевать до самого утра.
  Звёздный уровень гостей предполагал и вопросы такого же порядка и ребята старались соответствовать. Им казалось, что я с Настей для них груз вообще неподъёмный и они атаковали Танечку, а она так и осталась в том образе, который я увидела с театрального крыльца. Она после заоблачных Каминской и Виргиевской казалась близкой и доступной. А поэтому решила утереть нам нос. Она сманила на свою сторону и хозяина Колю, оставив Диме меня с Жанной и Настей. Её ранимая и хрупкая героиня, с тонким ароматом духов под фирменным именем "Таня" прислонилась спиной к ковру в самом уголке комнаты и вела с мужчинами разговор о жизни. Она так умело растащила их на откровенность, что вскоре они вслух обсуждали собственные удачные и провальные шаги с разными варями и генриэттами, которых надо было то ли сразу же выставить за дверь, то ли вести в ЗАГС. Что именно могла женщина в тех обстоятельствах, Танечка им втолковывала очень обстоятельно и обаяла окончательно. Замечу, в театр мужички не ходили принципиально. И вот молодая театральная звезда уложила их на обе лопатки и они подчинились, заглядывая в рот и не обращая внимания на дорогущее бельё, которое в таких ужасающих условиях с любопытством поглядывало на мужчин и ждало достойной оценки.
  Танечка забралась на три подушки, собранные в пакет, и окончательно возвысилась над мужчинами. Теперь стали видны каймы колготок, блистали округлости бёдер и коленок, а грудь, сдерживаемая только пуговичками блузки, была, как на ладони - любуйся и млей. Для таких случаев она иногда пользовалась особым средством - борта блузки содержали маленькие невесомые штучки с потрясающим ароматом натурального эфирного масла сандал, оторваться от которого было совсем непросто. Сегодня она была со своей давней соперницей и за право отвергнуть или поощрить мужчину воспользовалась моим подарком из шведского путешествия. Ребята этого не знали и попали под перекрёстный огонь природного наркотика и женского обаяния. А ещё надо было внимать и что-то отвечать - я этим мужчинам сочувствовала, а в чём-то и завидовала: передо мной она бы так выставляться не решилась.
  Я тихонечко выбралась из этого эдема и отправилась на кухню, там Жанна и Настя блаженствовали в обществе Димы. Настя не переигрывала и одеяло мужского внимания на себя не тянула, как бы давая ему забыть и не вспоминать кошмар с двумя ведьмами. Наш ковбой был у приятеля, как дома и проникся его духом: женщина - это отрада, её надо вкушать, а не употреблять! И он делал это вполне профессионально. Жанна в эти минуты наверняка забыла про своего Андрюшу-нефтяника и не спускала с Димы восхищённых глаз, так умело он разливал елей и фимиам на женские уши.
  Но пришли-то мы не к нему!
  - Ты куда нас притащил! - напустилась я на него. - Именинник и соседи узурпировали одну гостью, а остальные что? Второй сорт?
  Он нехотя поднялся с пуфика, дамы его бережно придержали, поскольку высота этого предмета не превышала моей пяди. Читать между строк Дима умел отменно и добавлять не пришлось. Он немного постоял в возвышенном состоянии, а мы с женским терпением ждали результатов. Я вспомнила, что думать может только мужчина: вся литература, графика, кино, театр, живопись и ваяние полны сюжетами с мужчинами-мыслителями, вершителями и творцами. Женщина в лучшем случае при нём, в худшем - под ним. И вот сейчас одни из них решал сложнейшую задачу, как ублажить нас, чтобы не обидеть Татьяну. От неё он тоже без ума. Я оторвала взгляд от него, такого монументально-выразительного и встретилась с Настиными глазами, прыснули мы одновременно и мысль, которую думал мужчина, испарилась. Он досадливо посмотрел на нас и исчез.
  - Чего это он? - спросила погружённая в себя Жанна.
  - Дай-ка я тебя как следует осмотрю! - сказала Настя и перебралась к ней. И мы, перекрыв собою входную дверь, стали исследовать её тело, подпруги и прочее снаряжение, необходимое для беременной. Она охотно вертелась, а мы цинично и вслух всё рассматривали, трогали и обсуждали. Насте этого показалось мало и она взглянула на меня, я не возражала: она взрослая девочка и в подсобке своей парикмахерской слышит и видит вещи похлеще и пооткровеннее. К тому же, лицемерие у нас не в чести. И мы её немножко попробовали. Самую малость, чтобы узнать - грешна ли? Оказалось - грешна. Да ещё как!
  - Ты это делаешь сама с собой? - спросила Настя и Жанна, покраснев, кивнула. - Нравится? - опять: да!
  Настя посмотрела на меня, я на неё. В её возрасте моим телом было кому восхищаться и это было так впечатляюще, что я редко занималась автономным самопознанием. А Жанна сейчас была в самом соку и одна. Как-то я упустила эту детальку, полагая, что подружек и нефтяника ей достаточно. Я вздохнула, а Настя понимающе улыбнулась. Мы обе успокоили Жанну и объяснили, что любить своё тело не грех, а удовольствие. И если это удовольствие доставляет кто-то другой, то сие значит, что он в тебе нуждается и всё. Если же ты такого партнёра по удовольствиям рядышком не наблюдаешь, то не грешно в этом деле обойтись без посредников. И, учитывая обстановку, довели семинарские занятия до конца. Слёзы на её щеках текли, не переставая, пока мы не объяснили на пальцах и её теле расположение разных точек, которые сообщаются с разными органами и чувствами.
  - Запомнила? - спросила Настя и та покачала головой.
  - Она что, в школе на камчатке сидела? - не унималась Настя.- Ну-ка, покажи на мне, где находится точка No1, мы с неё начинали, - и подставилась ей, откровенно заглядывая в глаза и подталкивая. Жанна посмотрела на меня, я ободряюще ей улыбнулась и она расстегнула Настину блузку. Осторожно раскрыла её полы и стала рассматривать и сравнивать. Отличий оказалось слишком много и я решила помочь, распахнула свою блузку, став рядышком, я была ближе по сложению к Жанне и она методом проб и касаний нашла точку у себя, затем у меня и после этого у Насти.
   У входа зашумели и засуетились, мы неохотно прервали практические занятие и перешли к теории. Вошёл Дима, он был не один. В кухню из-за его спины заглядывали двое рослых мужчин в дублёнках. У меня зачирикал мобильник и я ответила:
  - Алло!
  - Анна Николаевна, - раздался голос счастливой женщины, - это Кристина. Мой Дима с вами?
  - Да, Тина, мы на именинах у его приятеля Николая, что-то сказать или ты сама?
  - Нет-нет! Просто уже поздно, мы укладываемся и я забеспокоилась, не случилось ли чего!
  - Тина, пригласи, пожалуйста, дочерей к телефону, чтобы они папе сказали пару ласковых, он будет счастлив! Ты поняла?
  После небольшой паузы Дима выслушал детский пассаж о кабачках и баклажанах на грядке и растрогался. Потом они мило побеседовали и он передал трубку мне, там всё ещё висела Тина:
  - Оттуда можно позвонить? - она его уже пасла, а это кое-что да значит. Но он был мой коллега и партнёр, что на всю жизнь, а ей только муж - это состояние могло завершиться и завтра.
  - Нет, Тина, у них нет телефона, вот только мой.
  - Если именины надолго, вы его не отпускайте от себя, хорошо?
  - Как скажешь, - ответила я, - ты спишь с девочками или одна?
  - У нас с Димой отдельная спальня, я буду там.
  - Хорошо, Тина, спи, твой муж в надёжных руках.
  В комнате без кровати вокруг низкого азиатского столика прямо на ковре расположилась вся компания, уже сдавали карты и устанавливали правила игры. Это было такое лото, где рядом с числами приведены вопросы и темы у них сплошь культурные, культовые и эстетичекские. Выигрывал только один, а проигравшие платили по фантам в соответствие с размером проигрыша. Договорились, что расплатиться можно упражнениями вроде отжиманий, приседаний и прочего, но можно что-то с себя и снять, позабавив публику.
  Женское общество игроков наэлектризовало и я ощутила напряжённость чуть не олимпийских игр. Мне было интересно, как выглядят коллеги по сравнению с остальными - оказалось, что неплохо, но выиграл один из тех, кого привёл Дима. Проигравших оказалось девятеро и расплата затянулась, вылившись в соревнование мужской спортивности и подтянутости. Смотреть на некоторых было приятно и проигравший Дима, к примеру, для нас выглядел предпочтительнее удачливых мужчин. По нашему энтузиазму и выразительности победитель ему просто завидовал. Так приветствовали женщины обладателя олимпийской медали в стихосложении: очень признательно скандируя его имя "Дима-чемпион наших надежд!". Глядя на такое, к нам присоединился и сам именинник с соседом сверху, а потом прибавил свой приятный баритон и нижний. Прошла ещё игра и опять выиграл тот же гость, после небольшой заминки возникли вопросы и публика решила, что обладатель лото знает все ответы и их последовательность, поэтому нужно поменять правила. Дима взял всё в свои руки и сказал, что теперь играем в обычное лото.
   На этот раз Татьяна опередила всех и загребла банк. Он был громадным, фишек перед ней лежало, как во время нашего с Жанной крупного выигрыша в казино. Танечка увидела, что мы с Настей столько раз не отожмёмся, а Жанне после длительного сидения в непривычной позе вообще не подняться и придумала для нас собственную шкалу. Насте пришлось кое-что с себя снять и мы это обустроили под музыку. Что там стриптиз "Шоу гёрлз" Пола Верховена с худенькой блондинкой Лиз Беркли или "9 с половиной недель" с Ким Бейсинджер! Пластика Насти была просто изумительной и мы вопили от восторга, восхищаясь этим зрелищем и её движением, иногда заставляя что-то повторить на "бис" и она охотно выполняла, заводясь сама и ещё больше согревая нас. И сняла-то она лишь кофточку и ещё пару мелких вещиц, оставшись в театральном неглиже.
  Мы все шумно вдохнули, когда она нас поманила и заинтриговала, взявшись было за застёжку бюстгалтера, мы затаили дух в ожидании, она умело собрала внимание и после этого покачала головой, оставив грудь закрытой. Её никогда на экранах не демонстрировали. Наш выдох разочарования было слышно в соседнем квартале. После такого завода никакое другое зрелище нашим обществом восприниматься уже не могло и мы с Жанной спели частушки про именинника. Про мужа Коляню я куплетов этого фольклора знала бесчисленное множество и могла бы исполнять до утра. Ну и после дамских тонкостей началась мужская олимпиада, на этот раз пришлось туго всем, Танечка следила за качеством отжиманий и приседаний и халтуры не допустила, мужчины подчинялись ей охотно и с превеликим удовольствием демонстрировали доблесть и мужество.
  Где-то в конце этого тура в дверь позвонили. Дима, стоявший рядом с ней, открыл и увидел на лестничной площадке ребят из ночного патруля в камуфляже и с автоматами. Он с удивлением уставился на них, полагая, что это знакомые именинника и зашли поздравить его. За спиной троих сверху и снизу по лестнице стояло ещё несколько человек в таком же камуфляже. Для именин многовато, подумал Дима и спросил:
  - У вас что, учения? - и попросил ближнего из группы представиться. Он оказался капитаном московского СОБРа со товарищи, Дима посмотрел на его корочки и удивлённо покачал головой. Капитан, видимо, в театр на всякие дежурства изредка ходил, от телевизора не отворачивался и узнал его, поэтому вздохнул и ответил:
  - Тут сигнал поступил, что в квартире воровской сходняк, игра в карты на деньги и прочее, а также же оплаченные женщины для утех, ну и всё такое, шум-гам до небес. Насчёт шума всё верно, мы слышали ещё внизу, как вы тут веселились. Можно, я войду и проверю ваших гостей?
  Дима свою роль держащего руку на пульсе не уступил и сказал:
  - Проходите, пожалуйста, вот хозяин квартиры Николай, ему сегодня исполнилось сорок, а остальные - его гости, вот эти двое живут над ним и под ним по этому же стояку и ещё двое в этом же подъезде. Только пониже.
  Появилась Настя, её-то знали все, она быстро сообразила, что к чему и потащила меня за руку, я в это время обувалась. Остальное стало обычным экспромтом. Мысль Насти я уловила сразу и взяла капитана за руку, он так и обмяк, узнав меня. Затем я увлекла его в комнату, Татьяна осадила гостя окриком уборщицы:
  - Мы тут босиком, мигом разуваться! - и он скинул свои шнурованные бутсы, полностью подчинившись нам. На троне из кучи подушек восседала Жанна и капитану стало окончательно стыдно, он спрятал свой штурмовой автомат с откидным прикладом под куртку. Откровенные улыбки женщин вызвали в нём атавистические рефлексы и он покраснел. На столе лежали карты лото и мешочек с фишками. Настя сказала:
  - Мы продолжим игру, а ваши ребята, - она указала за стену, - оценят это в децибеллах, может, и вправду слишком громко!
  Дверь перед носом другого автоматчика в камуфляже закрыли, ключ повернули и игра продолжилась с участием капитана. Мы с Настей заводили публику и она, незамутнённая и честная, поддалась, децибелов стало явно больше, веселья тоже, капитан внёс свою долю в этот азарт и вопил вместе с нами, поскольку настоящий мужчина в обществе женщины просто по своей конституции не может быть тютей и рохлей. Даже интеллигентные соседи Коли сверкали глазами и метали эмоции похлеще бразильской торсиды на матче "Фламенго" и "Ботафого". Когда кон закончился и раздался радостный вопль Димы, выигравшего кучу очков, одновременно в дверь, окно кухни и через балкон к нам влетело несколько бойцов с перепачканными сажей лицами и автоматами в руках. Они что-то истошно орали, топали своими грязными бутсами и загоняли нас в угол. Когда всё закончилось и мы с удивлением взирали на явление грешных присным и дула автоматов, из которых пахло чем-то кислым, раздался громовой голос капитана:
  - Слушай мою команду: "О-о-от-ста-вить!" и выметайтесь отсюда к ... матери! Идиоты, я с вами разберусь!
  Он говорил ещё что-то подобное, но первое потрясение было на несколько порядков сильнее и мы его метафор и эпитетов просто не заметили. В комнате стало холодать, поскольку вид на зимние звёзды теперь открылся прямо из комнаты и снежная пороша напомнила о том, что в Москву пришла ранняя зимыа Входная дверь рассыпалась на отдельные куски пластика и доски, а балконная дверь и окно в кухне разбиты в щепки. Осколков стёкол было много, но из-за занавесок и штор они далеко не разлетелись.
  Когда привидения с автоматами исчезли, капитан осмотрел всё это и ни слова не произнёс, играя желваками на лице и укрывая от нас побелевшие от злости глаза. Он боялся наших интеллигентных понимающих улыбок пуще разгрома собственного начальства, издевательство в глазах некоторых из нас говорило так много, что я догадывалась, насколько нужно задубеть душевно и нравственно, чтобы после подобного фиаско не застрелиться тут же. Мы с Настей поначалу его приняли доброжелательно и немножко пококетничали, но после учинённого разгрома он для нас перекочевал из разряда защитников в обычные погромщики.
  Капитан осмотрел всё и ещё долго не мог придти в себя. Даже зашнуровав бутсы, он так и не произнёс ни слова. И только у входа, разнесенного в щепы, он остановился и сказал:
  - Послезавтра эти гаврики придут и всё восстановят за свой счёт. Вы дома будете вечером? - обратился он к хозяину. Тот ещё соображать не мог и машинально кивнул.- Вот они после работы и придут.
  - А до этого времени он, что, караулить с ружьём будет или вы ему свой автомат оставите, вон их сколько? - едко спросила Татьяна и так его измерила, что капитан готов провалиться без лифта в преисподнюю или стать маленьким и незаметным, как сверчок и затеряться среди мусора и щепок разора.
  - Извиняюсь, не подумал, сейчас решим, - ответил он и ушёл. Вскоре вся эта команда, уже хорошо взгретая, с красными и потными лицами и без единой полоски сажи, вынесла весь мусор вместе с коврами и принесла их чистыми и свежими от искрящегося снега. На окна натянули полиэтиленовую плёнку, дверь балкона временно забили чем-то из подсобного материала, найденного в подъезде. Хуже было с входной дверью, от неё вообще ничего не осталось. Ребята в камуфляже где-то нашли и принесли другую и приспособили на время, сделали засов с навесным замком. Всё это проверили, отдали ключи хозяину и исчезли.
  Мы, уже одетые и обутые, немножко посидели на руинах веселья в сильно остывшей квартире и стали расходиться. Штурм квартиры ещё смешным не казался, я поглядывала на Жанну и жалела, что вовлекла во всё это. Но она даже испугаться не успела, настолько быстро дело из боевика перетекло в фарс. Мы уезжали с Димой и Жанной, Татьяна устроилась в машине Насти и тоже поехала ко мне. И только дома, переговариваясь и пересмеиваясь, мы до конца разобрались во всём. Дима это видел так:
  - В подъезде живут сплошь восьмидесятилетние паралитики и астматики из бывших снабженческих контор СССР. Я их видел, когда бывал у Коли. Нищета голимая и убожество, этот дом все обегают, тут и квартиры поэтому дешевле, чем в округе. В мусор им даже выбросить нечего: всё используют подчистую. И вот в этот дом приезжает кортеж на новых иномарках, женщины в мехах и драгоценностях, мужчина в цыганских сапогах, - он указал на свои ковбойские, - в шляпе и с золотой цепью. Подговорили бедного Колю и устроили конспиративный сход, будто именины. У Коли-то всегда тихо и больше троих никогда не собирается. А нас было сколько? - Больше десятка! А шумели, а отжимались, а подскоки? Я уж не говорю, леди, про ваш разврат! - Настя так и потупилась от стыда. - Ну, и самое важное после вызова СОБРа бдительными жильцами - это штурм бандитского гнезда. Когда вы, леди, решили подшутить над их командиром и обманным путём затащили капитана вглубь помещения, его заместитель сообразил, что командира захватили в заложники, а обнаглевшая бандгруппа измывается над ним, применяя физическое насилие. Шум, и громкие возгласы командира из-за двери они различили отчётливо, поскольку вы, леди, - он кивнул мне, опекавшей его в эти минуты особенно внимательно, - его возбудили настолько, что он стал орать что-то непотребное и непонятное, а уж за дверью его глас вообще за муки ада можно принять! Что им оставалось? - Ждать, пока бандиты начнут выдавать его тело по частям? - Нет уж, дудки! Они вычислили балкон и окно на кухне и одновременно с трёх сторон ворвались в помещение и положили всех присутствующих на пол. На каждого из нас приходилось по автоматчику и ещё трое стояли у входа. Всё!
  - И это несмотря на то, что он нас узнал сразу же! - заметила Настя. - Странно, почему он ничего им не сказал по связи?
  - Боевиков американских насмотрелась, Настёна, боевиков! Это там у каждого копа по две рации: на шлеме и в ухе для разных командиров и команд, а у наших одна на всех и та у командира, чтоб он с дежурным без телефона связывался.
  - А как же тогда они смогли без раций одновременно и с трёх сторон? - усомнилась Жанна в логике Димы.
  - Очень просто! Один боец сидит на подоконнике и ждёт, пока на верёвках не спустятся сверху и не расположатся каждый против своего места, когда они готовы, он машет тем, что у двери левой рукой, а наружным правой и все дружно штурмуют помещение.
  - И никто не отследит их частоты и не даст ложной команды, - сообразила преимущества отечественной методики Жанна, припоминая детективные сериалы заморского и отечественного разлива.
  - Ты жене звонить будешь? - напомнила я Диме, он взглянул на часы и сказал:
  - Если со второго раза не возьмёт трубку, значит спит, - и стал набирать номер. Оказалось занято. - Может она сюда звонит?
  Мы подождали ещё немного - эффект тот же. И тут я догадалась, что своим звонком на мой мобильник Тина нас просто проверяла, будет Дима дома или нет? Голос у неё был с такой тональностью, которую применяют, когда хотят узнать что-то сверх спрашиваемого напрямую. Я сама этим методом пользовалась и овладела в совершенстве. Не хотелось верить, что нас с Димой водят за нос, но получалось именно так и я испугалась за него. Он был моим и его заботы и болячки так или иначе отзывались на мне. Я забрала у него трубку и бросила на постель. Надо срочно уводить его от желания позвонить ещё раз и узнать ненужное. Ведь он любит эту женщину и детей, которых она родила.
  - Лживую потаскуху! - взорвалось во мне. Настя увидела перемену моего лица и спросила, в чём дело, я указала на Диму и она всё поняла. Как обычно.
   Мы увлекли его обсуждением деталей штурма и после всего прочего решили, что ребята поступили верно, хоть и оказались в итоге оплёванными.
  - Они вступились за товарища сразу же и сделали это сами без команды сверху, - сказала Татьяна, в наши с Настей переговоры не въехавшая, - по-моему, они хорошие ребята, давайте дадим им дежурную ложу? Пусть по очереди ходят, приобщаются, рацию каждому всё равно не дадут!
  Она выразила общее мнение и мы съехали на театральные темы. Жанна, сделав нам ручкой, ушла спать, Татьяна перезвонила домой и успокоила родных. В это время Настя у меня в спальне развлекала Диму. Шоу в Настиной конспиративной квартире он не забыл и держался отчуждённо. Я на кухне выдала Татьяне свои опасения насчёт Тины и она со мной согласилась. Тина Татьяне не нравилась никогда.
  - Фальшивая она, вся из лжи и выдумок! Она ему баки забила, родила и теперь держит в узде. Есть такой сорт приживал, - процедила она.
  - Говорит, что беременна ещё раз, - сообщила я, - думаешь, врёт?
  - Может и правда, только от кого? Может, она тому, с бассейном, тест решила устроить - ребёнок от тебя, муж узнает - убьёт! Тот либо купится, либо откупится - она при любом раскладе с прибылью. Диме такое и не снилось, сколько она от любовника огребает, я пару раз видела её в салоне.
  - Думаешь, она с Димой играет? - спросила я.
  - Давай проверим, - ответила она и набрала номер, было занято.
  - Трубка не так лежит, - сказала я, чуть обнажив иронию.
  - Совершенно вы правы, Анна Николаевна! - ответила Танечка и я подумала, сможет ли она охмурить Диму и не выдать себя. Это можно проверить только на практике и я послала её сменить Настю.
  - Делай с ним, что угодно, но мысль о звонке домой ему и в голову не должна придти.
  - Что угодно, он и сам не захочет, - улыбнулась она и ушла.
  Мы с Настей так и не решили, что делать и я опять нажала на "дозвон" и со второго гудка раздался взволнованный голос Тины:
  - Алло, я вас слушаю?
   Я голосом незабвенной Кирилловны поинтересовалась, куда Таисия задевала швабру, полы надо мыть, а швабры нету.
  - Нет, уважаемая, - щебечущим и совсем не разражённым голосом ответила Тина, - вы ошиблись номером.
  - Это рази не вахта? - в свою очередь удивилась Кирилловна, прошамкав тремя стёртыми зубами.
  - Нет, бабушка, - очень мягко ответила Тина, - набирайте точнее.
  - Ну и что? - спросила я, взглянув на Настю. Сама-то я уже давно решила, что Тина откровенная лгунья, но могла и ошибаться.
  - А что?
  - Всё понятно?
  - Анюта, я её совсем не знаю, это ваша подопечная.
  Её извинительный тон говорил о несклонности к поспешным и радикальным действиям, она и сама натерпелась от постоянных вмешательств доброжелателей и родни. Наша с ней двухгодичная история была из того же разряда.
  - Настя, я за него боюсь. Он знает, что у неё кто-то есть и даже несколько дней прятался у меня. Это было в августе и потом пришла она, вся покаянная, с детьми.
  И я ей рассказала августовскую историю с некоторыми деталями. Поведала и об эмоциях Татьяны от стоимости украшений на Тине, которая превышала трёхгодичную зарплату Димы.
  - Что делаем? - спросила она.
  - Опять ночь чудес? - предложила я.
  - Теперь нас трое.
  - Ты, я и Татьяна - три сестры. Пробуем?
  - С удовольствием! - улыбнулась моя догадливая прелесть.
  - Какую пьесу играем? - спросила она.
  - Может, "Трёх сестер"? - напомнила я первую идею.
  - В Москву, в Москву? - она подержала в себе эту фразу из пьесы, попробовала на вкус и отвергла: - Нет, давай другую! Позаковыристей, с ведьмами, как в тот раз. Надо, чтоб у него опять крыша поехала, - сказала она и выжидающе взглянула на меня, с деланным безразличием покачивая ногой.
  - Настя, ты уже придумала, - догадалась я, - не томи, милое создание, что же это?
  - "Красное и чёрное" Стендаля, - уронила она небрежно, чуть поведя плечами, полы блузки разошлись и оттуда показалась матовая плоть груди, она почувствовала это и оценила мою реакцию, ей до безумия нравилась моя грудь и она критически относилась к своей, хотя я не разделяла её пессимизма. Сейчас она хотела ещё раз убедиться в том, что я к ней благосклонна. И мне даже не пришлось ничего играть - эти невысокие холмы были гармоничны со всем строем тела и нравились мне, как детали любимого сюжета. Мы немножко позабавились и вернулись к проблеме Димы и Стендаля.
  - Там только две значимые женские роли, Матильда и де Реналь, - отметила я несоответствие в числе нас, окружающих Диму, и женщин в романе Стендаля.
  - Есть и третья соперница, ты забыла просто!
  - А-а,- вспомнила я, - маршальша! Так ведь она ничего практически не делает.
  - А письма? Такая масса писем, они штурмовали её честь и одолели. Заметь, что они сыграли ключевую роль, пали обе крепости: она и Матильда.
  С её аргументами по роману я согласилась, но, как это применить к нам, ещё не знала. Когда мы прошлись по персонажам, выяснилось и это.
  - Мадам де Реналь, чистая женщина, молодая мать, трепетная преданная любовница, мягкая и отходчивая, её можно обмануть, увлечь и она поддастся чарам, рискуя всем, - это кто из нас? - спросила я Настю.
  - Татьяна, разве нет? - ответила она и я согласилась, Матильдой де ля Моль по этой логике должна стать Настя и мне оставалась роль маршальши, которая своим странным поведением толкает Матильду в объятия молодого аббата Жюльена Сореля.
  - Если всё получится, то ты должна родить от него нового графа де ля Моля. После его казни. Как ты себе это представляешь? - засомневалась я в том, что Дима поддастся на её манёвры.
  - Я помню, что с ним сделала в ту ночь, может это его смягчит?
  - Он тебя просто затопчет!
  - Ты так глубоко меня любишь? - улыбнулась она, уже пробуя на себе высокомерное очарование Матильды.
  - Может, придумаем что-то попроще? - засопротивлялась я её самурайской отваге, хотя всё это было ради меня и моего партнёра. Её неудержимое стремление воплощать самые немыслимые режиссёрские замыслы меня пугало, Дима мог слететь с катушек и прокатиться на ней, не дав ничего взамен, тогда вся затея теряла смысл. Хотя некоторое время мы выигрывали и домой он всё равно не позвонит. Но узнает о сегодняшнем завтра и непременно догадается обо всём.
  - Что делать? - размышляла я. - Играть эту длинную историю, чтобы мысль о жене вообще вылетела из головы или оставить как есть, пусть с ней разбирается сам: рано или поздно её лживость станет очевидной?
  Ничего определённого я так и не надумала, поскольку оба варианта плохи, а могло существовать что-то такое, что не оставило бы на нём таких отметин.
  - Хорошо, Анюта, - сказала Настя, - давай попробуем, втроём мы его укатаем, а там видно будет! - и я согласилась.
  А в это время моя нежная и ранимая Танечка лежала под Димой и учила особому способу поцелуя. Для Димы это было в новинку и он с рвением первого ученика усваивал новейшую технологию. Я сама её недавно научила этому, а картинки и описание нашла в одном из порножурналов Интернета, когда работала над песней для пролога в "Дяде Ване".
  - Иди, училка, - сказала я ей, - там Насте надо стопу помассировать, наступили доблестные воины. У тебя это хорошо получается.
  И Танечка поднялась, Дима заботливо поправил на ней одежду и она ушла к Насте.
  - Итак, сэр, на чём вы остановились?
  - Тайские поцелуи, мисс Каминская, технология, - ответил он.
  - Ты хоть что-то почувствовал?
  - Она что-то хотела от меня скрыть, - улыбнулся мой патрнёр, доверительно и откровенно. Он легко разоблачил фокус непосредственной Танечки, которая носилась с ним и его дружбой, не подозревая, что влюблена и это видят все, кроме неё.
  - Ты ведь знаешь, почему, мог бы и подыграть немножко.
  - Мог бы, если бы смог! - закавычил Дима нежелание участвовать в умствованиях.
  - А ты не находишь, что этюды с поцелуями и прочим на публике как бы дезавуируют саму мысль о её любви к тебе? И в этом что-то есть! Не сверху, Дима, нет! А именно внутри и завёрнуто оно во что-то, потом же отставлено в сторонку, чтобы не заметили и не подумали! - начала я партию сводни и наводчицы. Интрига всегда прячется в недомолвках и утаиваниях, ложных целях и обманных движениях, намеренных и изощрённых.
  И я его заинтересовала, он стал выяснять, уточнять, выкапывать, выискивать, дознаваться и дознался до такой степени, что иначе, чем проверить всё это на истинность уже не мог. Он не сразу сообразил мою роль: раньше я Танечку только защищала и укрывала. Сейчас же была свахой, но не толкала к ней, а удерживала, как бы говоря, что она ему не по зубам и может стоить сердечных мук, такие дамы запросто мужчинам не отдаются.
  - Ань, тебе в драматурги не пора, как расписала, а ведь экспромт?
  Я же теперь молчала, у меня сорок тактов паузы. Он забеспокоился, достоинство мужчины ему подсказывало, что нужно дать надлежащий ответ. Прошло ещё пять тактов и у меня осталась ещё масса времени. Я отвернулась к стене, где висела крупная фотография Каминской с Абашиным. Я ею гордилась - это было нечто!
  - Но я-то её не люблю! - брякнул он, посмотрел на меня и понял, что это чушь. Не о том я! И не туда звала. Но он туда боялся. Туда не хочет ни один мужчина - там его разденут и разоблачат!
  Вошла Татьяна, сказала, что Настя отдыхает после массажа, скоро придёт. Она взглянула на Диму и сказала то, что и должна сказать любящая женщина:
  - Она тебя чем-то изводит? - он испугался по-настоящему и запротестовал:
  - Нет, это я ей должен дать ответ, но ничего в голову не приходит.
  По нашей схеме я должна толкнуть Матильду де ля Моль к Жюльену, Джину де Реналь к бесславию, а Жюльена на плаху. Но сначала Джина должна разбить его сердце.
  - Мы, Танечка, говорили о том, что ты его любишь, он знает об этом, но не сделал ни единого шага, чтобы облегчить твои муки от неразделённого чувства.
  - Правда? - уронила она, пытаясь сообразить, что принять, а что игнорировать. - Дима, это так?
  - Да, Таня, знаю и уже давно, - жалко уронил он, пряча глаза.
  - Но ты и не должен ничего делать, пока не прозвучало признание. Может, это игра и мне нравится раскачивать качели, чтоб захватывало дух и ты терялся в догадках - зачем это? - сказала Танечка, моя умничка и тайная любовь. Ей надлежало испить его любви и погибнуть. Но он-то этого ещё не знает, сможет ли она сделать это вопреки его нежеланию? И поверит ли он ей? - Оставалось только ждать.
  - Значит, ты всё знала? - поразился он, считая её открытой книгой.
  - Да, Дима, я это чувствовала ещё до того, как ты поднимал глаза, чтобы придумать очередную отговорку. Ведь я женщина и это во мне всегда. Чувство. Я его ни включаю и ни выключаю, оно в действии, как зрение, обоняние, слух.
  - Любовь - это чувство? - это прозвучало так искренне, что даже я его пожалела, что уж там Татьяна! Казуистика словесных определений затушевало значение главного человеческого чувства, низводя его до уровня элементарных функций сбора сведений о количестве хлебцов на столе и запахе настоящей колбасы.
  - Хочешь, скажу, что в тебе сейчас? - вдруг спросила она и улыбнулась мне, знающей о нём, объекте нашей игры, всё.
  И повисла пауза, Дима помнил прежнюю игру и свои тогдашние сумасшедшие ощущения. Сейчас к прежнему дуэту ведьм прибавилась третья. Он сомневался. Но уже ничего не мог.
  - Скажи!
  - Ты боишься признаться себе, что я в тебе уже давно и хотел бы сделать вид, что это не так. Разве нет? - прозвучало это так, будто она вытащила затаённую им шпаргалку. Так тонко в выразительность Танечка не играла никогда. Ни один гипнотизёр не смог бы подобным образом внушить клиенту свою мысль.
  Дима уставился на неё, будто видел впервые, а Танечка, возбудившись, как всегда, сильно похорошела. Всё в ней утончилось и стало даже совершенней и гармоничнее, чем в Насте, а перед её взглядом устоять просто невозможно.
  Он раскрылся и она вошла внутрь. Молодчина!
  Дима осмотрел её ещё и ещё и не узнавал. Она стояла рядом с ним, она не касалась его. Но она и вправду была в нём! Она вдруг стала его неотъемлемой частью. Он не поверил себе и стал сверять: взял её за плечи и запрокинул голову - та, что была в нём, такая же. А Танечка уже устроилась поудобнее и говорит:
  - Дима, ты просто не верил, что я твоя, тебе казалось, что я где-то и с кем-то, что это всё фантазии угловатой девчонки, что я не могу быть с тобой и что ты, такой огромный и сильный не для меня, такой хрупкой и слабой. Тебе казалось, что ты меня сомнёшь и раздавишь и я рухну под тобой, а всё, что во мне от тебя, рассыпется, как песок воспоминаний. Ты помнишь, мы целовались по-тайски, что ты чувствовал? Ты не верил себе: я должна плакать от боли под твоим телом, но ведь было не так, ты помнишь?
  Он, заворожённый и потрясённый таким чувственным монологом, удивительной музыкой и страстью, покачал головой, не веря себе, и сказал:
  - Да, Таня, да!
  - И было это, Дима, потому, что я уже в тебе. Тебе только казалось, что я под тобой.
  Я поразилась таланту новоявленной ведьмы. Она притянула его к себе, легонечко положила руки на плечи, вскинула свои прекрасные лживые глаза на его существо и он ответил. Я такого не ждала ни от него, ни от неё, всё произошло так быстро, что я даже не заметила, как всё произошло. Он вошёл в неё мгновенно, но она и не противилась, желанность слияния была очевидной для обоих. Она что-то шептала и удерживала Диму, не давая разорвать себя на части, её лёгких касаний хватало, чтобы направить, усмирить, потом разъярить, издать мгновенный стон и вновь, полное хмеля и беспробудности, безумие. Подобный самум я знала с Русей. Он меня любил.
  Дима тоже любил Татьяну? И никто об этом не знал? Даже он сам? А что же Татьяна?
  Я хорошо видела и чувствовала - он её и в самом деле любил. Или это мне казалось?
  Вошла Настя и увидела на моей постели остатки знакомого ей самума и натюрморт из двух тел. Мы переглянулись и она согласилась, что я была права, настаивая на Татьяне и отводя Инну в нашем проекте "Трёх сестёр".
  Мы видели высший пилотаж таланта актрисы - роль, сыгранная экспромтом без текста и репетиций, на одной лишь идее. Однако, если бы партнёром был не Дима, сцена не получилась бы. - Дима!
  Настя прикрыла их и устроилась рядом. Танечка даже не демонстрировала своей власти над ним, она и в самом деле была в нём и в чём-то уже он был её частью. Она нежно шевельнула пальцами и он приник к ним, питаясь их теплом и негой. Он ни о чём не думал, а только купался в себе огромном, нежном и чувственном, которого открыла она. Какая Тина, какие любовные шашни? Он был на её материке и возвращаться оттуда не хотел.
  - Чайку? - спросила я, поскольку мои 40 тактов паузы закончились.
  Оба почти одновременно увидели меня и впустили к себе. Я его не ревновала и её тоже. Она потянулась ко мне, потянув с собой Диму. Ей, ростом 160 см и весом 52 кг удалось это сделать дним пальцем. Законы физики, которые я знала и почитала, вдруг стали капризничать. Она была в нём, теперь и я в этом не сомневалась.
  Настя ушла сразу же, а я чуть задержалась. Он её одел, будто занимался этим всю жизнь, заботливо предусмотрел все её движения, улыбнулся мне и, слегка придерживая Татьяну, чтобы она не взлетела, последовал за ней на кухню.
   Мы были давно и близко знакомы и всё, что нас связывало, связывало всех четверых. И при этом я, далёкая от интеллектуальных бредней о душе, духе и прочем, видела, как хрупкая Танечка носит на руках Диму-голиафа, а он с негой и удовольствием покоится в её объятиях.
  Я тихонечко и взволнованно шепнула ей, прижав к себе:
  - Танька, ты чудо!
  - Правда? - ответил кто-то её устами. Я взглянула на Настю, она это видела и тоже не верила - обман!
  Мы сидели за столом на кухне, пили чай, болтали и не замечали времени. И правила нами волшебница Татьяна.
  Далее согласно фабулы она должна расстаться с Димой, пережить драму разлуки, попасть в руки интригана, погубить Диму и умереть вслед за ним. Об этом знали все, кроме него, в этом была вся интрига нашего замысла. На лице Татьяны светилась божественная полуулыбка. Пожалуй, знаменитая Джоконда ей сейчас сильно уступала. Я поделилась этим с Настей и она согласилась. Таня знала, что в следующем акте они должны расстаться навсегда, но ни единым движением души этого не обнаруживала. Вот она, актёрская техника и выдержка!
  Дима был не с нами, а с ней. И я стала для него как бы менее знакомой. Вот так - и всё Татьяна! Где-то посередине общего разговора она вдруг поёжилась и тут же была укутана в покрывало. Она взглянула на Диму, он взял её на руки, как пёрышко диковинной птицы, и бережно унёс в спальню.
  - Она всё своё сыграла: и страсть, и трагедию, и упоение, и медленное горение, только в другом порядке, - сказала Настя, наблюдавшая всё издали. - Самое страшное было в самом начале - он мог не отозваться и тогда всей нашей затее - финиш! С ним тоже вопросов нет - он отзывчив и чуток, ты права. И сыграл под неё. Дуэт получился классный!
  Я тоже это видела, но по-житейски планировала его Наде Лефортовой, мне казалось, что там ему будет и удобнее и комфортнее, да и ждали его уже давно. Но ведь ещё не вечер!
  И нам предстояло устроить роман двух гордецов и честолюбцев. Это было невероятно трудно. Оторвать его от Татьяны, тем самым окончательно сбив его столку, Насте будет совсем непросто. Сможет ли? Моя роль тут была определяющей и в паре с Настей мы могли решить и эту задачу. На Стриндберге мы научились многому.
  - Что будем делать? - спросила она.
  - Думать, что ещё остаётся! - и мы заскрипели своими извилинами и уключинами.
  - У нас осталась коллизия Матильды де ля Моль. Без Жюльена Сореля её не реализовать, - сказала она, - будем искать замену?
  - Не терпится взять отрубленную голову любовника и засушить для фамильного колумбария? - спросила я, помня, что в этом романе есть только одна любовь: Джины и Жюльена. И именно она оказалась погублена. А публика с параноидальными представлениями о мире и его ценностях диктует правила игры, меняя их по ходу и себе в угоду. Матильда - из их клана и именно она в итоге губит обоих настоящих любовников.
   Я вдруг почувствовала её пальцы на своём хондрозе.
  - Ань, а может, мы кое-что изменим?
  - Что?
  - Матильду.
  - Как?
  - Она и так остаётся ни с чем. У неё нет любви: любимый предпочёл смерть её объятиям. Суета и тщета всего, связанного с ней, заставляет его выбрать смерть. Он понимает, что покушаясь на любовь, то есть, на Джину, он лишает себя альтернативы - без неё нет ничего.
  - Ну и? - подтолкнула я, поскольку она замерла, что-то взвешивая и обдумывая.
  - Не хочется мне играть эту дворянскую суку с извращёнными представлениями о жизни, чести и любви.
  - Настя, не темни, ты с удовольствием играла даже проститутку со стоянки дальнобойщиков. Ты что-то задумала?
  - У нас она уже есть, живая и поганая, из-за неё весь этот театр.
  - Кристина?
  - Да, труп любви уже есть, повёрнутое представление о жизни - тоже, ну и намерение иметь голову мужа в колумбарии. Думаю, Татьяна про неё знает всё, потому тебе так сразу и точно выдала. Тебе, а не ему, его она любит по-настоящему и не даст упасть с его головы даже волосу. А любое упоминание о неладах в его семье тут же уронит или обесценит не один локон в его прядях, - она сделала паузу, чтобы я осознала и прониклась, после чего продолжила уже о самом объекте.
  - Итак, Кристина, которая даже не подозревает, что есть ведьмы, которым всё известно.
  Мы долго перебирали варианты, которыми могли бы реализовать схему Стендаля, но ничего так и не придумали. Потом ушли в гостиную и расположились в двух креслах, мы в них часто решали застарелые проблемы, но на этот раз - ничего.
  Я поднялась и подошла к двери своей спальни, было тихо. Я приоткрыла дверь и увидела их. Они любили друг друга. Тихо и упоительно. Возвышенно и прекрасно. Я вошла и села рядом.
  - Привет! Я не помешала?
  - Нет, - ответил он, переменив позу и притянув к себе её. Передо мной было два счастливых человека. Что им эта Кристина с её кознями? И что есть её козни в сравнении с тем, как он любит своих девочек? Ответа Чемберлену мы так и не придумали, а может и не стоит?
  - Дима, ты знаешь, что Татьяна не предохраняется и сегодня середина месяца?
  - Не пугай, я всё равно её люблю!
  - Я серьёзно, - он взглянул на неё и она подтвердила одними глазами.
  - Оставим?
  - А ты хочешь?
  - Да!
  - Вот и решили!
   Вошла Настя. Она уже оделась, в руках была сумочка с ночнушкой.
  - Поеду, пора и честь знать, - я взглянула на часы. Три часа ночи.
  - Погоди, я с тобой! - сказала я и сделала им ручкой.
  - Ты что-то задумала? - спросила я её в лифте.
  - Нет, просто хочу проветриться, мы сегодня перетрудились. Ты со мной? - я кивнула.
  Мы забрались в её машину и двинулись по ночному городу. Местами, где дуло очень сильно, асфальт оголился от снега и стал чистым и сухим.
  - Куда мы едем? - спросила я.
  - Не знаю! - ответила она и прижалась к тротуару. Место тихое, всё движение было где-то в стороне и мы остановились. Она была необычно углублённой в себя и неуверенной.
  - Сомневаешься?
  - Да! Это у неё получилось так резко и неожиданно, так обычно не бывает.
  - Дима отличный партнёр, но играла-то она! - отметила я и ответила на её намёк о ней. Настя тоже опасалась за себя. Сегодняшняя Танечка её насторожила основательно и Настя решила разобраться в себе.
  - Это могла быть единственная гениальная роль, а после неё череда посредственных.
  - Она гениальная актриса, Настёна! Это данность, просто ты из своего мира давно не выбиралась и не видишь дальней округи, а она как раз там! Присмотрись и поймёшь, что я права.
  - Те ребята, что смотрели ей в рот, они из её мира?
  - Да!
  И Настя задумалась. Я сидела рядом и размышляла о ней, о Руслане, о Нине, о Татьяне - все они давно перебрались из виртуальных образов и знакомых Каминской в близких мне людей, привязанность к ним сформировалась сама собой и эти люди являли собой мир, в котором я черпала силу и уверенность. Я была в чужой стране, занималась ранее чуждым делом, жила в чужой личине и чужом доме. Но одинокой себя не ощущала - эти люди были частью этой странной жизни и принимали меня за свою. Я искренне отвечала на их чувства и у нас завязался диалог, в котором всё переплелось.
  Настя склонилась ко мне и присмотрелась в призрачном зеленовато-синем свете приборов на панели:
  - У тебя губы стали другими, подтянула?
  - А что, заметно? - наконец-то она прозрела, надо же и ночью!
  - Нет, чистая работа.
  - А ты помнишь прежние?
  - Думаю, да!
  - Серьёзно?
   И мы проверили её память.
  - Ну и как? - уже потом спросила я.
  - Ты вся другая, Анюта, вся! И запах, и взгляд, и губы, и ...
  - И что ещё? - спросила я. - Что мы не проверили ещё? Припоминай, - и расстегнула пуговки. Сначала касаясь тела, потом его избегая, потом касаясь и вновь избегая.
  - Холодно, - сказала она и мы поехали к ней. Теперь я не опасалась разглядываний и сличения с Каминской двухлетней давности, я стала новой Каминской и другой наверняка уже не будет. Мы немножко вздремнули. Потом приняли душ и стали подводить итоги.
  У нас практически готов первый цикл по "Трём сёстрам", примерно половина хлопот со Стриндбергом уже позади, с деньгами тоже появилась ясность и мы знали, на что можем рассчитывать в ближайшее время и что придёт в течение следующих месяцев. С платёжками от "Дойчебанка", который финансировал рекламу и раскрутку на ТВ европейских каналов, наступила ясность. Главных кандидатов на роли мы отобрали и это было лучшее из наших театров. Теперь оставались детали оформления визита в Милан и участие там в презентации нашего первого проекта, все документы рутинную стадию прошли. Оставалось ждать.
  - Ты хотела что-то и от меня? - напомнила она. Я прислушалась и узнала свой тембр, свои гласные в её произношении, она их выдавала в той же цветистости, как и я.
  - Я хочу бывать у тебя чаще и быть с твоими детьми. Пока нет отца, пусть будет две мамы.
  - Они не сахар, - предупредила она, - гостье прощают, а маме - нет!
  - А мы с тобой вряд ли были лучше, себя я помню - сплошные проблемы для родителей.
  - У меня тоже, это Инна была примером послушания.
  И мы занялись её детьми, собирая их в школу. Я уже давно этого не делала и взяла себе юную леди. Она с удовольствием убежала от мамы и наблюдала за братом, который пыжился в маминых руках, но так и не посмел проявить своё "фэ", юная леди за эти двадцать минут напряжённых сборов успела это сделать несколько раз и свысока поглядывала на младшего брата. После гимнастики и тренажёра я забралась с ней под душ и удержала, когда горячая вода сменилась холодной, а потом наоборот. Её визг на весь дом собрал массу зрителей, но через некоторое время она сообразила, в чём прелесть и только прижималась ко мне, закрывая глаза, когда бывала холодная струя. Выходила она оттуда сильно повзрослевшей и понявшей, чем отличается женщина от девочки и её потянуло к дальнейшему углублению этого познания. Со своей Ириной я это делала только первое время, а потом она сама работала над изюминкой будущей настоящей женщины. Я с ней не заигрывала, то же было и с юной леди.
  Дети ушли в школу и мы остались втроём. Мама, Настя и я. Настя всем своим видом указала, что теперь мы вновь вместе и насегда.
   Неожиданная развязка
  
  Как-то Никита Ж. пришёл на репетицию в гриме, его явно поколотили, я это отметила и подумала, не связал ли он свои синяки с моими угрозами, но он никак себя ни со мной, ни с другими в театре не проявил и я об этом забыла. Забот и тревог было достаточно и без этого жиголо. В тот день меня задержала Настя и пригласила к себе в гримёрку. Там был и Коневцев. После той репетиции "Анны Карениной" я собрала на него приличное досье и картина вырисовалась неприятная: он и был тем самым мужчиной, из-за которого произошёл конфликт с Настей. Это произошло два года назад. На всероссийском театральном форуме, что состоялся накануне выборов в Госдуму, Каминская резко отозвалась об одной группе театральных деятелей, обвиняя их в подмене профессиональных интересов корыстными политического и карьерного характера. Сами тузы и короли с ней спорить не стали, поручив это другим делегатам, рангом пониже, Коневцев был из их числа. Размежевание произошло вскоре после этого. Я раскопала нужные файлы совсем недавно, выудила у Каминской некоторые детали и в целом представляла суть того давнего конфликта, а также роль Коневцева. Очень гадкую и неприятную. Каминская его перестала замечать и сказала мне:
  - Если бы тогда была хоть маленькая возможность его растерзать, сбросить со скалы, загрызть - я бы это сделала. Такая это сволочь, Аннушка! Мерзкая и грязная.
  И вот теперь он сидел в кресле и смотрел на меня. А я мимо него, согласно легенды Каминской. Растерзать или сбросить со скалы - такую кару заслужить непросто, Каминская в моём лице и через два года своих намерений не изменила. Я, буквально снисходя, кивнула на его приветствие. Если бы здесь была не я, а Каминская, то она первым делом вместо привествия залепила оплеуху - имела полное право! Присутствие Насти её бы к этому только подстегнула, я в этом нисколько не сомневалась.
  Настя усадила меня на диванчик и сама устроилась рядышком. Коневцев явно не ждал от неё подобного хода и сразу же заюлил - крутой нрав Каминской он помнил отлично. И устроила это гибельное рандеву его протеже и надежда на оставшуюся жизнь - Анастасия Виргиевская. Сцена похлеще классической - не ждали! Коварство Насти при выполнении этой операции было поистине женским - без меры и с невероятным цинизмом. Мне об этом даже не хотелось расспрашивать - ответ в натуральную величину сидел перед нами и умирал от неизвестности. Я знала, что Каминская с ним никогда не была близка. Хватит и этого. И в том, что Настя его теперь тоже не жалует, я почти не сомневалась - с таким ей некомфортно, а душевный и интеллектуальный комфорт для неё значил всё! Но свою роль поганого провокатора вместе с её мужем он таки сыграл! Успел.
  - Ты уже с ним разобралась? - ради ради процедуры спросила я. Она улыбнулась мне и сухо спросила Коневцева:
  - Павел Аркадьич, мы с вами кое что обсудили, не так ли? Расскажите об этом Анне Николаевне! По-мужски и откровенно, пожалуйста, - и он заёрзал.
  - Ну, в общем, так! - откашлявшись и отвертевшись, сказал он. - Я был, Анна Николаевна, глубоко неправ, в принципе неправ. Не буду говорить, что бес попутал, нет, не бес, но обстоятельства так сложились и тогда я иначе не мог, сожалею! И приношу свои извинения. За всё, что я сделал вам! - теперь была моя очередь и я задумалась. Потому, что опять экспромт. И с неизвестными последствиями.
  - А вы, Павел Аркадьич, против обстоятельств не пробовали? - спросила я.
  - Смотря какие, те, что были в тот раз, мне и сейчас не под силу, - признался он. Мы с Настей переглянулись. Ей-то он был - так, пыль дорожная, а вот Каминской, а теперь и мне - сильной занозой. И я не должна отпускать его просто так, хоть и с повинной - иначе крутизна моей первой героини станет мифом. Ведь из-за него случилась история раздора Каминской и Насти - это он сколачивал группы и проводил кампании против Каминской. Он в то время был на виду и на слуху - смелый борец с косностью на сцене. Которому за всё это выдали иудины сребреники - открыли лицензию и дали возможность коммерческих постановок. И был единственный способ прижать его так, чтобы он не шелохнулся - он пришёл мне в голову неожиданно, когда я разглядывала фигуру своей подруги, преданно смотревшую на меня. Она бы смогла подыграть в самой неожиданной и сумасшедшей сцене. Я была уверена.
  - Настя, помнишь, я говорила, что одного такого спектакля хватит, чтобы тебя рассорить со всей труппой?
  -Да! - кивнула она.
  - Интересное кино получается - история-то повторяется! Сначала он поссорил нас с тобой и Инной и теперь взялся за тебя персонально. Обстоятельства изменились и наш маэстро опять в своём амплуа, теперь они ему диктуют другое - долой Виргиевскую! Только в этот раз он, уже как поп Гапон - с хоругвями и образами и сам среди честного и глупого народа. Каков гусь!
  - Что-то, Аннушка, в твоей мысли есть. Может быть, пока ветер не сменился, мы с тобой и подстрахуемся? - раздумчиво подхватила Настя, уяснив намёк. Трус ведёт себя всегда одинаково и предсказуемо, она знала, чего боялся Коневцев - власти совета театральных деятелей, именно он давал работу постановщикам. А в этом совете и она и Каминская имели немалое влияние. Родители Насти его прикрывать больше не будут, так что шансов уцелеть у Коневцева никаких. Лицо режиссёра, лояльного всем властям, стало белым. Такого он не ожидал, он даже боялся раскрыть рот в оправдание, потому что любое слово мы поймём в своих интересах. Да и нечего ему сказать, он видел, что женщины решительны и солидарны, жажда крови была написана на мне, да и Настя выглядела не менее агрессивно. На этой ноте я и решила с ним расстаться:
  - Неплохо бы ему и удалиться к возникшим новым обстоятельствам, как считаешь, Настя?
  - Пожалуй, ты права! - и она сделала небрежный указующий жест режиссёру. Тот буквально выполз из гримёрки и тихо прикрыл за собой дверь.
  Чуть позже, когда наше возбуждение улеглось и мы могли рассуждать трезво и свободно, она достала Стриндберга и мы углубились в реализацию нашей мечты. Настрой был отличным, несмотря на позднее время, и мы сразу же взяли высокую ноту. Мы прервались, не устав и не насытившись.
  - Я хочу к нему! - сказала Настя, она эти два часа была просто обалденной партнёршей, понимающей и отвечающей. Теперь я поняла почему и отпустила её.
  - Руся, - сказала я нашему мужу, - у Насти есть парочка вопросов, она сейчас приедет.
  - А ты?
  - Я должна быть дома, обещала Жанне.
  - Не сложилось? - озабоченно спросил он, чуя меня за версту.
  - Руся, она твоя жена, сегодня вам лучше это обговорить вдвоём.
  Настя прижалась ко мне и я почувствовала, что нас трое и это надолго. Моё состояние было странным и непривычным - мне хотелось к ним, я хотела его, но сегодня лучше воздержаться, Настя имела право быть с ним наедине и я сама это придумала.
  Вернувшись домой, я сделала из Жанны то же, что и Руслан из меня на берегу реки. Во мне было столько страсти и азарта, столько неги и невылитого удовольствия, что Жанна раскрылась полностью и мы выпотрошили все её загашники страхов и недопонимания, прочистили потаённые уголочки души и тела. Она визжала и хохотала так, что нас могли слышать на другом конце Москвы. Иногда я ловила себя на мысли, что надо было с Жанной подобное проделать в первую же неделю её жизни у меня и тогда мы с ней были бы уже гораздо дальше и глубже в этой школе, где учатся и учитель и ученица. Не зря же в школе Сафо всему этому обучали пятнадцатилетних девочек и уже к семнадцати-восемнадцати они получали то, чего наши современницы не знают и в моём возрасте. Жанна осталась в моей постели и мы обсуждали её будущность, я заверяла, что актрисой она станет и будет это непросто, с трудом и проблемами.
  - И мы будем дружить, как сейчас? - спросила она и я кивнула:
  - Более того, возможно и соперничество, на сцене, ты этого хочешь? - она покачала головой и прикрыла глаза, так далеко её фантазии не забирались.
  Утром я проснулась пораньше и увидела полевой цветок в полной готовности к предстоящему периоду распускания новой серии листиков. У стебельков появились утолщения, из которых должны появиться новые побеги. Я разбудила Жанну и мы с ней всё это внимательно изучили и после традиционных процедур и завтрака, как обычно, разбежались, сегодня у меня был напряжённый съёмочный день и потом репетиция в театре. Из-за работы в киностудии весь репетиционный график в моей группе смещался чуть не к полуночи. Я приехала в театр около девяти вечера и до десяти просто лежала на диване с закрытыми глазами, а передо мной ещё мелькали хлопушки с номерами кадров и скрипел противный голос ассистентки, объявляющей об этом вслух. В половине одиннадцатого началась репетиция и я к тому времени уже полностью восстановилась. После изнурительного тренажа на студии театральная репетиция казалась менее изматывающей.
  Потом, когда метро уже не работало, я выполнила привычный рейс по доставке двоих актёров из постановочной группы на Профсоюзную и, уже возвращаясь домой, выехала на Садовое, чтобы попасть к себе на Ленинградский проспект. День прошёл хоть и напряжённо, но результативно и я была хорошо уставшей, однако в приличном драйве.
  Лампочка на индикаторе замигала, запиликал зуммер на приборной доске - кончается топливо, я свернула на одну из заправок, что расплодились вдоль столичных магистралей. Дежурили здесь взрослые мужчины, с такими я чувствовала себя легче и привычнее, чем с молодёжью, ничего кроме СПИДинфо не читающей и в машинах разбирающихся не лучше меня. О том, как различать таких "мазил", просветил Виктор, он эту службу знал изнутри и глубоко.
  Только я подъехала к заправочным автоматам, как меня тут же узнали и заправили мгновенно, сунув под капот средство для мытья стёкол в качестве сувенира бесплатно. Масло в двигателе они тоже посмотрели и посоветовали заменить, моё было явно самопальной подделкой, мне показали несколько капель и я удивилась его черноте. Доливали его совсем недавно на одной из заправок, куда я свернула во время нервных дёрганий в длинной пробке на Тверской.
  Я выбралась из машины и решила немножко побродить по улице, было свежо и тихо. Машины в этом месте лишь изредка нарушали ночную тишину. Сделав небольшой круг по тротуару, я вернулась к заправке, ребята уже заканчивали свою работу. Пожилой мужчина, который узнал меня первым, предложил на посошок выпить кофе, у них был большой термос и кофе оттуда благоухал обалденно, по запаху, он был, несомненно, настоящим и я не отказалась. Ребята не навязывались с общением, молча любовались мною, не замечая кругов под глазами и покрасневших век, и я в благодарность черкнула в журнале работ свой отзыв. Сама написала, с полными регалиями и подписью, как автограф на память и, подмигнув им, укатила.
  Я выбралась на Садовое и ещё долго плелась в правом ряду, не давая двигателю больших оборотов, чтобы он усвоил новое масло как следует, более 50 км я не разгонялась и намерена была ехать так до поворота домой.
  Этого мужчину около рекламной тумбы я заметила издали. Сначала он мне показался дорожным рабочим, но рядом не было ни привычных решёток с дорожными знаками, ни ремонтных машин и механизмов, которые обычно им сопутствуют, да и одет он как-то не так. Перехода рядом тоже не видно, вся улица здесь огорожена металлическим парапетом, откуда он взялся - не понять. Подъехав поближе, я увидела, что он пьян. Мужчина стоял и раскачивался в разные стороны и всё порывался выйти на проезжую часть, чтоб перейти улицу, но его заносило в то в одну, то в другую сторону и из этого ничего не получалось. В один из таких порывов ему удалось сделать несколько шагов и он оказался прямо передо мной. Я совершенно инстинктивно приняла влево и одновременно резко затормозила. Меня тут же бросило вперёд и я почувствовала руль в подреберье. Мотор заглох. Мужчина оказался за правой дверцей, всё так же размахивая руками и раскачиваясь. Мне он погрозил пальцем и треснул по капоту ладошкой - вроде как проучил. Только я собралась сказать ему всё, что в таких случаях думают водители, как он резко взмахнул руками и, обежав мою машину, вылетел на проезжую часть. Успел, однако, он недалеко, его сшиб большой автобус, раздался удар и хруст со звоном разбитого стекла, а потом визг тормозов и возмущённый рёв водителя.
  Автобус был полон, там сидели пассажиры какой-то авиакомпании, спешащие на самолёт во Внуково. Момент удара я не видела, всё загораживал сам автобус, тело мужчины отлетело по ходу вперёд и затем его помяло колёсами автобуса. Куча окровавленного тряпья лежала между мной и автобусом и это всё, что осталось от него. Сам автобус затормозил метрах в тридцати по ходу от трупа. Я даже испугаться не успела. Ещё не придя в себя окончательно, дрожащими пальцами и только с третьего раза набрала на мобильнике диспетчерскую ГАИ, сообщила о том, что увидела и ответила на несколько вопросов. Машина ГАИ приехала через несколько минут, чуть позже подъехала и медицинская бригада. Участок дороги осветили, огородили и заполонили люди в форме, здесь же копошились и медики: синяки и ушибы получили и некоторые из пассажиров автобуса, торможение было слишком резким. Я смотрела на водителя автобуса, который матерился на самом главном языке мира и на нём же успокаивал пассажиров. Выходить им запретили и они глазели на труп в окна автобуса. Часть людей из милицейской бригады обмеряла улицу и собирала осколки стекла от автобусных фар, другая опрашивала очевидцев. Один из гаишников, уже немолодой и с погонами капитана, подошёл ко мне и я всё ему рассказала. С самого начала, то есть от рекламной тумбы. Он это зафиксировал и я расписалась в протоколе.
  - Это вы вызвали ГАИ? - спросил он, сложив бумаги в папку. Я кивнула и он выбрался из машины на проезжую часть, там посвежело, подул холодный ветер и стало неуютно. Я включила печку. - Можете ехать, - сказал он, склонившись в приоткрытое стекло. Я медленно выехала на Садовое и так же, не торопясь, покатила домой. Всё это время я прокручивала и осмысливала увиденное. И в конце концов сообразила, что никакой это не несчастный случай. - Он не был пьян и видел приближающийся автобус так же, как видел и меня. Этот мужчина сначала хотел броситься под мою машину, но я ехала слишком медленно, потому успела затормозить и увернуться, он выждал немного, пока не появился автобус и обогнул мою машину в две секунды. Пьяные так резво и координировано не передвигаются - он просто себя уговаривал и решался на последний в своей жизни поступок. И то, что я принимала за пьяные качания, на самом деле были его внутренние движения, он себя уговаривал и сообщал ускорение телу.
  - Это был самоубийца! Я впервые в жизни увидела подобное, а потом и вычислила кинематику его движений. Примерно по таким же принципам действовала и я, когда включала собственный метроном на киносъёмках.
  Я подъехала к повороту на Ленинградский и сбавила ход. Впереди в полумраке неосвещённой дороги что-то неясное то ли шевелилось, то ли трепыхалось, как и тот труп в изорванной одежде. Меня стало подташнивать и я открыла окно, а потом вообще остановилась. Часы в машине показывали около трёх часов ночи. Я включила свет в салоне, посмотрела в зеркало на себя и содрогнулась. У меня дома спала Жанна, я была взволнована так сильно, а выглядела так страшно, что могла её испугать. Решила немного подождать и отойти. Внутренняя дрожь выбралась наружу, выступил пот и меня стало морозить. Бодрая музыка по круглосуточному радио стала раздражать и я её выключила. Потом открыла контейнер для обедов и достала термос с кофе, добавила туда коньяку и сделала глоток. Питьё показалось пресным и почти без вкуса, я добавила коньяку, стало получше и выпила эту смесь. Через несколько минут согрелась и выпила просто кофе, появился аппетит и я достала бутерброд. Он показался очень вкусным, до безумия пахучим и сочным, его ещё утром приготовила Жанна и дала мне. Я съела всё до последней крошки и уставилась на дорогу, мимо со свистом пролетали накрученные джипы и прочие иностранки, ни единого "жигуля", "москвича" или "волги".
  Решение съездить домой пришло само собой, я загадала, что останусь там, если Каминская хоть в чём-то вызовет мои подозрения. И на средней скорости, периодически останавливаясь, чтобы освежиться и развеяться, отправилась в Тверь. Подъехала к дому около шести утра и остановилась. Напротив были мои окна. В спальне горел слабенький ночничок, который после болезни Каминской так и не убрали. Коля настоял, так ему удобно смотреть за женой. Первой проснулась Каминская, я увидела её тень у зеркала, она надела мой халат, я видела, как метнулись его роскошные голубые полы, отправилась на кухню и занялась завтраком.
  Я отлично знала свою квартиру и всю подноготную утреннего ритуала пробуждения моей семьи. Я могла с закрытыми глазами сказать, что и как делают за этими стенами по неуловимым для посторонних признакам. Каминская ни разу не подошла к окну и была всё время в хлопотах для моей, а теперь и своей, семьи. Чуть позже поднялся и муж, он стал убирать постель, а потом поливать цветы на подоконнике. Он это делал нечасто и по моей просьбе. Вот я увидела, как тень его фигуры скользнула на кухню, обняла Каминскую, стала отчётливой в просвете отодвинутой шторы и ушла в ванную бриться. В семь часов поднялись дети и все окна в квартире разом засветились. Я видела контуры их фигур, а также Каминской, которая им всё собирала и готовила, муж сидел на кухне и завтракал. Уходили они поочерёдно, сначала Максим с Ириной, чуть позже Николай и самой последней Каминская. У Максима и Ирины были новые куртки, Коля щеголял в новых тёплых ботинках на толстой подошве, Каминская же была в моём зимнем пальто на меху с длинным шарфом и собольей шапке. Выглядела она приятной дамой, заботливой мамой и удобной женой. Именно такую женщину несколько лет назад углядел Егор и показал другие ценности. Интересно, если бы он встретил её сейчас, этот номер ему бы удался или нет? Ей бы пришлось хорошенько помучиться между желанием быть в моём образе и сдаться в плен или ограничиться задачами по освоению моего обширного пространства. Каминская стала настоящей Неустроевой, уже без метаний и полностью уверенной в том, что ей нужно. В отличие от меня - я ещё немножко сомневалась. Всего-то и ничего сомнений, но как они мучительны!
  Я пряталась в чужом подъезде в доме напротив и не решалась обнаружить себя. Ничего, за что я могла бы привести свои мнимые угрозы в действие, Каминская не совершила. Портить же ей настроение неожиданным появлением из-за бабьих флюидов я не стала и отправилась восвояси.
  Я была уставшей, но покой и уверенность опять вернулись ко мне, я будто почерпнула их, глядя в окна своей тверской квартиры и мысленно перечисляя и поверяя всё, что происходило за её окнами.
  Жанна ещё спала, она в эту неделю работала допоздна, чтобы днём побыть со мной подольше. Она сама так захотела и передвинула свой график под мой распорядок. Мне была приятна её преданность. Я занялась завтраком и, всё приготовив, разбудила Жанну. Припухшие губы придавали девушке необыкновенную прелесть. Она обрадовалась мне, поздоровалась и вдруг потянулась для утреннего поцелуя, как и Ирина. Я ответила, будто её мать, и приласкала, чуть нежнее, чем надо. Она всё это вкусила, чуточку подержала в себе и ответно улыбнулась, ей это положительно нравилось, потом окинула меня взглядом и сказала:
  - Вы опять не спали? - я кивнула и она отправилась в ванную. Потом у нас была зарядка, Жанна старалась, было в этой девушке что-то от сильной личности, ей не хотелось ни жалости, ни внимания из вежливости. Она хотела уважения к своей внутренней сути. Когда-то я была такой же. Такие же и Ирина и Максим. Но они помоложе и до той станции, где сейчас Жанна, ещё не добрались. А она уже приехала и вела себя достойно. И нужна ей сейчас не мать, чтобы опекала, а подруга, чтобы довериться и поделиться. Если бы тот мужчина с кем-то поделился, возможно, мысль свести счёты с жизнью ему бы и не понравилась. За завтраком я спросила про нефтяника, легко, чтобы она ответила.
  - Он уехал в Казань, потом у них вылет на вахту и к Новому году обещал заглянуть, - улыбнулась она. Про его сестру, которой нужно выглядеть, она рассказала сразу же.
   - Зачем ты ему, такая молодая?
  - Я и так знаю - глоток свежего воздуха!
  - А он не наркоман? - пошутила я и она поддержала:
  - Ещё какой! На него посмотришь и дух захватывает.
  - Смотри, девушка, жена узнает, кое-что выцарапает.
  - Он сказал, чтобы я не беспокоилась.
  - И ты поверила?
  - Да, а иначе зачем всё это? - её незамутнённые глаза были так прелестны, что я не позавидовала нефтянику. От такой девушки оторваться будет непросто.
  - Это - оно что? Ты ни разу не обмолвилась о сексе, вы обходитесь без него?
  - Вполне! - она чуточку покачалась на стуле и уточнила. - Почти не занимаемся, но в этом плане мы с ним уже хорошо знакомы. Я ясно выражаюсь? - спросила она.
  - Он с виду здоровый и нормальный мужчина, ему без этого и в полной мере просто нельзя, а тут такая вкусная булочка - что-то не верится! - удивилась я.
  - Я же сказала - глоток чистого воздуха! Мы решили - так будет, пока я не рожу свою девочку. А потом, как получится, но ему хочется быть рядом, когда я рожу. Он дышит мною и я это чувствую, вот в чём наше с ним это! Он попросил дать ей своё имя, она будет Андреевной - Аллой, Ниной или Надеждой Андреевной. Как вам оно нравится? - это прозвучало впервые и было очень серьёзно. Если у этого нефтяника что-то не сложится, то при таком погружении ей будет непросто выкарабкаться из девичьих грёз. Лучше, если бы обошлось грандиозным сексом, чтоб у души Жанны не было ни надежд, ни разочарований. Но так не бывает, надежды мы себе придумываем сами, а потом упорно не желаем верить реалиям.
  - Он хочет быть посаженным отцом? - спросила я.
  - Ну, что-то в этом роде. Он говорит, что девочке будет приятно видеть его с подарками и не каждый день. При его работе - две недели в полтора месяца, это хорошо, мы надоесть не успеем, а за полтора месяца без нас он уже соскучится.
  Я и раньше замечала, что они далеко продвинулись, но теперь это стало особенно ясно, в мужчине она нуждалась, но не торопилась, вариант с нефтяником был безопасным компромиссом. Или промежуточной станцией - это даже лучше, если так.
  Во время одной из примерок и подгонок костюмов, мама Жанны в очередной раз завела разговор о дочери и поведала о своих муках жизни с незамужней дочерью на два дома.
  - Она у вас, Анна Николаевна, загостилась, пора и домой, уж мы поладим как-нибудь. Что я могла сказать в ответ?
  - Но, вы же понимаете, я не могу так просто взять и сказать такое. Нужно выбрать момент и нужные слова. Да и привязалась я к ней, будто она моя дочь, так что для меня это непросто, вы согласны? - она кивнула и сказала, что понимает моё положение и сама переговорит с Жанной. Ирина Сергеевна стоически переносила разлуку с дочерью, я это видела - для её души такая жизнь была разрушительной. И в тот же день я передала содержание разговора Жанне. Она была уже не той девочкой, которая робко жалась в уголок в первые дни жизни в моей квартире.
  - Я ещё не решила, как быть с мамой, она во всё это может и не поверить и не вписаться. Она не вы, это с вами я болтаю обо всём, с нею же в основном выкручиваюсь и оправдываюсь.
  - С мамой нужно найти другой язык: не её, неприемлемый для тебя и не твой, незрелый на её взгляд, а общий! И общаться на нём. Ты об этом не задумывалась?
  - Нет, я даже не представляю, что это такое, - сказала Жанна и с надеждой посмотрела на меня. Пришлось в общих чертах объяснить и показать на конкретных примерах из нашей с ней жизни. Девочка удивлённо хлопала ресницами:
  - Господи, неужели, всё так просто? - я только развела руками. Мы занялись домом, уборка и всё свежее для Жанны в эту пору было просто необходимо.
  Мои шведские гостинцы через пару недель она надевать уже не сможет, рост юного тела вширь уже начался. Мы просмотрели её одежду и решили съездить за покупками, для Жанны нужно взять кое что из широкой и свободной одежды для работы, она хотела доработать сколько можно, чтобы скопить побольше на будущее, когда работать уже не сможет. Я подумала, что после родов она чуточку похудеет и будет на размер потоньше, первенца нужно кормить грудью и для неё же будет лучше, чтобы она сама себе в это время нравилась. Что именно ей нужно, я ещё не знала, но надеялась, что в приличном магазине есть всё, каталог товаров в том числе.
  В торговом центре нас обслужили в одном из павильонов, мы ни за чем более не ходили, всё принесли на место. Уж и не знаю, что в этом сыграло свою роль, то ли узнанная Каминская с молоденькой подружкой, то ли просто был день внимательного продавца, но к нам явилось какое-то начальство, вокруг забегали и засуетились и мы приобрели всё необходимое, нам не пытались втюрить ненужное, не заглядывали в глаза и не лезли в душу. Я была немножко на взводе и начальство только исполняло мои просьбы, а Жанна была благодарной и послушной моделью.
  Посмотреть, в каком белье щеголяет беременная подружка Каминской, хотелось многим, поэтому сбежавшийся со всего магазина персонал с нами был исключительно на носочках и без единого слова. Мне стоило усилий надеть на Жанну всё это ещё при сборах за покупками, теперь она понимающе смотрела на меня, когда видела расширенные зрачки удивлённых продавщиц. Мы расплатились, я попросила упаковать вещи и доставить на стоянку, предупредив, что мы посетим ещё нижний этаж с домашней электроникой. Там взяли несколько безделушек в больших коробках и я попросила девушку в кассе доставить наши покупки к стоянке. Не могли же мы с Жанной идти навьюченными всем этим через сита капканов безопасности, хлопающих дверей и переходов. Девушка, лишенная начальствующих указаний, затравленно взглянула на меня, потом на Жанну и кивнула. Это, конечно, не стокгольмский дом одежды и не лондонский бутик, но уже и не бывший ГУМ. Жанна смотрела на меня во все глаза и не верила им - дома она во мне не видела даже признаков барского, я всё делала сама и вдруг... На одном из поворотов я ей подмигнула и она понятливо заулыбалась.
   Наши покупки прибыли вниз даже раньше нас. Парню в форменке и с тележкой его поручение понравилось и я попросила доставить всё мне домой. Он с коробками устроился сзади и цвёл, будто ранняя мимоза в южных краях. Ему пришлось попотеть и проявить смекалку с нашими покупками в лифте, который закрывался автоматически через пять секунд после входа или выхода пассажиров. Дома мы ему за труды и находчивость предложили кофе и он с удовольствием ненадолго задержался. От денег молодой человек наотрез отказался в пользу фотографии с автографом, я это сделала с удовольствием и он меня прочувствовал. Думаю, что в наш театр он заглянет обязательно и не один, чтобы похвастать, что был в гостях и пил кофе в компании со мной и обалденной молодой девочкой в положении. Кто она мне, спросить он так и не решился. В торговом центре это тоже не пройдет незамеченным, камеры слежения у входа и в самих залах выделят нас и менеджер по рекламе сумеет выжать из этого немало. Как, впрочем, и из другой, нужной ему публики.
  - Анна Николаевна, можно вас попросить об одном важном деле? - сказала Жанна, когда посыльный ушёл.
  - Да! Попросить можно, - разрешила я.
  - Уже вскоре и рожать, так я подумала, может вы согласитесь быть крёстной? - она так на меня смотрела, что отказать было нельзя. Хоть во все эти ритуалы я никогда не верила. Но эта девочка верила в меня и я не могла её ни подвести, ни обмануть.
  - Хорошо, - легко ответила я девушке. Она расцвела и стала так послушна, что я прикрикнула на неё.
   В эту ночь мне приснилась странная вещь: будто бы я поместила Каминскую рожать в московскую клинику и с желанием навестить актрису к ней собрались все её близкие друзья и знакомые. В громадном лифте на какой-то поднебесный этаж ехала компания из Игоря, Даши, Инны, Насти, Татьяны, Руслана и Войтина. Они обсуждали шансы "Двух колдуний" на успех. Все считали, что она беременна от Руслана и сможет приступить к репетициям лишь через год. Настя и Инна досадовали от такой коллизии, Татьяна чуточку лицемерила и ревновала, Игорь и Даша заняты заботой о собственном потомстве и весь мир видели через розовато-голубоватую призму, Руслан во всём этом не видел никакой остроты, полагая, что главная пьеса новой жизни Каминской пока связана с материнской тематикой. Лишь один Войтин мыслил конструктивно, долг для него был на первом месте и он предложил найти способ поставить пьесу в договорные сроки. С ним соглашались, но как? И кто это сделает? Кто будет чёрной колдуньей? На одном из этажей дверь лифта открылась и вошёл мой муж, он был с цветами.
  - Вы к кому? - спросила Даша, узнавшая его.
  - К жене, она родила прекрасного сына, три сто и пятьдесят четыре сантиметра! - счастливо ответил он.
  - Уже назвали?
  - Да, мы решили, что сын будет Николаем Вторым.
  Визитёры Каминской переглянулись, у неё тоже был сын и с такими же весом и ростом, имя тоже Николай, но предложила его Каминская, у них в роду всегда старшие сыновья были Николаями. Я в это время стояла у них за спинами в каком-то карнавальном костюме с марлевой маской на лице и усиленно соображала, как эту кавалькаду отвести в сторону, чтобы они нас с Каминской не разоблачили. Ничего другого, как затормозить лифт со всей честной компанией, в голову не пришло и я вышла на ближайшем этаже, перед этим воткнув невидимку в кнопку, блокирующую все кнопки при авариях. И тут же направилась в её палату. Я сказала ей:
  - Бежим, сюда идут и твои и мои друзья вместе с нашим общим мужем! Она была ещё слаба, поэтому я подняла её, усадила в коляску и мы вместе отправились к её сыну, я забрала его якобы для кормления и мы вместе отправились вниз. Там через служебный вход попали на стоянку и уехали на моём "Порше". Анна выглядела очень слабой, но своего Колечку из рук не выпускала. Она только спросила:
  - Куда мы едем?
  - К тебе домой! - ответила я, не задумываясь о двойном звучании своих слов. Она насторожилась и крепко прижала сына к себе, с тревогой посматривая на улицы Москвы. Когда мы выбрались на Кольцевую дорогу, она повеселела и стала тренироваться в пении колыбельных, как бы сдавая зачёт по выразительности.
  - А что мы им скажем? - наконец, тихо-тихо спросила она, когда сын уснул.
  - Кому, им? - уточнила я и она затруднилась с ответом, примеряясь с обстоятельствами.
  - Ну, Коле, Игорю, Даше?
  - Ты, Аннушка, замужняя дама с новорожденным сыном, всю жизнь знала только Колю, а ему мы скажем, что решили сделать сюрприз. Пока доедем, придумаем, мы же с тобой это можем или уже нет? Она широко улыбнулась и ответила:
  - Придумай сама, я так от этого устала!
  - Ну уж нет! - отказала я в милости самой заядлой подруге. - Будем думать вместе, иначе поверну назад! - и она вздохнула, согласившись. Как мы выкрутились, я так и не узнала, зазвонил телефон, я проснулась - оказалось, ошиблись номером.
  - К чему всё это?- подумала я и стала размышлять о подсознании и путях формирования сновидений. Изо всего этого следовало, что мы с Каминской так и будем всю жизнь в связке и удерживать знакомых от случайного сближения. А кем мы будем друг для друга после этого? И тоже ответа не нашла.
  
   Через два дня после визита в торговый центр работа над "Джулией Форнезе" уже была в основном завершена и мы в костюмах и гриме наносили на полотно пьесы последние штрихи, разглядывая созданное детище вплотную и отходя на расстояние, я, естественно, тоже задержалась в репетиционном зале и вернулась в гримёрку позже обычного. И застала там Жанну с совершенно белым лицом, она забилась в кресло у зеркала, а рядом стоял её злополучный обольститель ещё в костюме и гриме художника эпохи Возрождения. Он был взбешён и сквозь зубы что-то шипел испуганной девушке. При моём появлении его пыл несколько поугас, но только самую малость.
  Я сообразила, что он всё-таки связал собственные синяки с обещанной расправой и решил отыграться - видно, первый испуг после разговора прошёл, действий по усекновению не последовало и шакалья натура своё взяла. Я остановилась в дверях, оценивая ситуацию и решая, что делать. Слов это чудовище в мужских штанах не понимало - это было видно по застывшей в ужасе Жанне. Звать на помощь я почему-то не захотела, хотя Анна Неустроева всё сделала бы именно так. После того, что мне довелось пережить в роли Каминской, я во многом стала смотреть на жизнь иначе и мои приоритеты существенно сместились. Мною овладело такое состояние, при котором страх улетучивается, чувства обостряются и пробуждаются тигриные повадки, появляется лютая ненависть к врагу, а свои возможности видны и просчитываются намного вперёд. Столько адреналина сразу в моей крови ещё не было! Этот гость в театральном костюме был наш враг. Мой и моей Жанны. Приняв решение, я подошла к своему шкафчику и, заслонив собой дверцу, незаметно достала мобильник, нажала кнопку автонабора Войтина и отложила в сторону. После этого подошла к ним и сказала, обращаясь к подруге:
  - С тобой всё в порядке, он тебя не трогал? - она испуганно посмотрела на него и покачала головой. Тут-то эту мразь и прорвало. Он поливал грязью сначала её, потом меня, затем нас вместе и опять в раздельности и поочерёдно. Я дослушала его до конца и, когда он заткнулся, спросила:
  - Ты, похоже, не поверил про подписку, а ведь она и в самом деле объявлена. В заявке так и сказано - Никита Ж., артист нашего театра, 38 лет, живёт в Бибирёво, женат, имеет жену, детей и бесчисленное число баб на стороне. Без машины, ездит на метро и автобусе. К тебе примерились и всё узнали, так ведь? Грубо обошлись, извини, денежек маловато собрали, теперь уж как есть, так и будет. - Так что маятник уже затикал. Мне жаль, но ты свой выбор сделал не вчера, тропа войны - это не сценические эмоции. Там и калечат и убивают по-настоящему.
  Таким тоном в американских детективах киллеру сообщают информацию о заказе на убийство, только сказано по-русски. Но он всё понял.
  Я, не отрываясь, смотрела в его глаза, это были глаза зверя, загнанного в угол, он был готов перегрызть мне глотку буквально, а не символически. Я надеялась, что Войтин услышит эту запись и прочитает ситуацию. Фамилия и остальные координаты обидчика известны, так что он вполне мог вмешаться, если хотел моего расположения по-настоящему. Не сегодня так завтра.
  Началось это ещё на репетиции, я не обратила внимания на некоторую возбуждённость Никиты и отнесла её к общему нервному состоянию всей нашей постановочной группы накануне премьеры. Своё он получил ещё в финальной сцене, когда я выложилась в последнем монологе и эмоции там были безжалостными. Его герой из мужа и отца моих детей стал никем, пустым местом. Это был стул, на котором я сидела, но потом ушла в другую комнату, оставив его посреди комнаты - пусть стоит, что ему сделается, придёт служанка и уберёт. Я это сказала именно так и вышла, не оглянувшись. Мастер был доволен сценой, а Никите Ж., уже сильно сдвинутом на собственных проблемах, это показалось личным оскорблением. Он был недалёк от истины. Тогда. Теперь же он выглядел очень развинченным и опасным, он мог сделать с ней, что угодно, да и заодно поквитаться со мной.
  Я оценила свои шансы на оборону и нападение. И те и другие были призрачны, но я так же знала и то, что отсюда он не должен выйти победителем. Ни одного сантиметра пространства, которое бы терпело его риторику, в моей гримёрке не было, не было его и в окружающем меня мире. Я ещё раз взглянула на него, бегло окинула столик, нашла спасительную соломинку и стала лицом к Никите Ж.
  Он наступал медленно и неотвратимо, я откинула руки на столик и замерла. Он взвизгнул и ринулся на меня, я чуть отклонилась и схватила баллончик с аэрозолем. Его это не остановило и я нажала на пуск, обдавая его лицо густым облаком клейкой косметики для волос. Он задохнулся на миг и схватился за глаза, визг вперемежку с оскорблениями и угрозами сыпались, как из поганого ведра. Я не выпускала баллончик, пока он не закончился. Потом схватила другой и сунула ему под нос, он визжал, плевался, чихал и кашлял и то тёр глаза, то размахивал руками, пытаясь найти меня там, где я была прежде. В это время Жанна опомнилась и опустила на его голову бюст бронзового Станиславского. Классика русской режиссуры Каминской подарили на день Театра в позапрошлом году. Мужчина в хламиде художника Ренессанса рухнул на пол и, наконец, заткнулся. Жанну трясло, она смотрела на него с ужасом и омерзением.
  Я по местному телефону позвонила Диме и попросила зайти. Мы стояли в разных углах гримёрки и смотрели на недвижное тело у столика. Меня тоже немного прихватило и я была не совсем в порядке: воевать руками доводилось лишь до замужества и я за это благостное время сильно потеряла практику. Теперь вот пришлось вспоминать. Пришёл Дима, он сначала уставился на застывшие скульптуры, потом увидел тело у зеркала и подошёл к нему. Прислушался, осмотрел место действия, нагнулся и перевернул тело.
  - Дышит, падла! Не беспокойтесь, леди - ничего ему не будет. - Он перевёл взгляд на Жанну и понял, что она самая пострадавшая. - У тебя всё в порядке? - спросил он её. Та испуганно замотала головой и только в этот момент столбняк оставил меня. Я подошла к ней и обняла. Она мне определённо нравилась, с рефлексами у неё всё в порядке. Из таких девочек получаются очень хорошие мамы и трепетные любовницы. Я сказала Диме:
  - Если он не исчезнет сам, мы его здесь же и добьём!
  Он кивнул и вышел, вскоре явился с парой ребят и они вытащили тело из гримёрки. Я всё это время, как могла, успокаивала девушку. Наконец суета закончилась, настала тишина и я услышала голос из мобильника:
  - Алло, Аннушка, ответь, Аннушка, ответь, алло!
  В пылу сражения с Никитой я забыла о нём и теперь подошла к трубке:
  - Да, Владимир Андреевич, я Вас слушаю!
  - С тобой всё в порядке?
  - Со мной - да, обошлось.
  - Я всё слышал и понял, ты умница. Думаю, такое впредь надо исключить. Я очень испугался за вас с подругой, - он перевёл дыхание и продолжил: - но обошлось, слава богу, обошлось! Ты держалась молодцом, ты меня слушаешь?
  - Да, я вас слушаю! - ответила я.
   - Ты, - он перешёл на шёпот и произнёс интимно, только для меня и на самое ушко, - самое лучшее из того, что я когда-либо знал! Я перезвоню позже, до свидания, Анна Николаевна! - и отключился.
  Потом мы с Жанной остались одни и, вспоминая и успокаивая друг друга, постепенно выбирались из объятий липкого страха, который навалился на нас постфактум. Пришёл один из театральных начальников и я в общих чертах описала события. Он выслушал, сделал пометки в блокноте и попросил нас никому не говорить о случившемся. Потом просмотрел записи, уточнил детали и ушёл. За дверью поджидали Татьяна и Дима и сразу после ухода начальства вошли, они не удивились происшествию, рано или поздно это должно случиться. Хорошо, обошлось без ущерба. Я не была с этим согласна, но при Жанне говорить не стала.
  - Больше ты его в театре не увидишь! - тихо сказала мне Татьяна, когда мы по длинным служебным переходам выходили на улицу.
  - Опять замена, подгонка и роль-то ведущая, ну, не идиот ли!? - в сердцах сказала я.
  - Надо было давно с ним разобраться, да всё откладывали, теперь вот и получили. В самое время и накануне премьеры. На роль есть три замены, а для кадровиков это хороший повод почистить наши конюшни. Если ему предъявят всё в полный рост, то вряд-ли вообще в серьёзных театрах Центра его возьмут в труппу, - ответила она, поглядывая на шедших по узкому коридору Дмитрия и Жанну. Особого восторга от её слов я не ощутила, понимая многое из несказанного ею - про меня тоже будут болтать и приплетут что угодно, женщина в таких случаях редко оставалась в стороне, обязательно найдётся очевидец интимных связей театральной дивы с опальным актёром, которого из-за этой стервы и отправили в ссылку. Те, кого он топтал, с удовольствием и пустят такой слушок. Но это будет потом, а сегодня мы с Жанной получили боевое крещение и эта девочка проявила себя молодцом.
  - Её нужно развлечь и отвлечь, - сказала я и Татьяна взяла меня за руку. Теперь я почувствовала, что она тоже не в себе. Сильно не в себе.
  - Тань, что с тобой? - спросила я, разворачивая ладонь - она была влажной. Она опустила голову и вздохнула, женщины всегда прячут глаза, когда есть что скрывать. Мы молча пробирались в потёмках коридоров и я чувствовала её трепет.
  - Поехали ко мне! - предложила Татьяна, когда мы вышли на улицу. Я посмотрела на Жанну, она выглядела так одиноко и беззащитно, что без слезы на неё не взглянуть - ей нужна встряска, разбор полётов можно сделать и потом, в спокойной обстановке. Тут особых раздумий у меня и не возникло, я согласно кивнула Татьяне и привлекла девушку к себе:
  - Развеемся слегка? - Жанна безразлично кивнула. Жанна с Татьяной устроились сзади и я в зеркало видела только Татьяну, она уже почти спокойна и сосредоточена, молодую девушку держала за руку и тихо увещевала.
  
