Каждый сентябрь, в первой декаде Дмитрий Алексеевич Сергачев с женой выезжал на традиционную осеннюю ярмарку в один из ближайших райцентров. Выезжал не только для того, чтобы прикупить настоящих деревенских, а не импортных овощей и фруктов, но и просто побродить между рядами, полюбоваться чудесами огороднического искусства, выставленными на прилавках многочисленных ярко украшенных палаток. В это время съезжаются сюда и умельцы народных промыслов: резьбы по дереву, ткачества, лозоплетения. Привозят и многочисленные поделки из бересты - от небольших сундучков и коробов для хранения разных припасов, до целых берестяных картин. А иногда, если повезет, можно встретить и бусы или женский браслет из самого настоящего речного жемчуга, когда-то в изобилии добывавшегося в местных речках и речушках, а ныне почти исчезнувшего из нашего обихода.
В этом шуме, праздничной суете и толкотне ярмарки, когда голова уже идет кругом от изобилия товаров, красок, звуков, лица людей уже, практически, никто не замечает. Неудивительно, что и внимание наших героев привлекли вначале две совершенно очаровательные белые козочки, привязанные к заднему бамперу покрытой толстым слоем грязи и пыли пятидверной "Нивы".
- Ой, гляди какая прелесть! - восхищенно воскликнула жена Сергачева Ирина и протянула руку, чтобы их погладить.
К руке, с явным намерением облизать ее, тут же потянулись две умильные мордочки.
- Привет, сосед! - неожиданно услышал Дмитрий Алексеевич показавшийся знакомым веселый голос, - Бери сразу пару! Отдам по знакомству, со скидкой!
Лишь теперь он обратил внимание на владельца "Нивы".
- Полковник, какими судьбами? - Сергачев с удовольствием потряс двумя руками протянутую ему для приветствия руку.
- Да вот, "детишек" своих в свет, так сказать, вывез! - с едва заметной грустинкой в голосе отозвался его знакомый, - Жалко отдавать, да только нам с супругой столько коз уже ни к чему! А вы, никак, к зиме закупаться приехали?
Он приветственно снял с головы кожаную кепку и слегка поклонился Ирине.
- Все хорошеете? Сколько мы уже не виделись? Лет семь? А вы совершенно не изменились! Все такая же молодая, стройная!...
- Зато вы так изменились!... - Ирина не скрывала удивления. - Это скорее вам теперь можно комплименты отвешивать! И помолодели, и поправились...
Полковник сделал обиженное лицо, а Ирина смутилась.
- Да нет, не растолстели а, как бы сказать... набрали форму! Просто спортсмен, да и только!
Она замялась, видимо, не решаясь спросить.
- Вы сказали... с супругой... Она что, все-таки решилась переехать к вам?
- Ну да, как же! - усмехнулся Полковник. - Нет, ее из Москвы и танком не вытянуть! Разошлись мы с ней, давно уже... Считайте, как вы дачу продали да уехали, я через полгода и развелся! А еще через полгода снова женился!
- Экий ты быстрый! - удивился Сергачев, - Где ж это ты нашел такую "декабристку", чтобы в деревню переехала? Да еще в наше время!
- Да никуда она не переезжала! - рассмеялся Полковник, - Скорее это я к ней переехал! Если не сильно спешите, расскажу! История, доложу вам, почище пушкинской "Метели" будет! У меня, если помните, корни-то местные - бабка моя по отцу жила в той деревне, где у нас с вами дачи были. Отец после войны в Питер подался, а бабушка так до самой смерти и прожила там, в Малых Борах. Ну, а когда отец женился, да мы с сестрой на свет появились, так роднее места, чем бабулин дом у нас и не было! Каждое лето, а как постарше стали, да в школу пошли - так и все зимние каникулы проводили мы там...
ГЛАВА 1
=======
В Малые Боры Кублевичи перебрались из Белоруссии еще в гражданскую. От голода и разрухи, оставленных первой мировой да немецкой оккупацией, бежали. Здесь дед Дмитрий дом большой срубил, хозяйство завел. А когда колхозы организовывали, упорствовать долго не стал - одним из первых вступил.
