Бутов Сергей Анатольевич : другие произведения.

На дне и ниже

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    наворочено и прошлое далекое и недалекое, наркотики и золото, чинуши и чекисты, биотопливо и отторжение новых технологий, и, вообще, наше вам прочтение.

  
   СЕРГЕЙ А. БУТОВ
  
   На дне и ниже
  

...

  
   Я хоть и президент, понимаешь, но ты мне тут антимонии не разводи. Если даже я и главнокомандующий, ты меня товарищем не называй. Я "товарищей" еще в девяносто третьем пострелял. Понял?
   -Так точно, господин президент!
   Бравый генерал преданно глядел на главковерха. В кабинете тикали часы. Президент думал, а генерал ждал. Сегодня мыслительный аппарат руководства выбрасывал претензии, как мясорубка фарш. Только мясо подавай:
   - Слышь, Архип. Ты ведь Архип?
   - Никифор.
   - Вот я и помню, что у тебя русское старое имя. А то повадятся называть Ивана древним русским именем. А оно - не русское. А ты, значит, Архип?
   - Никифор.
   - Ну, глянь, совсем мозги мои заели. Прямо "ширли-мырли" какие-то. Ты присядь, вот, как тебя там?
   - Архип.
   - Во! Я гляжу ты покладистый парень. Это - хорошо. Ты вот объясни мне, почему твоя служба только россиян рассматривает? А иностранцы?
   - Исследование гомункуло-нано-властно-обструктивных дисперсий засекречено. К каким результатам приведет - неизвестно. Мы же в мозгах ковыряемся. Если даже найти подходящий объект среди англичан, то его нельзя подвергать дисперсии.
   - Почему еще?
   - Шуму может быть на всю вселенную. Потеряем все связи и окажемся в блокаде. Результат из положительного перейдет в разряд отрицательных.
   Президент грозно пошевелил бровями:
   - Это ясно. Но почему так долго эта твоя суспензия, или как ее... как вы ее сокращенно зовете?
   - ГээНВэО дисперсия.
   - Во, твое это говно, почему так долго не находит объекта? Заранее почему не искали? Голову мне морочите и деньги бюджетные пилите!
   Глаза генерала, исходящие смыслом "честь имею", изливали эту честь в президентские зрачки прямо-таки ведрами:
   - Что вы, господин президент. Ведь какие ставились задачи? Сделать из нормального диссидента полоумного. Находишь подходящего психа, подключаешь аппаратуру, наводишь мост и включаешь ГээНВэО дисперсию. Все! Утром на работе он такое закатит, что без вызова скорой не обойдись. Свидетелей - воз. Лечить человека надо. И диссидентство тут ни при чем.
   - То-то, я вижу, у меня оппозиция - малость того. А назад лечить можете?
   Генерал почесал след от фуражки:
   Это как?
   Как, как. Как накакал, так и съел. Берете психа и качаете в него нормального через свое говно.
   - Мысль, конечно, интересная. Можно попробовать. Дам команду.
   - Еще скажи "спасибо за вопрос"! Раньше чего ж не пробовали?
   - А зачем? У нас таких задач не стояло: из психов делать нормальных. Это - дело психиатров.
   - Да на хрен бы они были нужны эти психиатры. От них мне одни проблемы международные. Скандалы всякие. А мы бы их сократили. Пусть бы в гинекологи шли. Неча людям в глаза таращиться с фонарями своими. Нехай бы и светили в... туда, в общем. У тебя-то какие мысли? Свои еще? Или уже заемные? Как ускоряться будешь?
   Генерал поморщил лоб и глянул подозрительно в бок на стол с телефонами. Но решился:
   - Ведь мы с кем дело имеем? С учеными. А они у меня на подозрении.
   - У вас вся страна на подозрении, блин. Давай - по делу.
   - Я к чему веду? Наверняка, они под шумок какие-то незаконные опыты проводили. Может над мышами, а может над людьми. Вот и хочу их тряхнуть. Особенно на пенсию вышедших. С учетом новой задачи "Альфа".
   Президент одобрительно кивнул. Стукнул по разделяющему их столику кулаком неслабо. Генерал, вздрогнув от неожиданности, глядел, как половинки столика разъехались, и кверху поднялись бутылки, посуда и закуски:
   - Разливай, Архип. Давай по маленькой. Ведь можете, когда хотите. Трясани этих тараканов ученых, чтоб им пусто было. Правильно ты мыслишь. Я еще с обкома помню, чем они занимались. В одной лаборатории биохимии аж три самогонных аппарата нашли. На хрен им эти аппараты, когда мы им спирт цистернами обеспечивали? Прямо русский бизнес.
   - И, что же, так и не выяснили, зачем им?
   - Раскололи козлов! Им с полей брюква шла вагонами. Для опытов, значит. Ну, гони ты уж из брюквы, если спирт не лезет в горло. Так они, вишь, какое дело, брюкву эту в спирте замачивали. А потом гнали из нее самогон.
   - Хороший хоть самогон?
   - Я, что, пробовал? Ну, ОБХСС, правда, докладывал, что чуть ли не коньяк получался. Уж по цвету точно. Давай-ка тяпнем... Селедочку вот с грибочками цепляй. Скажи-ка, Архип, ну, найдете вы человека подходящего, и сразу ко мне подключите?
   Генерал, выполняя приказ, цеплял скользкий грибок вилкой, напрягаясь.
   - Нет, конечно. Во-первых, волны дисперсии должны идеально сходиться в мост (он для зрительности воткнул пальцы правой руки между пальцами левой). Это ж еще надо проверить. И важно мысли пометить-разделить. Чтоб вы знали, где свои, а где чужие. А потом на других парах надо попробовать. Хоть и не идеально подходящих. Чтобы уж с гарантией.
   Президент хитро посмотрел на генерала:
   - Я - гарант, понимаешь, не забывай. И знаешь, Архип, что я подумал? Вот твоя суспензия с моей схожа?
   - Не проверял.
   - А ты проверь. Я хочу, чтобы секретность не разливалась безбрежно. Поэтому и давай, действуй.
   - Не понял. А, что надо-то?
   - Тьфу, ты, шляпа-фуражка! Чего тут непонятного? Я хочу, чтобы ты на себе того человека проверял. С мостом там или с суспензией своей.
   - Это для меня большая честь.
   - Ничего. Чтоб ты ближе к чести размером был, и чтоб честь-честью, давай-ка я тебе очередное звание присвою. Заодно и обмоем сейчас. И псевдоним тебе дадим секретный - Архип. Был Никифор, стал Архип. Вот такая загогулина получилась. Наливай, что таращишься?
   - Служу России!
   - Чего подпрыгнул? Хочешь стоя наливать? Давай. Не промахнись только, россиянин.
   Когда генерал ушел, президент еще выпил-закусил, встал и пнул ногой столик по ножке. Столик сложился - убирать не надо. Сел за рабочий стол и нажал кнопку вызова. Зашедшему человеку с папкой сказал:
   - Ты, вот что. Подготовь указ секретный. Этого генерала назначить выше уровнем. Он кто?
   - Начальник отдела.
   - Во. Начальником управления. И кликуху ему дай "Архип".
   - Псевдоним?
   - Да, хрен с ним, псевдоним. Стихи, блин, лезут! И звание очередное. Как его зовут?
   - Никифор Абрамович Подкувырков. Генерал-майор.
   - Ну, дал же Бог фамилию! Никифор Подкувырков. А отчество-то. Ширли-мырли. Настоящий российский генерал. Пусть будет генерал-лейтенант. Чего таращишься? Все.
   Оставшись один, президент снова сел за столик и трахнул по нему кулаком. Самобранка снова накрыла:
   - Вот так весь день пашешь, как зверь. К ночи аж руки-ноги отваливаются.

...

   Подкувырков шел по незнакомым коридорам власти и, заметив зеркало, притормозил. Глянул на новоиспеченного генерал-лейтенанта. "А что? Ничего себе еще. Могем, когда можем"! Довольный сел в машину и приказал:
   - На Лубянку.
   В кабинете было накурено:
   - Зинка, твою мать неизвестную, вылезай! Опять пила-курила, растяпа хренова!
   Что-то зашумело-зафыркало, открылась боковая панель, и оттуда появилось полноги. От пальца до колена. Потом чуть побольше нога высунулась и выпрямилась. А уж параллельно высунулась выше довольная мордашка, возрастом, как и нога, лет до двадцати. И вот уже вся она выпорхнула, нимфа живая, чуть пьяная. Довольный жизнью субъект разразился счастливым смехом:
   - Ну и накурила! Скучно же! И что теперь?
   - Я тебя накажу.
   - А-а, папочка накажет плохую девочку. Настучит ей по попочке круглыми предметами! Сейчас девочка заплачет.
   - Иди сюда, сучка бестолковая. Сколько раз я тебе говорил не курить здесь. Я же не курю. Что люди подумают?
   Она поморщила лобик и заявила:
   - Они подумают, что у тебя был начальник и накурил
   - Дура, твою неизвестную мать! Он же не курит.
   Ловко подсела ему на колени, лизнула левое ухо и, забегав пальцами там-сям, добилась выделения краски на его лицо:
   - Давай-ка быстрей наказывай свою плохую девочку. Девочка ужу соскучилась. Пойдем ко мне.
   - Нет. Девочку накажем прямо здесь. На столе.
   - Ой, не трогайте девочку! У нее папы нет. Где мама ее - неизвестно!
   Древним сталинским еще звонищем напомнил о работе внутренний телефон. Подкувырков легко скинул Зинку на пол, как будто щелчком сбил с мундира соринку, и взял трубу. Голос и лицо соревновались в деловитости и озадаченности:
   - Начальник отдела Подкувырков.
   - Начальник управления уже. Зайди, перетолкуем.
   Голос начальника был цветом нежно-переливчив, как кожа гюрзы.
   - Уже вышел.
   Зацепил по дороге дежурную папочку, посмотрел, как закрывается за обладательницей неизвестной матери панель, включил кондиционер на полную вытяжку и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. На ключ.
   Вот эти коридоры были ему знакомы до каждой трещинки в паркете и любого затира на ковровых дорожках. Эти коридоры были коридорами власти иногда повыше рангом, чем старо-площадные и даже кремлевские. Он свыкся здесь и слился с этой пролегающей многокилометровой мощью. Видеть себя вне этого опасного братства он не мог, даже мысленно. Воронка интересности и значимости давно и глубоко ввергнула его в пучины здешних вод. Но он-то знал, сколь легко эти воды выбрасывали в обычный мир неприкасаемых, казалось бы, людей. И сколь часто от их берега отплывали трупы, вчера еще, казалось, всемогущих. А потому, со своей, зримо, для видевших, наигранной улыбочкой, он мягко шел по дорожке, но внутри его тревожно звучал ленинградский метроном, а мозг непрерывно учитывал опасности, и отсчитывал пути их ликвидации, либо обхода. К кабинету подошел уже готовым ко всему.
   Начальник встретил радушно. Но Подкувыркова этим было не обмануть. В конторе, вообще, чем сильнее держат человека за врага, тем теснее его сжимают в объятиях.
   - Присаживайся, Никифор Абрамович. Присаживайся, дорогой. Как здоровье?
   - Спасибо. Не жалуюсь.
   - А другие?
   - Другие тоже не жалуются.
   - Вот и ладушки. Когда будем очередное звание обмывать? Пригласить не забудешь?
   Растянул рот в довольной улыбке:
   - Сейчас собираюсь поехать на дачу. Моя лечиться на Кипр вчера отправилась. Сегодня же вечером и прошу ко мне. Где-то от 20-ти часов.
   - Кого приглашаешь?
   - Да, как всегда. Вы, конечно, Солдатов и Майоров.
   - Лихо у тебя. У друзей фамилии такие бойцовские. Только ты, с Солдатовым, подумай. Можешь отдельно. Потом. А сейчас - подумай.
   - Хорошо. Раз вы советуете.
   - Что я могу советовать? Это - твой праздник. Кого хочешь того и приглашай. Хоть всю Москву. Это я так - мысли вслух. Там же улучим моментик и поговорим о твоем визите к первому. Я, ты и Майоров с завтрашнего дня убываем на секретные испытания в районе Байконура. На сколько дней?
   - Ну, если можно - на недельку. Все-таки звание высокое.
   - Все. Езжай, готовься. Свободен.
   Шел обратно и отсчитывал неприятные варианты. Но, нет, вроде бы все - неплохо. По крайней мере, пока. На Зинку, что ль, намекнул начальник, когда про "других" говорил? Или так, к слову пришлось? Нет. Ничего просто так не бывает. Зинку надо из здания эвакуировать. Пусть на даче с месячишко потолчется:
   - Эй, там! Мать твою неизвестную, собирайся. Переезжаем.
   Разъехавшиеся панели продемонстрировали в проеме одетую во все черное генеральскую подругу. Ее мрачное лицо, еще более сосредотачивалось, когда она вытягивала по очереди два чемодана.
   - О-го-го! Ты куда это собралась?
   - Сам говоришь, переезжаем.
   - Ну, ты же не знала, что нужно.
   - Я знаю, что нужно. Мне нужно сдать ДНК-анализ.
   - Зачем еще? И почему такая мрачная?
   - Тебе трудно, что ли организовать мне ДНК-анализ? Сволочь ты всегда, мне нужно когда.
   - Могу, легко. Только тебе зачем? Что опять выдумала?
   - Нужно. А вдруг мой папа - неизвестный солдат.
   Лицо Подкувыркова посерело. Он хорошо понимал отличие "шалостей" от подобных тем:
   - Слышь, ты, коза неизвестной матери, я тебе говорю серьезно. Ты святого не тронь.
   - Какого святого? Что неизвестный солдат был святым? А почему он тогда неизвестный?
   - Коза неизвестная, пошли в лифт.
   Он проверил комнаты, взял ее чемоданы и понес к другой стене.
   Запрыгала рядом:
   - Ну, правда! Все ж святые - известны по именам.
   - Отстань, говорю. Сделаю я анализ тебе.
   Открыв панель и дверцу лифта, вмонтированного между узких окон в стену гигантской толщины, занес чемоданы и, запихнув туда же Зинку, потянул вниз рычаг. Лифт заскрипел и неспешно тронулся. Зинка опять запрыгала:
   - Кифулечка, я всегда так боюсь кататься в твоем лифте. Он скрипит тяжко так, аж - страшно.
   - Это потому, что привидения в нем ездят.
   - Какие еще привидения?
   - Ну, вот самого Блюхера на расстрел в нем везли. Тут же внизу и кончили.
   - Какого Ухера?
   - Отстань, дурочка. А то еще одно привидение тут будет ездить.
   - Нет, правда, кто такой? Ну, скажи, ну!
   - Блюхер, запомни. Был такой солдат революции.
   - Тоже неизвестный? Может быть это мой папа?
   - Какой, хрен, папа? Его в 38-мом шлепнули, а тебе сколько лет?
   - А может - это мой неизвестный дедушка? Сделай мне анализ.
   Не отвечая, подхватил чемоданы и вынес из лифта. Понес к машине. Зинка прыгала рядом в своем гламурненьком трауре:
   - А еще кого из известных вы делали тут неизвестными? А, скажи, душегуб, много тут еще такого?
   Подкувырков заткнул ее в машину и нажал кнопку блокировки дверей. Сразу стало тише. Погрозил Зинке в стекло пистолетом. Та съежилась на сиденье. Сам проделал обратный путь. Слазил в сейф за деньгами. Бросил их в кейс и через двери спокойно вышел из кабинета. По дороге зашел к Майорову. Пригласил на мужские посиделки. Зашел и к Солдатову. Переболтали по пустякам:
   - Слышь. Я тут про Майорова одну хрень услышал.
   - А, что? Серьезное?
   - Нет, мелочь, но напряжная. Да и мелочь не моя. Бренчать ею не могу. Давай-ка мы с тобой вдвоем отпразднуем мое повышение. Сходим в кабачок, снимем номерок, возьмем девочек гурток. А?
   - Давай. А когда?
   - Где-то на будущей недельке. Я уточню.
   Помахивая кейсом, с приклеенной своей улыбочкой, Подкувырков прошагал по коридорам, слетел вниз на современном лифте, и, открыв свой бокс в гараже, уселся за руль. Зинка встревожено глядела на него. Завел двигатель и разговор:
   - Чего уставилась? Глазищи выпадут. Еще и слезы. Знаешь ведь - не люблю.
   - А чего ты с пистолетом своим? Ты из него Блюхера завалил?
   Генерал заржал, как откормленный мерин:
   - Да. Прямо из него я его и завалил. Как только родился в 49-том, так прямо из кроватки его и завалил в 38-мом. Рука не дрогнула.
   - Ты, что в детстве играл с пистолетом?
   - Да. И таких вот дур в песочнице отстреливал!
   - За что?
   - Когда пирожок песочный не давали попробовать. Я жадных не люблю.
   Достал из кейса пачку денег:
   - Вот. Купи себе что-нибудь. Я ж - не жадный.
   Видя, что Зинка немного успокоилась, для блезира выравнивая зеркало, осторожно продолжал выпытывать:
   - Зинуль, ну что ты, ей Богу. Откуда у тебя мысли такие крамольные? Папа - неизвестный солдат. Ты знаешь же, что могила неизвестного солдата - это еще тех могила, кто и моим папой быть не мог. Война-то, когда была? Сорок первый - сорок пятый. И эти люди для нас - святое дело.
   Егоза скривила носик. Передразнила:
   - Святое, вишь ли, дело. Да было бы святое, вы бы давно всех неизвестных известными сделали. Сколько лет прошло. Вы ж специально это делаете.
   - Что?
   - А то, что ни хрена не делаете.
   - Брось, Зин. Есть вот группы "Поиск". Ими командуют военкоматы. Они отыскивают имена погибших. В документах роют и в земле. Так потихонечку и закончим.
   - Потихонечку! Они - потихонечку! Сколько миллионов полегло. А они по десять фамилий в год устанавливают. Это ж, сколько тысяч лет пройдет? Десятков тысяч!
   - А что ж ты предлагаешь?
   - А вот пусть солдатики не пруды для генералов роют на участках, а этим делом занимаются. Месяц в год. Сколько сейчас солдат служит?
   - Тысяч триста, а будет меньше.
   - А сколько милиционеров?
   - Ну, этих с миллион будет.
   Зинка радостно захлопала в ладоши:
   - Вот! Пусть месяц в год роют. Сколько человек установили, столько дней отпуска. Гуляй! Так мы быстро тему закроем. Ты вот дурой меня считаешь и прешься ко мне с могилой неизвестного солдата у красной стены. А я ж понимаю, что их дочкой быть не могу. И не об этом я совсем. Вот сейчас в Чечне сколько гибнет солдат? Останки хоронят. Неизвестные. Вы ж ДНК-анализ делаете? Делаете! А ты мой сравни. Вдруг я родственников своих найду? Вот почему мой папа неизвестный может стать известным.
   Подкувырков скосил глаза в зеркало:
   - Вот ты даешь! Это ж сколько народу надо ухлопать, чтоб твою родню найти?
   Зинка хихикнула:
   - Вы скоро столько и угробите. И вообще ты не понимаешь перспективы. Даже в борьбе с преступностью. Вы вот начните с меня, а потихоньку и всех проанализируйте.
   Генерал ничего не ответил. Он сосредоточился на повороте к супермаркету и поиске парковочного места. Но одна мысль его донимала. "Уж если Зинка такие идеи кидает, то говно-дисперсия имеет огромные перспективы". Припарковавшись и заглушив двигатель, сказал:
   - Выходим. Мертвым - мертвое, живым - живое. Я ж обещал - сделаю. А пока я закупаться буду, ты давай прибарахлись. Рацию не забудь, а не то тебя потом и не найдешь.

...

  
   Дача у Подкувыркова была в новом стиле. Одноэтажный каменный квадрат на 16 комнат, да столько же площади под землей. Отделан на одну пятую грубым облицовочным камнем, а остальное - мир стекла. Внутри, на зависть американским миллионерам - полированный малахит стен, переходящий внизу в подогреваемый зимой мраморный пол, а вверху - в потолок из смальты, выложенный картинами Левитана. Минимум мебели, все, что надо прячется в стенах. Окна во всю высоту, метра по два шириною, из пуленепробиваемого стекла. Выходы на террасы обеспечивали увеличение площади летом, а широкая лестница, спускаясь к пруду, плавно уходила невысокими ступенями под воду, теряясь где-то в зеленой глубине. Дизайнеру - ландшафтнику было где развернуться на трех гектарах. Он и не поскупился на выдумку. Хотя сегодня Подкувырков уже жалел, что не сделал поле для гольфа на еще пятидесяти соседних гектарах. Но откуда ж он знал, что финансово потянет его содержание? Все же делалось методом тыка. Хотя эти гектары тоже им застолблены через подставную фирмочку, и сделать это поле можно. Край случай, сделаем, как функционально готовый гольф-клуб. С гостиницей, подсобными помещениями, рестораном и прочим. Пока сам-один попользуется, а если что - продать можно задорого. Соседи будут нешумные. Хай себе клюшками по шарам стучат, бренчат льдом в коктейлях, да шипят потихонечку электромобилями. И трассу можно спроектировать так, чтобы пореже к дачному участку шар подкатывался. х гектарах. но
   Вышедши из машины, генерал с хрустом потянулся, крякнул из нутра, и подцепил вышедшую Зинку левой рукой:
   - А что, Зина неизвестной матери, пойдешь работать директором гольф-клуба?
   - А что это - гольф-клуб?
   - Сборище козлов и их козлих. Подцепишь какого-нибудь Березовича, да и будешь такой же козлихой.
   - Богатой?
   - Богачи, они в Америке трудят, а наши - Крезы по сравнению с ними. Деньги с финансами путают.
   Задумалась ненадолго:
   - А я не хочу за крейзи замуж, я за тебя хочу.
   - Погоди-ка...
   Им навстречу вышел Николай. Вот уж где медведь-махина. Точно, в нем зверь жил. По глазам было видно. И каким-то же образом умудрялся Подкувырков держать зверя на цепи невидимой? Зине показалось, что Николаю ничего не стоит поубивать находящихся на даче (прихлопнуть своей лапищей, как мух мухобойкой), выйти на террасу и двинуть прямым ходом через лес, не сворачивая, подминая ногами кусты и валя грудью деревья. И зверь, таящийся в глазах, подтверждал такую возможность. Но, вот -чудо, ничего этого не происходило. Чем же так держал его Подкувырков? Не знаем пока, но узнаем, может быть.
   - Чемоданы неси в гостевую - шесть. Еду-питье - на кухню. Скажи Исмаилу, чтобы побыстрей поворачивался. К половине восьмого - стол накрыть, гости будут после восьми.
   Он повернулся к Зинке:
   - Дуй со своими пакетами за Николаем. В шестой будешь жить. Да часам к восьми нарядись и сиди себе, смотри видик. Или программу какую включи. Может, тебя позову. Мне тут еще осмотреться надо.
   - Егоза надула губки:
   - Ты, что же, так и не зайдешь до восьми?
   Улыбнулся и махнул рукой:
   - Ладно. Постараюсь заскочить. Но ненадолго. Двигай, а то Николая не догонишь.
   Задумчиво шагал по территории. Обошел, не спеша, дом. Посмотрел, чисто ли снаружи. Зашел внутрь. Оглядел придирчиво столовую и две гостевые комнаты. К Зинке не заглянул - от греха подальше. Спустился в кухню и долго обсуждал меню с поваром. Исмаил внимательно слушал. Кивал, иногда что-то чиркал в блокноте карандашиком на золотом шнурке. Блокнотом пользовался нечасто. После записи сразу убирал в карман фартука. Подкувырков знал, что Исмаил ничего не забывает, а если записал, значит - это самый цимус какой-то. В голову пришло, вот он и пометил. Состроив недовольное лицо, дал указания горничной и снова вышел на двор.
   Хотя и двором-то это назвать было нельзя. И участком - язык не поворачивался. Усадьба. Вот ведь какой барин теперь Подкувырков. Как при царе. Хотя он и так при царе, хоть ты его три раза президентом назови. А на Руси все замашки-повадки все равно будут царские. Власти, правда, у царей такой не было. Вот ее и отняли. Голодранцы всякие. Чтобы самим править.
   При мысли о том, что у него кто-то может все вот это - и поместье, и гольф-клуб, и власть, и Зинку, и жизнь - отнять, Подкувыркова аж корежило. Но ведь могут. Народу плюнули в харю, в очередной раз, и никто о нем не заботится. Ни тебе хлеба, ни тебе зрелищ. А народ вполне может выплюнуть в такую власть очередную большевистскую шайку и посмотреть, что получится, да еще и в действе поучаствовать. Не впишешься в русские горки, будешь качаться на русских качелях - каком-нибудь рекламном щите "Кока-колы". А ведь сколько сил потрачено на добывание денег этих. Какая изворотливость понадобилась. Какая смекалка. Сколько душ полегло, не так, чтобы ни за что, а вот за деньги эти.
   Дело было еще при Черненко. Был такой генеральный секретарь - царек недолгий. Чуть бы не ко времени - все. При Юрии Владимировиче отстреляли бы этого козла совминовского. И следствие, и суд и исполнение в месяц бы уложили. И тю-тю денежки. Но, повезло. Аккурат, при Черненко случилось. Поймали этого совминовского чикатиленыша, педофила недоделанного. Страшное дело - Совмин Союза тронуть. Да еще человека с первым уровнем доступа к секретам государственным. Но министр МВД настоял - сокрушил фактами. Арестовали. Менты с прокурорами продавили его так, что в трех эпизодах сознался. Потом, как отрезало, перестал говорить. Про жизнь, про работу рассказывает, а про девчонок изнасилованных и убитых ни-ни. Вот тогда-то и наступил для полковника Подкувыркова "звездный час", хотя сам он об этом и не знал. Но, позже среагировал он правильно. И это приправило его жизнь перцем. Острота и внутренний накал событий, им же организованных, захватывали все больше и больше.
   Занимался он тогда говно-дисперсией. Руководил небольшой секретной лабораторией. Его даже в официальных зданиях конторы и видеть не хотели. Дистанцировались на всякий случай. Но тут вызвали в кабинет прямого начальника. Ехал-терялся в догадках, что да для чего? По мелочи еще мыслил. Про лабораторию думал, про ее внутренние работные дрязги-мызги, про личную жизнь (может, засветился где с подружкой очередной?) и прочую дребедень. А зашел в кабинет - сидят два босса. Ответственный за многое в науке, и за его лабораторию, понятно, а второй - курировал милицию с прокуратурой всего Союза. Шишки, в общем. Им только подумать плохо о Подкувыркове, и от него мокрого места бы не осталось. Но, разговаривали уважительно. Правда, его начальник представил, сообщил, что коллега просит помочь, и дальше, в основном, молчал. А вот второй:
   - Мы знаем, Никифор Абрамович, что вы добились определенных успехов в борьбе за чистоту идеалов в обществе. И у вас есть определенный, скажем так, опыт. А у милиции есть объект, который надо разговорить. Сам он недоговаривает до конца. Хотя, понятно, статья и так - расстрельная, чего уж много на себя брать? Его сейчас направляют в Сербского на обследование. Как думаете действовать?
   Задумался ненадолго. Долго ведь нельзя. Потому и брякнул то, что на ум пришло:
   - У нашей лаборатории официально задействованы связи со всеми психиатрическими лечебницами страны. Дело наше - секретное. Даже аппаратуру вывозить по этому человеку не будем. Привезем его к нам. У меня все условия, исключающие побег, созданы. Пусть милиция передает его в Сербского. Оттуда и заберем.
   Прямой начальник бросил:
   - Человек это непростой. Ты с ним - полегче там. И смотри, когда заберешь его, то это время мы за него в ответе.
   Ответил штампом с добавочкой:
   - К ответственности нам не привыкать. А доверие мы всегда оправдывали. Только вот записей я вести не буду, а следователям расскажу устно. Дальше пусть сами додалбливают.
   И опять все в тему улеглось, и в струну натянулось. Оба генерала согласно кивнули! И судьба Подкувыркова была решена. Он получил ШАНС, а уж использовал его на все сто. По крайней мере, не жаловаться ему пока на судьбу. Не на что. Пока.
   Обычно ж как дело происходило? Привозят психа. Наводят мост. И все все слышат. И стучат друг на друга - донесения пишут. А тут привезли совминовца. Его в одну клетку. А психа натурального и разговорчивого - в другую. И специалист - в отпуске. А помощник его аппаратуру настраивает и аж с ног валится. Температура к сорока. Подкувырков не то чтобы пожалел, а видит - толку мало. Навыки есть. Инструкцию по эксплуатации писали под его руководством, он сам ее вызубрил, потому как сам на утверждение отвозил, защищал по инстанциям в конторе. Отпустил человека домой. Опять все в нитку натянулось - ШАНС не упусти! Без свидетелей. Совминовцу через два часа димедролу вколол, пусть отоспится, а психа - давай разговаривать. И тот такое понес, что у всего навидавшегося Подкувыркова уши трубой загнулись. Ну, роман, блин, "Наследник из Калькутты" какой-то! Больше к этим двум полковник никого не подпускал. Приказ выпустил - "Секретно". Потому как (опять же счастливо-своевременно) в голову стукнуло - "ШАНС". И он не упустил. А страшно было - жуть! Если б утечка... Все. Это может в газете напечатали бы, что инсульт или инфаркт обширный. А может и ничего бы не написали. Точно знал одно - били бы, выпытывали, и забили бы. До смерти. Со своими уж не церемонились.
   Бессвязную речь психа, записанную на пленку, расшифровывал дома. Закрывшись в кабинете и надев наушники, змеем-искусителем от магнитофона шнуром тянущимся. Заметки писал, а стало складываться - оторопь взяла. Опасно. Но в голове стучит одно - "ШАНС". И простая человеческая жадность переборола чувство долга, на зверином страхе замешанное. Получилось - к лучшему. Как говорят богатые - все, что делается - все к лучшему. Также почти, как говорят бедные - все, что не делается - все к лучшему. При всех различиях, в выводе разницы нет. Подкувырков делал, потому и барином сейчас по усадьбе ходит. А что делал - вспоминать натяжно.

...

  
   В семидесятых один из партизанских отрядов Америки Латинской, которых там густо было, выбросил лозунг "Даешь социализм по Марксу"! В принципе и отряд был небольшой, а сумел в газетах заявиться, что контролирует территорию, цепляющую географию нескольких стран. По сути, отряд был обычной бандой, террором давившей население. Правительственным войскам тоже, при случае, спуску не давали. Корреспонденты западных газет, знамо дело, писали - "Вот он какой, марксизм", но тут наши из международного отдела ЦК уцепились. Как же: еще один отряд строителей социализма. Но, как бы не замазаться.
   Тогда-то этого совминовца и подпрягли мотаться туда консультантом. Всеж-таки парень МИМО закончил, знает и португальский и испанский. Английский - само собой. Ну, не сложилось в личной жизни, и служил он не по линии МИДа, а в Совмине клерковал. А тут судьба шанс ему, на жизнь разобиженному, дала. Он шанс крутанул на все сто восемьдесят марксовых процентов, за которые, как известно, на любые преступления пойдет капиталист. Оказалось, что марксово учение подходит и при социализме, и даже для членов партии. Особенно, если в дополнение к консультациям, доверяется человеку суммы нешуточные командиру отряда передавать. В баксах. Да не просто в баксах, а в сотнях тысяч, а попозже - и в миллионах. Ясно, что совминовец эти чемоданчики через границы не сам таскал, а через диппочту они шли.
   Он же когда по городу инородному прохаживался, лясы с девками точил, наткнулся на банчок такой неприметный. И чем-то он совминовцу на душу лег. И названием и видом. Вспомнил он институтские непрогулянные занятия: "А ведь этот банчок сидит под Ротшильдами. Взять, да зайти". Взял, и зашел. С человеком поговорил: "А какие у вас счета открывают"? Особо ему понравилось название "металлический счет". О, эта тяга человечества к желтому тельцу! Помыслил себе, мол, взять завтра деньги в посольстве, да зайти в банк, да открыть счет металлический. Эка невидаль, спер деньги у государства. Но, государство-то какое? Не Лихтенштейн какой-нибудь. Если он расписку не предоставит, то ему голову оторвут. А если скроется - его найдут конторщики с тем же результатом. Нет. Не годится такой тупой вариант. Но вариант он стал искать. И нашел. В первом же разговоре с командиром отряда и нашел.
   В назначенное время вышел совминовец на назначенную улочку. Там уже ждали. Чемоданчик помогли нести. Но - временно. Три дня они тащились по их лесам-джунглям долбанным. Или, может, кругами его водили? И память его фотографическая абсолютная сигналила - смотри, смотри, здесь вроде уже шли. Но куда вывели, черт знает место, а он у черта не выспрашивал. Познакомился с командиром, а тот на черта очень похож. Мелкий такой чертенок-черненок. Хижину гостю отвели, и чемоданчик туда занесли. Нехитрое убранство в хижине. Девчонка мелкая пыль протерла, села в углу на пол, глаза испуганно таращит. Пришел командир с избранными людьми. Стол накрыли. Выпить-закусить. Сели беседовать. Совминовец деньги не торопится выкладывать. А сначала давай выпытывать, как они сейчас пробиваются-живут. А жили люди небогато. Совминовец уже понял (еще в городе), что привезенные им деньги - слишком для этих мест большие. И просто так отдавать их не намеревался. Узнал, что грабили они деревни на сопредельных территориях, жителей тоже угоняли. Сначала хотели за выкуп отдавать, но такие смешные цены. Больше устанешь по джунглям ходить. А, тоже, куда же их? Нашли рудник заброшенный - пусть, мол, золото роют. Печи поставили и выплавляют из них бляшки небольшие - с килограмм. Кинул командир одну на стол. Но куда его девать? Золото это. В большой город тащить, или в США - долго, опасно, да и там связей нет таких. Быстро повяжут, и в обратку копать будут, пока отряд не найдут. Ну, наркотики еще делают, да одному барыге оптом в джунглях сдают. Не за деньги: за оружие и боеприпасы. Чтобы расширяться - людям надо платить. А где деньги брать для марксистов этих? Да и оружия бы прикупить посовременнее да побольше. Еду докупать к здесь выращиваемой. И так далее - песня печальная.
   Понял совминовец, что в его чемоданчике лежит для них золотой ключик. Но он же - не Буратино - просто так отдать за три сольдо командировочных. И тут его осенило. Правда, от риска, что есть у них информатор, например, и про его делишки на Родине узнают, его потряхивало. Сказал командиру, что надо тет-а-тет поговорить. Вышли лишние. И тут он начал. Мол, великая наша партия знает о всех их делах и, в целом, довольна продвижением в умы латиносов бессмертного марксова ученья. Но нужно идти дальше и взвить над собой знамя марксизма-ленинизма. А бывает, информация полученная настораживает. С врагами надо быть безжалостным. Например, мы знаем, что человек в отряде, который нам информацию поставляет, уже - двойной агент. Янки тоже от него информацию получают. К таким у нас пощады нет. Но наша партия тоже нуждается в помощи, поскольку создает здесь свой региональный золотой запас. Поэтому, мол, меня и прислали. Чтобы я мог помочь деньгами в обмен на золото, которым партизанам торговать - не резон. Золото надо добывать любым путем. Хоть грабить, хоть на рудники нападать, хоть на музеи. Все переплавлять в такие бляшки, а он будет менять их на деньги. Никаких следов оставаться не должно. Любые изделия из золота - в переплавку, а камушки - выковыривать, не царапая, аккуратно, и отдавать ему в презент. А он, за это, в презент сейчас отдаст командиру десять тысяч зеленых. В знак взаимной дружбы и уважения. Цену, о которой командир мечтал за золото, сбросим напополам, потому, как продажа идет без риска для командира отряда и его гвардии. Когда обмен деньги-товар, по Карлу Марксу, завершится, командир напишет ему расписку о получении всей суммы. Не забудет пусть в расписке написать, что совминовец так понравился, так толково рассказывает про марксизм-ленинизм и успехи далекой, но единственно верно идущей страны и ее партии, что пусть присылают только его и - почаще. И еще - операция секретная. В отряде пусть знают о ней поменьше. Если ж кого другого пришлют, то для пользы дела - пусть погибнет. В ожидании его приезда на те деньги тоже золото надо добыть. Он приедет - заберет. И золото и расписку.
   Чертенок со всем быстро согласился и отлучился ненадолго. Немного времени спустя, снаружи раздались крики и выстрелы. А потом люди занесли три большие прочные корзины. В каждой было по пятьдесят бляшек. Опять остались вдвоем. Завершили расчеты. Денег еще оставалось, даже после передачи пачки зеленых командиру "в знак вечной дружбы и беспримерного уважения друг к другу". Командир деньги унес, сказав при этом, что дал команду на добычу золота всеми путями. Но дело это - небыстрое, а потому пару недель они здесь погуляют. Пока желтый всеобщий эквивалент добудут и переплавят. Настроение у обоих поднялось одинаково. Оба чувствовали себя обогатевшими и веселились до упада. Но чертенок все искал, как бы друга своего советского к себе привязать. Предлагал покурить марихуаны, но это совминовец жестко отмел. Мол, вам здесь трудно, вы и курите, а у нас с этим строго. Здесь привыкну, что там буду делать? И даже не предлагайте. Вот - наливайте. А тот все не уймется никак:
   - Видишь девочку? Еще нетронутая. Для тебя берегли. Думали, месяц тут сидеть будешь, так целый выводок, в тридцать штук, для тебя таких держим. Делай с ними, что хочешь. Хоть убивай. Никто не кинется, а все их родственники - на плантациях и руднике в рабах числятся-отбывают.
   Гостя уже и покачивало, а тут вдруг кровь в голову бросилась. Отправил он всю хохочущую братию и девочку ту насиловал полночи. Уже и светало, когда он свои упражнения разнообразные закончил. Назавтра пришел командир узнать как дела. Новую привел, а прежнюю увел. Опять пили-гуляли. Слушали его рассказы, про далекую счастливую жизнь, где все - равны, но герои - равнее. А герои - такие же, как они, простые парни. Глаза у всех заблестели гордо, а тут он еще про наших героических партизан добавил. Да про Победу над фашистами. Вы тоже победите - убеждал. Только со мной дружите - с ярким представителем правильной страны и партии передовой. Ночью опять девочку насиловал.
   Командир у себя крики слушал - смеялся радостно: дружба, на таком деле замешанная, больше ему нравилась. Предателя он уничтожил. Теперь информация о командире в далекую страну, через такого верного друга, пойдет самая правильная. И поток денег не иссякнет.