  Квартира у Татьяны огромная, это было жильё доктора Немчинова в старой Москве, куда пролетарскую семью красных актёров Долевый определили на уплотнение. Семьи враждовать не стали, поскольку имели общую ниву и жили в мире и согласии, вместе отмечая советские и престольные праздники. Но постепенно члены многочисленного семейства Немчиновых стали по одному исчезать и хозяева просили подселенцев об этом никому не сообщать, отдавая им освободившиеся комнаты, те ничего против не имели. Да и смысла особого не было, квартира становилась свободнее, а числилось в ней чуть не пол-Москвы Немчиновых. В тридцатых годах из всего их рода осталась лишь одна старушка, которая решила упокоиться на московской земле рядом с предками и мужем, схороненным здесь же. У неё потом нашлась внучка, вышедшая замуж за одного из рода Долевых и семьи объединились уже по-настоящему.
   Нравы и обычаи либеральной интеллигенции, традиционный порядок во многочисленных комнатах, мебель и многое другое старшее поколение старалось как-то передать по-наследству и во многом преуспело. Татьяна между тем очень тяготилась музейной мебелью и архитектурой комнат, рассчитанных на каделябры и многочисленную прислугу, чтобы всё это ежедневно вытирать, чистить и мыть. Но изменить ничего не могла и ограничилась лишь отдельными деталями, в том числе кухней и устройством сантехники. В своём же кабинете она была полновластной хозяйкой и часто там и спала. Кабинет у неё был, как и у Насти по размерам, но устроен иначе и отражал Татьяну, как личность со всеми её "измами". Мы иногда оставались с ней там и я помогала ей снять стресс от домашнего, как она выражалась, порабощения.
  После нашей с ней расслабухи она заглядывала мне в глаза и выискивала там оценку собственному состоянию, она доверяла моим глазам и умела увидеть в них то, чего не знала даже их обладательница. Но мне нравились её опыты и диагноз моего состояния и я с удовольствием играла в эти игры. Она тоже снимала с меня напряжение, улавливая многие вещи, которые я всерьёз не принимала, но в её интерпретации они выглядели очень впечатляюще. В такие минуты я её лелеяла, она расслаблялась и из чопорной дворянки Джулии Форнезе превращалась в милого ребёнка, соскучившегося по ласке и простому вниманию. Именно у неё дома я поняла всю сиротливую сущность её тончайшего таланта под маской угловатой женщины-подростка с удивительно сексуальным взглядом.
  И вот мы с Жанной здесь, Татьяна властно обеспечила движение вокруг и мы оказались в центре внимания. Про Жанну тут знали всё и встретили, как старую знакомую. После беглого знакомства гостьи с достопримечательностями дома и многочисленными обитателями Татьяна отшила всех и пропустила нас в свою комнату. На видном месте рядом с её рабочим креслом висела огромная фотография моим "кодаком" - Татьяна в обществе Димы и Насти накануне визита к имениннику в панельном доме, которую теперь имели многие её почитатели. Тот, кто довёл кадр до кондиций, был мастером изумительным. Я в первый раз, когда мне показали компьютерную его обработку, даже не узнавала этот кадр. Двое хищников по бокам лишь подчёркивали её прелесть и неповторимость. Теперь же она была размером метр на два и рядом с ней у стены всё было убрано, чтобы не мешать восприятию.
  - Ну, как? - спросила она. Что я могла? Это была она сама! Я только украла это и поместила в "кодак". Нужно было видеть глаза Жанны, эта беременная прелесть как раскрыла рот и глаза, так и не могла вернуться в исходное состояние. Шока от драмы в гримёрке будто и не было. И я сделала ещё один кадр, думаю, он получится не хуже. На первом плане была ошеломлённая Жанна, а за ней вопрошающая Татьяна. Потом хозяйка показала другие фотопортреты. У неё были два друга, которые периодически выдавали шедевры, работая на косметическую фирму и у них она была на контракте. В кабинете хозяйки было два серванта с альбомами, один для всех, они на виду и не запирались, другой - для друзей и подруг, эти фотографии показывались не всем и ключ от серванта Татьяна прятала по ей известной системе. Иногда она подолгу его разыскивала, забывая элементы этой системы. И сегодня ключ нашёлся не сразу, но потом мы окунулись в таинственную Татьяну. Я эту фотосессию уже видела, Татьяна показывала мне только новое, полагая, что за многие годы я остальное уже смотрела много раз.
  - Ты хочешь её? - спросила она тихонечко, кивая на Жанну.
  - А ты? - я видела, что она до безумия обеспокоена своей судьбой в нашем артистическом трио, боялась потеряться в тени Насти и демонстрировала такое, что я не уставала ею восхищаться. Случай с Димой был тому ярким примером.
  - Очень, Анюта, очень! Я так тебе завидую, ты с ней общаешься ежедневно, вы вместе делаете зарядку, ты следишь за ней, она тебе выкладывает новости, ты выслушиваешь девичьи бредни и молодеешь сама.
  - У тебя же дочь, у неё есть то же самое, но она твоя! - пыталась я образумить её и утишить ревность, которую она от меня и не скрывала, полагая, что я пойму и укорять не буду.
  - Это ещё далеко не то! Такой она станет нескоро, - вздохнула она и в уголочках её губ я увидела то, что она получила от Димы: его наполненность очень гармонично поселилась в ней. В комнату заглядывали и делали знаки хозяйке, но входить не решались. Татьяна пошепталась с ними и разрешила взять Жанну. С большим сожалением девушка отложила альбомы и поднялась. Я ей пообещала устроить для этого общения особый случай и она отправилась на осмотр раритетов театральной семьи в четырёх поколениях. Татьяна забралась в своё кресло с ногами, я устроилась на диване, вытянула ноги, сняла туфли и колготки. В комнате было тепло и уютно и я пошевелила пальцами, разминая их, потом переключилась на суставы, всё моё тело ощутило негу и удовольствие в чистом и свежем воздухе её кабинета, где были и люстра Чижевского и масса растительных запахов, которые она коллекционировала и периодически меняла.
  - Ань, я буду лучшей Ириной Прозоровой всех времён, ты в это веришь?
  - Не сомневаюсь, мы не сомневаемся. И Настя, и Шелгунов, и Дима, и мой Руслан тоже.
  - Твой? Ты была с ним и я не знала?
  - Да, Танюша, так было нужно, - сказала я и она понимающе кивнула:
  - Эта стерва Хамантова его до сих пор мурыжит? - спросила она о его второй жене, работавшей во МХАТе и сумевшей лишить бывшего мужа всего имущества и личной свободы.
  - Тань, давай не будем плодить зла и говорим о деле. Руслан работает над редакцией пьесы под Шелгунова и хочет видеть тебя на пленере.
  - Только меня, а вы с Настей?
  - Только тебя, мы для него давно не тайна.
  - И ты с нами тоже будешь?
  - Мы будем втроём, а потом придёт и Дима, - выдала я идею этой встречи.
  - Уже интересно, а где и когда?
  - Сегодня, вот всё это проведём, увезу Жанну домой и начнём.
  - Где?
  - У него дома, он уже там и ждёт нас.
  - До утра?
  - Разумеется, но мне в 10 утра надо быть на студии, так что я вас представлю, чуток посторожу и спать. Остальное без меня.
  - Ань, а ты Диму так долго придерживала рядом с собой, чтоб не догадались про Руслана? - не могла она успокоиться из-за тайны, которая была рядом, а она ни сном ни духом - это ей было удивительно.
  - Ты лучше скажи, дома не заметили, что у тебя новый роман? - переключила я её внимание на себя любимую.
  - Бабушка, она всегда всё видит. Она Диму вычислила и сама сказала мне. Я чуть не упала. Вот так! Но она никому не скажет, да и раньше она тоже была в курсе, я с ней иногда советуюсь.
  - Какие колготки надевать?
  - Не ерничай, тебе не идёт! А она мне про свои романы тоже рассказывает. Бабушка у меня без комплексов, не то, что мама. Ты знаешь, как она матом ругается? Как боцман на пиратском судне, с такими оборотами, что я с непривычки уши затыкала, а она смеётся: "Родную речь надо знать во всём её великолепии и разнузданности, иначе не понять ничего!", а про Диму она сказала, что у нас с ним будет ярко, он мой тип. Ты этому веришь?
  - Вообще любовь с ним - это для меня вещь непонятная, её видишь только ты и оценивать её я не берусь. Но впечатление от тебя, которая с ним, потрясающее! Я, Танечка, верю в тебя. Твои страсти будут гаснуть и пробуждаться, менять адрес, характер, но ты будешь расти и обогащаться. Я вижу тебя всю и верю. Если Дима будет надолго, то это его счастье и твой выбор.
  - Ты тоже не веришь, - уронила она и опустила ресницы. Я не стала обсуждать эту тему, она сейчас вторична и неактуальна. И подошла к ней, подняла её голову - глаза полны слёз, я вытерла их своим платочком и просушила своими губами. Она затрепетала и прижалась ко мне, отдавшись невинному развлечению. Про обиду уже и не вспоминала. Когда она была в порядке, я осмотрела её наряд и спросила:
  - Ты что там будешь играть?
  - Себя.
  - В рванье, поддатую, с фингалом под глазом и без белья?
  - Да, я ведь такая и есть, не правда ли, леди?
  - Хорошо, оденешься у меня. Хочешь в таком виде показаться Жанне?
  - Она уже большая девочка и такое увидеть ей невредно.
  - И какую версию ты выберешь, чтоб он поверил?
  - Скажу, что во время моих опытов по изучению жизни маргиналов на чужой территории и без лицензии меня поймали бритоголовые ребята. Избили, изнасиловали и бросили в подвал без ничего. Я прикрылась тряпьём, вызвонила тебя - и вот она я!
  - От тряпья из подвала и запах особый, - заметила я.
  - Я знаю, у меня всё это есть, я же дока по запахам. Вон там под шкафом лежит особый чемоданчик, в нём есть всё, я его потом у тебя оставлю.
  - А по-настоящему били?
  - Да, однажды еле ноги унесла. Но кое что постигла. Может это и пленило Диму.
  - Но ведь ты его и в самом деле любишь, зачем жать на педали?
  - Время, Ань, время! Я бы без этого приёма могла не успеть и Настя опять была бы наверху..
  - Но ты и без того была убедительна.
  - Правда? - ей так хотелось услышать этот из моих уст, услышав же она совсем растрогалась и стала мягка и добра.
  Потом было большое домашнее застолье, Жанну привели в нормальное состояние окончательно и она набиралась в этом большом доме недостававшего ей тепла и внимания.
  Беседа свернула на театральные байки и розыгрыши, их тут любили и с удовольствием исполняли, я так думаю, что и придумывали тоже. А муж Татьяны без угрызений совести спустя некоторое время вставлял все эти художества в миниатюры для сатириков и юмористов. Потом перешли на нашу "Джулию". Оказывается, её ставили сразу после войны, до эпопеи с космополитами и бабушка Татьяны в ней играла Лавинию. Я заинтересовалась и сразу же попросила, если можно, что-нибудь припомнить оттуда. Она не стала торопиться с отказом и не ссылалась на провалы в памяти. Татьяна мигом нашла их вариант текста пьесы и подала ей. Старушка пробежала глазами текст и встала из-за стола. Голос у неё был звучным и сильным, былая энергетика ещё не потухла, а лишь слегка поменяла тональность. Она прочитала последний монолог. Он несколько отличался от нашего, видно, что тот вариант был очень даже неплох, но только для своего времени. Наш мастер всё прочувствовал очень тонко и я, мысленно рассыпая в его адрес дифирамбы за прозорливость, ринулась представлять наше детище. Я тут же встала и вполсилы прочитала последние фразы из монолога нашего варианта, отошла к окну, добавила напора и, как смертельный номер в цирке при громовой тишине, закончила тем, что дописал для меня Руслан, предлагая вставить после слов монолога. Эту вставку я читала впервые. Все замерли.
  Надежды не сбылись, увы, они исчезли!
  Их едкий дым, что был, как нега, всласть
  И горечь чувств и мысль: "А может быть! А если!?"
  Уж надо мной утрачивают власть!
  Носить в душе разор, чтоб мнили безмятежность
  И стойкость духа в ожиданье благ,
  Мять втуне пыл, топтать и резать нежность
  К чему? - Суконщик! И кисти жалкий раб.
  Нектар - лишь знак! Но избранным он пища,
  Его вкусивший - призванный к богам.
  Он рифму для бессмертия изысканную сыщет
  И тему жизни вечной полотна.
  Избранницы своей художник не заметил
  И в мир бесчестья походя столкнул,
  Он пировал взахлёб, как фавн, он дик и весел,
  И, словно скот, в блевотине уснул.
  Удел ли мне жестокий Пенелопы
  Супруга в доме из походов ждать
  И увядать в четвертый раз и в сотый
  И тем лишь жить, что дети есть, что мать!
  Возможно, мне хватило бы горенья
  И сил достало бы, и всё б стерпела я,
  Но вдруг открылось, что не бог в его твореньях,
  А ловких рук лукавая мазня!
  Мне жаль напрасной жертвы,
  Когда не храм, не своды, не алтарь,
  Не прах, а труп - глаза сухи и мертвы
  И мой кумир - лакей лишь, а не царь!
  Прозренье запоздало, что же - жребий!
  Он всё гордыне возвратил сполна:
  За мнимость чувств, за призрачность элегий
  И вкус в мехах незрелого вина!
  Не я одна обманута жестоко,
  Урок тогда лишь жертве будет впрок,
  Когда наш мир - не в ярких стёклах окон,
  А чувствам тесно быть в елее липких строк.
  Я смотрела на домочадцев очень внимательно и пытливо, страх куда-то улетучился, остался интерес и только. Женское любопытство и характер фаталистки, который велел не гнуться и испить всё до дна - вот что двигало мною в эти минуты. Я начала своё обозрение с бабушки - это она была Лавинией и что-то из роли могло всплыть и подсказать признаки моего самозванства. Но она недовольства не обнаружила, я перевела взгляд на мать. Непримиримая критикесса была доброжелательна, ни единая её чёрточка не обличала. Большего увидеть я не успела, перебили:
  - Такого акцента, мне кажется, как раз и нехватало! - сказала бабушка, задавая тональность и я в глубине души вздохнула. Но на лице так и осталась маска холодной, убитой горем наследной герцогини. Я села и приняла обычное выражение лица. Жанна была рядом - она меня понимала и одобряла.
   Обсуждение монолога перетекло в обычные сравнения игры "тогда" и "теперь", но главное для себя я уже знала - бояться премьеры нечего и мы тихонечко исчезли из дома. Только бабушка проследила за внучкой и вдогонку осенила её крестом.
  Когда в моей спальне Татьяне сделали грим, причёску и остальное, я осмотрела её и спросила:
  - А как дела с Виктором, встречаетесь?
  - Это же лекарство, - лукаво удивилась она, - доктор прописал, он знает, чем лечить
  - Помогает?
  - Ты думаешь, я шлюха?
  - Что, не помогает? - она сделала, отмахиваясь, движение ей несвойственное и я её остановила: - Да ты не злись, доктору надо знать, правильное лечение или нет? - и это помогло.
  - Ань, он обычный мужчина, который увидел необычную женщину и обомлел. Сколько таких? Вот ты любуешься Жанной, а я не налюбуюсь им. Короче, Анюта, лекарство хорошее и действенное.
  - Ты его теперь бережёшь?
  - Да, - просто ответила она.
  - А если ему попадётся Дима, он твоих опытов может не понять? Ты об этом думала? - она обречённо вздохнула и развела руками:
  - Грохнут они меня, как Алеко Земфиру и закопают в этом тряпье на свалке, а на поминках напьются и помирятся.
  Я слушала свою подругу, любовалась ею, в рванье с чулками на коротких резинках, стоптанных ботинках с искусственным мехом внутри, грязной синтипоновой куртке и трикотажной шапке-динамовке, прикрывающей растрёпанные волосы. Фингалы мы сделали косметикой и свинцом, а засосы были натуральными и на самых лакомых местах. Увидев такой шедевр, любой мужчина будет озираться по сторонам, размышляя, что делать: либо кричать о помощи, либо тащить эту девчонку в подвал и за бутылку грымзы оттянуться на адреналине - у неё могло быть что угодно! Такой экстрим выдерживает не всякий. И вот я везла её на обозрение и знакомство к своему мужу-драматургу, а вскоре должен прибыть и её хахаль. Сравнивая мужчин, я пыталась представить Татьяну с каждым в естественных условиях, когда мужчина и женщина живут вместе. С Виктором я её представляла в любых условиях, он работал и ждал её, готовил еду, стирал и купал, он мог жить с ней везде: коммуналке, собственной или съёмной квартире, подсобке - где угодно и повсюду я видела её в гармонии с ним. С Димой она могла жить только у меня. И рядом с Виктором такая безумная идея - шляться по подвалам и тусовкам дальнобойщиков, чтобы проникнуться духом и окунуться в среду, ей даже в голову бы не пришла.
  Мы приехали, чтобы никого в подъзде не испугать, я запахнула Татьяну в свой длинный плащ, который скрывал весь её маскарад, и проводила в лифт. По пути нам никто не попался. Дверь распахнулась и я увидела лицо Руслана, он искупался во мне и только после этого взглянул на мою подругу. Её вид его нисколько не шокировал, он церемонно приложился к её ручке и мы скрылись в его пещере. Это было служебное помещение в жилом доме на последнем этаже, тут были трубы, какие-то толстые провода и бронированные кабеля и всякая трубная разводка, они составляли основу интерьера, окна тут огромные, чтобы ремонтники могли всё это великолепие видеть и ко всему подобраться. Руслан, когда мы как-то с ним стояли, обнявшись у окна и любовались видом парка напротив, сказал, что рамы у них съёмные, чтобы сюда просовывалась стрела подъёмного крана с улицы.
  Теперь в этих коммуникациях надобность отпала и на баланс всё это брать никто не хотел. За небольшую мзду в районном БТИ помещение перевели из одного ведомства в другое и Руслан выкупил его по номиналу, правда, не на своё имя. Большую часть труб и железных шкафов он убрал, а то, что вырезать или вырвать не удалось, приспособил для бытовых нужд и облагородил. Руки у писателя были при себе и не кривые и он обустроил тут студию, где и жил сам. Кухня была очень большой, в ней же выгорожена громадная ванная с душем, она осталась от прежних владельцев. Холл или студия имела два больших окна и примыкала к кухне через большую подсобку, где он устроил мастерскую. А главная достопримечательность пещеры - уголок отдыха с громадной постелью-альковом под балдахином и двумя сталинскими креслами призывно улыбался всем гостям из слегка затенённого стыка двух стен. Здесь раньше была вытяжная вентиляция и Руслан не стал мудрить и использовал имущество по назначению, лишь по возможности его облагородив. Мне его берлога понравилась сразу и я для себя решила, что мужем и хозяином он будет замечательным. Я не сказала ещё про кухню. Она могла быть в большой семье столовой, у него там не ощущалось пустого пространства и вокзальный буфет из старого кино мне приходил в голову в качестве ассоциации с ней. Стойка, которую можно снимать в фильмах про Чикаго времён бутлегерских войн, была чиста и кроме подноса с тарелками и чайными чашками на ней ничего не было. На этой стойке мы с ним сделали не одно удачное фото, которые никто кроме нас не видел. Он меня и нашу связь оберегал не менее Каминской.
  - Обалдеть! - только и сказала Татьяна, осмотрев и потрогав всё в этом жилье беглого мужа от бывшей жены. Здесь он был нелегалом и ничего отсюда она выцарапать не могла.
  Руслан выслушал версию о синяках Татьяны и мы втроём ушли в ванную подправить её фейс. Она очень натурально морщилась и вскрикивала, когда я занималась лечением и прижиганием якобы ссадин и ушибов. Он принёс свою рубашку, она завернулась в неё, как в халат, а я напоследок прижгла перекисью болячку на коленке, она взвизгнула и извинительно посмотрела на меня.
  - Волнуешься? - она кивнула.
  - С чем это сравнимо?
  - Стыдно признаться! - вдруг в ней проглянула девочка двенадцати лет.
  - Даже мне?
  - И тебе!
  - И ты будешь маяться с этим всю оставшуюся жизнь? - не оставила я ей шансов на маленькую тайну. Моя улыбка была издевательской, так на "слабо!" соблазняют парня прыгнуть с трамплина на виду милых глаз с поволокой или девушку - надеть отпадную юбку, чтобы сразить недосягаемого парня.
  - Да ни за что! - выпалила она в роли девочки сорви-голова и, наклонившись ко мне, прошептала:
  - Я в первый раз это сделала вот в таком кресле! Мой парень, ну, о-че-ень! хотел меня, а мне было просто любопытно. Его нужно было как-то вдохновить на подвиги и я всё придумала: "Мы это сделаем ночью, ты взломаешь дверь, мы устроимся здесь и я твоя!". Он согласился.
  - А если бы вошёл сторож или кто-то ещё, ночь ведь?
  - В этом и весь кайф! Мы не знали, когда кто-то там появится и поначалу торопились.
  - Получилось?
  - Ему понравилось, а потом и мне. К утру только и удрали. Но я волновалась всё время: и до, и во время, и после, как бы нас не поймали. Сейчас это так же, веришь?
  Всё это было на её лице, да и правда - это наше правило, если хотелось умолчать, мы просто молчали.
  - Конечно верю. Слушай, может мы кое что изменим?
  - Какую часть? - насторожилась она.
  - Я вас оставляю наедине, уже поздно, а тут не высплюсь, вы не дадите. И второе, Диме я дам отбой - нет меня, нет и интриги, ваш с ним диалог для пьесы сейчас важнее.
  - Ты мне доверяешь?
  - Он мужчина и волен поступать по собственному усмотрению.
  - А если я его соблазню, ты посмотри, как я выгляжу? - развела она руками, демонстрируя себя, такую и я бы утащила в уголок.
  - Не болтай и не нарывайся! - урезонила я её. Мне стало ясно, что с тех пор, как мы вышли из подполья, атаки моих подруг неизбежны, пусть же всё это будет в моём присутствии, тогда не так больно, если и случится.
  - Ань, я тебя люблю, а он всего лишь мужик! - успокоила она и я её шлёпнула ниже спины. Я ушла тихо, не прощаясь. Когда Руслан со своим столиком на колёсиках появился в холле, его встретила робкая улыбка Танечки.
  - Он даже в лице переменился, - рассказывала она потом.
  - И только?
  - Нет, я ему рассказала про тебя, показала лучшие куски из спектаклей, мы поиграли этюды, а потом он попросил рассказать о самом потрясающем открытии в себе за этот год.
  - И что это было?
  - Виктор. Это самая необычная история и я о нём выдала всё и без купюр, как доктору. А слушать он умеет.
  - Всю ночь только о нём? - не поверила я.
  - Нет, ещё мы смотрели кино, там всего наверчено из разных фильмов, какой-то винегрет и он наблюдал за мной. Я будто в женском кресле, а он всё высматривает и выслушивает, если что не понял, переспрашивает. Потом в карты играли, я всегда проигрывала, фанты были на стихи, романсы, ещё я танцевала. И он всё время следил за мной, как двигаюсь, смотрю, под его взглядом приятно. Теперь мне понятно, почему ты его прятала.
  Своего очарования Русланом она не скрывала, она честная девочка и её глаза говорили об этом откровенно. Вот оно, удовольствие быть с яркой незаурядностью, на которую все так и смотрят и втайне очень хотят.
  - Танечка, ты сделаешь для меня доброе дело, если срочно трахнешь его. Не на спор, не ради коллекции, нет. Понимаешь, он мой! А вы все на него уже сделали стойку. Я буду знать, что ты сделала это сразу и как бы забыла о нём. У тебя к нему это пройдёт быстро и не будет мешать нашему с тобой эксперименту.
  - Мужчина, это не то, что нас разлучит?
  - Да, в эти два дня я занята под завязку и ничего не замечу, сможешь?
  - Ты этого хочешь?
  - Да.
  - А если нет? Если мне это не очень по душе? - она немножко помолчала и добавила. - Руслан, это не то, что мне сейчас надо. То, что он мне скажет и сделает, я примерно знаю. Но я так же знаю, что ты его любишь. Нет, Ань, нет!
  - А ты не выставляешься? Если так и это солидарность с подругой, лучше не надо, будешь мучится и всё равно попадёшься на нём. Лучше трахни сразу и делу конец!
  - Нет, Аннушка, нет, я хорошо подумала! И никогда! Вот так! - она с облегчением улыбнулась, избавившись от наваждения и сорока грехов и потянулась ко мне. Милая девочка, прелестная подруга. А потом она сказала:
  - А теперь сюрприз, хочешь? - я кивнула, размягченная её решением и нежностью последнего жеста, и слушала её чуть отстранённо. Что-то в моей личной жизни стало принимать приемлемые черты и обретать стабильность и надёжность.
  - Выхожу я от Руслана, уже переодетая в джинсы и кофточку с водолазкой, а у подъезда стоит машина и в ней Виктор, - она расцвела ещё больше, но я удержалась и просто смотрела за ней, любуясь и наслаждаясь. - Он подвозил кого-то за запчастью. Я так обрадовалась, что бросилась к нему и попала в лужу. Он вынес меня оттуда и велел подождать, пока не разберётся с этим, что с запчастью. Скоро он пришёл и принёс фирменную железку к "Опелю" в упаковке. И я осталась с ним, мы катались на его машине и просто болтали, в театр он меня привёз сам. Я выпорхнула из его машины и пошла.
  Она замялась, что-то слегка притормозило её полёт, но не очень серьёзно.
  - И что дальше? - подтолкнула я, этой части её приключения с Виктором не зная.
  - Тут и Дима идёт, как раз, когда я из машины выбиралась и раскланивалась. А он мне так легко и привычно - "Привет!", раз и в щёку. На глазах у Виктора. Я чуть не упала.
  - Ты же говорила, что влюблена в Диму и от него, хоть что в масть или уже нет?
  - Пока Виктор не появился этим утром, я тоже так думала. А теперь сомневаюсь, - сказала она целительную для меня фразу - ну не верила я в их роман с Димой, не верила и всё! Теперь в нашем ансамбле нет любовников. Я была счастлива без меры и поцеловала Татьяну. Она, умничка, всё сложила и покачала головой:
  - А утром с Виктором, твоя работа? - я кивнула.
   Милан и "Три сестры"
  
  • Следующим шагом нашей пилотной программы стала поездка в Милан на "Русские сезоны", где среди шумных мероприятий и процедур по поводу классической русской драматургии предусматривалась презентация проекта "Три сестры". Кроме нас троих выехали продюсер, композитор и постановщик Шелгунов. Шелгунов и композитор за пределы СНГ выезжали впервые и держались чуточку зажато, продюсер же говорил на трёх языках и из принимающих хозяев был знаком едва ли не с каждым. По-итальянски никто из нас не говорил, по-английски и французски вполне прилично изъяснялась Настя и прикрывала наши тылы. Мы просто обязаны обаять эту публику, несмотря на переводчиков, которым я доверять с некоторых пор перестала. Мы с Татьяной играли в русских женщин, которым ничего не страшно, но ко всему они ещё и милы и выглядят вполне по-европейски. Настя занимала в нашей троице особую позицию и изначально играла роль Маши, как бы обозначая её особенные черты в анонсе нашей пьесы. Татьяна приучала всех к особому прочтению роли самой младшей из Прозоровых и её Ирина была действительно нечто. Ну и мне пришлось взять на себя миссию по воплощению Ольги. Шелгунов сразу пообещал, что за синим форменным платьем мне ни своих адских телес, ни темперамента не спрятать. То же он грозил сделать и с утончённой любительницей психологических этюдов Настей, Татьяна после некоторых войн с ним перекочевала в разряд любимиц и ей он грозил скандальный успех в пику именитым партнёршам. Надо ли говорить после этого, как мы готовились к визиту. Татьяна сшила себе шесть платьев для двух дней в Италии, чтобы всегда выглядеть неузнаваемой и особенной. Ну и мы с Настей тоже постарались. Так роскошно одевались только наши признанные оперные и балетные дивы, которые на зарубежных сценах бывали чаще, чем на российских и имели здесь и собственные дома и многое другое, дающее защиту от отечественного бардака, революций и потрясений. У нашей компании ничего подобного в наличии ещё не было и так агрессивно, как мы, они уже давно не представлялись.
  Завоевать весь мир, пусть поначалу только русскоязычный, мы намеревались уже в ближайшем будущем и по многочисленным клипам и рекламным блокам о нас уже знали и теперь хотели сравнить телевизионную картинку с натурой. Наш продюсер видел западных актрис, игравших русскую классику, везде и неоднократно и предупредил, чего именно нам делать нельзя, чтобы не потерять имидж таинственных дам из страны диких возможностей и не быть похожими на тех, кто уже приучил публику к братьям Кармазовым и сёстрам Прозоровым в забугорной интерпретации. Слова Руслана на ТВ про пальму на нашей сцене точно отражали русскую классику на европейской сцене, там это было что угодно, но уж точно не русское дерево.
  Уже в аэропорту мы убили всех, когда вышли из зала прилёта после таможни энергичными и готовыми съесть любого журналиста с потрохами. До сих пор аэропорт был закрыт из-за забастовки наземного персонала и нервные пассажиры, среди которых немало участников театрального шоу, часть своего лица потеряли, нам же, привычным ко всему этому, удалось использовать передышку, чтобы переодеться по погоде и произвести впечатление. Рослые Шелгунов и продюсер к смокингам привыкли и блистали с удовольствием, для композитора он ещё не стал родным и мы, скрепя сердце, позволили ему обойтись легкомысленным светлым шарфом поверх пиджака с чёрной водолазкой и с трубкой в зубах, что-то в его облике напоминало зловещую фигуру Фауста и это для начала было неплохо. Яркие женщины в окружении солидных мужчин - это для нас привычно и пресса тут же стала делать крупные планы. Наши мужчины расступились и дали насмотреться своими женщинами вволю. И мы постарались компенсировать их скромность, Настя задала тон, выдав пару фраз по-французски и забрав часть внимания на себя, затем и Татьяна сделала парочку фирменных улыбок и показала себя истинной Ириной, она в эти минуты выглядела как раз той самой кисейной барышней, которую все знали по автору пьесы. Ну и я была заботливой и держащей эту семейку в узде старшей сестрой, которая чуть свысока посматривала на младших сестёр и не менее покровительственно на старшего брата с безнадёжно поглупевшей женой. Мне досталась именно эта часть совокупного женского портрета, который и являл собой феномен привлекательности сестёр Прозоровых. Очень интересная и впечатляющая картина и я уже стала присматриваться ко всему, что нашла в обильных метериалах Каминской, а также и своих собственных о подобных характерах.
  Прочитав об истории написания роли и дамах, которые подвигли Чехова на этот образ, я вместе с Настей и Русланом нашла в ней многое, чего обычно на сцене зрители в её образе не видят. Умная, чуть саркастическая натура, ничего чисто материнского, что сводило бы её незаурядную натуру до обычного синего чулка. Вот такими разными и одновременно яркими и явились мы перед прессой. Мы особенно не умничали, а улыбались и слегка кокетничали со зрителем, который должен влюбиться с первого взгляда. Моя грудь и бёдра, утончённая изысканность Насти и неправильная, чуть угловатая и своеобразная, глаз не оторвать, Татьяна - вот совокупный портрет, которым операторы потчевали своих зрителей. Я всегда была посередине, а Настя и Татьяна по обе стороны, причём, Татьяна всегда справа от меня. На снимках и телеэкране это была самая выигрышная композиция и мы её откатали ещё в Москве во всех вариантах и с любыми нюансами.
  После небольшого обустройства мы оказались в холле большого отеля, арендованного для размещения участников шоу. Здесь нас разобрали по жанрам и "Три сестры" попали в самую многочисленную группу классической драмы, где только наша группа была с территории стран бывшего СССР. После регистрации мы присмотрелись к вероятным конкурентам и нашли себя вполне на уровне, а Шелгунов вообще сказал, что если бы он и согласился кого-то трахнуть из этого заморского созвездия, то только на спор и после хорошей дозы. Его поддержал и композитор, которого Каминская обожала и в одной из телепередач так поцеловала за труды, что он стал её побаиваться.
  - Наша-то Анька получче их будет, как считаешь, Геннадьич? - проскрипел он, провоцируя Шелгунова на откровенность, дабы снять стресс, выпитое в номере, оказалось явно недостаточным.
  - Одни вешалки: ни спереди, ни сзади взяться не за что, а что внутри, так и ни гриму, ни выпивки нехватит! - согласился он, просто поливая нас своей уверенностью и покровительственным тоном. Особенно он посматривал на свою нынешнюю протеже Татьяну, поскольку с остальными дамами был в подчинённом положении. Для меня же его похвалы значили достаточно много и я знала, что они относятся только к моей нынешней работе и сегодняшнему уровню, всё, что было вчера, им забывалось напрочь и в дальнейшем вся его жизнь с любым актёром начиналась с белого листа. Требовал он одно и то же хоть с новичка, хоть с ветерана. И не стеснялся в выражениях, умело помещаясь в рамки нормативной лексики и профессиональной этики.
  После жеребьёвки очерёдности выступлений нам достался один из первых номеров и мы не стали никого смотреть, чтобы подстроиться, а ушли в дальний угол громадного отеля и расположились под райскими кронами пальмовых деревьев. Там привели себя в игровое состояние и поддерживали его лёгким тренажём пока Шелгунов не сказал:
  - Сударыни, ваш выход! С Богом!
  Свой кусок мы подали сочно, не стесняясь обстановки и среднеарифметического синхронного перевода. Всё же он был не литературным, а беглым, хоть и самым лучшим, как нас убедил продюсер. После показа своего фрагмента мы остались в зале посмотреть других исполнительниц. Настя некоторых из них раньше видела и комментировала выступления. Ничего особого ни я ни Татьяна не заметили, а Шелгунов и композитор и вообще презрительно фыркали и звали на дегустацию вин из Ломбардии, они выглядели значительно вкуснее, чем эти невзрачные жизненные неудачницы, которым больше и счастья искать негде, как в этой чёртовой театральной жизни.
  - Ты посмотри на её движение! - говорил он, указывая на одну из актрис из Германии.- Она играет Соню Мармеладову будто королеву Марго, у нас бы за такое её постановщика лишили лицензии, а эта публика раскрыла рты и жюри с ними вместе.
  Я присмотрелась к ней и для себя решила, что серьёзной школы у неё нет, а движения и мимика с пластикой несли печать поверхностности и школярства. И поделилась этим с Шелгуновым, он зыркнул на меня и согласился.
  - Чего ей нехватает, чтобы стать настоящей Сонечкой? - спросила я и тоже зыркнула, чтобы он не выпендривался.
  - Она выше ТЮЗа ещё не выросла, если ты о школе, а вообще, актриса не в те руки попала, согласись, баба она умная? - перешёл на другой язык Шелгунов и посмотрел на меня уже иначе.
  - Ты бы смог поставить ей школу? - невинно улыбнулась я.
  - Ну, ты и язва, Анька! Мне она тоже понравилась, - признался он.
  Когда немецкая группа ушла за кулисы, я подошла к актрисе. Её звали Грета Терски, она из Магдебурга, 30 лет, замужем за русским, который свою фамилию в Германии лишь чуточку видоизменил. Мы поговорили и я узнала кое что новое, она уважительно отозвалась о нашей игре и я предложила ограниченный обмен. Чуточку уяснив суть нашей компании, Грета заинтересовалась и мы обменялись адресами и телефонами. Продюсер для себя сделал пометки, Магдебург был академическим центром и мог стать одной из опорных точек в Европе. Шелгунов спросил её, не хочет ли она сыграть в нашем проекте на русском языке, узнав, что её муж русский.
  - Даже боюсь в этом признаться! - на приличном русском ответила она и Шелгунов стал соображать на уровне продюсера, продвигая себя и нас за пределы Садового кольца. Он включился в изучение этого рынка и вместе с продюсером беседовал с коллегами из-за бугра, присматриваясь и прицениваясь. Мои подруги тоже пообщались с Гретой и нашли молодую актрису вполне приличной женщиной, оставив уровень игры за скобками, та всё хорошо прочувствовала и вела себя достойно.
  Настя и Татьяна просмотрели многих, но ничего из ряда вон не увидели. И мы дружно решили, что шансы у нас есть и очень весомые. Хотя настоящая и главная цель заключалась в обычной раскрутке и приручению публики и критики к нашему особому внешнему виду, манерам и общности. Наша взаимная тяга для окружающих выглядела очевидной и ставила нас на порядок выше наигранности и показушного панибратства соперниц. Именно эта сыгранность и настоящая общность трёх сестёр и была фишкой, которую мы разыгрывали. Суета вокруг призов и само соперничество нас совершенно не интересовали и поэтому строить стратегию с целью обаять местное жюри мы с продюсером и Шелгуновым не стали. Настя нас убедила, что остальные постановки будут примерно схожими, а игра на невысоком уровне, настоящий класс и того и другого есть только в двух-трёх лондонских и ещё по одному в парижском, миланском и венском театрах.
   И мы пошли дегустировать вина. За нами всё время следовал оператор и режиссёр местного канала, которого проплатила русская диаспора, чтобы иметь полную информацию о наших успехах или проколах. Они вложились помаленьку, чтобы не пролететь по-большому. Мы же им доплатили, чтобы из этих съёмок вышел вполне приличный очерк и разошёлся по базам данных и архивам телекомпаний. Нас должны знать многие и не только русские. Удовольствие было малоприятным - находиться всё время под наблюдением, но мы всё вынесли и ни разу не скривились, когда к нам заглядывали, куда не надо и спрашивали, о чём ни попадя - паблик рилейшн!
  Потом был второй тур и мы сделали попурри или джем-сейшн из нескольких русских спектаклей в одном, моментально переходя от одного сюжета к другому. И тут тоже выглядели вполне прилично и Шелгунов даже приложился к каждой из нас, как бы показывая всему миру, насколько наши дамы приятнее в обиходе. Ему другие постановщики откровенно завидовали и этого не скрывали.
  - Настя, - поделилась я мыслью, - а если мы подкатим к кому-то из эзавистников и предложим попробовать себя с нами. Здесь и сейчас!
  - И все это у видят? - продолжила она и я кивнула. Мы посмотрели на Татьяну, она не возражала - подобные экспромты девочка обожала. Шелгунов тоже усёк нашу затею и с удовольствием поддержал. Оставался продюсер. Он подумал и сказал, что так тут не принято - мордой в грязь никому не хочется.
  - Но если это сделаю я и перед камерой в режиме "Прямое включение", кое-кто может не устоять, - сказала Настя и подмигнула мне. Шелгунов хохотнул:
  - Я уже не устоял!
  И мы стали выбирать жертву. Ею оказался тучный джентльмен из Манчестера в твидовом пиджаке, его труппа выглядела средне и мы её даже не запомнили. Наша леди Виргиевская проходила мимо него, сопровождаемая французской журналисткой, беседа их текла ни шатко, ни валко и вдруг Настя наехала на эту гору мяса и удивлённо обернулась. Джентльмен стал извиняться и раскланиваться, а Настя его прищучила тут же и передала француженке, та после пары фраз вернула неинтересного собеседника Насте и наша прекрасная леди, очаровательно улыбаясь, предложила ему спасти лицо, джентльмен тут же напыжился и принял стойку. Охотятся женщины удачнее мужчин и добычу из рук не упускают никогда. Вскоре эта группа вместе с телекамерой проследовала через весь зал к нам и джентльмен предложил сыграть наш же джем только в его интерпретации.
  - Окэй! - сказала Татьяна. К нам кроме французов с язвительной журналисткой подрулили ещё несколько камер с разнокалиберными ведущими популярных европейских каналов. Продюсер взял на себя роль толмача и объяснил, чего мы хотим. Француженка спросила у нашего продюсера:
  - Вы хотите сказать, что ваши патроны подойдут к европейскому артистическому арсеналу?
  - И не только, если этот джентльмен умеет стрелять как следует, то поймёт, что этими патронами можно попасть, куда захочешь и иметь нечто подобное под рукой нужно обязательно.
  - Он должен изучить всё это, как следует или это обычный экспромт?
  - Они видят друг друга впервые, а что из этого получится, мы сейчас увидим.
  - Вы хотите сказать, что уверены в успехе?
  - Хотите пари? - предложил он и француженка заколебалась, в русскую рулетку играют только сумасшедшие, но ведь с той стороны были только женщины - она-то знала, что лишить мужчину разума им ничего не стоит, а само обольщение - зрелище всегда интригующее и пикантное.
  - И какова ваша ставка? - сказала она, уже предвкушая. В случайность столкновения изящной Насти с такой горой из Манчестера, она и раньше как-то с трудом верила.
  - Я оставлю вам на память свой смокинг и уйду отсюда проигравшим.
  - А что вы хотите от меня?
  - Вы не вырежете моё краткое заявление по этому поводу. Согласны?
  Она подумала, что можно сделать с этим заявлением потом и согласилась. В выигрыш смокинга она тоже не верила. А мы в это время решали, как довести до сведения этого джентльмена, что каждая из нас могла его трахнуть трижды подряд и не поперхнуться. Его школярство в области постановочных фантазий джема мы уже усекли.
  - Танечка, ласточка, ты же отбила Диму, когда он хотел Настю, сделай так, чтобы этот дяденька сообразил, с кем имеет дело! - пропросила я подругу, для самоутверждения ей требовалась вещь, адекватная Настиному случайному столкновению.
  - По-английски или по-нашему? - уточнила она, уже размышляя, с какой стороны подобраться к памятнику чревоугодия и больных внутренностей.
  - Чтобы он понял, - разрешила я всё.
  Танечка в трудной ситуации настолько образна и нестандартна, что я к этому полёту женской индивидуальности всегда относилась с пиететом и просила о проявлении подобного с придыханием и заглядывая в глаза.
  Она немножко покружилась вокруг него, оценивая и оглядываясь. Потом подобралась к музыкальному автомату и бегло просмотрела список заряженных туда мелодий. Вскоре раздалась мелодия в стиле рондо, но в современной аранжировке. Танечка подошла к нашему партнёру по сейшну и взяла за руку, предлагая немножко подвигаться, он сделал глупость и вопросительно заглянул ей в глаза, остальное она сделала на автомате. Вскоре он выделывал танцевальные па и изображал партнёра, она кружила вокруг и танцевала по-настоящему, мы подключились сразу же и следующие такты он уже был в наших руках и с удовольствием вкушал отзывчивое общество и заглядывал в наши глаза, которые не менее красноречиво, чем Татьяна, внушали ему отдаться. Танцевальный экспромт пошёл на пользу и Эдвин Кул, так звали нашего партнёра, сказал:
  - Я всё понял, так что мы им покажем? - он не командовал, а высочайше интересовался нашими возможностями доказать его профессионализм. И мы удовлетворили его любопытство своим вариантом. Он подумал и ответил:
  - Эти волки меня знают давно, они не поверят, что это моя идея, давайте что-то другое!
  - А где ваше игровое поле? - спросила Настя на лестном для Эдвина Кула островном английском из Гэмпшира. И он показал. Мы поморщились, но ведь постановщик всего этого Эдвин Кул, а не мы и нашему видению его я не обучить. И мы сыграли его лабуду, ему понравилось, он кое-что внёс ещё, стало лучше. Сделав с его прямым участием редакцию миниатюры несколько раз, мы решили, что для экспромта достаточно. Надутый и важный, как индюк, наш благодетель вышел с нами вместе, довольный, будто отведал паштет из перепелиной печёнки на королевском приёме. Мы сыграли его вариант сейшна и публика опознала творческий почерк мастера из Манчестера. Француженка всё это выдала в полном объёме, надеясь извлечь какую-то пользу. Эдвин был ужасно рад, но держался с чопорностью настоящего лорда на званом ужине в собственную честь. Наш продюсер пожал ему руку и спросил:
  - Наверное тяжело так сразу и с незнакомыми актрисами решить такую сложную задачу?
  - С такими птичками в Манчестере я бы и сам порхал, таких лукавых и находчивых фурий я не видел давно! Жаль, они не все говорят по-английски!
  - У них наверняка есть поклонники и просто друзья, которым может не понравиться ваш деревенский отзыв, - заметил продюсер, подталкивая собеседника к самовыражению и тем самым повышению энергетики этого интервью.
  - Я бы смог с ними договориться, девочки того стоят! - отрезал британец и отчалил подальше от греха, пока мы не придумали чего-то другого, похожего на русскую рулетку.
  - Всё! Я думаю, для начала достаточно, пусть они нас проглотят и переварят в вечерних новостях, - сказал директор по раскрутке и продюсер в одном лице. И мы стали просто зрителями, но атлетичные ребята следили, чтобы к нам никто не приближался слишком близко и оттесняли всякого, нарушившего это правило. Как нам сказали, наши особы застрахованы на сумасшедшие суммы и залоговые взносы сделала русская диаспора, она работала на то, чтобы все осознали и нашу цену и чего стоит наша продукция. С одного раза этого не сделать, но к следующему визиту сегодняшнее отложится в памяти, как файл положительного звучания и немалой стоимости.
  После этого группу поделили и женщины оказались в большом сводчатом зале старинного замка, а мужчины уехали дегустировать вина в одно из имений нового русского в Ломбардии. Зал был с удивительной акустикой и всё это сооружение не моложе семнадцатого-восемнадцатого века, именно здесь ухаживал за дамой своего сердца Арриго Бейль, потом воплотивший свои чаяния в "Пармской обители". Замок был в частном владении и на сегодняшний вечер его арендовала русская диаспора в Италии. Среди них были и новые и старые эмигранты, а также несколько россиян, которые здесь просто жили, делали свой бизнес, а на выборы и некоторые праздники ездили на Родину. По-русски говорили все и атмосфера сразу же установилась дружеская и тёплая. Общим для всех были язык, культура и история. Мы знали, что именно такая публика будет источником нашего благополучия в Европе и вели себя с достинством наследных принцесс. Немалое количество женщин с драгоценностями на открытых частях тела дало нам понять, что русские весьма разнородны и благополучие финансовое не часто кореллировало с интеллектуальным. Но слышать и видеть нас хотела и эмиграция начала двадцатого века, и все последующие волны, выносившие неугодных за пределы Отечества. И мы были к этому готовы. А чтобы они не особенно сомневались, куда пойдут их денежки, показали кое-что из своих возможностей, щедро и не стесняясь необычной обстановки и тесного контакта актёров и публики в партере. На нас смотрела сама история - многовековые стены, сводчатые высоченные потолки, теряющиеся где-то в темноте, мраморные изразцы каминов, бронзовые свечные люстры и канделябры, мебель, которая изображала громоздкость и непримиримость раннего и позднего возрождения - всё это видело и слышало голоса многих поколений и итальянцев и иностранцев. И застало не одну эпоху. Играть "Гамлета" в таком замке - очень заводит! Татьяна, улучив момент, шепнула мне:
  - Здорово, ничего подобного не видела!
  - Жутковато.
  - Точно! Но адреналину от этого! - Вот бы остаться на ночь и чтоб рядом никого и ничего, только мы и вот это,- обвела она рукой вокруг себя и прикрыла глаза. И мне стало так же, как и ей, понятно, от чего он, этот женский адреналин.
  - А привидений не боишься? - поинтересовалась Настя, сидевшая рядом с ней на троне с мягкими подушками. Она нисколько не задиралась - само достоинство.
  - Если оно мужского пола, то нет! - в тон ей ответила Танечка и учтиво улыбнулась одними глазами. С новым макияжем она выглядела настолько привлекательно, что даже Насте он показался впечатляющим.
  Хозяева созвонились с продюсером, что-то уточнили и после коротких обменов репликами и уточнений приняли наш каприз за благоденствие и пообещали всё устроить. Три театральные русские примы одновременно - это ли не реклама для заведения?
  - Ань, я с тобой! - поёживаясь от увиденного, сказала Татьяна, так повлияли на неё шелест и потрескивание где-то в самом верху сводов, в мерцающем свете канделябров ничего не видно и впечатление от этого было жутковатым. В кино обычно привидения сопровождаются именно такой фонограммой, что-то подобное при уходе говорили и бывшие соотечественники. Шутя и откровенно улыбаясь.
  - В одной постели! Что скажет пресса, как всё испохабят недруги? - покачала головой Настя. Её тонкий профиль мягко оконтуривался желтоватым пламенем свечи и Татьяна могла видеть в нём настоящую Настю. Она нисколько не ревновала и не задиралась, просто знала, чего нам делать нельзя ни в коем случае.
  Когда все уехали и мы остались наедине с замком и здешними слугами, мне не стало ни неуютно, ни дискомфортно. Фактически мы стали ночными правителями этого замка. Нам заглядывали в глаза и угадывали желания. Слуги обходились без переводчика, мы могли узнать нужное на языке жеста и этого вполне хватало. У каждой из нас оказались собственные апартаменты, они были недалеко друг от друга, но не смежные. Первой нас покинула Настя, она загадочно улыбнулась мне и подмигнула Татьяне, напротив большой мраморной лестницы разместили Татьяну, а меня устроили за поворотом большого и широкого коридора. Когда мы с ней расставались, она была уверена, что нас уже распределили между хозяевами этой ночи. И повела глазами, пытаясь угадать, кому же она досталась. На её лице не прочитать этого невозможно.
  Моя комната была размером с половину баскетбольной площадки, там было несколько ниш и закутков и в одном из них устроена постель. Она была огромной и над ней красовался балдахин из голубого шёлка. Моя сопровождающая, итальянка примерно моих лет или чуть постарше, благожелательно улыбаясь и повторяя что-то по-своему, подвела меня к шкафу и раскрыла его. Там на плечиках пятисотлетней давности, потемневших от времени и отшлифованных несметным количеством одежды, висели ночнушки и прочее для достойного отдыха обитательницы этих покоев. Она вопросительно посмотрела на меня, как бы ожидая моего пожелания.
  Если я знатная особа, то самой раздеваться мне не положено, прислуга засмеёт, узнав, как я сама расшнуровываю свою сбрую, изворачиваясь, будто Дэвид Копперфильд в своих смертельных трюках. И я в который раз сыграла эту роль, подставляясь умелым рукам, снимающим с меня всё, только на этот раз они были женскими. Когда мои украшения были уложены в антикварные футляры, стоящие примерно столько же, и очередь дошла до нижнего белья, я чуточку напряглась и моя камеристка это уловила. Она меня успокоила одним движением глаз и приступила к последней стадии, теперь я опиралась на неё и выезжала из остатков цивилизации на моём теле. Она осмотрела меня и одобрительно кивнула, но вместо одевания в ночную одежду меня ждала процедура, заменяющая душ. Только случилось это омовение из её рук и чем-то похожим на губку и поливала меня итальянка из кувшина водичкой с приятным запахом. Я поворачивалась и отдавала себя её умелым ласкам, иным словом эти движения не назовёшь. Особенно внимательно она отнеслась к моей груди, касаясь её с восхищением и покачивая головой. Вытирала тремя разноцветными полотенцами, одно для рук, другое для тела и третье для ног, у дам из высшего общества иначе, видно, и не положено. И только после этого приступила к одеванию. Это было волнующее действо, когда она всё это, названия чему я и найти не могла, надевала и пристраивала к моему телу. Когда я была полностью готова, она откинула одеяло и пригласила в постель. Забирясь туда, я взглянула ей в глаза, камеристка не отвернулась и мне показалось, что она не прочь остаться со мной, а не брести по тёмным коридорам со свечным канделябром. Но моя роль никакой демократии и панибратства с эксплуатируемым классом не позволяла и я лишь кивнула и поблагодарила по-итальянски, она в ответ сделала глубокий поклон и тихо вышла, притворив за собой тяжёлую дверь.
  Я немножко полежала, вкушая отведанных ощущений и поняла, что не уснуть. Слишком много всего и с ним следовало разобраться предметно и наяву, а не в подсознании и во сне. Подошла к окну и отодвинула штору. Напротив я увидела освещённую стену и блики воды в широком канале между замком и крепостной стеной, окружающей все сооружения и небольшой парк у входа. Около двухсот лет назад молодая хозяйка этого замка смотрела из моего окна на гусар наполеоновской армии, которые после победы над австрийцами вошли в Пармскую область и принесли с собой глоток свободы и свежести от революционной Франции. Армия была молодая, генералы тоже, варварами они не казались и молодая графиня могла почувствовать симпатию к офицеру, назначенному на постой. Он был молод и энергичен, обладал светской привлекательностью, его интересовал мир, страсти и здоровые ощущения, Париж тех времён был культурной и интеллектуальной столицей Европы и всё: от дамской моды до самых передовых идей искусства в те времена исходили оттуда. Молодая женщина не могла не заинтересоваться молодым офицером, а он не мог не отозваться на её движение. Я представила себе престарелого мужа, малых детей с гувернантками и всеобщее внимание к иноземцу, который ничем, кроме гордости и храбрости не обладал. Стендаль здесь жил долго и про Ломбардию знал многое, вряд ли он придумал историю с Джиной Пьетранерой, он всегда брал готовые коллизии, сюжеты с типажами и только компоновал всё это, сообразуясь с требованиями безопасности для прообразов после цензуры и публикации.
  ... С этого балкона графиня могла обмениваться взглядами, а потом и репликами, это было легко - он жил в башне напротив. Она наверняка оставляла балконную дверь приоткрытой, чтобы он видел передвижения в комнате, мог любоваться ею, когда она сидела у большого зеркала и занималась своими роскошными волосами, здесь же, как и теперь мне, камеристка помогала разоблачаться перед сном и снимала украшения, так же, как и со мной, укладывая их в старинный футляр. И делала это, не торопясь, чтобы доставить удовольствие незримого присутствия рядом с ней. Этот ритуал был приглашением к большому приключению и она, соблазнив его мысленно, оставалась совершенно невинной и целомудренной: графиня первое время не видела и не знала, наблюдают ли за ней или это только фантазии, поскольку из собственной освещённой комнаты в его тёмной келье напротив ничего не видно.
  Я чуть пристальнее всмотрелась в темноту напротив себя и увидела квадрат окна на сером фоне стены, где-то в его глубине показался отблеск света из общего по этажу коридора. Возможно, в это время кто-то из-за шторки наблюдал за мной и через мощный телеобъектив снимал ради любопытства и услады.
  Та графиня, которая приютила одинокое сердце лейтенанта наполеоновской армии, несомненно запомнила его и потом хранила в воспоминаниях всю оставшуюся жизнь и сверяла собственные грёзы с его судьбой. Я знала, что в те времена у неё была такая возможность несомненно. И совершенно автоматически вошла в образ молодой итальянки и представила себе события тех времён.
  ...Муж, ярый монархист, сюзерен и приверженец австрийского короля, сбежал и я осталась одна с детьми и всем хозяйством наедине с новой властью и армией республиканцев. Мои дети вертятся рядом с гостями и смотрят, как те управляются с громадными порциями ломбардских кушаний и удивляются голодному блеску в глазах победителей. Я не возражала против присутствия одного из них у меня в доме, потому что видела его отличие от солдат австрийского короля: они пели и танцевали модное и новое, с ними было весело и интересно и совсем не опасно. Мне было бы интересно поиграть в игры, от которых согревалось сердце, а мысли в своём течении обретали массу интересных наворотов. К примеру, я могла бы поправить подвязки на чулках. На мне длинное платье с массой нижних юбок и сделать это женщине тех времён совсем непросто. И всё же я ухитрилась поставить ступню на выступ балкона, надеясь, что гость моего дома давно занял место у окна и ничего не пропустит, приподняла чудо кравчего искусства до колена и обнажила голубые подвязки, слегка подправила сначала один чулок, сменив ногу, другой и попутно обнажая то, что не могло удержаться в вырезе лифа. Локти при этом очень эффектно подчёркиваются пышными кружевами у сгиба. Он должен захотеть их коснуться, ему просто не терпится всё рассмотреть получше. Но коснуться не посмеет! Свою власть над ним я знаю и он ей с удовольствием подчиняется. С каким сожалением я потом расстанусь со своим новоиспеченным подданным.
  - А может я не захочу этого и подвигну на что-то, что даже представить страшно?
  Пожалуй, так просто я с ним не расстанусь, ведь и мои дети, пусть это будут Ирина и Максим, без ума от его энергии и доброты и это совсем не то, что пытается изобразить в отдельные минуты некоторых дней мой муж. Меня выдали в шестнадцать и я привыкла к нему и вот, уже зрелая и знающая, я вижу другого мужчину и мне становится понятно, почему некоторые женщины забывают о долге и богом скрепленном союзе...
   Я краем глаза отметила вдвижение в комнате напротив и фантазия улетучилась. Но навеянное мне понравилось и я не сразу отошла от окна, дополняя деталями и своим отношением ко всему придуманному.
  Я прикрыла балконную дверь и вошла в спальню. Эта комната уже стала моей и я понимала природу её тяжёлого дыхания, глухого скрипа наверху и шелеста вокруг. У моей героини Лавинии, которая жила в подобном доме до замужества, должно быть что-то от Джины Пьетранеры, яркой, темпераментной и раскрепощённой. Я до конца всё о ней поняла только теперь, окунувшись в эту атмосферу и вдохнув, навеянное стенами, которые помнят и Микеланджело и Галилея. И коварный, опытный интриган, кардинал, который понимал толк в красоте и знал, что я в глубоком кризисе, нравился мне больше, чем современные итальянцы, которые интерес ко мне только изображали. Его границы я хорошо представляла, они не выдерживали сравнения с теми, что выдавал для меня Дима, разыгрывая роль незаурядного лицедея в сутане. С мыслями об этом я разделась и улеглась в постель.
  Привидения беспокоить меня, вероятно, не захотели - я спала на прохладных простынях ручной выделки без снов и ни разу не проснулась. Утром меня разбудила та же итальянка в старинной одежде и предложила свои услуги. Мы вместе с ней за три часа выполнили то, с чем я одна управляюсь за несколько минут. Она ни слова не знала по-русски, но про утренние процедуры женщины, любящей и знающей своё тело, знала всё. Когда она касалась моей груди и плеч, я слышала её восторг и знакомое со вчерашней ночи "Белиссимо!". В свете дня я получше разглядела её ухоженное лицо и поняла, что не ошиблась в её возрасте. Во время занятий моей шеей и грудью, передо мной была её собственная, большая и высокая. Я осторожно коснулась её и она внимательно посмотрела на меня. Так же, как и вчера. Чтобы не разводить длинную дипломатию на эсперанто и пальцах, я уважительно провела рукой вокруг её груди и уловила, что женщина вся подобралась. Было видно, что это ей знакомо и в радость. Я расстегнула её одежду и увидела настоящий корсаж. Был ли он из семнадцатого века, я сомневалась, но всё равно вещь старинная и изысканная. Мы вдвоём расшнуровали его и передо мной оказались две упругие груди с маленькими острыми сосками, такие встречаются редко и в основном у кормивших подолгу и без осложнений.
  - Сколько детей кормила? - спросила я и повторила: - Бамбино - примо, секундо... - и остановила счёт, надеясь, что она поймёт.
  Она улыбнулась и развернула всю пятерню. Я поразилась её непосредственности и решила пооткровенничать.
  - Аморе, бель аморе! - ответила она, удерживая мою ладонь у себя на груди. Я узнала, что ей сорок и показала, что мне 36, её растрогало моё внимание и интерес. Простой интерес, без корысти. И мы хорошенько познакомились, доверяясь друг другу без слов. Она с удовольствием сняла с себя всё и я узнала, как Арриго Бейль ухаживал за красивой вдовой мельника, у неё было такое же платье и корсаж, как у Марии и они вместе с ним проделывали такие же фокусы. Штанишки на ней были из позапрошлого века, как чулки и подвязки. Я показала на себя:
  - Арриго Бейль! - а потом на неё: - Мария! Свела руки вместе, как в провинциальном театре и добавила: - Аморе, гранд аморе! Она выжидающе смотрела на меня, пытаясь уловить мои намерения. И я сыграла мужчину, которому некогда. Ей игра понравилась, она деланно сопротивлялась, не забывая чувствительно касаться моего тела, и вскоре мы оказались на моей постели под балдахином. Мария притихла, ожидая продолжения, и, что-то для себя решив, притянула к себе. Я была заметно выше итальянки и потоньше, но в остальном она мне не уступала. Она знала и умела всё. И за мужчину и за женщину. Когда я в очередной раз стала рассматривать её грудь, то заметила следы подтяжек, очевидно, любовник того стоил. И мне вздумалось проверить, насколько её хватит, если ласкать только сосочки. Она сначала затрепетала, потом застонала и вскоре просто отключилась, её запах дошёл чуть позже. Она очнулась восемнадцатилетней девочкой и я пожалела, что не мужчина: в этой Марии сокрыта целая вселенная. Потом мы вместе одевались и я на всю жизнь запомнила устройство одежды женщины, любившей Стендаля. Если она ещё и походила на Марию, то у него был отменный вкус. Напоследок она мне презентовала флакон, он очень хорош для груди.
  - У тебя такой же? - спросила я.
  - Нет, - замахала она руками, - он натирает меня гущей от вина, а потом всё это вылизывает языком. - И показала, как он это делает, а она извивается. Я подумала, что способ с вином поинтереснее других: пока он всё это вылижет насухо, то изовьёшься от неги и щекотки настолько, что любой хондроз излечится сам собой. Мария не спрашивала меня ни о чём, но с удовольствием говорила о себе и о пяти проказливых бамбино. А со своим Джованни она встречается в дни церковных месс в выходные, тайком убегая с них и нежась в его объятиях почти два часа, она показала на пальцах: два - секундо! И закатила глаза. Этот Джованни у неё был ещё до замужества. Узнать историю их романа подробнее не удалось, поскольку нехватило ни набора слов и жестов, ни времени, но для уяснения картины в целом достало и этого. Мария взглянула на мои часы и спохватилась, пора идти в столовую.
  Там меня уже поджидала Татьяна, Настя подошла следом за мной. И снова обслуга ни слова по-русски, что-то обсуждать в такой чинной обстановке трудно и мы только обменивались короткими репликами и в основном по поводу специфической гастрономии. Настя кое-что из этого меню знала и на смеси английского и французского выразила наши восторги. Кроме нас и обслуги в замке никого! Может здесь всё нашпиговано микрофонами и камерами, поэтому мы вели себя чинно, будто воспитанные дамы времён Стендаля и Мериме в ожидании своих мужей из важных вояжей.
  Когда обед закончился и мы вышли проветриться на широкий балкон, выходящий к арке с подъёмным мостом через канал, то увидели на лужайке пред стеной несколько машин и возле них мужчин, которые курили и беседовали. Я среди них сразу же узнала продюсера и Шелгунова.
   Расставание с хозяеами прошло живо и искренне, Мария даже уронила слезу, когда на прощанье взяла мою руку, хозяева сделали вид, что камеристка ничего особого не совершила. Мы говорили "грациас" и прочие слова, знакомые по театральному жаргону.
  Когда мы прошли подъёмные мостки и встретились с принимающей стороной - представителями диаспоры, те поинтересовались нашими впечатлениями и мы отделались общими словами восторгов, не упомянув о подробностях. Но им хватило и этого, а вот Шелгунов и продюсер осматривали нас придирчиво, будто принимали по акту несусветные ценности. Но, увы! Мы хитро улыбались, а они искали следы бурной ночи. После такого массажа и графских целительных смесей на нас ничего, кроме ароматов Адриатики не обнаружить. Ревнивое присматривание мужчин нас невольно ещё чуточку сблизило. Мы обсуждали пьесу и потихоньку притирались.
  По протоколу предстояла встреча с ТВ и другой прессой. А до этого мы посетили местное училище, которое горожане называли театральной академией. Нам показали фрагмент из "Вестсайдской истории" с очень хорошим современным балетом и приличным вокалом. Студенты были самые разные, некоторым за тридцать, были и девочки 14-15 лет. Наш композитор опробовал рояль, сказал: "Класс!" и стал играть своё. Потом Настя спела романс из концертного репертуара, а я выдала вещь, которую рекомендовал хормейстер. Наш композитор оказался приличным тапёром и сорвал аплодисменты впечатлительных хозяев. Нам тоже аплодировали, но он как бы этого и не видел и разошёлся вовсю. Оператор старательно писал историю, фиксируя и наше музицирование и реакцию хозяев.
  Где-то на периферии своего сознания я отметила, что продюсер делает всё так, как надо. Я бы раскручивала наш проект точно таким же образом. Ну, может чего-то вставила для изюминки. Что? - Надо подумать. Потом было ТВ и пресса, пышные проводы и вечером мы улетели в Москву.
  Проект закрутился по-настоящему и я перестала нервничать. И ещё: теперь я знала, что смогу вытащить и Стриндберга и новый фантастический опус Шелгунова.
  После разбора гостинцев и подарков под восторженными взглядами Жанны мне стало ясно, что от старого гардероба Каминской пора избавляться, ни ей, ни мне он уже не годился. Теперь у меня всё своё - от белья до одежды, украшений и косметики. А напоминания об истинной хозяйке только разражали, я упаковала всё это в коробки и пакеты и отправила в свой Фан-клуб. Пусть сами разбираются, ребята того стоили, а я не буду выслушивать недовольный шелест и вздохи этих тряпок. Жанна даже зажмурилась от моего жеста, Настя к нему отнеслась спокойно, а Татьяна с некоторой завистью и скрыть это у неё не получилось. Каминская была примерно такой же и они невольно отметили это в нескольких репликах по поводу. Потом я подарила Татьяне итальянский презент - простыни, очень похожие на те, что были в замке. Как она была счастлива, видели бы вы! Насте я решила презентовать прокладки для светских дам времён Марии-Антуанетты, а Жанне заколку для волос времён Марии Стюарт. Настя развернула это сокровище, которое дамы всех времён, кроме нынешних, никому не показывали, но эффективность и практичность познали на собственной сути и хорошо в них разбирались, так вот, от этих пахло так, что они напрочь нейтрализовали остальные, ненужные ароматы. Вглядевшись, она обнаружила знание истории этой штучки и быстро разобралась со всеми его премудростями, потом удалилась в укромный уголок и вскоре вернулась ко мне:
  - Чувствуешь? - к её собственному букету добавилась густая смесь диких трав.
  - Да, с таким крутым драйвом у тебя теперь полный дизайн! - выдала я любимую реплику её дочери и она благодарно качнула ресницами.
  Жанна долго боялась даже прикоснуться к этому необычному для нас сооружению, которое призвано привлекать и удерживать внимание всех, кто хоть что-то понимает в красоте и изяществе. Потом она уткнулась мне в грудь и мы немножко понежничали, ей этого нехватало и я не жадничала, делиться лаской мне нравилось и самой.
  Мои подруги тоже кое-что мне приготовили, но об этом не буду, это моё личное.
  Чуть позже в случайной паузе мы опять собрались в ресторане, но вели себя уже пристойно, на инструментах не играли, в топиках не щеголяли. Хотелось отойти и потихонечку вживаться в роль неразлучной троицы, которая должна стать и самой настоящей триадой ведьм. К тому времени появились публикации в западной прессе о нашем участии в "Русских сезонах" и обязательный продюсер мне их представил, как очевидный результат затеи, у заметок был беглый перевод, сделанный им самим и мы все вместе перечитали и обсудили реакцию Их на нас. Получалось вполне прилично и огромные деньги на всё это потрачены не зря. Эта толика нам повысила тонус и позволила отключиться от дел. Когда мы стали вспоминать Милан и ночь в замке, дамы многозначительно переглянулись. Глаза Татьяны засветились и я увидела привычную шалую негу.
  - Анька, какой кайф! - вспомнила она и зажмурила глаза.
  Настя вся подобралась и как-то отодвинулась от себя, чтобы повнимательнее рассмотреть ту, что сидит в ней. И только теперь я поняла, что они-то в ту ночь совсем не спали. Подруги по очереди поведали свои ощущения от привидений, которые владели всем, кроме русского языка. Когда в общих чертах и по первому кругу воспоминаний, я узнала всё, они уставились на меня, ожидая и моей доли. А что я могла? Невинное развлечение с Марией - так милые пустяки! Их лица надо было видеть и я расхохоталась, как сумасшедшая, а они меня за такую и принимали. Кое как успокоившись, я пожала плечами и ответила:
  - А я свой талон на привидений потеряла и всю ночь спала одна.
  Лица подруг выражали искреннее сожаление и сочувствие, однако в реакции Татьяны я увидела кое что с иным оттенком и она, как бы компенсируя мне недодачу эмоций в ту ночь, щедро поведала и некоторые детали своего приключения. У меня создалось впечатление, что продюсер, устроивший всё это для них, побоялся не угодить хозяйке и мой сон никто не беспокоил. Но Татьяне и Насте я в этом не призналась. Мы обменивались остальным и освобождались от дневной нервной коросты. У меня звякнул мобильник, это был Войтин.
  - Ты сейчас где? - спросил он после ритуального приветствия и я громко ответила, что в ресторане пирую с подругами.
  - Ты сможешь потом подъехать ко мне? - спросил он. Как-то, расслабившись, я пообещала посетить его дом и вот он напомнил. Я задумалась, он чуть выждала и сказал: - Если получится, позвони, я скучаю! Очень скучаю.
  - Кто это? - спросила Татьяна, разглядывая мои глаза и притихшие руки.
  - Спонсор, - ответила я. Подруги поскучнели, Татьяна уткнулась в тарелку, а Настя разглядывала узоры на дальней стене зала.
  И я набрала его номер:
  - Володя, извини, но сегодня не получится!
  - Хорошо, - мягко согласился он, - тогда в другой раз, я по тебе часто скучаю.
  И мы продолжили говорить, разбирая завалы баррикад и вместе обустраивая наше совместное обиталище для работы и созидания нас самих - нежных , вредных и капризных. У меня дома мы не расстались, но всего так и не разрешили и подруги уснули по обе стороны моей громадной постели. Каминская умела устраивать себе ночь и я это хорошо осознавала. Сейчас вот, глядя на уснувших подруг, я сообразила, что могу подняться с постели и не потревожить моих гостий, так удобно устроено это ложе.
  Когда я вспомнила о доме, муже, детях и Каминской, сердце стало разрываться на части, а душа металась между клокочущией лавой преисподней и грязно-серыми вратами чистилища. О том, что меня мучило, лучше не знать никому. Я вспомнила молитвы своей героини Лавинии и удивилась поверхностности этих переживаний и молений: то дно, на котором теперь я оказывалась нередко, было и глубже и безобразней. И после всего этого вести диалог с вымышленной сверхестественной субстанцией мне казалось наивным, глупым и бессмысленным. Я ушла на кухню и позвонила Войтину, он ответил сразу.
  - У тебя бывает раздвоение? - спросила я.
  - Да, что и тебя достало?
  - Не даёт уснуть!
  - Так тревожит?
  - Рвёт на части, у тебя такое бывало, чтоб с ножом к сердцу?
  - Нет, я его топлю раньше.
  - Как слепых котят.
  - Да.
  - Я бы хотела так, но вокруг выжженная пустыня и ни капли воды. Нужно что-то другое.
  - Хочешь поговорить, приезжай, я тоже не сплю, так и не смог уснуть. Может быть, что-то придумаем.
  - Не сейчас, со мной подруги.
  Мы помолчали.
  - А ты не пробовала демократические приёмы? - сказал он после некоторой паузы.
  - Поясни!
  - К двум присутствующим "эго" надо присовокупить ещё одно и они весь пыл потратят на междоусобицу, а про тебя забудут. Лучше какую-нибудь стерву из парламентских комитетов, что не выбираются с экранов ТВ. Может помочь.
  - Это твой рецепт или в книжке вычитал?
  - Обижаешь, Аннушка, обижаешь, стал бы я тебе "левый" товар толкать. Моё творение, собственное и испытанное.
  Я поблагодарила его и дала отбой. Потом прибавила к своим соперницам ещё одну, Кирилловну, и проследила за изменением хода дебатов. Едкие и умные споры, терзавшие мою душу без стеснения и колебаний, сразу утухли, резоны третьей дамы стали тем самым реагентом, который нейтрализовал обеих. Уснула я вскоре, так и не позвонив Войтину.
   Абашин, Войтин и Каминская
  
