Быков Юрий Анатольевич : другие произведения.

Не читайте на ночь Кафку

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Не читайте на ночь Кафку
  
  1
  Запах колбасы густо вливался в ноздри, мощным натиском будоражил рецепторы, и от возникавшей истомы покруживалась голова. Колбаса была языковая - в белом окаеме жирка и круглых вставках из него же на нежно-розовом срезе. Да... и запах, и вид были отменные!
  Но наслаждался ими Селищев с тревогой: вдруг колбаса закончится раньше, чем подойдет его очередь? Продавщица и так уже несколько раз выкладывала из холодильника новые батоны колбасы, а в секундный распах дверцы было невозможно разглядеть, сколько их там остается.
  У Селищева упало сердце, когда перед ним купили последние полкило. К тому же внезапно Селищев обнаружил: продавщица поразительно похожа на его злобную соседку Зою Никифоровну - та же стать, то же мясистое лицо, редкие усики - и ему сделалось еще хуже. Но неожиданно миролюбиво "Зоя Никифоровна" сказала:
  - Вам сколько?
  Селищев растерялся.
  - Сколько вам взвешивать? - повторила она.
  - Килограмм! - решил не мелочиться Селищев.
  - С вас 260 рублей.
  Он отсчитал деньги. Продавщица взяла их и... удалилась.
  " Наверно, в этом холодильнике колбаса закончилась, пошла к другому," - подумал Селищев.
  Вскоре продавщица вернулась, неся белую картонную коробочку, - в такие обычно кладут пирожные. Ее она протянула Селищеву.
  - Что это? - опешил он.
  - Колбаса! - возмутилась продавщица, и от нее, как от настоящей Зои Никифоровны, завеяло опасностью.
  Селищев торопливо поддел пальцем крышку коробки и заглянул внутрь. Там лежало несколько штук чего-то мясного, серого и бугристого, похожего на люля-кебаб.
  - А где же языковая?
  Продавщица будто и не слышала его:
  - Брать будете?
  - Вы все перепутали: я просил килограмм языковой колбасы!
  - А вы мне тут не хамите! - застыла она круглыми глазами на лице Селищева. - Не хотите брать, - вернем деньги!
  - Возвращайте! - в отчаянии озлобился Селищев.
  Продавщица, порывшись под прилавком, выложила две сторублевки и какую-то бумажку.
  - Прочтите и распишитесь, - ткнула она пальцем в бумажку и снова полезла под прилавок.
  " Расписка, - прочитал Селищев. - Подтверждаю, что мною в счет шестидесяти (60) рублей, подлежащих возврату за не купленный товар, получены сандалии детские в количестве одной (1) пары". Он изумленно оторвал взгляд от прочитанного. Коричневые, с круглыми мысами сандалики уже ожидали его подле двух сотенных билетов.
  "Вы издеваетесь?!" - хотел было крикнуть Селищев, но у него перехватило дыханье.
  - А что, вы думаете, они этих денег не стоят? - по-своему истолковала его молчание продавщица. - Ну да, немного стерты каблучки, но это же ерунда, можно набойки поставить.
  Селищев повернулся к очереди, показывая всем своим видом: да эта женщина сошла с ума!.. Но понимания не встретил.
  - Мужик! - крикнул мордатый гражданин. - Ты чего всех задерживаешь? Бери что дают и отваливай!
  А старушка со скорбным худым лицом прошипела:
  - Сами не знают чего хочут...
  Челюсть Селищева иглой прошила боль. Он вспомнил: у него же со вчерашнего вечера болел зуб, а сегодня утром он решил пойти к стоматологу. Так как же он оказался в этой очереди?
  Селищев огляделся. Тьфу-ты, черт! Он дома! В собственной постели! На столике - книжка, которую читал перед сном. "Роман "Процесс", - уперся Селищев взглядом в строчки мелкого шрифта на обложке, - одно из лучших произведений выдающегося австрийского писателя Франца Кафки - основоположника сюрреалистической литературы, писателя, без которого жанра "абсурда" в прозе не существовало бы".
  " Да, - усмехнулся Селищев, - не читайте на ночь Кафку..."
  2
  Стоматолог-терапевт по фамилии Додин, человек лысый и с какими-то серо-металлическими глазами, постучал инструментом по больному зубу. Селищев скривился, а Додин ободряюще улыбнулся и, не вызвав у того ни капли симпатии, сказал:
  - Дело поправимое... Вот вам направление (он чиркнул что-то на талончике), идите в кабинет триста семь.
  - А потом?
  - Суп с котом! - засмеялся Додин, поблескивая стальными глазами.
  " Ну и урод", - подумал Селищев.
  Внезапно посуровев, Додин заключил:
  - Вам все там скажут.
  Когда Селищев оказался перед кабинетом 307, ему стало понятно, отчего так веселился Додин: это был кабинет хирурга.
  "Неужто зубу хана?" - содрогнулся Селищев.
  Каждый выходивший из кабинета 307 прижимал к лицу круглую резиновую емкость, наполненную льдом, - "грелку наоборот", как назвал ее один гражданин из очереди, объясняя Селищеву необходимость прикладывания холода к освободившемуся от зуба месту. Судя по его ввалившимся щекам, он знал, о чем говорит.
  - А что, там ничего другого не делают, как только зубы удаляют? - спросил Селищев.
  - В девяноста девяти процентах из ста, - прошамкал гражданин.
