Бутько Алексей Владимирович : другие произведения.

Джаггернаут (главы 1-8)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Далёкое будущее. Вплотную подойдя к рубежу полной гибели, человечество объединилось. Теперь оно сплочено и сильно. Забыты войны и разногласия - люди подчинили себе пространство, устремились в космос и уже много лет ведут поиск пригодных для жизни планет. Службы во флоте дальней разведки удостаиваются самые лучшие представители рода людского. Отчаянные попытки обнаружить разумную жизнь так и не увенчались успехом, а над учёными-энтузиастами начинают откровенно смеяться. Однако с окраин дальнего внеземелья начинают приходить тревожные вести о новой непознанной опасности. Волей случая учёный-ксенолог Ветров, бывший офицер флота дальней разведки, снова оказывается на военном корабле. Вместе со своим старым другом космическим офицером Ветрогоном они отправляющемся в опасное путешествие на поиски чужаков. Им предстоит многое: приключения, смертельные опасности, а главное - проверка дружбы на прочность.
  Глава 1
  
  Ландшафт этой молодой (конечно по космическим меркам молодой) планеты во многом напоминал доисторическую Землю. Этот факт видимо и бросился в глаза экспедиции командора Гаррисона и подсказал будущие название планеты. Планета Мезозой изобиловала вулканами, тропическими лесами, причудливыми и зачастую опасными животными – в общем сходство с Землёй периода мезозоя было налицо. И, следуя логике вещей, в далёком будущем тут могла зародится разумная жизнь. Могла бы… После вмешательства людей, это вряд ли произойдёт, особенно теперь, когда на планете обнаружили огромные залежи сатурния. Тропики вырубались, водоёмы осушались, а мезозойская мушка, маленькое насекомое, укус которого для человека являлся смертельным, вообще подлежала тотальному уничтожению. Всё это нарушало хрупкую экосистему планеты. Факт, конечно, удручающий, но кто ж откажется от свалившегося на голову счастья?
  Ветров улыбнулся – вспомнил какая поднялась шумиха, когда участники экспедиции случайно обнаружили на Мезозое залежи сатурния. Редчайший элемент, основа звездоплавания, топливо для реакторов звездолётов, собственно то, без чего невозможна гиперпространственная свёртка и перемещение на десятки и сотни парсеков от Земли, спокойно валяется под ногами. Ведь раньше сатурний получали путём трудоёмкой, дорогостоящей и практически неконтролируемой термоядерной реакции, настолько неконтролируемой, что производство сатурния в своё время было перенесено на Луну. Но даже там, на Луне, периодически случались аварии и гибли люди. А ведь сколько копий было сломано, сколько диссертаций написано, сколько раз было доказано: самопроизвольный синтез сатурния на каком-либо из космических тел невозможен. Но факты – штука упрямая, за что Гаррисон и получил свою звезду героя человечества. Хотя геологи на Мезозое до сих пор ломают головы, как вопреки всем известным законам физики на планете, достаточно удалённой от своей звезды и имеющей умеренный климат мог сам по себе возникнуть такой редкий элемент. Мезозой моментально превратился в стройку века. На орбите планеты на всякий случай на постоянное боевое дежурство встали четыре тяжёлых ракетоносца, народ повалил толпами со всех обжитых уголков вселенной. И было ради чего: зарплаты на Мезозое порой переплёвывали зарплаты членов экипажей дальних исследовательских кораблей. Численность колонии росла в геометрической прогрессии, в 2270 году она составила 500 миллионов человек, средний возраст которых не превышал тридцати. Кто-то даже сравнивал эту эпопею с освоением Сибири и стройкой БАМа на Земле три века назад.
  Вот только недавно Мезозой, и без того щедро наградивший учёных загадками, подбросил нечто уж из ряда вон выходящие. А именно: на одной из сатурниевых разработок во время бурения были обнаружены загадочные подземные объекты явно технологического происхождения. Тогда Ветров понял, что это его шанс. Ксенологию не очень-то жалуют, её-то и наукой долгое время не признавали. Только когда мало-помалу в Дальнем Внеземелье начали находить косвенные следы внеземных цивилизаций, за энтузиастами, занимавшимися изучением гипотетических братьев по разуму, закрепили вполне научный статус. Однако, вопреки всему, авторитета ксенологам это не прибавило. Все найденные следы указывали на малоразвитые колонии полуразумных животных, вымерших в результате различных обстоятельств. Крупнейшим и, к сожалению, единственным достижением ксенологии была обнаруженная на сорок четвёртом парсеке гуманоидная цивилизация, погибшая в результате столкновения с астероидом. Цивилизация эта была примечательна тем, что освоила земледелие и, более того, занималась производством примитивных механизмов. Ах, как Ветров тогда завидовал учёным мюнхенского ксенологического центра. У минского института ксенологии тогда, к сожалению, не было средств для снаряжения экспедиции – незадолго до того исследовательский крейсер «Беларусь» вернулся из системы Глизе ни с чем, едва не развалившись по пути, после чего встал на бессрочный ремонт. На снаряжение экспедиции попросту не хватило времени и, главным образом, денег. На этот же раз фортуна улыбнулась Ветрову во всей красе. Самое главное – он узнал о находке первым. Лучший друг из дальразведки (вместе служили на флоте) вовремя предупредил. И когда до института дошли официальные сведения, у Ветрова уже был готов план работ и команда энтузиастов, так что все конкуренты остались за бортом. На Мезозое фортуна, вопреки закону подлости, не отвернулась от Ветрова – в первый же день удалось проникнуть в подземные сооружения. Это был поистине высокотехнологичный объект, правда назначение его пока оставалось неясным. Объект казался очень хорошо законсервированным: хотя спектральный тест определял возраст сооружения как 250-300 тысяч лет, внутри всё было в практически нетронутом состоянии, и, что характерно, неизвестная пока энергетическая установка продолжала поддерживать всё в рабочем режиме. Работы продвигались успешно: вскоре было раскрыто назначение некоторых приборов и агрегатов. Самым интересным было то, что вся система функционировала полностью автономно по какой-то непонятной программе, не дававшей сбоев на протяжении сотен тысяч лет. Вскоре подключились лингвисты, но вот уже два месяца все попытки расшифровать записи неизвестной цивилизации оставались тщетными.
  Смущало во всём этом деле только пристальное, хоть и ненавязчивое, внимание к экспедиции со стороны сотрудников галактической службы безопасности. В принципе, это можно было объяснить надеждами, которые питала ГСБ к внеземным технологиям: ведь они могли оказаться куда совершеннее земных. И кто знает, какую опасность они могли в себе нести. Приставленный к группе Ветрова офицер в личные дела не влезал, с вопросами не приставал, охотно оказывал помощь – в общем вёл себя в крайней степени тактично, однако вся группа относилась к нему с опаской. И неспроста: складывалось впечатление, что он уже что-то знает о мезозойских подземельях.
  Ветров потянулся. Он лежал на берегу тёплого вулканического озера. Вообще из этой планеты мог бы получится туристический рай: оптимальное содержание кислорода в атмосфере, тёплый климат, чистая вода – условия как на Пародиссе. Но не сложилось. Местными пляжами по выходным пользовались только рабочие сатурниевых разработок. Ветров протянул было руку за самоохлаждающейся банкой пива, но в этот момент заверещал коммуникатор. «Владимир Ветрогон. Земля, Солнечная система» – высветилось на дисплее. Деньги некуда девать, подумал Ветров. Небось, лишний раз хочет услышать дифирамбы в свой адрес. Ветров принял звонок – на дисплее появился Ветрогон в парадной форме, при всех регалиях. Фанфарон! Ну точно деньги некуда девать – за шестьдесят парсеков видеозвонок.
  – Привет тебе с Земли, Гена! – Ветрогон махнул рукой.
  Ветров присмотрелся:
  – Здорово, Володька! А с каких это пор ты эскадр-командор? И за какие заслуги?
  – Да, ерунда! Служба у нас такая.
  – С почином! Чего звонишь, денег не жалко?
  – Не жалко – звонок служебный.
  – Да ну! Тебя сюда решили послать? Дошли слухи, что мы тут раскопали?
  – Нет, Гена. У меня к тебе дело.
  – Давай, не томи!
  – Ты помнишь, я давал тебе слово командора, что возьму тебя в первую же экспедицию, где будет хоть малейшая вероятность встречи с чужими?
  Ветров засмеялся, хотя он уже понял по тону Ветрогона, что шуткам тут не место.
  – Да ладно тебе подкалывать!
  – Гена, всё без шуток. Если ты заинтересован, в четверг вечером жду тебя на Луне на базе флота.
  Ветрову стало не по себе.
  – Каким вечером! Ты соображаешь…
  – Соображаю. Билет на экспресс «Мезозой – Земля» на твоё имя заказан. На орбитальном терминале тебя будет ждать человек на катере.
  – Володя! Ты ж меня без ножа режешь! У меня тут сенсация! Диссертация наклёвывается!
  – Всё знаю, Гена… Но, поверь ты мне: если экспедиция увенчается успехом – материала у тебя будет на докторскую, если сразу в академики не изберут. Ещё раз повторяю: всё без шуток!
  В голове Ветрова завертелся дьявольский водоворот мыслей. А что, если всё это правда? Если действительно флот дальразведки наткнулся на какую-нибудь не мифически исчезнувшую, а на самую что ни на есть реальную, живую ксенорассу? И ему, Ветрову даётся шанс к этому событию прикоснуться… К чёрту тогда Мезозой с его казематами! К чёрту бедный, всеми гонимый институт! Тут ведь даже не академией наук – тут нобелевской премией попахивает!
  – Что с собой брать? – спросил Ветров.
  – Всем снабдим! – улыбнулся Ветрогон. – И ещё… Зная тебя, я не сомневаюсь, что ты не откажешься, однако, как друга, предупредить должен…
  В этот момент картинка на дисплее замерла и пропала. Некоторое время Ветров просто сидел, тупо уставившись в коммуникатор, затем всё-таки, не жалея денег, запустил соединение. После короткой задержки на дисплее появилось женское лицо на фоне логотипа «HyperCom» и приятным выверенным голосом сообщило: «Отсутствует связь с Солнечной системой. Приносим свои извинения. Попробуйте перезвонить позже». А вот и он, закон подлости в действии! Что же хотел сказать Ветрогон, о чём предупредить? Недолго думая, Ветров соединился со службой поддержки планетарного оператора связи. Результат был неутешителен: в результате столкновения с метеором вышел из строя орбитальный гиперретранслятор. Связь обещали восстановить через сутки, которых у Ветрова не было.
  Экспресс «Мезозой – Земля»... Это элитный корабль с пространственным реактором третьего поколения. Преодолеть расстояние до Земли за один прыжок для него пустяковое дело. Двое суток максимум для выхода в зону прыжка, где-то столько же на подход к орбите Земли... В общем к четвергу вполне можно успеть. Ветров подключился к базе космодрома Мезозой-Южный. На его имя действительно был забронирован и, самое главное оплачен, билет в первый класс, но на это Ветров даже и не обратил внимания. Экспресс стартовал с орбитальной станции в 15:30 по среднеземному времени, то есть через четыре с небольшим часа. На орбиту для регистрации надо прибыть хотя бы за час до старта! Сволочь ты, Ветрогон!
  Недолго думая, Ветров вызвал такси и зачем-то посмотрел в небо. И неожиданно его начали одолевать сомнения Чего ради он бросает всё и мчится неизвестно зачем неизвестно куда? Ведь сколько уже раз жизнь учила: не гонись за журавлём в небе – и синицу потеряешь. Ветрогон – авантюрист, готовый броситься за тысячи парсек, не имея ни малейшего представления о том, что его ждёт. Такие как он регулярно пропадали без вести в чёрт знает каких закоулках Дальнего Внеземелья. Но Ветрогону везло, и это мало сказано. Ему одному удалось вернуться из провальной экспедиции в туманность Андромеды и после столкновения с астероидом с повреждённым реактором на материальной скорости добраться до ближайшей колонии. Мало того, после такого чудесного спасения у него ещё хватило сил поспорить с местными властями и, ссылаясь на критическую утечку кислорода, посадить звездолёт на поверхность планеты чуть ли не на брюхо. Пусть учёные отрицают фактор удачи, но объяснить хотя бы тот факт, что Ветрогон, несмотря ни на что, до сих пор был жив, иначе было просто невозможно.
  Аэромобиль практически бесшумно спустился к Ветрову, и тот продолжал стоять глядя в небо, увлекаемый потоком одному ему понятных мыслей.
  – Такси заказывали?
  Ветров встрепенулся. К чему вопрос? Скорее, чтобы просто привлечь внимание зазевавшегося пассажира. Ведь сегодня даже в самых захудалых колониях таксистов снабжают точным пеленгом на то устройство, с которого поступил заказ. Заказывал ли он такси? Ну конечно заказывал! Ветров ничего не ответил. Он просто сел и попросил отвезти его в гостиницу «Земля». Будь что будет! Лучше совершить поступок и один раз об этом пожалеть, чем упустить шанс и потом жалеть об этом всю жизнь.
  В вестибюле Ветрова встретил сотрудник ГСБ. Наверняка уже в курсе.
  – Собирайтесь быстрей, Геннадий Васильевич. Все уже предупреждены о вашем отъезде. Дела переданы вашему помощнику. Я бы уже упаковал вам вещи, но, боюсь, вы меня неправильно поймёте.
  Ветров ухмыльнулся. Хотя бы чувство такта пытается имитировать. Перерыл бы всё вверх дном, если бы счёл нужным.
  Вещей было совсем немного – один небольшой чемодан. Когда привыкаешь жить как перекати поле, всё меньше и меньше начинаешь брать с собой. Сменный комплект одежды, гигиенический набор и гитара. С гитарой он не расставался никогда, она была для него неким осколком прошлой беззаботной жизни. Ветров взял гитару с дивана, провел рукой по спущенным струнам, затем неспешно разобрал и сложил в чемодан. Вот, снова шаг в неизвестность! Зарекался же вроде когда-то от необдуманных поступков, а вот нет – чёртов характер.
  Внизу чекист снова догнал Ветрова, пожал руку и выдал загадочную фразу:
  – В добрый путь, Геннадий Васильевич! Успешно вам послужить Федерации!
  Фразе этой Ветров значения не придал и, бросив чемодан в такси бухнулся на сиденье.
  – Космодром? – с улыбкой спросил таксист.
  Конечно, куда ж ещё может ехать чудак, сорвавшийся с пляжа и быстро побросавший добро в чемодан! Ветров только кивнул. Глядя на проплывавшие в окне тропические пейзажи, он прощался с Мезозоем. И почти наверняка знал, что вернуться сюда ему вряд ли придётся. Очередной шаг в неизвестность, как не зарекайся!
  Космодром как обычно напоминал муравейник. Движение здесь, в отличие от каких либо других людских колоний, не прекращалось ни днём ни ночью. Орбитальные челноки стартовали отсюда каждые полчаса. Окажись Ветров в подобной ситуации где-нибудь на Веге или Песчанке, где взлёта на орбиту требуется ждать сутками, он бы бесспорно опоздал, но Мезозой, пожалуй, самое оживлённое место среди обжитых планет. Таким потоком пассажиров и грузов могла похвастаться разве что планета Барахолка. На картах она, конечно, называлась более благозвучно, но в той связи, что она находилась на пересечении восьми звёздных трасс и там можно было достать всё что угодно, среди путешественников за ней твёрдо закрепилось это название.
  Ветров подбежал к терминалу, без проблем прошёл биометрический контроль и устремился к контрольному медицинскому пункту. Врач считал данные с биометрической карточки Ветрова, улыбнулся и сказал:
  – Я смотрю у Вас солидный полётный список! Перегрузки, свёртки переносите нормально?
  Ветров замялся.
  – Вообще, переношу нормально, сознания не теряю, но перегрузки ненавижу.
  – Так, может, выдать снотворное? Подремлете – и на орбите!
  Ветрова аж передернуло. Его часто мучил кошмар, что орбитальный катер терпит крушение, а он без сознания и о нём все забыли, спасаясь сами.
  – Нет, спасибо. Потерплю как-нибудь.
  – Дело ваше. Как самочувствие? Жалоб на здоровье нет?
  – Нет, я в порядке.
  – Проходите на посадку.
  Ветров успел едва ли не в последний момент: последняя партия пассажиров уже забиралась в транспортёр. Народ тут собрался весьма разношёрстный: от простого рабочего до весьма загадочного субъекта в дорогом костюме. Это потом все разойдутся своими дорогами, но здесь все равны. Транспортёр рванул достаточно резко – разгонный модуль уже готовился к старту и ждать опоздавших никто бы не стал – на космодроме всё рассчитано по секундам.
  Ветров ненавидел старты ещё с флотских времён. Мерзкое, отвратительное состояние, при котором теряешь волю, тело отказывается слушаться, голова тяжелеет и остаётся только ожидать, когда невидимый груз, опускающийся сверху, раздавит тебя вместе с сиденьем. Даже на пассажирских кораблях, где перегрузки были сведены к минимуму, даже несмотря на то, что у Ветрова никогда не было проблем со здоровьем из-за перегрузок, он так и не смог побороть в себе чувство панической тревоги, сопутствующие старту или разгону. Он хорошо помнил, как впервые попробовал на своей шкуре это ощущение – уже на орбите его долго пытались оторвать от сиденья, в которое он вцепился мёртвой хваткой. Кто-то из новичков тогда отключился, у кого-то текла кровь из носа и ушей – с ним ничего такого не случилось и не случалось никогда – ему просто было жутко, в чём он никому так и не признался.
  По громкой связи прозвучало стандартное предупреждение, и началось... Сначала вибрацию почувствовали ноги, она переросла в грохот и, казалось, как водится, что катер вот-вот развалится, затем на мгновение всё стихло и груз вновь начал опускаться. Ветрова вдавило в сиденье, казалось, что всё внутри сжимается и размазывается в тонкий блин из крови и остатков тканей. Самым отвратительным в этом чувстве было то, что оно, казалось, не закончится никогда. Но всё рано или поздно кончается. Наступила блаженная, почти неслышимая лёгкость. Только в ушах стоял звон, а где-то глубже в голове тихий, но настойчивый гул. В эти моменты Ветрову всегда хотелось заснуть хоть ненадолго. Хоть чуть чуть продлить ощущение избавления от ужасной муки. Ветров знал, долго поспать не получится – скоро громкая связь снова разорвёт тишину, возвещая о начале стыковки.
  Море. Тёплое море. И выглядит таким родным – не иначе Земля! Ветрогон, Вера, Арсенин, Родригес, Соколов, Йодель. Все живы, Все ещё вместе. Солнце заходит над горизонтом, стреляет шампанское. Мы вернёмся! Обязательно вернёмся! Ждите героев! Шумит прибой, Вера падает в волну, увлекаемая вихрем брызг. Жди меня и помни! А я за сотнями парсек буду помнить о тебе!
  – Уважаемые пассажиры! Наш пассажирский блок произвёл стыковку с орбиталым терминалом. Просим оставаться на своих местах до подхода сопровождающего. Спасибо!
  Где же оно, Каспийское море? Где друзья? Арсенин сбит пиратами, погиб. Родригес пропал без вести в туманности Андромеды. Соколов убит пиратами на Песчанке, погиб. Йодель пропал без вести. А Вера... Впрочем, это отдельная история.
  – Здравствуйте! – к Ветрову подплыл стюард. – Я помогу вам добраться до до терминала. Отстегните без резких движений ремень.
  – Уважаемый! – Ветрова передёрнуло. – Я офицер флота в запасе. Посему сделайте вид, что вы меня сопровождаете и давайте не будем друг друга нервировать!
  Стюард замялся, а Ветров тем временем привычным движением сбросил ремни, подплыл к потолку, освободил от фиксаторов свой чемодан и уверенно направился к шлюзу.
  – Будьте осторожны! Держитесь на расстоянии от впереди летящих!
  Ветрову захотелось ругнуться. Вздумалось какому-то сопляку учить его, как вести себя в невесомости! Невесомость – это, конечно, эйфория, особенно для новичков. Самая распространённая травма – получить ногами от того, кто впереди, и полететь ломать себе что-нибудь. Но не стоит же со всеми носится, как с детьми. Ветров почувствовал, как его потянуло вперёд – первый признак искусственного гравитационного поля. Теперь главное вовремя перевернуться ногами вниз, иначе можно распластаться по полу, как центурионская черепаха. Забавное создание: в многочисленных океанах Центуриона чувствует себя как рыба в воде, а на суше растекается по поверхности как кисель – даже панцирь становится мягким.
  Теперь тянуть стало не только вперёд, но и вниз. Искусственная гравитация создаётся такими же реакторами Хайма, что используются для свёртки в гиперпространство, только гораздо менее мощными. Особенность такого метода заключается в том, что притяжение объектов происходит не к поверхности пола, а к центру реактора, поэтому человека всегда тянет ещё и в сторону, если только он не находится непосредственно над установкой. Сила притяжения тоже неравномерна: при удалении от установки она экспоненциально убывает. Собственно, попытка увязать гравитацию с пространственными искажениями и заложила основу современного звездоплавания. Однако, трудам Хайма суждено было столетие пролежать на полке, дожидаясь своего часа, а самому ему – умереть, так и не поняв, что открыл дорогу всему человечеству.
  Ветров успел выставить ноги в последний момент и неуклюже, но всё же устойчиво приземлился на пол. Задумался! В ехидном взгляде стюарда читалось «Ну я ж предупреждал». Но в тот же самый момент ноги у него разъехались, увлекая своего хозяина на пол. Затем он, видимо, чисто инстинктивно подпрыгнул, желая занять вертикальное положение, но, так как притяжение было ещё слишком слабым, взлетел до потолка и, отскочив от него, снова шлёпнулся на пол. Ветров громко от души захохотал. Научись сначала сам барахтаться, салага!
  Рядом с Ветровым легко и изящно приземлился загадочный тип в дорогом костюме, которого тот приметил ещё в транспортёре. Было заметно, что он тоже оценил комизм ситуации, но позволил себе лишь слегка улыбнуться. Затем достал из внутреннего кармана неприлично дорогой планшет и, глянув план станции, устремился в коридор. Ветров тоже посмотрел план, проложил себе маршрут к посадочным воротам и короткими осторожными шагами пошёл, периодически сверяясь с указателем.
  Орбитальная станция жила своей, мало зависящей от планеты жизнью. Здесь всё было пронизано чувством дороги, всё казалось подвешенным. Кто-то ждёт отправления, кто-то уже прибыл и ждёт возможности спустится на поверхность. Станция полностью автономна, начальство земное – проблемы планеты здесь волнуют в последнюю очередь.
  Ветрова стало ощутимо тянуть к стенке – значит центр станции совсем рядом. Тут же находилась служба регистрации пассажиров. Обычно землянам сразу выдают посадочный код: у космических служб есть негласное соглашение – без особой надобности жителей Земли не задерживать, но в этот раз Ветрова долго расспрашивали о цели полёта, дальнейших планах и, судя по времени, которое пришлось ждать, инспектор делал запрос в сетях Земли. Только сейчас Ветров сообразил, что на станции имеется свой вполне исправный гиперретрянслятор. Он вынул планшет и снова попытался позвонить Ветрогону. Звонок по двойному тарифу всё-таки прорвался через перегруженные каналы до Земли, но Ветрогон не ответил. Пришлось написать письмо, которому было суждено остаться без ответа:
  
  Володя! Злой рок преследует меня – никак не могу с тобой связаться. Знай: я принял решение отправится с тобой в экспедицию, в какие бы дебри Дальнего Внеземелья ты не собрался, и уже жду вылета на орбите Мезозоя. Не знаю, о чём ты хотел меня предупредить, но обратной дороги у меня уже нет и не будет. Я бросил всё! До встречи на Луне!
  Ветров.
  
  Наконец Ветров получил посадочный код и направился к терминалу. Но и здесь его ждал сюрприз: содержимое чемодана долго просматривали сканером, затем даже попросили открыть и внимательно всё осмотрели, отдельное внимание уделив гитаре. Такие меры безопасности применялись при очень сильных угрозах: вооружённом мятеже на планете, пиратской атаке или вторжении банды экстремистов. Ничего подобного на Мезозое не происходило и не могло происходить. Он недовольно глянул на инспекторов, взял чемодан и направился к шлюзовому рукаву.
  На борту Ветрова любезно встретил стюард и проводил в каюту, внимательно выслушал все пожелания и удалился. Оставшись в одиночестве, Ветров не знал, чем заняться. Он никогда не летал первым классом и в такой ситуации привык общаться с попутчиками. Он достал гитару, собрал её и, устроившись на диване, попробовал сыграть что-то. Но струны не слушались, убегали из-под пальцев и пронзительно визжали. Нахлынула странная непонятная усталость, полное безразличие к происходящему. Глаза сами собой закрылись, а глухого стона падающей на пол гитары Ветров уже не слышал.
  Его разбудил стюард, принёсший в каюту обед. Обстоятельно всё расставив, он подвинул столик к дивану, откупорил бутылку вина и налил в бокал. Затем уточнил, когда можно будет вернуться за посудой, и ушёл, укатив за собой тележку. Ветров приложился к еде. Всё действительно было очень вкусно, не то, что та синтетическая дрянь, которой кормят в эконом-классе. И тем не менее, в душу упорно пробиралась тоска, говорившая, что бесцельно придется прошататься по палубам ещё несколько дней.
  
  Земля встречала Ветрова скучно и неприветливо. Снова нудная процедура проверки, длительное ожидание багажа и неизвестность впереди. Когда все процедуры были пройдены и Ветров просматривал расписание рейсов на Луну, к нему подошёл офицер:
  – Извините, вы Геннадий Васильевич Ветров?
  Ветров оторвался от планшета и посмотрел на нежданного собеседника – лейтенант. На нём была синяя форма космического флота, на левом рукаве красовался шеврон с изображением летящего корабля, надписью «Главдальразведка» и девизом «Через тернии к звёздам», а на левом рукаве разместилась огромная птица, широко размахнувшая крылья и название корабля «Альбатрос».
  – Да, я. вы от Ветрогона?
  – Так точно, товарищ командор третьего ранга.
  Ветров рассмеялся:
  – Вам что-то не так сообщили. Я всего лишь старший лейтенант, да и то давно в запасе.
  – Ошибки быть не может! Вы снова на службе у Федерации.
  Ветрову стало как-то не по себе. Он вдруг вспомнил загадочную фразу гсбиста на Мезозое и своё дурное предчувствие. Недолго думая, он выхватил планшет, открыл свою личную карточку и начал судорожно всматриваться:
  Ветров Геннадий Васильевич, 2229 года рождения, русский... образование... специальность... Место работы... У Ветрова перехватило дыхание. Главный федеральный флот дальней разведки. Звание: командор третьего ранга присвоено 24 августа 2271 года... То есть вчера! Место службы: Флагманский крейсер «Альбатрос», планета приписки: Земля, Солнечная система. Должность: помощник командора по научной работе.
  Сволочь ты, Ветрогон!
  – Где эта космическая скотина? – взорвался Ветров..
  – Командор попросил извинится за корректировку планов и распорядился доставить Вас в любую точку Земли.
  – Какая корректировка? Каких планов?
  – Выход в космос откладывается на сутки, а сам он застрял у командования, поэтому до завтра вы абсолютно свободны. Говорите, куда подбросить – и через час вы будете там – катер у меня шустрый.
  Ветров успокоился. В конце концов, он сам этого хотел и дал на то своё согласие. А то, что Ветрогон устраивает из всего показательный парад – в этом весь он. Обидно было лишь то, что его согласие вроде бы как и не требовалось.
  – Ну, давайте на космодром Северный – там моя машина на стоянке.
  Зачем же? – удивился лейтенант. – Вы с Северного на аэромобиле будете часа три добираться. Не проще ли сразу домой? А завтра утром я за вами заскочу.
  – А вы найдёте место, где приземлиться в Минске?
  – Более того, я вас доставлю до крыши дома!
  – Тогда подождите, я поставлю отметку об убытии.
  – Все формальности уже соблюдены. Берите ваши вещи и идёмте к ангару.
  В двадцать третьем веке сложно чем-то удивить людей, но Ветров удивился-таки скорости катера и умению пилота. От скорости, с которой валилась на них Земля (а при снижении это кажется именно так), просто захватывало дух. Земля становилась всё больше и больше, пока, наконец, не заполнила всё обозримое пространство. По корпусу катера побежало оранжевое свечение. Оно становилось всё ярче, перерастая в пламя. Теперь катер просто стремительно падал на Землю.
  Вынырнув из облаков, лейтенант замедлился и спокойно поплыл, плавно снижаясь. А внизу уже были видны родные до боли знакомые ландшафты. Побывав на множестве планет, Ветров осознавал, что наша Земля не является чем-то уникальным – во вселенной полно планет, подобных ей. Но всё же каждый раз возвращаясь, он испытывал трепет и мысленно здоровался с родным домом. А внизу уже виднелся город. В этот момент послышался голос диспетчера:
  – Борт 0178, сообщите место посадки!
  Пилот вопросительно посмотрел в сторону Ветрова. Тот замешкался, потом поняв, что вопрос адресован ему, ответил:
  – Минск, проспект Батьки, дом 14.
  – Разрешение получено. Даю оповещение по месту. Подтвердите запрос на наземную корректировку посадки.
  Лейтенант покачал головой.
  – У меня заблокирована система наземной корректировки посадки. Запрашивайте 017 Альбатрос.
  Связь умолкла, но через несколько секунд голос диспетчера прозвучал снова. Казалось, он взволнован.
  – 0178, Альбатрос не разрешает разблокировку – требуют посадки в ручном режиме. Будете садиться вручную?
  – Буду! – уверенно ответил пилот.
  – Подтвердите личную ответственность!
  Лейтенант поднёс биометрическую карточку к сканеру:
  – Подтверждаю!
  Затем улыбнулся, глянул на дисплей навигатора и резко пошёл на снижение. Ветров смотрел вниз на город. Там уже виднелись знакомые силуэты улиц и зданий. Дома тянулись вверх, маня посадочными площадками и стоянками на крышах, между ними сновали аэромобили – город жил своей привычной суетливой жизнью. Жизнь играла с Минском злую шутку. Он опять выглядел молодо и современно, потому что был отстроен заново, как после второй мировой (или, как её ещё называли, Первой Великой Отечественной) войны. Третья мировая (она же Вторая Великая Отечественная) пронеслась по городу молниеносным смертельным вихрем, не оставив даже руин и похоронив заживо всех, кто не успел эвакуироваться. С тех пор на Земле устоялся мир, который держится вот уже более двухсот пятидесяти лет. Человечество, наконец осознав, что может просто исчезнуть, объединилось и устремило свой взор к звёздам, создав Объединённую Галактическую Федерацию.
  Посадка прошла настолько мягко и незаметно, что Ветров никогда бы не поверил, что она осуществлялась вручную. Пилот оказался настоящим асом. На площадку вышел дежурный по крыше. Надо признать, вид у него был бледный. Видимо он, очень сомневался в мастерстве пилота и крестил пальцы, лишь бы всё прошло без аварии. В городах посадка всегда осуществляется в автоматическом режиме, и Ветров, признаться, сам недоумевал, почему с корабля не дали добро, а теперь понял: такому мастеру просто не нужна автоматика!
  – Товарищ командор третьего ранга, – окликнул Ветрова пилот, – возьмите Ваш чемодан, – он выставил чемодан на площадку. – А это, – пилот выставил ещё один маленький чемоданчик, – просил передать командор Ветрогон.
  – Спасибо! Я ведь так и не успел с Вами познакомиться!
  – Извините, забыл совсем! Лейтенант Шалимов, пятая эскадрилья палубного авиакрыла. Вася.
  – Счастливо, Вася! Ещё раз спасибо!
  Шалимов загерметизировал катер и дал команду «От винта!»
  В квартире было пусто и одиноко, как годы назад, когда Ветров вернулся из системы Глизе. Только странно это было тогда и непривычно заходить в пустую квартиру, где на холодильнике он нашёл тому объяснение:
  
  Мне надоело постоянно ждать! Я устала! Я устала от твоих вечных разъездов, от постоянной неустроенности! Я устала от твоего вечного безденежья! Устала от того, что ты вечно гонишься за какими-то химерами и не хочешь ничего замечать вокруг себя! Я устала жить с неудачником! Прощай и не ищи меня!
  Вера
  
