Буров Владимир Борисович : другие произведения.

Правда Льва Толстого

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    По статье Льва Толстого О Шекспире и о драме. Рассматриваются пьесы Шекспира Король Лир, Отелло, Гамлет. Пояснение идет в сравнении Повестями Белкина Пушкина, Дубровским, Капитанской Дочкой и др. Также используются для пояснения текста Вильяма Шекспира и возражений ему Львом Толстым сравнение с Ветхим и Новым Заветом.

   21.02.18
  
   Правда Льва Толстого, - замена 1:
   Преферанс Толстого, - замена 2
   Преферанс Толстого и Фараон Шекспира
  
   Лучше:
  
   Преферанс Толстого - Фараон Шекспира
  
   ЭССЕ
  
   По статье Льва Толстого: О Шекспире и о драме.
   Рассматриваются пьесы Шекспира Король Лир, Отелло, Гамлет.
   Пояснение идет в сравнении с Повестями Белкина Пушкина, Дубровским, Капитанской Дочкой и др.
   Также используется для пояснения текста Вильяма Шекспира и возражений ему Львом Толстым сравнение с Ветхим и Новым Заветом.
  
   ОГЛАВЛЕНИЕ
   в формате Times, 14, междустрочный интервал 1,5, с искусственным дополнительным интервалом через каждые пять строк примерно.
  
   1 - Теория - Введение - стр. 2
   2 - Король Лир - 24
   3 - Отелло - 250
   4 - Гамлет - 336 - 410
  
  
  
  
   ТЕОРИЯ - ВВЕДЕНИЕ
  
   Вот даже не знаю сразу, как назвать Эссе про Льва Толстого, сейчас пару минут подумаю после прочтения первой страницы его труда, сделанного в 75-ти летнем возрасте:
   - О Шекспире и о драме, - и попробую назвать.
   Так-то, конечно, в это название должно входить слово:
  
   - Радость, - ибо сразу посмотрел сколько страниц в этом росчерке пера, чтобы не слишком ужаснуться его известным грузовикам рукописей, и увидел последний абзац, или абзацы:
   - Мама мия! - Шекспир, оказывается критикуется Толстым за:
   - Антирелигиозность! - если иметь в виду, что Религия и Вера - это одно и то же, ибо:
  
   - Религия - это секрет, а Вера - тоже секрет, только разгаданный!
   Ну, и значит, радость есть по поводу того, что существует та Бородинская Битва, где Лев Толстой будет разгромлен на голову.
   Предполагаю, что у Льва Толстого была та же позиционная ориентировка, которую выдумал и Александр Солженицын. Выдумал, в том смысле, что эта идея есть не что иное, как избитый трафарет противопоставления:
  
   - Религии - Вере.
   Если это так, то будет не очень интересно, и придется только посмеяться, как над автором всем известного, но никому неизвестного Архипелага Гулаг, который потому и кончился, что про него написал Солженицын, а Аркадий Северный возразил своими песнями:
   - Мог бы и не писать ничего, т.к. ничего и не изменилось.
   Если эта точка зрения Толстого, что Шекспир и Вера - две вещи несовместные - фундаментальна и логична, то ясно почему Ленин Толстого выбрал объектом своего восхваления:
   - Атака на Россию Революции 17-го года - это и есть:
  
   - Атака именно на Веру в Бога.
   Иван Толстой и Борис Парамонов недавно говорили о стихии, что ей может противостоять, и я написал, что:
   - Театр, - но прямо не разъяснил в том Эссе:
   - Стихи-Я Пушкина, - почему?
   А именно потому, что Стихия идет в атаку на мир, который, похоже, и нарисовал себе Лев Толстой:
  
   - Мир - Одномерный.
  
   И в Театре, в Игре, как определил сразу Толстой, всё точно также, как в мире его Анны Карениной, по одному фильму Голливуда:
   - Некуда бежать.
   Свой мир, мир своих произведений Толстой приравнял к миру театра Шекспира, приняв за театр, увы, и, о ужас:
  
   - Только его Сцену. - Из чего уже сразу следует, что Лев Толстой проиграл в эти Карты Тарот не только Вильяму Шекспиру, но и Федору Достоевскому.
   Весь смысл Евангелия в том, весь смысл рассказов Апостола Павла на Пути в Дамаск в том, что они и объясняют человеку на деле, что есть разница между мирами Ветхого Завета и миром Евангелия.
   Объясняется прямо сразу, на деле, что кроме Сцены есть еще и Зрительный Зал - имеется в виду в Новом Завете, ибо:
  
   - Новый Завет - это и есть ТЕАТР.
   Стихия бросается на мир, чтобы с наслаждением - или, возможно, и с остервенением:
   - Растерзать его, - но оказывается в капкане, который расставил ей Иисус Христос - только на Сцене, где и умирают от ее напасти Ромео и Джульетта, - но:
   - Это еще не весь мир. - И, следовательно, да, на Сцене кто-то умирает, но это и есть Дракон Стихии. Он попал в расставленный ей Иисусом Христом капкан, так как объяснил людям:
  
   - Теперь на Пути в Эммаус вас идут ДВОЕ. - Один убит в бою со Стихией - Другой:
   - Жив.
   Надо еще разобраться, как это соотносится с Ромео и Джульеттой, почему именно умерли они оба. Пока я этого еще не могу рассказать.
   Тут нельзя даже сказать, что Толстой, как царь Агриппа испугался ужасной правды Апостола Павла:
   - Жить можно вечно, - и воздержался, как сделали некоторые другие, подняться на Сцену, чтобы, можно сказать:
   - Проверить, как это сделал Фома, раны на Теле Иисуса Христа, свидетельствующие о том, что Он умер после атаки стихии, - но:
  
   - Остался жив.
  
   Сейчас посмотрим, что Лев Толстой конкретно пишет, каковы, так сказать, его реально розданные карты и сможет ли он загнуть, как смог Александр Пушкин:
   - Свои пароли и пароле пе.
   Толстой искренне удивляется и не скрывает, что многие верят Шекспиру и любят его.
   - Чему они все радуются? - спрашивает Толстой, и решает, наконец, разобраться.
   Как и я с Ним.
   Хочет разобраться даже не с Шекспиром, а с:
   - Общим мнением.
   Примерно, как Сальери с Моцартом, - но! Был ли и Лев Толстой, как Сальери:
  
   - Встречным послан в сторону иную? - Здесь я имею в виду, что заранее уже известно, что Шекспиром Лев Толстой в Иную Сторону послан не будет.
   И не как царь Агриппа, испугавшись, что кроме мира на Сцене - есть и еще один мир, в Зрительном Зале - или наоборот, ужаснулся, что кроме реального, привычного мира ЗЗ - есть мир:
  
   - Позади нас, - как поняла Мария Магдалина, обернувшись и только тогда увидев Иисуса Христа.
   Пятьдесят лет, оказывается, Толстой пытался понять Шекспира! Очень добросовестный человек. Но оно и понятно, если сам он говорит, что не видит того, что видят все или почти все.
   Идет фантастика добросовестности разобраться, почему ему, Толстому не удается понять Шекспира:
   - Уже 50-т лет, - а:
   - Другие не только понимают его, Шекспира, но и - уверен сам Толстой - ему не только не поверят, что:
   - Всё не так, всё не так, ребята, - но даже не обратят внимания на его возражения.
  
   Тут можно сказать, что вполне возможно, что Толстой прав. В том смысле, что и в Повестях Покойного Ивана Петровича Белкина - никто не увидел большого смысла, Белинский даже сказал, что:
   - Лучше бы Пушкин их вообще не писал, чтобы не позориться, - не дословно.
   Я имею в виду, что главный смысл произведений Пушкина во втором плане - если ЭТО можно так назвать, в Маленьких Хеппи-Эндах, который возникают, как:
  
   - Обрывки миров Гермеса Трисмегиста. - Например:
  
   - Сразу и нельзя догадаться, что Дубровский выполнил своё обещание и спас Марью Кириловну, хотя если знать уже это заранее, то это и очевидно, но очевидно, как при повторном просмотре фильма - с первого раза можно не понять всего. - Но!
   Но в том-то и дело, что Читатель - это такой же Герой Романа, как и другие его герои-зрители! И, следовательно, как они, Читатель:
  
   - Не может - тем более сразу - знать ВСЕГО. - Почему и испугался царь Агриппа поверить в бога полностью, а только почти.
   И только после просмотра или прочтения увидел это сочинение еще раз:
   - Дубровский обещал спасти Машу, но просил мальчишку никому не говорить лишнего.
   Как это у Пушкина бывает часто, например, в Метели:
  
  
   - Таким образом, тайна была сохранена более, чем полудюжиной заговорщиков, - не дословно. Пока не хочется по каждому поводу лазить в книгу за цитатами.
   Читатель, следовательно, должен быть, как все:
   - В Роли Героя Романа Не Всё Понимающего! - Имеется в виду, да, но, извините:
   - Не всё же сразу.
   Если сказано, что это пока тайна, то это тайна и для Читателя. Ну, чтобы был не просто балаган на словах, а был, да балаган, но:
  
   - На деле!
   И вот даже по маловажным деталям, уже догадавшись, как было дело - в Дубровском - мы понимаем, что женщина, ухаживающая за раненым Дубровским - это мать его слуги, что не зря это сообщено читателю, ибо не на все сто процентов, но это уже указывает, что не просто бабушка какая-то ухаживает за раненым барином, а:
   - Мама за сыном, - слугой Дубровского, который и скачет уже где-то со своей Машей - авось уже понявшей с какими шулерами ей пришлось иметь дело - Дубровским, наверное, в Швейцарию. Или в Англию.
  
   Вот если иметь в виду, что Толстой не видел у Шекспира Этого, этих Маленьких Хеппи-Эндов - то да. В том смысле, что их и никто не видел у Шекспира, если не считать некоторых особо Посвященных, которые даже шифровали книги Шекспира, чтобы таким образом - нет, не скрыть, куда уж дальше реальной шифровки самого Шекспира - а сохранить подлинник текста Шекспира, чтобы его, не исправили.
  
   Как здесь Аникст исправил Шекспира - пусть и только замечаниями о его ошибках в Двух Веронцах и Бонди заодно с Лысенко уже буквально исправил Воображаемый Разговор с Александром 1 Пушкина.
   Но, видимо, так и не смог включить своего Гермеса Трисмегиста. Тем не менее, какая-то тайна в художественном произведении чувствуется автоматически. Или:
   - Нет, - как говорится, ибо я вот тоже пока не могу додуматься, в чем там дело с Ромео и Джульеттой.
  
   Точно также и в Пугачеве - Капитанской Дочке - если не включится обратная связь, что Емельян Пугачев - это реальный, законный царь - тоже может показаться то, что и показалось всем, кто потом писал о Капитанской Дочке Пушкина:
   - Так себе, хорошо, но можно было лучше, как заметил Одоевский про слишком быстрый штурм города Оренбурга - надо было дать читателю осознать течение времени. А то, что Читатель должен:
   - То знать, а то, наоборот, заблудиться в снежной степи - об этом даже не хотят думать, о том, что в театре:
  
   - Есть еще один Театр! - Не как это иногда бывает по сюжету пьесы, - а:
   - ВСЕГДА, - имеется в виду у Пушкина, и, думаю, так же будет у Шекспира, пока я не разбирался до такой степени, да и неизвестно, можно почувствовать то, что я почувствовал в подлиннике, у Пушкина, в переводах Шекспира, зная, каки у нас переводчики. Но, скорее всего, тоже можно до чего-то додуматься.
   Тогда, действительно, Толстой не увидел того же в пьесах Шекспира, чего не увидели современники и другие ближайшие жители того времени у Пушкина, о чем он сам, можно сказать:
   - Тревожно просил:
  
   - Проза требует мысли, - и так повторил несколько раз.
   Непросто, я вот уже несколько раз пытался найти театр в смертях Ромео и Джульетты, но пока не включается. Важно, что Хеппи-Энд, который должен сыграть - это не срытое противопоставление, а, наоборот, как Дух возникает из смерти Тела, возникает из именно из первого утверждения.
   Только тогда перед зрителем, перед читателем возникает ужас происходящего, что он долго знал:
   - Пугачев - это смелый бунтовщик, и только потом, именно из этого первого утверждения становится ясна известная - и неоднократно - повторяемая по содержанию идея:
  
   - Он выдает себя за царя - умершего - императора Петра III.
   Точно также оброненная Швабриным для Гринева фраза:
   - Машу можно трахнуть за пару серег, - только сначала ужасает Читателя, как и самого Гринева, а потом, когда наступает суп с котом, то бишь это самый Читатель сравнивает Книгу с Жизнью - оказывается:
  
   - Только он один и не знал, что Швабрин говорил правду.
   Человек думает, вот ходит неприступная Ева, и как быть, если прилетели осваивать Землю - абсолютно неизвестно:
   - Не дает, и вообще не привлекается, потому что очень гордая.
   И не задумывается особо, почему он так думает. Потом восхищается еще больше:
  
   - После танцев ее никто обычно не провожает, уходит всегда только с подругой - гордая очень. - А мысль, что:
   - Дак, мил херц, все уже настолько напробовались, что:
   - Так и надоесть может, - не появляется, мысль имеется в виду, но тоже:
   - До поры-до времени.
  
   Выходит, Лев Толстой прав, пока этих Видений не появится - как они появились у Пушкина - его не переубедить даже после смерти.
   Просто так, действительно, занимательность и больше ничего, ибо весь смысл воскреснет только после нахождения Посылки происходящего. Видимая посылка в Гамлете называется - убит его отец, но это всё-таки на поверхности, и для Толстого, естественно, это банально:
  
   - Кого только не убивали ради власти.
   Не очень давно в передаче Умники и Умницы было сказано Вяземским, точнее, он задал вопрос этим будущим студентам, кажется, про Турцию:
   - Что делали с остальными наследниками трона, так сказать, если уже выбрали одного?
   И говорят, что держали всю жизнь в клетке.
   - А до того, еще раньше? - спросил князь, и кажется, никто тогда не додумался, что еще раньше их, остальных, оставшихся без трона наследников:
  
   - Просто убивали-с.
   Поэтому Посылка читается не буквальным текстом пьесы, а существует именно, как посылка, уже сказанного.
  
   Задача осложняется, ибо уже пытался - хотя и не очень настойчиво - искать посылки происходящего в Анне Каренине, но ничего Особливого не нашел. А одна накрученность психопатии - это ерунда. Как грится:
   - Да мало ли что барам в башку взбредет! - Не-ет, должны быть фундаментальные истины.
   Истины устройства мироздания.
  
   Но посмотрим, что он там еще пишет, страниц довольно много, но терпимо. Тем более, что предлагается разобраться не на вкус, а:
   - Логично.
   Пятьдесят лет человек мучился правдой непонимания! Как и я:
   - Правдой непонимания Толстого.
  
   Пока Эссе названо:
   - Правда Льва Толстого, - т.к. она уже есть.
  
   22.02.18
   Дело в том, что любая пьеса идет два раза:
   - Когда эти события происходили, и сейчас, когда идет спектакль.
   В принципе - это тоже самое, что у Пушкина в Дубровском, кроме проигрыша Дубровского прямо по тексту, осуществляется его победа:
   - Во время самого совершения События. - Ибо:
   - Можно считать, что Иисус Христос не только сделал Открытие, каким Мир является на самом деле, а не каким его закрепостили люди - первосвященники в частности - а:
  
   - Изменил его Своим приходом!
   В этом, собственно, весь ужас, ужас, однако:
   - Не понимания Этого происходящего.
  
   И получается, что вторая история в Гамлете, которая не видна невооруженным глазом, это:
   - Отец обманул Гамлета. - Не хватает даже знака восклицания, что отметить этот вираж - но по второму ходу пьесы.
   Важно, что отметить и удерживать, что события происходят не как в обычном детективе, когда первая информация в конце всегда меняется на другую - иначе и раскрывать в нем нечего, а всегда - пусть и не буквально - удерживается в течении пьесы.
   В детективе тоже первая часть пьесы, когда преступник еще не раскрыт остается, но о ней забывается, как об ошибке - здесь:
   - Никаких ошибок - если Это Было, то Оно и есть, как существующее в Настоящем:
   - Прошлое, - и потому невидимо, что напрямую с настоящим не связано.
  
   Следовательно:
   - Быть или не быть Гамлета - это выбор:
   - Следовать ли первоначальному плану пьесы, или - нет, не поверить Тени отца - а независимо от того, права Тень или нет - следовать этому - можно считать:
   - Злому замыслу, - нарочно!
   И тогда получается, что не Гамлет здесь униженный и оскорбленный, который думает-решает:
   - Отомстить или нет, а наоборот, он атакует, как:
   - Неправда!
   И даже не потому, что считает:
   - И правда не лучше, - идет именно За Неправду! - Ибо:
  
   - А почему бы мне сегодня не быть победителем, чем всегда только:
   - Мыслить и страдать? - чем Я:
   - Хуже.
  
