Стало ясно: Тамара Николаевна Векшина опять застукала своего мужа с Нелькой.
Сцена расправы над неверным Василием давно утратила первоначальный к себе интерес, поэтому жильцы коммунальной квартиры потянулись в коридор без особого энтузиазма.
Уворачиваясь от ударов, сухопарый и юркий Василий норовил вырваться кухни, где, собственно бес его и попутал. Однако миновать жену, стоявшую в дверях, было практически невозможно.
Василий, оглядываясь, отступил в глубь плацдарма, выманивая противника на себя. Маневр удался. Выскользнув в коридор, Василий понесся к выходу и, сдернув с вешалки пальто и кепку, был таков.
Постояв в растерянности, бедная женщина переключилась на Нельку.
- Где эта тварь?! - вскричала Тамара Николаевна.
Нелька же в самом начале скандала, можно сказать, в первые его мгновения благоразумно исчезла за дверью своей комнаты.
--
Выходи, паскуда! - барабанила Тамара Николаевна в запертую дверь. - Я все равно тебе пакли повыдираю!
Про пакли - это, конечно, к слову, потому что у Нельки были тяжелые, немного волнистые каштановые волосы, которые роскошно лежали в высокой прическе или просто на плечах. И вообще, Нелька была красавицей и волновала кровь всему мужскому населению квартиры, включая подростков.
(Последним особое огорчение доставляло устройство ванной комнаты, у которой не было окна в смежной с туалетом стене, тогда как в остальных квартирах дома такое окно имелось.)
--
Я тебе устрою! - не унималась Тамара Николаевна. - Ты на всю жизнь запомнишь, как чужих мужей уводить!
Насчет "уводить" - это тоже к слову. Впрочем, непонятно, отчего Нелька иногда позволяла Василию зажимать себя в углу.
У старушки были большие светлые глаза и голубые прожилки на скулах.
--
Ей же все равно. Вы ведь знаете: у медсестер - привычка к чужим страданиям. Особенно у тех, которые на "Скорой" работают. Оставьте вы ее. У людей все-таки праздник!..
--
Ну да, праздник, - Тамара Николаевна обернулась к соседям гневным лицом. - У людей праздник!
И вдруг, обмякнув, всхлипнула:
--
А у меня?
"Нехорошо, конечно, вышло, - думала Нелька, повалившись на застеленную кровать. - Вроде бы только-только с Тамарой помирились после прошлого раза. И - на тебе: снова - здорово!"
Нелька уткнулась лицом в подушку.
"Дура я, дура!.. А этот - тоже хорош! Губу прикусил, левую грудь оцарапал... В следующий раз по мордасам получит!.."
Она встала, подошла к старинному, бабушкину еще трельяжу, потрогала припухшую губу.
--
Точно по мордасам получит, - произнесла она вслух и сама себе улыбнулась.
Пока Эсфирь Лазаревна вела рыдающую Тамару по коридору, заговорил Семенов, высокий, лет сорока мужчина со спокойным лицом:
--
Вы бы, Эсфирь Лазаревна, внука своего хоть ради праздника уняли. Вчера он опять допоздна на фортепиано упражнялся.
--
А что я могу поделать? Ребенок растет гением...
--
Ну, хоть сегодня пусть отдохнет, - поддержал Семенова студент-вечерник Миша, - так голова кругом идет.
--
Хорошо, хорошо, - поморщилась Эсфирь Лазаревна . - Он, кстати, сегодня, Вадим Георгиевич, с вашим сыном куда-то идет. Надеюсь, все обойдется без эксцессов, не так, как в прошлый раз?
"Действительно, сколько можно?" - подумал сын Семенова Олег, делая для матери вид, что читает.
Кстати, утром он первый выбежал на крик, а его, как дитя малое, родители увели в комнату, хоть он и упирался. Обидно. Все-таки скоро 14 лет!
"Да, не забыть наврать ребятам, что все видел... Ну, как Василий голую Нельку всюду хватал... Хотя нет, не поверят: почему голую-то? Значит полуголую..."
И Олег представил, как разгорятся у Эсфириного Борьки глаза, когда он будет врать.
"Ничего, пусть помучается, а то он, кроме музыки своей, ни в чем не смыслит...