Вскоре жизнь в селе стала понемногу налаживаться. Колхоз был крепким, народ - работящим. Да и председателем выбрали своего, местного - переезжать из района в такую глушь желающих не нашлось. Лен сеяли, коров держали, детишек растили... Считай, первыми во всей округе собственную школу открыли, а еще несколько лет спустя, в соседнем селе, в бывшей барской усадьбе - больницу. Там и больных лечили, и детишек рожали - в райцентр и ездить теперь было ни к чему. Небольшие крестьянские кооперативы, разбросанные по окрестным деревням, постепенно объединились в одно большое хозяйство, с центральной усадьбой в самом крупном из сел - в Поречье. Для молодежи отстроили клуб, а церковь, стоявшую на окраине рядом с кладбищем, поначалу хотели, было, закрыть. Да только старики со старухами бунт подняли:
"Мы вашей вере не мешаем - клуб, вона какой вам отгрохали! Чай, и мы помогали строить, и денег на него не пожалели! Вот и вы не мешайте нам верить в то, чему наши деды да прадеды учили - поздно нам веру менять! А уж как помрем, тогда и решайте, нужен вам храм Божий, али нет!"
И, хоть немало было горячих голов, особенно в районных властях, стремившихся поскорее закрыть, а то и совсем снести церковь, чтобы отчитаться да выслужиться перед начальством, но не получилось у них, побоялись недовольства людского.
Раз в неделю на выходные приезжал в деревню батюшка из райцентра. Службу служить, детишек крестить, да молодых венчать. Ну, с венчанием дело-то шло не очень. Молодежь все больше к комсомолу тянулась, да в кружки разные записывалась. Зато крестить детишек продолжали по-прежнему, доверяя, правда, это неодобряемое начальством дело своим дедам и бабкам.
Продолжалось такое "мирное сосуществование" почти до конца 30-х годов, когда батюшку неожиданно обвинили в подготовке контрреволюционного мятежа и арестовали. Процесс был открытым, а обвиняемому - удивительное для того времени дело! - даже выделили адвоката. И, нужно сказать, незаурядная личность молодого священника, его высокая образованность произвели на всех, присутствовавших на процессе сильное впечатление. Защитником он был представлен суду как представитель лучшей части русского духовенства - идеалист с чистой и светлой душой, проповедавший высокие моральные принципы и идеалы - пусть и религиозные! - и вносивший крупицу своих дарований в сокровищницу человеческой мудрости. В годы гражданской войны он по доброй воле и состраданию души в качестве брата милосердия перевязывал раны умирающим красноармейцам. А узнав, что священник еще и является автором нескольких книг об истории родного края, его защитник не преминул упомянуть и об этом факте, как о примере бескорыстного служения просвещению простого народа. Но все эти доводы оказались тщетны, и хотя защитник призывал судей к справедливости и милосердию, после долгого совещания батюшка был приговорен к расстрелу.
После этого службы в церкви прекратились, и она была закрыта вплоть до середины 60-х годов. Старинные иконы, во множестве украшавшие стены церкви, как и священные книги, были разобраны старушками по домам и бережно хранились там до лучших времен. А до этих времен, как оказалось, было еще очень далеко. Совсем скоро на страну обрушилась новая беда - началась война...
ГЛАВА 2
=======
Война, хоть и обошла деревню стороной - боев здесь никаких не было, бомбы и снаряды не падали, да и оккупанты не добрались до нее, затерянной среди болот и лесов - однако собрала свою немалую жатву и с жителей Малых Боров. Из почти полусотни ушедших на фронт мужиков, домой вернулись лишь четверо. Не минула скорбная чаша и семью Кублевичей. Сразу троих своих мужиков отдала Василина той великой Победе - мужа и двух старших сыновей. Остался у нее только самый младший - Мишка-Мишутка, которому к началу войны едва исполнилось 12 лет. После войны оставлять его в деревне Василина не захотела, и как только окончил он 8 классов, отправила к своей двоюродной сестре в Ленинград. Там Михаил поступил в ФЗУ, а окончив его, устроился на работу на Ижорский завод, а вскоре и женился. С детьми молодая семья тянуть не стала, и уже через три года обзавелась погодками - дочкой и сыном.