  После съёмок я сильно устала и, как обычно, прилегла на диванчике в своей гримёрке на студии. Не было сил даже смыть грим. И уснула. Проснулась от тихого шелеста бумаг, это был Абашин.
  - Решил покараулить, чтобы никто не разбудил до срока, - сказал он, извинительно улыбаясь. В руках он держал страницы сценария, того самого, что мы растерзали напрочь и он самолично всё это доводил и сшивал, создавая конфетку.
  - А где она? - спросила я.
  - Уехала, надо снять напряжёнку с деньгами и чтоб этот бармалей отвязался со сценами великого эконома.
  - У неё получается? - спросила я и сладко потянулась, испытывая его выдержку, ведь совсем недавно он был моим любовником и до Руслана о нас с Абашиным ходили такие слухи, что даже я о них знала.
  - Надеюсь, что да! - сглотнул он, не отрывая глаз от меня. После их визита, мы с его пассией пару раз пересекались и она ко мне отнеслась очень внимательно. Своё место рядом с мастером она присматривала основательно и очень мягко, стараясь не навредить Абашину. Со мной она не заигрывала и не заискивала, а откровенно и на равных предлагала дружбу и сотрудничество. Я будто и не заметила. Ну не могла я с этой девочкой быть на равных, как бы ни старалась чего-то не знать или "забыть". Абашин был моим давним другом, его я приняла от Каминской с удовольствием и Нелли должна сознавать, что он уже состоялся со мной и на следующий виток сотрудничества пошёл явно в надежде на большой успех. Работа для нас значила гораздо больше личной жизни и она это знала. Нелли лишь часть личной жизни - в этом суть того, что я имела против неё. Она сделала паузу, чуть поостыла и более прав не качала. Я ей сказала: "Так держать!" и мы заняли мирные и непересекающиеся положения в поле притяжения Абашина.
  - Я долго спала?
  - Я тут уже пару часов, думаю, ты выспалась.
  - А ты-то зачем остался?
  - Соскучился, видно, зашёл повидаться, а ты спишь. Всякие тут шастают!
  Про атаки Башвина он знал и в меру возможностей берёг. Я поднялась и размяла мышцы, диванчик был жестковат и мои бока хорошо это прочувствовали на себе.
  - Раз так, подожди, я приму душ и подвезу тебя домой, - сказала я и стала раздеваться. Не торопясь и со вкусом. Он заслуживал и этого и даже кое-чего получше. Дверь в душевую я оставила открытой, напоследок бросив в него последней вещью своего туалета и скрылась. Это была уже моя вещь, а не Каминской и мне хотелось, чтобы он это почувствовал. Просто так. Я не стала его особо задерживать и сделала самый минимум омовений. Вышла оттуда распаренной и оценила: как я ему такая? - Лучше обожаемой Нелли? По тому, что я увидела и почувствовала, казалось, что сейчас я вообще лучше всех. Но мы это проходили ещё в девятом классе средней школы. Я вытиралась, а он подавал вещи. Аккуратно и бережно, расправляя и разворачивая, иногда выходило, как у Руси. Мне нравилось его общество, а ему моё и мы просто дышали друг другом. Я его понимала и даже чувствовала, уж и не знаю, что бы сейчас стала вытворять Каминская, но я просто удерживала рядом, накачивая своего Женечку собственным электричеством и любовалась тем, как из ничего возникает хорошее настроение у обоих. Я осваивалась в этом пространстве и ещё не всем овладела полностью: как удержать Абашина, я уже знала, но вот что с этим делать и как использовать дальше - представляла смутно. И я надеялась, что он подскажет. Я от Каминской знала его маленькую слабость и позволила управиться с моей застёжкой.
  - У неё не так? - спросила я: уж очень долго и старательно он управлялся с этой пустяковой операцией.
  - А ты помнишь, когда у нас это было впервые? - вдруг сказал он, повернув меня к себе. Я лишь слегка качнула плечами, проверяя, как на мне всё это сидит, получилось же: будто я чего-то стесняюсь.
  - Женя, у тебя молодая жена, неподъёмной гирей висят претензии старой, тебя на на всех не хватит! - ответила я и провела рукой по его щеке. Уже неупругой. Он прижался к моей ладони и замер.
  - В этом-то вся и беда! - горестно выдохнул он. - Мне бы годы Башвина, - и стал выбираться из собственных грёз. Я была перед ним лукавая, разомлевшая ото сна и распаренная горячим душем - такую женщину хочет любой мужчина. Он тоже.
  - Женя, я бы тебя не отпустила: но она тут же заметит, а это, согласись, нехорошо! Давай не будем!
  - Сейчас - да! - разумно кивнул Абашин, так и не отпустив меня. - Но потом, побожись, что потом юлить не станешь и мы кое-что вспомним!
  - Вот, ей богу, потом - да! - охотно согласилась я и искренне улыбнулась. Его грустное лицо было слишком для меня возбуждающим и я его приголубила:
  - Женя, милый, ей-ей, не продинамлю! - и привлекла к себе, он воспользовался этим и сделал всё, на что был способен в эту минуту.
  Я подвезла его домой и отправилась к себе. Около Садовой образовалась пробка и я застряла надолго, отринула текущие хлопоты, закрыла глаза и погрузилась в анализ событий дня. Когда и это наскучило, вдруг поймала себя на мысли, что хочу к Войтину. Что-то во мне решило скомандовать и я даже не пыталась перечить столь странному капризу. И аргумент нужный подвернулся: я обещала и должна вернуть долг.
  Он ответил с четвёртого звонка, видно, был не один и что-то мягко выговаривал собеседнику. А я слушала его властный голос.
  - Володя, я не вовремя? - решила я вмешаться в производственное совещание.
  - А-а, это ты! Одну минутку, я сейчас.
  Через несколько секунд в кабинете стало тихо, я это хорошо почувствовала.
  - Извини, заставил ждать!
  - Я свободна и скучаю по тебе!
  - В такую пору деловые люди говорят с министрами и банкирами, у них закончился рабочий день и самое время решать главные вопросы дня. А если я жду важного финансового предложения? Может через часок, а?
  - Ты, кажется, не расслышал, - повторила я деловому мужчине, - я свободна и скучаю! В моём голосе не было ни надрыва, ни каприза, я ни на чём не настаивала: я только сказала это правильно и выделила все слоги по уровню их значимости. Дикторы всегда пользуются этим приёмом, чтобы сказанное запомнилось, даже неосмысленно, потом это обязательно всплывёт в памяти и отправится на нужную логическую полку.
  - Хочешь ко мне или встретимся в офисе? - спросил он. И было в этом голосе от делового мужчины достаточно, чтобы я ответила:
  - К тебе!
  Кабинет у него был чуть побольше мой квартиры: громадный кабинет с большими столами для совещаний, двумя комнатками отдыха, кучей аппаратуры связи и прочим, что вниманию на мне или простой отключке от суеты не способствовали. Каминская бывала там пару раз, но, похоже, держала его на дистанции. И он в ней никак не закрепился, хотя она и не отказывала в мелочах типа преферансных вечеринок. Каминская выдерживала Войтина в передней, надеясь, что он дозреет. Это должно произойти рано или поздно и случилось уже при мне. Ну и такая мелочь, чисто бабье любопытство: мне хотелось посмотреть то место, где молодая спортменка обманула и соблазнила опытную акулу.
  - Уже выезжаю!
  Его дом был совсем недалеко от моего, видимо, квартиру Каминской устраивал именно он и место было не в её вкусе. Теперь я это увидела воочию.
  Хоть мой визит к Войтину был совершенно спонтанным, однако я к нему была готова. Я давно выбрала темы, которые меня интересовали, тональность и атмосферу при которой их можно озвучить и многое другое. И вообще, такую личность следует знать до конца и всесторонне. С одной стороны влекло обычное любопытство, когда мы всевозможными способами провоцируем мужчин на глупости и любуемся собственным могуществом, с другой - он уже стал деловым партнёром и, наследуя и кое-что из его отношений с Каминской, я занималась рутинной деловой разведкой потенциального поля для бизнеса, большого бизнеса и очень для меня опасного - могли опознать и тогда всё!
  Я начала с того, что интересна ему не только как женщина, что пока, к сожалению, доминирует, но и как собеседница, склонная к анализу и детерминизму. Он не атомный академик и не узкий профи компьютерного толка и его примерный облик я уже вычислила, но добралась лишь до отдельных деталей. Однако и этого хватило, чтобы почуять зубовный стон, которым исходили подчинённые при его тихом разносе. Эту атмосферу я успела ощутить и теперь хотелось разобраться подробнее.
  Итак, я еду в стан противника, от результатов моей миссии зависит судьба многих, я должна вызнать и выжить.
  Когда он, выпроводив прислугу, стал полноценным хозяином, я заметила, что функции мужчины ему хорошо знакомы и нравятся. Это был добрый знак, он будет следить за тем, чтобы выглядеть хорошим хозяином и не особенно внимательно станет всматриваться в мотивы моих поступков. Когда мы, плотно поужинав, выбрались из-за стола и расположились в большом холле, он спросил, разминая сигарету между пальцев:
  - У тебя что-то случилось?
  - У меня - нет! - чуть заметно улыбаясь, ответила я.
  - А у кого же?
  - Догадайся!
  - Нет, не знаю, - покачал он головой.
  - У тебя!
  - У меня? А ты не путаешь?
  - Отнюдь, это с тобой кое-что приключилось и я решила проверить, почему. Ну и, главное - не ошибаюсь ли?
  - Аннушка, не темни, ты что-то знаешь?
  - Нет, пока не знаю, но намерена разобраться. Кстати, ты не торопишься?
  - Нет!
  - И ночью не уснёшь?
  - Если останешься!
  И я позволила ему расслабиться, в Стокгольме было некогда, тот театрально-ознакомительный визит настоятельно требовал отдельных ремарок и отступлений. Для этого нужно некоторое время и неспешность. Сегодня вполне подходящий случай. Жанну я предупредила и теперь ничто не отвлекало от изучения сущности одного из могущественных людей нашей страны. Чтобы не интриговать почём зря и не отвлекаться на ложные цели, я сразу указала, где сидит фазан, а где только эхо от глухариного токовища. Ему моя откровенность понравилась и позволила освободиться окончательно от служебных забот, сидевших глубже мужской вежливости с женщиной, когда оба не торопятся. Немного сбив охотку, он почувствовал себя увереннее и позволил женщине пофилософствовать. Он млел, а я вернулась к прежней партитуре:
  - Ты, того не заметив, стал другим. С моей, женской точки зрения, которая видит только суть и ничего более. Мудрее, отзывчивее, стал разбираться во многом, ранее недоступном и хорошо усвоил истину о первичности духа человечности, без которого всё имущество страны мало чего стоит. Деньги сами по себе - ничто! Так, бумажки. Всё дело в том, куда они текут и какая мельница от них работает: то ли смелют муку и будет хлеб, то ли опийное масло и будет минутка блаженства и затем мучительная смерть. Или я ошибаюсь? - я намеренно заставляла его играть роль праведника, сказав "Да!", он вынужден подтвердить вырванное у него обманом. Да и не знал он, что я его завожу в петлю. Я знала точно, что Каминская с ним никогда деловых разговоров не вела - с его стороны все шаги были чистой благотворительностью. Немалой, но моя вторая стартовая сумма была на порядок выше. И к ней его следует подвести постепенно.
  Начав этот разговор, я приоткрывалась и давала возможность ответить. Диалога с равной и достойной ему очень нехватало. Он давно хотел чего-то подобного и вот это получилось.
   Он тут же стал расспрашивать о сумме, которую его конкурент отдал за лицензию на пьесу. Разумеется, я не знала подробностей, просто эта пьеса обеим пришлась по душе. И всё. Я была настолько натуральна, что он оставил в покое мысли об умышленной раскрутке и пошёл по самой простой и очевидной линии - женское любопытство и неискоренимая ревность ко всему, что принадлежит не тебе.
  - Настя надоумила рассказать о Вадиме? - выстрелил он, полагая, что я рядовой ретранслятор, используемый втемную.
  - Нет, Володя, нет! Он ублажил женский каприз, по времени это совпало с нашим разговором, только и всего.
  - И ты об этом ничего не знаешь? Припомни, может, ты забыла какую-то деталь, которая тогда выглядела невзрачно и была в стороне от внимания, но теперь-то ты должна её припомнить?
  - Абсолютно ничего! У нас нет секретов и если бы он что-то такое даже подумал, я бы знала.
  - То есть, он почти два года держал эту лицензию и платил немаленькие суммы, чтобы ублажить её?
  - А разве она того не стоит? - он смутился: признать, что Настя великолепная женщина в обществе другой дамы, было бы не совсем этично. И Войтин тяжело вздохнул, понимая двусмысленность любого ответа. Я откровенно улыбалась и вытащила его на откровенность, запустив руку на мышцы шеи и чуточку помассировав. После этого он уже не сопротивлялся. И я выжала признание.
  - Если бы сейчас здесь была не я, а она, неужели бы ты не сделал для неё того же? - это было рискованно, но в нашем с Каминской духе.
   Он не хотел ничего говорить, понимая, что нарушит гармонию от ощущения моих рук и очень сексуального голоса. Чтобы остаться в нирване, согласиться можно со многим. И он кивнул, так и не оторвавшись от моих рук. Умелых и лживых. Многие государи и властители стран и народов почили в их губительных объятиях. Но я вернулась к некорыстным мотивам и донесла их тем же простым и убедительным сопрано, как Селин Дион в саундтреке к "Титанику".
  - Но, Володя, учти: ей самой ничего не нужно, то, что она получила - для нас двоих. Мы берём только текст и тему, а остальное, это мы сами, сделать из этого конфетку смогут не все, поэтому её сторонятся, да и стоит она сумасшедшие деньги. И он пошёл на это, увидев в Насте не прелести фотомодели, а кое-что поглубже, как и ты во мне.
  Сталкивать Кудрявцева и Войтина лбами было глупо, поэтому я дипломатично ограничилась информацией о самом проекте и нас с Настей, его исполнителях. И не спрашивала о мыслях на мой счёт, а утверждала от его имени. И тщеславие и честолюбие в нём играли очень значимые роли, только он их не выпячивал. Но я-то знала наверняка: он непременно ответит. Достойно и оперативно. Только обычная мужская гордость чуть притормозит это. На денёк-другой, не более. И мы оставили опасную для него тему. Я повела его туда, где он покоился, будто в невесомости и продолжал парить на крыльях, такое бывало только со мной. Каминская его туда не пускала. Я смотрела на мужчину, который был слаб и нежен и ждал продолжения путешествия в новое для нас место. Мы там были достаточно долго и я проследила, чтобы он насытился.
  - А ты не боишься последствий? - осторожно спросил он, чуточку выпустив меня из своих недр. Ответ он узнал, лишь взглянув на меня. Я стала внимательной и послушной девочкой, а он сыграл роль пажа при важной королеве - российской полукриминальной тяжёлой индустрии. Теперь ему хотелось стать могучим мужем и показать женщине себя. Я не возражала и стала благодарным зрителем.
  Мне давно приходили в голову варианты создания собственного салона, где бы не потерялись ни мои близкие друзья с подругами, ни такие, как Войтин, Абашин, Шелгунов, Сугдин и другие. Войтин значился в них на важных и определяющих местах. История светских салонов помнила много нюансов, я их с удовольствием и интересом изучала и раньше, теперь подобные исследования стали частью новой профессии, от их глубины и основательности зависел успех. Этот салон и наше театральное дело были связаны очень тесно, я изучила все варианты будущего с Настей и Татьяной и пришла к выводу, что это будет комбинацией салона и клуба антрепризы. С переменным составом и разными группами интересов гостей и хозяев.
  Ещё в Стокгольме я обмолвилась о собственном деле, так, мимоходом, он перечислил сумму, которую мы вложили в Миланскую поездку, я подробно о ней рассказала и Войтину понравилась деловая часть этого визита. Затем добавила, что первые шаги уже сделаны. Чтобы заинтересовать в нашем деле, принявшем зримые черты.
  Он хотел знать подробно о всех проектах и графике их реализации. Но сегодня речь шла о старте, а график можно составлять только после того, как узнаешь сколько денег в кассе. И я просто отвернулась. Мол, не хочешь - не надо! Без тебя обойдёмся!
  - Ты не так меня поняла - я беспокоюсь о твоей безопасности и благе, согласись, в этом я кое что смыслю, - попробовал он рассеять энергетику моего жеста и выдать немного покровительства.
  - Абстрактно - да! Но не здесь. Ты в чём-то сомневаешься? Если так, то давай это прекратим! - откровенно наехала я на Войтина, не обращая внимания на его виражи. И, кажется, своего достигла.
  - Аннушка, - тон его стал мягким и увещевающим, - в тебе я не сомневаюсь и рад, что ты выбралась из своего театрального кокона. Теперь я смогу быть гораздо более полезным.
  Он знал, что амбразуры собой закрывать не придётся, и стал добрым и щедрым.
  - Я тоже так думаю, - ответила я, но тон мой был чуть прохладным и отчуждённым, так говорят с сослуживцами. - Теперь мы станем видеться чаще, появятся другие возможности и места для встреч и ты должен быть готов к переменам. Но о некоторых вещах нужно условиться сразу. Первое, моя личная жизнь неприкасаема, мои друзья и подруги - это моё и ты никак на них не влияешь! Второе, ты мой близкий друг, но не любовник. Поскольку мужчина-друг в общении с женщиной означает и остальное, то, пока мы друзья, у нас ничего не меняется. Подумай, устраивает ли?
  Я посмотрела на него, он явно не хотел перемен, прежние отношения и их необязательность, а также предпочтительность его инициатив ему нравились больше. Но теперь это уже не устраивало меня. Я выросла и он это видел. Выдвинув это, я многим рисковала, но иначе нельзя. Мы вышли из пелёнок прежней суеты, которым Каминская придавала некий смысл и значимость. Её умения держать всех в руках нового не давали - ни роста, ни прогресса, только сугубо актёрское в рамках чужих проектов. Ни она, ни я на тусовки не ходили, нам вполне хватало других способов привлечь внимание.
  - Это необходимые условия? - наконец, спросил он, Войтин ещё сомневался.
  - И достаточные, - добавила я известную ему из высшей математики истину о пределах действия функций.
  - Ты можешь всех своих назвать поимённо? - спросил он, уже приняв решение, желая лишь сохранить лицо. И я с удовольствием это сделала, назвав и Русю, и Настю, и Татьяну и кое кого ещё. Он выделил слова о Руслане и сказал:
  - Я знаю о нём, мне он тоже нравится, мужик настоящий и я рад, что он твой. А что он знает обо мне?
  - Пусть это останется за мной, хорошо? - он согласно кивнул и мы завершили деловую часть. Однако я была уверена, что брошенные в его голову идеи там не потерялись и бесследно не растворились.
  - У тебя не молодая и не стильная секретарша, - я рассматривала альбом с его фотографиями и я спросила, когда разглядывала строгую даму в английской классической тройке, - у других в приёмной витрины ног, бюстов, нарядов и косметики. У них этак, а у тебя почему иначе? - я следила за его благодушным лицом, из такого состояния мужчину вывести трудно.
  - Лидия Андреевна - мой референт, мы вместе работаем после окончания ВУЗа. Она знает всё о моих делах и ей не нужно диктовать. Весь секретариат с арсеналами косметики и телес под её чутким началом, она знает, кого и чем поражать, я ей доверяю. Мои заместители общаются в основном с ней, со мной решаются только узловые вопросы. Это проще и эффективней, мы к этому пришли не сразу. Но теперь вижу, что решение удачное.
  - А если она замкнёт всё на себе и ты останешься в изоляции, как Горбачёв со своим мятежным Политбюро?
  - Зачем ей это? - улыбнулся он невинному заблуждению.- Она человек дела и мышиная возня - не её уровень. Я в этом убедился уже давно.
  - Она всегда была такой?
  - Думаю, с рождения. Мы учились в одной школе, а потом и одной группе на металлургическом факультете, только практики проходили на разных заводах.
  Особого тепла в его голосе я не заметила, но уверенность была подчёркнутой, так мужчины говорят о редкой женщине.
  - Ты был на ней женат? - я своё любопытство облекла в море тепла и внимания и его голос дрогнул.
  - Да, лет семь, - он поднял глаза, как бы сопоставляя и сравнивая нас, его жена в нём была всегда, как принтер при хорошем компьютере.
  - А потом?
  - Детей не было и мне попалась блондинка с ногами, грудью и московской пропиской. И я оказался в Москве. - Он грустно улыбнулся, припоминая себя тридцатилетнего, и я поняла, что он ни о чём не сожалеет. Романтика и увлечённость не для него, пример Сотникова его бы удивил и не более. Далее этюд с его семьёй я просчитала быстро:
  - Потом ты застал блондинку с другим и вы разошлись. В память о браке остался ребёнок, которого ты навещал по выходным. Периодически финансируешь мебель, ремонт в бывшем совместном жилье и стараешься быть отцом, - сказала я, ничем не рискуя, Настя изложила это давно. - Сейчас у дочери есть сын, твой внук и ты счастлив слышать его лопотание и искать в нём свои черты.
  - Иногда мы с Лидой забираем его ко мне и играем в счастливое семейство. Петьке это нравится, а блондинке, Элине Августовне, не очень, но это уже её проблемы. С Натальей, моей дочерью, мы дружим. Я вас познакомлю, хочешь? - я кивнула и ему это понравилось. Для его семьи я была лояльной, неопасной и нужной женщиной.
  - У тебя прочный и громадный бизнес и такая виртуальная семья, где все друг от друга держатся на дистанции. Даже связи с женщинами засекречены. Я думаю, что семья нужнее, чем ты себе это вообразил.
  Войтин кивнул, принимая тираду, как моё отношение к нему, и добавил:
  - Надёжнее семьи нет ничего, это тыл, где всё для победы. А тем, что с выставочными куклами в приёмной, повезло меньше и значительно. Поверь, я знаю, Аннушка, это наверняка. И Лида, это часть моей виртуальной семьи. Если бы не она, меня бы давно утопили, - подтвердил он и это прозвучало очень хорошо, очень!
  - Женская интуиция? - догадалась я и он кивнул.
  - В мужских ристалищах, твоих собственных, женщины были где? - вопрос ему сильно не понравился. Он задумался, задёргал носом, стал моргать, шевелить губами и наконец-то изрёк:
  - У меня на передовой их не было никогда - только я и мои мужики. Но среди конкурентов и коллег были такие, что подпускали к нам своих референтов, замов, юристов и консультантов. Именно на роли девок. Среди них попадались и сокровища, но не наши! - он сделал паузу и подвёл итог: - Не женское это дело - железо, не женское!
  - О железе, так о железе! - решила я и спросила:
  - Недавно убили одного директора металлургического комбината, был шум в прессе, обязательства прокурора поймать и наказать. От чего это - столько зла, что только смерть принесёт плоды?
  - Быть командиром всегда опасно, он на виду и противнику часто приходит на ум простая мысль - снять его с пробега. На стройке настырному мастеру или прорабу могут уронить на голову кирпич, слишком удачливому фермеру подпустить красного петуха и, чем выше уровень, тем большие претензии у противников или обиженных. Если начальник не умеет ладить, то возникают конфликты, особо упрямых и несговорчивых наказывают, отстрел - одна из крайних мер. К сожалению, сейчас она стала популярной, с одной стороны - несговорчивость самих боссов, с другой - непримиримость противников, они уже ничего, кроме дилеммы: или-или, не принимают.
  - За тобой охотятся? - мне показалось, что он готов к этому вопросу.
  - Думаю, да, - ответил он и я увидела даже некую самоиронию, вопрос оказался несложным.
  - Ты тоже несговорчивый? - и тут на его лице не выявилось ничего незнакомого.
  - Как сказать и из чего исходить. Вот, к примеру, с тобой я бы всегда и по любому поводу нашёл компромисс. Даже, если бы твоя позиция была прямо противоположна моей: ты требуешь полной оплаты, а я ограничиваюсь поцелуем в щёчку.
  - Володя, попроще и на кошечках, - попросила я и удержала его руку. Он ею энергично жестикулировал, мне не хотелось, чтобы он распалялся. Он внимательно посмотрел на меня и увидел доброе материнское понимание. Эту маску я освоила не так давно и при необходимости использовала.
  - Есть вопросы дела и вопросы чести. Деловые решаются деловыми людьми и до трагедий у них никогда не доходит. А вот с честью всё гораздо сложнее, тут решают не профессионалы, но очень в себе уверенные и знающие, сколько они хотели бы иметь с этого барыги и именно от них и исходят заказы килеру.
  - Проще говоря, - перевела я всё это на язык разговоров в общественном транспорте, - бандит в смокинге требует расплаты по-справедливости и в случае неудовлетворения заказывает неплательщика.
  - Не совсем так, - уточнил он, - килера может заказать любая сторона. Вот тут-то и наступает равенство позиций перед ним. Вопрос в том, кто это сделает раньше!
  - Кто выстрелит первым и не промахнётся?
  - Да, именно так! Когда-то, помнится, в семидесятых даже фильм такой был "Бей первым, Фредди!".
  - А кому это удаётся чаще, обидчику или обиженному, то есть требующему денег за услуги?
  - А ты как думаешь? - вернул он вопрос из моей анкеты. И я приосанилась, ведь вопрос-то серьёзный, мужской!
  - Думаю, что киллер - это всегда только ответный ход. Разве нет?
  - Да, ты права, но нет той классики, той точки, когда приход этого терминатора становится неизбежным. Выстрел может прозвучать в любой момент. И чаще всего он для жертвы бывает внезапным. Что замышляет противник, не знает никто. Отсюда и удачные выстрелы.
  Он весь подобрался, будто из-за портьеры через пару секунд выйдет гость со стволом за пазухой.
  - Тот директор тоже не знал о своём назначении на казнь? - я просто чувствовала, как мертвящий холодок стал расползаться по комнате. И всё это только от его глаз.
  - И не просто не в курсе, его сознательно уводили от всяких предостережений, а служба безопасности оказалась непрофессиональна и вот итог, - ответил Войтин достаточно спокойно, но я ощутили тот же дискомфорт, что и его подчинённые во время разгона за просчёты. Я даже хорошенько запомнила его тон и выражение лица при этом, закрыв глаза и прокрутив всё в себе. Ни псевдозначительности, ни напыщенности, а как значимо. В кино такие реплики выдают со зверским выражением лица и музыкальным сопровождением, а он обошёлся только голосом. Это уже что-то! А ведь вопрос, казалось бы, пустяковый?
  - Ты с ним знаком?
  - Да, он хороший директор, - что-то, похожее на тепло, скользнуло по его лицу и тут же испарилось.
  - Но он мёртв, значит, не совсем хороший, а только - на твой взгляд! - я намеренно обострила ситуацию, провоцируя его и проследила за глазами. Они стали просто ледяными и в комнате вдруг похолодало. Я поёжилась и, пока натягивала на себя покрывало, чтобы согреться, потеряла его лицо. Он отвернулся и ответил, будто за свои слова ответственности нести не хотел.
  - Нет, Аннушка, его продали. Кто-то из своих. Это ясно, как божий день.
  - А у тебя такое возможно? - задала я главный вопрос в обойме из необязательных, но готовивших именно этот. Он внутренне замер, потом распрямился и сделал движение, будто освобождался от обузы или чего-то, прилипшего сначала к руке, потом к одежде и, наконец, к подошве ботинка. Его это в ближайшие дни очень беспокоило, я просто угадала с причиной нервозности.
  - Киллер? - спросил он, опробуя вкус от звучания слова, как бы нового и незнакомого. От него прямо-таки запахло мертвечиной, я ощутила это неприятное сладковатое амбре, но оно также быстро исчезло, как и возникло. Мне даже показалось, что он с этой ситуацией знаком в деталях и с дамой с белом саване уже завёл деловые отношения. У него со всеми были дела. Тогда странно, откуда страх?
  - Да, - легко, будто о наличии лифта в доме, уточнила я.
  Дальше Войтину напряжение нагнетать было некуда и пружина, разжимаясь, пошла назад, зацепив попутно необходимые для отмазки слова.
  - Скорее - да, - ответил он и пояснил, - хороших и выверенных временем законов по собственности у нас нет, все написаны либо для дикого Запада, либо красного Востока. Поэтому желающих отхватить кое-что из лакомого списка за три рубля пошлины ещё достаточно. Да и убить сейчас гораздо дешевле, чем разорить, отнять по суду и прочее, поэтому на рынке этих услуг расценки ниже мировых.
  - Но, если ты умрёшь, то всё имущество и авуары достанутся наследнику. Чтобы достичь цели им надо перебить весь твой род. Более того, в своём завещании ты можешь вообще всё отдать тёте Мане или дому престарелых в Монино, - спросила я и увидела, что ему уже не страшно - как это случилось, я пропустила, когда формулировала свой очередной вопрос.
  - Наследникам достанется то, что лежит сверху и значится во всех книгах, а это, я бы сказал - самый мизер. Остальное хорошо спрятано и все конфликты именно из-за этих кусочков. Его глаза потеплели и слегка увлажнились, потеряв былой серо-стальной холодный блеск. Он что-то от меня утаил, что? - Какую-то свою эмоцию: не может смерть быть холодной и бездушной. Я знала, что всё, связанное с ней, это всегда результат сильный страстей. Если в роли Неустроевой я бы и пропустила его замечание, то Каминская такие вещи видит издалека, даже мне с двухгодичным актёрско-курсантским стажем это представлялось очевидным. Но я помнила, где нахожусь и с кем беседую. Как-то с Настей мы обсуждали эту тему и она под большим секретом поведала, что всех известных в стране людей отстреливают по спискам, составленным в Москве. Рассказанное Войтиным с этой схемой увязывалось. А раз так, то он один из заказчиков. И того, проданного собственной охраной, директора тоже.
  - Во так-то, - подумала я, - сколько собственников числилось раньше, а сколько осталось в живых - было у всех на слуху и в особых комментариях не нуждалось. Мне стало ещё холоднее. Чтобы не выдать себя, я опустила взгляд и на глаза попались его руки. Они лежали на моих коленях. Я их не чувствовала. И поняла, что сильно остыла. Это всё от него!
  - Ты меня решил заморозить! - напустилась я на Войтина и стала растирать колени. Его руки, будто они принадлежали тени отца Гамлета, были неподвижны и холодны. Он встрепенулся, включил обогреватель и отправился на кухню за столиком с провизией и спиртным. Пока его не было, я старалась придти в себя и запрятать свою страшную догадку поглубже. Кстати на ум подвернулась Алиса и я спросила Войтина:
  - Она забеременела сыном здесь или на даче?
  - Вот на этой постели, - ответил он, будто о рыночной цене на капусту. К его тону подстроиться оказалось нетрудно.
  - Молодец, девочка! - похвалила я её решимость.
  - Это был самый просчитанный её ход и мне он тоже понравился.
  - Алиса могла быть верной и надёжной женой, такие теперь редко встречаются.
  - А куда девать этих двух?
  - Но ведь спишь ты с ней, а не с ними, разве этого недостаточно? Это одно и второе: Володя, тебе она тоже нравится и расстаться с ней ты никак не хочешь уже нсколько лет, зачем тянуть? Или на примете есть другая?
  - Алиса почти ровесница моей Наташки, какая она жена? Вот любовница она восхитительная.
  - Знаешь, Володя, я думаю, она тебя любит, а это меняет всё. Поверь, я знаю об этом достаточно. Да и ты, по-моему, что-то с ней темнишь! Ну-ка, признавайся! - шутя напустилась я на него и повалила на постель. Моя энергия и напор его сломила и он не стал сопротивляться.
  - Сдаюсь, Аннушка, сдаюсь! Всё, хватит, прекрати! - и я его отпустила.
  - Всё же она очень молода, - выдал он сомнения и я поняла, что это единственное, что его смущает. А ещё он ждал моих аргументов, что он ошибается. Такое для возрастного мужчины просто необходимо.
  - Ну и что? У Абашина новая жена моложе младшего сына и ничего - любовь, на которую приятно смотреть со стороны, они не стыдятся бывать вместе везде, выглядят восхитительно, она даже рожать надумала, а он старше тебя на целый десяток лет. Ну и тебе известен такой мужчина по фамилии Чарльз Спенсер Чаплин, так у него в семидесятилетнем возрасте рождались приличные юные чаплины, - так я припечатала его сомнения.
  - У вас, у киношников, каждый год может быть новая жена или муж. Вон Элизабет Тэйлор возьми, у неё даже болезнь сформировалась - мания на юных мужей. Мы же не в Америке, засмеют - то ни одной, то вдруг молодая, да ещё с таким приданым.
  - Володя, это твоё, она от тебя родила и ты это знаешь. Зачем бабе эти хлопоты и каждодневный риск, если она ничем из психических комплексов не страдает? - Это любовь и ничего более.
  - А если обычный затянувшийся женский виртуальный роман, когда должен быть объект, обычно - недосягаемый и она, любящая его самозабвенно. Пока не выйдет за него замуж и не поймёт, что всё это придумано. Была страсть, было увлечение, были минуты и даже часы, когда казалось, что мир у наших ног и, сделай только шаг, как откроется некая истина и всё на свете переменится в лучшую сторону. Но на следующее утро просыпается, видит рядом старика и содрогается от мысли, что быть с ним она теперь приговорена навечно. И этот ненавистный старик я.
  - Сомневаюсь, что это в тебе от Алисы. Такие страшилки выдумывают для молоденьких и глупых. Твоя дама прошла многое и знает истинную цену чувствам. И потом, не забывай, что она в тебе сначала увидела доброту и порядочность в чистом виде и только после этого остальное. Твоя вторая жена вышла за тебя совершенно по другой причине и польстилась не на порядочность, которой ты теперь стесняешься. А эта девочка наплевала на всё и родила от тебя, чтобы ты оставил след в истории человечества, у тебя будут потомки. Я его видела, очень интересный мальчишка - ты что же, позволишь, чтобы твою кровиночку воспитывал чужой дядя? - насмешливо улыбнулась я и нажала на самую болезненную точку в спорах с мужчинами. Это удар ниже пояса. Он выдержал паузу и не ответил ни резкостью ни остротой, а только покачал головой, не соглашаясь, но я выждала и он всё же ответил:
  - Ты права, мне больно это сознавать, но я вряд ли могу что-то изменить теперь и вот почему. То, чем я сейчас занят - своего рода игра. Это большая игра и выйти оттуда с выигрышем просто не дадут. У вас в театре все известные актёры играют до самого конца, у нас так же.
  - Поэтому и не женишься больше?
  - Да, если я уйду, то ничего вокруг себя не разрушу. И все близкие останутся в безопасности.
  - Надо же, - подумала я, - какой альтруизм!
  И сказала вслух:
  - И на кладбище в первых рядах будут стоять плечистые "коллеги" с бритыми затылками, а где-то сбоку примостится сгорбленная женщина, которая жила только тобой. Они уедут на шумные поминки в ресторан на "мерсах", а она побредёт разбитой дорогой на электричку. Это ты называешь заботой и безопасностью? Где же высшая справедливость?
  - А разве у вас на сцене она есть? Разве в премьерах всегда лучший актёр? Все ли пьесы, которые вы ставите - жанровые или мировые шедевры? И ты знаешь, что я прав. Мир несовершенен, я не спорю, стремиться к его облагораживанию - задача цивилизованных граждан. А это очень непросто.
  - Ты не оговорился? Граждане - слово специфическое, его любят политики перед выборами и прокуроры в обвинительных речах, а простой люд уже не употребляет.
  - У нас как раз тот случай, когда это слово уместно. Не все, кого убивают, граждане, но и из тех, кто остался в живых, они тоже большинства не составляют, так - жители!
  Это был очень удачный выстрел и он раскрылся ещё с одной стороны. После этого я сменила тему и мы перешли к вечному и прекрасному. Я кое-что прочитала из опусов своего мужа, как бы перевод Роберта Бёрнса, это моя любимая "Молли Флэндерс". Я её читала в сложных ситуациях, она сильно смягчала и отвлекала от чего угодно. Я вложила в чтение всю свою энергию и мастерство и подала её так, что он не выдержал и зарыдал. Когда он успокоился, я привела его в ванную и поставила под душ. Он покорно выдержал манипуляции с холодной и горячей водой и смотрел на меня снизу вверх. Остальное было делом техники.
  Я засыпала рядом с ним, уснувшим сразу после душа и массажа. У Войтина были благодушные чуть приоткрытые губы, уязвимое расслабленное тело. И совсем невидной казалась голова, которая и создала это уникальное творение - Владимир Андреевич Войтин.
  Утром, когда он помогал мне одеваться, я услышала нечто:
  - А ты была бы хорошим менеджером, у тебя всё логично, это основа управления. Может пора подумать о будущем?
  - Это звоночек, чтобы уходить из театра, потому что ослабла или деловое предложение?
  - Считай это предложением!
  - Лицедейка и менеджер - ты шутишь? - отмахнулась я, но он думал иначе и повернул меня лицом к себе.
  - Лицедей Рейган играл роль президента США и это у него получилось лучше других - он без единого выстрела развалил нашу страну. До основания!
  - Ломать, не строить, - осторожно возразила я, помня завораживающий огонь революционных идей и преобразований, и свела свои пальцы на его затылке. Он замер и я легонечко прошлась по расслабившемуся телу мужчины. Глазами удерживала от посягательств на своё тело и довела почти до оргазма. Он так и не шелохнулся, постанывая и всхлипывая, но всё вынес. Две остроугольные подружки метались перед его глазами, сводя с ума, его губы приоткрывались, как бы впитывая тепло от этих тёмно-коричневых оконечностей, но так и не проглотили их. Руслан бы сделал из меня бумажную салфетку, а Войтин и это терпеливо снёс.
  Наконец, я была полностью одета и приступила к минимуму косметики, который возможен в присутствии мужчины: чуть помады, слегка ресницы и немножко духов. Когда и это завершено, я без стеснения посмотрела на него.
  Я ждала оценки. Не знаю, кто бы выдержал такую муку, когда тебя одевает страждущий мужчина! Вот он смотрит на меня и чего-то ждёт. Вскоре должна придти машина, я украдкой взглянула на часы - оставалось пять минут, а потом на него - он при галстуке и в начищенных туфлях с аккуратно и затейливо завязанными шнурками - полдня работы! А до моей репетиции и записи на ТВ ещё уйма времени. Стрелка часов своего бега не остановила - уже меньше трёхсот секунд! Как в паузе на преферансе.
  Я снизила напор и ирония лишь коснулась моих губ. Он закрыл глаза и притянул меня к себе. Лучше бы он этого не делал - я к этому времени уже поплыла, всё же два часа сладкой каторги одевания даром не прошли: он это учуял и взорвался.
  В этот день он повсюду опоздал. И я тоже. После обеда я позвонила ему:
  - Ну, как самочувствие, господин проспавший?
  Он был само великодушие и доброта:
  - Ничего не случилось, мир не раскололся и уцелел. Ничто не пропало, никто не исчез в лабиринтах времени.
  - Помнишь, вчера мы говорили об изменениях в тебе?
  - Да, помню, а что?
  - Бывало ли с прежде, чтобы ты пренебрёг служебным долгом ради сомнительных удовольствий?
  - Думаю, нет!
  - А сегодня ты выдернул телефон из розетки и включил сигнализацию, будто тебя нет дома. Согласись, мальчишество - это очень мягкое название твоему поведению, а?
  - Нам ведь это понравилось, обоим? - осторожно поинтересовался он, надеясь получить нужный ответ.
  - Вот и я о том же! Кое что в тебе изменилось и это придаёт небывалый шарм.
  - Я никогда не жалел о нашем знакомстве! - ответил он и я поняла, что он сделает всё, о чём не только просила, но и просто намекала. Что ж, отлично, остаётся подождать несколько дней.
  - Сегодня трудный съёмочный день, ключевые сцены, когда моя героиня расстаётся с мужчиной, - перевела я стрелку на себя.
  - Он что, подлец?
  - Нет, он правильный, как квадрат.
  - А я? - ему хотелось быть незаурядным, он этого добился, но услышать из чужих уст приятно особенно.
  - Думаю, что совсем прохвостом назвать нельзя, но и от праведников ты отстоишь тоже порядком. Так что есть надежда.
  - На что надежда-то?
  Я и сказала-то всего пару обычных фраз, а он уже завёлся.
  - Й-е-е-с! - сказала я себе и продолжила:
  - Не скажу, сам догадайся, - и добавила другим, почти торжественным тоном, - Володя, пожелай мне удачи!
  - Желаю! - Может, что-то ещё?
  - И чтобы партнёр меня понимал сегодня так же, как и ты!
  - А можно чуть похуже?
  - Только самую малость!
  - Желаю!
  В этот день снимались все шесть коротких эпизодов с моим неглиже и два больших сексуальных. Абашин решил, что так я лучше подойду к последнему эпизоду, где я врываюсь на свадьбу своего делового партнёра, который предал меня самым подлым образом, и увожу его у всех на глазах, трахаю в дальней комнате почти прилюдно, а потом возвращаю этой говённой семейке вместе со своими и его трусами. Все массовые куски были отсняты ранее, остались фрагменты дуэтов. Последний кадр моего первого фильма мы долго готовили и проговаривали и вот сегодня финал. На этот эпизод я вышла с решимостью Колобка перед трагической встречей с Лисой. Ею был мой партнёр Башвин. Если он не будет кочевряжиться, то управимся за один день. Если нет, то в дальнейшем я бы ему не позавидовала. И для реализации своего приговора мне никто не нужен. Уже в гриме я ему так и сказала. И он поверил. А потом, на удивление оператора и режиссёра, он ничего не испортил и был счастлив, что пронесло. Я же его просто ненавидела и готова была растерзать. В следующих сериях фильма у меня будет уже другой партнёр, откуда-то из Сибири. Его взяли из-за яркой фактурности.
  Когда всё закончилось и свет погас, я была в таком запале, что могла сыграть и кое-что из других эпизодов, которые, на мой взгляд, следовало переснять. Я их уже видела иначе и даже показывала Абашину, как это выглядит. Но он сказал, что для этой картины такое было бы финансовой роскошью и душевным расточительством. Его подруга сегодня была весь день с нами, не отлучаясь, и видела всё. Она была умненькой девочкой и мои побелевшие глаза поведали ей о многом. Та бизнес-леди, в шкуре которой я только что была, ещё из меня не выветрилась и могла наворотить.
  Мы всей группой просмотрели телевизионный вариант и остались довольны. Лишь после этого я рассталась со своей стервозной героиней и стала нормальной женщиной, принимающей комплименты и мягко им улыбаясь. Хотя и это было игрой, но уже на паре клавиш из моей 102-значной клавиатуры. Главный оператор был счастлив окончанию съёмок, но он не знал всего. Абашин внимательно просмотрел рабочие и черновые материалы его помощника и решил, что пора менять коней.
  Мы с ним часто просматривали европейские и голливудские материалы, которыми нас регулярно снабжали доброхоты и потихоньку и исподволь приобщали Нэлли к нашей профессии. Я совершенно не стеснялась и иногда в её присутствии говорила Абашину такое... Она уже кое-что в этом деле соображала, но никак не заявлялась. Помня мои наставления, не хотела выглядеть заурядной фавориткой при незаурядном мастере. Имея пример Каминской, она никуда не торопилась, поскольку знала, что при первом же проколе я достану то, запрещённое в сегодняшнем кругу общения Абашина, фото и её монополии наступит конец, а та дама своего не упустит. Я уважала Абашина-режиссёра, помнила любовника Женю и дружила с обоими. Та дама звонила регулярно и я честно отвечала: "Ещё нет!". И думала я только о нём, Нэлли знала, что в моих намерениях нет корысти, поэтому нет и ничего коварного и вероломного. Право на ошибки и увлечения у него не отнимались, но только у него, она же такого права не имела.
  - Жестоко? - возможно, но и Абашин - не продавец в газетном киоске. Раз сломавшись, он уже не восстановится.
   После завершения съёмок Абашин уговорил меня на банкет, как когда-то. А в давние времена он бросал свою группу на помощников и с любимой актрисой сбегал ото всех на несколько дней. Там она снимала с него стресс: он, такой деликатный и талантливый, весь съёмочный период просто исходил от того, что кто-то, чуждый его душе, обнимал и ласкал его зазнобу, не стыдясь десятков любопытных и бесстыжих глаз, любил её так страстно и самозабвенно, что она отвечала изо всех своих прелестных сил, заводила публику и заставляла его, как бессердечного садиста, повторять сцену снова и снова, пока дама его сердца не валилась от усталости, а гримёрша не говорила, что к её лицу грим и тени уже не пристают. Убежав с нею на край света, он вдруг узнавал, что этот смазливый атлет с запахом из-подмышек ей противен до тошноты, что она специально закрывала глаза перед поцелуем чуть раньше, чтобы не видеть партнёра и представлять себе его, несравненного и желанного. Что это он, Женя, а это его руки, это его губы, это его нежный голос, а вот тут его всё видящие и всё понимающие глаза и она отдавалась им со всей страстью и пылом. Она говорила ему, напоминая некоторые эпизоды снятого фильма:
  - Ты помнишь, Женя, как было там? Попробуй отличить! - и падала в его объятия, а он ей верил и она шептала слова, которых никогда не было на фонограммах, они звучали в нём музыкой ещё несколько дней, пока не заканчивались припасы съестного. Последнюю ночь, накануне возвращения из эдема, они обычно не спали и мечтали о новых проектах и верили в их свершение.
  Всё это было в его заметках на полях сценариев, которые Каминская бережно хранила у себя. Их роману исполнилась тысяча лет. У него менялись жёны, у неё - любовники, но она хранила воспоминания о нём и у них всё получалось легко, она знала, чего хотел он, а он знал, как в его фильмах должна выглядеть она.
  Он углядел Каминскую двадцатилетней девушкой и с тех пор всегда находил достойное место во всех своих фильмах. Иногда он в пику всем придумывал эпизодную роль и поручал её Каминской, они вместе решали все элементы этого эпизода и она получала призы Киноакадемии именно за лучшую короткую роль. А их оппоненты и критики просто утирались. Я не всегда понимала, что её, стерву по жизни, так влекло к этому деликатному и внешне невидному мужчине. Она холодно и с нескрываемым пренебрежением смотрела на его ревнивых и бранчливых жён и родственниц, не давала им задерживаться в павильоне даже на секунду и громко, чтобы слышали милиционеры у входа и ещё пятьдесят человек в округе, командовала, чтобы этих гражданок здесь не было и духу. И они, эти гражданки, вобрав голову в плечи, молча исчезали. Они её боялись панически. Не рисковали ей перечить и другие члены группы, она могла сказать что-то уничтожающее, обидеть фирменной улыбкой и даже врезать обидчику первым попавшимся предметом и никакой профком или партком не ввязывался в разбирательства, поскольку режиссёр-постановщик, да и костяк группы стояли за неё стеной. Работать на съёмочной площадке с Каминской было хоть и хлопотно, но просто, она не выпендривалась и всегда умела себя сдерживать, если прокол провинившегося был нечаянным или первым.
  Вот чьей наследницей мне довелось стать. И первые шаги я уже сделала. Всё это было в открытых файлах на компьютере Каминской, эти воспоминания о нём и их романе были так проникновенны и захватывающи, что я не могла некоторые из них читать, как обычный текст. Я это всё, как и она, переживала. Однажды она забеременела от него, сделав это умышленно и дождалась конца съёмок, чтобы на традиционном банкете громко объявить, что беременна и в следующем фильме сниматься уже не сможет. Но этого не случилось, она как-то не выдержала и вышла из себя по поводу проблем в театре, разнервничалась, наглоталась успокоительных таблеток и к утру ей стало совсем плохо. Она оказалась с расстройством в больнице и у неё случился выкидыш. Каминская уговорила всю больницу молчать и уехала домой. Через неделю был тот самый банкет, она сказалась больной и скрылась от него. Потом под разными предлогами не снималась в его фильмах несколько лет. За ней бегали, уговаривали, потому что с другими актрисами ничего похожего у Абашина не получалось, фильмы выглядели серыми, актрисы невыразительными. Но встретились они снова лишь в позапрошлом году. Каминская была ему и музой, и женой, и бесстыдной или целомудренной любовницей и заботливой мамой одновременно. А он с ней был гением.
  О какой Нэлли я могла слышать? Да меня бы стали презирать после такого разворота! Вот куда я влипла, но самое смешное - я ведь его лелеяла и пестовала тоже и нас иначе и не видели, как безумных киношников-коллег и верных друг другу любовников. Он передал свою любовь настолько сильно, что мне нетрудно понимать и я легко постигла всё, что касается кино, именно с его участием. Могла ли я после этого не любить Женю, так же как и Каминская? Ни одна нормальная женщина не поступила бы иначе! Стоило прозвучать его голосу на съёмочной площадке или в павильоне, как я чувствовала его внутри себя.
  И вот со всем этим я оказалась в большом зале моего ресторана с Абашиным и его юной одалиской. Я вызвонила Жанну и прикрывалась ею изо всех сил. Она оказалась умничкой и всё узрела. С нами за столом оказались ещё и оба оператора с продюсером, все без дам. Так что мы с Жанной были в окружении и надлежащем внимании.
   Весь ресторан был заполнен, девушек, женщин и подруг в новых нарядах и прикидах, а иногда и с новыми лицами я, порой, и не узнавала. К банкету готовились давно, репетировались речовки, романсы, стихи, танцевальные номера, сценки и прочее, что переполняло сердца и души съёмочной группы. Мужчины сегодня соответствовали и были при дорогих костюмах и смокингах, причёски же и у женщин и у мужчин соответствовали правительственным приёмам. А по манерам, замашкам и апломбу заметно их превосходили. Но только первое время, потом галстуки ослабились, губы стали чуточку смазаны, юбки странным образом обрели способность больше открывать, чем скрывать, то же можно сказать и о блузках и верхних частях дамских платьев. Так что я в своём открытом платье от Дамиани с широкой расклешённой юбкой чуть ниже колена и причёской от Дины выглядела в самый раз и осматривала возможных конкуренток на роль первой леди. Никто не осмеливался, хотя я свою наследную стервозность сильно урезонила и запрятала поглубже, надеясь хоть здесь отдохнуть от неё.
  Среди роскошества вечеринки я заметила смокинг Башвина и инстинктивно захотела что-то ему сделать. Даже в такую минуту из памяти не выходили его потные ручонки, втихую забравшиеся в промежности, когда мы снимались в откровенные кадрах. Залепить публичную оплеуху вовремя не получалось, а потом это выглядело бы признанием его трепотни про Каминскую, которая опустилась в его рейтинге на несколько пунктов. Некоторые этой лжи верили и я решила разобраться с ним. Способ подсказала его спутница, которую он всем любезно и с достоинством представлял. Она выглядела как настоящая супермодель: стройная и изящная блондинка с натуральными голубыми глазами, приятным очень правильным и ухоженным лицом цивилизованной и воспитанной женщины. На мой взгляд, ей около 25-27 лет и она не старалась выглядеть иначе, выказывая и достоинство и незаурядность. И явно не из его колоды одинаковых дам - "кому хочешь, дам!". Башвин взглянул на меня, потом наклонился к спутнице и что-то сказал, она кивнула и пошла с ним танцевать. Я поняла, что он привёл её сюда в пику мне. Вот, мол, ты не дала, так я молоденькую взял, она слаще.
  Вскоре я узнала, что её зовут Леной, она его знакомая и не более, работает в какой-то крупной фирме специалистом по юридическим делам, не Барби и за столом ею очарованы.
  Не могла я допустить, чтобы рядом с ней красовался этот обормот с липкими руками и гадкой туалетной водой. Я к ней присмотрелась и нашла вполне приятной и достойной своего общества. И решила умыкнуть. Поскольку Каминскую знали все, то моему желанию не удивились и сделали так, что она вскоре сидела за моим столом и слушала удивительную для себя речь второго оператора про киношные курьёзы, которые он коллекционировал, как и Абашин, поддавшись искусу не вляпаться в них самому хотя бы раз в месяц.
  Лена умела и улыбаться и смеяться и была скромна, несмотря на яркую внешность. Это мне совсем понравилось и я потеряла бдительность. Рассказчик, подумав, что моё молчание и романтическое разглядывание ресторанного интерьера означает полную вседозволенность, решил выдать и кое-что про меня. Эту легенду передавали, как сагу о деревенской ведьме, которая отсушивает и присушивает женщин и мужчин в любых вариантах, устраивает мор на домашнюю скотину, нелады в доме, хвори и недуги, а также их исцеления и пользуется ядами и самыми невероятными зельями. Так вот, как-то Каминская увела у своего врага жену, поселила у себя дома, а мужа начисто лишила жилья и работы попутно со скандальным разводом, потом эта женщина съехала от неё, вышла замуж вторично и новый муж увёз её в Австрию. Бывший же муж спился и всякому, кто наливал стопарик, обещал прикончить эту стерву Каминскую. Но не успел: вскоре попал под машину и скончался. Тут рассказчик сделал паузу, профессионально собрал на себе внимание всех и, поглядывая на Лену, сказал:
  - Если Анна Николаевна кого-то проклянёт, то уже не отмыться и не откреститься и никакими свечками не откупиться. Но так бывает только с избранными. Остальных она не обижает. Но за глаза её некоторые кличут ведьмой.
  Тут он обратился ко мне:
  - А вы про это знаете? - это был взгляд человека, неискушённого в интригах и прочем, но умеющего построить кадр и заметить в нём изюминку. Лену он оценил профессионально и лапши вешать не стал.
  - Я же ведьма, я всё знаю, - улыбнулась я.
   Не зря, видимо: Дима так назвал нас с Настей, да и Руслан, с ними не сговариваясь, сказал то же - молва, одним словом! Лена очень внимательно посмотрела на меня и покачала головой, такого ответа она не ждала - я и вправду могла оказаться ею. Ни очаровывать, ни разочаровывать я не хотела, зато помогла оператору Эдьке заполучить её в полное распоряжение и сосредоточила усилия на том, чтобы Башвину от этой женщины не досталось даже дежурной улыбки. Я припомнила его юную восточную пассию с именем вроде Розы и его бесконечные звонки после того, как она уехала с пожилым любителем сладкого, а он всё допытывался, куда же я её спрятала. Видно, тоже допёк, раз она покусилась на того джентльмена то ли в "Вольво", то ли в "Мерсе".
  Хоть Башвин и уверял, что Лену отпустили только до полуночи, я не верила ему совершенно и считала, что этой девочке уготована совершенно иная участь. По его неумелой игре и грубой лжи я это просто чувствовала. И этого чувства мне было достаточно. В общем, я его для начала хорошенечко припугнула и он в течение всего вечера к ней и нашему столу даже не приближался. А в это время Абашин с Нэлли пытались закрутить всех на общий грандиозный балдёж и я их с удовольствием поддержала. Тонус дискуссий и веселья повышался неустанно и удивить других, чтобы показать себя, пытались многие и это казалось нормальным. Опять начались вокал, танцы, игра в оркестре на инструментах и так далее, тут же появились пародии на меня и Башвина и я узнавала в них и Женю и Каминскую, с которой меня не различал никто.
  Участники вечеринки меня всё же побаивались и пригласить на танец для многих поначалу казалось опасным номером. Но мужчины нашего стола показали, что я не кусаюсь и вполне цивилизованно выбираюсь в своём роскошном платье из-за стола, а уж танцевать мы с Каминской умели. Вскоре в споре с дамами с других уголочков нашего праздника мы объявили соревнование на сумму обаяния и общительности и победили.
  Я не ждала особой прыти от Жанны, она сумела показать этим взрослым тётям и дядям кое что впечатляющее. И про неё стали спрашивать - кто такая? Кто-то сказал, что это родственница Каминской и далее она так и пребывала в этой роли. Ну, а Лене и Нэлли сам бог велел самоутверждаться и они не подкачали, особенно Лена, она мне стала нравиться всё больше и больше. Главное, что в ней привлекало: ум и выдержка - обаяние всё же качество физиономическое и у человека от рождения, а вот первые два вырабатываются и шлифуются всю жизнь.
  Нас стали приглашать наперебой и Эдька забеспокоился, не увели бы Лену. У моей руки претендентов заметно прибавилось и после нескольких танцевальных туров уже образовалась очередь и я, не чинясь, танцевала со всеми. И играла, и пела, но дистанцию, сильно охлаждавшую пыл наиболее ретивых, чуял всякий. Тем не менее приложиться к ручке знаменитой российской стервы хотели все и находили в этом мазохистское удовольствие. А, чтобы публика не забывалась, с кем имеет дело, мы с Абашиным сделали фокстрот, который я танцевала в его фильме про подпольщиков Дальнего Востока в гражданскую войну. Я видела глаза Абашина, он готов вернуться назад, так это выглядело сентиментально.
  Между тем Башвин оседлал нашу ассистентку и она упала, как зрелая груша на сырую землю: и неудобно, но что делать, пора! А Эдька сумел привлечь внимание Лены обычным мужским способом и ей это пришлось по душе. Она явно не ожидала оказаться в центре внимания такого общества, но не тушевалась и, как говорят в балете, держала спину. Эдька буквально на салфетках и обороте ресторанных меню нарисовал несколько шаржей на нас и один, очень удачный, на неё. Она обрадовалась, как девочка, искренне и непосредственно, вообще всё живое женщинам обычно нравится, а она была из тех, кто не только имеет, но и умеет. Сделать из них пару на остальную часть вечера оказалось нетрудно. Она с удовольствием потеряла голову и участвовала во всех наших репризах и экспромтах. Я посматривала за ней издали и отметила, что она верна Эдьке и ни на чьи заигрывания и намёки не реагирует, а Башвина не замечает. Это было то, чего я и добивалась.
  Подошёл администратор и сказал, что со мной хочет поговорить кто-то из поклонников. Я знала его, он был достаточно смышлёным и если докладывал о ком-то, то это было серьёзно.
  У входа я увидела мужчину в валенках хорошо за сорок, одетого аккуратно, но очень и очень скромно. Он представился Корнеевым Фёдором Степановичем, достал паспорт и несколько бумаг с подписями и печатями на бланках районных и областных управлений культуры и образования. Из них следовало, что предъявитель сего есть почитатель театра и кино, выигравший областной конкурс на знание современного искусства и все, кому дороги провинциальные очаги культуры и просвещения, должны содействовать ему в знакомстве с настоящей жизнью театра и кино. Прописан он был в деревне Стрешнево, числился учителем словесности, вёл в школе кружок художественного чтения и любителей поэзии. Потом он сказал, что приехал специально повидаться со мной, поскольку именно я казалась самым настоящим выразителем современного театрального искусства.
  Приезжий поклонник был совершенно трезвым и достаточно уставшим. А я уже хорошо навеселе. И Башвин надёжно изолирован от аргументов доказать мне своё "фэ". Я внимательно осмотрела его, немножко расспросила о цели и времени визита в Москву и поняла, что досаждать умными вопросами и глупыми рассказами он не будет. Но в таком виде среди киношной элиты он стушуется и для своих односельчан ничего путного не узнает, разве что про выпивку и закуску, ну и пляски под живую музыку. И попросила администратора подыскать ему что-то на ноги и одежду из реквизита музыкантов, он понимающе кивнул и удалился. Я объяснила Фёдору Степановичу, куда он попал и что здесь он может сам всё узнать из первоисточников, насколько это в его силах - возможности же я ему предоставлю. Он имеет право задавать любые вопросы, но вот ответы будут соответствовать тому, насколько вопрошаюший понравился отвечающему. Гость из деревни тут же согласился и уточнил, долго ли всё это здесь продлится. Я развела руками, как пойдёт, может пару часов, может больше. Подошёл администратор и сказал, что одежду и обувь нашли и увёл гостя.
  Через несколько минут гость из деревни Стрешнево появился в обществе администратора и я его приняла за нового музыканта, который должен сыграться со мной для вокального номера. Но широкая деревенская улыбка выдала, я узнала его. Я взяла микрофон и выждала, в зале быстро стихло.
  - Леди и джентльмены, дамы и господа! Мы празднуем окончание самой трудной части нашей работы, которая предназначена для широкого зрителя. Не кучки влюблённых фанов, которые простят нам всё, а обычного российского зрителя из городов и деревень, который наш фильм либо примет, либо нет. Сегодня у нас в гостях неравнодушный зритель и наш поклонник. Вот его верительные грамоты! - и я прочитала подписи всех районных и областных начальников, которые на нём делают свою карьеру. - Здесь, правда, указано, - товарищ Корнеев, это что - случайно попало из социалистических штампов или вы убеждённый "товарищ"?
  - Уважаемые артисты и остальная культурная публика, я извиняюсь за неуместность темы, но господ в деревне ещё в гражданскую повывели, остальные либо разъехались, либо на погосте покоятся, так что остались одни "товарищи"! - ответил гость и развёл руками. Не дрогнув и не замельтешив от обилия смокингов, вечерних платьев, потрясающих причёсок. Абашин встал и начал аплодировать, остальные поддержали. Я для начала усадила гостя за наш стол и объяснила, что он свободен в передвижениях. Будучи изначально деревенским, рассудительным и рациональным, наш гость сразу же решил догнать участников корпоративной вечеринки и принял подряд несколько тостов за нас и наше искусство. Потом пошли вопросы к нему и он рассказал про свою школу, где он и живёт, чтобы не связываться с деревенским бытом в виде воды, дров, скотины и прочего.
  - Там есть уголок, вход отдельный с улицы, большая комната. В ней есть всё, остальное в кабинете, - так он обрисовал свой быт. Наши дамы выпытали и остальное, я же пыталась представить на его месте Машу, о которой Руся должен написать пьесу. У меня это не получалось: жить в деревне и быть городской женщиной, со всеми присущими нам привычками, невозможно в прпинципе. Вскоре он читал что-то из Фета, Северянина, Цветаевой, Мандельштама и Ахматовой. Очень прилично и с чувством, хотя и без того, что называют профессионализмом. Я отметила, что женщинам и Абашину его чтение понравилось. Из разговоров выяснился ещё один мотив визита в Москву. Он достал из портфеля ещё советскую зеркалку примерно моего возраста и с нашего разрешения сделал несколько кадров почтенной публики в смокингах и вечерних платьях с бокалами и вилками в руках, потом сел рядом со мной и Эдька запечатлел гостя с нами в разных комбинациях и композициях. Уж и не знаю, как он кадрировал всё это: чтобы Лена туда попала или чтобы её там не оказалось, однако мне показалось, что Башвину сегодня придётся обойтись без неё.
  Ассистентка, которая в его рейтинг-листе была поначалу в самом низу, с каждым съёмочным днём стала подниматься всё выше и выше. Сейчас она потекла, просто повиснув на нём. Я помахала ему ручкой, мол, ублажай прогрессирующую даму на её и своё здоровье. И Абашин, и Нэлли и остальные за нашим столом проследили мой жест и присоединились, добавив вновь созданной парочке фальшивую американскую улыбку во весь кадр. А Лена, даже не поперхнувшись после такого демарша в адрес прикреплённого кавалера, принимала знаки внимания будущей звезды операторского искусства. Это можно понимать, как несерьёзность притязаний Башвина и дальний расчёт самой Лены, для которой приоритет самой вечеринки был очевидным, девушке хотелось веселья и глубоких эмоций, а не собственного мелькания в киношном обществе. Жанну я особо не опекала, а лишь чуточку сторожила, она была здесь самой юной и наименее искушённой. Это написано на её чистом лице и удивительной улыбке. И она не была простенькой, горький опыт с Никитой Ж. даром не прошёл, обогатив и научив кое-чему, не прошло даром и моё с ней житьё-бытьё в течение нескольких месяцев. На этих маститых корифеев кино, которые у нас дома бывали часто и подолгу, она смотрела уже с иных позиций. Когда же продюсер прошёлся в её адрес шуточкой о восприятии искусства надлежащим образом, она деликатно отбрила и он отстал.
  С появлением Корнеева за нашим столом повеяло чем-то свежим. Он рассказывал о своих учениках, о кружковцах, о дальних деревнях, откуда ребята едут в школу на неделю и возвращаются на выходные. Многие из них по вечерам пропадают в школе и читают вместе с ним то, чего нет в школьной программе. Они раз в квартал ездят в областной театр, а раз в год в московский, транспорт добывают всякими правдами и неправдами, а на билеты зарабатывают сами на школьном участке.
  - И много можно собрать петрушки и укропа с вашей дачки? - поинтересовался практичный продюсер.
  - У нас около 60 гектаров земли, в основном картошка и капуста для школьной столовой, ну и немножко остального на грядках и в теплице, - любезно ответил гость, - есть и арендованная земля, взяли у бывшего колхоза, ну и пользуемся, с нас налогов не берут, так мы там приспособились лён, гречиху и овёс сеять, не миллионы, конечно, но на развлечения хватает. Не удивляйтесь, потому как нужды наши скромные - в деревне нет ни каникул, ни отпусков, мы редко куда-то ездим, а если и вырываемся, то ненадолго и недалеко, я вот, к примеру, дальше Москвы вообще нигде не был.
  - И при этом вы ведёте там поэтический семинар? - спросила Нэлли, смутно представлявшая и деревню и тамошние обычаи и нравы.
  - Вы думаете, у нас только пьют? - ответил Корнеев. - Отвечаю, не только пьют, но и работают. А те, кому есть о чём подумать и что сказать другим, приходят в клуб. Он у нас как был общим, так и остался - топим сообща, убираем по очереди. Кино теперь привозят редко и в основном старые фильмы, так мы в клубе видеофильмы теперь смотрим. Ну и в общем, в курсе.
  - А кто ходит на ваши семинары? -спросила Лена. Такая яркая молодая женщина не может не быть актрисой, вероятно, посчитал гость и натужно вспоминал, где же она играет. Не вспомнил и, досадуя на невнимательность к новому отечественному кино, ответил:
  - Школьники и женщины, в основном из образованных и у кого мужья механизаторы. С техникумом, есть и с вузовскими дипломами, вообще женщины в нашей деревне более склонны к прогрессу, подвижны, цивилизованы, хотя есть и читающие по складам. Так вот, о семинаре, я читаю, а они слушают, потом пытаются как-то выразить свои чувства, разбуженные этими строками.
  - А как начиналось вхождение в эдем вашего семинара? - спросила я, имея в виду всё ту же Машу и её адаптацию в деревне.
  - Очень тяжело, они слушали и млели от ощущения причастности, но ни единого слова не вытащить, - признался он так сокрушённо и искренне, что к разговору стали прислушиваться остальные.
  - А вы растекались перед ними в надежде, что муза их всё-таки расколдует?
  - У меня и выхода-то не было, пришлось терпеть.
  - Нашлась одна, она ответила. А остальные пугливо и застенчиво к ней присоединились?
  - Это был катарсис, - признался Корнеев, - после этого я был для них готов на всё.
  - Они стали вашими? - уточнил Абашин и Корнеев кивнул, воспоминание об этом катарсисе было таким сильным, что он опрокинул стопку, прислушался к себе и хватил ещё одну.
  - Зачем вам и им эти хлопоты, ведь по телевизору куча сериалов про красивую жизнь? - стало интересно Нэлли.
  - Я же сказал, они из образованных, это деревенская элита, вот они и держат марку, я им только помогаю. А мне нравится, что люди обращаются к собственному "Я". У них растут дети и пример мамы, умеющей хорошо говорить и знающей, почему Онегин так и не сошёлся с Лариной, сыну или дочери придаст уверенность, что учёба, это не обуза. Это одно и второе, механизатор, теперь он и фермер, зарабатывает и кормит семью, так вот, если его жена из этой элиты, он ею гордится и лишний раз подумает, что бы сделать такого, чтобы ей было полегче с домашними делами, со скотиной в том числе. Не всегда и не правило, но тенденцией назвать можно - у настоящего хозяина и мужчины жена с ухоженными руками и вилы с лопатой в руки не берёт. Именно такая жена, которая бывает на моих семинарах, теперь на хорошем счету.
  - А выяснять отношения с вами мужья не пробовали? - спросил Эдька и уточнил. - Ну, ревность или что-то подобное?
  - А как же! В деревне и без этого! - оживился Корнеев. - Я книжку купил по боевому самбо и со своими кружковцами из школьников тренируюсь уже давно. Раньше после любого выступления в клубе меня поджидали желающие поговорить наедине. Бывало и мне доставалось. Но годика через три желающих не стало. Избы у меня нет, а единственную среднюю школу в округе поджигать из-за меня пока не никто не додумался.
  - Так он и разбежался тебе признаваться, кто к нему ходит днём, а кто по ночам бегает! - подумала я и решила, что бегают и теперь, уж очень он выглядел свежо. Лена подсела к гостю поближе и стала спрашивать подробности про его жизнь. И я увидела, что Эдька забеспокоился, у него осталась целая пачка всяких историй, он уже и бумагу хорошую нашёл и карандаш, а она с этим учителем словесности!
  На какое-то время Башвин и ассистентка Лизочка исчезли, а когда появились, но в разное время и из разных углов, я догадалась и о месте и об остальном. Лизочка немножко посидела со всеми и вскоре ушла в дамскую комнату. Там я с ней и перемолвилась парой фраз о сегодняшней вечеринке и она чуть рассеянно и невпопад что-то пролепетала о чудном настроении и общем заводном тонусе.
  - Что, - улыбнулась я, - не взяло?
  - Что-что? - не поняла Лизочка.
  - Быстро, грубо и ты ничего не успела, а теперь думаешь, может у кого-то выйдет лучше? - предельно откровенно спросила я. Лизочка не была кисейной барышней и вполне адекватно въехала в сказанное.
  - Можно и так сказать, - грустно согласилась она. Выглядела Лизочка в общем-то вполне прилично: и фигурка и личико были хороши, но вот характера не просматривалось совершенно - на ней все катались и она всем угождала. Башвин тоже к ней подъехал на правах секс-символа и она тут же согласилась на роль обожательницы. Что-то ей, конечно, перепадало, но вряд ли Башвин стоил таких жертв, одни его гадкие ручонки чего стоили. Обычно крупные планы с его руками переснимались другими актёрами, потому что не было в них ничего мужского, из-за чего женщина могла бы так волноваться и сходить с ума, как того требовал сценарий. Абашин сразу наметил подходящие руки в массовке и они с удовольствием сделали всё, что просил маэстро. Абашин приплатил за молчание и что-то выдумал про отчётность и ревизоров.
  - А он уверен, что осчастливил и ты вся так и дёргаешься от одного только его взгляда, - сказала я.
  - Первое время так и было, - заметила Лизочка.
  - И он тебя поместил в самый низ своего рейтинга, а потом, когда ты сообразила, что к чему, купил и ты молчала, поднимаясь в его таблице из четвёртого эшелона в третий. - улыбнулась я с нескрываемым сочувствием. Женщины чаще принимают сторону обиженных и угнетённых, чем победителей. К победителям они просто приобщаются.. Лизочка тоже думала, что Башвин победитель и решила приобщиться.
  - А вы в этой таблице настоящая или придуманная? - спросила она, принимая мой тон за поддержку.
  - Как ты думаешь, Лизочка, могу я после одного раза с ним решиться на другой? У меня, что мужчин других нет или я так привязана к его куриным мозгам, что забыла о собственных? Что меня может тянуть к нему в течение этих лет и болтаться в его таблице сверху вниз, как рука мастурбирующего?
  - Значит и с вами ложь!
  - Единожды солгавший
   Соврёт ещё раз сорок,
   Чтоб ложью оправдаться:
   Мол, золотник и дорог! - ответила я.
  Слезу я увидела сразу и показала, что разделяю её боль из-за неправильно выбранной стартовой позиции.
  - И что же теперь делать?
  - А что бы ты хотела? - уточнила я.
  - Ну, я так, вообще, - не очень вразумительно ответила она.
  - Ты могла бы показать ему язык? Фигурально, разумеется, - спросила я.
  - Здесь, сегодня?
  - Да.
  - Даже не знаю, - задумалась она, раздосадованная неудачным сексом.
  - Тогда дождись, пока не переберёшься в первый эшелон, - сказала я, намекая на то, что к тому времени он вообще обойдётся спринтерским бегом, не снимая одежды. Получилось очень обидно.
  - Вы имеете в виду что-то конкретное или мы философствуем? - стала показывать коготки Лизочка.
  - Ты могла бы одним движением набрать кучу очков в настоящих мужских умах и показать обидчику его настоящую цену - это конкретика или философия? - ответила я.
  - Одним движением? - уже зашевелилась наша вполне сообразительная ассистентка. Указания Абашина она выполняла быстро и чётко и никогда не переспрашивала и не уточняла, как другие.
  - Да!
  - И каким же?
  - Заведи лёгонький флирт с мужчиной и оставь Башвина с носом. Он-то считает, что ты у него в кармане, а тебя там уже и нет!
  - И совершенно необязательно визжать и царапаться! - продолжила Лизочка и мы приблизились к её цели - моему гостю, товарищу Корнееву. Я в общих чертах объяснила её задачу и она Лизочке понравилась. Вскоре за нашим столом появился ещё один стул и Эдька перестал мучиться, поскольку Лизочка очень умело атаковала гостя и тот, неискушённый в городских затеях, принял её восхищённые "ахи" и вздохи за чистую монету. Вскоре он разошёлся настолько, что экспромтом выдал посвящение Лизе в пару-тройку четверостиший. Хоть это и экспромт, как бы эпизод, но был очень даже неплох и я решила, что гость может сыграть и более крупную роль. Пусть и не главную, но на качественную характерную он уже вполне тянул. И я предложила почитать что-нибудь из своего любимого нам, а мы оценим. Своё он читал лучше, чем Петя в тот памятный визит. Намного лучше. И все видели, что смотрел он на нас: то ли на меня, то ли на кого-то из наших дам.
  Я краем глаза оценила реакцию Башвина и осталась довольна. Лизочка меж тем нашего Корнеева уже взяла на баланс и не сводила с него своих чёрных и бездонных глаз. Когда он возвратился, она деликатно поцеловала его в щёчку и выжидающе подняла глаза, Корнеев был уже хорошо подогрет и закатил горожанке такой деревенский засос, что она потеряла сознание.
  Далее эта служительница киномузы сыграла всё настолько классно, что даже Абашин удивился перемене в своей ученице по режиссёрскому курсу. Она показала Корневу в этом зале всё и каждого и взяла над ним шефство. То к нам подсаживались, то они вдвоём уходили за другие столики, но в течение часа наш гость знал уже всех и Лизочка обещала кое-что ещё достать в виде распечаток с фотографиями. Всё это богатство хранилось у неё дома. Когда она сообщала это Корнееву, достаточно громко для стоящего рядом гостя, рядом сидел набычившийся Башвин, он уже хорошо вложил за воротник и нюансов игры своей пассии не заметил. Но ещё больше потемнел, когда она исчезла с ним в той же стороне, где не очень давно была с ним. Он отвернулся и смачно выругался. Лизочка вернулась с Корнеевым нескоро и уже висела на нём, преданно заглядывая в глаза. Сам Корнеев ничего не играл, а вполне искренне и натурально выглядел довольным и пьяным одновременно.
  Когда вечеринка подошла к концу и киношная публика стала покидать ресторан, Абашин пошептался с Нэлли и сказал, что хочет пообщаться со мной.
  - С нами? - уточнила я, имея в виду себя и Жанну. Нэлли, не дожидаясь запоздалой реакции поддатого Жени, ответила сама:
  - С вами обеими, Анна Николаевна, с обеими!
  Впрочем, я и сама была хорошо на взводе. Даже не заметила, как случилось, что меня стало слегка водить из стороны в сторону. Но было морозно, а искрящийся в свете фонарей снег хорошо бодрил, я надеялась, что небольшая взбучка организму выветрит хмель. Я отошла в сторонку, чтобы разобраться: кто и с кем? Эдька с Леной стояли под руку и мило беседовали, мне она показалась спокойной и насыщенной весельем нашего сабантуйчика, а Эдька, провожающий даму до самой входной двери, был заботлив и, как обычно, ненавязчив, они ждали такси, Корнеев уже уехал с Лизочкой на её голубом "Пежо" за материалами, чтобы отчитаться перед односельчанами, Башвин пытался закадрить кого-то из оставшихся, но было поздно и он угрюмо смотрел в мою сторону, догадываясь о причинах тотального невезения.
  Когда все разъехались и на стоянке остался только Башвин, я отправилась к своей машине, хмель как ветром сдуло, я чувствовала себя уверенной и довольной: всё задуманное получилось на сто процентов. Я издали полюбовалась картиной - Жанна и мои коллеги в ярко освещённой машине, ухоженная голова моей юной подруги даже издали привлекала внимание. Насладившись её зрелищем в полной мере, я подошла к машине и с гостями поехала домой.
  Дома для каждого нашлось что-то, чтобы переодеться и избавиться от сидевшего в печёнках шумного веселья. А тихую и желанную обитель устроила Жанна, она тренировалась в домовитости и это оказалось для неё очень удачным качеством. Она уже хорошо знала, что любой дом начинается с хозяйки: её гостеприимной улыбки и внешнего вида. Я думаю, для Абашина эта картинка в очередной раз станет соблазном поддаться уговорам Нэлли и родить собственного ребёнка. И моя юная чаровница бесстыдно охмуряла пожилого мужчину на глазах собственной пассии, чуть более зрелого возраста.
  Эта умненькая пассия даже отступила в сторонку, чтобы Абашин получше рассмотрел всё и проникся, я понимала суть манёвров Нэлли, но к ним никак не прикасалась и своего отношения старалась не выказывать, всё она должна сделать сама. Когда Женя уже чуточку захмелел, я перевела разговор на наши возможности и вероятные желания. Мне хотелось многого и я искала возможностей для реализации замыслов. Юные фантазии Жанны о ролях Джульетты и Розины выглядели очень ярко, она выдавала гостям отдельные части монологов и выглядело это потрясающе. Жанна в отдельных вещах удачно использовала особенный тембр и звучание собственного голоса и была так чиста и выразительна, что я удивлялась близорукости приёмной комиссии в Щуке, не отметившей её талант. Абашин просто влюбился в неё и мне было приятно, что у нас так много общего. Нэлли на этом празднике тщеславия не потерялась и вместе с Абашиным восхищалась ею, она что-то мурлыкала ему на ушко и он, раздобревший, ни в чём не перечил. Он даже предложил мне тихонечко под каким-нибудь предлогом отпустить Жанну к ним в дом, чтобы она там всё обустроила по-своему.
  - Две тигрицы в одном загоне? - возразила я. - Ты не боишься?
  - При тебе они будут смирными, - улыбнулся он мне, отзываясь на ласки Нэлли.
  - Женя, она хочет от тебя ребёнка, ты готов ещё раз стать отцом? - спросила я, наблюдая за юной пассией. Она ждала помощи только от меня, никто не мог повлиять на её кумира так, как это дозволялось мне. Но я не была ни в чём не уверена.
  - Ты же знаешь, Аннушка, я её люблю, но есть и ещё кое-что. Оно-то и сдерживает. - Он мягко коснулся плеча Нелли и она уронила горькую слезу. Такое выносить трудно. Она взглянула на меня и я ей ободряюще улыбнулась. Она просила помощи. Вот так!
  А в это время рядом по-хозяйски расположилась Жанна и уткнулась в меня, она призывала почудить, это было написано в её лукавых глазах. Ей хотелось устроить этому джентльмену небольшую встряску, она заняла сторону его подруги и решила нажать на несговорчивого и слишком осторожного мужчину. И я ей разрешила. После первых же движений Жанны глаза Нэлли стали сухими, а Женя удивлённо уставился на меня. Но по правилам этой игры мужские интересы отступали на второй план и Жанна сделала очередной ход, от которого он уже не мог отвернуться, после ещё одного он вспомнил про Нэлли и забыл про свои опасения. До конца игры юной соблазнительницы он так и не досмотрел, увлекая Нелли сделать ей что-то подобное. Благодарный взгляд разошедшейся Жанне мы отметили обе. Я ушла устраивать им постель, а довольная этюдом Жанна стала готовиться к ночным процедурам. После массажа, тренажёров и душа мы устроились в её комнате и началось время откровений. Сегодня Жанна заслужила поощрение и я открыла ещё одну сторону из жизни взрослой женщины. После обмена мелкими женскими секретами и наблюдениями она спросила:
  - У вас с ним был роман? - я кивнула.
  - Долго?
  - Думаю, он и сейчас не закончился.
  - Правда?!
  - А что, не заметно?
  - Даже не знаю, как назвать ваши отношения. Может и роман, но уж очень он непривычный - при живой жене, любовнице и у всех на виду.
  - Это самый настоящий роман, со всем ему свойственным.
  - Удивительно, ведь она его к вам не ревнует! Я бы умерла от такого - вы же командуете им и он слушает только вас, её - уже после ваших слов.
  - А ты нашу подноготную нигде не изучала? Мою и Абашина? - она покачала головой и я ей поведала нашу историю, девушка и рот раскрыла:
  - Так это вы должны её ревновать?!
  - Ну, не совсем так, но уж и не она - это точно!
  - В таком случае, если бы я была на её месте, то с вами дружила обязательно, как младшая жена и во всём вас почитала.
  - Но трахалась бы с ним сама и от меня тайком? - улыбнулась я, испытывая продукт собственного производства. И она порадовала:
  - Нет, ни в коем случае! Я бы вам прислуживала обоим и дождалась момента, когда он захочет и меня. Во-первых, это было бы честно и у вас на глазах, во-вторых, мы бы разобрались между собой: где, чья собственность и какие его уголочки принадлежат вам, а какие мне. Я бы получше и побольше узнала о нём, увидев вас с ним и прочувствовав, что нужно ему и чего хотите вы.
  - Ты уже, поди, с ним и разобралась по всем статьям, признайся, юная развратница?!
  - В чём? - сделала удивлённые и правдивые глаза юная лгунья. И я едва удержалась от желания прижать её и заставить плакать и просить пощады. Неужели все к ней испытывают подобное?
  - Как бы соблазнила его на парочку маленьких абашиных, а? - спросила я её, просматривая насквозь и раздевая догола. Но ей от этого неуютно не стало.
  - Ещё в их первых приход я заметила, что она его чуточку побаивается, осторожничает, что ли? И потом, когда они бывали у нас, это впечатление усиливалось. А теперь вот я совсем в этом уверена, - ответила моя Жанна.
  - А ты бы его просто свела с ума? - спросила я и она согласно мурлыкнула.
  - А если бы ты была в образе Лены, кого бы предпочла?
  - Молодого оператора, Эдика, - недолго думая, изрекла Жанна, - он молодой, неженатый, интересный, умеет всё, с юмором, внешне всё при нём. Думаю, с ним бы я уехала в первый же вечер. И могла бы остаться до понедельника, чтобы проверить всё окончательно и потом не мучиться.
  - Нет, милая, это ты на своём месте сделала бы так, а она-то замужем и ехать куда-то, а не домой - это вряд ли разумно, - остудила я её девичий порыв.
  - Хорошо, если так, то главное: разобраться - зачем он мне? И зачем я ему?
  - Да, ты замужем уже два-три года, но детей у вас пока нет, - уточнила я обычные вводные для подобных разбирательств.
  - Первое и самое главное - зачем я ему, если для интрижки по-быстрому, то сразу - нет! Если же он во мне заметил что-то для души и я в это поверю, то дальше я бы не противилась его ухаживаниям и вниманию и заодно всмотрелась бы в него и его окружение получше. А это можно понять ещё там, в ресторане, когда он себя не очень сдерживал. Руки всегда выдают мужчину, - вдруг выдала она бытовую женскую зоркость.
  - А как ты этому научилась?
  - Они, глядя на меня, маются, так и норовят где-то зацепить, чего-то коснуться, ни один нормальный мужчина себе в этом не отказывает, но у всех это по-разному и эту суть определить нетрудно - ведь они у меня уже, в основном, постоянные. Даже одного взгляда иногда хватает понять, чего они хотят, эти ручки, когда накрываешь мужчину простынёй и он в эти секунды ловит миги свободы. Ничего особого в них нет, в этих индивидуальностях в мужских штанах, всего-то около десятка психологических типов, - так пригвоздила весь сильный пол юная прелестница.
  - Ну и что же, на твой взгляд, у Эдьки и Лены?
  - Он на неё запал по-настоящему, это видно сразу. А вот она - тут я не знаю. Вроде от Башвина открестилась, но как-то его побаивается, с опаской в его сторону косит.
  - Может, у них что-то уже было и он на ней покатался? - предложила я самый простой вариант, женщины после первой близости с мужчиной часто не могут противиться их наездам сразу же после этого, а иногда и через длительное время.
  - Не знаю, но возможно и другое, то есть какая-то зависимость, - согласилась она и добавила, - иногда она во время разговора отключалась и как бы смотрела в себя и сравнивала их.
  - Кого, их? - уточнила я.
  - Конечно, Эдика с Башвиным.
  - А если Эдика с мужем? - спросила я и она повернулась ко мне, ожидая комментарий.
  - А что? - Кто муж, мы не знаем, но Эдика с Башвиным рядом даже ставить стыдно, - объяснила я и она согласно кивнула, - остаётся Эдик и муж. Или кто-то другой, сопоставимый с Эдиком по нашим с тобой признакам. Логично? - и опять она спорить не стала. После этого мы перешли к следующей теме.
  - Жанна, а зачем Башвин взял на банкет Лену? Его репутация тебе известна, неужели, чтобы утереть нам нос? Вот, мол, я в ваших глазах такой, но другие-то мне доверяют!
  - Чтобы потом увести к себе и приобщить к коллекции?! Но ведь он должен вернуть её домой и Лена так говорила, она что - тоже врёт?
  - Почему же обязательно врёт? А если просто не всё знает? К примеру, она приехала домой, а там записка от мужа, что он куда-то уехал, положим, по делам. Или троюродная бабушка при смерти и ей воды подать некому. И тут как тут, Башвин или кто-то другой, а дальше всё по писаному. Вот и вся твоя оборона! Въезжаешь? - спросила я Жанну, пояснив и ещё кое что из подобных вариантов.
  - Вот сволочь! - процедила она.
  - Но вся прелесть в том, что она ещё этого не знает, хотя догадки, возможно, и посещали её умную головку, - добавила я адвокатессе всех угнетённых и оскорблённых. - Лизочку и Лену отняли у него мы, со мной он связываться не станет, а вот этих двух дам постарается ущучить обязательно, ваши действия, мадемуазель Жанна?
  - Я думаю, что и Лизочку особо защищать не стоит, а вот Лена - это его первостепенный объект.
  - А почему не Лизочку?
  - Она же изначально была на вторых ролях, да и с ней он охотку уже сбил, - объяснила Жанна, я поклонилась её наблюдательности и вернулась к Лене. - Если Эдька её оставит дома, а сам уедет, то Башвин вполне может как-то обмануть Лену. Ну и потом вытащить её из-под прикрытия и она в очередной раз так и не узнает, что он сволочь.
  Жанна посмотрела на меня, ожидая оценки своего варианта.
  - Лиза свою роль с помощью Корнеева выполнила и Башвин только сделал вид, что ему до фени. С Леной же этого наверняка не скажешь, она там, а мы здесь и что с нею сейчас, неизвестно.
  -Что же, так всё и оставим? - возмутилась Жанна.
  - Абстрактной справедливости не сущестует, каждый старается обеспечить её на своей делянке. К примеру, в "Жёлтой газете" тиснуть статью о сегодняшнем и расписать Башвина в чистом виде, как он там был, что и с кем делал, чем всё кончилось, да так, чтобы он не дёрнулся.
  - Вот было бы здорово! - отозвалась Жанна.
  - Одна незадача - кто всё это сделает? - спросила я, зная эту прессу не понаслышке.
  - А что, некому? - я покачала головой и Жанна сказала, что могла бы и сама попробовать. В черновике, разумеется, а они там в газете причешут и перепишут под свои нужды.
  - Вот и действуй! - подтолкнула я Жанну. - Свяжешься с Татьяной, у неё там есть свои люди, продиктуешь текст, а они переведут это на свою феню.
  - Так просто? - удивилась она.
  - К сожалению! - подтвердила я и пошла по списку дальше.
  - А если бы был выбор: твой нефтяник или Эдька, теперь бы кого выбрала?
  - Конечно же, Андрюшу, с ним бы я уехала хоть куда, хоть от кого, даже от собственного мужа, если бы в то время была замужем. Он просто чудо!
  - Женатый, с ребёнком и живёт в Казани, - напомнила я.
  - Ну и что, мною он дышит, а это надо видеть и чувствовать. Эдьке до него далековато, хотя в тёмном местечке я бы тоже притухла с ним. Умелый он, вон как нарисовал меня! Одним росчерком и точно. А с неё вообще все одежды снял. - она со значением выдохнула.- Но рядом с Андреем слабоват, я его в первую же минуту узрела, когда он ставку делал на рулетке. Руки такие уверенные, ни единого лишнего движения, глаза спокойные и внимательные, корпус, как у тигра, крупный и сильный, а каждый жест - это поэма! - призналась она мне через несколько месяцев. Пожалуй, это любовь с первого взгляда и обоюдная - такое редкость. Я тешилась надеждой, что он придумает для них двоих что-то приемлемое и боялась того дня, когда она покинет мой дом - настолько привыкла и прониклась привязанностью к чужой дочери.
  - Очень вкусная поэма, - добавила я, легонечко касаясь её тела и поддразнивая, она загорелась и прикрыла глаза, упиваясь полученным. Она обычно сравнивала меня с нефтяником и говорила, что у него это острее, а со мной тоньше и мучительнее и иногда она готова испытывать эту муку до бесконечности.
  - Выдержишь, не изменишь? - спросила я, зная и темперамент и удивительную страстность этой девочки, которая целый год терпела измывательства Никиты, принимая их за любовь зрелого мужчины. Мы с ней всё подробно разобрали и обсудили, отбросив шелуху и плевела и назвав её действия истинными именами. Теперь она ко всему минувшему относилась без содроганий и почти по-философски.
  - Иногда я просто схожу с ума. Готова лечь с кем угодно, только бы разрядиться, - ответила она, - через час-другой всё проходит, но я после этого такая, что тут же иду под душ.
  - А он об этом знает?
  - Да. Я как-то заехала к нему после работы и это случилось там. И он этим не воспользовался, хотя я его умоляла и уговаривала, а потом и обзывала по-всякому.
  - И он себе ничего не позволил? - усомнилась я в её искренности.
  - Нет, почему же, позволил, однако я не сразу поняла, почему он не вытерся мною. С ним это было совсем не так, как это обычно бывает: он был бережным и нежным, а я сходила с ума от грубой похоти и мне хотелось, чтобы он разорвал меня на части. Но он не разорвал, а склеил то, что рассыпалось ещё до него. Я хоть и молодая девочка, но глаз не закрываю и ушей не затыкаю, когда что-то слышу, вот и знаю и понимаю даже то, чего со мной не было никогда. Он настоящий мужчина и, глядя на него, я могу сказать то же и о некоторых других.
  - К примеру, про Абашина или Эдьку? - спросила я.
  - Абашин настоящий и вы его знаете лучше меня, да и Эдька тоже хорош, но ему далековато до Абашина. А вообще, из всех, кто был на этой вечеринке с ним никто не сравнится. Даже мой нефтяник, - вдруг призналась она и я поняла, наконец-то, природу её внимания к нему, почти дедушке, но очень и очень желанному и ей, и Нэлли, и той даме, что названивает мне, да и я тоже по нему иногда сходила с ума, пусть не в той мере, что от Руслана, но больше, чем от собственного мужа Коли, который теперь с Каминской.
  Абашин был с нами рядом, но его душу сейчас полностью захватила Нэлли и наших слов он явно не чуял.
  - Вот и сейчас, - вернулась Жанна к нашим гостям в моей спальне, - я бы из него всю душу вынула, извертелась, искричалась и никто мне не указ, - недовольно сказала она, - а что мы слышим? - обратилась она ко мне. - Ничего ведь не слышно, правда? - она была возмущена изощрённой методой ласк виртуальной соперницы, которая обходилась без поломанной мебели, изодранной одежды, растерзанного белья и дикого визга на всю округу - это ей предстояло познать и почувствовать с кем-то из мужчин, возможно, нефтяник, как раз та кандидатура.
  - Анна Николаевна, шевелится! - совсем неслышно прошептала она и замерла. И я ощутила особое волнение, куда там страстям по поводу любовницы Абашина в моей спальне.
  - Что? - спросила я, положив руку на живот и прислушиваясь к её телу.
  - Ворочается! Чувствуете? Она ворочается! - восторженно прошептала Жанна, боясь спугнуть неожиданно проснувшуюся дочку. Я тоже почувствовала слабенькие и едва заметные толчки. Девочке была неудобна поза лежащей со мной Жанны и она об этом сообщила. Я посоветовала, что надо делать, когда она толкается часто и в одно и то же время, а так же, что думать о ней нужно всё время и в уважительной тональности. Этот диалог формирует определённый способ общения и от матери к плоду передаётся непременно. Мы переключились на сугубо женские темы и заботы и она совершенно не удивлялась моим знаниям и опыту. Об Эдьке и Лене мы забыли и углубились в другую стихию. Уснула она вскоре в благости и любви.
  А Лена и её гордая самодостаточность из головы так и не выходила, на время заслонённая другими заботами. Я припомнила разрозненные фразы отовсюду и добавила собственные впечатления - получалась очень интересная личность, юрист, молодая и со знанием двух языков, свободно работающая с компьютером. Смущала только странная связь с Башвиным, который и привёл её к нам. Я взглянула на часы, было поздно, но не утро. Если кто-то у неё сейчас есть кроме мужа, значит я ошиблась и она мне не подходит, несмотря на языковые, юридические и прочие достоинства. То что, Эдьки там нет, для меня было совершенно очевидно, а вот если Башвин или кто-то другой нашёл путь к её телесам, так и флаг ему в руки. Свою созидательную долю в наших вероятных отношениях я полностью выполнила, освободив её от Башвина и придав в спутники неопасного и порядочного Эдьку. Кроме того, состоялась небольшая беседа, где я напрямую сказала, что мне нужен специалист примерно такого же плана, как и она сама. Если её это заинтересовало, то она за это время должна сообразить, нужно ли ей самой подобное сотрудничество. Ну, а кто я, она увидела в чистом виде и без прикрас. Самое время звонить и узнать, кто она - эта фотомодель Лена. И я набрала её номер. Она тоже не спала.
  - Ты не одна? - спросила я первым делом.
  - Увы, одна! - сожаления о том, что наша встреча так быстро закончилась, она и не скрывала. В её годы я бы тоже не уснула до утра, перебирая в памяти детали минувшей вечеринки. Встреча с человеком уровня Абашина для цивилизованной женщины не проходит бесследно. Я слушала её молчание и поняла, что она боится вымолвить слово, чтобы ничего не испортить. Мне вдруг показалось, что я всё про неё знаю. И решила провериться.
  - Ты где живёшь? - оказалось совсем недалеко.
  - Хочешь поговорить? - спросила я, не сомневаясь в ответе.
  - Даже не мечтаю!
  - Я думала, ты смелее!
  - Так много и сразу мне давно не выпадало, - объяснила она свою робость и тут же добавила, уже уверенно и по-хозяйски, - я что-нибудь приготовлю, пока вы приедете, - и после этого объяснила про коды на дверях в подъезде и на этаже.
  - А ты не боишься?
  - Нет, не боюсь, я вас уже жду, выезжайте поскорее!
  Она встретила меня в ночнушке с застёжками, чуть выше колен, чистым ночным лицом без косметики и без ничего под ночнушкой. Она мне и в самом деле верила безоговорочно. Мне было и лестно и приятно.
  Когда она принимала из моих рук пальто и шапку я ощутила приятное касание её пальцев, оно было знакомящимся и любопытным. И с большим удовольствием она подставилась, когда я снимала сапоги, опираясь на её плечо. В эти секунды я увидела её всю и поняла, что Лена к встрече готовилась давно, слишком всё вышло чётко и без заминок. Она протянула домашние туфли, они оказались маловаты, поскольку я повыше Лены на пару вершков, да и покрупнее. Лена присела у моих ног и что-то с ними сделала, туфли оказались на мне, мягко и удобно облегая стопу. Она не торопилась подниматься и я подняла её сама. Она улыбалась:
  - Я не лесби! - сказала она, как бы сообщая, что ей всё равно, кто будет близок с ней, но он должен выдержать массу тестов на вшивость.
  Квартира была очень ухоженной и уютной, в ней удобно и всякому, переступившему порог, просто хотелось здесь остаться. Лицо хозяйки - кухня и ванная с туалетом, если там всё в порядке, остальное можно не смотреть. Так я и сделала. Она была мне рада и не скрывала этого, моё же любопытство возвышало Лену в собственных глазах и только: скрывать от меня ей нечего. Я припомнила домашние размышления о ней и видела, что не ошиблась.
  Она сама провела по квартире, не навязывая и не удерживая моего внимания на чём-то отдельном, давая возможность всё увидеть самой. Я осмотрелась в её спальне, потом внимательно изучила саму хозяйку и следов недавнего визита мужчины не отметила. Обоняние тоже никакого криминала не выявило. Видимо, ни Эдька, ни Башвин до этого места сегодня не добрались. Слегка примятая софа и ночник с томиком стихов Верлена на тумбочке выдавали недавнее занятие хозяйки. Книгу она читала внимательно, поскольку на закладке были пометки. Я взглянула на Лену и взяла книгу в руки и раскрыла на закладке, там было посвящение дурному настроению, а на закладке его координаты в книге и пометка - "Какая прелестная чушь!". Другие вещи она удостаивала адекватных мыслей. Я аккуратно опустила Верлена на тумбочку и в файлах о хозяйке дома сделала собственную пометку. Она меня вдохновила. Всего одна фраза, а сколько в ней души! И я прошла по квартире, осматриваясь и вдыхая запах хозяйки и её настроение, когда я к чему-либо прикасалась или куда-то заглядывала, мы будто играли в "холодно-горячо".
  Для взаимных реверансов время было поздним, да и часть пути с паролями и отзывами мы прошли ещё в ресторане. Мне нужна была либо она, либо примерно такая же женщина. Хотя этим человеком, который бы поддерживал наши ресурсы и тылы, мог быть и мужчина. У меня среди кандидатов пока только она. И мы обошлись без спиртного и наркотиков. Хватило слов и обоюдного внимания: у неё женское любопытство, у меня осторожность охотника. Лена приготовила чай с фирменными бутербродами. Мы просто говорили. О ней, о женских проблемах, о мужиках и нашей к ним тяге, о семье и детях, чьих-то семьях, чьих-то детях: о своей она пока не упоминала, а я ещё не могла. Я поразилась тому, что у неё при таком кризисе нет постоянного любовника.
  - Я надеялась, что Серёжа будет для меня всем, но оказалось, что его ресурсов мне явно нехватает и вообще у него не те ресурсы, не мои! - ответила она уже не с горечью, а просто устало. - Я поторопилась, не следовало этого делать, но... - она опустила руки, но ненадолго и опять была со мной, ей хотелось выговориться и быть хоть отчасти понятой.
  - Тебя кто-то вынуждал? - догадалась я причине преждевременного брака. И она кивнула, чтобы уяснить, что ускорителем был один из её начальников на службе, я даже не стала спрашивать. У всех одно и то же. Я просто ей улыбнулась:
  - Ведь это не смертельно, правда? - ей бы и хотелось иного, но, увы и она кивнула, соглашаясь.
  - Времени жалко. Я очень хотела забеременеть, это сидит во мне давно, но всегда кто-то или что-то этому мешает. Нынешняя неудача отняла у меня два года, мне теперь двадцать восемь, кто будет следующим мужем, я не знаю. И пока не разберусь, рисковать нет смысла, а это опять время. Ужас!
  Я сочувственно взглянула на её совершенную фигуру и черты русской красавицы с белыми локонами. В её годы у меня уже было двое детей.
  - Ты их будешь баловать или строжиться? - спросила я, полагая, что она это уже сто раз продумала и передумала. Обсудить же с другим - другое дело.
  - Её баловать, а его держать в строгости, чтобы вырос настоящим мужчиной, - ответила она и в самом деле готовая к этому.
  - А муж-то зачем в таком случае? - удивилась я.
  - Как это? - не поняла Лена.
  - Ты уже готовая мама, приличная хозяйка, дом - вот он, ты всё умеешь, зачем он тебе - новый муж? - Имя сыну или дочери? Вот он, уже есть - дети будут Сергеичами или Сергеевнами. Остальное в них твоё! Ты так всю жизнь будешь перебирать и можешь не встретить подходящего. Подумай, Лена, какая ахинея в этой фразе - неудачный брак! Ну и что? Где он, муж? - На работе! А ты где? - Дома, с детьми! Они - твоё, а все эти мужья и отцы - это вечерние и воскресные гости в твоём доме! Чаще именно мать формирует личность своих детей: и дочери и сына! Кстати, чем он занимается?
  - Деньги делает, - ответила она, - с доходами у нас в порядке. Вот только говорить не о чем.
  И она рассказала обычную историю про то, как из принцев вырастают обалдуи с мужскими причиндалами и без хозяина в голове.
  - Ты бы могла дома заниматься чем-то более важным, чем ожиданием мужа с работы. Дети при тебе, а работа тоже с тобой. И от мужа можешь всегда отгородиться занятостью. Ночью он тоже не Геракл, так что через полчаса ты полностью свободна. Всего-то в сутки час-другой ты жена, а остальное время занята любимым делом.
  - Занята чем? - уточнила она, возвращаясь к нашему первому разговору уже в полной мере готовой.
  - Очень важным и тонким делом, нужно самой переводить с европейских языков переписку и служебные документы и утрясать их с нашими нуждами, - такую в первом приближении дала я ей справку.
  - Если это медиабизнес, то я пас, там одни бандиты и никаких законов, - ответила она, но решительности в её отказе я не усмотрела, более того, она предлагала поиграть с собой в убедительность и податливость. И я немножко ей подыграла, но и только, чтобы засвидетельствовать почтение.
  - Нет, Лена, это другое, но где-то не очень далеко. Театр и кино. Мы хотим создать фирму, которая будет продвигать наши же постановки по всему миру. И штат управленцев будет всего несколько человек.
  - Кем буду я?
  - Менеджером по рекламе и изучению рынка, - она подняла удивлённые глаза, - я думаю, у тебя получится, а юрист у нас уже есть, но он по гражданским делам, сейчас это важнее. Твои знания международного права и двух языков помогут главному менеджеру сориентироваться в пространстве. Рутинных задач мы не ставим, в тусовках не участвуем - не наш уровень. Но нас должны знать во всём мире. Ведь мы этого достойны!
  - Главным менеджером будете вы? - улыбнулась она и на этот раз кивать пришлось мне. Это было то, что нам и требовалось.
  - Дать кому-то или не дать, отшить или приблизить - ты решаешь сама! Но контактировать, думаю, придётся. Ты это потом сама прочувствуешь. Думаю, к Новому году или раньше всё у нас и сладится с офисом, а как юридическое лицо мы уже готовы. Деньги на счету уже есть, первый визит за рубеж состоялся, а вот кадры ещё подбираем - работа очень трудная и кропотливая. Как тебе такое предложение?
  Я дала ей возможность осмыслить услышанное и просто разглядывала её фигуру и лицо, если она согласится, то примерно так же её будут оценивать наши партнёры. Что они подумают, глядя на эту фотомодель, доверят ли ей свои денежки? И постепенно убедилась в том, что первое впечатление оказалось верным. Лена не пользовалась своим очарованием совершенно, а оперировала логикой, здравым смыслом, знанием законов и прочего, что можно увидеть и пощупать. И я поняла, что сбежать со своей престижной работы она совсем даже не прочь. Она об этом не сказала, но по косвенным ответам я в этом убедилась, реакция на многое из служебных дел так или иначе её выдавала. Особенно мне импонировал её ум, она понимала мои намерения и предоставляла возможность забраться внутрь себя, такое по силам редкой женщине и я просто повторила:
  - Тебе нравится такая работа, она ответственнее и сложнее твоей нынешней?
  - Да, это, получше чем моя нынешняя, но она нова и непривычна, это ничего? - Лена как бы показала свою объективность и обошлась без показного кокетства, свойственного особам не очень умным.
  - Нет, мы все начинали с нуля, но так ни разу серьёзно и не прокололись, думаю и у тебя такого не случится.
  Лена не торопилась обнадёжить меня и долго прислушивалась к себе, задавая вопросы по поводу нюансов работы. И вот она сказала:
  - Да! Думаю, это то, что мне сейчас и нужно! - и мы уже в рабочем порядке прошлись по предстоящей работе и большой перемене в её жизни. У меня она будет личностью самостоятельной и с чётким обязанностями, соблюдение которых станет её личной проблемой. Меня интересует конечный результат.
  - Ну что, по рукам? - спросила я и она кивнула, протянув руку.
  - Хоть и ночь, но это нужно отметить или я ошибаюсь? - предложила Лена.
  - Заодно подстрахуемся и проверим, а вдруг это ночные страсти нас сбили с толку. Как считаешь?
  - Думаю, что мы с вами не из тех, - спокойно ответила Лена, - да и страстей-то у нас никаких. И на женскую тусовку это совсем непохоже!
  - Ладно, рада, что вышло именно так и с тобой, а бабьи тусовки я не люблю! У нас есть хороший контракт, очень серьёзный и важный. Отмечать такой нужно в мужском обществе. Не иначе, а то и настрой и уровень будут слабыми, - сказала я, помня, что лишила её этой ночью всех женских надежд. Визит к моим приятелям с подружкой выглядел очень прилично и ей ничто не угрожало. Я объяснила, что мои компаньоны вполне интересные мужчины и Лене там должно понравиться. Ни трахаться, ни вообще уединяться совершенно необязательно: нам нужно просто оттянуться, мне они рады в любом виде и в любое время - я их главная надежда в нашем совместном кино.
  И тут она выказала интерес, выслушав её как следует, я поняла, что именно она хочет получить. И задумалась.
  - Мы будем развлекаться и только, у нас состоялся разговор и мы с тобой заключили конракт. Теперь его отмечаем, остальное - по ходу пьесы и на твоё усмотрение. Заодно присмотришься к людям, с которыми придётся иметь дело. Если сегодняшняя ночь придётся не по душе, утром ты можешь просто отказаться от нашей договорённости. Такой расклад нас устроит? - спросила я.
  Она не возражала. Я вызвонила квартиру Стенли, они там опять развлекались. Я ему шепнула кое что и он обещал через полчаса полностью проветрить помещение, чтобы от холостяцкого загула не осталось и духа. Лена оделась быстро и я рассказала о наших отношениях в этой группе, подробно осветила все нюансы и она довольно осмысленно их переварила.
  - Кто достанется мне? - спросила она, уже одевшись, будто на приём в американском Госдепартаменте.
  - На выбор: один продюсер, другой постановщик, оба американцы. Мне всё равно, а тебе зачем? - уточнила я.
  - Думаю, нужны ли пилюли? - ответила она. Выглядела Лена спокойно и решительно. И я поняла, что она от спонтанного визита к моим коллегам уже чего-то ждала, оно находилось в поле острой и глубокой чувственности. Хотя о пилюлях сказала будто о губнушке. О моих янки следовало сказать покороче и главное:
  - Гений, тот, что режиссёр-постановщик, отвратный тип, всю улапает и слюной изойдёт, что там у него в генах и хромосомах, я не знаю. Продюсер - приличный мужик, женат на русской актрисе, у них трое деток и все - заглядение! Видела на фото. Жена обычная, они в него. Выбирай! - я посмотрела на неё, она не могла решить, кто ей подходит больше. Но особо меня удивило решение отказаться от контрацептивов. Неужели она решила отметить свой новый выбор таким необычным способом? Смелая женщина!
  - Ладно, там решим, - сказала она и мы отправились в гости.
  Нас встретили ещё на улице. Янки проветривали помещение, а заодно и мозги на заснеженной улице Москвы. Оба были нам рады по-настоящему и до нас не дотрагивались, ограничиваясь символическими поцелуями рук обеих дам. Пока мы добирались до нужного этажа в лифте и потом открывали двери в коридоре их отсека к квартире, они сдержанно суетились, а я давала возможность Лене присмотреться в их особом состоянии, тут уж ничего не спрятать - если какая дурь имеется, то видна сразу и в полной мере.
  Я твёрдо решила продинамить любого, кто мне достанется. Всё это было только для Лены и её особого интереса. И она не колебалась, выбирая себе партнёра, Джек сразу показался ей именно тем, чего она хотела. Мне он тоже нравился гораздо больше. Но это как мужчина. А киношником и от бога был Стенли. Именно он сумел убедить меня, что его "Доктор Живаго" будет совсем непохожим на первую версию с Омаром Шарифом и вторую с Кирой Найтли. И показал намётки, которые собирался облечь в кадры своего шедевра.
  Мы устроились в большой комнате, где хозяева успели навести относительный порядок, я села в кресло, гений устроился рядом со мной, а Лена с Джеком на диванчике напротив. Хозяевам спиртное уже не требовалось, мне тоже, но ради Лены я пригубила немножко сильно разбавленного виски. Я вкратце рассказала о нашей будущей работе и о сегодняшнем контракте. Мужчины внимательно выслушали и поразились смелости молодой леди, которая решила связать себя с этим рискованным бизнесов: кино и театром. Они поинтересовались её прежней работой и нашли вполне солидной и респектабельной, менять такую работу можно только при определённых условиях.
  - Что вас заставило сделать этот шаг? - спросил Джек. Лена загадочно улыбнулась и ответила вопросом:
  - Логика в ваших доводах есть, так что может молодую женщину из благополучной фирмы бросить в рискованную? И они задумались. Первым отозвался Джек:
  - Я думаю, что мы не всё знаем о вас, работе прежней и той, которую придётся выполнять вскоре. Вы не производите впечатления импульсивной женщины. И вы очень красивы, это всегда или большой плюс или тяжкие оковы. Вы с Энн нас просто разыгрываете, она уже с нами однажды здорово подшутила, - напомнил он шуточку в ресторане, - так что я всё сказанное о риске и непродуманности забираю назад. Энн ничего не делает спонтанно, теперь я знаю точно!
  - В этом решении есть что-то романтичное, - на смеси русского и английского сказал Стенли, - и я это приветствую. Ставлю тысячу долларов против вашей десятки, что дело у вас выгорит и вы ещё будете нас тащить за собой, когда выйдете на арену и устроите промоушен нашего с Энн фильма.
  - Не подлизывайся, - сказала я ему, - трахаться с тобой я больше не буду. Ты посмотри на себя? Самому не стыдно? - указала я на брызги слюны на вороте рубашки. Он поутих, но лишь ненадолго, пока вытирался и смотрел на себя в зеркало. Я знала, что трезвый совершенно, он другой человек: и внешне, и интеллектуально. Сейчас он начнёт трезветь изо всех сил, приняв кое что из своей богатой аптечки, где было и средство уложить любую женщину в постель.
  Мы вернулись к новым фильмам Голливуда и актёрам и дружно отметили, что там приятных сюрпризов и революционных катаклизмов не предвидится. Ещё некоторое время обсуждали музыкальные новости и смотрели лучшие хиты сезона, Лена упражнялась в английском, а Стенли в русском, мне было интересно и то и другое, понимала я практически всё, хуже было с произношением, но в нашем случае это прощалось и меня оба янки понимали. Мы развеселились и перешли на обсуждение совместного проекта, актёров, моего партнёра Еськова в роли Юрия Живаго и Игоря Францева в роли Комаровского. Лена с интересом подключилась к обсуждению и вскоре знала о проекте многое.
  Хотя главного мы не касались и о цели визита не произнесли ни звука, я видела, как постепенно Джек и Лена сближаются и это взаимное притяжение не казалось случайным. Потом я прочитала одно из стихотворений Юрия Живаго, которые приложены в конце книги, это было "Свидание", я его знала и любила ещё в студенчестве, но теперь оно значило много больше и шире, оно было о нас с Юрием и для меня - Лары. Его звучание в форме простой баллады просто потрясало и я выложилась, читая эти строки Б.Пастернака. Я предложила их разбить на три части и вынести за кадр, используя вместо традиционных шумов и "тревожной" музыки, звучащей для идиотов. Стенли обещал подумать и я решила, что лишний раз напомнить об этом совсем нелишне. И нажимала на все клавиши настроения. Стенли слушал эти стихи во второй раз и уже всё понял, а Джек отвернулся, чтобы не показать, как взволнован. Лена меня в такой обстановке не видела, да и вообще ночной бедлам с совершенно незнакомыми людьми ей не был привычен. Я смотрелась в неё, как в зеркало. И оно мне очень понравилось. Я в нём прочитала такое, что заранее прощала все прегрешения.
  - Классная вещь! - выдал Стенли, когда я перевела дух и стал целовать мои руки. Очень цивилизованно и запаха уже не было совершенно, вернее, он был, но за такое по лицу не бьют, а интересуются наличием вкуса. И только. А Лена просто покачала головой и уткнулась в плечо сидевшего рядом Джека.
  Потом была музыка, мы немножко танцевали, мужчины нами любовались и восхищались, молча и с достоинством. Лена всё больше и больше погружалась в своего партнёра, а тот был счастлив возможности быть с такой яркой и интересной женщиной. Когда я увидела, что Джек уже её собственность, то увела шефа в другую комнату. Именно там он получил пинка, от которого не отошёл до сих пор. Но я не стала злословить и мы занялись делом. У него уже были наброски к режиссёрскому сценарию и их следовало изучить. Надо сказать, он и в самом деле был гением. Хоть и слюнявым, но настоящим. Мы прошли некоторую часть этих заметок и я отметила запах, который продирался сквозь ароматы всякой синтетики, имитирующей чистое дыхание. У него были проблемы с желудком и я это знала. Видно, они уже давно не просыхают, у Джека воля покрепче и он держался, а увлекающийся Стенли таких тормозов был лишён начисто.
  - У тебя есть семья? - спросила я, когда он отвлёкся от пасьянса листков с его сценарными идеями.
  - Есть сестра, а что? - спросил он недоумённо.
  - Она замужем?
  - Нет, у неё есть дело, ей некогда заниматься пелёнками, и поздновато, ей уже тридцать пять.
  - Что за дело у неё?
  - Ранчо во Флориде, апельсиновые деревья.
  - Ну и как бизнес, удачный?
  - Думаю, не очень! У вас о таком говорят: ни хрена себе - сходил за хлебушком! Но я ей помогаю и она не бедствует. То один кредит погашу, то другой, она и не догадывается об этом и думает, что всё в порядке.
  - А вы с ней дружите или как кошка с собакой?
  - Она мой самый надёжный друг, - ответил он и я отметила, что ему нравится разговор о его семье, сестре и отношениях с ней и кое что для себя выяснила о нём. Сестра была единственной женщиной, которую он не затащил в постель и очень лестно отзывался о её хот-догах. Вообще-то блюдом эту сосиску назвать нельзя, но у них это привычная еда и я не стала измываться над примитивными вкусами янки.
  - Хочешь совет? - спросила я. И он кивнул.
  - Плати денежку! - и он поверил.
  - Сколько? - я расхохоталась и он понял, что я опять шучу. Вообще шуточки у русских странные, прочитала я в его глазах, но вслух не сказал.
  - Если за тобой не присмотреть, то ты тут сойдёшь с ума или сопьёшься и до съёмочного цикла дело не дойдёт. Тот же Джек тебя и уволит. А теперь слушай мой совет: вызывай сюда сестру. Она будет тебе готовить хот-доги и другое, более съедобное и заодно присмотрит за тобой. Поверь, я хочу тебе добра.
  - Если честно, Энн, я и сам побаиваюсь. Только не знаю, согласится ли Дебби?
  - Вопрос надо ставить иначе - если она не согласится, то дело до съёмок не дойдёт, кто-то на вас капнет и фильм будет делать другой постановщик. И тогда твоей сестрице никто кредитов не погасит, а её ранчо пойдёт с торгов за долги. Понятно?
  - Ясно, Энн, хороший совет. Принимаю, теперь я твой должник.
  - Ну что ж, звони своей Деборе Кречмет!
  - Прямо сейчас?
  - А что, тут нет междугородки?
  - Есть.
  - Так в чём дело?
  - А сколько там времени?
  - У нас уже ночь, а там ещё прежний день, - прикинула я разницу, - думаю часов около семи-восьми будет. Значит, вечер, сидит дома или в баре и смотрит телевизор, как все вы.
  - Она в бар не ходит, у неё всё есть дома, - обиделся он за сестру и стал набирать код международной станции. Ему повезло и он быстро вышел на Флориду и её ранчо. Она подошла к аппарату с шестого или седьмого звонка, запыхавшаяся.
  - Хелло, ранчо Кречмет, кто так поздно звонит?
  - Дебби, это я, брат твой, Стенли, звоню из России.
  - А-а, это ты Стен, привет. Как там у вас погода, не замёрз?
  - Нет, Дебби, у меня электрическая шуба с подогревом и шапка со спиралью, а в меховых штанах можно омлет готовить.
  - Ты опять шутишь! Слушай, Стен, ты, что-то слишком громко говоришь, случаем не выпил?
  - Выпил, Дебби, и никак не остановлюсь, - погнал волну братец, выжимая слезу у сестры, - ужасно тоскливо здесь, ни одного родного лица - одни русские.
  - Боже и никак этому не помочь? Тебя же уволят!
  - В этом -то всё и дело!
  - И ты звонишь, чтобы я тебя отчитала?
  - Дебби, если ты не приедешь и не присмотришь за мной, то я или сопьюсь или меня уволят, - его слеза звучала так убедительно, что не требовала перевода.
  - У меня же ферма, как я её брошу?
  - Отдай в аренду и срочно приезжай. Отдохни от дел, а уж я тебя прикрою.
  - Ты, Стен, и в самом деле хочешь, чтобы я приехала? - она любила брата и не скрывала этого, он, впрочем, тоже. Я не стала им мешать и вышла. В третьей комнате я услышала чьё-то дыхание и прислушалась - это были мужики с тяжёлого бодуна. Я прикрыла дверь и ушла на кухню. На ней янки всё обустроили и помыли, стол блестел до не могу. Всё съестное было в холодильнике, я сделала бутерброд, включила чайник и настроилась на долгое ожидание. Первым появился Стен, он молча присоединился ко мне и, стараясь не чавкать, пересказал содержание разговора. Дебби приедет через пару недель, оказывается арендаторы уже к ней подходили и цены она знает. Я ему только улыбнулась, ничего не требуя взамен. Лучше пусть будут они с Джеком и я в фильме, чем новые кастинги с новыми постановщиками.
  Лена сейчас решала одну из главных проблем своей жизни и я должна её дождаться. Она мне показалась очень практичной дамой и предусмотрительной и я решила воспользоваться ожиданием. Мы углубились в заметки по сценарию. Я очень скрупулёзно отнеслась к работе и мы пропахали его заметки, вычёркивая одно и вставляя другое и компонуя всё в духе и стиле автора романа. Если учесть, что заметки были на английском и их всё время приходилось переводить, то скучать, копаясь в словарях, нам не пришлось. Я уже и забыла, зачем мы сюда пришли, когда появилась улыбающаяся Лена и выжатый насухо Джек. Несмотря на труды и усталость, он не скрывал своих ощущений от Лены - это был не просто секс, он в неё нешуточно влюбился. Таким смертельно раненым я Джека никогда не видела. По Лене же ничего сказать нельзя, она была просто довольна его обществом и находилась в добром настроении.
  Вот так!
  - Мы после всего этого можем просто так покинуть этот дом или нет? - спросила я, поглядев на неё повнимательнее.
  - Можем, Анна Николаевна, можем, уже утро и скоро Серёжа должен звонить! - в ней вдруг проснулась испуганная жена и вспомнила о неглаженном белье.
  - Нет, дорогая, мы останемся ещё ненадолго и в семь, когда он поднимется, ты позвонишь ему от меня с мобильника. А он сможет проверить, что ты всё это время провела со мной. Больше с ним ты в его игры не играешь. На работу я тебя завезу и шефу можешь сказать, что угодно, даже правду. А теперь расслабься, на нас смотрят, мы русские женщины, а они наши гости.
  И мы болтали за столом, как старая семейка, обсуждая всё, что касалось нового фильма. И Джек и Стенли по-человечески ощущали тепло нашего визита и отзывались на нашу неприкаянность именно так, как и следовало делать нашим соотечественникам. Мы их учили жить по-русски, они внимательно к этому присматривались и пробовали себя в новом качестве. Улучив момент, когда Лена на минутку вышла, Джек сказал мне тайком от Стенли:
  - Энн, я влюбился. Она необыкновенное чудо. Но она не хочет, чтобы у сегодняшнего было продолжение. Сделай так, чтобы мы хоть изредка виделись. Просто виделись, я с ума сойду без Лены!
  - Просто увидеть или увидеться? - уточнила я, заранее отвергая роль сводни.
  - Прости, я ошибся, конечно - увидеть!
  - Хорошо, но учти, если она в свою очередь попросит никогда не выдавать её тебе и не сообщать о себе ничего, то я возьму её сторону, а не твою. И ты знаешь, почему!
  - Я буду молить бога, чтобы она об этом не попросила.
  - Она атеистка и ею кроме неё самой никто не управляет, - улыбнулась я и он повеселел.
  - Всё равно, есть ведь вещи, в которые она верит?
   - В себя, Джек, в себя! - ответить он не успел, вошла Лена и он сменил тему.
  Мы уехали после семи и уже в машине я спросила:
  - Не передумала?
  - Нет, теперь уже точно - нет!
  У Садовых мы попали в пробку из-за ночного снега, который чистить не успевали.
  - Это надолго? - забеспокоилась Лена.
  - Не знаю, может полчаса, может меньше, как расчистят.
  - Я лучше на метро, - вдруг забеспокоилась она, как и в первый раз после появления на кухне. Вот оно, бабье рабское!
  - Что ж, счастливо, - ответила я, не в силах спорить и убеждать из-за сильной усталости, - звони поближе к ночи, раньше меня дома не будет.
  Я успела домой до пробуждения гостей, Жанна тихонько завтракала, тренажёр она, конечно, пропустила, чтобы не греметь железками. Бессонная ночь на мне была написана огромными буквами и Жанна ждала комментариев к ней.
  - Мы были с Леной. Обо всём переговорили, она - что надо! Думаю, что мы будем вскоре сотрудничать в одной фирме, - приоткрыла я завесу и тут же закрыла. Но этого хватило, чтобы Жанна засветилась, она не претендовала на более глубокое понимание, видя мою занятость. Быть со мной рядом ей для самоутверждения хватало.
  - Анна Николаевна, - вернулась она к идее, которую пару дней назад мы уже обсуждали, - а если он возьмёт меня второй женой, соглашаться? - сегодня другой вариант, в первом она должна быть просто его подругой, но жить с ним в одном доме и семьёй.
  - Так он же, вроде, русский? - удивилась я.
  - Ну и что, он говорит, что это не проблема. У них так многие делают, у кого дети уже взрослые.
  - Если у вас есть главное для семьи - любовь, остальное приложится. Отсюда и исходи. Но не забывай и про другие части своей души. Иначе они потом своего добьются и твоей любви придётся несладко. У тебя же и характер есть нехилый, и темперамент, и честолюбие по актёрству соскучилось и много чего в тебе, моя милая, намешано. И, если ты в угоду любви на всё это наплюёшь, то они могут тебя вообще со свету сжить. Помнишь, как маялся Отелло между честью и любовью? Он так и не нашёл ответа на этот вопрос. И их любви не стало вместе с её и его жизнью. Так что думай и чувствуй. Чувствуй и думай!
  - Ну всё! Я поехала, а ты гостей не беспокой и в спальню не подглядывай, а то у твоего мужчины потенция исчезнет! - припугнула я милую и любопытную подружку.
  Абашин же всё с Нэлей тоже должен сделать сам, вон какой он у меня на фото - орёл! И было это всего десять лет назад. А поник он после того, как мы разлучились. Творческий союз - вещь непостижимая, но плоды его видят все.
   Выстраданные премьеры
  