Вот и тогда, на пруду в Сокольниках... Пока мы купались, он на траве сидел - плавать-то не умеет. Прибилась к его берегу какая-то лодка дырявая. Ну, он, наверно, себя мореходом и представил: ногой в борт посудины уперся, ладонь козырьком к глазам приложил... Стоит так и вдаль улыбается.
А посудина все в даль отъезжает, отъезжает... Мы ему кричим: "Убери ногу, придурок!" А он не понимает, в чем дело, только улыбается. Понял, когда ноги разъехались так, что вместе не собрать. Задергался и, ясное дело, мордой в тину. Чуть не захлебнулся - еле успели до него добраться. А там, между прочим, не то что колено - по щиколотку было! Ну, не придурок?!
А когда домой вернулись, Эсфирь во всем меня обвинила.
Да если б не я, его бы в милицию десять раз забрали! Он же всю дорогу блевал, все метро уделал...
Ладно... Мы люди не гордые, переживем...
Все-таки Борьку жалко. Надо его к жизни приучать.
Вот Витька приедет, Пашка с демонстрации вернется..."
--
А на демонстрации наш Павлик будет вручать цветы. Знаете кому?
Тамара Николаевна уже успокоилась и, потчуя Эсфирь Лазаревну чаем с мармеладными дольками, пребывала в соблазне сообщить о деле почти государственной важности.
--
Так знаете, кому?
Глаза у нее заблестели, и она прошептала:
--
Товарищу Капитонову...
Эсфирь Лазаревна, вскинув руки к груди, отпрянула назад, будто ей показали жабу.
--
Что вы говорите?! Не может быть!
--
Да вы сами увидите по телевизору. Как только парад закончится, их и запустят.
--
Томочка, это очень хорошо. Поверьте, очень. У мальчика может быть большое будущее. Не то, что... Я вам скажу так: я не в восторге от дружбы наших ребят с Семеновым, с Олегом то есть. Какой-то он... Не знаю, как выразиться...
Эсфирь Лазаревна смолкла, отпила чаю.
--
А Виктор? - сделала она большие глаза. - Я вас умоляю!..
--
Ах ты, Боже мой! Сейчас Виктор приедет, а мы все спим! Лиза! Лизавета! Просыпайся уж, соня!
Вскоре из угловой комнаты, следуя одна за другой, появились сестры Павлищевы. На вытянутых руках каждая несла по ночной вазе. Сестры были однояйцевыми близнецами, из-за чего не каждый из жильцов квартиры мог отличать Елизавету от Александры.
Кажется, это не получалось даже у Виктора, их племянника, в котором старушки души не чаяли. Хотя, вполне возможно, что Виктор их различал, даже скорее всего, но не признавался в этом из вредности.
Был он сыном их младшей сестры, родившейся в 1925 году у немолодой вдовы от сотрудника ГПУ товарища Носкова. Родство с товарищем Носковым спасло впоследствии дворянское семейство от многих бед. Жил Витя с родителями в Ховрино, но тетушек навещал регулярно.
--
Павлищевы встали, - сказала Тамара Николаевна, прислушавшись к шагам в коридоре. - Шаркают с горшками к туалету. - Кстати, - оживилась она, - вы знаете: им до революции вся наша квартира принадлежала.
--
Да, да, я о чём-то таком слышала... И еще о том, что они ни разу замужем не были.
--
При мне точно не были: я здесь с рождения живу... Сколько сейчас? - забеспокоилась Тамара Николаевна.
--
Десять?
Она нажала на кнопку телевизора. Через пару минут комнату заполнил бой кремлевских курантов и следом прокатилось: "Пара-а-а-д! Сми-и-рно!"
--
Спасибо, Томочка, за угощение, - Эсфирь Лазаревна встала. - Я к себе пойду смотреть.
--
Ой, - вспомнила Тамара Николаевна, - у нас же сегодня гости! Обязательно приходите!
И вдруг сникла:
--
Хотя и не знаю, как теперь быть...
--
А никак, - улыбнулась Эсфирь Лазаревна. - Не отменять же праздник.
--
Да, а что я скажу, где муж?! - в глазах у Тамары Николаевны снова задрожали слезы.
--
Ах, Томочка, поверьте: никуда он не денется!..