   Как и Дядя Ваня Чехова хочет доказать:
   - И на Сцене, как дома люди чавкать не обязаны! - что, собственно, продуцируется и продолжает делаться в сегодняшних допотопных чтениях переводов кино.
   По первому плану пьесы все должны знать, что униженный и оскобленный - это именно Дядя Ваня. И он сам это понимает, и решает, как Гамлет:
   - Извиняйте, мои дорогие, но я больше не хочу быть дураком - буду, как все:
   - Господином своего положения!
   - Ну, а почему-йта, милый мой? - можно спросить.
   - Просто: не хочу всегда быть крайним, тем более, что я вас всех умней.
   Тоже самое делает и Раскольников в Преступлении и Наказании Достоевского, он отнюдь не покоряется своей участи униженного и оскорбленного дурака, даже:
  
   - Дурачка, - а, хотя и с очень, очень большим трудом, а вылазит, так сказать, из этой ямы, куда его сбросили.
   Он - Дядя Ваня - стреляет в профессора Серебрякова, чтобы так его запугать, что:
   - Хотя он и будет дальше получать от него - Дяди Вани - валюту для нужд семейных и просветительских, но уже как:
   - Как подачку от Господина!
   Суть этой пьесы Чехова, как в кино Всё Наоборот:
  
   - Поменять всё местами, - оставив с виду на своих местах.
   По сути дела, профессор Серебряков остается теперь куковать в деревне, так сказать:
   - Курам на смех, - а Дядя Ваня уезжает с мечтой всей своей жизни, проституткой Сонечкой Мармеладовой, в данном случае:
   - Еленой Прекрасной 27-ми лет, - возрасте человека вообще, как Евы.
   Следовательно, решается вопрос:
  
   - От кого вообще пойдут Наши Дети, - от Молчалина или Грибоедова - Чацкого?
  
   Гамлет, следовательно, да, занимается дурогонством всю пьесу, но не тем, которое не видно героем пьесы, но видно зрителям, - а:
   - Обманывает именно зрителей! - идет в неправедную атаку.
   Почему, если предположить, что дядя и мать Гамлета ничего Такого плохого не делали? А просто любили друг друга, как Ромео и Джульетта, которая, увы:
  
   - Уже была замужем! - как это и показывается в некоторых фильмах, правда, запрещенного для несовершеннолетних содержания и его обнаженной формы.
   И тогда, Отец Гамлета - это, собственно, не кто иной, как Отелло, но проигравший первое сражение в жизни, а теперь решивший отомстить с помощью своего сына. Следовательно, официальная легенда, что Отелло ошибся, когда убил Дездемону, только в том ошибочка, что надо было и ее, как мать Гамлета и Клавдия - короля оставшегося после отца Гамлета:
   - Грохнуть после своей смерти, - чтобы уж было - так было:
  
   - Умерли все, и плохие, и хорошие.
   Что и происходит в Гамлете, и виноват ли Отец Гамлета, что родился, увы не:
   - Ромео, - а наоборот!
   Меркуцио или Тибальтом, - кто из них больше завидовал Ромео, что именно его выбрала Джульетта.
   Но, повторю, дело не в том, что реальность - это Всё Наоборот, а, как и у Пушкина в Капитанской Дочке, Дубровском, Повестях Белкина - противоположная версия возникает из первой:
  
   - Автоматически, - но как фрагменты истины Гермеса Трисмегиста, и - что замечательно:
   - Скорее всего только уже дома, а не на самом спектакле, по крайней мере:
   - На пути домой, - или, как в Евангелии:
   - На Пути в Эммаус! - когда мы замечаем, что реально - со стороны Иисуса Христа:
   - Человек Двойной.
   Гамлет гибнет не в неправедной атаке действительности, так сказать:
   - Со зла, - что значит, выбирает сторону зла по принципу:
   - Как вы сделали со мной, - что часто бывает в разных фильмах, - а именно в обиде, что:
   - Нет правды на земле, - как пропедалировал Пушкин, - но правды нет и выше.
   И значит:
   - Проверим!
  
   Тоже самое происходит и в Короле Лире. Что именно? Происходит, что происходит именно на Сцене!
   Не дочери зажимают своего, так сказать, бывшего папу, а как в Дяде Ване, он сам и командует профессором Серебряковым, как студентом, которому посылает повышенную стипендию, показывая это не дурачеством - как обычно думают с его Серебрякова Еленой Прекрасной, а именно:
  
   - Ворует ее - до чего не догадался Кончаловский, хотя Павел Деревянко мог вполне продемонстрировать это натюрлих.
   Ворует, как в голливудском фильме Троя Орландо Блум - Парис Елену Прекрасную - жопастую, как морж, Диану Крюгер.
  
   И, значит, бедность Короля Лира - это только, как с Аланом Тьюрингом:
   - Игра в Имитацию:
   - Всё остается - нет, пока что не людям и даже не вам, мои милые дочери - а как обычно бывает - а не наоборот:
   - Мне! - вы же, чтобы получить наследство должны перед всем миром доказать свою послушность:
  
   - Доказать добрым людям, что я вам УЖЕ подписал дарственную!
   Не просто так, значит, вяло, хотя и от души поблагодарить, а:
   - Милые мои дочки, поработайте сначала душой-то, как нехгры на плантации, чтобы светло и празднично играть роли богатых:
   - Будучи бед-ны-ми!
   Кто-то сгоряча может возразить:
   - Это только выдумка! - А, извините, доказательство настолько простое, что, да, кажется невозможным:
   - Посмотрите не только на Сцену, но и на Зрительный Зал - это АПРИОРИ спектакль, состоящий из двух частей, этой сцены и этого зрительного зала, а не дождь и ветер на улице, здесь всегда тепло, как на юге, и даже, как у Эрнеста Хемингуэя:
  
   - Светло и Чисто.
   Ибо Очевидно, что события происходят не в первый, никому неизвестный раз, - а:
   - Разыгрываются! - А как они еще могут разыгрываться, если не так, как только что было рассказано:
   - Как будто я уже бедный, а уже богаты, - а совсем не буквально, что я - Король Лир - вам всё отдал.
   Сам зритель - это и есть Король Лир. И чтобы увидеть эти свои, как обозначил Владимир Высоцкий:
  
   - Рудники мои серебряные, золотые мои россыпи, - надо поверить Богу, что он добр к Человеку. - Что значит, происходящее на Сцене это не так:
   - Шаляй-Валяй балаган, - а чистая правда.
   Не изображение правды, как в газете бывает про Человека-Паука фотографии, - а:
  
   - Буквально - Жизнь изображается всеми имеющимися у нее средствами:
   - И содержание идущей на Сцене пьесы - это тоже Спектакль!
   Так как сама Жизнь - Спектакль, - как и сказано Шекспиром:
   - А люди в нем - не только - а:
   - УЖЕ актеры.
   Доказательство, что Фигаро здесь - Фигаро там - прямо перед нами, - и:
   - Хотя бы в теории мы должны - если не поверить, так как такова же конструкция Евангелия - то понять правду.
  
   Вот это как раз доказательство того, что Лев Толстой, хотя и прав, но только в первом приближении, что Шекспир и Вера - две вещи не совместные. Но прав в том, что буквально предлагаемый спектакль, как только балаган заезжих фигляров для развлечения богатой на абсолютное непонимание происходящего публики.
  
   Вот сейчас он - Лев Толстой - пишет статью, а в ней уже два времени:
   - Одно - это время его рассуждений - слова автора, другое - это рассмотрение конкретные противоречий Шекспира, - или, наоборот, отсутствие оных, если они должны быть.
   Но, как обычно, первое время, он рассматривает, как только:
   - Артефакт нашего земного притяжения. - Если это, действительно, так - толку от его писаний не будет - для меня, имеется в виду.
   Только одного автоматизма, нарушающего собственное же понимание мира - не хватит. Вот это:
  
   - Поэт поет только, - Пушкин уже опроверг своим рассказом о гениальном Плане Ада Данте, а также о возможностях своего Арзрумского дервиша:
   - Смотрите, не лепите из меня горбатого, - ибо:
   - Дубина вот она в другой лапе, а в первой перо со словами, однако:
   - Бога.
  
   Достаточно поверить всех душой, всем сердцем, что Театр - это не фикция для развлечения абармотов, не копия правды, - а:
   - Сама правда и есть - всё будет понятно.
  
   Здесь уже можно заменить название на:
   - Полуправда Льва Толстого, - но пока не будем.
   Надо почитать дальше текст его статьи.
  
   П.С. - Тут надо заметить, что Ромео и Джульетта кончают жизнь самоубийствами по той же причине, по какой при советской власти спивались, в том смысле, что это:
   - Вряд ли.
   Тракторист или водитель деревенского Газика хочет - втайне даже от самого себя, пока не выпил - очень трахаться, а вопрос:
   - Как?! - абсолютно же ж непонятно.
   Так как - за-п-ре-ще-но, чтобы просто так, а уже любить и наслаждаться. Выпил - уже и не надо, четверть самогонки в огуречной грядке, скрытая их листьями - намного лучше. Спрашивается:
   - Чем? - Ответ:
  
   - Дает без объяснений в любви.
   Тут возможен вариант, что Ромео изначально рассматривался, как отвлекающий маневр от ее, Джульетты, уже проведенного дозамужественного любовного дивертисмента. Точнее, именно с Ромео она начинает это дивертисмент, и, следовательно, возникает логичный вопрос:
   - Каким был основной спектакль? - Но каким бы он ни был, именно дивертисмент:
  
   - Оказывается основным спектаклем. - Или нет? Основной спектакль остался за кадром?
   Ибо мы-то видим, как мужик, даже сбежав на пару минут с работы вместе со своим газиком-трактором к большой трехлитровой самогонке, спрятанной в капусте, точнее в огурцах, чтобы было настолько просто, как и закуска:
   - Тут же, - а на первом плане всё видно:
  
   - Свадьба его была с женой, - которая теперь, практически не хочет с ним жить, так как изменил с Четвертью.
   Тянет, следовательно, на ситуацию с Тристаном и Изольдой, что:
   - И так хорошо, - втроем с мужем.
   Как делала по мнению Анатолия Стреляного Кувырок - Щепкина-Куперник - не только с Чеховым, но и с ним - тоже. А все почему-то были счастливы, и более того, может быть - как думала Александра Коллонтай:
   - Именно поэтому, чтобы не только все, но и:
  
   - Почти все со всеми. - Ибо:
   - Поэтому и запрещается, что все делают.
  
   В принципе, логику Хэппи-Энда в Ромео и Джульетте Шекспир показал первой смертью, смертью Джульетты, которой поверил Ромео, но зрители были предупреждены:
   - Это только она мечтает, - как обычно говорится в советском кино. - Но!
   Просто буквально очень логично, что и второй раз:
   - Такой же, - но и уже с другой присказкой:
  
   - Милый, мой хороший, догадайся Сам.
   И, если они - Ромео и Джульетта - живы, то трактовка фразы:
   - Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте - меняется и это необходимость им - о, мама мия:
   - Уйти из Рая!
   Или в более интимном варианте современности, воспользоваться программой:
   - Защиты свидетелей.
   Кто, спрашивается, не простит им - если что - вероломства?
   В чем вероломство? Именно в том, что не захотели быть, как с надеждой - и, точнее, с сожалением спел Владимир Высоцкий:
  
   - До сих пор моя невеста целомудренная!
   Получается, все против того, чтобы - нет, не осуществилось - а подтвердилось родство Осириса и Тифона, ибо, что они и так уже братья, старшим в родах было известно, но афишировать:
   - Не хотелось.
   Вот она Посылка происходящего в этой пьесе Вильяма Шекспира Ромео и Джульетта, вот она эта предыстория, предыстория появления Жизни на Земле:
  
   - Нет повести печальнее на свете, что родись мы, увы, не в Раю!
   Нашим дорогим родственничкам-любовничкам, Ромео и Джульетте пришлось оставить своё удобное и уже обжитое поместье.
   Пусть кто-нибудь скажет, что это неправда, если это происходит почти в каждом десятом Голливудском фильме:
  
   - Они живут счастливо, но никому неизвестными, - а их могила красуется где-то на краю дороги с надписью погибли в автомобильной катастрофе, - вот так, в одну строку даже, чтобы еще больше ничего не поняли.
   Как и в Евгении Онегине - Жизнь, Хэппи-Энд находится в Посылке. В посылке - надо иметь в виду, чтобы не упускать из вида реальности и:
   - Художественного произведения, - что значит:
  
   - Ромео и Джульетта - остались живы! - Живы именно в пьесе Шекспира, - как перевел он сам себя на русский - нет, не угрожающий копьем, что, мол, если вы меня неправильно поймете, то ужо вам будет - а, как:
   - Лист, в трубу свивающийся, однако, - для перехода на Вторую Скрижаль Завета, которую тоже дотащил Моисей с горы Синай, и как назвал ее Пушкин:
  
   - Поля, я предан вам Душой, ибо всегда я Рад - заметить разность между умершим, или пропавшим в чужом краю Дубровским, и мной!
   - Дубровским в роли князя Верейского, живущего в радном Ландоне, где еще не так - как сейчас - много русских, чтобы узнали:
  
   - Это он! - А с другой стороны, как сказал Владимир Высоцкий:
   - Да - это я, - или:
   - Ну, здравствуй, это Я.
  
   Может быть:
   - Нет повести печальнее на свете - это всё-таки расставание с богом.
   Вот это самое Путешествие по Земле:
   - Блудного сына. - Но:
   - Не думаю, что в полной мере, и на сто процентов - это так.
   Так ли печален Рассказ Евгения Онегина, как Ромео и Джульетта? - в принципе, сравнить можно.
   Ромео и Джульетту уже настолько накрутили, что мы уже заранее рассматриваем ее, как трагедию, вот сейчас специально проверил, что это:
   - Драма или Трагедия - уже пишут сразу:
  
   - Трагедия, - и объясняется даже, т.к.:
   - Ее главные действующие лица, отличаясь максимальной для человека силой воли и чувства, нарушают некий общеобязательный и неодолимый закон - закон вражды, - добавлено. - Этот ответ И. Р. Махраковой выделен, как лучший ответ на вопрос-предложение:
   - Докажите, что Ромео и Джульетта - это трагедия.
  
   Но Шекспир и Пушкин, а также Евангелие всё-таки хотят заставить Человека думать, что, мил херц:
   - Это только драма, - и будем надеяться, что это не только присказка - сказка будет впереди.
   Мол:
   - Трагедии вы ишшо не видели.
  
   Да, трагедия, может быть, но только не та, которая видна сразу на сцене большинству людей.
  
   П. С. - И повторю, что Ромео и Джульетта, - как художественное произведение - имеет Хэппи-Энд.
   И художественное произведение - это не просто приспособление для токарного станка для более удобного выделывания из полена скалок и вязалок, - а:
   - Таково устройство Реальности.
  
   Несмотря на то, что здесь выдумали:
   - Только научная Статья обладает такой возможностью:
   - Рассказать о реальности. - Но!
   Ошибка в этой установке очевидна:
   - Форма - отрицается полностью, - и рассматривает только содержание.
   Разница такая большая, что даже до смерти или жизни, Борис Годунов:
   Григорий:
  
   - Тут не сказано повесить.
   Пристав:
   - Врешь: не всяко слово в строку пишется. Читай: изловить и повесить.
  
   Следовательно, очень уж боялись Ромео и Джульетта, что пошли на такие крайние меры:
   - Притворились, что умерли - как это сначала популярно объяснила Джульетта прямым текстом В СТРОКУ - а потом:
   - Извинились, может быть только из будущего, а реально, чтобы люди имели возможность поплакать:
  
   - Ушли по-английски - не прощаясь.
   Надолго, - ибо, как тоже сказал Владимир Высоцкий:
   - Здравствуйте, дорогие мои.
  
   23.02.18
   Приятно ложится на душу текст Толстого, похоже, что это пишу я сам. Сейчас хочет показать тайну разоблачения Исиды в виде приведенных им фрагментов восхваления Короля Лира разными выдающимися личностями, в частности был упомянут Виктор Гюго.
   Но, говорит Лев Толстой, чего он только ни читал и:
   - Короля Лира, Ромео и Юлию, Гамлета, Макбета, - я:
   - Не только не испытал наслаждения, но и почувствовал неотразимое отвращение, скуку и недоумение, - и далее по тексту, вплоть до упоминания - уже который раз:
  
   - Этого образованного мира, который приписывает произведениям Шекспира верх совершенства.
   Хорошо пишет, делая - не мудрствуя лукаво - переход от этих почти проклятий к самому себе, как к старцу в келье Пушкина в Борисе Годунове:
   - Сейчас, перед писанием этой статьи, 75-летним стариком, желая проверить себя, я вновь прочел всего Шекспира от Лира, Гамлета, Отелло до хроник Генрихов, и т.д. - Интересно здесь узнать, ставил ли сам Толстой кавычки, добавляя их к названиям пьес Шекспира, если не ставил, то удивительно, что он дальше ничего не понял, а вот если ставил, то, значит, не заметил, что:
   - Сама форма письма имеет не только значение, - но оно:
  
   - Решающее, - решающее как раз весь этот спор о понимании, вынимании и остальном недопонимании.
   Следовательно, от себя он ничего не скрывает, и выходит-таки:
   - Не всё заметил!
   Разбираться с Л. Н. Толстым удивительно легко и приятно, как:
   - С самим собой.
   Абсолютно нет дурогонства. Тогда как обычно оно не только есть, но почти всегда и:
  
   - Сознательное, - мол, нас так учили, а значит, и весь мир таков - если он так обучен - какой смысл находить, как назвал это Пушкин в Воображаемом Разговоре с Александром 1:
  
   - Правду личную даже в царе.
   Даже смешно, буквально пишет, как Сальери у Пушкина в гостях:
   - Я всегда чувствовал красоты поэзии во всех ее формах, почему же, - и далее:
   - Почему же, проверив Шекспира во всех видах: на разных языках и даже в переводе Шлегеля, как ему советовали, читал по нескольку раз и драмы, и комедии, и хроники и безошибочно испытывал:
  
   - Можно сказать для краткости, - не только недоумение, чтобы не приводить лишний раз апелляцию Льва Толстого к себе, как критерию истины.
  