  Хирург оказался женщиной. Молодой, симпатичной. Белый халат нарочито подробно обрисовывал ее стройную, но далеко не модельную фигуру.
  "А иначе откуда силам взяться, чтобы зубы рвать", - согласился с Природой Селищев.
  В отличие от Додина она даже не прикоснулась к больному месту, а только внимательно осмотрела его и окрестности. Заключила:
  - Вы знаете, может быть, зуб и удастся спасти. Сделайте для начала рентгеновский снимок.
  И улыбнулась очаровательной улыбкой.
  "Их бы местами поменять: садиста Додина - в хирурги, а ее в терапевты", - подумалось Селищеву.
  Он опустился этажом ниже, отыскал кабинет, указанный в направлении на рентген.
  - Кто крайний?
  - Там... - сонно махнула рукой в конец коридора пухлая женщина с тусклым взглядом.
  Надо сказать, что у всех сидящих и стоящих по обеим сторонам коридора были похожие, погашенные безнадежностью глаза. Не желая смиряться с догадкой, Селищев спросил:
  - Это все на рентген?
  Ответа он не дождался и побрел в конец коридора. Через 20 минут Селищев понял, что очередь не движется.
  - А почему никто в кабинет не заходит? - обратился он к усатому мужчине, сидевшему рядом с местом его стояния.
  - Ключ ищут, - буркнул тот.
  - Какой ключ?
  - От кабинета...
  Селищев окинул взглядом очередь - ни одного возмущенного лица!
  - Но ведь это... бардак!
  - Послушайте! - нехорошо посмотрел на него усатый. - Не мешайте ждать!
  "Может, они знают чего-то такое, чего я не знаю", - подумал Селищев, направляясь в регистратуру.
  И точно.
  - Что вы так кипятитесь? - укоряла его добрая бабушка-регистратор. - Я же ведь все объяснила очереди. Молоденькая медсестра пошла покурить, закрыла кабинет и потеряла ключ. Ну? - улыбнулась она. - Теперь вам все понятно?
  - И вы полагаете, что это в порядке вещей? - не унимался Селищев.
  - А что здесь необычного? Вы что ли никогда ничего не теряли?
  - Ладно ... Ну а дальше-то что?
  - Извините, Галина Павловна, - появился откуда-то очкарик с длинными волосами, завязанными хвостом на затылке. - Аня вышла не покурить, а позвонить в наш офис - сообщить, что аппарат сломался. А уж потом она пошла покурить и потеряла ключ. Я, гражданин, в отличие от вас тут уже больше часа кукую... и ничего!
  - Блеск! Оказывается, еще и рентген не работает!
  - Да не нервничайте вы так, - успокаивающе протянула бабушка. - Найдем ключ, починим аппарат, сделаем снимок, залечим зуб. Хорошо все будет...
  - Но вы ключ-то хотя бы ищете?
  - Чтобы найти, нужно знать, где искать, - мягко и мудро заметила Галина Павловна.
  - Так спросите у этой... у Ани!
  - Она уехала: ее главврач со статистикой отправил в райздрав.
  У Селищева глаза полезли на лоб.
  - Как же можно было в такой ситуации ее куда-то отправлять?!
  - А кого же еще? - искренне удивилась бабушка. - Все же ведь заняты. Одна она оказалась без дела: кабинет-то закрыт.
  - И аппарат сломан, - поддержал ее весомым аргументом очкастый мастер.
  На секунду, не более, подобное объяснение показалось Селищеву логичным, но он тут же опомнился: "Да я с ними тут с ума сойду!" И выкрикнул:
  - Так позвоните ей!
  - Нельзя, - как можно спокойнее отвечала Галина Павловна. - Мобильный телефон она в кабинете оставила.
  - Который закрыт, - на всякий случай напомнил хвостатый очкарик.
  - У-у-у, - застонал Селищев, и на ум ему пришло еще одно - последнее:
  - А разве не положено иметь запасных ключей? Есть они у вас?
  - Положено, и они у нас есть, - в том же бережном тоне, как если б Селищев был чокнутым на гране припадка, продолжила бабушка. - Вот здесь запасные ключи от всех кабинетов, - указала она на плоский двустворчатый шкафчик, привешенный к стене.
  - Что же мешает его открыть? Тоже ключ потерян? - нервно усмехнулся Селищев.
  - Нет, не потерян. Он в личинке. Его Николай Ильич сломал.
  - Кто???
  - Наш завхоз. Полез спьяну зачем-то в шкафчик и обломил ключ. Для руководства это стало последней каплей терпения.
  - И что дальше?
  - Все. Уволили Николая Ильича.
  - Я не об этом! Я про шкафчик!
  - А... Так нового завхоза у нас все еще нет. Вот как назначат...
  - Достаточно! - решительно перебил Галину Павловну Селищев. - Я пойду сам искать ключ от кабинета! Где тут у вас курилка?
  - Дело в том, что Аня обычно ходит курить в поликлинику напротив - там ее подруга работает... А куда она пошла в этот раз - неизвестно. Кстати! - осенило бабушку. - Вы можете снимок сделать там. Правда, за деньги. Зато ждать не придется.
  Селищев заинтересовано посмотрел на нее.
  - В самом деле?
  - Ну, конечно! Это самый разумный выход. Зуб-то, поди, болит?
  Зуб не болел: Селищев в напряжении последнего часа забыл о нем, и тот от безразличия к себе стих. Но Селищев, конечно, понимал, что благополучие это обманчиво.
