Аннотация: Жила-была девочка, у которой как будто бы все и было, но вместе с тем ничего и не было.
ВЕСНА
Весна хмельная, весна дурная
Зачем довела до последнего края?
Мельница
В первый момент встал вопрос, где я и кто я. Черепушку ломило, а во рту будто ночевала стайка непойманных котом крыс, загнанных в угол, то и дело мочившихся по этому поводу от страха.
Похмелье во всей красе.
Припомнив кое-какие подробности бурной ночи, я перегнулась через Макса - он сладко посапывал во сне - и сбросила с себя ногу Артура. Где-то здесь под кроватью должны были лежать предупредительно припасенные мною на утро сигареты и пиво. Так и есть.
С наслаждением затянувшись несколько раз, я выбралась из постели с благородной целью отыскать пепельницу. Хотя едва ли могла украсить нежно-кремовый берберский ковер своим бычком больше, чем пятна от соуса "Чили". Упс! Вчера кто-то делал себе "Маргариту". За неимением томатного сока из подручных материалов. Бедная домработница!
Поиски пепельницы привели меня в гостиную. Здесь из разных ракурсов на меня мрачно взирал Адриан Хейтс.
- Не злись, - сказала я ему строго. - Ты же знаешь, что ты - моя единственная любовь.
Пепельница нашлась на столе, заваленном всякой всячиной, начиная с пустых пакетиков из-под снеков и заканчивая пустыми же бутылками.
- Ууу, да кто-то вчера мешал! - протянула я и, увенчав своим бычком гору собратьев, запечатлела натюрморт.
Артур подошел ко мне сзади. Он был одет в одни полотняные брюки и щурился на яркий солнечный свет, пробивавшийся сквозь зазор между плотными черными гардинами.
- Не пристраивайся! - предупредила я.
Но он лишь отобрал у меня поочередно сигарету - когда, интересно, я успела опять закурить? - и камеру.
- Фото на память, - обнажив белоснежные зубы в ухмылке, пояснил он.
Когда Макс заглянул в комнату, перекинув через плечо свежую майку и вытирая забравшуюся в уголки рта зубную пасту полотенцем, я уже возлежала на столе во всей красе.
- Только батистовые платочки, - я со всей дури рванула на себя махровую тряпку, в результате чего мы получили еще несколько кадров потасовки, запечатленной Артуром на камеру. Для потомков.
Потом мы выпили пива.
- Оргию можно считать удавшейся? - полюбопытствовала я, шнуруя стил.
Проклятые пальцы дрожали, и шнурки никак не желали проникать в положенные отверстия, но мне все же удалось переупрямить и себя, и их.
- Как и жизнь, - улыбнулся Артур, привлекая Макса к себе. - До вечера?
Я неопределенно махнула рукой на прощание, мол, не всем же быть богатенькими ублюдками, кто-то и работать должен в этой стране.
Ксюшу я встретила при выходе из аптеки. У нее была все такая же классная задница и все такой же недовольный вид - некоторые вещи почти не меняются. А вот в правом ухе стало больше на одну дырку и не скажу, что это было красиво.
- Классная серьга.
Я усмехнулась, вспомнив про крошечную гантельку у нее в уздечке - такую же, как у меня. И про то, как ощущается гвоздь в ее языке. Сначала чувствуешь себя мороженым - таешь, - а она лишь облизывается. Потом заводишься и мечешься под ней, как уж на сковородке, а когда в твою кожу впиваются ее зубы (в верхнем правом клыке у нее брюлик) превращаешься в стейк с кровью - точней и не скажешь. А в самый ответственный момент пыл охлаждает чертова железка гвоздя. Возникает чувство, как будто тебя подключили к сети электроприборов. Но еще пару движений языком внутри, и ты кончаешь. Ох уж эта Ксюша!
- Привет! - она смотрела мимо меня, так сосредоточено и невыразительно, как в первые минуты после оргазма.
Серьга действительно была классная, но слишком массивная для уготованного ей места, так что не удивительно, что ухо вокруг распухло так, как будто у Ксюши отит.
- Мурзик, это твоя подруга? Ты нас не представишь?
Ксюша - Мурзик?! Я перевела взгляд на непрезентабельного молодого человека и буквально увидела его насквозь. Низкий рост дал комплекс Наполеона. Жалкие попытки поправить это дело в спортзале и заодно нарастить мышечную массу не дали, в свою очередь, ничего. Регулярные визиты к косметологу, пожалуй, могли похвастаться переменным успехом. Одежда отличалась заурядным вкусом, но и дороговизной.