   И, скорее всего, в этом ошибка, ибо как Пушкин исповедался перед читателями:
   - Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился.
   Пока шестикрылый серафим не явился на перепутье. Ибо и все загадки и разгадки Шекспира находятся на уровне Библии:
   - Евангелия, - не только из-за того, что там сказано, но главное, как это сделано.
  
  
  
   КОРОЛЬ ЛИР
  
   Начинает разбирать подробно Короля Лира, как лучшую - по мнению критиков драму Шекспира.
   Не знаю, стоит ли связываться с Корделией, которая понравилась Виктору Гюго, что кормила в темнице отца своей грудью. Толстой начинает с этого замечания. Если так пойдет, то канители тут не оберешься. Ему не нравятся слова героя Глостера, сказанные про своего внебрачного сына. Вот не хрен было делать в 75-лет, чтобы к этому цепляться!
  
   Дело в том, что найти объяснение всем этим и подобным контекстам очень непросто - надо искать Посылку конкретного - кажется - просто так, походя, брошенного красного словца. А я хотел более-менее по-быстрому разобраться.
   Написано:
   - Было очень забавно, когда его делали - этого внебрачного сына, - что из этого следует - абсолютно непонятно.
   Говорится о пошлости речей Глостера - Толстым, имеется в виду, но что он сказал пошлого, назвав своего незаконно рожденного сына выблядком? - непонятно, тем более, что далее добавил, что любит его, как и второго законного.
  
   - Он же ж, мил херц, - не статью в Ведомости пишет.
   Вообще, придется обращаться к Льву Толстому, как к живому, что чувствую в нем свою реинкарнацию, но вот именно, как выблядка - внебрачного сына, которого можно любить, именно потому, что он мой, хотя:
   - Гением не вышел в люди, - и не знаю про мать, но жену за сокращение рукописей своих сочинений бил лапой по жопе, как говорится:
  
   - Правильно, да, правильно, - как сказал Шарапов про местный справедливый суд, который обязательно выпустит Кирпича на свободу за украденный, но не доказанный чинно и благородно - по науке:
   - Кошелек, коселек.
   Глостер по мнению Толстого не должен был так говорить, и даже, видимо, не надо было говорить, что этот сын раньше времени выскочил, а сообщить об этом как более:
   - Чинно и благородно. - Но:
  
   - Не говоря уже о том, что таков вообще стиль Шекспира: говорить правду - я бы сказал - не так, как говорит народ, если делать за ним буквально хронологическую запись, но именно так, как об этом народе говорит Голливуд, например, в фильме с Леонардо ДиКаприо и Дэниелом Дэй-Льюисом:
  
   - Банды Нью-Йорка.
   Тут уж вообще Толстой предполагает иметь плюсом себе натуральную ходульность, которой, увы для него:
   - И в России - тоже не бывает, несмотря на то, что здесь часто педалируют:
   - Все люди разные, одни любят астраханские арбузы, а другие, наоборот, поросят, чтобы визжали подольше, пока и повезут на базар продавать в разобранном виде, а до этих пор имеют честь экономить на их еде:
  
   - Пусть едет опилки, по которым бехгают в огороде.
   Нет ничего не видел, или Толстой никогда не слышал, что в России и людям также иногда - если лезут не вовремя и под руку - сообщают чинно и благородно:
   - Нечего кушать - ешьте, блядь, траву, сукины дети.
  
   Толстой прав, что слова Глостера сказаны не для того, чтобы показать презрение людей к незаконнорожденному Эдмунду, - как думают некоторые критики, ибо Глостер говорит их именно:
   - В забавном виде, - как заметил Толстой, - но, почему-то не понял, что это и значит:
   - Любя, - а то, что собеседник Глостера, Кент, может понять это его, Глостера отношение к Эдмунду, как презрительное, как тоже презрительное - не выходит, ибо:
   - Шекспир сразу и сообщает:
  
   - Друзья хорошие, зрители почти благородные, имейте, мать вашу, в виду, что перед вами не дураки, и наоборот:
   - Люди.
  
   Можно подумать, что уже тогда Толстой был политработником Ле. Или именно за это иногда - и даже иногда часто - бил жену, что она вот именно так интерпретировала и переправила его нормальные слова.
   Господи помилуй, Толстой полез в разборки логичности высказываний героев! Недаром писал книги томами сороковыми. Но про Корделию решение должно быть интересным:
   - За то, что она будет любить и мужа еще, кроме отца, - Король Лир пропагандирует:
  
   - Варвар, скиф или тот, кто делает свое потомство трапезой для удовлетворения своего аппетита, будет столь же близок мне, встретит такую же жалость и помощь, как ты, некогда моя дочь.
   Здесь Толстой ошибается потому, что уже априори решил:
   - Шекспир не гений и поэтому искать посылок высказываний его героев - нет смысла - всё и так уже более, чем определенно сказано.
   Здесь надо тогда заранее предположить, что не только Шекспир дурак, но и Корделия - тоже.
   По мнению Толстого Корделия говорит неуместно, как будто нарочно, чтобы разозлить отца, а это верх глупости при дележе наследства, но совершенно даже не думает, что для этого обязательно! должна быть причина, что и называется:
  
   - Посылка.
   Одна и из причин может быть, например, что ей нагадали:
   - Мужа у нее никогда не будет, а она очень хочет, чтобы был, - и вот этими словами, что:
   - Буду любить и мужа, - обращается к господу:
   - Дай-те, пожалуйста, и мне мужа, хотя и не положено почему-то, - раз.
   В любом случае она хочет перевести разговор в разряд реальности, а не трафаретного ритуала:
  
   - Мяу-мяу, - мы пошли дальше.
   И ответ Короля Лира логичен, ибо:
   - Не просто так Корделии не положен муж, а:
  
   - Такую судьбу ей спряли на небесах боги, - и именно им она воспротивилась, за что ее ждут большие несчастья, как воинов Одиссея на острове Тринакрия, где они съели быков Гелиоса, - поэтому и ругает ее, что уж тогда, да, никакое наследство ей, собственно, и не требуется.
   Это вообще логика ошибок человека, что они, как сказал Иисус Христос:
   - Не очень-то и не всегда любят друг друга, - что значит не хотят понять, почему другой - против, а сразу:
  
   - Осел! - в результате дуэль - смерть.
   Здесь слишком ясное противоречие, Толстой именно таким его и замечает, но, похоже, не собирается объяснять хоть как-то. Можно было просто поставить знак вопроса в уме, на что именно и рассчитывал Шекспир. И чтобы это понять достаточно только одного:
   - Верить Шекспиру и любить его, - ибо не заметить противоречия в поведения Корделии зрители не смогут, оно очевидно и прямо подчеркнуто.
  
   Получается, что Толстой и не собирается разобраться в Шекспире, как обещал, а хочет заранее обличить его, как профессор с кафедры студента, не имеющего возможности возразить. Как проповедник, точнее, осмелившегося открыть пасть вольного слушателя.
   Но посмотрим.
   А так выходит Ле не зря призвал Толстого в свои ряды, как, однако:
   - Уже добровольца, - ибо у нас:
  
   - У нас никаких Китов-Слонов, держащих на себе Землю, - узе:
   - Не бывает-т.
   Не бывает причин поступков, а только и сразу надо говорить, без рассуждений:
   - За! - ибо само рассуждение - уже криминал.
   И именно это мы сейчас наблюдаем.
   Толстой, да, рассуждает, но только в одну степь, чтобы:
  
   - Всё и сразу, логика:
   - Нет, ну, значит и быть не может.
   Удивляюсь я революционерам 17-го года и не перестаю это делать:
   - Значит они не просто так, по случаю, взяли власть, а именно по:
   - Фундаментальной идеологии, - только и оказавшейся понятной - если не большинству, то - многим.
   Узас-с.
  
   Дальше идет справедливое замечание Толстого, что непонятно, как Король Лир мог поверить двум другим дочерям, которых должен был знать, как плохих и льстивых, но мог почему-то не поверить любимой дочери.
   Но дело в том, что это сделано так намеренно Шекспиром и очевидно, что и все зрители не могут не заметить этого противоречия, но противоречия, как обычного детективного, что дальше и будем:
  
   - Ждать разоблачения. - На этом основано, собственно, и всё кино-домино.
   Толстой же говорит только, что зритель не может поверить таким словам Короля Лира - таких глупых не только королей, вообще людей не бывает.
   Остальные люди потому и верили Шекспиру, потому и любили его, что, хотя и не рассуждали так подробно о происходящем, как Лев Толстой, но именно и шли за этим на спектакль:
  
   - Что он будет спектаклем, - что и значит, будет разматываться клубок противоречий.
   Похоже Детектив был напрочь не естествен по Толстому, потому и зря, выходит, я искал - не очень уж давно - посылку Анны Карениной, почему она бросилась под поезд:
   - Это было для Толстого, как облако сверху, как рифма, пришедшая раньше того, что будет с ней рифмоваться, и он весь роман пытался - не то, что даже понять ее, как он выразился, кажется:
  
   - То ли тошнотворность, то ли противность, - а просто дописать эту Анну Каренину до конца. - И:
   - Избавиться.
   Если Толстой сам противопоставляет себе чуть ли не всё человечество, которое любит Шекспира, то тут вряд, что можно найти в его непонимании Шекспира, кроме чисто повествовательного описания, принимаемого им за:
   - Жизнь, - и никаких Яго за ширмой подслушивающих только для того, как получилось, чтобы быть:
  
   - Убитыми.
   В жизни мы детектива не видим, то и писать так - ошибка разума, - вот вся, получается песня - Посылка Льва Толстого. Как грится, чистый:
   - Анти-Голливуд, - почти Анти-Дюринг Ле.
   Дело в том, чтобы создать мир - надо рассказать о нем. И Толстой, похоже, даже не знал, что при этом возникает Двойная Спираль. Мир Сцены и мир за ней наблюдающего Зрительного Зала. Это очевидно, и также написано Евангелие, как пьесы Шекспира, а это не просто повествование.
   Толстой, похоже, как всё советское литературоведение, принимает Зрительный Зал за:
  
   - Артефакт местного грешного мира.
   Но! Толстой выступает со своей точкой зрения против Шекспира, - а:
   - Выступать здесь против Соцреализма - запрещено!
   Запрещено было, однако, вместе с запретом Веры в Бога.
   Толстой же предполагает свою критику Шекспира, дозволяющей любые возражения, по его мнению, логичных возражений не найдется.
  
   Посмотрим, что будет дальше. Но, думаю, увы, разгадывать будет нечего. Зеркало русской революции почти налицо:
   - Человек Играющий - липа.
   Человек - раб - это, да, по Толстому, похоже на правду.
   Он и прямо упрекает Шекспира в:
   - Игре, - мол, а смысл?
   Смысл тут один:
   - Развитие мира идет, однако, в обратном направлении, чем привыкли думать многие, - а именно:
  
   - Созданный богом мир на этом не кончился, а совершенствуется очень удивительным и прекрасным путем:
   - Ошибки Прошлого, - исправляются:
   - Будущим. - Ибо зачем еще пришел Иисус Христос, чтобы исправить ошибки Отца, как им же, Отцом и задуманное.
  
   Развитие мира не такое прямолинейное, как предположил Лев Толстой, что:
   - Умер Максим и хрен с ним, - имеется в виду Адам, который съел яблоко и тю-тю, уже нет возможности его спасти, нельзя - по Толстому - подать ему руку помощи из Будущего.
   Но вот именно, что Бог сделал мир таким, что можно. Для чего и послал Своего Сына:
  
   - Пробить Дыру в Демаркационной Стене, отделившей людей от Бога, после создания мира и до такой степени, что многие начали почти верить:
   - Киты, держащие Землю на плаву, - кончились в 17-м году.
   И партия и правительство здесь это подтвердили своими постановлениями и лекциями о международном положении, начиная уже с первого класса школы.
  
   Толстой, получается, пишет роман, как научную статью, излагающую факты исследования, и форма этой статьи только одна:
   - Правописание, - но! не замечается того, что - очевидно - пишет в 2-х временах, принимая, видимо, одно из них:
   - Или слова Автора, или слова Героя просто строительными лесами, которые:
   - Там, где чисто и светло - уже убираются!
   Так сказать:
  
   - А и Б сидели на трубе, А упало, Б пропало - и тишина. И - не в счет, а оно:
   - Не согласная-я Я! - ибо уже была, как связь между людьми и богом.
   Чистая хлеборезка:
   - Белый только по блату, точнее, положен только блатным, - а:
   - Всем остальным нашим людям - Пикассо не нужен! - Или:
   - Бог, да, есть, - но, увы:
  
   - Не для всех.
   Как грится:
   - Так бывает?
  
   24.02.18
   Нет, я так никогда не думал, а наоборот всегда восхищался, ужасался и весь превращался во внимание от таких и подобных заявлений, как это в пьесе Вильяма Шекспира, когда, как восхищается и Владимир Высоцкий:
   - Ни с того, ни сего: приме-ет он смерть от коня своего, - здесь Лир ни с того, ни с сего проклинает свою любимую дочь Корделию, и тайны мира становятся близки не только Апостолам, сопровождавшим Иисуса Христа по дебрям Палестины, но нам всем, и:
  
   - Вот так получается, кроме Льва Толстого и явившегося вслед за ним:
   - Соцреализма. - Одно радует:
   - Он обращает внимание на факты, противоречащие Одномерному - без Полей - миру, на том и спасибо.
   Следовательно, Лев Толстой - это не моя реинкарнация, ибо волхвы-то сказали с:
   - Того, и с Сего, - а не только с:
   - Этого.
  
   Недаром Толстой почти не использует слов автора, обычно это:
   - Он сказал, он сказал, он сказал.
  
   Надо заметить, тем не менее, интересную позицию Корделии:
   - Несмотря на то, что она знает, что по фундаменту: жена да прилепится к мужу, могла не говорить этого в решающий момент деления наследства - тем более, что:
   - Его еще и не было на самом деле, а только предполагалось, что так будет!
   Обычно так не делается, ибо:
  
   - Об этом потом поговорим.
   Но и сам Король Лир лезет в амбицию на пустом месте:
   - Дочь и должна уйти от него к мужу - если будет.
   Вряд ли он возмутился именно потому, что Корделия полезла с этим возможным мужем раньше времени - могла и помолчать. Но именно в этот момент присутствия бога на этом разделе имущества, она и воспользовалась случаем попросить себе мужа именно у:
  
   - Бога.
   Вмешательство богов и других потусторонних сил - обязательно у Шекспира, как подача материала именно в 2-х временах:
   - От Героя и от Автора.
   Толстой делает также, так как иначе не получится, но сознательно принять не хочет, что не один он здесь распоряжается, даже в своем художественном произведении.
   И кстати Король Лир сразу выигрывает для своей любимой дочери Корделии, которая только что отказала ему в единоличной любви - жениха, именно:
  
   - По его любви, - ибо герцог Бургундский отказывается взять Корделию без приданого, а король французский берет ее - значит любит.
   Ибо иначе получается, что человек:
   - И так, без участия в суете Жизни, знает, что и как, и ему не надо применять конкретику жизни, что для даже:
   - Угадывания правды, - ибо, как узнать, кто любит? Если не только так, как сделал Король Лир:
  
   - Кто возьмет ее без всего, - как и во всех классических сказках.
   Толстой, значит, считал, что можно и так просто ляпнуть:
   - Их либэ дих, - ибо всё равно мы никого по-настоящему не любим, кроме, как в азарте проиграть свою усадьбу.
   Получается, что именно Толстой, а не Шекспир, принимает Жизнь только за:
   - Игру Теней, - однако.
   Шекспир своими перспективами же указывает:
   - Не один медведь здесь, на Земле, хозяин, и именно Жизнь нужна для того, чтобы разобраться:
  
   - Как быть дальше, - думать, не гадая, в берлоге - не получится ничего.
   Хотя Толстой, возможно, и думает:
   - А ничего нового после бога и придумать нельзя. - Это явная ошибка, ибо человека бог создал не просто так, а как инструмент дальнейшего осуществления своих замыслов.
  
   Толстой осуждает напыщенный язык Короля Лира, но не принимает во внимание, почему он такой:
   - Король - это именно тот, кто только то и делает, что вещает:
   - Вещает, однако, слова бога. - Он только трансформатор, и этой напыщенностью объясняет:
   - Не я, а бог это пропел, так, что, да, можете, - но только:
   - Аплодировать.
  
   Весь Шекспир замешан именно на Вере в бога, а не только, как Толстой:
   - На религии, - да, бог, но только тот, кто во мне.
   Не только, - ибо:
   - Бог - на Небе. - Где, если ошибаются, то редко, и главное, могут Будущим исправить ошибку Прошлого.
  
   Толстой упрекает Короля Лира, что он не может же ж быть таким глупым, чтобы верить словам злых дочерей, и не верить Корделии, которая его любит.
   Дак, мил херц, это не сказка про белого бычка, в которой человек сам и полагает и сам же всё и делает, а есть и другие, невидимые силы, решающие, что и как будет. След-но, да мало ли что она, Корделия, любила его, а вот таперь ей кто-то или что-то:
  
   - Запрещает ей это делать, - хотя, авось, да, по-прежнему хочет. - Но!
   - Не может-т. - Эту логику Лев Толстой просто не учитывает.
   А в ней весь Шекспир.
  