Первый свой путь в бабушкину деревню Сергей хоть и не мог запомнить по малолетству - было ему от роду всего 2 месяца - однако знал его наизусть из рассказов отца с матерью. Все шесть километров от центральной усадьбы по "каменнику" - выложенной из булыжников пленными немцами дороге - он проделал на отцовских руках. Трясти малыша по камням в телеге, на которой приехал встречать их бабушкин двоюродный брат, мать Сергея не позволила, и отцу пришлось взять его на руки и так нести до самой деревни. "И ведь ни разу не захныкал!" - вспоминал со смехом каждый раз отец, рассказывая об этом путешествии, - "Только пыхтел, как маленький паровозик, да все плевался - вот, мол, как мне не нравится ваша поездка!" С той поры каждое лето, а как стали они с сестрой школьниками - и все зимние каникулы - проводили они в Малых Борах. Детей в то время в деревне обитало много. В основном, разумеется, это были местные ребятишки, но немало приезжало и из больших городов, куда, как и отец Сергея, их родители перебрались после войны.
Развлечений здесь тоже хватало в избытке. Да и можно ли сравнить степенную и ограниченную многочисленными запретами жизнь в городе с деревенской вольницей! Рыбалка, походы в лес за грибами и ягодами, купание в огромном, как им тогда казалось, сельском котловане, образовавшемся на месте старого глиняного карьера. Зимой же и вовсе наступало раздолье! Тут и Новый Год, и Рождество, с непременным колядованием и сопровождавшими его не всегда невинными проказами - то дверь кому-то оглоблей подопрут, то поленницу дров растащат по всей улице. Нельзя сказать, что проказы эти оставались безнаказанными, но память детская коротка, и вскоре все повторялось вновь...
Став немного постарше, стали бегать в клуб в центральной усадьбе на танцы. Вначале - просто поглазеть, а затем и сами уже "женихаться" стали. Но если у сестры Сергея от кавалеров просто отбоя не было, то сам он долгое время сторонился девчонок и бегал от них, как черт от ладана. А они, заметив его стеснительность, вели себя все нахальнее, не упуская малейшего случая задеть "городского недотепу". Лишь четырехлетняя Полинка - дочь бабушкиной соседки Валентины - сочувствовала ему.
- Ты, Селёзка, не плаць из-за этих дулоцек! - смешно картавя, успокаивала она своего дружка.
- Да я вовсе и не плачу! - сердито отзывался он, - Это только вы, девчонки, чуть что - сразу в слёзы! А мы, пацаны, никогда не плачем!
- Ну, не знаю! - с детской непосредственностью, рассудительно возражала она, - Бабушка всегда мне так говолит - не плаць, Полюска, найдем мы тебе зениха! А мне никакой зених вовсе и не нузен! У меня узе ты есть, плавда?
Она вопросительно заглядывала в глаза Сергею и, убедившись, что тот не возражает, уверенно добавляла:
- Вот выласту - зенюсь на тебе!
- Глупая ты еще! - смеялся Сергей, - На мальчиках не женятся! Это они женятся, а за них выходят замуж!
- Ну, тогда я за тебя замуз выйду, ладно?
- Ладно, ладно, выйдешь, невеста ты моя писанная... Пошли лучше рыбу ловить!
- Никакая я не описаная! - возмущалась Полинка, - Влёс ты всё! У меня вот и тлусики совсем сухие - мозес посцюпать! А будес длазниться, я на лыбалку с тобой не пойду!...
Шло время, взрослели дети, взрослел и наш герой, и все меньше времени оставалось у него на прежние деревенские забавы. Да и приезжать уже так часто не получалось - нужно было готовиться к выпускным экзаменам, а там - и к поступлению в институт. Куда поступать, Сергей решил давно. Еще в девятом классе их возили на экскурсию в Кронштадт, где у причала стояла списанная, сохранившаяся еще с войны "щука". Облазив все закутки и отсеки старой лодки, он тогда твердо решил: "Буду подводником!" И, хоть мать всячески возражала против такого выбора, отец его поддержал, искренне считая, что это самая мужская профессия и есть.
Когда у человека есть в жизни цель, и он всячески стремится ее достичь, успех непременно придет. В училище имени Михаила Фрунзе Сергей поступил легко, сдав вступительные экзамены на одни "пятерки". Так же легко, как могло показаться со стороны, он прошел и все обучение, окончив училище с отличием и получив назначение на один из атомных подводных ракетоносцев Северного флота. Однако к месту службы отбывал Сергей уже не один, а с молодой женой. Да это было и не удивительно - выпускники военно-морских училищ в то время считались завидными женихами, а на регулярно устраивавшиеся в огромном актовом зале училища танцы, собирались девицы со всего города. На одном из таких вечеров познакомился Сергей и со своей будущей избранницей - студенткой Института культуры. Ольга была из семьи старых питерских интеллигентов, всю жизнь проработавших в одном из музеев города. Неудивительно, что и дочь они тоже решили направить по своим стопам, пристроив ее по старым связям на факультет искусствоведения.