- Стасик, - безошибочно угадала я, одарив его уничижительным взглядом. Так вот кого так старательно подсовывала в мужья моей теперь-уже-экс-ненаглядной ее maman. Ну и жук!
- Много слышала о Вас, - я усмехнулась краями губ и перевела взгляд на Ксюшу.
Она стояла передо мной сгорбленная, явно желая уменьшиться до размеров лилипута из сказки Свифта или провалиться сквозь землю.
- Мне казалось, он выше, - сказала я, пока перед глазами проносились картинки совместного прошлого. Наш диванчик и наши распухшие языки в первую ночь после синхронного пирсинга. Удовольствие и боль, навсегда связавшие воедино, чтобы жизнь раскидала, как шальная граната. Пиздец подкрался незаметно? Ну что ж, я всегда морально готова унести с собой в могилу воспоминание о Ксюшиных шелковых чулках. Есть вещи, которые никогда не забываются, но нет вещей, которые неизменны, что бы Fleur там ни пели - все течет...
"Жаль, девочка, - помнится, подумалось мне. - Жаль, некому рассмотреть, что ты можешь быть только Ксюшей, на худой конец Ксюхой, и лучше уж сукой, но только никак не Мурзиком! Ты как личность погибнешь с ним - просто перестанешь существовать".
- Я любила тебя, Ксюш, - я быстро наклонилась и поцеловала девчонку в губы - горячие и твердые.
Мне было бы намного приятнее увидеть ее со смазливым юношей. Во всяком случае, это было бы красивое зрелище.
И еще я знала, что от меня пахло скотчем, табаком, мужским "Kenzo" и жвачкой "Орбит сочный арбуз". То был запах свободы (все, кроме орбита), который она сохранит и будет доставать из закутков памяти в особо паршивые моменты жизни (а их, как я небезосновательно подозревала, ей предстояло немало). Так почему было не подарить девочке поцелуй на прощание, пускай я явно была не в форме?
"Вот теперь между нами точка", - я уже успела свернуть за угол супермаркета, когда какая-то непреодолимая сила заставила меня обернуться.
Какое-то время двое продолжали стоять у аптеки. И пачка ежедневных прокладок в прозрачном пакете, ручки которого были надеты на неправдоподобно худое запястье Стасика, покачивалась на ветру...
Потом они сели в машину и уехали.
"Еще одна пара, которая разделит ПМС на двоих, - вздохнула я. - Нда уж, хорошее дело браком не назовут..."
Мать встретила меня с полотенцем в руках:
- Какой твой любовник или какая любовница его тут забыли? - возмущенно осведомилась она.
- Это не моя, - ухмыльнулась я. - Это папина.
Я швырнула в отца махровым утиральником, когда он вышел из спальни на звуки скандала - как всегда, в семейках.
В феврале мать ездила в Карловы Вары, а я пару раз натыкалась на чашки со следами губной помады в раковине, когда не ночевала дома. Два месяца спустя мать положили в больницу с воспалением (хитрости), я в приказном порядке освободила отца от обязанности таскаться туда и дала ему возможность наладить личную жизнь - буквально поселилась в палате родительницы, изредка ночуя у Макса с Артуром.
Меня, если честно, всегда забавляло, что предки после развода продолжали жить вместе и не предпринимали никаких попыток разъехаться. Но забавы забавами, а жизнь проходит, и разнимать их, вконец обозлившихся друг на друга на старости лет, мне не улыбалось. Семейная жизнь как дурная привычка, нет?
Отец вернул мне улыбку, поймав полотенце. Если я хоть что-нибудь понимала, то в скором будущем он съезжал. Смешно, если учитывать, как старательно мать навязывала ему идею того, что он никому не нужен.
- Ну, раз ты уже ругаешься, значит, дело пошло на поправку, - я похлопала родительницу по плечу. - И я смело могу возвращаться к себе.
Всучив матери купленные лекарства, я пробежала по дому, пошвыряв в халявник кое-какое свое барахло - остальное потом заберу, - и отправилась на работу.
...Толик устало прикрыл глаза. На секунду в кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь мирным жужжанием факса, а потом он с чувством выдохнул:
- Как вы обе меня достали!
Изничтожая друг друга взглядами, мы с Нинелью одновременно хмыкнули.