   Далее Толстой рассуждает довольно странно, что получается - по его - и писать пьесу, изводить бумагу, собирать актеров и не надо было вообще, не надо было:
   - Создавать Театр! - Ибо, что он пишет про сыновей Глостера:
   - Эдмунд - незаконнорожденный его сын хочет лишить наследства законного сына Глостера, т.к. это несправедливо: законный - незаконный, а одному всё - другому ничего, для этого подделывает письмо Эдгара к себе, где написано, что Эдгар хочет убить отца, Глостера, который нежно любит этого законного сына, и отец тотчас же верит тому, что написано. Потом, наоборот, верит сам Эдгар, что отец хочет убить его - по словам внебрачного сына Эдмунда.
   И значит, заключает Лев Толстой, отношения между Глостером и его сыновья, чувства этих лиц:
  
   - Еще более неестественны, чем отношения Лира к дочерям.
   Поэтому зритель, еще менее, чем в отношении Лира и его дочерей, может перенестись в душевное состояние Глостера и его сыновей и сочувствовать им.
   Ответ:
   - Всё дело в том, что человек и вообще не может этого сделать, перенестись в состояние другого человека.
   Что делать? - как спросил Чернышевский, а ответил Высоцкий Маньке Аблигации:
  
   - Работать-ь надо-о. - Разумеется, не обязательно на фабрике им. Ленсовета.
   Но просто люди должны бегать, скакать, передвигаться, думать и гадать, а не просто сидеть дома с женой, как не делал даже Сократ благородный, ходящий босиком и Ляо Цзы, говорящий не всегда только по-русски.
   Как грится:
   - И опыт, сын ошибок трудных,
   И гений - парадоксов друг - все участвуют в:
  
   - Этой, однако, пиесе, и предназначенной для поиска истины.
   Сразу до отказу - она неизвестна.
   Это как ходы шахматных фигур, а Толстой утверждает, что они так не ходят.
   - А как тогда, мил херц? - и ответ:
   - Только как все шашки: прямо, через налево и направо.
   Всё дело в том, что эти ходы еще сложнее, чем видимые ходы шахмат, потому что - повторю - да:
   - У нас все ходы записаны, - в советском кино-домино, но здесь мы - извольте понимать - изучаем:
  
   - Гомера, - где боги участвуют просто-таки очевидным образом.
   Поэтому правильно заметил Лев Толстой, что у героев пьес Шекспира на почти рисованной сцене ума не хватит думать, о чем-то большем, чем о:
   - Прямоговорении, - чтобы любой мог не только задумать, что ход сделан, но он сделан реально, что значит:
  
   - Пусть письмо и поддельное, но оно - даже, не тем не менее - а еще более, говорит о реальности происходящего.
   Пусть на самом деле законный сын Эдгар любит отца, а незаконный Эдмунд нет, но Кто-то захотел их:
  
   - Перепутать, - тем более, это не так уж трудно сделать даже по самим именам, взятым такими похожими Шекспиром не случайно. - И:
   - Поступать и Королю Лиру, и Глостеру придется именно так, как это делается реально.
   А что у нас на сегодня выступает в роли Реальности? Сцена, следовательно, и Эдгар будет играть роль Эдмунда и наоборот - это железная логика!
   При одной Посылке, которую Лев Толстой, скорее всего, не признает, а уж видимым, сознательным образом - однозначно:
  
   - Пьеса не пересказывает уже известный мир или миф, - а:
   - Только ишшо делает его!
   Как и Евангелие не пересказывает Прошлое, а продолжает его.
  
   Толстой, по сути дела, пересказывает на уроке чистописания, или при защите докторской диссертации тоже самое, что доказывала переводчица Библии г-жа Кузнецова, на передаче Якова Кротова:
   - С Христианской Точки Зрения, - скажем все хором:
  
   - Тогда не был хгречки! - А уж метро Выхино:
   - Почти также.
   - Во как! - как сказал однорукий Алексей Горбунов в фильме Алексея Учителя:
   - Край, - сбежал твой-то герой! - Сбежали, следовательно, все Апостолы, когда распяли Иисуса Христа, и если, да, что и было, так, милые мои хорошие:
   - Узе давно сплыло!
  
   Шекспир доказывает:
   - Всё не так, всё не так, ребята, - как сопроводил его Высоцкий.
   Мир не только не сплыл после Воскресения Иисуса Христа, - а наоборот:
   - Возродился.
   Можно считать и по-другому, но выйдет то же самое, как говорил Экклезиаст:
  
   - Всё уже было, было, было, - что значит:
   - ВСЁ - это ПЕРЕСКАЗ.
   Поэтому пересказ Пьесы - истина.
  
   Почему первосвященники были против Иисуса Христа? Но не сразу, а пока не поняли, что Он делает именно:
   - Это, - делает пересказ Подлинником!
   И, значит, не пересказывает то, что уже было, а продолжает новое, доказывая этим - о ужас! - что и раньше было:
   - Также! - включает, следовательно, своё настоящее в Код Жизни, - которая:
   - Уже прошла! - меняет прошлое.
   Что не умещается даже в высшую меру фантастики.
  
   Тоже самое происходит и в пьесах Шекспира. Здесь не только нет религии, как поставил себе в посылку Толстой, а это есть:
   - Сплошная вера в бога. - И она оказывается против только той религии, в которой даже у Адама с Евой, прибывших с курортов Бога:
   - Не захватило ума припереть на дармовых лошадях оттель этой самой хгречки.
  
   Всё дело именно в той фантастике, ставшей после Иисуса Христа реальностью, что Гамлет - это не просто один Гамлет, а и:
   - Смоктуновский - тоже!
   Тогда как Толстой рассматривает характеристики только самого Гамлета, - а это уже - в данном конкретном случае пьесы Король Лир:
  
   - Глостер и его сыновья, - один из них в роли другого:
   - Реально! - Следовательно, разобраться быстро и сходу, кто есть кто, - как это сделал Лев Толстой - нельзя именно:
   - По определению Веры.
  
   Тут вообще можно думать, что тот, кто путал стражников в Гефсиманском саду был не просто так:
   - Я к вам только в гости приехал, - а меня тоже хотят записать в:
   - ХГениальные-е. - Ибо, это был, как минимум, намек:
  
   - Теперь уже, скоро, скоро, увы и ах, но Самого Иисуса Христа, как только:
   - Героя Одиночки, - не уместится, ибо быть с ним и значит быть в:
   - Его Роли. - Хотел давно это написать, но что-то стеснялся, в том смысле, что могут подумать:
   - И распяли не Иисуса Христа, а кого-то другого, - но!
   Но в том-то и дело, что первосвященники обязательно и хотели именно это сделать!
   И вот тот, кто бегал перед стражниками синедриона в одном одеяле - это отвлечение внимания от Иисуса Христа, как будто:
  
   - Это я еврей! - но, чтобы ответили естественно по Высоцкому:
   - Выйди вон из дверей-й, - не лезет ни в какие логические ворота.
   В Евангелии, как в математике нет лишних знаков равенства, а также и остальных плюсов, минусов, умножения, а вот деление именно и произошло:
   - На Пути в Эммаус идут Двое, - правда после Воскресения.
   Следовательно, любой из Апостолов мог быть распят в роли Иисуса Христа - от этого уже ничего не менялось:
  
   - Иисус Христос уже всегда идет рядом с ним, - хотя, как написано:
   - Они всегда Его видят, - ибо идет Он не вторым, а, как и написал Пушкин в Моцарте и Сальери:
   - Мне кажется, он с нами сам-третей
   Сидит.
  
   Нет уже, следовательно, ни Эдмунда плохого, ни Эдгара, а только один из них в роли другого, и какой стороной намедни обернется к папе Глостеру:
   - Точно ему неизвестно.
  
   Вот, все атрибуты Евангелия применяются Шекспиром. Кент в четвертой сцене является перед Королем Лиром переодетым так, что остается неузнанным.
   - Кто ты? - спрашивает его Лир.
   - Я честный малый и такой же бедный, как король, - отвечает Кент, как заметил Толстой:
   - В шутовском, совсем не свойственном его положению тоне. - Опять вопрос, но ответ на него тоже уже известен, ибо правда не только то, что только и есть правда для Толстого, что Кент придворный, но, как и предвидел Иисус Христос:
  
   - Будете видеть и не увидите! - Ибо, кому не очевидно, что Кент - это и:
   - Актер также, - как минимум! - И хорошо, если не бродячий.
   Но Толстой от этого далек, как от Луны и даже дальше.
   Следовательно, слова Вильяма Шекспира:
  
   - Весь мир театр, и люди в нем актеры, - воспринимал, как только пьяную шутку.
   Как говорится, яблоки летят на голову Льва, как град среди ясного неба, но он от них только отмахивается - а надо было только сказать:
  
   - Кто докажет, что не я открыл Закон Всемирного Тяготения - пусть не только он мне - я сам скажу ему прямо в лицо:
   - Вы ошиблись, мистер!
  
   Чистая комедия на фоне трагедии. Ибо думал ли даже Иисус Христос, что будет до такой степени невидимо то, что очевидно - неизвестно.
   Театр понимается Толстым, как только именно Игра - Загадка:
  
   - Гадать тут нечего, - все и так понятно, что это только развлечение.
   Игра - Истины:
   - Никакой!
   Тогда, как ТЕАТР - это Телескоп, ТЕАТР - это микроскоп Кода Войнича 15-го века.
  
   По Толстому же, театр только пересказывает были в игровом примитивном виде, - но! разумеет он:
  
   - Надо же знать меру! - чтобы быть хгениальным, меру вранья, имеется в виду, чтобы, да, вымысел был, но:
   - Не целиком же и полностью!
  
   - Я честный малый и так же беден, как король, - говорит Кент.
   - Если ты для подданного так же беден, как король для короля, то ты очень беден, - говорит Лир.
   - Твой возраст? - спрашивает король.
   - Не настолько молод, чтобы любить женщину, и не настолько стар, чтобы покориться ей, - Кент.
   И королю Лиру этот базар-вокзал, соглашается Толстой, понравился настолько, что если и после обеда будет также умно и весело, - имеется в виду им обоим, и Лиру и Кенту:
   - На меня будешь работать.
  
   И Толстой говорит, что этот разговор не подходит:
   - Ни селу, ни городу, - не вытекает абсолютно никак ни из положения Лира, ни из отношения его к Кенту, а вложены - эти слова - в уста Лиру и Кенту, очевидно, только потому, что автор считает их остроумными и забавными, - заключает Лев Толстой.
   Но в том-то и дело, что Евангелие разрушило враз и навсегда эту Липу под одиозным названием:
  
   - ОБРАЗ, - ни из кого больше ничего не следует, ибо и сказано:
   - Приходите и пейте Воду Жизни - задаром, - что значит, как мог сказать режиссер спектакля Марье Гавриловне из Метели Пушкина в его Повестях Белкина:
   - Сценарий пьесы учи, а не занимайся, пожалуйста, самодеятельностью, - если бы она уже заранее не взгромоздилась с этим сценарием под названием Новая Элоиза Жан-Жака Руссо под ивою, как настоящая героиня романа, - или пьесы, что тоже самое.
   Следовательно, текст следует не из характера героя, даже в пьесе и то:
   - Заимствуется, - как ответил ей, Марье Гавриловке гусарский полковник Бурмин:
  
   - Ваш милый образ и так далее - будет, увы, только мучением для меня.
   И она сразу, испугавшись такой оглядки:
   - Я - не я, ибо, мил херц, а:
   - Ваша жена узе.
   Вот, что значит, ждать любви и счастья, исходя из СВОЕГО ОБРАЗА - забудь и больше не встречайся, начиная, так сказать, в принципе, уже:
   - С горы Синай.
  
   Лев Толстой удивляется и удивляется, откуда Шекспир чего набрался, а сам - замечает ли, что - проповедует только Ветхий Завет. Религию, но не:
   - Веру.
   Тут, конечно, хоть кол на голове теши, но если человек не знает, что актеры имеют право голоса в пьесе - бесполезно, ибо по Ветхому Завету именно:
   - Они не люди, - а только рабы, своих слов, а уж тем более мыслей иметь не могут, тогда как:
  
   - Очевидно! что:
   - Всё наоборот: актеры - это единственно, кто жив, а их герои уже давно далече, и только от них, от актеров, зависит вероятность оживления этого давно умершего прошлого.
   Толстой же требует отдать пальму первенства покойникам. А, спрашивается, какой там остался образ, если Ахиллес благородный ответил Одиссею многоумному в аду уже:
  
   - Лучше быть последним пахарем на Сцене, чем косвенным предложением в пьесе даже Шекспира.
   Как и сказал Борис Пастернак:
   - И прелести ее секрет разгадке жизни равносилен, - вот именно прелести театра ее превосходительства императрицы:
   - СЦЕНЫ.
  
   Далее Толстой говорит, что Шут и Король занимаются на сцене несмешными шутками, несмотря на то, что Шут только что буквально предупредил именно его, Толстого:
   - Если я, говорю это, говорю своё, то пусть высекут того, кто так думает. - Ибо:
  
   - Шут только предложил Зрителям вспомнить, что уже было в пьесе. - А именно, Король Лир разделил мир на два - отдал одну половину королевства одной дочери, вторую другой, для того, чтобы не было промашки, почему шут и упоминает яйца, которые, Король Лир - как человек умный решил положить не в одну, а в две корзины, оказавшиеся, как показывает Шут двумя половинками яйца - только одним и тем же яйцом, которое только и можно употребить для того, чтобы разбить его о голову короля, чтобы было хорошо видно не его, Лира, несут на носилках с почестями, а он сам тащит через грязь своего осла в роли себя самого.
  
   И шут рассказал это весело именно потому, что для всего своего вразумляющего короля рассказа употребил только одно и тоже везде слово:
  
   - Crown - голова, корона. - Можно сказать, что король вырастил из себя такого осла, что теперь сможет понять истину, так как желающие обмануть его, увидел это, что зародыш - желток - уже ими съеден - власть захвачена:
   - Расслабятся, - и вот только тогда! уже удастся разобраться, кто с нами, кто нас любит, а кто так только погулять вышел, чтобы заняться шулерством.
   Простых шуток - для красного словца - у Шекспира, как и Пушкина, как лишних намеков в Евангелии - не быват-т.
  
   Далее Толстой говорит, что идут несмешные шутки шута и самого Лира, как-то:
   - Я не Лир, где мои, даже:
   - Его, Лира, глаза, я тень Лира и т.п.
  
   Но в том-то и дело, что актер берет перед выходом на сцену только то, что ему дают: дали grown - король, дали плащ - тоже хорошо, актер не имеет глаз, так как в сценарии не написано, что он обман, - но, этот аргументарий Толстым не принимается, исходя из посылки:
  
   - Человек всегда видит правду, - а разве это так, если человек априори не знает ни прошлого, ни будущего - ответ без вопроса.
   Человек ведет игру жизни всегда с двумя неизвестным, прошлым и будущим, которые можно увидеть в настоящем, но только, как написано в Евангелии на Пути в Эммаус - вдвоем. А Лир именно отдал свою корону, как свою голову. Как и Лев Толстой:
  
   - Всадник без grown. - Или только с одной половиной этого яйца, как пошутил Шут перед Лиром, или без Жизни, без желтка, в знак пробуждения Короля Лира, съеденного прямо перед ним, что осталось королю только:
   - На пропитание, белок, самого цыпленка уже никогда не будет, не будет продолжения королевского рода, полученного, как право власти от:
   - Бога.
  
   Вместо плачевных трогательных слов - проклятья, бури, туманы и т.п.:
   - Зачем? - спрашивает Лев Толстой, видимо имеется в виду, что, увидев его плач Гонерила очухается быстрее от той неблагодарности, которой она осыпала отца, чем испугается его проклятий.
  
   Думаю, Король Лир всегда говорит от души правду и только правду, потому что общается, если так можно сказать, своей внешностью, а не душой, как делали древние люди, те, кто жил в Античности. Но, я думаю, что как раз наоборот - это Толстой требует античности, Лир - это христианин, который и сделал Античность вот такой простой и ясной, как, однако:
  
   - Христианство.
   А не наоборот. Душа христианина отдана богу, ему уже нечем рефлексировать, как древнему человеку, можно сказать:
   - Обидевшемуся на бога за ссылку туда, где не живут боги.
  
   Вот сейчас случайно включил передачу Умницы и Умники Вяземского и там Ломоносов рассказал - про страстность, через посредство Никонова и Сперанского.
   А это именно то, чем и занимается постоянно Король Лир:
  
   - От души делает ясный, видимый, ответный, шахматный ход.
   А Толстой предлагает сразу видеть всю партию. Это можно, но было можно только в детстве, когда играли в фантики или гоняли мамонтов по пустыне дремучего леса, ибо куда ему бежать, если он бежит вперед, а там яма, как раз, про которую мамонт думает, что она, да, есть, но, авось, до нее добежать не удастся.
  