  Ветров разделся догола и сложил одежду в контейнер. Затем нашёл домашний костюм, взял контейнер, отнёс его на кухню, где располагался приемник прачечной. Он открыл дверцу приемника, положил туда контейнер и сбросил вниз. Потом пошёл в комнату и, взяв планшет, завалился на диван. Диван тихо зашипел, принимая форму тела. Ветров зашёл в один недорогой ресторан, чтобы заказать ужин, но как только он открыл меню, планшет пикнул, возвещая о сообщении. Наверное Ветрогон написал, подумал Ветров. Но нет:
  Ваш заказ принят. Вы сможете получить вещи через час после оплаты. Стоимость заказа 3 гало.
  Ветров оплатил стирку и хотел было вернуться к меню, но он вспомнил про чемоданчик, который передал Ветрогон. Всё-таки что же там? Замок оказался с сюрпризом – открылся лишь тогда, когда Ветров поднес биометрическую карточку и палец к биосканеру. Внутри оказалась парадная форма с погонами командора третьего ранга, личная карточка офицера флота, именной кортик и лучевой пистолет. Ветров осторожно взял пистолет, повертел в руках, пристально разглядывая. Он не держал в руках боевого оружия очень давно, а стрелял только в тире. При его смешных размерах это было грозное оружие, готовое испарить кого угодно. Такие пистолеты начали поступать на вооружение недавно и помимо собственно боевого режима, в них имелся учебный, предназначенный для тренировок, вызывающий лишь небольшой шок, и останавливающий, который сбивал противника с ног и вводил в прочное оцепенение. Кортик, кстати говоря, при всей своей ритуальности и символичности тоже запросто мог неплохо послужить в бою. Сплав, из которого он был сделан, обладал исключительной прочностью и твёрдостью, а лезвие было отточено до толщины всего лишь в несколько атомов. В ножнах он держался не жёстко, а на магнитах – дабы не тупиться. Отложив оружие, Ветров достал форму и принялся её надевать. Несмотря на явную роскошь (дорогую орионскую ткань, звезды из чистого золота, голографическую вышивку), положенную лишь старшим офицерам. она всё равно оставалась космической формой с полной герметизацией, поддержкой терморежима, подкожными инъекторами, шейным фиксатором для шлема и многими другими функциями, жизненно необходимыми звездоплавателям. Вообще космическая форма – очень сложная вещь и изготавливается для каждого матроса или офицера индивидуально с учётом особенностей организма. Выходит что? На флоте знали, что он вернётся на службу задолго? Ветрову очень не понравился ход собственных мыслей. Всё складывалось вовсе не так, как он себе представлял. Только теперь, глядя на себя в зеркало в форме и с оружием, он осознал, что отправляется в экспедицию не просто как учёный или гость на корабле, а как офицер, что отныне он человек верный уставу и присяге, и, чем всё это может закончиться, одним звёздам ведомо. Видимо об этом и хотел предупредить Ветрогон. Где же ты, старая космическая зараза!
  Не успел Ветров, оформить в голове очередное ругательство в адрес друга, как из планшета раздался звонок домофона. И кто же его пытается застать? Никто ведь не знает о его стремительном возвращении. Ветров поднял планшет: на дисплее в вечерних сумерках красовался Ветрогон, лёгкий на помине.
  – А вот и ты, командорская морда! Тебя-то мне и надо!
  Ветрогон растянул улыбку до ушей.
  – Открывай! Моросит тут у вас.
  – Я-то открываю, а ты готовься – я тут такой зуб на тебя точу!
  Ветрогон ввалился в дверь и тут же кинулся обниматься, отчего Ветрову стало как-то радостно и спокойно на душе, что даже расхотелось огрызаться.
  – Уже примеряешься, командор! – усмехнулся Ветрогон, глядя на форму. – Без обмывки, кстати, не считается!
  – А вот по поводу этого я очень хочу выслушать твои объяснения!
  – Всё объясню, старик. Давай только на стол накроем. У меня тут есть для тебя контрабандный подарочек! – Ветрогон отстегнул с ремня портфель и и извлёк оттуда бутылку. – Настоящий эриданский! Звание обмыть надо! Надеюсь, Вера нас поймёт.
  Ветров вздохнул.
  – С концами Вера.
  Ветрогон снова подошёл вплотную и положил руку другу на плечо.
  – Давно?
  – Давно... Один ты у меня друг остался.
  – Тогда тем более надо не теряться. Накрывай на стол.
  Они сидели в полумраке за столиком и закусывали тёплыми обжаренными осьминогами жгучий и сладкий ром, который когда-то так любили.
  – Может наконец объяснишь к чему весь этот маскарад, – Ветров развёл руками, демонстрируя форму. – Зачем было возвращать меня на флот?
  – Нелегко мне твоё возвращение далось, но так надо.
  – Зачем? Любовь к показухе? Можно было просто включить меня в состав экспедиции, как это всегда делают. Со званием ещё цирк устроил! Ну какой я командор? Люди будут смеяться! Я ж потому и ушёл, чтоб наукой заниматься.
  – Вот именно для твоей науки. Смотри – объясняю. Экспедиция сугубо военная – так что ни о каких гражданских учёных не может быть и речи. Это раз. Степень секретности такова, что допущены могут быть только старшие офицеры, не ниже командора третьего ранга – по уставу. Это два. Я долго отстаивал твою кандидатуру, но в конечном итоге всё решилось. Всё-таки специалистов по ксенологии на флоте нет, а ты у нас готовый офицер в запасе – только погоны подправить. Так что все согласились. Ты вполне можешь отказаться, ибо риск весьма неилюзорный.
  – Неужели война?
  – Не знаю, Гена. Факт один: пропадают корабли, и это не пираты.
  – Уверен?
  – Один транспорт успел передать, что атакован неустановленным бортом неизвестным типом оружия. Группа быстрого реагирования обнаружила в районе только облако пыли. И так восемь раз. – Ветрогон вздохнул. – Гена, я не хочу, чтоб ты думал, что я тебя втягиваю в эту историю. Можешь отказаться в любой момент. Я просто подумал: если нам повезёт, я хочу, чтобы ты был первым, кто изучит разумную жизнь. Мы рискуем, очень сильно рискуем, но и награда того стоит. В общем решай. Если нет, первым же рейсом верну тебя на Мезозой.
  – Ну щас же! – усмехнулся Ветров. – Как бы ты не выкручивался, Володька, но ты и вправду не оставил мне выбора. И не потому, что решил всё за меня, а потому, что последний друг ты у меня остался. Это я только теперь понял. А если ты рискуешь, то и я с тобой! Прав ты, Володька, нельзя нам теряться. Так что наливай!
  Они чокнулись и выпили.
  – А помнишь, как мы в академии надрались и сигали с крыши на аэролыжах?
  Ветров хотел засмеяться, но из обожжённого спиртом горла вырвался лишь шипящий смешок:
  – Помню. Мы удрали, а Родригеса догнали и посадили под арест.
  Ветрогон замолчал.
  – Знаешь... А ведь я его предал...
  – Когда?
  – Там, на подходе к Андромеде. Он шёл первым. Когда я разворачивал корабль и драпал, я чувствовал, что он ещё жив.
  – Ты спасал свой корабль и экипаж – нечего себя винить, – Ветров поднял стакан, – Вечная память всем, кто не вернулся на Землю!
  Они тихо выпили и замолчали.
  – Что с ним случилось? – прервал минуту молчания Ветров.
  – Не знаю. Связь пропала моментально. Он ничего не успел сказать. Я упрашивал командование снарядить экспедицию, когда вернулся, но они больше не решились жертвовать людьми. Не знают, видите ли, что жёнам говорить!
  – А ты так и не женился?
  – А на ком? Веру ты в академии ещё прибрал, а потом как-то не до того было. Служба мне жена. Да и кому охота быть женой командора? Годами ждать, не знать жив ли, мёртв ли... Так что, холостяком я жил – холостяком космос меня и приберёт.
  – Я теперь, похоже, тоже.
  – Брось, старик! Вернёмся из экспедиции, получим героев... Защитишь диссертацию, большим учёным будешь!
  – А мне уже за сорок...
  – И что? Даже когда люди жили по семьдесят лет, это был не конец. А вообще мы ж с тобой везучие!
  – Ну, про себя не знаю, а ты у нас точно любимец фортуны!
  – Вернёмся, старик! Обязательно вернёмся! Давай за фортуну!
  
  
  Глава 2
  
  Ветрову казалось, что время вернулось назад. Он снова был в форме, снова стоял на парадной палубе космического корабля, снова вытягивался по команде старпома. Только погоны сменились, да и Ветрогон уже не стоял рядом в строю.
  – Товарищ эскадр-командор, экипаж крейсера во вашему приказанию построен!
  Ветров смотрел на него и понимал: вот он, настоящий Ветрогон. Здесь его жизнь, здесь его дом и любовь. На строй смотрел совершенно другой человек – не тот тихий и дружелюбный увалень, что сидел вчера у Ветрова дома. Теперь это был суровый и отважный офицер, исполненный гордости, каким и положено быть командору корабля.
  – Здравствуйте, товарищи! – отчеканил он.
  – Здравия желаем, товарищ эскадр-командор! – оглушающе прокатилось по палубе.
  – Вольно! – выкрикнул Ветрогон.
  – Вольно! – повторил старпом.
  – Товарищи! Во-первых, в нашем экипаже пополнение. Командор третьего ранга Ветров, выйти из строя!
  Ветров на мгновение застыл в оцепенении. Всё, что он когда-то помнил, чему учился, всплывало в памяти. Стараясь сильно не опозориться своей никчёмной строевой подготовкой, он осторожно занёс ногу, сделал два широких шага и развернулся.
  – Прошу любить и жаловать! Командор третьего ранга Ветров Геннадий Васильевич. С сегодняшнего дня мой помощник по науке и командор исследовательского отсека. Человек он у нас на флоте хоть и не новый, но долгое время занимался сугубо научной работой. Посему приказываю всем по мере возможностей оказывать помощь в службе. Подчинённым – соответственно ввести в курс дела. Станьте в строй, товарищ командор третьего ранга!
  – Есть! – Ветров вскинул руку к виску и уже со значительно большей уверенностью вернулся в строй.
  – Теперь, – продолжил Ветрогон, – я обращаюсь ко всем. Поход, в который мы идём, может оказаться крайне опасным. Я был и буду с вами всегда откровенен: у меня нет уверенности, что все мы вернёмся живыми. Поэтому, если кто-то откажется идти, я не буду иметь никакого права препятствовать. Я прекрасно понимаю степень риска и считаю, что участие в таком походе может быть исключительно добровольным. Если кто-то решит остаться, к нему не будет применено никаких санкций. Я не буду переводить его в запас и даже не буду списывать с корабля. И, если мы вернёмся, то те, кто откажутся сейчас идти, продолжат службу на нашем Альбатросе. Так что, если кто-то считает наш поход для себя неприемлемым, два шага вперёд!
  Над палубой нависла тишина, от которой Ветрову стало не по себе. Наверняка, думал он, есть те, кто боится или сомневается, но не желает испытывать позор. И тут кто-то в строю (видимо, кто-то из матросов) выкрикнул:
  – За Ветрогоном хоть в чёрную дыру!
  – Отставить! – прикрикнул командор. – Я хочу, чтобы вы поняли: нет в том трусости, если вы не хотите рисковать жизнью. Сейчас вы можете принять решение, потом же я сочту это за дезертирство!
  И в этот момент весь строй подхватил дерзость матроса и проскандировал: «За Ветрогоном хоть в чёрную дыру!» И у Ветрова не было даже тени сомнения, что слова эти были искренними. Ему даже стало как-то обидно, что он промолчал.
  – В таком случае экипажу занять свои места, готовится к выходу в космос!
  
  Кают-компания постепенно заполнялась людьми. Сюда собирались все старшие офицеры к Ветрогону на совещание, и каждый подходил к Ветрову, жал руку и представлялся.
  – Старший помощник командора, командор первого ранга Стрельцов Василий Петрович, – сказал немолодой, но подтянутый офицер с бесчисленными наградными планками на кителе.
  – Помощник командора по работе с экипажем, командор второго ранга Юха Салонен, – с долгими паузами протянул вытянутый сухопарый блондин со взглядом хищника.
  – Помощник командора по боевой части, командор второго ранга Петренко Михал Иваныч.
  – Главный борт-инженер, командор второго ранга Отто Шрайер, – отчеканил, крепко сжав руку, сухопарый немец с вытянутым угловатым лицом.
  – Старший штурман, командор третьего ранга Гвоздиков.
  – Старший системотехник, командор-лейтенант Левин Андрей Сергеевич.
  – Командир палубного авиакрыла, полковник Громов Владимир Сергеевич.
  – Командир десантно-штурмового батальона, майор Крылов Иван Антонович, – улыбнулся жилистый усатый офицер в чёрной шёлковой рубахе, в которых гордо ходит вся космическая пехота.
  – Старший борт-врач, полковник Ройзман Давид Львович, – сверкнул седой бородкой старый, точнее даже старомодный седой человек в белом медицинском кителе.
  Наконец все уселись за столом, тихо перешёптываясь, а ещё через минуту появился Ветрогон.
  – Товарищи офицеры! – скомандовал старпом.
  Ветрогон окинул всех строгим взглядом:
  – Товарищи офицеры!
  Все сели.
  – Итак, приступим. Все вы понимаете, что наша экспедиция носит не совсем обычный характер. Пришло время объяснить почему. Надеюсь, все осознают, что данные сведения относятся к разряду особо секретных...
  – Разрешите, товарищ эскадр-командор, – поднялся Салонен.
  – Да, слушаю Вас, Юха.
  – Хочу Вам напомнить, что у меня отсутствует подтверждение допуска для вашего помощника по науке командора Ветрова. Быть может, не стоит пока вводить его в курс дела?
  Ветрогону это заявление крайне не понравилось, но всё же он скрыл раздражение:
  – Командор третьего ранга Ветров прибыл из запаса в срочном порядке и не всё ещё успели подготовить. Но я заверяю, что его допуск будет подтверждён и беру ответственность на себя! А вам бы, товарищ зампоэк, я бы посоветовал сделать всё от вас зависящее, чтобы человек спокойно влился в наш коллектив, – Ветрогон пробежал взглядом по столу. – А вы даже не распорядились налить новому офицеру вина! Вот теперь сами возьмите бутылку и налейте! А то человек с пустым бокалом сидит!
  Салонен нехотя поднялся, взял с тумбы бутылку Каберне и налил Ветрову.
  – Вот так вот, – продолжил Ветрогон. – Суть нашей задачи, если кратко, сводится к поиску неопознанного объекта или группы объектов, угрожающих безопасности звездоплавания. Теперь по порядку. В последнее время на внешних рубежах нашей галактики, а именно в хвосте рукава Щита-Центавра, участились случаи пропажи кораблей. Ситуация близка к критической: сообщение с нашими самыми дальними колониями в Магеллановых облаках прервано, а перевалочная база в системе Амора практически парализована. Мы с вами много раз выходили далеко за пределы Млечного Пути и вы знаете, что места там весьма небезопасные, но впервые появляются факты, указывающие на то, что мы во Вселенной не одни. Единственный переданный сигнал бедствия содержал информацию о неопознанном корабле с вооружением, о котором нам остаётся только догадываться. По сути мы не имеем о противнике ни малейшего представления, поэтому следует быть готовыми ко всему. Особая ответственность лежит на научной группе, – Ветрогон перевёл взгляд на Ветрова, – и лично на Вас, товарищ командор третьего ранга. Группа усилена по самое не могу: по сути под Вашим началом целый институт с полным профилем специалистов. Мы не можем однозначно утверждать, что к нам настроены так уж враждебно. Возможно мы, сами того не ведая, вторглись в их сферу, и они просто охраняют свои рубежи. Каким-то образом нужно попытаться выйти с ними на контакт и выяснить, чего они хотят.
  – Разрешите, товарищ эскадр-командор, – Петренко встал и зачем-то вытянул руку, словно собирался что-то продекламировать.
  – Говорите.
  – О каких ихних рубежах может идти речь, если всё это творится в нашей галактике, там где мы уже давно обосновались? Это, я так понимаю, с их стороны вторжение. Тогда вообще, к чему вся экспедиция, если надо собрать все силы флота и дать им отпор! – Петренко оглядел офицеров, словно ища поддержки. – Ну правильно я говорю?
  – Нет, Петренко, неправильно! – отрезал Ветрогон. – Рукав Щита-Центавра был освоен совсем недавно и ещё до конца не изучен. Разумные формы жизни могли обитать там задолго до нас, а наш приход расценить как вторжение. Вы прекрасно знаете, в галактике тысячи планет с жидкой водой и кислородной атмосферой, на многих есть жизнь. Вполне возможно, что где-то существуют и разумные формы. Как бы Вы себя повели, если бы встретили кого-то рядом с Солнечной системой?
  – Я бы готовился к обороне!
  – Мы тоже готовимся. Полным ходом идёт перевооружение флота. И Вам тоже, я думаю работы хватит, потому как все новые системы вооружения, установленные на Альбатросе должны быть исправны и боеготовы. Если нам не удастся установить контакт или переговоры провалятся, мы должны быть готовы дать отпор. И вот уже в таком случае можно будет запросить помощь флота. Но до этого нам необходимо выяснить с какой именно угрозой нам предстоит столкнуться. Быть может, противник значительно нас превосходит, и в таком случае Земле грозит большая опасность. В этой связи нам нужно будет действовать абсолютно автономно, дабы не выдать расположение наших планет. Предупреждаю всех: связь с Землёй только в самом крайнем случае и с моего личного разрешения. Левин, перед выходом заблокируйте систему гиперсвязи моим личным ключом и доложите мне. Шрайер, все ли испытания новой реакторной установки завершены?
  Немец поднялся и заговорил своими рублеными фразами:
  – Согласно регламенту, проведен полный комплекс испытаний на мощности 400 эксаватт, что соответствует глубине перехода в 1,2 килопарсека. Все замечания учтены, недочёты исправлены. Загрузка топлива обеспечит запас хода в два мегапарсека.
  – Хорошо.
  Шрайер уже собрался сесть, но Ветрогон остановил его, сделав вид, что что-то вспомнил:
  – Да, Отто мне надоело читать Ваши отчёты в переводчике! Вы прекрасный специалист, но если ещё раз я увижу в Вашем докладе хоть одно немецкое слово, я запрещу выдавать Вам шнапс и заставлю пить чистый спирт!
  Шрайер встрепенулся и от возмущения заговорил с ещё большим акцентом:
  – Сколько раз говорить, командор: я терпеть не могу это пойло! Я пью коньяк! Что за стереотипы! А формулировку по-немецки я вставил, потому что боялся допустить неточность! Фраза на русском, по моему пониманию, допускала разночтение. Но, командор, вы же прекрасно знаете немецкий язык! Не будь так...
  – Хватит! Да, я неплохо знаю немецкий и в приватной беседе даже могу с Вами заговорить на нём, но не забывайте, что официальным языком флота дальней разведки является русский! Или надо пояснять, кто строил наш космический флот, кто разбивал первые колонии на экзопланетах, кто...
  – Товарищ командор, – перебил зампоэк, – В ваших высказываниях просматривается национализм!
  Ветрогон осёкся.
  – Возможно... Возможно, я был слишком резок. Нам всем ни в коем случае нельзя забывать какую угрозу для всего человечества представляет национализм. Нельзя забывать о том, что национализм не раз ставил людей на грань уничтожения. Юха! После выхода в космос прочтите экипажу лекцию по истории человечества и национализме. Явка обязательна для всех членов экипажа!
  – Есть, товарищ командор! – протянул Салонен.
  – А Вам, Шрайер, рекомендую в свободное время подучить русский язык. Если не уверены в чём-то, не стыдитесь – спросите у подчинённых. Вам всё ясно?
  – Так точно, командор!
  – Гвоздиков, проложите курс к месту гибели танкера Венера с максимальной глубиной и минимальным количеством переходов. Координаты получите у старпома. Дорога нам предстоит дальняя, так что всем службам проработать и предусмотреть любые нештатные ситуации. Ветров!
  Тот поднялся. На какое-то мгновение ему даже показалось, что не его друг Володька сидит за столом, а совсем другой человек – так уж строго тот к нему обратился. Дружба дружбой, но вот перед ним самый настоящий боевой командор!
  – Я понимаю, что вы только прибыли на борт, но вы в общем-то главный человек в нашей экспедиции. За время похода, а его будет предостаточно, познакомьтесь с подчинёнными, продумайте, какие вопросы могут возникнуть, и выработайте план возможного взаимодействия с ксенорассой.
  Ветрову ничего не оставалось, кроме как сказать:
  – Есть!
  – Артиллерия, авиация и десант! Думаю, не стоит разъяснять, что боеготовность должна быть как никогда. Петренко, я уже говорил и скажу ещё раз: все орудия должны быть готовы к масштабному затяжному бою. В том числе и антиматериальное оружие. Разрешение на его применение мною у командования получено.
  После этих слов все поёжились. Антиматериальным оружием было то, что всегда было под строжайшим запретом и не применялось никогда. Оно запросто могло уничтожить целую планету или даже звёздную систему. Антиматериальный заряд материализуется непосредственно внутри космического тела и превращает его в гигантскую чёрную дыру. Такой приказ мог означать только одно – в руководстве Федерации царит паника. Но неужели пропажа нескольких кораблей и сомнительный сигнал бедствия могли вызвать такую истерию? То, что им что-то недоговаривают, Ветров понял сразу. Вопрос только кто: Ветрогон или Ветрогону?
  – Громов, вы и ваши люди должны будете в любой момент быть готовы к вылету. Никакими сведениями о кораблях противника и их слабых местах мы не располагаем – добывать их в случае чего придётся вам. Так же при необходимости Вам нужно будет обеспечить атаку, нейтрализацию орудий и прорыв на абордаж. Ну, а Вам, Крылов, соответственно – быть готовым к абордажу, в том числе и к обороне корабля, если на абордаж возьмут нас – такое тоже возможно. Я бы даже сказал, что это вполне вероятный сценарий. Вопросы у кого-нибудь есть?
  Тишина сама ответила на этот вопрос.
  – А теперь, – Ветрогон встал и поднял бокал, – Я хочу выпить за вас! За то целое, что являет собой наш экипаж! Мы выполним возложенную на нас нелёгкую задачу, как бы трудно нам не пришлось, и вновь докажем, что не зря носим наше грозное прозвище!
  Офицеры поднялись и выпили по традиции до дна. На флоте много ритуалов и даже суеверий, но алкоголь среди них занимает особое место. Выпивать на флоте не то, что не запрещается – рекомендуется. А всё повелось ещё с первых экспериментов с установками Хайма. Дело в том, что частые гиперпространственные переходы постепенно подтачивают здоровье человека, а главное – расшатывают психику. Появился целый комплекс психических расстройств, получивший у врачей название гиперпсихоз. На многих, кто возвращался из космоса, находила апатия, полное безразличие к реальности, многие впадали в депрессию, а некоторые даже сводили счёты с жизнью. И вот, выяснилась удивительное обстоятельство: космонавты, регулярно употребляющие спиртное, показали гораздо большую устойчивость к гиперпсихозу, а симптомы недуга проходили у них гораздо быстрее. Командованию космического флота ничего не оставалось кроме как распорядиться выдавать членам экипажей спиртные напитки по вкусу. Радости космонавтов не было предела!
  
  Ветрогон не преувеличил – под началом Ветрова был целый институт: были тут и специалисты самого разнообразного профиля, и лаборатории, и огромная информационная база. В отсеке Ветрова встретил его заместитель геолог Давоян.
  – У нас тут и так был коллектив немаленький: геология, астрономия, метеорология; а теперь после модернизации ещё ввели лабораторию внеземных материалов ввели, лингвистов прислали, даже археолог есть, Вас вот назначили.
  – А кто у вас до меня начальником был? – без задней мысли спросил Ветров.
  Давоян замялся:
  – Да тут, понимаете, Геннадий Васильевич, был у нас профессор Антонович, доктор астрономии... В общем, нехорошая история вышла...
  – Какая?
  – Уволил его командор. Демонстративно, по несоответствию.
  Как раз в тот момент они зашли в аудиторию, Ветров устроился за кафедрой и пригласил Давояна присесть рядом.
  – Уж не томите, Гарик. Или там что-то личное?
  – Не сказать, чтобы личное, хоть с Владимиром Викторовичем они крепко разругались. Вышло что: когда готовилась экспедиция, корабль только ещё на ремонт встал, собрал командор совещание. Уж не знаю о чём там зашла речь – думаю, что о Вас, о том, что к нам ксенолога добавят. Так вот вернулся Антонович оттуда злой, как чёрт и пулей помчался на Землю, а там, как потом выяснилось, написал жалобу на Ветрогона. Все инстанции обошёл: и командование, и научное управление флота, и даже наш институт. Нас же на Земле институт Дальнего Внеземелья курирует. Вызвали командора не Землю – уж не знаю, чем его так взбесели, только вернувшись он сразу к нам заявился, на Антоновича наорал и носом в приказ ткнул при всех. А вчера из института сообщили, что будет у нас другой руководитель.
  Ветров уже устал удивляться. Жизнь за последние дни подбросила столько сюрпризов, что это уже начало надоедать. Он только поинтересовался:
  – А чем же наш брат Антоновичу не угодил?
  – Да, знаете, он вообще ярый антиксенолог. У него и книга недавно вышла – так и называется «Мы во Вселенной одни». Я Вам, Геннадий Васильевич, откровенно скажу: готовьтесь к тому, что Вас тут не будут ни во что ставить.
  – Почему же?
  – Ну во-первых вы без степени – это как-то для научного руководителя неприлично, во-вторых... Ну, вы же знаете, как к ксенологии в научных кругах относятся. Вы, надеюсь, понимаете, что погоны мы тут носим весьма условно. Мы тут в первую очередь учёные, а уж потом офицеры флота. Я, конечно о крамольных вещах говорю...
  – Гарик, – Ветров перебил, хоть и не любил этого делать, – мне очень часто приходится подобное слышать. Ну вот Вы, лично Вы, неужели отрицаете возможность существования внеземного разума? Ведь, если подумать научно, на многих планетах во Вселенной, есть жизнь. Неужели вы будете отрицать, что со временем она может эволюционировать в разумные формы? Тем более теперь, когда есть тому масса подтверждений – раса Фатху на сорок четвёртом парсеке, например.
  – Я, конечно, этого отрицать не могу. Дело не в этом. Факты. Факты говорят о другом. Вы же сами должны знать к чему апеллируют скептики. За последний десяток лет мы прочесали почти всю галактику и даже двинулись дальше. Большинство моих коллег считают, что если бы разумные формы существовали, они б давно уже дали знать о себе. По сути своей, вы ищете то, чего нет и человечеству не нужно. Вас ещё много раз обвинят в антинаучном подходе.
  – Простите, но Млечный Путь не центр мироздания. Вполне возможно, что за пределами галактики мы как раз столкнулись... – Ветров осёкся. Он так и не уточнил у Ветрогона о каких подробностях экспедиции имеет право говорить с научным персоналом.
  – Ах вы об этом! – Давоян, кажется, что-то уже знал. – У нас всё-таки склонны думать, что это пираты, хотя, не спорю, всё может оказаться и не так. Я о другом: люди, я полагаю, в глубине души хотят быть одними во Вселенной, этакими избранниками. Подумайте, ну нашли мы какую-то живую ксенорасу. Они могут быть подобны тем несчастным фатху – и тогда толку от этого ноль. Что с ними делать – непонятно. Другое дело, если они будут нас намного превосходить. Согласитесь, вероятность того, что они будут с нами примерно на одном уровне весьма невелика. Так вот, если они окажутся намного более развитыми, то нам самим будет как-то неловко. Нас могут и попросить, а нам и ответить нечем. Так что, одним спокойней.
  – Вы, Гарик, я так понимаю, в споре бы заняли позицию Антоновича.
  – Смотря в каком споре. В абстрактном споре я его радикальное мнение не разделил бы, но если вы имели в виду спор с Ветрогоном, то конечно бы занял просто потому, что в данном случае поддержал бы учёного в споре с военным. Да, будет с ним! Геннадий Васильевич, надо бы как-то учёный совет провести.
  – Когда?
  – Как подготовитесь, но лучше бы не затягивать.
  – Да я и сразу бы мог. Мне только надо кое-что прояснить с командором. Давайте завтра с утра. Подготовьте мне только вопросы, которые хотите обсудить.
  «Помощнику по науке пройти на центральный пост!» – раздался по громкой связи голос вахтенного.
  – В общем, вы меня поняли, Гарик.
  
  – По местам стоять, к расстыковке готовится! – Ветрогон снова был в своей стезе. – Шлюзовым отсеком доложить о готовности!
  – Первый шлюзовой загерметизирован! – послышалось по громкой.
  – Второй шлюзовой загерметизирован!
  – Третий шлюзовой загерметизирован! Готовы к расстыковке!
  – Расстыковываться! – дал отмашку Ветрогон.
  – Рукава обслуживания отведены!
  – Внешнее питание отключено!
  – Главная силовая установка введена в штатный режим! – отрапортовал Шрайер.
  – Разблокированы замки шлюзовых камер!
  – Первый отстыкован!
  – Второй отстыкован!
  – Третий отстыкован!
  – Бортовые малый вправо! – скомандовал Ветрогон.
  – Есть малый вправо!
  Почувствовалась лёгкая вибрация, орбитальная станция качнулась в иллюминаторе и начала отдаляться.
  – Товарищ командор, – встрепенулся Левин, – на связи линкор Тамань. Требуют застопорить ход и дать им завершить манёвр.
  – Ишь чего хочет! – оскалился Ветрогон. – Передай: «Знайте своё место, лягушки околоземные! Дальразведка везде идёт первой! На курс не суйтесь - протараню! Счастливо оставаться! Ветрогон».
  Ветров заулыбался. Его друг остался таким же отчаянным, каким он привык его знать, хоть и был уже уважаемым командором, хоть вёл свой корабль, а в душе оставался тем же неунывающим сорвиголовой!
  В этот момент раздался громкий хохот связиста:
  – Ответили: «Вали шустрей – не выбивай из графика! Счастливого пути, зараза!»
  – То-то же! Штурман, по курсу чисто?
  – По курсу помеха: хвостовой след линкора.
  – Ну, всё-таки напакостили напоследок! Малый назад!
  – Вышли на безопасное расстояние!
  – Средний вправо! Хорошо. Стоп машина! Штурман!
  – Горизонт чист!
  – Данные по солнечному ветру!
  – 43 градуса в по плоскости навстречу.
  – Пойдём прямо! Действующего вещества хватит, а время дорого! Курс в район прыжка!
  – Курс проложен! Выход к району прыжка через шесть часов двадцать три минуты!
  – Полный вперёд!
  – Есть полный вперёд! Разгонные двигатели запущены!
  – Всем держаться!
  Ветров плюхнулся в кресло и вцепился в подлокотники мёртвой хваткой. Снова казалось, что его вот-вот раздавит. Тут перегрузка была не та, что на пассажирских кораблях – давило со всей силой так, что в глазах начинало темнеть.
  – Ускорение 2! – рапортовал вахтенный. – Ускорение 3! Ускорение 4! Ускорение 5!
  – Так держать! – процедил Ветрогон сквозь сжатые зубы. Потом глянул на Ветрова: – Ты как, старик?
  – Держусь пока! – прохрипел Ветров.
  – Потерпи чуть-чуть!
  – Скорость 4000! Выход на крейсерскую через минуту сорок!
  – Так держать!
  – Выход на крейсерскую!
  – Ускорение ноль! – Приказал Ветрогон. – Маршевые двигатели к запуску!
  – Маршевые двигатели запущены! Скорость 20000! Расход действующего вещества 0,7 в час! Легли на курс!
  – Всем службам отбой, кроме первой вахты!
  Невидимый груз отступил. В ушах у Ветрова звенело, в глазах плыли круги. Боль и тяжесть закончились, но тихий всепоглощающий ужас не отступал. Откуда это ощущение? Почему становится так страшно? Все же спокойно сидят? А может, это только кажется? Может, им тоже сейчас невыносимо страшно? Только никто не скажет, да и спросить неловко – уж лучше молчать. Лучше сидеть и тихо душить свой страх пока тот душит тебя.
  Ветрогон поднялся и пошатываясь подошёл к Ветрову:
  – Как ты?
  – Нормально.
  – Врёшь ведь! – улыбнулся Ветрогон.
  – И что с того?
  – Дай сюда! – Ветрогон потянул за рукав, где располагался пульт полётного комбинезона и что-то нажал. – Смотри: есть средство от перегрузок.
  Закололо под лопаткой – это сработал инъектор, и в тот же момент телу стало легко и приятно, страх отпустил.
  – Лучше вводить перед разгоном – тогда вообще ничего почти не чувствуешь. Извини, что не сказал – забыл как-то, что ты уже не служил, когда их ввели. Эй, ты там в порядке?
  Ветрову не хотелось говорить. Жив был ещё в памяти страх и потому ещё блаженней казалось избавление от него.
  – Теперь в полном порядке – нехотя зевнул он.
  – Мне сейчас вообще кажется, что мы всю жизнь с тобой на одном борту ходим!
  – Поговорить надо.
  – Стрельцов! – Ветрогон повернулся к старпому. – Примите командование!
  – Есть!
  – Ну, пошли, старик в каюту. Поговорим.
  Время для Ветрова упорно поворачивалось вспять. Осматривая просторную командорскую каюту, он то и дело находил давно знакомые вещи, которые украшали давным давно ту маленькую каютку, которую они делили пополам на корветах, куда их заносила судьба. Здесь висел даже старенький потускневший портрет Веры, который Ветрогон нацарапал когда-то на фоторезистивной плёнке.
  – Будешь спрашивать, чего я так с уважаемым человеком обошёлся? – опередил Ветрогон.
  – И это тоже. Зачем ты так с учёным?
  – Тебе скажу откровенно. Я давно хотел избавится от этого маразматика.
  – Почему маразматик?
  – Потому что человек не видит и не хочет видеть дальше своего носа. Таким не место в дальразведке.
  – Хотел избавиться и поставить меня?
  – А что, если и так? Я всегда был твоим союзником – ты же знаешь. А этот упрямец только мешал. Наши олухи из штаба тоже хороши! Пока не появилось явных свидетельств, что мы не одни, тоже постоянно отбрехивались!
  – А какие свидетельства? Факт пропажи кораблей ещё ничего не объясняет. Это могли быть пираты. В конце концов экипаж сам мог инсценировать нападение, взорвать корабль и прикарманить груз!
  – Восемь раз?
  – Это ещё ничего не доказывает!
  – А Мезозой! Ты же своими глазами видел: это могли построить только очень разумные существа.
  – А есть какая-то связь с Мезозоем?
  – Ну я в общем говорю.
  – Володя, или ты играешь открыто, или...
  – Что или? Ну что?
  – Не знаю...
  – Гена, я знаю не многим больше тебя. Я знаю, что корабли пропадают, что Мезозой не простая загадка и знаю, что в Андромеде кто-то есть.
  – Так расскажи мне! Все говорят о туманности Андромеды шёпотом с придыханием. А ещё говорят, что единственный, кто вернулся оттуда живым – это ты!
  – Я не знаю Генка, кто там и что там. Меня многие наверху считают свихнувшимся на всю голову, но там есть что-то очень жуткое. Крыша просто едет.. И страх... Ты же знаешь, я отважный человек, но... Это страшно. Я таки зашёл во внешний рукав. Я не встретил там ничего и никого, но у меня было жуткое ощущение, что за нами наблюдают. Родригес пробился чуть дальше и сгинул. Вот только сейчас командованию стукнуло, что мы во Вселенной можем быть не одни.
  – Как мне учёный совет проводить? Что говорить?
  – Все сведения, что нам доступны, ты можешь обсуждать с научным персоналом. Это уже на твоё усмотрение. Главная задача – готовность выполнить выполнять возложенные на них задачи. Понимаешь?
  – Понимаю.
  – Генка! Ты чего так взъерошился?
  – Чего... У меня мечта всей жизни была – встретить разумных существ. А вот теперь думаю: вроде как и не надо нам это.
  – Ты о чём?
  – Ну сам подумай: если они намного превосходят нас, то зачем мы им нужны? Уничтожат к чёртовой матери или в рабов превратят. Так и так – беда для людей.
  – Ах вот ты о чём! – Ветрогон опустился в кресло, взял два стаканчика и поставил в кофеварку. – Драматизируешь, старик. Садись, кофе попьём.
  Ветров присел и немного покрутился в кресле.
  – Так ли им надо нас уничтожать? Мы разве стали бы уничтожать отсталую цивилизацию?
  – Мы бы не стали, но у нас своя логика. Мы прошли через войны и ценим жизнь. Откуда ты знаешь, чем руководствуются они? Да, может быть недоразумение, они могут принимать нас за захватчиков, вторгающихся на их территорию. Ты обо всём этом говорил на совещании. Но сам-то ты в это веришь?
  – Ну во-первых держи кофе, – Ветрогон протянул стаканчик, – а во-вторых, допустим, не совсем верю. И что? Лапы кверху и сдаваться? Мы же ещё ничего не знаем. Наша задача – выяснить, кто они, откуда пришли, что из себя представляют. И я уверен, все догадываются, что если не будет другого выбора, я отправлю в ближайшую колонию сведения о них и отдам приказ уничтожить корабль. Может случится и так. Поэтому, если боишься, я могу высадить тебя в Аморе – там на всякий случай готовится эвакуация – улетишь вместе с ними.
  – Ты что ж меня совсем за труса держишь?
  – Нет Гена. Но мне будет крайне неловко осознавать, что обрёк тебя на смерть.
  – Давай так: я сам решил отправится в эту экспедицию. Ты предложил – я согласился, ты предупредил – я учёл. На сим давай считать эту тему исчерпанной!
  – Не заводись, старик! Давай лучше лучше покумекаем, какие вопросы тебе стоит обсудить на совете.
  В этот момент Ветров поставил стаканчик на стол, но кофе начал расплёскиваться и выпрыгивать, тело стало лёгким и слегка приподнялось.
  – Ну фриц! – пробубнил Ветрогон. – Хоть бы предупредил! Лови кофе!
  – Внимание! – послышался по громкой связи голос Шрайера. – В связи с проведением регламентных работ на пространственном реакторе возможны перебои с гравитацией!
  – Да мы уже как бы заметили! – гаркнул Ветрогон в коммуникатор. – Раньше нельзя было предупредить?
  – Товарищ командор, – снова залязгал Шрайер, – я доложил на центральный пост заблаговременно!
  – Ладно, чини давай быстрее! У меня тут нелётная погода!
  