- Диана, это ведь личное?
Толик знал меня, сука, слишком хорошо, чтобы можно было ввести его в заблуждение.
Думать об этом было неприятно и, затушив сигарету в пепельнице, я позволила морщинам испоганить мой внешний вид, не заботясь о производимом впечатлении. Но потом мне в голову постучалась веселая мысль, и я чувственно улыбнулась, предвкушая реакцию на свои дальнейшие действия.
- Знаешь, кто это? - кивнув на Нинель, осведомилась я.
- Кто?
Толик настолько растерялся, что даже не попытался этого скрыть. Я видела, как мысли мелькают в его голове, одна другой хуже - так же ясно, как если бы была телепатом.
Неужели любовница шефа? Или шпионка конкурентов?
- Помнишь, как-то мы вместе смотрели футбол? - Я нарочно тянула многозначительные паузы. Порой тишина может быть красноречивее слов.
Еще бы он не помнил, как тогда попытался затащить меня в постель, но встретил достойный отпор! С тех пор мы и стали друзьями, нет?
- Помнишь, я рассказывала тебе про девушку, с которой вместе проучилась семестр, пустившую всю мою жизнь под откос?
Толик кивнул. Тень догадки уже мелькнула на его лице, но он еще не до конца понимал...
- Позволь представить тебе, - театральный жест в сторону вечной оппонентки. - Нинель. Моя первая любовь.
Сложно сказать, кто был больше удивлен. Ай да я! Ай да пафос! Зачет мне.
С трудом удержав края губ, расползавшиеся в разные стороны, я обратилась к следующему беспроигрышному приему - официозу:
- Разрешите идти, Анатолий Константинович?
Он разрешил. Вот и чудно. Мне нужно было побыть одной - вволю наулыбаться, повспоминать, а потом взять и вычеркнуть, наконец, из памяти. И возвратиться к работе. Потому что... Ну я профессионал или как?
Нинель ужом скользнула в приоткрытую дверь и закрыла ее за собой. На замок.
- Нам нужно поговорить, - скрестив руки на груди, сказала она.
- Я тебя внематочно слушаю, - ответила я, поудобнее откинувшись на спинку кресла.
Какое-то время мы сверлили друг друга глазами, а потом незваная гостья без колебаний разделась. Молча.
Я хотела выставить ее за дверь - прямо так.
Я уже встала, чтобы сделать это - кровь в жилах торопливо сворачивалась, пропуская распиравшую меня злость.
А потом Нинель поцеловала меня. Неумело. Обезоруживающе.
- Пожалуйста, - сказала она.
А ведь я пять лет этого ждала! И не зря. Как нам было хорошо тогда - на жестком столе, заваленном канцелярскими скрепками! Ни с кем и никогда еще мне не было так хорошо. Никто больше не отдавался мне полностью.
Все забытые чувства враз хлынули наружу, будто плотину прорвало. И я купалась в давно позабытой нежности - своей, черт бы ее побрал!
Кажется, мы обе вырубились, потому что следующее, что я помню, это мои затекшая шея и онемевшая рука. И голова Нинели на ней. И... еб твою мать, вопрос.
- Вы там друг друга убили, что ли? - Толик настойчиво барабанил в дверь.
Я подумала, что самое время выпить пива - поддернула джинсы и привела одежду в относительный порядок. Нинели пришлось сложнее. Дождавшись, пока она застегнет все свои многочисленные пуговки - Толик все это время неистовствовал, так что на его вопли должна была сбежаться добрая половина офиса, - я распахнула дверь.
- Ну что ты орешь? - спросила я, окинув главу отдела укоризненным взглядом. - Обеденный перерыв ведь. Что хотим, то и делаем!
В воздухе витал явственный запах секса. Признаки его успешности и добровольности были на два лица, а на моем рабочем столе царил полнейший бедлам.
Оценив ситуацию, Толик, похоже, ненадолго потерял дар речи.
И поскольку ждать его возвращения не входило в мои планы, я предоставила Нинели как зачинщице всего этого безобразия разбираться с последствиями. Ну и отлично!
В супермаркете, куда направились мои стопы, я остановилась у отдела посуды, поймав свое отражение в сковородке из нержавейки, и долго-долго следила за угасающей улыбкой, пока та не исчезла с лица совсем.
Тогда я позвонила Толику:
- Дай мне отгул!
- Да ты с ума сошла.