...

  
  
   Возился Подкувырков с совминовцем и подобранным психом недели две. Детализация не складывалась. Нет, по поводу изнасилований и убийств, в целом, да, в общем, для рассказа следователям он накопал уже достаточно. И места и подробности кой-какие уже были. Один эпизод особенно его озадачил. Сам недоносок уже кайфа стал искать и в убийствах. Однажды, дело было случайно, рядом с болотом. Так он заставил девчонку идти в него. А стало ее засасывать - он присел наблюдать. Козел, конечно, конченный. Она тонет и кричит, а он сидит и смотрит. И тут - кайф ломается. Какие-то голоса за-ау-кали. У него оружия нет. В болото лезть тем более не станет. Он и сбежал. Подкувырков справки навел. Да, был такой случай. Уже и нашли, искатели званий и должностей, подозреваемого. И в обвиняемого превратили. И дал ему самый гуманный и справедливый суд восемь лет усиленного режима. И уже два года отсидел кто-то за совминовца. Но, это - полный аут, и Подкувыркову - плюс огромный. Теперь, через покровительство большезвездного генерала, человека освободят. А упыря свозят на место, проведут опознание, сделают следственный эксперимент по месту событий - и все. Девочка жива, и пальцем в дяденьку тыкнет. Остальные эпизоды, считай - для суда доказаны. Круг замкнется. Никакие характеристики не помогут. Гуманный и справедливый приговорит к изоляции от мирового сообщества, выписав свинцовую пилюлю индивидуального потребления.
   Но до того еще момента, когда расстрел неминуем, встанет на защиту жизни совминовца грозный комитет госбезопасности в лице полковника (пока) Подкувыркова. Пусть комитет об этом и не узнает, зато Подкувыркову отдавать злодея под расстрел - не в тему. Вот она - пещера Аладдина. Кто ж добровольно отдаст ее сокровища? Риск - шампанское - опасность - действие! Интересны сокровища пещеры. А тут надо знать все подробности. Одно дело - ментам сдавать, другое - себе иметь.
   Было у них на хранении пять поколений этой говно-аппаратуры. И на всех он эту пару прокачал. А, что делать? Ведь надо же, что-то менять-пробовать. Себя - нельзя, совминовца - нельзя. Псих уже во всю глотку орет: - "Убейте меня. Расстреляйте. Я такого наделал, что нет мне прощения". Но и психа менять нет резону. Информация-то идет; эту информацию совминовец, хоть и не бочками, но все же сливает именно этому психу в голову; мост работает; Подкувырков по ночам сидит перед магнитофоном дома - кирпичики складывает; детализирует; дело движется. Потому аппаратуру и меняет - вдруг новое выдаст. И - выдала. Самый первый агрегат дал наибольший эффект детализации. Философия, первый агрегат создававших, была насильственной, и это проявилось в подходах, а потом - и в результате.
   Раз в квартал, примерно, на полмесяца посылали в Америку Латинскую этого совминовца. А он уже в первый раз задел сделал. Когда в город вернулся, то не в посольство пошел, а в гостиницу. Паспорт-то фальшивый, на Старой Площади сделанный (лучше настоящего), у него был. Вот и устроился господин Сальваторе в скромный номерок. Сам-один, да рюкзачок, да пять корзин. Пришел в банк и потребовал управляющего. Закрылись они в кабинете. Кофе пьют. Управляющий - американец северный. Говорили по-английски. Со счетом - все в порядке. Как только Сальваторе из пояса три бляшки достал - поступила команда на открытие анонимного номерного счета. Но, с остальным - долго уточнялись. Детали всякие, но - важные.
   Вот основные результаты договоренностей, в договоре прописанные, и Подкувыркову теперь известные:
   - все взаимоотношения идут только с этим управляющим и с Сальваторе - пожизненно (за "дай Бог нам здоровья и долгих лет жизни" дринкнули чуток);
   - больше никаких документов не требуется. Только личный фэйс (для того фотографии с описанием прилагаются к договору), голос по телефону (номер для связи с управляющим назван), да пароль на каждый день недели (Сальваторе только пролистал внимательно буклет центрального банка, оговорил систему кодировки, и попросил этот рекламный документ тоже к договору подшить);
   - ни под каким соусом никому другому, зашедшему в банк, и никем другим деньги не отдаются (вариант передачи полномочий продуман, но осуществить его без наличия двух договаривающихся сторон практически невозможно; все способы давления возможного продуманы и блокированы);
   - держать золото нужно в слитках (это - банку), а потому он транспортирует его на завод, а оттуда - в банк покрупнее - в Буэнос-Айрес;
   - потом на заводе определят-уточнят количество сданного золота пробой 99,99, а еще потом, получит Сальваторе доначисление от 90% (от первой пробы в банке) до фактически причитающегося ему в виде цены лондонской биржи на день сдачи, минус 5% (это - клиенту);
   - клиент может снять только доллары, зато числится у него на счете цена золота, которая растет, перекрывая инфляцию в несколько раз (на то он и металлический счет);
   - права забрать золото у клиента нет.
   Еще, что-то в бреде сумасшедшего было, но не расшифровывалось. Именно это и спасало сегодняшнему Совминовцу жизнь. А тогда попросил Сальваторе машину с инкассаторами и все пять корзин из гостиницы перевез-вложил в банк под оговоренные уже условия. И денег на счете оказалось намного больше, чем Сальваторе в чемодане передал под расписку командиру партизан. Вот тебе и деньги из ума - не воруй так просто и быстро, а воруй с выдумкой и чисто.
   Жуть, как боялся сначала Сальваторе за золото, за деньги. Что кто-то узнает, что кто-то украдет. Потом, вроде, как и привык. И график поездок вошел в его жизнь прочно. Но не того он, получается, боялся. С золотом он уже и такие операции проворачивал, что любой брокер позавидовал бы возможностям его. Денег на оплату не хватает, так он в город вернется, позвонит, пароль назовет, да и тянут в джунгли-горы новые чемоданы с кредитом под залог золота. Оборачиваемость быстрая, как на бирже, проценты по кредиту даже не считал, доходы перевешивали взятое во много раз, и кредит гасился автоматом, а количество золота на счете, не уменьшаясь ни на грамм, росло на сотни килограммов. Изматывало это, но уже и путь короткий от него не скрывали, и знал командир, что дружок вернется еще засветло с его деньгами. И не за корзинами тяжелыми поспешать будет, а за очередной порцией своих садистских развлечений.
   Схему транспортировки золота в город пришлось менять. Уже грузовик понадобился. Некоторые ценители золота инков до сих пор надеются, что где-нибудь да всплывут похищенные из музеев тонны изделий, которые канули бесследно. Пусть не надеются - все переплавлено в бляшки, а бляшки ухнули в слитки. Радовала господина Сальваторе неизменная гибкость в подходах банка к запросам клиента, и отсутствие тяги к работе только "в белых перчатках". Однажды, по предупреждению командира о возможной (на секундочку - только возможной!) поставке крупной партии товара в следующий раз, обратился он с просьбой подумать об изменении схемы инкассации. Управляющий только кивнул понимающе, но через два месяца по открытому берегу реки мог пройти грузовик, а на господствующей скале появился настоящий дзот, из которого люди с тяжелыми пулеметами могли контролировать ситуацию окрест. Все просто - в назначенное время кому надо, привезет что надо (хоть чемоданы, хоть корзины), еще кому надо - заберет. Что до золота, то в итоге набралось его на счете около сорока тонн. В деньгах, прыгнувшее ценою вверх в разы золото, выражалось в совершенно неприличных для такого мелкого клерка совминовского суммах. Но, господин Сальваторе так не считал и был доволен.
   Тут одно событие происходит, которое его сначала огорчило. Приехал он в очередной раз, а его сердце постукивает - зайди, мол, в банчок свой, да зайди. Он зашел. Поздоровался с ним управляющий очень вежливо. Выяснилось, что, в связи с реальной угрозой перехода власти под марксистские знамена, банчок перебазируется временно-надолго в Буэнос-Айрес. Там он будет передан под контроль другого банка, а управляющий уезжает в Штаты.
   Оказалось - Сальваторе, опять-таки по Марксу, "родил своего могильщика": марксистско-ленинский отряд разросся и уже стал реальной силой, способной взять власть в одной из стран. А управляющий, поставленный сюда, грубо говоря, как руководитель обменного пункта валюты для нужд американских туристов и бизнесменов, вдруг выделился, как самый перспективный по работе с драгметаллами в империи Ротшильдов. И вот теперь из своей непочетной ссылки, связанной, как всегда, в любой семье, с семейным скандалом, управляющий возвращается победителем на высокую должность. Следовательно, вклад здесь больше невозможен, а что сумеет Сальваторе в течение месяца привезти - примут на условиях существующего договора:
   - Ничего страшного, господин Сальваторе. Вот вам телефон штатовский для связи со мной, и, где бы я ни был, меня с вами соединят, чтобы я смог выполнить условия нашего пожизненного договора.
   Ни хрена себе "ничего страшного"! После сообщения командиру отряда, что работа продолжается только во время этой командировки, а потом - временно приостанавливается, эта самая работа так закипела, что всем вокруг тяжело стало. Золото ощипывалось везде, где можно дотянуться, стычки с войсками - повсеместны. Нападения - на целые города, а в газетах, одно - революция! Печи выплевывали бляшки, лошади возили чемоданы и корзины, дзот готов был открыть огонь из своих пулеметов, инкассаторский грузовик расходовал топливо, как никогда в своей автомобильной жизни. Золотой поток иссяк сам. Больше не было наполнителя. Небольшие самолеты, зафрахтованные банком, тяжело гудели, отрываясь от взлетной полосы, и улетали к югу.
   - Господин Ротшильд, просьбочка одна у меня к вам будет. Не знаю, как и сказать.
   Тот улыбнулся:
   - А говорите, как хотите. Для первого клиента сделаем даже лучше, чем клиент закажет.
   - Вы помните, что я бронировал банковский сейф? Знаете для чего?
   - Помню. Сначала одну ячейку, а потом, получилось, три. Не буду лукавить: я ведь банкир, а не ангел. Посмотрел я на ваши камешки в мешочках. Очень интересные авуары. Я сам бы об этом говорить стал, если б вы не инициировали разговор.
   Сальваторе был доволен. Как же. Отголоски первого удачного разговора с командиром отряда в течение стольких лет пересыпались в мешочки. И мешочков этих было столько, сколько раз он побывал в командировке. Сальваторе начал:
   - С учетом нашего взаимного доверия беспримерного, я хотел бы поручить вам одно деликатное дело.
   - Какое?
   - Прежде всего, хотелось бы знать, сколько это стоит?
   - Видите ли, господин Сальваторе, на рынке золота существуют определенные правила. Даже в нашем, необычном, скажем так, случае, с помощью этих правил, мы в итоге все отрегулировали. В мире драгоценных камней тоже есть биржа. Но, по сравнению с драгметаллами, это больше похоже на оптовый амстердамский магазин. Первое - все продается партиями. Второе - на главный план выходит оценщик. Оценка - удовольствие не столько экзотическое, сколько дорогое. Поскольку рядом существует добыча изумрудов, то иногда ко мне оценщик приезжал. Но, он же - специалист по сырым, то есть необработанным, камням. Я ему продемонстрировал вашу партию год назад. Попросил, на глазок, определить стоимость. Он мне сказал так: "Такую большую партию продавать смысла нет. Во-первых, она - крупная. Ее нужно дробить. В зависимости от комплектации мелких камней, совокупно с крупными камнями, стоимость будет колебаться в разы".
   Так что, господин Сальваторе, стоимость ваших камней - между 950 тысячами и 4 миллионами долларов. Уж не обессудьте за такой разбег. Конечно, по сравнению с металлическим вкладом вашим, - капля в море, но и капли надо собирать, чтобы влага даром не испарялась. И мне бы желательно знать ваши потребности, что ли, чтобы я мог сориентироваться.
   - Видите ли, что мне надо, я вам скажу, но как мы это свяжем в цифры, я не знаю.
   - А вы скажите. Не стесняйтесь.
   - Понимаете, мне бы хотелось иметь деньги там, где я живу. И чтобы об этом никто не знал.
   - Я - не в осуждение, но, простите, это попытка уйти от налогов? Тут мы можем помочь!
   - Нет, это - попытка остаться в живых. это больше похоже на оптовый амстердамский магазин. лировали.
   Управляющий с удивлением посмотрел в лицо собеседнику:
   - Куда, сколько и в какой валюте надо доставлять деньги? Или не деньги?
   Совминовец усмехнулся:
   - Деньги, деньги. Город Москва. Рубли по вашему курсу.
   Управляющий двинул ладонью себе по лбу:
   - А я-то думаю, что за акцент такой необычный? Советская Россия! Вы - русский?
   Совминовец, согласно кивая, подтвердил:
   - Да, русский. Однако, у вас столько на меня компромата, что я опасаюсь некоторых особенностей...
   Собеседник расхохотался и отошел к бару за спиртным. Разливал, смеясь и качая головой:
   - Вы, мой дорогой русский друг, - жертва вашей оголтелой пропаганды. Какие-то шпионские страсти. Мы делаем бизнес. При чем тут правительство Соединенных Штатов и его учреждения? Давайте-ка выпьем за более доверительное знакомство и съездим кое-куда.
   Езды было на десять минут, и прибыли они на небольшой аэродром:
   - Сейчас у нас идет активная перевозка ценностей и документов. Возим небольшими самолетами для минимизации возможных потерь. Смотрите. Видите, самолет выруливает на полосу? А видите, вертолет уже "под парами"? Обратите внимание, как дружно-парой они сейчас полетят в Буэнос-Айрес. Есть вопросы?
   - Есть. Почему вертолет военный? И при чем тут наш разговор?
   - Вот именно. Вы попали прямо в цель. Он - не просто военный, а относится к вооруженным силам США. И отношение к нашему разговору это все имеет самое непосредственное. Мы - заказали, нам обеспечили. Это - наша страна. Вернемся назад
   Крутил совминовец увиденное в голове минут десять и уже в кабинете сказал:
   - Я, может быть, и жертва пропаганды, но за такую услугу у вас могут попросить ответную.
   Лицо банкира стало строгим. Он глянул на русского с некоторой надменностью:
   - Мы, Ротшильды, не играем с правительством в такие игры. Услуга за услугу? Нет, мы в Штатах ставим правительства у власти. Наша просьба - закон для правительства. Оно служит нам. Так было, есть и будет так. Сколько вы хотите получать в Москве денег и как часто? И не стесняйтесь. Никто не заставит вас шпионить и не потребует никаких услуг. За все будет заплачено вашими же деньгами.
   - Вы так говорите, как будто слово даете.
   - Слово любого из Ротшильдов стоит немало. А слово банкира из Ротшильдов - несокрушимо, как гора Эверест. Так, сколько?
   - Десять тысяч. Один раз в месяц. Купюрами покрупнее.
   Банкир извинился и вышел в комнату связи. Оттуда никогда ничего не было слышно. Русский друг думал, не болтает ли он лишнего? Он уже и пожалел о своей жадности. Ну, пусть бы камни эти хоть пропадом провалились. Теперь вот себя раскрыл. Засветился. Но, вот уже и компаньон к столу возвращается:
   - Все будет в порядке. Вам будут звонить, если ответите. Раз в месяц будете получать деньги спокойно, как на почте. Сотенными купюрами - пачку по 100 штук. Курс, конечно грабительский, но уж, извините, установлен вашим правительством: примерно доллар за шестьдесят копеек (он сделал ударение на первом слоге). Но, при этом, вы не будете платить за доставку. Все включено. Даже наши 5 процентов комиссионных. Может быть, затрону ваше самолюбие, за что извиняюсь, но ваше правительство - большой спекулянт.
   Вслух совминовец заявил, что его правительство - жулик еще тот, и что он не обижается, но про себя подумал, что жулик, пользующийся нечестным курсом другого, ничем его не лучше. Смотри-ка, доставку он учел. А то, что обменивают вчерную доллар на три рубля, это он, видите ли, не знает. Однако, опять вслух, подсластил разговор:
   - Можно подумать, что и наше правительство на Ротшильдов работает.
   На что американец, серьезно так, ответил:
   - Работает. Просто оно об этом еще не знает. И, давайте, прекратим о политике. Давайте поговорим о делах.
   И еще раз жулик его удивил-озадачил:
   - Вы должны знать еще кое-что. Наш договор касался только золота. Однако было золото различным. Одни партии - с рудников и россыпей, мы даже догадываемся с каких. А, бывало, и не с рудников.
   Заметив протестующее движение, успокоил:
   - Но это - не важно. Как специалист, больший, чем вы, скажу, что золото всегда несет в себе признаки месторождения. Содержание самого золота и примесей. Их виды и пропорции. И, довольно часто, примеси вызывали удорожание аффинажа.
   - Что это - аффинаж?
   - Это - доведение пробы до 99,99. Излишние технические хлопоты.
   - Я вам задолжал?
   - Нет. Погодите, не перебивайте. Однако в сплаве, вами передаваемом, всегда были еще редкие и драгоценные металлы. Они тоже стоят денег.
   - Какие, например?
   - Например, серебро, платина и... не будем углубляться. Иногда в бляшках серебра и платины было довольно много.
   Вспомнив о музеях и грабежах, совминовец смутился.
   - Итак, слушайте. Поскольку в договоре этого не было, я взял на себя смелость открыть еще один счет, куда складывались деньги за побочные продукты. Из них же я покрывал дополнительные затраты, если они случались.
   - Что же в итоге?
   - В итоге на этом отдельном счете - 313 тысяч долларов. И они - ваши. Суммы, вами запрашиваемые в рублях, достаточно малы. Поэтому я, не спеша, буду проводить оценку и группировать выгодные партии камней, а на посылки сначала будут тратиться деньги из этого резерва. Вы согласны?
   "Еще бы он не согласился"! - полковника покорежило, - "Е мое! Тут служишь, как угорелый, а эта гнида и еще триста тысяч долларов получила. Ясно: деньги - к деньгам. И камни у него - не сырые, а обработанные. Бриллианты и прочее такое".
   На том компаньоны и порешили.
  

...

  
  
   По приезду в Москву вызвали русского Сальваторе в ЦК. Принимал человек незначительный по их меркам - инструктор отдела. Но кабинет был величиной, как десять у его непосредственного начальника:
   - Мы довольны вашей работой. Если в чем нуждаетесь, то скажите. Я знаю, что Совмин - не шарикоподшипниковый завод, но может какие жизненные неурядицы?
   Совминовец обалдел от такой постановки вопроса:
   - Квартиру хотелось бы и машину. Если можно. А то ведь в очередях будешь стоять до самой смерти.
   - Мы подумаем. Приятные сюрпризы вас ждут в скором времени.
   И скорое время пришло скоро. В течение недели его повысили в должности, с соответствующим увеличением оклада на 90 рублей. "Жалкие пигмеи", - подумал он, но вслух благодарил начальство и устроил небольшую пирушку. Приехавший на нее начальник объявил, что без очереди выделяется ему автомобиль на выбор: "Волга", или "Жигули". Он выбрал "Волгу" (первые десять тысяч уже пришли). Когда вернулся из Горького на своей "ласточке", ему вручили ключи от однокомнатной, но площадью 50 квадратных метров, квартиры. Бесплатная квартира в центре Москвы была подарком царским.
   И произошло событие, которое его сначала обрадовало. Не заметил он в нем ловушки. Опять его вызвали в Центральный Комитет. Товарищ инструктор в этот раз не сидел в темных очках на фоне бьющего в лицо собеседнику солнца из окна. Инструктор пошел к нему навстречу. Усадил и рядом сел. И очень прочувствованным голосом стал выражать практически соболезнование. Совминовец сначала и не понял (что? что случилось?). Оказывается, его товарищи из Америки Латинской пали жертвами предательства и какого-то неизвестного оружия проклятого американского империализма (химического, или бактериологического - пока неясно). Выразил сочувствие. Посоветовал взять отпуск и отдохнуть. Тем более, что, в связи с этим событием, лететь в ближайшее время через океан не придется.
   - Как? Неужели все полегли в борьбе?
   - Все. Ни одного человека не осталось. Правительственные войска прочесывали, попозже, места дислокации марксистов, имея строгий приказ "живых не брать". Но, никого и не было. Огромный отряд в три тысячи человек лег, как один. Только командир пропал без вести. И то, мы думаем, взяли его и замучили в капиталистических застенках.
   Вышел грустный совминовец на Старую площадь, машину завел, привел ее в гараж, запер, поймал такси, и - в Подмосковье, в ресторан, обмывать радостное событие. Утром получил уже готовую путевку в санаторий, оформил отпуск, и - в Юрмалу. А там за десять дней уже все проститутки Рижского взморья узнали, что есть дядя, который щедро платит, широко гуляет, но сексуалить с ним - себе дороже. За триста рублей столько синяков наставит, что хоть на больничный иди. А в порыве страсти может, наверное, и покалечить. Дали ему проститутки кличку "Дикий".
   Что ни говори, а госбезопасность тогда каждую валютную проститутку знала. Хотя валюту государство брать не знало где бы еще, проституток же, по закону, и вообще не было. Проститутки в стране были, как партизаны в тылу врага. Вот приедет в штаб какой-нибудь гидлер. Шумит, мол, почему поезда под откос валятся? Где матчасть и матценности? В общем, мат на мате. А штабисты говорят, мол, это партизаны под откос наши составы пускают. А где они партизаны? Сколько их? Показывайте! А - нету! Так, есть, или нету? Нету. А кто ж тогда "под откос"? Косяк, в общем. Еще Феликс отчитался правительству, что проституток больше нет. Ну, кроме правительства, конечно. Ленин так и называл одного из членов - "проститутка Троцкий". И эту, последнюю, Сталин за границу выпихнул, там ледорубом добил: на этом с проституцией в СССР было покончено. Но племя троцкистское оказалось неистребимо до конца. Хотя, что касается конца, как раз - таки...
   Но, раз они есть, и их же нет, то, в память о Железном Феликсе, и, в подтверждение его доклада, сторожила эту тему контора, не переставая. Все 70 лет.
   Современниц, на этом деле зарабатывающих, конечно, никакой конторе не пересчитать. Статистика и тут не дорабатывает. Если эти обороты просто легализовать, то ВВП удвоился бы, наверняка, сразу. А тогда контора кинула в народ лозунг: "В СССР проституции нет, а есть блядство". Каждый нормальный человек понимал, что "блядство" - это когда "по любви". А Дикий - он уже ненормальный. Откуда ему достать "по любви"? Он и проверил: оказалось за хорошие рубли лесные сестры прибалтийские - тоже могут. Однако, язык у них не вырезан (это - радует), руки есть, грамотность - повальная, но за декаду и синяки эти Дикий стал известен комитету. Правда, его не тронули почти. Только, незадолго до отъезда, срочно вызвали к наблюдающему врачу в кабинет. Он пришел, а врач взял и ушел. А из-за ширмочки выходит паренек с улыбочкой:
   - Здравствуйте, как отдыхается?
   - А вы кто?
   Показали ему документик, и весь эффект от санаторной терапии пошел насмарку. Разом куда-то вглубь сердце ухнуло. Заблеял-закудахтал: что, да почему к его скромной персоне такое внимание? Выяснилось, что мнение о персоне его составлено, не совсем, как о скромной. А что это за привычки такие в общении с женщинами? Только с учетом того, что эти девушки поведения не просто легкого, но, скажем так, невесомого, его не привлекли по милицейской линии. Разве это способствует продвижению по службе? А откуда такие деньги? Ведь за 15 контактов выложил, по оперативным данным, четыре с половиной тысячи рублей. Откуда? Командировки за рубеж? Ах-ах! По линии ЦК? Ох-ох! Ну, так тем более...
   - Поймите. Я ведь как узнал о своем личном горе - то, что боевых друзей моих положили. Я рассказывать не могу. Но нервы сдали. Попросил путевку. Приезжаю, а тут, в стране развитого социализма, такие дела происходят. И вот, в качестве мести за легкую жизнь, когда товарищи в бою...
   - Я понял. Но и вы нас поймите. Дамочки эти не есть такие уж беззащитные. Какие сами на подпольный рынок этот вышли. А у других есть сутенеры и альфонсы. Так одному пришлось 15 суток дать, а вот завтра утром он выйдет и - первым делом сюда. Мы-то люди с пониманием, раз вы по линии ЦК, да дело такое с товарищами, но я вам, как товарищ товарищу, советую сейчас же уехать. Я сейчас позвоню, и если на поезд "Рига - Москва" билетов не будет... Или вы на самолете?
   В общем и целом, конторщик с подведомственной территории его смыл. Сдыхался и рад. Однако, донесение написал: проведена профилактическая беседа, но товарищ здесь отличился.
   Дикий затаился. Прибыл в Москву на три дня раньше и, практически, носу из квартиры не показывал. Тем более, что за очередную, хоть и не состоявшуюся командировку, получилось, в отпуске он оторвался по графику.
   А потом... Потом ежеквартальные обострения. Поездки поближе к детским домам потом. Потом-ные эти подробности Подкувырков и не записывал. Так - плевался на пол в домашнем кабинете: - "У-у, сука, какая". Но вынужден был слушать-помечать, чтобы эпизода не упустить. Шутка ли, если на кону - очередное звание. Оно ему и не положено по должности. А звание это - пропуск в генералитет.
   Отдал полковник подопытных своих в Сербского и имел строгую беседу с главным врачом. Тот, хоть и махина неприступная, а знал, что Подкувырков возглавляет какое-то секретное направление. Помнил и официальную бумагу-предписание "оказывать всемерное содействие". И пообещал он полковнику выдать Дикого обратно в СИЗО с диагнозом, не позволяющим его осудить. Так и сделали. Потом милиция и прокуратура, по рассказам Подкувыркова, и под его давлением, докрутила все эпизоды. Начальству доложили, что все работы объединенной группы закончены. Все эпизоды выявлены. Дело закрывается по мотиву невменяемости обвиняемого. Точка.
   Нет, как раз - многоточие. Опять состоялась встреча двоих большезвездных с Подкувырковым. Поблагодарил его "коллега" за работу плодотворную и сказал, что так-то разбрасываться секретами конторскими больше не будут. Только в особых случаях. А прямой начальник заявил, что теперь он у Подкувыркова - начальник непосредственный, дается тому отдел. Заниматься будет тем же, но выше уровнем. Подкувырков от всей души заявил, что служит Советскому Союзу, и вышел из кабинета - на крыльях вылетел. Начальник отдела в Центре! Можно дать и генерала. И - дали. Не спеша, он дождался новости от главврача: -"Есть умерший больной, с паспортом и без родных". Паспорт и пациента Дикого перевез к себе. По документам безродный к нему перешел, а паспорт Дикого списали, потому как, вроде, умер Дикий. А попозже и смертоносный документ сактировали. В развитие темы лег новенький паспорт, сделанный по заказу Подкувыркова, в домашний сейф генерал-майора, а Дикий попал к нему на секретную дачу. В подвал бетонированный пятиметровой глубины - "ори, никто не услышит". Вот такой роман "Граф Монте-Кристо", но с русскими вариациями Никифора Абрамовича. Ну, а раз - "Монте-Кристо", то и два будет оттуда же.
   Сторожил ту дачу Николай. Помоложе был, и видок еще тот звериный. Подкувырков ему сказал так ласково, мол, спускайся в подвал, подходи к решетке и постой-посмотри на нашего гостя. Просто, молча посмотри. И не тогда, когда ты ему еду просовываешь, а отдельно. Без дела. Просто минут десять посмотри. Молча.
   Через пять дней сам спустился к пациенту:
   - Давайте знакомиться. Это будет немного необычно для вас, но я вас вам тоже представлю. Посмотрите-ка вот этот документик.
   Он протянул Дикому паспорт через решетку:
   - Знакомое лицо, правда? Это - вы. И зовут вас по - знакомому как-то. Правда? Семен Семеныч Горбунков. Веселья мне в жизни вы пока не добавили, но я на вас надеюсь. Потому, что, если вы мои надежды не оправдаете, то займется вами Николай.
   Ошалевший от неожиданности Горбунков таращился то в свой новый паспорт, то - на Подкувыркова:
   - Какой Николай? Я что - теперь агент? А вы кто? Вообще о чем разговор?
   Хотел генерал рассмеяться, но момент не тот:
   - Николай - это тот, кто здесь ходит. Думаете, он просто так на вас смотрит? Нет, Семен Семенович, он приглядывается с какой из сотни ваших костей начать переломы и перекруты. Если боль всех девочек ваших собрать в одну кучу, то вы можете смело доверить Николаю умножение ее на тысячу. Я не жадный. Все это достанется лично вам. Меня будете звать просто - Аншеф. А вы не агент, вы - говно. О чем разговор? Ну, никак не о девочках загубленных.
   Горбунков удивился:
   - А о чем же тогда?
   - Если вы о них хотите, то - пожалуйста! Вот, например, если вы сбежите, то паспорт этот попадет в милицию, потом станет известно, что разыскивается не просто пропавший, а Горбунков, он же Дикий, он же тот, который, каким-то образом, сбежал из психушки, притворялся умершим и проч. и проч. С такой фамилией вас, весело так, вся страна будет разыскивать. Прессу обеспечим. Потом вас расстреляют. Только, сначала, вы попадете к Николаю, и о расстреле том мечтать будете. Ясно? Дальше про девочек?
   Дикий Горбунков понурился:
   - Сбежишь тут от вас, как же. Так и сдохну в подвале этом.
   Генерал ухмыльнулся:
   - Зачем же? Скоро вас начнут выводить на прогулку. Не обессудьте - на цепи. Вы же - Дикий. Вот и будете, как кот ученый, ходить направо и налево.
   - Он - по цепи.
   - Ну, он же МИМО не заканчивал. Потому, вам и преимущество перед котом. Хотя и преимущество то псу под хвост, и пес тот lost. Говорить мы будем о товарищах ваших погибших.
   Стопор был у Горбункова - он даже бровью не повел. Думал, поведется разговор ближе к проституткам прибалтийским, пяти тысячам, потраченным неосмотрительно, и к началу его прозвища "Дикий":
   - Я когда узнал о безвременно...
   Тут его жестко генерал-аншеф перебил:
   - Я ж не лейтенантик серый, чтобы ваши байки латышско-эстонские слушать. О золоте говорить будем!
   Глаза одни попытались убежать вбок. Удар кулаком по столу. Глаза вернулись на исходную позицию. Страх!!! Одеревеневшая мысль мигом размягчилась в целлюлозу. Годами цементировавшее свое победоносное "авось" ("да, ладно, никто не узнает") перестало работать. Мгновенно из бетона превратилось в желе, из желе - в жидкость, из жидкости - в испарение, ничего не державшее уже:
   - К-к-к-какое золото?
   - Т-т-такое, - передразнил Подкувырков, - сорок тонн не желаете в доллары обналичить?
   Николай спустился (согласно приказу - по минутам) отдать еду. Истерика. Нету аппетиту. Шприц. Успокоительное. Короткий сон.
   - Здравствуйте - не умирайте. Вы думали, что мы испаримся, как кошмарный сон? Не надейтесь. Мы - реальны.
   Какие, хрен, девочки-призраки? Их ли Дикому бояться? Никогда и нипочему! Нет такой причины.
   - И как же будем дальше с этим жить? Или жить никак не будем?
   Мысль Горбункова цеплялась за надежду, как корабль без руля за отмель. "А чего ж раньше-то? Что-то не так, если меня пока не пытают"...
   АН-шеф знал, как реагировать:
   - Думаете, что вы - важная птица? И паспорт вам и крылья? На вас и заграничный паспорт оформлен. Но, ей Богу, я не верю, что вы им попользуетесь хоть раз. И если Бог в это не верит, на что же вам рассчитывать?
   - Это вы, что ли, Бог?
   - Николай!!!
   - Я понял! Не надо!
   - Николай, налей чаю. Я поднимаюсь.
   ми, но я вам, как товарищ товарищу, советую сейчас же уехать.

...