  3
  Селищева всегда раздражали эти два словечка, с недавних пор нагло угнездившиеся в русском языке. Одно из них - "секьюрити" - белело латиницей на черной униформе мужчины с важно-каменным лицом, коренастом и "беременном" (исключительно, чтобы не вступить в противоречие с замыслом божьим, оставим кавычки на месте).
  Встретив Селищева при входе в поликлинику, он велел надеть бахилы и произнес второе ненавистное Селищеву слово - "ресепшен". Очевидно, указывать местоположение регистратуры входило в круг его должностных обязанностей (не от человеко же любия с таким-то лицом!)
  К удивлению Селищева над ресепшеном висела "русская" табличка "регистратура". А еще приятно удивило, что ни туда, ни в кассу, ни в рентгеновский кабинет очереди практически отсутствовали. "Все-таки есть плюсы в платной медицине", - умиротворяясь, констатировал Селищев. Однако преждевременно потеплело у него на душе.
  Рентгенша, худенькая блондинка с яркими губами, взглянув на направление, заявила:
  - Мы одиночные снимки не делаем, только панорамные.
  И глаза ее довольно блеснули.
  - Как это?
  - Целиком всей челюсти.
  - А почему?
  - Послушайте, гражданин! Я же вам объяснила, что аппарат сломался! Только панорамные выдает!
  - Ничего вы мне не объясняли...
  - Да? - холодно взглянула она. - Разве вы не знаете, что рентген неисправен?
  - Знаю.
  - От кого?
  - От вас. Но...
  - Так что же вы говорите, будто я вам ничего не объясняла?!
  "А, черт!.." - сказал про себя Селищев и произнес:
  -Ладно, хорошо... А скоро аппарат починят?
  -Я заявку дала, - победительно смягчила напор рентгенша. Сейчас мастер на вызове в соседней поликлинике. Потом к нам.
  -Ага, - зная, как поступить, сказал Селищев и вышел из кабинета.
  4
  -Да поймите вы... Как ваше отчество? - вот уже четверть часа бился с мастером Селищев.
  - Альбертыч. Но можно просто, я же говорил, - Рудик.
  - Объясните мне, Рудольф Альбертыч, так ли важно, в какой последовательности вы выполните заявки?
  - Но дело в том, - вежливо отвечал Рудик, - что диспетчер мне не передавала заявку на ремонт в соседней поликлинике. У нас такой порядок: следующая заявка реализуется только после исполнения предыдущей.
  - Ну ладно бы вы ничего не знали о второй заявке. Но вы же знаете!
  - Только с ваших слов.
  - Тогда позвоните диспетчеру...
  Мастер вздохнул. Он смотрел на Селищева тихо и грустно. "Безнадежный случай", - говорило его молчание.
  - В самом деле, молодой человек, - не выдержала Галина Павловна, присутствовавшая при споре, - разве допустимо нарушать очередь? Ведь в магазине на подобное вы не решились бы. Почему же здесь можно?
  "А ведь так оно и есть, - толкнулось вдруг в голове Селищева. - Откуда у меня уверенность, что один я рассуждаю логично? Сейчас, пожалуй, бабуля права. Да и тогда, еще раньше, когда мне это только показалось..." Селищев виновато посмотрел на нее, на Рудика...
  Он вернулся в поликлинику напротив. Охранник снова произнес фразу про бахилы и ресепшен, ничуть не смущаясь тем, что всего час назад уже говорил ее Селищеву. Правда, чтобы осознать этот факт, требовалось "включить" мозги.
  "Ага, оно ему надо?!" - мысленно усмехнулся Селищев. "А, может, у него инструкция такая, - тут же возразил он самому себе, - не взирая ни на что, каждому говорить про бахилы и ресепшен". "Да брось, - никак не прогонялась усмешка. - Обыкновенный балбес, этот секьюрити. Подобные ему живут при каждом учреждении. Стоят себе, как кто-то метко выразился, "столбиками жира", и ни пользы от них, ни вреда. Так... атрибут уважающего себя заведения". "С чего ты взял, что ни пользы ни вреда? Ты был им? Знаешь круг его обязанностей?" - воинственно повставали справедливые вопросы. И спорить с самим собой больше Селищеву не захотелось.
  - А точно на панорамном снимке будет виден нужный зуб? - спросил он, садясь в кресло.
  - Там все будет видно, - обнадежила рентгенша. И как бы для себя, еле слышно добавила:
  - Может еще какой зуб придется вырвать...
  Селищев поежился.
  - Я про удаление зуба ничего не говорил.
  - И я не говорила.
  - Да только что!
  Женщина пожала плечами и молча ушла за перегородку колдовать над аппаратом.
  - Селищев, пока снимок сохнет, - сказала она по окончании процедуры, - сходите на ресепшен и доплатите. Я вот тут вам написала.
  - Я Селищев.
  - А я и не возражаю.
  Он, конечно, был готов доплатить, поскольку снимок одного зуба стоил меньше панорамного, но он совершенно не ожидал, что содержимого его бумажника окажется недостаточно.
  - Да... - смутился он. - Ну и цены у них...
  Всколыхнулась, пробежав волною, зубная боль, видимо, одергивая Селищева от изначальной мыслишки на все наплевать.
  - Что ж, придется идти за деньгами домой.
  Хорошо хоть идти, а не ехать на другой конец Москвы.
  5
  Селищев был недалеко от своего дома, когда к нему обратился гражданин в темном костюме, при галстуке, с портфелем в руках.
  - Извините, вы этот район хорошо знаете?