- Тогда уволь по собственному желанию.
Он разозлился:
- Диана, ты ненормальная! Сначала херишь бизнес-план из-за своих перепалок с Нинелью, потом признаешься в любви, потом устраиваешь "секс в большом городе", не отходя от кассы, а теперь отгул тебе подавай?
- Слушай, Толик, меня только что изнасиловали в моем кабинете...
- Что-то я не заметил, чтобы ты сопротивлялась!
- Морально.
- Я тебя не уволю! Бери отпуск за свой счет и радуйся, что я такой добрый. И молись. Потому что, если шеф меня убьет, тебе тоже не жить.
Я кивнула, как будто бы собеседник мог меня видеть, и опять посмотрелась в сковороду.
Подумала немного и понесла ее к кассе.
Желание жить ушло также быстро, как и пришло. Было такое чувство, что оно заходило собрать пожитки для переезда.
Даже возвращение в родные пенаты не особенно радовало.
Заварив себе чаю и обстоятельно подымив в окно, я честно прослушала все сообщения на автоответчике. Большинство из них, конечно же, было от Клары.
Еще одни отношения, с которыми давно пора было кончать. Спрыгнув с подоконника, где так и остался остывать позабытый чай, я сейчас же споткнулась о картонный ящик с сушеными цветами. Ящик перевернулся. Неприятно понесло плесенью.
Всегда терпеть не могла цветочные трупы, поэтому выбрасывать их хрупкие мумии рука не поднималась. Красивое должно умирать красиво, а не на дне помойной ямы в общей могиле с использованными гондонами.
Клара же слышать ничего не хотела - постоянно заваливала меня букетами. Вот я и придумала хранить их головки - такой себе коллекционный гербарий.
Но, видимо, не все из них успели засохнуть внутри также хорошо, как и снаружи.
Плесень? Я посчитала, что это знак свыше.
И позвонила Кларе. Мы встретились в лесу - ей нравилось так встречаться. Во-первых, якобы романтично. А во-вторых - проза жизни - нет ни осуждающих взглядов прохожих, ни перспективы
встретить знакомых. Только мы и багульник. Ну или какая-нибудь волчья ягода.
Я вытащила ящик из багажника темно-синей "Hyundai" и скормила его содержимое огню - по цветку.
- Мы расстаемся? - спросила Клара.
Она была навязчива, но отнюдь не глупа.
- Да, - сказала я так, как будто бы "мы" были.
Ох, барышня сама придумала то, чего нет!
И вот тут ее прорвало. Не ждала я такой истерики. Вроде, трахаюсь посредственно, а что еще с меня взять? Что ей, богатой, красивой и замужней может быть от меня надо?
- Тебя уволят! - пообещала она напоследок, садясь в машину.
И лицо ее было белым от бешенства.
- Непременно, - легко согласилась я. О нет, я вовсе не собиралась ее доводить! Просто мне действительно было по фигу. - Ремень пристегни.
Клара показала в окно средний палец. Это было смешно, учитывая то, что она всегда оставалась леди, даже в постели, даже в спортивном костюме - вся из себя такая строгая и правильная, как будто не жену своего шефа трахаешь, а по меньшей мере, школьную учительницу с профессиональной деформацией на всю голову.
Взревел двигатель, машина дернулась с места и исчезла за поворотом лесной дороги. Пешком до станции метро было добрых километров пять. Смеркалось. И я решила заночевать в лесу.
Первое время Клара мне действительно очень нравилась - сильная, с ней можно было расслабиться и ни о чем не думать - пока не начала признаваться в любви. Я не хотела никакой любви. Меня вполне устраивало интересное времяпрепровождение. Да и не любовь это была вовсе, а хватательный рефлекс, собственнический инстинкт. Ну не привыкла я птицей в клетке! Да и ради чего, спрашивается? Клара сама изначально все обставила так, что мы типа по-особому дружим.
Да, но мне этой дружбы для самоограничения было недостаточно, а предъявляемые претензии все росли. Что бы кто там ни думал, я не экзотическая зверушка.
Улыбнувшись справедливости этой мысли, я заснула, обняв облюбованное в качестве лежака бревно.
Разбудила меня трель мобильного. Костер погас. Мышцы занемели - то ли от холода, то ли от напряжения, ведь я спала, вцепившись в бревно.
- Не знаю, что ты сделала шефу, - сказал Толик, не размениваясь на приветствия. - Но пиши заявление.