Ее дружбу с Сергеем, и последовавшее замужество родители Ольги не одобряли. "Будешь всю жизнь мотаться по гарнизонам да военным городкам! Какая уж там культура или искусство! Мало что ли у вас в институте приличных юношей?" Но юность, как правило, к родительским советам прислушивается мало, да и Ольга, зная настойчивый характер Сергея, его успехи в учебе, была уверена, что он сможет высоко подняться по карьерной лестнице и найти себе место где-нибудь в штабе в Ленинграде, или - чем черт не шутит! - в самом Министерстве, в столице! И поначалу казалось, что так оно и будет. Сергей быстро продвигался по службе и вскоре уже стал заместителем командира лодки. Две успешные "кругосветки" украсили его мундир орденами Красной Звезды и Красного Знамени. Но тут затеянная в стране перестройка вначале поставила под сомнение, а затем и вовсе свела на нет все надежды Ольги на переезд в одну из столиц. Военно-морской флот, как и вся Советская Армия, стали быстро приходить в упадок, в службе преобладал карьеризм и кумовство, а те, кто, как Сергей, служил на дальних окраинах родины, оказались попросту забыты в своих далеких гарнизонах. Квартиры им уже никто не выделял, и про переезд на "материк" теперь говорили лишь как о несбыточной мечте.
Впрочем, на скопленные за годы службы деньги Сергею удалось купить двухкомнатную кооперативную квартиру в одной из новостроек Москвы, и в конце 80-х Ольга, забрав с собой дочь, окончательно переехала туда. Но перед отъездом у них с Сергеем состоялся серьезный разговор, во многом определивший судьбу всех их дальнейших отношений...
- Ребенку нужно учиться в нормальных условиях, а не в вашем дурацком городке! Здесь же и учителей приличных нет! - возмущенно выговаривала Ольга мужу, пытаясь оправдать свой переезд.
Он соглашался, подспудно понимая, что во многом она, вероятно, права.
- Ничего, еще лет шесть-семь, и я смогу уйти в отставку и тоже переберусь к вам! - успокаивал он жену.
- К нам? В отставку?! Ну, и кому ты там будешь нужен со своей нищенской пенсией?...
Первое время после отъезда семьи Сергей еще как-то держался, но затем понемногу стал, как и многие из остававшихся в городке офицеров, прикладываться к рюмке. Может, так и спился бы окончательно, не подоспей другая напасть - стал он вдруг быстро терять в весе. Да так, что уже ничего из прежней одежды надеть не мог - хоть заново все покупай!
Обратили на это внимание и его сослуживцы.
- Сходил бы ты, Серега, что ли в санчасть, проверился! Ну, может анализы какие-нибудь сделают... - посоветовал ему командир, - У меня так знакомый один с язвой добегался до того, что едва успели вертолетом на операцию в Мурманск добросить!
В медсанчасти, однако, ему ничего толком сказать не смогли, и от греха подальше отправили сразу в город. Целый месяц провел Сергей в госпитале, сдавая какие-то анализы, принимая незнакомые лекарства непонятного назначения... И лишь к концу лета его пригласил к себе в кабинет главврач.
- Что тебе сказать, каперанг, - не глядя в глаза, начал он разговор, - Служба у нас - сам знаешь! Условия... Ну, какие тут условия? Заполярье - оно и есть заполярье! Тут и своей-то радиации хватает, а ты еще и на атомоходе служишь! За эти годы, небось, нахватался "рентгенов" по самые...
- Хотите сказать, что у меня лучевая болезнь, белокровие? - похолодев от догадки, прямо спросил Сергей.
- Ну, ты, Сергей Михайлович, паниковать-то не спеши! Чай, не институтка, а офицер! Так уж сразу и белокровие... - поспешил успокоить его главврач, - До белокровия еще, пожалуй, далековато! Но задуматься, все-таки, стоит...
- А что значит - задуматься? - попробовал уточнить Сергей, - В чем это конкретно должно выражаться?
- Ну, там, мясо покупать почаще, печенку говяжью, колбасу сырокопченую... Еще бы неплохо на курорт съездить отдохнуть, на диетах посидеть, водички минеральной попить... Не на юг, конечно! Лучше в Прибалтику или Закарпатье - там замечательные санатории!