  - Я здесь живу.
  - Прекрасно. Тогда не могли бы вы мне сказать, где на улице Маши Порываевой дом номер тридцать?
  - Но это Орликов переулок.
  - Как Орликов? Ничего не понимаю... А что ж тогда это?
  На офисном здании, возле которого они стояли, висела стандартная табличка с адресом "Маши Порываевой улица, 34".
  Селищеву впору было протереть глаза: проходя каждый день мимо, он никогда не видел эту табличку.
  - Чертовщина какая-то... Вон мой дом, а я живу в Орликовом переулке. Стало быть это точно не улица Маши Порываевой.
  Гражданин достал платок, вытер им крупный лоб, сморгнул полными недоумения глазами.
  - Вы знаете, - попробовал разобраться в казусе Селищев, - может, эту табличку повесили для почтальонов? Представьте: нужно доставить корреспонденцию в это здание, а дом, хоть он и стоит в Орликовом переулке, числится по соседней улице, то есть по улице Маши Порываевой.
  - Все равно хрень какая-то, - не принял объяснений гражданин. - Почтальоны должны знать, как "Отче наш", все адреса на своей территории.
  - Ну, пусть не для почтальонов это сделали, а, скажем, для посетителей здешних офисов... Чтобы быстрее найти нужное здание.
  - Не знаю... не знаю... Может, посетителям и облегчение , а я чуть умом не тронулся. Убедитесь сами: дом номер тридцать четыре стоит между номерами семь и девять! Оказывается, дом тридцать четыре - это по улице Маши Порываевой, а семь и девять по Орликову переулку! И никто ничего толком не знает.
  - Да откуда им знать? Они же здесь не живут, приезжают только на работу. А вам какой, собственно, адрес нужен?
  - Улица Маши Порываевой, дом тридцать, вторая арка.
  - Странный какой-то адрес.
  - Ну да... Если кое-чего не знать...
  - Чего же?
  - Я коллекционирую... крышки люков.
  Теперь недоуменно сморгнул Селищев.
  - Каких люков?..
  - Городской канализации, телефонной сети... Посмотрите себе под ноги... Теперь понятно? Да не подумайте, что я буквально их коллекционирую. Нет, конечно. Я не похищаю чугунные отливки! Я их снимаю...
  У Селищева вскинулись брови.
  - Ну, то есть фотографирую. Езжу с фотоаппаратом, - гражданин приподнял портфель, - и делаю снимки.
  - А что же может быть интересного в этих крышках?
  - Да ничего! - огорошил Селищева мужчина. Он помрачнел, явно перекидываясь на давно терзавшую его мысль. - Вот я никак не пойму: зачем все время отливать эти никому не нужные ГОСТы?!
  Он кивнул на крышку канализационного люка, по окружию которой шла выпуклая надпись "ГОСТ 3634-61 1968г."
  - И так практически на каждой крышке! Зачем? Кому нужно знать, по какому ГОСТу их производят? И ведь, судя по всему, делается это на протяжении многих десятков лет!
  Гражданин насуплено помолчал.
  - Мне иногда кажется, что вокруг - сумасшедший дом. Такой неявный, можно сказать, потаенный... Табличка с адресом оттуда... И чтобы естественно в этом мире существовать, нужно быть тихо сдвинутым. Ну да. Бывают же легко раненные. Почему бы не быть легко помешенным? Вот я такой. Коллекционирую крышки люков... И все бы ничего, если б иногда я не становился нормальным... Нет, может вы объясните мне, зачем изображается этот ГОСТ?
  Селищев развел руками.
  - Со здравым смыслом не согласуется. Хотя, возможно, существуют какие-то ведомственные резоны. И, если их знать, все встанет на свои места.
  Гражданин с печальным сомнением посмотрел на Селищева.
  - Но вы-то, как я понимаю, другие крышки собираете.
  - Да, - улыбнулся мужчина, - изредка они все же попадаются. Без ГОСТа, со всякими рельефами: есть в шашечку, есть в чешуйку, в крапинку... Сегодня я приехал за одной из таких. Мне сказали, что она в восьмиугольниках. Так как все же попасть под ту самую арку?
  Селищеву, конечно, захотелось взглянуть на шедевр, но он отчетливо почувствовал, что его нелепо запутавшееся дело ждать не будет, и после необходимых объяснений распрощался с коллекционером.
  6
  Пока Селищев ждал лифт, дверь в подъезде распахнулась, и раздался стук каблучков. Он обернулся. Это вошла высокая, медно-рыжая девушка. Потом, когда они ехали в лифте, Селищев обнаружил, что у нее карие, с лучистым подсветом радужки, носик уточкой, а в ушах странные сережки в виде прямоугольников, на которые были наклеены ее же собственные фотографии - черно-белые, с проштампованными уголками - как на документах. Она тоже ехала на седьмой этаж, в чем не было ничего особенного, но, когда, выйдя из лифта, она направилась к квартире Љ 87, Селищев удивился:
  - Извините, а вы к кому?
  - К Славику.
  - Но там нет никакого Славика.
  - Как это нет? Он сам мне позвонил и назвал этот адрес.
  Голос у нее был низкий, с драматическими нотками и совершенно неожиданный при носике такого легкомысленного очертания и рассыпанных по лицу веснушках.
  - Милая девушка, - начал Селищев, но дверь квартиры открылась. На пороге стояла его родная сестра.