  Стоя за кафедрой, Ветров поглядывал то на планшет с своими тезисами, то на Давояна.
  – Сейчас, Геннадий Васильевич, ещё химики подойдут, и можно будет начинать.
  Ещё через минуту в аудитории появились опоздавшие и Даваоян кивнул.
  – Ну что ж, приступим. Меня зовут Ветров Геннадий Васильевич, если вы ещё не знаете. До недавнего времени я являлся старшим научным сотрудником минского института ксенологии, со вчерашнего дня исполняю обязанности помощника командора по научной работе и являюсь вашим руководителем.
  – Позвольте уточнить, – раздался голос из аудитории.
  – Да, пожалуйста, – сказал Ветров, хоть и очень не хотелось ему растекаться с вопросами.
  – Вы – руководили экспедицией «Мезозой 2271»?
  – Да, я руководил этой экспедицией, но попрошу задать интересующие Вас вопросы по окончанию совета, если таковые останутся – у нас совсем немного времени. Скоро прыжок, и мне нужно быть на центральном посту.
  Воцарилось молчание.
  – С вашего позволения я продолжу. Итак, вопреки расхожему мнению об уникальности человеческой цивилизации, в последнее время появляются косвенные доказательства существования внеземных форм разумной жизни. И тут надо сделать акцент не только на разуме, но и на высокой степени развития этого разума. Речь идёт не о цивилизации подобно фатху, где ещё возможны глупые, на мой взгляд, объяснения, связанные с какими-либо стадными инстинктами, а о расе, подобной нам по уровню развития или даже превосходящей нас.
  – Скажите, пожалуйста, речь идёт о конкретных фактах или об очередной гипотезе? – снова перебил кто-то из аудитории.
  – Я как раз хочу к этому перейти, а вы торопите события! Так вот, недавно на планете Мезозой в системе Кассандра были обнаружены объекты безусловно ксеногенного происхождения, представляющие из себя сложный подземный технологический комплекс. Что это, сказать пока сложно. Но, поскольку, там присутствуют гравитационные и даже пространственные возмущения, можно предположить, что там имеется некая реакторная установка подобная нашим пространственным реакторам. Примерный возраст этих сооружений оценили в 300 тысяч лет. Несмотря на это, на момент проникновения всё оборудование продолжало работать. По данным эхологической разведки комплекс сооружений намного больше, чем те помещения, куда удалось получить доступ. Перегородки были изготовлены и такого прочного сплава металлов, что его удалось разрезать только путём частичной аннигиляции. Металлурги так и не смогли дать ответ о его точном составе. Как вы уже заметили, я был на Мезозое и видел всё это своими глазами. Ничего подобного никогда ранее не встречалось. Если кто-то будет интересоваться – я загрузил в общую базу свой отчёт с подборкой фотографий. Ясно одно: данный объект – дело рук разумных существ и явно не людей.
  – А вы уверенны, что это не может быть работа какого-нибудь неучтённого поселения или, что это может быть какой-то военный объект?
  Они что, издеваются? Это они что, серьёзно? Ветров просто рассвирепел. Они же наверняка следили за ходом экспедиции и должны быть в курсе! Что они, не верят? Это как вообще язык поворачивается такой бред нести? Нет, такое спускать с рук нельзя!
  – Представьтесь, пожалуйста!
  – Кандидат биологических наук Воронов Виталий Сергеевич.
  – Ну вот представьте, Виталий Сергеевич, как космические беглецы могли тайно соорудить сложнейших комплекс по технологии, которая пока ещё неизвестна, а главное – зачем? Что касается военного объекта – так это вообще глупо. Нам бы не то что не сообщили – на фазерный выстрел бы не подпустили! Вы, простите меня, рассуждаете как мальчишка среднего школьного возраста, а не как учёный!
  Воцарилась гробовая тишина.
  – А Вам не совестно оскорблять человека? – донёсся робкий голос.
  – А человеку не совестно нести околесицу? – оскалился Ветров.
  – Виталий Сергеевич, видимо, что-то не так понял, – попытался спасти положение Давоян, – видимо есть какие-то прямые доказательства ксеногенного происхождения данного объекта.
  – Такие доказательства, естественно присутствуют. – продолжил Ветров. – Кроме названных мной, присутствуют текстовые таблички, написанные на языке, отдалённо напоминающем санскрит, но расшифровке они, увы, не поддаются. Если уточнений больше не требуется, я перейду к следующему вопросу.
  – Позвольте! – из дальнего края аудитории донёсся робкий молодой голос. – Ассистент Половцев Дмитрий Викторович. Вы не могли бы уточнить, по какому алгоритму проводился лингвистический анализ?
  Ветров хотел было снова огрызнуться, но не стал. Он понял, что парень спрашивает не из желания задеть, а просто из естественного любопытства. Похоже, впервые из этой оголтелой аудитории он услышал дельный вопрос.
  – Точные данные вы сможете найти в моём отчёте, но, насколько я разбираюсь в вопросе, применялся статистический алгоритм.
  – Спасибо.
  – Пожалуйста, Дмитрий Викторович. О чём я ещё хотел сказать. Есть гипотетическая возможность встречи с внеземной цивилизацией.
  По залу пополз шум. Ветров какое-то время молчал, то ли надеясь, что шум сам стихнет, то ли молчаливо взывая к порядку. Кто он здесь? Неужели никто? Неужели ему так и суждено пройти экспедицию тенью Ветрогона – никчемным человечком, вырванным из обыденности счастливым случаем?
  – Да заткнитесь уже, уважаемые коллеги! Вы, мне кажется забыли, кто вы и где находитесь! Придется напомнить! Вы учёные светлые головы, и в отличие от солдафонского командования я уважаю и ценю каждого за его уникальную работу. Но не забывайте, что вы связали свою жизнь с флотом и у каждого из вас погоны на плечах. Так вот напоминаю, что являюсь непосредственным командиром вашего отсека!
  Зал словно вымер – стало настолько тихо, что, казалось, никто не дышал и слышно было, как работает в отсеке вентиляция.
  – Запомните: мы с вами офицеры флота! Командование в моём лице возлагает на вас важнейшую боевую, я подчеркиваю боевую, задачу. И выполнить её некому! Некому, кроме вас! Потому как её выполнение требует глубочайших познаний во всех областях. Суть задачи состоит в том, чтобы изучить, понять и выработать модель взаимодействия с представителями цивилизации внеземного происхождения. Человечество столкнулось с серьёзной угрозой: неведомая сила на дальних рубежах крушит наши корабли. Что это за сила, ответить можем только мы с вами. Ставлю задачу на первую часть экспедиции: по приходу к месту, собрать, проанализировать все возможные данные и установить причину и ход крушения. У меня всё.
  Ветров отошёл от трибуны и посмотрел на Давояна – тот скис и готов был сквозь землю провалиться, не будь она уже в миллионах километров.
  – Командуйте, заместитель! – приказал Ветров.
  Давоян испуганно вздёрнулся, поднялся и робко промямлил:
  – Товарищи офицеры... – но его, видимо, никто не услышал, поэтому он прокашлялся, собрался с силами и выкрикнул:
  – Товарищи офицеры!
  Зал начал молча подниматься, лишь из нескольких мест долетали обрывки коротких слов.
  – Товарищи офицеры! – строго дал отмашку Ветров и направился к выходу. И никто так и не осмелился даже сдвинуться с места. И даже тогда, когда Ветров скрылся за дверью, зал продолжал тихо сидеть. Лишь через несколько минут все ринулись прочь, стараясь быстрее добраться до своей каюты, ибо старпом по громкой связи предупредил о предстоящей свёртке и затребовал офицеров по списку номер 1 на центральный пост.
  
  – По местам стоять! Готовность номер два! – Отчеканил, покрутившись в командорском кресле Ветрогон.
  – Боевая вахта готовность приняла!
  – Инженерная вахта готовность приняла!
  – Системная вахта готовность приняла!
  Повисло молчание. И только через несколько секунд, поймав дружественный, но грозный взгляд командора, Ветров понял, что все ждут его доклада. Давно забытым движением он поднёс руку к наушнику и вызвал Давояна:
  – Ну что, Гарик? – Спросил он шёпотом.
  – Все заняли свои места. Замечаний нет.
  – Понял тебя, – шепнул Ветров в ответ и, поднимая взгляд ко всем в полный голос отчеканил с замиранием сердца – Научная вахта готовность приняла!
  В ту же секунду Стрельцов со свойственным ему безразличным спокойствием доложил:
  – Товарищ командор, Все службы готовность приняли! Корабль готов к свёртке!
  – Штурман! Рассчитать траекторию ухода с максимальной глубиной!
  – Траектория рассчитана до конечной точки! Требуется корректировка курса на пол градуса по нулевой плоскости!
  – Выполнить корректировку курса!
  – Корректировка выполнена!
  – Готовность номер один! По местам стоять, держаться!
  Ветров плюхнулся в кресло и поспешил активировать защиту от перегрузок в полетном костюме. Стоит ли говорить, что он уже принял все возможные лекарства, которые только нашёл у Ройзмана?
  – Штурман! Что по курсу?
  – Горизонт чист!
  – Разгон!
  – Есть разгон!
  – Реакторная установка начала набор мощности!
  – Скорость 25000, ускорение 3! Продолжаем набор!
  – Мощность 80!
  Ветров поёжился в кресле. Было тяжело, неприятно, но не более того – медикаменты делали своё дело. И только огромный всепоглощающий ужас снова начинал опускаться откуда-то сверху и пожирал его целиком.
  – Скорость 40000, ускорение 5. Проход точки возврата через 80 секунд!
  – Мощность 140!
  Лицо Шрайера и без того не очень выразительное стало каменным. Каждая свёртка – тяжёлое испытание для инженера, требующие нечеловеческих усилий. Всё дело в том, что к моменту свёртки реактор набирает колоссальную мощность и балансирует на самой грани управляемости, готовый в любой момент свалится неконтролируемый разгон и разнести корабль на атомы. Конструкторы думали, реакторы совершенствовались, их мощность росла, но грань эта так и оставалась тонкой.
  – Скорость 120000! Проход точки возврата через 60 секунд!
  – Мощность 280!
  Вновь Ветровым начала овладевать паника. Как же так? Вот ведь, всё хорошо, почти не больно, совсем не страшно... Нет, от себя не убежишь – страшно до смерти! И думаешь только о том, как бы не потерять человеческое лицо. Неужели все эти отважные люди с невозмутимыми лицами, вжавшиеся сейчас в сиденья тоже до смерти напуганы? Он всегда хотел задать этот вопрос, но каждый раз не решался. Никогда не говорил врачам о том, что его регулярно мучают кошмары, и держал свой страх при себе.
  – Скорость 180000! Проход точки возврата через 40 секунд!
  – Мощность 360! Выходит на расчётную!
  – Скорость 260000! Проход точки возврата через 20 секунд!
  – Мощность 390! Энергия перехода набрана!
  – Скорость 290000! Проход точки возврата!
  – Критическая масса набрана! Запуск реакции!
  – Скорость 300000!
  – Свёртка!
  Началось. Сознание поплыло, звуки стали стихать, перед глазами начали вспыхивать ослепляющие холодно-белые огни. Хотелось бежать, рвать невидимые оковы и мчаться подальше, жадно глотая воздух. Было тесно в собственном теле, казалось можно разорвать его как оболочку и вырваться наружу. Вспышки стихали и Ветров видел, как рушится палуба центрального поста, как трескаются иллюминаторы.
  – Ветрогон! – попытался закричать он, но из глотки не вырвалось даже хрипа. А вокруг уже скрежетала обшивка и ломались переборки. Панорамный иллюминатор разлетелся вдребезги, тело начало распирать, остатки воздуха со свистом выходили из лёгких, глаза застилала кровавая пелена…
  
  
  
  Глава 3
  
  – Я последний раз повторяю: Врача на центральный пост! Львович где Вас носит?
  – И здесь я уже! Зачем так страшно возмущаться?
  – Ну видите же: заму по науке плохо!
  – Отойдите, отойдите! И зачем вы над ним машете?
  – Плохо же человеку...
  – Машите над своими картами! Дайте-ка сюда!
  Ветров почувствовал, как ему подняли руку. Сделав усилие, он всё-таки открыл глаза, но тут же зажмурился, ослеплённый ярким светом. Оставалось только слушать голос Ройзмана, который в характерной ему одному манере заключил:
  – Ничего страшного с товарищем не случилось: ну просто потерял сознание – таки бывает. Вы б хоть, умнички такие, на медицинский индикатор глянули! Жив-здоров наш учёный!
  – Львович! Хватит Ваших шуточек! – Послышался грозный голос Ветрогона, знакомый и незнакомый одновременно. – Заберите человека в отсек и окажите помощь! Это ценнейший кадр для всей экспедиции! В случае чего не погонами – головой ответите
  – Я вас умоляю, Будет вам ценнейший кадр!
  
  В медицинском отсеке было холодно и неуютно, как обычно и бывает в таких местах. И пусто... В палате на восемь мест лежал он один. Ужасно хотелось пить: губы слиплись, а рот наполняла отвратительная сухая горечь.
  Ветров собрался с силами, приподнялся на локтях, скинул ноги и сел. Что произошло? Нет, то, что кораблекрушение было лишь игрой его разума, он уже понимал. Но вот что случилось потом? Ему раньше не приходилось терять сознание при свёртке. Галлюцинации были самые разнообразные, но так, чтоб в отключку – такого не было никогда.
  В ушах стоял ещё лёгкий звон, взгляд фокусировался с некоторым усилием, но в общем чувствовал он себя вполне приемлемо. Нужно вставать. Вставать и идти на ЦП. Да нет же, нужно сначала найти доктора и показаться на глаза, а заодно спросить, что же его так накрыло, хотя что он может сказать.
  – Ну что, уважаемый, как себя ощущаете?
  Ветров обернулся – Давид Львович стоял у дверной камеры с горячим чаем в руках. Сейчас он меньше всего походил на судового врача – скорее на провинциального доктора из какого-нибудь древнего фильма. Очки, несмотря на доступность коррекции зрения для каждого; старомодный матерчатый халат вместо удобного комбинезона, даже чай был налит не в кружку, а старинный стеклянный стакан с не менее старинной чеканной подставкой из серебра.
  Ветров поднялся, взял стаканчик и набрал питьевой воды из дозатора. Затем, сделав один большой глоток, смывший горечь изо рта, ответил:
  – Вполне сносно, Давид Львович. Не знаю даже...
  – Что это на Вас нашло, так?
  – Ну, собственно, да, – удивился Ветров.
  – Присаживайтесь, уважаемый. – Ройзман тоже присел на край койки.
  – Что со мной, товарищ полковник?
  – Ничего особенного, – улыбнулся из-под бородки врач, – товарищ командор третьего ранга. У Вас гиперпсихоз.
  Ветров осел. Вот тебе и новость! Но как, почему?
  – Как?
  – Ну, это сложно сказать. Явление это малоизученное.
  – Как... – Ветров поморщился. – Почему вы так решили? Может быть, вы ошиблись.
  – Ну что Вы! В моём возрасте уже стыдно ошибаться с диагнозом.
  Ветрову не хотелось верить:
  – Но вы ведь даже не опросили меня, не знаете, что...
  – Что у Вас были галлюцинации при свёртке? Бросьте, Геннадий Васильевич! Вас ведь, они очень давно мучают.
  Ветров понял, что упираться нет никакого смысла. Этот старый врач, знает о Ветрове куда больше, чем он сам, Ветров.
  – Это гиперпсихоз?
  – Это вялотекущая форма хронического гиперпсихоза. Она протекает без расстройства личности и проявляется, ну вот в таких ситуациях.
  Ветрову стало не по себе – он осознал серьёзность происходящего.
  – Что же делать?
  – По хорошему, на поверхность Вам надо.
  – Доктор!
  – Да понимаю я. Долг, миссия и прочая ересь, которой Юха всем мозги полощет, карьера, зарплата – не важно, что держит Вас на борту, но Вам нужно остаться.
  – Ну да, – слегка смутился Ветров. – Что мне, выпивать?
  – Выпивать... – протянул Ройзман. – А вы не выпиваете?
  Ветров не ответил, да этого и не требовалось.
  – Я, знаете ли, отношусь к тем «чудакам», кто не считает, что это дело помогает. Точнее я придерживаюсь мнения, что оно маскирует гиперпсихоз, загоняет, так сказать, симптомы куда подальше, провоцируя такие формы как у Вас.
  – Так что ж мне, совсем не пить?
  – Сейчас бы лучше совсем... – Ройзман оговорился, – Хотя, всё, что я Вам буду говорить вовсе не обязательно для исполнения. Это знаете ли... как бы сказать, лишь мнение. Вы наверняка знаете флотскую памятку о гиперпсихозе.
  Ветров смущённо отвёл взгляд.
  – Давид Львович, а я её даже и не читал. Боялся даже открывать. Тогда ещё, когда служил.
  – А вот это вы зря совершенно. Врага, как говорится, нужно знать в лицо. Ну да ладно. Чай будете?
  – Буду! – не задумываясь ответил Ветров, вдруг осознав, что действительно хочет чая.
  Они переместились в каюту врача. Там ощущение древнего фильма только усилилось – Давид Львович оказался настоящим ценителем старины. Стол из натурального дерева был покрыт толстой приятной на ощупь материей и заставлен целым набором канцелярских принадлежностей, о назначении большинства из которых Ветрову оставалось только догадываться. Бумажными книгами была заставлена вся стена – такой коллекции позавидовала бы любая библиотека. Диван был самым обычным без ортопедических функций – видимо даже на примитивной пружинной основе, зато покрывал его клетчатый ужасно дорогой плед из настоящей шерсти. Над диваном на деревянной опоре возвышался светильник, обтянутый тканью, под которой виднелась (Ветров не поверил своим глазам) вакуумная лампа накаливания.
  – Давид Львович! – Удивился Ветров. – Вы меня не перестаёте удивлять! Это всё украсило бы музей или элитное антикварное жильё, но вот...
  – Что, не вяжется образ старика домоседа с космическим волком? А я, представьте себе, пытался осесть, устроился в госпиталь на Земле... И года не выдержал! Не могу я без космоса! Бегу от старости!
  – А как же это всё? – Ветров окинул рукой кабинет.
  – А это мой дом. – вздохнул старый врач. – На Земле угла нет – на корабле живу и всё за собой таскаю.
  – А командование косо не смотрит? Тут же сплошные нарушения Устава, точнее главы о безопасности.
  – Да тут всё почти на магнитных защёлках. Да и, знаете, ну кто откажет заслуженному врачу.
  И только сейчас Ветров вспомнил, что видел на кителе у Ройзмана этот редчайший орден, этот крест с обвившей его змеёй и венком из золота. «Заслуженный врач Галактики» – высшая награда для врача! Доктор оказался совсем не тем человеком, каким казался, каким его диктовали видеть стереотипы.
  – Присаживайтесь, – пригласил Ройзман, поставив на стол поднос с двумя стеклянными стаканами в металлических подставках и маленьким фарфоровым чайничком, за который могли бы дать не одну тысячу гало.
  Ветров опустился в кресло – оно было непривычно холодным и жёстким, однако он едва бы смог назвать эти ощущения неприятными.
  – Вы саму природу гиперпсихоза себе представляете? – спросил врач.
  – Увы, Давид Львович. – развёл руками Ветров.
  – Ну, тут сложного ничего нет. Смотрите. Свёртка и материализация равносильна тому, что вас сначала разобрали буквально на атомы, а потом в той же последовательности собрали. А при этом глядишь – ошибка какая и проскочит: перепутаются атомы местами или частицы пыли космической попадут.
  Старый врач заговорил о таких вещах, о которых вслух на флоте принято было не говорить. От посторонних вкраплений, попадающих при материализации страдало всё: материалы обшивки быстрее изнашивались, часто ломалась электроника, но то, что происходило с человеком, было малопонятно и страшно, поэтому все предпочитали молчаливо повторять заключения земных врачей: «Это нормально», «Это безопасно». Опять же всеми наставлениями рекомендовалось осуществлять гиперпространственные прыжки в секторах с наименьшей концентрацией космической пыли.
  – Но, я Вам скажу, организм чудесным образом к этому приспосабливается. Нарушенные связи восстанавливаются, посторонние примеси выводятся. Другое дело – мозг. Тут важна каждая клетка, каждая связь. В мозгу у нас, конечно, всё резервируется, однако ошибки накапливаются.
  Ветрову стало не по себе, он вжался в твёрдую спинку.
  – А они исправимы?
  – Конечно исправимы! Иначе все космонавты медленно, но уверенно, деградировали бы. Наш разум постоянно работает и каким-то странным образом он прячется за гиперпсихоз. Это словно защитная реакция. То есть разум отключает какие-то функции для восстановления чего-то глобального. Вот тут-то, собственно, наше понимание и заканчивается. Всё, что происходит с нашим разумом за этой гранью нам пока не известно.
  – И как же быть?
  Ройзман пригладил ладонью бородку, сделал глоток чая и улыбнулся:
  – Никак. Наш разум будет сам решать проблему. Мы можем ему только помочь – так сказать, упростить работу.
  – Каким же образом?
  – А вот и начинаются противоречия. Одни говорят, что разуму нужно дать покой и удовлетворение, другие – что разум нужно заставить работать. Надо сказать, что обе точки зрения имеют право на существование. С одной стороны спокойный режим может облегчить разуму задачу, освобождая ресурсы, с другой – агрессивный режим будет стимулировать к задействию всех ресурсов.
  – Так какая же из них ближе к правде? – спросил Ветров.
  – Обе! – усмехнулся Ройзман. – Что бы мы не делали, мозг восстанавливает себя. Хотя лично моё мнение: разум, как и всё остальное, нужно тренировать.
  – Тогда почему же, когда расслабишься, пропустив стаканчик, он восстанавливается быстрее?
  – А вот мы и подошли к самому интересному! Однозначной трактовки этого нет. Однако есть клинические испытания, которые показывают, что такой метод даёт сиюминутный эффект. Однако ни одна исследовательская группа не дала ответ почему. Есть, правда и другие клинические испытания, которые показывают, что исключение алкоголя даёт лучший результат, но в отдалённой перспективе.
  – А чем же всё-таки алкоголь препятствует развитию гиперпсихоза? – не удержался Ветров.
  – Плохая формулировка. Я бы сказал, тормозит. Существует гипотеза, что алкоголь сбивает программу восстановления в головном мозгу. С одной стороны разум переключается на нормальную работу, с другой – задача восстановления не решена. Вот и получается, что гиперпсихоз переходит в вялотекущую фазу. Сознание работает, но на уровне подсознания копятся нерешённые вопросы.
  – Так как же этого избежать, Давид Львович?
  – Очень просто! Разум должен работать! Дайте ему работу – и он вас отблагодарит!
  Ветров растерялся. Это что ж такое получается? Шли, шли и... пришли?
  – Удивлены? Постараюсь объяснить. Нужно не давать себе деградировать. Чем бы вы не занимались, заставлять разум работать. Я имею в виду отдыхать с умом: читайте что-нибудь, пишите диссертацию, обдумывайте гипотезы, но пусть голова будет чем-то занята.
  – И это всё?
  – По большому счету всё. Ещё определённое питание – пища, богатая углеводами, курс психоактивных препаратов – куда ж без них... Но всё это лишь хорошее дополнение к основному лечению. Через определённое время вы забудете про все ваши кошмары.
  – Давид Львович, но позвольте: если соблюдение таких простых правил даёт такой ощутимый результат, почему же...
  – Почему мою диссертацию подняли на смех и предпочитают залить проблему вином? Ну знаете, малодушие, инертность мышления, как впрочем и Вселенная, не имеют границ! – Ройзман рассмеялся. – Наш разум, несмотря на то, что он венец и ключ ко всему, необычайно туп, ленив и упрям! Не удивляйтесь. Ведь мы все так или иначе стремимся к покою и всё, что нас выводит из этого состояния и заставляет принимать решения, люто ненавидим. Нам так просто использовать готовые решения, жить привычным укладом, ничего не меняя. С каким скрипом мы принимаем все перемены, а уж как мы смотрим на тех, кто их предлагает.
  Ветров к тому моменту уже понял, что волею жизни оказался в таком же как доктор положении.
  – Вынужден согласиться... На меня всю жизнь так смотрят – считают чудаком. Мою диссертацию ведь тоже разгромили в пух и прах.
  – А я, знаете, Геннадий Васильевич, очень бы хотел почитать. Да и не только почитать. Мне, как врачу, чрезвычайно интересно, какова может быть иная жизнь.
  – Давид Львович, тут я мало чем могу быть полезен. По биологическим исследованиям полно информации в сетях.
  – Э нет! Тут вы не уловили! Меня не интересует какова была та же раса Фатху физиологически – об этом я читал. Меня интересует их общество, быт, разум – если угодно. Улавливаете? На сим давайте и закончим. Идите и думайте. И не переставайте думать.
  – Благодарю за чай, Давид Львович. Постараюсь придерживаться Ваших рекомендаций.
  В коридоре, ведущем в центральные отсеки, словно преграждая путь, сложив руки на груди, стоял Ветрогон.
  – Ну что? – В его вопросе было всё: и недоумение, ошарашенность произошедшим, и любопытство, и страх неясного внезапного, и беспокойство за друга.
  – Ничего. – Буркнул Ветров.
  – Как ничего?
  – Совсем ничего!
  Ветров захотел пройти мимо, но попытка эта оказалась глупой и наивной.
  – Ага, охотно верю! Сначала мы рубимся на мостике, а потом совсем ничего!
  – Володя, что ты хочешь от меня? Ты гиперпсихозом когда-нибудь страдал? Нет – так отвали!
  Ветрогон отступил, его взгляд потух, а руки опустились. Язык мой – враг мой, подумал Ветров.
  – Ты серьёзно? Ладно, извини. Сам не знаю, какая муха меня укусила!
  Ветрогон стоял как каменный.
  – Извини, старик! – Ветров вернулся и похлопал командора по плечу. – Тебе наверняка, пришлось пережить то, что мне и не снилось. Пошли в каюту!
  – Знаешь, – Ветрогон вертел в руках старую фотографию, – я ведь, единственный из всего экипажа, кто сохранил рассудок. Я был мертвецки пьян и у меня начинался вялотекущий гиперпсихоз. Я не знаю, каким чудом мне удалось справиться с кораблём в одиночку. То ли чувство ответственности за подчинённых, которые в тот момент норовили меня убить, то ли тупое животное желание жить. А скорее всего, желание выжить всем назло...
  – Так почему же ты не сошёл с ума?
  – Не знаю. Может потому, что надрался как свинья, когда потерял Родригеса. Я ведь тебе соврал. Я ослушался приказа и пошёл за ним. Я зашёл в Туманность так далеко, что никто мне не поверил. И чуть было не угробил корабль и экипаж.
  – Что же всё-таки там происходит?
  – Это сложный вопрос, Гена. Я тайком несколько раз заходил в Туманность Андромеды так далеко, что никому не снилось! Она непредсказуема. Ты же понимаешь, галактика очень велика и в основном, что там попадается – это пустые объекты. Но порой там терпят крушение. По совершенно разным причинам. Некоторое докладывают, что были атакованы, а на поверку оказывается, что никаких повреждений нет, часто сталкиваются с астероидами, некоторые корабли ни с того ни с сего начинают рассыпаться на части. Путь туда очень далёк – гиперпсихоз дошедшим туда гарантирован. Но там он становится ужасен. Это как будто тебе постоянно что-то показывают и тебе некуда от этого деваться Родригес ушёл от меня на несколько парсеков, а там что-то пошло не так. Он отправил сигнал бедствия и перестал отвечать. Мне было категорически запрещено углубляться в туманность дальше. Я ослушался приказа и пошёл за ним. Неделю мы искали его по рукаву, пока у нас окончательно не сдали нервы.
  – Тебя ведь могли под трибунал отдать.
  – Ещё как хотели! Вот только чего я не ожидал, что меня наградят золотой звездой. За спасение корабля экипажа. Мои за меня горой встали, все как один!
  – А как это было? Что ты чувствовал?
  – Да, знаешь, всякие глюки были. Местами даже интересные. Единственное, что меня отличало от остальных – я всё это воспринимал как пьяный бред. Даже удивительно, как я не врезался в какой-нибудь астероид – их там было завались. А потом очухался Львович. Он-то и помог мне загнать всех под лавку. Старый еврей совсем не тот милый балагур, каким кажется.
  – Я уже заметил. Заслуженный врач!
  – Ну это для него вроде как священно, хотя он кроме того полный кавалер Звезды Отваги.
  – Ты что, серьёзно? Планок я у него не видел. Ай да Львович!
  – Он был врачом на Песчанке. Улетел туда к жене с Земли. Бросил науку, практику. А тридцать лет назад сам помнишь, что там произошло. Его жена погибла. Не знаю как, да и не важно. Так вот Львович нашёл и растерзал голыми руками тех, кто это сделал. А потом возглавил сопротивление и чуть ли не в одиночку всех их перебил. Когда вернулись наши он попросился в космическую пехоту.
  Ветров раскрыл рот, но членораздельная речь оттуда родилась не сразу:
  – Львович в десантники...
  – Сам не верил! Причём десантник-герой! Опять же будучи врачом он и без оружия мог свернуть шею.
  – Да... А я ведь его воспринял этаким добрым стариком, типичным старым евреем.
  – Он-то добрый, но кровь пустить может.
  – Ну а дальше?
  – А дальше что: Львовича по старости и количеству травм списали. Он пытался пристроиться на Земле, но начал сходить с ума и запил. Стал снова проститься в космос, но тщетно. А потом он решил пойти другим путём. Не десантником – так врачом решил на борт пробиться. Пришёл в медуправление флота: так мол и так, я опытный врач хочу послужить Федерации, поставьте меня на корабль, который шарахается по самым тёмным углам дальнего Внеземелья.
  – И что там?
  – А там решили, что негоже отказывать заслуженному человеку и порекомендовали на флагман. А врач Львович – золотой! Он на стольких планетах побывал, сколько болячек изучил – ходячая справочная система. Ладно, ты отдыхай, а мне пора на вахту – скоро очередная свёртка.
  – Что значит отдыхай? – А мне что ли на свёртку не положено?
  – Лежи уже – устав не требует.
  – Устав, между прочем требует быть на посту командору и его заместителям. Мне вон доктор вообще сказал больше работать, головой думать!
  – Ладно! Я, знаешь, как другу из лучших соображений. Чтоб не случилось...
  – Не случится!
  Ветров бравировал. Что бы не говорил, Ройзман, свёртки он по прежнему боялся.
  
