Агриппина росла тихой, послушной девочкой, отцу не перечила. Хотя ему впрочем, со временем стало вовсе не до нее. Так и не оправившись от смерти жены, Василий совсем потерял интерес к жизни. Он безбожно запил, забросил свое кузнечное ремесло, и девочку с разрешения барыни забрала к себе ее тетка, Прасковья. Но, не простив Василию смерти своей любимой сестры, и почему-то виня во всем только его одного, малышку она также полюбить не смогла. К тому же покойную Марусю Агриппина ни чем не напоминала. Прасковья как умела, ухаживала за девочкой, следила за тем, чтобы она была сыта и тепло одета, но не более того - она просто выполняла свой долг перед сестрой.
Воронина Ольга Николаевна, обиженная на парижского шарлатана-доктора, который долго и безрезультатно потчевал ее бесполезными порошками и пилюлями, с наступлением весны отправила его восвояси. А три года спустя скончался ее безнадежно больной муж, Евгений Иванович и, оставшись одна, и так и не дождавшись собственного ребенка, она вдруг неожиданно для себя самой привязалась к этой никому не нужной, но такой ласковой и смышлёной крестьянской девочке.
Когда Агриппина немного подросла, Ольга Николаевна отдала ей в распоряжение просторную гостевую комнату с видом на речку и бесконечные заливные луга. Кое-что в интерьере пришлось переделать специально для девочки. Комната была заново оклеена светлыми обоями с нежным цветочным рисунком, темный плотный балдахин над кроватью, также как и тяжелые шторы, заменили на многослойную воздушную розовую вуаль. Заново, в тон обоям, были перетянуты кресла и банкетка. И туалетный столик, и стоящее на нем большое круглое зеркало на резных ножках, осталось девочке.
Ольга Николаевна пригласила для Агриппины опытную гувернантку-француженку, мадам Лили. И мадам Лили, почти не говорящая по-русски, обучила ее всему тому, чему обычно учат детей в господских семьях.
Девочка была очень старательная и серьезная, не по годам. Она быстро выучилась читать и писать, и французский язык ей тоже давался без труда. Обнаружилось также, что у нее прекрасные музыкальные данные, и барыня с радостью и умилением наблюдала за занятиями Агриппины - как удивительно хорошо и прилежно играла девочка на старинном фортепьяно, оставшемся в наследство Ольге Николаевне от покойной бабушки!
Но, при всем при этом, уже годам к десяти стало очевидным, что такой как ее мама - белолицей красавицей с длинной черной косой, Агриппина никогда не будет. С годами она все больше походила на отца, и родись она мальчиком, никому бы и в голову не пришло задумываться о ее внешности - но Агриппина была девочкой. И те черты лица, которые она взяла от Василия, его белесые неопределенного цвета волосы, и его же тяжелая походка иногда огорчали барыню. И когда Агриппина совсем не по-девичьи топала, поднимаясь по лестнице, Ольга Николаевна делала ей замечания:
- Ну что же ты, Агриппинушка, топаешь как конь? Ты же девочка. Ступать надо легко!
Долгие и изнурительные для Агриппины уроки танцев, тоже не принесли результата. Девочка просто разучивала бесконечные па, но по-настоящему грациозно двигаться так и не научилась. Не спасали положения ни нарядные платья, - на них барыня не жалела денег, ни тщательно уложенные волосы - как бы над ними не колдовали, они не могли скрыть ни слишком длинного носа, ни скошенного подбородка.
Единственное, что унаследовала Агриппина от Маруси, это поразительные глаза - такого редкого и необычайно бирюзового цвета. Иногда она и сама удивлялась их красоте и яркости, подолгу разглядывая себя в маленькое зеркальце, которое с рождения носила на груди.
Махнув рукой на внешность девочки, Прасковья с Ольгой Николаевной были рады и тому, что она хотя бы не болеет. За все годы, пока она росла, никто ни разу не мог припомнить случая, чтобы Агриппина на что-нибудь пожаловалась. В то время как другие дети часто не доживали и до трехлетнего возраста, она выделялась на общем фоне каким-то абсолютным, и как говорила тетка, лошадиным здоровьем. Она не боялась ни жары, ни холода. Выскакивая полуодетая на мороз, она не была подвержена ни простудам, ни инфекциям. Никто никогда не слышал, чтобы она чихала или жаловалась на больные зубы. А местный доктор, не раз осматривая ее, говорил, что у девочки просто очень хорошая наследственность, но он и сам был озадачен, так как в его практике еще не было случая, чтобы дети не болели вообще.
Агриппина, слушая взрослые разговоры, сама ничего странного в этом не видела. Но, как-то раз, с ней произошел случай, который заставил ее задуматься о том, почему она не болеет.