Сергей невесело усмехнулся:
- Извините, товарищ генерал, вы сами-то слышите, что предлагаете? Какая Прибалтика, какое Закарпатье? Они уже третий год, как заграницей стали! А печенку говяжью или колбасу сырокопченую вы давно у нас в магазинах видели? Хек мороженый - и тот по талонам!
Главврач, поняв, что сморозил глупость, покраснел и опустил взгляд:
- Извини, брат, не дело советую... Все забываю, в какое время живем! Ты, вот что... У тебя из родных есть кто в деревне? Ну, в сельской местности? Лучше поближе к нашему региону - чтобы климат не сильно отличался! На Вологодчине, Псковщине или, там, под Новгородом, скажем... Можно, конечно, и в Ленинградской области, только поближе к югу - на севере, возле Карелии мрамора много. А он, сам знаешь, тоже "фонит" так, что мало не покажется! Вобщем, чего там ходить вокруг да около... Списывайся-ка ты с флота, если хочешь пожить еще хотя бы с десяток лет! Это я уже тебе даже не как врач, или старший по званию, а просто как старший товарищ советую!...
Так капитан первого ранга Сергей Кублевич в свои неполные 40 лет из действующего офицера-подводника перешел в ранг офицеров запаса. А проще говоря - в "отставники"...
ГЛАВА 3
========
Дмитрий Алексеевич привстал с предложенного ему Полковником складного стульчика - сам он устроился на пороге приоткрытой двери своей "Нивы" - и огляделся, разыскивая взглядом жену. Это, впрочем, оказалось совсем несложно. Отчасти, из-за далеко заметной ярко-голубой стеганой спортивной куртки и такой же ярко-голубой шапочки, которые были на ней, отчасти - оттого, что догадывался, куда она могла направиться. Так и оказалось - знакомые курточка и шапочка быстро отыскались среди столиков и палаток, украшенных надписью "Изделия народных промыслов".
- Волнуешься? - добродушно улыбнулся Полковник.
Такой прямой вопрос заставил Сергачева смутиться, и он лишь молча кивнул, а Полковник, заметив это, рассмеялся:
- Да, ладно! Я и сам, когда надолго оставляю своих, тоже переживаю - как там они без меня?
Услышав о неких "своих", Дмитрий Алексеевич вспомнил о вопросе, который уже давно вертелся у него на языке:
- Ты, вот, сказал, что с первой женой развелся и женился на ком-то у себя в деревне... А на ком, если не секрет? Наверное, и дети уже есть?
- Дочка, пятый год пошел! - широко улыбаясь, гордо похвастал Полковник, - Василинкой, в честь прабабки назвали! А женился...
- Это не козлята, а козочки, мадам! К тому же не мои - у них свои папа с мамой имеются! - пошутил Полковник.
Он нагнулся к покупательнице и доверительным шепотом, но так, чтобы слышали и окружающие, добавил:
- И, поверьте, значительно породистее меня!
Женщина недовольно отодвинула его рукой и повторила свой вопрос:
- Так сколько вы за них хотите?
- Прошу по три с половиной, но вам готов уступить рублей пятьсот! Вижу, вы в этих... в козлах, вобщем... хорошо разбираетесь!
- Хам! - возмутилась дама и быстрой походкой удалилась.
- Совсем плохо у людей с юмором стало! - огорчился Полковник, - Да... так о чем это я тебе рассказывал? Ах, да, о женитьбе... Я ведь, как ушел в отставку, к родителям в Питер решил не возвращаться. Жалеть начнут, сочувствовать... А мне все эти сопли и слезы тогда совсем не нужны были! Вообще никого видеть не хотелось! Ну, и чисто по-житейски - куда там еще и я бы воткнулся? У них обычная стандартная "трешка" на Пионерстрое, а там - и родители, и сестра с семьей... Народу - и без меня не протолкнуться!
- Постой, - удивился Сергачев, - ты ведь говорил, что в Москве кооператив двухкомнатный построил! При чем здесь родительская квартира? Ехал бы к своей, законной...
- К "законной", говоришь? - Сергей недобро усмехнулся. - Ну, да, все правильно! И жена была законная, и квартира тоже... Я ей еще из госпиталя звонил: "Всё, мол, списываюсь на берег! Встречай, любимая, с цветами на вокзале!..." А она мне ласково, так, нежно: "Ну, зачем тебе ехать сюда? Москва - город большой, шумный, жизнь здесь тяжелая, всё на нервах! Да и дорого здесь всё, а тебе сейчас, наверное, питание хорошее требуется, отдых... Может, поживешь пока у своих?"...
