Небо Мулсантира спокойно и безмятежно. Днем - ярко-голубое, по-зимнему холодное и недостижимое, ночью - звенит оно незнакомыми созвездиями, лунный свет застилает облака.
Пожирательница любит ночь и высоту - поэтому, запахнувшись в подбитый мехом плащ, она бесшумно вылезает через окно на крышу "Вуали", устраивается поудобнее, насколько это возможно, запрокидывает голову и улыбается морозу, щиплющему щеки. Редкие облака в лунном свете похожи на причудливых зверей - Пожирательнице нравится сидеть и гадать, на кого же они похожи больше. Вот это облако смахивает на голову Толапсикс, а вот это, у самого диска луны - на скалящегося Окку.
Небо Мулсантира таинственное и загадочное, ему можно отдавать воспоминания и боль - все забирает оно, дарит взамен покой и добрые сны.
Небо, в отличие от людей, никогда не прогонит.
Небо всегда услышит.
И прозвенит яркими звездами нежный ответ.
Нолалот
Хуже смерти может быть только ее отсутствие.
Нолалот знает это, как никто другой.
Веками метаться между двумя мирами - не живой и не мертвый - старый дракон с ненавистью слушает, как упрямо бьется в долине хрустальное сердце.
Сколько длится его не-жизнь? Нолалот уже устал считать.
Исчез давно Иллефарн, превратились великие города в руины, погибли союзники, погибли враги, кости истлели, прахом развеелись по ветру. Остался лишь Нолалот - хрустальный вирм, побежденный Тьмой, немощный - последний, кто знает и помнит, что было тогда.
Нолалот не хочет помнить, не хочет видеть, не хочет жить. Закаты сменяются рассветами, отбивает ритм сердце, ненавистью горят драконьи глаза.
Милосерднее умереть, в самом деле.
Редких ищущих истины просит о смерти Нолалот - просит гитиянки с сияющими клинками, просит чернокнижника с вязью татуировки на лысом черепе - но сердце бьется.
Нолалот больше не просит.
Крошится хрустальное сердце под ударами мечей, невидимые цепи отпускают душу вирма. Он не верит, он давно перестал верить...
Но смерть и вправду снисходит к нему на руках смертной - маленькой, смешной смертной, улыбается ее губами, как старому другу, простирает руки.
- Последнее чудо перед забвением, - шепчет Нолалот, склоняя призрачную голову. Касается его шеи бледная рука - долгожданная Смерть уводит его в Вечность.
Вечность, в которой нет ничего.
Кажется, это правильно.
Нефрис
Директриса Нефрис многого достигла за свою жизнь. Управляет Академией. Вырастила красивую дочь. Стала могущественной волшебницей. Все еще красива, и способна покорять.
Так говорят о ней.
Нефрис и вправду многое сделала за отпущенный ей срок. С безумным фанатизмом искала способ соединить части души. Воспитала дочь - а дочь ли? Следила. Решала. Убивала. Использовала. Играла, скривив полные губы в улыбке.
Нефрис - не хрупкая, нежная Лиенна, она не гнушается предательства, не дрогнет поднятая для удара рука. Белая Госпожа считает, что Нефрис безумна и слишком фанатична, считает, что пора остановиться.
Красная Госпожа считает, что Лиенна слишком далека от цели, слишком приземленна, слишком сострадательна и влюблена в жизнь. Она вообще вся "слишком" для поставленной Основательницей задачи.
Иногда Нефрис забывает, что они все - единое целое. Ей кажется, что Лиенна - совсем чужая и далекая, и не близка ей вовсе.
Но все они - и Нефрис, и Лиенна, и даже маленькая Сафия, что беспечно играет с волшебным огоньком - части одной души.
И об этом никогда не стоит забывать.
Нарглторн
Скрипит старый энт, скребет ветвями по тающему снегу. Из старых ран-выбоин сочится смола-кровь, пропитывает землю, пахнет горько и терпко. Слабо дышит Нарглторн, древнее дерево, заживо гниет его тело, пораженное заразой.
Он с трудом открывает глаза - он слышит шаги. Неясно видит он небо, затянутое тучами, сияющую голову Окку и обведенные багровыми синяками глаза Пожирательницы. Она что-то шепчет ему - говорит про лекарство, говорит, что еще не поздно - Нарглторн тихо смеется, качая ветвями.
Он-то прекрасно знает, что от его болезни нет исцеления, кроме забвения.
Маленькая смертная не верит, пытается спорить - Нарглторн закрывает глаза, устало опускает ветви-руки. Вокруг стонет и кричит больной Эшенвуд, едва слышно дрожит земля.
Нарглторн знает - смертная вылечит лес. Просто знает и верит. И потому - засыпает спокойно. Лес в надежных, добрых руках, и он не боится за своих братьев и сестер.
Спокойной ночи, малыш. Пусть позолотит солнце твое лицо и боги услышат молитвы.
Быть может, за гранью - мы встретимся.
Спокойной ночи, малыш. Пусть звезды поют тебе по ночам, и хранят тебя духи-телторы снежных земель.
Спокойной ночи...
Нежность
Сплетенные пальцы, крыша "Вуали", волосы треплет ветер. Скажи кто-нибудь Ганну, что он будет испытывать что-то подобное - не поверил бы, засмеял.
Глаза Пожирательницы сегодня как никогда яркие и живые, в полумраке почти незаметны постоянные синяки под глазами и острые скулы. Вся она сегодня - живая и настоящая.
- Скоро ночь, - негромко говорит Пожирательница, смотрит на светящийся огнями Мулсантир. - Откроется проход на Теневой План, а что нас ждет там - я не знаю.
- Ты боишься?
- Я бы соврала, если бы сказала "нет".
- Я бы тоже.
- Ты со мной? - Ганну хочется по-привычке отшутится, но встретившись взглядом с Пожирательницей, шутка замирает, не доходя до губ. Ей нужен честный ответ - иначе не спросила бы.
- До самого конца.
Слова легкие, словно дыхание. И как никогда - честные. Произнеся их, Ганн понимает, что хочет вместе с Пожирательницей пройти сквозь всё - сквозь страхи и сны - и не важно, куда это их заведет.
И сердце тяжелеет от странной, туманящей разум нежности.
Ту же нежность Ганн видит и в ее глазах.