У Анисима, управляющего имением барыни, была маленькая дочь, Лиза. Играя как-то во дворе под присмотром Агриппины, малышка, не понимая своей шалости, больно ударила ее деревянной лопаткой по руке. Удар был такой сильный, что ушибленное место сразу припухло, покраснело, и прямо на глазах стало темнеть, превращаясь в огромный синяк. Она сначала интенсивно потерла ушибленное место, но увидев, что это не помогает, побежала к Прасковье. Та, заохав, смочила ей руку какой-то настойкой и велела быстро приложить что-нибудь холодное. Ничего холодного под рукой не оказалось, и Агриппина, не раздумывая, сняла с себя матушкино зеркальце и приложила к ушибленному месту. Каково же было ее удивление, когда она, почувствовав, что зеркальце стало теплым от соприкосновения с кожей, отняла его, и обнаружила совершенно неповрежденную, гладкую белую руку!
Она задумалась. Видимо настойка так быстро подействовала... Но если эта настойка на самом деле такое чудо-средство, то люди вообще не страдали бы от ран... В чем же дело? В зеркальце? ... Она решила провести маленький эксперимент. Она взяла маникюрные ножнички и аккуратно кончиком проткнула себе палец. Пошла кровь. Агриппина поднесла палец к зеркалу и через мгновение ранка затянулась. Тогда она сделала себе на руке более глубокий порез и опять поднесла руку к зеркалу. И все повторилось! Через несколько минут от пореза не осталось и следа!
"Вот видимо в чем разгадка моего отменного здоровья! - подумала Агриппина. - Вот так зеркальце!.. Интересно, оно только на меня так действует или на любого?.. Надо срочно проверить!"
Она побежала обратно во двор и взяла на руки маленькую Лизу. Пристально осмотрев ее, она нашла у нее на ножках и ручках несколько царапин, разной степени давности. Она отнесла ее к себе в комнату и посадила на кровать. Как ни крутила она Лизу, как не пыталась поднести зеркальце поближе к ее ссадинам - ничего не происходило. Наоборот, Лиза начала хныкать, извиваться и отталкивать от себя девушку, не давая ей дотронуться до себя зеркальцем. Лишь после того, как Лиза, отчаявшись вырваться, заревела во весь голос, та отпустила ее. "Значит действует только на меня... но почему? - думала она, разглядывая матушкино наследство. - И спросить не у кого - про такое нельзя никому говорить, а то за ведьму посчитают!"
Но крестьяне, завистливо наблюдая за Агриппиной, которой посчастливилось жить в барской усадьбе, уже давно замечали за ней некоторые странности. Бывало, когда барыня отправляла ее в деревню с гостинцами для новорожденного или проведать больного, почему-то прятались и скулили деревенские собаки, не желая вступать с ней в контакт и не давая себя погладить...
Шли годы, и девушки ее возраста одна за другой выходили замуж. Но Агриппину ребята будто и не замечали, наоборот, скорее даже сторонились ее. Ольга Николаевна готова была даже положить ей определенную сумму в качестве приданого, но и с приданым сватов никто не засылал.
Подруг у нее также не было. Она догадывалась, что дело вовсе не в том, что она совсем некрасива, ее и хорошенькой-то назвать было нельзя. Просто слишком уж ей на деревне завидовали, ее вольной и безбедной жизни, не знающей тяжелого крестьянского труда. И в минуты уныния, часами просиживая в саду, уткнувшись невидящим взглядом в любимую книгу, она иногда хотела, чтобы ничего этого у нее не было - ни дорогих платьев, ни отдельной комнаты с пушистым ковром - она готова была с легкостью все это отдать за простое женское счастье.
Впрочем, нет, не все. Единственное, с чем бы она никогда не рассталась, это с матушкиным зеркальцем, которое было для нее просто украшением, а гораздо более важной вещью. Она чувствовала некую неразрывную связь с ним, настолько сильную, будто матушкина душа жила в нем. И от этого Агриппине казалось, что оно и само становилось одушевленным. А однажды она нечаянно сделала одно ужасающее для себя открытие - от матушкиного зеркальца буквально зависела ее собственная жизнь!
Как-то раз, Ольге Николаевне надо было съездить в город, чтобы нанести несколько деловых визитов для улаживания каких-то давних споров из-за земли. Кроме того, в эти дни в городе как раз проходила большая сельскохозяйственная ярмарка, и туда также необходимо было попасть. Заметив, что девушка в последнее время все чаще грустит, она спросила:
- Агриппинушка, хочешь поехать со мной?
- На ярмарку? Конечно, хочу! - обрадовалась Агриппина.
- И на ярмарку, и в театр сходим! Собирайся, милая!
Путь предстоял не близкий и, предвкушая приятное времяпрепровождение, Агриппина, уютно устроившись в коляске, радостно смотрела по сторонам.
По приезду, они остановились в хорошей гостинице, поужинали и легли спать. А утром вместе с завтраком им принесли два билета в театр, и Ольга Николаевна сказала:
- Я займусь своими неотложными делами, а ты, Агриппинушка, что-то бледненькая сегодня, ты пойди, погуляй. Только не долго, не опоздать бы нам на представление.
Девушка и в правду чувствовала легкое недомогание и выходить на улицу ей сегодня совсем не хотелось, но все же она накинула пальто и, прихватив зонтик, прогулялась по осеннему городу, несмотря на моросящий колючий дождь. Она надеялась, что головокружение пройдет, но оно не проходило, а только усиливалось. Даже аппетитная витрина любимой кондитерской не манила ее сегодня, и она решила поскорее вернуться и прилечь.