   Тоже, в общем-то, и у этого Мамонта были намерения писать не только программные документы, но и Эссе, конец которого, как и конец романа - не только неизвестен, но и не может быть известен заранее принципиально. Этим же хотел заняться и Приам - царь Трои, что:
  
   - Несмотря на то, что ежу понятно, как говорили все, дары данайцев нам не нужны и за бесплатно, но Приам хотел вырулить. И всё это, заметьте:
   - В уме, так сказать, тихо сам собой, тихо сам с собой я веду беседу.
  
   Здесь - наоборот, Лир проверяет свои версии на окружающих, от души лепя свою картину Репина на вид, как древний Мамонт, но он делает совершенно четкий и однозначный ответный выпад против того, что ему не нравится, и только таким образом найти конец пути.
  
   Толстой предлагает человеку играть только в междусобойчик, а не пытаться переиграть бога, если Он предложил ему партию.
   Толстой предлагает Человека - всё сам знающего, а Король Лир идет шагами, как шахматист, смотрит, что предложат ему За-Кулисы, взору его недоступные.
   Почему Толстой и говорит про религию, а не про:
  
   - Веру, - а:
   - Разница именно в том, что произошло на горе Синай, где Моисей получил Две Скрижали Завета, вместо одной, которая была видна, как Золотой Литой Телец.
  
   Страсти - это и есть пьеса, - в моем переводе страстности, как сути красноречия Ломоносова, на тему этого эссе.
  
   25.02.18
   Толстой в этой статье проясняет Шекспира так, как логично не видно для большинства, ибо на приводимые им противоречия не обращают внимания, а только чувствуют автоматически их тайную правду, но вот Толстой и показал, что:
   - Это не просто так, - а:
   - ХГениально!
   Я хотел найти чью-нибудь вразумительную, не тавтологичную статью о Толстом, и пожалуйста:
  
   - Он сам предложил мне свои услуги.
   Сенкью, сенкью, сенкью вэри мач.
   Но это редкий случай не пропагандистского, а личного противостояния РАЗУМУ. Бог утверждает:
   - Ты, мил херц, можешь! - и люди пытаются Его понять.
   Толстой, можно сказать, раз за разом чертыхается:
   - Не могу, прости господи!
   И вот так, кажется, что у него - Толстого - нет ни перед кем нужды прикидываться. И он искренне злится, что Шекспир показывает:
  
   - Вот они люди какие, как Набоков лезут играть в шахматы с чемпионом мира, не только не стесняясь - как можно подумать, Толстой своей критики Шекспира, недаром 50 лет не решался-стеснялся начать эту свою статью - и даже не так, как разговаривал Владимир Высоцкий с Каменным Гостем:
   - Я звал тебя, и рад, что вижу, - а, можно, сказать, рычит этот Король Лир на все превратности, появляющегося перед ним Хаоса:
   - Врешь - не возьмешь, - ибо я и есть:
   - Бог.
  
   26.02.18
   Удивляет, что Толстой здесь в своих рассуждениях не переходит, как в жизни из чинного и благородного преферанса в:
   - Штосс, - или Фара-Он, - ибо и правда:
   - Фараону без раба
   и тем паче - пирамиде
   неизбежная труба.
  
   Поэтому вполне можно назвать сие исследование Л.Н.:
   - Преферанс Льва Толстого, не переходящий в трубу Фараона.
  
   Ибо, да, переходя из разминки преферанса в возвышенный полет Фараона, Толстой, как правило, в очередной раз оставался без своей очень:
   - Ясной, но скучной, Поляны. - Теперь побоялся Шекспира в роли банкомета, и:
   - И сдался на милость победителя, - собственно, отвечая на вопрос учительницы Клавдии Семеновны одно и тоже:
  
   - Я учил.
   Можно послать за женой - из-за отсутствия родителей, но и с ней, Мил Херц:
   - Я разругался, - а вот из-за чего, точно тебе говорю - и с трех раз не вспомню - если только по логике:
   - Именно из-за того, что она меня и отучила от Фараона, желая сделать своим рабом, - мол:
   - Пей лучше чай зеленый, как Ляо Цзы, и черный, как Сократ, богу подобный, - смотришь и тебя куда-нибудь запишут, но не в фанаты Шекспира, конечно, ты сам не захотел, а наоборот, забрыкался, но зачем:
  
   - До сих пор не совсем понятно.
   Может быть, именно за тем, чтобы - пусть интуитивно, но - нарваться на отказ, как гвинейский друг Владимира Высоцкого:
   - Выйди вон из дверей, - ну, а мне:
   - Пожалуйста.
  
   У Шекспира Труба Фараона - это Переход между Полями и Текстом, открытие в литературном виде Великой теоремы Ферма.
   Конечно, говорят, в Штосс - Фараон жуликов больше, чем в других интригах рабов и фараонов, но это и значит, что:
  
   - Такова Жизнь, - и заменить ее только преферансом все равно не получится, несмотря на то, что и Владимир Высоцкий предупредил:
   - Мой партнер играет мизера, - а:
   - У меня гора три тыщи двести.
  
   Поэтому Толстой, кажется, и хочет доказать, что Шекспир - это Фараон - банкомет, у которого сроду нельзя выиграть, поэтому - хочет, может:
   - Пусть играет, - а я буду отвечать только чинно и благородно, по правилам преферанса, умом - что значит, только:
  
   - Текстом, - без:
   - Полей.
   Получается довольно смешно, что это:
   - Шервудский лес умом не понять и даже ярдом не померить, а у России:
   - Своя стать - здесь перестали:
   - Просто верить.
   Возможно, Толстой искренне и приводит эту констатацию факта:
   - Отсутствие веры.
  
   Именно на Вере в Бога фундаментально основаны пьесы Шекспира. Толстой же начал свою песню именно с этого положения, что:
   - Это у Шекспира нет ни капли - правда, не веры - религии. - Разница:
   - Вера в человеке, - религия:
   - На виду.
  
   Меняю название этого Эссе, с:
   - Правда Льва Толстого, - на:
   - Преферанс Льва Толстого.
  
   Лир очень недоволен, что вместо ста - ВСЕ СТА - ему оставляется только 50-т - половина, в данном случае придворных. Уверен, что в этом есть большой смысл, как отдать человеку не весь мир, а только вместе с его врагами. Уверен, что этот смысл есть, именно благодаря фразе Толстого:
   - Лир входит в какой-то странный, неестественный гнев и спрашивает: знает ли кто его?
  
   - Это не Лир, - говорит он. - Разве Лир так ходит, так говорит? Где его глаза. Сплю я или бодрствую? Кто мне скажет: кто я? Я тень Лира, - и т.п.
   Так получается именно потому, что Король Лир считает своим царством:
   - Самого Себя, - уменьшение количества придворных у короля - это всё равно, что лишение его глаз и даже, самого тела, что оставшиеся 50-т процентов человека - это будет уж только его тень, как у царя отнять половину прав, ибо придворные - каждый из них - чем управляет в его царстве, как у человека существуют отделы мозга, ответственные, кто:
  
   - За глаза, кто за слух, кто за печень, почки, органы воспроизведения, хождения, размышления, разговора, и даже за защиту от болезней.
   Это практически тоже самое, что отправить человека в психушку, но не потому, чтобы сделать там из него дурака и он не имел возможности выхода в мир, - а уже, действительно - с половиной своих природных возможностей:
   - По реальной необходимости.
  
   Толстой, следовательно, рассматривает Шекспира не то, что без дальней мысли, а априори:
   - Вообще без мысли, - как будто бог отнял эти ВСЕ СТА не только у него самого, но и у Шекспира - тоже.
   А точнее, конечно:
  
   - Люди - это не короли - уже от их попадания на Землю, а есть заведомые рабы.
   Техническая ошибка Толстого в том, что рассматривает только другого Шекспира, не включая в это рассмотрение:
   - Свой личный телескоп, - по установке:
   - Так это моё, - при чем здесь ваше? - И не дает Шекспиру даже своего ума.
  
   Я хочу найти у Толстого своё, но не нахожу.
  
   С другой стороны, сколько людей времени Пушкина и после писали о Капитанской Дочке и:
   - Все, как один только в духе Вальтер Скотта или Проспера Мериме, - Шекспира, Данте и Гомера - никто не заметил.
   Вот на сто процентов, никто всерьез не поверит, что Маша из Капитанской Дочки может быть и:
   - Наша, - не проста так, разумеется, а за пару серег, как советовал не быть ослами всегда и везде Швабрин. - Ибо:
   - Правда выше морали, - тем более морали, придуманной только на вынос, как в ресторане:
  
   - Здесь всё, что хочешь, - а домой можете взять с собой только остатки дневного супа, - имеется в виду разрешение зав производством в отношении поваров.
   Да и в отношении гостей можно сказать тоже самое:
   - В лучшем виде всё равно только здесь.
  
   Почему Лир и желает своей дочери Гонериле урода-ребенка, как аналогии того, что она делает с его царством, а также и с ним, самим.
   И дело не трогательности этих слов - как разрешает им быть Толстой - а в истине Аристотеля, что раб - это:
  
   - Человек, но только с половиной своих возможностей.
   Поэтому Королю Лиру предлагается Гонерилой быть не поскромней, а именно быть:
   - Рабом. - А это и вызывает такой гнев Лира, потому что направлено не только против него, но прямо против:
  
   - Бога, - что Человек Хороший - как его определила Гонерила - это:
   - Урод.
   Будь, мил херц, поскромнее - значит, будь уродом, - вот мысль Шекспира, по его мнению, предлагаемая простым зрителям его спектаклей властью, но именно властью:
   - Поработителей, завоевавших Землю.
  
   Толстой говорит, что шутки Лира с шутом после таких тяжелых разборок с дочерью Гонерилой и желанием уехать к другой дочери, которой уже послано письмо - неуместны. Но! как и сказано:
   - Кончил дело - гуляй смело! - вот Лир и гуляет.
   Ибо это был именно не срыв, не грубость, а именно:
  
   - Работа.
   Шутки, по мнению Толстого:
   - Опять не смешны, их можно рассматривать только, как неудачные остроты.
   И можно испытывать только стыд за осла автора и скуку за его же ни на что не намекающую остроту. Как-то:
   - Знаешь ли ты, зачем у человека нос посажен на середине лица?
   Лир отвечает, что не знает.
  
   - Затем, чтобы с каждой стороны было по глазу, чтобы можно было посмотреть то, чего нельзя пронюхать.
   Толстой думает, что это банально, но шут имеет в виду, что:
   - Разные чувства, даже разные глаза - правый и левый - видят:
   - Разное! - и имеется в виду именно Посылка, которая не видна одному органу, но другой увидит ее, или увидят оба вместе. Конкретно, имеется в виду, что можно увидеть то, где живет бог, - как это и написал Пушкин:
   - Всегда я рад заметить разность между Онегиным и мной, - ибо это возможно, что, если Душа увидит:
  
   - Поля Текста, - которых напрочь не видит Лев Толстой.
  
   Увидеть другое, чем то, что мог понять Нос вблизи, может зрение Платона, смотревшего за Горизонт, - что, собственно, и означает:
   - Доказательство Великой теоремы Ферма:
   - Все искали его в бумах Ферма после его смерти, и не нашли - решили:
   - Значит и нет его этого доказательства, - но!
   Оно находится так близко, как глаза друг от друга, как и сам Нос от обеих Глаз:
  
   - Очень близко, - но!
   Очень далеко, как Сама Книга Диофанта Арифметика, как Полях которой и написал Ферма своё великое доказательство - сочли, что у Пьера Ферма просто не было под рукой листа бумаги, - а то, что:
  
   - Его утверждение: нельзя разделить никакую другую степень, кроме квадрата, соседствует в этой Книге Диофанта с его, Диофанта, утверждением:
   - Разделить квадрат на два квадрата, означающее, что их можно разделить, - то из СВЯЗИ - на лицо:
   - В ОДНОЙ книге они находятся, - следует, что:
  
   - Если можно разделить квадрат, то нельзя уже разделить никакую другую степень именно потому, что ВСЕ остальные степени от третей и выше:
   - Находятся в этом квадрате всегда! - Он делится и, значит, по факту:
   - Делить больше нечего уже.
   Поэтому:
  
   - Нос нужен человеку, чтобы сунуть его не в своё, а бога, дело, один глаз, чтобы увидеть утверждение Диофанта, другой - вывод Ферма.
   Нос разделяет глаза, как разделы непреодолимой стеной Две Скрижали Завета Бога, разделены, как:
  
   - Поля и Текст, - но находятся на одном лице, поэтому имеют связь между собой.
  
   Вот, что могут высмотреть два глаза, - по мнению Шута Шекспира. То, чего не только Толстой - до сих пор еще не понимает и Французская Академия, не признавая открытия Пьера Ферма в математике, - и спрашивается:
  
   - Как тогда они читают Шекспира, - не совсем понятно.
   Правда многие интуитивно чувствует правду устройства мира Шекспира, и верят, что Ферма сам доказал свою Великую теорему, - но!
   - Почему? - объяснить не могут.
   Хотел написать:
  
   - Как Толстой объяснить не могут, - но, похоже, это не так - Толстой именно:
   - И принципиально не хочет! - Ибо вот то объяснение, которое привел я, вряд ли, однако:
   - Признает.
  
   И само слово Шекспир неправильно здесь переведено и продолжает переводиться, как:
   - Копьем Потрясающий, - правильный перевод другой - это:
   - В Трубу Свивающийся Лист, - что и означает вот этот самый тоннель связи между Полями и Текстом, тоннель невидимый именно потому, что, как и Две Скрижали Завета, данные Богом Моисею на горе Синай - они, скрижали связаны:
  
   - Через Бога.
   В этом суть, что все слова, сказанные человеком другому человеку, только тогда будут понятны, когда:
   - Прошли через Бога. - Он Посредник между людьми, а не они одни так и продолжают чухаться между собой, и об этом именно еще раньше объявил Эхнатон:
   - Бог один, - и это:
   - Атон.
  
   Все эти рассуждения показывают только одно:
   - Какова она Христианская религия, - что это только тогда религия, когда она и есть сама:
   - ВЕРА.
  
   Вот какие шутки шутит шут Короля Лира.
  
   Далее, про важность домика для улитки говорит шут, - тоже предполагается, хрен знает зачем, как только в сотый раз напомнить Лиру, что он пошел на совершенно необоснованный эксперимент со своим наследством, а себе ничего не оставил.
   Свой дом нужен человеку - по установке Иисуса Христа, что:
  
   - Будут гнать вас, - и имелось в виду: везде и всюду.
   А не просто так, не наоборот, что можно выйти на улицу, никого не посылать На, - и, как говорится просто и незатейливо:
   - Всё будет хорошо! - Хрена!
   В магазине вам обязательно скажут вежливо:
  
   - У нас колбаса разная, - в ответ на просьбу продать колбасы, которая неизвестно, как называется, ибо запрещено просто так без лицензии пользоваться всенародно известным брендом:
  
   - Любительская, - такая же, как Докторская, только с жирком.
   Поэтому везде для такой колбасы используют только свою личную фантазию - имеется в виду, производители - и, следовательно, купить ее без оскорбления - не получится, ибо, как сказала вежливо продавщица:
   - У Наз она быват всякая, - а вы вышли из дома, как грится, не забыв там душу свою личную, как Пушкин в Воображаемом Разговоре с Александром 1:
  
   - Правду личную, - которую надо уважать тем более в царе зверей - человеке.
   Ибо, априори-то, покупатель думает и даже не гадает:
   - Эта колбаса сделана и продается для Нас, покупателей, - а ему ничтоже сумняшеся прямо в лоб и сходу в ответ на просьбу: дать:
  
   - На! - У НАЗ колбаса вся разная.
   И возникает полное не взаимопонимание:
   - Я пришел за своей, а продается только, - как сказал Папанов на претензии Миронова в фильме Берегись Автомобиля, - нет:
  
   - Наша! - руки сразу и опустились, и не только у Андрея Миронова, но он хотя бы:
   - Воровал! - мы:
   - Ишшо нет.
   А уже сразу относятся, как к вору. Что и называется:
  
   - Вот это купил колбаски, - дайте уж, что есть, хотя бы ливерной, она еще без названия? - Как сказал Марат Башаров в фильме Свадьба Павла Лунгина своему папе, который пристал:
  
   - Дай да дай еще денег на твою же ж, сынок, Свадьбу:
  
   - Батя, это пока что еще бесплатно, - когда жених на старшей дочке Андрея Миронова, как он ответил, что пошел:
   - Отлить.
  
   Толстой отличается от тех, кто говорит, что теперь, когда уже здесь есть религия, раньше - в 17-м году и позже - говорили тоже самое, - отличается именно тем, что не:
  
   - Всё сделал и сразу, - а думал 50-т лет, почему люди понимают и любят Вильяма Шекспира, так сказать:
  
   - Автоматически, - и только после того - или этого - написал эту статью.
   Разница с коммунистическим мировоззрением есть, иначе на станут разрушать церкви, какая бы ошибочная вера в них не проповедовалась, ибо церковь всё-таки:
   - Напоминает о существовании бога. - Конечно, возможна подмена Веры, но сейчас не о том речь.
  