Полковник замолчал, пристально глядя куда-то себе под ноги. Сергачев достал из кармана сигареты, закурил, протянул пачку Полковнику. Тот встряхнулся, посмотрел на пачку, потом на Сергачева:
- Нет, все нормально, проехали! А курить я бросил давно - как приехал в деревню!...
Разговор с женой расставил все точки над "и". После того, как она достаточно прозрачно намекнула, что как мужчина он уже не представляет для нее интереса, Сергей понял, что семьи у него больше нет. Возвращаться в Питер он тоже не хотел. Ежедневно выслушивать причитания матери - "Я ведь говорила - не лезь ты в эти подводники!" - ловить сочувственные взгляды сестры и отца, никакого желания не было. К тому же там, у родителей и без него уже набралось слишком много народу для малогабаритной "трешки". Оставалось одно - бабушкин дом. "В конце концов, какая разница, где доживать!" - решил он, и прямо с Финляндского вокзала отправился на Витебский, откуда, вначале на электричке, а затем пересев в райцентре на автобус, можно было добраться до родной деревни. К выводу, что ему осталось только "доживать", и, похоже, не так уж и долго, Сергей пришел еще в госпитале, вытаскивая из своей расчески очередной пучок волос. А к тому времени, когда он появился в Малых Борах, голова уже стала совершенно гладкой.
В деревне его приезду никто особо не удивился. Да и удивляться, впрочем, было некому - большинство стариков, как и бабушка Василина, давно отправились в мир иной, их дети, знавшие Михаила и его семью, состарились и вряд ли помнили младшего Кублевича. А сверстники самого Сергея по большей части переехали либо в крупные города, либо в райцентр, где еще можно было отыскать хоть какой-то источник заработка. Так и получилось, что приезд его остался почти незамеченным немногочисленными местными жителями, а дачники, составлявшие теперь большинство населения деревни, и вовсе не обращали внимания на вновь прибывших. Мало ли к кому, и какие знакомые приезжали погостить да пожить недельку-другую на природе, порыбачить, поохотиться, или просто позагорать и вдоволь накупаться в неширокой, удивительно чистой речке с красивым названием Снежка!
Несмотря на то, что родители давно уже не приезжали в деревню, в доме сохранился относительный порядок: в комоде стопками лежало аккуратно сложенное постельное белье, в стареньком серванте, привезенном когда-то давно отцом Сергея, хранилась посуда, а в стоявшем на кухне большом шкафу - достаточное количество всевозможных кастрюль, сковородок и прочей кухонной утвари. Вот только газовый баллон оказался совершенно пустым, но это обстоятельство Сергея огорчило не сильно. Первое время он мог готовить и на стоявшей в кухне обычной дровяной плите, а там, глядишь, и баллон удастся заправить.
Первую зиму Сергей отзимовал без особых трудностей. Выходного денежного довольствия, полученного при увольнении, с лихвой хватило и на то, чтобы прикупить у местных жителей кое-какие припасы, и на то, чтобы заплатить братьям-близнецам Семёнихиным за заготовленные ими дрова. А там уже и пенсия стала приходить - для деревни, давно не видевшей "живых" денег, и существовавшей только на крохотные пособия, да мизерные пенсии доживавших свой век стариков - деньги просто баснословные! Прознав об этом, к Сергею повадились, было, наведываться в гости местные пьяницы, однако он держался с ними строго, а денег давал только за выполненную работу. Впрочем, большую часть работ по хозяйству он выполнял сам, постепенно привыкнув и даже приохотившись к этой нехитрой деятельности, отвлекавшей к тому же от постоянных нелегких мыслей о своей незадавшейся жизни.
Простая здоровая жизнь, натуральная пища и свежий воздух, так разительно отличавшийся от того, ставшего ему за годы службы привычным душновато-влажного, с отчетливым металлическим привкусом воздуха лодки, как и предполагал в госпитале главврач, оказали на него самое благоприятное воздействие. Ремень на брюках уже не приходилось затягивать на последнюю дырочку в опасении, что они спадут прямо на ходу, на немного округлившихся щеках землистую серость сменил легкий, но уже вполне заметный румянец. Лишь настроение не менялось и, казалось, уже не изменится никогда.