  Шло время, мелькали дни. Альбатрос снова нырял в подпространственную пустоту и снова выныривал обратно. Страх не отступал, но притуплялся, становился чем-то обыденным и привычным. Неужели и к ужасу тоже можно привыкнуть. Ветров в последнее время всё чаще вспоминал молодость, их первые полёты на неуклюжих грузовиках, которые ползли по траекториям по нескольку суток и ныряли в гипер через каждые несколько парсеков. Ну вот где был страх тогда? Ведь он был же – Ветров это знал, но вспомнить чтобы ему было страшно не мог. И ведь всё было по другому тогда! И космос казался совсем маленьким, и далёкие миры виделись как на ладони! Ну что вдруг стало? Почему с годами мы начинаем бояться самих себя? Почему вдруг опускаем руки и останавливаемся на полпути?
  В эти дни он много читал, следуя советам доктора, много думал. Часто приходилось ловить себя на мысли, что он готов к этой экспедиции хуже всех, что он не имеет ни малейшего представления, как поведёт себя в критической ситуации.
  Ветров сидел на кровати, упираясь спиной в стену, и наигрывал на гитаре старые давно забытые мотивы. Правду говорил им когда-то старый преподаватель: никакая критическая ситуация не может длиться дольше трёх дней, после трёх дней человек ко всему привыкает. Вот и теперь каюта стала домом, отсек – привычным, а еда с камбуза – вкусной. Какие ж там были слова у той песни? «Ла-ла-ла! Все сошли с ума!» А Ветрогон всё время подпевал «Какая красота!»
  Ветров ещё раз грянул по струнам.
  – Жил-был командор, но он сошёл с ума!
  – Какая красота! – фальшиво прогорланил Ветрогон.
  – Чистюля! – встрепенулся дремавший Родригес. – Сколько можно над песней издеваться! Это ж надрыв, как его там, трагедия!
  – Да! – клюнул носом Ветрогон. – Такая трагедия!
  – Да ты наклюкался!
  – Ага! – снова клюнул Ветрогон. – Ты тоже!
  – Что правда?
  – Определённо!
  Родригес обхватил голову руками:
  – Как же я мог!
  – Диего! – Ветров уронил гитару в снег.
  – Я Кондор! – вытянул шею Родригес.
  – Да хоть гамадрил! Я тебе страшную тайну открою.
  – Я тебя слушаю очень внима... внима... Короче слушаю.
  – Слушай. Мы все наклюкались!
  – Да что ты говоришь! Не может быть!
  Хохот прокатился по всей крыше.
  – Холодно однако! – вздрогнул Арсенин.
  – Так а мы это, – встрепенулся Ветрогон, – чего сюда припёрлись, на мороз?
  – Я точно уже не помню, – Ветров зачем-то развёл руками, – но, кажется мы хотели устроить лыжную прогулку. И я смутно вспоминаю, что кто-то, не помню точно кто, кричал, что над тайгой любой дурак на аэролыжах пролетит, а вот я над крышами смогу.
  – Вызов принят! Прячь своё весло со струнами! Кто не с нами – тот трус и вонючка!
  Было страшно смотреть с огромной высоты, поэтому они договорились прыгнуть одновременно. Вместе же всегда не так страшно, как будто страх делится на всех. Прыгаем на счёт «три». Раз – страх, два – паника, три… Ух ты! Пропасть, падение, лёгкость, манёвренность! Ветров ловко проскакивал между шпилями и куполами антенн. С ума сойти! Это восхитительно.
  – Умник, я Чисттюля! – донеслось из наушников. – Как оно?
  В этот момент Ветрогон нагнал его и проплыл рядом. Под зеркальным забралом шлема лица, конечно, не было видно, но наверняка у Чистюли сейчас улыбка до ушей.
  – Я офигительно! Вау! Это просто вау!
  – Догоняй! – Ветрогон сгруппировался и рванул вперёд.
  – Ах ты ж, зараза! Ну держись!
  Ветров слегка поджал ноги и начал набирать скорость.
  – Умник, Чистюля! Делайте ноги! Кондора сцапал патруль, рванули за вами!
  
  «Экипажу подтвердить присутствие на лекции» – послышалось сквозь сон. Ветров оторвал голову от кровати – он так и задремал с гитарой в руках. Гитара, крыша, аэролыжи. Как будто только что это было! Он потянулся к биометрическому сканеру и дал подтверждение. На мониторе появился Салонен:
  – Вы все знаете, что человечество несколько раз откровенно стояло на грани гибели. Различные факторы толкали нас на путь самоуничтожения, но определённо одним из наиболее опасных разобщающих факторов является национализм. Он, конечно многолик и многообразен, но всякий национализм отличало одно: та или иная нация провозглашалось в нём главной, высшей и единственной ценностью. Некоторые идеологи национализма постулировали, что национализм возник как реакция на угнетение, однако, как вы сами сможете убедиться национализм сам по себе является глубоко реакционным явлением и источником угнетения. История дает множество примеров национализма. Так, национализмом можно считать политику Древнего Рима, направленную на подавление так называемых «варварских» народов, навязывание им имперской идеологии. Римские культурные, духовные и политические ценности провозглашались высшими, важнейшими, а те, кто не признавал их, считались людьми второго сорта, против которых велись беспощадные войны. Если углубиться в суть, то можно определить, что национализм является худшей формой ксенофобии и всегда действовал в комбинации с такими болезнями человеческого общества, как капитализм и клерикализм. Надо отметить, что человечество не раз пыталось отказаться от национальных разногласий и построить безнациональное общество. Социалистическое содружество, оргранизация объединённых наций – так или иначе попытки объединить человечество разбивались о невежество и агрессию. Надо сказать, что террор, геноцид и этнические чистки являются постоянными спутниками национализма. В качестве примера наиболее уродливых форм национализма можно привести германский фашизм или так называемый нацизм, жертвами которого стало более семидесяти миллионов человек. Национализм всегда использовался эксплуататорскими силами для разобщения людей, создания очагов напряжённости и локальных конфликтов. История знала примеры, когда национализм произрастал даже в рамках одной этнической группы и начинал раздирать общество изнутри. Украинская гражданская война начала XXI века в России – хороший тому пример. Одной из причин, приведших к разрушительной третьей мировой войне, которая едва не привела к гибели человечества, являлся как раз национализм. Национализм – проклятье человечества, это чума, это путь в никуда! Поэтому при формировании Объединённой Федерации важнейшей задачей было изживание национализма как такового. Первым шагом к этому стал всем вам хорошо известный принцип универсальности. Фактически это стало важнейшим пунктом нашей конституции: Никакие различия по национальному признаку не могут быть причиной дискриминации. Следующим шагом к интеграции человечества стало формирование единой общности людей с одними принципами и ценностями, что требовало изживание прочих пережитков прошлого. Однако это уже другой вопрос нашего общества и на усмотрение командора мы рассмотрим его в другой раз.
  Трансляция прекратилась, монитор погас.
  
  Ветрогон конечно преувеличил. Никакой паники в колонии не было. Была нервозная обстановка, но не более того. На космодроме были искренне рады их прибытию. Последний корабль приходил давно; груз, который доставил Альбатрос был очень желанен – все заждались своих заказов. Они стояли под куполом смотровой площадки штаба флота и вглядывались в чёрное местное небо, пытаясь угадать знакомые очертания созвездий, представавшие здесь в совсем ином ракурсе. Небо иногда рассекали лучи лазерных турелей. Дело в том, что здесь была высока метеорная активность и чтобы обезопасить поселения была создана сложная система отслеживания и уничтожения метеоритов – сыпучий зелёный местный грунт во многих местах был утыкан предупреждающими о том табличками. Вообще во многом чувствовалось, что это край, окраина, рубеж – любое слово подойдёт. Амора-1 долгое время считалась малоинтересной для колонизации: условия не самые благоприятные, полезных ископаемых нет, пригодность для агропромышленности никакая. И всё же… Всё же нужен был некий плацдарм, некий аванпост, последняя черта. Пройденный рубеж, за которым неизвестность. Первая постоянная база была разбита тут двадцать пять лет назад, после чего уже отсюда начались глубокие исследования иных галактик.
  Ветров чувствовал себя отвратительно: голова шла кругом, в висках постукивало, а носоглотка постепенно превращалась в иссушенный воспалённый ожёг. У Аморы-1 атмосфера считалась вполне пригодной для человека, но с граничными условиями. Заниженное давление, практически нулевая влажность и концентрация кислорода около 17% давали о себе знать. Живущие, а тем более родившиеся здесь, не замечали этого, но гостям не редко предлагали дыхательный аппарат. В мыслях было только одно: поскорее убраться из этого холодного душного мирка в уютную каюту Альбатроса.
  – А я Андромеду вижу! – Отозвался Ветрогон.
  Ветров всмотрелся в небо.
  – Нет, Володя, это Чёрный глаз. тоже спиральная галактика.
  – Знаю, в Волосах Вероники.
  – Да. Если присмотришься, то их ты как раз и увидишь. Андромеда в этом рукаве видна значительно ярче, она сейчас на светлой стороне планеты.
  На рукаве у Ветрогона заверещал коммуникатор.
  – Пошли! Нас Ждут.
  Начальник базы флота адмирал Хаген оказался на удивление молодым и энергичным. Он плохо говорил по-русски, поэтому предложил провести разговор по-английски. Получив согласие не стал терять время:
  – Давайте сразу к делу, камрады. Я не имею ни малейшего представления о том, что случилось рейсом №642. Дежурные корабли прибыли туда через два часа, но нашли ничего.
  – Что значит ничего? – Удивился Ветрогон. – Обломки, груз, в конце концов трупы. Может быть всё это было захвачено гравитацией какого-то астрообъекта неподалёку.
  – Нет, эскадр-командор. Нет таких массивных объектов в округе. Единственное, что обнаружили спасатели – объёмное облако пыли.
  – Они взяли пробы? – Подключился Ветров.
  – Да, конечно, они есть в нашем филиале Института Дальнего Внеземелья.
  – И?
  – Всего лишь атомарная пыль. Я не знаю подробностей. И ещё… Один из орбитальных зондов зарегистрировал момент нападения. Пользы от этой записи чуть больше никакой, но это единственное, чем мы располагаем.
  Адмирал развернулся к монитору, на котором появилась нечёткая, явно многократно увеличенная, картинка. Космос, звёзды. К одному объекту приближается другой, в несколько раз больший. Несколько вспышек – видимо залпы орудий, и всё… Контуры первого объекта плывут и он исчезает. После недолгой задержки второй объект набирает гигантскую скорость и исчезает.
  – Вот, собственно, и всё.
  – Не густо – заключил Ветрогон.
  – Я могу поинтересоваться каким курсом вы проследуете дальше?
  Повисло молчание.
  – Можете не отвечать. Я очень прошу вас отправиться к Магеллановым облакам.
  Молчание продолжилось.
  – Уже две недели с ними отсутствует связь. Они ждут груз медикаментов. Ситуация очень тревожная. У меня достаточно власти, чтобы связаться с Землёй и приказать вам, но предпочту попросить.
  – Почему, адмирал? Есть личная причина?
  По лицу Хагена прошла тень. Он опустил взгляд и подпёр голову руками. Он уже не казался таким уверенным в себе, как показалось сразу.
  – Да… Мой сын там. Недавно из академии, всё рвался на передний край.
  Ветрогон с Ветровым опешили.
  – Хаген, так сколько же Вам лет?
  – Без малого пятьдесят. Здесь медленно стареют – кислородное голодание, а я здесь с самого начала. Так я могу рассчитывать на вас?
  Ветрогон уловил на себе взгляд, поднялся из-за стола, приложил руку к груди и продекламировал:
  – Если нету связи, если люди в опасности, то прямая обязанность любого корабля – придти на помощь. Готовьте груз!
  В коридоре Ветров недовольно налетел:
  – Почему ты не сказал сразу, что мы и так идём к Магеллановым облакам? Зачем всё это позёрство?
  Ветрогон, как ни в чём не бывало продолжил шаг:
  – Эх, Гена! Ну что ты понимаешь в людях! Мы с тобой только что обрели человека, ценящего нас как героев! Человека, который будет готов нам помочь при необходимости.
  – Человек за сына переживает – он отец, он на всё готов. Нам с тобой этого не понять! Мы немногим его младше, а у самих ни кола ни двора!
  – Гена, ты на нас с тобой не передёргивай… Ну что изменилось от того, что мы вот так с пафосом ему себя преподнесли? Мы что, в помощи отказали? А пафос – это вся наша жизнь! Отшелуши его – и мир станет серым и одномерным! Ты давай лучше пошли кого-нибудь за образцами пыли да будем готовиться к отходу.
  – Давай тогда готовь без меня.
  – Генка! Харэ выпендриваться! Подумай, прежде чем списываться!
  – Какой списываться? Я за образцами в институт собрался. Зачем списываться?
  Ветрогон хлопнул себя по лбу:
  – Тьфу ты! А уж подумал, что ты, старая зараза, с корабля решил списаться!
  – Балда ты! До чего додумался! Не дождёшься!
  – Ладно, без обид! Ты надолго?
  – Да не знаю. Не думаю. И не вздумай там без меня улетать!
  
  Идти было очень тяжело. Тяжело до такой степени, что Ветров ругал себя за своё решение пройтись пешком. Ощущения были очень странными: было холодно и в то же время душно. Душно было до такой степени, что дышать приходилось ртом, судорожно заглатывая воздух. Местный ландшафт был чрезвычайно беден: всё обозримое пространство, не закрытое постройками, покрывал зелёный песок. Зелёный цвет ему придавала местная флора, живущая непосредственно в грунте, защищаясь от атак с неба. Фауны тут практически не было, за исключением каких-то микроорганизмов и немногочисленных обитателей океана. Да и какие формы могли выжить в условиях постоянных метеоритных дождей? Жизнь пряталась – оттого и количество кислорода, выделяемое в результате фотосинтеза было ничтожным. Амора-1 – место вообще очень небезопасное и выходить за пределы поселений, прикрытых турелями, крайне не рекомендовано.
  Идти стало совершенно невозможно: гортань полностью пересохла, голова кружилась, в глазах темнело. Так не пойдёт! Он же сейчас потеряет сознание! Ветров присел на песок, отстегнул на поясе контейнер с жидким кислородом и принялся натягивать маску. Вдох – и тут же чернота отступила. С каждым новым вдохом голова прояснялась, глухой отстранённый шум в ушах стихал, а мир вокруг обретал форму и объём.
  – Что, первый раз, да? – послышалось из-за спины.
  Ветров сделал усилие над собой и поднялся – перед ним стоял слегка убелённый сединой мужчина в дорогом костюме. Ветрову показалось, что он где-то его уже видел. Он сделал ещё один глубокий вдох и убрал маску.
  – Мы знакомы?
  – Не думаю. – Незнакомец протянул руку. – Томас.
  – Геннадий. – Ответил рукопожатием Ветров.
  – Вы туда? – Томас указал рукой на здание института.
  – Да. А вы?
  – И я туда же. Я так понимаю, вы первый раз в здешних краях?
  – Да, как видите. – Усмехнулся Ветров. – Ночью только прилетел.
  – Так вы с Альбатроса?
  – Да-да. А Вы, простите, тут уже давно?
  – Нет, совсем недавно.
  Они подошли к ступеням института.
  – Прошу Вас! – Томас открыл дверь и жестом пригласи Ветрова пройти.
  – Благодарю Вас! Вы тоже наукой занимаетесь?
  – Да. Понемногу.
  Они оказались в просторном фойе. Здесь было тихо и пусто, как в большинстве подобных учреждений галактической академии наук. В углу одиноко светился путеводитель. Надо как раз выяснить, куда и к кому ему обращаться. Ветров сделал шаг в сторону.
  – А Вы, Томас, по какому вопросу?
  Никто не ответил. Ветров обернулся, но Томаса и след простыл. Видимо скрылся где-то в коридорах. Ладно, кто нам тут нужен? Ветров начал листать списки. Лаборатория внеземных материалов, профессор Ёсида.
  – Я не имею ни малейшего понятия, что это, – говорил профессор. – Это явно не обломки корабля и вообще не может быть никаким продуктом кораблекрушения, – он говорил быстро свободно – видно было, что русским он владеет с юности, но глотал и смягчал звуки в классической японской манере.
  – Так а из чего состоит эта пыль, Фудо-сан?
  – Она полностью однородна. И я даже предположить не в состоянии, что это за химическое соединение. Таких молекул я раньше никогда не встречал. Фактически это и не молекулы вовсе, а некие структуры из упорядоченных атомов.
  – То есть, вы считаете, что это материал искусственного происхождения.
  – Я не могу представить таких условий в космосе, при которых могут сформироваться такие структуры. Да, вероятнее всего, они искусственного происхождения. Послушайте, меня крайне интересует, что это за структуры. Они могут оказаться чем угодно – например «умным» материалом. Если ваша экспедиция предполагает дело с подобного рода материалами, то я хочу быть всячески полезен. Я знаю, что на корабле введена лаборатория, подобная моей и что у вас открыта вакансия. Я бы хотел возглавить её, если вы не возражаете. Более того, я офицер в запасе.
  Ну что тут сказать. Волею случая Ветров оказался в роли, в которой ещё совсем недавно выступал для него Ветрогон. Что сказать человеку, который горит своим делом?
  – Это важно, Фудо-сан. Я Вам скажу больше: наша экспедиция может оказаться билетом в один конец.
  – Я понимаю. Но учёным всегда движет любопытство. И оно сильнее страха!
  – Я не могу решать такой вопрос самостоятельно. Мне нужна санкция командора.
  Ветров достал планшет и быстро на ходу составил ходатайство о назначении подполковника Ёсида на должность заведующего лаборатории внеземных материалов. Подтверждение был получено моментально, словно Ветрогон только этого и ждал:
  
  Гена, если ты нашёл человека, который может оказаться полезен в нашем деле, то какое право я имею тебе запретить?
  
  Глава 4
  
  Альбатрос делал ещё один оборот вокруг места крушения транспорта.
  – Володя, мы ничего здесь больше не найдём! Та же самая пыль той же структуры!
  Салонен недовольно покосился на Ветрова. Видно было, что все неуставные вольности, которые командор спускает с рук, его раздражали, но идти открыто на конфронтацию с Ветрогоном тот не решался.
  – Володя! Нас ждут на Аллегре и Валькирии!
  Ветрогон оторвался от монитора, развернулся в сидении к экипажу и, бросив недобрый взгляд на Ветрова, скомандовал:
  – Штурман! Курс – созвездие Золотая Рыба, галактика Большое Магелланово облако, система Таллас! Данные по чистоте траектории!
  – Курс проложен, траектория рассчитана! Выход в район прыжка через два часа сорок семь минут!
  – Горизонт чист?
  Гвоздиков замер.
  – Ну что там, чёрт возьми?
  – Неопознанный движущийся объект! Дистанция тридцать тысяч километров и сокращается!
  – Идентификация! – рявкнул Ветрогон.
  Повисла убийственная мёртвая тишина. Вот и оно? На ловца и зверь бежит? Только вот кто тут кто…
  – Классификация!
  – Космический корабль! – дрожащим голосом докладывал Гвоздиков. – Классификации не поддаётся! Дистанция двадцать восемь, продолжает сокращаться!
  – Запрос принадлежности!
  – Не отвечает! Дистанция двадцать пять, продолжает сокращаться!
  Ну вот и всё! То, за чем они отправились в такую даль нашло их само и теперь стремительно неслось навстречу.
  – Боевая тревога! Всем службам готовность номер один! Задраить переборки между отсеками! Загерметизировать отсеки!
  – Боевая вахта готовность приняла!
  – Переборки задраены!
  – Отсеки загерметизированы!
  – Корабль к бою готов! – доложил старпом.
  – Активизировать все уровни энергетической защиты! Главная энергоустановка – полную мощность!
  – Дистанция до объекта двадцать три, продолжает сокращаться!
  – Левин! передать открытым текстом на всех частотах, на всех языках и во всех кодировках: «Мы – разумные жители галактики. Мы не желаем вреда и приглашаем на переговоры».
  – Дистанция до объекта восемнадцать, продолжает сокращаться!
  Ветрогон сидел на командорском месте с каменным лицом, по которому никак нельзя было понять, что за вакханалия мыслей крутилась у него в голове. Только, пожалуй, Ветров угадывал, периодически улавливая во взгляде друга знакомый блеск. Там было всё: и полярное сияние в окнах Северной Космической Академии, и радость их первого взлёта, и вопли матерных песен, которые они горланили под гитару сидя на крыше, и прогулки над морем на угнанных аэрокатерах и множество других выходок, которые прощали им преподаватели. И немного грусти и досады от того, что это возможно конец… Нет, ему не было страшно – просто обидно. И Ветров к своему величайшему удивлению поймал себя на том, что глядя на Володю сам не заметил, как перестал бояться смерти. И все-все офицеры на центральном посту смотрели на своего командора и ни тени страха не было у них в глазах.
  – Дистанция до объекта четыре, продолжает сокращаться! Объект замедляется! Выход на дистанцию атаки через три минуты сорок пять секунд!
  – Данные сканирования объекта!
  – Длина 4200 метров, 73 метра в поперечнике. Материал корпуса металлический сплав – классификации не поддаётся. Вооружение анализу не поддаётся.
  – Огонь открывать только в ответ на нападение!
  На мониторе стали вырисовываться размытые, еле различимые в тусклом свете звёзд, контуры корабля. Это был гигантский, весь утыканный слабо светящимися точками, сплющенный конус. Через некоторое время точки начали светится ярче, а ещё через несколько секунд вспыхнули, обрушив на Альбатрос град лазерного огня. Энергощиты не смогли сдержать и половины этого смертоносного шквала. Корабль всколыхнуло, послышался грохот и скрежет вспоротой обшивки. Взвыла аварийная сирена.
  – Огонь из всех орудий! – Заорал Ветрогон перекрикивая сирену.
  Альбатрос ещё раз вздрогнул, меча на неприятеля лавину лазерного и фазерного огня, испепеляющего рентгеновского потока и рой торпед. Сотни вспышек осветили неизвестный корабль, и было заметно, что и его обшивка лопается и сминается от взрывов. Но это не помешало ему вновь зажечься алыми точками и снова обрушить на Альбатрос лазерный шквал. На этот раз загрохотало так, что казалось ещё чуть-чуть и корпус не выдержит. Броня космических крейсеров делается в несколько слоёв с газовым зазором между ними так, чтобы при вскрытии внешнего слоя минимизировать повреждение для следующего. И, похоже, запас прочности у них оставался невелик.
  – Всем загерметизироваться! – закричал Ветрогон, натягивая шлем. – Огонь из главного орудия!
  Все вжались в сидения. Ветров, ни секунды не раздумывая, подчиняясь лишь моторной памяти выхватил шлем, натянул на голову и, скрючившись в эмбриональную позу, стравил воздух из комбинезона. Всё вокруг задрожало – атомная пушка выплёвывала в чужого поток плазмы. Сработало – часть точек на конусе погасла. Значит не так страшен чужой! Значит с ним можно сражаться! Следующий залп по Альбатросу прервал ликование.
  – Разгерметизация четвёртого отсека!
  – Разгерметизация пятого отсека!
  – Пожар в третьем отсеке! Кислород удалён!
  – Разворот на левый борт! – приказал Ветрогон!
  – От объекта отделился быстро движущаяся цель! Возможно торпеда!
  – Уничтожить! Атаковать всеми типами оружия! Дежурная эскадрилья – на перехват!
  – Огонь из главного орудия при готовности по месту отделения торпеды!
  В этой суматохе Ветров не сразу услышал в шлеме, как его вызывает Давоян.
  – Товарищ командор третьего ранга! У нас проблема в лаборатории! Активизировалось неизвестное вещество!
  Ветров отстегнул защиту, взмыл из кресла, прыжками помчался по межотсечному шлюзу – гравитация уже работала на минимуме.
  Давоян с Ёсидой стояли у лабораторной камеры не отрывая взгляда от мониторов.
  – Что с этой гадостью? – Заорал Ветров, но те по прежнему стояли лицами к мониторам.
  – Что, бл… с этой дрянью?! – он подскочил и начал стучать им по шлемам.
  Давоян развернулся, посмотрел на Ветрова, потом показал руками на шлем в те места, где под ним были уши и помотал головой, давая понять, что он его не слышит. Тут Ветров осознал, что до сих пор слушает центральный пост. Он вскинул руку и переключил коммуникацию на канал лаборатории.
  – Что с ним?
  – Структуры пришли в движение и медленно разрушают капсулу. Можно сказать, что они разбирают материал капсулы буквально по атомам.
  – Так оно же сейчас весь корабль разберёт!
  – Да, структуры самовоспроизводятся за счёт атомов разрушаемого вещества.
  – Так какого вы медлите? Оно же сейчас примет лавинообразный характер! Выбросить в открытый космос!
  – А как? – Удивился Давоян. – Все декомпрессионные камеры блокированы – боевая тревога!
  – Твою галактику!
  Ветров переключился на прямой канал к командором. Ответь же, Володя! Тебе сейчас не до того, но это вопрос живучести корабля!
  – Командор на связи!
  – Володя! Ни одну торпеду с убийцы нельзя подпустить к кораблю! Иначе нам всем жопа!
  – Понял тебя! Всем боевым машинам на взлёт! Не допустить попадания торпед в корабль!
  – Подожди, Володя! Оставь хоть одного лётчика! Нужно выбросить опасный объект в космос!
  – Понял! Полковник Громов, принять у учёных и удалить на безопасное расстояние от корабля опасный объект!
  К этому времени капсула была уже упакована в несколько контейнеров, Ветров схватил её и помчался к шлюзу. Он бежал что есть мочи, периодически подпрыгивая и взлетая. За секунды он промчался мимо своего отсека, за минуту с лишним пробежал грузовой, ловко протиснулся через лабиринт реакторного и наконец вывалился в вакуум полётной палубы. Истребители взлетали один за другим из открытой рампы, по всей палубе сновали механики, а в рампу уже заглядывало чёрное в алых точках чудовище.
  – Командор третьего ранга Ветров, идите к машине номер полсотни один. – послышался в шлеме голос Шалимова. – Я сейчас взлетаю. Отдавайте ваш груз.
  Конечно, кому же ещё Громов мог поручить такое задание! Ветров молнией метнулся к другому концу палубы, к нему тут же подбежали механики, отобрали коробку и начали крепить к истребителю. Вспыхнули перед истребителем палубные огни, Вася запустил двигатели, оттолкнулся от бустера и устремился в чёрную усеянную звёздами пустоту. На палубе не осталось ни одной машины, даже командирского штурмовика – Громов лично повёл своих людей в бой, как и подобает командиру.
  Чужой выдал очередной залп по Альбатросу и земля, а вернее палуба, начала уходить из-под ног.
  – Пространственный реактор повреждён! – Взвыл Шрайер. – Угроза утечки антиматерии!
  – Главное орудие выведено из строя!
  – Маневровые двигатели повреждены!
  – Громов! – Закричал Ветрогон в шлем. – Прямая атака на крейсер противника! Бить по орудиям и торпедным аппаратам! Давай, Владимир Сергеевич! На вас вся надежда! Выяснить возможность абордажа!
  – Товарищ командор! – послышался в шлемах голос Гвоздикова. – Сильные пространственные возмущения вокруг объекта! Объект пришёл в движение. Возмущения усиливаются!
  – Отставить атаку! Всем возвращаться на борт!
  – Объект быстро набирает скорость! Показатели пространственных искажений зашкалило.
  – Отследить вектор прыжка!
  – Уже не возможно… Объект ушёл в гиперпространство!
  Ветрогон уронил голову в шлеме и растёкся по сиденью.
  – Отбой боевой тревоги…
  Ему страшно хотелось отстраниться от всего и подремать хотя бы полчасика, освободиться от груза ответственности за всех… Нельзя! Он командор и этот тяжкий груз нужно нести на себе до конца.
  – Доклад о повреждениях! – Выдавил он из себя.
  – Пробоина четвёртого отсека!
  – Пробоина пятого отсека!
  – В третьем отсеке значительные повреждения! Матрос Андерс погиб!
  – Потеря 40 процентов огневой мощи, главное орудие небоеспособно! Матрос Тихонов погиб, матрос Цинь тяжело ранен!
  – Главная энергоустановка выдаёт 60 процентов мощности, система охлаждения функционирует по резервному контуру! Лейтенант Воронин получил смертельную дозу ионизирующего излучения – переведён в лазарет.
  – Что с реактором, Отто?
  Шрайер молчал, видимо подбирая слова.
  – Что с реактором?
  – Не функционирует! – отрезал Отто. Полностью заглушен, аварийная защита не разблокируется!
  – Выясните характер и сложность поломки и доложите!
  – Авиакрыло на палубе! Потеряно две машины! Старший лейтенант Скопинцев сбит, погиб! Лейтенант Шалимов пропал без вести!
  Неужто Вася не успел... Мчался на предельной скорости, унося смерть подальше от корабля, и не заметил как неведомая материя начала пожирать истребитель. А потом уже было поздно – цепная реакция дошла до скафандра… И не осталось даже кровавой мороси – всё уничтожила неизвестная субстанция: сожрала, не оставила ничего, как не оставила ничего от 642-го транспорта. Ветрогон поёжился. А ведь в тот момент он не думал ни об опасности, ни о смерти, хотя она была близка как никогда.
  – Всем палубным службам заняться ремонтом корабля! О ходе работ докладывать старпому!
  Стрельцов повернулся к Ветрогону:
  – Может стоит подать сигнал бедствия?
  – Не стоит, Василий Петрович… – покачал шлемом Ветрогон. – Мы слишком далеко от звёздных трасс – нас попросту никто не услышит, а до ближайшей обжитой планеты без реактора наш сигнал будет идти годы. Да и… – Ветрогон осёкся. – В общем, не стоит.
  – В таком случае, если не удастся ремонт реактора…
  – Да! – перебил Ветрогон. – Нам всем конец. И не стоит привлекать внимание к повреждённому кораблю.
  Ветрову показалось, что он услышал в шлеме чьё-то «Эй». Он осмотрелся вокруг – все спокойно сидели уставившись в мониторы. «Эй, на Альбатросе!» – отрывисто послышалось снова. Все встрепенулись – сигнал шёл по общему каналу. – «Есть кто живой?»
  – Это кто там? – Грозным голосом передал по общему каналу Ветрогон.
  – Это я, Вася… То есть, это я, лейтенант Шалимов. Катапультировался без ничего Пролетаю мимо корабля, инерция меня уносит дальше.
  – Громов!
  – Я слышал! Спасатель взлетает!
  Ай да Вася! Смог! Успел! Ветров сам не заметил, как вскинул руки и начал беззвучно аплодировать. Это заметили другие: все офицеры на центральном посту подхватили его жест и тоже захлопали. Салонен сначала тоже зааплодировал, потом начал что-то искать в коммуникаторе, а затем у всех в шлемах зазвучали аплодисменты.
  – Товарищ эскадр-командор, утечка ликвидирована. Давление нормализовано, кислород двадцать процентов.
  – Отбой аварийной тревоги!
  Ветрогон снял шлем и едва ли не расплылся по сиденью, лицо его всё было покрыто капельками пота. Будь сейчас на корабле гравитация, он бы стекал ручьями. Окончен бой. Сейчас придётся взяться за всё то, что отходило на задний план во время боя. Как ремонтировать корабль, что делать с реактором и вообще как быть дальше.
  