  Вера, добрая душа, время от времени наведывалась в жилище холостого младшего брата, чтобы тот, по ее выражению, не зарос грязью, почему и имела ключи от его квартиры.
  - А я думаю, кто это там на лестничной площадке? Вообще-то мы тебя только к вечеру ждали... А вы Нюта? Проходите, пожалуйста.
  Девушка, искоса глянув на Селищева, первой вошла в квартиру.
  - Ты сказала "мы". У нас гости? - спросил Селищев, отмечая, что на сестре ее парадное темно-бежевое платье.
  - Гости и не только... - интригующе сообщила Вера.
  Пять минут спустя Селищев сидел ошарашенный на табурете, привалившись плечом к стене. А за пять минут до этого в коридор вышла немолодая женщина с высокой прической и знакомой грустью в глазах.
  - Это Нонна. Нонна Красильникова, моя школьная подруга. Ты должен ее помнить, - с мягким нажимом сказала сестра.
  Селищев едва успел кивнуть, когда появился молодой человек - юноша - не юноша, высокий, длинноволосый, с каким-то невнятным выражением лица: вроде бы он улыбался, а казалось, что вот-вот зарыдает. "Наверно это Нонкин сын, - решил Селищев, - а это, - уперся он взглядом в девушку, взявшую Нонкино чадо под руку, - ее старшая дочь".
  Угадал Селищев только наполовину.
  - Это Славик, - продолжала Вера. - Ноночкин сын. А это Нюта - его невеста.
  "Вот те на!" - от души поразился Селищев. И хорошо, что от души, потому что не хватило уже сил остолбенеть от последовавшего затем известия. Селищев только качнулся и рухнул на табуретку в прихожей.
  - Гена! Славик не только Ноночкин ребенок, он еще и твой сын!
  Да... Сил изумляться не было, но и поверить в услышанное тоже не было сил. Распухающий мозг Селищева начал спасаться доводами "против". Во-первых, при сопоставлении возраста Славика (а тому лет семнадцать) и возраста Селищева получалось, что последний стал отцом первого в те же семнадцать лет. А тогда (за вычетом еще девяти месяцев) у Гены Селищева не то, что Нонны, вообще никакой женщины не было! Уж он-то отлично помнил стройотряд и ту рыжую бестию, которая приобщила его к греху. И исполнилось ему в ту пору (стыдно признаться, а потому это тайна) девятнадцать лет! Во-вторых, у Селищева никогда ничего не было с Нонной. Да он даже помыслить о чем-нибудь таком не мог. Она и старше лет на шесть, и совершенно не в его вкусе. Всегда печальная, тихая... А ему нравились самоуверенные девицы-кошки - непривязчивые, чуть стервозные, но с полным комплектом всего грациозного, округлого и шелковистого, что полагается иметь и девушке, и кошке. Ну вот, например, как эта Нюта.
  - Вера, - осевшим голосом проговорил Селищев, - это чушь какая-то!..
  - Чушь? - с обидой воскликнула Нонна. - А ты, Геночка, забыл, как в девяносто пятом году на дне рождения собственной сестры...
  Нонна всхлипнула.
  - Не помню я ничего такого...
  - Вот именно, не помнишь! Боже, как я потом себя кляла!..
  - Да, Гена, это все правда, - сказала сестра.
  "Ну уж если сестра подтверждает, - объявился в Селищеве кто-то еще, будто из-за угла выскочил, - значит так оно и есть! Известное дело: напился, а организм-то по молодости к спиртному непривычен - вот и провал в памяти".
  "Господи, дурдом какой-то!" - в отчаянии подумал Селищев и вспомнил вдруг коллекционера.
  "Вот-вот! - поддержал его этот "кто-то еще". Вовремя вспомнил! В психушке нормальному не выжить. Соглашайся! Упорствовать - только усугублять..."
  - Хорошо, - обреченно объявил Селищев. - Я согласен признать...
  Он взглянул на Славика - довольно неказистый у него вышел отпрыск.
  - ... ребенка.
  Нонна зарыдала. Славик от радости обнажил зубы в брекетах, а Нюта подошла к Селищеву, который все еще не поднялся с табуретки.
  - Папа, - сказала она своим грудным голосом, наклонилась и совсем нецеломудренно поцеловала Селищева в губы, толкнувшись между ними язычком. При наклоне она упруго коснулась грудью его плеча, и Селищев почувствовал, как по руке побежала струйка мурашек.
  "Что она вытворяет?!" - подумал Селищев без всякого, однако, возмущения.
  - Ну вот, - сказала Вера, когда Нонна перестала рыдать, а Селищев оторвался от табурета, - теперь давайте пить чай! Нет, лучше вино! Такое событие нужно обязательно отметить вином!
  Тогда только Селищев вспомнил, почему оказался дома и поморщился.
  - Вер, мне сейчас нужно к зубному. Я только за деньгами заскочил: не хватило расплатиться за рентгеновский...
  - А можно мы с Нютой у вас поживем? - перебил его Славик. - А то мама замуж выходит.
  Селищев пытливо посмотрел на Нонну. Глаза ее тут же налились слезами.
  - Я по-твоему не имею права на простое женское счастье?
  Селищев смутился:
  - Да я что... имеешь, конечно...
  Он взглянул на часы, кинулся к письменному столу, где в ящике хранились деньги.
  - Так можно нам пожить у вас? - остановил его в дверях Славик.
  Из глубины коридора на Селищева смотрели большие медовые Нютины глаза.