  Если до сих пор я уворачивалась от своей мнимой родни, ограничиваясь посылками, передачками и телефонными звонками, то вскоре мне предстояло со всем этим иметь непосредственное дело - должна приехать двоюродная сестра с гениальной дочерью, которую они хотели устроить в какой-нибудь спецкласс к видным педагогам. А такие дела редко решаются быстрее, чем за неделю. Итак, мне предстояло общаться с сестрой, вспоминать семейные истории, проделки братьев и наши с ней девичьи хитрости, потому что мы были одногодками.
  Реанимация семейного дерева Каминских была неизбежна и я просто нуждалась в ком-то, кто как-то сбил бы вероятную напряжённость и перевёл стрелку в безопасное для меня направление. Очень подходила для этого Жанна, но с ней в ближайшие дни предстояло расстаться, она перебиралась к маме и та уже, кажется, со всем предстоящим с дочерью смирилась. Жанна со своим нефтяником уже упаковала девичьи пожитки, со слезами на глазах поглядывая на постель, где провела несколько месяцев, цветы, которые изучила и привыкла беседовать с ними, как и я, вид из окна в парковую зону, где бегали ребятишки, прогуливались парочки и упражнялись со своими питомцами любители собак, ну и наши с ней ежедневные занятия на тренажёре и вечерние, переходящие в ночные, а то и до утра разговоры обо всём, но больше о театре и кино и мире, их составляющем. Я к ней привыкла и не представляла себе гулкой тишины без её тихого напевания модных шлягеров, работы по дому, чтения театральной литературы, упражнений перед зеркалом в сценическом движении, работе с лицевыми мышцами и прочим, что должно открыть ей дорогу в актрисы первого плана, она мыслила абсолютными и высшими категориями и я была рада её максимализму, она согревала и подталкивала меня саму овладевать новой профессией, которая на меня свалилась нежданно-негаданно.
  Она уедет, а я останусь наедине с неблизкой роднёй, которая, возможно, и не так опасна, как ближняя, но за эти месяцы я хорошо изучила козни скелетов, вываливающихся из многочисленных шкафов и закоулков насыщенной жизни моей заклятой подруги и не питала иллюзий на их счёт, все они были очень противными бяками. Я уже стала подумывать о том, как использовать Татьяну или Настю, придумав повод и поселив их к себе на время визита гостей. Однако это был вариант самый аварийный и мне не хотелось кого-то из них вовлекать в свои семейные дела, поскольку могли вынырнуть детали, известные всем, кроме меня. Жанна была вариантом получше, поскольку знала только меня, а Каминскую видела издали и нечасто. Но она послезавтра уезжала. Задуматься и кручиниться было о чём.
  И тут судьба мне выдала приятный сюрприз. О том, что произошло в таком радостном тоне говорить в известной мере цинично, но домашние проблемы, возникшие у Лены, давали мне некоторые варианты и возможность наблюдать за моими родственниками иногда и со стороны. И я их тут же использовала. А случилось вот что: после нашего ночного приключения, Лена, сильно осмелевшая и уверенная в себе, в очередной раз отшила своего шефа. Но он так просто не отступил и начал планомерную осаду, использовал всё возможное и невозможное и вдруг откуда-то объявился Башвин. И они вместе с этим секс-символом взяли её в оборот. Как я и подозревала, у Башвина оказались как оригинальные фотографии Лены в самых невероятных позах с ним, так и смонтированные с кучей других самцов с огромными фаллосам и всё это с ультиматумом - прогнуться и лечь. Главным и первым адресатом был муж, а потом и её родители. Случиться это могло в любой момент, они предупредили, что счётчик запущен и всякое промедление только увеличит цену расплаты. Как только она мне сообщила сие безобразие, я тут же пригласила её пообедать где-нибудь рядом с её службой. Мы встретились в третий раз и теперь Лена была в новом обличье. Она сильно нервничала и еле удерживалась от слёз. Она мигом проглотила обед и за десертом приступила к подробностям. Я слушала внимательно и в конце её истории решила, что положение девушки очень незавидное. Эти домогатели не торопились и обкладывали её плотно и со всех сторон. И нужна она им была всего-то для одного раза, так, обычное развлечение-приключение, чего расстраиваться! Так они уверяли.
  - И ты им веришь? - спросила я, она покачала головой.
  - А если бы поверила, что тогда?
  - Была бы последней дурой! Теперь ни единому их слову веры нет! И потом, после ночи с Джеком, видеть эту рожу в постели - верх неуважения к себе и неряшливости! - она сделала небольшую паузу и прикрыла глаза, наверное с Джеком ей было очень хорошо и в то утро она торопилась оттуда, чтобы не завязнуть в нём окончательно, теперь я в этом не сомневалась. - Хватит мне и работы! - резко отчеканила она.
  - Не жалеешь? - всё же уточнила я, понимая, что в таких случаях не всегда очевидны резоны, могли быть и особые интересы, о которых я не догадывалась.
  - Наоборот, помню всё до ниточки на подушке и каждое слово. Джек хороший парень, жаль, что он запомнил меня такой, жаль! - сказала она с таким чувством, что я убедилась в своём первом предположении - в тот раз она безразличие сыграла. Влюблённость Джека не была данью чистой физиологии, Леночка тоже грешна и всё в нём отметила, но выдать себя не посмела.
  Это открытие дополнило прежние наблюдения за ней и всё решило - она была цельной и очень самобытной женщиной, а раз так, я просто обязана удержать её у себя. И мне не пришлось задавать кучи вопросов и слушать её ответы, вглядываясь в реакцию и вслушиваясь в музыку её ответов. Я прошлась по остальным анкетным пунктам, поставила крестики и нолики в соответствующих графах и подвела итог - девушка подходила мне по всем статьям. Это был просто подарок судьбы и вручил его мой враг Башвин.
  - Спасибо тебе, Володя, - мысленно поблагодарила я его за любезность.
  Мы вернулись к сегодняшнему случаю. Я поняла, что "наезд" организован её шефом и Башвиным при попустительстве или соучастии мужа, для этого были основания и базировались они на том, что претенденты на её тело, незнакомые совершенно и живущие в разных концах города, вдруг синхронно и в нужной последовательности делают очень точные и просчитанные шаги. Без участия мужа, пусть даже косвенного, этого не достичь. Но не стала делиться с ней подобными размышлениями.
  Объяснила я ей другое - как уберечься. Она внимательно выслушала - было бы очень логично на время сменить жильё, чтобы её не ловили на слабости и она не трепетала всякий раз, когда зазвонит телефон и к аппарату подойдёт муж. Вряд ли они бы выложили что-то её родителям сразу, им нужен измор и нагнетание, постоянная неизвестность и страх. Женский страх вещь опасная, испуганная женщина не помнит себя и с ней управляются играючи, такие случаи описаны и в кругу продвинутых женщин об этом знают хорошо. Я решила, что это и было их главным мотивом.
  - Давай сделаем так: ты получаешь работу и работаешь у меня дома, с моей базой данных. Работаешь после основной работы в офисе и допоздна, разумеется, ночуешь у меня, утром уезжаешь на работу и так, пока не схлынет напряжение или они не уймутся.
  - Это может продлиться и неделю и три и больше? - заметила Лена.
  - Не беспокойся, хоть год, я буду рада ещё одному живому существу в доме, да и Жанна вскоре уезжает.
  Мы решили, что главное улажено и она сразу же отправилась домой за вещами. Вечером Лена, не заезжая домой, приехала в театр, дождалась конца репетиции и оттуда мы отправились ко мне.
  Жанну мы застали в растрёпанных чувствах - она не хотела уезжать домой завтра. Ей не хотелось уезжать вообще! Она с такими глазами смотрела на меня, что я не смогла устоять:
  - Успокойся и не плачь, сейчас разберёмся!
  Лена видела Жанну во второй раз и сегодняшняя сильно отличалась от ей известной по вечеринке. Ещё не придя в себя окончательно, Жанна из последних сил стала гостеприимной хозяйкой. Мы устроились на уютной кухне и стали обсуждать проблемы в порядке очерёдности.
  - Анна Николаевна, она же так извелась от того, что мир неправильный, что и мне от её горечи придётся таблетки пить. Зачем мне это сейчас? - логично рассуждала дочь о собственной маме. - А у вас я, как на курорте: отлежалась, отдохнула, набралась сил и готова ко всему, мне ведь рожать через два месяца, что ж я там всё это и растранжирю? Я ведь домой с работы или от подружек так не торопилась, как к вам! Чтобы поговорить о моих проблемах без утайки и увидеть, что меня понимают и принимают за самостоятельного человека, а не глупую куклу, которая вечно попадает в истории. Вы дали мне приют от непогоды, а он стал моим домом. Можно, я побуду ещё, а маме что-нибудь придумаю, отложу переезд, а потом и вовсе сниму квартиру?
  - А что говорит твой нефтяной король? Вы же с ним шептались больше, чем собирались, - спросила я.
  - Он звал на свою квартиру, вы же знаете, я о ней говорила. Но он там не один, а с приятелем и мне не хочется начинать с уплотнения. Потом, может быть, но не теперь! - заключила она и это был голос уверенной в себе женщины.
  - Что ж, тем лучше, живи, - ответила я и у меня всё само собой устроилось. Наличие в доме двух молодых женщин, связанных только со мной и мне преданных, совершенно смещало центр интересов и круг разговоров визитёров-родственников, что бы там ни случилось.
  Потом я в общих чертах посвятила Жанну в проблемы Лены. Чтобы не возбуждать ревнивого собственничества Жанны, Лену мы поселили в гостиной. Жанна на правах младшей хозяйки устроила ей постель и сама всё опробовала: хрустящие простыни, тёплое пуховое одеяло, новые подушки из шкафа - она их обнюхала и объяла в такой мере, будто жила в средние века и привыкла к постели из бычьих шкур с подушками из пахучих трав и одеял из грубой шерсти.
  Я отобрала необходимые для первого случая материалы и ознакомила с ними Лену. В первый вечер мы с ней всё делали вместе, пока она не вошла в курс и не узнала, где и что лежит. Далее она быстро одолела первые шаги знакомства с базой данных, программным обеспечением и вскоре всё делала уже сама, не торопясь и присматриваясь ко всему. Поближе к ночи позвонил муж Лены, Жанна пригласила её и сделала глазки:
  - Воспитанный он, любезный и заботливый: "Нельзя ли пригласить Елену Викторовну Покровскую? - Это вас беспокоит её муж".
  Разговор у них затянулся, но особой реакции на лице Лены я не заметила - рядовой случай, позвонил муж, скучает, закончилась еда, а в холодильник заглянуть лень.
  - Ну и как? - одними глазами спросила я и она улыбнулась:
  - Пусть помучится, может, теперь сообразит, что к чему.
  В эту ночь Жанна ко мне не пришла, видно стеснялась присутствия Лены, я уснула рано и хорошо выспалась.
  Сегодня премьера "Дяди Вани". Я прислушалась к себе, волнуюсь ли? Выставочные роли царских особ, которых я играла с начала сезона, в расчёт принимать нельзя - они просто обозначали мою занятость в спектаклях и не более того, Каминская на них соглашалась, чтобы числиться в действующих и хоть изредка общаться с труппой, несмотря на занятость в кино.
  - Итак, волнуюсь ли я?
  - Да и очень заметно. Но не дрожу.
  Многочисленные стрессы и скелеты притупили остроту восприятия и я только волновалась. На этот день у меня ничего назначено не было. Я встала и увидела, что Лена меня уже поджидает.
  - Тебе ещё рано, лежи! - сказала я. Из-под одеяла она не выбралась, но уже села повыше, подбив подушки и смотрела на меня чистыми озёрами голубых глаз.
  - У вас тут хорошо, тихо, спокойно, женская обитель, мне бы такую, - разомлела она, открываясь мне и как бы предлагая себя этому дому с его законами и нравами, которые Нине оказались впору только на пару дней. Лена была смелой, прагматичной женщиной и, возможно, даже более циничной, чем я.
  - Ну, что ж, пошли, - сказала я и мы отправились в ванную. Она взяла с собой всё необходимое и определила на выделенные ей Жанной ещё вчера вешала и полочки.
  - Я не лесби! - напомнила я её фразу её же голосом в просящей тональности. Она по-доброму улыбнулась и начала с душа. Башвин её, очевидно, хорошо рассмотрел и не отступался совсем не зря. На правом бедре, чуть повыше промежности у неё была родинка, она показала мне её и как-то уж очень бережно прошлась с намыленной мочалкой рядом с ней. Ягодицы у неё были упругими и округлыми с небольшой складкой, отделяющей изящное бедро от полушария.
  Пока она мылась, я покончила с зубными процедурами и сменила Лену под душем. Она оценивающе посмотрела на меня и подала руку, чтобы разойтись в душевой кабине. Я быстро ополоснулась в горячей воде, вымыла голову, потом тело, подставляя себя внимательному взгляду Лены, которая чистила зубы, не сводя глаз с меня. Я знала, что смотреть во мне есть на что и была щедра, такое тело в моём возрасте сохраняется редко и мы с Каминской были тем исключением, которое, как я убеждалась всё больше и больше, имело генетическое сходство. Я, родившая двоих, выглядела, как и она, нерожавшая, но старше на два года.
  Я включила контрастный душ и меняла воду с горячей на холодную, иногда чуть не выпрыгивая из собственного тела. Занимаясь этим ежедневно и много лет подряд, Каминская обрела такую дремучую сексуальность, что могла делать это долго и с особым тщанием и непосредственностью. Стоящая рядом Лена была сильным соблазном и я с трудом удержала себя от желания затащить к себе, чтобы она испытала то же. Наконец-то, моя сладкая пытка, от которой я иногда чуть не текла, закончилась и я выбралась оттуда. Меня встретила Лена с распахнутыми объятиями и большим полотенцем. Я укуталась в него и стала растираться, когда дошло до спины, Лена поймала моё движение и сама занялась ею, выделив в особую статью мой мнимый хондроз. Откуда она это узнала? Получилось хорошо, лучше делал только Руслан. Я легонько прижалась к её щеке и сказала:
  - Спасибо, Ленка, было просто здорово!
  - Правда? - она явно ждала от меня ещё чего-то. Чего? Я ответила лукаво и тихо:
  - Только Жанне ни слова! - и она облегчённо вздохнула, что-то я в ней угадала, но, похоже, не всё. И мы ушли готовить завтрак. Лена умела многое и понимала с полуслова, мы закатили утреннее пиршество, Жанна учуяла обалденный запах и пришла на кухню сама - это роскошество юной беременной прелести, она привычно выкупалась в моих глазах, легонечко потянулась и её слегка припухшие губы уронили:
  - Как тут пахнет! Ох и отъедимся мы теперь, на целый день хватит!
  Мне понравилась её реакция на Лену в кухне и при деле и я подумала, что она решила наступить на горло собственной исключительности во всём и оставить за собой права беременной девочки с самостоятельным характером и очень покладистой. С другой стороны, хоть ей и всего-то девятнадцать, но в материнстве она Лену уже опережает и она осознавала эту мелкую вещь, которая давала ей дополнительные виртуальные преимущества в вечном женском негласном соперничестве.
  Завтрак прошёл в обычной для нас с Жанной манере и Лена внимательно изучала наши обычаи, чтобы вписаться в них без затей и осложнений. Позавтракав, Жанна с удовольствием чмокнула меня возле губ и улетела. Это место как-то определилось само и нравилось нам обеим.
  - Как дочка маму, - с едва заметной ревностью сказала Лена, когда дверь за Жанной захлопнулась. Замечание было очень точным и понравилось мне в тональности - очень достойно и уважительно, она знала себе цену, эта Лена.
  - Она мне не дочь и я никогда не была мамой, - в тон ей ответила я и решила чуточку разобраться с ней. Ошибиться в этой яркой блондинке-фотомодели ни в коем случае нельзя. Вечные проверки и перепроверки, которые я получила в наследство от Каминской, мне нравились не всегда, но я знала, что это единственный способ избежать нежелательных драм. И она и я их чаще всего избегали. Пока.
  - Так сложилось? - спросила она, имея в виду и собственные беды.
  - Всегда находилось что-то или кто-то и мысль об этом казалась не ко времени, - выдала я клише, настолько же фальшивое, насколько и циничное. - А ты?
  - Я же говорила, - ответила она.
  - Значит, и у тебя не было ни одного достойного мужчины, - таким образом я устанавливала паритет и предлагала диалог. Причём, у меня не возникло и тени сомнений, что с Леной я говорю в качестве Каминской, а не Неустроевой, только играющей эту роль.
  - Ни единого, - согласилась она и я снова вспомнила разговор Насти с Димой и его фразу о том, что в её окружении нет настоящих мужчин, а только играющие эту роль. Тогда Настя с ним стала спорить, но я понимала почему. Участь обеих ярких женщин была очень похожей и нелёгкой. И мы поговорили об этом, я слушала её и видела некий отсвет настиной истории, отличающейся совсем немного приметами времени и происхождения.
  - А тем, кто тебя приручил, нравится доводить до точки игрой с твоей родинкой, - предположила я и она по-озорному улыбнулась.
  - Вокруг неё самый кайф, так что с ней я себе не хозяйка, - ответила она и прикрылась ресницами. Надежду она не потеряла и потому особенно не жаловалась, так, к слову пришлось.
  - А что после кайфа? - потянула я ниточку из клубка страстей.
  - А что потом? А ничего! По телу прошлись, до потери пульса нае...ись и в тряпки! Да что я говорю, вы же и сами это знаете отлично.
  - Верно, была я там, видала и мужиков терзала. Ну и что теперь? - мы подошли к русскому дорожному камню - что делать дальше-то?
  - Может, дурочкой прикинуться и жить в удовольствие?
  - Как это?
  - Ну, я сама по себе, работа сама по себе, а мужики в охотку.
  - Сможешь ли? - усомнилась я, убеждённая в этом своей смешанной биографией Каминской и Неустроевой. В нашей с ней базе данных были сотни случаев с кратким анонсом. Варианта, который предлагала Лена, среди них не было, не получалось у наших дам такого. Может, не очень хотели?
  - Вот вы же смогли? - легко ответила она и ей стало лучше.
  - А ты бы хотела прожить всю оставшуюся жизнь именно так?
  - Мне пора признаться, Анна Николаевна, что мой тон и кажущаяся уверенность во всём, что связано с вами, имеет историю - мы знакомы много лет! - она выразительно посмотрела на меня и загадочно улыбнулась, а я подумала было об очередном обитателе пресловутого шкафчика, но она сказала совершенно неожиданную и приятную вещь.- Это началось ещё в восьмом классе. Мы всем классом вместе с учительницей пошли в театр и попали на "Свадьбу Фигаро". Вы играли Розину. Все наши парни сказали, что заведут себе подружек именно таких, как эта Розина и тогда им море по колено. Нас они не видели в упор. Дураки! - уронила она тепло и ласково. - И я стала учиться быть Розиной, потом увлеклась Каминской, с тех пор ничего из вашего не пропускаю: и удачи и проходные роли. И то, что я видела у вас за все эти годы, меня ни в малейшей мере не разочаровало. Вы старше ненамного, но добились, точнее, выработали и сотворили многое, а я даже не подступилась к себе. Так что вопрос риторический. Конечно, хочу!
  - Ну, что ж, - сказала я, - раз так и мы давно знакомы, то ты наверняка в своих диалогах со мной говорила - Аня, Анюта, Анька - противная девчонка, на худой конец - Аннушка, но уж никак не - Анна Николаевна! Ведь так? - она кивнула и я предложила.- Тогда, может быть, нам стоит перейти на ты: "и хлеб ржаной от праздной булки в общеньи различим!"
  - Я этого хочу, можно ли?
  - Раз так сложилось, то нужно! Но тебе придётся и самой понимать, что с этих пор ты подруга, а не соседка по подъезду. Именно подруге я предлагаю перейти на "ты".
  - Я попробую быть подругой, - сказала она. С достоинством и независимостью. Мне это тоже понравилось, но знать об этом самой Лене необязательно.
  - Я взяла билет на премьеру, - сказала она, - можно я дождусь тебя и домой мы отправимся вместе? - и я объяснила ей, как найти мою гримёрку.
  - С Жанной уживёшься? - спросила я, полагая, что теперь она к мужу торопиться не будет.
  - Мне она понравилась, прелесть девочка! А что не хочет тебя делить ни с кем, так это естественно.
  - Ты бы на её месте была такой же?
  - Нет, Аня, я тебя люблю уже тринадцать лет и это не детская привязанность. Я бы её флёру только улыбнулась.
  Ну что я могла сделать с такими долгоживущими скелетами? Лена за эти годы наверняка в наших отношениях дошла до самой-самой сути. Потому, вероятно, у нас всё так легко и складывалось.
  - Ты поэтому согласилась ехать со мной к Джеку?
  - И поэтому тоже, просто всё совпало.
  - Тебе пора, моя девочка. - сказала я, посмотрев на часы.
  - Удачи тебе, Аннушка! - ответила она и поцеловала туда же, в уголок губ.
  Я первым делом позвонила Насте, выслушала её пожелания, рядом с ней стоял Руслан и он тоже приложился ко мне, я это хорошо почувствовала, по мне растеклась его уверенность и сила. Я закрыла глаза и оказалась с ними: Настя уткнулась в мои колени, а Руслан сзади обнимал за плечи и массировал хондроз. Мне хватило и я опустила трубку.
  Остаток времени я расписала давно и следовала этому плану. Я отключила телефоны и погрузилась в себя, Неустроеву. Потом стала Каминской, освоилась и стала перебираться в образ профессорской жены Елены Андреевны Серебряковой. Мой шаг, говор, выразительность и пластика плавно перетекали в начало двадцатого века и я принялась расхаживать по комнате, садиться, беседовать со стульями и шкафами, поднимать брови в удивлённом изгибе, поворачиваться на нужные реплики или "слушать" спиной, отвернувшись от собеседника, но всем своим строем выдавая реакция на чужие слова, иногда вздрагивая и замирая, делая разрывы в пластике шагов и вообще вписываясь в то, что Шелгунов сделал из старинной пьесы на совершенно непонятную моим современникам тему.
  Я подводила себя к нашему прологу - выстрел должен прозвучать сразу и без раскачки и только после него начнётся разбор полётов и выяснение отношений.
  Как там Дима? Я знала, что Кристина сделала новое лицо. Я просила её накануне премьеры об одном одолжении, чтобы он был в нужной форме и она обещала выполнить. Посмотрим!
  Вот и подошло время и я отправилась вниз. Там уже ждал Руслан, Каминскую он на премьеры никогда не сопровождал и сегодня это случилось впервые. Мы осмотрели друг друга, после премьеры особо не пообщаться - не дадут. Я просто прижалась к нему и растаяла во всей его сущности. Никто так меня не чувствовал, как он и ни от кого я не тащилась, как от него, даже от мужа. Прошло немного времени и мы сели в машину, это был мой новый "Мерс", и отправились в театр.
  Меня ждали, сделали грим, причёску, потом остальное и началось.
  Пролог прошёл при оглушительной тишине в зале и моя песня, записанная в особом режиме, забиралась в душу каждого зрителя, то, что мы с Димой создавали, принималось с таким вниманием и бережностью, что не прозвучало ни единого чиха, не упала и не щёлкнула ни единая сумочка и не проскрипел ни один футляр для очков, а про мороженое и конфеты зрители забыли вовсе. Не было и опоздавших, которым Шелгунов грозил устроить весёлую жизнь. Когда мы с Димой выбрались за кулисы, на нас не было сухого места - наш выход длился всего сто пятьдесят секунд! До следующего выхода я отправилась к себе, приняла душ и стала следить по трансляции за происходящим на сцене. А там восходила звезда Татьяны, то, что из неё силком вытаскивал Шелгунов, вдруг потекло само, чистой струёй и мелодичным звучанием.
   Я в это время жила своей ролью и была полностью адекватна течению спектакля. У нас не было ни единого перерыва на перемену декораций, декорации под действием механизмов опускались и передвигались, вращались и поднимались, а действие не останавливалось, перемещаясь по всей глубине сцены, а иногда даже выбираясь с просцениума в зрительный зал, не снижая темпа и не давая зрителю передохнуть. Страстей наворочено - не пережить! И первые сорок минут пролетели на одном дыхании. Шелгунов следил за всем из-за кулис из своего командирского кресла. Когда я возвращалась, он скорчил рожу и показал мне из-под руки член. Я ему выдала имитацию поцелуя моего другого места.
  После антракта во втором акте у нас была особая фишка и мы с Димой как бы вспоминали пролог, но уже каждый со своих позиций и в других очертаниях. На этом мазохизме настоял Шелгунов и кроме него в необходимость такого хода никто не верил. Однако и на этот раз было слышно, как муха летит. И опять душ и обмен репликами с Шелгуновым и я продолжила свою песню. Где музыканты не знают нот и тренькают, что попало, а текст и вообще придумывался на ходу. Я ещё три раза принимала душ, меня гримировали, меняли платье и, чтобы не сбиться, я всё время подглядывала в своём ноутбуке нужную тональность и мелодику отдельных ключевых фраз. Они шли по нарастающей и к финалу выливались в короткую балладу без музыки. В ухе у меня была горошина и в ней камертоном звучал голос хормейстера, который сидел в суфлёрской и пел вместе со мной. Это была очень тяжёлая работа - премьерный спектакль, в сто, нет, в тысячу раз тяжелее репетиций и прогонов. И мне стала понятна апатия Каминской ко всему этому.
  Она устала.
  Спектакль закончился сильным подъёмом нервной энергии публики. Что-то должно случиться, кто-то должен выяснить отношения до конца, но вошёл военный в кавалергардском мундире и сказал, что Елену Андреевну ждут в саду на аллее. Все смотрят на неё, но она, то есть я, делает всем, в том числе зрителям ручкой и выходит в сопровождении этого офицера. Всё. Занавес. Шелгуновская заначка в финале свою роль сыграла и на этот раз. Шок от закрывающегося занавеса прошёл и публика взорвалась аплодисментами. На поклоны я вышла в новом платье, оно готовилось специально для этой части, как бы говоря, что я уже на пути в новую жизнь и для себя и всей страны. Это было дополнение к образу той женщины, которая, расставшись с этим имением, пойдёт на баррикады. Прекрасные дамы Октябрьской революции были в чём-то от моей героини, так объяснял свои аргументы Шелгунов, и приводил в качестве примеров Ларису Рейснер, Александру Коллонтай и других ярких личностей.
  Я помню театральные премьеры, бывала не на одной - там особый дух и смотрится и слушается всё на тонком и высоком нерве. И реакция публики - это первое проявление той стороны, куда мы так упорно и настойчиво излучаем себя, проецируем собственные эмоции и энергию. Мне показалось, что всё на этот раз вышло вполне прилично. Свою игру я не оценивала, понимая её поверхностность, но точно знала, что не провалилась.
  Опущу рампу, торжества, цветы и прочее.
  У меня в гримёрке и в небольшой рекреации рядом собрались мои близкие, все! Игорь со своей Дашей, Войтин с дочерью и первой женой Лидией, Жанна с Диной и нефтяником, Абашин с Нэлли, Руся с Настей, Лена, Нина, Инна, ну и остальные. На мне было свежее платье и я больше не пахла Димой. В этом платье я и отправилась вместе со всеми в ресторан, мой ресторан. Затянулось наше веселье чуть не до утра, я отдыхала и не сделала ни единого движения извилинами, будто отключилась. Я просто отдыхала и вкушала. А рядом был Руслан, от которого я заряжалась и Настя, которая впитывала излишки и слизывала с меня пенку. Лена держалась рядом и это вышло просто и естественно, как в своё время с Жанной. Потом мы оказались у меня дома, здесь компания сильно поредела, Абашин с Нэлли непривычно теснились в уголке и я провоцировала молодую подругу маэстро на подвиги -отобьют. Закончился этот бедлам только к обеду и я тут же уснула. Завтра новый день, а послезавтра новая премьера.
  Вечером этого же дня Жанна, утомлённая предыдущей бессонной ночью, уснула раньше десяти. Я чуточку порезвилась у бумаг и просмотрела результаты работ Лены. Она составила обзор русскоязычных спектаклей с подробными ссылками и цитатами. С Интернетом это возможно, нужно лишь знать, где это лежит и как взять. Она знала. Я это отметила и не стала её отвлекать. Взяла Стриндберга и улеглась в постель. Через пару дней очередная репетиция и мне хотелось кое что восстановить в памяти. Я уже научилась читать и тщательно и скрупулёзно изучать одновременно несколько вещей, так что от смены занятий не раздражалась, а включалась с нужной точки, как отлаженный автомат, без пауз и промедлений. Когда я продвинулась достаточно далеко, открылась дверь и заглянула Лена:
  - К тебе можно?
  - Побудь рядом, но тихо, я скоро закончу, - сказала я.
  Она молча устроилась на полу и в свете ночника стала листать распечатку своей работы. Вскоре я отложила пьесу и мы просмотрели эти листы. Она так и осталась на полу и подавала их по мере надобности, а я была за её спиной и проглядывала пометки жёлтым маркёром. Она обернулась:
  - Ты знаешь, что меня приятно удивило?
  - Скажи, - позволила я, любуясь умной женщиной.
  - Спасибо, - ответила она и продолжила: - у твоей идеи очень хорошая база. Если раньше я сомневалась, то теперь убедилась в обратном. Дело в том, что русские спектакли можно играть практически везде. И в Европе, и в обеих Америках, и Азии - повсюду, где есть цивилизованное общество. Публика в этих регионах местная, есть многочисленные и активные диаспоры, но если сделать рекламу, то приедут со всего мира. Допустим, пару спектаклей где-нибудь в Найроби соберут народу больше, чем их пресловутые сафари. Нужно их только раскрутить. Русских же с деньгами, которые жаждут развлечений, можно подбить на что угодно: съездить на спектакль на край света? - Хоть сейчас! А кто будет из актёров?
  - То есть, спрос на наш товар есть. Нужно достойное предложение?
  - Да, - кивнула она, поёживаясь от прохлады на полу.
  - Забирайся ко мне, - разрешила я и мы продолжили беседу. Она хорошо уяснила свою задачу и многое успела сделать.
  - А чтобы кто-то слишком хитрый нами не подтёрся, бумаги надо готовить с большой осторожностью и без тени огласки. Все, внутренние - тоже. То есть, у нас должен быть чёткий уровень конфиденциальности любого протокола или контракта, иногда по списку канцтоваров в банковском счёте можно вычислить, чем покупатель сего намерен заняться в ближайшее время.
  Я задумалась, по нашей рекламной работе в Твери мы иногда сталкивались с подобными соображениями, но как-то отмахивались - не Америка и шпионов здесь нет. В моём новом положение всё обстояло гораздо серьёзнее и доводы Лены более чем актуальны. И я расспросила подробнее. Она изложила исчерпывающе.
  - Ты бы этим занялась? - спросила я. В нашей работе лояльность и личная преданность вместе с профессиональным патриотизмом составляли основу каждой и каждого. Равнодушные подёнщики нас могли утопить, а этого мы с Настей, Ниной и Татьяной опасались больше всего.
  - Хорошо, - ответила она, - я ведь у тебя теперь менеджер по продвижению. Это моя работа продвигать и защищать собственность.
  - А если бы это была просто просьба, ну, как подружка иногда просит откровенную кофточку с юбкой, чтобы охмурить носителя штанов?
  - Хочешь увидеть, как выглядит девичья любовь, плавно перешедшая в женскую? - ответила она, догадавшись о подноготной моего вопроса.
  - Как что-то выглядит, Ленка, мне давно неинтересно. Мне интересно содержание, а не внешность, понимаешь? Чтобы поразить и увлечь меня, тебе придётся предлагать не вот это, - я коснулась её тела, - а всю себя. Вот тогда мы вместе с тобой всем этим и займёмся. Скорый трах - это для слабоумных и ущербных. Вроде твоего муженька. Я права?
  - А ты хочешь меня к себе?- По настоящему хочешь?
  - Если я в тебе не ошиблась и та женщина, которая свела с ума Джека, и есть ты настоящая, то да!
  - Вот и договорились!
  Она облегчённо вздохнула и глаза счастливо успокоились.
  - Ты рассмотрела её нефтяника? - вернулась я к домашним заботам.
  - Мельком, я в таких мужиках не понимаю. Одно заметила точно - он в неё въехал по-настоящему. Взрослый мужик и юная беременная девочка - идиллия! Где только таких мужиков находят?
  - В казино, мы там играли, ну и он её углядел. А она его. Это случилось мгновенно, мы втроём тому свидетели.
  - Она от него беременна?
  - Нет, это мой коллега ей устроил.
  - Держатся они так, будто на седьмом небе оба.
  - Честно говоря, я про него всё знаю только с её слов, мы с ним виделись редко, но я невольно попадала в пелену очаровашки Жанны и его видела её глазами. Мы помолчали, Жанна была сильным раздражителем и о ней я просто так уже ни думать ни говорить не могла, Лена это почуяла и ни словом не нарушила моей внутренней идиллии.
  - Ань, - сказала она, увидев, что я готова к разговору, - уступи, не хочет она домой! Я её понимаю, ой, как понимаю! Мы тебя не стесним, пусть она побудет с нами. Я сама подыщу ей квартиру, этот сектор мне знаком, я его вела до международного.
  - Говоришь, с нами? Ты что, не хочешь к мужу?
  - Ну какой он муж? - Даже защиту пришлось искать у бабы! Нет, Анюта, только не к нему! Я в ту ночь совсем не спала, всё думала, потом на свежую голову опять вернулась к своим думам и ничего не переменилось - с ним мне уже не светит! Мужья должны быть какими-то другими, какими, не знаю, но уж точно - не как этот обаятельный и обходительный Серёжа.
  - Ты хочешь, как и Жанна, родить одна? - она кивнула и выглядело это вполне убедительно. И вдруг она стала слабой и беззащитной, а глаза умоляли остаться. И я разрешила, до утра, чтобы не видела Жанна - моя прелесть и очарование, иногда мне казалось, что это моя Ирина, подобные глюки бывали, когда она что-то делала на кухне и вдруг оборачивалась.
  
   Моя племянница и двоюродная сестра приехала рано утром и я их встретила на Казанском вокзале. Они узнали меня среди встречающих, а я помахала в ответ через толпу, когда они выбирались из вагона. И было у них багажа, как у той дамочки из детского стихотворения про саквояж и собачку. Они виновато развели руками, что поделаешь, собирали и провожали всей деревней да ещё хуторских прихватили...
  ...Сестру звали Натальей, а её гениальную дочь Лизой, муж у неё Никифор, а собачка в доме - Сонечка. Я предупредила маму, что не сделаю ни единого движения для драгоценной родни, поскольку именно сейчас сильно занята. Пусть живут сколько угодно, звонят хоть на Луну, питаются вдосталь и всё такое, но в остальном - я пас. Она немножко попричитала, но быстро успокоилась и опустила трубку. Чтобы мне платить за разговор поменьше. Я даже не могла себе представить, что со мной сотворилось бы, надумай она сама приехать на пару дней. Каминская сказала, что это полностью исключено, в Москве у неё ни она, ни отец никогда не были и не собирались приезжать в эту вселенскую круговерть и сутолоку и впредь. Сама она туда ездит раз в три-четыре года.
  - В последний раз я там была на прошлый Новый год, три дня, так что у тебя пауза как минимум в парочку лет. За это время что-нибудь придумаешь. Мне ведь тоже придётся с твоими общаться, уже интересовались, как моя беременность, так что не весной, так летом жду гостей из Пензы.
  Это была уже её заслуга, до этого моя родня к нам не ездила - подумаешь, деревня, недалеко от Москвы! А мы с Колей периодически наезжали туда, стараясь попасть на ягоду в лесу и на грядках, чтобы потешить Ирину и Максима. А ещё Коля любил рыбачить в тамошних прудах и озёрах, которые были чисты и кишели рыбой, русалками и берендеями, описанными Тургеневым, Буниным, Пришвиным и Лесковым...
   Итак, они осмотрели меня, а я их. Сестра выглядела постарше своих лет и особо не модничала, смирившись с возрастом и семейными заботами, а Лиза казалась заметно старше моей Ирины. Что-то в них было от Каминских, но чуяло моё сердце, что и неустроевские корни обитали рядом с ними. Короче, я их признала и расцеловала, обдав ароматом тонкой косметики и парфюма, теперь уже полностью из моей коллекции. Лучше бы я этого не делала: с Натальей чуть не стало плохо, дочь от испуга косилась на меня и приготовилась заплакать. И это в пятнадцать-то лет! Я не успела сообразить, что к чему, как услышала за спиной стрекот синхронной камеры и обернулась. На площадке чуть выше стояли три оператора и снимали нас. Это их так испугалась Наталья. У телекамер хищно светились красные глазки.
  Две бойкие девочки и бородатый мужчина представились журналистами московских телеканалов и посыпали привычными для них и неприятными для меня и гостей вопросами. Я первым делом поинтересовалась, чем они тут занимаются и проверила их сильно затёртые служебные удостоверения, а когда они сообщили, что выполняют задание редактора, сказала, что я сейчас частное лицо и на вопросы о личной жизни отвечать не намерена. И добавила:
  - Если эти ублюдки с камерами не уймутся и будут пугать моих близких, то я вызову милицию и остаток дня вы проведёте там, объясняясь и извиняясь, - и, недолго думая, достала мобильник. Бородатый понял это, как вызов милиции, и дал своему оператору отбой, за ним последовали и другие. Я набрала служебку и пригласила носильщика с моторной коляской, когда она подъехала, сообщила номер своей машины и мы с роднёй, которая уже пришла в себя, налегке отправились на другой конец площади, машина стояла там. Журналисты колебались и ещё на что-то надеялись, они так и не исчезли с глаз, а удалились от меня подальше и от греха тоже. О том, как Каминская расправляется с обидчиками, знали все. Мне в эту струю принципиальности кинозвезды удалось вклиниться без труда: пустого витания в эфире и на страницах печати ни я, ни Настя не терпели, испытывала прямо-таки болезненную слабость к этому только Татьяна. Но и она общалась с ними потому, что серьёзная пресса игнорировала и относила Татьянину эстетику к постпанковской экзотике.
  Наталья после публичной порки обидчиков воспряла и следом за ней повеселела Лиза, мы оживлённо переговаривались о дорожный впечатлениях и прочем и дошли до автостоянки незаметно быстро. Носильщик уже поджидал у машины, я щёлкнула пультом и открылся багажник, Наталья стала рядом с ним и командовала, что и как укладывать. Всё это, как ни странно, поместилось там и я даже удивилась, но особенно поразился носильщик, он даже затылок почесал: "Ничего себе, какой вместительный! Умеют же немцы!" Я расплатилась и осмотрелась на площади в поисках наших преследователей, камеры они уже спрятали, но тот колоритный бородач с ярким спартаковским шарфом был виден за версту. Он в редакционном УАЗике наверняка хотел последовать за мной и попытать удачу у моего дома. У других, возможно, были сходные планы. Я обернулась к гостям и сказала, что покажу им Москву в её глубинной части с двориками и скверами. Я собиралась проскочить домой одной из партизанских троп, она была короче на несколько минут, чем по преполненным машинами Садовым. Мы расположились в машине и тронулись к выезду со стоянки, пока я маневрировала чирикнул мобильник. Это была Жанна.
  - Мы уже едем, - сказала я.
  - Я вас дождусь, мне не к спеху.
  - Лена ещё дома?
  - Да, она тоже задержится.
  - Хорошо, раз вы дома, тогда устройте встречу, за нами хвост, чтобы они ничего не наснимали и потом не наврали с три короба.
  Редакционный УАЗик отстал сразу, а других я просто не знала и отрывалась только от бородача. Я сразу же свернула в проулок, потом в другой, затем ещё пару раз и выскочила на свою "тропу". Лиза сразу усекла смысл манёвров и я подмигнула ей в зеркало, поймав вопросительный взгляд.
  - Ты с ними всегда так по-хамски? - наконец смогла начать общение Наталья.
  - Не всегда и не со всеми. Вот с этими иначе и нельзя: они перевирают всё, лишь бы это было на их фене и в их стиле. Ты бы не узнала ни себя, ни своих слов в том, что они выдадут в эфире.
  У подъезда нас ждали Жанна с Леной и несколько парней, пока мои девочки знакомились с гостями, все вещи уже оказались наверху, потом эти же ребята занесли всё в квартиру, а я тем временем позвонила Виктору на стоянку и попросила быстренько убрать машину от моего подъезда. Он подъехал с напарником через минуту и мы разбежались. Я распорядилась угостить парней чаем с круасанами и те с удовольствием понежились в обществе молодых женщин в квартире самой Каминской. Когда они ушли, пришло время осваиваться и моим родственникам. Лиза и Наталья осматривались в квартире, как в музее современного искусства, где всё было новым и работающим непривычно тихо и удобно, один пульт с дистанционкой чего стоил: от него включалось всё электричество и двигались спинки у дивана в гостиной, то же было и в других комнатах. Кухня и туалет с ванной их повергли в трепет - так чисто и уютно бывает в других местах квартиры, но не там!
  Я выглянула в окно кухни, только теперь подъехал тот самый УАЗик и ещё парочка невзрачных иномарок. Во дворе не было ни единой бабушки, ни одной молодой мамаши с коляской, любители прогуливать собак по утрам тоже уехали на работу. Зима. Так что ни спросить, ни снять. Те парни, что помогали с вещами, бесследно испарились.
  - Куда лекарства девать? - осторожно осведомилась Лена у Натальи, извинительно взглянув на меня.
  - Какие лекарства? - удивилась Наталья.
  - Вот эти, - указала Лена на фирменные картонные коробки с ярлыком "Фармахим".
  - Да это же гостинцы, - улыбнулась Наталья, - сейчас разберёмся, дойдёт очередь и до них. Там в основном баночки и пакеты, а наше всё вот в этом чемоданчике, - она указала на фибровый чемодан, возрастом не моложе неё.
  Мы дали время гостям, чтобы они вымылись и привели себя в порядок. Я распорядилась, чтобы девочки одели их в домашние костюмы из моих запасов для гостей, а их собственную одежду пересмотрели на предмет утилизации, если выйдет необходимость. Ходить по присутственным местам в современной Москве в таком виде - дело глухое, с ними будут беседовать через вахтёра или охранника, до тех маэстро, к которым они хотели попасть на приём, в таком виде не попасть никогда. Когда смущённые гости предстали перед моими очами, я оставила у себя Наталью и всё ей объяснила. Она покраснела и опустила глаза.
  - Неужели всё так?
  - Да, Наташа, к сожалению!
  - Господи, может и зря всё это? Наши надежды? Лиза так мечтала заниматься у сильного и умелого учителя, нас и направили, потому что сами не могут дать ей лучше.
  - Раз уж приехали - смотрите, ходите и подумайте, что вам подходит из имеющегося. На бесплатных курсах или на стипендиях от губерний и краёв всё схвачено и оплачено уже давно. Вам надо составить список всех подходящих мест, разбраковать по мере доступности и после этого решать, как быть дальше. Вот телефон, а это ваш ангел Леночка, она сможет всё это устроить, не выходя из комнаты.
  И я объяснила Лене задачу. Пока она занималась этим, Наталья с Лизой стали разбирать упаковки с подарками и гостинцами. Собирали их, видно, со всей области - там были грибы засоленные и маринованные, ягода перекрученная с сахаром и в собственном соку, рулет свиной, огурчики и капуста хрустящая с чем-то термоядерным и чего только там не было с обычного русского огорода, в магазинах я подобного не видывала, да и на рынках торговцы какие-то ненастоящие. Когда мы всё это разобрали и разместили в моей громадной кухне и её несметных полках и шкафчиках, подошла Лена с распечаткой адресов и телефонов всего, связанного с проблемами моих гостей. Она вместе с Жанной посверкала глазами на привезенные разносолы и, вздохнув, посмотрела на часы - её лимит свободы подошёл к концу, надо ехать на работу.
  Вскоре уехала и Жанна, а я порекомендовала Наталье, которая в поезде почти не спала, отдохнуть с дороги и дождаться нас вечером. Список телефонов был достаточно велик и первые шаги лучше сделать, не выходя из дому. Она соснуть согласилась без особых цереморний, Лиза поначалу тоже была не прочь немножко вздремнуть. Перед уходом я показала ей, как включается мой "Корг" и что нужно делать для игры на нём, как на рояле. Она попробовала включить его и испытать при мне и через минуту спать передумала. Чтобы не беспокоить маму, я показала, как переключаться на наушники и Лиза достала из папки ноты. Девочка приехала работать, а не развлекаться - это я увидела уже по загоревшимся глазам, когда она включала инструмент.
  Теперь гости расположились в гостиной, а Лена перебралась к Жанне.
  Устроив всех, я закрылась у себя и стала готовиться к премьере "Джулии Форнезе". Сегодняшнее волнение перед ней было поменьше, эту пьесу я знала и чувствовала отлично, она была выстроена проще, чем "Дядя Ваня" и я чувствовала себя там уютно и комфортно, будто у себя дома. И всё же - это премьера!
  И я пошла по нотам и по порядку. Никто и ничто мне могло помешать, всё, издающее шум и голоса, я отключила, в том числе и сигнализацию.
  И опять всё прошло, как и два дня назад, с той лишь разницей, что теперь Руслан с собой прихватил и моих родственников и развлекал их в фойе, пока я готовилась к спектаклю. Их поместили в директорской ложе и я постаралась, чтобы ни Наталья, ни Лиза неуюта не почувствовали. Наталья надела одно из моих платьев, а Лизе придумали что-то из вещей Лены с моими добавками, всё же премьерный спектакль и на него приходят разодетыми в пух и прах. Наш театр не Большой, но бомонд с элитой уже полностью сформировались и с публикой главного театра страны они соперничали на полном серьёзе. Я сообщила родственникам некую долю собственной стервозности, чтобы не смущались и изредка поглядывала на них из-за кулис. Они устроились рядом с Русланом, Настей и Инной и я могла краем глаза видеть реакцию на свою игру.
   Итак, гонг, занавес поднялся и действо закрутилось. На этот раз я была уже не на таком нерве, как у самурая, и краем глаза следила за реакцией публики, видела и моих родных и друзей, судя по лицам, они были довольны. Особенно Лиза и Настя. Но особенно расслабиться мне не давали: и Дима и Сергей Стригунов, новый партнёр в роли Венедетто, свои партии вели строго и я с удовольствием использовала их палочки- выручалочки в своих интересах. Не менее азартна сегодня была и Татьяна в своей такой многострадальной роли Джулии. Успех и большая пресса после позавчерашней премьеры сделали из неё героиню дня, она была польщена и без меры счастлива. На её сегодняшнем состоянии это сказывалось очень хорошо и я радовалась за подругу.
  В сегодняшнем спектакле мы могли попикироваться меж собой и как женщины-соперницы и как актрисы-исполнительницы. Этакий маленький актёрский междусобойчик! А мужчины устроили нам отличное обеспечение и собственный фон. Здесь всё было очень тонко и мы, порой, не дышали, произнося некоторые реплики. Именно так нужно делать, чтобы они прозвучали. С некоторых пор в нашем театре актёрам не нужно говорить громко, чтобы услышали в последнем ряду галёрки, поскольку у каждого при себе был радиомикрофон и звукорежиссёр делал звучание, как на концертах эстрадных звёзд. Это был существенный шаг вперёд и мы смело на него пошли, понимая преимущества и достоинства. Саунд в драматическом театре - это что-то и наш зритель просто тащился от приобщённости и нахлынувшего от зрелища живого контакта с актёрами и прекрасного саунда.
  Сугдин сидел в зрительном зале и чуял на себе всё, что мы вознесли, а что утопили. Чуял спиной, зрителя он ощущал именно так. В перерыве он подошёл ко мне и шепнул пару фраз, я щёлкнула тумблером и прибавила эмоций, они, он говорил, должны быть не внутренними, а из себя, так среди полного зала ощущение будет более полным и точным.
  Второй и третий акты прошли в том же, казалось, неспешном ритме, но я всё же пару раз сходила под душ, а потом сменила грим. Меня не смущал пионерский задор и энтузиазм Татьяны - её Джулия уступала моей героине по всем статьям. Это всё же был не её жанр, не её стиль: мы с Каминской где-то на небесах прописаны в классическом стиле.
  Сегодня в зале была другая публика, более строгая и требовательная, знатоков среди них, как я поняла по аплодисментам в знаковых местах, было достаточно и они понимали всё, как надо. Сугдин после прогона ещё сомневался, оставлять ли последний мой монолог, написанный Русланом, мне он очень нравился, но я боялась собственной субъективности и положилась на него, а он оставил. И вот я его читаю. Как и в прологе предыдущей премьеры, в зале невесомая и прозрачная тишина. Зрители переживали вместе с нами и изменили акустику зала. Мой голос зазвучал иначе и я стала менять тональность, чтобы попасть в точку. Сугдин понял мою проблему и показал большим пальцем вниз и я спустилась чуть не в контральто. Он одобрительно кивнул и я продолжила, замечая, как резонирует голос в зале и как ошеломляюще он влияет на зрителя. Ничего подобного на прогонах не бывало. Я решила использовать наш ход с неопределённой концовкой, применённый на прошлой премьере, когда последний звук не был ни вопросом ни утверждением и просто повис в воздухе. Это была как бы констатация жизни моей Лавинии. И закончила на слабой доле, все ждали точки, акцента, а его не было. Пауза длилась несколько секунд, пока зрители не сообразили, что это всё. Я их надула, так же, как жизнь надула Лавинию и она на них отыгралась - это они сообразят позже, может в гардеробе, может в метро или электричке.
  Цветы, церемониал у рампы, восторженный визг и прочее - всё это я опущу, мне хотелось увидеть реакцию своих знакомых и близких. Они когда-то видели на сцене Каминскую в традиционной классике и вот теперь после продолжительной паузы видят меня. Эта пьеса не похожа на "Дядю Ваню" по всем статьям, в том числе и по стилю, здесь режиссёрские и технические фокусы не отвлекают внимания от актёрской игры. Что они скажут? Я накануне попросила Войтина, чтобы он пригласил кого-нибудь из преферансной компании, должны быть также Игорь с Дашей и ещё многие мои подруги, друзья и знакомые.
  Я их пригласила на премьеру, договорившись с главрежем, чтобы он уступил на этот вечер свой роскошный кабинет. Я заклеила рот скотчем и только слушала и улыбалась, улыбалась и слушала, у меня даже стало сводить скулы от ненатуральности этой улыбки. Пропустив мимо ушей восхищённые комплименты, я сосредоточилась на критических нотках и замечаниях. И они были, надо отметить, по делу и без особых церемоний, но ни один из них не усомнился ни в профессионализме, ни в уровне исполнительства. Что и требовалось доказать! Каминская оказалась права, предсказав куриную слепоту поначалу и мой прогресс в ближайшем времени. До сих пор она по большому счёту ни разу не ошиблась. И вот я подошла к своей подруге по преферансу, Алиса была с мужем, он поздоровался со мной, поздравил с успешной премьерой и сказал, что теперь в театр будет ходить чаще.
  - Каждую пятилетку, - улыбаясь мне по-особому, добавила жена. С ним всё ясно, я взяла Алису под руку и отвела в сторонку, там на столике было питьё, я взяла бокал и посмотрела на неё:
  - Что с тобой?
  - Заметно?
  - А то!
  - Беременна, Анюта, беременна! - одними губами прошептала она.
  - Володя? - догадалась я и она кивнула.
  - Он знает?
  - Даже не догадывается, сейчас хочу сказать! Боюсь, во мне всё так и трепещет, может, ты?
  - Он же с женой и дочкой? - усомнилась я, но что ей эти мелочи, она была полна собой, как и моя Жанна.
  - Это дочь, я чую! Он будет мой, Анюта, мой! Он так хотел дочь. Чтобы от любви. Анька, я так счастлива! У нас уже есть сын, будет и дочь!
  - А если сын? - попыталась я остудить её восторги. Она его всё же любила по-настоящему, этого странного Войтина.
  - Нет, нет! С сыном не так, у нас будет дочь! Скажи ему! А то мой сейчас меня пришибёт. Я даже к телефону боюсь подходить, когда он дома - ещё проболтаюсь от радости.
  - Хорошо, держись, он того стоит!
  - Иди, я издали посмотрю. Только не сразу.
  - Всё ясно, леди, не извольте беспокоиться, - ответила я.
  Я немножко пофланировала среди гостей и, наконец, подошла к виртуальному семейству Войтиных. Мы поздоровались, как уже хорошо знакомые и я отметила, что в их семье у меня недругов нет и что бы мы не вытворяли с Володей, они считают это служением музам. Никаких признаков сквалыжности - и дочь мужа и первая жена выглядели почти подругами. Володя отошёл со мной наполнить бокалы и тут я ему выложила всё про его вероятную дочку. Он даже в лице переменился.
  - Правда?
  - Думаю, да! Володя, верь бабе, Алиса не б...дь - просто так она ищет настоящего мужа. Она тебя полюбила сразу и дожидалась своего часа. Такое бывает не во всякой жизни из наших многократных явлений на белый свет. Да улыбнись же ты, Володя, ты снова папаша! Дочка у тебя будет моложе внучки, представляешь? - долго уговаривала я его отреагировать и, наконец-то, он ответил:
  - Вот, стерва, добилась-таки своего! - и прозвучало это почти как "Третья Патетическая" Бетховена. Я взглянула на беременную даму и она кивнула, в знак того, что всё видела.
  - Ну, вот, - сказала я себе, - всё сошлось, как в классическом пасьянсе и колода поджидает очередной сдачи.
  Далее опять мой ресторан и очередная расслабляющая вечеринка. Там оказалась почти вся наша труппа с роднёй и знакомыми. На этот раз я с Настей и Русланом не разлучалась, разве что во время многочисленных игр и танцев. Всё это затянулось допоздна и тут Руся устроил сюрприз и выкрал нас самым форменным образом: по очереди заманивал в тёмный угол, там зацеловывал до отключки, угощал чем-то пахучим и утаскивал в свою машину, сначала её, а когда я спросила, где Настя, он повёл меня туда же и повторил свой трюк.
  Очнулись мы в тёмной комнате с деревянными полами и киотом с горящей лампадой в углу. Я лежала на деревянной кровати под ватным одеялом, а Настя напротив на другой кровати. За окнами было серо и не понять: то ли раннее утро, то ли уже вечер. Тишина и только слышно потрескивание дров в печи где-то в глубине дома.
  - Настя! - позвала я, высунувшись из-под одеяла с крахмальным пододеяльником и ощущая прохладу от простыни. - Ты не спишь?
  Она зашевелилась, но не проснулась. И я решила осмотреться. Я помнила, что в гримёрке надела к вечернему платью весь комплект светских причиндалов, чтобы выглядеть для прессы и телевидения. От былого на мне осталось лишь кое что из причёски: ни белья, ни остальных мелочей, без которых сильно неуютно. Рядом с кроватью я угадала очертания сундука и пошарила рукой, там что-то было. Я поднялась, оказалось свежо, но не холодно. Этим "что-то" была куча женской одежды пятнадцатого века, не позднее. Белья, в нашем понимании этого слова, в те времена ещё не было вообще. Куча юбок и разнообразных накидок на верх тела - прообразов теперешних кофточек и топиков с пальмами. На ноги ничего, кроме коротких чулок, похожих на современные гольфы, и башмаков на колодке. Правда внутри был чехол, вроде коротенького подследника, сделанный из мягкой кожи. Я осмотрелась получше и увидела лампу, обычную керосиновую со стеклом, рядом лежал коробок спичек. Я зажгла свет и осмотрелась: мы с Настей оказались в просторной горнице, рядом была комната поменьше, а за дверью кухня с русской печью, там за заслонкой горели дрова, углей было немного и я решила, что затопили недавно. Здесь кроме обычного стола и шкафчика с крупами и прочим из сельмага ничего не было. По обе стороны стола вдоль стены стояли потемневшие от времени скамейки столетней давности. Я села к окну и посмотрела на улицу. Передо мной был зимний пейзаж лесной деревни. Где-то вдали я заметила слабый огонёк керосиновой лампы или свечи в небольшой избушке. Ни лая собак, ни фигур людей, ни шума машин. Тишина.
   Как мы тут оказались? Неужели так много выпили? Судя по тому, как спокойно спала Настя, мы были в норме. Я-то знала, что она меры не превышает: тот праздник был мой и она себя совсем не напрягала. Я подошла поближе и прислушалась к дыханию - она просто спала и ничего более. И так сладко, что я сбросила с себя эту доисторическую одежду, устроилась рядом и тоже уснула. Проснулись мы неясно когда, потому что обе оказались без наручных часов, которые тоже исчезли, а за окном была тьма непроглядная.
  - Ну и где мы? - спросила она. Я поделилась своими наблюдениями и расспросила о том, что она помнит.
  - А ничего! - ответила любимая жена Руслана Виальдина. - Целовалась с Русей, да так сладко, что ещё хочется. - И всё!
  - И я тоже, - припомнила я и посмотрела на неё. Она окончательно не проснулась и частью своего существа ещё пребывала на том балу, откуда нас и украли.
  - Где твоё бельё, куда делось колье, заколки и прочее? - вернула я её на землю. Настя только теперь это заметила и удивилась.
  - Я ничего не почувствовала, может, воздух тут целебный и мы от него уснули? - робко предложила она вариант и посмотрела на меня, по моему молчанию почувствовала, что он не того.
  - А этот инвентарь из запасников Эрмитажа ты ещё не примеряла? - указала я на её долю одежды рядом с кроватью. И мы стали одеваться по системе, разглядывая всё внимательно и прикидывая, что, за чем и на что надевается. Кроме этой одежды в доме ничего не было и мы ограничились тем, что в наличии. Без зеркала городская женщина обходиться не может в принципе. Но тут не было даже крошечного из косметички. Ни сумочек, ни документов и прочего не было. И зимней одежды мы не нашли тоже. Из избы носа не высунуть и обстановки: "что за станция такая, Дибуны или Ямская?" - не узнать. Мы внимательно исследовали друг друга и не обнаружили ни следов насилия, ни инъекций. Оставалось ждать и развлекаться тем, что есть. Мы ненадолго вышли в коридор и тут же вернулись - там было холодно и неуютно. Как люди жили в таких домах в своё время - уму непостижимо! Настя в таких не бывала никогда. Даже в исторических фильмах, где была обильная и яркая натура с теремами и деревянным зодчеством, она такого не видела.
  - Ваша версия похищения? - спросила она.
  - Похищение сабинянок! Только где он, похититель?
  Им мог быть Руслан или кто-то по его заказу, уж очень продуманно и тщательно всё сводилось к романтическому приключению, прописанному в деталях и исполненному по эксклюзивной схеме. Наши воспоминания дружно обрываются после поцелуя с ним. Мог ли он после этого отдать обеих женщин кому-то другому? Вопрос риторический - несомненно это его проделка!
  - Я тоже так думаю, - сказала она, - больше такое придумать и сделать некому. Для кого-то другого такое слишком сложно и с наворотами.
  От её слов и музыки в их звучании мне стало так хорошо, что я расслабилась и пустила слезу. Настя с удовольствием присоединилась.
  - Что обычно делают русские жёны в ожидании мужей из похода? - спросила она.
  - Вяжут, шьют, готовят еду, нянчат детей, обихаживают скотину, да мало ли чего! - ответила я, кое что зная о не очень старинной русской деревне.
  - А я думала - грустят, сидят у прялки и поют песни. В фильмах другого не бывает, - заметила она нестыковку реалий и кино и завела что-то уж очень жалостивое и с мокротенью.
  Меня после напряжения обеих премьер не тянуло даже говорить много. Мы вяло поспорили, когда заявится наш любимый муж и сошлись на том, что это произойдёт неожиданно: если уж он что-то написал, то акценты и ударения там стоят в назначенных им местах, чтобы потрясение для публики было наиболее сильным. Но поскольку двух актрис, собранных в одном месте, удивить не так просто, то и о времени проявления этого акцента лучше не спорить - муж знает, что делает.
  - И делает это всегда отлично! - сказала она, явно задираясь. С её-то полуторамесячным стажем и так заноситься перед дамой, которая знает его несколько лет. Хотя мы обе знали, что любовь штука неправильная и всё в ней не так, так что о стаже лучше не заикаться.
  - Я даже знаю, что он сейчас делает! - вдруг объявила она и я тут же въехала в её догадку, но признаться не смогла. Поскольку это знала не Каминская, а Неустроева, обременённая пятнадцатью годами удачного замужества. В отсутствие жены нормальный муж, отправивший жену на курорт, занимается домом и детьми и сейчас он укладывает их в постель. И только, когда они уснут, отправится нас навестить. Мы не знали, где находимся и времени езды сюда из Москвы тоже не знали.
  - А ты можешь определить время по скрипу деревьев? - спросила я счастливую маму уже больших детей и жену лучшего литератора России.
  - Нет, я вообще времени по внутренним часам не наблюдаю, - ответила она и с размаху повалилась на свою постель, та неожиданно покачнулась и сложилась пополам. Настя оказалась на полу и восстановить это древнее сооружение мы не смогли.
  - Забирайсяч ко мне! - предложила я, прикидывая хотя бы ориентировочно, который час, но так и не нашла той точки, от которой нужно считать количество сгоревших поленьев. Находились мы в этом уютном строении уже 14-16 часов и только сейчас окончательно проснулись. От чего нас так разморило на сон, я даже предположить не могла, а Насте это вообще фиолетово. Она уверена, что Руся это затеял, чтобы дать нам по-человечески отдохнуть и выспаться и ничем себя не мучила. Глядя на неё, я тоже оставила выкладки и умозаключения и перешла к созерцанию.
  - Может что-то сварим? - предложила Настя, поднимаясь с постели. Из того, что было в шкафчике, можно сварить только пшённую кашу и заправить маслом. Зато пить чай и ставить самовар можно хоть до утра. Тут есть сахар, чай и нестарые сушки. Я взглянула в окошко и того огонька не увидела, значит уже поздно, больше десяти вечера. К этому времени все домашние дела и заботы в деревенском доме завершаются и, чтобы попусту не жечь керосин или свечи, народ укладывается спать. Но когда наступило это "после десяти", я тоже определить не могла. Однако сейчас в любом случае больше одиннадцати и вполне возможно, что Руся объявится после двенадцати, поближе к часу ночи. Или ещё позже, если мы от Москвы далековато.
  И я стала исследовать дом основательно и по системе, не мог Руся привезти нас куда попало и заморить голодом, здесь всего должно быть вдосталь, дом старинный всё же! И вскоре нашла люк от подпола. Теперь ко мне присоединилась Настя и далее мы всё делали вдвоём.
  Там была картошка в буртах, капуста в кадке, огурцы и помидоры в кадках поменьше и ещё масса чего вкусного и съедобного в банках, коробках и ящичках. Сало мы нашли в большой кастрюле, оно было в рассоле, там же стояла ёмкость с мясом. Такое богатство могло присниться только крестьянкам и мы от мыслей о постной кашке быстро размечтались о громадном столе с дымящейся картошкой, соленьями и прочим. Ни творога, ни чего-то молочного не нашлось. Мы прикинули меню и под него наполнили посуду необходимым провиантом.
  - На всю ночь и чтоб потом в обед только разогреть, - предложила Настя.
  Я не стала спорить, нам следовало быстренько устроить вкусный ужин для любимого мужа и украсить всё это нашей фантазией.
  Как обращаться с русской печью, я откуда-то знала, поэтому решили всё готовить в ней. И устроили из углей очаг, туда поставили чугунки со снедью, там же из дров соорудили костерок и пристроили остальное, после чего закрыли заслонку у пода печи. Готово было довольно быстро, времени мы не знали, но нам показалось, что это недолго. Пока резали, чистили, крошили лук, чеснок, сало, грибы, соленья и мясо, все кастрюли закипели и мы оставили их томиться на малом огне, а это тоже оказалось недолго. Ножи и прочее кухонное снаряжение было советского производства, а некоторое даже царского. Самовар мы разжигали, использовав угли из печи и вскоре, перемазавшись в саже по уши, имели весь ассортимент удовольствий и блюд.
  Нашлось обычное мыло, Настя тяжело вздохнула и опустила руки: "не фирмой" ей пользоваться запрещено! Строжайше, иначе что-то там не совпадёт и многомесячный эффект от используемого парфюма и косметики будет смазан. Снимают её всегда крупным планом и с многократным увеличением, ретушь запрещена и за это сумасшедшие штрафы. Она посмотрела на меня, уже чистую, и сравнила с той, что была до применения запретного для неё продукта фабрики "Свобода". Я откровенно и слегка провокационно покачала своими чистенькими руками, лицом и остальным, что уже пахло отечественным цветочным мылом. Она зажмурилась и применила запрещённый продукт. Когда мы отчистились от кухаркиных ароматов, я спросила:
  - С чего начнём?
  - Чай, конечно! - улыбнулась Настя и я уловила инородный для нашего эдема звук. В морозной тиши он уже хорошо различался. Карбюраторный "Порш" гудел совершенно не так, скорее, это мой дизельный "Мерс", подумала я, но засомневалась и не стала делать лишних движений. Настя налила чай, звук стал пояснее, вот тут-то я и убедилась, что это моя машина.
  - Наливай ещё одну, сейчас Руся войдёт! - сказала я и Настя замерла, прислушалась и улыбнулась:
  - Это он!
  Раздался грохот открываемых ворот, затем скрип двери, в тёмном коридоре что-то загремело и вскоре мы увидели Русю с пакетами и в смокинге с бабочкой. Мы как сидели с чашками в руках, так и не шевельнулись. - Имели мы право на такой знак?
  Руся бросил свой груз и схватился за сердце, имитируя потрясение, от которого не выживают. Нам этого хватило и мы сменили сценическое амплуа, бросившись к мужчине. Каждой достался хороший кусок и отпустили мы его нескоро.
  Потом он перетаскал из машины остальное и оставил её на автоматическом прогреве.
  - Рискнул? - спросила я, ехать на чужой машине без доверенности - это риск, иногда "гаишники" любят покопаться в документах.
  - Они давно спят.
  К нашему столу он добавил фруктов и свежих овощей, а также согрев, учитывая зиму.
  - Настя, тебе можно? - спросил он, открыв бутылку шотландского виски.
  - Разумеется, но только с тоником, - указала она.
   Мы чуточку расслабились и он поведал кое-что про окончание вечеринки, с которой нас выкрал. Чем он нас усыпил, мы так и не узнали и я поняла, что он его намерен применить ещё разок. Судя по нашему самочувствию, средство оказалось полностью безвредным и без побочных эффектов. За столом мы задержались недолго, Настя узнала про детей и успокоилась, а я отправилась в горницу всё осмотреть и решить, что тут можно делать и как долго это продлится. Вскоре Настя в объятиях Руси переехала в мою постель, он велел готовиться ко сну, а сам ушёл на кухню. Мы всё с себя сбросили и нырнули под одеяло. Пришёл Руся и нашёл за печкой по флакону чего-то запашистого, после чего велел натереть друг друга.
  - Это, Настя-кусочек-счастья, тебе, он с жёлтой этикеткой, не путай с другим, а это, Анютины-глазки, вам. Хорошенько запомните свои флаконы и не смешивайте, а то забывашка козлёночком станет. И чтобы они были всегда с вами, пока вы со мной.
  Снадобье стало действоаать через несколько минут, оно освежало и согревало, запах у каждого был особенным, не спутать. Ну, а остальное, это уже дело семейное и мы с удовольствием нырнули в этот мир и наслаждались им около часа, потом мы с Настей умерили порывы и дали Русе отдохнуть и страшный самум налетел только утром. Настя его ждала каждый раз с некоторой опаской, но, попав в эту стихию, уже не желала ничего иного, в такие минуты во мне поднималась совершенно неуправляемая утробная ревность и я редко удерживалась, чтобы не коснуться того или другого любимого существа.
  Мы пробыли в этой горнице ещё два дня и он нас никуда не выпускал. Мы мылись в русской печи все вместе при свече и Руся учил настоящей жизни и непреходящим ценностям, я внимала и им и ему с удовольствием влюблённой женщины и в эти минуты забывала обо всём кроме него и нас. Эта жизнь, и в печи в том числе, мне казалась вполне приемлемой, лишь бы не разлучаться с ними. Он говорил, что даже секта такая есть, вроде старообрядческой, они печи делают с большими и высокими сводами, чтобы стоять в полный рост. В нашей можно было сидеть, там стульчики были такие с обивкой из войлока, очень удобно и вообще всё это впечатляет под завязку. Сам процесс мытья в обществе любимого существа - обалденное состояние, ничего подобного ни я ни Настя никогда не испытывали. А в печи - вам этого не понять!
  За всё это время мы ни разу не услышали звука радио, не раскрыли газет или журналов и только общались друг с другом на том языке, который предложил Руся. Он всё знал и умел, мы у него выучились запекать в печи макароны с творогом, делать сдобу, топлёное молоко, особую картошку с грибами и сметаной, обалденные блины и прочее.
  - Вот бы моих сюда! - вздохнула как-то Настя о своих детях. И я решила, что пора вернуться к ценностям иного плана. У нас были дети, у детей должны быть любящие и всё понимающие родители и ещё у сего сообщества любителей вкуснятины должен быть дом. Вот это и стало темой нашей очередной игры. Я эту школу прошла в полной мере и изо всех сил поддерживала намерения Насти решать всё это, как и в эротической игре. Такой научно-практический семинар Русе понравился и он с удовольствием решал задачки, которые мы ему подкидывали: я в роли юной леди, а Настя в роли своего сына. Наедине мы его с этими задачками надолго не оставляли, а лишь давали прочувствовать сложность этой роли, когда нужно ответить сразу же и не теряя лица.
  - Сложно? - спросила Настя, не вынеся его мук по усмирению запросов капризной дочери.
  - Угу! - согласился он, хотя в собственных сюжетах решал задачи очень и очень непростые. Но эти казались совершенно другими и запаса его знаний и опыта явно нехватало, как сказал бы Игорь - неполная база данных! Считалось, что весь мой опыт - это дети Инны и Насти, то есть, тоже не ахти что, поэтому я и не задавалась.
  После тщательного туалета без косметики Руся достал из чулана зимнюю одежду и пимы и мы отправились на прогулку.
  Оказалось, что в нашей деревне пять домов, а живут тольков в двух, тот, где обитали мы, его знакомые использовали как дачу. Во дворе виднелся сруб колодца, небольшой огород с садом и рукой подать до леса. Солнце ещё только пробиралось сквозь примороженную туманную дымку, но верхушки деревьев уже заискрились в его лучах. Это было зрелище!!! И мы, не сговариваясь, замерли, наблюдая и восхищаясь. Когда солнце выбралось из-за верхушек деревьев на восточном краю деревни и осветило лес в полной мере, мы уже адаптировались и могли без дичи в глазах смотреть под ноги и обходить сугробы. Снега в общем было ещё немного, но местами намело и там недолго увязнуть.
  Мы сумели по не очень заметенным местам пробраться под крышу бора, там снега оказалось ещё меньше и можно свободно бродить, не боясь увязнуть или провалиться в яму, все они ещё как-то просматривались и угадывались. Но особым было другое - запах! Он был просто обалденным и мы смотрели и дышали, дышали и упивались свежестью и ароматом, стараясь не ронять лишних слов, чтобы не нарушить удивительно очарования. Мы, ведомые чем-то внутренним, углубились в лес и потихоньку пробирались между кустов, обходя коряги и поваленные деревья, лесников в этих краях не водилось и мы видели, что это настоящий лес, а не стилизованная парковая зона, как на Лосином острове.
  Наши предки когда-то жили здесь и всем этим пользовались, женщины должны хорошо знать силу ягоды и трав и это знание использовать на благо и ради выживания и процветания своего рода. Рода - это тех, кого она родила и выпестовала. Отрава и приворот для настоящей женщины - то же, что для мужчины меч и лук со стрелами.
  Мне приходилось бывать в подобных местах и общаться с их обитателями, Каминская тоже выросла недалеко от моей малой родины и я не опасалась выдать себя словом, замечанием, движением или чем-то иным, обнажающим родство со всем этим. Заворожённая Настя оказалась в плену глубоких эмоций и ничего вокруг не видела. Мы с Русей переглянулись и уже прикидывали, что с ней сделать. Он считал меня сообщницей. С другой же стороны, я высчитывала, на каком шаге я с Насти перекинусь на Русю и как сделать, чтобы Настя не пропустила этот момент. Я остановилась у рябины и залюбовалась яркими гроздьями промороженных оранжево-красных ягод, когда Настя подошла поближе, я тряхнула ствол и снежный ком свалился на неё. Она взвизгнула и отпрянула в сторону, укрываясь и одновременно отряхиваясь от лёгкого и пушистого снега. Руся воспользовался её временной незрячестью и подтолкнул к кусту шиповника, она укололась и рванулась в другую сторону, к Русе. Тут я и сбила его с ног.
  - Настя, мучим его, помогай! - она мигом сообразила и началась возня в снегу. Разгорячённые борьбой с мужчиной, мы потеряли шали, варежки, трещали пуговицы на шубах, но Русю одолели и уложили в снег. В этой куче-мала первой опомнилась Настя и впилась в губы прекрасного в эти мгновения мужчины и стала его целовать. Она потеряла валенок, шуба распахнулась настежь, обнажив льняную нижнюю одежду, волосы вырвались на свободу и широким покрывалом накрыли обоих. В конце концов она отбросила и второй валенок, который еле держался на ноге, и забралась на него с ногами, не отрываясь от губ. Он осторожно ворочался под ней, боясь сделать неосторожное движение. А она уже расстёгивала его шубу, намереваясь оголить и начистить снегом. Чулки без подвязок сползали с её ног и она отбросила ненужную обузу, потом со страшным вздохом сожаления оторвалась от его губ и уже босиком стала добивать нашего мужа. Но уже с моей помощью.
  Я любовалась подругой и поразилась её отваге, решимости и сноровке. Таких кадров в фильмах никто не снимал, рафинированные восторги Клаудии Кардинале в одном из лучших про Нобеля, где она в песцовой шубе лежит на белом снегу и принимает восторги русского актёра Марцевича, по сравнению со зрелищем Руслана и Насти выглядели школярским этюдом.
  - Всё! Сдаюсь! - поднял руки счастливый муж, когда и лицо и грудь его горели от сухого снега. Он поднялся сам и усадил на колени разгорячённую Настю, укрыв её голые ноги своей шубой. А я стала искать в снегу и на ветках разбросанные предметы одежды. Когда всё это собралось вместе, я чуть не заплакала от досады: они целовались! И опустилась в снег. На этом пиру чувств я была лишней.
  Пары секунд, чтобы остыть, мне хватило, я подошла к ним, выложила настины вещи и побрела из лесу.
  Я вышла на опушку, постепенно успокаиваясь и уговаривая не мучить себя понапрасну, но получалось очень тяжело: зрелище мужчины и женщины, занятых нежным созерцанием друг друга, исключало присутствие посторонних. И ею оказалась я.
  Сзади раздался скрип снега и чьё-то дыхание.
  - Поворачиваться или нет? - думала я, досада переросла в обиду, откуда-то вынырнула неприкаянность, слёзы застряли в горле, но я повернулась, наступив гордости на самое больное место. Всё же я её любила по-настоящему, а обида - это так, преходяще.
  Меня догоняла Настя, она была босиком и без шубы.
  - Прости, Аннушка, прости! - только и сказала она, силы её оставили и она упала подле меня.
  - Простынешь, глупая! - вырвалось у меня и в просвете кустов и деревьев я увидела Русю, который нёс её одежду, тоже босой и в рубашке нараспашку. И всё же она успела вернуть мою веру в нашу общность.
  - Я увлеклась, он и в самом деле бог! Прости!
  И я вытравила из себя сомнения. Глаза Насти в этом убедили, он неотразим, она не устояла. И вообще, выйдя за него замуж, она стала плавно перетекать в мой ритм, повадки и ценности. Отбить мужчину у Каминской - это сидело в ней давно, где-то в подсознании верша планы и подталкивая к шагам, ранее несвойственные ей. И вот это вырвалось на свободу.
  Я вдруг сообразила, что мы стали ещё ближе: он, она и я. Я сбросила шубу, сняла пимы и подняла Настю.
  - Догоняй! - крикнула я Русе и мы с нею побежали домой. Холода я даже не почувствовала, а тепло Настиной руки придавало уверенность и силы.
  Потом мы попали под патронаж Руси и в его руках стали алыми и чистыми, как столбовые дворянки. Через пару часов уже лепили вареники с творогом, ягодой и яблоками и готовили праздничный ужин. За столом мы были чуточку нарядными и после небольшой дозы спиртного деревенский пир превратился в светский ужин во дворце Дожей. И мужчине пришлось постараться, чтобы ублажить дам. Но он это сумел, легко прочувствовав каждую из жён. Собственно, мы и не очень капризничали, так, самую малость, чтобы не зазнавался и не терял форму. Среди прочих светских тем, мы обсудили и дальнейшее житьё. Как нам, таким разным, соединить свои вселенные без ущерба для них? Дети Насти были краеугольными главами и имели собственный суверенитет. Если Руся мамин муж - это нормально и понятно им. А вот, когда и тётя Аня спит с ними в одной постели - это детскому уму постичь непросто. Да и взрослые не все могли принять. Нам было о чём подумать. Когда стемнело, Руся оставил нас ненадолго и вышел к машине.
  - Что сделаем сегодня? - спросила Настя и я не ощутила в ней ни ущербности, ни извинительности.
  - Что-то особое, небывалое, - отозвалась я.
  - Ты это серьёзно? - заулыбалась она, догадываясь о моём "небывалом".
  - А что? Заодно и проверим, - ответила я и она согласилась, загораясь идеей и предвкушая особенное. И мне захотелось того же ещё сильней.
  - Дамы, - сказал вошедший Руся, - на небе полная луна, светло - обалдеть! Пошли кататься на санках!
  Мы надели подсохшую одежду и отправились на горку. И опять звездой эфира стала Настя. Но я её уже не отпускала и Руся только облизывался. И кое-что придумал, подговорив Настю. Когда она отвлекала моё внимание визгом и восторгом от снежных брызг на крутом спуске, он улучил момент и сунул комок снега мне под юбку. Я ему отплатила на следующем спуске, потом то же досталось Насте и наши соревнования по хитростям и выдумкам продолжались до самого окончания нашей затеи. Я хорошо чувствовала и его и её. Очень хорошо! Роман с Русей, обогатившись дружбой с Настей, обрёл особую окраску и прелесть и вышел из разряда грандиозного любовничества.
  Вернувшись домой, мы попили чаю и объявили Русе своё решение. Он улыбнулся и сказал:
  - И за что мне такое наказание?
  - Почему же, - не согласилась Настя, - это большой плюс в оценке отдельных твоих качеств. С ними всё в порядке - проверено. Но есть и другие, вот этим мы и займёмся.
  Заниматься этим и не держатьь женщину под собой - умеют немногие мужчины. Но Руся и это испытание выдержал с честью, условий не нарушал и уснул у стены. А мы с Настей ушли на кухню.
  - Как он тебе сегодня? - спросила она, глядя на меня, и сама же ответила. - И я тоже! Может вместе родим, а? Он нас прокормит и обиходит, ему нужен этот подвиг, Аннушка, я чую, очень нужен, он хочет этого.
  - Нет, ничего менять не будем, - вздохнула я, - хотя, если честно, то мне так и хочется снять диафрагму!
  Мы оделись и вышли прогуляться. Луна забралась на небо ещё выше и залила серебром всю округу. Где-то вдали светились снежные шапки на деревьях и отсвечивали слегка фиолетовым оттенком. Мы молчали и впитывали увиденное, отдых на пленэре стал незабываемым праздником - природа сыграла роль целительницы.
  - Спать-то будем? - взглянула на меня подруга и я поняла, что нам есть о чём помолчать и пообщаться на другом языке. Мы прогулялись вокруг деревни, вышли по дороге за околицу и будто попали в другую вселенную, холодную и вечную. Когда холод стал пробираться под одежду, мы вернулись в избу и беседовали у самовара, проникаясь бытом наших предков. Спали немножко и неглубоко, согреваясь друг от друга. Настиной ночнушки опять не было. Расставаться с эдемом не хотелось совсем.
  Утром мы переоделись в привычную одежду и стали изысканными леди, следующими на большой приём, при нас были драгоценности, уйма всего для приворота и порчи и отличное настроение. Я с Настей сидела сзади, а Руся был нашим ангелом-хранителем за рулём моего "мерса". Я чуяла Настю всем своим существом и благодарила Каминскую за такой подарок, Настя же, изредко поглядывая на меня, покачивала головой, что-то вспоминала и тоже улыбалась. Вот мы подъехали к моему дому и я увидела русин "Порш".
  - Иди ко мне! - сказала я и он это сделал, я взяла его на глазах у Насти и мгновенно разобрала на части. Руся после этого даже не шевельнулся - без сил, без слов, без чувств. Настя понимающе улыбалась, дождалась отрезвления мужа и они отправились к его машине. Их ждали дети, наши дети.
  Дома я увидела записку Жанны с перечнем звонков и просьб за время моего отсутствия. Моя родня была вся в бегах и будет к вечеру. Сегодня у меня Гертруда в "Гамлете", эта непростая женщина с сильными инстинктами и небольшим умом. Я пыталась обозначить лишь самые признаки того, что она догадывается о главной причине драмы своего сына, поскольку стала женой убийцы своего мужа. Эта мрачная тайна смерти моего первого мужа и загадочность вокруг сына, привитая постановщиком спектаклю, была полностью в стиле Шекспира. Сегодня, испытав невиданную ревность к Насте, я поняла в Гертруде кое-что новое. Я отключила всё и стала входить в то время, тот дух, платье без белья, чулки без пояса, прокладки из хлопка, мужчины без шарма, но с гипертрофированной эрекцией и полным отсутствием чувства взаимопонимания. Там было всё просто. Надо только ждать.
  Около пяти я стала собираться, в шесть сидела у зеркала, гримёрша накладывала на меня пласты королевской маски, а костюмерша, мама Жанны, оглядывала на манекене платье королевы, я что-то советовала и она тут же исполняла.
  Обычный спектакль, обычная процедура, я в этой роли к зрителям выходила уже двенадцатый раз. И я им нравилась, мне аплодировали только при появлении, как бы почтительно осведомляясь о моём здравии и приветствуя виртуальное величие. Я играла и уходила, возвращалась и меня встречали зрители, я выдавала свои реплики, играла чувства обманувшейся женщины черно-белой сверхконкрастной графикой положения на сцене и своей фигуры, которая мне самой уже казалась королевской. Потом был занавес, толчея у гримёрки, суровый пожарник, удалявший слишком настойчивых - всё как всегда. Я дождалась тишины и ушла одной из последних.
  О том, что я вернусь домой сегодня, не знал никто. Я исчезла и все терзались в догадках, Руслан всё сохранил в глубокой тайне.
  И вот я пришла. Ярче и громче это обозначила Жанна, не так экзальтированно, но не менее чувственно - Лена, а гости даже не знали, как им быть. На всякий случай деликатно обрадовались и изложили итоги своих странствий по кабинетам и приёмным. Наталья сказала, что всё случилось именно так, как я и предполагала. Но они всё же были моей роднёй и я, конечно же, не могла явить им себя той стервой, которую разыграла перед матерью.
  - Вот что, мои дорогие, - обратилась я к ним, - примите решение, стоит ли девочке в эти годы отрываться от дома. Это будет уход навсегда! Ты, - я обратилась к юной племяннице, - станешь машиной, которую настроили только на музыку. Все будут ходить на каток, дискотеки, свидания, а ты ежедневно долбить прелюды Шумана и сонаты Генделя. А потом будут только концерты и репетиции, но в солистки тебе не пробиться, у нас у всех вместе таких денег нет, чтобы помочь тебе. И будешь ты играть в слабеньких ансамблях, подрабатывать на записях, маяться от бардака этого мира и жалеть о том времени, когда ты в охотку и с большим удовольствием играла для друзей и близких.
  - Твоё ли это? - спросила я у девочки, которая к самостоятельной жизни ещё не годилась.
   Они о том, что я им расписала ещё в день приезда, раньше и не думали и сейчас готовы согласиться со мной, поскольку уже кое что постигли и кое в чём убедились. Теперь они опасливо поглядывали за окно, где и торжествовал опасный для юного дарования мир.
  - Это главное, что вам надо решить, - сказала я, - если это вас устраивает, то подобрать девочке комнату и прочее я помогу, можно и у меня пожить, если ездить на уроки недалеко и ей это подойдёт. Остальное, Наталья, это твои заботы. - Думайте!
  Утром они тепло со всеми распрощались, внизу их ждало такси, чтобы увезти на вокзал, поезд был через час, с билетами свободно. Московские гостинцы от Каминской занимали места лишь чуть поменьше, чем коробки из Арзамаса с "фармахимом". В глазах сестры я увидела и понимание и благодарность. Я была честна и правдива во всём, она лишилась иллюзий и это тоже хорошо.
  - Мы приедем через год или два, когда дозреем и всё осознаем, - сказала она. Я притянула сестру к себе и тихо посоветовала:
  - Если Лиза приедет в Москву целкой, то её жизнь здесь сладкой не покажется. Лучше, если всё это она переживёт с тобой, не торопись, пусть она вырастет. Мы что-нибудь придумаем, свои, чай, не чужие! - и улыбнулась, чуть введя в соблазн, самую малость, чтоб уловила, кто она и от чего так долго отказывалась. Мои девочки ей тому были живым напоминанием.
  Расстались мы настоящими близкими и Лена с Жанной это с долей ревности отметили тут же. Дочь от меня тоже надышалась, думаю, этот год пройдёт так, как они и хотели.
   Стрингер
  
  После суеты, связанной с обеими премьерами, как-то неожиданно стало тихо. Размеренный ритм работы над следующими проектами убаюкивал и давал иллюзию покоя и благоденствия. Наша фирма уже числилась в государственных реестрах, мы ворочали громадными деньгами, но с выбором офиса не торопились и работали пока по домам. Обещанный в мэрии офис уже был выделен и вот-вот всё должно решиться. Седьмого декабря нам, наконец-то, дали ключи от четырёхкомнатных апартаментов, где когда-то сидело высокое союзное начальство. Теперь там здание префектуры, оно находилось не очень далеко от моего дома. Аренда всего этого богатства вместе с мебелью, телефоном, факсом и компьтерами стоила подороже, чем с телефоном и голыми стенами, но мы решили, что потянем эту сумму и тут же назначили новоселье. Лена и Нина очень пристально и придирчиво осмотрели всё и, повздыхав и поохав, признали, что для начала сойдёт, они видали конторы и получше. Особенно, Лена. Настя же с Татьяной были менее строги и просто радовались, что имеют свой угол, где денежку зарабатывают сами, а не получают милостыню за послушание.
  В самый разгар веселья пришёл Руслан, он был в смокинге и вообще на уровне, визит ко мне в открытую был одним из первых и дамы сделали стойку, особенно юрист. Не менее рад и польщён гостем и наш продюсер. Но его мы озадачили одним проектом ещё накануне и он, чуточку покупавшись в атмосфере маленького корпоративного пикничка, уехал по делам, справедливо полагая, что сие не последняя наша пирушка. После дежурных и светских объятий и приветствий Руслан торжественно, будто верительные грамоты или важный межгосударственный договор вручил мне папку.
  - Вот вам на новоселье, презент, пользуйтесь!
  Я тут же раскрыла её, там была пьеса под названием "Стрингер". По аннотации я угадала, что всё это про Каминскую. Ту, что была три года назад. На меня смотрели и я вкратце передала смысл вещи. Подарок был ко времени и к месту. Это я усвоила, пересказывая содержание аннотации коллегам. Я чувствовала его взгляд и не поднимала глаз, боясь себя обнаружить, поскольку он обо мне многое знал по повадкам и вазомоторике Каминской, а они у нас были на удивление схожими, я искала свой ответ в режиме "оn line".
  Он не ожидал атаки, я его свалила на диван и он только там сумел овладеть инициативой. Отбив первую атаку, он поднялся со мной на руках и закружил по комнате. Восторженный визг известил строгое здание, что женщины и чувственность неразделимы.
  - Может, мы пока покурим в рекреации? - напомнила о себе и других Настя и я, в последний раз затянувшись Русланом, опустилась на землю. По тому, как он общался со мной и Настей, остальные поняли, что он женат на обеих. Татьяна не ревновала, но против гарема из трёх жён возражать бы не стала. Более того, могла прихватить с собой парочку мужей. Нине Руслан приглянулся, но не более, а Лена дала понять уже давно, что это не её поле.
  Когда мы уже хорошо расслабились, я спросила:
  - Долго этот прекрасный опус лежал в столе?
  - Больше двух лет.
  - Как и "Пир победителей" Стриндберга, - подумала я.
  - И ты всё это время прятал такое чудо, никому не показывая?
  - Тогда бы ты растоптала меня, - вздохнул он и я стала приходить в себя. Ещё один скелетик, на этот раз двухлетней давности, выскользнул из шкафа и с любопытством смотрел на меня. Пьеса про Каминскую, а подарил он её мне - Неустроевой. Каминская указала на дверь и перешла на язык физиологии, они изредка встречались, но уже два года ни о чём серьёзном не говорили и он не рискнул даже в знак примирения сделать этот жест. Она выпивала мужчину досуха и уходила - вот что я расшифровала из тех файлов в папке про всех.
  Я спихнула этот костистый призрак в шахту лифта и прошептала Руслану:
  - Пока спасибо, остальное потом! - он только кивнул, но я уловила, как ему хотелось остаться наедине. Я не смогла одолеть любопытства, подтолкнула Русю к своим, а сама углубилась в изучение подарка.
  Это была пьеса, написанная живым языком, с диалогами, которые хотелось слушать, затаив дыхание. Героиня была журналистом в крупном издании и специализировалась на скандальных разоблачениях. Однажды она вела очередное расследование и влюбилась в объект собственной работы с целью обличения и разоблачения. Он оказался опытным политиком старой закваски, который, якобы будучи не у дел, вертел всеми действующими правительствами, как безропотными куклами. Он оказался настолько интересной и яркой личностью, что она забыла о профессиональном долге и стала его рабой. У него была любовница - умная, мудрая и интересная женщина и секретарша - тайная лесби, которая прикрывалась шефом, как щитом. И он это знал. Кроме того, в пьесе значимые роли принадлежали ещё двум женским персонажам и трём мужским. Как я поняла, для Насти и Татьяны изначально предназначались роли соответственно умной любовницы и юной секретарши, в одной из мужских ролей я опознала место для Димы, ещё одна женская роль была бы хороша для Нади Лефортовой - ставить это чудо должен кто-то молодой и непризнанный. Разобравшись в общих чертах с подарком, я вернулась к Руслану и сказала всем:
  - Милые подружки! То, что он принёс нам на блюдечке с золотой каёмочкой, больше чем ключи от квартиры с тремя рублями в комоде - это целое состояние! Цены этому подарку нет, поверьте - это шедевр! Есть только один способ выразить нашу признательность. Настя, ты согласна?
  - Разумеется, леди, - кивнула любимая жена и подруга, затем высказались так же одобрительно и остальные коллеги.
  Руслан был счастлив, что вышло так здорово и поставил себе высший балл за выдержку и терпение.
  Мы устроили в его берлоге пирушку и выглядела на ней я счастливой невестой, нашедшей долгожданную половинку. Когда на следующий день мы, едва живые, уходили из его дома, он улучил минуту и притянул меня к себе:
  - Спасибо, Аннушка, это был достойный праздник. Теперь у тебя передо мной ни долгов, ни просроченных обязательств.
  - А у тебя? - ответила я, понимая, о чём он. Это я сказала зря, он схватил меня и я с удовольствием отдалась его неистовым и таким желанным ласкам. Время остановилось и я бы осталась у него навечно, если бы не Настя:
  - Анюта, отпусти мужчину, на нём и так уже лица нет, потом, Анюта, потом! - и буквально растащила нас. Я совершенно обессилела и она, укоризненно, но как!, поглядывая на Русю, собирала и одевала меня.
  Лена и Нина нас встретили молча и чуть настороженно, а дама-юрист очень даже добродушно, почти что по трезвому одобрительно качнула головой. За эти сутки она себя показала достойно и старалась не выпадать из обоймы. По пути в офис я частично отошла, но весь день у меня был окрашен в розовые тона.
  Вечером Жанна встретила нас ворчливо и укоризненно, пока не сообразила, что взяла не ту ноту. Этой ночью мы читали и обсуждали пьесу. С нами были Настя, Надя, Татьяна, Дима и Нина. Общее мнение:
  - Класс!
  Дима читал текст, уже воображая себя в роли опального политика и осматривался и обживался в роли, будто в новом прекрасно сшитом костюме.
  - Писано будто под меня! -предположил он, я же знала это наверняка, но только легкомысленно кивнула, вслушиваясь в суть текста. Передо мной была Надя, она впервые играла со мной рядом и такую классную пьесу, где и ролей-то проходных не было, все с изюминкой, будто костюм на заказ. Смелости и напора в ней заметно поубавилось, она видела, что соперничать придётся не только со мной, но и со всеми другими актёрами, а такое в этом цеху не приветствуют.
  - Твори, Надюша, и пробуй, это твой шанс! - сказала я ей и она благодарно улыбнулась: это не подачка, а именно шанс и она его реализует.
  Потом мы стали перебирать имена постановщиков. Очень придирчиво и принципиально. Я следила за Ниной и Леной, они многого в аргументах спорщиков не знали, но слушали и пытались перевести предмет обсуждения на свой уровень понимания и дать оценку этому эмоциональному разговору. Фамилия постановщика Коли Мордвинова, который в ТЮЗе из "Ревизора" сделал конфетку, закрыла ярмарку кандидатов.
  - Ты разве не помнишь его? Он всё время вертелся рядом с тобой, когда был помощником при постановке "Вишнёвого сада"? - укоризненно "напомнила" Татьяна эпизод трёхлетней давности.
  - Конечно, - ответила я, - они только и делают, что держат спину, чадят мужским парфюмом и советуют. Я их вообще не слышу, а киваю, чтобы не нервничали, разве ты делаешь не так? - поддела я её. Она кивнула и отстала.
   Когда с деловыми разговорами всё закончилось и мы с Настей остались одни, она сказала:
  - Вон сколько всего наворочали за эти три месяца и всё висит на тебе. Убери хоть одну подпорку, замени кем-то другим и всё рухнет тут же! Руслан твой, идеи твои, двигаешь их тоже в основном ты, Аннушка, я боюсь - если с тобой что-то случится, тогда всё!
  - Перестань, - остудила я порыв, который по мере углубления в прошлое мог выявить очередные шкафы со скелетами, - каждая из нас делает то, что у неё получается лучше. Так было всегда.
  Дальше мы перешли к самой актуальной теме для нас обеих: ребёнке от Руси. Мы понимали, что такой настрой упускать нельзя и лучше это сделать уже сейчас. Мы уже знали, что в сентябре у нас будет прибавление. По разным раскладам получалось, что будет девочка. В том числе и из-за графиков и биоритмов у обоих.
  - А если двойня, что тогда? - забеспокоилась было Настя, но я её быстро урезонила и мы отправились к нему домой. Я решила не мешать и с интересом наблюдала, как мои самые близкие устраивают наше совместное будущее. Это было и увлекательно и до боли упоительно.
  - Опоили, околдовали, - говорил он.
  - А то, мы же колдуньи, - отвечала я, подкладывая им лучшие кусочки. Настя счастливо и чуть оглушено улыбалась, а Руслан блаженствовал: такого в его жизни не было никогда. Я это задумала, мне и выполнять.
  - А про мою репутацию, арестованные счета, бывшую жену с собаками и судебными исполнителями, вы, надеюсь, тоже знаете? - спросил он после очередного тезиса о нашем будущем.
  - Да, Руся, знаем, - поддакнули две ведьмы, - и про очередь из дам, чтобы попасть вот под этот балдахин, тоже.
  - Зачем я вам? - он уже поднялся, надел мой халат и влез одним пальцем в Настины шлёпанцы. Мы переглянулись и сыграли этюд из Стринберга. Этого он ещё не видел.
  - Ещё! - только и смог он сказать, ошеломлённый увиденным. И мы спросили:
  - А что нам за это будет?
  - Что захотите: хоть душу, хоть вот этот чертог!
   И мы сыграли. А он смог дать достойный ответ.
  