  
  
   И что ж это за жизнь такая, когда вино - водочная промышленность в напряжении, а удовлетворения, по большому счету, все нет и нет. Конца и края не видно. Напрягаются цепи, идущие под транспортерами, тянут резиновые дорожки, а те - бутылки, к потолку торчащие. По всему необозримому пространству расейскому цепи ржавеют и выходят из строя. Резина рвется, но тащит. Бутылки валятся и бьются. Наладчики - ремонтники дают ремонт сверхурочно - выпить некогда на ликероводочном заводе. Затариваются бульки в пузыри. Народу все убывает, а никак не хватает. Уже и полки ломятся, и полки редеют, и капиталисты стараются, дают ассортимент, но битва продолжается.
   А попробуйте-ка насытить это население. Чего только с ним не делали. Уже и кавказские люди в подвалах Люберец лили водку шведскую и финскую, и любую -на выбор. Попробуйте все заводы водочные остановите на недельку. Никакое гайдаровское "рынок ценой отрегулирует" не отрегулирует ничего. За полдня скупятся на неделю вперед, а утром уже придут к пустым полкам (как это нету? А - надо)! Уже и смерть никчемных, государству не нужных, забирала, а потребление росло. Уже и террористы старались - в водку паленую яду добавляли. Нет. Не видать эту убыль в миллионных потерях, синим пламенем горящих. Проще напомнить о Дубровском и спектакль отменить-сделать. Уже и самогонщики старались. Деревни так вообще от оборота водочного отключили. И в города вклинились смело. А государству - по боку. Мы, мол, эти деревни и районы целые и так в упор не видим. Мы им не то, что сервелат, а и хлеб не завозим. А то начнут еще свиней им откармливать. В тишине-то.
   А ведь есть еще возможность ВВП удвоить - легализовать самогон. Специальные акцизные марки на него выпускать. Бартерные. Пришел слесарь в ЖКХ - получил заказ. Выполнил - кран завинтил. Получил марки акцизные. Вот и легализовал самогону немного. Приходит участковый в дом: - "Ах, тут самогоночку сами гоните, пьете из баночки пятилитровой! Дело завожу!". А тот ему и покажет акцизную марку, на банку наклеенную. Накося - выкуси, все легализовано! И зарплату можно не увеличивать. Печатай себе марки акцизные, а деньги бюджетные, на ЖКХ отпущенные, пили себе в удовольствие. Да, что ей власти, если у нее мозги нефтью заплыли? А, пусть пьют! Мы и сами - с усами. Вона какие вина-виски нам из-за бугра везут. Одна бутылка, как у других зарплата готовая. И потянулась элита новая к напиткам этим. Милиция отчего-то грянула по подвалам люберецким рейдом (а ну, выметайся!). Недолго музыка играла, недолго место пустовало. Льют там теперь вино в бутылки дорогие и из смеси серой делают виски элитные полувековые. Элите надо тоже пить, а спрос тот удовлетворить.
   А тут и статистика очнулась: гляньте, люди добрые, в прошлом году куплено на целый кубический литро-километр водки меньше, чем в 1913. Но то, что по миллиону люда в год сколь времени уж убывало, это им невдомек. Но все же грозно так дума задумалась: кто ж пьет-то? И, хлобысь: а ну, на марки акцизные заставим еще и подакцизные наклеивать! Дурко сидячее. Надо ж думать, не кто там пьет. Этот найдется. А, по какому поводу? Только кажется, что раз на миллион уменьшаемся, так миллион и умер. Нет. Миллион приехал, а умерло два. Им-то хорошо. Синдром уже не мучает. Но, прибросить страшно, какая круговерть начинается. Два миллиона померли. Так надо ж всех собрать-похоронить-помянуть. А девять дней? А сорок дней? Да, пока к году подойдем, так уже и новые в круговерть эту подакцизную втянулись. И ничего не помогает. Уже и Азия Средняя и Центральная какого только опия к нам не тягали. А Европа, в рамках глобализации, химию-дурь, из нашей нефти сделанную, для элитных детишек везет. Ничего не помогает. Пьют, сволочи.
  
   На даче Подкувыркова не то, чтобы уж гремело шибко. Так, понемногу. Цыгане, правда, перепились. А что делать, если хозяева подносят и поют: - "Пей до дна"! Лучше уж выпить да ожить, чем отказать да сдохнуть. Как хозяевам отказать? Люди культурные. Хотя проституток голых в тройку запрягают и гоняют по лужайке, так ведь не в кровь же хлыстом хлещут, а прутиками постегивают культурно. Да прутики эти не с деревьев ломают, а культурненько так, на спор, из пистолетов отстреливают. Нельзя отказать. Глядишь, и самих запрягут. Цыганы люди гордые. Ни за какие деньги возить не согласятся. Разве, только вот, за заплаченные. А тут у Подкувыркова мысль сработала: заделаем радио-спектакль! Пока Майоров с начальником и остальная кодла отсыпались, он давай в город названивать. Со склада навезли комплектов раций, наушников всяких. Из театральной студии народ навалил. Сценаристы тему врубили - пишут, не разгибаясь, у компьютеров, помощники копируют у ксероксов. Пришлось (по теме сценария) на Мосфильм звонить. Прислали продюсера с техникой. Теперь уже он звонил-обеспечивал. А генерал спать пошел в шестую. Подогнали еще проституток - чуток почистили ленинградку. Стали, по одному, по двое будить цыган и прочих спящих. Подготовились нормально. Театристы стали заниматься со своими напарниками. Театристу-профессионалу - передатчик, артисту-любителю - приемник. Костюмеры и гримеры работают, не покладая рук. Все оплачено, все схвачено, вот все и кипит.
   Николай побудил конторщиков к вечеру. Все, мол, готово, построено, отрепетировано. Вышли - сели за стол на воздухе. Первым делом - опохмелиться. Начальник спрашивает:
   - А что это за грандиозная перестройка произошла на поляне? Мавзолей шатром трепещет на ветру.
   Подкувырков отвечает:
   - Это я радио - спектакль организовал.
   - А почему все в наушниках?
   - Так спектакль - радио.
   Ну, теперь-то все понятно. А отчего бы не начать? Так вот и начали. Выходит Ленин с цыганской бородищей из своего мавзолея и давай моноложить:
   - Быть, или не быть? Казаться, или быть?
   А оттуда же и Гитлер с погоревшим ковром на плече. Кепка узбекская без козырька:
   - Жизнь прожить, Вовочка, надо так, чтобы не было больно, мучительно и не пучило потом. Даже, выдавливая из себя по капле раба, для страховки, надо бы сидеть на унитазе.
   Сорвал аплодисменты:
   - Браво! Бис! Правильно гутаришь, Адик!
   Тут "Эмка" прется на поляну, а в ней - мамка с ленинградки. Обнаженная до пояса, в шароварах и лаптях на босу ногу. Выходит из машины, и - сразу понятно кто. Потому как по гигантским грудям через ключицы - надпись. На левой - ИЯ, на правой - БЕ, а посередине - Р:
   - Революция в опасности! Товарищ Гитлер, ты арестован, а ковер конфискован. А вы, господин Ульянов, он же Иванов, он же Ленин, и прочее и прочее, высылаетесь все вместе в Казахстан в ссылку. Обеспечивать запуск ракет на Байконуре.
   - А ты-то кто? Где Феликс Эдмундович?
   - А нету. Я за него.
   Майоров как заорет:
   - Правильно! Нечего народ баламутить! Туда его! И пусть обеспечит!
   В общем и целом - все логично. Трое зрителей кричат. И Зинка с ними надрывается. Водка льется. Спектакль идет своим чередом. Цыганы на мавзолее песни орут - Ленина к казахам провожают. Сюжет все круче заворачивается. Начальник спрашивает:
   - А танки будут?
   Подкувырков в рацию:
   - Ласточка, ответь курочке. Танки будут?
   - Будут, но попозже.
   Начальник превратил столешницу в сплошной треск:
   - Я говорю, танки - с фланга! А не то за Лениным на Байконур загоню!
   Майоров достал пистолет. Дослал патрон. И то, правда, люди-то не пьяные, всего третий день гуляют. Человека в должности повысили, почему ж танкам с фланга не поехать? И - немедленно же!
   Правда, тут в революционную тему, батальон смерти женский. Перед ним - Керенский в женском платье речь произносит зажигательно так. Но он один в платье. Шеренга проституток покрыта лишь татуировками-липучками (не забуду мать и Родину; владельцев платных туалетов - мочить в сортире; не неси деньги в сберкассу - помоги воровскому классу и прочее), а также приодета в китайские трусы-шаровары "Дружба". У каждой трехлинейка на непривыкшем плече. Потому они гнутся кто вправо, кто влево. И без того нестройно стоят, а тут еще, по настоянию начальства, без сценария, но с пушкой, танк фашистский выруливает на них и как грохнет из орудия. Они - с визгом врассыпную. И Керенский в платье женском драпает впереди.
   Майоров орет:
   - Правда! Так и было! Верю, блин. Молодец режиссер. Смоктуновский, ваще!
   Подкувырков кричит-умничает:
   - Станиславский!
   Майоров, не замечая:
   - А та, вон, бежит. Ну, Колдуйнайненн, блин! Эй, Колдуйнайненн, не беги, колдуй!
   Тут начальник встал, выхватил у Майора пистолет и побежал участвовать в действиях боевых. Начал он, как в фильме "Депутат Балтики", яростным матросом:
   - Стой, подлюга!
   Выстрелы в воздух. Потрясание пистолетом. И уже, по чапаевски:
   - Куда?! Назад!
   Собрал в кучку нескольких проституток, поднял оброненную кем-то трехлинейку, и повел свой отряд на танк. Этакий Климент Ефремович.
   Ясно дело, танк захватили, трусами снятыми обзор ему закрыли. Стучат прикладами по броне:
   - Выходь. Отвоевались!
   Майоров, сожалеючи так, и помогая визгливым дамам спускаться с танка (а когда лезли - не визжали):
   - Эх, вождя бы сюда на танк. На худой конец президента.
   А по сценарию, скорректированному удачно, начался фейерверк и одновременный полет воздушных шаров. И фейерверк один - бабах по шару и попал.
   Начальник с танка:
   - Молодец, Владимир Ильич! Прямо из Байконура в шар ракету залепил! Да здравствует Ленин! Да здравствует мировая революция!
   Попели громко "Интернационал", пока слова помнили, потом спектакль свернули (чтоб не портить) и устроили повальную пьянку. С солдатами, проститутками, цыганами, Гитлером, Зинкой и всеми остальными.
  
   В чем были претензии к Солдатову, генерал-лейтенант когда узнал, то очень уж удручен был. Оказывается стал подозреваться в вольнодумстве. Критикнул где-то большую политику "большой восьмерки". Это - ладно. Хоть туда ведь и наш президент ездит. То с галстуком встречается, то дома забудет, видать, так и без галстука встретится. Это - ладно, галстук - не штаны. Самое большое обвинение - в честности. Конечно, Солдатову хорошо, семьи нет, так ему и миллион долларов не нужен. Товарищи из фонда одного подумали, что потому и не женится, что беден. Решили помочь. Позвали, дельце предложили. Как раз на миллион. А он вдруг заявляет, что честь и честность - одного поля ягоды. А эти товарищи - с других полей. Типа аэрации. Ну, не хочешь, и не надо. Но начальству доложили о чрезмерных размерах чести у Солдатова. Все. Клеймо на всю жизнь.
   Надо отдать Подкувыркову должное. Он своих никогда не сдавал. И под салюты, с танками вперемешку, сумел-таки добиться от начальства согласия, что ему в новом управлении нужен до зарезу оперативный отдел:
   - Подумать только, что за разговоры пойдут по конторе: "за честность уволили". Это ж подстава и засада полная.
   - Ладно. Держи своего Солдатова при себе. Но, гляди, чтоб без дела не стоял. Куда ты его? По дружбе будет бездельничать у друга под крылом?
   Подкувырков и тут его озадачил:
   - А отправлю в командировку для начала. В Чечню.
   - Ну, тогда другое дело. Тогда разрешаю.
   Майоров аж протрезвел, на ухо шепчет:
   - Ты, что, Кифа. Жалко ж Солдата.
   Тот только палец поднял, возле уха правого потряс:
   - Потом объясню. Не вздумай сам к нему лезть. И вообще, забудь, что мы здесь были. Мы где? В районе Байконура. Где Ленин.
   Оно, конечно, президенту ускорение обещано по "Альфе", но как скоро, сроки ж не согласованы. Совесть чиста, и потому с нею гуляли полную неделю, пока вернулись к делам рабочим.

...

  
  
   Что такое аспирантура-докторантура, монография-диссертация во времена СССР? Удовлетворение личного любопытства за государственный счет. А работа в лаборатории, да еще секретной, да еще конторской, обеспечивающей еженедельное отваривание неплохих денег хорошими продуктами - это вообще Поле - Разгуляй. Люди работали, старели, уходили на пенсию. АН-шеф подъезжал к даче одного из бывших работников. Еще капитаном назвал его "Кулибин". За неуемную тягу к экспериментам и новоделу всякому. На флагштоке у домика гордо реял советский флаг.
   - Никифор Абрамович! Дорогой! Какими судьбами?
   Подкувырков щурился на солнышке:
   - Красота! Хорошо у тебя.
   - Себе дачку присматриваете?
   Хитровато глянул на Кулибина:
   - Тоже ведь старею. Хочется, как ты, закрыться за высоким забором, отъединиться от мира шумного. Розы сажать. Экспериментировать с навозом.
   - Это да. Чтобы понюхать розы, нужно сперва нанюхаться говна.
   Потянули из машины пакеты с едой-выпивкой:
   - Зачем так потратились? У меня тут и огурчики и зелень всякая и самогончик. Сейчас бы и курочку заделали.
   - - Ничего, Кулибин. Я ж знал к кому еду. Надо бы и соцпомощь оказать. Не подъедать же у пенсионера за деньги и труды его.
   - Вижу я, скучаете по простому люду. Там, на верхотуре, только мысль можно продвинуть. Идею какую. А идея должна овладеть массами. Уже они и делают реальную жизнь.
   Резал огурчики-помидорчики, посмеиваясь, глядел на Кулибина:
   - Гляжу, ты философом стал. Мысли донимают? Судьбой страны стал интересоваться?
   Тот скинул нарезанное в большую посудину, ливанул от души подсолнечного маслица, подсолил и стал тягать большой деревянной ложкой:
   - Какой страны? Вы там наверху зашторились совсем. Мечтальщики кремлевские. Нету страны никакой. Вам папа усатый страну подарил, а вы ее по частям растащили.
   Полыхнул острым ножичком по сервелату. Милое дело - подготовка обильной закусочки:
   - А разве мы первые начали? Никита Сергеевич не только внутри страны Крым таскал, не передвигая, из республики в республику. А Порт-Артур с Дальним разве мы подарили?
   Сметана тяжело легла на пошинкованные лучок с зеленью:
   - Извини, Никифор Абрамович, но ты догадываешься, почему хитрый бай в Беловежскую Пущу не поехал? Он был уверен, что будет он четвертым, а пятым-то кто? Трудно было, что ль, одного пенсионера-оперативника из ГРУ откомандировать туда? Он бы всех этих щенков большой политики там и положил. Вот ему народ бы спасибо и сказал.
   Мясо зашипело на сковороде, поплевывая растительным маслицем сочно:
   - Как можно так говорить о больших людях? Они ж историю делают.
   Яички крупные, опластовавшись, легли на сметанное покрывало:
   - Вот, если я сейчас говнеца из туалета сюда добавлю, вы, Никифор Абрамович, и попробуете на вкус ту историю, которую народу предложили. Но я этого делать не буду, так как самим же есть-закусывать, а не народу. Не может быть великим и даже большим тот, кто великое и большое разваливает. Вот, Петр Первый - собирал. И Ваня Грозный собирал. Им и быть великими.
   Мясная приправа жидко шлепнулась на сочные куски обжаренные. Зашумела-забулькала довольно на медленном огне. Дивными архипелагами на большущей сковороде проглядывало среди моря бульканья мясцо:
   - Да хрен с ними с политиками. Они ж с нами не толкутся на даче твоей. А вот если б я президента сюда привез? Ты ж, как в юности, стал бы рапортовать о счастливом детстве, за которое - спасибо.
   Шлепнулись помидоры из откупоренной трехлитровой банки в хрустальную посудину. Прелесть как хороша закусочка солененькая. А в стаканы чистые высокие налился до краев рассол с неоткинутым укропчиком и листочками смородины, для запаха и вкуса:
   - Можешь мне поверить, Никифор Абрамович, пить бы с ним я не стал. И докладывать ему бы не стал. Наверное, ушел бы с дачи дней на десять. Пока бы тут все проветрилось.
   Грамотно отслаивалась шкура от прокопченного тела кеты, отловленной где-то на Востоке Дальнем. Весь жирочек должен оставаться на пласте. А потом подрежем пластиночками рыбку. Кожицу, не мешающую уже, помельче покрошить, чтобы кот не подавился куском большим. И - шмяк ему в миску. А он урчит. АН-шеф говорит, посмеиваясь:
   - Чего ж меня-то к большой политике вяжешь? Я что ль ее делаю? Говнеца тут мне в салатик чуть не замешал.
   Как красиво режется буженинка. Сочная. Кусочки ровненько полегли волнами мясными, друг на друга надвинутыми. Нечего заветривать - дверца холодильника шлепнула, участвуя в деле:
   - Селедочки бы под шубой. Но это женщина нужна. А нам тут женщина только помешает. Я вижу, не даром вы ко мне закатились. А насчет политики большой, скажи сейчас вот, не думая, Никифор Абрамович, какое у тебя звание?
   - Генерал-лейтенант.
   - Это ж когда у нас генерал-лейтенант мог быть вдалеке от большой политики? Значит я прав.
   А винцо и пивцо в холодильничке наливаются холодом. Водочка, та вообще, в морозильничке побрякивает, как только дверца стукнет:
   - Пойдем, накроем в беседочке стол. На воздухе полегче дышится в теньке. Да, к тому же, я дымлю, а начальство нет. Так лучше на воздухе.
   Красиво яишня на сковородке отдельной шкворчала. Подсолить - да по тарелочкам. Все - плитку выключить. Готово:
   - Пойдем-пойдем. Как скажешь. Кто ж в доме твоем хозяин?
   Сидели в беседке - сердцем отдыхали от всего. Попили пивка - поели от пуза. Жажду утолили, как раньше в лаборатории на посиделках. Болтали о прошлой работе Кулибина. Вспоминали смешные истории. Взялись за винцо с фруктами. Как только Подкувырков нащупал тему, сразу предложил накрыть холодные закуски и перейти к водочке. Вечер уже.
   - А хочешь, Никифор Абрамович, я тебе фокус покажу?
   - Давай-давай. Поддержим компанию, раз ты фокусами увлекся.
   Кулибин расхохотался:
   - Сейчас. Тут у меня не карты акопяновские.
   Притащил из домика наушники какие-то навороченные. Антенночки торчат, как у ежика из попы. Но не мешают надевать-снимать. Мягкие какие-то.
   - Время уж восемь. Скоро будем флаг спускать.
   Они подошли к флагштоку. Кулибин занырнул в домик, выставил в окно патефон. Нежно взял ладонями обод пластинки на 78 оборотов. Подул на нее. Поставил-ручку покрутил. Направил иглу. Установил рядом с собой Подкувыркова и указал ему рукой вниз на песочную дорожку.
   Пластинка громко шипела, и хор моряков прорвался сквозь это шипение:
   "Наверх вы, товарищи, все по местам!
   Последний парад наступает.
   Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
   Пощады никто не желает!"
   Музыка проникала сквозь наушники, и тут Подкувырков услышал:
   - Здравия желаем, папа Коля!
   Генерал, по указке стоявшего навытяжку Кулибина, глянул на дорожку:
   - Твою ж дивизию!
   Шеренги муравьев стройно шли по дорожке мимо них:
   - Ур-р-аа! Ура! - звучало в наушниках.
   С громким жужжанием поверх муравьев журавлиными клиньями пролетали шмели.
   "Все вымпелы вьются и цепи гремят", - неслось из патефона.
   Подкувырков удивленно таращился на все эти чудеса, пока "папа Коля" опускал флаг.
   - "...а-а-ает!" - закончил патефон. Муравьи ушли в траву. Шмели улетели. Папа Коля аккуратно снял с АН-шефа наушники:
   - Ну, как?
   - Обалдеть! - откровенно заявил гость.
   - Чую, надо выпить. Или, что?
   - Как, что? Конечно водочки. Ну, дела!
  
   Кроме части секретной особо АН-шеф рассказал Кулибину все. Начал-то, понятно, как и положено, с нажима (да твои разработки являются секретом государственным, а ты их на даче заштатной держишь), но получил ответ достойный и спокойный (а я секреты эти никому не продаю, потому и законом ненарушенным ты меня не запугаешь). Тогда перешли к более ласковому разговору:
   - Никифор Абрамович, будь добр, скажи, чего ты хочешь, а я, уже из уважения к тебе, пороюсь в добре домашнем.
   Генерал рассказывал о теме, задачу по которой решить предстоит ему, и обещал, если надо, денег немеряно:
   - Выручи, Кулибин, за ценой не постою. Народ же разбежался, нету в лаборатории никого уровня твоего, и даже близко. Ну, кому я дам задание, да еще ускоренное до неимоверности, а?
   Кулибин не стал жеманиться:
   - Понимаешь, Абрамыч, не один я решаю. Есть у меня... нет, не так, состою я в одной группе занятной. Люди все подкованные, грамотные до жути, и, кроме того, один обучил всех нас своей методике новой. По ней мы так работаем, что никому и не снилось. Деньги конечно нужны будут. Раз такое мощное ускорение. Но вопрос твой я решу, не беспокойся, однако же, только если вся группа единогласно согласится тебе помочь.
   - Кулибин, я тебя предупреждаю, как всегда это я делал. У тебя есть допуск к секретам государственным, если ты еще помнишь о бумажках подписанных, а другим разбалтывать ничего не советую.
   - Эх, Абрамыч! Ну, чего ты несешь? Сидит перед ученым и начинает азбуке его обучать. Меня другое беспокоит. Согласятся ли они участвовать в этой твоей программе прослушивания мыслей чужих. Ты же - из ЧеКа.
   Генерал аж руками развел:
   - Ах, ты ж, твою дивизию! А ты откуда? Ты мне голову не морочь. Если чем по жизни надо помочь кому из твоих, тебе - тем более, деньги ли нужны лично кому, ты ж меня знаешь. Я и при социализме у вас был, как касса взаимопомощи. Вспомни. А теперь - так помогу, без отдачи.
   Кулибин почесал над правой бровью:
   - Хитер ты, Никифор Абрамович, но не за это я тебе помогать затачиваюсь. А за справедливость твою извечную и бескорыстность, по отношению к своим. Всегда ты нас защищал, а теперь и мое время подошло. Чувствую, сильно ты от темы нашей стал зависеть. Чуть ли не жизнью, а может и ей.
   На этом, выпив "на коня" и расстались товарищи.

...

  
   Подкувырков от слова не отступил. Кремень, а не человек. Уже на третий день после его возвращения "из района Байконура", Солдат сидел напротив генерал-лейтенанта за столиком на открытой веранде второго этажа ресторана в центре Москвы. Веранда была большой, но пустой. Кроме двоих друзей-товарищей никого там не было. Иногда АН-шеф кидал взгляд на стеклянную дверь и отрицательно качал головой. Вредный был. Никак ему не нравились сегодняшние девочки, с той стороны стекла демонстрировавшиеся:
   - Вот чего ты такой сегодня грустный, а, Солдат?
   - Да, сделал я одну глупость. Вспылил в одном месте не к месту. Так что разлучит нас скоро судьба-злодейка. Да и по Майору, ты говорил, что-то проезжает. Разлетится наша компания.
   Подмигнул, улыбаясь:
   - Не ссы в часы. Заржавеют. И, первым делом, не волнуйся за Майора. Там все отрегулировано. Расскажи лучше, где сам вломился?
   - Ну, ты же знаешь, сейчас фонды всякие, комитеты и прочие общества развелись возле конторы. Кружат, посредничают. Капусту рубят, короче. И все не так, как в производстве, а совсем даже наоборот. Предприниматели, они же если хорошо жить хотят, то на посредничестве не сидят долго. Им нужно дело свое. Самый кусок жирный - бюджет. Присосутся клещами и, пока все не выкачают, не отвалятся. А здесь - не так. Тут наоборот, если начальник - генерал нормальный, он идет наверх, и прямо заявляет, что деньги делать не умеет. А потому дайте ему льготы и деньги бюджетные. Только нормальные, чтобы менеджеров нормальных же мог нанять и дела делать нужные. А говноеды всякие, те вразрез идут. Говорят, мол, не надо денег бюджетных, а дайте только тему. Сами прокормятся, да еще и принесут! Вот и кормятся. То должности продают, то звания, вплоть до Героев, то еще куда похлеще взойдут. Да, что я тебе рассказываю? Ты и сам аналитику читаешь.
   Звездный друган кивнул:
   - Тебе-то, что? Помнишь в восьмидесятых - начале девяностых сколько мы информацию на людей собирали? Бандоту всякую и козлов зарвавшихся. Беспредел всегда закончится порядком. И чем больше беспредел, тем порядок будет круче. Теперь вот братва садится за те дела. Просто дали кладбища им друг другом заполнить, да камнеобрабатывающей промышленности развиваться на мраморе могил. А самых крутых, да везучих, сейчас - под белы рученьки. Так же и с этими обществами будет.
   Закипел Солдат:
   - Неужели разницы не видишь? Тогда тяжело было. Ни тебе зарплаты, ни тебе уважения. Но они ж - бандиты. Если б вздумали ко мне подойти "с предложением, от которого нельзя отказаться", я бы и не отказывался. Так бы всех пострелял. А эти под своих косят, которым бюджетных денег не надо; вдруг придется отвечать за бюджет. Тут звонит мне на работу девочка какая-то. "Вас беспокоят из фонда такого-то; с вашим руководством визит согласован; просим вас подойти по такому-то адресу". Я удивился, но пришел. Таблица, блин, висит на двери приемной - "Президент". Понял? Не фонда, а просто "Президент". Ну, думаю... Вежливо секретарша меня к нему проводила, а он, знаешь кто? Помнишь, меня и Майора один раз к тамбовскому делу привязать-завиноватить хотели, хоть мы - ни ухом, ни рылом? Помнишь, того рыжего?
   - А-а. Которого мы так и прозвали потом "Сука Рыжая"?
   - Вот. Захожу в кабинет, а там - Сука Рыжая. У меня, видать, еще тот видок, что он ко мне обниматься не кинулся, а только лыбился шире морды своей. Аж за уши рот уводил. "Как сам, да как дела"? Но, ты же знаешь принцип: поменьше информации о себе, побольше - о других. "Что звал?" - спрашиваю. И вот чего он нашептал тогда. Есть группа мошенников, под чиновниками кучкующаяся, у средств бюджетных. Высасывают вроде бы как возврат НДС, а сами никогда ничего не делали, кроме документов фальшивых. Но рубли за границу не повезешь, так они нашли банк, и рубли туда тянут, а вывозят доллары. Обычная порция 8-10 лимонов еще незрелых. Ну, и хрен бы с ними, а я при чем тут? А, видишь ты, опер я - реальный, подобрал бы еще пару-тройку таких, и, по наводке, накрыл бы инкассаторов. Там, мол, и охрана вся левая. А деньги куда? Деньги - фонду. А лимон зеленых - мне. Вот, тут я и оторвался. И сказал, что о них думаю. На работе сразу напряжение вверх прыгнуло, как в электросети. И чего ж мне теперь веселиться?
   АН-шеф, рассеянно глядя на стеклянную дверь (плюнул уже выбирать), махнул рукой разрешающе. Четырем девицам зашедшим указал на стол чуть подальше:
   - Девчонки, вы закажите себе, что хотите. Попейте-поешьте, мы пока поговорим недолго.
   Повернул голову:
   - Солдат. Я, в мелочи не вникая, о твоей проблеме узнал. Меры принял. Ты теперь ко мне переходишь. Начальником оперативного отдела. Мне тебя спрятать надо от начальства с глаз долой. Вот тебе - командировочные в Чечню за месяц. Билет до Минвод. Путевка в санаторий. Туда подъедет абрек, заберет направление и вернет потом с отметками. Делать тебе в Ичкерии нечего, там дела только к осени начнутся. Вернешься - перейдешь, вроде как, в милицию. Участок я тебе подберу здесь же в Москве. Задание будет особое, потому ты в Грозный съездишь только по бумагам. И не возражай! Для дела ты мне нужен не только честный, но и живой.
   Официанта, заносящего заказанное девчонками, озадачил позвать хозяина:
   - А есть у тебя знакомый коллектив какой-нибудь, чтобы душу повеселить? У меня, понимаешь, товарищ в командировку опасную едет, жизнью рискует за отчизну. Надо бы проводить.
   - Квартет "Русская песня" подойдет?
   - А они только споют, или еще и спляшут?
   - Если надо, то и на руках походят.
   - Вот радость-то. Зови. И вот здесь в центре сделай стол большой, накрой, как будто царь заехал. Все брось, официантов сам гоняй до утра. И, вообще, с нами гуляй.
   Повернулся к Солдату:
   - Все. Официальная часть закончена. Ну-ка, перебегаем к девчонкам за стол.
   Эх, душа разгульная, песня русская. Под какую веселишься, а под иную и всплакнется. Плакала на плече у Солдата девушка из квартета. Дети у нее, да муж на диване живет. Одна крутится. Так тяжело с этим ансамблем гастролировать. А он этого не понимает. Он - один, как в анекдоте, без ансамбля. Сам, бля. Один, бля. Но пожалел - проводил к директору в кабинет. Подкувырков ржет: - "Вы там, на диване мужа не задавите". Девки вокруг него прыгают, как белки, только что на голове не сидят. Где-то внизу москвичи редкие и гости столицы озираются (откуда гомон с балалайками?), а люди, за деревьями скрытые, эх, и гуляли до упаду. Балалаечник один крутил коленца, да видать перебрал немного, с пару литров. Балалайка его возьми, да и полети в голову директору. Ну, ссадина там какая. Можно промыть водкой и залепить газетой. Нет. Подкувыркову же надо, чтобы по полной программе. Вызвали "Скорую". Помощь подъехала, а тут - сцена целая. Директора в угол на стул посадили с откинутой головой, чтобы ни капли крови драгоценной не пролилось лишней. Девочки сидят рядом, воют, как по покойнику. Ансамбль в другом углу слезы выжимает, поет заунывно "В борьбе за рабочее дело, ты голову честно сложил". Врач в недоумении:
   - Где больной?
   - А вот он. В уголочке. Их бин больной. Посмотрите. Мы за ценой не постоим. Жизнь товарища нашего в опасности большой. Спасите, доктор.
   Тот посмотрел. На ладонь. Дело серьезное. Давай с серьезным видом больного ощупывать. Сердце послушали. Хрипы в легких определили. Голову, понятно, перевязали, бинта не жалеючи.
   Подкувырков - ни в какую:
   - Куда собрались? За стол, гости дорогие. Вдруг товарищу плохо станет через час? Или через три?
   Только врачи с санитарами в дело втянулись, снова сирена голосит. Подъехал патруль милицейский. Так у этих начальник строгий. Сам гулеванить остался, а подчиненных отправил в машине сидеть. Но Подкувырков только мигнул официантам: те во дворе стол накрыли. Бутылку водки - на стол, да ящик - под стол. Все должны веселиться. Солдат в Чечню едет. Люди на работу идут: - "Что за хрень?"; кабак, песни-пляски слышатся, и "Скорая" с патрульной машиной стоят. Что за сочетание? А не сочетающимся - "По". Название реки в Италии.
   Весело гуртом проводили Солдата. В купе усадили. Поезд пошел, а ансамбль спохватился:
   - Где Верочка наша?
   - А не знаю. Может где утерялась, по дороге, а может с Солдатом в Чечню уехала. Я Солдату пачку денег в карман сунул. Может ей хватит погулять? А может еще и деткам домой привезет.
   - Каким деткам? Она в пятнадцать лет аборт сделала, так у нее полматки вырезано.
   - Ничего. Полматки, не полпятки. Когда ходишь - не хромаешь.

...