По его тону невозможно было понять, на кого он сердит больше, но меня ему терять не хотелось. Это означало, что он опять остается один среди молокососов-индивидуалистов, как один страдающих звездной болезнью и категорически не желающих сотрудничать друг с другом.
Я сочувственно вздохнула: Толика было жаль.
- К обеду буду.
А куда торопиться?
Я доехала до дома, привела себя в порядок, за неимением зеркала поцеловала свое отражение в сковороде. Может, еще передумают?
В офисе ждал сюрприз. Драка. Самая настоящая. Вот так всегда - только я ухожу откуда-нибудь, как там тут же начинается самое интересное. Нечестно!
- Ну слава Богу! - кинулся ко мне Толик. - Разними их, - ткнул пальцем в сторону дерущихся, вокруг которых уже выросла непроходимая стена зевак.
- Я причем? - пожала плечами я.
Хотя ситуация для офиса сложилась более чем необычная. Неужели компьютерщики насчет веб-дизайна не договорились?
- Они же за тебя дерутся! - смысл сказанных приятелем слов дошел до меня не сразу.
Еще какое-то время было затрачено на работу локтями. В конечном итоге, очам моим предстала Нинель, с выражением триумфа на фарфоровом личике седлающая отбрыкивающуюся Клару и молотящая ее по спине крохотными кулачками.
Нинель улыбнулась и сдула светлую кудряшку со лба.
- Я ухожу от мужа, - проинформировала она.
Я покачала головой:
- Если из-за меня, то не стоит.
Коллега так растерялась, что ослабила хватку, чем одичавшая от унижения Клара не преминула воспользоваться. Однако я легко предугадала ее маневр и предотвратила удар.
- Когда комнатные цветочки рукоприкладствуют, - сказала я ласково, совсем не нежно - до хруста - сжимая ее запястье. - Это всегда омерзительно.
И, перекинув офигевшую от такого обращения фифу через плечо, бросила уже Толику:
- Я в кабинете. Никому не беспокоить.
Если бы у меня было время, я бы, наверное, поразилась собственному хамству сама. Но времени не было: нужно было спешно - до прихода шефа - надавать Кларе пощечин, полить водой из чайника, провести воспитательную беседу - словом, привести в чувство.
Не с первой попытки, но мне это удалось.
- Я люблю тебя, - упрямо твердила дамочка.
Оставалось лишь сдерживаться, чтобы не закатить глаза: совсем подурели.
- Я люблю тебя, а ты... Ты любишь...эту...
- Никого я не люблю, - устало перебила я. - Понимаешь ты?! Ни-ко-го! Кроме себя.
- То есть ты не уйдешь к ней? - Клара вдруг успокоилась.
- Нет, конечно же.
- Поклянись мне!
- С чего это вдруг?
Я смотрела на женщину напротив с плохо сдерживаемым раздражением, она на меня - с безумным желанием.
- Нет-нет-нет! - попятилась я к двери. Второго изнасилования я просто не переживу. - Даже и не думай. Все закончилось. Я два раза на одни и те же грабли не наступаю.
- Жаль, - это стоило ей недюжинного усилия воли, но лицо жены моего пока-еще-шефа все-таки приобрело практически осмысленное выражение.
Но не успела я облегченно вздохнуть, на секунду прикрыв глаза, все - она уже стояла передо мной на коленях и, обнимая за ноги, спрашивала, рыдая, что же ей сделать, чтобы я передумала.
- Слушай, ты ставишь меня в дурацкое положение! - воззвала я к ее добродетели. - Тебе будет стыдно. Мне будет стыдно. Давай расстанемся по-хорошему, раз уж к этому мы пришли. Или ты думаешь, что мне доставляют удовольствие твои унижения? Сейчас же вставай!
Она испуганно закивала и, цепляясь за меня то и дело, поднялась на подгибающиеся ноги.
Нда, такого жалкого зрелища я еще не видела. Всегда думала, что уж кто-кто, а эта женщина умеет достойно проигрывать.
- Я никогда тебя не забуду! - прошипела она.
Мне, как всегда, было плевать - обещание это или угроза. На секунду стало невыразимо тоскливо оттого, что я никогда не смогу вот также вытирать чей-то пол дорогими лайкровыми колготками. И не потому, что я не могу позволить себе такие колготы, а потому, что никогда не захочется вытирать.