  Через день вечером мы с Русланом остались в очередной раз у Насти и встретились на кухне с её родителями. Они и раньше вежливо здоровались с нами и вели светские беседы о погоде и прочем нейтральном и безопасном. Но я считала себя вправе кое что замечать им и о детях Насти, не особенно утруждаясь тоном, зная наверняка, что Каминская их вообще не жаловала.
  На этот раз мы с Русланом решили устроить царский ужин и пригласить всю семью. Родители с удовольствием приняли пальмовую ветвь, о конце конфронтации с Настей и Инной они уже знали, стали свидетелями ответных движений дочерей и готовы последовать их примеру, Настя об этом сказала накануне. Да и Руслан в доме давно перестал быть гостем.
  Поскольку моя репутация предполагала твёрдый тон и независимость во всём, то это касалось и всего, мне принадлежащего. И разговоры велись в основном вокруг театра, не касаясь ни драматургии, ни литературы вообще, хотя лучше Руслана в этой сфере никого не просматривалось. О том, кто он для Насти, она сообщила давно и её афронт мужу был озвучен тут же и без купюр, они с Инной обошли вниманием лишь деталь - шабаш ведьм. Мама приняла сторону дочери, отец к ней присоединился, понимая вторичность этого приживалы в доме и признался, что в качестве зятя лучше иметь правдолюбца с принципами, чем беспринципного слизняка. Таким образом, Руслан явился на территорию, уже расчищенную от обломков прежнего мужа Насти. Но это ещё ничего не значило: они намерены к нему присмотреться. Я внутренне улыбалась их наивности. Лишь дети были в неведении о том, где папа, он и раньше уезжал надолго, так что этот раз мало отличался от прежних, когда Настя просто удаляла его от своего тела и он вынужден сохранять лицо. От былых семейных язв осталось лишь то, что принадлежало Инне, Настя же полностью очистилась и совершенно преобразилась.
  Итак, мы в столовой, полтора десятка стульев, приборы, чинные дети, одетые в парадную форму взрослые и чуть-чуть барственная одежда родителей, хозяев этого дома. Говорить можно обо всём, кроме мужа Насти и её нового положения. Руслан очень постарался, его восточное меню понравилось и раскрыло общество для общения, посыпались вопросы. И хозяева дома узнали, что он прилично знает Восток, поскольку бывал там неоднократно и в разное время, кое-что привёз оттуда, что-то запомнил. Паранджа, верблюды, моджахеды, сунниты-шииты и прочее, об этом говорили и он умело и с юмором отвечал, никак себя не выпячивая и ни над кем не посмеиваясь, просто выдавал точные зарисовки или приводил справки.
  Поглядывая за всеми, я отметила, что юная леди Маргарита ревниво косится на двоюродную сестру и как бы даже готова стать наложницей рассказчика, только бы не допустить соперницу в свой огород. Настя в это время откровенно любовалась Русланом и за детьми смотрела вполглаза, юная же леди была очень внимательна ко всем и мне в том числе. Поскольку мы с ней и раньше вели беседы на разные откровенные темы и я учила её уметь видеть и слушать, то в очередной момент, когда она погружалась в жертву моих интересов, я ей понимающе улыбнулась и подмигнула. Она не потупилась, нет! Она кивнула, как равной и продолжила, как ни в чём ни бывало. Вот так! Скоро ей будет пятнадцать, девочка зреет очень быстро. И умнеет тоже.
  - Пьют ли на Востоке? Говорят, что за это отрубают конечности, сажают в тюрьму, избивают палками!
  Об этом и другом с цитатами, подробностями с тонким юмором и иронизируя над собой и нами, европейцами, Руслан рассказал немало. Юная леди, чтобы избежать вероятного наплыва соперниц, не спускала с него глаз и забыла об изучении подноготной остальных гостей и хозяев за столом. Однако и другие леди любили сладкое и имели что предложить взамен.
  Выпитое добавило тепла и непосредственности всем и дети с удовольствием расслабились, освободившись от надзора взрослых. Настя решила, что её запредельный статус позволяет многое и выдала восточный танец, где женщина танцует сначала в парандже, а по ходу избавляется от неё и части одежды, оставаясь в обычной европейской. Думаю, что Руслан её такую и не предполагал, я видела его глаза, отметила, как это оценили другие и как испортилось настроение у юной леди, когда она поняла, что сердце этого мужчины полностью занято.
  Застолье рассыпалось на отдельные ручейки и диалоги и Руслан оказался во владениях родителей Насти. Их интересовало его отношение к семье, детям, жене, устройству дома и прочих деталях в ячейке цивилизованного общества. Он был честен и интересен и юная леди внимания и пиетета не изображала, слушая изложение конструкции его собственной ячейки. Она ей очень импонировала, поскольку место для неё там было чётко прописано. Юная леди уже догадывалась, что из этой командировки папа не вернётся никогда, понимала значение фигур умолчания и вполне сносно переводила их на свой язык. Как она потом мне изложила в виде уточняющих вопросов, положение в их семье следующее: Руслан хочет взять маму замуж и мама не против, вместе с ней он берёт и всё, что причитается, то есть и её с братом, они обустроят новый дом, мама родит ему детей и временно оставит театр, но будет заниматься делами театральной фирмы, которую они учредили вместе с тётей Аней Каминской. Некоторых вещей она не поняла, но они, на её взгляд, были неважными. В общем, она всё усвоила верно и я ей поставила зачёт по семейному строительству.
  Вскоре детей отправили спать и разговоры взрослых перешли на следующий уровень значимости. Конкретно о детях, их обучении в тех же качественных условиях и дальнейшем их росте. Всё это Руслан изложил и растолковал. Отцу идея понравилась, он различал уважение к нему, как к мужчине, от идейных споров о направлении развития театра и драматургии. Мужчина, любящий его дочь, перевешивал остальное. Кроме того, он забирал её из родительского дома и создавал собственный. Этот аргумент для него стал окончательным и он забыл о прежнем муже-примаке, уже косо поглядывая на такого же мужа младшей дочери. Если раньше это как-то не было заметно, то с появлением Руслана всё стало на свои места.
  Мама намекнула на лёгкую дымку ветрености у дочери, женские слабости и прочее, имея в виду любовников по всей Европе. Руся улыбнулся и осторожно оглянулся по сторонам, потом склонился к леди, которая ещё имела любовников гораздо моложе себя и вполне владела предметом обсуждения. На них сейчас никто не смотрел и он взял её руку, она настороженно взглянула на него и, немножко помедлила, собираясь с мыслями и ещё чем-то более низменным, после чего отдалась его воле. А Руся определил эту нежную ручку, пестовавшую когда-то его гражданскую жену, туда, где находится его могущество. Оно давно рвалось наружу, поскольку Настя тайком заводила и возбуждала. Ей это нравилось, она многое постигла и узнала его настолько, чтобы не потерять тяги к нему никогда.
  И вот туда же попала мамина рука и в полной мере всё это ощутила, у неё даже дыхание остановилось, когда она это осознала. Тридцатипятилетний Ника, её массажист, новому зятю и в подмётки не годился. А ведь Ника выдержал небывалый конкурс и проходил в эксклюзивные салоны по самому требовательному кастингу.
  - Настя такая нежная и хрупкая, - потрясённая, она едва слышно прошептала, - как это в ней разместится? Она не может с этим совладать, это немыслимо!
  - А ведь вам, леди, он очень понравился, - отметила я для себя, - вы даже руку убирать не торопились, вон как глаза потемнели, да и реснички стали влажными - это от волнения! Обычного волнения женщины при виде достойного мужчины. А внизу у вас и вообще потоп, сударыня! Пора менять прокладки.
  - Я же люблю её, а что ещё в таких случаях нужно? - заметил Руся, отпуская её руку на свободу. - Вы женщина и понимаете, что нужно и необходимо, а без чего можно обойтись вполне. Две самые необходимые вещи у неё есть - остальное приложится.
  Уходить от такого величия мужчины не хочется даже женщине без углублённой генеалогии, но у Эльвины Леопольдовны это дерево было затейливым и глубокими корнями. Тяга к высшему у неё была врождённой и эти качества полностью перетекли к дочерям. Совпадению же мощного мужского начала с интеллектом Руси она была рада не менее дочери. Её дыхание долго не могло успокоиться, она откровенно и по бабьи завидовала дочери. Я это прочитала, да и Настя про свою маму знала достаточно, чтобы не питать иллюзий. Лишь Инна не завидовала сестре, а радовалась, надеясь, что она вытащит и её из этого болота, куда она увязла по собственной глупости и настоянию родителей. Мама же ещё долго оглядывалась в его сторону, оценивая и его самого и удачу, выпавшую на долю старшей дочери. По тому, как Руслан извинительно ознакомил её со своими данными и никуда не подглядывал, она догадалась и об остальных его достоинствах.
  - Антону надо бы куда-то исчезнуть, испариться, - подумала я, глядя на Инну и её нескрываемое презрение мужу. Мужчине со стороны вполне приличному и совсем не глупому.
   Потом дамы устроили танцы и нас проверили по всем статьям, то есть, меня и Русю. Меня проверял папа, а Русю мама и Инна. Кажется, и здесь сбоев не произошло. Мама отметила, что Руся вполне светский мужчина и сказала об этом мужу, а муж заполучил меня на тур вальса и постарался замолить грехи. Я пришла в этот мир вместо Каминской, уставшей воевать, и приняла его покаяние.
  В общем и целом Руся тест прошёл успешно и Настя сильно прибавила в уверенности в себе. К моему удивлению и Инна повеселела и, сменив прохладу на мартовскую оттепель, стала кокетничать с мужем, а с Русланом держаться запросто, будто с родным братом. Вскоре ушли родители, чуть позже Инна и за ней остальные. Мы оказались в Настиной спальне и молча смотрели друг на друга: готовились к этому долго, нервничали и боялись неожиданностей, однако всё прошло быстро, легко и без сбоев. Дети тоже вели себя отлично. Особенно юная леди, которая в сказочку про папину командировку не поверила сразу.
  - Я замужем? - спросила нас Настя, счастливая и глупая.
  - А ты как думаешь? - ответил Руслан. Она, прильнув к нему, сказала:
  - Мне всё равно: кто я и что я! Мне безразлично мнение обо мне всего мира, я хочу знать одно: ты меня любишь?
  - Да!
  - Остальное неважно!
  Я внимательно слушала эти и другие их фразы и находила, что они непохожи на тех, кого я знала. Она, верная мне до невозможности, с ним была совершенно другой. Он, пивший меня без меры и даривший себя во сто крат щедрее и сильнее, с ней тоже был приятным незнакомцем. И я решила ответить тем же - я потихоньку оставила их вдвоём, чуя каждую клеточку и Насти и Руслана. Я решила, что будет лучше, если мы его побережём, так хищно поедать любимого мужчину могут только скорпионы и паучихи. Настя всё это поймёт сама и я в этом была уверена.
  
  Лена не спала, она работала с копьютером и мне обрадовалась:
  - Я думала, ты уже не придёшь! Хочешь перекусить? - и, не дождавшись ответа, просто чуя моё состояние, отправилась на кухню. Я сняла наряд светской женщины и в тонком халате отправилась в ванную. Когда уже заканчивала, вошла Лена:
  - Можно к тебе? - я кивнула и мы бережно очистили тела от грязи, тины и смуты.
  - Как прошло? - спросила она и я все рассказала, без утайки и купюр. И о детях, и о родителях, и об Инне с её мужем.
  - Ты думаешь это у вас надолго? - спросила она и я почуяла ревность ко всему миру.
  - На всю оставшуюся жизнь. Я в этом уверена. У нас есть фундамент - Руся, остальное к нему приладится и потом не отлипнет.
  - А прежняя семья?
  - Пришло время её окоротить. Ему это не с руки, придётся нам, женщинам. Нас ведь двое, жён, двое! Осилим мы это, Лена, осилим!
  Мы управились с поздним ужином и даже удивились аппетиту. Я сразу же взвесилась и обмерила свои стандарты - в норме, даже полкило минус, несмотря на плотный ужин. Мы о чём-то беседовали, но меня не оставляла мысль, что сейчас меня с ними нет и это мне сильно, ну до безумия не по душе, я их ревновала и мне было стыдно в этом признаться. Рядом же была умная девочка, она многое понимала без слов. И сейчас она, кажется, прочитала моё состояние. И мгновенно ответила.
  Я увидела чуть вздувшиеся ноздри и сбитое дыхание, она не просто работала допоздна, она ждала меня и тоже ревновала ко всему миру. Все мы одинаковы, только по разному умеем притворяться: я получше, она похуже. Ночью я проснулась от того, что телефон, звякнув разок, тут же затих. Я повернулась на другой бок и опять уснула. Но вскоре меня разбудила Лена:
  - Это Татьяна, по-моему, она не в себе, я уговаривала потерпеть до утра, но она ни в какую.
  - Ты что, эти полчаса с ней и проговорила? - вспомнила я про одиночное "блям" телефона.
  - Да!
  - Алло, Татьяна, я слушаю, - сказала я и стала разглядывать натуральную блондинку в ночнушке от Армани. Очень хороша, ей бы мужчину под стать и семейка получилась бы на заглядение, ну и деток парочку! Она сумеет и остаться красивой и воспитать их.
  Моя Танечка, оказывается, не спала и мучилась сомнениями. На репетиции произошла обычная история и её не поняли. Поскольку Виктора сейчас нет, то и с психотерапией тоже прокол. Я взглянула на светящийся циферблат у тумбочки - три часа. Ужас! Но она моя!
  - Приезжай! - она всхлипнула и опустила трубку. Лена, как я теперь поняла, после нашей беседы так и не уснула. А всё потому, что я, уставшая и расстроенная, не обняла её и не приголубила, ведь ей просто хотелось понежиться. Господи, это так просто и я с ней это делала часто, а тут забыла.
  - Ленка, прости! - сказала я и до приезда Татьяны вернула долги. Она того стоила. Когда обессиленная Ленка стала истекать слезой, я опустилась у её головы. Она молча уткнулась в мои спутанные волосы и вдыхала их запах.
  - Анька, ты прелесть, ты безумная, ты сумасшедшая прелесть! - шептала она, касаясь моей шеи, лаская основание груди и нежась у моей щеки.
  - Теперь уснёшь и не поднимешься до утра? - спросила я.
  - Если вы не разбудите! - устало уронила она, опускаясь на свою постель. Она была самой выдержанной и непритязательной из моих подруг.
  Пришла Татьяна и я узнала, что она после обычной драчки на репетиции, устроила дома дебош, в ответ дочь ей нагрубила, а она в отместку выгнала мужа на диван в столовую. Такое излечивалось святой водой из моего душа. Сверху у самого рассекателя воды я прикрепляла флакончик со средством, которое разбрызгивалось вместе с водой и успокаивало и придавало телу удивительную пластичность, что для женщины лучше всякого наркотика.
  Пришлось мыться во второй раз и теперь уже с другой подругой. Я мыла и массировала её хрупкое тело, заглядывала в эти глаза, удивительные и непонятые простоватым и непритязательным миром и переливала избыток собственных сил в эту вечно паникующую особу. Но таланта в ней было в достатке и он перевешивал все болячки и недостатки. Я это знала наверняка, она же это чувствовала, даже не глядя на меня, а просто находясь рядом. Мы редко говорили о чувствованиях: я научилась читать всё на её лицевых мышцах, а она убедила себя, что я разделяю её главные мысли и устремления. Другого и не требовалось. И вообще, ритуал в нашем общении всё же был, несмотря на разные подноготные. Ритуал - этот наше совместное очищение. Я это нашла в себе и Татьяна с удовольствием переняла.
  Уснули мы мгновенно и разбудила нас Жанна с предложением аристократического завтрака.
  Я позанималась на тренажёре, приняла душ и только после этого Татьяна, счастливая и благодушная, присоединилась к нам. Мои домашние перед театральной элитой не тушевались и с особым терпением лицезрели их фокусы и капризы. Но Татьяна у нас была своей и ей всё прощалось.
  День выдался напряжённым: репетиции, офис, телевидение. Однако всё сложилось так удачно, что я оказалась дома раньше восьми вечера и обалдела: так рано я ещё сюда не являлась. Всё же короткий день своё сыграл и я не чувствовала ни привычной усталости, ни жжения в глазах от софитов. Жанна предупредила, что будет на своей будущей квартире, её нефтяник перед отъездом хотел приложить руки, чтобы ей было легче потом. В таких случаях она оставалась у него. Не успела я осознать собственную свободу, как пришла Лена.
  - Ты и так рано? - удивилась она, но больше в ней было влечения, мы мало бывали наедине и она без милых разговоров и интимных шалостей скучала. Женщине вообще без этого не выжить, современной - особенно.
  - Да, - развела я руками, - сама не ожидала.
  - Ань, мы вдвоём! Когда такое было? - загорелась Лена, выдавая накопившееся и невостребованное. Вот оно - бабье!
  - Что леди хочет этим сказать?
  - Ты устала?
  - Нет! - сказала я истину.
  - Ты в раздрае?
  - Нет! - соврала я.
  - Оттянуться хочешь?
  - Да! - мы с Леной в нашем офисе были смирными и деловыми дамами с кучей бумаг на столе и всегда с обалденными коленками в классических юбках, позволявшими любоваться этой сугубо женской прелестью. В обычных конторах женщины прятались во всякие хламиды и балахоны, лишь бы не доставали и не подглядывали. У нас же всё иначе: что-то показать поярче, да заковыристей было нормой офисной жизни. Нина не была ни монахиней, ни букой в сером рубище, а другие и подавно самовыражаться в одежде считали первейшей обязанностью женщины. Даже наша юридическая дама, глядя на нас, стала появляться, то в юбке "Не-знаю-от-кого", но очень обалденной, то без бюстгалтера, то в укороченной юбочке, чулках на подвязках и с чёрным треугольником напросвет, то ещё в чём-то потрясающем или без очень многого и тоже наотмашь. Татьяна разок даже проверила у неё паспорт - вдруг подменили!
  И ещё немножко о ней. Василина Матвеевна, так она значилась по паспорту, но просила звать её запросто - Лина, так вот эта волшебница в поле законности привела нам кучу собственных клиентов, не очень дорогих, но постоянных и надёжных. Что она делала где-то за пределами нашего офиса, я не знаю, но у нас она была вне критики.
  Мы с Настей и Татьяной бывали в офисе два раза в неделю и в разное время, чтобы оно совпало для всех троих, бывало редко. В такие дни наш постоянный квинтет старался и выглядеть и держаться молодцевато и подтянуто, особо старался поддержать инициативу женщин наш продюсер, единственный мужчина в этом цветничке-серпентарии. В такие дни мы занимались в основном отработкой стратегии и редко текущими мелочами, которые я решала сама и уже научилась это делать без колебаний и особых рассуждений. Когда меня не было на месте, приоритет решений я оставила Нине и Лене по взаимному согласию. Это сняло все вопросы, эти дамы прошли хорошую школу и попусту не спорили.
   В этой коллекции женских прелестей Лена была вне конкуренции, она стояла настолько высоко, что мужики на неё побаивались взглянуть лишний раз, чтобы не обжечься. Такую носила она маску. И уставала от неё. Я это видела, она была рядом со мной ежедневно и не заметить этого нельзя.
  - Куда ты хочешь? - спросила я.
  - Хоть куда, решай сама, а я подстроюсь.
  - Я пойду на панель, а ты что, вторым номером?
  - Не знаю, не знаю, - улыбнулась она, - может и вторым, а может и ...- А!?
  - Станем невидимками? - спросила я, вспомнив свой баскетбол во дворе.
  - Как это? - загорелась Лена. - Очень яркая девушка, ей бы блистать где-то хотя бы периодически, чтоб снимать вот такие стрессы, - подумала я. - А я её держу в четырёх стенах. Моя-то идея заключалась в том, чтобы отдохнуть от внимания к себе и разрядиться физически, чтобы получить заряд бодрости. И я засомневалась.
  - Анюта, ты передумала? - мигом потухло её лицо.
  - Нет, Ленок, нет, просто нам с тобой нужно в разные стороны. Иди одна, я полежу и почитаю.
  - Анечка, ласточка, я хочу с тобой, понимаешь - с то-бой! И хоть куда, - она приблизилась ко мне и, чтобы я не сомневалась, очень чувствительно поцеловала, научилась.
  - Я хочу в бассейн и просто поплавать. Не в сауну, баню и прочее, Ленок, а бассейн и поплавать. Это реально? Хочу лета и воды!
  - Ты и вправду этого хочешь? Это не каприз?
  - Хочу в бассейн! - произнесла я без эмоций и подумала, что такое невозможно, когда хочешь вот так невовремя. Странная у меня дикция сегодня - текст с пометками режиссёрским маркёром сам по себе, а я будто россыпь случайных цифр чуть поодаль. Надо и в самом деле отдохнуть или оттянуться. - Леночка, давай искупаемся в бассейне, а? - пропела я голосом лисы из фильма "Буратино" с В.Басовым в роли Карабаса и М. Санаевой в роли Лисы. В нынешнее московское лето я только однажды сумела искупаться и позагорать как следует, это было с Татьяной.
  - Обычный бассейн, ванна 25 метров, детская спортивная школа, мальчики и девочки, ни ёбарей, ни блядей - такое нас устроит? - некоторое время подумав, спросила она.
  - Конечно: вода, душ, общая раздевалка на сто мест, мальчики слева, девочки справа, - сказала я, как бы мечтая. И она стала звонить, узнавать, уточнять, опять звонить, кого-то искать и вскоре мы ехали на Симферопольский бульвар, расположенный на другом краю Москвы. И, попав туда, разоблачились, чтобы принять душ и после него пофорсить в новых купальниках. У Лены он был вполне приличным в тёмных тонах голубого цвета, мой был вишнёво-красным. В холодной морской воде он имел свойство становиться прозрачным. Я забыла с какой температуры начинается это и всё же надела его, а не другой, светло-голубой, без этих фокусов, чтобы быть с Леной в гармонии тонов.
  Я повыше Лены и в душе изредка над ней подшучивала, поливая сверху вместо шампуня чем-то другим, к примеру, холодным пивом. Она взвизгивала и вылетала оттуда пробкой. На этот раз я в душе с ней не шутила. Мы нырнули в воду и я поняла, что желание бассейна, не каприз, а острая потребность моего организма, то есть скрытый стресс. Вода была такой живой, что мне вскоре стало хорошо и сладко. Мы с Леной плескались на выделенной нам последней дорожке, а на остальных спортивные ребята и девчонки мотали свои "четвертаки" и "полтинники". Немного освоившись и разогревшись, я решила вспомнить юность, подплыла к Лене и исчезла, та повертелась вокруг, выискивая меня где-то в стороне, а я тихонько подобралась и сдёрнула с неё трусики. Когда я вынырнула чуть поодаль, она прошипела, чтобы не привлекать внимания ребят:
  - Анька, отдай! - детки и их тренер Инна Георгиевна на нас и не смотрели, занятые делом. Я засунула её трусики в свой купальник и предложила догнать и отобрать. Лена попробовала, но тут же отстала, поняв, что за мной не угнаться, я вернулась к ней и стала играть. Приласкала её, сделала у-тю-тю-шечку и, пока она хлопала своими роскошными ресницами, сдёрнула с неё и верх купальника. Моя Леночка тут же присела и чуть не заплакала, а ребята, уже отмахавшие свои "полтинники", усекли её настороженные грудки и захихикали, тайком показывая на неё. Я следила за ней: если бы ей игра не понравилась, я бы тут же прекратила. И она проявила характер - поплыла, спокойно и не торопясь, ко мне, затем, чуть сторонясь, обогнула меня и забултыхала обратно. Угнаться за мной ей не по силам и она выбрала реальное - терпеливо выждать и получить всё назад. Выглядела в бассейне эта обнажённая наяда обалденно.
  - Умничка! - похвалила я её мысленно, любуясь ею. - Но это не всё! Когда она увлеклась своим бултыханием и была на середине дорожки, где глубина поболее двух метров, догнала её там, опять поднырнула и утопила одним движением. Она ухнула вниз. И тут я стала надевать на неё трусики. Она поняла суть моей затеи не сразу, подумала, вероятно, что это кто-то из ребят решил подшутить и поиграть, и не противилась моим рукам, как-то по-особому подставляясь и выгибаясь. Нескольких секунд хватило на всё это и я, вытолкнув Леночку вверх, сама вынырнула в стороне. Моя подруга никогда не была такой пунцовой, это надо видеть! Когда я помахала её верхним элементов купальника, она сделала ручкой и поплыла ко мне, чуть не доходя и упреждая мои манёвры, сказала:
  - Ань, хочу ещё! - и протянула мне свой низ.
  - Понравилось?
  - До безумия, Анюта, такой кайф! И подольше.
  - Дыхалки хватит?
  - Да и в том же самом месте, там дно тёплое, от пяток и до самой сути так и тянет!
  И мы сделали это ещё раз. Она отдышалась и посмотрела на меня так, что я оглянулась, нет ли кого за спиной?
  - Ещё?
  - Да, Анюта, да!
  Так мы с ней развлекались почти до самого окончания тренировки. Мальчики за нами подглядывали, девочки фыркали и завидовали, а тренер как бы ничего и не видала - у каждого свои заботы.
  Я оставила Инне Георгиевне на память свою программку к "Дяде Ване" с автографом и пригласила на спектакль в свою ложу. Она в свою очередь пригласила развлекаться в её часы.
  - Новые русские и некрутые, без водки и баб - это редкость, - сказала она, - а ребятам вы понравились, теперь они будут так развлекаться с девочками на разминке. А девочки будут учится гибкости, как ваша подруга, чтобы избавиться от купальника с минимальной помощью мальчиков. В два движения - они уже попробовали.
  -В мои годы в бассейне было так строго, что плавали и то строем, - припомнила я.
  - А вы откуда? - спросила она. Инна Георгиевна стояла рядом с нами и тоже одевалась. Она была чуть повыше и покрепче меня, возраст же примерно такой же. Вот только грудь поменьше: или не рожала, или не кормила, подумала я, увидев её совсем неразвитые соски. У Лены они были намного крупнее. Даже у изящной Танечки грудь выглядела посерьёзнее, видимо, женщина натерпелась из-за этого. Уловив мой взгляд, она чуть заметно улыбнулась и ход моих мыслей разгадала сразу же:
  - Верно, не рожала, всю жизнь то сборы, то соревнования, а потом уже было поздно.
  - Одна моя подруга решилась впервые на это как раз в сорок! - сказала я о Каминской.
  - Ну и как?
  - Он любит её и она ради этого готова на что угодно.
  - Любит по-настоящему?
  - Он каждый день её взвешивал и измерял, а уж прислушиваться к шуму внутри - это уже целая кантата для академического хора. Вот такая идиллия, а насчёт родины, так я из Арзамаса.
  - О господи, вот это случай, вы - и моя землячка! Вы в какой школе учились? - радостно вынула она ещё один скелетик из шкафа. Я привычно назвала школу Каминской и кое-что из спортивной биографии, места, где купались и загорали, а также сады и цветники, которые обожали и очень аккуратно посещали наши парни. Однако благодетельница в те годы училась и тренировалась, будучи очень дисциплинированной и послушной девочкой и общих знакомых не нашлось. И я спихнула очередной скелетик с лестницы. Училась на тренера она в Нижнем, тут наши пути вообще разошлись. Потом она наклонилась к Лене и спросила:
  - А что и правда клёво?
  - До жути! - ответила она и закрыла глаза.
  Мы подвезли её до метро "Таганская" и тепло распрощались. Чуть отъехав в сторону, я остановилась. С Ленкой что-то случилось, она была не в себе, глаза уходили от меня и закрывались веером ресниц.
  - Лена, ты в порядке? - она ответила не сразу, соображая, где находится.
  - Не знаю, кажется, да! - ответила она и я успела заглянуть внутрь - там была Изида и не отпускала эту девочку. Ну и дура же я!
  - Только честно, ни слова, ни нотки лжи: ты хочешь трахнуться, да так, чтобы всё внутри перевернулось? - и как будто открылись шлюзы, она шумно задышала и завертелась, не находя себе места, расстегнула блузку и осталась в таком виде, желая остыть.
  - Да, Анюта, очень хочу! Очень! - она умоляла, она просила меня сжалиться и дать эту возможность. От этого не избавиться.
  - Ты не уснёшь! Зря я это сделала, зря! - укорила я сама себя и задумалась.
  - У тебя есть, кто-то, чтобы снять это?
  - Трахнуть?
  - Да!?
  - Ань, я их не хочу! Помру, но не их! Только не они! Ненавижу! - говорила она, но хотела совершенно другого. И не вспомнила о Джеке, странно - стеснялась?
  - Кристина, мне Диму, - сказала я, набрав номер на мобильнике.
  - Дима, ты нужен на час, срочно, домой я тебя отвезу. Скажи что-нибудь Кристине, дело важное, уже еду.
  - Он будет меня лечить? - странно улыбнулась Лена и стала застёгиваться и принимать прежний вид утомлённой спортсменки. Глядя на это, я про себя улыбнулась - даже в такой ситуации за тем, как выглядит, она следит автоматически. Вывернутой наизнанку и визжащей на скомканной простыне в своих и чужих выделениях, как та рыжая, она не могла быть в принципе. Я помнила наш визит в состоянии экстрим к Джеку, но и там она была в чётких рамках чистой и аккуратной женщины.
  - Да, девочка, мы с тобой заигрались, я забыла, что ты ещё маленькая, прости!
  Лена упиралась и брала вину на себя, но я точно знала, что физиология у матерей и нерожавших женщин сильно отличается. Я забыла, какова она по своей психологической организации, с таким устройством, как у неё, подобные игры просто не допустимы.
  Дима стоял у подъезда в джинсовой куртке и кроссовках, будто вышел мусор вынести.
  - Что стряслось? - спросил он, устраиваясь в рядом со мной, без дела я его не беспокоила. Я рассказала и он вместе с нами хохотал и потешался. Я ему сказала потихоньку, чтобы никакого траха - только слова. Как он это сделает, его проблемы, можно так, как мы с ним обошлись на балу ведьм. Он кивнул, это была сложная задача, но мы с ним стоили большего. Лена же, учуяв в нём своего мужчину, засмущалась и потупилась. Но Дима этого будто и не видел. Хлопал меня по бокам и заливался. Потом перешёл на истории, которых знал мильён, и Лена заулыбалась. Дома я оставила их и ушла к себе. Подглядывать я не привыкла и плотно прикрыла все двери. Я видела, что Дима ей нравился, значит раскроется и у того должно получиться. Я занялась чтением пьесы. Дима пришёл через час, он уже принял душ и подсушил волосы феном. Весь его актёрский и эротический криминал смыло в Москва-реку.
  - Может, я на такси? - сделал он жест, но я увезла его домой и велела забыть про неё. Что бы ни случилось и как бы не обернулось.
  - Как скажете, мисс Каминская, а вообще она девочка хорошая и не испорченная.
  - Вот потому и забудь!
  - Уже и забыл, а к тебе ездил вешалку прибить, гости пришли, а она упала, - сказал он и я запомнила.
  Когда я вернулась, Лена уже была в моей постели и читала пьесу.
  - Вылечилась? - спросила я и она повинно кивнула: ну, тебе пай-девочка с локонами и невинными глазками.
  - Ты знаешь, в бассейне впервые получилось то, чего я искала, но так и не могла найти. Однако я перебрала, сильно перебрала, вот крыша и поехала. А так я спокойна и выдержана, ты же знаешь!
  - Да, знаю, вот и Дима сказал: хорошая и неиспорченная.
  Лене всё же хотелось как-то реабилитироваться, она не могла так просто остаться глупенькой неумелой давалкой, оскоромившейся в обществе взрослых. Со мной она всегда старалась соответствовать и не снижала рамок для всего, что принадлежало мне и она перенимала их для себя. И я подыграла ей, кое что припомнив из собственной юности и переведя на образ Каминской. Она приняла это и вскоре я в ней уже не видела уязвлённости. Жанны не было и она упивалась монополией на меня.
  - Ань, знаешь, что я подумала - надо было это сделать не восемнадцать раз, как мы, а четыре-пять. И всё бы обошлось.
  - А как ты определила? - и она объяснила хитрую методику, до которой даме без такого основательного образования не додуматься.
  - Ладно, хватит об этом, - цыкнула я, - я буду читать, можешь побыть рядом, но спать - у себя. Ты провинилась!
  Она принесла бумаги и стала работать на ночном столике рядом со мной.
  - Идеальная жена, - ещё раз подумала я и стала читать режиссёрскую правку "Стрингера" и распечатку Мордвинова по характеру роли и собственные заметки, сделанные накануне. А ещё у меня был архив Руслана трёхгодичной давности с его редакцией и правкой, листая его, я видела, как менялась и пьеса и авторское представление о каждом из героев. Такой вариант был более понятен и технологичен, прочитав пьесу таким образом один раз, я знала о ней всё и в полной мере. Понимала я и Русю, почему он изменял что-то в пьесе именно так, а не иначе. Было уже далеко заполночь, когда я оторвалась от бумаг и увидела, что Лена спит, уткнувшись лицом в бумаги и подобрав ноги под себя, как гаврошик у костра на улицах революционного Парижа.
   Я уложила её рядышком, убрала бумаги и тут же уснула. А приснилась мне Настя с Русланом, она лежала на южном пляже, рядом вертелась юная леди и сын, наш сын, которого мы только что зачали. Он был голенький, кривоногий и потешной, всё время улыбался одним зубом, а счастливое семейство светилось друг другом и играло с юным потомком двух родовых ветвей. Ни та, ни другая - не моя!
   Утром я просыпалась тяжело и неохотно. Кто-то меня трогал, я отмахивалась, меня опять трогали и, наконец, я услышала Лену:
  - Анюта, милая, подъём! Пойдём-ка на тренажёр.
  И начался новый день, будто и не было забот прежнего. После завтрака мы сели в "Мерс" и отправились в офис, Лена ещё переживала по поводу вчерашнего и стала расспрашивать про мои планы на год-другой-третий. Я объяснила, что к будущему сентябрю мы разменяем квартиры и съедемся с Русей и Настей, чтобы жить одной семьёй.
  - А я? - вырвалось у неё. - Ты про меня забыла?
  - Лена, успокойся, вчерашнее уже кануло! Я же сказала - съедемся! А не поделим тряпки и унитазы. Всё, что было в ней: мебель, цветы, книги и прочее, переедет в новую квартиру. В том числе и ты!
  - Я хочу быть с тобой на равных. У меня есть доля и я вкладываюсь в наш общий дом, - очень серьёзно заявила она. Это было принципиальное решение и она его подчеркнула. Быть со мной в доле, в одной компании с Настей, её детьми и Русланом - значило очень многое. Я была только счастлива от такого большого дома, мне нехватало его запаха и дыхания юных и сопливых обитателей, я очень соскучилась по обществу детей и просто вырывала чужих деток у законных родителей, чтобы послушать их лепет, узнать их проблемы и увидеть чистые глаза, которые ждали от меня ласки, внимания, совета и прописной истины.
  - Это будет сумасшедший дом, - заметила я, - куча детей, все от разных родителей, с амбициями и апломбом, а их родители из тех, что никогда не были самостоятельными хозяевами. И лет им всем под сорок и больше, а ты бедная молоденькая сиротинушка с дочкой среди них - алчных и кровожадных волков.
  - Я тоже не овечка.
  - Ладно, - сказала я, - тогда на тебе архитектура того, что мы хотим получить для собственного дома.
  - У каждого комната, плюс три общие? - спросила она.
  - Ну, так, примерно. Но с Настей и Русей тоже нужно поговорить, может у них свои идеи, они уже почти месяц как неразлучны, думаю, эту тему тоже обсуждали, как считаешь? -сказала я, подталкивая к сближению уже по существу.
  - С Настей мы уживёмся, - ответила Лена, - с Русей тоже, их дети, наверное, достаточно цивилизованы и воспитаны, так что и с ними проблем быть не должно. - Она сделала паузу, подводя черту под фразой и продолжила с особым настроем: - Я рожу первой, Настя сразу же после меня, так что вдвоём будет легче следить за детьми. - она оглянулась на меня, как бы спрашивая позволения. - А по поводу архитектуры, можно сделать так: выбрать старый дом с каменным основанием и перекрытиями и в нём купить смежные квартиры или комнаты, сделать в них ремонт и устроить ту архитектуру, какую хотим. Это самое экономичное и технологичное решение.
  Мы ещё немножко побеседовали, выясняя вкусы и предпочтения каждой стороны и я подумала, что жить с Леной будет легко: она восприимчива и переимчива, с удовольствием идёт на контакт, собственное "я" выражено вполне вразумительно и с достоинством, но в меру и вполне управляемо. А её деток, как и Настиных, мне бы потетешкать очень хотелось. Уже в машине, когда мы ехали в офис, я вспомнила сон с голеньким сыном Насти и мысленно уронила слезу. Загорелся "красный" и мы остановились на перекрёстке. Проводив взглядом беременную женщину на переходе, Лена сказала:
  - Жанна, наверное, своего нефтяника придавила собой и он боится шевельнуться,
  - Пожалуй, уже встали, ей на работу после двух, - ответила я и вскоре мы подъехали к зданию префектуры. Было прохладно, снег сыпал крупой и пронизывало ветром. Мы проскочили продуваемую площадь и вошли в тёплое здание.
  - Лена, - спросила я, - тебе только двадцать восемь, а мужчины уже в отставке. Ты думаешь, это на всю жизнь? - мы подошли к лифту и нажали кнопку вызова.
  - На ближайшие несколько лет эта антипатия просто гарантирована, - ответила она и мы вошли в лифт, с нами было уже несколько человек.
  - А потом? Да и во время этого периода ты же не сможешь, - я наклонилась к ней и шепнула, - без классного секса, ты устроена так, чтобы быть мишенью для мужчин. - лифт остановился и мы вышли на своём этаже. - Ленка, тебе нужен мужик каждую ночь и утром тоже. У нас с Настей он есть, мы же сведём тебя с ума, мы с ней е...ие, как кошки! Видела бы ты, что мы с ним вытворяем. Глядя на нас, тебе и самой захочется. Раз-другой приведёшь мужика на ночь, а потом захочется постоянства. У нас-то он, видала, какой?
  - Насчёт каждой ночи - это уже не для меня, я наелась этих деликатесов на три жизни вперёд и ваши эксперименты меня с ума не сведут.
  - А как же бассейн? - напомнила я.
  - Хочешь честно? - спросила она, как-то по-особому посмотрев на меня, и я поняла о ней ещё кое что.
  - Догадываюсь.
  - Ну вот и объяснились, - сказала Лена.
  - Лена, по-моему, ты просто убеждаешь сама себя в чём-то. Ты даже не хочешь понять нас, уже взрослых женщин, которые кое-что хлебнули и говорят: не пей из лужи - козлёночком станешь!
  Мы подошли к офису и тут она усадила меня в рекреации на диванчик, намереваясь всё же высказаться до конца, я не возражала.
  - Ещё на втором курсе, когда я была на практике, мне предложили лечь и больше не беспокоиться: ни о дипломе, ни о зарплате, ни о служебном продвижении, ни о том, что про меня скажут. Солидные дяденьки, важно сидят и никогда ниоткуда не слетают. Я тогда отказалась и не жалею. Мне хочется, Анюта, самой их затрахать до полусмерти! Когда-то наши ребята увидели тебя в роли Розины, они говорили, что с такой женщиной можно идти по жизни, как с песней. Я следила за тобой внимательно все эти годы и поняла, что с праздничным флагом и рядом с тобой по жизни никто не ходит, потому что ты ходишь сама по себе. Я хочу быть с тобой и тоже ходить сама по себе. Это мой лозунг на обозримое будущее.
  На нас оглядывались и заглядывались, глаза Лены потемнели, щёки стали алыми, а на подбородке проявились пятнышки. Я слушала её монолог, не шелохнувшись. Она в очередной раз заявляла своё кредо амазонки и предъявляла полномочия. Я взяла её за руку и успокоила:
  - Ленка, ты моя и со многим из твоего я согласна. Только будь женщиной, а не амазонкой. Твоего заветного мужика мы всё равно дождёмся и торопиться никуда не будем, хоть сто лет пройдёт. Вот только таблетки в полный рост впредь подыскивай сама, всё!
  - Спасибо, Анюта, спасибо! Одна-единственная просьба и пусть это будет только нашим: давай вот так будем развлекаться два раза в месяц и четыре нырка в один день? - она посмотрела на меня, выпрашивая прощения за вчерашнее.
  - Два раза и два погружения! Мне эта игра тоже понравилась.
  
   В офисе нас поджидал продюсер, мы занялись планированием денег на январские гастроли по Европе. Расходную часть по ним мы уже полностью проплатили, теперь по крохам набирали следующие доходы. Он рассчитывал все варианты, изучая списки, которые передала Настя по своему блоку зарубежных инвесторов. В январе она планировала быть в Лондоне и там обзавестись списком по Англии, Ирландии и Канаде. В США своих людей найти ещё только предстояло, я надеялась на Максуэла и Наталью. Они собирались приехать в Москву к Новому году.
  Настя позвонила, когда мы с Леной сидели в пиццерии и уже приступили к кофе:
  - Аннушка, ты не голодна?
  - Уже нет, мы с Леной заканчиваем, а что?
  - Думаю, вам всем стоит кое-что посмотреть, срочно выезжайте. Бери Нину и Лену, я жду!
  - Нам что, контору закрывать? - попыталась я остудить её напор, однако обычно мягкая и уступчивая Настя проявила характер:
  - Ради такого стоит!
  Мы оставили Лину на хозяйстве и улетели. Если у Насти прорезался командирский голос, это не просто каприз. Я оглянулась в зеркало и увидела лицо Нины: она вся в нетерпении, а Лена вернулась туда, откуда её вчера извлёк Дима и была тоже там или где-то ещё. Одна я при деле и за рулём. Настя встретила нас в роскошном домашнем платье, с чуть прибранной головой, узорчатых чулках с фигурными дырками за 200 долларов и туфлях на невысоком каблучке. Чуть помады, взмах теней, невидимый макияж - и мы, женщины-завистницы, обалдели. Она зафиксировала это на наших лицах и сбросила платье: раньше Руслан никогда так не свирепствовал - на её теле не было живого места. Я сглотнула и покосилась на Нину, её это потрясло не меньше, только Лена благодушно и покровительственно улыбалась Насте, будто в ту ночь и ей досталось из того же источника.
  - Это не всё, - сказала она и повела в спальню. Её устройство и расстановку мебели я помнила и удивилась: всё в ней теперь не так! Она стала свободнее, уютней и живее. Присмотревшись, я заметила, что антиквариат почти весь испарился, а выпавшее в осадок, в глаза не бросалось. Всё выглядело примерно так, как у него дома: функционально и никогда не сломается.
  - Представляете, утром просыпаюсь и вижу Руслана усталым и довольным. Он говорит:
  - Ну, жена, как тебе наше обиталище?
  - Тут двести лет ничего не менялось и не переставлялось. Я запиналась, рвала колготки, но ничего поделать нельзя. Так заведено не нами! А он - раз и всё!
  Её восторгу не было предела и поделиться им она считала необходимым. Смотреть, и впрямь, было на что. Настя подвела нас к окну и указала кучу хлама у ящиков с мусором:
  - Вот там лежит всё, чего тут не стало! Он ухитрился ночью тайком всё это разобрать и унести. Я даже не проснулась.
  Глядя на её восторженное лицо, я прикинула, что он с ней такое сделал, чтобы она отключилась. Полностью разбитое тело - это так, мелочи, она просто ещё не приспособилась к нему. Она была очень вынослива и терпелива в этих играх и вывел он её из строя действующей жены, конечно же, намеренно. Руслан за несколько часов сна Насти мог не только мебель вынести и разобрать, но и выстроить новый терем в три этажа. Со мной он такого себе не позволял, а с ней вошёл в кураж. Значит, понравилась очень глубоко и серьёзно.
  Женщины же в это время откровенно ей завидовали и радовались за неё. Настя увела меня в комнату сына: и там налицо следы перестройки.
  - Руся только помогал, а Дениска всё сделал сам, - откомментировала Настя. В комнате юной леди тоже масса изменений. - Руслан передвигал, а она всё промерила, составила схему и только после этого он сделал так, как она хотела. И не торопился, если что-то было не так.
  - Он наш, Аннушка, он хочет быть с нами! - резюмировала счастливая жена.
  - Я это знаю давно, - сказала я, когда мы с ней остались одни, - надо просто не мешать и он всё вытянет, ему это нравится - быть мужиком.
  - Мы не говорили о тебе, но я всё время видела - он нас сравнивает. А сегодня откровенно заскучал. Говорит, что много работы и улетел.
  - Настя, это всё наше и никуда от нас не уйдёт. Пусть пока полежит. Сейчас важно другое дело - его жена. Пора приниматься за неё. И мы обсудили шаги в этом направлении.
  Через пару дней после этого наш продюсер пришёл загадочный и улыбчивый. Он стал посередине офиса и громко спросил:
  - Кто из вас синьора Анна с восхитительной грудью?
  И все уставились на меня.
  - Вам, сударыня, небольшая посылочка с оказией. Что-то вы там затронули у этих латинян? - А запах! Не оторваться.
  И он передал мне большой пакет. Уже разворачивая, я догадалась - это Мария. Запах того, чем она умащивала свою грудь по воскресным свиданиям, сомнений не оставлял. А ещё в пакете было несколько флаконов и баночек с кремом. Но главное заключалось в большом конверте с фотографиями: Мария с детьми, трое сыновей и две дочери и фото с Джованни, мужчиной с умными, чуть грустноватыми глазами. Мужа у неё как бы и не было, а дети в чём-то напоминали Джованни. Или мне это показалось? Мои подруги в этой счастливой итальянке не сразу узнали чопорную даму в старинном наряде, которая была приставлена к нам в том историческом замке.
  - Так вот с кем ты утешилась, когда потеряла талон на привидений! - воскликнула Татьяна.- Хороша, очень хороша! А ведь сразу и не скажешь, - она не отрывалась от двух десятков "кодаковских" фотографий этой женщины.
   Я посмотрела на цифры таймера в углу фотографий, она снялась сразу же после нашего отъезда. Значит, специально для этого случая. Мне был очень приятен её сюрприз, эта женщина - дитя природы, ни образования, ни воспитания, ни огранки, глухое католичество и вот - на тебе, такой шедевр! В офисе запахло домашним средством Марии, для непосвящённых - это не перебродившее вино.
  - Что с ним делают? - не могла сообразить Лена, пить такое нельзя, на варенье или джем тоже не похоже. И я показала - зачем.
  - И она это делает каждый выходной? - вдруг загорелась Нина.
  - Уже двадцать лет!
  - То-то она такая подтянутая, лицо чистое, глаза блестящие, - припомнила Татьяна..
  - Тань, - спросила Настя, - Тань, - повторила она, - а если бы вернуться назад и ты выбирала между привидением и Марией, что бы выбрала?
  Татьяна задумалась, но ненадолго:
  - Знаешь, Настя, боюсь, что в ту ночь на меня кроме привидений охотников бы не нашлось. Ты же помнишь, как я была взвинчена и напугана. Кое-что мы с тобой там всё-таки сотворили, но это так - аттракцион.
  А я, слушая возникшие воспоминания о той ночи и ощущая любопытство во взглядах Нины, Лены и Василины, думала о Марии и о её щедрости. Дарить счастье - это её представление о женском долге. Она не ждала ответа, ей просто нравилось делать подарки. Она дарила себя детям и была счастлива, а двадцать лет настоящей и глубокой связи - это было нечто!
  - Хочешь попробовать? - спросила я Татьяну и предложила средство Марии.
  - Сегодня же испытаю! - пообещала она и вскоре исчезла вместе с ним. Виктор заканчивал сегодня работу вечером и ей нужно многое успеть.
  Вечером у меня было время и мы с Настей его остаток посвятили детям. Сегодня мы чувствовали себя получше, былая усталость рассеялась и общение с ними было продуктивно обеим сторонам, как пишут в релизах о протокольных встречах большого начальства. Уложив их, мы занялись эликсиром сближения - Стриндбергом, получалось сравнительно быстро и мы редко задерживались над каким-то куском подолгу. Уже не возникало вопросов по техническим приёмам, я легко угадывала Настины приёмы и подыгрывала, чтобы вышло поэффектней, то же стремилась сделать и Настя. Иногда это выглядело так синхронно, будто мы были двумя половинками одной сути. После работы со Стриндбергом, позанимались на тренажёре и отправились в душ. Её привычный массаж моего хондроза сегодня выглядел несколько вялым и без обычного тепла. Это охлаждение с репетицией, по-моему, никак не увязывалось и вскоре я нашла причину - это из-за подарка Марии. То, что я поставила её на один уровень с Татьяной и вообще не поделилась, её расстроило. Вероятно, она ждала большей откровенности. Моё поведение в стиле Каминской в этой связи несколько выдавалось из философии наших новых отношений. Теперь это была самая настоящая семья и мне бы следовало всё, что по-Каминской в отношение Насти, забыть навсегда. Я развернулась к ней лицом и сказала:
  - Прости, про Марию я должна тебе рассказать сразу же, как мы остались наедине. Сначала не было случая, а потом я просто забыла. Если бы не её ответ, я бы и не вспомнила. Ты же знаешь, я привыкла быть одинокой волчицей и полагаться только на себя, здесь сработал тот же стереотип. Прости, Настёна!
  Я привлекла её к себе и немножко приголубила. Она отклонилась и заглянула мне в глаза:
  - Аннушка, спасибо, мне большего и не нужно! Так сложилось, что эти два года для нас прошли с большими потерями и я боюсь новой мелочи в роли клина между нами. Понимаешь, боюсь!
  Что я могла сказать? И я просто прижала её к себе и так мы простояли под душем, пока с нас не смыло хмурь и хмарь. Потом ушли в спальню и стали готовиться ко сну. Я переоделась в ночнушку, а Настя ещё колдовала с фирменными смесями, которые делали на ней рекламу. Когда она устроилась рядом со мной, я зажмурилась от ароматов, исходящих от неё. И она, заметив это, тут же прильнула к моей груди, это была та же, что понравилась Марии. Настя вдыхала её запах и не решалась сделать следующий шаг. Я поняла, что она ревнует. Да-да! И к Марии. Теперь она хотела того же, что и Мария и стыдилась откровенного натурализма своего желания. Но отведать того же она просто обязана, иначе что-то в нашей дружбе нарушится.
  Я любила её утончённость, уравновешенность, загадочность и тайную глубину особой улыбки, которая сводила с ума почитателей, но так и не была даже предметно рассмотрена, поскольку исчезала так же нежданно, как и появлялась. И всё это было в моём полном распоряжении. О каком ещё теле и его составляющих речь?!
  И я ей полностью себя подарила. Она поначалу робко кружила, осторожно подступая к цели, она совершенно не походила в этой игре на Марию, которая тоже была женщиной неповторимой, но её страсть и темперамент возбуждали иные эмоции и играли нечто для меня неведомое из новой партитуры на другой клавиатуре. Настя начала с нежных ноток, тонких колокольчиков, переходя в более сильный и чувственный регистр, и, наконец, закатила такое каприччио, что я потеряла сознание. Очнулась я от её взгляда, извинительного и просительного: она не успела! То, что она со мной сотворила, могло сравниться только с самумом Руслана: всё вдребезги, ни единой уцелевшей снасти, никого у штурвала и в моторном отсеке!
  - Ты в порядке? - спросила она.
  - Не знаю, что-то раньше ты такой не бывало! - уронила я, приходя в себя. Настя готова проглотить меня живьём - так горели её глаза. И она даже не ответила, это было лишним. Второй акт не был самумом - это было утончённое пиршество женщины, избавившейся от пут и запретов. Я была поражена и её энергией и страстью, которой не видела в ней никогда. Откуда это? Ночь накануне мы провели с Русланом и ей досталась едва ли не большая часть его заряда. Что ей нужно, отчего она так воспламенилась?
  И только, когда она обессиленная упала рядом, я догадалась о причине. И Руслан и я её любили и просто подавляли своим напором. Мы заряжали её своим тонким электричеством и вкладывали в неё свои кванты любви. И она стала светиться от этого, как огни святого Эльма. Ей теперь мало чужой любви - она хотела любить сама и по собственному произволу, без удержу и до самого катарсиса. Это открытие меня умилило и окрылило: Настя, кажется, избавилась от прежних комплексов и теперь была с нами на равных, а вот этот самум с последующим пиршеством и были её верительными грамотами.
  - Теперь ты не будешь стесняться в выражениях, если потребуется? - решила я проверить догадку.
  - Разумеется, Аннушка, если язык всё же меня ослушается, то уж руки и остальное - ни в коем случае! - подтвердила она и улыбнулась так, что я позволила продолжить, но уже с моим участием. Потом мы ушли на кухню и хорошенько подкрепились. Остальное загрузили на передвижной столик и решили взять с собой в спальню.
  Когда мы уже собрались уходить, пришла Инна. Она была в розовой прозрачной ночнушке и немножко не в себе. Спала она явно в чём-то другом, поскольку ночнушка была свежей и ещё хранила запах недавыней глажки. Значит, надела специально, чтобы мы оценили. Настя, вероятно, знала про неё всё, но на этот мелкий женский ход никак не отреагировала. Или эта реакция и есть ответ сестре? А может она что-то хотела сказать этим мне? Наверняка её ночной визит сюда был неслучайным, она не спала вообще, возможно, ждала момента, когда мы с Настей, как это бывало не раз, придём на кухню подкрепиться. Что-то в отношениях с Инной Каминская объяснила не до конца, младшая сестра через голову старшей тянется к её ближайшей подруге - любая женщина это примет настороженно. До этого не однажды Инна совершала отдельные ходы, сути которых я так и не поняла. И вот оно - явление в прозрачной ночнушке. Часы показывали второй час ночи.
  - Пируете? - не скрывая ни зависти, ни сожаления, спросила она.
  - Да, милая, да! - ответила строгая старшая сестра, а отнюдь на любвеобильная Настя, разобравшая и разодравшая меня только что на клочки и полоски.
  - Не спится что-то. А что вы пьёте? - объяснила она своё появление и окинула взглядом содержимое передвижного столика.
  - Всё, - ответила я, - Настя меня, я - её, а вместе - кое-что с большими градусами. Тебе чего? - спросила я, будто она младшая сестра. Но - любимая!
  - В таком обществе можно и в ад! - процитировала она старый анекдот. Я взглянула на Настю, мне казалось, что в таком состоянии Инне лучше побыть с нами, то, что мы с ней пестовали, могло спокойненько подождать.
  - Нет, милая, нам туда ещё рановато! - ответила Настя. - Пусть это и не совсем рай, но уходить оттуда, где мы сейчас с Аннушкой, совсем не хочется. Ладно уж, раз так, выкупайся с нами! Чай, не чужие.
  Вдвоём мы быстренько привели Инну в порядок и вскоре бессонница её покинула и она, откровенно зевая, отправилась спать. А я решила сделать то же, что в первый визит Насти ко мне, когда напоила её до самых риз. Она после небольшой дозы распоясалась и выражалась на боцманском диалекте. А я принимала зачёты, строго и придирчиво. Уснули мы нескоро, даже не убрав разбросанное и разорённое в ночном буйстве. Ночью мне показалось, что пришла Инна, но я не стала открывать глаз и решила, что это сон. Однако утром обнаружила её под боком у Насти. Она сладко посапывала и явно не собиралась просыпаться, очевидно, спала самую малость. Мы с Настей переглянулись и, не сговариваясь, набросились на Инну. Мы заставили её рыдать и стонать, причитать и упиваться собой и своим телом. На самом пике подъёма к вожделению, мы остановились и бросили Инну разбираться наедине с самой собой. Глаза Инны расширились от ужаса и замерли, а мы, дав ей испить чашу до дна, вновь углубились в свою жертву. По реакции сестёр мне показалось, что всё это в их былом треугольнике бывало не раз и теперь они рады возврату к тому, что нравилось прежде. Инна поднялась не сразу, она долго осматривала себя у большого зеркала и дождалась сарказма сестры:
  - Думаешь, Кочеткову не понравится и он спросит, откуда это?
  - Может спросит, а может и нет, мой Кочетков: хочу - отвечаю, хочу - нет!
  Мне их перебранка не понравилась и я стала изучать её тело. Мы, конечно, с Настей сотворили неимоверное - так быстро это не сойдёт. Но ведь она сама подставилась, значит, разглядывая эти следы, она как бы отделяла себя от Насти, которой некого опасаться и ловить сомнительный кайф от страха быть пойманной. Муж поджидал Инну в спальне, а любовник где-то в пределах Садового кольца. Мелкая бабья месть. Моей Насте! Ну и ну!
  - Инна, а ты всё ещё сильнее Насти или уже ослабла? - спросила я младшую Виргиевскую, которая выглядела покрепче.
  - Конечно, сильнее, я на тренажёре все упражнения делаю дольше, чем она на треть, а кое-что даже на половину, - уверенно ответила она.
  - И выдержишь то же, что и Настя? - уточнила я, чтоб та потом не выкручивалась.
  - Разумеется!
   И мы ей выдали. Уже через четверть часа она не дышала.
  - А Кочетков после тебя не с резиновой ли куклой упражняется? - съязвила Настя, когда Инна открыла глаза.
  - Ну, вы и стервы! - уважительно сказала она и привалилась ко мне. - Может, примете к себе?
  - Вот станешь сама такой, тогда и поговорим! - отрезала строгая старшая сестра. Она была уверена в себе и теперь полностью здорова, это я уловила по особому блеску глаз.
  - Стану, Аннушка, теперь точно стану! - ответила она и Настя, услышав что-то в её голосе, заметно смягчилась.
  
  Вторую половину декабря я помню смутно: репетиции, спектакли, офис, опять репетиции и так ежедневно. Пока у меня была междусъёмочная пауза, мы подгоняли "Три сестры", "Стрингера" и "Колдуний" нещадными темпами и без выходных. Я приходила домой, раздевалась и становилась под душ, если Лена не отмывала меня от дневной сутолоки, то, чуточку помокнув там и согревшись под горячими струями, отправлялась в постель, засыпала и до утра даже не ворочалась. Утром я общалась с Жанной, которая училась быть хозяйкой и успешно освоила первые главы поваренной книги. Её блинчики с творогом и ягодой, приготовленные по особому рецепту, я подметала мгновенно, заставляя замирать это юное и впечатлительное сердце. Жанна уже не смущалась присутствия Лены и мы с ней без помех и купюр занимались всем, что нужно юной и здоровой женщине. Иногда в такие минуты она останавливалась и мы вместе прислушивались, как ворочается её ребёнок. Мы с Леной знали, что это девочка и придумывали ей имя. Жанна в этом участвовала нехотя и я полагала, что они с нефтяником имя уже придумали. Однако нам с Леной нравилось подтрунивать над ней, предлагая имена типа Индустрия, Искра, Перестройка или Совдержава и расписывать прелести звучания этих исторических имён. Особый восторг Лены вызывали уменьшительные от этих шедевров: Иня, Инюшка, Ися, Исечка, Сова, Совушка, не говоря уже о вариантах с корнем "Пере". В ответ мы слышали реплики и возмущение вроде следующего:
  - Вот родишь сына, так и назови его по-своему: Менталитет, Дефляция, Консорциум или Рейтинг! - отвечала она Лене. - А у меня будет настоящее имя.
  - Какое? - ловила её на слове Лена.
  - Не скажу! - по-детски надув губы, отвечала она.
  Иногда она тайком от Лены ночью пробиралась ко мне и мы шептались подолгу, как это бывало прежде, и она засыпала у меня под боком, а утром тихонечко убегала к себе и изображала засоню. Думаю, Лена это разоблачила сразу же, но не стала обижать младшую в доме и охотно ей подыгрывала. Где-то после второй-третьей недели житья в моём доме Лена стала целовать Жанну, как и я, по утрам и по возвращении с работы.
  У Лены не было ни братьев ни сестёр, к своим родителям она ездила редко и неохотно и я понимала её так быстро возникшую привязанность к Жанне. Жанна же, как и положено младшему и капризному дитя, чуточку ею помыкала и это доставляло тайное удовольствие обеим. Видя всё это волшебство рядом с собой, могла ли я с ними расстаться? - Ни за что! И я их обеих тетешкала одну втайне от другой и наслаждалась тем счастьем, что обычно называют семьёй. Лена, хоть и была всего на восемь лет моложе, но в моей душе занимала место любимой дочери и младшей подруги. Её отношения с мужем сошли на нет и она решила развестись.
  - Анюта, - сказала она, - Серёжа - это ежедневное напоминание о том, что я, любящая одного человека, живу с другим и нелюбимым, а теперь ещё и ненавистным. Я узнала - это он продал меня Башвину.
  - За сколько? - невольно спросила я, зная дешевизну всего в этом лжесимволе.
  - Не поверишь!
  - За сотню баксов на спор? - прикинула я щедроту Башвина.
  - И ты тоже знала? - удивилась Лена.
  - Нет, просто знаю Башвина, вот и вычислила.
  - В общем, так: в феврале я уже буду свободна. Сережа решил сделать жест и отдать мне машину. Не знаю: брать или нет? Может там троянский конь?
  - А квартира?
  - Она общая, в ней половина денег моих, мы её делим, мебель тоже.
  Мы долго обсуждали это и прочее в её сложной молодой жизни, понимая суету и неизбежность таких проблем. И вдруг мне взгрустнулось, по-бабьи, ни с того, ни с сего.
  - Знаешь, чего я боюсь, Лена?
  - Чего?
  - Появится достойный мужчина и ты полюбишь его, это же данность - женщина всегда счастлива с мужчиной! И уйдёшь, а я опять останусь одна! - это было так для меня неожиданно, что я уронила слезу. Лена была умной девочкой и вопросов не задавала.
  - Мы ведь не лесби? - сказала она, затаскивая меня в душ. Она уже много обо мне знала.
   Ещё раз в Твери, история Игоря
  
  Рано утром позвонила Каминская и сообщила о проблемах, я была удивлена её тоном, на неё непохожем и ей несвойственным. Игорь стал важной шишкой и договор на рекламные услуги ей предстояло обговорить именно с ним.
  - Раньше он меня боялся, а теперь я, - призналась она, - я не могу с ним видеться, понимаешь, мне кажется, что он меня сразу узнает, - она вздохнула, - судьбу лучше не испытывать. Ты с ним теперь лучше общаешься, а у меня из рук всё валится, как представлю встречу с ним.
  - Что это он так взмыл? - спросила я. - То сидел в программистах сто лет и вдруг..., подъёмная сила, что ли?
  - Можно и так сказать. На Даше он таки женился, ну, а она у нас теперь гранд-дама, в филиале крупной московской фирмы работает большим боссом, с телеэкранов не исчезает, пресса вокруг неё вьётся и заглядывает в рот, мужики в зависти чахнут от того, как она расцвела и готовы отдать, чтобы урвать.
  - Да, помню, - сказала я, подозревая худшее, - она у меня была не так давно, сладкая булочка.
  - Короче, отмывают они у нас в глубинке денежку и немножко видимости создают, вроде производства, Игорь как раз туда и попал.
  Говорила она на местном диалекте и так, будто жила там всю жизнь и местные сплетни в её кровь вошли обычным чихом и непритязательностью - освоилась и окопалась, так я решила, осмыслив её тираду, и расспросила о подробностях.
  - Ты хочешь, чтобы я этот зачёт сдала вместо тебя? - перевела потом я всё услышанное в практическую плоскость.
  - Да, я "болванку" приготовила, всё, что в приложениях, вставила в ноутбук, осталось придти к нему и вынести эту муку.
  - А если возникнут технические проблемы и надо что-то согласовать с советниками, отделами, самим холдингом в Москве, что - приезжать опять? А если это растянется на недели, а то и месяцы, как я буду в беременную преображаться? - попробовала я её образумить, страх - плохой советчик. - Ну, и сама понимаешь, таких окон у меня в расписании просто не бывает, чтобы срываться из-за дамских страхов.
  - Аннушка, - упавшим тоном сказала она, - выручи! Не надо нотаций, просто выручи, я боюсь!
  И я ещё раз уяснила, что для Каминской есть Игорь, раз так паникует.
  - Хорошо, позавтракаю и выезжаю, - сказала я и мы договорились о месте встречи и деталях обратной замены.
  Зимняя дорога лучше летней и я пролетела весь путь за час с небольшим.
  Мы встретились в моей новой машине, она подошла и нырнула в неё, ещё лёгкая и подвижная, беременность была малозаметной, - эта дама производила впечатление обычной продвинутой горожанки, чьей-то жены и матери, у которой масса хлопот, но о внешности она не забывает даже во сне. Она цвела, как и моя Жанна, и не скрывала своего счастья. Смотреть друг на друга долго нам противопоказано - мы видели себя в странной редакции, такое ни Босху, ни Дали и в голову придти не могло. И вообще сие зрелище не для слабонервных.
  Мы сразу же перешли к делу: сначала образ и макияж, потом одежда и остальное, о сути договора и остальных деталях говорили, уже преобразив меня в Неустроеву.
  Не смейтесь, именно так! Моя заклятая подруга чуточку поменяла имидж, чтобы быть в гармонии с ним и мне, пришлось рисовать на своём лице другую женщину.
  Проект я внимательно изучила, уже вошедши в новую роль, это было детище Каминской, пардон, новой Неустроевой, и все швы и сама болванка говорили именно об этом. Она у меня взяла многое, но так и осталась собой. Даже в этих сугубо технических делах. Я попросила дать исчерпывающую справку про эту фирму, при мне она в наши клиенты не попадала, её обслуживали из Москвы. И она поведала о ней всё, что знала. Я поняла, что это обычная серая фирма с отмыванием денег в провинции и основными оборотами где-то в безвоздушном пространстве, но этикетки и лейблы для упаковки их товара печатались в наших типографиях на дорогой заморской бумаге.
  - Ты хоть понимаешь, во что он влип? - спросила я.
  - Догадываюсь, поэтому и позвала тебя, я бы себя выдала.
  - Ты хочешь сделать этот договор или спасти Игоря? - уточнила я.
  - И то и другое, мы не можем его бросить на произвол судьбы - и ты и я ему обязаны многим, а мы теперешние - всем!
  Резон в этом был и мы обсудили наши возможности. Я подправила бумаги Каминской, тьфу, ты! - Неустроевой и на такси подъехала к зданию со множеством вывесок. Поднялась на третий этаж в знакомое административное крыло бывшего управления чего-то сельскохозяйственного и нашла нужный офис.
  Там прямо напротив входа во вращающемся кресле с обивкой из светло-жёлтой тонкой кожи сидела юная брюнетка с накладными ногтями, трёхслойной помадой на губах, строгой расцветкой юбки и блузки и провоцирующим треугольником за подвязками чулок. Последнее я отметила, когда она повернулась в кресле ко мне, засветилась откровенным образом, поднялась навстречу и представилась таким вот способом. Ну, чтобы я особенно не задавалась. Молодчина девочка, подумала я о её ходе, своевременном, умелом и с тонкой психологией. В углу приёмной сидела не менее яркая шатенка лет тридцати. Мне показалось, что играть по их правилам не стоит, и я ко всему этому цирку отнеслась с хорошо выраженной прохладой. Она мгновенно уловила уровень гостьи, вежливо поздоровалась и поинтересовалась, к кому я и зачем.
  - Меня должны ждать, я по поводу договора о рекламном обеспечении, - сказала я, протянув новенькую визитку Неустроевой. Она взглянула одним глазом и смягчилась.
  - Я знаю, Игорь Дмитрич предупреждал, сейчас сообщу о вас, - ответила она приятным контральто, - раздевайтесь, пожалуйста, я сейчас!
  Что-то в голосе брюнетки заставило шатенку отвлечься от своих дел, она подняла голову и приветливо поздоровалась со мной, а потом помогла привести себя в порядок у зеркала.
  Игорь застал меня, разглядывающую штрихи нового облика Неустроевой на лице Каминской. Это был прикол: кого он увидит во мне - Неустроеву или Каминскую? Если Неустроеву, то остальное - по накатанной, а если нет...
  Я не поворачивалась и наблюдала из зеркального обрамления, готовая к любому обороту. По его доброй улыбке и тени замешательства я поняла, что о Каминской он на время подзабыл. Это вдохновило и я улыбнулась, как бы это сделала когда-то в образе Неустроевой, и предложила непростую задачу, развернувшись и подставив одновременно и руку и левую щеку. Как бы провоцируя и претендуя на особое внимание и тон. Обе дамы сделали стойку и Игорь это заметил. А я наблюдала за ним так же испытующе и иронично, как и он за мной, когда увидел впервые на перекрёстке два с половиной года назад. Брюнетка, сильно раскачивая бёдрами и вся из себя фотомодель, подошла к двери, за которой базировался Игорь и раскрыла её для нас. И показала, что в этом доме она на счету немалом и шеф для неё кое что значит. Её взгляд был красноречив и я постаралась уловить её собственный запах, когда под ручку с Игорем проходила мимо.
  На мне было написано, что её шеф - мой мужчина и я сейчас займусь проверкой его состояния - в случае неладов ей здорово перепадёт. Девушка неслышно прикрыла за нами дверь и я оказалась наедине с Игорем. Встрече со мной он был очень рад и не скрывал этого. Несмотря на то, что Каминская его динамила и не подпускала к себе, паникуя и нервничая. Воспоминания о нашей совместной авантюре были и тайными и приятными, несмотря на резкий обрыв отношений после обмена. Впрочем, он знал только то, что ему положено и не более. Итак, я Неустроева и явилась через несколько месяцев после грандиозной авантюры, от которой у него жизнь резко изменилась.
  - Что я могла с ним себе позволить, а что нет?
  - Почти всё! Ни особого грима, ни подложек, имитирующих беременность на мне не было и я не опасалась ничего. Я была вооружена знанием о нём и Каминской в полной мере, он же был в плену иллюзий - наших с Каминской продуцентов.
  Дверь закрылась и я прислонилась к ней, как бы расслабившись после напряжения и показывая, что и у меня уйма проблем, серьёзных проблем. Он меня наедине и так близко видел впервые и внимательно разглядывал лицо и выражение на нём. Кроме усталости, напряжения, а теперь и облегчения, я обнажила и радость встречи с дорогим и близким человеком. Он покачал головой, понимая и прощая:
  - Ты устала!
  - Да, и кажется, это никогда не кончится! Я никак не отойду.
  - Я тоже.
   Мы помолчали, разглядывая и привыкая друг к другу. Он превратился в модного денди, больше уверенности и мужества на лице, кабинет был отпадным по сравнению с его прежним при почтамте и здесь Игорь выглядел хозяином, знающим, что к чему и почём. Очаровывать его не нужно, он вновь стал моим Игорем, это я прочувствовала после первых минут взаимного приглядывания.
  - Выпить хочешь? - спросил он партнёршу, с которой познал лучшие минуты. Для меня он был вообще первым партнёром. Тепла в своём взгляде я не жалела, он стоил удивительно дорого.
  - Потом и обязательно, а пока чаю.
  Он распорядился по селектору и, когда брюнетка вошла с подносом для чайной церемонии, конфетами и прочими сластями в вазочке, распорядился никого не пускать и ни с кем не соединять. Марина, так звали эту девушку, смотрела на него и старалась не упустить в нём ничего. То, что шеф изменился, она заметила сразу и повернулась ко мне, а я поставила её на место. Девушка затрепетала и забеспокоилась. И поняла, что я её раскусила. Пусть помается, подумала я, краем глаза наблюдая за её потугами собрать на себе внимание шефа. Игорь был с ней уважителен, но я в реестре ценностей её шефа значила гораздо больше и это открытие обидело Марину.
  - Вот так! - подумала я. - А Игорёша-то под колпаком! Краем глаза я отметила уходящую девушку, она искала взгляда Игоря, но тот не отрывался от меня. Её это не обрадовало и скрыть разочарование она не смогла.
  - Это она для тебя бельё сняла? - вернулась я к нему, потягивая настоящий "Липтон". Он коснулся моей руки, как бы проверяя, не сон ли, и ответил:
  - Возможно, но тут есть ещё парочка начальников, их она тоже обслуживает.
  - Везде-везде? - улыбнулась я по-неустроевски и подтолкнула в нужном направлении, он ответно улыбнулся и покачал головой:
  - Не знаю, не стоял, не видел, да и недавно я тут, ещё не освоился, кто и с кем!
  - Незамужем?
  - Разумеется, другие кастинг сюда не одолеют.
  - Тянет на такую, а?
  - Это после моей-то жены, Аннушка, ты шутишь? - по-особому улыбнулся он и я не поверила.
  - А что, она очень даже в теле и по образу и стилистике совсем не твоя Даша, - не выпустила я его из темы.
  - Ты знаешь, - признался он, - иногда тянет. Другой раз она что-то приносит из бумаг и через минуту я уже не могу и готов задрать ей всё и разобраться тут же.
  - А потом? Кто отходит первым?
  - В том-то и дело, что мы с ней от этого не отходим. Ни она, ни я - наваждение!
  - Духи есть такие, "Трахни меня!" называются, - сделав Игорю ироническую у-тю-тю-шку, предположила я, - это, наверное, они, - пояснила я мелкую деталь охмурения шефа в нужное время и в нужных обстоятельствах. - Действуют от пяти минут до получаса, от концентрации зависит.
  - И верно, что-то в её запахе в такие минуты менялось кардинально, - припомнил Игорь.
  - Хочешь узнать, она всем троим куры строит или тебе одному!
  - Каким образом? - загорелся Игорь, как бы возвращаясь к нашим затеям. Он был мне откровенно рад и сильно соскучился. Не зря Каминская так его опасалась, он бы её вмиг расколол. Умничка, в тёплых тонах отозвалось о ней моё сознание, и осторожна, я бы тоже от него держалась подальше. Неустроеву он не забыл и помнит всеми фибрами души и я ему подыграла, как когда-то.
  - Если всем троим, то эта штука лежит в столе вместе со скрепками и прочей канцелярией, ну, а ежели ты для неё экссклюзив, то в сумочке. Эта штучка дорогая, девочки её берут вскладчину и место ей в рабочем столе и поглубже, чтоб шатенка не обнаружила, - просветила я его.
  - Колись, Аннушка, - улыбнулся он, - ты знаешь что-то поважнее, а это так, мелочь!
  И я поделилась опасениями, которые высказала Аннушка, разбирая тонкости юридического и финансового положения этой фирмы.
  - Ты думаешь, меня могут подставить, а пока играют втёмную? Вроде - я болванчик, да? - и я кивнула. Мы помолчали, чай уже остыл и я вертела красивую чашку в руках, а он обдумывал услышанное.
  - Да и попал ты сюда как-то не так, для себя и обстоятельств с удивлением, разве нет? - добавила я дровишек его размышлениям, кастинг у него был чисто символическим и конкурентов почему-то не оказалось.
  - А теперь эта девочка присматривает за мной и кому-то сливает? - спросил он, покосившись на кучу аппаратуры, которая могла скрывать что угодно. Я развела руками. Он в подсказках не нуждался, если обладал чем-то ясным и однозначным. То, что я сказала, его сильно озадачило и насторожило.
  - Давай пока вернёмся к делам, - предложила я, - а потом придумаем, как проверить твою фотомодель без белья и с удивительным запахом.
  И мы стали заниматься бумагами, он спрашивал о деталях обустройства этих проектов, чтобы потом знать способ их контроля и финансирования. Я оставила подробные инструкции и раскладки, он разобрался в целом и мы вернулись к главной теме: его положение на фирме. Я старалась ничего не говорить о Даше и её репутации, боясь сделать больно. Но он учуял и уже предполагал её в двоякой роли. Я это заметила по реакции на отдельные слова о вероятных рычагах, двигающих эту интригу. Он просветил меня во многом, чего я ещё не знала, добавив недостающего в фигуры умолчания и вскоре я поняла, что Каминская права и Даша сделала мужа важной птицей привычным бабьим способом.
  Мне было больно это осознавать, но в объятия к Даше Игоря затолкала я. А она только явила свою суть. Я поёжилась от неприятного ощущения и вернулась к бумагам. Надо отвлечься от этого наваждения и идея проверить Марину была хорошим поводом.
  - Игорь, давай сделаем так, ты выйдешь в приёмную, а Марина будет со мной изучать нашу правку по контракту и остальным документам. Ты ушлёшь шатенку за чем-нибудь, посмотришь стол Марины и сумочку, якобы скрепки ищешь, это займёт несколько секунд и мы узнаем про неё всё. Потом обсудим остальное, пока бумаги ходят и согласуются, мы успеем многое.
  Я встретила Марину прохладно, заставила вникнуть в редакцию и прочее по бумагам. Вошёл Игорь, он улыбался, это значило, что девушка несла расходы исключительно из-за него. Когда она вышла с моим заданием, я сказала:
  - А теперь выясняем - она додумалась до этого сама или подсказали. Тебе это интересно?
  - Да, конечно, - не раздумывая ответил он, - но как?
  - Думаешь, сама не сознается?
  - Разве что на дыбе, - улыбнулся Игорь.
  - Такая верная? - уронила я, полагая, что он признался не полностью.
  - Думаю, что с теми она не крутит!
  - Уверен?
  - Нет!
  - Так проверяем или живём иллюзиями?
  - Проверяем! - выдохнул он и я объяснила свою заготовку. Ему она не понравилась, но другие варианты были ещё хуже и он согласился.
   Вошла Марина с бумагами и я заняла её внимание, она оперативно и качественно выполнила первую фазу и с достоинством поглядывала на меня, пока в кабинете не было Игоря. Он вошёл и закрыл дверь на защёлку. Она повернулась на звук и увидела в его руках собственную сумочку. Вины за собой она не знала, в её глазах было только удивление и любопытство, дверь они закрывали для интима, но здесь была я. Он положил сумочку передо мной и я высыпала содержимое на стол. Флакончик со средством был в фирменной упаковке, девушка разорилась на него одна и для одного.
  - Зачем тебе это? - спросила я, указывая на флакончик. Игорь внимательно следил за её глазами. И она их опустила, через маску макияжа проступила природная краска, самую малость, но я её отметила даже через слой польской косметики. Она покачала головой и развела руками, признаваться поздно, а разоблачение было очевидным. Я не сводила с неё глаз и толкала к откровенности, настоящей, а не жалким оправданиям и отмазкам.
  - Хорошо, - сказала я, - начнём с малого: ты это взяла на свои?
  - Да! - чуть слышно произнесла она, не поднимая глаз. Игорь стоял рядом со мной и видел то же, что и я: ей стыдно и лицо этой внешне развинченной девушки было потеряно. Со сверсницами она могла бы щеголять и козырять этим, но не с нами. И она это понимала.
  - А Игорю иначе ты не могла себя подать, как с этим возбудителем?
   Она посмотрела на запертую дверь и криво усмехнулась. Мы поняли её мысль, но не поддержали, Игорь тяжело вздохнул и отошёл к окну.
  - Или кто-то посоветовал? - я решила использовать все актёрские ресурсы, чтобы разговорить девушку и этой фразой просто поддразнила, если она и в самом деле крута, как заявляет, то не устоит - ответит.
  - Игорь Дмитрич, ведь вы так не думаете, вы же знаете, я не такая! - взглянула она в его сторону с надеждой и мольбой.
  Он даже не шевельнулся, его спина была красноречивее её лица. Мы молчали, а она не могла нас прошибить. Если она порядочная девушка и всё это, её самодеятельность, то я отличу её от игры квалифицированной сучки. Пауза длилась и длилась, а я её нагнетала, раскачивая стул, на который опиралась, и смотрела на письменный прибор в центре стола. И она бросилась к Игорю! Не к двери, чтобы убежать от позора разоблачения, спрятаться у кого-то другого и там искать защиты, а к нему, чтобы заглянуть в глаза и смыть его неверие и презрение. Во мне щёлкнуло и проявилось:
  - Она чиста!
  В её возрасте незамужние девушки проделывают и не такое.
  Она рыдала и билась у него на груди, что-то шепча, причитая и раскачиваясь, размазывая слёзы по его крахмальной рубашке под расстёгнутым пиджаком. Я немножко удивилась, но и только - пара сеансов секса, о которых намекнул Игорь, вряд ли растащили бы её на такие эмоции. Она вцепилась в него и не отпускала, так ведёт себя женщина, чувствующая своё право на мужчину, мужчину, который дорог и терять его совсем не хочется.
  И я сказала ему, громко, чтобы он расслышал сквозь её шелестение и плач:
  - Она чиста, прости её!
  И он отозвался, приобнял и успокоил, достал платочек и стал вытирать слёзы. Потом они опустились на диванчик и она подставлялась его рукам, а он аккуратно подбирал каждую слезинку и с улыбкой промокал расправленным батистом своего платочка. Её интимное: Игорёша, Игрунчик, Игушка - поставили точки на моих сомнениях. Она вздохнула и прижалась к нему, обнимая и расправляя его одежду, тихонечко забираясь под пиджак и, наконец, присмирела. В кабинете было тихо, лишь тончайший свист компьютерного кулера где-то под столом создавал едва слышный акустический фон. Я всё так же стояла у стола и опиралась на стул, но уже не раскачивала его. И тут я услышала:
  - Я люблю тебя, Игорёша! Прости, но я, кажется, просто схожу с ума!
  Эти её слова были вполне правдивы и я окончательно успокоилась за своего приятеля и компаньона по рискованным играм.
  - Успокойся, Марина, мы тебя вдвоём мучить не будем! - сказала я. - Просто ты забралась туда, где так шутить нельзя.
  И мы разобрали эту девочку на части, проверили, убедились в подлинности намерений и достоверности её эмоций, после этого я подарила ей из своего запаса настоящие чулки с тёмной каймой резинки, трусики и бюстгалтер. Когда она ещё только стала примерять всё это к себе и прикидывать, где заняться переодеванием, я припомнила на эту тему кое что и прочитала:
   Чиста ль в объятиях чужих,
   Лишь плоти зова повинуясь,
   Ловлю я искры глаз иных,
   Во лжи поющих Аллилуйю?
   Чиста ль? Глубоко я храню
   Твой образ от сует и сглаза,
   Не с теми песнь всердцах пою:
   Мотивчик прост - прилип, зараза!
   Чиста ль? Ну вот уже и ты!
   И вслух молчу и льнёт к нам нега,
   Остановились все часы
   И Зевс для нас затучил небо.
   Чиста ль? О том не мне судить
   И что - весы при рези в чувствах,
   И вновь боюсь тебя будить:
   А вдруг окажется, что пусто?
  Она внимала, глядя на меня с каким-то странным выражением и ждала поощрения своей открытости, то, что я прочитала, она приняла, но как?
  - Тебе нравится Вийон? - спросила я.
  - Но ведь это не он? - ответила она и я кивнула. - А откуда это, я даже не узнаю!
  - Может быть Блейк или Бодлер, - ответила я, - уже забыла.
  - Возможно, Бодлер, - ответила она, - скорее он, надрыв и откровенность - это его стихия. А здесь они просто купаются в этом рефрене: "Чиста ль?"
  - Нравится?
  - Да!
  - И ты не б...дь, а честная давалка?!
  - Уже не знаю, - призналась она мне, а не Игорю, - думаю, даже с одним и тем же и всю жизнь не все это делают бескорыстно. Даже, если бесплатно.
  - А тебе хочется быть Изидой?
  - Да, иногда очень!
  - Тогда ты не б...дь, той в океане изидиных страстей не выплыть!
  - Спасибо, - улыбнулась она, - но у его жены я всё же немножко ворую.
  - Она заметила пропажу? - сделала я акцент на последнем слове. Марина взглянула на Игоря, тот покачал головой и она подтвердила: - Нет!
  - Значит, ты взяла своё! Как думаешь? - обратилась я к нему.
  - Даше это не нужно, - улыбнулся он и горечи в этом было больше, чем тепла.
  - Надень! - сказала я, указав на свой презент, она сделала это тут же и приготовилась сотрудничать.
  Я осмотрела упаковку Марины и нашла её вполне приличной.
  - Теперь можешь и в свет выйти! - сказала я и она собрала бумаги, чтобы завершить их оформление, регистрацию, печать и подписи.
  - Тебе она понравилась? - спросил Игорь, когда девушка вышла.
  - А тебе, она же не мне объяснялась? - я ждала откровений, вряд ли у него был кто-то, имеющий на то большее право. И я не ошиблась.
  - Знаешь, в нашей деревне бывает так, что кто-то тебе попадается систематически, хоть и живёт у чёрта на куличках, а кто-то неведом совершенно, живя в одном доме. С ней я встречался несколько раз через год. А началось всё с её дипломной работы. Пришла она ко мне с ней, там было что-то по офисным программам, я должен дать рецензию. Ну, я пролистал её опус и разромил начисто. А девушке нужен красный диплом и отличная отметка за работу. Я ей сказал, чтобы она не теряла времени зря и поискала себе другого рецензента. Она раскраснелась и выскочила из кабинета, так хлопнув дверью, что лампочка в люстре лопнула. Через несколько минут вернулась с опущенными глазами и забрала свою работу. Я обрадовался, что обуза тягучей и томительной канители свалилась с плеч. До того у меня был подобный опыт и я помаялся с одним дипломником вроде этой. Через пару дней она приходит и, скрипя зубами, объясняет, что согласна переделывать и просит указать, что, где и как. Сели мы и стал я чёркать карандашиком, аккуратненько и незаметно, чтобы потом можно убрать. Оказалось, что перечеркал я всё абсолютно.
  - Что же, - удивилась она, - всё-всё не годится?
  - Как видите, девушка, не годится. Но это на мой взгляд, потому что моя профессия - программирование и в ней халтуры я не терплю, то, что у вас - это и не халтура даже, а девичий сон в ожидании суженого. Когда мечтают о принцах, а утешаются с поддатым соседом по коммуналке. Вам бы подойти к кому-то другому, чтобы он был не так требователен, глядишь - и пройдёт! Вы девушка молодая, энергичная, можете убедить.
  - А вас убедить нельзя?
  - Работой и только! А она не впечатляет.
  Ходила она ко мне несколько раз и занимался я с нею много, чёркая и поправляя, а она только скрипела зубами, да сверкала очами. Но к сроку всё же получилась вполне приличная работа и я дал ей отличную оценку, потом это вылилось в диплом с отличием. После защиты приходит она такая нарядная с пакетом закуски и бутылкой "Царской". Вроде, как презент и благодарность. Распили мы эту бутылочку, а девочку и разморило. Уложил я её в уголочке, а сам работаю. Слышу, зашевелилась, продрала глазки и ко мне со слезами:
  - Почему я её так невзлюбил? - и всё такое. Короче, осталась ночевать, пыталась изображать умелую, но я не поверил и просто уважил. Потом через год у неё опять проблема, на этот раз в аспирантуре - нужно стать первой, чтобы тема диссертации была, как у завкафедрой, тогда есть гарантия и защиты и работы на кафедре. И в этот раз маялись мы с ней долгонько со слезами, скрипом зубов и искрами в глазах. Но выиграли что-то там на нужном ей конкурсе. На этот раз она пришла вся из себя Мисс Мира и с той же "Царской", но кроме капусты и огурцов принесла и домашние пельмени. Пришлось вести домой, не тот у девушки декор, чтобы пить из мензурок. На этот раз она оказалась получше и поопытней. И уже не скрипела зубами и не плакалась от обиды. Однако в институте не срослось и оттуда она ушла. А вот здесь встретились уже в третий раз и вроде - родные. Я для неё, она для меня. Вот и всё. Остальное ты знаешь.
  - Она Даше и вправду не мешает?
  - Нет, совершенно, у них разный менталитет. Я даже удивляюсь таким различиям.
  - Она вкуснее Даши?
  - Нет, не вкуснее, Даша настоящая женщина со всеми наворотами, а Марина - это приправа. Очень острая и к деликатесу. Много её взять не получится, не с чем.
  Метафора насчёт приправы была честной и чистой, я мысленно поставила ему "отлично".
  Вошла Марина с бумагами, на них были все подписи и реквизиты. Я взглянула на сумму, она тоже не изменилась, остальные начальники доверились Игорю и ни рубля не скостили даже из вредности.
  - Вот теперь можно и выпить, - сказала я.
  - А тебе можно? - уточнил он о токсикозах и аллергиях беременных.
  - С тобой всё можно, - улыбнулась я только ему и взглянула на Марину. Она осталась в кабинете и вопросительно посмотрела на шефа, тот уже не сердился и она закрыла дверь.
  После первого тоста Марина уронила, касаясь кисти мужчины:
  - Жаль, что он женат не на той женщине.
  - И что? - спросила я.
  - Тогда бы он был ещё лучше, - ответила она и подставилась его взгляду.
  - Он так или иначе для тебя чужой!
  - Всё равно он лучше нашего главного босса, тот мимо себя ничего не пропускает, не попробовав.
  - И ты вытираешь это место салфеткой?
  - Нет, тут же ополаскиваюсь! - она явно подставлялась, обнажая их связь, желая набрать в моих глазах и вес и влияние на него, а Игорь этого избегал - какой мужчина не мечтает о свободе.
  - Эти волки в соседних кабинетах могут взревновать, зачем им успешный конкурент за вашими телами? - я имела в виду её и ту шатенку.
  - Они ему не ровня!
  - Потому и съедят! А ты останешься без него и об Артуре Рембо не поговоришь и глазами призывно не посверкаешь.
  - Ну уж! - хмыкнула она, став юной стервой на страже своих шефов.
  - Ты об этом позаботишься?
  - Конечно, вы бы посоветовали Игорю быть со мной пооткровеннее, я бы такую службу сослужила, потому что знаю про них всё!
  - Если ты будешь с ними так же бесхитростна, как и со мной, они тебя вычислят живо. Мужчина, не опьянённый женщиной, видит её насквозь.
  - Ну, тут всё в порядке, они нами со Светкой не пьяны, но хорошо поддаты, мы с ней в этом солидарны.
  - Это шатенка, которая принимала факс? - спросила я.
  - Да, мы их заводим и отпускаем по системе, то она, то я, получается и редко они бывают недовольны.
  - А доверять ей можно?
  - Только по части "динамо"! Тут все всем обязаны и вкруговую повязаны, в остальном - нет!
  Мы подняли ещё парочку тостов и я проследила за Мариной, её лицо лишь слегка порозовело, глаза повлажнели и у губ появился искусительный изгиб. Игорь притянул её к себе и проверил степень соблазнительности, Марина с удовольствием ему подыграла:
  - Пусть у них встанет только наполовину! - и вышла в приёмную.
  - Думаешь, не играет? - спросил он. Я покачала головой.
  - И ты с ней тоже не играй. Пусть она почувствует разницу.
  - Эти ребята им всегда что-то привозят. Мелочи, но если часто, то это значит много - привыкают.
  - Эту гадость, которую они дарят, надо бы им в глотку заткнуть! - вдруг вспылила я, припомнив на Марине якобы фирменное бельё, чулки и косметику из Дорогомиловских развалов под Сен-Лорана и Шанель. - Твоя Даша такое не носит, присмотрись! У неё уже тогда вещи были настоящие, одна обувь чего стоит. Марине с её доходами такого не купить никогда, а эти боссы тоже не раскошелятся. Им бы трахнуться на дурняк и чтоб жена не поймала, вот и всё их внимание!
  - Правда? - удивился Игорь, которому такое и в голову не могло придти.
  - Вот что, Игорёша! У меня есть возможность и я передам для твоей Марины кое-что. И ты будешь ей выдавать это еженедельно, скажем, в понедельник. Они с этой Светкой общаются и девочки сразу поймут, кто есть кто. Те, что в бухгалтерии и плановом про это узнают тоже. Ясно?
  - И этот служебный роман пусть пока будет? - спросил он и я уловила и извинительность и ещё кое что сугубо мужицкое. Ему, как и Русе, одной бабы казалось недостаточно.
  - Только не светись, она девочка стоящая и аккуратная, а поэтому Даше убытка не будет. Ты спрашивал, как она предохраняется?
  - Даша?
  - Даша твоя, вроде, ходит беременной, дурень, - я о Марине! А то станешь папашей двоим сразу.
  - Не знаю, наверное, что-то с химией.
  - А ты интересуйся, сделай так, чтобы с тобой у неё не было проблем ни в чём, ей приятна твоя забота и вообще, она твой агент, а ты резидент в чужом лагере. Так что, пестуй её и лелей! Может и для чего серьёзного сгодится. А Даша мне что-то перестала нравиться, боюсь, как бы она с тобой чего не сыграла.
  - Ну их, Аннушка, лучше про себя расскажи, не всякая в такое время решится на третьего.
  - Когда муж не только трахает по ночам, но и любит круглые сутки, это легко и просто, Игорёша! А он меня любит по-настоящему и я его тоже. Вот у нас всё и сошлось. Ясно?
  И я увидела, что тоска и горечь в его глазах обосновались прочно. Но теперь он хоть знает, почему Неустроева совершенно холодна с ним. Сейчас я нахожусь на службе и у него в кабинете, потому так словоохотлива и внимательна, а у себя дома я его уже просто не замечаю - муж ревнует! Просто и объяснимо.
   Я легко поднялась и попрощалась с ним, тепло и искренне:
  - Не провожай! Я сама.
  В приёмной Марина передала мои экземпляры бумаг, помогла одеться и шепнула на прощание:
  - Я о вас много слышала, вы даже лучше! Спасибо!
  Каминская меня заждалась и уснула. Я тихонечко приземлилась в своей машине и на своём месте. Мотор работал на прогреве и я потихонечку тронулась, стараясь не разбудить будущую мамашу. Город я знаю хорошо и на место обмена приехала без единой колдобины и встряски. Когда мы остановились в парке, Каминская открыла глаза.
  - Что, уже за двоих спим? - подначила я и она вздохнула. Я подробно рассказала про Игоря и Марину, передала подписанные экземпляры договоров и мы немножко посплетничали. Теперь я не стала утаивать новые отношения с Настей и Русей, а также Инной и всей семьёй. Рассказала и про поездку в Милан, работу над новыми пьесами, утверждение на роль в "Живаго" и прочее. Я намеренно чуточку педалировала, надеясь выжать из неё подобие зависти. И ошиблась - она только обрадовалась и даже пустила слезу.
  - Молодчина, Анюта, я верила в тебя, только где-то в закраинках души были сомнения. Теперь их нет!
  Она немножко помолчала, дав мне время осознать эти слова и потом добавила:
  - Если бы ты знала, как я въехала в них, в нашу семью! Если бы ты переиграла, я бы точно наложила на себя руки, мне без них уже жизни нет.
  И мы надолго замолчали.
  - Как с финансами, привыкла? - нарушила я затянувшуюся паузу.
  - Уже вписываюсь, а раньше за два похода в магазин почти всю зарплату выкладывала. Думаю, после декрета надо открывать своё дело, как у вас и вместе с Колей работать на себя.
  Я смыла с лица Неустроеву, нарисовала Каминскую и отвезла подругу на стоянку такси, там перегрузила свои презенты семье в багажник машины. Моя подруга удержалась от сантиментов и только взмахнула рукой, когда я оставила её у такси. Я поглядывала в зеркало на неё, пока она не исчезла из виду. Странно, но факт - она становилась мне такой же дорогой, как и Татьяна с Настей. И сердце моё немножко поёжилось, когда я стала удаляться от неё. Я это заметила только теперь.
  Дорога в Москву выглядела дорогой домой. Я возвращалась в свой дом. Впервые я почувствовала это так остро. Меня ждали Жанна и Лена, я уже не могла без Насти и Руслана, а Татьяна была моей любовью и болью одновременно. И ещё было одно создание, которое не могло обойтись без меня - лесной цветок.
  Я приехала домой и прошлась по дому, впитывая его запахи и вслушиваясь в шумы и вздохи стен и мебели. Потом включила акустику и стала играть инструментальные вещи из нотного альбома, который хранила ещё из музыкалки, ему было больше двадцати лет, кое что я знала наизусть. На "Корге" звучание было прекрасным и я просто зарядилась от классики. Вечером у меня был спектакль и я отправилась в театр. После окончания я приехала к Насте. Там уже был Руся и Настя его учила отцовству. Чтобы юная леди не вила из него верёвки, а Денис не почитал за грузчика и рабочего по дому. Он выглядел усталым, как и я и Настины слова совершенно не воспринимал, да и она больше говорила для порядка, лаская его шею и спину и размниная шейные позвонки. Он разве что не мурлыкал от блаженства.
  - Настя, отвлекись, это ненадолго!
  Руся приподнялся и она выбралась из-под него. Она была в халате и уже приняла душ. Я ей дала реквизиты холдинга, где застрял Игорь, и попросила навести подробные справки. Я не стала говорить о Вадиме, а только уточнила, что всё это по банковской линии. Русе о нём знать не следовало. Она посмотрела в свой дневник и спросила:
  - Послезавтра устроит?
  - Хорошо, - ответила я и оставила их. Сейчас им лучше не разлучаться, чтобы привыкнуть друг к другу. Руся отвык от семьи, затянувшееся одиночество даже чуточку сдвинуло его психику, что-то от одинокого волка в нём я видела почти всегда и надеялась с помощью Насти вытравить это из его души. Она была мягкой и утончённой натурой и рядом с ней невозможно не поддаться очарованию этой женщины и не ответить взаимностью. Я это ощутила на себе и не понимала Каминскую, которая устроила с ней бессмысленную войну по надуманному поводу. Что-то в Каминской я так до сих пор и не поняла, хотя многое изучила в совершенстве. Руся инстинктивно тянулся к Насте и купался в тех же водах, что и я. Я хорошо это видела и не опасалась за своё в нём, моя ревность была утробным атавизмом и я особого внимания на неё не обращала. Кроме излишков адреналина от неё ничего не было.
  