  
   Снится сон Подкувыркову. Такой тяжелый, аж жуть. В какой-то переулок он заходит, а там на него от забора собака огромная, каурая, прет. Скинул арбалет с плеча, прицелился и приказывает:
   - Стой, сучий потрох! Как ты есть чудовище, так и иди, ищи мне клад настоящий.
   Присел на лавку. Ждет. Кругом трава. Переулок весь зарос. Боится, почему-то, как бы змей какой не выполз. Но, тут собака возвращается. Во рту огромном - кувшин большой. Положила. Села у ног:
   - Вот тебе клад настоящий.
   Он кувшин разбил. Глядь - там письма неопубликованные. От Пушкина к Анне Керн и ответно. Ишь, ты, для какого-нибудь института Виноградова Академии Наук, оно - и, правда, клад:
   - Ах, ты, сука начитанная! Клад, говорю, давай настоящий.
   Но, тут возле него собака закучерявилась так. И сидит на ее месте Саша Пушкин:
   - Я не сука. Я - кобель. Я поссу, а ты - попей.
   Подкувырков проявил грамотность:
   - Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!
   Проснулся. Что за хрень? К чему бы это?
   Заснуть пытается, баранов считает. А это - не бараны, а овечки. Уже и не овечки, а девчонки. Совминовца вспомнил. Мысль куда-то завинтила - не заснуть. Ушел на кухню. Через туалет. Хорошо. Тихо. Никого. В холодильник слазил - достал пива. Пьет. Холодное. Чего встал? Сколько времени? А хрен его знает. Ну, и хрен с ним. Пиво холодное есть, времени нет. Мыслей новых нет. Только старые...
   Горбункову скучно было сидеть в подвале, конечно. Ни газет, ни радио с телевизором. Только Николай молчащий, да унитаз журчащий. Ну, хоть бы книжку какую дали. Но АН-шеф имел свои виды на книжку. Не время ей еще. Зато достал где-то видеомагнитофон советского производства. Шнуры провели вниз. Телевизор под потолок подвесили в самый дальний угол. И, как только клиент немного успокоится (не мечется в клетке, километры наматывая), телевизор давай порнографию крутить. Такой пытки еще никто не выдумывал. Через две недели звук пропал. Потом телик стал орать во всю дурь, а изображения нет. Рябь какая-то и по экрану, и в голове Семена Семеновича. А попозже и АН-шеф пришел.
   Горбунков в крик сорвался:
   - Вы чего добиваетесь? Чего хотите? Чтоб я повесился?
   - А на чем? Вам даже простынь не положена по разнарядке. И если б я смерти вам желал, то только б свистнул Николаю. Он на ваши причуды уже насмотрелся. С удовольствием башку отвернет, как петушку. Я жизни вашей хочу. Долгой. Хотите, я вам обеспечу то, о чем вы мечтаете паскудно? Только у меня есть несколько условий. Если вы партнершу пришибете, то пройдете все круги ада, а попозже следом за ней отправитесь. Ясно?
   - Не верю! Не верю вам! Какая вам корысть?
   - Правильно мыслишь, Злодей Семенович. Бесплатно никто с тобой не будет. А я, даже если бы командовал сбытом фабрики Гознака, своих денег на тебя тратить бы не стал. А потому, как решишься потрахаться с девочкой, я тебе телефон принесу. Уже решился? Хорошо. Звони своему другу американскому. Там сейчас день рабочий. Узнай про камни заодно, да всю его задолженность по рублям советским попроси подвезти в приемный покой тридцать седьмой больницы. День назначь. Скажи, что болеешь сильно, врач подойдет и заберет чемоданчик.
   - А как врача описать?
   - Меня опишешь. Скажешь, что лучший друг твой. Жизнь тебе спас. Уникальную операцию провел. Это, ведь, правда. Так, что много врать не придется. И еще. Поправь там сумму ежемесячную. Скажи, чтобы позже переводил в рубли по тридцать тысяч долларов. Лечение дорого, мол, обходится. Они к этому привычные. Проверочно пусть звонят на этот же номер, он за больницей числится. И просят к телефону Семена Семеновича. Ты - человек больной. Пока дойдешь. Через два часа пусть перезванивают. Как раз и я подъезжать буду.
   Сходил за аппаратом. Подключил к розетке. Давай, Сим-Сим, открывайся. А куда ж он денется?
   Оно, конечно, для дела все можно. Но АН-шефу и в голову не заехало девочек к Злодею Семеновичу таскать. Как с эти потом жить? Ставку он назначил. Сам - казначей, деньги чужие, чего ж жалеть? Три тысячи рублей за визит.
   Чуть попозже удивительная вещь произошла в "Союзконцерте". Направляют один театр за границу. А артисты уперлись, и - ни в какую. Не поедем. Не будем проклятым капиталистам спектакли показывать. Дело небывалое. Все хотят туда ехать, а эти - нет. Уперлись и все. Руководство отрядило одного из своих в театр. Тот приехал. Собрание устроили:
   - Как вы можете? Родине нужна валюта, а вы не поехали. Вместо вас заштатный цирк какой-то покатился. А вдруг валюты не доберет? Где ваша гражданская совесть?
   Выходит руководитель труппы, и - одно и то же:
   - Проклятым капиталистам веселья не повезем!
   - Так езжайте в Венгрию социалистическую.
   - Проклятым социалистам - тоже хрен!
   - Да вы соображаете, с кем разговариваете?
   И тут концовка жахнула:
   - А пошел бы ты на ...! Мы вообще все увольняемся.
   Это в подвале неизвестно, что к чему. А наверху давно перестройка. И организовался первый музыкально-комический кооператив-театр "Лилипуты Москвы". Финансово они подпитывались - дай Бог каждому. Не столько за счет спектаклей, сколько за счет визитов в подвал. На дачу секретную.
   Ну, а генерал? Он-то, что имеет с гуся? Навар на яйцах? Как раз-таки на них! И сильный. После первого секс-визита заявил:
   - Понравилось? Деньги, вами заработанные, пойдут на девочек. Вы у меня тут - на довольствии, плюс получаете удовольствие. Девочки тоже свое возьмут, расслабившись. А я чего ж получаю?
   - Дурачку понятно, что львиная доля вам остается!
   - Вот смотрите-ка, люди добрые, какой крупный человек у нас Горбунков. Мыслит по крупному. Такие деньги добыл неимоверные. А вдруг на мелочь сбился. Да, чхать я даже не хотел, на рубли эти. Ты же тут даже не знаешь, чего они стоят вообще. И, во что мне обходится, даже тебя прокормить. В цены какие укладываться. Теперь - условие мое! За каждый визит - звонок в Америку. И я скажу к кому в Польше надо миллион занести. Не рублей. Ты понял? Долларов. А надумаешь, помни, ты мне миллион уже должен. Или вся эта вакханалия твоя закончилась.
   Ага, закончилась. Только началась. АН-шеф ушел, а тут дуриком телевизор заорал. Пошла порнография. Крутая. Уже подростковая. И с изображением - все отлично.
   Сдался совминовец легко. И чемоданчики с валютой потянулись гуськом на Родину. Откуда им начало было. Только с прибылью. Правда - уже для Подкувыркова.
   Так и годы в подвале потянулись для Горбункова неспешно. Только на просьбы дать почитать, или передачу человеческую посмотреть, следовал отказ неизменный. А чего ты хотел? Чего хотел, то и получаешь.
   Однако, сколько время не тянется, а человек думает. Пришло время заниматься вплотную Диким. Причем Дикий не был выставлен в прямую задачу, как суть проблемы. Он этого, по Никифору Абрамовичу, недостоин был. Суть проблемы выявилась в следующем: как бы много АН-шеф не натягал денег в Россию, но он же их только тратил. Можно, конечно, дельце какое здесь организовать, но ведь устанешь. Крышевать надо, поддерживать, а связи выявятся, и будут в главном деле жизни проблемы. Или еще хуже - ни проблем, ни дела.
   Тут народ так клика правящая прижала; ни чихнуть - ни перднуть. Милое ж было дело - чего-то надо, тема, какая новая, хоть бы, ап-чхи, и благотворительная, все уже в карман лезут: - "Сколько надо?". Нижний народ тоже как-то прижился, свои бабки стрижет-ищет. И вдруг бабах! Дефолт. Что это за французский дворянин? Раньше никому не объяснишь. Ну, был Де Голль. А тут - Де Фолт. Но, как будто, все шли весело до какого-то угла, а тут их из-за него мешком пришибли. Денежная масса схлопнулась, и души людские - туда же. Ни одной не видно. Все поменялись, и все поменялось.
   Подкувыркову с его миллионами долларов, конечно, посрать, сколько они в переводе на рубли стали стоить. Миллион зеленых он и есть миллион. Однако, изменение обстановки он почувствовал. Угроза снаружи и возня какая-то внутри. Опасно общество развелось на части-стороны. Чиновники - миллионеры - в одну, нечиновники - миллионеры - в другую, а мелкота деловая и население - в третью-четвертую-пятую. И уж совсем потерялась где-то часть ненужная - безделовая и безработная. Вот, если американский президент мог позволить себе обозвать безработных бездельниками, то у нашего - отчего-то язык не поворачивался. Хотя, действительно, развелось бездельников процентов 60-70 от всех трудоспособных. А цены в магазинах показывают, что на зарплаты предлагаемые не проживешь. Тут в эту брешь ломанулись приезжие из недальних - новых государств. Нагнало из стран недальних коней педальных. Им предложения кажутся заманчивыми. На сотку баксов отсылаемую, жить можно семье вполне, а они сами здесь как-нибудь перебьются. Если не перепьются. В рассуждениях своих, Подкувырков чувствует, он на мелочи сбивается. Стал он делать анализ реальный, и вот чего вывел в итоге:
   - население, находящееся ниже ватерлинии - уровня потребления минимального, будет продолжать дохнуть само, пока не поймет, что эту привилегию можно другим отдать;
   - единственный поводок, у власти имеющейся - нищета несусветная. Этот поводок будут только укреплять, наращивая структуры силовые параллельно. Революцию делали руками рабочих и крестьян когда-то, но это ж были руки людей с достатком при царе. Хорошо кушали и не думали о хлебе истерично, поэтому власти невыгодно сегодня уровень жизни людей повышать;
   - для власти, слава Богу, нет проблемы реальной оппозиции. Все сбились с пути и деньги ищут. Так если власть - в деньгах, то оппозиции в ней быть не может. Но, на всякий пожарный случай, даже и эту оппозицию, власть будет давить;
   - сама власть будет бесконечно переделивать старое и новое имущество, и ей будет не до населения, пока народ не понадобится. Хрень это - мир однополярный. Хотя и тут все спутано с понятиями. Называться должно - однополюсный. Хотя, какая, блин, разница? Штатам враг нужен, они его будут искать-создавать, и то, что у России попасть во враги есть шансы - это не то слово. То слово, что шансы эти - стопроцентные. Новая элита все равно придет, и ей понадобятся деньги. Деньги огромные. На другие она не согласится, видя перед собой пример элиты старой. А у старой - на Западе хозяева свои. За отнятые деньги и влияние они из России легко врага сделают. Тогда, при взаимном обмене ударами, один удар, наверняка, будет по наворованному здесь - на Западе зарытому. Тогда же эта элита новая поймет, что безопаснее хранить деньги у себя под подушкой. А кто же подушку эту защищать будет? Ментов - немеряно, так - это от врага внутреннего - населения. Армия? Не смеши, парень. Армия - часть общества, и часть больная болезнями теми же. Власть не будет лечить общество, иначе долечится до революции. Значит, армия будет больной и ненадежной.
   Ладно, это все - ответы на вопрос "кто виноват?", а, "что делать"?
   - первое - надо иметь на Западе;
   - второе - не деньги, которые со счета легко отнимут;
   - третье - иметь там надо дело реальное, приносящее прибыль;
   - четвертое - иметь тут власть, а для этого в элиту новую прорваться, как только начнет определяться она.
   Вот молодец Подкувырков. Все определил. А как же это сделать? Думать надо. Сиди, ходи, броди, спи, не спи - думай! Но и еще вопрос есть. На что опереться? Если в четвертом случае с элитой, нужно искать, прорываться и шанс создать - не упустить, то это - дело ненадежное. Мало на что реальное опирающееся. Но, вот насчет дела, есть у него опора - деньги уже на Западе, и Дикий в подвале под боком. Здесь ничего из-под контроля выводить нельзя. И во многом говно-дисперсия поможет контролировать прохождение его плана созревающего.
   Однако, сразу же по возвращении Солдатова, нужно поставить ему задачу грамотно, потому что президент терпит-ждет, а может и вынести решение, результата не дождавшись.

...

   - Да что мне тебе объяснять-рассказывать, как загонять противника в ловушку?
   Подкувырков уже злился:
   - Солдат, ты ж - оперативник от рождения, считай. Нужного человека тебе подобрали. Задача твоя отобрать к нему, до кучи, еще пятерых-шестерых и загнать их, по очереди, в особняк. Так, чтоб они считали, что спаслись от погони случайно. Если кто не ко двору придется, ты по прослушке узнаешь. Легко его изымешь из оборота. Ты ж теперь участковый инспектор. У тебя вся власть на участке. Как там в менторекламе? "Участковый - от слова участие", вот и участвуй.
   Солдат поморщился:
   - Что ты мне повторяешь, как попугай. Инсценировку я устрою по каждому случаю разную. Ребята в отделе есть. Все с опытом и юмором. Бомжа твоего уже водят. Хоть он и странный какой-то, но никуда не денется. Загоним в особняк - пусть порадуется воде горячей. Человек битый, ясно дело, сам второго не приведет. Приборчик со шкалой ты мне дал, и других установим побашковитей. Тоже загоним. Но, ты говоришь, мол, загонять надо противника в ловушку. Мне с противником все ясно - загоню и уничтожу. А с этими, что же делать? Держать? Не пущать? Ты мне общую задачу поставь, а не то я промежуточные задания проваливать буду невольно.
   Задумался генерал. Действительно, Солдат прав. Ставлю задачу без завершения. Хотя гриф "секретно" тоже не зря стоит. Это ж не мужское - стоит, так используй. Секретность она женского рода хитрого. Ну, что ж, давай по-женски:
   - Дорогой ты мой, соратник. Ты и сам можешь о многом догадаться. Но, только сам. Понял? Теперь - задача общая для тебя. Нужно подобрать умных людей, милостью судьбы опущенных на самый низ социальный. И, приподнимая их по ступенечкам кверху, наблюдать за ними, и, особо, за вожаком. Как они будут реагировать в смысле общественно-политическом? Какие будут ставить перед собой задачи? Они, из клошаров российских, будут превращаться в людей потихоньку. Надо бы присмотреться: а в каких людей? Агрессивных, активных, озабоченных денежно, или революционно? Понял? Потому ты их загонишь в особняк, реставрацию которого мы остановили, будешь прослушивать, незаметно вмешиваться, коли дурогонка какая пойдет, и даже помогать иногда, не приближаясь.
   - Опекать, что ли?
   - Опекать разрешаю, защищать - тоже, но относись к этому, как к опыту ботаническому, что ль. Сильно вмешаешься - процесс нарушишь и растения подопытные погубишь. А опылить - удобрить, от бури укрыть, никто тебе не запрещает.
   Солдатов пожевал губами - привычка вредная:
   - Вопрос можно?
   Никифор Абрамович завальяжничал:
   - Валяй!
   - Ну, объясни ты мне тупому, зачем нужно было народ колоть на части, давить, морить, чтобы потом над ним такие опыты ставить?
   - Тебе лекцию по общей части политологии прочесть?
   - Нет уж, давай - поконкретнее. Этот вот опыт к чему? С примером.
   - Легко. Вот, например, стоит у нас задача войти Россией всей в ВТО. Глобализироваться. А как народ к этому отнесется? Надо б знать. Особенно, самая большая часть народа. По европейским понятиям попросту нищая и босая.
   - Я вот кругом эту хрень слышу. Глобализация. А что это за зверь такой? Объясни по случаю.
   Подкувырков сделал серьезное лицо:
   - Зверь этот очень опасный. Он ломит неподготовленные побеги экономик молодых легко и просто. Сам бежит, земля дрожит, местный зверь задавленный лежит. Он жрет чужие территории без войны. На добровольной сдаче врагом территорий своих. Но, ты этого так сразу не поймешь.
   - Так, а зачем же мы этого зверя будем к себе пускать?
   - Глобализация - это битва политиков. Если политик считает, что к битве готов, он зверю ворота открывает. Но политик должен знать, как народ к этому отнесется. Битва экономик тоже имеет погибших. Нужен тыл надежный. А пока ты в экономике не силен, я тебе пример доступный приведу. Пример понятный, потому как глобализация - это, прежде всего - взаимопроникновение всеобщее всего на свете. Привожу я как-то на дачу негритяночку одну. Может меланиду у нее недостаточно, но в остальном - сильный игрок. Чуть меня не переиграла. И без комплексов. "Хочу", - говорит, - "на воздухе сексом заниматься". Так, значит - так: веду ее на поляну. "Здесь - прекрасно", - говорит, - "но у меня такая религия, что не позволяет прямо на земле акт половой производить". Попросил Николая принести лежак какой. А он взял да и припер кровать надувную немецкую. Культурно переноску развернул-подключил. Показывает - включи насос, а надуется -выключишь. Только смотреть надо, потому как насос - китайский, без ограничителя давления, либо сам сломается, либо кровать от перекачки лопнет. Ясно дело - ушел. Вот я эту негритянку в третий раз побороть пытаюсь в позах разных, а она не сдается. Еще требует, - "Давай-давай"! Уже и вечереет. А мне ниже достоинства под нее для отдыха лечь. Скажет еще, мол, устал барбос, сдался. Так я ее в позу поставил и давай сзади охаживать. Я не сдаюсь, и она - еще в силе. А кровать-то вдруг сдает. Дырка открылась на склейке. Свист поднялся. Но я, позы не меняя, сообразил-перегнулся-дотянулся, и включил насос. И дальше забиваю противника. Тут ее проняло, она давай вырываться, и кричит, - "Не могу больше. Хватит"! А я-то только в раж вошел. А должен выйти. Я ее покрепче к себе жму. Представь себе картину: я работаю, как вол; гражданка танзанийская кричит от радости чрезмерной; дырка в кровати немецкой свистит; насос китайский воет-надрывается; вороны российские с любопытством на нас таращатся - в общем, все при деле в этом деле. Вот это - один из наборов возможных глобализации.
   Солдатов заплакал от смеха. Слезы вытер:
   - Так ведь это Россию хотят эдак-то поставить и отыметь. Наше руководство, что, садомазохисты, или как?
   - Ну, ты даешь, ядрена вошь. Гитлер был садомазохист, что ли? Он же в июне сорок первого сказал, что вынужден воевать Россию. Мы - в похожей ситуации.
   - Э-э, как Гитлер закончил, мы в курсе. А народ? Народу расслабиться и попытаться получить удовольствие танзанийское? Ладно, бросим этот спор никчемный. Задача мне понятна. Пойду я ее решать.
  

...

   Анатолич был "прикомандирован" к особняку смелыми действиями солдатовских оперов, работавших под обыкновенных хулиганов пьяных. Они взялись его ловить с громкими матерщинными выкриками, типа "лови вот этого, да не того, а этого". Загнали в какой-то парк небольшой, а когда он юркнул в особняк, долго еще бродили рядом, восклицая "убьем гада!", "куда ж, сука, запропастился"?
   Так-то в день по одному, не спеша, организовали забег всех остальных.
   Анатолич, на правах старожила, возложил на себя права и обязанности старосты. Старостой себя назвал, как при фашистах, для пущей нагонки страха на невольных сожителей. Они и вообще не поняли, может быть и сторож он, то есть - лицо официальное и совершенно ему не сопротивлялись. Старались выполнять его указания, только вот матерились много. Тут уже Анатолич ничего поделать не мог. Слова эти матерные летели из них просто автоматически. Тогда Анатолич и стал вслух размышлять, что, мол, хорошо бы женщину какую-никакую привести, хоть материться при ней поменьше будут. Поскольку подслушка доложила Солдатову о небольшой половой проблеме, то на другой день, определив с помощью приборчика наиболее достойный объект пола женского, опера этот объект в домик пригнали. Дежуривший внизу Лешка завел гостью невольную на этаж второй, и, глядя преданно на Анатолича, доложил о прибытии анти-матерщинного средства. И вот, что женского пола субъект заявил первым делом:
   - Чего, бля, уставились? Я тут поживу немного, а с еблей приставать ко мне совсем необязательно.
   Народ так покатом и покатился, на удрученного Анатолича глядя.
  -- Нет, ну что вы ржете, как группа меринов перед кормежкой? Я вам все равно запрещаю при ней материться. Кто промахнется до трех раз, того сначала переведу на первый этаж, а при повторении, так и вообще выгоню на неделю. Проветритесь на вокзале, от ментов пинков наполучаете, так не то, что материться, а будете, как Кузьма, в молчаночку играть.
   Народ возмутился:
   - А ей, что, значит, можно?
   - Да. Ей можно, вам назло. Пусть сколько хочет, столько и матерится, пока ей неудобно за такое положение не станет.
   На том и порешили. Заключили анти-матерщинное соглашение. Типа пакта. Только не за совесть, а за страх.
   Анатолич решил добавить жути:
   - Ты, вот, Васька, какого хрена материшься, да и остальные все? Потому как дела нет у вас толкового. Чем вы заняты? То бутылки собираете для пива, то денег где натырите, а все у вас в пьянку упирается. Займитесь каждый, чем кто может.
   Переменил внезапно объект атаки:
   - Петя, что ты хочешь по жизни делать?
   Тот задумался. Когда ж это ему в последний раз об этом думать приходилось? Сейчас такой вопрос несвоевременно как-то высунулся:
   - Я, вообще-то, в музыке силен.
   - Ха! Так ставь задачу переодеться-помыться и иди устраивайся преподавать музыку.
   - А куда устраиваться?
   - Да хоть в консерваторию.
   - Не-е, я уж лучше буду музыку писать.
   Васька тут же встрял ревниво:
   - Анатолич! Почему же я не могу музыку писать? Я тоже желаю музыку!
   - Я никого ни к чему не принуждаю. Я хочу, чтобы жизнь твоя по-новому развернулась. Ведь появилась возможность у вас здесь отсидеться. А вы все только жрать водку намереваетесь. На тебе задачу: ты добываешь одежду любыми путями, чтобы было можно в люди выходить.
   - А мне чего делать?
   - Ты, Петя - умный, добудь принадлежности писчие и бумагу нотную. Чтобы вам с Васькой можно было ноты записывать.
   Васька нахмурился. Новая сказка стала упираться в препоны старые:
   - А я ноты не знаю. Как же я буду писать музыку на бумагу эту?
   Анатолич удивился:
   - Так чего ты голову мне морочишь? Ты по образованию и жизни кто?
   - Был я агрономом главным в хозяйстве большом. И образование у меня такое же. Но хочу я музыку писать и буду.
   - Вась, давай тогда с чего-то попроще начни. С песен, что ли. А ноты многие не знают. Вот и Паваротти не знает, а поет на мир весь.
   - Мне все равно, так сразу не потянуть. Как это, "попроще"? Подскажи.
   - А ты гимн напиши.
   - Какой гимн? Советского Союза?
   - Нет. Такой новый гимн не найдет заказчика. А ты уже пиши так, чтобы и нужно было кому, и продать мог, чтобы.
   - Кто ж такой заказчик богатый, да и без гимна?
   - Напиши гимн голубых, например.
   - Это, каких еще?
   - Которым женщины не нужны.
   - Срам какой. Но, если это для дела надо, то можно. Только ты еще мне подскажи.
   - Чего же еще-то?
   - Подсказку дай какую. Забойно, чтобы получилось. И с юмором, чтоб.
   - Ладно, как только с одеждой порешаешь, я тебе сразу и подскажу. Хорошо?
   Оглядел остальных притихших от такого разговора необычного.
   - Чего задумались? Лешка, ты чего будешь делать для компании и для себя?
   - А можно я буду Васе помогать?
   - Да, вы, что? Посдурели совсем от музыки своей?
   Лешка подскочил:
   - Так не песни же писать, а с одеждой.
   - Это - ладно. А то можно уже было музыкальную школу открывать.
  

...

  
  
   Подкувырков пытал Солдатова на тему: хорошо ли разобрался он с гвардией бомжей "подопытных"? Кто они, да как себя ведут, куда ходят? Солдатов отвечал довольно толково:
   - Есть у них всех, при всех их разностях, одна интересная деталь характера: они умудряются с людьми знакомиться легко. Сперли где-то костюм хорошего качества, пошлялись по помойкам возле богатых домов, подобрали рубашек, туфлей, чтобы можно было выходить в люди. И выходят. Как выход - так контакт с людьми нормальными.
   Подкувырков кивнул:
   - Понятное дело. Люди в этом государстве будут, как и в прошлом, с распахнутой душой. Это - понятно. Непонятно, как они в одном костюме-то ходят?
   - Так по очереди. Правда и другие вещи они подобрали-почистили, но такой шикарный костюм у них один. В нем Васька шел по городу, услышал - из открытого окна музыка идет, он проник в помещение и познакомился с оркестром военным.
   - Какие у них темы общие могут быть?
   - Ха, он теперь очень дружен с руководителем оркестра. Жена того на даче помешана, а Васька ей дает советы ценные. Он же агроном. В огороде все так и прет. Цветочки-ягодки всякие колосятся.
   - А тот ему зачем, Ваське твоему?
   - Он ему записывает ноты на произведения песенные. Бартер какой получается, чуешь?
   - Значит, Васька сочиняет музыку, а остальные чем заняты? Куда их мысли направлены?
   - Не знаю насчет мыслей, а вот разговоры их слушаю постоянно. Меняются люди. Толкает их вожак тобой обнаруженный. Незаметно как-то толкает к мыслям другим, нежели у них раньше были. Там, кстати, еще один музыку пишет, но какую, я тебе сказать не могу. Он на бумагу пишет.
   - Ага. Вот создадут оркестр "Бомжи Москвы", и попрутся по заграницам выступать.
   Солдат усмехнулся, за подопечных заступаясь:
   - Зачем за границу? Устроим им деньги на корпоративных вечеринках здесь.
   - Ишь, ты. Уже, как к своим, относишься. А нужно тебе это? Устраивать еще им чего-то.
   - Сам говорил, что помогать можно.
   - Не увлекайся слишком. А то, понимаешь, с кем поведешься!
  

...

  
  
   Васек влетел в хазу "под мухой" и ей же. То есть - натурально, потому как споткнулся о первый высокий порог, расположенный за полметра от естественного, а разгон, по всему видать, взял он в 25-метровом коридоре весьма приличный. Получился этакий прыжок в длину с попутным окрыванием двери головою. Просто, Васек, наверное думал, что замер производится от толчковой доски до кончика следа носа, а не пятки. Но через секунду, буквально, ванькой-встанькой, он уже сидел на полу и, глядя на своих соседей пьяными бестолково-счастливыми глазами, так же пьяно и безбрежно-счастливо улыбался. Ощерял свой беззубый рот. Нет, два-то клыка у него сохранились. От прежней жизни. Нижний левый и правый верхний. Однако на клыкастого зверя походящим он от этого украшения не становился.
   Вообще, он добрый был. Васька. Бесфамильный, как и все мужики здесь. Но, всех вместе добрее. И по безудержно доброму лицу растекалась клыкастая его улыбка, смешиваясь с перпендикулярно подтекающей к ней кровью, из порванной щеки и перечеркнутого сильной царапиной лба. Как будто хотели на трех подряд лбах написать по одной букве из немудреного матерного слова, но не смогли и одну букву наваять на первом - васькином лбу. Получилась интересная загогулина от конца правой брови и наискось к левой оконечности начинающейся уже залысины. Совместно с воображаемой линией от его левого к правому клыку смотрелась красно-бело-серая картина впечатляюще.
   - Ты, с каких это дров, наклюкался? Украл чего-нибудь, что ль?
   Анатолич старался держаться строго. Староста-звание, обязывало. Но это ему удавалось сейчас с большим трудом. Безбрежное море счастья, выплеснувшееся на все лицо Васька, подавляло вокруг все иные эмоции и раздражения тож.
   - Энто-о-ли-и-ч! Мил ты мой челове-е-к! - затянул полусловом, полупесней Васек, удерживая обеими исцарапанными в кровь с тыла руками каким-то чудесным-расчудеснейшим образом, сохранившиеся в целости и сохранности бутылки водки. Три.
   - Энто-о-лич! А ить прода-а-а-ал! - с длинным ударением на второй слог опять затянул Васек.
   - Вась, а, Вась. Что ты мог продать, окромя своих рваных трусов? Носки-то, я вижу, у тебя на месте.
   Васек удивленно как-то, медленно очень, почти величественно, перенес свой счастливый взор с лица Анатолича на новый объект - свои ступни, и удивление его стало просто безмерным. С двух сторон в Анатолича прицеливались его необутые полусогнутые друг к другу ноги, вернее - обутые в носки, а если еще вернее - загнувшиеся белесые ногти больших пальцев, обретшие свободу от пестрой синтетической ткани. Туфли пропали без вести.
   - Да ничо, Вась, - добавилась из угла в разговор гражданин-Никулина, - левый-то вон в двух метрах сзади тебя лежит. На табуретке. А второй тоже найдется. Небось - на подкидной доске.
   - Какой подкидной? Дурачковой, что ли?
   - Не-е. Той, которая тебя сюда закинула.
   - Ты, дура-гражданин-баба, помолчь. Я тут Энтоличу благодарствие говорю, а ты - всунулась, - Васек опять плавно "перевел стрелки" на старосту.
   - И-спа-а-си-ба тебе, Энтоли-и-ч...
   - За что "спасибо"? Я в тебя не заливал, счастье твое мокрое сорокаградусное. Это ты с кем-то другим околачивался.
   - Ты пожжи. Погодь. Ты меня не перебивай. А не-то я... икать начну.
   Угроза подействовала, и все молча стали ждать продолжения. Знали все, что если Васька начнет, то икать будет бесконечно долго, нутряно так, а, главное, настолько громко, что не то, чтобы заснуть, а и поговорить не удастся.
   - Я ить чего говорю-та-а-а-а. Продал я твою задумку, потому тебе и магарыч. Продал гимн голубой, этим, противным.
   - Да кому ж?
   - А са-а-мому пра-а-ти-и-и-внаму. Который в телевизоре поет. Про звезду.
   Васек безбрежно улыбнулся и не стал отстраняться от рук гражданин-Никулиной, которая, невзирая на его покряхтывания, смывала с лица кровь и потом-попозже наложила марлю под пластырь. Главное, что она не мешала при этом морщиться и рассказывать. Но все ж не удержалась и спросила:
   - Да, где ж ты телевизор-то нашел? Аль опять выдумываешь?
   - И при чем тут телевизор? Я телевизора еще в той жизни навидался. Да у меня сразу три телевизора были, когда педоразы эти с Березовичем весь экран заполонили. И ващ-щ-щ-ще. Когда была моя очередь костюм носить с ботинками, я на Павелецком в зале экспресса отдыхал. А там телик а-а-а-агромный такой. Но и его весь заняли. Эти. Как их? В общем, я ему продал.
   - А его, ты, где нашел?
   - Кого его?
   - Ну, этого, который, ты говоришь, со звезды.
   - С какой такой звезды? Дура-гражданин-баба, не встревай, говорю тебе. Не со звезды, а со звездой. С голубой. Вон Энтолич знает. Знаешь ведь?
   Анатолич утвердительно кивнул и не стал разрушать словом течение васькиного рассказа.
   - Так вот, иду я, нынче же, по Земляному, как - глянь, аккурат за Таганской станцией, ну кольцевой, лимузин к домику подъезжает. А я туточки рядом с кафе присматриваю урну. Ну, чтобы бычок смальнуть, значит. Спички-то у меня есть. Я заранее, еще в костюме с ботинками, в игровой зал забегал и штук десять коробков фирменных там у них натырил. Иду вдоль автоматов. Вроде как интересуюсь где сыграть. А сам - хвать-хвать и в карма-а-ан. Вот спички-то и сгодились. Через них да через урну эту я и вышел на голубую звезду.
   - И чего ж он? Как тебя "звездолета" подпустил-то? А охрана?
   Гражданин-Никулина отошла полюбоваться на олицетворение труда рук своих.
   - А он - человек культурный. И, вообще, мужчина обходительный. Отогнал своих. Говорит, что может у человека дело, говорит. И напомнил, получилось, как к царю раньше заходили. Кричали громко: - "Слово и Дело"! Так же я крикнул, - "Гимн у меня"! Он поинтересовался, а я ему и достал бумажки. Ну, с нотами и текстом в подсрачнике...
   - В подстрочнике, - не выдержал умный Петр, протолкнув слово сквозь свой фирменный беззвучный смех, которым он уже давно давился, свесив ноги с койки.
   Так я и говорю. В нем, в этом, что Николай с оркестра мне набросал по нотам. Ты, Петенька, в твою душу, тоже ведь ноты имеешь и чиркаешь там чего-никак. А я вот к Николаю обратился, а не к тебе!
   - Это отчего ж так? - удивился умный Петр с какой-то даже растерянностью, - Я ведь тебе не чужой, поди.
   - А... умный очень!
   И Василий победно обвел всех своим счастливым взором.
   Анатолич молчал и думал. Думал он быстро, как сама мысль, как привык он в прежней жизни. Думал, что из таких вот минут и складывается его новая жизнь. Совместная с этими шестью людьми-человеками. И пусть у них на всех один парадный строго охраняемый от моли, пыли и грязи костюм, но еженедельного "выхода в свет" ожидает каждый из шестерых мужиков-очередников и даже одна женщина "гражданин-Никулина". Ожидают они свято. Неглупые, но чертовски по жизни невезучие. И прилагается к этой очищаемой заботливыми руками гражданин-Никулиной паре красивая, начищенная кремом обувка. На выбор из шестидесяти пар. И, опять-таки на выбор, огромный старинный шкаф рубашек, да галстуков - немеряно. И все - фирма первосортная. Он вспомнил, как, опять же, не умный Петр, а простой, но цепкий до мысли Лешка, вернулся "из увольнительной" на красивом автобусе. Автобус имел привилегию носить во всю свою длину гордое название известного торгового центра и был забит коробками до отказа. И когда они перенесли все это богатство к себе в огромную квартиру заброшенного дома (в склад благотворительной организации, как пояснил водителю автобуса Леша), когда распаковали, составили и развесили, превратив свою бомжиную хазу в ярчайшее подобие уличной ярмарки, то оглянулись все на стоявшего у окна Алексея, а он... А он светился от счастья, точно так, как сейчас Василий, потирал довольно руки и потихонечку сам себе разговаривал:
   - Да-а. Главное дело в правильно составленной бумажке. И, главное, на бланке. Тут главное - составить, напечатать и бланк добыть. И момент... момент подобрать. Как его там? Сейл какой-то. А разговоры-то говорить мы обучены. Да-а.
   Подумал Анатолич и о том, что раз Васька к имеющейся на вечер выпивке принес дополнительные бутылки, надо бы дать ему фантазеру наговориться сколько получится.
   Но за те две-три секунды отвлеченного погружения в мысль в комнате забилась-заметалась мысль совсем иная. Корыстная. И староста опять потянул на себя вожжи разговора, строго опять же, хотя и не сразу.
   - Что же твой мужчина обходительный водкой от тебя откупился? Как же ты попустил так, банально?
   Молчавший до этого Мавр вопросом присоединился к теме. И хотя его вопрос был сугубо риторическим, имел как бы утверждающую форму "вопрос-ответ", а улыбка мулата "советского розлива" и не предполагала ничего предосудительного, Анатолич вопрос перебил.
   - Ты, и правда, не тяни, давай, с оконцовкой. Гражданин-Никулина, что там есть - на стол. Начинай уже. Да бутылки, бутылки у него ты забери. Во-во, молодец, аккуратней. А не то разведет руками, да и побьет. А ты договаривай уже, Вась. Сейчас и за стол.
   Василий безропотно отдал бутылки. Руки разводить не стал, засунул их в карманы пиджака. И так утвердился, сидя на полу. Утвердился и продолжил.
   - Умница ты, Энтолич. Умница. Ведь он только как дошел до твоей подсказки, так сразу и обомлел. Чо там музыка? Хотя я и музыку умею.
   Петр умный при этих словах ухмыльнулся нехорошо. А Васька все строчил из замедленного словесного пулемета.
   - Правда. Я вот знакомому с оркестра сегодня утром, под пиво, новый похоронный марш пальцем сыграл. И задумку по вставке народной песни ему открыл. Вот, Петро говорил, что все имеют право народные мотивы использовать. Я и использовал. Вставил песню народную в марш похоронный. Там в оркестре так понравилось, что они тут же репетировать стали. Но, нестройно так. Я и попросил, мол, ребята, дайте посидеть. Потом, если я помру, и если вы дорепетируете, то и на моих похоронах сыграете. И главный их Николай точно мне это пообещал. А тут я как на мотив "потому, что мы - пилоты" слова голубого гимна складал, так и Николая попросил не мудрить-записать. Он-то "звезданутый" грамотный. Сразу видать узнал и заулыбался. Но из песни слова не вышибешь. Чую, дойдет он сейчас до припева. А там - главное. Подсказка твоя. "Мы огурчик будем кушать с серединки. Ну, а попочки? А попочки - потом". Как он вдруг крикнет: - "Да это ж - бомба"! Батюшки святы! Охранники его... под лимузин залегли. Сразу видно - люди из подготовленных. Из военных. Я тоже шарахнулся. За урну.
   - А он?
   Анатолич не давал нити разговора клубком откатиться от себя к людям. Видел он, что уже и пора заканчивать комедию. Край глаза цепко отразил практически оформленный стол. Тут нельзя никому дать инициативы. Самому, только самому, перед неконтролируемым и к тому же неизбежным началом похода компании к столу,.. только самому, и только в самый последний момент, когда уже наметанным глазом видно, что вот сейчас... сейчас с цепи сорвутся, именно за три секунды до этого, спокойно дать команду: - "Всем мыть руки". И добавить что-нибудь развальное, незначащее. На правах хозяина положения. Ну, например, - "Кроме гражданин-Никулиной".
   Ох, и кличку чудную она сама себе прилепила, когда зашла. И как зашла-то! Вспомнить смешно. И у всех мужиков имена без отчеств, или отчество без имени, или - просто кличка, а эта. Эта, подбоченясь: - "Я - Никулина"! Ой. Уж и не вспомнит Анатолич, кто из них сказал тогда это слово. Баба. А она. Еще круче руками в бока перепершись, хотя и так, казалось, куда уж: - "Я не баба! Я - гражданин"! Ну, вот теперь и заканчивает стол накрывать гражданин-Никулина. Но, чу. Момент не прозевать, да и Васька чего-то говорит. Нельзя. Нельзя тебе Анатолич в думы проваливаться. Нельзя плыть по-тухмановски "по волне моей памяти". Не тот момент. Лови его. Слушай вот Васю, да поглядывай.
   А Соловей-разбойник все поет-посвистывает.
   - И он так сурово на охрану свою взглянул. Потом еще строже - на меня. Я аж подумал: - "все... сдаст он меня в ментовку, неблаго она рядом - с другой стороны станции. И в голове моей бьется наш уговор - никогда не сдавать хазу нашу. Говорить, что на вокзалах бомжуешь".
   - Что он тебя милиции не сдал, мы и так видим. Ты давай по делу.
   Анатолич уже подтягивал вожжи. Даже перетягивал сознательно - скоро давать команду "к принятию".
   - Ладно. Твоя правда. Только и я правду говорю. Строго он так: - "Вы понимаете, что вот сейчас, как только я вам заплачу (тут-то у меня опять мыслишка шальная - а сколько, сколько, сколько?)... вот после этого, понимаете ли, что вы уже не будете иметь прав на этот гимн? И если вы станете раздувать какие-либо истории с авторитетными правами...
   Тут уже все заорали в голос:
   - С авторскими, твою мать, правами!
   Вася недоуменно объял всех взглядом:
   - Причем тут моя мать? Он про меня говорил.
   - Тихо!
   Поставил промежуточную точку Анатолич:
   - Рассказывай уже, и - к концу давай.
   - Ладно. Я сказал, что понимаю. Ну, а если понимаешь... если, что... пошлю вот этих (глянул строго на военных... с паузой так... знамо, что артист), вот этих... саперов. Они тебя найдут и обезвредят. Ну, ты понял?
   Я:
   - Понял.
   - А он?
   Анатолич опять "даванул косяка" и уже видел, что пора начинать обратный посекундный отсчет. Но как же в этот раз он был неправ. В оценке ситуации.
   - А он загнулся в лимузин, только "звезда" торчала наружу, что-то там пошуршал, и высовывается с пакетом черным. "На", - говорит, - "Да иди с Богом! На тебе. Мульен"!
   Все. Резинка лопнула, трусы упали на пол. Хохот, нет - грохот встал такой, что...
   - Ах-ха-ха-а-а! Заливался практичный Алексей.
   - А-а-а-а, батюшки-мамочки, а-а-а уморил.
   Это гражданин-Никулина заходилась с банкой помидоров в паху. Она сгибалась в три погибели, и рассол, рассол целебный, утренний, тек бездарно - через горло банки, да на пол. А вместе с ним ядреные толстокоже-бурые помидорины - на пол прыг-скок, прыг-скок.
   Да за такое Анатолич с ней бы так расправился, что она при всех бы сделала то, что делала ему украдкой за шкафом. Но Анатоличу было не до этого...
   - Ой, не могу я. Не могу. Я уссуся щас. Ва... ва... Васька-а-а... ой, не могу.
   А Петр умный валялся по полу, съехав с кровати, непонятно как, с задницы на живот, давился беззвучным смехом. А может и не беззвучным уже? За общим-то хохотом и не разберешь.
   - Га-а-а-а-га-га-а-а-ой-ей-га-а...
   Все это неслось из людей. Весь негатив, который копился в этих не приспособившихся к новой жизни, а в жизни старой пострадавших от измены балаболов аппаратных, главных и с ними иже... вся накипь злая и причинная, все, все вылетало из душ рабов божьих, освобождало их, но в каком-то бесовском половодье.
   - Га-а-а...
   И только четкий и обиженно-злой, неожиданно сильный на один слог голос, перекрывший гвалт несусветный; один слог. Голос Васьки. Одновременно, как птица, разогнавшись по озеру, перед самым взлетом-крылами, резко и бескомпромиссно - или сейчас, или - никогда больше в жизни, отчаянно до сердцезащемления предсмертного (как, кстати, и получилось потом), руки выпростались из карманов пиджака, и васькин слог один, один среди хохота, как мессия...
   - На!
   И бумажки полетели. Полетели тысячерублевики двумя стаями в разные стороны. И гвалт затих, как оборвало. А бумажки не просто взлетели и опускались. Это, получилось, - не деньги, а какие-то кляпы, которые вонзились одновременно всем в глотки. И - заткнули. И только Петр умный перекатывался от живота к голове, сотрясаясь, и даже иногда бился лбом об пол. Но все уже повернулись за мгновенье к нему и посмотрели, как на чокнутого.
   "Это ж надо, а? Во, дурак-то. Все бьется".
   И тут дьявол ему под нос, одну тысячную - шасть.
   И - стихло.
   Вдруг. Стеклянным, по гробовому молчанию: хрясь-дзынь!!!
   Все на четверть секунды к столу отвернулись. Автоматически просто - не бутылка ли? Нет - банка. Ну и слава...
   Но тут Васька опять волшебный слог:
   - На!
   И еще две стаи рванули вверх и стали опускаться. А Васька уже и мелкие остатки (уже и из брюк) в кулаках держит и обиженным за весь мир голосом, простирая к своим соплеменникам - фомам неверующим руки:
   - А это видали?!
   И бросил.
   Тишина в горах, после камнепада.