  – Итак, товарищи офицеры, что мы имеем? – Ветрогон плавал по кают-компании из угла в угол, не находя себе места. – Положение наше, как я понимаю, мягко говоря дерьмовое… Что с реактором, Отто?
  Шрайер вздохнул:
  – Дело плохо, командор. Магнитная защита реактора выведена из строя. я всегда говорил, что это наше слабое место.
  – А как же резерв? Мы можем использовать защиту второго ядра?
  – Никакой резерв не выдержал. Наводки превысили все мыслимые проектные допуски. Я удивляюсь, что не произошло схлопывание ядра в чёрную дыру. Работоспособность сохранили всего три генератора. Они будут не в состоянии удержать реакцию.
  – Нам нужен реактор! Я прошу Вас, сделайте всё возможное!
  – Я лично проверил все генераторы. Они все расплавились! Если постараться, я смогу восстановить ещё один, но даже имея четыре мы едва ли сможем запустить реактор.
  Ветрогон подплыл к Шрайеру и опустился на свободное сидение:
  – Отто, а если не по регламенту? Если на свой страх и риск? Я знаю, регламент для Вас священен, но реактор для нас теперь вопрос жизни. Нам по сути нужна самая минимальная мощность. Нам нужно преодолеть всего четыре парсека. Всего четыре несчастных парсека отделяют нас от Талласа.
  – Аварийная защита не позволит запустить реакцию...
  Ветрогон уже хотел выругаться самыми распоследними словами, отчитать, мол не время сейчас про порядок думать. Он наверное так бы и сделал, но Шрайер неожиданно добавил:
  – Мне потребуется очень много времени, чтобы обойти защиту. Если быть правильным, то обойти её нельзя – она составная часть всей систему управления. Программы для многих агрегатов придётся писать с нуля.
  – Сколько потребуется времени?
  – Несколько суток непрерывной работы.
  – Нету у нас этих суток, Отто. Скоро могут начаться проблемы с синтезом кислорода. Постарайтесь справиться настолько быстро, насколько возможно. Мы превратились в лёгкую добычу!
  – Товарищ эскадр-командор! – из сиденья поднял руку Левин.
  – Да, Андрей.
  – Я мог бы помочь с перепрограммированием систем реактора, – он снял очки и поморгал – разволновался. – Я мало разбираюсь в реакторостроении, но хорошо владею программированием и мог бы взять на себя большую часть работы с кодом.
  – Я приму любую помощь – вздохнул Шрайер. – Работы действительно очень много.
  Ветров задумался. А ведь ситуация и вправду критическая. Помощи ждать неоткуда. С Магеллановыми облаками связи нет – никто не доложит, что они не пришли. А даже, если и доложат, к ним никто не придёт. На орбите Аморы-1 нету ни одного корабля, а до ближайшей базы килопарсек десять. А это не меньше недели пути, причём это для Альбатроса неделя – он нырнуть может на килопарсек и больше, и скорость набирает внушительную, а корабли попроще дней десять будут тащится и то на пределе. А поисковую экспедицию ещё надо собрать и снарядить в такой дальний путь. Да и опять же чего предполагать, если никто не знает толком где их искать?
  – Володя, – Ветров сделал Ветрогону жест, – Я могу лаборантов выделить, которые разбираются.
  – Конечно давай! Отто, может матросов прислать? Лишние руки пригодятся.
  – Да, командор, пару человек не помешают. Только пусть у них руки будут, как это… из правильного места места.
  По лицу Ветрогона пробежала улыбка.
  – Конечно, Отто. Вы делаете успехи в совершенствовании языка! Приступайте немедленно!
  – Есть, командор! – Шрайер всплыл из сиденья, вытянулся и поплыл к выходу.
  – Так… – Ветрогон отлетел в дальний угол. – Теперь касательно вопросов живучести корабля. Насколько всё плохо, старпом?
  – Множественные повреждения обшивки, повреждено до 60 процентов площади корпуса, глубина проникновения в среднем четвёртый уровень, – Стрельцов докладывал о страшных вещах сухо равномерно, как будто всё это было в порядке вещей. – Пробоины в третьем, четвёртом и пятом отсеках пока заделаны пенометаллом. Третий отсек практически полностью выгорел – для несения службы в настоящий момент непригоден. Матросы из него перемещены во второй и четвёртый. Системы жизнеобеспечения функционируют штатно. Наблюдается дефицит мощности энергоустановок для синтеза кислорода и питьевой воды, однако с учётом имеющегося в баллонах запаса, это не представляет угрозы живучести корабля.
  – Ну ничего, Василий Петрович. И не из таких передряг выходили!
  Старпом едва заметно кивнул.
  – Надо бы, конечно подлатать, что можно, чтоб не развалиться на разгоне.
  – Ну так и займитесь. Всё равно пока реактор не заработает мы с места не сдвинемся.
  – Только это… – Стрельцов покосился в планшет, – надо бы режим экономии энергии ввести. А то у нас и так падение мощности, а со сваркой вообще перегрузка будет.
  Ветрогон поднёс к лицу коммуникатор и переключился на канал громкой связи.
  – Внимание, экипаж! Говорит командор. Объявляется режим экономии энергии. Освещение в отсеках отключить, приготовление пищи прекратить. Выдать матросам паёк с химическим разогревом. Обогрев и вентиляция в минимальных режимах.
  Он застыл где-то в районе потолка и задумался.
  – Я не понимаю одного: почему он нас не добил? Кто что думает?
  – Что ты имеешь в виду, Володя? – Удивился Ветров.
  – Я не понимаю, почему он удрал. Почему он не продолжил бой, а ушёл, оставив нас в живых. Ведь ещё одна хорошая атака – и мы бы развалились.
  – Да испугались они, – пожал плечами Ветров. – Не ожидали получить отпор. Чего тут непонятного.
  – Владимир Адольфович, – оживился Петренко, – он же ж тоже получил повреждения. Мы ж не знаем насколько они были серьёзны для него.
  – Ну кое-что, мы на самом деле о нём уже знаем, – Громов подкрепил свои слова поднятым вверх указательным пальцем.
  Ветрогон, забыв от нетерпеливости про невесомость, раскинул руки и чуть не полетел головой в пол:
  – Владимир Сергеевич, так что ж ты молчишь? С этого ж надо было начинать! Сильно ли вы его потрепали?
  – Потрепали мы его хорошо, но у него оказался очень обширный резерв.
  – Что это значит?
  – А это значит то, что подавлять его огонь выходит очень не эффективно. Уничтожишь орудие – через какое-то время на его месте появляется новое.
  – Тогда я тем более не понимаю, зачем ему нужно было оставлять нас в живых. Обладая таким преимуществом, он легко мог нас добить. Что-то его спугнуло. Гена, ну ты же у нас специалист! Скажи что-нибудь!
  – Здесь можно сказать что угодно. Мы же не знаем из чего они исходили, принимая такое решение. Наверняка оно было взвешенным и логичным. Ну, допустим такой вариант: кораблю нанесли серьёзные повреджения. А, я так понимаю, они были, – Ветров бросил вопросительный взгляд на Громова – тот кивнул головой. – То вполне логично предположить, что погиб кто-то из членов экипажа. Это могло вызвать у них шок. Допустим, они очень дорожат жизнью, и гибель члена экипажа является основанием прекратить атаку. А может быть другое: у них был какой-то замысел и он не сработал. Вероятно, они пытались, разнести нас в космическую пыль как 642 транспорт.
  – А вот тут поподробнее, пожалуйста. Ты там что-то кричал про торпеды, про опасный груз. Это о чём вообще?
  – Та субстанция, которую мы подобрали на месте крушения, это нечто вроде нанороботов, только значительно меньше. Я не удивлюсь, если оно организовано на уровне кварков. Так вот эта субстанция обладает возможностью дробить физические объекты буквально на атомы. Более того, за счёт этих атомов оно реплицирует себя, тем самым ускоряя процесс распада. Видимо, эта субстанция активируется по команде с корабля или начинает работать вблизи с кораблём, но в общем в лаборатории она активизировалась и, если бы не подвиг Шалимова, нас бы самих уже разобрало.
  – Вон оно что! Владимир Сергеевич, много было торпедных атак?
  – Всего две. В начале боя и перед тем, как объект скрылся. Шалимов говорил, что видел, как мы размолотили ему торпедный аппарат главным орудием.
  – Он что у них всего один?
  – Не знаю, но вторая торпеда отделилась от того же места – это уже видел я. И повреждений на тот момент там значительных не было.
  Ветрогон опустился вниз и подплыл к Громову:
  – А позови ка ты его сюда.
  – Да он за дверью. Я так и подумал, что ты сам захочешь его видеть.
  – Через несколько секунд в кают-компанию влетел растрёпанный Шалимов, не успевший даже снять полётный скафандр. На лице у него сияла улыбка:
  – Разрешите, товарищ эскадр-командор!
  – Давай уже, герой наш! Рассказывай, что видел, чего не видел, – Ветрогон ехидно ухмыльнулся, – Страшно было?
  – Вот ещё! Хотя... – парень замялся. – Жутковато, конечно, немного было. Такая махина! Я ж катапультировался совсем рядом с их кораблём.
  – Ну и зачем?
  – Так развалился мой истребитель. Мне даже ранец пришлось скинуть – и его поело.
  – Ну так зачем ты подлетел к противнику на опасно близкое расстояние?
  – Ну я хотел этим контейнером в него запулить. Я подумал: если это опасное вещество – так оно и ему навредит.
  – Эх, Вася, Вася! Ну ты же не кошка – у тебя же не девять жизней! У тебя какой приказ был?
  – Удалить от корабля опасный объект.
  – Ну так удалить, а не метать им во врага! Ты не подумал о том, что это его же оружие?
  – Да это я уже потом сообразил! В бою-то думать некогда! А потом, если бы сработало – было бы здорово. Своим же оружием!
  – Ох, Вася! Я бы на месте твоего отца тебя бы выпорол!
  По кают-компании прокатился смешок. А Шалимов смущённо улыбнулся и выдал:
  – Так меня папа порол – не помогло!
  Ветрогон долго пытался взять себя в руки, да и у остальных хохот не унимался.
  – Так, тихо! – выдавил он из себя через смех. – Давай по существу. Что ты видел вблизи чужого корабля, чего не видели мы.
  – Ну как минимум мы им сделали одну хорошую пробоину.
  – Где ты её видел?
  – В носовой части, если я правильно понял.
  – Ты не определил, чем была сделана пробоина?
  – Видимо, торпедой. Лазерный огонь по нему показал полную неэффективность. Лучи отражались от корпуса под разными углами. Кстати говоря, если смотреть с близкого расстояния, обшивка кажется зеркальной. Плазма оказалась эффективна для подавления орудий, но во-первых не пробивала корпус, а во-вторых орудия тут же восстанавливаются.
  – Ты видел как?
  – Да просто вырастают на ровном месте. Как будто обшивка делается пластичной и из неё вылепливается лазер.
  – Ты в пробоине что-нибудь видел?
  – Скорее нет.
  – Поясни.
  – Ну, мне показалось, что я видел какое-то движение, даже фигуры какие-то, но там было темно, а сон разума, сами знаете, рождает чудовищ.
  – Это верно. Ну что ж, Благодарю за службу!
  – Служу Человечеству!
  Ветрогон снова отплыл в район потолка, потом спустился к командорскому месту и обратился ко всем:
  – А нам, товарищи, пора приступать к работе. Работы у нас много. Но прежде, я обязан выполнить свой долг. Салонен, прошу Вас.
  – Тот отстегнулся, выплыл из сиденья вместе с небольшим чемоданчиком.
  – Итак, – Ветрогон окинул всех взглядом, – приказ о награждении федеральными наградами! Нужно было бы конечно на парадной палубе, перед строем, но учитывая аварийную ситуацию… Трансляция включена?
  – Так точно! – протянул Салонен.
  Ветров чуть подался в сторону и шёпотом спросил у доктора:
  – А разве правом подписывать такие приказы обладают не только адмиралы?
  – Ну вы же хорошо знаете нашего командора, – усмехнулся Ройзман, – ему штаб не указ.
  – А что в штабе скажут на эти художества?
  – Да ничего не скажут. Де-факто Ветрогон без пяти минут адмирал: эскадр-командор, командор флагманского крейсера. Были прецеденты и Ветрогон отстоял право награждать членов экипажа. Он не так прост: в спорной ситуации он всегда заручится поддержкой кого-нибудь из высших.
  – За мужество и героизм, проявленный в бою, старший лейтенант Шалимов награждается федеральной наградой «Звезда Отваги» с вручением медали «Рубиновая Звезда»!
  Шалимов подплыл к Ветрогону, тот покосился на скафандр и покачал головой:
  – Ну куда ж я её тебе повешу? Ладно, держи так! Поздравляю!
  – Служу Человечеству!
  А ведь Ветрогон поступает очень мудро, думал Ветров. В тот момент, когда людям тяжело и страшно, он находит волю и даёт всем пример.
  – За решительные действия в критической ситуации и спасение корабля командор третьего ранга Ветров награждается федеральной наградой «Звезда Мудрости» с вручением медали «Сапфировая Звезда»!
  Ну надо же! Ветров оторопел. одна из самых почётных наград Федерации после героя Земли и героя Человечества.
  – Командор третьего ранга Ветров! – повторил Ветрогон.
  – Я!
  – Ну что ты задумался? Плыви сюда – награда ждёт!
  Ветров скинул бандаж, оттолкнулся от сиденья поплыл к Ветрогону. Вот она, Звезда Мудрости! В володиных руках засиял огромный цельный сапфир, огранённый в форме звезды и заключённый в тоненькую серебряную оправу. такие камни попадаются лишь на Мелифесте, и то найти подобный там большая удача. О стоимости такой награды даже думать было боязно.
  – Поздравляю, Гена! Ты доказал, что достоин!
  – Ты правда так считаешь?
  – Весь экипаж обязан тебе жизнью! Брось скромность! Спасибо тебе за службу!
  – Служу Человечеству!
  
  
  
  Глава 5
  
  Снег, сияющие небо – полярная ночь. На полюсах многих планет наблюдается такой эффект, но северное сияние Земли не спутаешь ни с чем. Вихрь холодных красок, перемешанных, размазанных по небу. Когда-то давно люди считали, что Земля создана божеством. Если бы это было так, то у него пожалуй был превосходный вкус.
  В их небольшой комнате было как всегда тепло и уютно. Да и, если бы вдруг стало холодно, обжигающий эриданский ром не дал бы им замёрзнуть. Далеко-далеко, за тридцать три парсека от Солнечной системы на орбите звезды Альдиба живёт планета Эридан, на которой процветает пищевая промышленность. И в джунглях этой планеты произрастает чудное растение – эриданский тростник. Местное население очень быстро приспособило его для производства спиртного. Слава про эриданский ром прокатилась по всей галактике, многим он пришёлся по вкусу и самое главное – от него никогда не болела голова. Редко такой продукт доходил до Земли, ещё реже его могли себе позволить простые курсанты, но сегодня был особый вечер. Всё на двоих: комната, деньги, паёк, спрятанный в глубь шкафа гражданский костюм. И даже... Она сидела по другую сторону стола, укутавшись в полотенце и посматривала то на одного, то на другого. А за окном бушевал тайфун.
  – Спасибо тебе, Вера, – Ветрогон поднял стакан, – что ты нашла время и прилетела к нам в такую непогоду! Мы всегда очень рады тебе!
  Глухой звон стаканов и сладкое пламя на губах. Казалось, этот вечер будет длиться вечно. Да и, что говорить, казалось, молодость будет длиться вечно.
  – Пора делать выбор, Вера. Мы тебя любим и примем любое твоё решение. Но так дальше нельзя. Мы в любом случае согласимся с тобой и не будем спорить. Скажи, Умник!
  – Да, – отозвался Ветров, – решай! Так дальше продолжаться не может.
  Вера потянулась в кресле:
  – А Кондор тоже желал, чтобы я принадлежала только ему. Ну да ладно. Я вас тоже люблю, мальчики. Не знаю, кого больше. Вопрос: кому я больше нужна? Чистюля!
  – Да... – Ветрогон уже занёс стакан.
  – Ты авантюрист! Выскочка и заводила! Я даже не знаю, что у вас общего с ним, – она кивнула на Ветрова. Твоя судьба предрешена. Ты либо сгинешь, как все подобные тебе сорвиголовы; либо очень быстро станешь старым нудным адмиралом. А вот ты, – она посмотрела на Ветрова, – совсем другой. Я не знаю, куда тебя выведет жизнь. Ты можешь быть кем угодно. Не обижайся, Чистюля, но я выбираю его!
  Она подошла к Ветрогону и поцеловала. Затем обняла Ветрова и начала гладить его густые слегка вьющиеся волосы, полотенце уже спадало с неё.
  – Я последний раз буду с вами. Завтра всё изменится. Завтра я буду принадлежать только одному. Прости, Чистюля!
  – Эй, ты спишь что ли?
  Ветров с трудом разлепил один глаз и увидел Ветрогона, зависшего у его кровати.
  – Видимо, уже нет, – Ветров открыл второй глаз и с усилием отстегнул спальный бандаж. – Который час?
  – А хрен знает! Реактор встал: ни пространственных часов, ни связи, ни сигналов времени. На бортовых «23:40», но это ни о чём не говорит.
  – Мы по прежнему обездвижены?
  – Да, но Шрайер говорит, что что есть шанс. Правда, если он говорит о шансе, а не о точной вероятности, это уже само по себе страшно.
  – Ты, что, боишься?
  Ветрогон отвёл взгляд.
  – Тебе скажу правду: да, боюсь. Может быть, впервые в жизни мне стало по настоящему страшно. Я боюсь его. Боюсь не потому, что он сильнее – нет. Боюсь потому, что не знаю кто он и не понимаю его. Знаешь, когда я командовал корветом, мне однажды пришлось вступить в бой с пиратским крейсером.
  – С Дромоном что ли?
  – А ты откуда знаешь?
  – Так эта новость все сети облетела! О том, как крошечный корвет принудил грозу звёздных трасс сдаться! Я сразу догадался, что только один командор на флоте может обладать такой наглостью.
  – Он ведь мог меня разнести в пыль. Но я не боялся. Я знал, что там такой же живой человек, что его действия можно предугадать. А этого я не понимаю: примчался и сразу бить! Недобил и удрал.
  Никогда Ветров не видел друга таким подавленным. Где тот бесстрашный командор, что вёл экипаж в бой? Ему и самому стало не по себе. Он начал отчаянно перебирать в голове мысли, как поддержать друга.
  – Володька, а тебе не кажется, что он испугался тебя ещё больше, чем ты его?
  – Хм... – У Ветрогона вытянулось лицо, а взгляд ушёл куда-то вдаль, словно сквозь стену. Похоже, Ветров таки попал в нужную точку.
   – Да я как-то об этом и не думал.
  – Такое объяснение делает логичными все его действия. Он увидел незнакомый корабль, заподозрил в нём угрозу, а потом, когда изрядно получил по рогам предпочёл скрыться.
  – Ну, в общем-то это вполне правдоподобно. Что только теперь делать?
  – Хороший вопрос.
  – Я вообще при следующей встрече собирался лупить его чёрной дырой. Хотя, меня за это по голове не погладят.
  – Почему?
  – Да потому, что от него не останется ничего, а наше задание – выяснить о нём хоть что-то.
  – С другой стороны мы устраним опасность.
  – А если придут другие? Страшно от неясности – вот в чём штука.
  Ветров молчал.
  – А давай споём что-нибудь! – вдруг предложил Ветрогон.
  – Про командора, который сошёл с ума?
  Ветрогон улыбнулся:
  – Да не, давай что нибудь доброе.
  – Ну подожди, – Ветров оттолкнулся от кровати и поплыл к шкафу.
  
  В океане звёзд и далёких планет,
  Что манили нас томно когда-то
  Мы укроем наш взор по тяжестью век
  И умчимся со снами куда-то
  
  Мы вспомнить попробуем мамы черты,
  Что простилась с нами на старте.
  Вдали осталась она, голубая Земля,
  О ней увидим мы сны!
  
  – Как же ты играешь! Как я всегда тебе завидовал! Все женщины твои были!
  – А я всегда Вере был верен.
  – Извини, старик. Давай ещё споём!
  – А на этот раз о чём?
  Но Ветрогон в этот момент приложил руку к наушнику и нахмурился.
  – Что там?
  – Я в реакторный. Сейчас пробный запуск. Или получится, или нас разнесёт на кварки.
  – Я с тобой!
  – Зачем? А хотя чёрт с ним – хуже уже не будет! Полетели!
  
  В реакторном отсеке было полно людей: офицеры, матросы – все, кто мог хоть чем-то помочь, были брошены сюда. Шрайер стоял у реакторного пульта абсолютно неподвижно. Его лицо и так сухое и бескровное обычно казалось каменным, теперь же он весь напоминал памятник.
  – Вы готовы к пуску?
  – Да, командор!
  – Приступайте!
  – Есть!
  Шрайер сел за пульт, словно пианист размял пальцы и начал набирать какие-то команды.
  – Разгон!
  У Ветрова похолодело в груди. А ведь и правда: малейший сбой и от них не останется даже пыли – антиматерия поглотит всё за считанные секунды, а дальше либо схлопнется и аннигилирует, либо на месте Альбатроса появится новая чёрная дыра. Ему оставалось лишь удивляться спокойствию Шрайера, словно тот был точной отказоустойчивой машиной, а не живым человеком с вредным характером.
  – Начинаю подачу антивещества!
  Дрожь пробежала у Ветрова по всему телу. Ну вот зачем он напросился? Сидел бы себе в каюте, а может быть и дремал. Пошло бы что-то не так - погиб бы во сне. А так… Что может быть хуже ожидаемой смерти?
  – Есть вспышка ядра!
  Ветров во всех красках представил себе плавящийся металл реакторной камеры, яркий свет вырывающейся из неё звезды, ведь по сути ядро пространственного реактора представляет собой крошечную звезду.
  – Ядро стабильно!
  Ветров не сразу осознал эти слова, как и не сразу заметил то, что ноги начли опускаться на пол. Неужели?
  – Гравитация 0,3. Выходим на рабочий режим! Мне потребуется несколько часов, чтобы собрать статистику, но предварительно могу сказать, что реактор стабилен.
  – Молодец, Отто! Вы блестящий инженер! В очередной раз вы доказали, что нет ничего невозможного!
  – Оставьте, командор, прошу Вас! То, что я сотворил – варварство. И, хоть это возможно нас всех спасёт, я надругался над элегантной конструкцией и сотворил из её обломков поделку дикаря!
  Ветрогон улыбнулся и промолчал, затем включил общий канал и приказал:
  – Говорит командор! Всем службам готовить корабль к разгону и прыжку!
  Страшно больше не было. Корабль скрежетал металлом на разгоне, грозя развалиться на части, постоянно что-то отламывалось и отваливалось, но люди уже перешли критическую точку и воспринимали стресс как норму. Левин порывался отправить гиперограмму с просьбой о помощи, но Ветрогон строго-настрого запретил выходить на связь. Шрайер не подвёл: реактор выдал нужную мощность и корабль вынырнул где-то в световом часе от Аллегры.
  
  Аллегра! Я – борт 017 «Альбатрос». Следую к вам прямым курсом с грузом. Имею повреждения четвёртой степени, нуждаюсь в ремонте. Буду на орбите через 14 часов. Подтвердите получение. Доложите обстановку на поверхности.
  Эскадр-командор Ветрогон В.А
  
  Корабль Уже приближался к орбите планеты, а ответа по прежнему не было. Ветрогон нервничал. Хотя, это конечно, достаточно странная черта человеческого характера: рисковать собой без тени волнения, но переживать за других до дрожи в костяшках.
  – Штурман, сколько времени требовалось сигналу, чтобы дойти до орбиты планеты?
  – Около шести часов, товарищ эскадр-командор!
  – Сколько бы им потребовалось времени на реакцию и ответ, при условии, что они не смогли определить нашего местоположения?
  – Мы бы сделали такие расчёты минут за 15. Ну, они могли бы возиться максимум час. То есть, ответ мы должны были получить давно.
  – А если у них не работает связь, через гиперпространство? Допустим, вышел из строя реактор.
  – Ну тогда, часа за три ответный сигнал достиг бы нас.
  – Что-то не так! – Ветрогон начал всматриваться в монитор. Он долго изучал изображение взглядом, буквально сканировал глазами планету точка за точкой и не мог понять в чём дело. Да и что можно увидеть на обзорном мониторе: погодные явления, взрывы или пожары огромного масштаба, стихийные бедствия? Тем не менее, подсознание подсказывало: ответ лежит на поверхности. И в очередной раз, когда его взгляд проходил по ландшафту, он вдруг глянул на орбитальное пространство. Вот что не давало ему покоя!
  – А где орбитальная станция?
  Повисла плотная глубокая тишина, был только слышен гул охладительных систем.
  – Где орбитальная станция? – повторил Ветрогон.
  В этот момент Гвоздиков преодолел оцепенение и забегал пальцами по штурманской панели:
  – Никакие массивные орбитальные объекты не фиксируются! Присутствует мелкий орбитальный мусор.
  Ветрогон побагровел, по губам начали беззвучно скакать проклятья. Да и остальные начали потихоньку осознавать масштаб произошедшей катастрофы. Очень может оказаться, что они пришли на помощь слишком поздно.
  – Малый вперёд! – выцедил сквозь зубы Ветрогон. – Встать на орбиту планеты! Десантной группе приготовиться на поверхность! Обследовать населённые пункты на предмет наличия выживших! Оказать помощь пострадавшим!
  Прошло несколько минут. Крылов доложил о готовности десантной группы, назначил старших. В этот момент шлюзовая камера открылась и на центральный пост вошёл Ройзман. Он был в боевом скафандре с полной выкладкой, за плечами у него расположился сложенный госпиталь, а в руках он нёс тяжёлый лучемёт.
  – Товарищ эскадр-командор! Разрешите и мне с ребятами!
  Ветрогон поднял голову и опешил:
  – Давид Львович, что за маскарад? Кто Вам дал оружие?
  – Володенька, не об этом сейчас речь. Я старый, но не немощный – оружие в руках удержу. Ребята справятся – они молодцы все, но я могу быть им полезен.
  – Что вы себе позволяете? – Ветрогон закипал. – Отставить фамильярности!
  – На планете могут быть раненые и больные, – невозмутимо продолжил доктор. – Врач в группе необходим!
  Весь центральный пост молча наблюдал за развивающимся конфликтом. В этой ситуации можно было ожидать чего угодно: в очень взрывоопасный клубок переплелись гордость, харизма и упрямство, которых обоим было не занимать. Погасить зреющую бурю могло лишь одно личное качество, присущие как доктору так и командору – мудрость.
  – Я даю Вам слово офицера, что буду исполнять все распоряжения старшего группы и геройствовать не полезу.
  Ветрогон стоял как каменный, ни один мускул не дрогнул у него на лице, но глаза горели, в этот взгляд можно было провалиться словно в бескрайнюю космическую бездну. Этот взгляд пронизывал насквозь, вспарывал толстую броню скафандра, обвивался вокруг шеи и грозно нависал над забралом. Но внезапно, буквально за каких-то несколько секунд что-то изменилось, взгляд командора сначала слегка ослабил свой напор, а затем и вовсе отпустил.
  – Идите, Давид Львович, – чётко сухо и размеренно сказал Ветрогон. – Идите – там действительно может понадобиться врач. Но я приказываю Вам беречь себя! На борту вы нужны не меньше чем там!
  Доктор вскинул руку к шлему:
  – Есть, товарищ эскадр-командор! – он чеканно по строевому развернулся и хотел было уже уйти, но он застыл не сделав шага и повернул голову назад.
  – Я только что нарушил пункты 17.1, 14.3 24.2 и пункт 18 Устава. Я готов после выполнения задачи понести наказание по всей строгости закона.
  Ветрогон нахмурился, потёр друг об друга ладони, сжал их, хрустнул пальцами и крикнул доктору в след:
  – Не было пункта 24.2! Вы взяли оружие и экипировку не самовольно, а по моему распоряжению, согласовав свои действия с со мной!
  Салонен хотел было что-то сказать, но Ветрогон так глянул на него, что тот так и застыл с приоткрытым ртом. Затем он окинул взглядом весь центральный пост. Он буквально сканировал людей, останавливаясь на каждом словно гипнотизируя. И каждый ему как будто отвечал взглядом: мол да, всё именно так и было.
  – Старпом! – Рявкнул Ветрогон, глядя куда-то в пустоту.
  – Да! – Отозвался Стрельцов.
  – Примите командование!
  – Есть!
  Ветрогон ещё раз окинул центральный пост взглядом и широким шагом направился к выходу. Сначала он направился к гальюну, но на полпути развернулся и зашагал к каюте. За распахнувшейся дверью он увидел Ветрова.
  – Какого чёрта!
  – Да, Володька, – Ветров помахал картой, – свои привычки ты меняешь так же часто как и ключи!
  – Наконец-то ты догадался! – Развёл руками Ветрогон. – У нас сколько лет один на двоих ключ был!
  – Ты чего психанул?
  Ветрогон ссутулился и недовольно посмотрел на товарища:
  – Значит поспать ты мне не дашь.
  Ветров раскрыл рот, но слова подобрал не сразу:
  – Так ты что, спать пошёл?
  – Нет, блин, на лыжах кататься! Я ж на ногах с самого боя. Всё равно у меня час где-то есть, пока группа приземлится.
  Ветров хлопнул себя по лбу:
  – Ох, Володька, а я ж себе хрен знает чего понапридумывал! Ты, Львович... Ладно, не буду тебе мешать.
  – Стой! – Ветрогон схватил его за руку. – Посиди уже со мной.
  Ветрогон подошёл к кровати, распустил комбинезон и рухнул как подстреленный.
  – Чего пришёл? Думал, я из-за Львовича взбесился?
  Ветров подошёл и присел на край кровати:
  – Володя, ну вот скажи мне честно, как другу: А разве нет?
  – Честно, как другу отвечаю: Да, взбесился на какой-то момент, потому как Львович поступил неэтично. Потому как нарушил главный принцип устава – принцип единоначалия. Всё остальное простительно. Он не посоветовался со мной, не спросил разрешения, а просто собрался и пошёл, поставив меня перед фактом. Но потом я прикинул, что время дорого, а Львович действительно может быть полезен и как врач, и как головорез. Поэтому я сдержал свои эмоции и принял решение с максимальной пользой для дела.
  – Да, Чистюля, – удивился Ветров, – не прошло и двадцати лет, как ты научился держать при себе свою гордость!
  Ветрогон повернулся на бок:
  – Не в гордости дело. Хотя, ты в чём-то прав – я сильно изменился за все эти годы, хотя и остался верен себе. Пойми, Гена, я командор корабля! Это огромная ответственность. Ответственность перед экипажем и за экипаж. Ты осознаёшь, что каждое принятое решение отражается на всех. Это осознаёшь не сразу, но когда ты в полной мере это уяснил, гордость кажется детским капризом не стоящим внимания.
  Ветров долго думал, что ответить, подбирал слова:
  – Знаешь, а я ведь тоже сильно изменился. Я ведь жил все эти годы кое-как. Я всегда пытался кому-то что-то доказать, куда-то выбиться... Я всегда боялся чего-то. Боялся решений, боялся ответственности... Ты сейчас скажешь, что у меня каша в голове, но... – Ветров прислушался, но услышал только храп. – Но ты, дружище, спишь...
  Ветров хотел было уйти, но в тот же момент ему пришло докладное сообщение:
  
  Анализируя характер действий наноструктур в образцах, я пришёл к выводу, что данные структуры организованны на уровне кварков. Сделать однозначные выводы о том, является данная субстанция рукотворной либо имеет естественное происхождение, не представляется возможным. Материал утрачен
  Начальник лаборатории внеземных материалов
  Подполковник Ёсида Фудо.
  
  Ну а что ещё можно было ожидать? Проводить анализ на уровне кварков в условиях корабля затруднительно, образцы утрачены. Что это было, поди теперь разберись.
  Ветров прошёлся по каюте: здесь многое напоминало их старые комнаты, которые они делили на двоих. А что если… Сначала он отогнал от себя эту мысль, но она вернулась вновь. Мысль продолжала крутиться в голове, не давая покоя. В какой-то момент Ветров не смог дальше себя сдерживать и ринулся к шкафу, где у них в молодые годы обычно располагался тайник. И действительно нижняя панель легко отделилась, а под ней возник контейнер с биометрическим сканером. Ветров поднёс палец, приложил ключ и замок разблокировался. Дух захватило так, что даже дышать стало боязно. В контейнере оказалась бутылка рома, три стакана с гравированными надписями «Чистюля», «Умник», «Кондор». Ветров взял последний в руки. Так и не довелось им встретится после академии! Покойся с миром, старый друг!
  Рядом в чехле лежал небольшой фотопланшет, который вполне предсказуемо разблокировался по его ключу. Что же там? Ветров присел на пол поудобней, облокотился на дверцу шкафа и принялся листать. Земля, академия, их комната, Ветров с гитарой, Родригес на дереве, Вера, вновь их комната, дни рождения, свадьба Ветрова и Веры, их первый экипаж – это была самая настоящая летопись старых друзей. Надо же! Ветрогон никогда не отличался сентиментальностью, но именно он бережно сохранил всё это. Дальше пошли фотографии тех пор, когда их жизненные дороги разошлись. Было много кадров разных экипажей, в которых служил Ветрогон, разные известные и даже неизвестные Ветрову планеты. Был видимо очень дорогой Ветрогону снимок, где он в торжественной обстановке получает ключ от Альбатроса. А вот после него шла фотография красивой зеленоглазой девушки, которую раньше Ветров нигде не видел. На ней был полётный комбинезон с неразборчивыми надписями на шевронах. На следующем фото они сидели с Ветрогоном рядом, прижавшись друг к другу и сложив руки вместе, глаза у обоих были грустные-прегрустные. Фотографии с ней попадались ещё несколько раз, на одной из них она даже была в этой самой каюте, но все их объединял этот полный грусти взгляд. Кто она? Откуда столько тоски в этих зелёных глазах? Почему Ветрогон ему не рассказал? Будет ли уместным спросить? У них ведь никогда не было тайн друг от друга, а обманывать было не принято. Ведь тогда на Земле Ветрогон сказал, что у него никого нет. Хотя нет, он ничего не сказал. Сказал только, что так и не женился. Ветров же не спрашивал, есть ли у него кто-то.
  У Ветрогона на рукаве пискнул коммуникатор. Ветров вздрогнул. А вот, похоже, и новости с поверхности. Он аккуратно сложил всё на место и закрыл тайник. Пора просыпаться, Володя!
  
  На планете имеются значительные повреждения инфраструктуры, объекты энергетики разрушены, имеет место значительное радиоактивное загрязнение. Выживших нет. Согласно записям штаба гражданской обороны на поанету соверщён население эвакуировано в ближайшую колонию на планету Валькирия.
  И.О. старшего десантной группы группы
  Полковник Ройзман Д.Л.
  Давид Львович отличился и тут!
  
  
  Глава 6
  
  Ветров сидел у себя в кабинете и пытался привести в порядок давно заброшенные дела. Ветрогон распорядился держать курс на Валькирию – Альбатрос пошёл к ней неспешным материальным ходом – так что у всех образовалось свободное время. Палубы опустели, на центральном посту осталась лишь дежурная вахта – экипаж разбежался по каютам и кубрикам зализывать свои личные раны.
  На Ветрова свалилась целая гора административных обязанностей. В частности он, как командор научного отсека, должен был вести журнал исследований. Его не покидали мысли о девушке, которую он видел на фотографиях. Неужели у Ветрогона кто-то есть? Спросить тогда в каюте он не решился, да и не до того в суматохе было. Потом Ветрогон пошёл досыпать и, судя по всему, валяется в каюте до сих пор. А в конце концов с чего бы ему так переживать о женщине друга? Не оттого ли, что у самого личная жизнь потерпела фиаско? Не оттого ли, что пытается заполнить свою пустоту чужими чувствами? Ведь, надо быть с собою честным, на душе у него сейчас пусто – хоть кричи. Он, конечно, любил Веру искренне, по-юношески. А вот была ли у них семья? Стала ли Вера за тот десяток лет, что они прожили, настоящим его союзником и единомышленником? Вначале они очень подолгу не виделись и каждая встреча была в радость. Потом Ветров с головой ушёл в науку и уволился в запас. Он так и не понял, когда и почему всё пошло не так. Она напрочь перестала интересоваться его работой – очень быстро охладела к космосу, даже слушать ничего не желала о том, чтобы покинуть Землю. На все его рассказы о его планах, удачах и неудачах она спрашивала, каким образом это улучшит их жизнь. Потом было постоянное раздражение, недовольство всем и вся, ссоры, истерики, обвинения. Она называла его неудачником, тряпкой, упрекала, что он так ничего и не добился. А потом была экспедиция в систему Глизе, где Ветров не подозревал, что Вера уже с кем-то другим.
  Раздался сигнал. Ветров посмотрел на монитор – у двери стоял Давоян.
  – Разрешите, товарищ командор третьего ранга!
  – Заходите, Гарик! Только почему так официально? Вы же меня по имени отчеству всегда называли.
  Давоян замялся:
  – Ну… Есть же порядок.
  Да бросьте! – улыбнулся Ветров. – Подозреваю, что после истории с наградой, поменялось ко мне отношение. Разве не так?
  – В общем-то так. – констатировал Давоян.
  – Слушаю Вас. Присаживайтесь.
  – Там пакет документов Вам на ознакомление.
  – Уже видел, уже ознакомился и уже ответил. Вы же не за этим пришли!
  Давоян наконец-то присел:
  – Да к Вам и правда, Геннадий Васильевич, как-то поменялось отношение. Уж очень поступок серьёзный.
  – Война делает людей чище, смерть сближает людей! Не помню, где прочитал. Так что у Вас за вопрос?
  – Вопрос скорее коллективный. – Давоян снова замялся. – Тут ходят различные слухи среди персонала…
  – И? Мне надо как-то их комментировать?
  – Да нет же, Геннадий Васильевич. Просто люди напуганы. Не знают, что предполагать.
  – Так чем же я могу помочь?
  – Ну вы же на центральный пост без приглашения ходите, вы же в курсе всего. Куда мы дальше, что делать?
  – Поясните.
  – Ну просто после той истории многие пересмотрели свои принципы. В общем, некоторые люди хотят уйти.
  – Ах вот оно что! А Вы, внимательно речь нашего командора накануне отхода слушали?
  – Слушали внимательно, но кое-что изменилось. Появилась реальная опасность…
  – Гарик, – перебил Ветров, – я очень надеюсь, что лично вы к этим людям не относитесь.
  – Лично я не отношусь. Но я понимаю, этих людей и не могу осуждать.
  Ветров нахмурился.
  – Передайте людям, что никто их насильно держать не будет. Но согласно приказу командора списание с борта возможно только путём увольнения в запас.
  У Ветрова заверещал коммуникатор. Он открыл сообщение:
  Командору третьего ранга Ветрову срочно явится в медицинский отсек.
  – Я надеюсь, вы меня поняли, Гарик. А сейчас, извините, мне нужно идти.
  