Как в воду глядела Эсфирь Лазаревна. Не больше, чем через час входная дверь потихоньку открылась, и в квартиру проник Василий.
Не раздеваясь, он бесшумно пересек коридор и скрылся за дверью Михаила.
--
Картина Репина "Не ждали!" - отозвался на появление Векшина студент. - Ну и каким ветром?
Михаил сидел за столом перед телевизором и пил пиво с дефицитной воблой. Вся вобла была разделана и разложена по кучкам - отдельно ребра, спинки, икра, - и запах от нее шел умопомрачительный.
Василий, не взирая на тяжесть своего положения, не смог отстраниться от простой житейской радости, манившей с куска газеты, и тяжело сглотнул.
--
Ну, как тут обстановочка? - сипло спросил он.
--
Как, как... Натворил ты дел!
Василий достал из кармана пальто поллитровку.
--
Хреново на душе у меня, Миша...
--
Ладно, бери стул, садись.
Миша поставил второй стакан, наполнил его "жигулевским".
Стакан Векшин выпил залпом и с повлажневшими глазами потянулся к сочно-красной икре.
--
Понимаешь, ничего с собой поделать не могу: как вижу Нельку, аж челюсти сводит... А она тоже хороша: вместо того, чтобы в морду дать или как-нибудь еще возмутиться - обмякнет вся... и не возражает... Черт знает что!
--
Да уж. Настоящая стерва. Я поэтому к ней и не подкатываюсь.
--
А, может, зря, Миша? Ты - холостой, она не замужем...
Михаил, разливая водку, на секунду замер, а потом рассмеялся:
--
Ну ты даешь! Поженить нас решил, что ли?
Векшин опустил глаза:
--
Да брось ты... Я так... вообще...
Миша вдруг напряженно уставился в телевизор и даже приподнялся со стула.
--
Смотри, смотри, это ж твой Пашка!
Телекамера, медленно проплывая вдоль трибуны мавзолея, задержалась на угрюмом плотном мужчине в шляпе, рядом с которым стоял улыбающийся Павлик Векшин.
В руках у него был букет цветов.
"Вот, дурень! - подумал Олег, - цветы-то отдай!"
Словно услышав его, Павлик торопливо вручил букет и на манер Генерального секретаря поприветствовал демонстрантов.
--
Это - товарищ Капитанов, секретарь ЦК - строго пояснила Тамара Николаевна, пригласившая семейство Семеновых к себе, чтобы глубже прочувствовать Павлушин триумф.
--
Где? - прикинулся глупым Олег.
--
Ну ты что? Издеваешься? - обиделась Тамара Николаевна. - Рядом с Павликом, конечно!
Мать Олега, Галина Петровна, незаметно для всех показала ему кулак.
Камера поплыла дальше. Миг торжества состоялся. Тамара Николаевна окинула Семеновых горделивым взглядом, который тут же и погас, потому что в памяти, существе недобром и назойливом, опять высветилось сегодняшнее утро.
Галина Петровна попыталась подбодрить ее улыбкой, но улыбка получилась какая-то неуверенная, оконфуженная косым взглядом в сторону мужа.
Семенов при этом сидел, как истукан, немигающе глядя в телевизор.
--
Тома, все они... не без греха...
"Интересно, что Галка имеет в виду? - насторожилась Тамара Николаевна. - Неужто и от таких гуляют?"
Галина Петровна, хоть и была старше Нельки, не уступала ей красотой, - правда, несколько иного характера: спокойной, мягкой, какой-то светлоликой.
Увидев интерес в глазах Тамары, Галина Петровна поспешила объясниться:
--
Я к тому, что идеальных людей не существует. Надо принимать их такими, какие они есть.
Раздался звонок в дверь.
--
Мам, ну я пойду? Это Витька, наверно.
--
Ладно, иди...
В коридоре перед входной дверью радостно суетились сестры Павлищевы: на пороге стоял обожаемый племянник.
Витя, в свою очередь, тоже был рад. Крупный, большеголовый, он широко улыбался, предвкушая обильное угощение.
- Раздевайся скорее, Витенька! Замерз? Мы тебя сейчас обогреем, накормим. - теребила тетя Лиза толстую Витину щеку.