  И опять она меня ждала! Хоть Лена и не шевельнулась в постели, когда я приоткрыла к ней дверь, я отметила её напряжённую спину, так приличные девушки не спят. Я улыбнулась сама себе и пристроилась рядышком, положив руку на плечо. Она отозвалась тут же, не поворачиваясь:
  - Анюта, я сойду с ума, тебя нет нигде, телефоны не отвечают, мобильник тоже. Снег, заторы, аварии, что прикажешь думать? - и всхлипнула.
  - Ленка, не ворчи, я вымотана до не могу, так было надо, чтоб не отвлекаться. Пошли лучше в душ, смоем пыль, - наехала я на неё в ответ и она повеселела:
  - Пыль, сударыня, сдувают с ушей, а смывают - заботы и смуту!
  И мы тихо скользнули в ванную. Она передала новости этого дня, что-то про Жанну, а потом, сообразив, что я действительно устала и отвечать не в состоянии, просто щебетала, заглядывая в глаза и избавляя от смуты. Мы вытерлись и после её массажа стало полегче. Потом она занялась моими пальчиками и я окончательно отошла.
  - Хочешь ко мне? - спросила я и она нырнула под одеяло, пока я не передумала. И мы с ней поделились кое чем. Сегодня среди визитёров был один, который настойчиво приглашал её ужинать.
  - А что ему нужно? - заинтересовалась я.
  - В том-то и дело, что не знаю. Он приезжий и с такими даже не знаешь, как себя вести.
  - То есть, это не заурядный трах?
  - Думаю, нет!
  - Она думает?! - передразнила я Лену.- Да ты его должна чуять! Если не чуешь, то обязательно влипнешь! Вот, что, подруга, давай-ка разыграем вакханалию.
  - Вдвоём?
  - Активный дуэт и ещё одна дама - пассивно. Значит так: мы с тобой частные детективы и решили прощупать одну дамочку. Это жена моего друга. Она его подставила, но об этом мало кому известно. И наша задача, разобраться во всём, не нарушая статус-кво и никому не причиняя вреда.
  - Я что-то должна приготовить?
  - Мозги!
  - И всё?
  - Вот тебе коллизия: она, чтобы определить мужа на хорошую работу, трахается с кем-то влиятельным, сама фирма "серая" и дело пахнет скверно, она об этом узнаёт и пытается переиграть, разумеется, там же и тем же способом. В задачке спрашивается: что нужно сделать, чтобы они не пострадали?
  - А точнее, фирма, реквизиты, сфера обитания и прочее?
  - Всё есть, вон там, - указала я на свои бумаги в бюваре, - как задачка?
  - Анюта, а нас не накроют?
  - Если лопухнёмся, то обязательно!
  - Это уже что-то! - ответила она. - Давай реквизиты, я посмотрю в своей базе.
  Утром я застала её у компьютера озябшую, она нахохлилась, как воробышек, но выглядела решительной, как амазонка. Я прижалась к её спине грудью и согрела собой. Лена отклонилась назад, нашла мои губы и коснулась их.
  - Не так уж и много, но в целом ты права, - сказала она, - они "серые", базируются на Украине, таможню минуют странным образом, лицензии с такими буквами давно не работают, ну и ещё много чего скверного.
  - То есть, выбираться оттуда нужно побыстрее?
  - Да, только фокус в том, что его теперь так просто не отпустят. Как и куда убираться - это главная задачка среди выплывших.
  - Что же остаётся?
  - Надо в этой же структуре найти чистое легальное звено и осесть именно в нём.
  - Прикидываясь "чайником" и не выдавая себя?
  - Очень хорошая мысль, давай чайку, я продрогла.
  И мы отправились на кухню, обсуждая задачу. Она вполне просматривалась и решение могла иметь. И ответ от Лены я могла получить раньше, чем от Насти.
  Проснулась Жанна и я, как обычно, в ней просто искупалась, Лена от ревности даже губы покусывала, но я этого как бы и не заметила. Жанна уже два дня на работу не ходила и никуда не торопилась, круглая и счастливая. Мы купили такую штучку, чтобы слушать сердце Жанны и её девочки и развлекались тем, что сообщали будущей маме о проказах её дочери и она деланно охала и раскрывала глаза, а мы поддавали жару и заводили её в жульнические сети и капканы. Сегодня она стояла спокойная и гордая, упиваясь нашим вниманием и подыгрывая нашему интересу, но очень иронично, как бы посмеиваясь над тем, что у неё оно есть, а мы сирые лишенки и она к нам снисходит. Она придумала такое к нам отношение и этак, по-матерински, нас прижимала к себе, успокаивая и утешая.
  - Леди, - сказала она вдруг поставленным голосом домоправительницы, - когда вас ждать домой, я хочу приготовить шаурму, надо знать время, чтобы она была с жару.
  Это было необычно и мы с Леной переглянулись. Я просмотрела свой график и назвала восемь вечера, Лена обещала быть тоже.
  Около трёх часов у меня получилось "окно" и я приехала к Насте. Руслан занимался с юной леди основами самообороны, Рита была в светлом спортивном костюме от Виладжи и он весь потемнел от пота. Они изучали основные приёмы защиты, которые, по словам Руси, годились на все случаи жизни. Руслан всё делал основательно и юная леди это ощутила на себе, так быстро она никогда не выматывалась, а ему хоть бы что. Её уважение к дяде Русе обросло ещё несколькими слоями признательности.
  Настя работала, никого и ничего не замечая. Я вошла к юной леди и она встретила меня вопросом:
  - Дядя Руслан раньше был твоим любовником, ведь так? - я молчала, дожидаясь всего пакета. - А теперь он мамин, тебе не жалко, он же просто чудо?
  - Тебе как взрослой и до конца или как "рыбарю" и попроще?
  - Тётя Аня, я уже кое-что понимаю, но разобралась не во всём: в полной мере и без снисхождения, пожалуйста.
  - Во-первых, не был, а есть, во-вторых, не любовник, а муж. Понятно? - она кивнула. - Ну и о маме. Она его любит. Как и я.
  - Она его жена?
  - Да, настоящая жена, а он самый настоящий муж, которому всё в ней и о ней дорого так же, как и ей самой.
  Я сделала паузу, чтобы девочка осмыслила мои слова и, увидев ответное движение, продолжила.
  - Вспомни всё по-порядку, что было у мамы до него и как это стало при нём. Раз ты всё понимаешь, то и навязывать ничего не буду.
  Юная леди проехалась по этой теме и сообразила, что понимает далеко не всё, а знает ещё меньше и не стала возражать, чтобы подробно и в деталях изучить этот интересный и увлекательный предмет - семейную жизнь. Слово "любовь" мы не упоминали, но все составляющие рассмотрели, разложили и вновь собрали по чертежам.
  - Мама его любит больше нас, - сказала юная леди в итоге наших исследований.
  - То, что у неё с Русланом, это другая любовь, детей матери любят не так.
  И я подробно исследовала эту заковыристую материнскую функцию. Когда доказанная теорема стала очевидной, юная леди восторженно прошептала:
  - Я Дениса люблю именно так, как ты сказала, тётя Аня, я оказывается, его люблю!
  Мне понравилась её восторженность и я добавила ей основательности:
  - У женщин это почти с рождения, чувство материнства в ней на уровне инстинкта, а с возрастом и взрослением оно меняется, как и сам человек.
  - И я могу вот так же полюбить дядю Русю?
  - Вообще-то, да, но это будет нескоро.
  - Когда? - полюбить ей хотелось, но иначе, не по-матерински.
  - Ну, лет этак через десять-пятнадцать, - осторожно назначила я срок, в течение которого нам с Настей хотелось бы не иметь серьёзных соперниц.
   Юная леди вздохнула, к тому времени мама нарожает ему кучу детей и он на юную претендентку и смотреть не станет. Надо было привести себя в порядок после занятий с Русей и беседу о любви мы продолжили в ванной.
  - На меня стал смотреть Сашка Дмитриев.
  - Он тебе нравится?
  - Нет.
  - Почему?
  - Какой-то он правильный: ботинки всегда блестят, тетрадки дома не забывает, а в дневнике всё записано и подаёт он его даже на двойки.
  - В вашем голосе, юная леди, я почувствовала фальшь.
  - Правда? - удивилась Рита. - Кажется, я не вру!
  - От чего же? Смею заметить, ваш голос чуточку себя выдаёт и он вам совсем небезразличен и вам бы хотелось, чтобы я вас убедила в том, что он хорош и дружить с ним надо, не так ли, юная леди?
  - Да, - облегчённо ответила она, подставляясь моим рукам и заглядывая в глаза, не обиделась ли я по поводу её маленькой лжи. - Может, прогуляться с ним?
  - Почему бы и нет! Поговорите спокойно и не торопясь, почувствуйте себя в обществе друг друга и вдали от любопытных одноклассников, это лучше гляделок и записок, это настоящее, а не мастурбация. Кстати, ты знаешь, что это? - она кивнула. - Ну и ты должна узнать - зачем ты ему?
  - У нас скоро факультатив, я сразу же и спрошу его про идеи и воплощение фантазий, мы их по литературе проходили.
  - Если он захочет проводить тебя домой, не держи парня в чёрном теле просто так, для порядка. Если доверяешь, пригласи домой, здесь он проникнется твоей аурой получше и твоё положение будет самым выигрышным. Даже в домашнем халатике ты будешь выглядеть нимфой.
  - Правда?
  - Этой данности несколько тысяч лет. В собственной пещере женщина с мужчиной вытворяла, что угодно и он не мог ей перечить. А в его пещере - была рабой и прислугой.
  И на этой позиции мы остановились поподробнее, поскольку вариантов и интригующих коллизий здесь было немеряно и Рита с удовольствием себя проявила, энергия и любопытство у неё были превосходящими в сумме и маму и родную тётю. В итоге она окинула меня отрепетированным взглядом, дождалась моей оценки, приняла её без удовольствия и спросила:
  - Можно, я его приведу завтра? - я посмотрела своё расписание и уточнила:
  - Нет, через три дня, с двух до четырёх. Буду рада видеть результаты наших бесед.
  Юная леди вытерлась, просушила волосы феном и умчалась на свой факультатив, а я вошла к Руслану. Он сидел за компьютером. Я выдержала паузу и не рванулась к нему. Он обернулся и всё понял.
  - Анюта, вот уже и коллизия "Маши", взгляни, - сказал он и я улыбнулась ему. Он усадил меня на колени, я, как обычно, его обняла и мы стали читать.
  Я ничего не понимала! Ни слова! Его дыхание, его запах меня отравили, а голос ввёл в транс. Я касалась его плеч, изредка заглядывала в глаза, поддакивала, изображала понимание и участие в чтении, но была в нём. И видела, что он тот же, ничего Настя в нём не переменила, он в ней - да! А ещё я рассмотрела в нём воспрянувшую хозяйственность, в этом доме для его рук поле расстилалось безбрежное.
  - Руся, отпусти, уже пора! - сказала я, только теперь осознав, что мы так и не поговорили.
  Я уехала, храня в себе его тепло.
  Вечером нас ждало обещанное угощение, Жанна сидела рядом с Андреем, который сотворил к её шаурме что-то достойное в качестве приправы. И у нас получился семейный ужин, от которого я отвыкла, но приняла с удовольствием и постаралась быть настоящей хозяйкой при двух очень молодых подругах, тоже претендующих на это звание.
  Главное в семейном ужине - атмосфера. И я сделала небольшой откат, предоставив инициативу молодым дамам. Они с удовольствием зачирикали, защебетали и наш нефтяник, то есть, Андрей, вкусил в полной мере и большом ассортименте дамской неги, внимания и умело прикрытого коварства. Место Жанны на этом пиру было исключительным и он хорошо это прочувствовал: любовь к ней вместе со мной не скрывала и Лена, приняв её со всеми нюансами. И Андрей с удовольствием присоединился к нам, а Жанна благодарно цвела.
  Мы оставили их наедине и занялись холдингом, где работал Игорь.
  - Вот, - сказала Лена, выложив свою добычу, - у них есть настоящее производство, там они что-то делают из молока, нашего молока откуда-то из глубинки Тверской области. Эта продукция расходится по всей стране и даже немножко на экспорт.
  - Что это за чудо такое?
  - Не знаю, у него есть какое-то название, но это не моё. А применяют его в кондитерском деле для шоколада и прочего. Берут этот компонент кондитерские фабрики Новосибирска, Нижнего, Москвы и Питера, вот банковские проводки, Нина говорит, что они настоящие.
  - Тот же холдинг, но другая компания?
  - Да, крыша у них, похоже, тоже общая.
  - Можем ли мы сказать, что значительный рост этой компании назрел и конкуренцию она выдержит?
  - Не знаю, ничего не знаю! Надо всё это изучить основательно, а мы ведь только подглядываем в замочную скважину.
  - Хорошо, давай рассудим по существу, без деталей.
  - Давай.
  - Эти добавки к шоколаду составляют определённую часть веса и цены. И эта цена установилась, кондитерские фабрики России их товар берут. Значит, с технологией, качеством и бумагами - полный ажур. Далее - количество конфет и шоколадок, которые их клиенты могли бы выбросить на рынок. Можно ли увеличить этот объём? Из того, что мы имеем, это оценить можно?
  - Конечно, можем. В магазины мы ходим и ассортимент у нас на глазах. Что спрашивают покупатели, мы видим. Ответ положительный - резкий количественный и качественный рост реален, поскольку есть спрос.
  - В этом есть что-то важное для бизнеса, - спросила я, - ну, вот эта моя тирада - она что-то значит такое, что важно для ключевого решения? - Лена задумалась, полистала бумаги и уставилась в потолок, там она обычно вычитывала самые оригинальные идеи.
  - Есть, для инвестора или кредитора, он видит весь процесс в разрезе и понимает его течение. Прибыльность и скорость оборота - это для них фишки. Думаю, найти крупного инвестора или кредитора в лице банка при таком раскладе будет нетрудно.
  - То есть, эту сферу развивать можно и риск почти нулевой?
  - Получается, да!
  - Теперь эту мысль надо бы телепортировать туда, где будут перемещать Игоря на расчитанное нами место.
  Я взглянула на часы, должна позвонить Даша. Размышляя об Игоре, я сообразила, что Марину лучше взять с собой и там передвинуть на что-то более серьёзное и ответственное. На старом, да ещё без него, ей будет туго. И при помощи Марины я могла бы воздействовать на Дашу, в последнее время сильно набравшую силы.
   Лена взяла моего Стринберга и улеглась на диван, а я вернулась к роли Ольги в "Трёх сёстрах". Даша позвонила около одиннадцати и сообщила, что будет в Москве по делам завтра с утра.
  - Хорошо, - сказала я, - сначала забежишь ко мне, потом по делам, думаю, мы особо не задержимся. Как там Игорь?
  - Осваивается, важный такой стал, озабочен, - старательно выпятила она мужа и ничего от былого азарта и интереса к нему я в её голосе не ощутила, Неустроева опасалась не напрасно.
  - А у тебя?
  - Одним словом не описать, но лучше, чем раньше и интереснее. Верчусь и стараюсь не опоздать.
  А тут она была гораздо правдивее: Игорь и она - это разные епархии. Хорошо ли это?
  - Ещё раз привет Игорю и поцелуй его за меня.
  - За тебя я могу с ним сделать не только это.
  - Так сделай и скажи, что от меня.
  - А он не захочет после этого свериться с первоисточником?
  - Если не схалтуришь, конечно - нет! Он очень тонко чувствует фальшь, мы с ним это по сценическому искусству изучали, ещё на третьем курсе, - я сделала акцент на "фальши" и легонечко съехала по окончанию фразы ко времени изучения. Даша даже замерла от услышанного.
  - С тобой не соскучишься, сильна и затейлива, - наконец, ответила она, не решаясь ни отвечать, ни обходить мою фразу. - Ты бы его даже по телефону одолела.
  - Я с ним не сражалась, а жила и было это очень долго. Со мной он не стремился быть сверху, просто пришло время взглянуть на других женщин. Возможно, он со мной и не расходился. Да и я с ним тоже. К тому, что у нас было, ты даже не подошла, признайся?
  - Да, Анюта, к сожалению, да!
  - Приезжай, Даша, мы ждём!
  Тут же позвонила Настя:
  - Вадим спрашивает, в каком виде дать эту справку?
  - В самом развёрнутом и полном, нас интересует всё. Мы их изучаем, они нас подставили и где таится наша погибель или спасение, мы даже не подозреваем, - выпалила я на одном дыхании. - Да, Настя, как ты? Я заходила, но ты была занята.
  - Иногда мне кажется, что я до безумия глупа, но берусь за роль и она идёт легко и шутя, беседую с детьми - понимание, что-то решаю с родителями - тоже легко. Может это Руслан своим биополем всё улаживает?
  - А кто же ещё? - согласилась я. - Настёна, если Вадим всё это сбросит сегодня же, буду благодарна.
  Я взглянула на Лену, она читала очень внимательно, периодически возвращаясь назад и перечитывая. Мы услышали возню у Жанны, обычную для любящих мужчины и женщины и вздохнули. Лена сделала мне глазки и вернулась к Стриндбергу.
  Почта с данными на холдинг пришла после полуночи, нефтяник остался у Жанны и мы прикрыли к ним все подходы, чтобы не смущать мужчину, а сами занялись изучением информации.
  Наши предположения о структуре холдинга подтвердились лишь частично, а вот по молочному производству почти полностью и мы на нём остановились. Даже беглого взгляда на этот банковский отчёт хватало, чтобы понять, что все эти "сникерсы" и "баунти" - обычный мутный эрзац, раздутый рекламой. И цена отечественного батончика по собственной технологией была существенно ниже, превосходя заморские эрзацы по качеству. Это нас с Леной приятно порадовало.
  - То есть, мы можем утверждать, что этот сектор надёжен и его надо развивать? - обратилась я к Лене.
  - Без сомнений! - развела она руками, цифры обоих вариантов впечатляли.
  - Обмоем это дело? - спросила она и мы отправились в душ. Проходя мимо комнаты Жанны, мы услышали, как Жанна приучает мужчину к себе.
  - Заглянем? - обернулась Лена ко мне.
  - К вам можно? - спросила я и после разрешения Жанны мы проскользнули в комнату. Смутился только Андрей.
  - Анна Николаевна, правда у него большой член? - спросила юная прелестница с круглым животом и сумасшедшими глазами. Она управляла этим взрослым мужчиной, как опытный водитель автомобилем и он с видимым удовольствием ей подчинялся. Мужское достоинство в её руках и правда впечатляло. Я посмотрела на обоих и усекла, наконец, что этим они занимаются давно, возможно, ещё с того блиц-визита к нему посмотреть игрушки из капа. У Жени оно было существенно меньше, шкала ценностей Каминской о том свидетельствовала.
  - Настоящее сокровище, - подыграла я ей, - а ты с ним умеешь обращаться?
  - Спрашиваете, - с достоинством улыбнулась Жанна, - мы уже всё про это знаем, Андрей прочитал сам и рассказал мне, а потом мы проверили - всё сходится.
  Сказав это, она заботливо укрыла его халатом, мужским и немалой стоимости, его она подарила ему, увидев мой шведский подарок Русе. Сама она сидела совершенно открытой и обозрение этой прелести нам с Леной всегда доставляло удовольствие. И вот она, уразумев своё очарование и власть, приучала его к тому же. Ему нравилось, похоже, и это и остальное, связанное с ней.
  - Мне скоро уезжать, вот мы и занялись: я ею, а она мной.
  - Пошли мыться вместе, вы не против? - спросила она у нас, я не возражала и взглянула на Лену, она мгновенно оценила Андрея и тоже кивнула.
  Мы в очередной раз и тщательно исследовали её тело, несколько раз довели до оргазма, затем с Леной сполоснулись и ушли, оставив их развлекаться. Жанна стонала и визжала ещё долго. Лена отправилась ко мне и мы почти мгновенно уснули. Утром предстояла важная операция.
  
  Даша пришла около восьми утра, Жанна с Андреем ещё сладко спали и мы с Дашей позавтракали без них. Наша гостья отсутствием аппетита не страдала и умела всё, мы предложили добавку, она отказалась: фигура, диета, норма.
  После этого я взяла её в оборот и вытащила признание об истинном порядке кастинга Игоря и её роли в этом. Она поняла, что мы готовились и знаем многое, я же знала и то, в чём признаться не могла.
  Сложив из разговора с Дашей все "за" и "против", я пришла к горькому выводу, что из нашей затеи с молочным производством и перемещением в этот сегмент Игоря ничего не выйдет. Даша Игорем уже не дорожила и её шкала ценностей сильно переменилась. Она продвинет этот проект и отцепит Игоря от себя. Оставшись его женой или нет. То полукокетство по телефону вчера вечером оборачивалось уже жёсткой позицией. За ночь она приняла решение и предстала перед нами в другом качестве. Я её просто недооценила - это следовало отметить.
  Лена ждала, когда я приступлю к нашему проекту, который мы просчитали и решили подарить Игорю. И удивлялась позиции, ранее мне несвойственной - тянуть и медлить. Я покачала головой: отбой! Не хотелось мне делать этой женщине такие подарки. И ограничилась тем, что просто уточнила и сформулировала для себя позицию Даши.
  - Зачем тебе муж? Имя ребёнку или что-то ещё? - спросила я о главном.
  - Возможно, первое, я ещё не решила, просто не знаю, что и зачем мне теперь нужно.
  - За эти месяцы многое изменилось, правда?
  - Да, изменилось и настолько, что теряюсь ото всего, нахлынувшего.
  Она решила свои козыри приберечь и карт не раскрывать до самого конца. Я это поняла, как окончательное размежевание с Игорем. А как же будущий ребёнок? Он для меня в их коллизии значил больше всего. В дамских разборках он мог значить много, но это потом, а пока - это косвенная угроза или аргумент у Даши, чтобы держать Игоря на крючке. Если её слова о нём не блеф. Но проверить это мы не могли и она это знала. Всё было на её стороне. Теперь осталось изучить ситуацию на предмет дальнейшего пребывания Игоря в этом холдинге, не опасно ли и надо ли там оставаться.
  - У тебя есть список главных лиц этого холдинга? - спросила я Дашу.
  - Конечно, а что?
  - Хотим устроить небольшую акцию по тестированию, ты не против?
  - Пожалуйста, - улыбнулась она, просмотрела свои бумаги и дала мне листик со списком членов совета директоров и прочих бонз этого холдинга. Я отсканировала его, отправила Войтину и и набрала его номер, он ответил тут же:
  - Что-то срочное? - угадал он по моему тону. Так я уже давно не нервничала.
  - Да, Володя, прокомментируй этот список, он у тебя в электронке.
  Через пару минут он ответил:
  - Из всех этих джентльменов мне известен только один - он большая бяка!
  - В каком смысле?
  - Во всех! Рядом с ним даже мебель дурно пахнет, ясно? Что-то ещё?
  - Спасибо, этого достаточно.
  Этот, что "бяка", и был главным партнёром Даши по кадровым перемещениям мужа, сейчас она ехала к нему. Что ж, пусть едет. Наши пути разошлись, теперь нужно предупредить Игоря.
  Когда она уехала, я объяснила Лене суть дела и та изумилась откровенности этой "сладкой булочки" Даши.
  - Зря старались, выходит?
  - Да, хотя, может и не зря, ведь мы кое что узнали и теперь просвещены. Если нужно будет её ущучить, то мы вполне можем посоветовать джентльменам что-то своё, а?
  - Пожалуй, ты права, - посоображав, ответила понятливая Лена.
  Я набрала номер Игоря, ответила приёмная, это была Света, она сказала, что Игорь Дмитрич где-то по делам и будет после обеда. Я спросила Марину и она через пару минут ответила:
  - Я вас слушаю.
  - Марина, это Каминская, найди свободную и чистую линию и перезвони мне сейчас же, сможешь? - девочка с зелёными глазами соображала быстро:
  - Хорошо, Александра Тихоновна, как только деньги поступят, я вам перезвоню.
  Через несколько минут она позвонила сама и я поняла, что с чужого-то мобильника и говорить надо быстро и чётко. Я ей объяснила ситуацию с Дашей и Игорем и попросила найти его в городе. Кроме того, нужно обеспечить себе манёвр и добыть про неё всё, что попадётся.
  - Когда она вернётся домой?
  - Думаю, не раньше завтрашнего дня.
  - У меня день и ночь?
  - Да.
  - Хорошо, Анна Николаевна, спасибо за доверие, я его найду и всё передам.
  И я села у телефона, теперь надо ждать.
  - Что тебя мучит? - спросила Лена. - Мы всё узнали и нас не удивить.
  - Есть одна вещь, она и смущает, Даша ждёт ребёнка, срок уже семь или восемь недель.
  - И ты ей поверила?
  - Нет, но Игорь поверил и об этом говорил с надеждой. Если она нас надула, то всё в порядке, а если нет?
  - Вот Жанна беременна и мы это знаем, у меня тоже всё в порядке, я Джеку сообщила и он меня поздравил - это тоже факт, а у неё - далеко не факт. Я её вижу впервые и как-то в качестве беременной не предстваляю. Не та она!
  - К сожалению, Лена, женщины такого типа слишком углублены в себя и на простой вазомоторике их не поймать. Она себя хорошо контролирует.
  - Трезвая - да! А если мы её напоим? Она же вернётся, вот и вещи её остались в прихожке.
  - Ладно, но это потом, а пока давай-ка подумаем, что мы можем предложить ему сходу по смене работы, чтобы не потерять темпа, раз с Дашей ему не светит. А жаль, такое направление просматривалось, - огорчилась я и в надежде посмотрела на Лену. Мне, актрисе со специфическим мышлением делать умный вид в бизнесе было рисковано, хоть Лена и полностью моя, удивиться могли другие и тогда от лавины затаившихся до поры скелетов не увернуться. Тот же Игорь мог припомнить их на целое Ваганьково. Лена отозвалась тут же:
  - Да тут и думать нечего, он же компьютерщик и занимается этим уже давно, лучше устройства компьютерных сетей в наши времена нет ничего. Число компьютеров растёт неуклонно, продвинутость пользователей тоже, Интернет знаком даже детям, так что создание нормальных сетей - шаг совершенно объективный. И нужно для этого не так уж и много: провода и мощные серверы. Кредиты под это дают охотно, я сама писала договоры с банками на такие дела, про должников тоже что-то не слышно. Ты только намекни, он влёт сообразит, что к чему.
  - Но ведь Тверь не Москва?
  - Вот если бы это был райцентр, тогда - да, а все областные центры сейчас как в лихорадке - сети самых разных сортов и калибров так и плодятся и друг друга поглощают. Для этого холдинга сети - кусочек лакомый и они сами за Игоря с его опытом и знаниями будут держаться.
  На том и порешили, предварительно уточнив действительное состояние этого бизнеса в Москве через знающих людей.
  Позвонил Игорь и я деликатненько изложила ему позицию Даши, его собственное положение в этой связи и кое что другое уже о вероятных служебных проблемах.
  - Она пошла на "Вы"? - он почему-то мало удивился вероломству супруги.
  - Да и тебе надо бы подстраховаться, на случай, если она привезёт решение, урезающее твои права. Ты уже думал о своей безопасности?
  - Честно говоря, нет! О бизнесе, его развитии и расширении - да, но об этом - даже не знаю, как всё это делается, я тут недавно и этих маклей ещё не изучил.
  И я изложила ему наше с Леной предложение о сетях. Он удивился моей просвещённости, я же просто передала трубку Лене и она без посредников изложила нынешнее состояние на этом рынке в Москве и его шансы в Твери. Она была убедительна и сделала всё это, не применяя женских фокусов. Очень точно и аргументировано, с ценами, законами и знанием бухгалтерских статей по налогам.
  - Ну у тебя и подруга, - похвалил её он, когда я взяла трубку, - с такой и в бой не страшно, прикроет.
  - У тебя есть такая же, береги её!
  Мы расстались, он пообещал уже сегодня прозондировать и в принципе решить этот вопрос. Игорь был умницей и при отсутствии влияния на его мозги женского отравляющего обаяния мыслил быстро, чётко и продуктивно. Марина в качестве развесистой клюквы для его шаткой натуры ещё не созрела.
  День прошёл в напряжённом ожидании и я еле дождалась звонка, теперь он был от Даши. Она в извинительном тоне просила меня принять ненадолго её с тем, кто у Войтина значился исключительной "бякой" - Воеводиным. Он мой поклонник и желал просто побыть рядом и попить чайку. Она с ним приедет, а потом с ним же и уедет, пробудут они недолго. Я вздохнула, Даша уже меня не стеснялась и считала чуть не сообщницей, приобщая к интригам.
  Я во время её телефонных монологов прокрутила фамилию Воеводина в компьютере Каминской и убедилась, что она с ним никаких дел прежде не имела. После этого перешла к собственной дипломатии:
  - Он ведь тебе нужен, да? Признайся, иначе не срастается?
  - Да, сегодня ты можешь спасти Рим от варваров.
  - И что же взамен?
  - Что твоей душе угодно!
  - Ты уверена?
  - Да, либо это случается сегодня, либо никогда, - с отчаянием призналась она в очередной раз, не опасаясь подставиться, вероятно, и в самом деле ситуация того требовала: довериться главной сопернице по женской линии, в её глазах я была именно таковой. О дружбе и других соображениях не корыстного плана она даже не задумывалась.
  - Хорошо, только и плата будет соответствующей. - сделала паузу и добавила: - Ты отпускаешь Игоря сейчас же и навсегда.
  Она сразу и замолчала, остолбенев, что ли, я пару раз дунула в трубку, проверяя, не отключился ли.
  - Отпустить мужа и так сразу, мы ведь ждём ребёнка? - ответила она через сто лет и как-то уж очень неуверенно.
  - Да, сразу и бесповоротно. Либо ты вычёркиваешь его из своей жизни, либо маешься во лжи пока не обличат. Рано или поздно это случится и я помогу ему прозреть. И никто тебе не поможет и не вступится - такие отношения не афишируют.
  - И тебя не смущает, что ребёнок родится без отца?
  - Совершенно! - Ты знала, на что шла. Это твоя проблема, личная, вот сама с ней и разбирайся! - жёстко отрезала я. Даша задумалась. Мне её было немножко по-бабьи жалко, но симпатии к Игорю перевешивали. Я молчала, выжидая - разрушение этого мною же созданного союза было единственным шансом искупления вины. Видимость семьи для Даши была хорошей ширмой и она почувствовала вкус к роли этакой миледи. Игоря она могла бы водить за нос до бесконечности, рожая детей и от него и от любовников и партнёров. В уме и характере ей тоже не откажешь. Сумела же она выплыть в смутное время и сохранить профессионализм специалиста именно в производстве, а не купле и воровстве. Она была удачным вариантом для менее земного Игоря, да и их взаимная тяга была для всех на виду. Даже Марина с огорчением отметила, что Игорь сравнивает её секс с супружеским и отдаёт предпочтение Даше. И не только в сексе. Даша вполне могла сыграть на своей привлекательности и власти над ним в этой стихии и разубедить его совершать резкие движения. Это я видела и помнила ещё по визиту в Москву, когда она на моих глазах очень умело и последовательно прибирала к рукам гражданского мужа Каминской.
  И вот пауза закончилась и Даша согласилась. Я настояла на срочном звонке Игорю и она не сопротивлялась, видимо, теперь это не имело смысла. Когда Игорь сообщил, что с этой минуты он свободен, я почувствовала облегчение, но ему себя не выдала и только напомнила о предложении Лены. Потом опять звонок Даши, она была сломлена и подавлена, видимо, Игорь для неё значил немало и рядом с другим мужчинами весил достаточно, раз она так переживала. Но за всё нужно платить.
  - Надеюсь, теперь мы можем приехать к вам? - спросила она и я увидела её потухшие глаза почти наяву. Вместе со статью они составляли главную атакующую ценность этой "сладкой булочки". И мы договорились о времени.
  Это случилось вечером, когда все мои домашние собрались и сидели за столом. Мы уже поужинали и за чаем смаковали подробности планов Жанны по облагораживанию её будущей квартиры. Даша перезвонила за несколько минут ещё на подъезде к моему дому и мы приготовили к чаю с Дашей кое что для мужчины. Воеводин оказался вполне приличным мужчиной лет 55-58 со спортивной комплекцией, практически лысый, одет со вкусом и не вызывающе, на лице несмываемая американская улыбка. Даша трепетала и умоляюще смотрела на меня, я её успокоила - договорённости Каминская всегда соблюдала. После чая с коньяком гостя угостили обществом молодых женщин, мы смотрели альбомы Каминской, девочки комментировали им уже знакомое и я только посматривала и слушала, всё шло без меня, откатанно и без сбоев. Даша успокоилась и расцвела. Воеводин этого не пропустил и подарил ей что-то, понятное только им. Она улучила момент, когда девочки окружили его и выкладывали подробности моей жизни, и увлекла меня на кухню.
  - Я расхожусь только с Игорем, пожалуйста, не считай меня б...ю, просто так сложилось, что сейчас приходится играть эту роль. Ты ведь женщина и всё понимаешь, для нас внешность и податливость почти всегда главный способо пробиться. Я хочу вырваться оттуда, он мой шанс. Пойми и не суди строго. Ты для меня всё то же солнышко и лучик надежды. Я с удовольствием вспоминаю тебя всегда и прошу: просто потерпи и я своё наверстаю. Я хочу с тобой дружить. Но без него.
  - А этот? - улыбнулась я исключительному цинизму "булочки".
  - До следующей станции, - улыбнулась она, уже уверенная в себе.
  И я не стала её топить, по сути она играла ту роль, которая ей досталась при дележе. Могла ли она сыграть мою? И тут мне стало комфортно: нет! Она не могла привлечь внимания Каминской ни с какой стороны. Таких актрис, как Даша, в городах мира предостаточно. Интересно, а мы с Каминской исключение?
  Как и предполагала Лена, беременность Даши была придуманной и она уже приготовила и хотела разыграть сцену с выкидышем. Но теперь необходимость в этом отпала.
  - Возьмёшь посылку для Игоря? - спросила я.- Коробочка небольшая и лёгкая.
  - Хорошо, это же только коробочка и ничего личного, я просто её передам, да? - ей было нехорошо от такого быстрого разоблачения и потеря лица значила более других, пусть и не менее глубоких перемен.
  - Да, только передать, - успокоила я её.
  Там было бельё, немножко косметики и прочие приятные женские штучки для Марины. Мы коробочку уже оклеили скотчем и подписали.
  Воеводин со счастливой Дашей покинули нас поздненько, прихватив все её вещи. Она сказала, что всё попадёт по назначению. Я ей почему-то поверила сразу же.
  Следующий день у нас был офисным и мы с Леной ехали в многолюдном лифте, в расстегнутых пальто и без шапок и шарфов, поскольку в салоне машины тепло. С нами здоровались незнакомые мужчины и кивали женщины. Я подумала, что все эти офисы специиально созданы для публичного обозрения друг друга. Толпы мужчин и женщин запрыгивают в эту кабину и тут же расстёгивают на себе всё: зимой пальто и шубы, весной и летом блузки и жакеты и всё для того, чтобы накатом от разомлевшего тела сбить соперника или соперницу с толку и подчинить себе. Мы ездили в лифте в разное время и в основном после схлынувшей волны опаздывающих и всегда спутники у нас были разными, но на их лицах было одно и то же: они нас раздевали, были с нами беспощадны, наши тела извивались и трепетали под их натиском, губы растворялись в их мощных целовальных машинах, ноги болтались где-то у разгорячённых чресел, а глаза боялись раскрыться, чтобы не увидеть того, что с нами вытворяют эти супермены.
  Я поймала на себе взгляд одного из них, он был с дорогим дипломатом, в сером драповом пальто и пыжиковой шапке и откровенно пожирал глазами Лену. Её уже не было, он сделал из неё котлету. Нет! - Отбивную! Я указала ей цель и улыбнулась провоцирующее. Хватило пары секунд, чтобы монстр ночных дел уткнулся глазами в пол и с нетерпением ждал остановки лифта, чтобы выскочить - Лена нашла его лицо немужским и он это тут же прочитал, хотя не умел читать ничего, кроме указаний начальства. Со вторым я разобралась сама, третьего добила Лена, потом ещё двоих мы вдвоём и очередями - на нашем этаже не осталось ни единого мужчины. Женщины понимающе переглянулись и разошлись по офисам, думаю, кто-то из них в следующий раз захочет сделать то же, но самостоятельно.
  Нас уже поджидали Нина, юрист Василина, продюсер и мужчина, который предлагал Лене вместе поужинать. Чуть позже подъехали и Татьяна с Настей.
  - Моя фамилия Решетников, - представился гость, - я из Костромы, люблю театр, езжу на спектакли в Москву и Питер, нравится мне и кино. А дома есть несколько картин наших городских художников, мне они понравились, это не благотворительность.
  - Он хочет вложить в нас деньги. - пояснил продюсер, который и привёл его к нам. - Много денег, вот и решил к нам присмотреться.
  - Много ли? - спросила Танечка, испытав на нём один из двухсекундных этюдов по переглядыванию: Решетников смутился, опустил глаза и тихо сказал:
  - От вас зависит.
  - Пожалуйста, скажите в общих чертах, чтобы мы знали ваши возможности: от и до, - предложила Лена сбитому с толку провинциальному покровителю Мельпомены.
  - Ну, думаю, пару миллионов в первом квартале будущего года и три-четыре в четвёртом квартале того же года. Такая у меня специфика оборота денег.
  - И что вы хотите за это?
  - Ничего, абсолютно! Но с условием, что деньги идут только на постановочные нужды и в основном на оплату актёрам и другим людям, занятым в самой постановке, художникам, музыкантам, ну и другим, а не аренду самолётов, лимузинов, пароходов или чего-то другого. И о пьесах, куда пойдут деньги - они должны быть новыми по духу и оригинальными по постановке.
  - Вы сможете уточнить само понятие новизны и оригинальности? - спросила Настя, своим вниманием повергшая гостя в маленькую панику. Сегодня она была исключительно волнующей и привлекательной и без рези в глазах простому человеку на неё смотреть невозможно. Я представляла, на каком подъёме сейчас был Руслан и откровенно ему завидовала. Решетников долго выпутывался из сетей и никак не мог сообразить что-то в ответ. И, наконец-то, выдал:
  - Ваш последний "Дядя Ваня" - это то, что надо! И вообще Шелгунов классный постановщик, посредственных вещей у него нет. Что у него будет на очереди?
  - "Три сестры" по Чехову, - ответил продюсер, - а других режиссёров вы не финансируете?
  - Почему же, хоть кого, конечно, лишь бы вещь была стоящей! Я, возможно, выразился неточно, но вы меня понимаете, я вас всех давно знаю и вашему вкусу доверяю. Особенно мне нравитесь вы, - качнулся он в мою сторону и я благодарно улыбнулась, он после моей улыбки в обморок не упал, даже приблизился с намерением уточнить свою позицию.
  - Мы юная компания, у нас всё только-только началось, сами ещё не знаем - состоимся ли? Почему бы вам не обратиться к уже устоявшимся фирмам или компаниям? - всё же спросила я, надеясь, что к нам его привела не примитивная страстишка к одной из нас.
  - Мне нравитесь вы и ваши спектакли, почему я должен вкладываться в вещи, мне не желанные и не дорогие? - вернул он мне биту и я ему улыбнулась уже иначе. Дяденька свой выбор сделал и теперь нужно его убедить в том, что он не ошибся. Остался ещё один вопрос:
  - А зачем вы приглашали нашу сотрудницу поужинать? - я имела в виду Лену.
  - Так затем и приглашал, чтобы поговорить и узнать, как и что? Пресса врёт, я знаю, поэтому хочу всё знать сам и из первоисточников. Денежки мои и куда попало их тратить жалко, вот я её и присмотрел: очень красивая и глаза умные, не то, что эти вешалки для платьев, что сейчас сплошь и рядом в приёмных.
  Мы с Ниной перекинулись парой фраз и выдали ему "портфель" с графиком сдачи постановок на будущий год и продюсера для знакомства и комментариев. Чуть позже с ним побеседовала и Нина. Когда он был готов к разговору со мной, я сразу же изложила нашу финансовую политику, которая могла его смутить:
  - Нам нужны деньги и на сами постановки и на их раскрутку у нас и за рубежом, а это большие оборотные суммы, которые чуть позже к нам возвращаются через рекламные фирмы или отчисления от контрактов по рекламе с кем-то из спонсоров. Всё это так перемешано и сами суммы на различные расходы настолько велики, что разделить постановочные и не постановочные расходы даже мы не можем. Как быть в таком случае, ваша идея с финансированием обычной сметы хороша для постановки спектакля в Ярославском или Тверском драмтеатре, у нас же всё выглядит иначе и часто напоминает сводки с фронтов гражданской войны. Помните, лозунги большевиков насчёт фронтов против Юденича и Деникина? - Решетников подумал, просмотрел схемы оборота денег и согласился. Правда, его смутили наши расценки на всё, в Костроме постановка обошлась бы в 3-4 раза дешевле.
  - Вот потому в Костроме так всё и дёшево, что ниже качеством, актёрам нельзя платить символически, а требовать возвышенных страстей. Та зарплата, которую мы заложили, вполне достойная! - чётко выразил нашу линию продюсер.
   После этого Решетников отказался от своих требований и согласился просто проплатить наши платёжки по уже подготовленным статьям предстоящего турне по Европе, которые следовало сделать сейчас же из-за длительной и громоздкой схемы банковских расчетов. Потом Нина изложила ему содержание этих счетов и суммы по ним. Решетников надел очки и сел рядом с ней с калькулятором. Через час выяснилось, что его денег хватает на полную проплату остатков по турне и более половины расходов по "Трём сёстрам". Речь шла о конце этого года и начале следующего. Деньги свалились с неба очень вовремя и мы с удивлением следили за рассудительным и неспешным бывшим председателем колхоза, а ныне владельцем фирмы по выращиванию водоплавающей птицы. Он с калькулятором пересчитал все сметы и к концу дня выписал нам чеки на несколько миллионов, которые мы могли пустить на оплату всех повисших сегодня счетов.
  С таким подарком судьбы мы решили обойтись бережно и воздать в должной мере. Мы прикинули и оказалось, что апартаменты, удобные для этого мероприятия - это квартира Татьяны. Государственный праздник в честь гостя из Костромы был устроен по всеобщему желанию нашего братства. Мы созвонились со всеми отсутствующими и распределили роли и обязанности. По дороге закупили всё необходимое и вечером у Танечки собрался весь цвет нашего театра и не только его. Настя была с Русланом, Татьяна вызвонила Виктора и подсунула мне.
  Я решила её чуточку позлить, чтобы не заносилась и то сама висла на нём, то он управлял пуговицами моей блузки, то я запускала свою руку ему за шею и он блаженно зажмуривал глаза, подыгрывая мне. Танечка, конечно, паниковала, но у себя дома и под перекрёстным обзором со всех сторон ничего, кроме отчаянных взглядов позволить себе не могла. Разрядка и помощь к ней пришла с неожиданной стороны, когда мы с Виктором сидели в уголке и он признавался мне в своих чувствах к Танечке, а я слушала предназначенное подруге и реагировала так, будто это мне. Подошёл Руслан, сел рядышком и очень мягко и проникновенно сказал:
  - Я извиняюсь, сударь, может вы не знаете, так смею вам сообщить, что эта леди - моя жена!
  - Руся, успокойся, это Виктор, мы играем, Танечка мается и от этого только хорошеет. Послушай лучше, что один мужчина говорит о моей любимой подруге. Руся, это шедевр, заткни ревности фонтан и садись с нами! - я обняла его одной рукой, Виктора другой и, подмигнув обоим, дождалась взгляда Татьяны, Руся весь напрягся, увидев тревогу и ревность в её взгляде, и в этот момент я откровенно поцеловала Виктора. У Танечки тут же брызнули слёзы.
  - Вот это класс! - прошептал Руся. - Ну ты и ведьма!
  А Виктор продолжил монолог о ней. Руся знал её давно, но того, что услышал от Виктора, даже предположить не мог. Я это видела по потемневшим глазам. Актрису капризную и вздорную любил, как царицу богов, обычный, ненакрученный мужчина и мог так сказать о ней другому, что содержание их интимных разговоров мы читали на его лице.
  Подошла Настя и уселась очень мягко, не потревожив рассказчика и не изменив духа нашей беседы. Потом она его очень чувственно поблагодарила за понимание Танечки и пожелала удержать её чувственность и полёт на той же высоте и так долго, как позволят обстоятельства. Виктор смутился, но ненадолго. Надя Лефортова привела Танечку, сама перебралась к Диме, который явился по знаку Насти. Танечка устремила свои очи на Виктора, а мы её надёжно и профессионально прикрыли. Несколько минут длилась эта любовная беседа без слов, но никто даже подумать не мог, кого мы прикрываем и что предмет диалога. Дима, переживший с ней свою влюблённость совсем недавно, находил Танечку неповторимой.
  - Сладка? - шепнула я ему.
  - Я так и не распознал её до конца.
  Разъезд был шумным и многоразовым, Танечка уехала со мной, Надя с Димой, Руся увёз Настю, остальных я не упомнила. Лену и Нину я потеряла где-то в конце веселья, обе исчезли, не сказавшись. Дома на постели Жанны была записка: "Я у Андрея, буду завтра к вечеру." Мы с Танечкой расположились в спальне и сменили одежду с бальной на вечернюю, теперь у неё здесь был полный комплект всего и на все случаи жизни. Вскоре пришёл Виктор и меня пригласили на бал чувств. Танечка сумела вытащить его в поле, где тот был уверенным и сильным, а она явилась туда всемогущей волшебницей. То, что я видела у неё с Димой, явно уступало новой песне. Я была с ними почти всю ночь и не могла насмотреться на это пиршество, настолько оно впечаляло и притягивало. Более счастливой Танечки я не видела никогда.
  Утром , очень рано, позвонила Настя:
  - Анюта, приезжай, я скучаю!
  - А Руслан?
  - Он тоже, но не признаётся.
  Я оставила гостей и поехала к ним. Мы накормили детей и отправили в школу. Вскоре ушли и родители, а за ними и Инна с семейством.
  Я посмотрела на Настю и Руслана - это было счастье в чистом виде. Особенно светилась Настя, я никогда не видела её такой, в жизни этой талантливой актрисы, кажется, подобного не было. Я видела, что она вся растворилась в нём, она не оставляла сомнений в предмете любви, но я также знала, что Настя моя! Чуть развеется эта дымка и она потянется за своим ко мне.
  Руся и раньше посматривал на неё с чисто мужских и спортивных соображений и отступался, боясь сломать этот утончённый механизм чувствований и хрупкое тело. Теперь же она управляла им и вгрызалась в самую его суть, а он послушно подчинялся и искал в ней ответы на свои вопросы. И не находил. Она спала с ним в одной постели и за это время он убедил её в своей состоятельности. А я не заметила даже самой малости пресыщения или усталости ни в нём, могучем и могущественном, ни в ней, слабой и утончённой. Вообще-то насыщение могло наступить в каком-нибудь другом варианте отношений сильного мужчины и подобной женщины, но не в нашем. Здесь была и я, которая очень внимательно следила за собственными владениями. Поскольку оба существа были моей собственностью.
  В нашем треугольнике всё было сбалансировано и важное место в нём - дети Насти. Рита и Денис - уже постигшие серьёзность предстоящих перемен и плод, который Настя носила под сердцем. Её дети видели свидетельства любви, которыми окружена их мама, понимали природу и приобщались к ним, на уровне инстинкта понимая её величие и слабость. И тоже влюбились в неё, такую яркую и цветущую, несмотря на настоящую зиму - такой они маму не видели никогда. Столько любви одной женщине не вынести, Настя растерянно смотрела на меня и ждала помощи, но я не торопилась - не время.
  Нам предстояла одна небольшая проблема - вторая жена Руси. Сегодня Инна принесла пакет документов о ней и я его бегло просмотрела. У меня уже были мысли по этому поводу, но делиться с Настей сегодня я не стала, она ещё не в форме.
  Прошло два дня, утром появилась исчезнувшая Лена, поближе к обеду и Нина. Обе были невозмутимы и ни единого слова об отлучке. Наша Василина оглядела их макияж, затем обновы на теле и благосклонно улыбнулась, продюсер же по ним просто соскучился. Поскольку с въедливым до мелочей юристом в юбке ему говорить было тяжело.
  Сегодня я здесь оказалась случайно из-за паузы между привычными артистическими делами, я просто решила посмотреть нашу рабочую косточку в рутинной обстановке, чтобы знать, на что они способны в критической. Кажется, мы не ошиблись и дамы подобрались классные. Я не стала их стеснять и тихонько исчезла. Меня ждала Настя.
  Мы расположились в спальне юной леди, разложили пасьянс из кучи фотографий и документов и думали, как быть? Феодора Никитична жила с двумя сыновьями 15 и 17 лет в четырёхкомнатной квартире на Таганке, которую Руся купил, забравшись в финансовую кабалу под ненаписанные книги и пьесы. Эта дама высудила алименты на детей и себя, сердечную, потерявшую квалификацию из-за длительного перерыва, поскольку своим высоким духом обеспечивала творческое горение гениального мужа. Ещё она заслонилась кипой справок и бумаг, исходя из которых выходило, что она истратила на себя и детей сумасшедшие суммы и виной тому - он, её бывший муж. Про службу в театре она и не вспоминала, будто МХАТ, где она числилась актрисой, и не существует.
  Долги Руслана бывшей жене пересчитывались по сложному курсу и росли с каждым годом, несмотря на то, что Руслан регулярно оплачивал их квартиру, затраты на текущие и прочие ремонты, а так же все приобретения для поддержания дома, всего набиралось более 60 тысяч в год. Ко всему прибавлялись затраты на так называемый лечфонд, который тоже весил немало и в сумме эта цифра приближалась к сотне тысяч. Он всё это оплачивал и был в дерьме по уши. Любовников у неё серьёзных после него не было, сыновья в дурных компаниях не числились и об отце вздыхали тайком, иначе у мамы начинался нервный криз. Мадам до онемения членов нигде не выкладывалась, но числилась в метро бухгалтером, появлялась каждую чётную пятницу за зарплатой около 5 тысяч - так, копейки.
  - Что будем делать? - спросила я любимую жену, сегодня она уже могла соображать и осмысленно улыбаться. Наш любимый муж работал в её спальне, Настя старалась его далеко не отпускать, чуя последние свободные денёчки.
  - Она вышла замуж в 22 года, сейчас чуть старше нас с тобой, мы трудимся, а она уже восемнадцать лет трутень с толстой историей болезни, - сказала Настя, - я всё правильно поняла?
  - Хорошо, - отметила я её прагматизм, - идём дальше.
  - Руслан с ней не живёт уже десять лет, то есть, с тридцати лет она незамужем и ей это сходит. Самая женская пора, дети выросли - дерзай! Но дама упорно болеет. И старательно плодит долги бывшего мужа. Всего их набирается, - она полистала многочисленные справки и счета, - около шестисот тысяч. На них росли проценты и сумма ежегодно увеличивалась на 15%.
  - И что ты об этом думаешь? - спросила я, понимая, что сегодня предложить она ещё ничего не сможет. Я бы в таком состоянии вообще закрылась с Русланом в спальне и не отпускала его, пока не придут дети из школы.
  - Я думаю, что эта дама лжёт в подавляющем числе утверждений, - вдруг прозрела любимая жена и я подумала, что любовь способна видеть высший смысл поверх этих справок и документов. К тому же выводу, что и она, я пришла, основательно всё пролистав, сличив, сопоставив и пересчитав.
  - Дай поцелую, Настёна! - сказала я и та привычно подставилась, будто Русе. Но я же Каминская и она вздрогнула.
  - Ещё разок, Аннушка! - сказала она и я повторила. - Давай, я выйду замуж за тебя, а ты за Руслана? - предложила она и мы вдруг одновременно прозрели.
  Решение было рядом, оно сидело за одним из столов нашего офиса и следило, чтобы её мужчины не подглядывали за молодыми соперницами. Мы тут же отправились туда и взяли Василину в оборот. Вопрос: берётся она за это дело или нет - даже не стоял. Она была его давней поклонницей и на нас с Настей смотрела косо и с неодобрением, поскольку внутреннюю суть мужчины мы, молодые свиристёлки, понять пока неспособны, а вот она...
  Но затраты на всё это предполагались немалые и мы прикинули: если продать его чердак, то этих средств хватит, чтобы избавиться от шлейфа долгов. Казуистика законов, справок, актов и приложений к ним, что делало Русю существом бесправным - это конёк нашей гранд-дамы и она с удовольствием консультировала своих клиентов и ни разу не ошиблась. Чтобы обсудить всё это на деловой и серьёзной основе, мы пригласили её в наш ресторан на сегодняшний вечер. Она с удовольствием согласилась.
  В ресторан она явилась в другом платье и сопровождал её мужчина лет этак за пятьдесят с небольшим.
  - Это Клим, - представила она спутника и мы сделали заказ. Лина выбирала долго, советуясь с Климом и задавая вопросы официанту, который стоял и терпеливо ждал окончания столь ответственной процедуры. Когда он ушёл, она подняла голову и приготовилась слушать и смотреть. Я выложила наши бумаги и для гостя вкратце изложила суть. Она пролистала бумаги, просмотрела фото и передала спутнику:
  - Клим, тебе это знакомо, взгляни.
  Пока он листал документы, я изложила варианты оплаты услуг. Она выслушала комментарий спутника, он сказал несколько слов и вполголоса, Лина согласно ему кивнула и заявила:
  - Деньги с вас я брать не смею. Более того, когда всё закончится, даже приплачу вам, чтобы вы издали эту историю, как элемент пиара для вашей фирмы, а я буду торговать ею, как свидетельством своего профессионализма. Это будет нечто, я уже предвижу, какой прецендент возникнет. Наш Руслан в таком положении не один, мы им покажем!
  Надо ли говорить, что стало с нами? Мы с Настей слетели с катушек и вдвоём вытворяли такое, что превзошли прежний загул втроём. У Насти прорезался исключительный вокал, она была готова петь оперные партии, я играла и легкомысленные современные и серьёзные классические пьесы, которых сто лет не вспоминала, музыканты тащились, публика шелестела, а ребята снимали всё это с четырёх камер. Именно из-за подобных вещей, по признанию хозяина, его заурядный кабак стал стоить в несколько раз дороже и он щедро делился своим доходами со мной, честно излагая источники и поощряя на художества.
  Наша дама с Климом тоже поучаствовала, Клим умел стучать на ударных, а Лина владела основами степа и вместе они дали такой разгон публике, что мы удивились - всего-то на десяток с небольшим они старше нас, а какая разница - другая эпоха!
  Когда мы с Настей оказались за столиком одни, она шепнула:
  - Давай трахнем кого-нибудь!
  Я втянула её дыхание - она была лишь слегка поддата.
  - Ты что, боишься? - не отступалась Настя, уже громко и с куражом и я осмотрелась, не слышит ли нас кто и нет ли кого, кто навязал ей подобную блажь путём гипноза - никого и ничего!
  - А я трахну! Кого бы выбрать? - она стала разглядывать публику, которая сейчас проглотила бы от нас любую шалость или каприз.
  Подошли наши гости и Настя сбилась с мысли. Я подмигнула спутнице Клима, потом ему и потащила Настю на выход. Она сначала думала, что мы в дамскую комнату и шла спокойно, но, сообразив, что на выход, вспомнила про трах и засопротивлялась, я еле вытащила её на улицу. За пять секунд на ветру она продрогла, стала ежиться и обнимать себя за плечи. Поднесли нашу одежду и я увезла её к себе. Руслану дала задание следить за детьми и обещала привезти маму домой хотя бы для символического присутствия. Ночью её полоскало и я увидела, что она почти не пила и совсем мало ела. Она стояла под душем и качалась от усталости.
  - Аннушка, не удивляйся, просто я беременна, всё потому! Не давай мне больше ни граммочки спиртного. У меня так было с моими обоими чадушками. И вот теперь опять!
  Мы почти не спали и утром уехали к ней. Она с усталым видом сидела за столом, а Руся был и за папу и за маму. Другой мамой была я. А Настя примерялась к особой роли, теперь уже окончательно.
  
   Дела семейные, мать Руслана и Сотников
  
  Примерно за неделю до Нового года от Максуэла пришло письмо с официальным подтверждением договора с Русланом и на наш банковский счёт подошла крупная сумма в виде аванса. Я поговорила с Русланом и он разрешил использовать деньги для текущих нужд. Эти деньги были очень нужны и на время снимали проблемы по рекламным платежам. Через пару дней после этого позвонила и сама Наталья, она поделилась последними сплетнями и слухами, я спросила её о возможных спонсорах наших проектов в США и она пообещала уточнить, хотя предполагала, что особых проблем не возникнет, надо только не попасть к русским дельцам, которые у серьёзной публики вызывают антипатию и это может помешать прокату даже качественного шоу. А ещё я узнала, что Максуэлу очень понравился Руслан и он после некоторого знакомства с его пьесами в пересказе самой Натальи заинтересовался им всерьёз для личного знакомства.
  - Возможно, он придумает особый проект для Бродвея типа "Русских сезонов" Дягилева. Что-то уж очень подробно и пристально он к нему присматривается, - добавила она, - так что ты его предупреди. Кстати, а что это ты занялась драматургами? - вдруг обнаружила Наталья женский интерес.
  - И постановщиками, и продюсерами, и актёрами и ещё многим другим - у меня теперь своя фирма, на паях с Настей и Татьяной, - ушла я от ответа, не соврав, но и не выдав себя прежде времени. О том, что она имела виды на Руслана в своё время, мне было известно. Эта темпераментная дама могла наворотить горы несуразного, даже не осознавая, а потом каяться и плакать, искренне и со всем пылом стеклить разбитые окна и закрашивать испохабленные буйством стены и потолки.
  - Молодчина, Анюта, давно пора самой всё прибрать к рукам. Хватит ложиться под всяких ублюдков. Одобряю!
  - Список! Наташа, московскую театральную фирму спасёт список! - напомнила я и она записала это себе в блокнот. Реквизиты и прочее по официальной линии она могла узнать у мужа. Мы ещё немножко поболтали и она тепло пожелала успехов.
  - Да, Анюта, - я постараюсь укатать мужа как следует, и, если получится, то на Новый год мы уже будем в Москве. Я по тебе скучаю! - неожиданно тепло и загадочно сказала она. Ещё скелетик появился и погрозил мне пальчиком. Что я должна ответить? Что может связывать жену известного театрального деятеля мира и российскую актрису?
  - Либо общий любовник, либо блудни и плутни, - подумала я и ответила:
  - Приедешь, скучать не придётся, только оторвись от супруга, а то он нашего ритма не выдержит! Или он стал выносливым?
  - Анька, а ведь он даже не догадывается ни о чём! - вдруг вывалила она ещё одну тень отца Гамлета.
  - Наташа, всё, мы главное обсудили, звонок за твой счёт, лучше на эти деньги купи что нибудь, - остудила я свою заморскую подругу, про которую нужно узнать у Каминской, чтобы не попасть впросак. Утром сразу же и позвоню.
  Наташа ещё пару минут меня просвещала о новостях в кино и пообещала узнать всё о "Докторе Живаго". Мы расстались гораздо более близкими, чем были раньше. Но это касалось только меня, поскольку Наталья с Каминской никогда не враждовала. Просто их связь стояла всегда особняком ото всех остальных и о том, что было их основой, знали только эти две женщины. Роль одной из них играла я. Я в неё вживалась всё более основательно и теперь многие вещи решались влёт, как и при Каминской. Заснуть я не успела, позвонил Руслан:
  - Аннушка, я Крез! - он был без меры счастлив и не мог это оставить только себе.
  - Хочешь ко мне?
  - Хочу!
  - Приезжай!
  - А Жанна?
  - Она уже большая, Лена тоже!
  - А Настя7
  - Спит! Устала. Я в его голосе уловила лукавство, он её просто усыпил, соскучившись по мне.
  Он приехал и что вы думаете? - Эти юные свиристёлки тут же проснулись, обрадовались гостю, замелькали пятками, коленками, задницами и всем остальным, да так, что мне от моего же Руслана ничего не осталось. Он раскрыл свою знаменитую папку и, напоенный, обихоженный, обласканный неусыпным бабьим вниманием, стал ублажать своим творчеством. Я поначалу злилась и даже не пыталась себя сдерживать, но он сумел укротить и ревность и жажду, не прикасаясь ко мне. Я слушала, нежилась и, в конце концов, мои юные подружки забрались ко мне под бочок и в унисон со мною вздыхали, трепетали и роняли слезу. А я видела, что ему это нравится и тоже млела от этих молоденьких хищниц, сумевших украсть у меня ночью мужчину и не поперхнуться.
  И я поняла, что мне нужно. После первого акта я устроила шумный восторг, потом перерыв, чтобы подкрепить силы мужчины и в этот момент споила соперниц. Руслан сам их укладывал в постельки, они обнимали его и не хотели расставаться. Но я ему помогла.
  Когда мы остались вдвоём и взглянули друг на друга, это случилось в прихожке. Там мы и остались, я выпила первую порцию, даже не позволив ему раздеться. И только после этого всё было по-настоящему. До утра оставалось немного времени, но мы уже давно научились его использовать рационально и эффективно. Утром мои молоденькие хищницы обратились в юных послушниц и повинились в ночном упрямстве и своеволии. Когда они исчезли, я позвонила Насте, она освободилась, проводив детей в школу.
  - Я умираю без вас! - сказала она и я ей поверила.
  - Мы будем вскоре, поживи чуточку!
   Когда мы вошли, то невольно переглянулись и от неё это не ускользнуло. Она выглядела настолько яркой и соблазнительной, что я удивилась: ведь она уже его объявленная жена, но выглядела Настя так, будто завоевать сердце Руслана ещё только предстояло. Это было наше совместное тридцатое свидание, включая и ночи у меня дома. Настя решила его отметить особо таким вот способом.
  Мы сверились по пунктам наших планов, наметили ближайшие задачи, отбросили нереальное и несбыточное и пришли к выводу, что идём туда, куда хотим. Для Насти и Руслана это движение значило больше самой жизни - оба видели в нём высший смысл, они никогда не создавали ничего практического, того, что можно подержать в руках и пробовать на вкус. Я же до сих пор не создавала интеллектуальных ценностей: романов, пьес, ролей, образов. И вот мы сошлись - разные и с общими целями. Я работала над собой и была уже отчасти актрисой, а Настя с Русланом приобщались к миру домашних и бытовых реалий. Я решила, что заслонять их собой не буду, иначе они никогда не повзрослеют. Для Руслана этого прагматизма нужно совсем немножко, а вот с Настей всё обстояло гораздо сложнее. Она не умела многого, но, понимая это, раскрылась для обучения основам жизни и я с удовольствием занялась ею. Это лучше, чем резонёрство. Потом отправились ко мне и там спокойно и не торопясь обсудили всё, что требовало интимного уединения. И получили достойный ответ мужчины:
  - Хотите, я вас познакомлю со своей мамой? Она давно хотела узнать моих друзей и подруг, но как-то не получалось.
  - Он сам сказал это! - черкнули депешу глаза Насти, услышав заветное.
  - Молчи, о другом надо, о другом! - таким же образом ответила я.
  - Обеих? - озвучила я необходимое.
  - Да, конечно, мы ведь теперь неразделимы!
  - Завтра у Насти в делах пауза, у меня тоже, утром и выедем. На моей машине, - сказала я и посмотрела на супругов. Настя выглядела счастливой и глупой, не лучшим был и Руслан. Я взглянула в зеркало и увидела зарвавшуюся стерву с волевым лицом, изумительной улыбкой и влюбчивым сердцем. Лицо у неё было в стиле Каминской, но свои чёрточки я в них уже внесла, небольшие, но мне они нравились больше, поскольку делали мой имидж чуть помягче и не таким сексуальным, отмахиваться от мужчин мне не хотелось, но и водить за собой свору кобелей, было не в моём стиле, отличном от такового у Каминской.
  - Леди и сударыни! - обратилась я к своим свиристёлкам вечером. - Завтра мы едем к его маме знакомиться!
  И я увидела, что у них и сердца есть, и чуткость тоже, но главным было, разумеется, любопытство. Всё узнав и во всём разобравшись, они таки пустили слезу, удивительным было видеть мокроту у несгибаемой леди, в роли которой у нас значилась Лена. Жанна стала размышлять над гостинцами для стола и мелочами для дома, а Лена - что бы этакое подарить на память. Но так ничего и не придумала. Я рассказала, как она выглядит и сколько ей лет. Лена, умненькая стервочка, сразу сообразила, что мой визит туда был негласным и Руся о нём не знает. Она сказала, что это лучше решить мне самой и вместе с Жанной стала собирать мелочи для её дома в Угличе. Подумав хорошенько, я сказала:
  - Мы ей подарим вот что! - и вытащила из шкафа образец, подаренный в мой визит в Горную академию. Костёр на берегу озера. Вещь прекрасная и символическая - костёр и никого рядом. Мои девочки выбор одобрили и уважительно переглянулись. Мне казалось, что так долго жить иллюзиями двум ярким и интересным личностям не годится. Его маме пора перебираться к Сотникову. Я надеялась, что мой визит не очень её опечалил, я просто напомнила, что жизнь есть настоящая и виртуальная. Мы собрали гостинцы, я упаковала подарок и девочки смотрели на меня в ожидании. Они хотели подробностей и моих планов о поездке и прочем. Мы долго это обсуждали и, слушая их варианты и предложения, я всё более укреплялась в собственном.
  Утром оба молодожёна подъехали к моему дому на такси и пересели в мой "Мерс". Мы поехали знакомиться с мамой Руси и его роднёй. И Настя и сам виновник торжества сильно волновались, в конце концов, я остановилась и усадила Настю рядом с сидевшим в одиночестве сзади Русланом. Настя тут же прильнула к Руслану и вскоре оба успокоились. Когда я подъехала к дому его матери и стала сигналить, чтобы открыли калитку, Руся опомнился:
  - Ты что, здесь уже была?
  - Да, - кивнула я, - нынче летом.
  - И ничего мне не сказала?
  - Но ведь и она тоже!
  Руся покачал головой и пошёл открывать ворота. Мать куда-то вышла и мы расположились во дворе. Две яркие московские дамы с не менее впечатляющим сыном хозяйки. И "Мерседес" в ограде простенького дома. Пока мы с Настей осматривались и общались с Русланом, поднялась суета, задвигались и засуетились соседи и вскоре мы знали, что мама ушла в гости на край улицы и уже знает обо всём и бежит домой. Опущу встречу, слёзы и прочее.
   Меня она узнала сразу и издали, видно запомнилась по тому разговору. Она поздоровалась тепло, обиды не помня. Вскоре немыслимым образом появилась и сестра Руси , та, что замужем и мать троих детей, Маша. Она нас сразу узнала и приняла, как своих. Суету домашних хлопот мы унять не смогли, а только чуть умерили, сказав, что не задержимся: дела, дела, дела! Маша, как и мама, была стройна, достаточно красива и обаятельна, это у них от неё, фамильное, решила я, внимательно разглядывая черты Маши. Дети у неё уже выросли и она ждала внуков. Когда дипломатия тайных выяснений, прикидываний и рекогносцировка закончилась, я сказала:
  - Мы приехали, чтобы представиться: перед вами подруги вашего сына, очень близкие и любящие. Остальное он выложит сам.
  Руся был сыном любящим и выразился просто:
  - Мам, это мои новые жёны, сразу обе! Они прежним не чета и мне стоило больших трудов добиться их внимания и расположения. Аннушка незамужем, мы с ней знакомы и очень близки давно, но до ЗАГСа так и не добрались, Настя в разводе, она самая близкая подруга Аннушки, у неё двое детей и Аннушка им вторая мать. Настя беременна от меня и я хочу, чтобы у нас был сын, которым мы могли бы гордиться. С ней и Аннушкой это получится.
  Маме столько и сразу прочувствовать и осознать было многовато и она на некоторое время приумолкла. Зато Маша нас приняла в свой лагерь сию же минуту. Она о нас была много наслышана и принимала доброжелательно, Маша радовалась, что Русик выберется, наконец-то, из той кабалы. Она про его беды знала всё, но маме они этого не говорили, чтоб поберечь её изношенное сердце. Когда мама оправилась, то стала задавать вопросы и я решила не высовываться, поскольку беременность Насти возлагала на неё и немалую ответственность. И Настя с этим справилась, очаровав маму несравненной улыбкой и опахалами ресниц. Ничего особого от неё и не требовалось, нужно просто отвечать на обычные вопросы: что, где, когда? Справившись с волнением, она вошла в роль и далее свободно общалась с обеими женщинами из семьи Руслана. Мама в свою очередь смирилась с нами и признала, что счастье, это не штамп в паспорте и припомнила, что жёны на Руси не всегда были единственными. Вот после этого я и подарила ей тот ночной костёр у озера, мелочи-гостинцы для дома и родни, а так же открытки, которые придумали и сами сделали на компьютере мои девочки. Шутливые стихи оказались очень к месту и смягчили торжественность минуты. Разглядывая камень, она не удержалась и прошептала:
  - Гриша!
  Я выждала и, когда она могла слушать и понимать, тихонечко придвинулась к ней и сказала, чтобы нас не слышали:
  - А ведь он вас до сих пор любит и ждёт! Я с ним немножко дружу и он бывает в моём доме.
  Теперь она это приняла спокойно и совсем иначе:
  - Правда?
  - Вы помните нашу первую встречу и должны понимать, что я никогда не шучу, а такими вещами, тем более.
  - Анюта, мне стыдно за себя, я бы и рада к нему, но стыд, он раньше меня родился!
  И я взялась за пожилую женщину, помогая развернуться лицом к реалиям и видеть суть, а не последствия. Это было непросто, но я смогла убедить её для начала просто приехать в гости и осмотреться. Самой и без надзора и конвоя обязанностей и прочего, что хомутает женщину с самого рождения и ведёт в подчинении всю жизнь. Кажется, убедила. И сразу же решила зафиксировать это соглашение точной датой:
  - Лучше бы не тянуть, как вы считаете?
  - Пожалуй, а что? Тут же и недалеко, до Москвы-то! - согласилась она и я сменила на время тему, вернувшись к нашей беседе летом и поинтересовалась, как она всё это перенесла. Она ответила, что это была просто усталость, в ночь накануне она маялась с зубом и не выспалась.
  - А ты в тот раз зачем приезжала, на смотрины? - спросила она.
  - Отчасти. Но больше меня интересовала женщина, которую всю жизнь любил Григорий Ефимович. То, что он говорил о вас, выглядело красивой легендой, даже мифом, ну и стихи, их вы знаете ещё до меня. Но это же стихи, - сделала я небольшую ремарку.
  - И что увидела?
  - Пока ничего! - сказала я, эта женщина пережила многое и должна сама сделать выбор, который отвергла сорок лет назад. Сможет ли?
  - И ты у него будешь за старшую жену? - нашла она для себя первый шаг в разговоре со мной о главном в своей жизни.
  - Надеюсь, что так и будет!
  - Крута! - покачала она головой. - Слышала я о тебе многое: и хорошее и плохое говорили. Сильна и крута. А ему, моему Русе, такая и нужна, он-то сам добрый, вот на нём и ездят, кто похитрее, а ты не позволишь. Нет, у тебя он будет в самый раз! - неожиданно для меня сказала моя свекровь. Она ею фактически была давно, только сама не знала об этом.
  - Мы хотим сделать его счастливым отцом новорожденного, а потом и тех, украденных, тоже приобщить к нашему дому. Мы узнавали, они папу помнят и с удовольствием бы обрели его вновь. Руся слишком долго страдал от этого, надо вернуть утраченное. Пусть для ребят будет просто имя, это их согреет, да и кому не хочется приобщиться к родительскому дому и теплу. Вот так в перспективе, а начнём с собственного ребёнка. Руся хочет быть отцом, - такую жирную точку поставила я в конце фразы.
  - С вами у него получится? - как-то неуверенно спросила она.
  - Думаю, да! - отчеканила я и вытащила Настю из объятий Маши. Два фирменных движения ресницами и мама растрогалась, а потом вообще уронила слезу. Я оставила её с мамой и перебралась к брату с сестрой.
  - Руся, а если мы маму возьмём с собой?
  - Вот так сразу и взяли? - удивились оба.
  - А что? Есть куда, есть на чём, да и время сейчас самое подходящее для визитов - Новый год на носу! И я добавила подробности про Григория Ефимовича и его продолжительный роман с их мамой
  - Откуда ты знаешь? - опять удивился Руслан, Маша же об этом догадывалась давно, но далее догадок из-за маминой закрытости не продвинулась.
  - А ты знаешь, столп российской словесности, что он всегда нас поддерживал и, когда наш папаня уходил в запой, то он, а не соседи или другая родня помогал нам всеми силами и возможностями. Да и сам-то ты в литераторы подался потому, что он уговорил маму, мы же тогда без денег из-за папани сидели, так он подкармливал из Москвы хоть и сам жил не очень богато.
  Руся не знал ни этого, ни многого другого. Сказать, что он прозрел, я не могла, но приоткрыть глаза на своих близких у меня получилось. Этого для начала достаточно. Настя пообщалась с мамой и привела её душу в лепость и покой. Она никогда не общалась с подобными женщинами так близко, это первый выход на пленэр и он удался. Все вместе мы выполнили обозначенную мною задачу и уговорили маму ехать в Москву вместе с нами. Маша оставалась на хозяйстве и приглядывала за домом. Я убедила маму, что ничего особого брать не стоит, поскольку ненадолго и сборы оказались лёгкими и без обычных хлопот и суеты. Пока она собиралась, я вызвонила Григория Ефимовича и сообщила, что его любимая женщина уже собирается и через пару часов будет в Москве.
  - Она едет к вам! - уточнила я и сделала паузу.
  - Вы, верно, шутите? - не поверил Сотников.
  - У вас есть возможность сделать ход, которого вы убоялись сорок лет назад. Вы хотите, чтобы она приехала к вам?
  - Конечно, Анна Николаевна, хочу, но это так неожиданно.
  - Или вы её встречаете и не выпускаете из рук или всю оставшуюся жизнь пробудете в ужасе от собственной нерешительности. Я её везу к вам или вы сомневаетесь?
  - Я вас жду! - ответил он и я ответила:
  - Всё! Они уже выходят, сейчас и выедем. Ждите! Ваш адрес я помню.
   Когда мы ехали назад, рядом со мной сидел Руся, а Настя с мамой расположилась сзади и тихонько беседовала. Я поманила Русю к себе и рассказала о своём намерении.
  - Ты в своём уме! - возмутился он. - Они же не виделись сто лет и им не по шестнадцать, чтобы вот так резко!
  - Когда вы ей устроили шумное шестидесятилетие, он тихо приехал накануне и вручил подарок. Друза самоцветов на такой фиолетовой подставке из флюорита. Может, помнишь?
  - Да, было такое, только она сказала, что это один знакомый, - признался наш общий с Настей муж. Он не упрямился и прозревал на глазах.- Да, Анюта, это было совсем недавно. Виноват, каким будет наказание?
  - Сейчас мы поменяемся местами и дальше до Москвы за рулём будешь ты. И маме будет приятно посмотреть за сыном в деле. А ночью мы с Насте решим, как быть дальше.
  Мы поменялись и я просвещала его в наших планах с Настей по поводу его мамы.
  Ездил он намного лучше меня и мы это тут же ощутили и по уверенности и почти космической скорости. Я с удовлетворением, Настя с вожделением, а мама с гордостью.
  Руся и сам преобразился, занявшись мужским делом. Я в очередной раз воспользовалась моментом и поймала его на кураже:
  - С Машей пьеса не идёт у Руслана целый год!
  - Что значит - не идёт? Просто некогда! - отмахнулся он от пустых нападок.
  - Завтра-завтра не сегодня, так ленивцы говорят! Отговорки будто сходни - р-р-раз и убран ход назад!
  - А если я и впрямь не готов к этой вещи? - решил он разведать обстановку, поскольку и вправду занят был плотно, я это знала наверняка.
  - Отлучим от тела, - сладко прошептала я и показала сначала свой вырез груди, а потом коленки Насти, которые светились из-под пальто. Даже мне хотелось их коснуться. Я проследила его взгляд.
  - Ну, что? - спросила я и он в ответ просто передёрнулся.
  - Не дави! - Хорошо, я уже думаю об этом, - заверил он и я замолчала, зная по себе, что иногда интересные мысли и решения приходят вот так - за рулём.
  И стала размышлять о своём: Руся станет отцом ещё одного ребёнка у Насти, после мальчика будет девочка. И он будет весь в ней и с ней, как и я. А потом всё тихонько сместится в другую сторону и к тому времени я наберу форму и превзойду Настю по остальным статьям. Но рожать будет только она. Я была уверена, судя по её маме, что фигура у неё не испортится. Ведь было же у жён троих братьев Кеннеди по четыре-пять детей и эти богатенькие леди нисколько не раздались вширь, а некоторые даже существенно похорошели. Да и детки - на заглядение и в основном в отцов. Руся их превосходил по всем статьям кроме фамильной власти и громадных денег. И внешне все его детки тоже были чудо, как хороши. Мы это знали от разведки, которую наняла Лена. Я не стала расстраивать Настю, полагая, что эти вещи ей пока знать не следует: потом, может быть.
  Мы подъехали к Москве и я опять села за руль. Мы подбирались к жилью Сотникова, а Настя в это время развлекала виновницу торжества.
  Всё случилось, как я и рассчитывала - он нас ждал. С цветами и в парадном костюме он вышел из подъезда навстречу и я подкатила к нему вплотную. Дверца машины распахнулась и любимая женщина оказалась рядом с ним. Подтянутым, выбритым и подстриженным по последней моде, запах парикмахерской ещё не выветрился. Руся, уже хорошо понявший с какими ведьмами имеет дело, помог маме выбраться из машины и она шагнула к своей самой чистой и давней любви.
  Мы не оставили ей никаких шансов. Иногда надо поступать именно так. Она не успела ничего сообразить, как её под белы ручки проводили в дом, где она желанна много-много лет.
  - Нужны ли мы там? - спросила я Русю и он качнулся:
  - Нет!
  Настя не возражала и мы оставили их наедине, мой и русин телефоны у них имеется.
  - Едем ко мне! - сказала Настя и мы отправились туда. Дети соскучились по маме, а тут сразу столько внимания. Юная леди ревниво зыркнула на маму, которая отнимала у неё объект исследования, а сын с удовольствием пробрался ко мне и мы продолжили беседу о генетических мутантах. На эту тему ни с кем он больше беседовать не мог, да и мне, чтобы соответствовать, пришлось перелопатить много литературы, чтобы отбросить муть и не забивать ребёнку голову.
  Выбрав паузу в домашних делах Насти, я позвонила домой, мои девочки уже ждали вестей и я в общих чертах поведала результаты. Когда они услышали, что маму мы доставили к Сотникову на дом и там оставили и уже три часа от них нет вестей, мои дамы радостно завизжали и я пообещала подробности сообщить попозже. Они теперь не уснут, пока не узнают всё.
  Между тем, юная леди, попав в руки Руслана, стала воображать себя наследной принцессой и гоняла нашего мужа нещадко. Она никогда не видела такого большого джентльмена, который знал не менее, чем бабушка и дедушка, плюс мама и тётя Инна впридачу. Заполучив же его в полное распоряжение, она женским инстинктом угадала свою безраздельную власть над ним по маминому неосторожному взгляду на этого мужчину. И всё, Руся попал в вечную кабалу.
  Юный джентльмен уже давно считал, что влюблён в меня, я это прекрасно видела и чувствовала в его словах, жестах и касаниях и ему осталась самая малость - чуточку подрасти, чтобы взять меня в жёны. В том, что я буду хорошей женой и прекрасной матерью его детей, он не сомневался. Мы говорили с ним о многом и серьёзно и я, зная, что он со мной уже мысленно проделывал буквально всё, с удовольствием подыгрывала его фантазиям и улыбалась чуть теплее, чем положено чужой тёте. Я знала точно, что настоящей любви он так и не узнал. С ним я бывала проста и уступчива и если мы где-то оказывались вдвоём, то за руку его не держала, но он чувствовал моё доверие и уважение к его самостоятельности и далеко не отходил. Ему доставляло удовольствие быть рядом, но не привязанным к моей руке. Взяв же меня за руку, он становился мужем. Так он сказал однажды, как бы шутя и я ответила:
  - Правда? Думаю, ты забыл, что взрослые редко ходят за ручку, у них принято брать даму под руку.
  Юный джентльмен ещё не вырос настолько, чтобы я держалась за его локоть. Но он терпеливо ждал этого времени. Прыгали мы вместе с ним и он знал, что этот тренажёр развивает способность к росту. Прибавлял он и вправду быстро - по сантиметру за полтора месяца. Если так будет и дальше, то через восемьдесят месяцев он меня обгонит. После спортивных занятий мы читали книжку про выдающихся математиков всех времён и кое-что сравнивали с веком нынешним. Но успели не всё, он уснул у меня на коленях. Я дождалась, пока Дениска погрузится в сон поглубже и только после этого унесла в его комнату. Вообще, так я делала редко, обычно он сам уходил спать, но сегодняшний день был особым и я позволила расслабиться и не следовать обычным правилам. Я и сама их не очень любила и честно ему в этом признавалась. Оттого он был со мной предельно откровенен, что считал своей подругой на все времена.
  Юная леди хлопала ресницами, но в объятия Руслана не падала упорно, а тот не знал, что с ней делать. В таком возрасте ему своих детей видеть не доводилось - отнимали их раньше. Я просто взяла леди за руку и увела в ванную. Там мы сделали всё, что положено делать вечером юной леди, получили втык за взгляды в чужой огород, облегчили душу рассказом про Игоря, который не только намекает, но и по-настоящему прижимает. Разобрались и с Игорем и с методами не попадать в скользкие обстоятельства. Кроме того, я объяснила юной леди, как надо вести разговор, чтобы выяснить чужие намерения и не выдать своих. Здесь сон у нас, как рукой сняло и мы этот вопрос изучили подробно. Я пообещала вернуться к этой теме в другой раз, но при условии лояльности к себе и моим вассалам и друзьям. Леди всё поняла отлично и с достоинством закрыла глаза.
  Часы показывали двенадцатый час, когда мы стали свободны. Никто не звонил и не беспокоил, Руся поглядывал на телефон, но я запретила ему туда даже подходить. Я про них знала больше, чем он и убедила не суетиться и довериться мне. Он особенно не упрямился. Потом была обычная для нас ночь втроём. Мне утром надо быть свеженькой и я вышла из игры около часу ночи, а Настя не отпускала его долго, я уснула и их общения не видела. Утром у меня спектакль, потом репетиция, затем офис, небольшое окно и вечерний спектакль. У Насти только две репетиции, так что ей можно силы особо не беречь.
  Для Сотникова и Русиной мамы я приготовила пропуск в ложу, а Русе предложила исчезнуть из вида до позднего вечера в обществе Коли Мордвинова. Тот увидел в тексте "Стрингера" нестыковки, поскольку некоторые исполнители изменились и им этого не отразить. А раз Руслан сам автор пьесы и немножко знает возможности исполнителей, то есть смысл подогнать кое-что под нынешних актёров. Руся кивнул и обещал сделать, как того пожелает режиссёр.
  - Руся, это не всё! - напомнила я, сделав паузу.
  - Ах, да! Маша, "Бедная Маша", помню я, думаю, как что-то появится на уме, так сразу и на бумагу. День-два и сюжет в общих чертах созреет, - успокоил он меня. А я кое-что прибавила ему от себя, чтобы думалось лучше - всегда смесь кнута и пряника действеннее, чем что-то одно.
  После спектакля Лена привела в гримёрку мою новую родню и мы, ничего не делая, а только светски улыбаясь и просто болтая ни о чём стали ещё ближе. Всё же любовь - прекрасная штука! Мои гости, родители мне по возрасту, легко понимали и обсуждали нашу версию Фейхтвангера. Что-то осталось непонятым, что-то не замечено, но в целом они пропустили этот спектакль через душу и вполне разобрались со всем в этой пьесе. Сотников держался со мной, как с давней и хорошей знакомой и мать Руси прониклась его чувствами ко мне невольно и с удовольствием. Я предложила дождаться меня и побывать в моём доме, он вспомнил о коллекции моих камней и ей захотелось их посмотреть вместе с ним. Уже беглого взгляда достаточно, чтобы понять, что им вместе комфортно и хорошо.
  Ко мне зашла ненадолго Татьяна и я их представила друг другу. Увидеть цвет театра так близко маме было приятно и она смотрела на неё, известную по ролям и публикациям актрису, говорила с ней и видела, что эти поднебесные создания умеют говорить простые слова и улыбаться обычным взглядам обычных людей. Танечка, игравшая сегодня капризную даму сердца самого папы Римского, прочувствовала момент и целоваться при всех не стала. Я чуяла от неё дух Виктора и приворотного зелья страстной итальянки. Эти лекарства оказались сильнее наркотиков, Дима чуть не плакал, но Танечка была неумолима. Она церемонно склонила голову и выплыла из гримёрки, прибавив весу актёрской гильдии. А приходила она узнать, не буду ли я так любезна побыть с ними после спектакля. Ей очень хотелось, чтобы я сама всё увидела и потом ей рассказала.
  - Танечка, - ответила ей я, - это у вас надолго, ещё сто раз успеем и увидеть и обсудить!
  Потом я корила себя последними словами: если это порыв души, если она всё хочет узнать сейчас - отвечай тут же, не мешкая, порыв может улетучится, а душа...
  Дома у меня был женский уют и порядок, увидав очаровашку Жанну, мама обалдела. Григорий Ефимович видел её ещё не такой круглой и тоже поразился. Мы посмотрели камешки, альбомы, попили чайку и даже не вспомнили о любимом Русе. Я намеренно, а мама под впечатлением любви всей жизни. Когда они уходили, я шепнула Сотникову, что Руся у Насти, завтра у неё спектакль и они готовятся. Пропуск в ложу им заказан. Он кивнул и я поняла, что ничего он ей не скажет.
  - Какие наши годы, - улыбнулся он, - ещё успеем!
  Я проснулась от всхлипов Жанны. Она пристроилась рядом, круглая - как попало не лечь, и вздыхала со всхлипами и слезами.
  - Что случилось? - спросила я.
  - Сон плохой приснился! - чуть не простонала она.
  - Не так легла? - подвернулось очевидное объяснение.
  - Да, нет! Как обычно. - Какие-то трамваи сначала, потом метро и толпа, как в час пик, несёт меня. Подходит поезд, я хочу шагнуть в вагон и не могу, кто-то держит. Я оглядываюсь, а там какие-то мерзкие рожи улыбаются и скалят зубы. А зубы, как лопаты, острые и блестят, а глаза, вроде не обычные, а из бутылочного стекла. В них что-то блестит или переливается, не пойму. Я рванулась от них, а дверь вагона закрылась и поезд ушёл, перрон опустел - только они и я. Я как закричу: "Мама!" - и проснулась.
  Я её успокоила, затем прошлась по телу, сняла один стресс другим и вскоре она задышала спокойно и размеренно, устроившись рядышком и держась за мою руку. После этого она обычно спала хорошо и вставала бодрой. Я долго следила за ней и уснула не сразу. Утром встала, как обычно и с Леной занималась по полной программе на тренажёрах, а потом мылась в душе. Я чувствовала себя бодрой, несмотря на краткий сон. Сегодня я просила Лену не будить Жанну, пока она не проснётся сама.
  