  В медицинском отсеке было пусто и тихо. Пусто было и в кабинете Ройзмана, лишь курился парок над стаканом остывающего чая. Ветров вышел и краем глаза заметил незакрытую дверь в реанимационный блок. Любопытство пересилило – он подошёл и заглянул внутрь. В прозрачной капсуле в биорастворе лежал человек. Волос на голове не было, кожа отслаивалась, руки и ноги были утыканы катетерами, а грудь и живот исполосованы швами. Где-то вдалеке стоял Давид Львович в операционном комбинезоне и за чем-то наблюдал.
  – Заходите, Геннадий Васильевич! – Крикнул Ройзман. – Я сейчас закончу.
  Ветров удивился. Как же он его заметил? Ведь доктор стоит спиной к двери.
  – Я не помешаю?
  – Нет-нет. Я же сам Вас вызвал.
  Ветров зашёл, осмотрелся – здесь было ещё пять реанемокапсул, рабочий стол и ещё много всякого оборудования, о назначении которого он и не представлял.
  – Кто это? – Кивнул Ветров на капсулу с человеком.
  – Это Воронин из реакторного. – Давид Львович повернулся и пошёл к столу. – Я надеялся сохранить бедняге хотя бы печень, но сегодня и она полностью отказала. Пришлось срочно выращивать ему новую. Вам, должно быть, неуютно здесь?
  Ветров покосился:
  – Ну не кают-компания конечно…
  – Прекрасно! – Улыбнулся Ройзман. – Люблю людей с чувством юмора. Раздевайтесь.
  Лёгкий испуг пробежал по телу Ветрова холодком. Что вдруг доктор задумал с ним делать?
  – А зачем, собственно?
  Давид Львович нахмурился, посмотрел поверх очков, затем с улыбкой махнул рукой:
  – Да будет Вам! Ничего страшного я с Вами делать не буду. Ваш материал нужен.
  – Но, простите, зачем?
  – Ну что ж вы все как дети! – Развёл руками доктор. – Вы в состав экипажа входите?
  – Вхожу!
  – А биогеля у вас нет!
  Ветров задумался. Биогель – это весьма полезная вещь, позволяющая в кратчайшие сроки заживить любые раны. В его состав входят стволовые клетки, которые специально выращиваются для каждого человека индивидуально. Вещь это дорогая и постоянно его иметь могли разве что офицеры космического флота.
  – Да я как-то и не задумывался, что он нужен.
  – Ну Вам и не положено о том думать, а вот я обязан. Совсем, старый дурак, забыл Вам его изготовить. А сейчас проверяю – нет. Кто узнает – попрут меня на пенсию к чертям. А вы бы знали, как неохота торчать на одном месте изо дня в день!
  – Понимаю, Давид Львович, – Ветров вскрыл гермошов на комбинезоне и начал освобождать руку.
  – Садитесь на сиденье.
  Ройзман сел за стол, спустил на нос очки, внимательно изучил руку Ветрова, затем извлёк из стерильного пенала щуп, воткнул его в вену и тут же выдернул. Всё заняло не больше минуты.
  – Вот и всё! Зайдите ко мне через несколько часов – я выдам Вам порцию для аптечки.
  Ветров принялся засовывать руку обратно в рукав. Он снова задумался о девушке и что-то дёрнуло его спросить:
  – Давид Львович, а вы давно нашего командора знаете?
  – Ага, – сверкнул ухмылкой Ройзман, – интрига! Очень интересно! Это вы из-за того безобидного инцидента?
  – Вовсе нет. – Ветров уже пожалел, что задал этот дурацкий вопрос. – Я о другом. Он Вам рассказывал что-нибудь о своей семье, друзьях.
  Доктор пригладил бороду и задумался:
  – Да нет, особо не рассказывал, хотя знаю я его достаточно давно. Мы-то и общаемся в общем-то лишь по делу, за редкими исключениями. Немного о друзьях по академии рассказывал, о Вас в частности. Сокрушался, что всех растерял. Отца его вы, наверное, лучше меня знаете. Ходят слухи, что у Ветрогона есть какой-то очень высокий покровитель чуть ли не в Небесном Совете, но, сами понимаете, рассказать могут всякое.
  – И вы даже не поинтересуетесь, зачем я всё это спрашиваю?
  – А чего мне интересоваться? Раз спрашиваете – значит есть у Вас интерес.
  – Да… Я в который раз поражаюсь Вашей мудрости!
  – Будет Вам! Я много жил. Время - прекрасный учитель. Но, к сожалению, оно убивает своих учеников.
  – Давид Львович, а что Вами двигало, когда вы решили пойти с группой?
  По лицу доктора снова пробежала ухмылка.
  – Ну, во-первых, я само-собой, хотел быть полезен. Во-вторых, от возможности встречи с чужой разумной жизнью захватило дух. Ну и в-третьих, не буду лукавить – иногда ужасно хочется тряхнуть стариной. А Вам разве не интересно было?
  – Интересно. Только страшно.
  – Страх – это вполне нормальная реакция. Человеку свойственно бояться. Нужно понимать это и не давать страху перерасти в панику.
  – А Вам было там страшно?
  – Да в таких ситуациях про страх как-то забываешь. Нет, конечно, действовать надо очень осторожно, и быть предельно внимательным, но осторожность – не страх. Более того эти вещи как-то слабо совместимы.
  – А что там вообще случилось?
  – Да как сказать. Там разрушена электростанция. Большое радиоактивное загрязнение. Огромная площадь просто выжжена. На месте реактора – кратер. Но вы наверняка представляете, что такое термоядерный синтез.
  – Я Вам даже могу рассказать, как получился этот кратер. Когда магнитные ловушки отказали, ядро реактора сожгло машинный зал и под действием гравитации устремилось к ядру планеты, прожигая на своём пути кратер, тут же заполняемый магмой. А дальше одно из двух: либо синтез угаснет, либо ядро реакции пройдёт ядро планеты и, ничем не сдерживаемое пойдёт гулять маятником с равновесием относительно центра, нарезая при этом планету как сыр. Видимо, именно этого испугались и эвакуировали население.
  – Вопрос, как могла произойти такая авария?
  – Подозреваю, что не без посторонней помощи. Напоминает Судный День.
  Судным Днём люди прозвали начало новой эпохи. Время, когда всё изменилось: привычный мир рухнул, началась беспощадная война, ознаменовавшая наступление новой эры. В начале XXI века была произведена попытка сделать атомную энергетику дешевле, доступнее, эффективнее и безопасней путём применения реакции на быстрых нейтронах. Не секрет, что нейтроны с большой энергией способны расщеплять ядра урана-238, а это в то время был самый распространённый изотоп на Земле. Более того, нейтронные ускорители позволяют делить уран без критической массы. И такой ускоритель был создан. Однако, этому проекту очень долго не давали дорогу. И на то была причина. Причина простая и понятная – действующие реакторы. Ведь реактор того времени – это урановые стержни, которые в большинстве своём состояли из урана-238, того самого, который отлично делится быстрым нейтронами. Попадание в такой реактор потока быстрых нейтронов означало бы неконтролируемый разогрев, остановить который невозможно, расплав активной зоны и тепловой взрыв.
  И группе инженеров, объединенных общей идеей, удалось изготовить подобную установку в частном порядке и за частные деньги. В ходе самой работы не было ничего противозаконного. Все материалы, используемое оборудование и технологии находились в общем доступе. Финансирование подобных проектов в сумасшедшем мире начала XXI века особых проблем не вызывало. В общем, спецслужбы прошляпили.
  К тому времени стали доступны не только массовые развлекательные полеты в космос, но и запуск коммерческих разноцелевых спутников. В результате контроль над тем, что выводится на околоземную орбиту, перестал быть абсолютным. Никто особенно не вникал, что за электронику выводят те или иные корпорации. Очевидно, что, если бы в заявке на запуск было указано, что ракета будет выводить на орбиту автоматический генератор быстрых нейтронов, то это вызвало бы интерес, проверку и запрет. Но, увы, взятки... Установка прошла по бумагам как исследовательский нейтронный телескоп, предназначенный для изучения немногочисленных нейтронов, долетающих к нам от солнца. Аналогичном образом (через волосатую лапу) предполагаемую орбиту спутника сменили с геостационарной на низкую полярную. В общем, спецслужбы прошляпили еще раз.
  Попав в космос, установка за двое суток прошлась над всей территорией Земли. Она ориентировалась по собственному излучению работающих энергоблоков. Все действующие реакторы, которые находились не на суше, были уничтожены.
  Погиб весь атомный флот! Весь флот, который создавался на протяжении 70 лет и который оставался единственным аргументом в пользу принятия доллара как единственной резервной валюты. Баланс сил рухнул в одно мгновение, длившееся 48 часов.Но это было не все. Установка не смогла различить реакторы на военных кораблях и гражданские реакторы, расположенные в прибрежной зоне. Последние тоже попали под удар. Следует отметить, что это была большая часть всех ректоров в мире. На такое никто не рассчитывал. Подавляющее большинство стран строило ректоры на берегу моря, ибо так удобнее с точки зрения доставки строительных грузов. Исключение – это Россия, Франция и Германия, те страны, которым энергетика нужна была в глубине страны, а не на берегу, и которые могли себе позволить иметь реактор там, где это надо, а не там, где дешевле. Именно эти страны пострадали в наименьшей степени. И именно их определили, как в число основных подозреваемых, так и в число стран – бенефициаров проведенной операции. Именно эти страны, как наимение пострадавшие в войне, потом начали историю человечества с чистого листа, создав Объединённую Федерацию.
  Естественно, когда начали выходить из строя все реакторы подряд и сразу, никто ничего сделать не успевал. Более того, каждый постарался свою аварию скрыть, не зная, что у соседа те же проблемы. Именно это и помешало своевременному пониманию происходящего. Лишь через сутки национальные центры оперативного реагирования сумели связать цепочку катастроф с пролетающим спутником, но ничего сделать уже не успевали. Очень скоро все было кончено. Полились взаимные обвинения, ссора союзников и, как апофеоз безумства, грянула мировая война.
  Дальнейшая судьба участников этой операции оказалась весьма незавидной. Они стали врагами всего мира. Всех их нашли и уничтожили. Но благодаря их проекту мир смог измениться.
  У Ветрова пискнул на рукаве коммуникатор. Он вскинул руку.
  Командору третьего ранга Ветрову срочно проследовать на центральный пост!
  – Давид Львович, меня на ЦП вызывают!
  – Они, поди, Вас заждались.
  – Почему?
  – Так это ж лазарет! Тут громкая не работает!
  
  Их встречали как героев. Хотя, они никакого подвига и не совершили. Их просто ждали, ждали долго и, наконец, дождались. Ветрогон не изменял себе – он распорядился всем быть в парадной форме с боевыми наградами, что лишь придавало пафоса ситуации. Во встречном зале собралась целая толпа – видимо, весь персонал станции поспешил увидеть экипаж легендарного корабля. Люди плакали и обнимались с ними. Похоже, они уже потеряли надежду, что кто-нибудь придёт.
  Затем был спуск с орбиты. Валькирия издалека казалась полностью белой, так как была покрыта снегом. Климат там холодный – планета находится достаточно далеко от своей звезды – Талласа, тем более что в это время она находилась в апогее своей орбиты. Лето на Валькирии очень короткое – всего месяц, за которым следуют пять месяцев зимы. По мере приближения к поверхности ландшафт становился всё более чётким и всё больше поражал взгляд. Из белой дымки начали проступать горные хребты, которыми была исполосована вся планета, складки долины. Ледники сверкали как хрусталь самыми невероятными холодными красками. То там, то здесь вспыхивали золотым пламенем жерла вулканов, а завершало эту картину сияющие фиолетовое небо.
  Они вышли из катера на посадочную площадку. Их было семеро: Ветрогон, Ветров, Шрайер, Ройзман, Петренко, Громов и Крылов. Ледяной воздух обжёг лицо и резко ворвался в лёгкие, из носа пошёл пар. Кто-то поёжился, Шрайер пробормотал что-то нечленораздельное на немецком.
  – Ну как вам погода, товарищи офицеры?
  – Прекрасно! – Пропел Крылов.
  – Ужасно! – Буркнул Шрайер. – Höllisch kalt! – затем, изрекая всё новые ругательства, принялся натягивать шлем.
  Все неспешно двинулись к терминалу. Шрайер замешкался на какое-то время, герметизируясь и разогреваясь, после чего нагнал остальных.
  – Сразу видно, Отто, что вы из тёплых краёв!
  – Простите, но вы, командор, ведь тоже родом из средней полосы.
  – Я родом из Сибири, а там средняя полоса значительно коварней нежели в родной Вам Баварии. Да и учился я в Северной Космической Академии. А в тех краях, знаете, не многим теплее, чем здесь.
  В этот момент его взгляд пересёкся со взглядом Ветрова. Тот ничего не сказал, но Ветрогону всё стало понятно и без слов. Нехорошо так с человеком, ему холодно, а ты его ещё и поддеваешь.
  Ветрогон едва заметно кивнул, давая понять, что сигнал принят.
  – Я надеюсь, вы не обижаетесь, Отто. Поверьте, я ни коим образом не желал Вас дискриминировать. Люди все разные…
  – Но цели у нас одни! – Продолжил Шрайер. – Не беспокойтесь, командор. Я осознаю Ваш юмор, хоть и не всегда его понимаю.
  – Тогда следуем прямиком в колониальный комиссариат. Нужно решить массу вопросов по ремонту и обслуживанию корабля.
  Комиссар был хмур и зол, хотя и не скрывал радости по поводу их прилёта. В приёмной специально для них подали редкие в местной суровой жизни вещи: натуральный земной кофе, печенье с турралионскими сладостями, бальзам «Млечный путь», от которого под строгим взором Ветрогона все отказались.
  – Об эвакуации не может быть и речи! – Отрезал сразу комиссар. – Восемьсот тысяч населения, производство, инфраструктура. Кроме того Триста тысяч эвакуированных с Аморы. Тем более ресурса для эвакуации больше нет.
  – Что значит нет? – Удивился Ветрогон.
  – То и значит, командор. Ремонтная база на Аморе уничтожена, корабли не готовы, а главное топлива нет. Нет даже тех крох, чтобы наладить связь. Всё запасы топлива, имевшиеся на Аморе похищены.
  – Уважаемый комиссар, мы не располагаем никакими данными о том, что там случилось. Могли бы мы как-то с ними ознакомится?
  – Да, конечно. Подготовьте свои планшеты. Для вас будет доступен подробный отчёт следственной группы, также кое-что есть в местной прессе. Я пригласил офицера, который возглавил ополчение после гибели штаба. – Комиссар осмотрелся. – Видимо, стоит сделать перерыв. Я распоряжусь подать обед.
  Изучение отчёта о событиях на Аморе-1 не внесло никакой ясности в происходящее. Наоборот вопросов стало только больше, чем ответов. 4 сентября к орбите приблизился неопознанный корабль и тут же вывел из строя гиперпространственную ретрансляционную станцию, отрезав тем самым планету от остального обитаемого космоса. Затем на самом что ни на есть человеческом языке последовал ультиматум сдать все запасы сатурния, в противном случае неизвестные грозились уничтожить чуть ли не всю планету. Гарнизон орбитальной станции, следуя директивам, открыл огонь по неприятелю, после чего станция была разнесена в пыль. Затем на планету высадился вполне гуманоидной формы десант в закрытых скафандрах и начался самый настоящий разбой. Неизвестные грабили и убивали население, изъяли из хранилища четыре тонны сатурния и благополучно ушли. Все попытки их остановить не увенчались успехом. Затем начали один за другим выходить из под контроля термоядерные реакторы. Комиссар трагически погиб, штаб самообороны возглавил лейтенант Хаген. Всё это смахивало на сводку о пиратском рейде, но уж никак не на нападение инопланетян.
  После обеда они собрались вновь. Рядом с комиссаром уже сидел Хаген. На вид ему было не больше шестнадцати. Внешность его, конечно не вязалось с тем подвигом, что он не так давно совершил: светлые практически белые волосы, голубые глаза, ещё мальчишеские черты.
  – Хаген, – начал комиссар, – Я вас пригласил, чтобы вы могли рассказать нашим земным гостям о недавнем налёте на вашу планету.
  – Hallo kameraden! – Хаген поднялся и заговорил по-немецки, чем вызвал едва заметную улыбку у Шрайера. – Всё началось 4 сентября в 4 часа утра по среднегалактическому. К орбите приблизился неопознанный летающий объект, на запрос принадлежности не ответил. После прдупреждения об открытии огня объект уничтожил станцию-ретранслятор, а затем мы получили требование о сдаче запасов сатурния.
  – А каким образом было получено это требование? – Спросил Ветрогон
  – Текстом. На тревожной частоте, в универсальной кодировке… На русском, немецком и испанском языках.
  Ветрогон окинул всех взглядом:
  – Значит они о нас знают куда больше, чем мы о них.
  – Да будет вам! – Отрезал комиссар. – Самые обыкновенные пираты. Как только восстановят связь, я буду просить Землю прислать военный флот.
  – Вам откажут, – развёл руками Ветрогон.
  – Откуда вы знаете?
  – Поверьте – знаю. – Продолжайте, Хаген.
  – Мы дали залп по неприятелю, после чего орбитальный гарнизон перестал отвечать. спутники слежения зафиксировали один короткий залп по станции, затем всего одну торпеду, после чего станция рассыпалась в пыль.
  Ветров кивнул, мол, чего и следовало ожидать.
  – А что было потом?
  А потом начался разбой и мародёрство. На планету высадился десант в составе примерно двухсот… – Хаген замялся.
  – А что? – Развернулся к нему Ветров. – Они были совсем не похожи на людей?
  – Похожи. Очень похожи. Фигура, рост, телосложение - всё как у людей. Я даже красную кровь видел.
  – А лица?
  – Лиц нет. На них были сплошные закрытые скафандры. Даже когда нам удавалось пробивать эти скафандры акустической пушкой, они затягивались на месте попадания.
  – Удалось кого-то из них уничтожить? – Поинтересовался Ветрогон.
  – Да. Как минимум троих.
  – Не было возможности осмотреть тела?
  – Они испарились. Вместе со скафандрами.
  – И чем всё закончилось.
  – Они напали на хранилище топлива, выгребли всё, что там было, а потом просто начали убивать налево и направо и брать всё, что плохо лежит. Штаб флота и галактическую стражу уничтожили залпом с орбиты. Я собрал всех, кто мог держать оружие и мы укрылись на подземном заводе и попытались дать им отпор. После боестолкновения противник отступил на орбиту.
  Ветрогон посмотрел на лейтенанта:
  Товарищ, комиссар, Я считаю, что лейтенант Хаген заслуживает награды звездой.
  – Да, разумеется. Я буду ходатайствовать о награждении лейтенанта Хагена Звездой Мужества.
  – Обязательно сошлитесь и на моё ходатайство в таком случае.
  – Спасибо, товарищ эскадр-командор! – засмущался Хаген.
  – Того, кто это сделал, нужно остановить любой ценой! – Снова заговорил Ветрогон, обращаясь к комиссару. – Нам очень нужна ваша помощь.
  Комиссар опустил взгляд:
  – Я боюсь, мы очень мало сможем помочь вам. Я распоряжусь, чтобы в кратчайшие сроки Альбатрос поставили на ход, но за полноценным ремонтом вам придётся идти туда, где на орбите есть полноценная верфь. И нам тоже нужна ваша помощь. Мы отрезаны от Солнечной системы, отрезаны от всех. Сигнал от нас будет идти тысячи лет до ближайшей обжитой планеты.
  Ветрогон выдержал паузу и встал из-за стола:
  – Мы поможем вам восстановить связь. Мы отремонтируем орбитальный ретранслятор и оставим вам запас топлива для его работы. Мы служим человечеству и это наша обязанность! – Он окинул взглядом свой экипаж. – Товарищи офицеры!
  Все поднялись.
  – Спасибо вам, товарищи! – Подытожил комиссар. – Я распоряжусь, чтобы к ремонту приступили немедленно. Если вам понадобиться что-то из того, что в наших силах, смело ссылайтесь на меня.
  Все начали расходиться, лишь только Хаген продолжал сидеть, глядя в пустоту. Ветрогон обратил на это внимание. Он подошёл к лейтенанту, похлопал его по плечу, пожал руку и скзал:
  – Отец может тобой гордиться, Ганц! Ты настоящий командор!
  
  Глава 7
  
  Они расположились в одной комнате совсем как в старые времена. Ветрогон сразу же куда-то умчался, пообещав скоро быть. Скоро тянулось уже второй час. Ветров, лёжа на тахте, изучал статью одного местного журнала, в которой журналист рассуждал на тему того, что же произошло на Аллегре на самом деле. Выходило что на планету был произведён пиратский рейд. Точнее те, кто чуть не добили их на окраине Млечного Пути (а теперь уже не было сомнений, что это были их старые знакомые), вели себя как пираты. Вот только кораблей таких у пиратов нет, да и лиц в скафандрах никто не видел. И скафандров таких тоже никто не производит. Последние, надо сказать, были весьма интересны – кое-кому из гражданских удалось сделать несколько кадров. Казалось, что цельная зеркальная поверхность выполнена непосредственно на носителе. Лёгкое лучевое оружие показало полную неэффективность против такого скафандра.
  Ветров изучал фотографии, внимательно рассматривал детали, в этот момент он заметил, что ему пришло письмо. Он удивился, если не сказать больше. Кто может ему писать здесь, на самом краю Дальнего Внеземелья. Но письмо на его удивление оказалось с Земли от его коллеги из института. Значит Шрайер уже наладил связь через корабль.
  
  Гена! Если ты ещё на Земле, я бы хотел тебя увидеть. Что произошло? Куда ты пропал? Надеюсь, у тебя всё в порядке? Из института ты уволен, все твои материалы пропали. У нас после твоего отъезда начались сплошные неприятности! В итоге экспедиция свёрнута, все отстранены. А мы ведь уже почти подобрались к самой сути! Ты всё знал заранее? Может быть ты сможешь объяснить, ЧТО ты там выяснил? Потому что я ничего не понимаю.
  Алексей Алёшин
  Земля, Солнечная система
  28 августа 2271 года
  
  Вот это поворот! Что с экспедицией могло пойти настолько не так? Ветров тут же попытался позвонить Алёшину, но оператор в соединении отказал – на Солнечную систему работал очень узкий канал с минимальным расходом сатурния. Он написал Алёшину в ответ и попросил разъяснить о судьбе экспедиции. Что же могло случиться?
  Пошарив в глобальных сетях, Ветров не нашёл ничего, что бы хоть как-то могло пролить свет на события.
  
  Противоречивые данные приходят с планеты Мезозой, системы Авиор. Там по непроверенным данным были обнаружены признаки внеземной техногенной цивилизации. Однако подтвердить или опровергнуть это никто не смог. Руководитель экспедиции пропал без вести, а район оцеплен солдатами.
  Человек и Федерация
  30 августа 2271 года
  
  На протяжении последних трёх недель в центральной части Южного Континента велись раскопки с привлечением учёных с Земли. По непроверенным данным при раскопках были обнаружены техногенные объекты возрастом значительно превышающие историю Человечества. Мы пытались получить какие-либо сведения касательно данной находки, но к сожалению, руководитель экспедиции в срочном порядке убыл на Землю, а никто другой не стал давать разъяснения, мотивируя это отсутствием полномочий.
  Вестник Мезозоя
  29 августа 2271 года
  
  В очередной раз мы убеждаемся, что власти скрывают от нас иных представителей разума во Вселенной. Согласно оперативной информации в системе Авиор на планете Мезозой, где день и ночь ведётся добыча Сатурния на нужды Федерации, была обнаружена целая подземная цивилизация. Для прикрытия данного факта был задействован Минский институт ксенологии, который уже не раз использовался для запутывания общественности. Судя по всему, эмиссары Небесного Совета достигли какой-то договорённости с подземными жителями Мезозоя о разделе добываемого там Сатурния и предпочли сокрыть это от постороннего внимания. Моментально научная экспедиция была свёрнута, на месте раскопок не осталось никого, а периметр оцепила федеральная гвардия. Мы пытались получить хоть какие-либо разъяснения, обращались в Минск, однако там нам ответили, что никаких данных подтверждающих наличие на Мезозое разумной жизни у них нет. Мы пытались выйти на руководителя экспедиции Ветрова, но в институте нам заявили, что Ветров у них больше не работает. Мы нашли в итоге товарища Ветрова. Это оказался кадровый офицер флота дальней разведки, командор третьего ранга, а по неподтверждённым сведениям ещё и майор ГСБ.
  Тайная Вселенная
  4 сенября 2271 года
  
  Что же это получается? После его убытия экспедицию свернули. Но почему? Верить тому, что пишут в прессе, глупо и наивно. Однако эти жёлтые заметки таки смогли посеять тревогу. Ведь по сути, если бы не Ветрогон, он бы сейчас был отстранён. А вдруг Ветрогон знал, что над экспедицией сгущаются тучи? Что, если весь этот маскарад он затеял лишь с целью уберечь его от неприятностей. Ветров проанализировал своё предположение и с облегчением вздохнул, поняв, что оно не выдерживает никакой критики. В конце концов вести о пропаже кораблей начали приходить уже давно. Да и опять же, если бы Ветрогон что-то знал о возможном закрытии экспедиции, он бы просто мог предупредить. Опять же уберёг ли он Ветрова от неприятностей, ввязав в опасную рискованную авантюру, которая уже едва ли не стоила им всем жизни, это ещё вопрос. И тем не менее что-то не отпускало его мысли и не давало покоя. Что-то в Ветрогоне казалось тревожным. В какие дебри его бросало эти годы? Доверяет ли он другу? Наверное доверяет, если даже ключ от самого сокровенного у них общий. Ветров вдруг вспомнил девушку с фотографии. И снова его начало съедать любопытство. А что если…
  Ветров, мысленно ругая себя за неуёмное любопытство, открыл копию фотоальбома, нашёл фотографию зеленоглазой незнакомки и начал искать. Девушка нашлась, хоть и не сразу, среди выпускников юридического факультета Университета Женевы. С фотографии десятилетней давности на него смотрел весёлый жизнерадостный взгляд – совсем не тот, полный грусти и тоски, что на снимке у Ветрогона. «Торика Вайдер» – прочёл Ветров. Что же тебя связало с Чистюлей, Торика? Он пытался найти хоть какую-то информацию о девушке, но не нашёл ничего. Это было, мягко говоря, очень подозрительно. Обычно человек, сознательно или нет, оставляет о себе очень много информации в сетях: участвует в общественной жизни, пишет о себе что-то, высказывает мнение о тех или иных публикациях, делится событиями из жизни в конце концов. Грамотные аналитики из ГСБ могут составить полный и исчерпывающий портрет человека, основываясь только на открытой информации. А тут… Торика Вайдер словно пропала, раз засветилась на студенческом фото, и снова канула. Ветров зачем-то переметнулся искать информацию про Ветрогона. Вот уж о ком ходили легенды! К своему величайшему удивлению Ветров обнаружил, что четыре года назад Ветрогон был уволен из состава флота дальней разведки, однако через полгода был восстановлен, а приказ о его увольнении был признан недействительным. Выходило очень странно. За что его уволили, что Ветрогон делал это время? Почему он ничего не рассказал? Однако ему по прежнему не давала покоя девушка. Фамилия её казалось знакомой. А что если… Ветрогон сделал ещё один поисковый запрос. Многие вещи его сегодня удивили, но эта окончательно добила! Он долго всматривался то в одно, то в другое лицо, пристально изучал черты, затем запустил физиогномический анализ. Сомнений не осталось – отцом Торики был член Небесного Совета комиссар Вайдер!
  Выходит что, слухи о высоких покровителях Ветрогона могут быть не такими уж и слухами? Ветрогон, конечно, сложный и конфликтный человек – упрямец и спорщик. Таких не любят в штабе. Уволить Ветрогона можно было за что угодно, а вот восстановить и поставить на флагманский крейсер… Всё это, однако, не вязалось с его личностью. Ветров давно его знал и понимал, что Ветрогон не способен строить карьеру на плечах друзей и близких. Хотя, он ведь применяет всё это к Ветрогону, которого он знал много лет назад. Много ли он знает о Ветрогоне нынешнем? Шесть лет не могли пройти просто так. Где гарантия, что тот не сломался?
  Додумать свои крамольные мысли Ветров не успел. Ветрогон ворвался словно вихрь и сразу полез в шкаф.
  – Собирайся, Гена! Времени до начала у нас осталось минут двадцать. Нужно быть при всех регалиях!
  Ветров неохотно поднялся с дивана и уставился на товарища:
  – До начала чего?
  – До начала представления. Мы идём в цирк! Здесь великолепная труппа с гастролями застряла.
  – А почему ты меня не предупредил?
  – Да забыл совсем! Закрутился!
  То ли со зла, то ли от обиды, Ветров ляпнул:
  – А Торика не будет против, что мы идём развлекатся без неё?
  Ветрогон заметно погрустнел, но ответил как ни в чём не бывало:
  – Тори не была бы против, если бы знала.
  Было очень непривычно видеть Ветрогона угнетённым. История с Торикой явно печальная. Ну кто тянул его за язык?
  – Володя, ты извини! Я, наверное, большую глупость спорол…
  – Всё нормально! – Ветрогон похлопал его по плечу. – Идём?
  – Дай хоть побриться!
  