- Да я мигом, тетя Саша, - светился счастьем Витя.
- Ах ты, баловник, - погрозила ему пальцем тетка. - Я - Лиза, а она - Саша.
- Ой, прости, тетя Лиз... Ты же знаешь: я не нарочно... - сделал огорченное лицо Витя.
-Ладно, ладно, проказник, проходи уж, - похлопала его по упитанной спине тетя Саша.
Олег стоял в сторонке, сухо наблюдая за восторженной встречей родственников. Когда Витя поравнялся с ним, сказал:
- Билеты купил?
- Ага! Как договаривались, в "Колизей".
- Ладно. Когда пир свой закончишь, заходи.
"Что они там расшумелись?! И так голова болит!" - поморщилась Нелька.
Она уже успела нареветься после того, как решила, что жизнь все-таки не складывается. К такому выводу Нелька пришла, разглядывая себя в зеркале.
Поначалу все было неплохо: она видела зеленоглазую женщину. Припухшая губка совершенно ее не портила, а только создавала на лице милую асимметрию.
Нелька успокоилась и сама себе улыбнулась.
А потом полезли в голову (уже в который раз!) эти беспросветные мысли: " Ну да, красивая, только счастья нет. Недаром люди говорят: "С лица воды не пить". Уже 24 года, а ни мужа, ни семьи. Вообще ничего серьезного..."
Поклонников было много, да толку - чуть. И Нелька догадывалась, что, кроме себя, винить в этом некого.
Сидело в ней что-то дикое, беспутное, дурманное, что томило ее саму и приманивало мужчин... Но душная горячка заканчивалась скоро, и приходило в Нелькино сердце разочарование.
"Господи! Когда ж мне встретится моя половинка!"
Но родной человек все никак не появлялся.
"А возьму и выду за Шарыкина!.. И чем не пара?! Старший лейтенант милиции, участковый..."
Натолкнувшись на эту мысль, она разрыдалась.
Нелька долго плакала в подушку, пока у нее не разболелась голова.
Тогда она легла навзничь и стала всматриваться в знакомые трещинки на потолке. Услышав шум из коридора, Нелька поморщилась и отвернулась к стене.
Потом зазвонил телефон.
- Телефон звонит... Слышишь, Михаил?
- Да сиди ты: мы что? одни в квартире? И вообще, - усмехнулся студент, вспомнив о нелегальном положении Векшина,- ты куда собрался? Тебя же, Вася, здесь нет!
Векшин поежился. Хоть и было выпито уже больше половины бутылки, страх перед встречей с женой не проходил.
- Не знаю, как ей на глаза покажусь... А деваться некуда: у нас вечером гости.
- Не робей, Василий! Махнем сейчас еще по рюмке, и все само собой образуется: пьяным же море по колено!
Они выпили. Закурили. Векшин спросил:
- А все-таки не пойму: чем тебе Нелька не хороша?
- Опять ты за старое, - ухмыльнулся Михаил. - Зачем мне она? Нет, как женщина красивая и все такое... я бы, конечно, не прочь. Ну, а потом что? Мне жена нужна надежная, основательная... Я ведь многого в жизни должен добиться. Мне крепкий тыл нужен.
- А, может, Нелька такая и есть?
- Да не смеши ты, Василий!.. Черт! Подойдет кто-нибудь к телефону?!
- Боря, ну хоть ты сними трубку! - сказала внуку Эсфирь Лазаревна. - Что за люди? Сейчас телефон взорвется!
В коридор вышел щуплый мальчик с черной взлохмаченной шевелюрой.
-Але... Да, конечно, сейчас позову.
Боря подошел к Нелькиной двери и, прежде чем постучать, обеими руками пригладил волосы.
- Неля, вас телефону.
Мальчик отступил на шаг в сторону и стал ждать.
Нелька появилась заплаканная, растрепанная, но у Бори восторженно загорелись глаза.
- Спасибо, Боря. Але?
Мальчик направился к себе. Пятясь, он не сводил взгляда с ладной Нелькиной фигурки. Взгляд был настолько горяч, что Нелька даже оглянулась.
Мгновенно все поняв, она с едва заметной улыбкой повернулась к Борьке так, что стал отчетливо виден силуэт высокой груди.