Держался он особняком, отношения с местными жителями поддерживал только по необходимости, ни с кем, впрочем, ни в какие конфликты не вступая. Своей сдержанностью, если не сказать строгостью в поведении, усердием и трудолюбием, да еще и полным воздержанием от спиртного - явлением для деревни крайне редким, исключительным - он заслужил глубокое уважение у местных старух и легкую неприязнь их мужей и сыновей, за глаза прозвавших его "старовером". В лицо же его именовали просто Полковником. Называть Сергея по имени-отчеству казалось сельчанам неуместным в силу не слишком солидного возраста. Выговорить полностью его звание, как, скажем, у местного участкового - "лейтенант!" - было сложновато. Не позовешь ведь просто: "Эй, капитан первого ранга!" Непременно придется добавлять "Товарищ..." А тут уже, вроде бы, оклик "эй!" становится совсем непозволительным... Ну, а принятое на флоте короткое, как приказ, "каперанг" - и вовсе казалось им корявым и неблагозвучным! То ли дело Полковник - и понятно, и уважительно!
По весне Сергей решил посадить огород - благо земли у бабушки хватало. На рассаду попросил мешок картошки у соседки - бабки Федосьевны, которая самого его не помнила, зато хорошо помнила не только его отца Михаила, но и бабушку Василину. Критически оценив его болезненный вид, соседка заметила:
- Картошки-то я тебе дам! Небось, не жалко! А кто же тебе, милок, огород-то вскопает? Ну, посадить ты еще сможешь, а вот с лопатой... Сходи-ка ты к близнятам, к Семёнихиным! У них и лошадь имеется, и плуг. За бутылку они тебе не только весь огород вспашут - черта лысого с луны сымут! Только заране им пить не давай! Опосля того работники с них уже никакие!
Послушав совета Федосьевны, он позвал братьев Ваську и Леньку, и за две бутылки самогонки, купленной здесь же в деревне, они мигом перепахали ему не только "ближний", находившийся перед домом огород, но и "задний" - огромный, соток в двадцать, располагавшийся уже за оградой дома.
На следующее утро, едва взошло солнце, Сергея разбудили жалобные причитания под окном выходившей к улице кухни:
- Хозяин, Полковник, отец ты наш родной! Ну, поимей жалость, не дай помереть! Налей хоть граммулинку, хоть наперсточек!...
Удивленный, он выглянул из окна и не удержался от смеха - прямо под окном, на сырой от ночной росы траве в грязных ватниках развалились оба брата и, подперев руками головы, покусывая зажатые в зубах травинки, лениво и монотонно, словно певчие в церковном хоре, повторяли одну и ту же фразу: "...хоть граммулинку, хоть наперсточек!..."
ГЛАВА 4
========
По осени, когда картошка была уже выкопана, с яблонь, груш и слив убраны плоды, а дачники постепенно потянулись назад в города, к Сергею неожиданно заглянул сосед.
- Привет, отшельник! - весело поздоровался он, - Гостей принимаешь?
- Хорошему гостю и хозяин всегда рад! - в тон вошедшему ответил Сергей, - Чайку? Чего покрепче - знаете, наверное, - не держу!
- Да нет, я, собственно, на минутку! Домой уже собираемся, рассиживаться некогда! Тут вот какое дело... Ружьишко хотел тебе предложить! Хорошее ружье, ижевское, двадцатка "вертикалка"! Тесть охотой увлекался, пока жив был...
- А сами чего ж?... - спросил Сергей. - Оставили бы себе! Какой смысл продавать? Все равно дороже не продадите, а дешевле не купите!
- Так я не большой любитель этого дела! - пояснил сосед. - Можно сказать, совсем не любитель! Да и когда мне охотиться? Бываем мы здесь только летом, когда охота закрыта. Да и вообще собираемся дачу продавать. Хотим подыскать что-нибудь поближе к дому, чтобы можно было и на выходные съездить, да и зимой на пару деньков заскочить, на лыжах покататься...
Сергей взял ружье, внимательно осмотрел его - судя по всему, прежний хозяин относился к оружию с большим вниманием и любовью. Даже спустя столько времени, оно выглядело совершенно новым. Стволы были тщательно вычищены, затвор смазан, и даже цевье до блеска натерто защитным воском.
- И сколько за него просите?
- Да сколько не жалко будет! - ответил сосед, - В деньгах мы особо не нуждаемся, а не продать - будет валяться где-нибудь на антресолях, пока милиция не заберет... У меня ведь и охотничьего нет!...