...

  
   Долго. Слишком долго и душно. Хотя все имели возможность дышать, да и дышали. Но, так ныряльщик, глубоко ушедший под воду, сдержит в себе дыхание, чтобы, выживая, терпеть. Терпеть, а, вынырнув, наконец-таки, сделать первый шумный вдох - имеет времени столько, сколько сможет стерпеть. Так и обитатели комнат почти одновременно выдохнули одно:
   - Да-а-а.
   И это полушипящее однослоговое как бы родилось из васькиного "на".
   - Это ж, какие деньжищи.
   Тихонько выдохнула, чуть погодя, гражданин-Никулина, по-хозяйски, сноровисто-не спеша, собирая в кучечку то, на что другие отваживались только смотреть.
   Но Анатолич был битый волк-одиночка. Он за свою жизнь столько денег перевидал, что быстро глянул на длань сбирающую и остатки банкнотопада на полу, тут же встал, вразвалочку прошел мимо всех и Васьки, и также, не спеша, вернулся из коридора. И поставил рядом с Васькой. Правую обувку, черный пакет и еще бутылку. Водки. Опять уселся.
   Василий посмотрел лениво на эту скульптурную группу и по-анатолически, с ленцой, вывернул из пакета на пол содержимое. Пачки потекли из черной пасти и уложились, какая как смогла. Но очень живописно. Наподобие дикой первозданной природы.
   И задергали губами. И счетчики застукали в глазах.
   Одна-три-четыре...
   - Девять. Резко оборвал практичный Леша.
   - Десять. Почти.
   Гражданин-Никулина неслышно подошла, нагнулась и положила ранее раскрытую пачку, а теперь - ею собранную кучку, купюр. Рядом. И отошла. Но бутылку водки забрала. И - на стол. Села на табурет у стола и молча, как все, смотрела на эти пачки. Все смотрела и все смотрели. Каждый что-то в них видел свое. Возможное будущее, или сгоревшее прошлое. Но - молчали. Каждый, вот это самое, затаил про себя. И не выдаст. Никому. Может, даже и себе самому, через минуту.
   Анатолич откинул это-глупое. Подошел. Аккуратно сложил обратно в пакет. Отнес к столу. Что-то там раздвинул-погремел, да и водрузил пакет в центр трапезы немудреной. Повернулся и громко так, по-боевому:
   - Всем мыть руки! Кроме гражданин-Никулиной.
   Задвигались. Зашоркались. Все - молчком. Либо с полу-внутренним, полу-мирским приборматыванием. Про себя. А когда уселись, никто не стал накидываться на еду. Даже наливать не спешили. А Мавр спросил, как выстрелил:
   - И что мы теперь с этим делать будем?

. . .

   И все же пили. Пили и ели. Глядели на пакет. Жизнь не остановишь. И забормотали, загалдели со временем. Расслабились. Толкали, требуя подтверждения правильности мыслей своих, локтем - соседей своих. Но вряд ли кто другого слушал. Анатолич все подмечал.
   "Пустые люди", - думал он.
   "Ведь какие места занимали в прошлой жизни значимые. Вот - и агроном, и доцент. А гражданин-Никулина и вовсе - второй секретарь. А, гля, какую чушь несут. Бутылки пустые еще утром по помойкам собирали для пива. А сейчас что? Мильенщики сраные. И что за задумки у них. Прямо-таки тошно. Тошно от них. Да и от себя через них".
   Ловил себя Анатолич на мыслишке одной.
   Что вот думает он про них, потому как самому сказать нечего.
   "Анатолич, Анатолич. Как ты это раньше себе приказывал? Воспари, поднимись над собой. Взгляни сверху на суету, мелочность, да неоформленность предложений своих. Проще. Еще проще. Гениальное - просто. Ну, рождайся же, мысль"!
   И откуда-то сверху, или - снизу, не понять. Но, точно, издалека. Стукнуло что-то. Бумкнуло. И выплыл ответ из интервью одного политтехнолога: - "Революция невозможна. Потому, что все возможные лидеры ее маргинализированы".
   "Точно! Вот они - маргиналы. Вот они - рождаемые нищетой нищие же мысли. А что может родить нищета? Кроме самой себя - ежеминутно, да гения вытолкнуть, раз в эпоху":
   - Революцию!
   Все, из уважения к сказавшему, пусть чего-то и не к месту, повернулись к Анатоличу.
   - Чево, чево?
   - Революцию делать будем.
   - Все назад вертать?
   Лешка практичный аж подпрыгнул. Да так, что из стакана едва не пролил, замечтавшись. А в воспаленном мозгу - кожаны, кожаны.
   Так в печке, где ничего не горело давно, и куда годами складывали все, что попало, оказавшееся хоть разнотемпературным, но горючим одинаково; даже кто-либо пытался это все поджечь, да не получилось; одни лишь подгорелости оставались и масса почастично в печи подсыхала; да то, чего, казалось, уже и не было, а было - не дровами, так углем древесным недогоревшим, дожидающемся до поры; вот уже и нормальных дров и лучинок подкинули, и газетку толкнули, и подожгли - ан нет; не горит; видно так дерьма много наложили, что даже бензин не берет; а вдруг-после, на кинутую спичку, которой одна судьба - потухнуть здесь, даже не сгорев наполовину, выпрыгивает изнутри откуда-то огонь; да не огонь - огнище; загудело, зашевелилось внутри; пошло гореть и все выжигать; даже понимая, что сгорит и не останется, что от такого огня и снаружи печки все может сгореть - и крыша, и хата, и деревья в саду, и деревни кругом, и все-все; а, гори оно все пропадом, ведь сама-то печка останется; и вокруг печки этой опять все восстановится по новому устройству; на то она и печка, что от нее все пляшут. Вот так и Русь - та печка испокон века. Вот так и каждый в ней человек.
   А сейчас - Алексей. И кожаны, кожаны. В голове у него - образы. Все лишнее-напрягающее (где достать, что надеть, на чем поехать, чем заправиться, что съесть) все по-русски опускается, как ненужное. А видит себя Лешка выходящим из блестящего полированными боками открытого авто, почему-то начала 20-го века выпуска, сам - в коже и маузер сбоку болтается, пояс - лента патронная и на левом плече - "Калаш". И выходит он не где-нибудь, а в родном городке, где Машка беспардонно его кинула и замуж за армянина вышла. Возле того дома трехэтажного, что потом выкупили на деньги с оптового рынка, где весь городок у армянина продукты покупал. Дом, перестроенный уже, и внутри и снаружи отделан так, что - ах! А из дома уже вывели и Машку, и армянина и детишек их армянских. И тот кидается к нему: - "Здравствуй, Алексей, здравствуй брат". А вокруг - наши, и кожаны, кожаны. Лешка скидывает с плеча АКС и со словами: - "Не брат ты мне"...
   - Не будем ничего "вертать"! Будем делать революцию.
   Анатолич, нахмурясь, глядел в лицо Алексею. И тот понял, что читал он на его открывшем тайные мысли, ставшем эмоционально-бесконтрольным лице, эти самые мысли. Все. И АКС и кожаны. Во, попал!
   Лешка поставил стакан и стал тщательно вычищать ладонями брюки на коленях. Но бурчал при этом.
   - А как же тогда? Как же?
   - Утром расскажу.
   Анатолич оставлял инициативу в заброшенном особняке только за собой. За столом замолчали понуро-непонятливо. Но судьба опять распорядилась по другому, и звание "Герой дня" к этому герою и вернулось.
   Васек. Аккуратно принял на грудь в одиночку, не чокаясь. Помидорчик приоткусил-выпил изнутри, почмокал. Отер губы о руку, руку - о домашнюю свою рубаху, и отразил на лице внутреннее свое удовольствие. Поделился этим удовольствием с глазами, и обвел ими довольно всю компанию.
   - Вот я и говорю. Можете теперь хоть три революции делать. Хоть по раздельности, хоть все сразу. Но я сначала хочу с вами по полной программе. Пусть будет, как Негр говорит, банально, но - оторваться. Я все продумал. Все справедливо быть должно. Если даже за то, что я складал и продал; выпил, но принес; имел, но не скрысил; за все это если, мне хотя бы четверть причитается...
   Анатолич удивился.
   - Почему четверть? Что за водочные аналогии? Уж половина-то твоя. Да сейчас можешь хоть все забрать.
   - Не могу. Подсказка - твоя. И мысль за гимн. А потому и четверть. Вроде как - твое, а я нашел.
   - Ну, если так, то не таи. Вижу - удумал чего-то для себя. Говори уж. Откройся.
   Васька заговорщически наклонился к столу, как бы приглашая всех пошептаться, и свистящим шепотом говорить стал.
   - Други мои. Я ить все продумал...
   И они, действительно, подались вперед, потому как шипел он тихо, как шпион на Советскую Власть в былые времена. Выверты мысли его нужно было улавливать, потому что сейчас Васька не повторялся, а вел свой план "за ручку", как по-писаному. Как будто об уже свершившемся рассказывал. А они сидели молча и дивились разнузданности фантазий его. Но признавали, признавали, что план его по отрыву уникален и оторвутся они все по полной. Действительно, ради такого дела отложить на потом, можно даже и революцию.
   Ну, Васька. Ну, обормот. Ну, удумал.
   А он все шуршал и шипел. Потом распрямился. Всем плеснул в стаканы. И - уже громко:
   - Давайте! За претворение плана в жизнь!
   Только тут все разогнулись. Подняли-выпили. Но Анатолич и сейчас держал инициативу за шиворот:
   - Ладно! Всем спать! Дело это - хорошее, но не ночное. А утро вечера - мудренее.
   И он оказался прав. Вместе с этой тысячелетней русскою народною мудростью.
   Опять зашевелились. Заходили, но потихонечку и заснули. Спали. И что кому снилось после вечернего потрясения сего? Неведомо. А под самое утро. Когда уже вставать всем пора, по устоявшейся годами привычке - либо опохмелиться, либо бутылки собирать для пива.
   Под это самое утро. Василий умер.

. . .

   Утром удивил всех Кузьма-молчун. Он даже и вчера весь вечер умудрился промолчать. А нынче...
   - Вот так штука вышла!
   Вставший первым Кузьма (вообще-то он просил всех называть себя Козьмой) сидел и удивленно пялился на Васька.
   - Эй, робя, вставайте.
   - Ну, чего опять случилось? Поспать не дают!
   И понеслось опять с углов да кроватей. Фирменная их утренняя побудка.
   - Ну, как хотите. Я - предлагал.
   Козьма налил себе в стакан водки, не жалея, и опохмелился.
   - Вы вот вставать не хотите, а Вася-то умер.
   - Как так умер?
   Анатолич резко сел в кровати, одновременно спихнув на пол неизвестно каким боком приблудившуюся ночью гражданин-Никулину.
   Та с пола поднялась, почесала голову, подошла к столу. Тоже навернула не слабо. Закусила остатком чего-то кем-то откушенного. Передернуло ее по диагонали. Подошла к Ваське. Посмотрела-пощупала, и русским-бабьим воем подтвердила:
   - О-о-ой, да на кого ж ты меня поки-и-ину-ул? А сокол ты мой я-ясны-ы-ый! Да куда ж я теперь без тебя-а-а-а?
   Право слово, по классику получилось. По себе, дура, причитает, жалея себя, а не Ваську. Да и глупо это. Ведь только что из постели другого выпала, а туда же. "Сокол ты мой ясный". Хотя и по-женски вполне.
   Попрыгали с кроватей, поднялись с матрацев на полу, потянулись к Васе. Прикасались, тормошили и убеждались - не реагирует. Если возле стола опохмельного не реагирует, значит - точно. Умер. Присели. Помянули.
   - Что делать будем?
   Мавр опять не унимался со своим вопросом. Это ж надо как человек живет. Ничего сам думать не хочет. Все время только спрашивает.
   - А вот что!
   Анатолич подумал, что пора уже и тон задать:
   - Оно, конечно, он вчера "под занавес", как чувствовал, сказал - "Это я, Анатолич, твое поднял, а мои - 25 %".
   Анатолич сознательно перефразировал, да, заодно, и акценты расставил. Мол, все это - мое, и только четверть - васькина. Покойника, то есть. А вам, остальным... И, чтобы уже никто не пыжился, снял со стола пакет переночевавший, отошел в угол и положил в свой огромный, но не запирающийся на ключ (за неимением оного) старостинский сейф. Захлопнул громко.
   Все, конечно, это "удивительное - рядом" наблюдали с нескрываемым огорчением. Разрушенные бичевские мечты о немедленном (до блевотины в углах) продолжении вчерашней пьянки, обвалились, как подмытый водою речной обрыв. Разнообразные выражения их лиц мигом обнажились до одного археологического пласта. Пласта жесточайшего разочарования.
   - Что делать? То и делать, что должно.
   - А что?
   - Похороны будем организовывать. Я, само-собой, - распорядитель, и работ распределитель.
   Откликом на возможность поработать, при полной невозможности отвертеться, были маски скучные, мигом на лица одетые.
   - Похороны и поминки.
   Анатолич поддал огня их мыслям. И вот последнее предложение уже ближе к сердцам пятерых. Они откликнулись некоторым оживлением. Поминки. Понятное дело - неплохо. Хотя и не хорошо как-то, но - неплохо.
   - На третий день.
   Садистки добавил Анатолич.
   Лица сразу поскучнели. Но потом каждый, в свою очередь, дошел до простой мысли, что будут-таки выделяться суммы какие-то, а отломить от них на выпивку - дело несложное. И прояснилось немного. Или хмель, залитый с утра в горло, дошел до нутра и пощекотал мозги.
   - Слушать меня внимательно. Хоть вы уже и зачерпнули, но будем считать это - для просветления мозгов. Как вы будете изворачиваться в таком виде - не знаю.
   Анатолич задумался, потом махнул рукой.
   - В общем, для начала - инструктаж. И персональные задания.
   Он стал долго и нудно объяснять всем общую задачу, по отдельности каждому - что и как конкретно делать. Вот, например, сотовые телефоны как купить и по минимуму оформить корпоративную карту. Вроде как на организацию. И сколько мобильников. И как с тарифами разобраться. И проч. и проч. и проч.
   Опять он задумался, глядя на постные лица давно отвыкших от удержания в голове конкретных инструкций людей. И тогда он решил их встряхнуть по-своему.
   - Общее руководство я оставляю за собой. Но, если кто чего не сделает сегодня, будет доделывать завтра. Послезавтра - все. Послезавтра похороны незабвенного Василия. Они все равно пройдут. Но, кто не справится, тот на поминках будет пить кисель.
   Слушатели заметно напряглись. Глаза заметались, взгляды останавливались на лицах соседей. Искали поддержки. Но, везде, как стена. У каждого такие же, но свои, проблемы.
   - Может быть, повторить инструктаж, если кто не понял?
   В глазах мутноватых проявился интерес. Да, да. Закивали. Зашумели, мол, дело сложное - необычное, надо бы и повторить, чтоб не сорвалось.
   Анатолич все снова повторил.
   - А ты, гражданин-Никулина, не журись. Я тебя не затираю, но дел у тебя под завязку и дома будет.
   - Да что тут дома делать?
   - Дома-то? Да вот и Васю обмыть да приодеть, последнюю его волю исполнить по-людски. Это ж - время надо. Да и сейчас у тебя дел невпроворот. Первое - иди делай ванну, и чтоб каждый у тебя был помытый, побритый, постриженный и причесанный. Куда ты рванула? Это ж - не все. Еще бери бумагу и карандаш вон. Разлиновывай и по каждому субъекту - размер костюма - в плечах, в объеме, длине брюк и проч. и проч. Размер шляпы не забудь.
   - Да откуда ж я размер шляпы знать могу?
   - А я откуда? Так, все слышали ее? Скажу сразу. Изворачивайтесь сами. Трудно будет, особенно Мавру, но с такими пустяками ко мне не лезьте! Кто не справится - на кисель! Ты замеряй, гражданин-Никулина, что сможешь, а Петр - он умный. Он же с продавцами говорить будет. Они помогут. Но гляди. Ты в ответе, чтобы он чего не перепутал.
   - А где ж я портняжный метр возьму?
   Попыталась было она забить его вопросом, но... Анатолич так на нее глянул. Она поняла все. А "на кисель" не хотелось.
   - Про размеры Василия не забудь. Но это мне - на отдельной бумажке. Туфли и рубашки, естественно, не надо. Этого добра у нас...
   - Не... что ж мне делать? Ванну готовить? Или стричь? Щас ножницами пока науродуюсь. Или бумажку писать?
   - Во-во. А ты крутись, как хочешь. Распределяй и властвуй, как в райкоме перед пленумом. Кого запустить вперед, кого в зад. Ха-ха! Но помни - похороны послезавтра, а перечисленное, - это вот только - на сейчас. Это - то, что должно было быть готово к сегодняшнему утру. Можешь взять помощника любого. Все они, кроме Петра умного, в твоем распоряжении, пока не разлетелись. Ну. Ты еще здесь?
   Он глянул на помеченного им Петра.
   - А ты, Петя, первым пойдешь и в ванную и на подстрижку, хоть без обмера. Да приоденься в костюм.
   Гражданин-Никулина уже подолом мотнула. Все чего-то засуетились, забегали. Анатолич остался за столом один. Он довольный "наведенным шорохом" улыбался. Посмотрел на стол, налил себе. Но тут серьезная мысль стукнула его "по кумполу". Он отставил стакан и задумался.

. . .

  
   Староста вернулся из книжного магазина, как и обещал, "через полчасика". Первое, что бросилось в глаза - обстановка призывного пункта в комнате. Трое "призывников" без одежды, но в трусах и носках, стояли в линию, а четвертый сидел на кровати в рубашке свежей рядом с шикарным их костюмом и держал: на коленях тетрадку, а в руке карандаш. Тут же стояли обувные коробки. Это Петр умный был застигнут в момент подготовки к походу в одежный магазин. Но, что-то мешало Анатоличу. Какое-то новшество, он не мог понять, что. А-а, гражданин-Никулина Петра помыла и задействовала, хотя он и запрещал. Нет. Не в ней дело. Она положила на стол большую ученическую линейку, укрепив. Какой-то бичевой мерила окружности и длины, отходила к столу, поверяла цифру и диктовала: - "64, 48" и т. д. Все было правильно построено, но... Что-то было не так. А-а! Васьки нет в комнате. Ну, наверно перенесли в другую. Не-то, не-то. Еще, что-то. Ой!
   Анатолич захихикал, раскатился (как с горки) в смех и захохотал свободно. Так они же все лысые. Во, райком, дает. Успела всех причесать одинаково. Ну, баба-молодец. Гражданин-Никулина поглядела на него. Поняла. Улыбнулась сообщнически. Во взгляде ее, - "А че мне с ними уродоваться? Так - гигиенично. Да и модно сейчас". Он кивнул ей одобрительно. "Да-а. Такую на кисель не посадишь".
   Стал читать брошюрку синюю. Внимательно листал. Посматривал иногда, как загоняла гражданин-Никулина очередного обмеренного в ванную комнату. Слышал доносящиеся оттуда крики-визги "потопляемого". Слушал - улыбался, а читал - серьезнел как-то.: - "на коленях тетрадку, а в руке карандаш. Мысль ловил, но не ту. И прорывался сквозь нее ненужную своим способом "поднимись над собой". Никак у него дело не ладилось. Гражданин-Никулина выбегала на минуту, видела по нему, что не так чего-то. Сочувствовала молча. Но знала, раз Анатолич чего-то решить не может, значит это - серьезно. Значит - все под угрозой. И крики очередника из ванной комнаты становились все оглушительнее. Не знала почему, но душу отводила.
   Анатолич положил брошюру в сейф. Подумал, снова открыл. Повозился и ушел.
   Шел он к метро. Сел в вагон, доехал до какой-то станции на кольцевой и стал по очереди эти станции обходить-объезжать. Имел разговор с человеком, держащим в руке плакатик "дипломы, аттестаты". Тот аж глаза выкатил: - "Мы такого никогда не делали".
   - И не сможете?
   - Почему? За деньги все сможем.
   Анатолич ему продемонстрировал необходимое:
   - За сколько времени сделаете?
   - Точно завтра с утра. Только деньги вперед!
   - Сколько денег?
   - Я еще не знаю, позвонить надо, прицениться. Все-таки в первый раз. Нет тарифа.
  
   - Тогда я вечером подойду. И договоримся. Лады?
   Поспешил обратно (Петр умный уже застоялся). Когда он вернулся, на помывку был в очереди Козьма. Последний. Молчун. Но сегодня его как прорвало:
   - Анатолич, ну чего она над нами измывается? Вот, "под Котовского" всех уравняла. Ребята так орут в ванной, что я и идти боюсь.
   - Слушай, Козьма. "Под Котовского" она - для скорости. К тому же шляпы Петру заказаны:
   - Петь. Подь сюды.
   Анатолич отломил от пачки денег. Пересчитал-забрал несколько:
   - Купи, иди костюмы. Всем обмерянным и тебе. Но не обязательно одинаковых. Смотри по теме. Цвет серый, черный, синий, в общем - темный. Шляпами уж себя уважьте.
   Он подтянул к себе вышедшую из ванной гражданин-Никулину:
   - Посоветоваться хочу. Чего нам из одежды надо.
   - Мне...
   - Нет. Себе пойдем вместе покупать. Я - для Васьки, ты - для себя. Я говорю - костюмы темные да шляпы. Может чего еще?
   Гражданин-Никулина зарделась довольная:
   - Вроде нет. Ну, майки, носки, там, платки, и ... дай-ка я твою башку замерю. На шляпу.
   - Хе-хе. Точно. Отдай Петру. И давай уже Козьму продрай, да и пора тебе с Василием повозиться. Обмой там, что надо сделай, да накрой - одеялом что ль.
   Гражданин-Никулина унеслась в ванную, пригрозив кулаком по дороге страдавшему, немытому Козьме.
   Анатолич проводил Петра до двери, посмотрел-сказал. Тот что-то буркнул и отчалил. Путь пролег мимо сейфа, и вот уже Анатолич снова сидит, читает брошюру, морщит лоб. Опять невесело ему. Долго он думал-листал. Уже и Козьма в ванной оторался. Все, уже помытые, сидят обедают. Ему не до еды: - "Вот, Васька, оглоед, все продумал он! А это? Это ж самое важное. Но не поднимать же его и спрашивать. Нет. Сам давай до гениального допирай. Проще. Еще проще"! Отнес брошюру в сейф. Думать надо, а не читать по третьему разу.
   Уже и люди от стола разбрелись. Голове приятно. Гражданин-Никулина пальцы запустила, волосы перебирает, мол, не переживай, все равно придумаешь. Да-а.
   Вот уже и Петр вернулся - положил сдачу. Не пьяный. Четыре пакета припер одинаковых с костюмами. Да еще один с мелочью. Вывалил ее на койку. Пакеты, согласно пометкам, роздал, костюм шикарный, понятное дело снял, и стал со всеми вместе примеряться.
   Радовались, как дети. Все, кроме Анатолича и гражданин-Никулиной, которая в другой комнате Ваську обмывала. Крики ее неслись оттуда ("ой, Васечка, ой, миленький, да какой же ты хороший, погоди ж ты, не покидай меня!"). Все насторожились. Мавр изготовился:
   - Ей, наверное, плохо? Может глянуть?
   - Нечего глядеть. Плохо ей, хорошо ли, сейчас вам - неважно. Собирайтесь быстрей. У всех дела. И вот, что скажу: если сегодня управитесь, то завтра - дома сидим. Кушаем-пьем. Не кисель. Но если все со всем справятся.
   Все зашумели, заторопились. Подходили за деньгами (отрывали от мысли) и, надевши ставшие уже привычными шляпы, разбегались по делам.
   Зашла гражданин-Никулина, поставила тазик на пол. Потянулась всем телом довольно, и, развязно так, пошла к Анатоличу. Но встретила его осуждающий взгляд. Осеклась.
   - Ты давай-ка сама помойся. Да мне ванну почисть-приготовь. Я тут пока подумаю.
   И он снова погрузился в думы. Вдруг заулыбался. Достал-посчитал из кармана деньги. И снова ушел. В этот раз поймал он такси. Причем частников на "шестерках" он рукой пропускал мимо, а ловил именно дорогое - "желтое такси". Когда поймал, сел и долго разговаривал. Видно было в стекло, как водила возмущенно махал руками. Не понимал, что надо от него. Перегнулся через пассажира-открыл дверцу "на выход". Но Анатолич дверцу закрыл и отсчитал аванс. Водила успокоился. Немного подумал и тронул.
   Вернулся Анатолич уже к пяти. Довольный. На слова гражданин-Никулиной о том, что ванна остыла, махнул рукой. Отвел в сторону Козьму и отправил его опять в поход.
   Долго уточнял детали, вникая в отчеты о проделанной работе. Записал в тетрадку расходы, принял ванну и "постриг". Выслушал доклад вернувшегося Козьмы. Почесал лысую голову, велел подавать на стол, ужинать и ложиться спать. Но уже без них. Потому как примерил перед зеркалом шляпу, оглядел критически гражданин-Никулину и ушел с нею глубоко вечером, сказав, чтоб ложились и не ждали.
   Вечером не вернулись и ночью. Все ворочались. Не спалось. Смотрели на сейф. Но знали: хоть и не заперто, но лучше не трогать. Что будет! Громы поднебесные и пинки подсрачные. Из особняка - на вылет. Утром проснулись как один. Петр умный стоял возле открытой дверцы сейфа в позе сфинкса. Повернул голову. Под пытливыми взглядами одной рукой взялся за резинку трусов (что, снять?), а в другой держал брошюрку синюю:
   - Денег нет.
   Мавр остался верен себе:
   - Что за книга?
   Петр умный перевернул, посмотрел название:
   - Во, бля. Уголовный кодекс Российской Федерации.
   И все стали вслух повторять в разнобой его последнюю фразу. Бывало - полностью. Но, особо часто, первые два слова. А их уже и с синонимами.

. . .

  
   - Что за шум? А драка будет?
   Петр умный, открыв рот, глядел мимо всех на стоявших в дверях гражданин-Никулину и Анатолича. Анатолич угрожающе составил у ног два пакета, и стал искать глазами чего-нибудь для руки.
   Петр уронил брошюру. Нагнулся-поднял. Глянул на Анатолича - уронил. Снова поднял, снова уронил. На очередном поклоне Анатолич его поймал:
   - Положи на стол. В этот раз, в честь светлой памяти Василия, прощу тебе. Но, если опять...
   Петр умный мышкой затаился на кровати. Даже ноги под себя подвернул, чтоб уменьшиться.
   Вы знаете, что, хлопцы? С таким-то доверием друг к другу и к старосте своему, мы не то что революцию, но и поминки провалим.
   Анатолич, хмурясь, оглядел своих подопечных и кивнул гражданин-Никулиной:
   - Мы тут Васе фрак принесли с бабочкой. Весь город оббежали-напряглись. А вы, что? Не стыдно?
   По склоненным лысинам было видно, что неловко, как минимум.
   - Так, гражданин-Никулина, одежду к Васе в комнату неси. Потом займешься. А все, что съестного взяли - на стол мечи. Раз все вчера управились, то я слово держу - сегодня сидим дома. Тем более и разговор серьезный есть. Посмотрим, что вы за друзья-товарищи.
   И, где-то через час, проводив гражданин-Никулину одевать Васю напутствием не причитать так громко, как давеча, Анатолич приступил к теме:
   - А знаете ли вы, что за затеянные нами похороны нам всем минимум по два года лагерей светит?
   Лысые головы раскрыли рты:
   - Да за что ж? Как это? Начитался страшилок...
   - Тихо! Вот вы брошюрку из сейфа незаконно добыли. А вы ее читали? Ну, когда-нибудь в жизни?
   Анатолич вполне сознательно подвязал их всех до одного к делу "о вскрытом сейфе". "Медвежатники" зыркнули на Петра и понурились молча.
   - За что? А как, по-вашему, мне с директором кладбища договариваться? Без свидетельства о смерти?
   Или вы думаете "скорую" пригласить? Хазу спалить? Или выбросить Ваську на улицу, и потом подглядывать, как его в общую могилу через неделю закинут? Что молчите? Сами-то согласились бы, что б вас, как собаку?..
   Видно было, что доводы Анатолича бьют не в бровь, а в глаз. Впервые после смерти Василия появился действительный повод для раздумий. Вытаращив глаза, глядели "с надеждой на всемогущего" Анатолича.
   - Вот. Тут только преступить закон. Хоть по одной статье. А другие уже подвяжутся. В дополнение. Да уже по 327-й за добычу и использование фальшивого свидетельства о смерти нам по два года лагерей легко отломится. Мы уже сами - масса. А людей Козьма позвал, это как? Менты если вдруг на похоронах предложат "пройти", а кто-нибудь засопротивляется? По 212-й УК только за участие от 3 до 8 лет получите. Козьма - точно, как организатор. Чего нахмурился? Подставили тебя? Никто не держит. Вали отсюда. А то тебе с нами, если по пути, то еще и "по хулиганке" в группе лиц до 7 лет отломится. Впечатляет? А сложение частичное в суде изучить не хотите? На своей практике?
   И все же главный "взломщик" оказался самым смелым в разговоре:
   - Анатолич! Ну не угнетай ты нас. Ты ведь точно придумал. Скажи нам, как объехать закон?
   Анатолич глянул сурово:
   - Объехать хотите? Отвечать не хотите? За васькины деньги жрете-пьете и в кусты? Нет уж. Будете рисковать! Пронесет - так хорошо. Но даю времени на раздумья до вечера. Только за окном смеркаться начнет, тот, кто нас покинет должен это заявить. Репрессий не будет. Но и в городе оставаться не позволим. Пусть уезжает "на карантин" от греха подальше. Если кто позднее вечера решится, то свяжем и в угол закинем, до послезавтра. Денег на поезд дам. И до вагона проводим-посадим. Все честь-честью. Вот и думайте.
   Анатолич всем наливал-не спрашивал. Знал: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Через час передал бразды гражданин-Никулиной и сам лег отдохнуть. А к вечеру...
   - Ну, что скажете?
   Петр решил выделяться из компании словом:
   - Мы тут посудачили и порешили. Подкузьмил нам Васька (Козьма аж дернулся). Но мы все остаемся. Однако, даже рискуя быть связанным, просим мы тебя план похорон все же изложить.
   - Толково и честно. Уважаю. Ну, слушайте.
   Анатолич рассказал как, по его мнению, может обстоять дело завтра. Все признали, что риск есть (куда ж без него на Руси?), но минимизирован он умело. И уже вразноряд стали предлагать-уточнять детали.
   Поздним вечером шли за Анатоличем в темноту встречать подвезенный гроб. Анатолич осматривал-ощупывал изнутри-снаружи под говор гробовщиков: - "Мы не поняли ничего, хозяин, но сделали все, как ты заказал. Поверь уж". Расплатились. По темноте блуждали между деревьями - шли домой. Если б кто видел этих с гробом посреди ночи... Но, Бог хранил. После полуночи Анатолич вдвоем с гражданин-Никулиной зашли к Василию и в гроб его уложили. Утром предстояло через парк выдвинуться в обратном направлении.
   К вечеру, возбужденные, еле улеглись. Даже не взирая на постоянные окрики старосты. С утра встали, "как огурцы". Без понуканий. Умылись-оделись и за стол уселись. Ни о какой выпивке речь не шла.
   Три автобуса с задним открывающимся люком стояли в ожидании в условленном месте. Один из них, наполовину забитый цветами и венками, принял внутрь покойника в закрытом гробу. Второй (по дороге) - музыкантов. Третий попозже битком набился бомжами в переулке недалеко от Казанского вокзала. "Выйдя на оперативный простор", автобусы, по-московски, невзирая на то, что похороны - дело неспешное, понеслись по оговоренному маршруту в Подмосковье.

. . .