В следующий момент достигнув своей двери, мальчик, как шел спиною вперед, так и ввалился в комнату.
- Боря, в чем дело? - послышался недовольный голос Эсфири Лазаревны. - Какой нескладный!
- Ты что смеешься? - спросила по телефону Нелькина подруга.
- Просто смешинка в рот попала. Уже выскочила.
- Ну так в гости пойдешь?
- Лен... Извини... Не то настроение...
- Ну как знаешь. Пока.
"А в самом деле, что толку дома сидеть, киснуть?! - подумала Нелька, повесив трубку, и тут же перезвонила:
- Лена, я согласна. Где встречаемся?
" Так, Нелька ушла к себе, на кухне тоже никого. Пора! - заключил Олег. - А то скоро Пашка вернется".
Он постучал в дверь.
- Эсфирь Лазаревна, Борю можно?
Боря вышел бледный, неестественно прямо держа спину.
- Ты что? - спросил Олег
- Ударился. Копчиком.
- А... Бывает... Пошли за Витькой, дело есть.
Когда мальчики постучали в дверь, Витя наворачивал вторую добавку салата "Оливье". Под салат неплохо шли финский сервелат и семга. Все это обильно заливалось лимонадом, отчего желудку, наверняка, предстояли суровые испытания. Бутерброды с красной икрой и бисквитный торт ждали своей очереди.
Тетя Саша и тетя Лиза в умилении сидели напротив.
Олег с полминуты оценивающе смотрел на Витю, потом сказал:
- Передохни, Витек. Дело есть.
- Мальчики, куда же вы! - всполошились сестры. - Витенька еще не поел!
- Да я сейчас вернусь, тетечки! Вы мне пока салатику подложите!..
Ребята пошли на кухню.
- Витя, а тебе не поплохеет? - серьезно поинтересовался Олег.
- Это что! Вот на 1 мая я у теток так нарубался...
- Что тебе клизму делали. Ты еще с нами в сад Милютина не пошел. Помним, помним... Гляди, Витек, сорвешь ты нам культмероприятие!
- Да ладно тебе... Неудобно теток обижать: готовились все же.
- Ну, ну... Значит так: сначала идем в "Колизей", сеанс 15.00, художественный фильм "Пансион "Буланка", производство ГДР. Витя билеты уже купил. С нас по 30 копеек.
- Сейчас принесу, - шагнул Боря.
- Успеется. Ты, кстати, у бабки больше денег проси. Рубль, например.
- А зачем так много?
- Гулять будем... Возможно, с девчонками. Понял? Надо ж тебя к жизни приучать...
Боря покраснел, а Витя посерьезнел.
- Я тут, между прочим, сцену одну утром наблюдал... - со значением произнес Олег и задумался.
- Ну, чего тянешь, - не утерпел Витька. - Говори раз начал!
- Правда, Олег, так нечестно, - поддержал его Боря.
- Ладно, пока Пашка не приехал, расскажу.
Ребята сблизились в кружок.
- Ну, если кто из вас ему проболтается!
И он полушепотом начал...
Из-за того, что Олегу пришлось расцветить реальную картину недостающими, на его взгляд, красками, рассказ вышел очень ярким и произвел на слушателей ошеломляющее действие.
- Ни фига себе! - только и смог сказать Витя.
Боря же вообще ничего не произнес. Огромными, помутневшими глазами он смотрел в пустоту и время от времени облизывал губы. Олег сухо усмехнулся, пощелкал пальцами перед Бориным носом.
- Ну что? Это тебе не гаммы играть!.. Ладно... Расходимся. Сбор в четырнадцать тридцать.
- Кто там на кухне все шепчется?
- Да не нервничай ты, Василий! Считай целую бутылку усидели, а ты все не успокоишься! Знаешь что? Давай Семенова позовем. Он мужик умный, посоветует, что делать.
Не дожидаясь ответа, Миша решительно встал и вышел.
В комнате у Семеновых был только Олег.
- А где отец?
- Родители - у Тамары Николаевны.
Миша с интересом заглянул к Векшиным и обнаружил, что Тома в полном порядке. Как ни в чем не бывало, она записывала под диктовку Галины Петровны рецепт какого-то блюда, собираясь сегодня же его приготовить. Однако Семенова здесь не было.