Клара ждала ответа. Хоть намека на то, что ее "чувство" когда-то было взаимным. Доверчиво, как ребенок, и преданно, как собака, заглядывала в глаза.
"Да-да, ты меня не забудешь, а я дам тебе салфетки и вызову такси", - думала я.
О, небо, кто бы знал, как я от всего этого устала! Знать бы, где упадешь...
Нет, пожалуй, я ее не забуду. Это выражение обиженного дитяти, у которого отобрали любимую игрушку, точно нет.
- Я тоже, - мне не хотелось вздыхать, но так уж вышло.
Клара поняла этот вздох по-своему и просияла:
- Я скажу мужу, чтобы он тебя не увольнял!
- Не стоит. Все равно я хочу уйти.
"Причем желательно вообще из жизни, а не только с работы" - мрачно подумала я, но вслух, конечно же, этого не сказала.
- Что здесь произошло?! - разъяренный шеф возник на пороге моего кабинета именно в тот момент, когда я открыла дверь, чтобы выпустить Клару. Разминуться не удалось.
- Если ты насчет драки, - не стала идиотничать барышня. - То эта твоя Нинель...
Я отрицательно покачала головой, давая понять, что не стоит создавать коллеге проблемы.
- Ну ладно, у меня скоро месячные, - заявила тогда Клара трагическим полушепотом с дурацкой улыбочкой. - Девочка просто попалась под руку, а в чем проблема?
Глядя на то, как она невинно хлопает ресницами, я никак не могла понять, чего мне хочется больше - блевать или аплодировать.
Как только с формальностями было покончено, я выловила Толика за рукав:
- Надеюсь, ты понимаешь, что если шеф узнает, что к чему, у Нинели будут неприятности?
- Я думал, ты этого добиваешься, разве нет?
- Нет.
- Ты разве ее не ненавидишь?
- Я не умею.
Это был полный финиш. Толян смотрел похожими на блюдца глазами, а мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Да! Оказалось, я ничего не умею в жизни - дружить, любить, предавать, ненавидеть, - я категорически не способна на сильные чувства. Мелкие радости, вроде непастеризирванного пива пятничным вечером - вот это было по мне.
- Ладно, Толик, - я пожала огромную ручищу. Мне всегда казалось, что наш завотдела лучше смотрелся бы в спортивном костюме, чем в деловом, ну да черт с ним. - Не поминайте лихом.
Нинель ждала у лифта.
- Мы не могли бы просто поужинать?
- Нет-нет-нет-нет-нет-нет! - в который уж раз за день зациклилась я.
- Просто поужинать, Диана! Я не тащу тебя в постель.
- В самом деле? - это было что-то новенькое. - В "Джамалунгме" после работы.
Я была почти уверена, что совершаю ошибку, но, с другой стороны, чтобы тебя у тебя могли отнять, нужно себя сначала найти, ведь так?
Рабочий день заканчивается в шесть. Ровно полчаса нужно для того, чтобы по диагонали пересечь чертов парк - и Вы в "Джамалунгме".
Нинель появилась ровно в половине седьмого, не дожидаясь приглашения, сделала заказ и лишь затем внимательно посмотрела на меня:
- Не объяснишь мне, что произошло?
- Ты пришла ко мне в кабинет, и мы трахнулись, - я развела руками. - Поправь меня, если я ошиблась.
- И все? Только трах? - в голосе Нинели не было истерических ноток. Она говорила совершенно спокойно, и это не могло не радовать: еще одной сцены за день я бы просто не вынесла. И тогда пришлось бы меня отдирать - либо от Нинели, либо от пола.
- Ты больше меня не любишь?
Я не знала, что на это ответить. То, что происходило между нами, было похоже на детскую смесь, которую необходимо разводить кипятком для употребления. Я разучилась кипятиться еще задолго до получения диплома. У нас не было основного компонента - меня.
Тем временем Нинели принесли ее греческий салат, и она принялась за него неспешно, но с аппетитом.
- Я тебе кое-что расскажу, - давая челюстям отдых, начала говорить она. - Я была очень привязана к тебе.
Это заявление повергло меня в шок. Нинель, эгоцентричная дочь богатеньких родителей, проебавшая мне все мозги понятиями о том, что такое хорошо, была привязана ко мне?
- Ну да! - не удержалась от сарказма я. - Именно поэтому, заподозрив, что я к тебе неровно дышу, ты сверкнула пятками.