Во второй половине дня Ольга Николаевна вышла от поверенного вполне удовлетворенная благополучным исходом встречи. Моросящий дождь ее не беспокоил и, взяв извозчика, она поехала в модную индийскую лавку, где торговали восточными украшениями и благовониями. Барыня постоянно думала о девушке и о причине ее необъяснимой грусти в последние дни, поэтому в индийской лавке она купила ей в подарок дорогой веер из слоновой кости, покрытый розовым перламутром. "Это порадует мою Агриппинушку! - думала она. - Спасибо тебе, Господи, что ты послал мне такую славную девочку! Век буду любить ее, как родную!"
Войдя в гостиничный номер, она увидела Агриппину и не на шутку перепугалась, так как никогда еще девушка не сказывалась больной, и уж тем более днем в постели не валялась.
- Что с тобой?! Тебе плохо? - обеспокоенно спросила барыня, поспешно стягивая перчатки.
- Не знаю... со мной в первый раз такое... как будто голова не моя, и ноги ватные, даже стоять не могу... - слабым голосом ответила Агриппина.
- Девочка моя, давай доктора вызовем?
- Нет-нет, не беспокойтесь! Я немного полежу, а завтра мне наверняка станет лучше... Может быть, это меня вчера в дороге укачало?
- Да как же это? С роду не укачивало! Сколько раз мы с тобой уже ездили! - возразила барыня. - Я вызову доктора!
- Не надо, вы идите в театр, а я посплю... - ее глаза закрывались.
Но Ольга Николаевна ни в какой театр не пошла. Она осталась в гостинице и с тревогой наблюдала за спящей девушкой, готовая сразу же бежать за доктором, если ей вдруг станет хуже.
На следующий день она еле как разбудила ее. Агриппина без помощи барыни не смогла подняться с кровати, и казалось, что на лице ее не осталось ни кровинки. Ольга Николаевна планировала провести в городе несколько дней, однако, перепугавшись за ее здоровье, она приказала тут же закладывать лошадей. Она сама собрала и сложила вещи, сама одела ее, и они тронулись в обратный путь. А что же случилось с ней, Агриппина понять не могла. Ничего конкретного не болело, просто не было никаких сил ни ходить, ни стоять, ни шевелиться, ни даже думать - голова была абсолютно пустая...
Дорога домой прошла как в тумане. Когда коляска остановилась возле усадьбы, Анисим взял девушку на руки, уже почти безжизненную, не чувствующую ни рук, ни ног, и отнес в ее комнату. Тут же послали за доктором. Агриппина, без сил опустившись на банкетку, развязала ленты и бросила шляпку на туалетный столик. Она посмотрела на себя в большое круглое зеркало и не поверила своим глазам: за эти три дня она превратилась из пышущей здоровьем розовощекой девушки в бледную изможденную старушку, с запавшими потемневшими глазами.
Она с тоской разглядывала свое отражение, не понимая, что же с ней случилось, и уверенная в том, что теперь она непременно умрет, как вдруг увидела на столике впопыхах забытое матушкино зеркальце, которое она нечаянно сняла, переодеваясь в дорожное платье. Она надела его, и повалившись в кровать, приготовилась к самому худшему - к смерти.
Матушка умерла молодой, вот и она, в самом расцвете своей молодости отправится следом, так и не узнав любви... и похоронят ее по старинному обычаю - в белом подвенечном платье... Но, буквально через несколько минут она с удивлением почувствовала, как ее тело снова наполняется силой. Она поднесла свое зеркальце к лицу и увидела, что румянец снова стал к ней возвращаться, а глаза засияли прежней бирюзой. Агриппина горько усмехнулась - оказывается, этот кусочек стекла был властелином ее жизни. А если она потеряет его?.. А если не дай Бог, разобьет? Что тогда случится с ней?..
Прибывший доктор нашел девушку в глубоком унынии.
- Ну что, Агриппина Васильевна, вот ведь и к вам меня вызвали, однако. Впервые за девятнадцать лет! Ну не печальтесь, все будет хорошо!
Он долго ее осматривал, задавал ей разные вопросы, но никаких видимых признаков возможного заболевания так и не нашел.
- Это меня в дороге укачало, доктор, - сказала она, заметив на его лице замешательство от того, что его вызвали к совершенно здоровой девушке.
- Ну что ж, бывает, бывает... - озадаченно проговорил доктор прощаясь, и на всякий случай велел ей пока оставаться в постели и сутки ничего не есть, кроме крепкого бульона.
После этого происшествия все домочадцы заметили, что Агриппина сильно изменилась. Она стала еще более задумчивой и серьезной, на вопросы отвечала невпопад и совсем перестала играть на фортепьяно. Сначала то Прасковья, то Ольга Николаевна приставали к ней с расспросами, но она отмалчивалась, думая о чем-то своем. Потом, решив, что возможно она тайно и безнадежно влюблена, от нее деликатно отстали.
А девушка, не на шутку испугавшись за свою жизнь, зеркальце больше никогда с себя не снимала, даже в бане.