  За два дня до Нового года позвонил Игорь, я поначалу не узнала его голоса, так он изменился.
  - Натрудил я его, Аннушка, натрудил, вот и хриплю! - объяснил он.
  - Что-то случилось или просто соскучился?
  - И то и другое. Хочу попасть в театр на "Бал-маскарад", как бывало раньше, помнишь?
  - А раньше-то бывало по всякому, ты, милый дружочек, про какой из них?
  - Мы с Мариной приедем к тебе вечером тридцатого, переночуем и Новый год будем в театре, ёлка и остальное по программе. Первого, как отоспимся, уедем.
  Я с удовольствием его приветила и мы мило побеседовали, как давние друзья и любовники, так и не забывшие друг друга. Я нисколько не ловчила и не лукавила с ним и он это хорошо прочувствовал. Мы договорились, что все развлечения он устраивает сам, на мне билеты и приглашение на корпоративную вечеринку, которая в городе на хорошем счету и попасть туда стремились многие и умные, и денежные, и влиятельные. Марина, по его словам, начала движение к нему навстречу.
  - Уведут, ведь, если рот раскроешь, - предупредила я, зная о нравах этого бомонда.
  - Это для неё испытательный пробег, выдержит - останется, посмотрит в сторону - туда пусть и уходит. У нас свобода!
  И я уловила знакомый мне и составляющий мою суть прагматизм.
  - Ты ей даришь эти штучки?
  - А как же! Надеваю утром и снимаю вечером перед сном. Каждый день новая.
  - Помогает?
  - Ты ещё таких чудес не видела, ладно, приедем, сама убедишься, пока!
  
   Бал-маскарад
  
  Марина с Игорем приехали вечером тридцатого. Я их не узнала. Если Марину видела в Твери Неустроева, а не я, то уж Игорь-то был близок с нами обеими. И тем не менее я его не узнала. Это был крутой денди, именно так читалось всё, что написано на нём и его одеянии. А рядом с ним стояла незнакомая женщина, уверенная в себе и видавшая многое и разное, которая мне искреннее улыбалась и была рада встрече.
  Той девочки, которую он испытывал у меня на глазах в кабинете, я не узнавала совершенно и даже подумала, что он подменил её другой, чтобы не расстраивать меня. Но потом, когда гости разделись и попали в очарование белокурой Леночки, я кое что из знакомой мне Марины всё же увидела. Но лишь самую малость. Марина была с ним, но ему не принадлежала, как и Игорь ей. Мы это с Леной отметили одновременно. Чтобы что-то получить, его следовало заслужить - так надо понимать их затейливый альянс. Одета она явно на его деньги, то, что я видела раньше и купленное на другие, она оставила в прошлом и явила вполне приличный вкус. Колготки и бюстгалтер я узнала - мои презенты.
   Марина не знала, что я вижу её не впервые и сравниваю с той, что являла свою суть придирчивой Неустроевой и пила с ними на брудершафт после высочайшего одобрения выбора её кандидатуры на роль ангела хранителя. Зато была хорошо наслышана о Каминской и её влиятельности на своего нынешнего шефа. Когда я ушла на кухню, она пришла ко мне и представилась в полной мере и почти откровенно. Мне было интересно, насколько в ней развит женский хватательный инстинкт и что из сокровищ моего друга она успела приватизировать.
  - Ты с ним уже живёшь в открытую?
  - Да, но только до пятницы, на выходные езжу к маме в деревню.
  - И как он тебе - в годах и порядком уставший?
  - Насчёт уставший, вы, верно, шутите? Если о сексе, то он просто ненасытен, да я и сама с ним тоже завожусь, что иногда доходит до "-измов". Нет, он мужчина стоящий и настоящий. Да и годы у него сейчас самые золотые.
  - Ты ведь с ним и раньше упражнялась в постели, по сравнению с тем, когда он жил с женой, а ты с ним на бегу и второпях, он в этом плане изменился?
  - Стал тоньше и внимательнее, она из него все соки высасывала, так что мне оставались оставался характер и воля. Теперь - это же и плюс остальное, - слово это она подчеркнула, чтобы я уяснила его сокровенный для неё смысл. Ей от него хотелось большего и она знала о наличии этих ресурсов у Игоря, это мне понравилось.
  - Раньше вы это делали днём, а теперь? - она лукаво улыбнулась:
  - И днём тоже, для снятия стресса, он сейчас занят новым сектором, это компьютерные сети, я об этом знаю достаточно, чтобы не задавать идиотских вопросов и кое что решаю сама, он не возражает, а только исправляет, если что не так. Иногда он приходит весь вымотанный, вот тогда я и врачую, ему нравится.
  - Что с ним лучше: быть любовницей или подругой?
  - Конечно, подругой! Женщину во мне он видит всегда, а быть чем-то большим - это ведь мечта каждой, не так ли?
  - Так ты уже стала подругой? - задала я каверзный вопрос, из того, каким тоном она даст ответ, можно увидеть настоящее состояние отношений любой пары мужчина-женщина.
  - По-моему, ещё нет, от Даши не отошёл, хоть и изображает это, а тут и вы у него вроде мамочки. А я хорошая знакомая и сообщница. Кто знает, что ему подвернётся, когда он создаст эту индустрию сетей.
  - Так уж и индустрию? - усомнилась я. - Сервер, фильмы и всякая справочная и музыкальная муть на нём, в лучшем случае - это большая библиотека!
  - Не скажите, - Марина покачала головой и была в этом жесте очень похожей на Игоря, - он сейчас работает над тем, чтобы у нас были и все оцифрованные телеканалы в современной версии, без рекламы и прочей мути, но с возможностью управления с пульта. А это совершенно иной уровень, такого нет нигде, мы первые! - с гордостью заключила она. И я стала разглядывать молодую претендентку на внимание взрослого мужчины. Что она может дать, кроме задора? И не станет ли паучихой, высасывающей соки из самца?
  - Да, поиграть с ним, конечно, же интереснее, чем с мешком денег или обладателем огромного юного фаллоса. Да и ему приятнее чуять молодое тело и отзывчивую плоть, - решила я спровоцировать её интеллектуальное начало, вызвав на конфликт с утолённой физиологией.
  - Вы думаете мы только трахаемся? - я, не выдавая истинных намерений, простодушно пожала плечами, мол, а что ещё вам остаётся. И девушка раскрылась, доверчиво и сразу.
  - Когда он первый раз был со мной, я заканчивала институт. Вот тогда он преподал первый урок. Не только секса. Я с ним впервые почувствовала себя личностью. Он так меня завёл, что я потом целый год работала над собой, чтобы хоть чуточку приблизиться к его уровню. Мне было стыдно за себя и всё это только из-за одной ночи! Потом была ещё одна, я думала, что уже всё наверстала и совсем недалеко окажутся его вершины и сокровища, оказалось же, что только приблизилась к разделяющей нас пропасти и впервые увидела и осознала, что именно нас разделяет. Прошло ещё несколько лет и только с третьего раза появились первые сдвиги - вот за эти несколько месяцев я стала понимать и его самого и смысл его жизни. Секс - одно из проявлений и индикатор состояния. Мне с ним очень хорошо, не скрою, ему же просто приятно - да и пока не более. Но с ним тянет не только в постель, хотя сейчас она просто изумительная.
  - Хочешь пари? - оборвала я полёт её мечтаний.
  - Какое?
  - Что ты с ним в этом производственном романе дольше, чем до Пасхи не пробудешь!
  - И вы не будете ему давать мамочкиных советов?
  - Ты его плохо знаешь, решения такого плана он принимает сам.
  - Хорошо, - уверенно ответила она, - что ставите вы?
  - Выбирай, что увидишь, то и твоё!
  - Ту фотку, что у вас в спальне, можно? - она имела в виду фото Абашина и Каминской.
  - Хорошо, а у тебя?
  - Всё, что на мне, дома ничего особого не осталось, можно волосы обрезать, если проиграю, - она коснулась роскошных длинных волос цвета воронова крыла с матовым блеском.
  Лишать её чего-то, что она имела до знакомства с Игорем, было глупо и непедагогично. Я внимательно осмотрела её, заставила немножко повертеться перед собой и, пока она демонстрировала себя, думала о достойном вознаграждении для себя. И опять это оказалось творение Коли, ещё студенческое и посвящённое одной его однокурснице и написанное по просьбе её жениха.
  - Ты будешь приходить к нему по пятницам перед отъездом к маме и петь частушку:
   Я такая стерва, я такая б...дь,
   Помешалась с е...й, вместо спать - е...ть.
   Трахни меня милый, плетью сорок раз,
   Помнила чтоб диво - в поцелуях нас!
  - Всю жизнь? - в улыбке этой девушки была смесь чувственности и сарказма - колдовская смесь!
  - Нет, столько раз, сколько недель продлится ваш роман, - мне пришлось расстроить её мечты.
  - Если до Пасхи, то получается всего двадцать раз. Дёшево вы меня оценили, очень дёшево! - огорчилась она только сроку наказания, сама частушка её совсем не смутила.
  - Почему же! Всё не так просто, как кажется. Женщина, которая трахается без любви, ради удовольствия, кто?
  - Сука! Кто же ещё!
  - Вот и я о том!
  - Ну, что ж, давайте посмотрим, для чего я ему! - решила она разобраться со мной по существу.
  - Мариша, ты где? - раздался голос Игоря.
  - Я здесь, мы говорим.
  Игорь подошёл и приобнял девушку, с интересом поглядывая на меня, не увидел ожидаемого и шутя хлопнул её пониже спины. Она подняла на него глаза, строгие и непрощающие. Он пожал плечами и загородил Марину собой. Она прильнула к нему и обняла. Я оставила их вдвоём. Пусть всё сделает сам. Мы уже разок с Каминской вмешались, теперь он волен ошибки совершать самостоятельно.
  Утром Марина поднялась чуть свет и вместе со мной отработала на тренажёре, пока не поднялась Лена и не сменила её.
  - Хорошая девочка? - спросила я Лену.
  - У них дуэт, ты заметила?
  - Представляются будто нет спорта лучше секса?
  - Сейчас так многие делают, любовь не модна, но я о другом. Она и в самом деле думает, если хорошо спеть, то аплодисменты не будут фальшивыми. В целом здравая мысль. А он-то что - слушает, качает головой в такт, следит за её вокалом, но в ответ - ни слова! Она ждёт оваций, а их нет! И она опять за вокал, но уже следит за ним по ходу пения, а он и здесь не подарок - вино разливает. Но она уже умная - следит за ним, не дрогнет ли рука, выдав сокровенное? А он намеренно роняет каплю на скатерть и коварно улыбается этой рациональной леди. Вот такие игры.
  - Тебе приходилось так играть?
  - Да, это было долго и красиво, но мы не доиграли, его женили на другой. Сама же игра - прелесть, она тоньше и изящнее секса. Тот по сравнению с ней - грубая похоть.
  - В неё играют только с мужчиной?
  - Хочешь попробовать? - мгновенно отозвалась Лена.
  - На что играем?
  - Когда в неё играешь, приз не нужен, хватает самого действа.
  - Правда? - как бы усомнилась я, помня её глаза после трёхдневного отсутствия.
  - Ну, не сейчас же? - чуточку зарделась она, уловив намёк.
  - А если бы Игорь, искренне заблуждаясь, ночью перепутал постели и попал в твою, ты бы сыграла это?
  - Нет, тут есть заданность: я знаю его и Марину и предполагаю, чем всё закончится. Нет интриги, томления и обморочности в мыслях, жажды заглянуть за горизонт, нет новизны в познании самой себя. Обычный трах хоть под кроватью с собственным или чужим мужем, хоть в изысканной гаремной постели, хоть с незнакомцем в дамской комнате казино трахом так и останется и дальше простой физиологии не уйдёт.
  - Но ведь ты и этого себя лишила, уйдя ко мне?
  - Анюта, о чём ты! - Да я нае...сь на три жизни вперёд! Меня это уже не жжёт, так, только покалывает. С тобой намного интереснее и ещё - после тебя не бывает тяжко.
  Вошёл Игорь, он побрился, привёл себя в порядок и приготовил поднос с живительным питьём для Жанны. Та ещё нежилась в постели, обняв подушку. Игорь на правах члена семьи перед её дверью предупредительно кашлянул, вошёл без стука и поставил поднос на столик. Жанна с интересом ждала продолжения и Игорь будто папочка подставил ей щёчку и она его чмокнула, он любовно хлопнул её и протянул первый бокал.
  - Пей, тут минералы! - Жанна выпила без промедления и уже в себе ощутила вкус напитка, благодарно улыбнулась и салфеткой вытерла губы.
  - А здесь витамины для девочек, хороших девочек! - ей понравилась эта роль и следующую порция Жанна выпила так же охотно.
  - А это от меня, чтобы кровь не застаивалась, природное средство! - игра стала интересной и для нас, подошла Марина, трибуны стадиона заполнились, все ждали интриги и заглядывали за шторку в ожидании сюрприза.
  - Ну вот, а теперь встаём, всё естественное делаем и на зарядку. Весу в тебе, девушка, многовато, ленишься!
  Жанна с проворством пятилетней девочки проделала рекомендованное и остановилась пред ним. Живот у неё был большим и круглым, когда она выходила из дому, то надевала поддерживающий бандаж. В ходе упражнений он внимательно следил за нею, касался тела, щупал мышцы на упругость, вовремя останавливал, увидев усталость и не умолкал, держа нас и Жанну в напряжении. Ни для кого не было секретом, что эта ария предназначалась для меня, его отвергнувшей и Марины, которую он держал на дистанции. По тому, насколько всё было приятно и интересно Жанне, я поняла, что он к этому готовился так же серьёзно, как и я к нашей с ним авантюре по моему обмену. Ему нужна понимающая зрелая женщина - своим жестом с Жанной он выказал и притязания и потенциал, главной целью, как он показал, Марина не была, поэтому от неё многого и не требовалось.
  - Мой бедный и чудный Игорёша! - растеклось в моём сердце. Он даже не представлял моих мыслей о нём. Его потуги для меня не секрет, но ответить не могу - всё теперь, милый, тебе придётся самому, я только прослежу, чтобы не разбился вдребезги.
  Когда чудо-комплекс оздоровительных упражнений с частушками и прибаутками закончился, он взял девушку за руку и увёл в ванную. Мы переглянулись. Дверь туда была лишь прикрыта и раздавалось хлюпанье воды и чьё-то сопение. Их не было долго, потом затихла вода, раздалось пыхтение и шелест полотенца, вскоре и это стихло. Мы слушали и фантазировали каждая своё, я представляла, какие Гималаи могла соорудить фантазия Марины, приставляя к фонограмме зрительный ряд, с Жанной могло случиться любое, даже самое откровенное. Я посмотрела на молодых женщин и поняла, что ни одна не верит в пуританский вариант сценария. То, что доносилось из ванной, было слишком сексуальным, чтобы допустить целомудрие.
  Открылась дверь и Жанна под руку с Игорем проследовала на кухню. На её лице можно было прочитать всё. Наши лица расплылись так широко, что собрать их за кухонный стол оказалось весьма и весьма затруднительно.
  - Да, Игорь Дмитрич, вы неподражаемы, браво! - первой опомнилась Марина и поцеловала его в щёчку, как и Жанна чуть раньше.
  - А я? - искренне возмутилась Жанна, привыкшая быть центром вселенной. Ей достались остальные эмоции.
  Я взяла Игоря за руку и увела с собой:
  - Расскажи, что ты задумал?
  Время у нас ещё было, утро последнего дня года только началось и я могла пообщаться с ним основательно и не торопясь. Мы обсудили его проблемы на работе, немножко потолковали о Даше, вернулись к Марине и его планам на жизнь вообще. Когда мы исследовали глубины и высоты и вернулись на бренную землю, я спросила:
  - Я дождусь такого дня, когда ты приедешь ко мне и будешь сигналить новым авто, чтобы я убрала свой поганый "Мерс" с дороги - к подъезду не проехать?
  - Если впринципе, то - да!
  - Когда же, наконец?
  - Думаю, к будущему "Балу-маскараду" так и случится.
  - И на б...ей ты больше не тратишься?
  - Нет! Лучше честная давалка Марина, чем искусная сука Даша!
  - А ты не задумывался, откуда они берутся, эти суки?
  - Думаешь, Марина будет такой же?
  - Кто знает, кто знает! Это мы их делаем такими, так некоторые женщины адаптируются к изменившимся условиям, - ответила я, припомнив собственное состояние при прощании с Дашей. Она мне нравилась больше, может, потому, что одного поля ягода? Что выйдет из Марины, не знал никто.
  - Как она тебе?
  - Боишься обжечься? А ты не бойся и не обожжёшься! Только не вздумай сделать ей ребёнка. У вас сразу всё и разладится. И вообще помни, что ты свободен, но каждая из нас, вложившая в тебя кое-что, считает своей собствнностью. И Марина, и Даша, и Неустроева, и я в самую первую очередь. Так что твоя свобода - это только выбор кого-то из нас!
  Подошла Жанна и подала мобильник:
  - Здравствуй, Аннушка, никак не мог застать тебя эти дни, то заблокировано, то недоступно, то занято, у тебя всё в порядке? - это был Войтин.
  - Да, я дома, у меня в гостях друзья и подруги, нам хорошо и комфортно, с наступающим тебя и всего того, о чём мы мечтали когда-то!
  - Спасибо, я желаю тебе того же и помни: всё, о чём мы говорили даже мимоходом, я помню и благодарен за те минуты.
  - Где будешь в праздник?
  - Дома, кое-кто будет, но, увы, не те, - его горечь даже из меня потекла и Игорь вышел.
  - Может, это и к лучшему? Сидишь в обществе, будто в одиночестве и беседуешь с мебелью - я играла и такие этюды.
  - Аннушка, поговори со мной, я люблю твой голос. Просто поговори, а я буду слушать и подыгрывать.
  И мы долго говорили. Я видела его несвободу и он понимал это. Я не знала, что от него хотела Каминская, у нас сложились особые отношения и они явно поглощали их былые развлечения. Его ко мне тянуло и я не могла сказать, что это не взаимно, что-то в нём вызывало и мой интерес, это было не только женское любопытство, что-то я видела в нём ещё. - Что? Ответ витал где-то, но я так и не могла его поймать ни в логические ни в чувственные сети.
  - Анюта, ты свободна? - спросила Лена, заглянув ко мне, я кивнула и она вошла.
  - Что наши гости?
  - Жанна на седьмом небе, Игорь делает вид, что ты сделала ему лестное предложение и он раздумывает: стоил ли его принимать, а Марина слушает, надувает губки и делает вид, что приняла всерьёз. Спрашивает меня про театр, будут ли там свободные мужчины, чтобы хорошенько развлечься. Вздыхает, Игоря с ней в эту ночь будто и не будет, какая жалость!
  - Детский сад?
  - А что ещё?
  - Анюта, -сказала Лена, - давай поспим немножко, а ночью будем бодрыми?
  Я прислушалась, гости играли в прятки, Жанна восторженно взвизгивала, когда наощупь находила затаившихся Марину или Игоря.
  - Думаешь, дадут?
  - Попробуем, - ответила она и повесила на ручке двери табличку "Не беспокоить, идёт репетиция!"
  Мы закрыли дверь поплотнее и улеглись под одеяло, Лена прижалась ко мне и мы быстро уснули. Мне почему-то приснилась Каминская, она сидела на вещах и ждала машину. Дети и муж сдавали квартиру новым хозяевам, а она вдыхала морозный воздух и щурилась на искрящемся солнце.
  
  По давней традиции накануне Нового года в театре давали спектакль "Бал-маскарад", в оригинальной постановке Добрецова он выглядел и классикой и модерном одновременно. После утреннего спектакля театр избавлялся ото всего, несвойственного новогодней ночи и перед началом вечернего спектакля происходила небольшая ритуальная сцена с разбором подарков из-под ёлки. Дедом Морозом, который и вручал подарки, был, как обычно, наш пожарник майор Никифоров, а Снегурочкой - его взрослеющая дочь, теперь уже семнадцатилетняя Илона.
  На этот раз подарков набралось много и всё это растянулось на полтора часа. Сами подарки часто имели символическое значение и прочитывались, как любовные козни приятелей и коллег. Разворачивать их следовало публично и реакция на подарок всегда представлялась особым зрелищем и предвкушалась дарителями особо тщательно и со вкусом. Этакие этюды на заданную тему! Демонстрация вкуса и глубокого смысла даже в простой вещице придавали обеим сторонам долгожданное удовлетворение, которого ждали целый год. Если бы мне, к примеру, кто-то вздумал подарить джинсовый каламбур из китайской лавки, то я должна показаться в этом публике и явить замысел дарящего в полной мере его фантазии и изыска. На этот ритуал женщины и мужчины одевались попроще, чтобы переодевание не задержало ритма и не снизило динамики шоу. Но такое бывало только с актёрами, которых эти одёжки могли выставить перед публикой необычным и непривычным образом, иногда это были анонсы будущих проектов и их авторы таким образом зондировали мнение коллег, да и сами определяли зрелость любой, даже самой сумасшедшей идеи.
  Кроме обычных знаковых вещиц, которые я подарила всем своим партнёрам и техсоставу, я выделила Настю, Татьяну, Диму и Надю. Наде, которой от Каминской особых эмоций ранее не доставалось, я подарила мобильник, она, развернув коробку с многочисленными фальшивыми упаковками, увидела то, в чём нуждалась особенно, и не сдержалась от слезы. О том, что она догадалась, я поняла по её признательному взгляду. Мои приятели тоже расстарались и мне пришлось повертеться на подиуме, как заправской манекенщице, принимая, разворачивая и демонстрируя. Особое место в этом ряду заняли пахучие и живописные презенты от Лефортовых, одну из баночек я тут же вскрыла и продегустировала, слюнки потекли у многих, некоторые даже под такое причастились, чтобы разгрузиться.
  Ну и самое для меня важное - увидеть, что Дима нашёл-таки себя в этом поганом мире и деньги заработал на стороне немалые. Его юбка от Версаче в фирменной коробке вызвала шумный восторг, собственно, о его авторстве кроме меня никто не знал, поэтому я ничем не рисковала и никого не подставляла. Такому публичному признанию от давнего и верного партнёра я тут же ответила взаимностью и полным приятием его мужественного шага. Собрать на себе внимание и выждать момент для первого жеста мне было нетрудно, чувствовать аудиторию я уже могла вполне прилично. Я подвинула к себе стул, сняла свою юбку и бросила в зал. Это значило, что я безгранично доверяю дарящему и готова к равноценному шагу. После этого взяла подарок, со вкусом развернула, нагнав волну вожделения и приложила к себе, поворачиваясь, чтобы видели и зрители. Мои колготки к юбке не подходили и я присела на стул, так, чтобы меня хорошо рассмотрели даже с последних рядов, сняла их и бросила в зал, они стали добычей кого-то в первом ряду, достала из сумочки другие, подходящие к подарку, и надела. Опять приставила юбку к бёдрам и убедилась в гармонии. После этого устроила небольшое шоу, надевая, застёгивая и поправляя юбку и используя вместо зеркала глаза стоящего рядом майора Никифорова. Его дочь светилась от возбуждения, учуяв-таки дикий аромат, которым я исходила в эти минуты. Мне было что показать и я не жадничала, щедро расточая и излучая. Когда всё было на мне и я развела руками, как в цирке по удачному исполнению трюка, раздались аплодисменты. Некоторых мой номер покорёжил, я это видела:
  - Опять эта Каминская выставляется, а ведь уже давно не тридцать!
  Но были и другие, старалась я для них. И не только я, Настя и Татьяна тоже устроили маленький фурор с полученными подарками, Настя спела романс, получив шаль ручной работы от неизвестного поклонника, она обернулась в неё и смогла выдать номер, который и в классическом концерте смотрелся бы очень здорово, ну, а Танечка после чтения одного из посвящений в адрес своей новой культовой героини Сонечки Серебряковой сплясала из русского фольклора с притопами и разводами, игрой плечами и тяжёлым взглядом из-под ресниц.
  После всего этого была небольшая пауза, актёры, занятые в спектакле, исчезли в гримёрках, а остальная публика разбрелась по огромному помещению и занялась обсуждением. Мне на мобильник позвонил Дима и поздравил с наступающим, после этого я услышала голос Кристины и их дочерей, они меня растрогали новогодней репризой Димы. И я поняла, что мы вскоре увидимся, что-то мне подсказывало, что в театр он всё же придёт.
  В сегодняшнем спектакле были заняты и Настя и Татьяна. Где-то недалеко от нас я видела Виктора и Жанну с нефтяником, Лена была со мной неразлучна и мы прикрывали друг друга от назойливых джентльменов, разводя их в стороны и не принимая ничего, кроме знаков внимания, на которые отвечали тем же.
  Игорь с Мариной появились где-то в середине процедуры обмена подарками и периодически подходили к нам с Леной, Марина держалась независимо и мы с Леной ощутили её тягу к нам, со спутником она была, как младшая сестра: заглядывала в глаза, исполняла указания, не скрывала своего пиетета перед умом и эрудицией, но и не более того - затащить её в гримёрку, чтобы причаститься, ему бы ни за что не удалось. Линию поведения она выбрала удачную и мы с Леной отметили, что эта молоденькая любовница стала достойной соперницей памяти о Даше.
  Игорь водил Марину повсюду, он бывал здесь неоднократно и многое и многих знал и по именам, и по их историям. Его тоже не забыли. В зависимости от того, как к нему относились старые знакомые, она то висла на нём, изображая ненасытную любовницу, то держалась пай-девочкой с невинной улыбкой и простыми манерами домашнего воспитания. Заводить мужчин она научилась вполне прилично и умело подыгрывала Игорю, охмуряя или остужая его собеседников.
  На Лену же открылась настоящая охота, две мои жилицы-подружки уже давно были на слуху у театральных кумушек и урвать сладкую ягодку с моего огорода нашлось немало желающих. Нас поедали глазами, с нашими телами виртуально делали самое немыслимое, но мы-то знали, что реально рядом с нами никого из них не будет и отвечали улыбками сожалений:
  - Сэр, ваш смокинг очень выразителен и в нём вы выглядите мужественно и сексуально. Но не для нас! Успехов в новогодней охоте!
  Я по телефону проследила, чтобы Сотников сумел удержать свою давнюю любовь от поспешных шагов и мать Руси не сбежала к самому младшему сыну Фёдору. В театр на спектакль они не пошли и решили, что первое время она просто поживёт у него и осмотрится. Я держалась с ними, как с близкой роднёй и сумела склонить к тому же Сотникова. Он стал меня звать просто Анютой и Аннушкой и его спутница к этому присоединилась, ей я казалась уже понятной. Мой летний визит и откровенность в самом главном сделали её чуточку зависимой от меня, я же в свою очередь восхищалась Сотниковым и возбуждала в ней немалую женскую ревность.
  Вот так, импровизируя по обстоятельствам, вдвоём с Сотниковым с поставленной задачей мы справились и его Лена о младшеньком даже не вспомнила.
  Мы с Русей, Жанной с нефтяником, Леной, Ниной устроились в моей ложе и смотрели прекрасный спектакль, где заняты мои близкие подруги. Потом обычная публика разошлась по домам, спеша к застолью. А мы остались в театре. Руся сразу же ушёл к Насте в гримёрку и вскоре они уехали домой, я видела их лица и с удовольствием отпустила - дети в нашей новой семье стояли превыше всего. Начальство тихо исчезло и мы остались одни. Начался капустник, перешедший в фонтанирующее веселье, была куча признаний в любви, шутливых раскаяний в грехах и прочее без объявления и регламента. Корпоративная вечеринка разгорелась с приёмом расслабляющих доз и плавно катила свои волны в творческом океане человеческих страстей. Женщины выглядели лучше себя привычных и жаждали признательности и внимания, мужчины демонстрировали себя в качестве оценщиков всего этого богатства и попадались в умело расставленные сети. Любовные сцены за столом, в кулуарах, где-то у буфетной стойки, в рекреации с большим фикусом и вообще где-то там, в удалённых и потаённых местах, которых в театре хватало всегда, привели публику в состояние приятной неги и подъёма, спиртное было только поводом, но не источником веселья и лёгкой интриги. Мы с Леной и Надей немножко поиграли в эти игры, Надя даже ненадолго исчезла с одним приятным круглолицым мужчиной. Но вернулась уже одна.
  - Что, моль почикала? - спросила я про спутника.
  - Не успела, ветер был сильный и унесло, весу не хватило! - с нескрываемым сожалением развела она руками. Я посмотрела на неё и решила, что Надюша меня водит за нос - она ждала Диму, я это ясно увидела в её глазах, когда сказала про его звонок.
  Во втором часу появился Дима, он был один и Надя как-то незаметно зацепила его и они были рядом с нами, но уже вдвоём. Чуть позже объявился и Башвин с кем-то из наших, кого не было на спектакле и тут Лена сказала, что очень хочет врезать ему по морде.
  - Публично или мы его подловим и устроим тёмную? - уточнила я. После кучи дублей в роли супервумен в последние дни съёмок я научилась многим штучкам и в подходящей компании могла бы и применить кое что на практике. Кандидатура Башвина для этих опытов мне показалась подходящей. Лена задумалась, видимо, следовало бы всё это совместить, но такое для неё даже в новогоднюю ночь выглядело нереальным.
  - Прилюдная оплеуха даст мне удовлетворение, - произнесла она и мы стали придумывать способ. Самым простым и эффектным это могло быть во время танцев. Так мы и сделали. Когда Башвин пару раз взглянул на неё и в ответ не увидел холодной ярости, ему показалось, что его обаяние опять в чести и он решился пригласить Лену на танец, она не отказала и с некоторой прохладцей выслушала его оправдательный монолог. Музыка закончилась и он доставил Лену в наш уголок, растекаясь елеем в её и наш адрес. Через некоторое время он вновь её пригласил и решил развить успех. Примерно посередине зала, в миг музыкального затишья и перехода мелодии в лирическое пианиссимо, прозвучала звонкая пощёчина. Такое случалось редко и всегда привлекало всеобщее внимание. И все дружно обернулись на звук. Башвин держался за щеку, а Лена стояла перед ним, остывая от хорошенького удара и добивая своего обидчика взглядом. Дима с Надей был где-то рядом с ними и взглянул на меня просто инстинктивно. И тут же, оставив Надю, направился к ним.
  - Он тебя обидел? - спросил он, уже зацепив Башвина за полу смокинга. Швейное изделие натужно скрипнуло и затрещало.
  - Он своё получил! - раздельно и по слогам ответила Лена.
  К ним подошло несколько мужчин и в их окружении Башвин исчез. Вскоре после этого она повеселела и от былого нервного возбуждения ничего не осталось. Нина и я в этом обществе уже надышались и увлекли с собой Лену. Жанну чуть раньше увёз к себе нефтяник.
  - Она в его гареме самая любимая жена, - сказала Лена, проводив их взглядом.
  Дома мы стали распаковывать подарки и обсуждать их достоинства. Если это была одежда, то её примеряли все и важно и с гомерическим юмором фланировали по комнате, демонстрируя вихляющие бёдра и бесстыдно обнажённые груди. В домашнем виде все переодевания занимали сущие пустяки и мы насладились этим зрелищем сполна.
  Где-то в финале процедуры зазвонил телефон. Обычный городской, номер которого я сменила пару недель назад, он теперь нигде не значился. Три часа ночи, в квартире одни женщины, хорошо поддатые, но желавшие уснуть только к утру и в собственной постели.
  - Аннушка, здравствуй, мы уже в Москве и, наконец-то, я тебя застала! - раздался голос Натальи Максуэл. - Мой драгоценный желает видеть тебя и твоего несравненного драматурга. Ты спасёшь жизнь целой цивилизации, если утолишь его желание.
  - А тебя он не хочет?
  - Уже нет! - в тон моему сарказму ответила она.
  - И как давно?
  - Второй час пошёл. А вот тебя бы употребил охотно и подагры бы в одном месте уже не оказалось, - сказала она и я представила себе развлечения в Калифорнии, когда Каминская несколько месяцев жила в их трёхэтажном доме.
  - Наташа, мы только что из театра, у нас интеллектуальный дамский бомонд, мы приняли вид, смыли боевую раскраску, на нас кроме ночнушек - ничего и мы тщательно изучаем женские прелести, как только пройдёт оргазм и возбуждение, попробуем уснуть. Какие разговоры, Ната, какие гости? - промурлыкала я так, что не возбудиться эта завистливая стерва просто не могла. Я уже слышала её напряжённое дыхание и сдержанные порывы сказать что-то соответствующее минуте. Но рядом был муж и он готов не ко всему.
  - Слушай, Наташа, плюнь на него! - Кто он? Хозяин гарема или театральный режиссёр? Пусть развлекается в обществе телевизора, давай к нам. Девочки - класс! Ты их не знаешь, а они тебя. Вот разговеешься от воздержания! Или уже не можешь? - вздох я услышала отчётливо, она размышляла. Оттянуться без мужа в свободном обществе - мечта любой женщины и Наталье этого хотелось несомненно. Но рядом муж и он ждёт удовлетворения очередного каприза.
  - А у вас мужиков в шкафу нет? - она уже двинулась в нашу сторону и стала готовиться к визиту.
  - У-у, - ответила я, - уже нет!
  - И вы, все такие паиньки и дурных намерений ни в мыслях, ни в другом месте?
  - У-у, - подтвердила я, - дурных нет, только гладкие и сладкие!
  Я услышала, как она судорожно сглотнула, ей очень хотелось к нам.
  - Ань, ну поговори с ним, уболтай, наобещай, обмани, Ань, выручи, ну?
  - И ты потом не будешь капризничать, водить за нос, ссылаться на немочь и отсутствие языковой практики?
  - Ей богу, Ань! Вот те крест! - отчеканила она фразу своей героини из нашумевшего фильма.
  - Ловлю на слове. Начинай одеваться, а трубку дай ему.
  Я подозвала Лену и объяснила, что и как говорить, чтобы улестить этого петуха. Говорила она по-английски лишь чуточку хуже Насти, этого вполне хватало для светского разговора в новогоднюю ночь.
   Итак, дуэль известного светского волка Максуэла и просто Лены. Она имела полномочия кокетничать, улещать, соблазнять, говорить с придыханием о суперпозиции, особом видении и прочем с целью потянуть время. Само имя этого мистера для Лены ничего не значило, но она поверила мне на слово и исполнила свою партию отлично. В ответ на её ужимки он разохотился и вскоре стал читать Шекспира, потом Шелли, перебрался на Китса и Оутса и на одном из выразительных опусов вошла Наталья и прервала его эскападу:
  - Ты же клялся больше не заигрывать с нимфетками, забыл, чем кончилось во Флориде?
  - Это ты, Натали? - удивился он. - Как ты там оказалась?
  - Захотела убедиться, правда ли племянница Каминской так подросла, что ты её перепутал с тёткой? Ты знаешь, сколько ей лет?
  - Сколько? - почти умер от страха в чужой стране её муж.
  - Пятнадцать! Она учится только в девятом классе, идиот плешивый! Завтра о твоём авторском чтении узнает вся Москва: девичий восторг, он такой душка - мыслимо ли, сам Максуэл ей два часа в любви признавался! - она выдержала паузу и откашлялась, давая знак, теперь его очередь и он должен как-то выкручиваться из ситуации, в которую влип. А то, что все разговоры важных лиц записывает КГБ, он знал давно, но вот с этой цыпочкой и её удивительным голосочком как-то вылетело из головы.
  - Натали, - жалобно проблеял кумир всех актрис мира, - ну сделай же что-нибудь!
  - Прими снотворное, отключи телефон, ложись под одеяло и забудь кто ты и что! Я попробую что-то предпринять.
  - Спасибо, Натали, ты мой ангел!
  Она опустила трубку, сделала нам рожу и воскликнула:
  - Й-е-е-с-с!
  Три дамы, склонные к рискованным предприятиям, и с большим личным опытом самых разных приключений, смотрели на гостью. Вступительный тест она выдержала у всех на глазах и была в распоряжении общества. Изощрённый ум каждой из них сейчас усиленно перебирал варианты: что бы такое сотворить? Сна как ни бывало. Каждая из дам являла собой гремучую смесь, но, собранные в один ансамбль и под руководством коллективного разума они могли взорвать весь мир.
   Я посмотрела на Наталью и вспомнила реплику Каминской:
  "Если она ощутила драйв, то пойдёт на что угодно, даже ограбление, совершенно не представляя, как это делается и для чего задумано. И у неё получится всё отлично и без заминки. Но только, если есть драйв!"
  У соскучившейся по российскому бардаку Натальи драйва было предостаточно.
  - Значит, так! - сказала она, привычно беря бразды в свои руки, положение жены мирового бога Мельпомены обязывало. - Чего мы не делаем? Не трахаем всех подряд, не затеваем драк, не совращаем деток и не оскорбляем пожилых - остальное можно. Принимается? - мы кивнули, с интересов разглядывая новоявленную бандершу.
  Мои подруги косились на меня: это я с ней хулиганила в юности, давала гастроли в молодости и откровенно развлекалась в зрелом возрасте, они же про это только читали в газетах и слышали из анекдотов про членов правительства. Рассмотрев лица моих подруг, Наталья запал несколько поумерила, но смотрела на нас ещё чуть-чуть свысока, поджидая верноподданничества.
  - Может, ты, Ната, подбросишь пару идеек, мы-то здесь закисли малость в серьмяжных и скотопрогонных делах?
   Ну-ка, Ната, выдай нам,
   Россиянам, по мозгам!
  - сказала я и призывно взглянула на неё.
  - Да, ладно тебе, Анюта! Я же так, для драйву! - сбавила она обороты и вздохнула: - Что-то я, и в самом деле, даже не познакомилась с твоими подругами, а уже понесло! Это всё муж и его порядки! - повинно склонила она голову и все увидели разудалую русскую женщину, прикрытую безукоризненной дорогущей косметикой и тщательным уходом за своим телом.
  И мы стали знакомиться. Я выдала на обеих подруг исчерпывающие характеристики, зная, что Наталья хорошо помнит, откуда сама и при случае смело пользуется своими полномочиями. И Лена и Нина вполне тянули на самостоятельные роли в жизни - это я ей и выдала, негласно и негромко. И она, сорокалетняя умная девочка, всё усекла и понимающе подмигнула.
  Посовещавшись, мы решили, что в эту ночь самым отвязным была бы эксплуатация намерений деловой части столичного бомонда, уцелевшего от ночной пьянки. А самое ходовое во второй половине ночи - выглядеть клёво и на все сто. За это они готовы платить, что угодно.
  - За что конкретно они готовы платить? - спросила Наталья в прежнем тоне, забыв про обструкцию.
  - К примеру, мужчина хочет доказать своей спутнице, что он может всё, - как бы не услышав Наталью и обращаясь ко мне, сказала Лена, - Много-много раз и самым изысканным образом и для докзательства своей состоятельности и этих намерений очень даже готов.
  Нина усекла линию атаки Лены и продолжила в том ключе:
  - И если это как следует подать, то он наш!
  - Что это может быть? - спросила я Наталью, как бы приобщая.
  - Ясно что - это должно быть что-то такое, что бы задерживало эякуляцию! Чуточку теплее, чем он сам, но не вспыхивает! И ей тоже лучше - из парового молота он превращается в шелестящий бутон вот такого камыша, - показала желанный размер природного феномена опытнейшая и образованнейшая актриса России. Она кроме нашего театрального имеет два диплома: один из островного королевства и другой из Соединённых Штатов. Мои подруги сглотнули: бутончик выглядел и вправду впечатляюще.
  По части медицинских средств мы с Ниной имели вполне приличную подготовку, поскольку обе имели детей и с медицинскими и фармацевтическими справочниками знакомы не понаслышке. Но я здесь себя обнаруживать не могла и взглянула на Нину. Она покопалась в памяти и выдала несколько наименований, мы с Леной просмотрели интернетовский путеводитель по Фармации Москвы и вскоре получили необходимую подборку. Наталья узнала в них американские аналоги и мы ещё раз оценили средства по эффективности. Внимательно разобравшись со списком, придумали и само средство и его целительные качества, благо, в рекламных проспектах их сколько угодно - только выбирай. Вскоре легенда самого средства была готова, мы просмотрели наличие его компонентов в ближайших круглосуточных аптеках и остановились на той, что была недалеко от моего дома. Потом придумали легенду о собственном происхождении и очень легко нашли для неё необходимый город и завод.
  Итак, мы приехали с Урала, бедные и зарплату нам выдают вот этим средством, потому что завод почти банкрот, хоть и оборонного профиля. Из того же Интернета скачали подробности об эффективности и целительности нашего средства, сделали фирменный бланк, добавили реквизиты действующего предприятия. Потом из всего этого у нас получилась заводская инструкция по применению, медицинские показания для лечения, товарный ярлык и заводская бумага на право реализации заводской продукции в счёт зарплаты. Трудились все и с упоением, постигая тонкости медицинского назначения и наше заводское житьё-бытьё в городке на Урале, где говор особый, не как везде. Пока мы с Леной сооружали бумаги, инструкции и прочее, Нина с Натальей сделали неузнаваемые лица и оделись по-зимнему потеплее, мало ли что и вслух упражнялись в уральском говоре, Нина про это знала хорошо, поскольку её прежний шеф был оттуда и сохранил всё прелести родного говора. Пока суд да дело, Наталья с Ниной потрудились над бумагами, придав им вид, обычный для ежечасного предъявления и распрямления, а потом погружения в простенькую папочку-сшивку. Мы с Леной занялись собственными лицами и приняли вид командировочных женщин, применяясь к их уровню погружения на самый низ негласной иерархии современного населения России. Я легко стала неузнаваемой и мы с Леной подключились к ним, уже одеваясь, говорили только по-уральски.
  Вскоре в аптеке мы вызвали тихое удивление у молодого парня-продавца, купив несколько упаковочных пакетов, четыре больших коробки со средством для наружного применения и большую упаковку уральских презервативов.
  - Что вы с ними делать будете? Там же тысяча штук! - удивился он.
  - А мы на всех, у нас бал девственниц, - бойко ответила Наталья, пробуя себя для работы на натуре.
  - Это ещё как? - заегозился парень, почуяв жареное.
  - Что, никогда целок не видел? - хмуро уронила Наталья, пересчитывая упаковки. - Вот она была и нету. А самой лучшей будет приз. Но его уже купили, Маш, - обратилась она ко мне, - помоги сосчитать, сбилась!
  - А где ж их взять столько? - не унимался аптекарь. - Их уже в пятом классе по две на сотню, а у старшаков так и одной на тысячу не найдётся!
  - Где-где! - Сами делаем! Ты что, дикий, а? - рыкнула она на него.
  - Так это не школа? - догадался аптекарь.
  - Госпиталь, дубина провизорская! - сказала Наталья. - И кто тебя, такого дремучего, сюда поставил? Только марку фирмы портишь! У тебя же никто ничего кроме аспирина не купит, вон фейс какой неподъёмный! - у того и челюсть отвисла от её напора, она только направление сменила, сказав: - Так, молодой человек, чек и фактуру, пожалуйста!
  Нина с Леной сидели в машине и ничего этого не слышали. Сцена в аптеке - чистый экспромт Натальи, оголодавшей там, за бугром, ей захотелось разгуляться и вот она - свобода! Я с удовольствием оценила её первый шаг.
  - Ну, как? - спросила она, когда мы оказались на улице.
  - Бал целок - это драйв, до такого никому не додуматься!
  - Ей богу, Ань, это не заготовка, экспромт, - заявила она и я ей подмигнула, а сама еле удерживалась, чтобы не лечь тут же от раздирающего желания посмеяться. Но устояла - впереди много работы.
  В машине мы соорудили заводские упавовки и направились к месту базирования самых продвинутых московских деловаров. С жёнами сюда не ходят. Я позвонила дежурному в "Палаццо ди Моску" и спросила, не подходили ли к ним представители из уральского номерного завода. Администатор на телефоне об этом ничего не слышал, но уточнил, что и почём. Я навела тень на плетень и отключилась. Потом то же сделала с другим "Палаццо", но попросила не афишировать нас, мол, неудобно и меня заверили, что никто, никогда, даже мышь в огороде и прочее. Таким образом мы оповестили о редком продукте и сугубо конфиденциально ещё в несколько центров базирования нашего контингента. Последний из них нас слушал вполуха и я поняла, что уже вся Москва знает о чудо-таблетках с оборонного завода для членов правительства и агентов ГРУ.
  - Куда едем? - спросила я своих спутниц и все дружно повернулись к Лене - ей ещё не было и тридцати и именно таких, как она, броских и манерных, водят в такие центры и перед ними сорят деньгами. Наталья ей откровенно завидовала.
  - Который на Остоженке, - ответила она уверенно, будто знала их наперечёт со всей подноготной. Я же рассудила иначе - туда ближе.
  Машину я припарковала чуть в сторонке и мы вошли в здание с расцвеченными цветными прожекторами стенами и колоннами с лазерными вертушками и мигалками где-то на крыше. Там же на стенах была масса всяких прибамбасов и наворотов для привлечения внимания. Вот, к примеру, громадный экран на глухой стене, там чередовались фрагменты теленовостей, рекламы и анонсов к новым фильмам. Оценив интерьер, количество и марки машин на огромной стоянке, мы решили, что минимум, на который следует соглашаться за комплект нашего средства - триста баксов, иначе не поверят! Нина перевела сумму в рубли и зажмурилась.
   Нас встретили ребята из охраны, в таком виде к ним ходить не принято. Я достала хорошо потёртые подругами корочки и пропуск с оборонного завода на Урале и попросила кого-то из начальства. Он оглядел меня, мымра, она мымра и есть - чего сюда причапала? Но склонился к переговорному устройству и вызвал начальника. Вскоре мы оказались в роскошном кабинете и нас угостили для согрева целым вагоном выпивки и закуски, на Урале, мол, такого не бывает. Мы озирались и качали головами - у нас так не живут! Хозяин кабинета, мужчина чуть за сорок, цепко нас оглядел и выделил меня, как старшую, говорил со всеми, но смотрел на меня. Наталья утёрлась, но играла на результат. Я всё подробно объяснила и показала. Он осмотрел один из комплектов, покачал головой и сказал сокрушённо и входя в наше положение:
  - Вот государство, а? Даже зарплату не может организовать. Товар же, вот он! Уйдёт в миг, а они... Вы всё сдаёте оптом или как?
  - Не знаю, тут же есть показания для каждого типа кожи, группы крови и прочее. Ну и кому-то может не подойти. А так - это давно идёт сериями, правда небольшими, но за десять лет ни одной рекламации! - так изобразила я профессиональную гордость за завод и достоинство рабочего человека.
  - Можете сами попробовать, чтоб до конца быть уверенными, - добавила я, будто рекомендовала молоко от собственной Бурёнки.
  - Правда? - зацепился за возможность хозяин кабинета.
  - У нас для пробы есть чуток, нам в цехе специально дали, чтобы люди не сомневались. А что? - покосилась я на него.- Вы же ягоду или другой продукт на рынке всегда пробуете, не нравится или горчит огурчик маленько, а то и яблоко с кислинкой - оно и не всякому нравится. Пробовать всегда нужно! Правда ведь? - обратилась я к нему и он с удовольствием оценил про огурчик и пропустил про яблоко.
  Мой уральский говор получался вполне ничего. Я просто на слух добавляла плавающие акценты, применяясь к эталонам, услышанным от Нины. Моя речь хозяину кабинета очень понравилась и он стал приглядываться к остальному. Как я ни старалась, но бабу-ягу из себя рука сделать не повернулась и выглядела я, конечно, поярче и получше, чем в тот наш с Ниной заезд в тверской ночной клуб. И была в этом нарисованном портрете ему почти ровесницей, он сам-то, видно, тоже приезжий и смотрел на меня, как на подругу по молодости и теперь вот попавшую в город, к нему, осевшему здесь и всему из себя городскому. Я не стала ему мешать, понимая, что тем самым отвлекаю от других, опасных для нас деталей.
  Он ещё раз внимательно изучил инструкцию, переспрашивая и уточняя и мы все вместе его просвещали и приводили примеры из истории этого легендарного средства. Все они были настоящими и при случае в Интернете можно найти подтверждения всему этому. Компьютер у него стоял на столе и он долго тыкал пальцем по клавишам пока вводил электронный адрес, чтобы получить ту ссылку, которая значилась в наших бумагах. Его лицо расплылось в довольной улыбке, когда он получил ту же информацию, что и в инструкции.
  - Ну, что ж, с бумагами и сертификатами всё ясно, теперь пробуем? - сказал он мне и я кивнула. Нина достала из китайской сумки пакет со штампом "Проба"
  - Это всё за один раз? - удивился он.
  - Что вы, это вся партия для проб, там есть разовая порция, она в отдельном пакетике. Мы всюду ходим и везде только по одному пакетику, не больше! - строго добавила я о нашем учёте. - Мы на вокзалах не торгуем, а только в солидных местах, чтобы проверить было можно и вообще,- сделала я скорбную физиономию и грустно покачала головой, сглотнув, будто что-то домашнее вспомнила. Нина чуть приосанилась, поправив платок жестом провинциальной кокетки, и добавила:
  - Давно выехали, поиздержались уже, домой пора, семьи-то у нас, дети на мужиках. А с них какой прок, вон, ейный, - она указала на меня, - поди, который день не просыхат! А всё почему? - Бабы-то дома нету и он тоже не появляется. Детки у соседки, Анисьи, прячутся от него, да кормятся, добрая она старушка, не чета иным! Вот!
  Хозяин внимательно всё это выслушал и проникся нашими тяготами, про средство мы уже и говорить не хотели, сбыть бы да домой! Наталья изображала шебутную мамашу, а Лена студентку-заочницу, все вместе мы не давалаи ему роздыху и держали внимание на мелочах и вещах очевидных.
  - Альбина, - сказал он в селектор, чуть отойдя от нашей атаки, - пригласи Тимохина.
  - Сейчас, Лев Иннокентьич, - раздалось из динамика и вскоре появился импозантный мужчина в смокинге. Лев Иннокентьич вкратце описал суть таблетки для членов правительства и агентов ГРУ и предложил испытать на ком-то из своих. Тимохин ничему не удивился и повернулся к нам. Я сказала Нине:
  - Федосья Гавриловна, покажите мужчине схему.
  Она будто всю жизнь торговала и объясняла про эти таблетки. Не смутилась, что говорит про это с мужчиной, не зарделась, объясняя, что вставлять и как разминать. Но сначала выяснила про группу крови и тесты на аллергены, потом спросила про тип кожи, не бывало ли сыпи от чего и перешла к свойствам средства, уважительно называя всё именно так, как это обозначалось в инструкции. Изредка она поправляла причёску под платком и при этом слегка выдавая очертания своей обалденной груди, лишь самые признаки, там, под одеждой, но так умело, что хозяин кабинета, глядя на её фигуру под убогой одежёнкой, мечтательно жмурился.
  - Очень хорошее средство, у нас все женщины себе и родным на год запаслись. Во-он оно как! От многих женских хворей помогает - натуральное потому что! - она уважительно подняла палец, как бы говоря: - Наше-то лучче!
  - А ваши-то дамы, что в зале мы видели, - вступила Наталья, поворачивая на эффективность средства и комплексное лечение, - вон сколько на лице всего держат, чтобы скрыть внутреннее, а мы-то знаем, что на лице всё наше внутреннее и прописано. У них там все их болячки и разрисованы. А если б они наше-то применяли, разве б на это копеечку тратили, а? Вот мы кроме губнушки да морозного крема ничего и не пользуем, разве ж нас с ними сравнить? - и оба мужчины уставились на даму, которая крем дешевле трёх сотен баксов даже в руки брать брезговала. Того, что она применяла, этим ребятам ни за что не заметить.
  - И правда, крема нет, а кожа чистая, у наших девочек намного хуже, а у них косметика фирменная, из Швеции, - внимательно осмотрев её лицо, отметил Тимохин и Лев Иннокентьич с ним согласился, обведя взглядом и остальных командировочных.
  Тимохин кое-что уточнил, примеряя и уже репетируя весь процесс и технологию, а мы в деталях всё и осветили. И вот он сказал:
  - Всё понял, можно приступать?
  - Только сильно не задерживайтесь после этого, как есть, так и приходите, это ничего, что оно вас раззадорит, оно без побочных эффектов, потом можно и без него, вы уж не сомневайтесь, мы-то со своими мужиками это давно прошли, потому и не стесняемся, давно уже без болячек, не то, что ваши клиентки. Вон у вас их с симтомами скрытой соматики сколько, только они это косметикой прикрывают, а мы-то знаем, что к чему, - сказала я и Нина добавила:
  - Мой-то раньше всё в рюмку заглядывал и спал на сеновале с курами, чтоб я не учуяла, а как попробовал, так и про дружков позабыл, всё норовит по бабам пробежаться, по дому что подправить или дровишек подвезти с пилорамы. Кобель! - покачала она головой и не понять, то ли от гордости, то ли с презрением.
  Пока проходили ходовые испытания, нас развлекали беседами, журналами и прочим, но мы о главном не забывали и спуску хозяину кабинета не давали ни на секунду. Я в это время соображала: сам этот Тимохин будет трахать свою сотрудницу или доверит подчинённому, всё же в смокинге и туалетной водой смочен, может пожалеть этот заморский запах. Взвесив увиденное и прочувствованное во время инструктажа, я решила поставить сто к одному, что это ответственное дело он никому не передоверит. Появился он минут через двадцать и я сорвала банк. Рядом с ним откровенно улыбалась молодая женщина в сильно нарушенной одежде и со смазанным макияжем, она смотрела на нас и своего провайдера с вожделением и явно ожидала следующей серии испытаний.
  - Лев Иннокентьич, товар классный, надо брать! - сказал он, весь светясь и сияя. Шеф внимательно проследил за его лицом и расторможенностью, подозвал женщину и убедился в истинности заверений подчинённого.
  - Я же говорила, у нас рекламаций ни разу не было, - так же обыденно сказала Нина, будто о макаронах из муки высшего сорта. Ни возбуждение Тимохина, ни сексуальная нега его партнёрши Нину даже не качнули, семечками на углу торгуют и то с большим темпераментом.
  - Сколько вы хотите за упаковку? - спросил шеф, выпроводив подчинённых и приступив к самой ответственной фазе операции.
  - Одна упаковка 300 долларов по курсу. Нам зарплату к валюте приравняли. Здесь за всю третью смену, за первую и вторую мы уже отчитались, - сказала Нина и показала банковские документы. Тот на них взглянул, сверился с образцами на столе и отложил. Товар стоил именно столько и у продавцов, то есть, у нас, маржа была нулевой, нам бы только зарплату. А уйдёт всё это влёт и гораздо дороже, - это шеф понял быстро. И я тоже! Ну, не артист он, не артист! - фальшь за фальшью.
  - Сколько у вас упаковок? - спосил он. Нина взглянула в блокнот и ответила:
  - Без двух, тысяча, то есть, девятьсот девяносто восемь. Если возьмете половину, сбросим, - она посчитала на калькуляторе и подытожила, - полпроцента, это разница за налог с продаж. А если возьмёте всё, то один процент, там коэффициент увеличивается, - сказала она, сверяясь со шкалой распечатки. Шеф взглянул и туда, удостоверился в её правоте и спросил:
  - А вы что, в бухгалтерии работаете?
  - Ну, ты и скажешь, милок, нешто они станут ездить? Они же - начальство! - она подняла палец вверх, указывая их жизненные координаты. - А нам и деваться-то некуда: и про цены и про законы всё знаем, потому как, не продашь - и кушать нечего! - развела она руками, чуть улыбаясь.
  - Не только мужик у неё гуляет, почуяв мужскую силу, она-то тоже очень даже ничего! - такое в ней мог прочитать любой мужчина с начальным образованием, наш покровитель обладал, похоже, высшим и почесал затылок. Нас было четверо и мы одна бригада, а то бы он притормозил её ненадолго и показал достопримечательности этого заведения. Он уже не следил за нами, Нина приворожила и держала при себе.
  - Да, - подумала я, - экспромт - это её хлеб! Здесь она гений.
  Через полчаса, сто раз всё пересчитав и сверив, мы довели шефа до белого каления и тихого ужаса, но сдали свою продукцию, подписали всё, что полагается, трижды пересчитали деньги, перевязали их резиночками и распрощались. На его сознание и восприятие давили все вместе и он так и не удосужился посмотреть наши паспорта, пялясь заводские пропуска с кучей грозных печатей и удостоверений на реализацию с гербами и орлами, которых хватило, чтобы всё прошло без пауз и даже секундных заминок. Поднимаясь, чтобы уходить, я сказала:
  - У нас же деньги, считай зарплата за год, а мы, Лев Иннокентьич, женщины, так вы нас проводите, мало ли, что!
   И он, довольный удачной сделкой, вместе со свитой проводил нас до выхода.
  - Вон там такси стоят, - сказал он, - так вы в те, что без рации и номера автопарка не садитесь! - и мы дружно закивали, понимая, что к чему, по Москве, чай, давно мотаемся, изучили. - А то лучше, вон там метро, оно уже работает.
  Дойдя до стоянки такси, мы для вида поторговались и двинулись к метро. С дорожными трёхрублёвыми баулами бедных российских граждан. По пути я тихонечко отстала от группы и вскоре подобрала подруг в ближайшем переулке. Они стояли на тротуаре и молча поджидали меня. Я притормозила и они забрались в машину. Напряжение, которое мы испытали в роскошном кабинете менеджера этого "Палаццо", было настолько сильным, что мы не могли вымолвить ни слова до самого дома. Когда мы остановились, Нина вдруг расплакалась:
  - А если бы он потребовал паспорт? - ошеломлённые реакцией Нины, Лена и Наталья удивлённо посмотрели на неё, в кабинете она выглядела прожжённой аферисткой, знающей всё и вся. И вдруг такое!
  Я бросила машину у подъезда и взяла Нину под руку, успокаивая и утешая. Дома мы крепко выпили и только после этого ступор куда-то исчез, а мы стали участниками невинной новогодней затеи.
  - Ну, мы и дали! - восхищённо растекалась Наталья. - Так круто мы ещё не играли. Я думала, там и кончусь, когда он в бумагах копался.
  - Что, в Америке так не оттянешься? - спросила я, понимая, что и этот тест для меня закончился успешно.
  Испуг из нас выбирался долго и остатки его всё ещё сидели где-то в потаённых уголках женской пугливой души. На триста тысяч зелёных мы даже не оглядывались, сознавая, что они значат и чем всё могло кончиться.
  Лена оказалась наиболее лёгкой на восстановление, придя в себя, она сумела вернуть к жизни и нас.
  - Ваши семьдесят пять тысяч, сударыня, - церемонно сказала она Наталье, отмерив её долю из кучи зелёных банкнот небольшого достоинства.
  - А ведь я их заработала! - вдруг воскликнула Наталья. - По-настоящему заработала, сама, а не Джоник подарил!
  - Да, Натка, если бы не ты, сидели мы бы тихонечко, чесали языки и вспоминали молодость. А так, видишь, тряхнули и вышло, - отметила я её роль в нашей авантюре.
  - А как я выглядела? - ожила она и мы ещё раз вернулись туда, но уже смелые и раскрепощённые. Лицо и испарина на теле Тимохина запомнились всем и мы наперебой фантазировали, что и где он выделывал со своей партнёршей, раз так ошалел от обычных средств для согрева тела.
  - Сэр, оно экологично и очень полезно при лечении ряда заболеваний, - цитировала инструкцию Лена.
  - Бал самодельных целок, надо же! - восхищалась собой Наталья. - И ведь никому таким не похвастаешь!
  - Приедешь ещё, с нами и хвастай! - разрешила, наконец, отошедшая Нина.
  - Спать будем? - спросила я на правах хозяйки и девочки переглянулись, оценили себя в чужих глазах и дружно замотали головами.
  Я позвонила Руслану на мобильник. Он уже был на ногах и отозвался сразу. Настя ещё спала и он будить её не стал. Я попросила устроить нам сабантуйчик. Он, как примерный муж, только поинтересовался, где и в каком виде.
  Вскоре мы отправились к нему в берлогу и искупались в мужском внимании. С Натальей он, оказывается, знаком и было это с моим, то есть, Каминской, посредством. Он даже поинтересовался судьбой того "жигуля", который мы с её участием разбили около пляжа на Клязьме. Она отмахнулась, как от мелочи, но больше с воспоминаниями к нему не цеплялась. Видно, помнила свою вину и напоминание о ней в сегодняшнюю эйфорию не вписывалось. Я отметила, что надо бы уточнить у Каминской подробности и тоже тему похоронила, Наталья благодарно улыбнулась и мы продолжили вечеринку. Руслан был тем фоном, на котором женщина с удовольствием раскрывается и не думает о безопасности, то, что он не воспользуется, было написано на его лице, а наши с ним переглядывания и нечастые касания объясняли всё. День пролетел, как миг.
  - Классный мужик! - похвалила Наталья. - Не упускай, он лучше моего.
  Потом мы разъехались и я отправилась к Насте. Юная леди смирно лежала в постели и позволяла ухаживать за собой. Температура уже упала и она чувствовала себя получше. А у меня круги под глазами уже обозначились, но заниматься собой почему-то не хотелось.
  - Ты совсем не спала, - укорила Настя и я всё ей рассказала.
  - Не сносить тебе головы, если опять свяжешься с этой оглашенной! - оценила она нашу затею.
  - Зато адреналину на целый месяц, да и денежка как раз вовремя, с Русей их надо много и сразу.
  - А если бы он потребовал паспорт? - ужаснулась Настя.
  - На то мы и ведьмы, чтобы до этого не дошло!
  - Ну, как простуда? - перевела я разговор на безопасную тему.
  - Это всё характер, если бы она ему не потакала, то не стала бы ждать, пока окончательно остынет, а сразу же отправилась в раздевалку и там вытерлась насухо. Но наша юная леди выдержала характер и никто не узнал, что она взмокла от этого проклятого каната. Гордость - вещь дорогостоящая! - с любовью произнесла она и мы переглянулись.
  - Как она смотрит на Русю, ещё не собирается отбивать у нас?
  - Уже приценивается, - улыбнулась Настя, - да уж лучше это, чем дремучая ревность, тут мы с ней можем пообщаться и поделиться. Думаю, это способ.
  - А меня ты ревнуешь? - спросила я, понимая сложность нашего треугольника.
  - Иногда до безумия, я хочу его всего и насовсем и, когда вот в такую тяжкую минуту подумаю, что есть ты, то готова убить вас обоих.
   - И яд в любимую помаду,
   отраву влить в пахучий крем,
   добыть, как дичь, как на приваду
   и, всё забыв, в сладчайший плен! - прочитала я фразу из мюзикла "Леди Макбет из Сокольников".
  - Аннушка, это поначалу так, потом пройдёт, - я видела, что ей трудно в этом признаваться, но ложь ещё хуже.- Поехали к нему, я соскучилась! - они не виделись 8 часов.
  Проводив дамскую команду, он заканчивал каркас "Маши" и занимался правкой и подгонкой линий и характеров. "Антигона" грудой листов лежала на другом столе, я заметила на них массу пометок маркерами разных цветов и стала разглядывать, а Настя просто прилипла к нему и пыталась утолить жажду. Через некоторое время она отошла и присоединилась ко мне, пока мы с ней изучали его труды, он отправился на кухню соорудить что-то съестное. Подкрепившись и согревшись, мы разнесли в пух "Машу" и лишь слегка пощипали "Антигону".
  Послезавтра я улетала на две недели с первым проектом антрепризы в Европу и мне не хотелось зацикливаться на суете. Лучше забраться под этот балдахин и понежиться, как раньше в его грамадном роскошестве. Я мигом разделась и нырнула туда. Вскоре рядом со мной оказалась и Настя. И тут мы узнали, насколько ревнив Руся: моя постель и в неё без меня - вот я вам! И мы впервые в новом году испытали мужа на прочность и выдержку - он был так же силён, надёжен и внимателен к нашим нуждам.
  - Руся, ты помнишь своего отца? - спросила она, откинувшись на подушку и перебирая завитки на его груди.
  - Немножко, - ответил он, неохотно отрываясь от изучения обводов её тела.
  Настя не решилась идти дальше и эту тему мы отставили. Руся ничего не знал совершенно, Настя могла догадываться о некоей тайне из недомолвок и особенностей поведения Каминской, а я знала всё. Оно меня переполняло всегда. И вот теперь что-то случилось и я почувствовала себя отвратительно, эти тайны не были моими, но принадлежали мне и Каминской, она их передала по доверенности и забыла обо всём. Ни избавиться от них, ни как-то воспользоваться я просто не могла. А они жгли меня изнутри и коварно подталкивали на рискованные игры. Обычно я всё это топила под грузом разных дел и забот, но сегодняшняя авантюра всколыхнула меня до основания и оно опять оказалось наверху:
  - Скажи им что-нибудь, поделись деталькой, загляни в глаза! У тебя не будет другого шанса увидеть их изнанку и самое подспудное: и Настя и Руся покажут тебе всё и сразу, чего не узнаешь и после пуда соли. Рискни, чего ты боишься, сегодня твой день, Анюта, не зажимайся, ведь ты теперь Каминская, а она бы так и сделала!
  Рука Руслана коснулась моего плеча, просто коснулась, потом она отправится в плавание и я буду следить за ней и обнаруживать в себе всё новые и новые эмоции, а он, глядя в мои глаза, как в партитуру, играть что-то новое и невообразимое, я знала, что отзываюсь намного сильнее и богаче Насти, он мог извлекать из меня такие исполнительские шедевры, что Ростропович и Ойстрах на своих инструментах стыдливо потупили бы очи перед его грандиозным каприччио, Настя это знала и смотрела на нас с вожделением и пиететом, она так ещё не умела, её пьесы были милыми и камерными и после неё он всегда сверялся с настроем и звучанием своих рук на так ему знакомом и дорогом теле. Сегодня мне хотелось выплеснуть на них другое, то, что мною владело и одолевало, но так и не выбралось наружу, ещё немножко и я выплесну всё!
  Я почувствовала себя ужасно и отправилась к шкафу. Нашла водку и выпила несколько крупных глотков, не разбавляя, подождала результата - его не было. Я выпила ещё.
  - Что-то случилось? - спросил он и отнял бутылку. Я что-то должна сказать, язык меня уже не слушался и моей воле не подчинялся, хотелось выговориться по полной программе и я, из последних сил поворачивая оглобли строптивой телеги, выдала историю сна Жанны. Когда она выбралась из меня, эта фантасмагория сна беременной девушки, я даже взмокла от возбуждения и нервной разрядки.
  - Предчувствие? - спросил он.
  - Не знаю, Руся, не знаю, потому и плохо, - истерически закричала я и вырвала бутылку. Он дал мне стакан и я выпила столько, сколько смогла. И упала. Но не проболталась.
  Наутро меня лечили, завтра уезжать в турне, а меня выворачивало наизнанку. И он и она с тревогой следили за моей блевотиной и не верили, что я сорвалась из-за сна.
  А через некоторое время они это припомнят и забудут свои сегодняшние подозрения.
  Я уехала домой и меня лечили прагматичные Лена и Жанна. После выздоровления я с ними говорила, будто покидала этот дом навсегда. Они присмирели, выслушивая и кивая. Но я видела глаза Жанны и что-то мне не давало покоя.
  - Не спускай с неё глаз, что-то мне не нравятся её сны, - велела я Лене и она, повзрослевшая в той авантюре на целое столетие, понимающе прикрыла глаза., - и себя тоже. Ленка, что-то грядёт, слишком долгими идиллии не бывают.
  Улетала я с тяжёлым сердцем.
   Большие неприятности
  
  Пятого января у нас начался тур по Европе, мы с антрепризой шелгуновского "Дяди Вани" побывали в театрах Парижа, Мадрида и Лондона.
  Прежде, чем выйти на эти гастроли, наш продюсер подробно изучил все интересные постановки в европейских театрах и буквально срисовал всё, что касалось техники сцены, технологии звука, трюков и прочего оформительства плюс к актёрской игре. С учётом этого пришлось сильно адаптировать и нашу постановку. Мы играли по-русски, а для не знающей языка публики были наушники с синхронным переводом. Мы побеспокоились, чтобы и сам текст и его озвучивание гармонировали с происходящим на сцене и на эту часть обратили особое внимание. Действо на сцене синхронно озвучивали несколько переводчиков, знакомых с театром Чехова, мы их ангажировали на весь тур и текст они знали почти наизусть.
  По отзывам прессы спектакль имел успех, говорили о высоком уровне актёрской школы и вполне приличном техническом и постановочном. Шелгунов на эти кукиши в кармане смотрел брезгливо и нещадно громил заморских режиссёров за идиотизм, выдаваемый за творческие искания. По большому счёту я с ним согласна и мы с Димой и Татьяной на одной из встреч при обширном освещении телевидением почти без подготовки выдали кусок из собственного спектакля, сыгранный по стилистике местного театрального божества, всё это было в Париже на первой нашей остановке в центре европейского вольнодумства и культурной ереси. Шутя и в ответ на один из вопросов о нашем мнении по поводу современного театра и веяний режиссуры.
  Мадрид выглядел уважительной и слегка чопорной столицей, с важными полицейскими на улицах, торжественными лицами билетёров в театре и понимающей толк в классическом репертуаре публикой. Галёрка и бельэтаж просто балдели от нашего театра и ни единого критического замечания до нас не донеслось, более того, нас подписали на тур по стране во втором полугодии и попросили включить в репертуар что-то и европейское, чтобы сравнить творения нашей труппы с крикливыми течениями на современной сцене.
  Англия встретила нас хмурым небом и солнца мы за эти дни так и не увидели. Мы выступали в Шекспировском театре в вечерних спектаклях при полном аншлаге. После каждого спектакля бывал традиционный бриффинг, задавали идиотские вопрросы, на которые и отвечать не хотелось - ничего по сути, а о содержимом чемоданов и багажа хотелось знать всем.
  В общем, так случилось, что Лондон мне не понравился и из-за погоды и странного народа на улицах. Русская речь звучала направо и налево, но никто из нас даже не рискнул с ними заговаривать, нам сказали, что сейчас проводится антироссийская кампания в поддержку каких-то наших то ли диссиидентов то ли повстанцев, кого именно, я так и не поняла. . В общих чертах мы понимали природу этого, но сдерживались с трудом и не все. Один из технарей, который одновременно и обеспечивал защиту от мелкой нечисти, в лондонском пабе на издевательскую шутку в адрес России с улыбкой послал шутника откровенно и не менее затейливо. Возник инцидент. Англичане не вмешивались, молча окружив и следя за соблюдением правил, когда же по звонку кого-то из приезжей публики появилась полиция - они развели руками, никто ничего не видел. Зачинщик потасовки с Кавказа, глядя на хмурые лица местных посетителей паба, не рискнул продолжить разбирательство с привлечением полиции. Местные ребята ждали сигнала и им могли стать любые слова приезжих, от которых жизнь британцев стала беспокойной.
  Мы считали, что от заказчиков свары последует ответ, но далее смутной возни в прессе дело не пошло. Устроив потом в гостинице разбор полётов, Дима похвалил технаря, а Шелгунов поставил бутылку виски за доблесть. Как руководитель проекта я должна бы его осудить, но подобное лицемерие мне не приглянулось, я просто с ним поговорила и объяснила, что нас в этой стране многие откровенно не любят и могут воспользоваться любым поводом, чтобы оболгать и облить грязью. Причём, эта публика таковой была ещё со времён, когда солнце над "Юнион Джек" никогда не заходило. Он меня понял и согласился - мы не у себя дома.
  И вот после окончания тура началась итоговая пресс-конференция. Здесь было примерно то же, что и в Париже, но с ярко выраженным апломбом и напыщенностью. Они хотели бы нас поучить демократии, жизни и цивилизованным манерам. И мы выдали им их собственным манеры, подсмотренные продюсером, который по лондонской части проекта имел самую полную базу данных. На этот раз управились вдвоём: Дима и Татьяна сыграли кусок их "Гамлета" в транскрипции модного постановщика, но чуть подкрашенный едким сарказмом поклонника Шекспира Анатолия Шелгунова. Когда Татьяна, игравшая Офелию, после секса с принцем грохнулась то ли от оргазма, то ли в обморок, публика зашевелилась и оживилась: этот кусок из "Гамлета" шёл у критиков на "ура!". И чопорные англичане как бы добродушно раскрыли глаза, фальшиво поулыбались, переглядываясь и перемигиваясь между собой. Продюсер показал оттопыренный палец и ткнул в два десятка операторов ведущих телеканалов Европы и Америки. Потом уже в кулуарах он сказал, что эта реприза стоит всей конференции. Звезда Танечки Долевой заблистала ещё в Париже, о ней заговорили, о ней спрашивали, а самой не давали проходу. Это было открытие и начальство присоединилось к общему хору, делая вид, что даже причастно. На последний спектакль в Лондоне прилетела Настя, она совместила свои дела с нашим спектаклем, чтобы увидеть всё самой. Она подбодрила Татьяну, которой ажиотаж вокруг её имени изрядно надоел. Она сразу же после спектакля ушла к ней и ко мне явилась уже в гостиничный номер.
  - Ну как мы выглядим? - спросила я Настю.
  - Нормально, всё нормально! - успокоила она, узнав всё в осведомлённых кругах и передав об общих тенденциях, а так же конкретные высказывания и слухи. Иметь знакомых за рубежом - дело очень выгодное, решила я, выслушав содержательный доклад театральной разведки.
  - Наши с тобой ведьмы будут посложнее и перевод - это то, что нас может подкузьмить, - отметила я разницу фактурной шелгуновской пьесы и стилистически тонкой у Стриндберга.
  - Английская версия перевода шелгуновской пьесы получилась очень приличной, - сказала Настя, - оставим этого переводчика и редактора и для Стридберга, про французскую и испанскую версию поговорим уже дома.
  - Как там у нас? - спросила я про свой дом.
  - Жанна устраивает свой уголок, уже переехала, а Лена на хозяйстве, фикусы поливает, нашим деткам показала и рассказала про твой цветок, мужиков не водит и всё время при деле. Наш офис в здании префектуры стал поярче: рядышком с нашими комнатами поставили диванчики, кресла и пальмы, громадные, будто из Флориды.
  - Как Нина, не скучает?
  - Некогда, теперь она в своей новой квартире, ремонт закончился и она с детьми осваивает территорию, они без тебя с Леной и Василиной стали поближе и Нина не ревнует Лену, как раньше. Да и детки не дают.
  - А Серёжка?
  - В Твери, уже и не звонит, побаивается. Она пообещала устроить его дамам бесплатную рекламу, очень жёстко пообещала, это было при мне.
  - Думаешь, хочет взять назад?
  - Вряд ли, а что не вскоре - это точно!
  После этого мы перешли на её деток и я вместе с умилением пережила и горечь - про своих я не знала ничего, вызвонить отсюда Каминскую не удавалось и я вот уже две недели чувствовала себя плохо. И плюс ко всему предчувствие, с которым уезжала, неприятное.
  - Что с тобой, Анюта? Накопилось? - заметила Настя моё состояние.
  - Да, и устаю и сплю плохо. Иногда думаю, что взялась не за своё.
  - Ерунда, - успокоила Настя, - мне со стороны виднее, это как раз и есть твоё. Анюта, из тебя получится хороший шеф, никого не нужно убеждать, что ты умна и практична. Это данность, которую знают все, ты занимешься своим, а наши "Колдуньи" окажутся гораздо ярче, я в этом уверена. И поцелуи на премьере будут гораздо слаще.
  - Да, бесплатно лапать нас на эту церемонию придут тучи мужиков, - ответила я, мне хотелось сейчас побыть с ней наедине и утопить всю неустроенность и раздрай. И она это почувствоввала.
  - Поехали ко мне?
  Для Насти сняли отдельные апартаменты в пригороде и я отдохнула ото всего. Настя улавливала моё состояние и, как обычно, смогла распрямить складочки и нескладушки. Спали мы недолго, но этого хватило.
  Вечером был наш рейс из Хитроу и возвращались мы уже с Настей. Я постаралась выглядеть и продюсер сумел устроить рекламный трюк с "Тремя сёстрами" сначала в отеле, а потом и в аэропорту. Танечка была вся в цвету и успехе - настоящая Ирина и мы с Настей, старшие и умудрённые жизнью сёстры, подпирали её неординарность с обеих сторон.
  Рутинную процедуру регистрации и таможни мы начали, расставшись с многочисленной прессой и ещё до конца не отошедши от многочисленных и идиотских и каверзных вопросов. Когда я проходила таможенный контроль, чиновник за стойкой взглянул в паспорт и нажал кнопку, багаж двинулся и на экране появились мои вещи.
  - Это что? - спросил он, ткнув на коробочку с подарком Войтина.
  - Колье, - ответила я, оно значилось во всех описях, которые я составляла ещё, начиная с Москвы. Оно предназначалось для крупных приёмов и сильно умеряло брызги слюны у ретивых репортёров и театральных обозревателей, причастность русской примы к таким украшениям с запредельной стоимостью говорила о многом и остужала горячие головы. Я была единственной в нашей труппе, кого не обвиняли в совковом менталитете и склонности к туземной одежде и стеклярусным украшениям.
  - Разрешите взглянуть? - хотя тон его был деревянным, но артистизмом он не обладал и его охотничью стойку я заметила сразу.
   Я протянула ключ от чемодана, холодно проследила за ним и безразлично осмотрелась по сторонам. Чем ты холоднее с ними, тем больше они тебя боятся. Через некоторое время появился другой чиновник, рангом повыше и пригласил меня за стеночку разобраться. Настя стояла рядом и всё видела. Когда на её бумагах хлопнули печать, она только отошла в сторонку, поджидая меня. Татьяна с Димой уже прошли эту процедуру и сидели в зале вылета.
  - Мадам, у вас есть документы на это? - спросил он, указывая на колье.
  - Это подарок, - покачала я головой, - вон там есть бирочки от ювелира и всё. А что должно быть ещё?
  - Оно, мадам, числится в розыске. Вот его данные, фото и описание, - и он протянул прекрасно изданный каталог драгоценностей, среди которых было и моё колье. Это было, несомненно, оно. И обнаружил он его в трёхсотстраничном талмуде в две секунды: очень оперативно, он, что - знает справочник наизусть?
  - Я сейчас узнаю, можно звонок? - спросила я и он придвинул свой телефон. Но я на эту удочку не попалась и со своего мобильника через кнопку избранных абонентов вызвала Войтина. Он сразу ответил.
  - Володя, - сказала я спокойно и без единого джоуля волнения, - я на таможне Хитроу, моё колье числится в розыске и мне задают вопросы. Что делать? - он думал недолго, чем-то щёлкнул и сказал:
  - Продиктуй, пожалуйста, номер телефона на столе этого чиновника.
   Я тут же выполнила просьбу и он продолжил: - Аннушка, очень прошу, не спускай с него глаз. В руки тоже ничего не давай, только издали или в твоих руках. Пусть смотрят.
  - Хорошо, а если это затянется и рейс улетит без меня?
  - Нет, волноваться не стоит, оно чистое и лишний шум им тоже не в масть.
   Я сложила мобильник в сумочку, закрыла крышку колье и положила на него руку. Чиновник понял, что обычной контрабандой тут и не пахнет и притух. Я думала всего несколько секунд и набрала номер мобильника продюсера.:
  - Никита Илларионыч, Каминская, пресса ещё не исчезла?
  - Нет, но уже сматывает кабеля, а что?
  - Вы сможете заполучить их в таможню, на меня, кажется, наехали? Я за седьмым сектором в служебке.
  - Анюта, примите вид, мы им сейчас устроим равноскоростную дипломатию, - обрадовался он случаю проявить себя в острой ситуации.
  Орда репортёров прорвала кордон и окружила меня, чуть поодаль я увидела Настю, она подбадривала. И я им выдала историю, которая от истины ничем не отличалась, но таковой всё же не была. Они снимали крупно мою коробочку, документы на провоз этого колье по всем таможням Европы, фрагмент из служебного каталога, который и послужил основанием для задержания, выслушивали мои ответы и всё это в два десятка камер и кучу микрофонов, пристроенных у моих ног. После этого они принялись за чиновника, что он об этом думает? А что он думает - ему это противопоказано, он выполняет инструкцию. Вот дали каталог и он сличает, если что-то вызывает подозрения, принимет меры.
  - Какие?
  - Сейчас придёт эксперт и даст заключение, я лишь винтик в этой цепи, - пробовал он сохранить лицо.
  - А почему вы именно у неё решили осмотреть багаж? - спросил рыжий ирландец, по выражению его лица я поняла, что он этого томми живым не отпустит.
  - Ответа не будет, - отгородился чиновник, не выдавая источники.
  - Мы платим налоги, содержим вас, вы разводите поисковых свиней и собак, компьютеры, кучу дорогой аппаратуры и вся эта свора жрёт лангеты и апельсины и прохлаждается где-то на пленере, а багаж пассажиров проходит, даже не раскрываясь. И вот кто-то стукнул на эту леди и у вас тут же находится каталог, где есть её колье. Она его сюда ввезла законно?- чиновник кивнул, деваться ему некуда, оно значилось везде и штампы всех таможен о том свидетельствовали.
  - Тогда почему же вы его пропустили при въезде? Не было доноса, не так ли? - но ответа не последовало, чиновник хотел смыться, однако ему не дали.
  - Значит, если бы не было доноса, то эта леди спокойно увезла его с собой? - хищно улыбнулся рыжий, глядя на чиновника и тот согласно кивнул. - И вся ваша многочисленная контора с дорогой формой и прочим без элементарного доноса ничего не стоит?
  Рыжий победоносно осмотрелся по сторонам, а его снимали и писали любители жареного и публичных скандалов, сейчас намечался один из подобных и сделать себе имя на нём не хотел только ленивый. Последовали и другие вопросы, спрашивали, есть ли такой каталог в Мадриде и Париже и после того, как чиновник кивнул, толстяк в замызганном твидовом пиджаке громко крикнул:
  - Ставлю сто фунтов против десяти - скоро выяснится, что леди остановлена по ошибке, ей принесут извинения и отправят в Россию, а каталог с ценностями тихонько упрячут. Кто принимает пари?
  О нас ненадолго забыли, кто-то писал, кто-то собирал и считал деньги, а я наблюдала за тем, как можно заработать даже на чужом усердии. Уверенный тон Войтина подсказал мне стиль и собственного поведения. Если оно чистое, а в этом я была уверена, то эта история - обычная провокация. Цели и объекты устрашения могли быть, где угодно и я со своей театральной фирмой в том числе. Но при таком простом раскладе сдача обидчику могла последовать мгновенно и пресса была одним из способов отмщения. Мы посоветовались с продюсером и он рекомендовал после выяснения обстоятельств, в чём он не сомневался, дать заявление. Как актриса и только с этой стороны.
  Звонки на этот номер в офисе таможни начались вскоре, чиновник сначала пыжился, потом умерил гонор и после одного из них совсем смешался. Я представляла, как смонтируют режиссёры эту картинку и не завидовала чиновнику, нервный тик ему обеспечен надолго. Сама бы я с этой фирмой "Чего изволите?" миндальничать ни за что не стала.
   Когда он скорчил почтительную рожу, натужно улыбнулся и вручил мне бумаги, я дала ему ключик от чемодана, передала коробочку с колье и проследила, как он с двумя клерками всё это укладывал на место.
  И я сделала заявление. Тем, кто открытых ристалищ не любит, а прячется и из-за угла с помощью вот таких клерков препятствует культурному обмену и свободной конкуренции. Толстяк в твидовом пиджаке собрал выигрыш и с победным видом предстал перед камерами, он тоже высказался, короче и яснее, но о том же. И мы расстались.
  - Что случилось? - спросила Татьяна, когда мы с Настей присоединились к основной группе. И мы рассказали, нас оттеснил продюсер и выдал свою версию, слушали все внимательно и я подмигнула Танечке, та, понимающе, кивнула. У меня чирикнул мобильник:
  - Ну, как твоя проблема, ещё не отстали? - спросил Войтин и я заметила, что он сильно расстроен.
  - Нет, уже обошлось, мы немножко пообщались с прессой, смотри вечерние новости Евроканала и CNN, там должно быть всё, они только что уехали отсюда. Спасибо за участие! - ответила я, пытаясь его успокоить, я поняла, что наезжали не на меня. Про это колье знал только его ювелир и никто больше, а раз он выдал Войтина, значит тот, кто наезжает, очень могуч. Так обычно предупреждают.
  Инцидент у всех вызвал интерес и беспокойство, актёры поняли, что нас ждут далеко не все. Вскоре объявили, что Москва не принимает из-за снежной метели. И мы прождали до утра.
  Дома меня тоже поджидал сюрприз, вчера вечером явились трое в штатском, с ними был участковый в форме, у них имелось постановление на обыск квартиры.
  - И что ты им сказала? - спросила я Лену.
  - Осмотрела их бумагу и отправила с богом. Она была просрочена.
  - А что не в порядке?
  - Выписано в понедельник, действует до среды, а вчера была пятница. Так что, вот так! - улыбнулась она.
  - Значит, - решила я, - они ждали команды, а у них что-то там не срасталось, вот и тянули.
  - А если бы с датой всё в порядке? - поинтересовалась я.
  - Для производства осмотра квартиры в отсутствие хозяина нужна другая бумага, особая, а у них была на стандартный случай в твоём присутствии.
  - Они не очень досадовали? - спросила Настя, приехавшая со мной.
  - Участковый стоял в сторонке, а эти трое так и рвались.
  - Без понятых?! - поразилась Настя, дама с европейскими замашками
  - Представьте себе!
  - Могли и подбросить что угодно и вообще, Лена, для недоразумения это слишком хорошо организовано.
  И она рассказала об истории в Хитроу.
  - Ладно, дамы, если кто-то чего-то захочет, то организует и в наше отсутствие, - сказала я и стала распаковывать багаж. Теперь рядом была не юная Жанна, а прагматичная до цинизма Лена. Однако и эта леди не удержалась и вертелась с обновами перед нами, не обращая внимания на зеркало. Потом мы отправились к Насте. Руслана не было, он уехал по делам и обещал быть через день.
  Выдержанная юная леди едва заметно повизгивала, принимая гостинцы, но старалась держать спину, юный джентльмен ещё этой школы не проходил и прыгал на новом тренажёре до потолка. Он не очень грохотал, но доставлял его до невиданных ранее высот и вскоре он осмотрел всё, что лежало на шкафах, верхних полках стеллажей и докладывал нам о находках потерянных было бумажных голубей, мячей и игрушек.
  Уложив детей, мы отправились в Настин кабинет и обсудили ситуацию. Инна была грустна и молчалива.
  - Что с тобой? - спросила я, когда Настя и Лена занялись изучением бумаг из нашей первой деловой поездки.
  - Боюсь, как бы во всём этом не был замешан мой муж. Он как-то пообещал мне очень весёлую жизнь. И всей нашей компании тоже. Я, говорит, трахал вас всех и буду трахать, пока не надоест. И всё это из-за меня. И ваша война с Настей тоже. Сдох бы он, что ли!
  Мы остались ночевать у Насти, завтра было воскресенье и никто никуда не торопился. Я поиграла с детьми в дочки-матери, кое-что заполучила внутрь и забыла о неприятностях.
  Домой наутро мы отправились не сразу, сначала заехали на рынок и взяли овощей и фруктов для воскресного стола, потом посетили ещё пару магазинов, чтобы пополнить запасы деликатесов. Я ненадолго отошла от Лены и позвонила в Тверь Неустроевой. Мы немножко поболтали, я прочувствовала свою заядлую подругу и не стала нагружать своими тревогами, сказала, что просто соскучилась по детям. Она в ответ не стала вредничать и выдала мне то, чего я ждала и без чего любой женщине обойтись трудно. Сбив охотку и успокоившись, я распрощалась с ней. Дома всё в порядке и она там на княжении, я не имела никаких намерений свергать лже-Анну, она просто была моим регентом. Подошла Лена с покупками и мы отправились к машине с грузом покупок в тележке нашего основного поставщика.
  Придя домой, я заметила, что салфетка в прихожей лежит не на той тумбочке, а пуфик у телефона передвинут. Если бы не инцидент в Хитроу, возбудивший меня до крайности, я бы этого и не заметила. Я попробовала уловить запах вероятных гостей по табачному букету, но ничего не обнаружила, наши гости были аккуратными, но некоторые мелочи упустили.
  - Лена, у нас кто-то был, дальше не ходи! - сказала я и опять вышла на Войтина. Я позвонила с мобильника, не прикасаясь больше ни к чему. Лена тоже остановилась и настороженно стала присматриваться к прихожке. Войтин пообещал прислать кого-нибудь вскоре же и просил ни с кем не общаться и никого не впускать. Нотки тревоги, которые я отметила ещё при звонке из Лондона, сменились уже основательным минором. Его прессинговали и я была одним из элементов давления. Но почему именно я? У него были звенья и послабее. Почему?
  - Ань, да не переживай, мы от них отмашемся, а когда узнаем, кто - воздадим! - говорила Лена и стала отвлекать деталями контрактов, которые мы с Настей привезли вчера. Они проработали их глубоко и обсуждать было что.
  Но мне о них не думалось и ничего обсуждать не хотелось. Та тревога, которая владела мною до отъезда, из смутной и неосознанной стала перетекать в осмысленную и адресную. Мозаика мелких страхов и неприятных деталей постепенно обретала более ясные очертания. Но сути их я так и не понимала и назначения этого по конкретным именам мне так и не стало ясным. Это могла быть и я сама, и мои друзья и близкие, их круг я унаследовала вполне приличный и отвечала за всех. Каминская была самым опасным звеном - у неё не было никакой защиты!
  О том, что я не Каминская, не знал никто. И узнать не должен.
  -Ни одна живая душа и никогда! - я даже взмокла от осознания отложенного возмездия за нашу опасную игру. Передо мной было зеркало и я увидела себя - решительная и злобная стерва с суженными зрачками и губами в ниточку. Лене я такая ни к чему, я расстроилась, но и всего. И улыбнулась через силу, вышло вполне прилично, научилась:
  - Победивший женщину всегда остаётся с носом. Того, в чём мы хороши, не отставить и не забыть, всё равно всё вернётся на круги своя. Зря они так с нами, - и перевела речь на Жанну и Лена с удовольствием переключилась на самую живительную женскую терапию. И про кухню, и про детскую в новой квартире Жанны, и про большую комнату и про остальное.
  Позвонил Войтин, он сказал, что его люди уже у подъезда и назвал, кто они. Я их впустила, они у входа показали документы и полномочия, старший группы назвал кодовое слово Войтина и только после этого группа занялась своим делом. Я с Леной поясняла, что и где у нас лежит и в каком порядке, они же, выслушав наши наводки, попросили за всем наблюдать и, если что-то насторожит, тут же давать знак. Молча. Только тут я сообразила, что здесь можно сотворить и как на этом потом держать в подчинении. Фотографии обнажённой Лены на свидании с Башвиным - это детские шалости по сравнению с работой профи.
  Когда всё закончилось, то у нас на столе лежало полтора десятка разных жучков и десять телевизионных микрокамер: две у меня в спальне и по одной в остальных комнатах и ванной, включая и кухню с прихожкой. Всё это, как сказал один из пришедших, совершенно новое и только что вынуто из упаковки, запах тары ещё заметен.
  - Сколько всё это стоит? - спросила Лена.
  - Много, думаю, что вся мебель, обстановка и аппаратура в этом доме заметно дешевле вот этой камеры, - сказал один из пришедших, который выглядел обычным человеком с улицы.
  - И всё это для меня одной? - не удержалась я от восторга, кто-то тратил на меня огромные деньги, зачем? Что я им и кто?
  Когда группа с приборами ушла, мы стояли посреди прихожки и смотрели друг на друга.
  - Если это последняя ночь в нашей жизни, то не будем же мы мелочиться? - сказала Лена и мы расслабились, чтобы хоть чуточку избавиться от ощущения, что ты амёба и тебя разглядывают в микроскоп. Я решила никого из своих не напрягать и особо не беспокоить. Мы с Леной об этом знали и этого достаточно, дальнейшее расширение круга посвящённых ничего кроме всеобщей нервотрёпки не сулило. И решила от паблисити воздержаться.
  Мы с Леной оказались будто на необитаемом острове, нам не звонили, мы тоже. Затишье. Немножко друг друга поразвлекав, мы неожиданно быстро уснули.
  Утром вместе проделали обычный тренаж, контрастный душ, завтрак и разбежались по делам, она в наш офис, а я на студию к Абашину. Он завершил работу с диалогами в сценарии следующего фильма и просил срочно просмотреть, чтобы двигаться дальше. Нэлли рядом не оказалось и мы погрелись, хоть и украдкой, но с удовольствием и досыта. Даже я изошла, а он и вообще! Как он утаит это от Нэлли?
  Я внимательно вычитала свою часть, навела корректуру и задумалась.
  - Что-то не так? - спросил он, отрываясь от моего плеча: Абашин читал вместе со мной.
  - Женя, а мой партнёр-сибиряк, он как двигается, как говорит, ты это знаешь? Ему подойдёт написанное, а?
  - Он читал, ничего не сказал, а что?
  - Ты же заметил, как он говорит, у него особая дикция, в неё не всякий текст войдёт. Писано-то москвичём и под своего, а он издалека и на нас смотрит через губу - его говор в нашу партитуру не вставить!
  - Что-то ты, подруженька, особо приметлива, - обиделся Абашин и встал, - намекаешь, что я тебе уже и не мужик?
  Сказал он это очень энергично и я опешила. После моей ему вольности он воспрял и не шутил! Я вновь увидела огонь, силу в руках и теле, он стал вдруг таким, которого я каждую ночь наблюдаю у себя над постелью. Ну точно такой!
  - Женя, стой! - и я хлопнула его пару раз своим "кодаком". - Ты сейчас, как и тогда на фото.
  - Анюта, её сегодня не будет! - сказал он, это его опять снедало, не давало покоя, я была одновременно и призом и допингом для его достижения. Но одного раза ему вполне хватит, иначе появятся проблемы и мне не хотелось портить его лебединую песню.
  - Женька, уймись! У меня куча проблем и мне не до этого, - ответила я и он вздохнул. Я усадила его рядом и выдала укороченную со всех сторон версию, Абашин покачал головой и сказал:
  - Ты, девонька, попала в оборот, ещё тот оборот! Не сгореть бы!
  - Вот видишь, а ты с этим! - я ткнула на нешуточную эрекцию и мы прыснули.
  - Где мой партнёр?
  - У меня дома, - улыбнулся он, так и не оторвавшись от меня, я видела, как ему трудно и не торопила, мне он и самой нравился особым шармом и глазами, видящими самое немыслимое.
  - Ах ты, Казанова, он там с Нэлли, а ты здесь со мной! - шутя наехала на него я, сделав как бы комплимент по мужской части.
  - Это хуже, чем ты думаешь, - нахмурился он, - наш бармалей опять что-то нахимичил со счетами и у нас пусто. Ни на гостиницу, ни на остальное не осталось, Нелли сейчас с этим разбирается. А он живёт у нас, спит на кухне, ничего, пока не жалуется. Поехали отсюда!
  - Не опасно, ну, в смысле, мы приедем и ничего с тобой не случится? - притормозила я его порыв: партнёр был мужчиной очень интересным и колоритным, моя городская героиня в него влюбляется с первого вгляда и даёт отставку всем любовникам, из-за чего завязывается несколько ветвей сюжета со слежками, драками и погонями. Если Нэлли вздумает Женю совратить окончательно, то очень выразительный и фактурный сибиряк был хорошим раздражителем.
  - Переживу, - легкомысленно ответил он. Я взяла под руку светило нашего кино и пристроилась сбоку, изображая текущую по нему сучку. Пройти со мной в таком виде ему нравилось всегда, это делало Абашина проще, моложе, крепче и импозантнее и я такое удовольствие ему периодически устраивала, если был настрой и удачное расположение звёзд. Сегодня, похоже, как раз такой случай. Мы прошли мимо распахнутых дверей всех офисов и кабинетов, я посмеивалась низким контральто и заглядывала ему в глаза, а он рассказывал немыслимые истории, которые мы вытворяли с тех пор, как познакомились. Историй было много, а коридор никак не кончался и я тоже возбудилась. Пришлось остановиться:
  - Женька, хватит, иначе мы так и не приедем к тебе!
  - А может и не стоит, в другой раз? - с новой надеждой спросил он. Я чуть было не поддалась нежной поволоке его грустных глаз. Но выстояла и дотащила его до служебной стоянки, где кроме моей машины уже не было ничего. На нас смотрело половина окон административного здания и мы устроили небольшой этюд: я сменила обычную походку на откровенное вихляние манекенщиц при культовых показах от кутюр и чуть опередила шефа, чтобы открыть ему дверцу машины. Он пропустил меня, а потом, уже забираясь в машину, небрежно хлопнул меня по заднице, я счастливо дёрнулась, взвизгнула, потом оправилась и захлопнула за ним дверцу. На своё место я садилась тоже не в одну секунду и доставила зрителям массу удовольствия, особенно мужчинам. Этюд получился классным и мы уже по дороге обсуждали, куда бы его вставить.
  Мой партнёр Федя Ртищев был из Новосибирска, там он играл в областном драмтеатре и Шелгунов углядел его на каком-то фестивале с громким названием и пустым содержанием.
  - Тебе не надоел Дима? Теперь модны другие типажи. Я присмотрел тебе партнёра, чтобы он усмирил твой норов: сколько можно заглядывать бабе в глаза и стелиться под неё? Вот этот усмирит и ты сама под него расстелешься! - пообещал Шелгунов, выдержал паузу и добавил: - И тебе это понравится!
  Я просмотрела ролики с его пробами и он мне приглянулся, как ни странно, сразу. Шелгунов умел видеть эти дела чётко.
  Ртищев сидел дома один и гонял библиотеку рабочих курьёзных случаев, которая у Абашина складывалась давно и теперь он её перевёл на цифровой формат, чтобы смотреть на компьютере. Мы с ним ещё плотно не общались, но по ряду мелких контактов я видела, что у нас получится и история с Башвиным не повторится. Кроме того, он был мне по духу ближе, чем Дима, поскольку происходил из технарей и после ВУЗа немножко работал на заводе. Институтское увлечение театром не прошло и он в заводском клубе сыграл в спектакле, его сразу взяли в драмтеатр и он быстро выбрался на первые роли. Но говорил он особо и текст, как я поняла, переделывать всё-таки придётся.
  Мы немножко поработали, разминаясь и прислушиваясь друг к другу, как бы въезжая в самую суть и приглашая партнёра к тому же. Я уловила его алгоритм и сразу же потянула за собой, как это обычно делала с Димой и Башвиным. Он оказался вполне контактным и ответил, соблюдая дистанцию и не наступая на пятки. Правили мы текст сразу же и Абашин с удовольствием вносил изменения, уточняя звучание каждого слога в устах нестандартного сибиряка.
  Я с удовольствием помогала мужчинам раскрыться и любовалась ими, мужская красота - вещь особая и увидеть её дано не всякой женщине. Эти два мужика в одном доме и при одной бабе просто потеряют форму, так подумала я, высматривая зачатки будущих привязанностей и антипатий. То, что Федя рано или поздно понравится молодой подруге Абашина, для меня было аксиомой и не понимал этого только сам Абашин.
  Пришла юная продюсерша и мы мило пощебетали на своём языке, её реакция на Абашина, когда она буквально слилась с ним, меня только укрепила в грустных предположениях. Она вежливо расспросила о нашем турне, выслушала с интересом и во всём этом я отчётливо видела вот что - именно так она хотела бы вернуться из триумфального турне с Абашиным и уже присматривала фактуру, с которой всё это и случится. Мы с Федей на этом пиру лишние. Я аж задохнулась от возмущения:
  - Женя, она же вся извелась и насквозь промокла, трахни её как следует, мы уже уезжаем. Федя, собирай вещи, будешь жить у меня. Этой даме двоих мужиков многовато будет! - она вспыхнула, я сделала ей откровенные глазки и мы уехали.
  Увидев Лену, Федя очень правдоподобно уронил чемодан и сказал:
  - Это кто?
  - Моя подруга, менеджер по рекламе и референт, зовут Леной. Лена, этот мужик с чемоданом, мой партнёр по второй серии "Бизнесвумен" Фёдор Михайлович из обедневших графьёв Ртищевых.
  Они внимательно посмотрели друг на друга и Лена как бы смутилась и почти с натуральной робостью протянула руку, а Федя не менее трогательно к ней приложился. И я поняла, что проблем у них не предвидится. Оба были штучками очень крутого посола и распознали это сразу. Вот и хорошо! Лена посмотрела на меня и, не увидев нужного, опять уселась за компьютер.
  Мы с Федей продолжили работу с текстом и я буквально каждую реплику, каждое слово в его исполнении пропускала через себя: отзовусь или нет? Он сообразил, чего я хочу, и дело пошло споро. Примерно через пару часов позвонила Татьяна:
  - Ты одна?
  - Нет, у меня новый жилец, мой партнёр, мы репетируем, приходи, будешь четвёртой!
  - А если я захочу его приколоть, ты ничего?
  - Хоть трахнуть, если получится! - я уже соскучилась по ней, во время гастролей мы почти не общались, разъятые наряжением вокруг спектаклей, переездами, бесконечными сменами обстановки и другими заботами и хлопотами. Две недели быть рядом с ней и обходиться только диалогами на сцене для нас было слишком.
  - Сейчас уложу своих и буду.
  Она приехала, когда мы уже сонно позёвывали и на её игривость не отзывались. Танечка поняла причину и не обиделась. Мы попили чаю, поболтали и стали определяться с ночлегом. Лена теперь жила в комнате Жанны, Федю мы определили на бывшее место Лены, а Татьяна, разумеется, осталась со мной. Она ради этого вынесла и тренажёр, и контрастный душ, и расслабуху новым массажёром, который я купила в Мадриде. Им я могла управляться одна, доставая длинной и гнущейся ручкой куда угодно.
  Я решила свою утончённую подругу ничем не нагружать и мы ограничились тем, что наверстали упущенное за время турне. Роман с Димой держал её в творческой форме, но экватор остался позади и был актуален лишь для мужчины.
  - С Виктором как?
  - Уже таблетку по приезду приняла, хорошо! Жаль, что в линейке приёма был пропуск. - она чуточку помедлила и выдала: - Ты знаешь, а мой супруг в тебя влюбился!
  - Шутишь, верно? С чего бы это?
  - Он написал серьёзную пьесу. Говорит, это для вас с Анной Николаевной. Я читала - класс! У него ничего подобного раньше не получалось - влюбился, это точно! А как он запал на тебя, ты просто не представляешь! Ты ему ничего не обещала? - лукаво улыбалась она, подсовывая мужа, как кусок сладкого пирога, ну и Танька!
  - Пьесу прихватила? - догадалась я. - Тащи, будем смотреть! - в такую пору и без подарка она уже не забегала.
  И мы стали читать, вернее, читала она, а я слушала. Вещь для её мужа и вправду была нехарактерной и я подумала, что автор кто-то другой. Татьяна так разошлась, доказывая настоящее авторство мужа, что пришла Лена. И мы стали читать втроём. Но недолго. Не найдя ни одной интересной передачи по ТВ и услышав гвалт актёрского симпозиума, вошёл Федя и спросил, не помешает ли он нашей компании.
  - Но мы прошли уже чуть не половину? - предупредила Татьяна, он махнул рукой и устроился в кресле.
  Я внимательно вслушивалась в текст и всё больше убеждалась, что автор кто-то другой. Пьеса про нас с Татьяной, много из наших фирменных заморочек, но стиль и язык явно из другой оперы, в финале, где он делал из нас непримиримых соперниц, я убедилась в этом окончательно. Татьяне пьеса нравилась, на мой взгляд, она была профессиональной и для сегодняшней постановки годилась, но после глубокой редакции. Мелких ляпов там предостаточно и текст следовало ещё править и править. Федя дипломатично похвалил, а Лена вообще чтицу расстроила:
  - Он же взял и с вас всё срисовал! Ничего более не придумав, а только игрушек навесил, будто на ёлку, чтоб покрасивее! Татьяна, ты разве не видишь? Да, вы такие, да, у вас так и есть, но если убрать ваши ершистые характеры, то и всё - смотреть нечего! Если играть будете не вы, а другие, то зрители не придут - они будут, чтобы увидеть вас и поклониться. Вам, а не пьесе!
  - Тань, я думаю, Лена права и над пьесой надо поработать. Давай дадим её Руслану, он сделает конфетку, потом подсунем Шелгунову, возьмётся - сыграем!
  - Ещё как сыграем! - хорошенечко поразмышляв, согласилась Танечка и накинулась на Фёдора:
  - Мужчина, может, ты нам явишь внимание, вон нас сколько, а ты один!
  И тот отправился в поход по незнакомой квартире, открывая все шкафы и двери подряд. Лена поморщилась:
  - У меня в ванной бельё сохнет, неудобно!
  - Удобно, очень даже удобно, - не согласилась ревнивая Танечка, которая рядом со мной теперь могла видеть только Настю, - осмотрит твои вещички, прислушается к ним, глядишь, и лишних движений не сделает. А сразу и к телу, а?
  - Если так, то пусть, - неожиданно смягчилась Лена, компенсируя свой наезд по поводу пьесы, - может самой помочь, а то не дождёмся?
  - Нет уж, ждём-с! - веско сказала она и мы согласились.
  Федя нашёл водку, тоник, лимон, ветчину и батон хлеба. Танечка не стала интересничать и выпила разбавленной водки, закусила ветчиной и сильно подобрела.
  - Ты своему драматургу сразу и позвонишь?
  - Можно и сейчас, а ты свою мысль ему с-фор-му-ри-ру-ешь? - пару раз икнув, с большим трудом выговорила я. - С-с-фом-ру-ли-ру-ю! - продекламировала она и я набрала мобильник Руслана. Танечка с интересом ждала начала деликатных переговоров и уже расплылась в предвкушении. Трубку он взял с пятого или шестого звонка и я тут же сунула аппарат подруге - говори! Та сделала испуганные глаза и замахала руками, мол, что ты, я не в форме и прочее. А он в это время твердил: - Алло, алло, кто там? Алло, алло, вас не слышно!
  Танечка осторожно опустила трубку и мы дружно, но не очень громко рассмеялись. Буквально через минуту мой телефон звякнул:
  - Алло, Анюта?
  - Да, милый, прости нашу шутку, мы тебя не разбудили? - покаянно сказала я, демонстрируя себя всем и его в себе. Такую Каминскую они не видели и не предполагали, что она возможна. Дамы легли на подушки и укрылись одеялом. Все - одним!
  - Чую, у вас там весело, - миролюбиво отозвался он, зевая до не могу.
  - Да и тебя-то нам и не хватает!
  - Правда? - с удовольствием подыграл Руся, окончательно проснушись.
  - Читаем пьесу, нам с Татьяной подарили на праздник и мы посчитали, что ты из этого сделатешь шедевр. Ещё круче, чем последнее достижение Шелгунова.
  - Ну, вы меня совсем захвалили, с ним разве кто сравнится, нет! Так, где-то на запятках, это мы можем!
  Я следила за Татьяной, она цвела, такой тон Руслана говорил, что упираться он не станет.
  - Если пьеса состоится, то все скажут: "Ну эта Каминская, ну и даёт! Надо же. В таком жанре сыграть, ни единого поцелуя, всё чинно и только языком и без рук и прочих натурализмов!"
  - А что говорит Каминская, она эту ношу потянет?
  - Да ничего она не говорит, на тебя стрелку переводит! Если ты "да!", то и она не против, а ежели "нет!", то и она отвернётся.
  - Ну что ж, - деланно вздохнул мой муж, понимающий кое-что и без слов, - приносите ваши черевички, посмотрим, что с ними можно сделать!
  Таня настолько была счастлива, что готова вымыть посуду и перестирнуть ленкино бельишко. Мы с Русей расстались, как старые супруги и сумели обменяться сокровенным на глазах у всех, не выдав себя и ощущений. И всё же они меня переполняли настолько, что я отвернулась от всех и уткнулась в подушку. Уснула я почти тут же, так он на меня подействовал. Что делали мои подруги потом, я уже не слышала.
  Разбудил утром меня Фёдор:
  - Что теперь с этим делать? - спросил он, кивая на наши вчерашние труды со сценарием.
  - Отдать Абашину и ждать. Здесь ждать, - уточнила я и вручила ключи от квартиры.
  