   Две бабульки в платочках сидели на лавочке в оградке и наблюдали всех проходивших по дороге, тянущейся вдоль могилок. Далеко.
   - Анфиса идет. Как ты думаешь, стерва она или нет?
   - Стерва. Хотя и в церкви вот была.
   - В церкви, бають, и ведьмы бывають.
   - Это точно. Дочка у нее в Израиль уехала со своими. Сволочь шпионская. Еврея мать!
   Мимо шли, в основном, женщины. Они побывали в церкви, и повязанные головы их склонялись к дороге долу. Бабульки обсуждали почти каждую из них. Но тут... Лихо разогнав воробьев у лужи, взвизгнул тормозами автобус. За ним - еще.
   Бабульки насторожились.
   - Это кого ж нам привезли?
   - Типун тебе на язык. За такое "к нам"!
   - Ой, Господи, помилуй. Чур, меня, чур!
   А, действительно. Не помню, кто тут умер. Видать - в родственную могилу.
   - А где рыли? Опять мы пропустили?
   - Уймись. Сейчас пойдем по аллейке, параллельно, да и узнаем все.
   Закинув, за любопытствием своим, дело прихода своего, они двинулись так, чтобы между памятников, крестов и деревьев особо не маячить, но все видеть. А посмотреть было на что.
   Прибывшие выстраивались заведенным порядком, но не без исключения из правил.
   - Глякось! Баба у них тоже гроб нести пристраивается.
   - Вдова, наверное.
   - Нет, так не бывает. Вдова сзади идти должна. А это, видимо, сотрудница.
   - А он, значит, сотрудник? А-а! Это разведчика хоронят.
   - А где ж секретность? Для чего тогда те два парнишки? Вон и камеры у них. Может кино снимают?
   - Нет, если б кино, то тут бы девка бегала, щелкала доской и кричала б "дубль-ве"!
   - Какой такой "ве"?
   - Видела я в Одессе, как кино на пляже снимали. Дубль да дубль. Точно как мой Петя раньше у телевизора под футбол болтал вечно про "дубль-ве", какую-то. И про бразильцев.
   - Так это бразильца хоронят. У них свои обряды.
   - Почему бразильца?
   - Смотри: гроб закрытый - раз. Баба гроб несеть - два. Негр рядом с нею - три. И дубль-ве.
   - Нет. Наших, по виду, много. Все же, наверное, разведчик.
   - Может он погиб в Бразилии?
   - При выполнении боевого задания.
   - Партии и Правительства.
   - Если так, то его давно ухлопали. Нет уже ни того, ни другого.
   - Но разведчики-то есть. Они все время чего-то разведывают.
   Тут грянула музыка, и скорбная колонна двинулась нестройно.
   - Ты слышишь? Марш у них другой.
   - Точно - иностранец. Даже кладбища наши захватывают.
   Но бабули не успели развить вопрос национальной гордости, как стало происходить что-то необычное совсем.
   Марш, конечно, был неведомый, но вдруг в него вплелось что-то знакомое до боли. Туба выводила "пам-пам-пам", отмечая необходимую долю. Другие вели "пам-паба-пам-паба-пам", и сливались с тарелками и корнет-а-пистоном в эйфории: "па-ба-па-ба". И снова туба их начинала уговаривать "пам-пам-пам". Но внезапно корнет-а-пистон изменил своим звонкоголосым напарницам и залепетал у самых верхних листьев самых высоких деревьев. Его тема стала подниматься куда-то в бездонность неба, одновременно все же присутствуя в общей музыке, и сплетаясь с ней причудливым "ля-ля".
   Вот это-то "ля-ля" и смущало. И не только двух сплетниц. Естественно, находящиеся в поле зрения, обращали на процессию все более пристальное внимание. А Петр умный вдруг стормозил, чуть не сбив шаг. Музыка своим хитросплетением была проста до гениальности. Она ошарашивала своей неожиданностью. И, как бы не желая продолжения эскалации ее, Петр чуть не двинулся быстрее. Он понял, что это и есть легендарный васькин марш. Инстинкт композитора торопил скорее зарыть такого соперника. Но ношение гроба совместное изменений темпов не предполагало, и на него соратники забурчали-зашикали.
   Уже и бабульки почти дошли своим умом до сути, когда тайное открылось кощунственно и стало явным противоречием погосту. Здесь, где петь положено только служителям культа, да и то - не петь, а отпевать, вдруг в поддержку пистона скорбно зазвучало от одного из носильщиков:
   - По диким степям Забайкалья...
   Привыкшие к единению близкие скорбники, автоматически помогли-подтянули:
   - Где золото роют в горах...
   Бабули совсем очумели.
   - Бродяга, судьбу проклиная...
   Подтянула одна из них тихим фальцетом, другая же так на нее зыркнула, что о хоровом пении пришлось забыть. Явно все кладбищенское сообщество было смущено. Хотя не сказать, что смертельно. Если ближние распрямились и остолбенели, то дальние, наоборот, оживившись, стали подтягиваться ближе.
   А муза все усиливала мощность. И вот уже толпа провожающих в последний путь, хриплым хором развеяла у посетителей кладбища надежду на то, что происходящее - коллективный сон. Сорок голосов мощно вытягивались из глоток знакомыми любому русскому словами:
   - Бежать больше не было мочи,
   Пред ним расстилался Байкал.
   И пока бродяга переезжал набитое омулем озеро, кто-то уже позвонил в милицию. Милиция тоже послушала в телефоне хоровое исполнение.
   Лешка, сволочь, когда нахрюкался неизвестно. Известно только, что он купил себе фляжку на ремешке. Видимо водка паленая, даже в дорогой фляжке плескаясь, сохраняла свои чудодейственные мозгодробительные свойства. Лешка уже и заплетаться стал, когда от церкви, недалеко для механизированных сограждан расположенной, подъехал "УАЗ" с ментами. Причем он попытался пройти с ходу к гробу, но хор бомжей не разомкнулся, а толстому капитану пришлось скомандовать: - "За мной", - и оббегать колонну по обочине.
   Удивительным было продолжение оркестром необычного похоронного марша, совершенно пению не мешавшему. Незаметным осталось лишь тихое выдвижение со стороны могилок и быстрое просачивание поперек скорбящей колонны трех или четырех мужиков явно военной выправки. Старший из них внезапно "явился", преградив дорогу капитану. Обойти себя он не дал. Да и как обойти махину под два метра ростом с необычайно широким разлетом плеч? Упершемуся в него капитану большой мужчина, нагнувшись, что-то негромко говорил. Убежденный не столько сказанным, сколько мощью непроходимого соперника, матерый мент соглашательски кивнул. А вот подпиравший его "зеленый еще" сержант упрямо бросил: - "А почему власти не предупредили"? Большой, демонстративно не замечая сержанта, смотрел на капитана. Лицо того из состояния тяжко-задумчивого вдруг перелилось-перекосилось в удивленное. "Врешь, не обведешь", - подумал большой, не поворачивая голову к началу процессии, куда собственно и таращился удивленно капитан. И ладно, что сержант тоже глаза выкатил, - "Ишь! Игрушки затеяли", - большой ухмыльнулся". Но, по вскрикиваниям позади, все же определил, - "что-то там происходит", - и, удерживая боковым зрением любое движение, блокировав дорогу шлагбаумом широколопастной кисти, кинул быстро взгляд назад:
   - Вот это да!
   Крышку гроба всю заволокло дымом. Белесая пелена относилась ветерком в поле, создавая дымовую завесу, как бы желанием имеющую укрыть процессию от внешнего мира.
   Народ только охнул, как и сама крышка отлетела, и изумленным, со всех сторон тянущимся к неведомому взорам, явился севший в гробу покойник. Фрак, манишка, бабочка естественно смотрелись на нем, потому как в руке он держал дирижерскую палочку, и, распевая громко песню, весь в дыму, как канонир "Варяга", остервенело дирижировал ею.
   Внешний мир не замедлил явиться в попытке сержанта вывернуть большому оставленную на отлете без присмотра руку. Но большой даже не отвернулся от очаровательного действа, а вот сержант каким-то чудом взлетел ногами кверху, перевернулся в воздухе и скаканул пару раз по полю на своей пятой точке.
   В это время покойник бобслеистом заездил назад-вперед, продвинулся, и через переднюю стенку покинул гроб. Он подставил свое плечо под свой же гроб и понес его, распевая, под звуки своего же похоронного марша. Благо, что место освободилось - Лешка куда-то исчез. Корнет-а-пистон сумасшедше взвизгнул, когда кулак Лешки нашел-таки скулу капитана. Менты схватились было за оружие, но как-то быстро все улеглись. Кто на дорогу, кто в кювет. Вроде бы драка кончилась, не начавшись, но тут бомжи, бросив и петь в хоре и венки на дорогу, кинулись топтать поверженных.
   Изумленные зрители увидели, как люди с военной выправкой оседлали ментовский "УАЗик" и, включив сирену, подпрыгивая на ухабах, понеслись вдаль. Другие набились в автобус и тоже уехали. Тогда все посмотрели вперед, но кроме брошенного гроба ничего не увидели. Да и тот, как-то неуклюже крякнув, разложился на составные доски.
   Ни покойника, ни его близких не было. Они, пользуясь отвлеченным вниманием, скрылись. Или испарились. Или просочились к большой дороге сквозь кладбище. Кончилось кино. Да и парни с камерами куда-то исчезли. Только милиционеры, покряхтывая, да пошатываясь, поднимались среди венков и цветов.

. . .

   - Вот, полюбуйтесь, какое безобразие в Интернете вывесили.
   Самый большой начальник с Лубянки собрал весь руководящий состав в просмотровом зале конторы.
   - И название какое подставили - "Похороны картуза".
   Подкувырков смотрел вместе со всеми, хотя имел наводку, и уже ранее в интернет слазил. Подкован был по теме разговора. А на экране показывали Васькины похороны. Особенно когда ментов колотили, народ в зале втихаря хихикал.
   - Кто такое "картуз"? Кто-нибудь пояснить может, товарищи чекисты? Или уже вообще мы никакую информацию добывать не можем? Если кто из вас сейчас скажет, что все это проходило под его контролем, то я к награде его представлю. Ордена не пожалею, сам к президенту поеду. Но, ведь вы этого не скажете. Тогда скажите, хотя бы, кто такой "картуз"?
   Подкувырков, ограмотевший по сравнению с остальными, поднялся с места:
   - Есть разъяснение прокламационное. В одной из дискуссий в Интернете по поводу Гитлера поставили вопрос: за что он так не любил картузов, что всех их практически уничтожил. И никто не знал не то, что ответа, а даже кто такие картузы. Наверно, потому, что их всех уничтожили. И тут один ник заявляет, что картузом, например, является Лысайс. Ну, тогда все и поняли, за что их, картузов-то.
   - Ясно. Но почему вот бесконтрольно такие акции происходят? Не усаживайся, давай, раз ты такой умный, отвечай.
   - Да мне-то идти надо.
   - Куда еще, без приказа?
   - Как раз ваш приказ выполнять: готовить список награжденных, и себя - к ордену, не забыть представить.
   Главный командир обрадовался:
   - Вот! Пример берите с товарища. Как вас?
   - Подкувырков, начальник управления.
   - Вот! Берите пример с товарища Подкувыркова. Все свободны, а вас я попрошу остаться.
   Долго они говорили-перетирали о секретном задании президента, да что эту группу товарищей бомжей вести пришлось, условия им создавая. И не вмешиваться, но помогать.
   - Вижу-вижу. Не соврал, к чужому примазываясь. Продолжай работать по теме. В список кого включишь?
   - Кроме себя, конечно, оперативников из отдела, еще кого-то из управления, и пенсионера одного.
   - Нашего?
   - Нашего, естественно. С чего бы я другими пенсионерами интересовался? А этот помогает реально, хоть и денег берет помногу.
   - Ну, тогда больше, чем на медаль он не тянет.
   - Слушаюсь.
  

. . .

  
  
   - А, что, неплохо у нас вышло, а? И главное, никто не прокололся, не показал вида, что я живой.
   Васек, довольный, сидел на поминках своих, после своих же похорон устроенных. Тема его, которую все вместе реализовали, продолжалась в особняке. Все говорили, какой он был хороший до своей смерти и предлагали выпить-помянуть за упокой души Васькиной. А Васька довольным котом сощурившимся слушал, да ел.
   - Всем же выгодно было не объявляться, что ты жив. Свидетели кругом, а уговор все помнили.
   - Что наследства могут лишиться?
   Анатолич кивнул:
   - Да. Сумму, поделенную на шесть, от твоей доли сэкономленную. Я, например, точно знал, куда ее потрачу. Потому все и делали вид.
   - А что это за хлопцы боевые разогнали ментов? Дорого ты их нанял? Небось наследство-то уменьшилось значительно?
   - Ничего не дорого. Вообще бесплатно.
   - Как это?
   Васькина физиономия так удлинилась от удивления, что в нем даже что-то от благородных проявилось в чертах общих.
   Анатолич тоже немного удивился:
   - Ты их не узнал? Это же - охранники голубой звезды, проштрафившиеся. В пакете визитка лежала, так я позвонил, напомнил о тебе, и попросил устроить охрану похорон столь даровитого песенника, как ты. А им, видимо, не хотелось второй раз перед шефом обстираться, вот они ментам и накатили.
   Васек попросил тишины, поднялся и произнес здравицу всем присутствовавшим здесь, включая умершего - себя:
   - Спасибо всем. А особо - Анатоличу. Я ж его в такой угол загнал с этой справкой о смерти. Сам не продумал, а он, вишь, как вывернулся. Но, видимо, ты, Анатолич, не доволен остался, что такой невеселый сидишь. Вроде повеселились на славу. Оторвались по полной. А ты недоволен?
   - Другое дело совсем у меня. Нужно мне, понимаете, съездить в Ростов.
   Анатолич обвел своих подопечных взглядом:
   - Я вас не бросаю, но вот позвонил в кои веки отцу, а тот чуть не плачет - крыша протекает. Это же - страшное дело. Дом-то у него только снаружи кирпичный, а вообще - саманный. Глина, понимаете ли, любит воду, она от нее расстилаться вольно умеет, но только домик разломается. Я же даже деньги наши на ремонт тратить не буду. Материал он сам купит, а я сам крышу покрою.
   Лешка вскинулся:
   - Один, что ль будешь крыть? Наймешь ведь кого-нибудь. Меня возьми.
   - Не найму. Один справлюсь. Вы пока на революцию зарабатывать будете. А я там поработаю.
   - Так есть же деньги.
   Это Петр умный сумничал.
   - Да ты соображаешь, что говоришь?
   Анатолич подобрался внутренне для такого разговора нелегкого:
   - Слушайте внимательно. Деньги на революцию надо зарабатывать. Потому как, то, что есть и тратится - это деньги. А то, что воспроизводится и умножается - это капитал. Стоит задача превратить наши деньги в капитал.
   - На бирже, что ли играть?
   Включился Мавр со своими вопросами.
   - Нет. Организуем производство. И обязательно с фишкой какой, чтобы прибыль была просто фантастической. Сделаем потому вот что: первое - приобретаем у одних ребят агрегат итальянский.
   - Что за агрегат, и что за ребята?
   Мавр усилил обороты своего вопросника.
   - Ребята одни, выкупили у госпредприятия доставшийся на шару ему агрегат. Вырезает хоть из дерева, хоть из камня. Они установили агрегат в сарае каком-то, стационарно, и сделали главную ошибку.
   - Какую?
   - А вот какую. Агрегат должен работать у заказчика. А они, что делают, знаете? Вазы, пепельницы. И прочую хрень. Которую китайцы вручную вырезают дешевле. А ведь агрегат - со сканером и компьютером в поддержку.
   - Чего это такое?
   - Проще говоря, берешь фотографию какую. Например, заказчик с премьер-министром стоят, и ветер им полы плащей раздувает. Сканируешь. Компьютер грузит в память, устанавливаешь раму специальную, и агрегат, по ней продольно разъезжая, вырезает потихоньку картинку в увеличенном масштабе. Такой агрегат точно надо к бане подвозить и там работать на нем, чтоб заказчик радовался чуду чудному..
   - К какой еще бане?
   - Ну, на стену сделать ему картину деревянную, или на пол. Сидят мужики после праведных трудов взяточных, с пивком в предбаннике, а им хозяин и показывает на картину. У кого такая есть? Вот она - реклама. Агрегат мы у них выкупим в рассрочку тысяч за десять долларов.
   Второе - ты, гражданин-Никулина, собирайся-переодевайся и давай-ка своим знакомым бывшим партийным бонзам названивай, на встречу напрашивайся. Корчи из себя бизнес-вумен с таким вот шикарным бизнесом. Тащи ребятам заказы. Обеспечивайте перевозку, установку и прочее. Да цену установи этим знакомы аховую: тысяч по пятьдесят долларов за картину. И то, скажи, - по блату. Раньше, скажи, вообще, за границей работали. На лордов, да на пэров.
   - А ты, значит, в Ростов?
   - Да, я все-таки съезжу. А вам скажу вот что. Третье и самое главное. Если кто со дня сего выпьет хоть рюмку, из дела вышибу. Хватит уже жрать. С какого такого горя теперь-то?
   - А сам, там, у отца, неужели не тяпнешь бесконтрольно?
   - А вы можете мне звонить, деньги на роуминге жрать, будете контролировать, коль денег революционных вам будет не жалко. И ладно, на этом производственное совещание закончим. Я сейчас с Лешкой к ребятам тем заеду, договорюсь-расплачусь - и на вокзал.

. . .

  
  
   Гроза громыхнула очень качественно. Ливень пролился не ведрами - цистернами. В кухне-пристройке не просто потекло, а полилось вперемежку с глиной и штукатуркой.
   - У, батя, как мы качественно крышу вскрыли.
   - Да. Хорошо поработали. На славу.
   Анатолич добавлял в борщ четвертую порцию продуктов, прикрывая кастрюлю крышкой от сыпавшегося сверху шматья строительного:
   - Борщ почему долго варится?
   Анатолич отбил крышкой опасно приблизившийся добрый шматок глины с прилипшим куском обоев и продолжил лекцию:
   - Надо всю продукцию, для борща необходимую, разбить на несколько закладок. Например: первое - мясо и фасоль, последнее - лук и помидоры, а сверху - лук прожаренный и укропчик с кетчупом, для остроты.
   Рядом грохнуло полкирпича, сорок лет назад попавшего в саман. Анатолич отодвинул его ногой:
   - Ты сейчас не подметай. Еще успеется. Все зараз и маханешь, сколь бы не свалилось. А долгота варения борща вот в чем: наливаешь воды подсоленной к порции первой и ждешь, пока выкипит столько, чтобы места хватило на вторую закладку. А это все - время. И, так часа за четыре, все и сготовишь по очереди, но вместе.
   В кухне коротнула проводка и погасло освещение. Ничего, плита-то газовая!
   Ливень заливал и летнюю веранду. Пер с ветром боком под навес. Порывы ветра гоняли по участку мух и муравьев. Этих "ползучих и кусучих" Анатоличу жалко не было. Кушать сели перед телевизором в зале. Несмотря на то, что в кухне проводка уже навернулась, и с люстры в зале тек веселенький ручеек.
   Батя, прихлебывал борщ, посматривая на экран:
   - Сынок, придется ведь пол помыть после дождя.
   - Ясное дело. Только это - легко. Нужна только швабра. Вода уже есть. А хорошо, что мы на оптовый рынок поехали с утра, а не за работу взялись.
   - Почему?
   - Если б не актированный день, я бы шифер со всех сторон дома снял. А так, еще более-менее сидим.
   Отец радовался хорошей порции борща со сметаной. Кастрюли пустые, подставленные на пол, громыхали, перекликаясь с потолочным потопчиком. Борщ отцу понравился:
   - А, и правда, что хорошо. Мы ж казаки - непромокаемые. Может сегодня Бузаразова снимут с поста в новостях?
   - Что тебе Бузаразов не нравится? Место - и хлебное и скандальное. Может, его и не надо снимать будет, а просто - больше не назначать. А потом - в тюрьму ему дорога. Попозже. И вообще, представь себе, что Ленин бы вами руководил. Ведь пострелял бы вождь не только министров капиталистов, но и простого народа уйму. Да и где его найти вам, Ленина этого? Ты лучше вот борщ кушай. А кости Цыганенку кидай. Он ведь тоже в ремонте участвует. Шифер сторожит, черт черный.
  

...

  
  
   Подкувырков настроил выкупленный у Кулибина аппарат на нужную длину волны. Так решила эта ученая кулибинская братия, что не надо им помощи, а пусть заказанные аппараты у них выкупает. И деньги запрашивали немеряные, но Подкувыркову был открыт лимит и более того, гораздо, и никакими суммами не достанешь потолка его. Всей Расеи бюджет перед ним расстелился. Конечно, чтение мыслей было не безпроблемным, толи, эмоции когда мешали, толи расстояние в тысячу километров свое брало, но слышал он только урывки какие. Самому нужно было предложения выстраивать из отрывков этих. Наушники иногда сплошной треск выдавали. Но, хорошо, что такую вот даль брали, а то пришлось бы на юг двигать, а чего он там не видел? Здесь могут и к президенту неожиданно вызвать.
   И накаркал он сам себе. Как раз-таки и вызвали.
   - Ну, ты скажи мне конкретно, понимаешь, чего они ищут для этой революции своей?
   - Анализ еще не проведен. Иногда белиберда какая-то получается. Головы не хватает.
   Неожиданный вызов к президенту на ковер застал Подкувыркова врасплох.
   - А ты скажи. Ты от меня ничего не скрывай. Одна голова - хорошо. А без головы, что лучше?
   Подкувырков поморщил лоб:
   - Вот последние данные. Ищут шифер, Ленина, толевые гвозди. Причем тут революция, не пойму.
   Президент и не ожидал легких раскладов:
   - Ну-у, шифер-то - понятно. А вот где они Ленина возьмут? Вот ведь незадача. Охрану мавзолея усилили?
   - Дал сигнал. Но, далее - вне пределов компетенции моей. Может все решить попроще? По-сталински?
   Президент задумался. Течение мыслей его билось о какие-то пороги несдвигаемые:
   - Ну, не могу я! Я же - демократ. А все меня куда-то к деспотизму двигают. Мне легче под тебя мавзолей отдать. А ты, давай-ка, все проанализируй и доложи мне. Ленина береги, как папу родного. Хорошо, что не захоронили его. Уперли б, суки, с погоста, как пить дать, уперли б.
  

...

   Анатолич залез на крышу. Непогода 14 августа наделала делов. Понадеялось, что, может, хоть муравьев затопило водою. И то - хлеб. Но враг не дремал. Остатки муравьиной стаи немного поменяли маршрут. И вот на новую дорожку ступила нога человека. Как он их называл, "мураши-курбаши", немедля поперли по тапку и по ноге вверх. Стоило немного зазеваться, как сразу три мураша вцепились Анатоличу в яйца. Попались самые ретивые. Курбаши не только ведь стараются кого-то закусать, они хотят потом-попозже это закусанное с собой утянуть. А тут - не тянется. Большое для них очень. Хоть и добычливы, а неудачливы. Муравьи, усиливаясь, оторвали от объекта все лапы, кроме передних. С силой тянули челюстями уже вверх, стараясь, если не все, так хоть часть откусить.
   - У, пидарасы, опять до яиц добрались!
   Анатолич бросил гвоздодер и скинул трико. Хрен им соседям с их видом, натурально. Свои - ближе. Расчешем все свое, пока курбаши до главного не добрались. Захватчика уничтожим-раздавим. Стало легче. Значительно.
  

...

  
   - А-а-аа!
   Подкувырков заорал и схватился за яйца:
   - Е мое! Что за служба наступила! По ноге, как будто гвоздодером проехали!
   И вдруг он услышал непонятный хруст. Схватился за волшебные наушники и не смог их удержать на ушах. Их тянуло куда-то кверху неумолимо. Подошел, с опаской, к зеркалу:
   - Ну, е!
   Из его головы торчало жующее продолжение. Муравьиная башка, с хорошую дыню размером, методично пережевывала подвернувшийся обод наушников.
   Никифор Абрамович, конечно, - не дева красная. И вместо того, чтобы бахнуться в обморок, накинул на эту башку генеральскую фуражку и ломанулся по коридору к скоростному лифту. По одуревшему часовому считал, как с листа, донесение - башка доедает фуражку.
   Прыгнул в машину и понесся к Кулибину на дачу. Ворвался на участок, как ураган, сметая по дороге развешанные сушиться постирушки.
   - Ладно, Никифор Абрамович, успокойся. У меня такое тоже было. И именно с муравьями.
   - Нет, ты скажи, коли раньше...
   - Успокойся, говорю, Абрамыч! - заорал отставной майор:
   - Я ж знаю, что надо сделать. Сейчас, сейчас...
   Кулибин приговаривал, доставая банку с зеленоватой жидкостью:
   - Вот. Тяпни стакан до дна, без остатка.
   Генерал резво рванул. Слева замертво упала муравьиная башка, с недожеванным полотенцем в челюстях. Схватился за темя. Чисто:
   - Что за лекарство секретное?
   Кулибин рассмеялся:
   - Этот секрет могу тебе выдать без пыток. Нормальный самогон. Уперли с ребятами вагон бесхозный с ванилином. Здесь же и нагнал.
   - Нет, ты скажи. Скажи мне одно.
   - Что?
   - Если это жуйло чего-то жрало, то куда ж оно срало? В голову мою, что ли?
   Кулибин почесал над ухом:
   - За что тебя всегда любил, Абрамыч, так это - за неординарную постановку вопросов. Не знаю, ей бо. Не проводил такой опыт. Сразу самогоном лечился. Вот, полотенце, гнида, сжевал напополам. Это - жалко.
   Подкувырков причесывал вздыбившиеся волосы дачным гребнем:
   - Не ссы в носы! Из ушей потечет! Пришлю я тебе полотенец хоть дюжину, а, хошь, вагон. Но ты должен был предупредить. А теперь эта тварь без наушников меня оставила. Есть еще одни?

...

  
  
   Как только Анатолич вернулся, собрал всех и потребовал отчета о проделанной работе. Результаты потрясали воображение. Заказов было собрано на три месяца вперед. Гражданин-Никулина отличилась. Первое задание было выполнено уже через три дня после отъезда командира. Заместитель мэра заплатил за полное обновление стен, потолка и даже пола в своем деревянном домике выездном. Вообще-то можно было выдвигаться с заказом по совсем другим вещам, уже для себя. Ребятишки заработали уже чуть не миллион зеленых. И услуга пользовалось популярностью огромной.
   Анатолич приехал на знакомую уже нам дачу Кулибина. Разговор надолго затянулся:
   - Пойми, Кулибин. Толкать своих и чужих людей на бойню войны гражданской я не собираюсь. И никому не советую. Можно, конечно, нанять боевиков каких, но я знаю, что революция делается руками трудящихся. А трудящиеся наши - население, а надо превратить его в народ.
   - А как это ты сделать собираешься?
   Анатолич поморщился. Так сразу и не объяснишь:
   - А через деньги.
   - Денег, что ли всем отсыплешь? Так ведь на всех не напасешься, даже с твоей чудо-машинкой нарезной. Люди должны сами понять, что их за быдло держат власти. Сами осознать должны, тогда и бороться будут за права свои попранные.
   - Да, я разве против? У меня вот задумка какая. Народу повышают пенсии, зарплаты там, номинально, а забирают у людей как? Ценами в магазинах, услугами за отопление и прочее. Заказываю я тебе агрегат следующий: чтобы жильцы одного дома многоэтажного могли не платить за отопление.
   Кулибин задумался:
   - И что? Чего ты добиваешься?
   - Как это? Вот не будут они платить и поймут, насколько лихо их разводили, услуги ЖКХ, неверно оценивая. А я возьму какой поселок подмосковный, ну, хоть Утомилино, и заделаю там отопление бесплатное.
   - Ну, ты - башка! Это ж революция может получиться. Вокруг все сравнивать начнут. И забунтуют.
   Анатолич обрадовано закивал:
   - Вот. Ты и понял тему. Сделаешь агрегат?
   - Поговорю с ребятами. А денег много дашь?
   - А сколько попросишь, но в пределах разумного. Помните, у кого берете. И потом заказ может быть мелкооптовым. И тогда побольше домов и жильцов к теме подключим.

...

  
  
   - Не хочу тебя расстраивать, да и дружбы нашей жалко, такие вещи сообщать.
   Майоров кривил лицом, но не душой. Момент был напряженным "до не могу".
   - Чего, еще? Ты ж знаешь. Я с любой проблемой справляюсь легко. Иногда, даже не напрягаясь вообще.
   - Ладно, может тебе легче будет, если я скажу. Я хоть злобствовать не буду. Ты помнишь, один рыжий был в конторе, который нас с Солдатом?..
   Подкувырков подпрыгнул на стуле:
   - Вы, что, договорились с Солдатом меня с этой Сукой Рыжей сталкивать? Помню я его.
   - Да не в нем дело. Вернее - не только в нем.
   - А в чем?
   - Не в чем, а в ком. В тебе дело.
   - Чего? Он пытается под меня копать? Я ж его... на Байконур отправлю...
   - А он уже выкопал.
   - Дело-то в чем? Я при чем?
   Опять Майор покривился. Никак у него не получалось побыстрее до "дела" того добраться:
   - Понимаешь, Кифа, ты ж - баловень судьбы. У тебя все по жизни получается, хоть по службе, хоть по бабам. И многие просто тебе завидуют.
   - Понимаю. И поганки всякие мне когда делают, я понимаю одно - завидуют. Но ты мне обещал разговор тяжелый, а сам, чего-то баб даже вспомнил. Причем тут бабы к везучести моей?
   Обреченно вздохнул Майор, но раз уж так в разговоре под тему впрямую подставляются, то...
   - Слух идет по конторе. Даже не слух, а слушище. Что, вот, мол, генерал Подкувырков в гору прет, радуется жизни, а жена его на Кипре с рыжим капитаном развлекается. Так в воде кувыркаются, что аж до Лубянки плеск раздается. Все!
   Глянул на генерала, подскочил-налил стакан до краев. В руку сунул. На того страшно смотреть было.
   - Как это? И что же делать?
   - Выпей вот для начала.
   - Для какого начала?
   - Ты выпей, чтобы вместо начала конец не проявился. У тебя на лице столбняк поселился. Расслабься немного. Успокойся, сейчас поговорим, решим делать нам чего.
   - А, что мне с тобой говорить. Это ж не ты с моей супругой бывшей кувыркаешься.
   Майор уже и не знал, действительно, как помочь. Но если нельзя в деле помочь, то помочь выжить-перенести можно хоть попытаться. Сказать, какое, например, несуразное. Человека из ступора вывести:
   - Он же богатый, понимаешь. Сколько уже ворует - крысит в фонде своем. Соблазнил богатствами своими.
   Подкувырков глаза удивленно выпучил:
   - Да, что ты гонишь? Кто богатый со мной по сравнению? Кто в конторе всей, хоть бывшие, хоть настоящие? Да она, чтоб ты знал, после нашего с тобой разговора, потеряла уже не мое, а свое богатство.
   - Кифа, ты, конечно - богатство. Я спорить не буду.
   Подкувырков утерся после стакана, закуски вместо:
   - Я не про это совсем. Я ж планирую дело большое, и ей долю в нем выделял, не подумав как следует. Теперь - дуля ей под нос. Пусть со своим капитаном живет, как ты говоришь, богатым.
   - Тебе совсем безразлично, нагонит он ее от себя подальше, или нет? А то мы можем тоже операцию провести. Закачается.
   - Нет. Ничего специально делать не буду. Так пусть разруливается, как Бог им положит.

...

  
  
   Пришлось Подкувыркову Солдата на повышение переводить. Благо, что выходы на милицейское руководство были, а деньги безлимитные позволяли давать взятки в размерах немерянных. Но, тут много и не понадобилось. Подумаешь, начальник милиции в поселке. Подрос Солдатов в звании милицейском, в должности - тоже. Подначивал:
   - Кифа, что-то у меня пруха пошла в ментовке. Может мне службу конторскую вообще забросить, как неблагодарную?
   - Я тебе заброшу. Знал бы ты, во что мне обходится повышение твое. Да, ты тут не вздумай взятки брать. И своих подчиненных пресекай строго.
   - Кто же у меня тогда работать будет?
   - Договорился я с нашей высшей школой. В случае необходимости направят к тебе неподкупных на службу.
   - Сержантов, в возрасте, суровых?
   - Да. Суровых и бескорыстных. Хоть на время. Оно и для пользы дела неплохо майору какому в сержантах покантоваться.
   Солдат не унимался с подначками своими:
   - А подопечные мои точно здесь притормозят? Если задумают потом в другом месте революцию делать, то придется тебе меня опять на повышение посылать.
   Подопечные постепенно расселялись на квартиры по бабушкам разным. Видел Солдат, что делается специально это. С дикими их деньгами можно было хоть дом культуры снять, но они сознательно "в народ шли".
   Подбирались к теме своей через ЖЭК, через слесарей, через старушек этих. Потихоньку влияние возымели на соответствующий отдел администрации поселковой. Причем настолько, что тут им предложили любому стать начальником ЖЭКа. Но, тема не совпадала с задуманным, хотя и близко очень проходила.
   Уговорили старушек создать товарищество собственников жилья и стали это ТСЖ со своей фирмой "Павлик и Дульцинея" сводить. Старушкам им чего надо? Чтобы не было ничего непонятного, а был результат. Тут фирма "ПиД" себя во всем блеске проявила. Сами все документы по ТСЖ подготовили, собрание помогли провести и договор их с собой заключили, после чего деньги все потекли уже к фирме, а не в ЖЭК. Те тоже никакой проблемы в этом не видели. "Подумаешь, один дом из подчинения вышел, пусть-ка еще напрыгаются со слесарями и прочими уборщицами".
   А на крыше подопытного дома стали делать укрепление какое-то, и агрегат установили непонятный. Старухи, на лавочках сидя, поглядывали на крышу, где сварка шипела и молотки стучали, и делились впечатлениями:
   - Правильно этот Дульцинея говорит. Нужно с уборщицами самим разобраться. Какого черта платить посторонним?
   - Кто посторонние-то? Клавка из пятнадцатого дома?
   - Нет. Будет тут стоять оборудование секретное. Нежное очень. Никого из посторонних запускать нельзя. Я своего Витьку уговариваю быть у нас слесарем. Чего он на диване пролежни зарабатывает? А Дульцинея эта платить хорошо обещает.
   Поступившее оборудование отличалось простотой установки и эксплуатации. В преддверии отопительного сезона поставили входящий счетчик, вентиль, вход в пятиэтажку горячей воды перекрывающий. В сентябре запустили в систему воду. Вентиль перекрыли и стали греть батареи до температуры комнатной. А, что? Агрегат работает бесплатно. Где берет энергию - неизвестно. Жителям подъезда любопытно: зачем же батареи теплые, и кто платить-то будет? А никто! Финансовые издержки компании "ПиД". Обкатка новой системы отопления.
   Приехал Кулибин на объект. Посмотрел. Похвалил, но задумался о чем-то. Через неделю где-то, привез на машине легковой дополнительную приставку к уже действующему агрегату. Пошелестели они с Анатоличем деньгами немного, и на следующий день Анатолич дал электрику новое задание. Входной счетчик общий установить, вызвать энергосбыт - поставить пломбу на общий счетчик, и по привезенной Кулибиным схеме переподключить дом изнутри. Оставив возможность обратного подключения (на случай всякий), заделали такое, что и не поймешь. Электричество в квартиру заходит, все работает, кроме счетчика в прихожей. Через время некое, приехал энергосбыт: а почему энергию не потребляете? Авария, что ли? Ах, нет! Так воруете всем домом, ага! А сейчас мы вам за это энергию отключим.
   - А отключайте, но только акт подпишите-составьте.
   Отключили. Составили. Все вокруг пересмотрели - нет подключения. Хотели перерыть все вокруг канавами, кабель какой секретный искать, но им через анатолических засланцев мысль кинули правильную: а отключите весь поселок и посмотрите. Отключили по графику плановому. Вечером. В поселке ругаются: света нет! А дом волшебный, сактированный, продолжает весело окнами светить.
   Стали люди разные под такими же предлогами к дому наведываться. Но их в дом не пускают дежурные добровольные. Запоры на дверях закрыты. Ночью кто-то хотел проникнуть - менты взяли. Дело открыли. Солдат лично допрашивал. Ворами обзывал, но те - в слезы. Начальник попросил забраться и испортить оборудование; хоть провода какие перерезать. Нормальные мужики рабочие. Пробили их по картотеке - ничего не было. Солдат, так и не понял, зачем их начальнику было им деньги давать за подобное. Зато понял - надо дом взять под особый контроль.
   Звонит Солдатову его начальник районный:
   - Нужно отпустить людей невинных.
   Солдату интересно:
   - С каких это дров? Статья вполне уголовная. Порча чужого имущества.
   - Какого-такого имущества?
   - А замок дорогой повредили. Дверь зацарапали. Пытались вскрыть вход в подъезд, так лист железный отогнули.
   - Нет, ты отпусти; подумаешь дверь.
   - Нет. Пусть суд разбирается.
   Старухи вообще разъярились. Грызть хотят гостей незваных, как Тузик тазик. Дежурство круговое образовали. Народ сплотился. А после того, как за свет платить не надо стало, вообще все дома, по быстрому, стали делать ТСЖ и заключать договора с "Павликом и Дульцинеей".
   Заволновалось начальство районное. Это как это? А где откаты от этой Дульцинеи? А нету. И не будет.
   Из другого района подъехали толстолобики конкретные. Только они к дому - а тут менты вооруженные в полной экипировке. Один возьми, да выстрели, так Солдат, как на войне, дал команду - огонь на поражение. Троих угрохали. Дело громкое. Но трупы дактилоскопировали. Выяснили, что двое - в бегах из зоны какой-то. Пришлось еще по врачам-больницам собирать других подраненных. Дело район к себе забрал. Прокуратура тихонько его свернула.
  

