|
|
||
Ещё раз о ВОВ, напомнить о войне никогда нелишне. | ||
|
- Ой, плохо мне, плохо. Ой, плохо, доченька.
Женщина металась на постели в горячке, совершенно не замечая холода, всё норовя сбросить с себя старую потрёпанную шинель, дослуживающую свой век в качестве одеяла.
- Ну, что ты там возишься, Алевтина! Неси скорее, хоть чаем горячим напоим, - заворчала Макаровна.
Маленькая девчушка с предельной осторожностью принесла чайник.
- Чего телишься! Давай сюда!
- Я боялась пролить.
- А-а-а. Толку от вас, помощнички!
Женщина засуетилась над приготовлениям чая. Уж неизвестно чем она его заварила, настоящий чай-то, поди, дороже табака, но пахло вкусно.
- Лиза. Лизунь. А ну, давай, девонька, выпить надо горяченького. Скоро доктор будет.
Макаровна никогда не отличалась ласковым тоном, даже обращаясь к своим детям, а тут в её голосе вдруг возникли такие нотки, что они привлекли внимание больной больше чем сами уговоры. Действительно люди познаются в беде, ведь ни кто и не ждал помощи от грубоватой и вечно недовольной соседки, а тем более такие 'нежности'.
- Ну вот, молодца, давай пей, теплее будет. Ну что ты так смотришь? Думала старая дура совсем жалости не знает.
Скрипнула дверь.
- Михалыч, ты?! Доктора привёл? - окрикнула пришедшего Макаровна привычным черствым тоном.
- Да куда там! Они все в госпитале. Там после бомбёжки своих делов хватает.
- А ей что теперь, помирать?!
- Сказано, завтра зайдут. Раньше никак. И не ори на весь дом, ночь поди.
- Ох, уже ночь, а я до завтра, наверное, не отлежусь, - у Лизы вновь сквозь бред проскочило осознание реальности.
- Какой до завтра?! Тебе неделю лежать как минимум.
- Ой, Макаровна! А как же я на работу пойду?
- Ну, что делать-то, Михалыч?
- Отгул я ещё смогу оформить, а как с пайком быть не знаю.
- Алевтина, иди сюда. Ты теперь хозяйка, посмотри, как у вас с запасами.
- А что на них смотреть, нету их, дров вон только на день хватит.
- Это плохо, работать надо. Вот Витька, шельмец, сбежал пацан на фронт, а семью кормить кто будет?! Думал, мы тут не воюем! Каждый день воюем. За жизни свои воюем! И ранения вон от бомбёжек пострашнее фронтовых будут.
- Ну, это ты загнула, Макаровна.
- Да знаю, знаю. Просто мочи больше нет. Сил терпеть нету, Михалыч.
- Будет, тебе, хватит сырость разводить. Решать что-то надо.
- А давайте я пойду, - вмешалась Алевтина.
- Не понял! Куда пойдёшь?
- Ну, на работу, вместо мамы.
- Да ты что! Деточка. Какая с тебя работница? От горшка три вершка.
- Цыц, Макаровна, девчонка дело говорит. Тебе лет-то сколько?
- Одиннадцать будет.
- Ну что поделать? Пойдёшь мамке помогать. Только потом не хныкать, сама попросилась. Справишься?
- Справлюсь. Только вот как маму оставить? Кто за ней приглянет?
- Я Гришку пришлю утром, он у меня малой, но шустрый, присмотрит.
- Спасибо, Макаровна. Ну, Алевтина, значит, завтра с утра на проходной жду.
* * * - Дядя, Михалыч, а это что за станок?!
- Этот? Этот токарный. Вот смотри, это задняя бабка, это передняя, здесь заготовка в патрон вставляется, а если она длинная, то задняя бабка её торец поддерживает. Это лимб, потом покажу, как работает, а вот суппорт, тут резец вставляется, здесь коробка подач. Ты запоминай, повторять некогда будет.
- А я на лету схватываю!
- Ну и молодец! И кончай мне дядькать, зови просто, Михалыч, мы ж теперь коллеги. Поняла?
- Хорошо дяь... ой... Михалыч.
- Ну, вот, другое дело, пойдём, твоё место покажу.
- Оболтус, проходимец, ты что отца родного позоришь!
- Петюнь, ты чего шумишь?
- А как тут не шуметь?! Михалыч. Когда собственный сын под трибунал подвести хочет! У-у-у, бракодел!
- Да не могу я ваши железки строгать! Дайте мне винтовку, я на фронт пойду!
- Я тебе пойду, сопляк! Я тебе так пойду...
- Тише, тише, Петюнь, угомонись. Ну, видишь, нет у мальца таланта к этому.