- Заподозрив?! - настала очередь Нинели удивляться. - Да я знать ничего не знала! Неужели же ты не понимаешь, что я перестала с тобой общаться не поэтому?
- Не поэтому?! Я отлично помню тот день! Ты застукала нас с Маргошей, и тебе стало противно от одной мысли, что я могу смотреть на тебя такими же затуманенными глазами, что и на нее. А я смотрела, смотрела, да! Часами развлекалась тем, что представляла, как нам хорошо вместе! - хрусталь от моего крика пока еще не звенел - его просто не было в наличии - зато официанты обеспокоено оборачивались.
- Да, мне стало противно, - кивнула Нинель. - Что ты не сказала мне, что предпочитаешь девушек, в то время как я мнила нас лучшими подругами. Что ты, черт возьми, вместо того, чтобы клеить меня, предпочла Маргошу. Что вы едите вместе, спите вместе, смотрите телик, в то время как мне достаются одни только телефонные звонки!
- Ты ревновала? - не поверила я своим ушам.
- Да. И боялась этого. Согласись, мне было, чего боятся, если учесть, что все выглядело так, как будто ты счастлива!
- Вот это я дура! - с чувством выдохнула я.
Нинель поморщилась:
- Оскорбляя себя, ты тем самым оскорбляешь мой вкус. Скажи. У меня совсем нет шансов? Момент уже упущен?
- Я думаю, да, - это было неприятное осознание. Не к чему стремиться. Самая сокровенная в прошлом мечта оказалась в настоящем туфтой, а других у меня не было. - Понимаешь, там, на дне меня жил призрак шестнадцатилетней девчонки. Ты пришла и упокоила ее дух. Теперь нет даже этого.
- Я поторопилась или, наоборот, опоздала?
- В каком смысле?
- В смысле дорога ложка к обеду?
- В одну и ту же воду дважды - это не ко мне.
Со стороны наш разговор, скорее всего, звучал, как шизоидный бред, но мы-то понимали друг друга. Впрочем, шизофреники, наверное, тоже прекрасно ладят. Что ли провериться?
Нинель задумчиво пожевала губу. Потом отправила в рот кусочек сыра "Фета".
- Не очень-то справедливо, - заметила она, расправившись с ним, если учесть, что наши отношения так и не состоялись не по моей вине.
Я пожала плечами. Стало легче дышать.
Нинель отодвинула тарелку и погладила меня по руке. Это было приятно, но в то же время я опять напряглась.
- Да не дергайся ты! - усмехнулась моя первая любовь. - Знаешь, думаю, ты никогда не испытывала ко мне чувств. Это просто нереализованное желание.
Животная похоть? Отлично! Каких гадостей мне еще наговорят? Пять лет я с переменным успехом сохла где-то в глубине моей черной души по девушке, которую просто не получилось трахнуть! И что самое противное, ведь до бесу похоже на правду. Потому что любовь не проходит по щелчку пальцев. Не должна проходить! Как бы сильно нам этого ни хотелось. Иначе - не любовь. Я страдала? Да мне было по фигу!
Черт! Черт! Черт! Пора было уже этому дню закончится, но ночь явно так не считала.
Я посмотрела на часы: стрелки еще только начинали подбираться к восьми - как назло.
- Знаешь, то, что после университета мы пошли работать в одно и то же место, я до сих пор не могу принять...
- Намекаешь, что я искала тебя? - Нинель усмехнулась. - Нет, но стечению обстоятельств чертовски обрадовалась.
- Почему? - удивилась я.
- Все на свете не случайно, - пожала она плечами. - Но когда ты начала меня изводить на правах старожила, если честно, это было...
- Не очень хорошо с моей стороны, - согласно кивнула я, вспомнив, все же, о заказанном гроге.
- Ты просишь прощения? - Нинель была, казалось, потрясена.
- Да, я умею признавать свои ошибки, прикинь?
- Как бы там ни было, ты уже никогда не сможешь относиться ко мне так, как относилась.
Это не был вопрос, но я согласно кивнула.
- Ясно.
Мы попросили счет.
- Придешь ко мне на День Рождения? - спросила Нинель на улице.
Еще один кивок:
- Четырнадцатого, я все помню.
У метро мы расстались. Я решила прогуляться по парку. Надо было подумать. О том, почему мне не легче от мысли, что любовь моей жизни никакая не стерва, а очень даже классная девушка. А была ли любовь? В таких вещах обычно не сомневаются.