  Спустя полчаса они с сияющими лицами сидели в переполненном зале. Громыхал настоящий живой оркестр, арену заливали зачаровывающие слепящие огни, отмечая то, куда следовало смотреть публике и мягко затеняя вещи, для глаз зрителей не предназначенные. Посмотреть действительно было на что! Это был классический цирк с Земли со всеми его неотъемлемыми атрибутами. Сначала всех поражали акробаты, выписывающие неимоверные трюки под куполом и творящие немыслимые вещи со своим телом. Они то взмывали под самый купол, то камнем падали вниз. Наверняка эти трюки стоили им мучительной боли. Затем появлялись животные самой разной масти, со всех уголков дальнего внеземелья, причудливые и пугающие. Отважные дрессировщики проделывали самые опасные трюки, демонстрируя превосходство человека над всяким, даже самым лютым зверем. Была искромётная тонкая клоунада: десантники-недотёпы сражались с грозными, но тем не менее опереточными, злодеями-пиратами.
  Ветров поймал себя на мысли, что впервые за последнее время нашёл душевное равновесие и по-настоящему счастлив. Он ведь и в цирке последний раз был лет этак с двадцать назад. На такое грандиозное представление и на Земле билет не достать. А уж здесь, на краю обжитой Вселенной!
  Справедливость торжествовала: чудом и неимоверной удачей, сопутствовавшей воинам, пираты были повержены. Свет практически погас, заиграла тихая успокаивающая музыка и, непонятно откуда взявшись, сверху из-под купола стала спускаться девушка в чёрном плаще с длинными золотыми волосами. Она буквально плыла по воздуху – не было видно ни поддержки, ни страховки. Вдруг из-за кулис показались пираты. Они выкатили пушку, музыка умолкла и сменилась барабанной дробью. Пушка вспыхнула, выплюнув красный лазерный луч. Девушка замерла в воздухе – луч шёл через неё, прошивая насквозь! Публика в зале замерла. На арену выскочили неуклюжие десантники и выбили пиратов, луч погас.. Девушка камнем рухнула наземь, а плащ накрыл её целиком. Кто-то из клоунов подошёл к ней, постоял с трагичным видом, затем попробовал приподнять плащ, но под ним оказалось пусто. В тот же момент оркестр грянул, а из-под занавеса вышла золотоволосая иллюзионистка в сверкающей блёстками одежде и со светящейся улыбкой на лице. Зал разразился овациями. Было очень непривычно видеть в подобном образе девушку, но именно этим номер и подкупал. Она показала ещё много зловещих фокусов: её сверлили, распиливали и сжигали. Каждый раз она возвращалась на арену целой и невредимой с сияющей на лице улыбкой. Под конец выступления ассистенты выкатили на арену здоровенное пороховое орудие. Иллюзионистка помахала залу рукой, движимая неведомой силой, поднялась и скрылась в стволе. Грянул выстрел – она взмыла вверх и исчезла под куполом цирка. Зрители аплодировали, молили выйти на бис, но она лишь на мгновение показалась из-за занавеса, поклонилась и ещё раз помахала рукой. Зал аплодировал стоя.
  – Ну что, не жалеешь? – Спросил Ветрогон, когда они вместе с толпой двигались к выходу.
  – Ты шутишь? – Ветров прибывал в одухотворении. – Я на Земле такого зрелища давно не видел! Что ещё скажешь, классика!
  – Отметим?
  – Где?
  – А прямо тут! – Володя кивнул в сторону ресторана.
  – Ну… При всей твоей наглости мы туда не пробьёмся!
  – Уверен? – Ветрогон ехидно улыбнулся. – Я думаю, что для героев сегодня все двери открыты.
  – А откуда такая уверенность? Эй, да ты, небось, договорился, столик заказал!
  – Пошли, старик! Столик ждёт!
  Зал, как и ожидалось, был переполнен, однако стоило им войти, как тут же без лишних слов официант весьма юного вида проводил их за уютный столик у окна, на скатерти которого сияла голограмма «Заказан». Обходительный юноша усадил каждого, каждому показал как подключиться к меню, разложил роскошные полотняные салфетки.
  – С горячим, увы, придётся подождать. – С понимающим видом произнёс он. – Но закуску я организую незамедлительно. Что пожелаете выпивать?
  Прежде, чем Ветров успел раскрыть рот, Ветрогон с ехидной ухмылкой отрезал:
  – Ром мы будем выпивать! И может быть эриданский, если повезёт!
  Официант, мягко, едва заметно улыбнулся и, подчёркнуто наклонив голову ответил:
  – В меню нет - можете не смотреть. Но бутылочку я вам организую. Чем запивать будете?
  – Уважаемый! Неужели вы думаете, что старым космическим волкам это нужно?
  – Ах, простите! Могу тогда порекомендовать центурионских гребешков – они прекрасно сочетаются с крепкими напитками и великолепны сами по себе.
  – Гена, будешь гребешки?
  Ветров снова открыл рот, но снова был прерван.
  – Будешь! Ещё будьте любезны морской салат на ваше усмотрение, а на горячее будьте любезны жаркое из бизона.
  – Отличный вкус, товарищи! – юноша явно был доволен внушительной суммой заказа. – Прошу подождать – я мигом обернусь!
  – Володя, а тебе не кажется это слишком? Тут же цены, вот уж точно сказать – космические!
  – Да что ты ворчишь! Ты что, бедствуешь? Вон уже зарплату должен был получить! А цены – конечно космические! Планета почти на бедственном положении! Тысячи беженцев, истощённые запасы, нарушенное сообщение! Только не надо сейчас об этом! У нас может пару дней всего есть перевести дух – потом опять неизвестно насколько в космос – как бы не навсегда!
  Ветров почувствовал себя неловко. Ведь действительно им дана короткая передышка, а за ней неизвестность!
  – Ну разве я не прав?
  – Извини. Я, пожалуй, действительно брюзжу.
  Не успели они поругаться, как снова, неизвестно откуда, перед ними возник официант с бутылкой и двумя стаканами. Он демонстративно и изящно медленно откупоривал бутылку и медленно наливал, подчёркивая, какую услугу он им оказывает.
  – Всё, Генка! Не хочу больше слышать твоего брюзжания! Давай за нашу дружбу! Сквозь года и парсеки!
  Жгучая сладость растеклась внутри, обожгла и умиротворила. Юноша не подвёл!
  – А ты как про Торику узнал?
  – Ну мне же интересно стало, что за девушка у тебя на фото. Спросить напрямую было неловко.
  – Да я и хотел тебе рассказать… А с другой стороны, чего рассказывать?
  – Ты, конечно, хорош, Володька! Ничего не рассказываешь, но при этом оставляешь хлебные крошки – разбирайся сам!
  – Ну ты же не дурак! я только не понимаю когда ты успел. Неужто на Земле ещё?
  – Нет, не на Земле, а буквально несколько часов назад – перед походом сюда, как связь заработала.
  – Так вот чего ты такой взъерошенный был!
  – Ты её любишь? – Оборвал Ветров.
  Ветрогон замолчал.
  – Любишь ведь!
  – Люблю! Оттого и так тоскливо!
  – А она?
  – И она, Генка, и она любит. Да толку только!
  – А что у вас произошло? Хотя, можешь не рассказывать!
  – Гена, а мне и рассказать-то некому! Только что тебе!
  – Ну тогда не жуй сопли и рассказывай!
  
  День космического флота по старой традиции проходил в Москве в Командорском дворце. Во всяком случае там проходила его главная часть, присутствовать на которой полагалось лишь особо отличившимся – как минимум кавалерам Звезды Отваги. Мероприятие сие обычно состояло из трёх частей: сначала пафосная официальная часть, затем грандиозный концерт, а за ним неофициальный банкет для тех, кому посчастливилось получить на него приглашения. Завершал всё это фейерверк, озарявшей посреди ночи всю Москву.
  Ветрогон, как командор с дрянной репутацией, но хорошим послужным списком, порою попадал на этот праздник и в тот вечер ему было откровенно скучно. Комиссары и адмиралы не были для него приятной компанией, он ощущал себя откровенно чужим среди подобных небожителей. Он стоял одиноко в углу с бокалом коньяка и размышлял о превратностях судьбы. Угораздило же его остаться совсем одному. Даже самый близкий друг, почти брат, Ветров уехал. Уволился и ушёл в науку. Работает сейчас у себя в Минске в институте ксенологии. И ведь совсем рядом – всего восемьсот километров, ан нет уж сколько лет даже не разговаривали! Только Родригес периодически мелькал поблизости, да и тот всё больше случайно в штабе.
  Девушка в белом платье привлекла его внимание сразу. Она выбивалась из общего унылого фона больших начальников и разинувших рты счастливчиков. На секунду он поймал её взгляд. О, в эти зелёные глаза хотелось погрузиться целиком, пропасть и сгинуть! С ней рядом была ещё одна, брюнетка с короткой стрижкой. Ну что ж лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть всю жизнь!
  – Девушки, а вы с какой планеты? Мне кажется, я вас где-то видел!
  – Ну, видеть вы меня вряд-ли могли, ибо я бы запомнила такого нахала. – Ответила зеленоглазая. – А с планеты я с той же, что и Вы, командор, если ваш шеврон не врёт.
  – Вы, видимо, заинтересовались моей подругой. – Грустно улыбнулась вторая. – Постараюсь Вам не мешать. Открою тайну: вы ей тоже понравились. Но я пойду, пока меня не линчевали. – С этими словами она удалилась.
  Повисла пауза.
  – Кажется маски сорваны. – Усмехнулся Ветрогон.
  – А кто Вам сказал, что этой бестии можно верить?
  – Не знаю, наверное этот стакан великолепного французского коньяка мне так сказал.
  Девушка засмеялась.
  – Так вот оно что: вы пьяны!
  – Э, не очень…
  – Вы пьяны, а я трезвая! – Снова засмеялась она. – Давайте уже сравняемся!
  – Я так не могу!
  – Почему?
  – Мы не знакомы!
  – Ах вот как! В током случае Торика, Тори.
  – Владимир, Володя. – Расплылся в улыбке Ветрогон.
  – Ну так наливай, Володя!
  – А что наливать?
  – Наливай коньяк!
  Произошло что-то невероятное – они разговаривали так, будто знали друг друга много лет и встретились после долгой разлуки. Шутили смеялись, пили, завороженно смотрели на фейерверк.
  – А полетели со мной!
  – Куда лететь, ты же пьян, как фортепьяно! – Рассмеялась Торика.
  – Так на автопилоте!
  – И далеко?
  – Да, тут рядом! Ты в Новосибирске была?
  – Нет.
  – Прекрасное место! Город мастеров! Полетели!
  Они провели незабываемую ночь, о которой потом много раз вспоминали. Но утром в квартиру Ветрогона на берегу Оби тихо и беззвучно прошли две фигуры, словно тени. Ветрогон вскочил с кровати и ринулся к пистолету, но был остановлен подсечкой и рухнул на пол, затем ещё и получил болевой выстрел в ногу.
  – Спокойно, товарищ командор второго ранга! Небесная Стража! Торика, собирайтесь! – отчеканила одна тень.
  – А если я откажусь?
  – Нам бы очень не хотелось применять силу!
  – Вы не посмеете! Вы не имеете права!
  – Повторяю, – монотонно, но очень убедительно продолжил страж, – нам бы очень не хотелось применять силу.
  – Я буду кричать! – Не сдавалась Торика.
  Страж перевёл пистолет в парализующий режим.
  – Не стоит привлекать внимание! Нам бы очень не хотелось нести Вас на глазах у людей.
  Она опустила голову:
  – Дайте мне десять минут!
  – Учтите, под окном наши люди! – предупредил страж и вышел из комнаты.
  Торика подбежала к лежащему на полу Ветрогону.
  – Володя, ты в порядке?
  – Бывало и похуже! – Натянул сквозь боль улыбку Ветрогон.
  – Прости меня!
  – Тебя-то за что?
  – За этих обезьян! Это люди отца. На этот раз он перешёл все границы!
  Она хотела уже было подняться, но ветрогон потянул её за руку:
  – Тори, я тебя ещё увижу?
  – Конечно! Я найду тебя!
  – Я серьёзно. Ты мне очень понравилась! Правда!
  – Ты мне тоже! – Улыбнулась она. – Обещаю, что свяжусь с тобой через пару дней.
  Вот так и начались неприятности, которые повторялись с упрямым постоянством после каждой их встречи. Сначала Ветрогону отказали в назначении на должность командора недавно построенного флагманского крейсера. И, хоть Ветрогон был всего одним из множества достойных кандидатов, по штабу ходили нехорошие слухи, что комиссариат флота распорядился Ветрогона из списка кандидатов удалить. Затем ему отказали в досрочном повышении с формулировкой "в связи с неоднократным нарушением дисциплины". И опять ходили слухи, что приказ уже был утверждён в комиссариате, но сверху кто-то надавил и задним числом приказ отменили. А после того, как они с Торикой на две недели улетели на Таёжную, выбросив коммуникаторы в космос, Ветрогона вызвал командующий. Старый адмирал не любил намёков и недоговорок, поэтому сказал всё открытым текстом:
  – Перешёл ты, Владимир, дорогу, кое-кому! Я тебя защищаю изо всех сил, но на меня давят комиссары. Рано или поздно они тебя сожрут. В общем мне сказали прямо: или ты оставишь девочку в покое, или снимай форму.
  Ветрогон взвился коршуном, наговорил много лишнего и прямо в кабинете составил запрос на увольнение, который тут же сгоряча командующим и был удовлетворён.
  А следующим вечером в его квартире появилась Тори, с небольшим чемоданом и вся в слезах.
  – Меня из дома выставили! Ненавижу их всех! Что теперь делать?
  Ветрогон был в замешательстве. Он теперь в полной мере осознал, что отныне несёт ответственность не только за себя одного. Он подошёл, обнял её и тихо но уверенно прошептал:
  – Не переживай! Главное – то, что мы есть друг у друга. Остальное – переживём.
  Они кое-как зажили вместе. Ветрогон на удивление быстро нашёл работу, точнее работа нашла его. Полгода пролетели незаметно. Но всему снова суждено было измениться. Тем вечером Торика вернулась очень поздно и начала тот тяжёлый разговор.
  – Мне придётся улететь... Надолго... Сначала на Афину, потом даже не знаю куда. Дипломатический комиссариат возлагает на меня большие надежды. Я не знаю, как я смогу выдержать там без тебя, но я очень постараюсь.
  – Разве я не могу полететь с тобой?
  Она покачала головой.
  – Миссия тайная. И я уже нарушаю режим тем, что сообщаю тебе. А тебе... Тебе нужен космос. Без него ты погибаешь – и я это вижу. Я взяла с отца слово, что он перестанет ставить тебе палки в колёса. Это было условием моего согласия. Сейчас готовится грандиозная экспедиция в Туманность Андромеды. Ты будешь командором флагмана.
  – Тори, а ты у меня спросила? Согласен ли я на это?
  – У нас нет выбора. Так будет лучше. Надеюсь ты сможешь понять меня и простить. Я люблю тебя, Ветрогон! И делаю это ради тебя! Прости.
  Она попросила не провожать её на космодром. А на следующий день его ждал на приём комиссар Вайдер.
  – Вам оказана великая честь, командор! Вы отправитесь на передний рубеж! Туда, куда не забирался ещё человеческий разум! У нас с Вами было некоторое недопонимание, но с этого момента я настоятельно рекомендую об этом забыть!
  Комиссар протянул руку, но Ветрогон не спешил отвечать.
  – Вы очень мудрый человек, товарищ комиссар! Отличный способ вернуть всё на круги своя! Экспедиция обречена! И вы это знаете!
  Комиссар молчал, только опустил взгляд.
  – Но я принимаю Ваши жестокие правила, – он протянул руку, – И я всё равно буду любить Вашу дочь!
  
  – Ну ты, Володька, и впрямь сорвиголова! – Резюмировал Ветров. – А дальше-то что было?
  – Ничего хорошего. Родригес сгинул, экспедиция провалилась, а Тори пропала.
  – Совсем что ли?
  Ветрогон замолчал ненадолго.
  – Нет, не совсем. Но видим друг друга мы хорошо, если несколько раз в год.
  – Вот оно что… Давно её видел?
  – За день до нашего вылета с Земли.
  – Ты что, серьёзно? Так ты поэтому сорвался с Луны? Вот почему ты от счастья светился! И ничего не рассказал! Другу!
  Ветрогон не ответил. Он смотрел в сторону входа. Там оживлённо о чём-то спорили с метрдотелем запоздавшие артисты. В стороне от них стояла иллюзионистка. Та, которая ещё недавно всех удивляла, а сейчас отрешённо глядела на зал, забытая всеми. Ветров в какой-то момент поймал её взгляд. Они смотрели друг на друга, словно им было что сказать друг другу.
  – Понравилась? – Словно издалека донёсся голос Ветрогона.
  – Кто? – Попытался самоустранится Ветров.
  – Фокусница! Ты что же, считаешь, что вы из разных миров и вовек вам не сойтись?
  – А ты что же, Володька, свести нас решил?
  – Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть всю жизнь!
  Ветрогон вскочил из-за стола и ринулся к ней:
  – Guten Tag! – Заговорил он с ней по-немецки. – А мы как раз вас ждём! Стол давно накрыт! Пойдёмте!
  Ветров поставил бы что угодно на то, что Володя сейчас получит отказ, а ещё чего доброго и пощёчину, но к его величайшему удивлению иллюзионистка, окинув Ветрогона оценивающим взглядом, улыбнулась и пошла за ним.
  – Ну и прохвост же вы, командор! – Заговорила она на чистом русском, усевшись за столик. – Но я вам благодарна. Сегодня так и не успела как следует поесть.
  Друзья молчали. Они ожидали какой угодно реакции, только не ехидной благодарности.
  – Ну будет вам! – Рассмеялась она. – Давайте знакомится. Фэй.
  – Ветрогон быстро восстановил самообладание и выкинул руку в сторону Ветрова:
  – Геннадий – гениальный учёный, бесстрашный офицер, кавалер Звезды Мудрости, потомок маршала Жукова!
  Ветров сначала возмутился, но потом, глядя на искреннюю улыбку Фэй, принял ту же позу что и Ветрогон:
  – Владимир – отважный командор, кавалер Звезды Героя Земли и потомок барона Мюнхгаузена.
  Фэй покатилась от смеха:
  – Как с вами весело! Налейте что-нибудь!
  – А у нас только ром. Вам что заказать?
  – Буду ром! Вместе с отважными командорами.
  – Однако! – Ветрогон подозвал официанта. – Уважаемый, принесите нам ещё один комплект посуды и что-нибудь для нашей гостьи. Фэй, мы тут жаркое из бизона заказывали. Годится?
  – Да я такая голодная, что целого бизона съела бы!
  – Хорошо! Тогда несите!
  Официант ушёл от них слегка удручённый, думая о том, почему праздник жизни в виде знаменитой артистки достался этим двум. Пройдёт полгода, этот юноша улетит на Землю поступать на службу во флот и тогда всё осознает.
  – Ну что, – Ветрогон наполнял стаканы, – давайте выпьем за наше знакомство. Геннадий, скажи что-нибудь!
  – Что-то Геннадий молчит совсем. Это он всегда так?
  – Да вы ему просто понравились очень, – ехидно прищурился Ветрогон, – вот он и не знает что сказать!
  Тут Ветров всё-таки оживился:
  – А кое-кто кажется забыл, как Геннадий ему сломал челюсть ласково и по-дружески.
  – Серьёзно? – Удивилась Фэй. – А с виду тихоня!
  – Мало того, что сломал, – ехидничал Ветрогон, – Так он ещё и издевался. Принёс в госпиталь банку пива и сухарики.
  Фэй от души захохотала.
  – И после этого вы остались друзьями?
  – Ну чего другу не простишь!
  – Вы его не слушайте! – Перебил Ветров. – Он потом месяц ходил надутый, а потом ещё меня в окно выкинул.
  – Между прочим, ты сам просил тебя выкинуть! И там был мягкий сугроб!
  – Но я же в шутку! Я ж не думал, что ты способен друга в окно вышвырнуть!
  Фэй заливалась звонким хохотом.
  – Прошу вас, парни, хватит! Я сейчас порвусь от смеха так и не попробовав бизона!
  – Прекращаем! – развёл руками Ветрогон. Давайте про Вас, Фэй. Откуда вы родом?
  – Со Швабии.
  – Суровая планета! А откуда вы тогда русский знаете, как родной?
  – Моя мама родом со Светланы. В доме всегда говорили на двух языках.
  – Эх, нам бы нашего Шрайера так научить! А то, как что-то сломается – так ругается по-немецки.
  – Ну, если у меня всё валится из рук, я матерись исключительно по-русски! – Усмехнулась Фэй.
  Тут уже Ветров с Ветрогоном захохотали как кони.
  – А что, – поинтересовался Ветров, – часто всё валится из рук?
  – Бывает. Я же упрямая. Упрямая и гордая. Всё должно получится строго по плану! Когда готовила сегодняшний номер чуть не сожгла себя и совсем ослепла. Месяц валялась на Земле не в состоянии даже самостоятельно поесть, пока мне делали новые глаза.
  – Как вы это делаете, кстати говоря?
  – Э нет! – погрозила она пальцем. – Это тайна! Это то, чем я живу и горю! Если вы горите тем, чему служите, то поймёте меня.
  Она посмотрела сначала на одного, потом на другого.
  – А вы меня понимаете!
  Вскоре принесли горячее, на которое все накинулись словно пережив кораблекрушение.
  – Огромное вам спасибо, парни! Вы, наверное, представляете, как это здорово хоть раз за день поесть! Здесь последнее время такое творится! Не то чтобы голод, но проблемы со снабжением! Вас ведь ждали, как спасителей! Все о вашем корабле только и говорили!
  Фэй о чём-то задумалась, потом подняла голову и совсем другим, более серьёзным голосом, попросила:
  – А, если не секрет, куда вы следуете дальше?
  – Ещё не решили. – ответил Ветрогон. – У нас большие проблемы – нужен ремонт. Будем думать, где сможем оперативно подлататься.
  – Заберите меня, пожалуйста! Я сойду с ума в этой дыре. Не могу долго сидеть на месте!
  Командоры переглянулись. Взгляд Ветрова сверкнул, но Ветрогон покачал головой:
  – Нет, Фэй. В другой ситуации мы бы нарушили Устав, но не сейчас. Пойми, мы уходим в никуда. На нас в любой момент могут напасть и второго такого боя мы можем не выдержать. Мы не вправе подвергать тебя такой опасности.
  – Я знаю об опасности не меньше вашего. Я каждый раз возвращаюсь с представления в ссадинах и ожогах. Я превозмогая боль, натягиваю улыбку на арене. Я всегда смеялась в лицо опасности. Лучше погибнуть при кораблекрушении, чем свихнуться от скуки!
  Тут Ветров неожиданно смело придвинулся к ней и обнял за плечи:
  – Фэй, не проси нас о невозможном.
  
  Их вечер закончился в комнате. Ветров играл на гитаре, Ветрогон балагурил. Фэй принесла откуда-то бутылку джина земного разлива. Они так и заснули на диване втроём. На какое-то время они обрели так недостающий им всем покой.
  
  Утром все отправились на орбиту проконтролировать ход ремонтных работ. Итог бы неутешителен. Реактор по-прежнему работал по усечённой схеме, хоть и был выведен общими усилиями на треть проектной мощности. Корпусу Альбатроса повезло больше: все пробоины были залатаны, однако швы были временными и непрочными. Для надёжной сварки здесь не было ни материалов, ни оборудования. На полдень Ветрогон назначил брифинг. Помимо командорского состава корабля на нём присутствовали начальник орбитальной станции и помощник комиссара Валькирии.
  – Итак, давайте проанализируем наше положение. – Начал Ветрогон. – В первую очередь я хочу поблагодарить представителей Валькирии за оказанное содействие, а главное за то, что поставили корабль на собственный ход. Но надо и о грустном. Судя по имеющимся у меня сведениям, корабль не готов к дальнему походу и готов быть не может. Всё верно, старпом?
  – Так точно! – тихо и безэмоционально ответил Стрельцов.
  – Дешифруйте! – Потребовал подробностей Ветрогон.
  – Нас залатали полимерными швами. Это достаточно прочно, герметично, но не выдержит и одного залпа. По хорошему пробоины нужно заделать жидким титаном, но для этого требуются условия орбитальной верфи.
  – Ясно. А что скажет командор второго ранга Шрайер?
  – Что я могу сказать, командор? – Вскинул руки вверх, словно взывая к небу, Шрайер. – Реактор превращён в жуткого франкенштейна, собранного из мусора и обломков разных моделей!
  По лицу Ветрогона было заметно, что лирика эта его раздражала, что у него появилось желание как-то осадить инженера, но в один момент он взял себя в руки и спокойно задал вопрос:
  – Вы испытывали этого франкенштейна? Можете назвать какие-то, пусть примерные цифры?
  – Да, разумеется. Согласно расчётам мы можем развить мощность в 130 эксватт, но я не рискнул развивать более ста. Так что 300 парсек для нас сейчас предел.
  Ветрогон недоверчиво нахмурился:
  – Отто, а нельзя ли как-то приблизится к расчётной мощности?
  – Я сожалею, командор, но нет. Уже на ста экстаттах ядро становится едва ли стабильным. И это в условиях орбиты. При реальной свёртке регламент устанавливает коэффициент 0,75, что соответствует мощности в 100 эксватт. Это даже несколько выше на два с половиной эксватта, но в данном случае я считаю возможным несколько отступить от регламента.
  Ветрогон смотрел на инженера зло и презрительно. Хотя, что он мог возразить? Шрайер по существу был абсолютно прав. Они рисковали не для того, чтобы потом нелепо погибнуть. А то, что едва миновала опасность – и Шрайер снова вспомнил про регламент – таков был его характер. Да и что уж говорить, авантюристы и растяпы на его месте долго не задерживаются. Реактор не прощает ошибок!
  – Петренко!
  – Да, товарищ командор!
  – Удалось ли восстановить боеспособность главного орудия?
  – Никак нет! выведен из строя актуатор – ремонту не подлежит.
  Ветрогон посмотрел в потолок. Было видно, что уже принял какое-то решение, но ещё не нашёл слов, чтобы озвучить его.
  – Значит так, товарищи офицеры! Положение наше не так, чтобы очень хорошее. Мы по-прежнему практически беззащитны и остаёмся лёгкой добычей и в любой момент можем… – он осёкся. – Но есть кое-что похуже смерти – это невыполнение возложенной задачи! Нам как кислород требуется сносный ремонт. И чем быстрее, тем лучше! Я не вижу иного пути, кроме как… В общем держим курс в систему Шах!
  Повисла тишина, и только невозмутимый во всех других ситуациях старпом спокойно, но в то же время настойчиво высказал:
  – Это пиратская дыра. Стоит трижды подумать, прежде чем соваться туда.
  – Да, я знаю, Василий Петрович! Но решение принято! Это ближайшая система, где нас могут отремонтировать. С риском, за большие деньги, но могут. И я очень прошу вас всех донести это до подчинённых. Люди устали, матросы не спали больше суток! Поблагодарите их, объясните, что нужно предпринять ещё один рискованный шаг. Не забывайте, какая огромная ответственность лежит на командорском составе!
  
  После совещания Ветрогон долго не находил себе места. Нет, он не сомневался в правильности принятого решения, однако его всё время преследовала мысль, что он что-то упустил, не до всех донёс суть своих слов. Он обошёл почти весь корабль и направлялся к жилому отсеку.
  В каюте Ветрова было пусто, вещи были разбросаны в беспорядке, было слышно, как работает душ. Ветрогон постоял у двери, пробежал по каюте взглядом, подошёл к рабочему столу, взял в руки глобус. Он показывал ландшафт Валькирии. Несколько прикосновений к сенсорам – и на нём возник несуществующий ныне образ Аллегры, превращённой в пустыню. Ещё прикосновение – и на глобусе возникла Земля, родной дом, которому сейчас грозит такая же опасность. Что он может сделать, чтобы предотвратить это? Какую участь готовят Земле те, что разорили Аллегру?
  Ветров появился неожиданно и даже слегка напугал своим появлением. Он подошёл слева и спросил:
  – Тоскуешь по Земле?
  Ветрогон вздрогнул.
  – Да я это… Поговорить хотел.
  – Я тоже. И даже попросить кое-что. Как друга.
  – И что же? Для друга всё, что в моих силах!
  – Я серьёзно, Володя. Мне сейчас как никогда нужна твоя помощь и поддержка.
  Ветрогон поставил глобус на место.
  – Говори уже. Я всегда на твоей стороне.
  – Дай полётный костюм.
  – Зачем? – Не понял Ветрогон. – У тебя что, проблемы с костюмом? Так пойди к Петренко – заменит! Будет вредничать – сошлись на меня. Мелочь-то какая! Я и сам к тебе по вопросу с одеждой...
  – Ты меня не дослушал. Мне нужен женский полётный костюм.
  Ветрогон опешил. Он нахмурился и хотел что-то сказать.
  – Я знаю, у тебя есть. – Опередил Ветров. – Ты для Тори два комплекта припрятал. Дай один, пожалуйста!
  – Очень интересно мне, друг, – сделал акцент на этом слове Ветрогон, – зачем тебе женский полётник.
  – Ты догадываешься.
  Ветрогон насупился, слегка подал голову вперёд и расставил руки.
  – Значит Вы, товарищ командор третьего ранга злостно нарушили устав и совершили должностное преступление, а теперь предлагаете мне, вашему командору, стать соучастником!
  – Он не виноват. – послышался из душа голос Фэй. – Спустя мгновение она появилась сама, укутанная в кимоно. – Я сама пробралась в грузовой отсек и просочилась на корабль.
  – Как? – еда смог выговорить Ветрогон. – Космодром очень хорошо охраняется! Везде следящие устройства!
  – Да, – улыбнулась Фэй, – но ими управляют люди, имеющее свои слабости.
  – И в ангаре, значит, люди имеют свои слабости?
  – Не ругай их. они действительно меня не заметили. С моими навыками это большого труда не стоит.
  Ветрогон опустил взгляд. Бело видно, что он теряется, не знает, что сказать. Какая-то его часть была готова взорваться, требовала выставить наглую девчонку с корабля, а другая всё понимала, но...
  – Обещаю: я сойду на первой же планете, с которой есть сообщение.
  – Видишь ли, Фэй, наша ближайшая и, возможно, единственная остановка будет на планете Пантея.
  – Я знаю. Это не проблема. Мне приходилось бывать в этой дыре. Поверь, я там не пропаду.
  – Чёрт побери! – Ветрогон сдался. – Надо ж тебе каюту выделить!
  – Не стоит. – Фэй покачала головой и обняла Ветрова. – Нам и так хорошо!
  – Ох, Генка! – Ветрогон сжал кулаки потряс ими. – Попадись мы Полонскому – он бы нас сожрал!
  – Ну, – качнул головой Ветров, – вспомнил! Ты смотри лучше, чтобы нас Салонен не сожрал. Этот тоже может.
  Ветрогон засмеялся:
  – Да он только об этом и мечтает – меня сожрать! Только не по зубам я ему!
  – А он в курсе, что ты ему не по зубам?
  – В курсе. Кажется, уже смирился. Во всяком случае донесений на меня в штаб давно не писал.
  – Ну так мы договорились?
  – Чёрт с вами! – Махнул рукой Ветрогон.
  Глава 8
  
  Альбатрос отправился к системе Шах. Это крошечная солнцеподобная звезда в рукаве Персея. Она располагалась достаточно близко от звёздных трасс, но не примыкала ни к одной. Это глухое место давно было облюбовано авантюристами всех мастей. Официально колония здесь не основывалась – все поселения возникли стихийно. Федеральный флот сюда заходил редко, а вот джентльмены удачи нашли тут тихую гавань.
  