...

  
   И надо Подкувыркову в командировку съездить далекую. А тут, как назло, и президент допекает, и работы добавилось. Один мавзолей с институтами сопутствующими отнимает времени кучу. Вот, вождь, вечно живой.
   Однако, мотнулся Подкувырков и в Штаты и в Мексику, и в Чехию еще.
   Особо трудно было с банкиром. Встретиться-то встретился. Только разговор с недоверчивым Ротшильдом тяжело проходил. Не верил он АН-шефу, и - точка. Но темой своего разговора генерал заинтересовал Ротшильда до невообразимости:
   - Неужели вы думаете, что ранее не задумывались над этой темой? Даже, не вникая в подробности, понять можно, что экономика не потянула замены топлива нефтяного на иное.
   Подкувырков усмехнулся:
   - А вы вникните, вникните. И потом не всегда в экономике дело. В войну на Колыме по трассе ходили автомобили, березовые дрова потребляя.
   - Где это - Колыма?
   - Вам лучше не знать. Возле Аляски вашей.
   - А что она там делает? Ваша Колыма возле Аляски нашей?
   - Стоит, понимаешь, хоть и не мужского рода. Там золото ваше любимое добывают. А немцы делали синтетический бензин во времена Гитлера.
   Банкир задумался:
   - Не знаю, не знаю. Это же война. А у нас сейчас - мир.
   - Нет. Война и сейчас идет. И последствия ее будут по нефти вполне военные. Цены в гору прыгнут. Я вот тут прибросил. Где-то в районе пятидесяти долларов за баррель нефти, будет сверхприбыльно делать альтернативное топливо.
   Все же трудно было убедить банкира, но был у Подкувыркова козырь один. Он его и выкинул эффектно в самый момент критический:
   - Узнайте, пожалуйста, через связи свои. Если американское правительство выделило на эти цели деньги неплохие, то мы этот разговор продолжим в другом месте и по другому протоколу.
   - Допустим. Но какой протокол вы в виду имеете?
   - Создадим компанию, этим занимающуюся. И будем первыми в этой отрасли.
   - Но вы же сами про Гитлера на Колыме рассказывали.
   Засмеялся:
   - Нет. Сегодня, в новых экономических условиях, и в совершенно промышленных масштабах.
   Договорились кое-как.
   Съездил за обеспечительным директором в Мексику. Как он командира отряда разыскал, это, как говорится, - тайна следствия.
   Лазурнейший берег. Непонятное скопление народа на вилле частной. Подкувырков сидит напротив командира:
   - Весело тут у вас.
   - А вы - против?
   - Нет. Сам люблю, грешным делом. Но - это потом. Сейчас я вам предлагаю, со временем, бросить все это, и заняться делом.
   Командир отряда бывший, глазами ухмылисто блеснул:
   - Наркотики? Нет. Я всем уже отказал давно. Не люблю это дело.
   - А я вам другое дело предлагаю. Большое. Больше прежнего.
   Недобро глаза командира, в ответ на намек, заискрились. Но - сдержался. Засмеялся и махнул рукой одному из своих.
   Такая, латинскую мать ее, девушка подошла, что Подкувырков еле усидел.
   А командир:
   - Так уж и бросить все в черту?
   Подкувырков не сумел сил найти (да где ж их набрать на такое?) стряхнуть латиночку с колен своих, где пристроилась она, по хозяйски:
   - Ну, я же не говорил, что нужно так уж сразу. Не немедленно же.
  

...

  
  
   Аппетит разыгрался во время еды - стали жители требовать дополнительно уменьшать оплату за услуги коммунальные. Анатолич спрашивает:
   - Директор "Павлика", доложите, пожалуйста, за что мы еще платим?
   Тот посмотрел в бумаги:
   - За вывоз мусора и за воду питьевую. За газ.
   - А за обустройство территории?
   - Нет. Это уже из бюджета поселкового идет. Иногда им район помогает. За откаты, естественно.
   Анатолич встал:
   - Ясно. Мужики, кто хочет заработать? Завтра же начнем вспомогательную компанию. Будем заниматься благоустройством поселка. Дворы в порядок уже привели, теперь - это. Малые архитектурные формы, зебры на дорогах и прочее.
   Помял мужичок невысокий кепку в руке:
   - Платить кто будет и сколько?
   - Платить будут Дульцинея с Павликом, как в прошлый раз за дворы. Нормально?
   Собрание загудело довольно. Однако, Петровна вернула всех к повестке:
   - Как бы поменьше денег в сберкассу относить?
   Анатолич глянул на Кулибина вопросительно. Тот поднялся, откашлялся:
   - Думали мы уже об этом, товарищи уважаемые. Можно решить и с мусором, оборудование привезем. С газом давайте так решим: не выкидывайте свои газовые плиты, а мы сверху на конфорки электрические поставим, и в духовки пластины специальные вмонтируем.
   Директор дульцинейский перебил:
   - Ну, никак не хотят в Райгазе решить вопрос с установкой домовых счетчиков.
   Анатолич решал вопрос резко:
   - Дай денег бригаде. Напиши заявку об утечке. Пусть составят акт и отключат газ вообще.
   - Когда?
   - Когда плиты переоборудуем, и, еще попрошу, Кулибин, реши вопрос с горелками газовыми. Чтобы тоже не демонтировать.
   - Решим, не вопрос. Вопрос, вот в чем: известно ли уважаемой публике о кругообороте воды в природе пятиэтажного дома?
   Петровна попыталась его утихомирить:
   - Ты нам попроще объясняй, и вокруг, да около, не езди! Ясно, что из крана льется, посуда моется и в канализацию катится.
   - Вот! Воду из канализации можно чистить и назад запускать. Тут счетчик стоит, и деньги будут экономиться.
   Петровна ахнула от имени всего коллектива:
   - Может ты нас еще и говном накормишь?
   Кулибин растерялся:
   - Не проводил такой опыт.
   Тут же Анатолич встрял, в поддержку:
   - Петровна! Человек дело говорит. Ты хочешь за воду платить, или нет? А вода будет почище, чем теперешнюю пьешь. Еще неизвестно, может наша канализация туда течет, откуда потом нам в дома воду и подают.
   Но, Петровна не сдавалась:
   - Ладно, напьемся саками очищенными, а вот чем наедимся, действительно? Почему у нас в магазине цены, как дикие травы, в рост поперли?
   Директор трех магазинов, так подпрыгнул на месте, что чуть носом своим потолок не пробил в подвале:
   - А теперь за то, что я на вражеской территории торгую, с меня такие взятки стали в районе брать, что я вынужден цены повышать. Я уже вижу, как многие в Белково за продуктами ездить стали. Я предупреждаю: не будете у меня покупать, я магазины, хоть сейчас, закрою!
   Народ стал возмущаться, нецензурщиной объединивши ряды свои, как опять Анатолич встал:
   - Шантаж? Слушай, Алексей, сегодня же займись организацией поставок и созданием из жителей поселка потребительского кооператива. Хватит этих живоглотов кормить. А то с Дульцинеи взять откатов не могут, так через торгашей взятки компенсируют.
   Торговец съехидничал:
   - Торговлю всю через ларьки, что ли, поведете?
   - И поведем!
   Мужики сообразили:
   - А водку где будем покупать, коли магазины закроются?
   - Вот-вот!
   Эх, тут бабье как подняло вой. Анатолич поддержал:
   - Введем сухой закон. В поселок с водкой не заходить. Бабы присмотрят. А если кто пьяный заявится, да, не дай бог, дебоширить будет, сразу в ментовку загремит. Все понятно? Вы вообще с народом, или со своим огородом? В отпуске нажирайтесь, если он у вас есть. Уезжайте куда-нибудь водку жрать.
   - А куда?
   - Да, хоть, как финны, в Питер.
  

...

  
  
   Супруга вернулась домой пришибленная какая-то. Даже слова не сказала, в осуждение, что машину не прислал в аэропорт. Подкувырков же имени ее ни разу не назвал. Как от проклятого, от имени ее сторонился. Толи поняла, что тянуть нечего, хоть кайся, хоть не признавайся, но разговор неизбежно взорвется в искрящей тишине, телевизионной программой негромко подтачиваемой. Поняла - "знает". Рухнула возле его кресла на колени. Облила брюки ему слезами и соплями вперемежку:
   - Милый! Прости меня. Я от тебя ухожу. Я понимаю - тебе больно! Но я влюбилась без ума. Для тебя это все неожиданно, но ты должен понять меня.
   - Чего ж это - неожиданно? Я же вижу, что ты и чемоданы не подняла в квартиру. Значит - такси стоит, ждет. Денег у тебя достаточно, так что может ждать, пока не выйдешь.
   - Подкувырков, какой же ты умный, мне жаль даже, что у меня любовь такая несвоевременная.
   Подкувырков глянул на ее веки немного сморщенные уже. Сказал с улыбкой:
   - Да уж, несвоевременно. Вплоть до "поздновато".
   Она скривила нос по-ведьмински. Заносчиво заявила:
   - Но меня-то любят. Значит не совсем все несвоевременно.
   АН-шеф улыбнулся мрачно:
   - Если тебе от этого легче, то пусть так. Я с тобой и вообще не об этом говорить буду. И если б не это, вообще тебя на порог не пустил бы.
   - А о чем?
   - О чем!? О сыне нашем. Ему то, что скажем?
   - Скажем, как есть.
   - Что мама его скурвилась на курорте, скажем?
   - Нет. Скажем, что мама влюбилась и ушла от папы. Скажем, что любовь - великое чувство.
   Подкувырков усмехнулся:
   - Это ты ему скажи. А я скажу, что никогда и ни за что я тебя назад не приму. Потому, как то, что ты сделала, это - не любовь, а предательство. Ты не надейся сюда зайти под каким предлогом. Я на павелецкой - товарной вагон зафрахтовал, и все твои шмотки там находятся.
   Глаза ее чуть из орбит не выкатились:
   - А драгоценности мои?
   - Там же они. Пол - взвода отрядил охранять. Так что не боись. Забирай квитанцию. Она на тебя оформлена. Получишь без проблем.
   - Кифа, дорогой, мне ж срочно ехать надо. Я и забыла совсем...
   - Чего забыла? Ты про свои брюлики и во сне не забываешь. Езжай, раз срочно и поговорить больше не о чем.
   Она вспорхнула и, немного путаясь в туфлях, засобиралась на выход:
   - Потом созвонимся, если что не договорили.
   - Ни о чем мы больше говорить не будем. Вам и так хорошо в будке будет.
   Уже на выходе удивилась:
   - В какой будке?
   Захлопывая перед любопытствующим носом дверь, бросил - успел:
   - А где ж еще вам двум сукам жить - вылизываться?
  

...

  
  
   - Ты, Петька, не кипи. Ты вот постарайся помочь генералу моему.
   - Я вас, чекистов, видеть не могу. Дали Запорожцу страну развалить. Хотя вся информация была. Любители информации ради информации.
   Подкувырков подпер голову левой рукой лениво-небрежно:
   - В Германии хорошо учат по твоей специальности.
   Петькины глаза аж кровью налились:
   - Да срать я хотел на вашу Германию!
   Однако фраза, не законченная ответно, давала генералу шанс:
   - На нее, может, тебе и ссать, вдобавок, а вот на образование - нет.
   - А что, вы и там можете? Шпионом?
   Подкувырков уже приноровился говорить с молодежью. Все - тоже самое, только с матами, безо всякой необходимости разговорной:
   - Да на хер ты не усрался. Шпион 007 недоделанный. Учиться хочешь? Хочешь! Кулибин, пошли, переговорим. Где спиртное?
   Кулибин ощетинился:
   - Мой внук не пьет!
   - Что? На хлеб мажет? Ты б, лучше, задумался: чего это он не пьет? Может, курит? Или же колется? Я говорю, пошли, поговорим. Пива ему дай.
   На столе появились коньяк и самогон. Пиво тоже нашлось. Кулибин быстро в тему входил. Германия! Там сам Ломоносов учился неспешно лет двадцать.
   - Хорошо. В чем проблема?
   АН-шеф даже не стал улыбаться от удовольствия:
   - Есть у меня человек один.
   Еще подумал:
   - Девушка одна. Попросила она сделать ей ДНК-анализ. Я сделал. Но она просила не просто так, а для сравнения.
   - Чего вы мутите? Для какого сравнения еще?
   - Ну, сирота она. Никого у нее нет, кроме меня, понял? И хочет родственников найти. Проблема вот в чем образовалась: есть единая база данных по ДНК; она еще ущербная по количеству пациентов, но она есть.
   Парень удивился:
   - Чего там компьютеру не определить, если надо сначала три цепочки всего обозначить, как одинаковые, а потом, для точности полной, еще несколько цепочек проверить. При наличии базы правильной - делов компьютеру на пару минут.
   Таким серьезным Подкувыркова мы еще не помнили:
   - Правильно говоришь, грамотно. Вот за минуты эти и выдала машинка считающая, что есть объект. А у кого сходство - не дает информации. Допуск секретный требует.
   - Пароль, что ли?
   - Да, пароль. Но все - не так просто. Я же не с простого компьютера данные запрашивал. А мне заявили, что данные - секретны.
   - Это, что, секретная база данных, не во власти вашей? Может у вас власти маловато, звание - небольшое?
   Кулибин тут же вошел в разговор:
   - Петька, ты даже не представляешь, с кем говоришь. Значит, секретность настолько высока, что туда вообще зайти нельзя. Ты, знаешь ли, что криптографы наши в мире лучшие? А теперь, познав компьютер, эти шифровальщики такие шифры делают, что пароль ни за что не сломаешь. Даже при скорострельности всей компьютерной. Век ждать будешь.
   Внук ухмыльнулся:
   - Ну и подождали бы. Куда спешить-то? Девушка только краше станет со временем. Криптографы ваши, не совсем безпонтовые, конечно. Вот, Витька - сосед, в институте отучился и в это ФАПСИ ушел работать. Но, кто такой Витька против меня?
   Генерал подался вперед:
   - Витька как живет теперь? Хорошо? Плохо?
   - Такое впечатление, что у нас один учитель был. Мой, например, говорил, что никто, кроме русских, не может решить задачу сверх - быстро, за счет красоты этого решения. Но, Витьку я вам не отдам. Жизнь ему поломаете только. У них служба безопасности - не совсем дурная. И как раз на это дело заточенная.
   Подкувырков удивился:
   - А как же тогда мы будем эту проблему решать. Красиво, по русски, как ты говоришь?
   Внук подумал, но немного совсем. Подкувыркову даже обидно стало, что он так быстро проблему решил:
   - Раз у вас, как дед говорит, должность высокая, то вы зайти-то можете куда угодно?
   Заметил движение протестующее, перебил заранее:
   - Нет, не в компьютерных сетях, а так просто, ножками?
   - Да куда угодно. А зачем? Если б украсть это можно было, я бы без тебя обошелся.
   - Нет, вы правильно решили, что без меня не обойдетесь. Дам я вам одну железку с магнитным креплением, но, прежде, вы мне обеспечьте данные девушки и эту базу данных. Даже кусок какой от нее дайте.
   - Это - которая обычная?
   - Да. С данными обычными. Вспомните, секретарь, какой, или помощник, имеет сетевое соединение со своим начальником, через компьютер?
   - Чего вспоминать? Точно знаю - есть.
   - Начальник его, хоть предположительно, имеет доступ к секретной базе?
   - Ну, знаешь, скажу так: если он не имеет доступа к секретной базе этой, то ее вообще в нашем здании быть не должно.
   Тогда они и закончили переговоры, помня, кто и что должен принести, и каким образом назад обменяться. Одно только уточнилось от Подкувыркова:
   - А куда, скажи-ка я эту железку пристроить должен. Покажи на компьютере конкретно.
   На это внук ответил, не раздумывая:
   - На любую металлическую часть компьютера. Куда вам удобно зашпиониться будет.

...

  
   Сделал все АН-шеф быстро. Пристроил железку, а сердце-то щемит. Да, не оттого, что изловят его, не дай Бог. А оттого, что Зинка пропала. Как сквозь землю провалилась. Стал он мотаться по ночным клубам, разыскивая ее. Такого нагляделся, что сразу стал сыну в Германию звонить:
   - Привет, сынок. Как это, чего звоню? Как ты там? Учишься? Ну, молодец. А по ночным клубам не ходишь? Вот умница, я тебе за это отдельных денег подгоню. Чтобы тебе учиться легче было. Да-да, а если по ночным клубам ходить, то нету моего на то родительского благословения.
   Пропускали Подкувыркова так, как будто фэйс-контроля и не существовало. Наверное, дресс-код все перебивал. И потом он не стеснялся все равно на лапу давать охранникам. На первой линии атаки потерь не было. Везде проходил, где хотел. А вот на второй...
   Моральные потери он понес невосполнимые. Черт же занес его в этот туалет. Такое впечатление, что в порнофильм попал. Даже не в фильм, а в порнорадиотрансляцию. Изо всех кабинок закрытых чмоки отсосные, звучат, да ахи прожариваемых. На беду, ему в кабинку надо было, так он, как увидел дверь открытую, и - к ней. А там! А там - трое в одной кабинке, да так скрутились в непонятную змеиную пирамиду, и, главное, все в деле участвуют. А один еще глаз на генерала заинтересованно скосил. АН-шефа так и вынесло из вертепа кабиночного. Забыл, зачем и пришел. И организм забыл ему напомнить. Тоже, видать, оттопырился на всю.
   В зале все вдруг как кинутся ко входу: - "Кошак, Кошак приехала"!
   "Кто такая-сякая"? На него поглядели, как на выжившего случайно ребенка недоношенного.
   Потом, как вдруг все кинутся к бару. И давай опрокидывать. Оказывается это они к выступлению заезжей группы готовятся. Одни обкурились и допивают, а другие напиваются и успевают еще закурить. Ловят кайф и музыкальную волну в голове. Это все ему один пассажир докладывал-объяснял, дураку дремучему, что да почему. Подкувырков только глаза таращил удивленно, когда Кошак эта, изрядно подпитая, то с одним парнем целовалась, то другой подбежал - засосалась, а когда они отбежали оба, обиженно вопросила, что не поняла, кто ей сегодня засунет, что надо и куда надо. Причем в таких выражениях, что Подкувырков наконец-то понял, какая золотая роза его Зинка. А он-то считал ее оторвой полной. Да на таком фоне, она вообще-то ангел небесный.
   А тут музыка грянула настойчиво так, все вокруг захватив, кроме Подкувыркова. Его другое захватило. Он почувствовал, как захватили в горсть (нежно наверное?) его задницу, и как трахнет этому пассажиру по глазу. Но, видимо сильно очень, потому как пассажир подлетел невысоко (возраст давал себя знать) и врезался в толпу беснующихся. Те стали поворачиваться раздраженно и первого же попавшегося - ну, давай лупить по мордасам под музыку эту заезжую. Так генерал стал зачинщиком самой грандиозной драки, которую никак тусовщики превзойти не могут доселе.
   Далее ездил по клубам, прихватив Майора. Тот, не отказываясь, все же спросил:
   - Солдата чего ж не приглашаешь? Вот у кого кулак крепкий. И вообще он мастер карате.
   - Солдата? Да его удар хватит от увиденного. Это ж - не война, где в ужасы вмешаться можно с автоматом, например. На хрен мне его вопросы, - "За что боролись, чтобы эти поролись"?
   - Слушай, а у нее денег много, что ли? Чего ты ее на тусовках этих разыскиваешь?
   Генерал ответил, не без гордости за себя:
   - Денег у нее столько, что она тут может целые толпы угощать дорогим бухаловом, хоть месяц.
   Ну, подъехали на такси к еще одному клубу. Ясное дело - подрались тут же, за дело. Каким-то кавказцам гордовзглядым глазцы-то притушили, за непонятный наезд. А на выкинутые ножики, вынули пару наградных пистолетиков. Охрана и замечание не сделала, до того ей эти горцы надоели. И тут - происходит, что-то. И охранники взоры свои ко входу потянули.
   Уже на правах завсегдатая, Подкувырков разъяснил:
   - Наверное, Кошак прихуехала.
   - А кто это?
   - Да блядь одна знаменитая. Так матерится громко, что все с улицы подтягиваются послушать. Пойдем пока в баре оттянемся. Навернули виски по соточке, крутанулся генерал на стуле, и...
   - Е мое!
   По ступенькам в модный подвал спускалась группа молодых ухажеров накачанных. А посредине - их добыча желанная - недоступная. Гордо вздернутый лик ее светился полной неприступностью. Платье, вышитое с включением невообразимого количества стразов, рисующих виды каких-то кладбищенских аксессуаров. Бриллиантовые отблески падали, казалось, отовсюду, слепя и подавляя. Горделивая походка вообще описанию не поддавалась.
   Майоров восхитился:
   - Ну и баба у тебя Кифа! Да-а! Это нам не в джинсах с нею на даче Берию гонять.
   Кифа весь светился, как лучший Зинкин бриллиант:
   - Она - не баба моя. Она - моя звездочка ненаглядная.
   Огляделась лениво, с грациозностью тигрицы, только что добычу завалившей, встретилась в полумраке взглядом, спокойно подошла:
   - Здравствуй, Кифа. Я так устала. Давай съебем отсюда на дачу твою.
   - Давай, Зиночка.
   Молодежи окружающей, ни поговорить не дали, ни по морде. Она, молодежь эта, от Зинкиного взгляда рассыпалась, как песок из дырявого ведра штукатура.
  

...

  
  
   - Помнишь, Зинуль, когда я тебе про гольф-клуб рассказывал, ты говорила, что замуж за меня хочешь? Ты не пошутила тогда?
   Если визг может заполнить все пространство окружающее, хотя я в этом, откровенно, сомневаюсь (ну, вот, например, в пространстве у Подкувыркова стояла булыга здоровенная, на хрен-то из Аргентины притянутая дизайнером, что ж и ее заполнило?), то очевидно, что это заполнение произошло реально:
   - Люблю, люблю тебя сволочь старую, Кифа, я так хочу замуж за тебя, что сейчас просто кончу!
   Зинка упала на него, как башенный кран на стройплощадку. Зацеловала. Забила.
   - Ну, не такую уж и старую:
   Не отвечая на "сволочь", испытанный в боях ночных клубов боец, закаленный в тамошних речевках лингвист - Подкувырков, заявил:
   - Погляди-ка вон там. На столике.
   Зинка, нехотя оторвавшись от объекта любви ее, замяукала от избытка чувств неудовлетворенных, кошкой поползла к столику обозначенному. Взяла коробочку серенькую, вопросительно глянула на любимого, и, получив разрешение кивком молчаливым, открыла. Третий глаз ее, того же цвета и размера, был закован в сложный подобранный специально сплав. И камень, своим размером, и облачение металлическое, по отдельности были бы вульгарны. Но в том-то и состоит гений величайший исполнителя заказа, что вместе они смотрелись просто чудом неразделимым.
   - Я люблю тебя, сволочь, пожилая. Я тебя никогда не оставлю. Или ты меня похоронишь, или я тебя.
   Тихо это говорила Зинка, глядя на генерала, и сразу же закрыв коробку, прихлопнувшей крышкой своей небольшой, большую свободу бывшей, уже, отдельной жизни ее.
   Но людям, хоть близким, хоть посторонним насовсем, не интересно то, что не увидят и не услышат они. И в любви чужой им интересно явное - свадьба!
   Никто из конторских, ни нынешних, ни бывших, никогда такой свадьбы не закатывал. Чего только не было. Всем дал Подкувырков заработать. И величайшим на этот день мировым тенорам, и бойцам, показавшим на Манежной площади настоящий рукопашный бой "сто на восемьдесят", и ансамблю всей армии, и театру самому модному, где гости смотрели спектакль о жизни и любви обрученных, и многим другим, а работникам ЗАГСа, уж и вовсе повезло неожиданно. А что на даче творилось, я и вообще опасаюсь описывать.
   Один только эпизод на даче можно описать в порядке обязательном, так как брачная ночь, хоть и была бурной, невзирая ни на что, но все-таки - не первой. Так вот об эпизоде этом отдельно расскажем.
   Приехал, но только на дачу, начальник Подкувыркова самый большой, президента не считая. Супруга его раньше еще прибыла одна на теноров посмотреть. И все как-то на молодую с удивлением посматривала. Но и главный приехал. Тут же все, слева от молодых и справа сидящие, до десятого включительно, поднялись и на расстояние удалились. Так и уселись: супруга главного возле молодой, а сам - возле генерала "молодого". Главный, по привычке всегдашней, в никуда глядя, тихо беседовал иногда с соседом:
   - Никифор Абрамович, поздравляю вас, конечно, еще раз. Скажите, а вы не против, что я от вашего имени еще человека пригласил?
   - Да, что вы?
   Подкувырков, сделав добродушное лицо, уже отсчитывал и опасности и приятности:
   - Если вам это показалось необходимым, то это и для меня обязательно.
   - Да, ладно, мы же не на работе. Есть у меня вопросики к вам небольшие. Только отвечайте конкретно, пожалуйста.
   - Адреса, пароли, явки?
   Генерал пошутил. Не слишком ли конкретно?
   Главный улыбнулся, душевно так:
   - Вопрос первый, и - главный. Вы Зину любите?
   - Конечно. Я же даже женился, чтобы ей доказать.
   Ничего не отразилось на лице главного. Осталось, как было до вопроса:
   - Извините. Но знать обо всем, в конторе происходящем, обязанность моя. Бывает, часто, обязанность - неприятная. Я могу допустить, что все вот это (он едва повел рукой с радиусом небольшим) - просто изливание горечи вашей на гостей. Не обижайтесь.
   Все же даванул косяка, в лицо собеседнику на секунду посмотрев. Там, там - правда о происходящем. И еще до скорого ответа был этим ответом удовлетворен.
   - Я люблю ее. И зачем так настойчиво выпытывать?
   - Есть предпосылки к сему.
   А Зинка болтала с женой главного так дружелюбно, как будто с подругой детства встретилась. С которой раньше первыми секретами делилась страшными. Типа, "а мне Витька вчера письку показал. Она какая-то странная и неправильная"; "а я Вовке по морде дала, потому, что он сказал, что мои мама и папа - тоже. Ну, ты понимаешь"? И кивали, понимающе друг другу, не понимая ни хрена. Так и Зинка непринужденно кивала на те вещи, которые в разговоре с соседкой всплывали. Как будто и правда, что-то знала. А-а! Знала - не знала, но вела себя, как королева по рождению. И попадала, то смехом осуждающим, то кивком правильным, в точку самую. Очаровала, короче.
   Подкувырков зажигал, приятельски. А, что оставалось? Под такие вопросы непонятные. Мысль-то билась, указывая на опасность явную. Но, тогда - вперед Подкувырков:
   - Да, вы тогда знать должны, откуда Зиночку я вытащил. Откуда я добыл ее. То, что вы перед собой видите - это ее праздник, а не мой.
   - А она вас любит?
   - Ну, уж в этом-то я разбираюсь. Любит.
   Главный почесал над бровью, выше не трогая:
   - Да. В курсе я. Даже завидую я власти вашей над женщинами.
   Подумал и добавил:
   - В течение жизни всей. В вас просто магнит какой-то, для них, спрятан. Это ж надо - такая девчонка красивая, умная, вижу, а вот за вас вышла. Но еще я спрошу. А может вы по выгоде какой женились?
   Подкувырков дал волю чувствам, глаза от обиды выкатив:
   - В чем выгода-то? Я не смогу расшифровать, если вы не объясните!
   - Тише, тише. Люди-то смотрят и прислушиваются вот. Считайте - пошутил я.
   "Не просто опасно. А - тревога"! Вот, что билось птицей пойманной в мозгу генерала бунтовавшей. Но, бздеть в день свадьбы своей, тем более имея такую Мерседес в невестах, графу Монте-Кристо настоящему, не пристало. Он, приклеив на лицо улыбочку служебную, перешел в атаку. Да в атаку не футбольную, а регбистскую: головой вперед:
   - Не могу говорить и противостоять, не имея той информации, которая, видимо, есть у вас. Поделитесь, тогда уж.
   Главный улыбнулся и задрал глаза кверху, как бы свидетеля призывая:
   - Да есть у вас информация. Если и неполная, то часть ее - точно.
   Видя недоумение на лице собеседника:
   - Коробочка вот эта вам известна?
   Достал из кармана. Отдал:
   - Что ж вы так надолго ее оставили? Если бы вчера забрали, то, мы бы и не нашли. Скажите, она передает на расстояние, или - нет?
   Как будто тот булыжник аргентинский внутри генерала жить захотел. И не только захотел, а поселился нагло. Но, в день свадьбы с Мерседес:
   - Точно знаю, что - нет. Нужно было специалисту отдать, а он бы уже рассказал, что там за ответы на вопросы мои даны.
   - А ответы, из какой оперы?
   - Из арии сегодняшней невесты. Больше не скажу ничего, а то и ее прицепите. Сам-то уж отвечу как-нибудь.
   Милостив ответ, душу греющий. Хоть бы и приговор, да - с отсрочкой:
   - Интересная штука вышла. Какой вопрос вы коробочке задали, со вчерашнего дня, до отъезда моего к вам на свадьбу, решали аналитики лучшие. Причем и из ГРУ лучших пригласили. Ничего не скрыли мы. Не заревновали. Они вас и выручили. Материалом аналитиков лучшие опера снабжали. Непрерывно и самым разным. Любым. Завтра и посмотрим. Правы ли они. Дело в том, что ничего из коробочки этой вытянуть специалисты лучшие в стране не смогли. Доложили только, что точно - знает она, а, что знает - они не могут расшифровать. Завтра можете встречу организовать с создателем? Или она - иностранная? Подумайте, прежде, чем отвечать.
   - Нет. Ничего шпионского в этом нет. Завтра же к вам привезу создателя. Только, не хочу, чтобы с ним плохое случилось. Поэтому решу утром.
   Удивился собеседник:
   - Вы думаете про меня, что я шарашки бериевские по стране создавать стану? Да такого специалиста я лично всю жизнь курировать буду. Я его в обиду никому не дам. И, вообще, нечего его пугать, к нам возить. Сами с утра (поправился, оценив свою некорректность), нет, после обеда, съездим. В общем, я вам позвоню.
   Тут внимание главного переключилось куда-то. По ему одному понятным знакам-признакам, он понял. Встал, и объявил Зинкин час звездный:
   - Товарищи офицеры! Президент Российской Федерации!
  

...

  
  
   Пока пили-гуляли, Майор с Солдатом уже смотались на дачу Кулибина. Настрого приказали завтра с утра быть на даче ему и внуку его. И про компьютер сказать не преминули: - "Чтобы тоже был! АН-шеф какую-то лягушонку в коробчонке привезет"!
   Вернулись на гулянку, издали обеспокоенному генералу кивнули. Утвердительно. И дальше гуляли.
   Хотя гулянье это - для нас неинтересное. Официальщиной прет от него. Даже оркестром дирижировал только дирижер. Из серьезных же мероприятий достойны внимания только два бала за всю историю Москвы: Воланда и Наташи Ростовой. А тут, и вообще, - не то. Скукотища. А, кроме того, скоро и немодным будет пьянство многочисленное. Где-то тема себя изжила уже.
   Зато назавтра. К обеду где-то...
   Назавтра подъехал кортеж нешуточный, дорогу к даче Кулибина запрудив. За час до того, люди в штатском пронырнули везде, все обнюхали, посты установили. Внук только удивленно осматривался на них:
   - Гля, дедуль! Хоть бы поздоровались.
   Тот отмахнулся только. Подумал, встал и на рубаху летнюю, погоде соответствующую, накинул вдруг пиджак со всеми знаками своими. За внука радел. Мы, мол, тоже - не лыком шиты. А дратвой первосортной.
   Двое зашли к ним в гости, и в отличие от предыдущих, поздоровались вежливо. Очень.
   Подкувырков представил их друг другу, и молчать приготовился.
   - Что ж, молодой человек, вот вам коробочка ваша. Попрошу распечатать результат. А мы пока...
   Повернулся к деду:
   - Трудно на пенсии? Как вообще живут ветераны труда нашего?
   Кулибин улыбнулся, глянул на генерала своего вскользь, и опять взгляд на главного перевел:
   - За детство счастливое благодарить не буду. А вот на пенсию прожить имеющуюся - невозможно. Поэтому, шарики за ролики заводим, крутимся, работаем, да вот - огурчики с помидорчиками выращиваем.
   Собеседник тему легко принял:
   - Наверное, поэтому нам с Никифором Абрамовичем, не то что дать огурчика, а и чаю налить не желаете.
   Крякнул с досады Подкувырков (за своего визави):
   - Кулибин, ну чего тебя столбняк обнял, как родного? Подавай гостям чаю.
   Тот кинулся на кухню, зато внук зашел с листом бумаги. Глянул на Подкувыркова, и отдал главному. Тот, как бы билет спортлото, сверяя, осторожно перевернул, прочитал, кивнул, удовлетворенный результатом мозгового штурма лучших аналитиков:
   - Почитайте, Никифор Абрамович. Почитайте, не стесняйтесь.
   Теперь генерал, держа листок, аки змея ядовитого, заглянул в ответ. Листочек порвал тщательно, и в пепельнице части его составные сжег.
   - А зачем же пожгли? Секрет, что ль какой?
   - Да. От Зинаиды. Не то загордится очень. А это - для семьи вредно.
   Главный улыбнулся:
   - Трудно вам будет.
   - Чего ж так?
   - Не принято в моей семье домострой разводить.
   Подкувырков в карман за словом не полез:
   - Придется привычки корректировать. Но, только уговор, все будем друг к другу прилаживаться. Однако, просьба у меня. Все равно ей не говорите. Пока, хотя бы.
   - Это, что ж так?
   - Так объяснять же придется. И как мы это объясним?
   Главный нагнул голову вбок чуть:
   - А я ведь, действительно, не знаю, как объяснить. Видимо где-то бродили рядом кровные родственники, и если б не вы, так бы и не знали об этом.
   Внук ничего не мог понять. Слушал.
   Забежал споро с подносом Кулибин. Навел шороху на столе. Чашки двигали, чаи гоняли, говорили не про коробочку, а про жизнь. Главный и не удивился ответу внука. Просто резюмировал:
   - И вот так без образования и работаешь? Не жмут туфли-то, без платформы?
   - Нет. Не жмут. Просто, образование - это основа не изначальная. Она на человека имеющегося ложится. Пока мне - достаточно. Одно только, вот...
   - Ну-ка, ну-ка. Что?
   - А вот опасаюсь я, что на пути своем, базы образования не имея, могу я в сторону уйти. Тогда можно и с пути сбиться. Хотя кто его знает, путь тот?
   Главный глянул на Подкувыркова:
   - Видите, как молодежь рассуждает. Я бы и не допер.
   Дед встал подлить чаю:
   - Так ведь учился бы он. Но увидел, что родители деньги за образование не добудут, да и решил так-то.
   Подкувырков уже и вынужден был встрять по теме:
   - Зачем ему родителей грузить? Если б смогли, а так - и сам. Умный он всегда пробьется.
   Главный кивнул:
   - Жаль только, что время драгоценное уходит.
   Кулибин опять внука поддержал:
   - И без образования уходит и с образованием.
   Подкувырков добивал тему до конца:
   - А я говорю про умного. Кулибин. Я обещал при тебе ему, что он в Германии учиться будет? Я уже и договорился. Будет обучаться. Деньги уже переведены.
   - Никифор Абрамович! У нас же программа целая по молодым кадрам есть. Зачем же было свои деньги тратить?
   - А затем, что я за слова свои всегда отвечаю.
   Повернулся к младшему:
   - А тебе я вот, что скажу. С мозгами твоими учиться за деньги за границей - скучно и стыдно. Это у нас идиотов, в России, иначе, чем за деньги, и быть не может. Потому как мы - богатые завсегда. Хрен ли нам людьми и мозгами не раскидываться, да не топить их в болоте своем же. Потому в договоре у меня прописано, что если ты, по успехам своим, перейдешь на бесплатное обучение, то все деньги, те, что за будущие курсы оплачены, будут тебе на карточку перечислены.
   - Какую карточку?
   Подкувырков положил на стол золотую карточку:
   - Вот. Держи-владей. Твоя!
   - А коробочку заберете?
   - Хотел себе сначала оставить. Для места почетного. Но, если начальник мой не против будет, то, пускай она тебе останется. На память о дне этом из жизни твоей. Дай Бог - долгой и счастливой.
   Главный прервал разговор. На то он - и главный:
   - Молодежь. Я за тобой присматривать буду издалека. Место тебе столбить. Пока же учись. Никифор Абрамович, нам уже - пора. Спасибо за чай, хозяин.
   Попрощались, ушли. Оставив новости неплохие, карточку желтую, коробочку грамотную и чашки немытые.
   Внук задумался. Глянул на деда случайно. Притормозил тут же бег мыслей своих:
   - Дед. Я тебе обещаю. Я обязательно на бесплатное образование перейду. Я тебя сразу же к себе вызову.
   А гости недавние ехали в одной машине к зданию одному.
   - Знаете, Никифор Абрамович, раз уж так все вышло.
   Замолчал, слова подбирая:
   - У вас же отпуск сейчас, в связи со свадьбой?
   Подкувырков кивнул:
   - Раз есть свадьба, значит, есть и отпуск. А сегодня - суббота.
   - Вот, вот. И я об этом же. Сегодня у нас домашний ужин. Только свои. Если вы не заняты с Зинаидой, то прошу прибыть...
   Замялся немного. Рассмеялся:
   - Приглашаю в гости вас с супругой. Уф! Знаете куда ехать?
   Тут уже Подкувырков рассмеялся до слез. И ничего не мог ответить.
   Но главный сам понял ошибку свою:
   - Ну да, ну да. Где работаем-то?
   Но адрес, все-таки назвал.
  