   Разница эта описана как раз в Истории Блудного Сына, где Отец дает младшему Сыну мешок с золотом. Так вот это золото - этеньшен:
   - И есть Недостатки Человека!
   Поэтому не только нельзя их преодолеть путем социалистического строительства, но и не для этого они предназначены, чтобы их преодолевали!
   Недостатки человека потому золото, что являются, по сути дела, инструментом:
  
   - Связи с богом.
   Только имея эти недостатки человек способен понять, что ему НУЖНА связь с богом, чтобы их преодолеть. Но как только человек пытается связаться с богом, так оказывается:
  
   - Так жить нельзя! - ибо:
   - Тижало, - а Бог говорит наоборот:
  
   - Бремя Моё - легко! - и в этом суть этой Связи между:
   - Ними, - человек находится на первой скрижали Завета - бог на:
   - Второй. - Следовательно, не нужно вписывать слова Бога в Текст, они, Поля текста влияют на человека через:
  
   - Шекспира, - тоннель, связывающий Текст и Поля.
   Не зря в доказательстве Уайлса используются Дыры Фалтингса в поверхностях высоких степеней, и являющиеся этим:
   - Листом,ё свивающимся с трубу - Шекспиром.
  
   Недостатки Человека непреодолимы самим человеком и идут рядом, как троица в виде маленькой девочки, друга и работника спецслужб, как в фильме Игры Разума, а точнее:
  
   - Великолепный Разум, - Рона Ховарда с Расселом Кроу в главной роли.
   И когда они идут за Джоном Нэшем в конце фильма - это не значит примирение человека с окружающей тупоголовой действительностью, а наоборот, Контакт с Богом:
   - Произошел.
  
   Вот эти:
   - Рожки без покрышки, - о которых говорит Шут Лира в этой еще только 2-й части статьи Толстого - о, мама мия, как их еще много! - и есть Вторая Скрижаль, Поля, прикрывающие Текст от междометий типа:
   - Мы тоже писали также, как сейчас говорит религия, - в этом:
  
   - Писали нет именно Полей, самой Посылки существования этого мира, Трех Китов, на которых он держался до революции 17-го года.
  
   Лир - выходит - отдал дочерям именно Вторую Скрижаль Завета, как свой дом, и теперь гуляет, как человек свободный, как здесь, в России люди оказались после революции 17-го года:
   - Паек получишь и так, без бога, только работай да не трусь, и, следовательно:
  
   - Вот за что тебя люблю я, - партия и правительство - что мне уже больше ничего не надо, и знаете почему?
   - Почему?
   - У меня и так всё есть!
   Шут и напоминает Королю Лиру:
  
   - Мотри, дядя, как бы тебе не ошибиться, а с другой стороны, чего тебе бояться, ты и так:
  
   - Всё, что можно, против себя - сделал. - Имеется в виду, в 17-м году, когда еще ходили деревянные рубли и кожаные полтинники, - даже в:
   - Англии времен Короля Лира и его Шута.
  
   Далее, приводится утверждение, применяемое и сейчас довольно часто, но понять его посылку, чтобы оно было логичным не так просто, - а именно шут спрашивает Короля Лира:
  
   - Почему семизвездие состоит только из семи звезд? - Хотя правильность вопроса чувствуется автоматически, так как она говорит именно о:
   - Сотворении Мира. - Ибо вот так сходу поверить, что можно, например, измерить расстояние до какой-нибудь планеты - невозможно, ибо:
  
   - С чего начать, если всё так высоко, что мы никогда там не были? - Разве могут земные измерения соотноситься с небесными?! - Отсюда и следует, что:
  
   - Значит где-то есть и восьмая звезда! - но не вооруженным верой знанием она не видна.
   И эта восьмая невидимая Звезда и называется:
   - Посылка, - которую древние люди обозначили, как то, на чем и держится Земля:
   - На Трех Китах, на Трех Слонах и так далее.
  
   Далее Толстой даже не комментирует выражение Шута перед его уходом, как то, что является его обычной несмешной несуразностью:
  
   - Та, что ныне девушка и смеется над моим уходом, не будет долго девушкой, если только что-либо не переменится. - Но!
   Но имеется в виду, как раз Лев Толстой, что именно он та девушка и обязательно поймет Шекспира, - если только она Уже не стала 75-летним стариком - как сам назвал себя Толстой, несмотря на то, что:
  
   - Семизвездие у него еще было.
   Девушка отличается от не-девушки тем, что последняя уже перестала быть одним целым, и, следовательно, уже может заметить разницу:
   - Между Онегиным и Мной, - между Семью и Восьмью звездами.
   Семь - это человек счастливый, воин-победитель, а:
  
   - Восемь, - он замечает сидящего на обочине льва, который уже открыл пасть, чтобы - возможно его съесть, а может и кого-то другого - и Эта Восемь удерживает его пасть, как грится:
   - Авось парень еще одумается и не бросит ее - Истину - на съедение животному миру.
   Следовательно, восьмая, невидимая звезда - это:
   - Вифлеемская Звезда.
  
   Зачем Эдгар согласился биться на шпагах с Эдмундом?
   Вот так сразу никто не задает себе вопроса:
   - Почему герой соглашается играть в игру, которая ему неинтересна - просто:
   - Почему не поиграть, - но, возможно, Толстой и тут прицепился не зря.
   Ответ здесь только один:
  
   - Чтобы победить - подставь вторую щеку.
   Ибо, на что, собственно, все - и Король Лир в первую очередь - соглашаются в этой пьесе? Они собираются поставить и сыграть пьесу, которая, можно сказать, всегда и называется:
   - Всё наоборот, - ибо:
  
   - Спектакль должен чем-то отличаться от мира, который находится в Зрительном Зале. - Это, как Путешествие Гулливера:
   - Было Так, - а мы теперь попробуем:
   - Эдак! - иначе, друзья мои, эту 8-ю звезду нам так никогда и не увидеть.
  
   Шекспир предлагает настоящий реальный Перевод мира, перевод с помощью Театра, в котором Шервудский лес логично выступает в роли Итальянского:
   - В Двух Веронцах, - ибо:
   - Того, Итальянского уж нет, так как он далече. - А ему заявляют, что это:
   - Не конституционно, - в том простом, даже незамысловатом смысле, что:
   - Перевод, как правда, вообще - невозможен.
   Поэтому Лев Толстой предлагает не по-другому делать, как делает Шекспир, а именно предлагает только вообще:
   - Не делать, - так как:
  
   - Человеку - человеково, а только богу заповедано это делать:
   - Ставить Гору в море, - а человек пусть не лапает то, что не им поставлено.
  
   Но вот именно не зря сказано, что с Верой может и Горе сказать:
   - Стой в море, - точно также, как это сделал Шекспир в Двух Веронцах, где Львом Толстым выступил профессор литературы Аникст:
  
   - Почему герои Валентин и Протей плывут по суше, как по морю - раз.
   Почему Шекспир спутал Итальянский лес, где происходит действие с родными соснами Шервудского - два.
   Почему, как говорится:
  
   - Ни с того, ни с сего Милан по ходу дела превратился в Падую, и наконец, в -1четвертых:
   - Почему Протей не предупредил Сильвию, что поет ей серенаду любви от имени Валентина?
   Везде искажения.
   Но в том-то и дело, что Шекспир ничего не менял, а только написал программу этого правдивого концерта для зрителей:
  
   - В роли моря - Земля, в роли Итальянского леса - Шервудский, в роли Милана Падуя, в роли Валентина - Протей.
   Разве это не правда?! Ибо:
  
   - Просто так, сам себя на Сиэтэ никто не играет!
   Какой, так сказать, правды вам еще надо?
   Шекспир нарушает только одну заповедь, заповедь древних жрецов Майя на пирамиде жертвоприношений:
  
   - Он включил в Картину Мира Хомо Сапиенса, как полноправное действующее лицо.
   Человек вышел в роли бога и - нет, не все ужаснулись, а, да:
   - Ужаснулись все критики, критики, однако, реальной реальности.
  
   Боги недовольны, что их роль на Земле стал играть Человек.
  
   Вот сейчас мы смотрим по телевизору фильмы Голливуда, и слышим голоса актеров-переводчиков именно, как вой сирен, которого не смог вынести даже Одиссей многоумный и приказал привязать себе к мачте, чтобы не кинуться в бездну от ужаса их слышимости, как вот, например, сейчас озвучивают Мэрил Стрип в роли поварихи, как будто буквально с Луны свалились только намедни, а не жили всё это время на Земле. И:
  
   - И выдают это за правду! - С посылкой:
   - А этот дурачина Homo Sapiens по-другому - уж извините:
   - Ни бум-бум.
  
   Тоже самое делает и Толстой:
   - Не надо выдумывать околесицу, если уж человек, каким он был - таким он и остался ни:
   - Бум-бум.
  
   То, что перед нами ТЕАТР, Толстой выдает за выдумку недостаточно одаренного воображения Шекспира, и читает буквально то, чего нигде не написано, думает только, как он думал еще маленьким:
   - Море - это то, где плавают, по земле - конечно, не бывает, перед объяснением леди обязательно ей скажите, это не:
   - Я - пришел к тебе с приветом, - а свихнулся сам Вилли Шекспи.
  
   По сути дела, Сцена, которую применил Шекспир - это Земля, по которой идет Человек, как хозяин этого леса, как рассказал Мел Гибсон в фильме Апокалипсис:
  
   - Это мой лес, и как хочу, так его и называю, ибо здесь жил мой отец, мой дед, а дальше будут жить мои дети и внуки и дети их детей. - За ним тоже, да, гнались человек десять индейских негритят, но что с ними стало известно не только по этому фильму.
  
   Лев Толстой объявляет:
   - Или бога нет, или человека - одно из двух, а иначе будет именно по Шекспиру:
  
   - Театр, - где люди - это актеры, - актеры, однако, бога.
   Не признается, в принципе, элементарная вещь, что деление Театра на Сцену и Зрительный Зал - это реальное деление мира на ДВЕ скрижали.
  
   И вот по чтению переводов фильмов хорошо видно, что Лев Толстой неправ, так как такой белиберды, какую несут в своей озвучке эти чтецы переводов:
   - Не бывает! - а они именно тем и занимаются, что отрицают Театр, что они, актеры, не заменили сахара - людей на нитроглицерин для зрителей-слушателей, - а:
  
   - Тоже реальные люди, - только потому, что сёдня после бани, изображающие из себя идиотов, так как:
   - Голос абсолютно не тот.
   Ибо:
   - До такой хренопасии не додумается не только Бог, но даже сам Хаос и то:
   - Обосрется от ужаса.
  
   Конечно, можно сказать, что это трудно, понять, как надо правильно читать текст в фильмах за актеров, но с другой стороны - это также трудно, как придя на работу трудно понять, что на работе надо работать, не просто сидеть и сидеть в курилке с анекдотами про реальность театра.
   Ибо, по сути дела, как и давно сказано:
  
   - Тебе и делать-то ничего не надо, как только быть собой. - Чтецы же переводов в кино почему-то воображают, что это они - вот сейчас показывают:
   - Кевин Костнер в фильме Телохранитель. - Надо говорить правду:
   - Я - переводчик, - нет, надо именно:
   - Обязательно врать! - что и делается по чьему-то прямому заданию.
  
   И вопрос:
   - Зачем Лев Толстой придумал себе самому это задание не видеть очевидного?
   Бог ему:
   - Давай, давай! - а Лев:
  
   - К сожалению, у меня нет той давалки, которую Вы, Сэр, говорите, что дали всем.
   И пишет, и пишет все слова в одну строку, несмотря на то, что даже стражник объяснял Гришке Отрепьеву на Польско-Литовской границе:
  
   - Не всяко слово, милок, ту же строку пишется. - И так именно радостно, что взял его с поличным.
  
   Лев Толстой заявляет:
   - Меня с поличным не возьмете - не понимаю - и весь хрен!
  
   Заявляю:
   - Это - враньё! - Ибо можно сколько угодно состязаться, о чем там пел песни Гришка Отрепьев на Польско-Литовской Границе - как намекнул Владимир Высоцкий - напополам с попом Гапоном, точно также, как профессор Бонди мог не верить в бога, но рассуждение идет по тексту произведения, по которому его и судить надо, а здесь, что С.М. Бонди выдал заведомую научную, логическую неправду, что перед нами:
  
   - Очевидная Сцена, - предполагающая Зрительный Зал, и значит, слова людей - это слова героев Романа, - он, Бонди - ни с того, ни с сего - заменил то, что написано у Пушкина на просто:
  
   - Ты да я, да мы с тобой, - в то время, когда шел спектакль, очевидный:
   - Когда б я был царь, - это Пушкин в роли царя, - тут уж доказывать ничего не надо.
   А как Толстой прикидываться, что, извиняйте:
   - Я не учил даже арифметику - не получится.
  
   Но вот слева от меня телевизор и это, так сказать:
   - Не-до-понимание продолжается и продолжается в полный рост, - но это только и доказывает неправоту Толстого, что по телевизору идет не ошибка, а:
   - Заведомая Дэза.
   Ибо известен и технически прост перевод VHS, но он не применяется сознательно, с посылкой, что:
  
   - Управлять Массами можно только с помощью дезинформации.
  
   Не думаю, что Лев Толстой решил сыграть здесь свою игру-загадку:
   - Никогда не угадаешь, что я притворялся, как и Шекспир, играл роль.
   Хотя и возможно, в принципе, но тогда не совсем ясно, какую роль он себе выбрал? И зачем?
   Да, исключать нельзя и такое. Но, повторю, это именно, очевидная ошибка, если рассматривать не мир вообще, не вопросы мироздания, а просто Текст.
   Но и на это есть ответ у противников Евангелия, как сказал один агитатор этого дела просвещения:
  
   - Без религии, - микрофон реальней ваших философских выкрутасов! - не заметив, правда, очевидной вилки, так и не воткнутой в розетку для быстрого приготовления одной чашки кофе:
  
   - Их оказалось две - одна это именно та, которую он показал реально, слово:
   - Микрофон, - самого-то этого, как сказал Владимир Высоцкий:
   - Так и не приспичило, - а был только, как сказал уже Александр Пушкин:
  
   - Оно на памятном листке
   Оставит мертвый след, подобный
   Узору надписи надгробной
   На непонятном языке.
  
   След-но, был только:
   - Звук ночной в лесу глухом.
   Всё забыто.
   А:
   - Продолжает выдаваться и выдаваться за Жизнь.
  
   Если, как я сказал сразу, Король Лир лишь объявил игру, спектакль на тему:
   - Я вам всё раздал, - а:
   - Вы, как - вот теперь и посмотрим-поглядим-м. - Что - еще раз замечу - и идет на самом деле, то почему и Толстому не сделать тоже самое, если он догадался, что происходит? - Вопрос, или:
   - Ответ?
  
   С другой стороны, Толстой ничего и не говорит, так только:
   - Ни тпру, ни ну, - арию ведет Шекспир, - но акцент Толстой ставит, если это не принять во внимание - получится тот же нелепый перевод - чтение перевода, которое идет по телевизору - можно сказать - как:
  
   - Зараза.
   Про этих чтецов перевода тоже можно сказать, что они не такие уж конченные люди, а являются дезинформаторами.
  
   Говорит ли вообще кто-нибудь правду?
  
   27.02.18
   Пора сменить название Эссе с Преферанса на:
   - Преферанс Льва Толстого с переходом в затягивающий в азарт Штосс - Фараон, - хотя на вид Толстой спокоен, как удав:
   - Их бин непонимайт, - хоть режьте меня, хоть ешьте. - Но!
   Повторю:
  
   - Истина в Переводе!
  
   Остальные видят его в первоисточнике. Хотя, очевидно, что первоисточник - это Ветхий Завет. Подлинник - это перевод Ветхого Завета Иисусом Христом - Евангелие.
   Почему и говорит почти постоянно Иисус Христос, что Он не придумал ничего нового, вы сами так делаете, спасаете в субботний день козу, если она нечаянного - авось и нарочно - упала в яму. И доказал - Иисус Христос - что всё что Он делает уже было при создании мира, только часть этой Истины, оказывается, находится в самом Человеке.
   И изумлялись все тому только, что не только в окружающем мире, но и в Человеке Истина. Он тоже, оказывается:
  
   - Думает, - не зря.
  
   Значит, главное, зачем Эдгар соглашается именно:
   - Сделать вид, - что бьется на шпагах со своим незаконнорожденным братом Эдмундом, в том, что и сторона Короля Лира:
   - Ведет битву с противником, - может быть, неравную, так как пока бьется в защите. - А не как думает и даже не гадает Лев Толстой:
  
   - Одни дурят других, а другие - сторона Короля Лира - ни бельмеса, ни гу-гу, вон Кент, чуть появилась возможность сразу набил морду дворецкому Гонерилы.
  