  – Тут вообще есть какая-нибудь власть?
  – Весьма формально. Налоги планета перечисляет федеральному правительству, а до остального Небесному Совету нет дела. Комиссариата здесь нет и фактически всем заправляют несколько кланов. Всё как на Земле в эпоху капитализма: человеческая жизнь ничто, деньги – всё. Многие порывались навести тут порядок, но до дел так и не дошло.
  – Боишься?
  – Не много ли чести! – возмутился Ветрогон. – Всякую шваль бояться! Разнесу в звёздную пыль!
  Катер делал последний виток перед входом в атмосферу. Уже были видны элементы ландшафта – пустыни с редкими оазисами жизни. Ещё несколько секунд и началось снижение. Поверхность становилась всё менее сферичной – начал обозначаться горизонт.
  – Я думаю, – Ветрогон откинул голову назад и полностью вжался в сиденье, – стоит поспрашивать насчёт недавних событий.
  – Но это же без малого сотня парсеков от места событий, да и сообщение нарушено. Неужели ты думаешь, какие-то вести могли долететь до суда?
  – А чем чёрт не шутит! Нарушено официальное сообщение – корсары вполне могли шнырять. Ну а пиратство - такая среда, где сплетни распространяются быстрее света.
  – И опять же весьма закрытая среда. Думаешь, нам расскажут? У нас же на лбу написано «Служу Человечеству!» Да и все уже наверняка знают, что к Пантее причалил федеральный крейсер.
  – Я ж тебя не просто так просил гражданский костюм напялить.
  Ветров махнул рукой:
  – Думаю, это нас не спасёт.
  Космодром выглядел довольно зловеще: обветшавшие, разваливающиеся конструкции, кучи хлама, множество кораблей со следами пробоин и вдобавок к этому пустота – вокруг не было никого. Ветров поёжился, опустил руку в кабуру и потрогал пистолет.
  – Страшно? – Толкнул его в спину Ветрогон.
  – Не страшно! – огрызнулся Ветров. – Но бдительность!
  – Пошли бдительный, – Ветрогон указал рукой в сторону, где вдалеке виднелись огни, – судя по карте, таверна там.
  В таверне было шумно и многолюдно. В углу возле браной стойки бренчал тапёр, на столиках дымились кальяны и, судя по пряному запаху, в них тлел опиум.
  – Кто нас должен ждать? – Шёпотом прямо в ухо спросил Ветров.
  – Они сказали, что сами нас найдут. Иди вон за тот столик, а я пойду за пивом.
  Ветрогон пошёл к стойке, где за всем поглядывая суетился бармен.
  – Hola amigo! – Поприветствовал он его по испански.
  – Hola! – ответил Ветрогон.
  – Что будешь пить?
  – Два пива.
  – Получше или как для всех?
  – Но ты же у всех это спрашиваешь? – Не растерялся Ветрогон. – Значит всем делаешь получше.
  – Нет, – ухмыльнулся бармен, – только тем, кто мне нравится.
  – Тогда три кружки хорошего пива.
  – А третья для кого?
  – Для тебя, амиго!
  Бармен рассмеялся:
  – Ты мне нравишься всё больше!
  – Может, тогда поторгуемся? – подмигнул Ветрогон.
  – На предмет чего?
  – Информации.
  Бармен посмотрел в сторону.
  – Очень дорогой товар.
  – Я заплачу федеральными деньгами. – Шепнул Ветрогон.
  – Только больше никому не говори, что они у тебя есть. О чём ты хочешь знать?
  – Слышал что-нибудь про 642-й транспорт? Или про рейд на Аллегру.
  – Ты что, федеральный командор?
  – А что, заметно? – Ветрогон ощутимо сконфузился.
  – Да не особо! – Рассмеялся бармен. Я просто предположил, кому ещё такие дела могут быть интересны. Вот тут ты и попался, амиго!
  – И что теперь?
  – Да ничего. Деньги не пахнут, тем более федеральные!
  Ветров тем временем пристально смотрел по сторонам. Чувствовал он себя здесь крайне неуютно. Это Ветрогон может бравировать и сойти за пирата, а вот он каждой клеткой ощущал враждебность этого окружения. Он сектор за сектором пристально осматривал таверну, прикидывая от кого может исходить угроза. Развернув голову обратно, Ветров с изумлением обнаружил, что за его столиком сидит человек. Он было сначала принял его за переговорщика с верфи, но потом узнал в нём незнакомца, ускользнувшего от него на Аморе-1. На нём уже не было дорогого костюма, а лишь поношеный полётный комбинезон под стать обстановке.
  – Томас?
  Да, – едва заметно ухмыльнулся тот.
  – А вас-то как сюда занесло?
  – Нет времени сейчас объяснять. Будьте осторожны.
  – В каком смысле? – Не понял Ветров.
  – За вами идёт охота, – шёпотом, едва слышно ответил Томас. – Присмотритесь к тем ребятам за столиком у входа.
  Ветров осторожно, стараясь не демонстрировать своего интереса, повернул голову. За столиком сидела компания из семи человек. Их выделял из общей толпы аккуратный, подтянутый – совершенно не пиратский вид.
  – Кто это и зачем мы им нужны… – хотел было спросить Ветров, но Томас опять исчез, а на его место уже садился Ветрогон.
  – Кого-то ищешь?
  – Да так… Показалось, знакомого увидел.
  – Здесь? Ты б у Львовича на психоз проверился.
  – Иди ты! Глянь лучше на компашку у выхода.
  – Чего глядеть? – Фыркнул Ветрогон. – Обычные пираты.
  – А ты присмотрись. Не уверен насчёт обычных. Да и насчёт пиратов тоже не уверен.
  Ветрогон бросил взгляд:
  – Ну не похожи на остальных… Ну и что? Не забывай, у пиратов тоже есть своя иерархия. Надо быть на чеку – это понятно. Но в паранойю впадать не стоит.
  Ветров уже собрался что-то возразить, но тут к их столику приблизился худой долговязый человек с короткой, как бы её назвали «козлиной», бородкой. На нём был когда-то неплохой, а ныне заношенный и затёртый костюм, из подмышки торчал планшет.
  – Вас интересует ремонт корабля?
  – Возможно, – ухмыльнулся Ветрогон. – Зависит от того, что вы можете предложить.
  – Вы позволите? – долговязый присел. – В сущности все ваши требования мне уже известны. Залатать корпус не составит никаких проблем. Актуатор для вашей пушки – более сложный вопрос, но решаемый.
  – А, простите, решаемый как? – удивился Ветрогон. – Неужели у вас есть запчасти для подобных систем?
  – Достать можно всё. Что-то изготовят на месте, что-то можно заказать.
  – И даже реактор?
  – С реактором сложностей не предвидится. Не так давно неподалёку погиб звездолёт Алехандро. Как только я узнал, про ваши проблемы я тут же выкупил этот металлолом и распорядился доставить его сюда. Собственно, поэтому я и говорил, что никто кроме меня не сможет вам помочь в такой короткий срок. Будьте спокойны...
  – Кстати о сроках! – Перебил Ветрогон.Все работы, и это было указано в списке требований, нужно провести за трое суток.
  – Уважаемый, командор! Вчера, когда я читал вашу заявку, я ещё не знал, успею ли. К вечеру, когда я разыскивал по всей округе запчасти, я сомневался. Сейчас же у меня нет уже никаких сомнений.
  – Когда вы сможете начать, если мы договоримся?
  – В любой момент после получения предоплаты. Мои люди уже на орбите, готовы приступать. Контракт для меня абсолютно формален – моя порядочность гарантируется домом Роджерсов.
  – Хорошо. – Ветрогон напрягся. – А теперь поговорим о цене.
  – Свою цену я вам озвучил в предложении, – отрезал корабельщик. – Торга не будет.
  – То есть как не будет?
  – Но это же вам нужен ремонт. Я готов его произвести в полном объёме в указанный срок за свою цену. Вот и всё.
  – Вы совершенно не боитесь, что мы откажемся?
  – Нет. Потому как в указанный срок вам больше никто не поможет.
  – И вы так свободно этим спекулируете! – То ли с презрением, то ли с обидой высказался Ветров.
  – Да. И не скрываю это от вас.
  – Но ведь у нас были и другие предложения.
  – И кто-нибудь пришёл? Не сомневайтесь, я знаю их всех. Я выиграл эту гонку – это мой приз.
  – Однако, – собрался с духом Ветрогон мы всё же рассмотрим все предложения. Вы получите наш ответ к утру.
  – Вы хотите примириться с этой мыслью – таки имеете на это право. До скорой встречи!
  Долговязый поднялся, махнул рукой и, бросив что-то бармену, устремился к выходу. А Ветров с Ветрогоном ещё долго сидели глядя в кружки и молчали.
  – Вот и облапошили нас! – подытожил Ветрогон.
  – Денег-то хватит? – поинтересовался Ветров.
  – Ну… Небесный Совет выделил на всякий непредвиденный случай некоторую сумму.
  – Небесный Совет? – Опешил Ветров.
  – А ты думал, кто курирует экспедицию?
  – Ну хотя логично, учитывая серьёзность ситуации. – Согласился тот. – И много?
  – Половина почти. – загадочно протянул Ветрогон.
  – Половина чего?
  – Половина того, что надо.
  – Погоди, а остальное где же взять?
  – Не знаю. Но что-нибудь придумаем.
  – И что ты собрался придумывать?
  – Не знаю пока. Нужно найти безопасный способ связаться с Землёй, а без реактора мы этого не сделаем – все каналы под контролем местных. Так что пусть начинают.
  – Будем сидеть ждать? Ведь и правда никто не придёт.
  – Будем! – Отрезал Ветрогон. – Давай, ещё пива.
  Ветрогон поднялся и двинулся к барной стойке.
  – Эй, амиго! Пиво великолепное! Организуй ещё по кружке, пожалуйста!
  Бармен повернулся и жестом попросил подойти поближе, затем почти шёпотом, насколько того позволял шум, сказал:
  – Кажется, я могу тебе кое-что продать.
  Ветрогон нагнулся поближе:
  – Информацию?
  – Да, командор. Точнее даже не продать, а продать возможность купить, если договоришься с продавцом.
  – Рассказывай.
  – Видишь, – бармен кивнул в угол, – за тем столиком сидит боцман. Он на днях по пьяному делу молол, что знает некоторых весьма серьёзных ребят и что интересующие тебя события – их рук дело.
  – Хорошо! – Ехидно потёр руки Ветрогон. – Что ты за это хочешь?
  – Я очень хочу убраться отсюда рано или поздно. Купить себе фамилию и улететь к своей Ёвен. Не откажусь от пары сотен федеральных денег.
  Ветрогон полез в карман.
  – Вот карта федерального банка на предъявителя. На ней 300 гало. Можешь поцеловать за меня свою Ёвен!
  – Спасибо, амиго! – расплылся в улыбке бармен! Пей сколько хочеш – тебе всё бесплатно!
  Ветрогон взял три кружки, взглядом указал Ветрову, куда идти и подсел к боцману.
  – Здравствуй, космический волк! Выпьешь с нами?
  – Чего надо? – Боцман оказался не очень-то приветлив. Он был немолод весь в шрамах, голова была обрита налысо, лицо закрывала густая рыжая борода, левый глаз заплыл, вероятно, от контузии.
  – Поговорить надо.
  – Я вас не знаю, парни, и говорить нам не о чем!
  – Мы хотим тебе помочь, – настойчиво продолжал Ветрогон.
  – А я вас не просил!
  – Но мы можем предложить тебе кое-что. Мы можем вернуть тебе глаз.
  Здоровый глаз боцмана на секунду загорелся, но тут же потух.
  – Да, конечно! Охотно верю! – Боцман поднялся уже было собрался уйти.
  – Мы серьёзно! – Ветрогон задержал его за руку. – Мы с большого крейсера: у нас есть медицинская лаборатория и врач.
  – Федералы! – Заключил боцман.
  – Может быть. Но тебе не всё ли равно? Ты нам расскажешь кое-что и получишь совершенно бесплатно свой глаз.
  Взгляд боцмана изменился, хоть он и не спешил садиться.
  – Какие у меня гарантии?
  – Слово федерального командора.
  – Деньги дороже любых слов. Слова не стоят ничего.
  – Однако ты оскрбляешь нас. Ну да ладно, – Ветрогон достал карточку. – Здесь пять сотен.
  – Пять сотен чего? – Скептически вопросил боцман.
  – Да уж не местных. Пять сотен федеральных гало.
  Боцман присел, достал откуда-то потрёпанного вида планшет, поднёс карточку к сканеру. Он изменился в лице, пробормотал себе что-то под нос, после чего поманил жестом присесть поближе и заметно сбавив голос спросил:
  – Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал?
  – Совсем немного. Мы ищем ребят, которые сорвали большой куш.
  – Ах вот оно что! Ты охотишься за Джаггернаутом!
  От этого названия Ветров слегка опешил. Это была давняя командорская легенда, скорее даже миф, особенно популярный у пиратов. Джаггернаут был неким подобием Летучего Голландца – неуловимый корабль, приносящий несчастье, приходящий ниоткуда и уходящий в никуда. Легенда гласила, что Джаггернаут – артефакт внеземной цивилизации затерянной в пространстве и времени. О нём много говорили в тавернах смельчаки, забиравшиеся в дальний космос, однако никто и никогда эти истории всерьёз не воспринимал.
  – И где же сейчас Джаггернаут?
  – Не знаю, федерал. У них есть нычка где-то в дальнем космосе.
  – Где?
  – Где-то в Волопасе
  – Ого! Далеко как забрался!
  – Для него это не расстояние. Хотя насчёт большого куша ты преувеличил.
  – Поясни.
  – Эта дерзкая история с погромом на Аллегре – акт отчаяния. Их кто-то очень сильно потрепал и они остались совсем без топлива. А сатурния он сжирает как чёрная дыра. Вот и пришлось искать, где поближе. Ну местные федералы, во главе с каким-то мальчишкой от ультиматума отказались – пришлось брать силой.
  – Откуда такие подробности?
  – А тебе не всё ли равно? – Передразнил боцман, хотя сразу же и сдался. – Да, хотя, какого чёрта! Мой дружок нанялся к ним в экипаж. Они потеряли кучу ребят в той бойне.
  – Не совестно дружка подставлять?
  – Пошёл он! – Сплюнул боцман сквозь зубы. – Это из-за него у меня вместо глаза пузырь!
  – Кто на Джаггернауте верховодит?
  – Не знаю. Крутой пират, зовут Кондором. Я его никогда не видел. Говорят за любую оплошность может пристрелить.
  – Кто он, откуда?
  – Много хочешь, командор! Эти ребята не любят о себе рассказывать.
  – Постарайся вспомнить поточнее, где может быть их нычка.
  – Они много где бывали, координаты с погрешностью до светового месяца могу тебе подсказать, но это уже только когда я смогу взглянуть на твою рожу обоими иллюминаторами.
  – Идёт! – Махнул рукой Ветрогон. – Собирайся с нами на орбиту.
  Боцман за чем-то полез в карман, но так и застыл в этой позе. На его куртке вспыхнуло голубое пятно и он с шумом грохнулся под стол, а за его спиной с пистолетом в руке возник подтянутый безликий парень из той самой компании, сидевшей рядом с выходом. Ветров, держащийся всё это время за пистолет, словно ждавший этого момента, ни секунды не колеблясь, повинуясь самым низшим звериным инстинктам выстрелил на упреждение. Ветрогон в ту же секунду опрокинул стол и нырнул за него, увлекая за собой Ветрова, потому как в то же мгновение вся шайка выхватила пистолеты, готовая обрушить на них лучевой залп.
  – Влипли! – констатировал он.
  Силы были неравны, да и стол явно не тянул на укрытие – для боевого луча он был лишь временным препятствием. Хоть перестрелки были тут типичным явлением. ввязываться в неё и подставляться под луч никто желанием не горел: все побросали выпивку и поспешили скрыться и только бармен тихонько показывал на окно, через которое можно было попытаться выскочить наружу.
  Ветрогон снял пистолет с предохранителя, выскочил из-за укрытия и перекувыркнулся за соседний стол ближе к окну, лишь чудом умудрившись не прожечь в себе дырку. Ветров, оценив ситуацию, понял, что ему уже так не повезёт – в него будут целиться значительно лучше.
  Вдруг на потолке проскочила какая-то тень. Кто-то из пиратов выстрелил – и в свете вспышки стало понятно, что это Фэй. Она как хищник перепрыгнула на другую балку и по тросу перелетела через весь зал. В руках у неё было по пистолету, из которых она наугад поливала пиратов огнём.
  – За мной, командоры! – Крикнула она, указывая одним из стволов в направлении окна.
  Два раза приглашать не пришлось, Ветров с Ветрогоном, отстреливаясь от обескураженных такой дерзостью пиратов, ринулись к окну.
  – Выпрыгивайте! Я догоню!
  Ветров попытался возразить, но даже не успел открыть рта, как Фэй выругалась и толкнула его в сторону окна.
  Они выпрыгнули в окно и застыли. Через несколько секунд перед ними приземлилась Фэй:
  – Что стали? Где ваша посудина? Бежим!
  
  – Фэй… – Заговорил Ветрогон уже в катере. – Нам, конечно, нужно сказать тебе спасибо… Но какого чёрта? Ты же договорилась на орбите с каким-то челноком и улетела.
  – Я встретила старых «друзей». – Последнее слово она процедила сквозь зубы, словно горькую настойку так, что сразу стало понятно, что это за друзья.
  – И где же они сейчас?
  – Полагаю, что они уже начали сгорать в плотных слоях атмосферы.
  Фэй скинула лазерозащитное забрало – её волосы распустились и рассыпались по плечам. Ветров посмотрел ей в лицо. Теперь это была не безликая тень, а просто Фэй, знакомая и слегка напуганная. Она заколола волосы и начала обсматривать Ветрова.
  – Ты цел? Тебя не зацепило? Белых пятен в глазах нет?
  Она обхватила его за плечи и прижалась к груди.
  – Как же я перепугалась!
  Ветров обнял её и поцеловал.
  – Не бойся. Со мной всё в порядке. Но расскажи всё-таки, что за друзей ты отправила сгорать в атмосферу?
  Фэй отодвинулась и посмотрела сначала на одного, потом на другого.
  – На вас объявлена охота! Не знаю, кому вы перешли дорогу.
  Ветрогон встряснул головой:
  – Я что-то ничего не понял. На кого объявлена охота?
  Фэй раскинула руками:
  – На тебя и тебя! Наёмники рыскают с вашими фотографиями!
  – Тебе это точно известно?
  – Точнее не бывает! Мне и самой предлагали включиться в охоту. – Она опустила глаза. – Да, я была наёмником! Я порвала с прошлым, за что мне и объявили «чёрную метку». Когда они поняли, что я – это я, тотчас же попытались меня убить. Надеюсь, ты, умник, правильно меня поймёшь.
  – Как тебя к ним занесло? – Изумился Ветров.
  – Не спрашивай! Всё, что мной двигало в юности – это жажда приключений. Я получила свою прививку жестокой реальности, но сделанного не вернёшь.
  – Тебе что-нибудь ещё известно? – Нахмурился Ветрогон.
  – Только то, что у вас большие проблемы. Вас не отпустят просто так – слишком много стоит на кону.
  Ветрогон сжал кулаки и зарычал:
  – Ну вот что! Я этой пиратской своре покажу, где бизоны срали! – Он выхватил коммуникатор. – Громов! Иван Антоныч! Срочно нужна боевая поддержка! Пришли отряд самых отчаянных головорезов!
  – Владимир! – Попыталась унять его Фэй. – Брось это ребячество!
  – Что значит брось? Нас только что чуть не прикончили! А я должен это так оставить?
  – Ты всё равно ничего не узнаешь.
  – А вот это поглядим!
  
  Десантный катер появился в небе очень быстро – чёрным скафандрам (так за глаза называют космическую пехоту) было плевать на скачки давления и перегрузки. Солдат и офицеров для такой службы очень строго отбирают и потом ещё долго проводят специальную терапию, позволяющую снизить потребность в кислороде, увеличить стойкость к перегрузкам. Катер осветил прожектором место посадки и резко пошёл на снижение. Туда же приказал приземляться и Ветрогон.
  Отряд высыпался из катера, не дожидаясь глушения двигателей и тут же занял круговую оборону. Они были в лёгкой наземной броне с лучевыми винтовками, готовые сразиться с любым противником. Будь эти парни тогда рядом – от наёмников не осталось бы и пепла.
  Спустя несколько секунд один из десантников сделал несколько знаков остальным и побежал к командорскому катеру. Под забралом у него оказалась рыжая акууратная бородка.
  – Товарищ эскадр-командор! Сержант Янсен. Поступаем в ваше распоряжение.
  Ветрогон оценивающе глянул на сержанта, покивал головой, похлопал по нагрудной броне, затем как-то загадочно спросил:
  – Как у вас с опытом охоты на пиратов, сержант?
  – Я участвовал в четырёх боевых операциях и дважды ходил на абордаж.
  – Хорошо, сержант! – Ветрогоном всё больше овладевала какая-то нездоровая эйфория. – Отлично!
  – Служу человечеству!
  – Человечество надеется на вас! – он похлопал сержанта по плечу. У вас найдётся для нас с помнаучем оружие? Что-нибудь посерьёзнее пистолетика.
  – Конечно!
  Сержант снова без единого слова дал знак одному из бойцов, тот нырнул в кокпит и прибежал с двумя винтовками в руках. Ветрогон взял одну, проверил заряд, и просияв коварной ухмылкой, прицелился в небо. Затем резко выхватил у солдата вторую и швырнул Ветрову так, что тот еле успел её поймать.
  
  Десант блокировал таверну изо всех возможных мест: двери, окна, крыша, двое забрались через кухню и возникли за спиной бармена. Ветрогон ввалился через главный вход, пнув ногой двери, и в подтверждение серьёзности своих намерений выстрелил в потолок.
  – Всем оставаться на своих местах! Руки на стол, оружие сдать! Я федеральный командор!
  – Законы федерации здесь не действуют! – Выкрикнул кто-то из-за дальнего столика.
  В ту же секунду Ветрогон наставил на выскочку винтовку, прицелился и выстрелил чуть выше головы, ослепив на некоторое время и слегка опалив лучом волосы.
  – Следующего, кто вздумает спорить с федеральной властью, спалю до тла!
  Повисла тишина – перспектива сгореть никого не радовала.
  – Очень хорошо! Теперь объясню, что мне нужно. Нас очень плохо здесь приняли: отличное пиво, но отвратительные манеры. Кто-то из здешних пытался нас убить. Так вот, мне нужно, чтобы эти люди стояли передо мной и смотрели мне в лицо. Или я получу своих несостоявшихся убийц, или я здесь всё разнесу, арестую каждого и каждому залезу сканером в мозг, пока не найду там нужную информацию! Надеюсь, мои требования предельно понятны!
  В таверне по-прежнему висело молчание. Ветрогон снова вскинул винтовку и приготовился стрелять. В этот момент кто-то всё же преодолел страх:
  – Тебя искали люди Роджерсов. Грэхм объявил за тебя награду.
  – Кто это там бормочет? – Рявкнул Ветрогон. – Я не слышу.
  Пират выдержал паузу, набрал воздуха и повторил:
  – Тебя искали люди Роджерсов. Грэхм объявил за тебя награду.
  Ветрогон опустил оружие и вопрошающе развёл руки:
  – Очень хорошо! А теперь объясните мне, не местному, кто такие эти Роджерсы и что за свинья этот Грэхм!
  Пират с той же выдержкой продолжил:
  – Роджерсы – это самые богатые и влиятельные здесь люди. Грэхм – глава их дома. У тебя большие проблемы! Грэхм такого не прощает…
  – Молчать! – Ветрогон снова вскинул оружие. – У кого из нас проблемы – это ещё вопрос! Я жажду подробностей!
  Бармен тем временем размахивал руками, пытаясь привлечь внимание Ветрогона. Наконец, ему это удалось.
  – Эй, амиго! У меня для тебя сообщение!
  Ветрогон подошёл к стойке:
  – Вот как! И от кого же?
  – Лучше ты сам прочтёшь.
  Бармен потянулся вниз, один из бойцов тут же одёрнул его, Но Ветрогон махнул рукой – не стоит. Из-под стойки бармен вытащил планшет с открытым письмом.
  
  Грэхм Роджерс радушно приглашает федерального командора Ветрогона с его свитой в свою резиденцию для дружеского ужина и прояснения возникших недоразумений.
  
  – Что отвечать? – Вопршающе посмотрел бармен.
  Ветрогон принял театральную позу, будто собирался выступать перед публикой:
  – Отвечай так: Командор Ветрогон не уверен в собственной безопасности и посему вынужден в визите отказать. Если Грэхм Роджерс имеет что сказать, то командор готов принять его на борту Альбатроса дабы получить объяснения по поводу покушения на федеральных офицеров.
  Бармен отправил ответ, таверну снова заполнило молчание.
  – А где трупы, кстати говоря? – Поинтересовался Ветрогон. – Мы застрелили как минимум троих, и у меня огромное желание обыскать их.
  – Эти ребята не оставляют после себя ничего, – покачал головой бармен. – Есть ответ, амиго!
  К сожалению Грэхм Роджерс не может принять приглашение на борт по состоянию здоровья, но он даёт командору слово семьи, что тому не о чем беспокоится. Да будут свидетелями все присутствующие: Грэхм Роджерс отвечает своей честью, что ни один волос не упадёт с головы командора и его свиты. Будьте благоразумны! Нам нет никакой нужды стрелять друг в друга – обо всём можно договориться.
  
  Усальба Роджерсов была выполнена в классическом стиле и чем-то напоминала музей. За посадочной площадкой, окружённой периметром зенитных турелей простирался парк с фонтанами, копиями античных скульптур и деревьями из самых разных уголков вселенной. Парк делился на сектора, сектора расходились аллеями. Сектора представляли планеты, аллеи группировались по регионам и климатическим поясам. Были к примеру: аллея северной Земли, аллея экваториальной Пародиссы, аллея среднего Мезозоя.
  Ветрогон прибыл со всем отрядом, рядом приземлилась вторая десантная группа, направленная Крыловым на усиление. На площадке их встречал крепкий мужчина в роскошном шелковом костюме в сопровождении двух вооружённых наёмников.
  – Приветствую Вас в доме Роджерсов, командор! – Фраза была сказана им дежурно и было заметно, что он не очень-то рад подобному приветствию.
  Ветрогон, демонстративно игнорируя встречающего раздавал команды компехам:
  – Рассредоточиться по территории до особого распоряжения! Держать под контролем главное здание комплекса! В случае проявления агрессии открывать огонь на поражение.
  – Приветствую Вас в доме Роджерсов, командор! – Ещё более неохотно повторил эмиссар.
  – Вы Грэхм Роджерс? – Обратил на него внимание Ветрогон.
  – Нет, – ответил эмиссар, – я Стронг, его старший сын. – И помолчав добавил. – Но будь я главой Семьи, я бы вас застрелил. Вы отправили на тот свет больше моих друзей, чем кто-либо другой.
  – Дерзайте! – Ухмыльнулся Ветрогон, встряхнув винтовкой. – У вас есть шанс.
  – К сожалению, ослушаться отца я не имею права – он приказал терпеть все ваши выходки. Можете хоть лагерь тут разбить. Как будете готовы идти – дайте знать.
  – Первая группа за мной становись! – Скомандовал Ветрогон.
  Солдаты подбежали и выстроились шеренгой, впереди стал Янсен.
  – Мы готовы. Ведите нас к отцу.
  Их повели по главной аллее, которая представляла собой некий гротеск роскоши. Вдоль неё шли клумбы с редчайшими цветами. Там были и вечноцветущие алыми лепестками гигантские розы с Пародиссы, и кусты дикой колючки с Таёжной, и плотоядная росянка с Песчанки и множество других растений, которых и не доводилось видеть и бывалым космонавтам. За клумбами расположилось какое-то скульптурное безумие: статуи разных эпох и культур были составлены в хронологическом порядке: от египетских сфинксов до безумных бесформенных инсталяций первой половины двадцать первого века.
  Аллея упиралась в широкую лестницу, которая вела к небольшому дворцу. Он был выполнен помпезно: с массивными колоннами, лепниной на карнизах, однако без излишества декоративных элементов – чувствовался вкус архитектора. Грэхм встречал их на верхних ступенях у колонн. Он был не молод: седина покрывала всю его голову, борода тоже отдавала серебром и лишь усы зияли на лице чёрной смолью.
  – Добро пожаловать в мою скромную обитель, господа! – Раскинул Роджерс руки в приветствии.
  Ветрогон подошёл к нему, презрительно покосился:
  – А сказать «товарищи» язык не повернулся?
  – Не люблю это казённое слово. Да и не думаю, что вам, командор, понравилось бы, назови я вас товарищем.
  – Отдаю должное вашей находчивости!
  – Я так понимаю, вы и есть командор Ветрогон.
  – Именно так! Эскадр-командор Ветрогон, флагманский крейсер Альбатрос, Земля, Солнечная система. Со мной командор третьего ранга Ветров.
  – Можете себя чувствовать как дома. Я даже не требую от вас сдать оружие, хоть и считаю, что ему не место за беседой. А теперь прошу к столу. Мы всё обсудим и, уверен, придём к пониманию.
  Зал, в котором был приготовлен стол, имел овальную форму и был выполнен в виде панорамы – на стенах сменялись ландшафты разных планет, от всем известных до тех, что были открыты и исследованы совсем недавно. Вокруг то сиял холодными красками замёрзший Байкал, клокотали вулканы Энигмы, сменяемые шелестом гигантского папоротника Мезозоя. Стол тоже изобиловал закусками с разных концов дальнего внеземелья. Центуриоские гребешки, мезозойские птеродактили, эриданская буйволятина, пародисские псевдофрукты – стол просто кричал роскошью.
  – Господа! – начал Грэхм. – Между нами произошло чудовищное недоразумение.
  – В самом деле? – Съязвил Ветрогон. – Назовите мне хоть одну причину, по которой я не должен взять вас под арест и передать справедливому федеральному суду!
  – Ну что ж вы сразу лезете в бутылку, командор? Хочу вас в первую очередь заверить, что и в мыслях не преследовал цели убить вас.
  – Тогда стесняюсь спросить, с чего ваши гунны палили в нас из боевого оружия.
  – Если вы позволите, – Грехм не терял сомообладания, – я расскажу вам всё по порядку.
  Ветрогон принял развязанную позу и закинул ногу на ногу:
  – Я весь во внимании. Но учтите, ваше логово под прицелом корабельных орудий и, если со мной потеряют связь, будет открыт огонь.
  – Я вас прекрасно понимаю. – Как ни в чём не бывало продолжил Роджерс, – На вас действительно объявлена охота. Множество наёмников и вольных парней поспешили пуститься за вами в погоню. Я не участвовал в этой погоне. Но, как уже стало известно, – он грозно посмотрел на сына, – некоторые мои люди всё же прельстились наградой за вашу голову. И теперь мне придётся выступить в роли голоса разума, иначе дело может закончиться кровавой бойней.
  Ветрогон молчал.
  – Вы ждёте от меня извинений? Ну что ж, мне искренне жаль, что ваша жизнь подвергалась опасности, но заметьте, это же не я объявил за вас награду в миллион гало. Я всерьёз вам заявляю, что не участвую в этой охоте и запрещаю своим людям в ней участвовать.
  – И всё? – Ветрогон поморщился, будто перед ним бросили дохлую крысу. – Здесь оказывают вооружённое сопротивление офицерам федерального флота (а я это вижу именно так), а вы нелепо пытаетесь от этого абстрагироваться. А ведь всё могло бы быть несколько по-другому – вы приняли приглашение на охоту за мной. А что, миллион на дороге не валяется! Тем более, что мы представляли лёгкую мишень. Попытка ваша, однако, провалилась и вы пытаетесь сделать хорошую мину при плохой игре, свалив вину на своих шестёрок. Вот что я вам скажу: вся эта ситуация выглядит как вооружённый мятеж и я имею полное право запросить подмогу и просить Небесный Совет объявить военное положение на планете.
  Грэхм не терял самообладания, хотя в какой-то момент показалось, что он дрогнул.
  – Командор, но вы же умный опытный офицер! Кто пойдёт на введение военного положения из-за стрельбы в таверне. К тому же, как вы понимаете, у меня есть люди даже в Небесном совете.
  – Они вас не спасут. – Ветрогон покачал головой. – Узнав о происшествии ваши люди поспешат от вас откреститься, дабы не идти на дно вместе с вами.
  Грэхм подбирал слова. Он наконец осознал в каком шатком положении оказался.
  – Вы этого хотите? Или есть что-то, что для вас важнее?
  – Хотите поторговаться? – Ухмыльнулся Ветрогон. – Ну что ж, попробуем. Для меня наиважнейшим является выполнение задания флота. Всё, что этому мешает, должно быть устранено. И, как не странно, вы можете нам помочь.
  У Роджерса на лице образовалась странная смесь любопытства и тревоги. Он вопрошающе смотрел на Ветрогона.
  – Вы отремонтируете наш корабль. Он побывал в серьёзной передряге и требует основательного ремонта. Нам озвучили сумму в пятьсот тысяч и, я думаю, было бы неплохо, если бы вы покрыли её целиком.
  – И кто же вас решил так ограбить? – Поинтрересовался Грэхм.
  – Один ваш подопечный, как у вас принято говорить. В письме он назвался Махелло.
  – Понятно. – Стиснул зубы Роджерс. – Стронг! Срочно найди мне Ящера. Хоть из задницы достань!
  Стронг выхватил коммуникатор, покопался в нём какое-то время – вскоре на стене появилось изображение комнаты с широким диваном, на котором вальяжно сидел их старый знакомый долговязый в шелковом халате с бокалом вина в руках.
  – Празднуешь, Ящер? – Ледяным голосом спросил Роджерс.
  Долговязый сообразил, что дело пахнет неприятностями, принял более сдержанную позу и сразу же начал о обороняться:
  – Грэхм, я ещё не получил денег по новому контракту, но будь уверен – я сразу же поделюсь. Треть твоя, как условлено.
  – Интрересно! И что, удачный контракт?
  – Ты не поверишь: четыреста тысяч! Не сомневайся, у этих неудачников нет иного выхода.
  – Эти неудачники сейчас сидят со мной за столом. И, если бы ты был чуточку умнее, то не пытался бы меня обмануть в мелочах. Но ты настолько же жаден, насколько туп. Тебя даже не жалко наказать! Ты починишь корабль… – он запнулся. – Прошу прощения, командор, как название корабля?
  – Альбатрос.
  – Так вот ты починишь Альбатрос за свой счёт, а заодно и выплатишь мне сто тысяч, на которые хотел меня кинуть. И горе тебе, если я узнаю, что ты сделал что-то некачественно. Клянусь, я отрублю тебе руки, которые так и тянуться к чужим деньгам!
  Роджерс жестом велел Стронгу отключить связь, затем повернулся к Ветрогону:
  – Вопрос с ремонтом улажен. Но ведь будут ещё требования будут с вашей стороны?
  – Вы определённо проницательны, Грэхм! – Отметил Ветрогон. Но буду краток: нам нужны люди, которые объявили на нас охоту. Не наёмники, но заказчики.
  – Стронг! – Рявкнул Роджерс на сына. – Выкладывай всё, что знаешь! И не вздумай солгать!
  Тот смотрел на отца глазами загнанного пса, прижатого, но не струсившего:
  – Отец, это же федералы. Это он убил Чарли, и Билла Берсерка…
  – Не желаю ничего слышать! Если ты не прекратишь это мальчишество, я даже и не подумаю заступаться и отдам тебя им на растерзание!
  – Это Кондор! Их искал Кондор.
  – Как мило! – Саркастически усмехнулся Ветрогон. Он ищет нас, а мы его! Жажду подробностей!
  – Отвечай, щенок! – пригрозил ему отец.
  – Неделю назад в таверну заявились люди Кондора с их фотографиями и объявили награду за перехват.
  – Перехват? – Удивился Ветров.
  – Да, он требовал вас живьём. В любом состоянии, но только чтобы мозг был жив.
  – Разговоры про Джаггернаут – это правда? – Скептически поинтересовался Ветрогон.
  – Ну это как посмотреть, – замялся Стронг, – корабль Кондора действительно называется Джаггернаут. И ему действительно нет равных, ни по скорости, ни по глубине, ни огневой мощи. Во всяком случае все, кто бросал ему вызов, давно мертвы. – Он немного помолчал, потом добавил. – Но ведь все знают легенду про Джаггернаут.
  – Что известно о Кондоре? Настоящее имя, откуда он, чем промышляет?
  – Ничего не известно. Одни говорят, что раньше он был старпомом у Джека Черноборода до того как федералы его прикончили, другие – что это сам Джек, восставший из мёртвых. Кто-то вообще поговаривает, что он не человек.
  – Не человек, а кто же? – Оживился до того молчавший Ветров. – Иная разумная форма жизни?
  Стронг рассмеялся:
  – Пираты любят легенды. Чем зловещей – тем лучше. О чём ещё рассказать за бутылкой рома!
  – Как можно найти Кондора?
  – Ну у них есть нычка где-то в дальнем космосе.
  – Точнее!
  – Я не знаю.
  Ветрогон покосился на Старшего Роджерса, тот покосился на сына.
  – Я действительно не знаю. Этого никто не знает. Некоторое пытались их найти, но так и пропали. Пожалуй, только его люди знают.
  – Кстати, они ещё здесь? – Поинтересовался Ветрогон. – Люди Кондора, которые предложили вам за нас награду.
  – Вы ухлопали их вместе с моими парнями в таверне.
  – В окрестностях Волопаса есть какие-то пиратские базы?
  – Нет.
  – Что ближе всего по пути туда?
  Стронг вопросительно посмотрел на отца – тот был непреклонен.
  – Болванка на краю рукава. Старая заброшенная станция. Но вас разнесут, если вы туда приблизитесь.
  – Нужен код опознавания, – констатировал Ветрогон, – и точные координаты станции. Мы ждём. Джаггернаут ведь там появляется.
  Стронг достал планшет:
  – Передаю координаты и код.
  Ветрогон достал планшет и убедился, что данные пришли.
  – Я могу полагать, инцидент исчерпан? – Вопрошающе посмотрел Грэхм.
  – Так можно будет сказать по окончании ремонтных работ. – Отрезал Ветрогон.
  – О моей части сделки можете не сомневаться. И, если не осталось нерешённых вопросов, предлагаю всё же выпить по глотку рома. Я знаю, командор, вы любите эриданский, – Грэхм улыбнулся. – Угощайтесь.
  Ветров не заметил, как перед ним появился поднос со стаканом. Он взял его в руки, поднёс к лицу – из стакана струился тот самый незабываемый аромат, жгучий и сладкий. Он посмотрел на Ветрогона, который уже успел осушить свой стакан, вздохнул и выпил всё залпом. Сразу же пришло облегчение и успокоение, силы постепенно начали отступать, а глаза закрываться. Неужели отрава? Нет, нельзя было доверять пиратам. После всего того их не отпустят живыми! Он вдруг захотел встрепенуться, встать, но сознание уже покидало его.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"