  Лена с Ниной уже были на месте и ждали меня. Им только что под роспись принесли повестку из милиции на моё имя.
  - Я узнала, кто её выписал, - пояснила Лена, - это из бывшего ОБХСС, ныне ОБЭП - экономическая преступность.
  - Нас обкладывают солидно, - заметила Нина, узнавшая об остальном в урезанном варианте.
  - С тобой поеду я, - заявила Лена, - лицензия на адвокатские дела у меня есть, так что ты мой клиент.
  - Ты же в московской адвокатуре не числишься, это не помешает? - спросила обеспокоенная Нина. Василины ещё не было и без неё у меня уже и не было выбора. Мы поехали вместе с Леной. Она просвещала относительно процедуры и поведения, оно примерно соответствовало тому, что мы видели в американских фильмах про полицию и суды.
  В обшарпанной комнате с ужасной мебелью и скрипучими полами столетнего возраста за столом сидел скучный лысоватый мужчина. Он без особого интереса выслушал Лену, взглянул на её бумаги и кивнул. Потом нашёл тощую папку-скоросшиватель и вынул из неё листок. Я прочитала и обомлела. Какая-то дама, подписавшаяся Дарьей Тимофеевной Люстровой, сообщала, что актриса московского театра Анна Каминская предлагала ей сделку. За крупную сумму! И должна эта Люстрова Д.Т. заменить её на какое-то время, которое эта актриса хотела провести со своим хахалем где-то на Канарах. А хахаль увидел, что она как двойник евонной зазнобе, так и добавил из своих. Ну такие деньжищи, что она и засомневалась, не бандит ли. И пока они там развлекаются, её за чужие грехи и посадят. А кто тогда заплатит, если она в тюрьме? И она составила документ, где всё своё выставила и чужого не требовала. Аванс-то, хоть и немалый, так он аванс и есть! Остальное, как вернутся с Канаров. Хахаль ейный и говорит, мол, соглашайся, я тебе всё потом возверну, ну та и подписала и всё сладилось. Они уехали, оставив эту даму за актрису. Да только в театр она не ходила, сказавшись больной, а так всё честь по чести. Когда они с Канаров вернулись, то актриса расплатилась с ней не сполна и вычла за то, что в комнатах был якобы непорядок. Переговоры шли долго, но актриса денег так и не заплатила и сказала, чтобы та шла к её хахалю, раз он обещал, пусть и платит. Но найти его не удалось, вот только имя Володя и в лицо он запомнился, солидный такой, интересный.
  Здесь же приводилась дата договора и сумма сделки. Именно в этот день мы впервые говорили с Каминской по телефону после моего бенефиса на тверском телевидении. Приметы Войтина были точными, а я вообще прописана открытым текстом. Эта вещь была посерьёзнее остальных скелетов вместе взятых. Разумеется, цель - Войтин, но, начав копать, они могут разоблачить и меня. Мои предчувствия получили ещё один тревожный звоночек. Если они докопаются до сути, это будет солидной компенсацией за прошлые неудачи. Бумага была длинной, написана неразборчиво и я успела эмоции спрятать поглубже. Я пододвинула бумаги Лене и стала размышлять Хозяин кабинета глаз с меня не спускал и на Лену вообще не смотрел.
  Я хорошенько припомнила всё, что касалось последних месяцев Каминской в Москве, но ничего определённого не обнаружила. Откуда исходила атака, мне неясно, а раз так, то и защита моя была очень рискованной. Про меня знали многое, а я про них ничего. Про жизнь Каминской автор этой затеи знал почти всё, значит он из её круга, точная информация про Войтина говорила, что эта часть её жизни тоже под колпаком. Поскольку никто из театральных и киношных знакомых про Войтина не знал, об этом Каминская мне сказала, выходило, что наезжает другая и совершенно независимая линия. Меня к ней прилепили и не более того. То есть, и здесь главное - Войтин, а я только повод и инструмент дознания или шантажа.
  Очень опасной была и сама идея обмена. То ли это случайное совпадение фантазии автора с действительностью, то ли у разработчиков есть свидетельства поисков двойника со стороны Каминской. Во мне всё подобралось - я почувствовала такую опасность, которая превосходила всё, доселе мне известное. Даже страх, который меня чуть не заморозил у Войтина в квартире, казался лёгким испугом от новогодней петарды. Я могла из этой жизни исчезнуть бесследно. Актрис, да и просто женщин, имевших несчастье быть близкими с очень влиятельными людьми и загадочно умерших, можно перечислять долго. У меня в памяти услужливо всплыли истории с Надеждой Алиллуевой и Мерилин Монро, где-то рядышком таились и другие сгоревшие женщины.
  Лена прочитала последнюю бумагу, отодвинула её от себя и спросила у хозяина кабинет:
  - Ну и что? Причём тут Каминская? - Заявление гражданки Люстровой Д.Т. не имеет регистрационной отметки дежурной части, в реестре его тоже нет, нет и постановления о дознании или возбуждении дела по нему, сама эта дама, как я понимаю, зная Каминскую, существо вообще мифическое. Вам ни за что не доказать причастность этой дамы к кругу знакомых или партнёров актрисы Каминской. Вас поднимут на смех в суде любой инстанции, а прокурор поинтересуется служебным соответствием. Если у вас нет постановления органа надзора о вашем праве задавать ей вопросы, то мы должны откланяться, а вы извиниться за отнятое у нас время. Итак, капитан Ефремов Николай Ильич, мы вас слушаем!
  Капитан, не мигая, следил за моей реакцией во время её речи и что-то помечал на листке серой бумаги. Кабинет был настолько убог и грязен, что предположить наличие здесь камер и микрофонов было бы идиотизмом - у меня дома и здесь заняты разные службы. И они вдруг сошлись в своих интересах. Или кто-то свёл в пространстве и времени. Я как нацепила на себя маску оскорблённого достоинства и брезгливости к грязи кабинета ещё при входе, так и не сняла до сих пор. И не проронила ни единого слова.
  - То есть, - резюмировал капитан в штатском, - вы отказываетесь сотрудничать с органами?
  - Господин капитан, вот УПК, укажите в нём хоть один пункт, дающий вам право задавать моему клиенту вопросы кроме состояния погоды и курса доллара на бирже? Хоть один пункт! - ответила Лена и раскрыла его на страницах с предварительным следствием.
  - Ну что ж, так и запишем, - сказал он и принялся что-то писать. Мы подождали пока он не выпишет пропуск, а потом вышли из кабинета и отправились к машине.
  - И что теперь будет? - спросила я, когда мы выехали на улицу и пересекли пару перекрёстков.
  - А ничего, его взгреют за то, что мы ему ничего не дали, а эту бумажку используют для подтирки.
  - И будут искать способ получше, - подумала я.
  - А сам виновник торжества ещё не звонил?
  - Нет, думаю, ему сейчас намного хуже. Нам что, так, хиханьки да час потерянного времени. Терпим!
  - Хорошо, - согласилась она, - но теперь держись настороже, при групповых наездах так просто не отпускают.
  - Ну, ты же рядом, достанешь УПК и мы там всё прочитаем, - подмигнула я ей, успокаивая. Она была молодцом и я должна сообщать ей только необходимое и не пудрить мозги лишним.
  Лена уже знала наверняка, что беременна и спокойно жила ожиданием. После того, как она повела себя во время приезда Натальи с дочерью, я решила, что у меня дома ей будет удобнее, чем где-то снимать квартиру. Она с удовольствием готовила и вела хозяйство и не нагружала меня своими проблемами, иметь её дома после отъезда Жанны стало просто необходимостью. Эта циничная молодая женщина мне нравилась не менее непосредственной и юной Жанны. И я её приголубила, выбросив всю чёрную муть из головы.
  
  Мы уже практически завершили Стринберга и решили запустить его в раскрутку на порталах Интернета, сначала русскоязычных, а потом и остальных. Эта рекламная кампания была очень сложной и стоила хорошие деньги. Поэтому мы решили использовать фишки чужих порталов для того, чтобы пользователь непременно выходил на наш сайт, дизайн и содержание его было полностью на Лене, а стратегия атаки - на мне.
  Лена сделала подборку материалов по другим сайтам и я должна, исходя из этого придумать линию атаки, как и что мы будем выдавать и в какой последовательности, драматургия при этом должна быть единой и узнаваемой. Ко всему прочему мы уже давали утечку по "Воланду", клипы с Настей и Димой были отсняты и классно озвучены, мы пошли по тому же пути, который наметился ещё при отработке моего пролога к "Дяде Ване". Так что, работа кипела и свои деньги мы уже частично вернули и запустили по новому кругу. Нина, стиснув зубы, говорила, что такому быстрому обороту денег она рада и без колготок не останемся, надо зарабатывать и на Шанель с украшениями от Клио, сплёвывала и что-то шептала в сторону.
   После сдачи обоих спектаклей на меня незаметно перетекли "Три сестры" Шелгунова, "Колдуньи" Рецептера, "Стрингер" Мордвинова и ещё несколько проектов в разной стадии готовности по театру, а так же висели и два серьёзных проекта в кино. Ну и ТВ- программа, которая набрала высокий рейтинг. Я даже не заметила, как оказалась в центре всего этого и почувствовала вкус к исследованиям чужих душ. Я это делала вместе с постановщиком и говорила на его языке, поэтому легко понимала, что мне нужно, а что вредно. А ещё я их всех дразнила и соблазняла и никто не мог отказать в удовольствии побыть со мной на равных, пусть ненадолго, но этих минут они не забывали, мне прощалось многое, из-за чего другие актрисы плакали и пили сердечные капли. Роль, которую играла Каминская, была очень прагматичной и беспроигрышной, поэтому я и не пыталась что-то изменять в схеме своего поведения с театральным и киношным начальством. Не быть при этом лидером я тоже не могла и мне приходилось тащить и эту обузу.
   Я уставала только первое время, потом применилась и к концу дня иногда даже добавляла нагрузок на тренажёрах, чтобы сжечь лишние калории, поскольку отсутствием аппетита не страдала. Диеты и калорийность производителями продуктов соблюдались плохо, Лена говорила, что они жульничают систематически и мы иногда это ощущали на себе, когда даже интенсивные занятия с проверенной затратой энергии не сжигали излишков. А достоверность утверждений про некоторые витамины и пресловутые минералы мы вообще могли видеть на собственных телах: на её сосочках появлялись тёмные рельефные крапинки, когда она съедала шоколаду не отечественного производства даже на чуточку больше нормы. То же бывало и с пищевыми добавками, которые мы теперь не принимали принципиально. Только с рынка и подмосковного огорода. Виноград и прочие фрукты южного толка мы брали у проверенных продавцов, с которыми заключили соглашения и они готовили нам стандартный пакет к определённой дате - хорошо было и нам и им.
  
  Со Стенли мы решали последние предварительные задачи, он показывал вариант, который был в духе Пастернака, а не Голливуда и не потерял ничего из динамизма и зрелищности. Я ему так и сказала.
  - Вот видишь, Энн, я слово сдержал! - отозвался Стенли, воодушевлённый приёмом своего детища.
  И в это время позвонил Войтин. Свой мобильник я отключила и он нашёл меня через диспетера студии. Стэнли деликатно отошёл к окну, передав мне трубку.
  - Аннушка, как дела?
  - Спасибо, твоими хлопотами очень плохо, а что - у тебя лучше?
  - Нет, я в госпитале, сердце прихватило. Думаю, это ненадолго.
  - Чтобы разрушить мою жизнь до основания, достаточно ещё чего-то в этом духе и твоего невмешательства при этом, - очень жёстко ответила я.
  - Я всё понимаю, но и ты знай, у них осталось несколько дней, они много не успеют, держись.
  Хлопнуть трубкой о рычаг чужого телефона я постеснялась: ни Стенли, ни эта штуковина здесь ни при чём, и я просто опустила её, далее не слушая и не желая слышать.
  - У тебя проблемы? - сказал Стенли, на меня смотрел совсем не тот самоуверенный янки, которого он так старательно изображал. Теперь это был ухоженный мужчина, от которого исходил аромат преуспевания и недавно приехавшей сестры. Она иногда приезжала в студию и мы беседовали о жизни. Она напоминала Нонну Мордюкову в молодости. Хорошая женщина, настоящая и за брата она вступилась без напоминаний о долге, просто отозвалась на просьбу.
  - Да, Стен, они самые!
  - Я могу как-то помочь?
  - Можешь, конечно, можешь! - улыбнулась я ему из одной только вредности.
  - Тебе угрожают? - продолжал удивлять режиссёр.
  - В общем-то, да!
  - А если исчезнуть? - А? На пару дней. У тебя за это время ничего не сломается?
  - Пожалуй, нет, - ответила я, хорошенько подумав о своём расписании.
  - Возьми с собой все дела и бумаги, чтобы не страдать от безделья, предупреди, кого посчитаешь нужным и надёжным, и в эмиграцию!
  - У тебя есть такое место? - сообразила я, уж очень чётко всё изложил.
  - Да, у нас с Джеком есть местечко, куда мы периодически прячемся от суеты.
  И я задумалась. Если бы не версия о замене, я бы особо не тревожилась. Именно она всё осложняла и придавала остроту, которой я ранее не предполагала. И именно здесь таилась моя погибель. Наша с Каминской. Слухи, сплетни, инсинуации всегда зреют в тиши и ядовитой среде, когда неизвестность, смута и неопределённость порождают спонтанную реакцию и совершить ошибку при этом очень и очень легко. И тогда - крах! И нашим с таким трудом созданным новым личностям, и вообще всей нашей жизни и окружению, связанному с нами.
  И я взяла ключи. Дача была на границе с Тульской областью в традиционном районе дач ещё советского периода, там было центральное отопление и масса народу по случаю лыжного сезона. По пути я заехала на переговорный пункт и позвонила Неустроевой, она сказала, что ничего и никому по поводу обмена не говорила. Я попросила её не звонить мне, пока всё не успокоится. То же, но чуть мягче, я сказала Игорю, он меня понял и пообещал не высовываться. Затем я встретилась с Алисой и объяснила, как сбежать с детьми в надёжное место, не оставив никаких следов. Она всё поняла и мы расстались. После этого я отправилась на дачу.
   Я провела три дня в работе и заботах, но всё же отдохнула и выспалась. Свою судьбу я рассмотрела в самых разных плоскостях и пришла к выводу, что пасли меня две структуры с разными целями: первая связана с простой задачей "завалить" Войтина, а вторая хотела составить базу данных на меня, снимая и изучая во всех положениях, чтобы подготовить дублёршу, которую снимут вместо меня в нужное время и нужных обстоятельствах. Потом этим будут кого-то прессинговать, может Войтина, а может и другую крупную фигуру. И снимут эту дублёршу так, чтобы объект прессинга даже не дёрнулся. Меня выбрали только потому, что я достаточно известна и упоминания моего имени достаточно, чтобы это лицо усекло бессмысленность сопротивления. Достоверность поведения моей дублёрши обеспечит многодневная и многочасовая фильмотека всего моего поведения в быту, то есть настоящего поведения. И любой эксперт подтвердит идентичность меня и дублёрши, сопоставив многочисленные фильмы и сцены из спектаклей. Публичного разбирательства не будет, всё решится келейно и каждый получит своё. Что-то из подобной серии снималось в одном из павильонов "Мосфильма" и Абашин показывал мне это в дырочку среди декораций.
  Посоображав над этими версиями, я поняла, что от второго варианта скорее всего теперь откажутся, поскольку вероятный объект наезда об этом уже знает, Лена дала информацию на нашем сайте и оттуда её скачали многие новостные порталы. Оставался первый - Войтин, а это означало, что ничего опасного в моё отсутствие произойти не могло. Нет человека, нет информации!
  - Ждём-с!
  
  Через три дня я сразу приехала на свой спектакль "Дядя Ваня". Его сделали культовым, музыку и песню оттуда крутили на дискотеках, о смелости и кощунстве Шелгунова кто только не высказывался, билеты в кассах исчезли навсегда, а важным особам доставались только директорская и дежурная ложи, так что попасть можно было либо по дорогущим билетам, либо ждать очереди среди VIP-особ. С "Джулией Форнезе" из-за её принадлежности к интеллектуальной драме ситуация лишь немножко отличалась от чеховской сюжетной матрицы. Не было лишь дискотечных хитов и скандальных расследований природы диплома и лицензии на постановочную работу у Сугдина.
  - Где ты была? - спросила заглянувшая Татьяна перед началом спектакля.
  - Репетировала! - я томно улыбнулась и подмигнула.
  - Я его знаю?
  - Да!
  - Кто же он, Анька, не томи? - и я поиграла во внутренние колебания, выдавая почти признание, доводя Танечку до точки, потом уходила в глухой отказ и тихонечко возвращалась назад, издали показывая свои намерения, подманивая и провоцируя её на взаимность и уже, было совершала его, но...
  - Сама с собой!
  - Я тебя убью! - восторженно вскричала она, отдав должное нашей игре и оценив доверие к её чутью. Она получила повышенную дозу наркотика: любви и признательности.
  Татьяна на секунду прижалась ко мне и улетела. А мне предстояла любовная песня пролога. Я её уже откатала до идеала, но каждый раз находилась деталька, которую мы с Димой делали ещё лучше. Какая из них выйдет сегодня, мы с ним не знали, но обычно это шло с листа и экспромтом. Спектакль прошёл на хорошем нерве и мне очень понравился. После окончания в гримёрку зашла Настя, я приняла душ и уехала к ней. А там играла со своим самым молодым поклонником. Я даже не предполагала, что Денис так ко мне привяжется. Я чувствовала его душу и сердце и общалась к ним, минуя слова и обходясь скупой мимикой и жестом. Мы вели целые диалоги, обмениваясь и доверяясь, а потом сверяли это, честно выкладывая истинный смысл жеста или выражения лица. Но продолжалась такая игра недолго, большую же часть общения мы с ним всё же не умничали, а двигались и занимались на тренажёрах. Уступить мне он мог, но к победе стремился всегда, отмечал свой прогресс, я с удовольствием констатировала, но никогда не подыгрывала и не поддавалась. Поэтому вопрос честности его побед даже не стоял. Рита к брату относилась снисходительно, но уже замечала в нём мужчину.
  - Если бы он не был твоим братом, ты бы дружила с ним?- как-то подловила я её на колкости к брату.
  - Но он же ещё малыш?
  - Интересный парень, правда? - не заметила я её осторожности и она согласилась, ожидая следующей страницы нашего общения, которую мама с бабушкой старательно обходили. Всё это затянулось допозна и ночевала я у Насти, а с Леной встретилась лишь в офисе.
  
  Когда я вошла в наши апартаменты и стала раздеваться, то отметила отсутствие обычного оживления и женской свежести, не было и тяги к обмену новостями и последними сплетнями и слухами. И вдруг увидела странные, совершенно тусклые глаза Лены, я будто упала в преисподнюю и передо мной вновь всплыли те самые предчувствия.
  - Что?
  - Жанна, - буквально выдохнула Лена, - к ней этой ночью вломились, - она умерила дыхание, но продолжила не сразу, а во мне уже раскрутилась машина со страшными зрелищами и леденящими ощущениями, - она в больнице, только сейчас сообщили.
  - Поехали! - сказала я и стала одеваться, Лена присоединилась и уже в лифте сказала, что ехать надо в Склиф.
  В больнице мы узнали подробности: побои, следы насилия, повреждённые органы, ребёнок уже умер, сама Жанна в экстренной палате и опутана проводами и трубочками. Вскоре нам сообщили, что она тоже умерла. Наверху я увидела маму Жанны. Я опасалась её гнева, она имела право на него: я отняла у неё дочь и, уйдя от меня, она погибла. В глазах этой женщины была горечь, много горечи: меня она воспринимала как что-то неодушевлённое. В её выжженной душе было так же нестерпимо, как и в пустыне. Я всё же сделала шаг к ней, она мать моей младшей подруги, которую я любила как собственную дочь, мне не в чем упрекнуть себя перед высшими силами и собственной совестью. Но второго шага под её взглядом не осилила и остановилась. Так я и стояла посреди коридора, пока Лена не усадила рядом с собой. И мы с её мамой сидели напротив, как две враждующие стороны и разделяла нас смерть её дочери. Так долго продолжаться не могло и мы с Леной пошли по инстанциям узнать из первоисточников историю с Жанной. Нам показали врача, который принял её и занимался Жанной до самого конца. Он мрачно кивнул и узнав, кто мы ей, рассказал всё, что знал. Медицинских подробностей я просто не слышала, а когда он стал говорить о повреждениях то был ясен, категоричен и краток:
  - Её очень умело убивали. Сначала она получила наркотик через дыхание, потом сделали внутрикожное впрыскивание чего-то такого, что сразу же сделало её растением. Она не могла ни кричать, ни сопротивляться. Срезы и пробы мы сделали, после анализов скажем точно, что именно ей вводили. Тот, кто всё это делал, с физиологией женщины знаком вполне прилично. Что от неё хотели, знает только она, добились ли нужного - тоже неясно, но, скорее всего нет, потому что всё это длилось очень долго. Женщина в таком положении, чтобы сохранить или защитить плод, признается в чём угодно. И всё бы закончилось тут же, если хотели что-то узнать. Я думаю, её просто убивали.
  - Зачем? - спросила я.
  - Для сущего эффекта, чтобы вы или кто-то другой прочувствовали силу убийцы и вашу слабость и беззащитность.
  - Нормальный человек мог сделать такое?
  - Вы хотите сказать - не псих ли сбежал от Кащенко и измывается над беременными?
  - Нормальный человек не может даже посмотреть косо на беременную! - выдохнула я в такой ярости, что он отпрянул.
  - К сожалению, эти выродки психически нормальные, всё сделано методично и по плану. В мозгах у них разор и запустение - тут я с вами согласен, Анна Николаевна. Сколько таких сейчас жирует.
  - Можно посмотреть на неё? - спросила Лена.
  - Нет, лучше не видеть, вы этого не вынесете. На всю жизнь травма. Она была красивой девушкой, пусть такой в вашей памяти и останется. Вам её выдадут уже приведенной в порядок. Нет!
  Уже в машине мы стали соображать, что же с ней случилось. Я была уверена, что это часть наезда на Войтина через меня. Я, по их замыслу, должна изгнать его из своей памяти и это для него станет сильным ударом либо будет держать на крючке. Пусть так, но девочка-то тут при чём? С Леной я не могла быть до конца откровенна, она и сама была в шоке и моё неадекватное поведение принимала именно с этой позиции. Я осторожно осведомилась у неё о версии нападения на Жанну и получила очень логичный ответ:
  - Нам же сказали, что её убили и делали это методично и долго. Ни у неё, ни у нас с тобой таких врагов нет. Это кто-то со стороны. Пусть милиция ищет. Это их хлеб.
  Мы приехали к дому, где Жанна уже три недели жила одна. Эту квартиру мы выбирали вместе с ней, потом кое-что помогали в обустройстве, расклейке обоев и прочих мелочей, без которых женщина собственное гнездо не представляет.
  В квартире были из милиции и прокуратуры.
  - Дверь не взломана, следов отмычки тоже нет, возможно, это её знакомые и она открыла сама. Гостей было не менее троих, среди них одна женщина. Остальное мы изучаем и по окончание следствия дадим заключение, - сказал невзрачный мужчина из прокуратуры.
  - Вы не предполагаете, кто это мог быть? Кому она открыла дверь?
   Я покачала головой, из круга её знакомых этого никто сделать не мог, не было у неё и врагов, желавших поупражняться в садизме. Её любили и берегли, все женщины в её салоне считали дни, когда придут на крестины и посмотрят на плод, который она выносила в исключительной любви, ей завидовали чистой бабьей завистью и радовались за неё. Любовь окружала Жанну повсюду и это нападение не вписывалось ни в какие рамки. Да и легковерной и глупой её нельзя назвать, она всегда заглядывала в глазок, даже если слышала меня или голос кого-то из наших. Чиновник из прокуратуры ещё раз спросил про вероятных гостей, которым она открыла сама дверь. И прозвучал его вопрос в виде подсказки, он давал направление для размышления, фантазии и измышлений.
  - Она не могла открыть дверь незнакомым, а её знакомые не могли сделать с ней такого! - чётко, будто режиссёрскую реплику, сказала я и взглянула внутрь этого чиновника. Он дёрнулся было меня осадить, но я перебила:
  - Если вы считаете, что я обеляю Жанну с целью укрыть истину, значит вы либо заодно, либо не-про-фес-си-о-нал!
  Он посмотрел в мои побелевшие глаза и от полемики воздержался.
  Нас поместили на кухню и я там бесцельно смотрела в одну точку, стараясь собраться и не свалиться в бабью истерику, напряжение во мне было столь велико, что для этого хватило бы и малости. Мы с Леной устроились на мягком мебельном уголке, избегая смотреть друг другу в глаза. Это было ужасно - наша прелесть и любимица Жанна мертва! Я так и не могла смириться с этим, распаляя себя за поверхностность с ней, за то, что не научила беречься от беды - мы готовились к жизни, где она училась быть мамой своему ребёнку, уменииям любить и понимать чужие движения души, видеть их в глазах, музыке слов, языке жестов. Может, нужно было заняться тем же, что Руслан вкладывал в юную леди - хоть какая-то защита? Жанна так выросла за это время, её этюды иногда выглядели так совершенно, что я записывала их на плёнку и показывала своим. Эта юная умничка всё время стояла перед глазами, когда я была в турне по Европе, её последние сны теперь стали явью, а я так и не смогла сообразить, чем же этому можно было помочь.
  Бессмысленно оглядывая кухню, я увидела за шкафом тряпку с чем-то блестящим. Это оказалась пластиковая штучка от бандажа, который я привезла из Милана. Чистюля и аккуратистка, Жанна не могла забросить её туда. С гнидой от власти я говорить уже не могла, Лена пригласила его и указала на эту пластиковую штучку.
  - Вы это видели? - спросила она, тот осмотрел нас, потом пластик.
  - Нет, - ответил он, позвал кого-то из комнаты и, строжась и изображая короля сыска, спросил:
  - Вы внимательно осмотрели кухню? - тот ему охотно подыграл:
  - А как же, всё-всё облазили, повсюду заглядывали, всю пыль обтёрли: и за шкафами и на полках - везде-везде!
  - А вот эти дамы обнаружили ещё кое что, - и он указал на мою находку.
  - Не было её, мы тут всё обшерстили, - откровенно врал его сотрудник и Лена издевательски улыбнулась, уличить во лжи его ничего не стоило. Но пока и она воздержалась от реплик, дожидаясь моих слов. Я едва заметно кивнула.
  - То есть, вы хотите сказать, что мы это сюда и пронесли? Воспользовались моментом и подбросили фальшивую улику? - умный человек прислушался бы к голосу женщины и воздержался будить зверя, таящегося в каждой из нас.
  - Ну, если вы так настаиваете, то да! - сказал он нам и распорядился: - Снимите с них отпечатки, проверим.
  Это были его последние слова на этом свете. Если хоть маленькое возмездие и было возможно, то в память о Жанне оно было мгновенным. Я воткнула в него свой шокер и не отпускала, пока он не обмяк. Войтин говорил, что одного заряда хватает на нескольких человек и от него не умирают, а только изначально нарушается речь. И выглядело это оружие обычной дамской пудреницей.
  Его помощник смотрел на меня и теперь своего начальника не боялся. За его спиной была Лена, а в шаге напротив - я. С шокером. На индикаторе было ещё три фигуры мужчин. Их я тоже могла превратить в растение.
  - Эти уроды, которые помогают бандитам прятать концы, жить не должны! - вот что было написано на моём лице и оно жаждало жертвы. Помощник прокурорского замер и съёжился до размеров моей косметички. Он готов был вообще исчезнуть, превратившись в песчинку. Он не отрывал от меня глаз, забыв о начальнике и своей недавней игре с ним с паре. Главного партнёра их привычного балагана не стало и он это видел, он остался наедине с нами и понимал, что расправимся с ним мы мгновенно и не раздумывая. Страх, это не то название состояния его души - он уже умер, его не было, я убивала его ещё и ещё раз и не останавливалась. И вот наступила минута истины, он заглядывал мне в глаза и был готов на всё:
  - Что с ним? - спросила я, указывая на "сыщика" от прокуратуры, лежащего кулем около шкафа.
  Тот школу лжи прошёл отменную и думал ровно две секунды:
  - Не знаю, упал, может, устал, а может... - и заткнулся.
  - Что тут у вас? - вошёл на шум ещё один и мы указали на тело.
  - Чёрт бы их побрал этих прокурорских! Им бы по б...ям да саунам шастать, мужицкого дела не терпят, чуть не так, сразу в обморок! - и добавил кому-то из своих: - Нашатырь есть?
  - Сейчас посмотрим, - ответил старший лейтенант и полез в сумку, достал что-то и сунул под нос, потом похлопал по ушам и тело зашевелилось и задёргалось. Мы с Леной с интересом наблюдали за последствиями от применения этой "бомбы", которую подарил Войтин. Надо бы и Лене с Ниной такую штучку, подумала я, глядя на пьяные руки и ноги прокурорского. Он уже сидел, почти не качаясь, но это и всё, что он мог. Я внимательно посмотрела на нашего свидетеля, он проблем не хотел и буркнул:
  - Не надо было ему сюда ехать, не его очередь, да и наше дежурство закончилось уже, это шеф его заставил, езжай, говорит, дело шибко важное, тебе надо ехать. Тяжкое дело, вот и не выдержал!
  Прокурорского увезли, а мы так и остались на кухне. Когда к нам подошёл участковый, это он обеспечивал понятых, мы и ему указали на пластик. Он почесал затылок и сказал: "Дамочки, вас тут не было, я это увидел сам, а вы сидели в это время в ванной. Ясно?"
  Дальше всё было по науке. Мы отъехали от этого места подальше и остановились. Нахлынули воспоминания, нас с Леной не переставали мучить страшные сны Жанны, мы помнили, что говорили ей в ответ. Если бы знать!
   Мы долго сидели молча.
  - Если бы ты видела глаза мамы, как она на меня смотрела, то после этого никакая мука, нинакая казнь не была бы страшна, столько в ней боли и горечи!
  - Перестань! Ты с ней жила всё время, пока она ходила с плодом и она была счастливой, это видели все. Нет на тебе греха! Нет! Инна Сергеевна в горе и оно у вас общее, нет на тебе вины. Нет! Не хотела Жанна домой, мы об этом с ней говорили и я сама могу сказать, что туда бы она ни за что не вернулась! Хватит, не будем об этом! Давай лучше оставим так, как она жила, а жила она в любви. Мы все её любили и я тоже! - Лена сглотнула и от слезы воздержалась. Глаза у неё чуточку покраснели, но и только.
  - Спасибо, - сказала я, тоже подавив слёзы, и чуть позже добавила уже, как босс своему референту. - Надо связаться с моим Фан-клубом и вместе с ними устроить хорошее прощание с ней. У нас есть её фотографии, пусть сделают увеличенные копии. Она того стоит, ты им так и скажи!
  - Хорошо, Анюта, хорошо.
  Дальше моё поведение мало отвечало логике вообще и моему душевному состоянию в том числе. Я была и женщиной, у которой погиб любимый ребёнок, и шефом, у которого масса неотложных обязанностей, неисполнение коих может утопить всех. Так что и цинизм и слезливость во мне перемешались, как у гадалки, пойманной с поличным.
  Поближе к вечеру я позвонила Абашину и сказала, что в ближайшие три-четыре дня работать не смогу и рассказала о случившемся. Они с Нелли приехали к нам почти тут же и я разрыдалась у него на груди, как деревенская баба, не сдерживая себя и поливая его нарядную и свежую сорочку горючими слезами. Потом я колотила в его грудь, будто хотела вымолить себе прощение за невнимание к её плохим снам и призналась, что и у меня они были, но я гнала их от себя, не находя этому рационального объяснения. А он только подставлялся и гасил мои порывы. Федор смотрел на меня, хмурился и вздыхал, что-то сказать, он, видно считал ещё не вправе.
  - Ничего, Анюта, ничего, так бывает, что теперь делать,- говорил Абашин, - поплачь ещё, вылей горе-горюшко.
   Они пробыли у нас долго и когда я уже была в порядке и уже его не царапала, шепнул тихонько:
   В печали ты сладка и терпка,
   Ковыль в словах и томь из глаз,
   Тогда звалась ты просто Верка,
   Но верой в жизнь ты мне сейчас!
  - Помнишь ведь?
  У него это прозвучало так, что я "вспомнила".
  Попозже позвонила Нина и спросила совета по денежному вопросу, я перевела всё это на неё, потом был звонок продюсера, он извинялся, но факс надо отсылать уже сегодня и тут я отмахнулась, не в силах соображать.
  - Сами, ребята, сами, дайте отойти и побыть нормальной женщиной, я слабая и мне нравится ею быть, ну, хоть немножко можно мне побыть женщиной?
  Позвонили из мэрии и сообщили о месте, где будет похоронена Жанна, это было в городе, меня уважали и боялись. Я поручила Нине все хлопоты по похоронам взять на фирму и не дёргать по мелочам.
  Потом приехал Руслан с Настей и мы все вместе провели эту ночь, так и не сомкнув глаз. Наутро я воспользовалась средствами из аптечки Каминской, глядя на меня, то же сделала Лена, потом и Руслан, а Настю уберёг от этого Руся. Просто отправил спать в мою спальню, а сам отправился к своей новой семье.
  - Ань, ты где сейчас? - раздался звонок мобильника, когда я была перед светофором. Голос Нины был тяжёлым. Она тоже почти не спала.
  - Еду в офис, а что?
  - Вот и хорошо, а то тут бумаги собрались на подпись, срочно подъезжай, надо уже отправлять, - сказала Нина.
   Когда я расправилась с бумагами и собралась уходить, Нина задержала мою руку и сказала:
  - Сядь!
  - Что-то ещё? - догадалась я.
  - Татьяна разбилась на Хорошевском шоссе, сбоку выскочил грузовик и вся машина всмятку.
  - Она была на своей машине? - спросила я, зная, что там есть масса устройств, сохраняющих жизнь пассажиров.
  - Нет, говорят, на "девятке". Она сидела сзади.
  На "девятке" ездил Виктор, нечасто, но с Татьяной они встречались на его территории и он всегда бывал за рулём, а она командовала сзади.
  - Что с ней? - спросила я. Если бы и она погибла, моё сердце не выдержало бы, я ждала и надеялась и Нина это уловила.
  - Увезли в Склиф, а шофёра собирали по частям. Он погиб сразу. - сказала она как можно помягче, сама не своя. - Ты Насте скажешь или мне? - эту часть фразы я не дослушала и поплыла. Я всё видела, но ничего не слышала. Лена увезла меня домой. Там был только Фёдор, он знал Татьяну и наша боль была ему понятна. Фёдор за нами ухаживал, а мы просто лежали и ревели. Он порылся в моих шкафах и нашёл аптечку, взял оттуда что-то сильное, мы это проглотили и запили слабеньким вином. Вскоре я отключилась, как была в одежде, так и провалилась в никуда. Очнулась через сутки, рядом сидела Лена, а чуть поодаль Фёдор и Абашин. Был мрачный затученный вечер и это мне жизни не добавило.
  - Тебе надо просто отойти и отоспаться, - сказал Абашин, - ничего больше, у меня такое уже бывало.
  Я была ещё где-то в сумраке и не всё осознавала.
  - Женя, давай напьёмся, ты и я! - Никого больше, ты и я! Давай, Женя, мне плохо, Женя!
  - В другой раз, завтра похороны Жанны, с утра надо быть, как стёклышко.
  Он взял меня в оборот и очень умело, будто знал мои завихрения сто лет, довёл до некоего просвета и я опять выпила таблетки со слабым вином.
  Утром я проснулась сама и впервые за три дня умылась и привела себя в порядок. Я никогда не хоронила друзей и подруг, а тут вдруг такую близкую и родную. Приехали Руся, Настя и Инна и мы отправились домой к маме Жанны. Её тело было там. Во дворе собралось много народу, были плакаты с её фотографиями. Юной и прелестной. Для меня сама процедура казалась кадрами из фильмов Бергмана: безмолвная толпа, часы без стрелок и гроб с телом убитой жизни, а вокруг масса старух в чёрном, как воронья над падалью и скорбные юные лица, прелестные даже в этом чувстве.
  Я видела, что мама терпит меня с трудом и исходя из ритуала и это добавляло забытое мною ненадолго состояние раздвоенности и раздрая. Только на кладбище, когда мы с Русей и Настей остановились у чьей-то могилы передохнуть и отдышаться от странного торопливого ритма внутри нас, я увидела фигуру поникшего Андрея. Мы подошли к нему. Он ею дышал и вот её не стало. Они и вправду любили друг друга, я прочла это на нём и кивнула. Он ждал, когда схлынет толпа, чтобы остаться с ней и поговорить наедине о том, что они так и не сделали. Он был на вахте и ему сообщили, кто?
  На следующий день состоялись похороны Виктора и я была там с Настей и Леной. Мы приехали в Крюково на моей машине и встретились с его родственниками. Я боялась глаз его матери, но она приняла нас по доброму и ничего, похожего на испытанное с мамой Жанны, здесь не было. Мы вместе поплакали и помянули её сына. Ей было приятно услышать наши добрые слова, пусть и после смерти. Я рассказала про Танечку, которую он любил и спас ценой своей жизни, мне показалось, что она догадывалась о ней и раньше - так уместно и осмысленно звучали вопросы и ответы. Она обещала молиться за её выздоровление.
   Когда полоса траурных ритуалов закончилась, я постаралась работать и приехала в наш офис. Сегодня пришла и Настя, не было только Татьяны. Никита Илларионыч нас потихонечку выводил из ступора и рассказывал разные вещи из собственной жизни, занимательные и не очень, но они успокаивали. Потом мы отправились к Татьяне, она пришла в сознание и к ней уже пускали.
  Она увидела и узнала меня, но плакала и называла лишь одно имя:
  - Виктор, Витюшка, миленький мой, как без тебя! - опять плакала, я просто сидела. Ждала и всё.
  - Что, - спросила она, успокоившись, - мне конец?
  Я поняла, о чём. От её тонкого и оригинального лица ничего не осталось. Плюс масса переломов на руках и ногах, благо, не пострадал позвоночник. Не было и сотрясения, зато глубокая боль. Карьера актрисы полностью зависит от её внешности, ей не давали зеркало, но она видела себя в наших глазах.
  - Нет, Танюша, нет! Ты жива, при тебе душа и сердце - мы это сделаем назло всем. Ты моя и будешь ею, ты ещё хочешь со мной? - она вполне внятно ответила:
  - Хочу!
  - А меня? - добавила я адреналина. Рядом были Настя, Руслан, Инна, Лена и Нина, она смутилась, это я заметила отчётливо, однако собралась с духом и сказала: - Хочу тебя!
  Услышала только я, но рядом были не уличные знакомые и они откровенно заулыбались, добавляя Татьяне так необходимый адреналин. Мы ещё немного поговорили и я увидела, что подруга возвращается к жизни.
  После выяснений у врачей мы узнали, что она вышла из строя на несколько месяцев: от четырёх до семи, как всё сложится и срастётся. Потом реабилитация и вхождение в нормальную жизнь ещё примерно столько же, если не будет осложнений. Таким образом, получалось, что до ноября-декабря на Татьяну рассчитывать не приходится. И мне пришлось её роли отдать другим актрисам, меняя уже сложившиеся отношения партнёров. Я собрала совет своей семьи и начала консультации с неё. Инна сразу же предложила всё решить самой и особо не советоваться.
  - Ты же себе не враг и пустое решение навязывать не станешь! - поддержал Руслан.
  - Аннушка, давай всё сама и нас спрашивай поменьше, иначе командирский голос атрофируется! - добавила любимая жена моего мужа. И я пересмотрела распределение ролей. Из шести спектаклей, готовых в самой разной степени, Татьяна занята в четырёх. Наш с ней моноспектакль я сразу убрала до её выздоровления, таким образом оставалось всего три перестановки.
   На роль Ирины в "Трёх сёстрах" я выдвинула Надю Лефортову, в "Стрингере" пришлось роль Татьяны отдать молодой девочке, она по типажу очень на неё походила и была достаточно сильна для ввода в такой компании, ей было всего восемнадцать - Саша Кузнецова. В "Воланде" сомнений тоже не возникло - роль подруги-горничной отдала Наде Лефортовой. Согласование изменений с постановщиками прошло легко и со мной не спорили. К концу дня я и устала и остервенела от бесконечных звонков по поводу отмены спектакля. Одного из настырных звонарей я так отматерила, что он заткнулся и молчал, пока я не отключила телефон.
  - Ты где этому научилась? - покачала Лена головой, к тому времени мы с ней остались вдвоём.
  - У одной бабушки - вот где! Давай выпьем, не могу больше! - ответила я.
  - Только не здесь, надо уматывать отсюда, пока окончательно не достали.
  Мы зашли в чебуречную и нам дали по сто граммов водки и соку с беляшами на закуску. Когда мы со всем этим управились и собрались уходить, почти одновременно зачирикали наши мобильники.
  - Аннушка, приезжай срочно ко мне, никуда не заезжай, никому не сказывайся, - сказала Настя, по её тону я догадалась, что дело очень серьёзное. Очень!
  - Нина звонит, нас с тобой кто-то домогается, она сказала, что ты занята и свой телефон отключила, - передала Лена содержание своего сообщения.
  - Кто они? - взяла я её аппарат.
  - Думаю, большие шишки, - ответила Нина, - на крутых непохоже.
  Я решила, что началась другая фаза в этом двустворчатом процессе, жертвами которого оказались невинные - зачистка территории и промывание мозгов, этим занимаются бандиты в смокингах и с умными разговорами о государственных задачах, судьбах нации и прочих суперпозициях. Они всегда респектабельны и грязными делами вроде убийства беременной женщины не занимаются. Войтин говорил, что эта публика по соглашению конфликтующих сторон как бы экстерриториальна, санкциям не подвержена и используется только по прямому предназначению - оправдывать то, что проплачено заказчиком.
  - Хуже проституток, - заметила я тогда и он согласился:
  - Тех заказываешь и от них удовольствие, а на этих смотреть противно и до и после.
  И вот теперь кто-то из них желает побеседовать и узнать, насколько мы сообразительны и осведомлены, подумала я и уже расстраиваться не стала, привыкла, хотя было противно, до тошноты.
  - Хорошо, Нинок, ты им мозги попудри немножко про то, что я занята чем-то творческим, а продюсера предупреди, чтобы готовил наше рекламное мероприятие и был на связи, я могу выйти на него неожиданно и по обстоятельствам, пусть не пугается - так надо. Ты всё уяснила?
  - Как скажете, мэм, - ухмыльнулась любительница острых экспромтом. Она была на связи, которую сама же и придумала, это была хитроумная табличка, где готовое сообщение обозначало количество и последовательность звонков до прерывания связи, очень удобно и безопасно, никто даже не догадается: ошибочный звонок или нет, не говоря уже о содержании. Что делать, жизнь заставила, поскольку за перехват чужих переговоров теперь платят по таксе и это для некоторых фирм стало обычным бизнесом.
  Когда я вошла к Насте, её лицо мне не понравилось, однако она предостерегающе приложила палец к губам и молча повела к Инне. Она крепко держала мою руку, будто я собиралась убежать и мне вообще стало не по себе, возле груди собрался комок и мешал дышать в полную грудь. Когда мы оказались в спальне Инны, я ощутила странный запах и увидела Инну в кресле напротив собственной постели. А там лежало чьё-то окровавленное тело с торчащим из него кухонным ножом. Обычным кухонным ножом, который любят хозяйки, его не надо точить и им удобно пользоваться, хороший товар из золингеновской стали.
  Меня тут же вырвало, весь наш разгрузочный рацион со ста граммами водки оказался на ковре. Больше я, оказывается, сегодня ничего не ела. Я убежала в ванную и сполоснулась от рвоты, рядышком помогала мне справиться с этим Настя.
  - Почти всё, что у тебя случилось в последнее время, устроил он, - сказала Настя, когда мы вернулись в комнату и я уже могла без дрожи смотреть вокруг и воспринимать окружающих. Такой слабины я за собой раньше не замечала, что это? Может, годы подступают?
  - А ты не ошибаешься, он же трус и ничтожество? - удивилась я такому широкому согласованному наезду на мою особу. Я не воспринимала Антона, как личность совершенно, после того, как узнала, чем Инна заплатила за сохранность собственного брака.
  - Я подслушала его разговор по телефону, - холодно возразила Инна, - это он. Про Жанну и Татьяну тоже его идея. Я догадалась, но боялась говорить об этом, а потом он и сам признался.
  - Сам? - просто так сказала я, стараясь не смотреть на торчащую из груди рукоятку ножа.
  - Я его трахнула, за всё, якобы. Как Шерон Стоун в "Основном инстинкте", у меня вышло не хуже и без единого дубля, сразу, - спокойно, будто обсуждая рабочий момент съёмок, пояснила Инна. Её прохладная ненависть и цинизм на меня подействовали странно и успокаивающе, я тоже стала смотреть на всё, как на рутинную процедуру съёмок.
  - А где дети? Они этого не видели? - начала работать и моя голова.
  - Нет, они остались на дне рождения у Винницких, там решили устроить всё на даче и дать ребятам разгуляться на природе. Их не будет до послезавтра, - пояснила Настя. Винницкие - это старинные друзья родителей, там огромная родня.
  Настя отпустила мою руку, а я посмотрела на Лену, она держалась молодцом.
  Обсуждать было нечего: погибли два прекрасных человека, яркие личности, любящие и любимые существа, а осталась мразь, даже слов не стоящая. Инну я не осуждала ни в чём и её самосуд над мужем казался выполненным обязательством и только, я бы с обидчиками Жанны и Татьяны поступила так же. И вообще, это была отложенная казнь, рано или поздно она бы состоялась. Оттрахался Антоша.
  - Надо всё это убрать, вымыть, почистить и поменять бельё, - вывела нас из философического настроя Лена, - всё абсолютно! Привести в обычный для дома порядок, ничего генерального и запоминающегося.
  И мы превратились в женщин, привычных к домашнему труду. Начали с уборки трупа, чтобы он не мешал. Закатали в постельное всё с кровати и связали в виде тюка. Потом тщательно и последовательно убрали и вымыли всё остальное. Кроме кровати: там лежало тело.
  - Куда его девать, он такой тяжеленный! - отступилась от него Лена.
  Я вспомнила про Руслана, он был у себя и я попросила приехать к нам. Когда он открыл дверь своим ключом и застал всеобщую иллюминацию и съёмочную группу в работе, его это удивило:
  - По какому случаю субботник?
  Мы указали на тюк и в общих чертах передали ситуацию. Без подробностей и эмоций, сейчас они казались неуместными. И мы не перебивали друг друга, если одна из нас говорила не то.
  - Придумай, что делать дальше, - сказала я, - ты у нас теперь единственный мужчина.
  Он обошёл наше изделие, развернул и раздел ещё тёплый труп донага, подвернул колени и связал скотчем, потом то же сделал с бёдрами и руками, получился компактный пакет. В тот момент я удивилась его сообразительности и практической сметке, забыв, чем он зарабатывает на хлеб. Потом Руслан прошёлся по шкафам в ванной и взял несколько флаконов и пакетов. Тело затолкали в сумку, а окровавленное бельё уложили в пакеты. Он сам всё осмотрел и подобрал завалившийся носовой платок, почти чистый, осмотрел и бросил в общую кучу на уничтожение. Матрац, на который попало немного крови, он свернул так, что вся эта часть с пятнами покоилась в большом тазу с моющим средством, а сверху на него фильтровалась жидкая смесь для чистки ковров и прочего сильно загрязнённого.
  - Приедем - будет чистым и с запахом свежего белья, ты же такое любишь, - смог улыбнуться он Инне и та вдруг смутилась под его испытующим взглядом. Женщины с пиететом следили за действиями мужчины и поглядывали на меня. Когда всё было убрано, проверено на сто рядов, а упаковка с телом бывшего мужа Инны задвинута в укромный уголок, Руслан сказал:
  - Я сегодня не обедал, думал поужинаю в семейном кругу и берёг местечко в животе. Не возражаете, хотя бы чайку?
  Мы не возражали, но сами ни к чему даже не прикоснулись. Руслан удовольствовался огромными бутербродами и такой же кружкой чаю с малиной. Его спокойная фигура внушала уважение и надёжность, мы ему потакали в мелочах, а он отвечал нам в этой нехитрой игре на грани нервного срыва.
  - А теперь, дамы, надо, чтобы нас никто не увидел из окон и не обратил внимания на массовый выезд с вещами. Где выключается свет в подъезде?
  Мы с Леной не знали, обе хозяйки тоже. Да и сам Руслан за два меяца жизни в этом доме как-то не сподобился, пришлось изучать всё сейчас.
  - Рискуют обычно студенты и идиоты, нам такое противопоказано, - пояснил он и отправился на разведку, прихватив пакет с мусором. Вернулся он спокойным и уверенным. Дальше, как в детективе, мы всё сделали по схеме, но без единого дубля. Выходили по одному. Первой покинула квартиру Лена и отправилась к арке, мы проводили её фигуру и убедились, что с изменившейся походкой узнать её практически невозможно. Потом вышли мы с Русей, у него был тюк с трупом, а у меня пакет с разными принадлежностями, собранными для захоронения трупа. Последними выходили хозяйки. Они проверили наш с Русей проход и никаких следов не обнаружили. Мы в это время были уже на стоянке возле скверика, я сразу же устроилась в своей машине и отъехала за угол, он уложил тюк в багажник "Порша" и стал поджидать остальных, Лена пришла последней, она издали наблюдала за нами и всем, что происходило в нашем и других подъездах. Нас никто не встретил и со стороны мы на группу никак не походили. Настя села ко мне и мы последовали за "Поршем" Руси с Леной и Инной. По пути за город Руся заскочил на какую-то свалку, нашёл большую железку и проволоку и всё это погрузил в мой царский "Мерс". Машина всё это проглотила и не охнула.
  Мы приехали на место, оно находилось вдали от жилья и здесь не было ни фонарей, ни лающих собак, ни шастающих по кустам диких кошек. Это была плотина очистных сооружений какого-то комбината и вода здесь практически не замерзала. Русины пассажирки, которых он ещё в пути просветил и проинструктировал о конкретных действиях, по деловому зашевелились возле машины и мы с Настей к ним присоединились. Они вязали узлы на длинной верёвке, мы ничего не понимали и с недоумением смотрели на их суету. Руслан объяснил нам, что труп мы привяжем к диску от грузовика, именно эта железка от советского авто ехала в свой последний путь на немецком лимузине. Теперь она будет транспортёром для трупа до места его последнего упокоения. Длинная верёвка с узлом была продета через отверстие в диске и удерживала его только при движении в одну сторону. Руся остальное проделал один, к трупу мы подходить опасались и не докучали: не тот случай и мы осознавали своё место, место слабой и вздорной женщины при сильном и мудром мужчине. Когда диск с привязанным к нему трупом оказался на большой глубине в середине пруда, Руся перешёл на другую его сторону и мокрая верёвка, скользнув в петлю, вернулась назад, он смотал её и уложил в машину.
  - Мы бандиты, - подумала я, рассматривая неясные контуры противоположного берега пруда и тихую волну по его поверхности.
  - Здесь много раков, они на зиму не засыпают и его съедят за пару недель, - просветил нас Руся - так что раков на рынке не берите и в ресторане не заказывайте. Мы только кивнули и постарались побыстрее исчезнуть с этого места.
  Что мы испытывали? Я - ничего, было немножко утробной жути и всё. Ни сожаления, ни удовлетворения от возмездия. Судя по лицам подруг, у них на душе было то же. Потом мы поехали к Руслану и там отошли от пережитого. Он же подробно разобрал все действия Инны, узнал распорядок жизни её мужа и вместе с ней и Настей придумал легенду, по которой муж неожиданно собрал вещи и уехал куда-то, то ли охотиться, то ли рыбачить, то ли вообще спрятался у любовницы. Эти его вещи мы сожгли, возвращаясь с пруда. На его работе этим вполне бы утешились, поскольку такое повторялось не однажды, родители его жили в захолустной деревеньке Молдавии и даже писали не чаще раза в год. Дети Инны к отлучкам папы тоже привыкли и не обращали на них внимания.
  Когда все детали легенды каждая из нас выучила наизусть и могла её приложить к своему графику сегодня и вчера, Руся нас оставил в покое и предложил выпить. Мы выпили, но ни хмеля ни освобождения с теплом и расслабленностью даже не уловили. Руся прибавил к принятой дозе ещё немалую толику. Только после этого я стала замечать запахи и потрескивание труб в углу русиного бунгало. Впервые этот угол, где мы вытворяли невесть что, мне показался мерзким и неуютным. Я собралась ехать к себе и Инна с Настей ко мне присоединились, им тоже захотелось домашнего тепла и уюта. Мы с Настей устроились в моей постели, а Лена с Инной легли тут же на переносном надувном диване, спать в разных комнатах в эту ночь было страшновато. Мы немножко побеседовали о разных мелочах, избегая главное. Спали недолго, но выспались и утренние процедуры нас окончательно привели в рабочее состояние.
  - Надо вернуться и осмотреть всё ещё раз, - сказала Лена и сёстры неохотно согласились, подчиняясь логике новой подруги, которая теперь будет с ними повязана до конца своих дней. Меня они воспринимали своей, а моя подруга была как бы моей принадлежностью и за неё отвечала я и никто более, так у них было заведено давно и я только к этому подстроилась.
  При свете дня ничего нового мы не обнаружили, не выронили, не наследили и не насорили. Я щёлкнула выключателем и у подъезда появился серенький огонёк от замызганного светильника. Дома тоже особых хлопот для нас не было, сооружение для чистки матраца, которое придумал Руся, со своей задачей справилось - матрац был чистым и благоухал домашними чистящими средствами. Я поглядывала на Инну, полагая, что рано или поздно она должна развалиться на части, так долго быть собранной и целеустремлённой женщина не могла. Инна была младшенькой и всего у неё поменьше, чем у Насти. Но характер - не уступал.
  Когда начисто отстиранный матрац досушивали феном, у Инны началась ломка и мы втроём еле удерживали её, чтобы она не разбилась. Она корчилась и взвивалась и в ней оказалось столько силы, что мы жалели о расставании с Русланом, который бы с ней обошёлся гораздо лучше нас. А она нас разметала, как мелкие щепки в шторм. Мы висели на ней, но этот вес для её теперешней энергии ничего не значил и мы цеплялись друг за друга, мебель и с большим трудом ухитрялись сами не взлететь под потолок. У меня уже появилось второе дыхание и сила, я прижала её голову к груди. Настя вставила и удерживала в зубах сестры пластмассовое кольцо для щенков с режущимися зубами. Лена повисла на коленях и, сцепив руки, удерживала Инну от размашистых движений. Мы приспособились, теперь её изгибы и метания большой амплитуды не имели и гасились нами в самом зародыше. Вскоре Инна стала затихать, порывы ослабели и совсем исчезли. Она мерно и спокойно задышала, её сон казался немыслимым после такого буйства, но он наступил и мы только наблюдали за ним, отдыхая от непривычной борьбы с буйством обычно спокойной и выдержанной женщины. Её сон продолжался до обеда и мы настороженно наблюдали за ней, такое бывало, что ломка продолжалась и во сне в виде ремиссии. Но обошлось. Она проснулась, не помня случившегося и не понимая, почему мы рядом.
  - Ань, ты не сердишься? - она винила себя в грехах мужа.
  - Обычная женщина, - подумала я и ответила ей:
  - Нет, Инна, выпить хочешь? - это была фраза из культового фильма, где её партнёр, ухажор-красноармеец, не зная, как подобраться к обаятельной мещанке на переполненном беженцами вокзале, задавал именно этот вопрос.
  - А собой возьмёшь? - ответила Инна по роли, тогда эшелоны возили только военных, остальная публика ждала оказии.
  - Если вздумаешь обмануть, сдам патрулю, мигом ссодют! - продолжила я за того бойца.
  - Такого хвачкого я и сама не отпущу! - ответила она и поцеловала меня тут же и не стесняясь, горячо и страстно. Её слезу я ощутила в первую же секунду, поэтому не отпустила и потом, когда она просто ласкалась, пользуясь моментом и добротой обычно ревнивой старшей сестры.
  Позвонила Нина:
  - Поговори с продюсером, он жаждет твоего тела, - и передала ему трубку.
  - Анна Николаевна, наше мероприятие готово. А тут ещё звонят, интересуются частники, фирмы, пресса: что случилось? Предлагаю собрать их у нас в рекреации напротив офиса и сделать пресс-конференцию.
  По его тону я поняла, что он всё это уже сделал и мне нужно только утвердить это председательской властью.
  - Хорошо, когда и кто будет?
  Он перечислил половину Москвы и я попросила понизить в ранге это мероприятие до обычного интервью для телевизионного канала "Культура", куда попадали все наши проекты без единого нашего рубля финансирования, государство делалало это за счёт наших же налогов. После этого я нашла Надю Лефортову и узнала, что Шелгунов с ней о роли Ирины беседовал и не возражает.
  - Сегодня твой выход в свет, Надюша, кроме Ирины к тебе попадает и роль юркой горничной в "Воланде", так что мы тебя ждём во всём блеске, ты их должна очаровать и повергнуть ниц. Сумеешь?
  - Прямо не верится - так сразу и всё! - волнение она даже не пыталась скрыть.
  - Сие есть жизнь! - изрекла я и добавила. - Лицо, причёска, платье от кутюр без украшений, мы такие же, сбор в офисе в семь вечера, не заблудишься?
  - Буду вовремя, - заверила она.
  Теперь предстояло найти Сашу Кузнецову и сообщить о конференции. Дома у неё телефона не было и тут я вспомнила, что Петя, мой поклонник и неудачный любовник Эммы вертелся около неё всё время и делал то же, что и Игорь в своё время с Каминской. Я порылась в своих архивах и нашла строчку с его именем, он был на месте и к просьбе отнёсся в высшей степени ответственно:
  - Я её доставлю туда вовремя и она будет в свадебном платье.
  - У неё что, другого нет? - припомнила я, что девушка только на втором курсе театрального.
  - Она сестра моего приятеля, я знаю точно, что нет.
  - А откуда свадебное и вообще, откуда эта идея?
  - Ему в обед будет двести лет, его сшили ещё во времена Добролюбова и оно по женской линии передаётся, как фамильные украшения. Выглядит исключительно, а свадебным я его назвал, потому, что оно нарядное и мама Саши замуж выходила тоже в нём, - любезно пояснил Петя.
  Я задумалась, юная девушка в платье Татьяны Лариной рядом с роскошным нарядом, который приберегла для такого случая Надюша, а также наши тысячедолларовые одежды с этим антиквариатом не гармонировали. Девушка была хрупкой и невысокой, примерно одного роста с Леной. Я посмотрела на неё и она понятливо кивнула. Когда Петя доставил Сашу к нам, я познакомила её с Леной и одежда новой нашей звёздочки легла на плечи менеджера по рекламе. А я отправилась к Татьяне.
  Она спала и я спокойно посидела рядом, никуда не торопясь и ни от кого не скрываясь. Возмездие свершилось, но жизнь продолжалась во всей своей рутине и победный взлётах. Татьяна зашевелилась и я не стала уходить. И вот она открыла глаза, в первые секунды это была она, та Татьяна, которая радовалась моему первому подарку, та суперзвезда, которая в один миг влюбила в себя Диму, та нежная кошечка с острыми коготками, которую полюбил Виктор. И я собралась, чтобы сыграть своё восхищение ею. И сделала, тонко, почти, как Каминская. Моя Танечка не погибла, она сделала глаза, лица ещё не было, именно глаза, в которых утонул Дима. Я чуть наклонилась к ней и освободила пуговичку у себя, потом сыграла губами, как последняя б...дь и оценила её реакцию. Потом проделала кое что ещё из наших игр, добавила парочку придумок и увидела в её глазах поволоку. Осталось немножко. И я стала убеждать свою подругу, что стрёмнее её женщин на свете нет. Я хорошо заметила, когда она потекла, но не остановилась и всё это добавила вслух. Её рука чуть шевельнулась, двигались лишь кончики пальцев, я легонечко их коснулась и сделала так, как мы проделывали раньше. Она меня чувствовала и не отпускала - вот что было в её движении!
  - В следующий раз мы чуточку прибавим, - пообещала я, когда она открыла глаза.
  Она же хотела ещё и сейчас.
  Если бы не пресс-конференция, я бы оттуда не ушла вообще.
  - Мне хорошо с тобой, Анюта! - сказала она отчётливо и уже вполне громко.
  - Повтори и я тебя поцелую! - пообещала я, подставившись её глазам, не захотеть меня такую, не смог бы никто. Я была в наряде от кутюр и со своим фирменным лицом и запахом духов "Анна". Мне казалось, что провода и трубочки нам не помешают.
  - Анюта, ласточка, мне хорошо с тобой! - сказала она и сил у неё осталось совсем немножко, все ушли на чувственный поцелуй.
  - Ещё! - шепнула она и я сделала ей такую вентиляцию лёгких, что она тут же уснула со счастливой улыбкой. Трубки и провода мы не нарушили, да они нам и не мешали. Она даже в этом положении была до безумия сладкой и желанной. Я так захотела стать Виктором и разобраться с этой колдуньей, пока она беспомощна, что не вынесла воспоминаний и заплакала.
  Конференция получилась очень многолюдной, была пишущая и электронная журналистика, я отметила среди них и иностранцев и наших ребят в штатском. Пока шла речь о рутинных делах, наших планах и проектах, а так же обычных слухах и фантазиях по этому поводу, тонус у встречи был рядовым и она катилась по установленным канонам. И вот прозвучал вопрос из обоймы, из-за которых все здесь и собрались.
  - Кто погибшая Жанна и что известно об обстоятельствах её смерти?
  - Жанна моя самая юная подруга и в чём-то я была ей матерью, а она мне - дочь. Я пыталась передать молодой женщине то, что знала и умела сама. Она ждала ребёнка, у неё был любимый и любящий мужчина. Жанна сняла квартиру и обустроила её для своей новой семьи, через несколько дней должна родиться дочь. Мы следили за её беременностью и все мои друзья были её друзьями и любили её просто так, потому что она есть. Но её убили! Понимаете: у-би-ли! Намеренно и последовательно и длилось это несколько часов.
  Эта фраза тут же вызвала взрыв, прокуратура держалась версии о пьяницах, которым открыла доверчивая молодая женщина, чтобы подать на хлеб и поплатилась за это.
  - У вас к тому есть основания?
  - Разумеется! - и я рассказала о её пунктуальности и дисциплинированности, смененных нами замках на дверях, глазке и прочем, а также справке врача в Склифе.
  - То есть, дверь незнакомцам она открыть не могла? - уточнил один из журналистов, ведущих уголовную хронику и дело знавший хорошо.
  - Нет, конечно! Дверь открыл кто-то умелый и опытный, она, чуткая девочка, даже испугаться не успела, как её "успокоили". На волосках в носу остались следы наркотика, подавляющего способность к движению и активным действиям, то есть, у неё была парализована воля. Остальное развивалось уже после того, как незваным "гостям" общаться с ней стало удобно и безопасно. Аналитика и остальное по этой экспертизе выполнены по стандартной методике в лицензированной лаборатории. Заключение по анализу в нашем пресс-релизе. Ничего из подобных средств в аптеке не продают. - Я оглядела их, слушающих и смотрящих и продолжила: - Бомж грязен и низок, ему бы украсть, что поближе и попроще, и только на выпивку, интеллекта, чтобы тщательно разработать и спланировать такую сложную операцию, у него нет, средств для таких сильных и избирательных наркотиков у него не может быть в принципе, дверь в квартиру открыта ключом, который сделали по образцу в мастерской рядом с метро Добрынинская, мы замок изъяли и исследовали. Ключ, которым открывали дверь, ещё сохранял следы от недавнего изготовления и оставил немножко стружки и металлических опилок, всё это было сверху. В мастерской запомнили и описали модно одетую женщину, которая очень торопилась, заказывая копию такого необычного ключа. Этот замок я привезла из Швеции и приготовила на случай, когда Жанна снимет квартиру.
   И ещё о бомжах, которые так понравились прокуратуре. Весь процесс издевательств над ней и надругательств проделан методично и со знанием дела, не оставлено ни единого следа на теле, который можно было бы идентифицировать. Хотя с ней они провели в тесном контакте от четырёх до пяти часов. Где вы видели таких бомжей, которые профессионально попадают в чистенькую квартиру с беременной женщиной и вместо того, чтобы хорошенько выпить и спеть про голубой вагон, упиваются откровенным садизмом? Вот вы, журналисты, которые ведут эту уголовную хронику и ежедневно бывают при задержаниях и допросах, вы когда-нибудь видели таких бичиков? - обратилась я к группе этих журналистов и те дружно замотали головами, открещиваясь от подобного наваждения.
  - Есть и другие вещи, которые доблестные сыщики либо не обнаружили, либо потеряли, либо не нашли применения.
  - Назовите эти детали! - попросил тот же спец по уголовке.
  - Пока только одну, но какую! - и я поведала об отпечатках, которые принадлежали женщине 35 лет, выпущенной накануне из женского лагеря. Она вытерла свои пальцы об эту штучку от бандажа и бросила на пол, при уходе её не заметили, а потом затоптали.
   В зале наступило молчание, шок от услышанного длился несколько секунд. Потом все повернули головы к дяденьке, сидевшему в углу, это, как мне шепнула Лена, пресс-атташе из прокуратуры. Тот сделал вид, что его это не касается и в полемику ввязываться не стал. А если бы он осмелился, это была бы его последняя песня. Я посмотрела на Лену и она сказала:
  - У тебя глаза побелели, успокойся, Анюта, мы их и так добьём!
  - Что ещё известно об этой даме с отпечатками? - спросила молодая женщина из музыкального канала.
  - Волосы она недавно выкрасила в цвет густой махагон, оттенок редкий, краска дорогая и продаётся только в двух бутиках Москвы, цены на них вы знаете, до этого она была светло-русой с длинными волосами ниже плеч. Может вам и фамилию? - спросила я эту модную даму.
  - Нет, спасибо, у нас другой профиль, вы лучше вон тому дяденьке, а то у них зарплата маленькая и агентуру содержать не на что!
  - То есть, получается, что совершено преднамеренное убийство с применением технических средств и в преступном сговоре трёх лиц, вы так полагаете? - обобщил журналист из новостей Первого канала.
  - Совершенно верно, намеренное и тщательно спланированное, среди них был и знаток женской физиологии, дама выполняла другую роль, знаток был мужского пола,- ответила я и проследила за кадром из прокуратуры. То, что он сволочь, ясно всем. Но из-за такого дерьма не верят и другим, кто работает на совесть. Ведь нам всё это предоставили те же менты, работавшие сейчас или недавно сменившие погоны на независимость и свободу совести от государственной лжи. Я ему даже подсказывала, этому прокурорскому, чтобы он заверещал на весь зал: "Это провокация, я протестую!", но он набрал воды в рот и не обмолвился ни единым словом. Или флюгер повернул в другую сторону? Войтин что-то говорил об этом.
  - Какова цель убийства? - спросил он же.
  - А вы сами догадайтесь, это ваш хлеб. Незадолго до этого, во время гастролей мне в аэропорту Лондона таможенники инкриминируют провоз краденого колье, в это же время ко мне домой в Москве приходят работники милиции с целью поисков похищенных ценностей и на руках у них постановление на производства этих поисков, в переводе на бытовой язык - предполагался обыск. В аэропорту инцидент был улажен и мне принесли извинения в ошибке. Два инцидента и в одно время! Я задумалась и в совпадение не поверила. И правда, после этого искать похищенные ценности уже не приходили. Странно, да? То рвались, искали, а потом вдруг - тихо! Но это оказалось ненадолго, когда вокруг меня было тихо.
   На следующий день после приезда в моей квартире с комплектом специальных замков и сигнализации вдруг обнаруживается столько аппаратуры для слежки, что ваши камеры и передатчики перед этим криком новейших технологий просто отдыхают. Это я о нашей с вами безопасности и неприкосновенности жилища. Идём дальше: меня приглашают в милицию и там излагают фантастические вещи про меня и моих знакомых. И предлагают сотрудничать. Якобы для пользы дела. Я отказываюсь и тут же начинается возня вокруг меня, в итоге которой погибает Жанна и едва не погибает в автокатастрофе другая моя подруга известная актриса Татьяна Долева. Она одна из учредителей нашего артистического треста.
  Это было на Хорошевском шоссе, в "девятку" с Татьяной и водителем из боковой улицы врезался грузовик и, сделав чёрное дело, исчез. Только случай и желание водителя спасти её жизнь, подставив себя, сохранили её для нас. Её спутник погиб, но им была нужна она, промашка вышла, не того убили! И опять следствие в тупике, машина не найдена, свидетелей тоже нет, получается, та же картина - пьяный водитель, нарушение ПДД, обычный висяк. Мы параллельно заказали расследование и получили совершенно другой вывод.
  - И что же в нём, в вашем выводе?- журналист с Первого канала почуял жареное и весь подобрался, выдать в эфир ему ничего не дадут, но вот капиталец на этом можно нажить немаленький.
  - Оба покушения заказные, оплачены очень дорого и прикрываются высокими чинами в нашей доблестной милиции и прокуратуре, - тут я не выдержала, память о Жанне и Викторе была выше опасений мести этих мерзавцев. - Вполне может быть, что вот этот господин, который ни слова не сказал в защиту ведомства, от которого кормится, тоже у них на содержании. Если бы про мой театр и мою труппу кто-то позволил высказаться без оснований, я бы ему не спустила. А он молчит, значит, знает кошка, чьё мясо съела!
  На него уставились десятки глаз, кое-кто давно мечтал почистить ему жирный загривок, утереться о тысячедолларовый галстук и рассмотреть брильянтовые запонки. Но он тихо исчез.
  - И последнее. Вот фото этих женщин, могут ли они иметь хоть что-то общее с маргиналами, которых якобы ищет милиция?
  И я сбросила завесу с той фотографии, где они вместе смотрят портрет Татьяны. Снимок подправили и теперь он стал просто загляденьем. Две прекрасные и одухотворённые женщины.
  - Таких убивают только по специальному заказу, у нормального человека рука не повернётся причинить им зло.
  Все операторы сделали крупные планы и потом по просьбе режиссёров прошлись по нашему президиуму, глядя на это, я отчётливо слышала, что и в какой последовательности командовали режиссёры. И подумала: нужно иметь свой канал, а не эту продажную публику.
  - Если я вас правильно поняла, - спросила молодая брюнетка с раскосыми глазами и причёской под "гаврошика", - цель этих акций - шантаж?
  - Именно так! - поощрила я её смелость и улыбнулась только ей, пусть помнит Каминскую. - Тому есть и другие доказательства. И здесь я теряюсь в догадках - зачем я им? Это не киношные или театральные разборки, там просто нет и доли тех средств, которые ушли на всё это.
  - А вы не можете назвать хотя бы ориентировочно ваших недоброжелателей?
  Я приставила палец к губам и показала куда-то наверх. Это приняли очень живо. И после этого я перешла к основной цели этой конференции, зная, что искать и карать будут другие и рассказала о наших ближайших планах и реалиях.
  В следующую пятницу состоится премьера пьесы Стриндберга "Колдуньи или бал победителей", март мы отпразнуем спектаклем "Три сестры", в апреле ещё одна премьера - "Стрингер" и в начале мая - "Воланд".
  - Татьяна Долева надолго выбыла из ваших рядов? - спросила пожилая дама из канала "Культура"
  - Врачи говорят, что 7-8 месяцев, но для сведения её поклонников скажу - несмотря на перенесенное, она в хорошем тонусе и сегодня мы с ней сыграли любовный этюд. Она классная актриса и у неё получилось, думаю, мы порадуем поклонников Татьяны Долевой сюрпризом и пораньше этого срока. В зале возникло оживление, беседа перешла к теме, волнующей всех.
  - У вас есть замены на роли или они эксклюзивны?
  - Сегодня вы сможете увидеть нашу новую звезду Надежду Лефортову, она сыграет в двух новых спектаклях в ведущих ролях.
  И Надя вышла из тени, она постаралась, но ещё я увидела руку неистощимой на выдумку Дины. Надя прошла мимо всех и собрала внимание, умело выдерживая все тонкости движений и не торопясь явить публике своё лицо. Когда она повернулась, зал ахнул, Надя была ярче нас всех! Настя даже покачала головой, понимая причину, знала причину и я: от такого можно взмыть ещё и выше. Вот я, к примеру! Жаль, признаться в этом нельзя. Надю потерзали, попробовали на зуб и убедились, что золото нашего разлива настоящее.
  - А теперь, дамы и господа, представляем вашему вниманию и юное дарование, равных которому в её жанре не найдётся. Саша Кузнецова, она ещё студентка, но мы считаем, что главный экзамен она сдала. Результаты кастинга потрясающие, она выиграла за явным премуществом.
  И мир увидел новую Золушку с ослепительной и чистой улыбкой. Она был в одном из нарядов Лены и выглядела в нём так, будто всю жизнь только и носила вещи с умопомрачительной ценой от дорогущих кутюрье, сшитые в единственном экземпляре. Причёска тоже хороша, но искусство Дины рядом с собой соперников пока не знало.
  И эту девочку посмотрели, поспрашивали, покопались в её умненькой головке и вернулись к юности и обаянию. Никому из молодых таких авансов не выдавали, мы рискнули первыми.
  Потом, как обычно, пресса разделилась на оперативную, они рванулись в студии монтировать материал, чтобы выдать с пылу с жару, и аналитическую, эти остались в зале и ещё пару часов длилась детальная прокачка наших файлов на вшивость, мы её выдержали. Теперь осталось дождаться самого эфира и посмотреть степень независимости этих журналистов и их покровителей.
  И мы разделили между собой каналы, чтобы иметь полную картину сегодняшнего бенефиса в эфире. Оказалось, что наша конференция упоминалась всеми, подробно освещались отдельные вопросы, но криминальная часть была доминирующей и я поняла, что время откровенной реакции позади. Воров называли ворами, а коррупцию не путали с государственными интересами. И то хорошо.
  Мы с Настей включились в работу с Надей и свободное время у меня опять исчезло. О том, что я женщина, напоминал Руслан, он вытаскивал нас с Настей на природу, мы приезжали в ту избу, где были без белья, косметики и мобильников и вдыхали аромат отдохновения и свободы от цивилизации.
  Федя у нас в доме задержался, я думала из-за Лены, оказалось из-за меня.
  - Живи и любуйся! - сказала я ему, услышав от Лены его признание. Он долго этого любования не выдержал и съехал. Абашин сказал, что бармалей нашёл деньги и снял для него квартиру. Дело приближалось к очередному периоду сумасшедствия. В театре я решила пауз не устраивать и наше товарищество превратить в серьёзный бизнес с персональной ответственностью каждого и настоящим товарным знаком "Три сестры ".
  Как-то вечером позвонила Алиса:
  - Анюта, я уже дома. Видела, следила, поняла, спасибо!
  - Как дети?
  - И те и эти цветут! - я поняла, что звонит она из дома и бережётся.
  - А садовник?
  - Что ему сделается, садовничает, работа у него такая.
  Мы ещё немножко поболтали и тепло расстались
  Вскоре позвонил и Войтин, я была холодна, как айсберг.
  - Не можешь простить? - тяжело вздохнул он.
  - Ты бросил слабых женщин на съедение бандитам, а сам спрятался. Из-за тебя погибли люди и какие! Какой ты мужчина, если женщины отстреливаются сами? Нет, Володя, нет! Забудь моё имя и не приближайся к моим друзьям - ты несёшь смерть! - он молчал, ни слова, ни вздоха, будто его и нет.
  Я опустила трубку и поставила точку. Той, что жила по доверенности Каминской, больше нет!
  Напротив меня сидела Лена, она всё поняла и осознала. И она смотрела на меня так же, как раньше Жанна. Это был больше взгляд взрослой дочери, чем младшей подруги. И меня осенило - мать!
  Я тут же набрала Каминскую, она оказалась на месте. Мы перебросились парой фраз и я поняла, что у неё нет никого, а она, что я несвободна. Это мы умели в совершенстве.
  - Надо бы к маме съездить!? - сказала я, сделала паузу и дала ей осознать серьёзность моего замысла.
  - Хорошая идея, думаю и мне тоже. Когда собираешься?
  - На днях, паузу выберу и поеду.
  - Хочешь сделать сюрприз?
  - А почему нет, разве она того не стоит?
  - Стоит, Аннушка, стоит!
  Когда я поделилась идеей с Русей и Настей, они присоединились. С удовольствием к этому подключилась и Инна, узнав, что мы с собой берём и детей. Лена тоже попросилась со мной и я разрешила с условием, если она навестит своих. И она поняла причину моей непреклонности.
  
  Когда караван из трёх машин вылетел на трассу, ведущую в Арзамас, начался отсчёт новой жизни в теле молодой женщины, ранее носившей фамилию Неустроева и сменившей её на Каминскую. У женщин это бывает и к этому привыкли все, они тоже привыкли и с этой новой фамилией у них начинается новая жизнь. У нас с моей заклятой подругой произошло так же. Только каждая так и осталась вещью в себе. В наших телах поселились совершенно новые жизни.
  За рулём моего "Мерседеса" сидел Руся, а я была на заднем сидении с юным джентльменом и Леной. В настиной итальянке "Ауди" балом правила Инна, Настя была сзади с дочерью и племянницей. А русиным "Поршем" рулила счастливая Надя, рядом с ней сидела её дочь, а сзади был Дима с юной леди и её двоюродным братом. Мы ехали всего на два дня, поклониться могилам и вкусить запах отчего дома. Когда миновали границу Московской области, я набрала Неустроеву и сказала, что мы в пути, она не сдержалась и зарыдала. А я слушала её голос и надеялась, что это к добру. Если хорошо выплакаться, то очищение приходит быстрее и действует лучше.
  От моего малого отечества нас разделяло всего два часа.
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"