- А где же Вадим Георгиевич?
Женщины переглянулись.
- В самом деле... - удивилась Галина Петровна.
- Мы тут заболтались, не заметили, как он вышел, - объяснила Тамара Николаевна.- Может он у Эсфири Лазаревны?
Она замолчала и вдруг сделала огромные глаза от ужасной догадки:
- А, может, он...
- Я знаю! - решительно перебила ее Галина Петровна. - Он пошел на Покровку.
Действительно, любил Вадим Георгиевич на праздники, когда демонстранты уже шли с Красной площади к ближайшему метро, прогуляться по Покровке (официально по улице Чернышевского, но местные жители называли ее на старинный лад Покровкой). И любил неспроста, поскольку в это время на прилавки продовольственных магазинов "выбрасывали" что-нибудь редкое.
В подтверждение слов Галины Петровны щелкнул замок и вошел Семенов. За ним - Павлик. Оба не с пустыми руками.
Сумка Вадима Георгиевича позвякивала, тяжело отвисая к полу. Павлик же держал огромную коробку конфет.
Тамара Николаевна бросилась к сыну, мальчику лет одиннадцати, с широким улыбчивым ртом и очень светлой кожей.
- А мы тебя по телевизору смотрели! Молодец! Ты очень хорошо там стоял!
Она сняла с Павлика берет, пригладила его белые волосы и чмокнула в темя.
"Интересно, поделиться с нами, или сам все схавает?" - задался вопросом Олег, оставаясь в комнате.
Когда восторги стихли, вернулись его родители. Отец поставил сумку на стол:
- Сегодня улов не очень: в Белгородском проезде, в кафетерии, бутерброды с севрюгой давали, в стеклянном гастрономе - пиво чешское, темное, я такое еще не пил.
В дверь просунулся студент.
- Георгич, можешь ко мне зайти?
- Сейчас.
Семенов достал из сумки пару бутылок:
- Заодно и пиво продегустируем.
- Михаил, а ты, кажется, уже того - принял? - поинтересовался в коридоре Семенов.
- А как же! У меня ведь гость!
Студент оглянулся по сторонам и открыл дверь своей комнаты:
- Проходи быстрее...
Вадим Георгиевич, переступив порог, замер в недоумении.
- Вот, - Миша ткнул пальцем в Векшина. - Временно оккупировал мою территорию и теперь не знает, что ему делать.
Вадим Георгиевич сразу все понял.
- Давай, Михаил, стул, стакан под пиво. Прикинем, что к чему...
- Георгич, а может сначала водочки?
- Во-первых, хочу пиво попробовать: какое-то бархатное, из ЧССР. Во-вторых, - насчет водки - я ее теперь остерегаюсь.
- Что это с тобой? - подал голос Василий.
Вадим Георгиевич не ответил, потому что уже припал к бархатному чешскому.
Осушив стакан, облизнул губы:
- Вкусно. Чего сидите - то?
Векшин и Миша тоже выпили.
- Не пойму: хлеб какой-то... - поморщился Василий.
- На вкус и цвет товарища нет, - сказал Семенов и налил себе еще.
- Так что с тобой все-таки случилось? - снова спросил Векшин.
- Некрасивая история... Пару недель назад были мы с Галкой в гостях. Ну с мужиками врезали, как водится. Понадобилось мне в туалет. Иду, значит, назад и попадаю в какую-то незнакомую комнату. Там за столом сидят две старушки, почти как наши Лизавета с Александрой, и пьют чай.
- Что вам угодно, молодой человек? - спрашивают.
А у меня от выпитого полное умопомрачение. Я почему-то решаю, что это родственницы наших друзей и хочу сделать им приятное. Старушкам то есть.
Как на грех, вспоминаю, что сегодня религиозный праздник (теща звонила утром и говорила, что собирается в церковь, в Телеграфный), а поскольку других праздников, кроме Пасхи, не знаю, говорю им: "Христос воскресе!" и троекратно целую каждую.
В итоге их долго не могут привести в себя. Особенно, маму, потому что старушки оказались родственницами. К тому же членами партии со стажем. Дочка потом все кричала, что я - провокатор, и у меня ничего не получилось.