   Далее, про дворецкого Гонерилы, которого обзывает Кент разными прозвищами, а Толстой замечает, что этих слов не могли объяснить никакие комментаторы. Такие слова, как:
  
   - Холоп, плут, лизоблюд, низкий, гордый, мелкий, нищий, - сказанные Кентом в отношении Освальда, естественны, так как он дворецкий - слуга и есть, но именно потому говорит, что значит Освальд о себе другого мнения, и даже сам Кент знает, что в каком-то смысле это так и есть, ибо называет также:
   - Гордый! - это перед кем же Освальд здесь мог гордиться, не перед другими же слугами, имеется в виду, выпендривался, как дворецкий-негр в фильме Квентина Тарантино Джанго Освобожденный.
   И вот эти слова:
  
   - Гордый и плут, - могут указать правильный путь.
   Что Освальд действительно имеет основания быть гордым видно и в том, что он грубит самому Королю Лиру - немного раньше этой сцены, и за что Кент тогда избил его, Освальда. Короля, пусть и отдавшего свое наследство дочерям, Освальд знает точно, но, значит, имеет основания грубить, - или наоборот:
  
   - Сознательно играет роль грубияна, - чтобы указать Королю Лиру, в какую глупость тот сам себя загнал. - Но также, можно думать, использует повод, чтобы высказать Лиру то, что не мог сказать, когда Лир был самим Королем Лиром.
   Думаю, тут, нет, пока что, не без вариантов, а у меня два варианта, кто такой этот дворецкий.
   Первое, этот тот же дворецкий, который женился на бабушке, как сказал Томский в Пиковой Даме А.С. Пушкина:
  
   - Покойный дедушка, сколько я помню, был род бабушкина дворецкого.
   И несмотря на то, что этот бабушкин муж-дворецкий боялся ее, как огня, однако, не дал денег, чтобы заплатить бабушкин карточный долг герцогу Орлеанскому.
   И, как я уже давно расписал в Эссе Пиковая Дама - дворецкий этот не кто иной, как:
  
   - Рыцарь Розы и Креста, - даже, кажется, основатель этого ордена.
   Хотя если посчитать - основатель умер раньше. И даже предполагается, что этот Иоанн Валентин Андрея, не кто иной, как Шекспир, с - возможно - подлинным именем:
  
   - Лорд Фрэнсис Бэкон. - И его упоминаемые здесь шерстяные чулки, это возможное наклонение Шекспиром истории на себя, как на сына:
   - Перчаточника.
   Да и вообще вполне можно отнести все эти благодарственные слова именно к самому автору, Вильяму Шекспиру:
  
   - Холоп, плут, лизоблюд, низкий, гордый, мелкий, нищий, треходежный, стофунтовый, гнилой, шерстяно-чулковый холоп, сын выродившейся суки.
   Всю эту похвалу можно отнести не только к Шекспиру, но и вообще к:
   - Человеку.
   Треходежный вполне возможно означает три возраста человека: детский, взрослый, старый, или: рождение, жизнь, смерть, но может означать и то, что Шекспир был не только драматургом, но актером, и предпринимателем для своих актеров.
  
   Сто фунтов - это, вероятно, максимальная сумма которую Шекспир мог заработать в случае удачного проведенного спектакля.
   Про замазку и смазку стен нужника - это почти буквально из Гамлета, где он рассматривает череп Бедного, однако, Йорика и заключает:
  
   - Пред кем весь мир лежал в пыли - торчит зытычкою в щели.
   Человек потому и нищ, что - смертен. Не имеет главного:
   - Вечной жизни.
   Сын выродившейся суки - может означать, что Шекспир был внебрачным сыном.
  
   Толстой неоднократно повторяет, что известного всем человека почему-то:
   - Не узнают и не узнают, - но это тоже самое, когда Двое на Пути в Эммаус не узнают Иисуса Христа.
   Причина:
  
   - Человек узнается в спектакле по Роли.
   Кент, - в данном случае Толстой говорит про него, что он буянит, избивает Освальда, - остается так никем и неузнанным и на него набивают колодки.
  
   Проблема в том же самом, в чем она и у Бомарше, где Фигаро:
   - То здесь, - а то, оказывается в совсем другом месте:
   - Там. - И объясняется это тем, что он:
  
   - То Фигаро, а то Граф в роли Фигаро, или наоборот:
  
   - Фигаро в роли Графа.
   Весь фокус в том, что в пьесе любой человек всегда двойной:
   - И Смоктуновский и Гамлет, - и зрители не всегда могут толком взять в ум, кто - то или иное действие сделал:
  
   - Гамлет или Смоктуновский? - тогда как здесь считается, что актер в пьесе -это только ее - пьесы чудовищный артефакт. - Нет! - как доказывал и доказывал Пушкин:
  
   - Участвуют в этом Треходежном деле и Джонсом и Макферсон, и Моцарт и Сальери, а третий - из Треходежников - это Черный Человек, черный потому, что его не видно невооруженным глазом, так как он меняет одного на другого:
  
   - Фигаро на Графа и обратно, а также Моцарта на Сальери, Джонсона на Макферсона - за Сценой! - что тоже самое:
   - На Полях текста.
   И вот это само существование Полей - и есть Камень Преткновения, ибо по Толстому:
   - Их, конечно, не существует.
   Поэтому, как это:
  
   - Взять, так сказать, по Владимиру Высоцкому, и ни с того, ни с сего ляпнуть:
   - Что примет он смерть от коня своего. - Ибо:
   - Где он, конь, его уж нету, - а на те, раз, два, три:
   - Спрятался в смерти.
  
   Тут вообще всегда далеко ходить не надо - речь идет или о Шекспире, или вообще об Авторе, или о Человеке, или о Рыцаре Розы и Креста. Посмотри, или на себя или вокруг себя.
   Портной может быть признан Гадким по той причине по сравнению с каменотесом или живописцем, что:
  
   - Одевает человека, - скрывая этим его истинную красоту, которую художники, а тем более ваятели так и оставляют:
   - Нет, не первобытной, а наоборот современной, но, тело показывают, как именно одежду человека, а костюм скрывает - я думаю, здесь имеется в виду - возраст, возраст того, о ком идет речь, и возможно идет, так сказать, о:
   - Воланде. - Ибо именно он обиделся, что был переведен из господ только в помощники, в смотрители дома, в род:
  
   - Бабушкина дворецкого. - Почему он и грубит Лиру, что, мол, пока, мил херц, я не обязан считать тя за бога.
   Пока, - имеется в виду, Король Лир находится два раза на Сцене:
   - На сцене, - идет спектакль уже - раз, а Лир и в спектакле взял себе роль, так сказать:
  
   - Другого. - Можно сказать, знает, но не видит Короля Лира в человеке простом, как не видели Двое на Пути в Эммаус - иногда - Иисуса Христа, идущего рядом с ними.
   Тут можно предположить, что именно Лир разыгрывает простого джентльмена, Рыцаря Розы и креста, отца Владимира Дубровского:
  
   - Андрея Дубровского, - а основателя братства Розы и Креста звали тоже:
   - Андреа.
   Возможно, между дворецким Освальдом и Лиром и идет борьба за право управлением Этим, имеется в виду Домом, как:
  
   - Эфирной структурой джентльмена, Рыцаря Розы и Креста. - В простонародии:
   - Масонства.
  
   И:
   - A sop o'the moonshine, - отбивная под лунной подливкой:
   - Луна означает косвенное знание, и значит, пока Освальд находится в своей роли:
  
   - Просто дворецкого Гонерилы, дочери Лира, и поэтому может быть побежден Кентом, портной закрыл часть возможностей дворецкого Освальда.
  
   Всё же Толстой отличает Лира и актера, исполняющего роль Короля Лира, говорит:
   - При этом Лир, то есть скорее всего актер, играющий Лира, обращается к публике и говорит, что и ей не нужны наряды: они не согревают ее.
   До этого Лир сказал, что оставить человеку только то, что нужно, и он ничем не отличится от животного.
  
   - Таково второе действие, - заключает Лев Толстой, - наполненное неестественными событиями и еще более неестественными, не вытекающими из положений лиц, речами.
   По сути дела, Толстой требует Пересказа события, сделанное в лицах, тогда, как не только Шекспир, но правильно сказать:
  
   - Вообще вся классическая литература работает не так, как работает детский театральный кружок в доме культуры, - а:
   - Реально!
   По Толстому же:
  
   - Сейчас ничего не должно происходить, - имеется в виду нового, а только вестись пересказ старого.
   События в Театре происходят не только тогда, когда они были, но и прямо сейчас! Поэтому Кент, находясь в свой роли никому неизвестного нового слуги Лира, бьется с Освальдом, не:
  
   - Ни с того, ни с сего, - а продолжает уже начатый когда-то бой, пользуясь тем, что сейчас Освальд не во всей своей силе, нет у него, как у Пушкинской Царевны Лебеди в это время всего его инструмента неотразимого действия, как написано было в тот момент у Царевны Лебеди:
  
   - Месяц под косой блестит,
   А во лбу Звезда горит.
  
   Освальд находится в это в время в косвенном свете Луны и прямого, лобового удара нанести не может.
   Толстой же задает и задает себе один и тот же вопрос:
   - Ни с того, ни с сего, - не имея возможным существования прошлого, которое может быть неизвестно не только героям событий прямо сейчас происходящих, но и зрителям! - Уж, зрителям-то должно быть всё известно!
   А:
  
   - За каким тогда они пришли на этот спектакль? - спрашивается.
   Зритель - Читатель - не только участник событий пьесы, но и вообще:
   - Ее главный герой! - это даже не рассматривается Львом Толстым, как хоть как-то возможная реальность.
  
   Тогда, как в пьесах Шекспира ТОЛЬКО об этом именно и идет речь, а не о том, какой король сколько имел любовниц, или он ли именно убил Дездемону, или за него это сделали другие. Вот то, что это могли сделать другие - прямо неизвестно никому, кроме одного главного героя - Зрителя, но не как очевидность:
  
   - Вот Дездемона умирает, - это и так видят все, а видит, как человек, способный видеть Невидимое, что значит:
   - Делает логический вывод, - как в Дубровском:
   - Прямо нигде не написано, что Дубровский выполняет просьбу Маши, дочери Кирилы Петровича Троекурова - спасает ее, а она - к ужасу Льва Толстого:
  
   - Отбивается от него в карете:
  
   - Поздно, мил херц, но я другому отдана и буде век ему верна, - обращается, как сумасшедшая, - скажет Лев Толстой, потому что обращается не к Дубровскому даже, а к человеку в маске, а - как говорится:
  
   - Где написано, что это Дубровский? - Мама мия! Он в это время сидит рядом с ней, в роли князя Верейского, - так бывает?
   Вот это:
   - Так бывает? - ни разу не спросил Лев Толстой, ибо со старта взялся, что:
   - Театра в театре - не может быть! - спрашивается:
  
   - Что же там тогда осталось, мил херц?
  
   Следовательно, в Театре может идти только Спектакль, спектакль, однако, в котором участвует и Зритель, как его, этого спектакля:
   - Герой.
  
   Почему, спрашивается, Ван Гог в тридцать лет бросил свои проповеди, и был направлен в сторону иную, живописную, хотя не мог научиться даже рисовать гипс?
   Именно потому, что понял, не в буквальности перевода кальки дело рассказов правды бога, а в:
  
   - Невидимом Его духе. - Не в дереве находящемся, как Соловей Разбойник, а скрывающемся между его ветвей.
   Почему и бегал Ван Гог каждое утро навстречу с Ним, чтобы, достав свой Телескоп в виде Мольберта, так нарисовать дерево, чтобы оно было таким только при Посылке:
   - Там был Бог!
  
   Толстой же присутствие бога называет артефактом самой реальности, реальности несуществующей, а придуманной совершенно несуразно Шекспиром. Вполне возможно, что Лев Толстой и сам - ПОЧТИ незаметно для самого себя, играет роль:
  
   - Их бин понимайт только Ветхий Завет и иво Золотого Литого Тельца. - Мол:
   - Вот пусть Зритель - Читатель моей этой Пьесы и расшифрует ее, если действительно верит Шекспиру.
  
   Как грится:
   - Давай, давай!
   - Я звал тебя и рад, что вижу!
  
   Вот эта фраза, что отнять у человека всё лишнее, и оставить только нужное, как раз имеет в виду, что лишнее для человека - это вера в бога, - так как поверить человек всё равно не может.
  
   Одно из замечаний Толстого по поводу пустых речей Лира, вместо того, чтобы колебаться между гордостью, гневом и надеждой на уступки дочери - это было бы - по его мнению - трогательно. А Лир говорит вместо этой лирики:
  
   - Что он развелся бы с метровой матерью Реганы, если бы Регана не была ему рада, - Толстой считает, что этого нельзя сделать - поэтому эти вопли Короля Лира - балаган.
   Но в том-то и дело, что можно, как это сделал Дубровский, - а:
   - Никто и не заметил, что наступил невозможный здесь Хэппи-Энд.
   Ибо:
   - Так прямо Лир говорит в сослагательном наклонении, говорит то, что уже поздно что-либо менять, время упущено, и, значит, просто ругается.
   Но!
   Но и наоборот, утверждает, следовательно, что Регана - на самом, так сказать, деле:
  
   - Ему рада! - И зритель - на данном этапе - этого понимать не должен, но может:
   - Почувствовать, - как можно почувствовать сначала, прежде, чем разгадать способ Дубровского, обещавшего помочь Маше, что:
   - Вот такой хренопасии - это после-то обещания знаменитого на всю округу, героя этого грешного мира Владимира Дубровского и такой нелепый конец может быть, что он остался раненым в лесу прифронтовом при приближении царской кавалерии, а она:
  
   - Но я другому, так скать, отдана и поэтому поскачу именно с ним, со стариком Верейским, в его любимую Англию. - Это можно, конечно, сказать, даже так думать, но думать и говорить только для того, чтобы обосновать за каким хреном надо делать рэволушэн год 17-й. А именно, для того, чтобы разрушить вот эту идиллию Пушкина:
  
   - Человек - он же ж Разумный, поэтому способен иметь вот этот самый Излишек в виде:
   - Господа Бога.
  
   Исходя из этих рассуждений можно повторить, что и Толстой - если не понял - то почувствовал правду Шекспира, но решил, ужаснувшись, немного побрыкаться, чтобы будущие поколения сами смогли поверить, если на это способны.
  
   Удивительно и даже поразительно здесь то, что Шекспир позволяет Толстому поверить в него:
  
   - Задним числом! - вот сейчас. - Ибо:
  
   - Только в этой вере задним числом и весь смысл Евангелия.
   - Как же, Господи, я не верил?! - А вот теперь, оказывается, после Воскресения Иисуса Христа:
   - Верил-л.
  
   28.02.18
   Можно назвать и по-другому это Эссе:
   - Преферанс Толстого и Фараон Шекспира, - но не получается, что вот Лев Толстой только скучно думал, а Шекспир наоборот:
   - Только весело гадал, - хотя-я:
   - Почему нет.
  
   Три костюма человека:
   - Моцарт, Сальери, Черный Человек, - Моцарт - душа, Сальери - тело, - черный человек - посредник между ними.
  
   Приводятся три противоречия Шекспира, три - по мнению Толстого - ни к селу, ни к городу сказанные фразы Короля Лира. Первая про публику, что ей нужны ее наряды, так они ее греют. Вторая - это отсутствие радости у Реганы при виде отца, что он не женится из-за этого на мертвой ее матери. Третья:
  
   - Силы неба должны покровительствовать старым, так как сами стары.
   Смысл всей этой тройной обличительной речи Короля Лира в том же, о чем книга Дудинцева:
   - Не Хлебом Единым.
   Конкретно:
   - Нельзя допустить, чтобы человек вышедший родом из народа упал на снег.
   И упадет он тогда, когда, посланные богом на землю люди - Адам и Ева:
   - Сюда не долетят. - Ибо, что значит, нарядная одежда зрителей в зале, к которым прямо со сцены обращается Король Лир?
   Означает именно не необходимость прикрыть тело от холода и вьюги буквально, а чтобы Человек не упал на Земле, он должен быть одет, однако, в:
  
   - СЦЕНУ, - встать на ней, на Земле, как на сцене Король.
   Люди, пришедшие в Театр, посмотреть пьесу - это тоже актеры, желающие, именно, а актеры себя показать на:
   - Сцене Жизни. - А не просто валяться в ее пыли. Человек в РОЛИ - это уже совсем другой человек, чем - если сравнить Ветхий Завет и Христианство - был до Иисуса Христа, он:
  
   - Встал на Сцену Жизни, однако:
   - Вместе с Богом. - Вот смысл Украшений Человека - Бог рядом с ним.
   Почему Лир и ругает Регану, что она не понимает:
   - Как его сто слуг для него не необходимость, а Украшение, так и он сам для Реганы - есть не что иное, как:
  
   - Крыша ее дома, - как сказал Владимир Высоцкий:
   - Дом хрустальный на горе для нее - вот рудники мои серебряные, золотые мои россыпи.
   И третье, Лир говорит, что надеется:
  
   - Силы неба поймут его старость, как понимают старость самого Бога, как именно свой:
   - Наряд, - благодаря которому они, собственно, и являются богами, благодаря богу стоят:
  
   - На Горе, - что и значит, на:
   - Сцене, - где человек ДВОЙНОЙ.
   А не просто так погулять вышел.
   Доказательством чего, и занимался на Земле Иисус Христос.
  
   Таким образом, Три Одежды, о которых была речь - это:
   - Старость, Праздность и свой Дом.
   Дом Лир отдал, праздность - количество придворных - пытаются отнять, и осталось у него только Старость, - почему он и обращается к богам - небесным силам:
  
   - Дойдет до того, что и вашу Правду Личную, - как написал Пушкин в Воображаемом Разговоре с Александром 1 - тоже:
   - Не уважат.
  
   01.03.18
   Шутки шутов Шекспира до Льва Толстого воспринимались, как именно - не шутки даже того времени, сегодня нам непонятные, - но, как шутки именно:
   - Нелепостью, - и в этом их смысл, что ваше, ваше величество, мнение, так же хорошо, как моё нелепо.
   Толстой заявил:
  
   - У шуток Вильяма Шекспира должен быть смысл!
   Несмотря на то, что сам его пока что не видит.
  