  "Неужели это явь?.. А, может быть, сон?.." На секунду Селищев замер, а потом сказал:
  - Что ж, поживите.
  - Гена! - крикнула ему вслед сестра. - Мы тебя ждем!
  7
  Теперь, услышав в третий раз про бахилы и ресепшен, Селищев не обратил на зомбированного охранника никакого внимания. Сноровисто натянув на туфли синие чехлы, он направился в кассу.
  - Ну и куда вы пропали? Платить-то будете? - недовольно спросила кассирша.
  После расчета она направила его в регистратуру:
  - Там снимок получите.
  В регистратуре, однако, никого не оказалось. Селищев присел поблизости на твердый пластиковый стул. Стараясь ни о чем не думать, он закрыл глаза, но молчавший до этого зуб заставил их открыться. По счастью, девушка из регистратуры скоро пришла.
  Селищев подал ей чек. Она подержала его и коротко взглянула на Селищева:
  - Вас просили зайти в рентгеновский кабинет.
  Ничему больше не удивляясь, он поднялся на второй этаж.
  - Где вы ходите? - встретила его гневно смотрящая рентгеновская мадам. - Снимок не получился, переделывать надо! Но вы же где-то гуляете, найти невозможно!..
  - Ну, вот он, я. Давайте повторим процедуру.
  - Повторим... Теперь нельзя: аппарат ремонтируют. Ждите.
  Из-за перегородки выглянул Рудик.
  - Это вы? - узнал он Селищева. - Я, между прочим, рентген напротив починил. Собственно, и чинить-то было нечего: Аня один тумблер по ошибке не в то положение поставила.
  -Учтите, если вы собираетесь туда пойти, мы вам денег не вернем, - предупредила рентгенша.
  - Понимаю, - улыбнулся Селищев. - Вы же не отказываете мне в услуге. Нужно только подождать. Часа два. Так, Рудольф Альбертыч?
  - Два не два, а поломка серьезная. Может за запасными деталями придется в офис чесать.
  - Тогда вынужден с вами попрощаться, - слегка поклонился Селищев мадам.
  Ему совершенно не было жалко денег. Какая-то легкость появилась внутри. Такое случается, когда все плохо - хуже уже не может быть, и дух захватывает от того, как хочется знать: а вдруг может?
  Этот интерес Селищев довольно быстро удовлетворил. Перейдя улицу и поднявшись на второй этаж, он обнаружил повторение утренней картины: очередь все также тулилась на кушетках и подпирала стены. Картина навевала мысль о том, что вряд ли ему сделают снимок раньше, чем Рудик закончит ремонт.
  И тут Селищев увидел... Нюту. Она стояла в проеме двери рентгеновского кабинета. На ней был белый халат, и Селищева осенило: она и есть та Аня - Анюта - Нюта, которая потеряла ключ.
  Трагично объявив: "Следующий!" она тоже увидела Селищева, но на лице ее ничего не отразилось. Исчезнув за дверью, она появилась вновь, выпуская из кабинета пациента.
  - Гражданин, - указала она на Селищева, - проходите на повторный снимок.
  На сей раз глубокий голос ее окрасился грозовыми нотками, видимо, на случай, если очередь вздумает возражать.
  - Спасибо, Нюта, - сказал Селищев, плотно закрыв за собою дверь.
  Она поглядела на него в упор. На дне этого взгляда что-то таилось, но что - Селищев не понимал.
  - Мы же теперь родственники, - ответила она.
  - Как же вы, Нюта, ключ потеряли? Я ведь утром здесь уже был.
  - Ничего я не теряла. Я его в халате оставила. Там он себе и лежал.
  - Зачем же вы сказали, что потеряли?
  - А как бы я тогда смогла со Славиком встретиться... у вас на квартире?
  - И тумблер перевели, конечно, нарочно.
  - Ну да.
  - Вы, Нюта,.. отчаянная девушка... Ладно. Начнем?
  - Прижмите пленку большим пальцем к десне, вот так, - говорила Нюта, не сводя с Селищева все тот же взгляд. И в том же деловом тоне вдруг сказала:
  - А вы мне нравитесь.
  Развернулась и пошла к аппарату.
  "Так вот почему она так смотрела! - оторопел Селищев. - Если это все, конечно, не игра..."
  - Держите, не отпускайте палец! - зная, что он теперь в растерянности, выкрикнула Нюта из-за перегородки.
  Аппарат сработал. Подойдя к Селищеву, она заученно проговорила:
  - Снимаем с пленки обертку. Пленку - мне, бумажку в корзину. Ждем в коридоре.
  И ни разу не взглянула на него.
  8
  Когда Селищев, наконец, оказался в хирургическом кресле, зуб уже ныл не переставая.
  Но жаловаться на него было грешно. Сколько ж еще оставаться в забвении?! Он и так слишком долго сдерживался, почти все время молчал, чтоб не омрачать, не отравлять... Но надо ж к нему и уважение иметь. Будто он не больной зуб, а какой-нибудь юношеский прыщ!
  Селищев, ожидая приговора врача, скрючил пальцы на ногах: ему очень не хотелось расставаться со своим благородным зубом.
  - Ну что ж, - заключила милая докторша, - зуб мы удалять не будем, но его надо лечить.
  Я сейчас обработаю десну вокруг зуба, ну а потом - к Додину, он лечением займется. Не возражаете?
  Селищев никак не мог унять глупую улыбку.
  - Если не возражаете, тогда сделаем замораживающий укольчик. У вас есть аллергия на какие-нибудь лекарства?