Так у Полковника появилось ружье, а с ним и новое занятие на осень и зиму. К охоте он пристрастился быстро, хотя и не сказать, чтобы особо удачлив был. Да он, пожалуй, и не стремился к охотничьим успехам, больше наслаждаясь лесными прогулками, да окружавшей тишиной. Впрочем, если иногда удавалось подстрелить небольшого кабанчика или глухаря, то это служило приятной добавкой к его довольно однообразному рациону. В один из таких осенних дней, возвращаясь с этой не то прогулки, не то охоты, Сергей встретил у калитки своего дома старуху Федосьевну с литровой банкой молока и эмалированной миской, прикрытой сверху салфеткой.
- Где ж это ты так допоздна гуляешь? - поинтересовалась она, - Да еще под дождем! И так-то весь из себя больной, только простыть и не хватает! Кто тогда за тобой ухаживать-то будет, милок? Нашел бы себе, что ли, бабенку какую!
- Да где ее тут в деревне найдешь? - приветливо улыбаясь соседке, спросил Сергей.
- А своя-то где? Али не был еще женат?
- Моя?... - неожиданный вопрос испортил сложившееся за день хорошее настроение, возвращая к мыслям о прошлом, - Далеко она, баб Катя, в Москве!
- Ну, так и ехал бы к ней в Москву, али ее сюда привез бы! Чего бобылем-то сидеть! - удивилась Федосьевна.
- Нет, сюда она не поедет - чем ей тут заниматься? Не коров же пасти! Да и мне в Москве делать нечего! Тут и воздух чище, и жизнь поспокойнее будет...
- Чтой-то рано ты, милок, о спокойной жизни задумался! Тебе сколь годков-то будет? Сорок три? А выглядишь на все шестьдесят! Я, кстати, тебе молочка принесла и творожку немного. Глядишь, и здоровья поболе будет!
- Да, не стоило беспокоиться! - попытался возразить Сергей, - Я у Федотовых постоянно молоко беру - мне хватает!
- Тожить, сравнил хрен с пальцем! - неожиданно обозлилась Федосьевна, вызвав у Сергея удивленную улыбку.
Про острый язычок старухи в деревне знали все, но Сергею еще не доводилось слышать от нее подобных выражений. Она же, не обращая внимания на его реакцию, продолжила:
- У Федотовых он берет! У Федотовых молоко-то коровье! Нет, худого ничего сказать не могу - молоко хорошее, но для здоровья вовсе даже бесполезное! А моё - с под козы! В нем силы лечебной знаешь сколь? Мне не веришь - любую книжку медицинскую почитай! Говорят, даже от рака помогает! Я бы, может, и раньше тебе носила, да только коза у меня обнаковенная, беспородная. Молока совсем мало дает, литр-полтора в день. А куды ж с него и попить, и творожку наготовить? Вот и приходится на творог собирать молоко дня три, а то и все четыре! Тебе бы самому козочку завести, да хорошую, "анненскую" - быстро бы на ноги стал! Глядишь, и девки сами набежали бы!
Сергей, не выдержав, рассмеялся:
- Да на кой леший мне эти девки!
- Э, не скажи, милок! - горячо возразила Федосьевна, - Я, уж на что старая, а и то, бывает, вспомню своего мужика - уж он-то горяч был до девок!
Тут, сообразив, что сболтнула лишнего, она растерялась, было, но затем, не выдержала и весело рассмеялась:
- Эк, куда меня занесло с молодым-то мужичком беседы разводить! А ты говоришь - девки без надобности! ... А про козу я вот что тебе скажу. Была у нас такая старуха, Панкой звали. Может, слышал? Возле почты они жили ... Ну, Панины, должен был слышать, как же! Дочка с мужем у ней в бане угорели, а она с внучкой-то вдвоем и осталась. Так вот, она-то как раз и держала таких коз, цельных пять штук! А каждая коза литров по семь молока в день давала, вот! И на продажу хватало, и даже в местную больницу у ей приезжали брать, если кто тяжелый к ним попадал. Ну, там "беркулез" или после какой операции... А как померла Панка, так ее внучка коз забрала к себе. Она, как замуж вышла, так к мужу перебралась, в Замошье.
![[]](/img/b/bystrow_w_i/rasskazhimneosebe/rasskazhimneosebe.jpg)