...

  
  
   Отдельный особняк в Чехии принадлежал одному из товарищей АН-шефа. Организовать там встречу было не так и сложно. Сложно до этого было мотнуться в Штаты и Мексику для встречи с нужными людьми. Но Подкувырков нашел всех и со всеми договорился и все оговорил предварительно до встречи в Чехии.
   Горбункову заранее была выдана выпрашиваемая им книга:
   - Вот, почитайте.
   - А, что это?
   - Это - навроде сказок. Но сказки эти - умные. Вы в суть попытайтесь вникнуть.
   Совминовец уже разглядел короткое название:
   - Так, это же библия.
   Удивился предусмотрительно-подстроенно:
   - Значит, вам не надо? Забрать? Не подходит?
   - Да оставьте. Очень уж читать хочется. Первый раз за сколько лет.
   Рассмеялся:
   - Вы - о строгости заключения? Но, вы это заработали, и наказание не такое уж строгое. Скоро планирую вас и за границу вывезти. Ненадолго погулять.
   Совминовец удивился:
   - Значит, Бог поверил?
   - Поверил, значит.
   - А когда же поедем?
   - Как только книжечку проштудируете. И помните о грехах своих смертных.
   Как планировал Подкувырков, так и получилось. Задумчив стал и неприметен в действиях Горбунков. Николай, тот вообще удивился, доложил Подкувыркову:
   - Молится он, Никифор Абрамович!
   - А кушает как?
   - Кушать в последнее время плохо стал. Мало очень, аж похудел.
   - Да, в порядке все, Николай. Смотри, чтобы с собой чего не сотворил, а так все по плану двигается.
   Повесил трубку и довольно посмотрел на себя в зеркало:
   - Молодец, генерал, ей Богу, молодец.
   После вояжа в Америку подъехал на дачу, поглядел на подопытного. Полностью удовлетворенный, переговорил с Николаем. Обещал он ему, что будет такой разговор, и знал, что уже долго душа того томится - разговора ждет.
   Начало верности Николая было тогда положено, когда попала под машину жена его и оставила Коле наследство тяжелое. Любимого тем до бесконечности сына годовалого. Ладно, что Абрамычу (капитану еще) пришлось по долгу службы, да по совести помогать-выручать Николая в разных ситуациях жизненных, коих у человека одинокого с таким ребенком малым на руках - предостаточно, хоть где, а уж в СССР - невероятно много. Но эти все прощения пропусков работы, добыча лекарств дефицитных, другое покровительство начальническое-дружеское, все равно, постепенно, с увеличением годков, ребенком прожитых, уменьшались бы в размере воспоминаний и благодарностей. Так уж человек устроен скотски.
   Да, вдруг такое стряслось. Выявили у мальчишки болезнь, и не простую, а в СССР практически неизлечимую. Николай духом упал совсем. Но, Подкувыркова ж знать надо. Мы уже и привыкли к его характеру лихому. Чем задача невыполнимее, тем мощнее у него в голове компьютер отрабатывает. Для начала он прорыл все по лечебной линии. Но ни в одной стране социализма эту болезнь лечить не могли. Результат оперативного вмешательства медицинского, в разных странах был разным. Но, самый лучший по статистике - пятьдесят на пятьдесят, не устраивал ни Колю, ни генерала будущего. И тогда он задумал операцию грандиозную.
   Сначала спросил у Николая, согласится ли он от сына отказаться, чтобы тот жив остался? Если иностранцы усыновят его и, как своего, в Израиле пролечат? Коля оказался зверем преданным. Он уже и согласие Абрамычу дал, и тот уже почти договорился с контрразведкой нашей (по теме: а вот если так получится? хотя может и не случится еще), как вдруг в голове у него блеснуло другое. "Зачем же с подконтрольной территории дело уводить"? Был у него на примете проходимец один, который, за ради того, чтобы за границу получить возможность уехать, спецом поучаствовал в нескольких мероприятиях диссидентских. Взяли его, через Подкувыркова пропустив, а диссидент-то рассчитывал через громкий судебный процесс пройти, чтобы, даже через заключение неминуемое, на Запад потом вывалиться. А тут - от воли Подкувыркова зависит, когда выйдет он. Может быть и никогда. Пришел конторщик к нему в психиатрическую лечебницу и объяснил суть проблемы. Когда тот понял, что может и не выйти вообще, то согласился на роль дяди мальчишки.
   Но, Подкувырков объяснил еще одно: знаю я про тебя, псих подневольный, такое, что ты и в Израиле от меня не скроешься. Показал собеседнику материалы в папочке веса солидного, тот сразу на колени рухнул - "Не губи"! Понял, подлец, что и на Западе ему не светит ничего, если известно станет всем. И даже, выйдет если сейчас из психушки, так и останется психом бывшим в СССР и настоящим там же.
   Кучу бумаг оформил Подкувырков про родство сына Николая с психом этим, перевел самого Николая в секретные агенты по бумагам, чтобы фамилия его не всплыла в конторе родной, много скорректировал чего, а физически перевел Николая на дачу свою секретную. Помог даже психу подневольному не просто выйти из больницы, но обеспечил информационную поддержку диссидентских кругов и заграничных подвывал, быстрое, относительно, оформление бумаг загранпредставительством. И выехал быстренько в Израиль с пересадкой в Вене человек, имеющий племянника, которому надо лечение дать. Именно племянника выдвинули на первый план (в СССР не лечат, так отчего ж в Израиль не выпустить срочно?), и вой дипломатический подняли, и врачи уже, проплаченное каким-то западным фондом, лечение готовы были дать. Таким-то закрученным образом и оставил сына Николая в живых Подкувырков. А израильтянин попозже в Америку переехал с племянником. Тот все время с папой переписывался. Николай же смотрел теперь на Подкувыркова, как на всемогущего, и сейчас, преданно глядя на генерала, с ним разговаривал:
   - Привет, что ли передай. Ну, не знаю что.
   - Коля, я и привет передам и подарков каких, а скажешь, так и денег. Ты же с ним переговариваешься, а не я, и переписываюсь тоже не я. Откуда мне знать-то? Но, погоди ты еще немного. Скоро ты переедешь за границу, и будешь там видеться с сыном очень часто, по желанию твоему.
   Слезы звериные навернулись на глаза, затуманившиеся:
   - Не шутишь, Никифор Абрамович? Как же твой особняк, да и подследственный наш?
   - Этого мы тоже пристроим. Видишь, как он у нас перевоспитывается. Я понимаю, что лучше тебя охранника нет. Помню и тех двух гастролеров с обрезами, которых с вывернутыми головами труповозка увезла. Но, как-нибудь уж, организую я охрану здесь, пусть и в деньги мне встанет это, но - это не повод для меня, тебя тут удерживать, коли уж так обстоятельства выворачиваются. Поедешь в Америку Латинскую, да в Штаты сможешь мотаться по необходимости. А необходимости предвидятся и будут.
   - Да, что же я там делать буду?
   - Будешь контролировать в джунглях дело одно, в городах - дела с тем связанные, а в Штаты по иным делам мотаться будешь. И не беспокойся, все операции законными предвидятся.
   - Брось, Никифор Абрамович, я за тебя хоть леопардов голыми руками душить в джунглях буду, хоть в тюрьму сяду любую, на выбор.
   Подкувырков рассмеялся на это:
   - Не надо будет по тюрьмам мотаться, будете снова с сынишкой друг к другу привыкать потихоньку, снова будешь его воспитанием заниматься, защищать, если надо, советовать. И не надо на меня молиться, я - не Бог.
   Николай потупился, как вор, за руку пойманный:
   - А за тебя молиться можно?
   - Можно. Тем более, что я-то не молюсь никогда. Потому и получается у тебя - за меня. Вместо.
   Прошло еще время недолгое. И вот в Чехии сидят в зале большом особняка Подкувырков с Горбунковым, да Николай стоит сзади них у стены. Ждут гостей.
   Первым прибыл чертенок с черными глазами. Никифор Абрамович встал навстречу, дружелюбно улыбаясь. А Горбунков заорал, - "Чур, меня, чур"! А потом и вовсе в обморок свалился. Откачали. Николай - подготовленный мужчина, да и чемоданчик медицинский у него под руками.
   Первое, что Горбунков заявил:
   - Мне ж сказали, что всех в отряде поубивали. Как же ты выжил?
   - Так получилось. А ты, чего же, не рад?
   - Не отмолить мне грехов моих. Все время перед глазами подтверждения их будут находиться.
   Подкувырков подогрел разговор:
   - Ты вроде в монастырь собирался, грехи отмаливать.
   - Теперь понял, что монастырь - маловато, пойду в скит. Уйду от людей.
   - Хорошо, хорошо, только сначала бумаги кое-какие оформим, да потом уже освободим тебя (паузу сделал) от присутствия нашего. Тем более, не с одним знакомым своим тебе сегодня встретиться придется.
   Когда приехал Ротшильд из банкиров, то Горбунков в обморок не падал уже. Поздоровался вежливо, да сидел себе отрешенно до времени. Но и его Подкувырков подпрягал переводчиком, в случае необходимости.
   Никифор Абрамович понял, что в столь разношерстной компании бразды правления нужно брать самому:
   - Господа! Подготовленный нами сбор столь разношерстных людей, кои все необходимы для организации нашего общего предприятия - состоялся. Как мы ранее и договаривались в местах иных, следует каждому доложить свою часть, так сказать, бизнес-проекта. Кто и что сделал и имеет сказать уважаемому собранию, мы сейчас и оценим. Начнем с краткого доклада банкира. Прошу, господин Ротшильд.
   Тот спокоен был и внутренне и внешне:
   - Господа. Много дел в своей жизни я начинал, контролировал, а кредитовал и вообще без счета, но такого необычного начинать еще не приходилось. Только наличие финансирования и подтверждение других источников (Ротшильд кивнул уважительно Подкувыркову), подвигло меня на начало дела нашего. Как и говорил мне господин Подкувырков на нашей предыдущей встрече, правительство США планирует выделить несколько миллиардов долларов на поддержку работ по созданию альтернативного топлива. И не только планирует, а уже один миллиард в этом году выделило. Мы не единственные претенденты на выделенные суммы, но по банковской линии я продавил выделение новой, эффективной компании, 600 миллионов долларов. Наша задача, если мы договоримся, состоит в том, чтобы доказать в ближайшее время эту самую эффективность. Альтернативное топливо, одним из вариантов которого является заявленное нами биотопливо, на сегодня не такая уж и необходимость, но собрались мы вовремя. Цены начали тянуться вверх резво довольно. А тут Бен Ладен обозначил порог одного барреля нефти, ста долларам равный. Похоже, Никифор Абрамович не ошибается, и развитие событий пойдет по представленному им сценарию. Времени у нас, для включения в список надежных подрядчиков, есть совсем немного. Но, если мы туда попадем, то закупка топлива у нас по цене эксперимента, будет на фантастические суммы. Причем считаться это будет компенсацией затрат. А продавать мы можем по той цене, по какой получится. Для организации цивилизованного рынка биотоплива. Если будет необходимо, то банки обеспечат кредит на приобретение и переоборудование заправочных. Это - дополнительные миллиарды долларов в кассу компании. А, со временем, будут и десятки миллиардов, и, вполне может быть, что сотни. Вкратце, у меня - все. Повторюсь, проблема - в скорости внедрения проекта. Если заявленных мною правительству сроков не выполняем, то можно и не завязываться.
   Подкувырков довольно улыбался. Все шло по сценарию его:
   - От себя хочу дополнить следующее. Проанализировав возможности по выращиванию биомассы, я пришел к выводу, что выращивать нужно на территориях гигантских, в краях теплых, но бедных. Проблема в том, что места эти заняты наркокартелями, которых ЦРУ считает страшными, сильными и неуничтожаемыми. А потому - дадим слово нашему военному гостю.
   Командир отряда встал и сказал, как хороший тамада, короткий тост:
   - Если это - проблема, то для чего я тут? Я уже захватывал огромные территории и даже работу там организовывал. И наркокартели подвигались, когда надо, и даже денег не просили за то. Потому как опасно это было. Господа, я даю вам торжественное обещание, что если моя доля в деле будет составлять 10 процентов, то затраты по организации работ на местности я беру на себя, а наркокартели буду отодвигать беспощадно. Нужно будет, так и войну объявим. И все задачи выполнены будут.
   Генерал и банкир радовались удачному компаньону, вида не подавая. АН-шеф выступил снова:
   - Кроме всего прочего, нужно будет и на семена потратиться, на транспортные расходы по доставке к вам, и еще нужно помнить, что делать придется трубопровод в порт, переработку по месту выращивания, и емкости в порту отправки и приема. Для этого деньги нужны немалые. Деньги пойдут с металлического счета нашего товарища грустного.
   Банкир вскинулся:
   - Процедура передачи денег продумана нами заранее, и эту процедуру мы сейчас должны пройти. Но, до этого, я хотел бы узнать на какую долю претендует в деле наш советский друг, на которого металлический счет оформлен.
   Узнав, что все теперь передается Подкувыркову, обалдело глазел долго на нового обладателя денег несметных. Полностью подтвердил его полномочия Горбунков, закрыв глаза и фотографически точно отразив на встрече все необходимые тонкости. И банкир наблюдал при этом полное отсутствие давления со стороны обоих русских. Если б во время беседы совминовец скрестил два пальца на руке левой, ничего потом бы не состоялось, и никуда бы деньги не передвинулись. Львиная доля акций нового предприятия досталась Подкувыркову, который, вынув две стопки доверенностей, перераспределил свой пул, включив туда сына своего и Зинку.
   И началась у компаньонов жизнь новая, их обогащающая.
   И, вернувшись в Россию, окончил жизнь суетную мирскую новый русский отшельник Горбунков. Отвез его генерал на автомобиле поближе к дебрям густым, вышел тот из машины, котомку с книгой и пожитками мелкими, на плечо забросил, поклонился Подкувыркову и углубился в чащу, где-то по дороге документы свои, вместе с пачкой денег, в речку выбросив.
  
  

...

  
  
   Собрался весь цвет районного руководства.
   - Кто, какие мысли имеет? Может быть, на Солдатова уголовное дело завести?
   Прокурор вздохнул тяжеленько:
   - Пытались подставить его под дело.
   - И что?
   - С самого верха позвонили. Таких суев насовали, что я и думать об этом забыл.
   Глава поморщился:
   - У кого какие мысли есть? Я спрашиваю. Вы же серьезность положения не понимаете. Эти Павлик с Дульцинеей на пару лишают нас и денег и влияния. Кто будет с нами считаться, если мы без денег и влияния останемся?
   Начальник дорожного бизнеса попытался:
   - А может, нам показать всей стране, что вот, мол, есть у нас опыт передовой...
   - Охерели совсем. Да меня снимут через день. Без права занимать... и еще под суд отдадут. Я вас тогда всех за собой утяну. Обещаю. Думайте, давайте.
   Все понурились молча. А, что? И бандитов посылали и мента подставляли, чего ж еще?
   - Давайте этот дом взорвем. А?
   Глянули на директора автобазы:
   - Как есть охерели! Еще и теракт организуем. Может быть, сразу пойдем в ФСБ сдаваться?
   Лысая голова спросила:
   - А чего ж? Нормально. Грузовик начиним взрывчаткой, и-и-и...
   - Вы думайте, а не фантазируйте тут. Столько водки жрать, как вы это делаете, то, по пьянке сами себя сдадите. А конторщики рыть будут здесь под Москвой нешуточно. Думайте. Тем более, что сегодня взрывать надо не один дом, а уже пол поселка.
   Умную мысль высказал коммерсант один, державой российской обученный:
   - А давайте им счет закроем. Проверочку какую налоговая пусть организует. Без денег захлебнутся они.
   На что глава ответил:
   - Умный нашелся. Давно и счет закрыт, и проверяющие от них не вылезают. Деньги, на счете закрытые, в бюджеты не поступают, уже и область косо смотрит на меня. Не захлебываются.
   Знамо дело, нехорошо получается. Почти весь поселок перешел под Дульцинею, остальные просто не проживают, потому и оформление затягивается. ЖЭК не загнулся только потому, что район помощь финансовую оказывает. Но начальникам районным - это ни к чему. Они и так бы деньги распилили из бюджета своего. А так надо подчиненным отдавать. Они, конечно, откатывают, но - зачем кому часть, когда можно брать свое все и сразу? Самое плохое, что уже и другие поселки стали к Дульцинее подтягиваться.
   Потому глава воззрился на зама своего по ЖКХ:
   - Так, короче? Придумали, как деньги из этой толпы утомилинской вытягивать?
   Тот виновато пожал плечами:
   - Поймите. Они ж ничем почти не пользуются. Даже мусор из подъездов не выносят.
   - СЭС к ним направляли?
   - Санэпидслужба проверяла. Нарушения нашли, а куда мусор девается - не знают.
   - Как это? Едят они его, что ли? Какие такие нарушения обнаружили?
   - Не заключен договор на вывоз мусора со специализированной службой. На первом этаже делается дверка с поддоном, типа кормушки. Человек подходит, на кормушку ставит пакет. Пакет уезжает внутрь.
   - И все?
   - Все.
   - Внутрь помещения заходили?
   - Нет. Их предупредили, что если кто зайдет, то канет, как мусор тот.
   - Куда?
   - В никуда, но - насовсем.
   - Заварите эту дверь!
   - Она и так заварена.
   Глава задумался:
   - Плохо. А распределите сэкономленное ими на те услуги, которые они все же оплачивают. Вы же - монополисты.
   - За радиоточки? Так ведь много получается. Уже давно некоторые жители отказались от них.
   - Распределите на оставшихся.
   Получается по 75 тысяч рублей на квартиру.
   Даже если у человека вообще совести нет, то где-то на дне души, или даже ниже, ее остатки все-таки найдутся. Глава крякнул:
   - Не годится. Многовато будет за "Радио-няню". Слушай, какие точки? Они ж за канализацию платят?
   - Нет. Опять же перерабатывают и в систему запускают.
   - Так они же - воры!
   - А что воруют они?
   Глава уже повернулся к прокурору:
   - Оформи дело уголовное за кражу сточных вод у районной службы!
   Прокурор заартачился:
   - Как это? Как определить цену говна этого?
   Главная районная финансистка скукожилась:
   - Фу на вас. Фекалий, а не этого самого.
   Прокурор окрысился:
   - В газетах все равно напишут, что за кражу говна. Тогда и поснимают всех с мест.
   Финансистка удивилась на это очень:
   - А меня-то, за что снимать? Вы же дело открываете!
   - Я без расчетов, заверенных вашей подписью, и без иска, главой района подписанного, о покраже фекалий государственной важности, дело не открою.
  

...

  
  
   Понеслась катавасия в государстве российском. Ну, никак не могут определиться с выбором премьер-министра. Уже президент и Белозатылкова предлагал. Дума, мешком дефолта пришибленная, - ни в какую. Люди думные столько денег в дефолт потеряли. Когда еще столько наворуешь? Нет уж, давайте нам того, кто нам обеспечит спокойствие, хоть относительное.
   А те, которые проходили, опять же, через время некоторое, переставали удовлетворять лекалам загогулин президентских. Приходилось резать по живому. То сядут не так, то чихнут не к месту. Обвал и паралич, в общем.
   Вроде бы и устаканилось с очередным парнем загогулистым, как вдруг опять, громом среди неба ясного - отставка. Раньше-то людям, вроде, как и по хренцу было, кого там ставят. А тут - так резко, да живенько, переставляют фигурки политические, что народ подтянулся к телевизорам заинтересованно. Что это за шахматы такие царские?
   А президент возьми да и бабахни по телевизорам из мортиры государственной:
   - Определился я с преемником. Вот его и любите.
   Подкувырков в делах весь, но тут телефоны его разрываются. Он на пятнадцатом звонаре, плюнул, с досады, и трубку поднял. А это - Зинка:
   - Кифа! Ты телевизор смотришь?
   - Да на хрена он мне сдался?
   - Как? Ты не знаешь, что президент преемника определил при всем народе?
   - Прилюдно? Не может быть!
   - Точно!
   - Скажи мне фамилию, если запомнила, я тебе потом расскажу, кто это.
   Зинка засмеялась, превосходство свое информационное до победы дожимая::
   - Я и сама знаю. Помнишь, мы в гости ездили к начальнику твоему? Так это - он! Я так рада за жену его! Ну, пока.
   Никифор Абрамович, еще долго слушал гудки отбоя в трубке. Бормотал:
   - Да, я то за жену свою, тоже рад.
   Налил из графина в стакан воды. Подошел к зеркалу:
   - Вот так, Подкувырков! Задача, по внедрению в элиту новую, решена. Поздравляю!
   Чокнулся сам с собою, стаканом с водою, и сам же себе ответил:
   - Служу себе. Подкувыркову!
   В дверь бомбили ногами так, как это не положено проделывать с дверью начальника управления.
   Майор ворвался с глазами в раскорячку, от волнения:
   - Кифа! Твою ж дивизию! Ты чего на телефоны не реагируешь? Главный собрал руководство, а совещание без тебя не начинает. Беги быстрей. Заждались ведь.
   В кабинете другом эхом повторились слова те же:
   - Проходите, Никифор Абрамович! Заждались ведь.
   Уселся на первый попавшийся стул.
   - Теперь все в сборе. Совещание наше носит характер, скажем так, предварительный. Точки над i расставятся официально попозже.
   Присутствующие недовольно загудели:
   - Еще чего. Как это вас не утвердит дума? Вы ж не Белозатылков!
   - Погодите, погодите. Еще же совсем недавно здесь, под окном, статую Феликса демонтировали. Давайте, подождем еще немного.
   Ответом было молчание с ворчанием. Как же - вот она власть чекистская во второй раз идет во власть верхнюю. Опять, не тайно, а - явно. И опять северо-запад первых отряжает.
   Главный посмотрел на них, по отечески, как-то:
   - Ладно. Расставим точки над всеми буквами. Мне сейчас уже надо ехать к президенту. Считайте, что я - уже премьер-министр. Вас, конечно, интересует, кто будет руководить здесь. Вы же знаете, что силовиков назначает впрямую президент. Но, сейчас мода такая пошла - преемников назначать.
   Кабинет сдержанно захихикал. Преемник поддержал. Все разгоготались гусями, Рим спасшими. Глядь - а преемник внезапно и не смеется уже. И все заглохли. Тот с видом суровым, заявил внятно:
   - Я буду рекомендовать на освобождающееся автоматически место...
   Пауза растянулась до неимоверности долго. Казалось, каждый сейчас начнет шептать вслух свою фамилию. Но, нет, и - увы. Самому безучастному и незаинтересованному ходом событий; самому о другом думающему и потому не вникающему. В общем-то, как не раз бывало в истории людской...
   - Рекомендовать буду президенту Подкувыркова Никифора Абрамовича.
   Вот так фокус! Повернулись все на именинника посмотреть, а он - в углу дальнем. Скромный, как... В общем, вы поняли. А дальше - вообще несусветное, что-то:
   - Все свободны. Никифор Абрамович, вы со мной поедете.
   В машине ласково говорил:
   - Подставил я вас немного. Вдруг президент не утвердит?
   - Ну, и слава Богу. Хоть бы пронесло, не знаю, зачем это все мне надо.
   - Слово какое правильное подобрали: "надо". Да. Надо, дорогой родственник. Надо!
   Преемник первым зашел. Долго там они за дверями закрытыми, что-то говорили. Нас не впустили, значит, нам и знать не надо.
   Однако, когда вышел преемник, то улыбнулся, по домашнему, и кивнул на дверь Подкувыркову:
   - Иди. Ждет.
   Президент пошел навстречу старому знакомому. Вид, правда, был у него... Не сказать, чтобы грустный, а растерянный какой-то:
   - Давай - сразу, к столику моему.
   Тут Подкувырков решил его встряхнуть, рискуя:
   - А можно я по столику трахну?
   Рассмеялись, только один - с опозданием чуточку:
   - Давай! Круши, Архип! Сколько тому столику осталось? Мне он скоро будет ни к чему. А новый придет, так он - непьющий.
   Подкувырков грохнул по столу, как в домино сыграл, ладонью:
   - Значит и мне придется непьющим быть. Давайте - за ваше здоровье!
   Выпили. Помолчали. Понял Подкувырков - еще налил тут же.
   - Знаешь, а ты сразу мне понравился. Что-то в тебе есть такое, то ли бесовское, то ли божеское. Лихо ты летишь, судьбе доверяясь, а расшибиться не боишься. Я тебе вот, что скажу. Ты, там, в здании мрачном, хоть и специалист узкий, но - разберешься. Не подведи меня. Помогай ставленнику моему во всем, слышишь? Я узнал, что ты за Зиночку свою должностью и жизнью рискнул. Так вот - будь таким же преданным ему. Он за тебя ручается. И выпьем мы, за твое повышение очередное. За то, чтобы сложилось у тебя. Выпьем и еще поговорим.
   Выпили:
   - Спасибо, господин Президент. Я не подведу.
   - Не об этом. Слушай. Раз дело такое я затеял, я мавзолей из под тебя выведу. Это - сигнал тебе. Занимайся подбором кадров своих. Работу уже выстраивай. Тебя мне не надо в думе утверждать, понял? Занимайся. И мыслей чужих мне теперь не надо. Программу "Альфа" я закрою. Ты уже человек государственного ума, потому предлагаю тебе помнить, что бывшее у тебя ранее - это бывшее уже. Игрушки, считай. Вот о чем я тебя попрошу. Люди эти, тобой подобранные, понравились мне. Я как программу закрою, то ты узнаешь из указа секретного. С ним только трое будут ознакомлены. Чиновники наши придумают чего-то против подопечных твоих. Они, как напакостить, - парнишки шустрые. А я полностью в курсе дела, что люди твои в Утомилино сделали. Сам ездил. Посмотрел, хоть из машины. Красота! И моих рук - творенье тоже. И если б не под твоим надзором они все это замутили, ты бы сегодня в кабинет ко мне не зашел. Теперь же я за них ответственности не несу, преемника назначив. Я теперь за многое отдыхать могу. Опять Россия на развилке встала. Кое в чем, начальник твой ограничен будет.
   Заметил удивленный взгляд:
   - Не так уж и долго. Соображаю, что, пользуясь этим, мои ставленники преемника моего додавят. По ряду вопросов. В том числе и по этому. Стар я уже такие задачи решать. Твой начальник - человек жесткий, в том числе и за это я его отметил. Потому, может передавить лишнего с людьми твоими. А я ж знаю, как часто потом о невозвратном жалеешь. Да, нет уже возможности, никакой. Потому ты спрячь их временно, если мять их начнут, да булыжить. С государством-то не поспоришь. Государство - это аппарат подавления. А ты - умный, да удачливый, да не трусливый, к тому ж. Отведи беду от них. И не бычься на преемника моего по вопросу этому. Ласково так кивай, а сделай, как я тебя прошу. Сделаешь?
   - Не сомневайтесь даже, господин Президент!
   - Ну, и - ладно. По последней, как говорится, на коня! Свободен.
   Когда Подкувырков вышел из кабинета, то едва кивнул сидевшему преемнику. Когда сели в машину, тот сказал:
   - Вот так. И последние стали первыми.
  

...

  
  
   А придумали начальники вот что. На Западе зарегистрировали фирму, которая открыла здесь филиал, и тот уже подал в суд на "Павлика и Дульцинею" за использование сворованной у них идеи альтернативной энергетики. Никакой суд не принял бы такой иск без обоснований. Но районный суд наш - тут же, в обеспечение суммы иска, выписал постановление на арест оборудования.
   Приехали судебные приставы. МЧС - в помощь, для вскрытия дверей, привезли. А вскрывать-то нужно бабушек разъяренных. И мужики подтянулись. Менты стоят в полном вооружении - местных охраняют. Один мужик приставу по морде - хрясь. Тот - мужику. Менты обоих с собой прихватили. Мужика отпустили, после оформления предупреждения, а на пристава дело уголовное пишут. За превышение полномочий служебных.
   Приехал начальник милицейский. Всех ментов уволил прямо на месте.
   Подозвали его к машине, рацию послушать. Он приказ свой отменил. Плюнул на землю и уехал, ни с чем.
   Эмчеэсники тоже плюнули и уехали. Приставы, пока другие все вокруг не заплевали, взялись, было, сами проблему решать, да тут, откуда ни возьмись, корреспонденты стаей вломились на территорию. Давай брать интервью и снимки делать. Начальник приставов вырвал фотоаппарат один, и - тресь его об асфальт. Менты местные - хвать его, и, за нарушение Конституции и закона РФ, потянули в околоток свой невозвратимый.
   Полезло дело громкое наверх. Присмотрелось начальство высокое, а ведь и правда, дело-то - швах. Одно - болтать про внедрение новых технологий ресурсосберегающих и прочих, а другое - когда с иглы государственной слезает население.
   Лысайс на заседании госсовета в крик уходил:
   - Представьте, если наши услуги тепловые и электрические никому нужны не будут. Мы же подрываем безопасность державы. Как жить-то будем?
   - Так вы вроде бы можете и за границу энергию продавать.
   - Да вы что? Тепловую энергию как продавать за границу? Кипяток в цистернах возить? А электричество продать можно, но это будет дешево, раз внутри рынка нет, и зараза эта может на весь мир распространиться. Да кому мы вообще нужны будем? С нефтью своей, да с газом?
   - Но, внедрять новые технологии надо. И нанотехнологии в том числе.
   - Если - это нанотехнологии, то - пошли они нано...
   - Может нам на Запад эти технологии продавать?
   - Чтобы они у нас нефть не покупали? Пусть чекисты решат проблему.
   Главный чекист безучастно ответил:
   - По причинам государственной важности мы участвовать в подавлении не можем. И никакой картуз, нам - не указ.
   - Сами справимся.
   Подкувырков удивил всех своей настойчивостью:
   - Мы окажем сопротивление.
   Преемник немного потерпел гвалт этот. Поднял ладонь, как бы собираясь по столу хлопнуть. Но. Все и так замкнулись. А тот заявил такое, что никто (почти) ничего не понял:
   - Никифор Абрамович, давайте-ка совещание на этом и закончим. А вы останьтесь. И, кстати, с сегодняшнего дня мавзолей больше не в компетенции вашей. Я вам забыл дать ознакомиться с указом.
   Идут члены совета и думают все - одно.
   - Да, причем тут мавзолей-то?!!
   Еще и еще раз приходится повторять, необычную для России, фразу эту.
   "Подкувырков слово держал".
   Резко, но доходчиво поговорил он с Солдатовым.
   Когда прибыли прокурорские работники задерживать особо опасных преступников: главаря Анатолича и всю его банду, их уже не было, ни в Утомилино, ни в Подмосковье, а может и в России, вообще.
   Покачал, глядя на Подкувыркова, головою преемник. Так. Не то, чтобы осуждающе. Но, и не то, чтобы одобряюще. А как-то посередине. Молча.
   Подписал Президент с довольным видом указ о награждении Подкувыркова и группы товарищей его, орденами и медалями.
   Взлетел самолет, взял курс на Мюнхен, где Петьке учиться предстояло.
   Утирал слезы, от аэропорта отбегая, чтобы самолет видеть, Кулибин - краса и гордость, государством российским невостребованная.
   Далеко на севере, где и снег уже, шла группа лыжников в одинаковой экипировке. Только север тот, как и полюс - общий, и неизвестно нам где было это.
   Зинка, в восхищении от новости неожиданной, каталась по толстому ковру, в кабинете лучшего гинеколога Москвы. И визгом своим радостным, по обыкновению, заполняла пространство.
   Бузили жители Утомилино и других рядом расположенных поселков, не подпуская никого к оборудованию работающему. Район тоже подтягивался к бунту. Платить за услуги ЖКХ никто не хотел.
   Лешка проявил твердость характера неимоверную. Он перешел на нелегальное положение и продавливал анонимно все вопросы, связанные с работой потребительского кооператива. От своего детища любимого он никуда не захотел уходить. Деревовырезающий агрегат также работал под его руководством.
   Позвонили в кабинет Подкувыркова вороватые НАЧФИНята, попросили аудиенции. Документик один, мол, спорный. Занесли. Посмотрел Никифор Абрамович, он же - Кифа, он же АН-шеф, и согласился:
   - Да. Документик - спорный.
   В одной графе стояло - Солдатов. В другой - начальник оперативного отдела. А в третьей - сумма не стояла даже. А чего ж, действительно, пропавшим со службы людям деньги начислять?
   - Спорный документик. Донельзя.
   Подкувырков взял красную ручку, зачеркнул все, и вставил над графами:
   Первой - Solder;
   Третьей - 250000;
   Второй - резидент.
   Сказал ему НАЧФИНенок, мол, это - дело ФСК, да и получил в ответ:
   - Так, не твое же. Свободен.
   И мы закроем книгу, и оставим пока героев наших, и всевозможных и невозможных, в покое. И не в покое вечном, как иные говорят, а, как говорят физики. В состоянии относительного покоя. Да и оставим-то, как-то относительно. Ибо, что греха таить, летают мысли разные в головах разных. А, бывает, такое люди отчебучат, что придется снова глянуть на них. Потому как удивление - одно из главных чувств человека. Так ему необходимых. Может, и еще поудивляемся? Эх! Кабы знать, да, как быть! А ведь быть может, вполне.
  

...

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   61
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"