  - Нету, доктор!
  Она склонилась над ним и словно опустила этим движением тишину - плотную, глухую. Селищеву показалось, что он утонул в стоячей воде, но может дышать и ясно видеть через глубину обращенное к нему лицо. Так было, пока губы на этом красивом лице не дрогнули и тревожно не произнесли: "Вам плохо?!" Селищев вынырнул, шум забился в ушах.
  - Что?!
  - Как вы себя чувствуете?
  - Нормально.
  - Ну вот, а сказали, что у вас ни на что нет аллергии...
  - А в чем дело?
  - Вы ненадолго потеряли сознание - реакция на укол. Сейчас точно все хорошо?
  - Точно.
  - Больше меня не пугайте. Я уже почти все сделала.
  "Надо же, как барышня, в обморок падаю, - подумал Селищев. - А так хорошо, покойно было... Что мне еще этот садист Додин скажет?"
  - Как?! - удивился Додин. - Вам хирург не стала рвать зуб? Почему?
  - В карточке все написано.
  Додин нашел в медицинской книжке нужный лист, поводил коротким пальцем по строкам.
  - Ну правильно. Зачем же зуб рвать? И я говорю - не надо. Будем лечить.
  Он закрыл карточку, прихлопнул ее и заулыбался мелким бесом:
  - Но на сегодня прием окончен. Записывайтесь и приходите в следующий раз.
  "Черта-с-два я к тебе запишусь, - решил про себя Селищев. - К любому другому, только не к тебе".
  За порогом поликлиники Селищев почувствовал, как поднимается у него настроение. И ведь было отчего! Во-первых, зуб остался при нем, во-вторых, благодаря чудесной докторше-хирургу тот совершенно перестал болеть. В общем, проблема разрешилась. Хоть и не до конца, хоть и ценой немалых усилий...
  Селищев начал перебирать в памяти эпизоды минувшего дня и вдруг натолкнулся на... семейку, поджидавшую его дома. Как же он мог такое забыть?! Хорошее настроение вмиг улетучилось: макушку просквозило холодком, и на плечи осела какая-то тяжесть. Что же делать?.. А Вера? Ей-то все это зачем?
  Тут же, легка на помине, она и позвонила.
  - Привет! Ты скоро домой?
  - Иду уже.
  - Я в холодильник твой заглянула - там мышь повесилась. Купи по пути колбаски какой-нибудь, сырку...
  - Ладно, - сказал Селищев, нажал отбой и подумал: "Отмечать собрались, а сходить за закуской лень. Видно, большой лодырь, этот Славик. Или просто у "святого семейства" денег нет... Скорее, и то, и другое. А где, кстати, Нюта? Поликлиника, наверно, уже закрылась".
  Он оглянулся без особой надежды ее увидеть и, конечно, не увидел.
  "Папа", - не зло усмехнулся Селищев, вспомнив ее поцелуй.
  Первый встретившийся Селищеву гастроном оказался этаким островком прошлого. В нем по старинке возвышались витрины с продуктами, за прилавками стояли продавцы, на расписном потолке цвели узоры, а на стенах рельефно выступали округлыми буквами названия отделов - кондитерский, молочный, бакалея... Да, это была чья-то удачная задумка - открыть в исторической части города именно такой гастроном. А, может, никто ничего не придумывал, и магазин этот существовал всегда? Есть же на Покровке булочная, которая располагается в доме Љ1 с незапамятных времен (раньше помещение занимала строительная фирма, о чем свидетельствует кафельная плитка, вмурованная в стену рядом с входом: "Декоративно - Строительная Контора. Артуръ Перксъ. Москва. 1912 годъ", но кто же об этом может помнить?)
  И все-таки, если гастроном существовал здесь всегда, почему Селищев обнаружил его лишь сейчас? Странно... И тем более непонятно, отчего ему кажется, будто он уже в нем бывал? Правда, это ощущение, как паутинка, щекочущая лицо, все время ускользало, и Селищев то и дело останавливался, настороженно поглядывая по сторонам, словно можно было увидеть, откуда оно берется... Оказалось, что можно.
  Купив бутылку коньяка, сыра, хлеба, фруктов, Селищев подходил к мясному отделу, когда нос его уловил запах языковой колбасы. Вот откуда прилетало к нему его "дежа вю"!
  От изумления он замер: все было, как в его сне! И очередь, и продавщица, которая очень походила на его соседку Зою Никифоровну... Несколько секунд Селищев колебался, вставать ему за колбасой или нет. И хотя сон, если он в руку, не сулил ничего хорошего, слишком уж манило его войти в предлагаемые кем-то и неспроста обстоятельства.
  Примкнув к очереди, Селищев понял, что дважды ступить в одну и ту же реку можно: как и прежде, он тревожился, продавщица сновала между холодильником и прилавком, очередь росла. В ней он заприметил и мордатого гражданина, и сухонькую старушку, у которых ему не суждено будет вызвать теплых чувств. Когда подошла его очередь, он увидел, что продавщица не просто похожа на его соседку, но она и есть Зоя Никифоровна!
  - Ну что, сосед, сколько взвешивать? - громко и весело спросила она, тоже узнав Селищева.
  Прилавок, однако, был пуст. "Знаем, чего она так радуется", - отметил про себя Селищев, но решил ответа не менять:
  - Килограмм.
  Он знал, что сейчас Никифоровна исчезнет, но совершенно не был готов к ее возвращению... с двумя батонами колбасы в руках. Ход событий явно менялся, и рой возникших от этого мыслей сковал Селищеву мозг.