- А куда мне его? На фронт хромым отправить?! Я же ни виноват, что он такой у меня уродился. Я же его не прячу от военкомов. Вон, за месяц по десять прошений пишет. А они...
- Да не кипятись ты. Давай так, нет у него к этому таланта, переведи его на другое место.
- А с кем же я его поменяю?! У меня все специалисты по сокращённой программе учились, это же мне его и другого переучивать надо. Кто возиться-то будет?
- Да остынь ты. Я ведь уже придумал. Дело говорю, а не так, балабоню.
- Ну?
- Лиза сильно приболела. Вот дочка её, за мать работать будет. Давай твоего на штамп, а она на токарку. Всё равно обоих учить. Я и займусь.
- Ты что, старый, совсем мозги вытекли, дитё за токарный поставить?!
- Да она твоего за пояс заткнёт! Помяни моё слово, передовиком станет. Спорим на ящик коньяка!
- Да откуда у тебя то цельный ящик, Михалыч?!
- А ты за меня не беспокойся, сам лучше похлопочи, чтобы у тебя был. Спорим?
- Спорим.
- Вот, другой разговор.
- Но, только после войны отдам.
- А, ну, тебя!
- Вот, твоя первая деталь, молодец, сама справилась, так что Петюню мы с тобой на коньяк разорим. Только не забывай, что каждая деталь должна быть сделана на совесть, но не должна доставаться как подвиг. Это просто наша работа, которую делаем каждый день, делаем для своих солдат, для победы, значит для всех и для себя. Короче, плохой с меня оратор, так что давай работать. Вот только ты теперь мастер, надо тебе клеймо своё придумать. Так заведено, каждый мастер своё клеймо на деталь ставит. Ты на все ставить не будешь, времени на это просто нет, но на эту детальку поставить можно, на память.
- А я уже придумала.
- Ну и умница.
* * * - Коробкин, ты что возишься?! Давай снаряд!
- Нету, товарищ лейтенант.
- Как нет? Ты что!
- Кончились.
- А этого, последнего 'Тигра', я что, голыми руками громить должен?! Гранаты давай!
- Кончились.
- Вот чёрт! У нас хоть что-то не кончилось?!
- Бойцов трое осталось, включая меня.
- Тваю... Спирт есть?
- Глоток, на зажигалку не хватит.
- Да чтоб... Он же на нас прёт! Что делать-то будем?
- Бежать, товарищ лейтенант.
- Я тебе дам бежать!!! Пушку бросить?! Под трибунал захотел?!
- Да какой трибунал! Нас без всяких трибуналов сейчас гусеницами передавят ко всем чертям!
- Снаряды давай!!!
- Да где я их возьму?!!
- Нашёл, товарищ лейтенант, нашёл!
- Пригнись, боец, совсем очумел! Ну и что с того, что у него тоже снаряды кончились, забыл, что у танка пулеметы есть.
- Вот, нашёл один, товарищ лейтенант.
- Только один?
- Он хоть один принёс, а от тебя, Коробкин, пользы вообще нет. Ты где его взял?
- У соседей, им он больше не нужен, - солдат показал на развороченные остатки пушки в воронке справа, - Жаль, больше не было.
- Давай заряжай. Видишь, как прёт.
- Не суетись, Коробкин, у нас только один шанс. Подпустим и прямой наводкой, - Лейтенант опёрся на корпус пушки, - Ну давай, Алевтина, не подведи.
* * * - Ну что, лейтенант, понимаю, не рассчитали мы, прорвался немец там, где не ждали. Сколько твоих осталось?
- Двое, товарищ полковник и только одно орудие уцелело.
- А, это твоя знаменитая Алевтина. Ты хоть скажи, за что её назвал так.
- Клеймо на одной из деталей стоит с именем Алевтина, первая буква в виде звёздочки.
- Это что за неуставщина? Какая-то из работниц на заводе не удержалась и автограф поставила.
- Да, нет, товарищ полковник, это клеймо мастера, раньше всегда ставили, просто сейчас времени нет, чтоб на это тратить. Наверное, это её первая деталь.
- А ты откуда знаешь?
- Я на фронт с завода ушёл.
- Надо же. Первая деталь, а так хорошо сработала. Наверное, надо и её наградить.
- Надо, товарищ полковник, её и всех остальных надо. Тех, кто снаряды делал, что я на учебном полигоне расстрелял, тех, кто мне ботинки пошил, тех, кто валенки катал, чтобы мы зимой ноги не отморозили, а сам потом босиком домой с работы...
- Ну, будет, лейтенант... Каждый приближает победу как может, у каждого свой фронт, и будет им всем награда - победа. Вот её мы для них и должны добыть. А про Алевтину твою я всё же справки наведу, ей награду за труд дать все-таки стоит, девчушка то совсем поди. Это и её победа.
|
|