  Тем временем Никифоровна резанула здоровенным ножом по батону, бросила отвалившийся кусок на весы и провозгласила:
  - Кило двести! Брать будете?
  "С весом она ошиблась, - начал растормаживаться Селищев. - К чему бы это? Если сказать, что много..."
  - От куска я ничего отрезать не буду! - опередила она заключение его еще вялого мозга и грозно надвинулась:
  - Долго думать будем?!
  - Мужик! - услышал Селищев позади себя. - Бери или отваливай!
  И еще донеслось до него, как шелест:
  - Сами не знают, чего хочут...
  - Беру! - решительно ответил Селищев.
  - Триста двенадцать рублей с вас.
  Ровно столько он и отсчитал, чтобы не получить на сдачу какие-нибудь сандалики. Никифоровна, завернув в бумагу колбасу, вручила ее Селищеву, и он вышел из гастронома. Все.
  Селищев обернулся: все? Что это было? Просто покупка колбасы?
  Опустошенный, не в состоянии понять, что же происходит, он побрел домой.
  Единственная только мысль прокатилась посреди бездумья - про реку, в которую, действительно, нельзя войти дважды.
  9
  Селищев не стал доставать ключи, зная, что дверь откроет Вера, которая всегда чутко улавливает любое движение на лестничной площадке. Он не ошибся.
  - Привет, - сказала Вера.
  Была в ее внешности какая-то перемена, но какая, Селищев не мог понять.
  - Да уж здоровались сегодня, - мрачно ответил Селищев и разглядел: нарядное платье сменила она на строгий брючный костюм.
  - Переоделась... Что, праздник отменяется? Зачем же я коньяк покупал?
  - Ты, я смотрю, не в духе. А праздник... Почему отменяется? У нас же сегодня день...
  - Воссоединения семей! - не пошутил Селищев.
  - Да ладно тебе... Я сейчас, погоди, - сказала Вера, заторопившись на кухню.
  "А где же семейка? - безрадостно подумал Селищев. - Что-то притихли родственнички".
  Он прошел в комнату. Там было пусто. Понимая, как это глупо, кинулся в ванную, в туалет. Оставалась кухня. Он вбежал туда. Сестра стояла с календарем в руках. И больше никого!
  - Генка, что ты скачешь, как конь! Вот, на, посмотри! Нет такого праздника - воссоединения семей. Он, наверно, у корейцев есть, а у нас сегодня - День тыла Вооруженных сил.
  - Да, да... День тыла - чуть не со слезами на глазах повторил Селищев.
  Он понял: сестра не переодевалась, потому что не приходила к нему днем, и не было никакой Нонны, никакого Славика...
  Ему показалось, будто в грудь влилось что-то легче воздуха, и он вот-вот приподнимется над полом. Чтобы не испугать Веру, он даже взялся за край стола.
  И было абсолютно неважно, как назвать происшедшее с ним несколько часов назад: больной сон, помутнение рассудка, колдовство... Главное, что он вырвался оттуда. И, может, именно тогда, когда в хирургическом кресле случился с ним обморок!.. А, может, наоборот: тогда-то в его память и вторглась неведомо откуда вся эта небыль. Да и неважно! Наплевать! Жаль только Нюту.
  - Было бы большим свинством не отметить День тыла! - счастливо улыбнулся Селищев.
  Я вот тут купил сыра, колбасы... языковой...
  Вечер вышел уютный, а когда на улице посерело и заморосил дождь, стало в доме еще милей. Сестра рассказывала о детях - племянниках Селищева, конечно же, о муже... Потом вспоминали они детство, двор их в Лялином переулке. Селищев будто невзначай спросил:
  - А как была фамилия Нонны?
  - Нонны? - переспросила Вера, и у Селищева радостно стукнуло сердце - значит, давно они не встречались, раз имя ее у Веры не на слуху.
  - Ну да, подружки твоей из второго подъезда.
  - А... Красильникова. А тебе зачем?
  - Да я ее, кажется, недавно видел... Мельком.
  - Вряд ли это была она. Нонка замуж вышла за моряка и живет теперь в Мурманске.
  "Ну все, слава богу! Можно было, конечно, и не спрашивать. Это уж так ... как говорится, для очистки совести..."
  Вера стала собираться домой.
  - А что ты читаешь? - увидела она книгу на ночном столике.
  - Кафку, - ответил Селищев и, пораженный какой-то неожиданной догадкой, растерянно замолчал.
  Он молчал почти все время, пока провожал Веру до метро. А прощаясь произнес неожиданную для нее, странную фразу:
  - Знаешь, никогда не читай Кафку на ночь.
  И грустно улыбнулся.
  ***
  Утром следующего дня Селищев забежал в поликлинику, чтобы записаться на прием не к Додину. В регистратуре, конечно, было полно народу. Заняв очередь, Селищев взглянул на часы: времени до деловой встречи оставалось в обрез. Вдруг боковым зрением он уловил знакомый силуэт, а в следующее мгновенье увидел... Нюту. Она спускалась по лестнице и внимательно смотрела на него. В янтарных радужках словно плескался свет, они по-колдовски приманивали, влекли... Селищев непроизвольно подался к Нюте, но она тут же отвела взгляд и прошла мимо как ни в чем не бывало.
  "Что же это? - в смятении подумал Селищев. - Жизнь по Кафке продолжается?!"
  2012
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"