   Не раз повторяется, что:
   - Зачем-то призываются туманы и бури - в данном случае на голову дочери, то желает, чтобы проклятия пронзили все ее чувства. - Но туманы и бури закроют видимость ложным чувствам, как и проклятия их убьют или ранят, чтобы не подавали человеку ложные сигналы.
   Вот прямо сейчас, хотя и без дождичка, но в четверг, говорится, что будем и это очень надо:
  
   - Бороться с рейдерскими захватами, - чем это плохо?
   Да, плохо, именно потому, что для того и говорится, чтобы люди больше не боялись рейдерских захватов, а значит, они будут продолжаться делаться, так как никто не будет их ждать, как будто только вчерась родились и на самом деле подумали, что с:
  
   - Этим делом - сознательного вранья - мы покончили - пусть и недавно, только в этот четверг - но покончили же ж!
   И даже дождя никакого не было, а только температура окружающего нас воздуха повысилась на пару-тройку градусов.
  
   Говорится, что зря Шекспир после проклятий, посланных, как Письмо! на голову дочери, - тут же переходит на балаган с Шутом. - Но:
   - Кончил дело - гуляй смело, - более того, Король Лир ничем не хуже Цезаря, или Александра Македонского, которые не только могли, но и даже очень любили заниматься:
  
   - Несколькими делами сразу!
   Толстой говорит:
   - Шутит, несмотря на только что бывшее отчаяние. - Но в том-то и дело, но никакого:
   - Несмотря не было! - это опять суть Театра, которую Толстой игнорирует, как несуществующую в реальности. Но Шекспир именно о том и рассказывает:
  
   - Какова она, реальность, совсем не такая, как априори заложил себе фундамент для исследований Лев Толстой, - а именно, имеет в виду Вильям Шекспир:
  
   - Человек на Земле - это Актер на Сцене: прочитал одну, режиссер сказал:
   - Продолжай другую, ибо кроме дочери, о которой надо распорядиться - есть и Шут, которым надо гордиться, - как:
   - Вестником бога.
  
   Возражение Толстого:
   - То, что может актер на сцене - человек в жизни - нет. - Но вот в том-то и дело, что Человеку была дана Вторая Скрижаль Завета, чтобы:
   - Смог! - Смог быть, как Его Книга:
  
   - Не только имеющая Текст, но и:
   - Поля у этого Текста - должны БЫТЬ.
  
   Дальше можно привести буквальную цитату из Льва Толстого, которую он повторяет, как прибаутку ко всем - ему непонятным - разговорам Лира и Шута:
  
   - Шутки продолжают быть несмешными и, кроме неприятного чувства, похожего на стыд, который испытываешь - обращение Толстого к самому себе на Ты - от неудачных острот, вызывают и скуку своей продолжительностью.
   Далее идет вопрос Шута о носе и про домик улитки, ответ на который уже написан выше.
  
   Во второй сцене третьего действия Лир говорит про бурю, что:
   - В эту бурю найдут всех преступников и обличат их, - а Толстой замечает:
   - Почему-то?
   Ответ:
  
   - Буря смывает ложь.
   Как она ее смыла в Одиссее, - когда его спутники съели священных быков Гелиоса на острове Тринакрия, и корабли Одиссея были разрушены. Что значит, спутники Одиссея не были его друзьями, а были врагами.
  
   Пророчество Шута - Пастернак:
  
   Когда попов пахать заставят,
   Трактирщик пива не разбавит,
   Портной концов не утаит,
   Сожгут не ведьм, а волокит,
   В судах наступит правосудье,
   Долгов не будут делать люди,
   Забудет клеветник обман,
   Закладчик бросит деньги в яму
   Развратник станет строить храмы, -
   Тогда придет конец времен,
   И пошатнется Альбион.
   И сделается общей модой
   Ходить ногами в эти годы.
  
   Щепкина-Куперник:
  
   Такая ночь может охладить любую куртизанку. Перед тем, как уйти, дай-ка попророчествую немножко:
  
   Коль поп не станет врать народу,
   А пивовар лить в пиво воду,
   Жечь будут не еретиков -
   Сердца влюбленных простаков,
   В суде невинных не засудят.
   Долгов ни у кого не будет,
   Забудет сплетню злой язык,
   Зароет деньги ростовщик,
   Кошель воришка не присвоит,
   А сводник с девкой храм построит, -
   Тогда-то будет Альбион
   Великой смутой возмущен:
   Такие времена настанут,
   Что все ходить ногами станут.
   Это пророчество сделает Мерлин, который родится на свет после меня.
  
   Тут возможны два варианта расшифровки.
   Первый - это 17-й, его идеология кончится, идеология, именно:
   - Хождения на голове, - в противовес Гегелю.
  
   Второй вариант, наоборот.
   Придет время, когда впереди планеты всей будет поставлен именно Гегель, с его Посылкой, с Богом в фундаменте, что в 17-м году было названо Ле:
   - Стойкой на голове.
  
   Пророчествуется, следовательно, или 17-й год, или наоборот, от него:
   - Избавление.
   Скорей всего, всё-таки избавление, и, значит:
   - Ходить ногами станут - это именно:
   - По Гегелю.
   А не наоборот.
  
   Шут подводит итог всем противоречиям, который высказал до этого Король Лир:
   - Христианство поставило мир на ноги, - но только теоретически - многие - в том числе и Лев Толстой - продолжают понимать Правду только, как:
   - Ветхий завет.
   СЦЕНА, введенная в Новом Завете, так и не признается за Реальность.
   А так только, хрен знает зачем сделана, только, чтобы празднично одеваться на Пути в Эммаус этого:
  
   - ТЕАТРА.
   То, что в Эммаус реально идут уже Двое - Роль и ее Исполнитель - пропускается мимо ушей, наоборот, как артефакт нашего грешного мира.
   Более того, необходимость празднично одеться для театра тоже во внимание не принимается, а, как сказал Эрнест Хемингуэй, это и есть тот:
  
   - Праздник, который всегда с тобой, - и, как подтвердил его Роберт Джордан, даже оставшись на Этом берегу:
   - Другой теперь мне виден, - виден там:
   - За Рекой в Тени Деревьев.
  
   Говорится, что пророчество Шута:
   - Не к месту. - Но все высказывания Шута - фундаментальные.
  
   Всё-таки это пророчество Шута говорит не о хороших, а о еще худших временах, ибо он заканчивает, Щ-К:
   - Тогда-то будет Альбион
   Великой смутой возмущен.
  
   И Б. Пастернак:
   - Тогда придет конец времен,
   И пошатнется Альбион.
   И важное дополнение:
   - И сделается общей модой
   Ходить ногами в эти годы.
  
   Не на самом деле люди будут ходить ногами, а мода такая будет, что и значит установку Ле:
   - Поставить Гегеля с головы на ноги, - буквальное предвидение революции 17-го года, когда Правда - это только:
   - Мода! - Не просто так, как бывает, а:
  
   - Будет людям счастье, счастье на века-а! - У советской власти настолько велика сила тяготения, что люди будут ходить вниз головой и думать, что голова их выше всех.
   И такие предисловия, как:
  
   - Долгов не будут делать люди и в судах наступи правосудье, закладчик бросит деньги в яму, - стоит только молвить русским языком, например, валютным ипотечникам, как они сразу перестанут бунтовать, что им такие кредиты навязали, или специально обрушили рубль, чтобы они сейчас выли бесполезно, как на луну, - ибо:
  
   - Поймут: зачем плакать, если Шут Короля Лира как раз сейчас предсказал уже:
   - Конец света.
   Как и сказано:
   - Все пойдем.
   - Куда, батюшка?
   - Туда-а! Куда не ходят даже поезда с прицепами, как - сегодня будет по ТВ - в фильме Край, где Мошков, Баширов, Гармаш, Уколова, Перисильд и наша любимая Аньорка Штрехель, немка машиниста Эльза нам расскажут:
   - В случае чего - кто не знает, где голова - где ноги:
  
   - А лагерь недалеко-о! - Зажились на вольном-то поселении!
  
   Толстой:
   - Четвертая сцена - имеется в виду третьего АКТа - Действия - по Толстому - происходит в степи перед хижиной. Кент зовет Лира в хижину, но Лир отвечает, что ему незачем укрываться от бури, что он не чувствует ее, так как в душе у него буря, вызванная неблагодарностью дочерей, заглушает все. Верное чувство это - обращает внимание Толстой - опять выраженное простыми словами, могло бы вызвать сочувствие, но среди напыщенного непрестанного бреда его трудно заметить, и оно теряет значение.
  
   И это верно, что это чувство Лира теряет значение, но не потому что Лир уже и так переорал даже свой голос, а потому, что чувство, которое Толстой хочет видеть - бессмысленно! С ним, с этим чувством Толстого, можно только поплакать под гармошку, как перед несбыточным желанием всего, пусть будет - русского народа:
  
   - Ходить с высокоподнятой головой, и более того, находящейся наверху, а не внизу иво самого.
   Здесь речь идет о реальной победе, а не той, которую предсказал Шут незадолго перед этим, что очень легко может даже:
  
   - Быть-ь.
   Не о печали человека только печалящегося, а о победе над обманом, над злом, однако, не просто этой пиесы, а:
  
   - Фундаментальным.
   И, следовательно, предполагается не только война умных сапиенсов, но и их:
   - Богов!
  
   Точно также предполагается в школе - больше уже нигде не читают за:
   - Неинтересностью Повести Покойного Белкина, что дедуся Лодочник, или Станционный Смотритель, только слезливо жалеет свою дочь, попавшую в лапы распутному офицеришке, но они - не нашедши счастия на Земле - так и отправились туда, куда он выписал им безвозвратный билет:
  
   - В Аид, - где этот Минский - Белорусский - Бэл - сейчас Гадес:
   - Командует своими эскадронами смерти, - и:
   - И до сих даже пор живет со своей Персефоной - Дуней - очень счастливо.
   Нам же рассказывают, что они живут Там-там-там-там даже:
  
   - Хуже нас.
   Дак, оно и естественно, так как точно ходят на голове, как не велел Шут Шекспира, - но дак, милые мои:
   - Мир-то там и так уже перевернутый, как:
   - Всё наоборот - наоборот, - след-но:
  
   - Подражать им не надо, - тем, кого чинно и благородно обслуживал Ад-Риян Прохоров.
  
   Не Шекспир, следовательно, делает людей деревянными, а Толстой, однако:
   - Тенями потустороннего мира.
  
   Четвертая сцена 3-го Акта в пещере, говорится, что Эдгар - голый, как сумасшедший, его - неестественно - по мнению Толстого - не узнают и все опять начинают говорить бессмысленные речи - на шести страницах, сообщается. В случае чего можно посмотреть, конкретно, что там говорится, но их бессмысленность всё равно будет в том, что это не буквальность:
  
   - Сели - встали - просушили одёжу - заварили покрепче чифирку и, наконец, закурили трубку мира, - а:
   - Дела и случаи Человека на Земле объясняются, как у Гомера:
   - Разногласиями богов, - по счастью известных человеку, правда, как сообщил Гомер:
  
   - Не до такой степени, чтобы хоть когда-нибудь увидеть этих богов натюрлих.
   Точнее, это сообщил Лессинг, объясняющий Гомера именно с применением обязательного существования богов.
   Здесь так, как у Гомера, буквально с именами, боги не называются, т.к.:
   - Бог уже Один! - но обращение Лира к ветрам и ураганам и вообще к силам природы делается, как обращение к их богам.
  
   Толстой тоже, авось, верит всем этим россказням про богов и даже Одного Бога, но:
  
   - Не про нашу же честь в русско-английской натюрлих Лир-ре!
   - На покос поспешайте, а не с богами лясы точите! - вот лозунг, так сказать, нашей партии и иё правительства.
   Верить можете, но только в свободное от прокладки Беломорско-Балтийского канала время. На чем стоя? Это смотря относительно кого, ибо про Альберта Эйнштейна и слышали:
   - Знаем, знаем, - несмотря на то, что берем, как обычно за хвост и провожаем восвояси.
  
   Вот Зеркало! Можно ли его сравнить с Фомой неверующим? Верит, но указывает некоторые прорехи, которые могут не заметить остальные? Как доказательство, однако:
   - Существования того, чего без этих Дыр Фалтингса:
   - Подсмотреть не удастся.
  
   Опять двадцать пять уже - не меньше - Толстой замечает, что Глостер не узнает - в этой хижине - ни Кента, ни своего сына Эдгара. - Но! Как и спето:
   - Тех только, кто кушает мацу - узнаю я по лицу! - здесь важна одежда, а его сын, как сказано намедни, одет в сумасшедшего:
  
   - Голый. - А голый - он и есть голый вассер, - одна вода, а градуса нормальности:
   - Никакого, - что значит:
   - В присутствии голого и остальные люди становятся голыми.
   Чтобы его не смущать до еще большего сумасшествия.
  
   Далее расписывается сцена Шекспира на ферме, которую Толстой называет бредом после того, как приводит ее, не обращая внимания на то, что и любая сцена не только на Сцене, но и в литературе:
  
   - Точно такой же бред, - за короля, за Анну Каренину даже, выдается только и всего лишь:
   - Актриса, - исполняющая ее роль!
   И именно это сейчас объясняют: Кент, Эдгар, Глостер, Лир, Шут, - как:
   - Как специально для Толстого, - надеясь, что и он, как все остальные зрители на галерках, в ложах и партерах интуитивно примут этот Фараон за:
   - Правду натюрлих, - и будут ей очень рады!
  
   Эдгар:
   - Фратерето зовет меня и говорит, что Нерон удит рыбу в темном озере.
   Шут:
   - Скажи мне, дядя, кто сумасшедший: дворянин или мужик?
   Лир:
   - Сумасшедший - король.
   Шут:
   - Нет, сумасшедший - мужик, которые позволил сыну сделаться дворянином.
   - Лир:
   - Чтоб тысячи горячих копий вонзились в их тело.
   - Эдгар:
   - Злой дух кусает меня в спину.
  
   На это Шут говорит прибаутку о том, что нельзя верить смиренности волка, здоровью лошади, любви мальчика и клятве распутницы.
   Потом Лир воображает, что судит дочерей.
   - Ученый правовед, - говорит он, обращаясь к голому Эдгару, - садится здесь, а ты, премудрый муж, вот тут. Ну, вы, лисицы-самки.
   Эдгар отвечает:
   - Вон стоит он, вон глазами как сверкает.
  
   Можно и даже не обязательно включать тут Непонятку, что, нет смысла по содержанию, ибо он и есть только в одном месте, в:
   - Соцреализме, - где принципиально не бывает формы, кроме школьной.
   В чем и суть литературного правосознания Льва Толстого:
   - Сознательная форма - опущена, как именно:
   - Не нужная нашему народу Сцена, - как реальность, но может быть только, как картонный домик, в который играют детки-котлетки в песочнице.
   Шекспир же здесь приводит шифрограмму:
  
   - Искусства! - которое и есть суть правды этого мира.
   Анна Каренина бросилась под поезд именно из-за Льва Толстого, а не потому что Вронский разлюбил ее, а подруги не поняли, - поняла, что:
   - Шекспир ее не бросит, однако:
   - Даже на том свете.
  
  
   - Госпожа, вам мало, что ли, глаз здесь на суде. Приплыви ко мне, Бесси, красотка, - продолжает свою речь Эдгар.
   Шут поет:
  
   - У Бесси-красотки с дырой лодка, а не может сказать, отчего ей нельзя пристать.
   Эдгар опять говорит свое. Кент уговаривает Лира прилечь, но Лир продолжает свой воображаемый суд.
  
   - Свидетелей сюда! - кричит он. - Садися здесь, - говорит он Эдгару, - ты, облеченный в мантию судья, и место занимай твое. И тут (шуту)... Одно правосудия ярмо лежит на нем и на тебе, так рядом садися с ним на скамью судьи. И ты в числе судей - садись и ты, - обращается он к Кенту.
  
   Получается в этой шутовской сцене судьи все - друзья Короля Лира, и Толстой хочет рассказать, что так-то ничего плохого в этом нет, но! Откуда почти чокнувшийся Лир и полупомешанный Кент, и точно голый - не от разума же - родной сын Глостера Эдгар - так хорошо расставили эти фишки, что поняли, кто с кем здесь воюет за власть?
   Знает посредник - Черный Человек, он передает информацию от героя, находящего в Тексте на Поля - его исполнителю. Здесь, чокнутые, или, слегка чокнутые под бурей Кент, Лир, Эдгар, Шут играют свои роли в пьесе:
   - Соответствующей реальности! - Ибо для того и дана Человеку Сцена, Вторая Скрижаль Завета, чтобы он мог понять реальное устройство мира.
   Сцена, как:
  
   - Телескоп и Микроскоп! - а не наоборот, как думает Толстой:
   - Есть доведение разума до безумия. - Так сказать:
   - Доигрались, господа юнкера до рэволушэн год 17-ть.
  
   Продолжается - если Толстой продолжает - значит, зачем-то ему это надо:
   - Пур, кошка-то сера! - кричит Эдгар.
   - Ее прежде, ее в суд. Это Гонерила! - взывает Лир. - Клянусь я здесь, перед этим высоким собранием, она била своего отца, бедного короля.
  
   Со стороны, так и тянет задать вопрос:
   - Откуда они всё знают? - Но!
   Черный Человек, которым здесь является, невидимый Спектаклю Зритель - всё понимает! - А кто, спрашивается, вам еще нужен для понимания и логичности происходящего? Фишки все расставлены стоят - правильно.
   А по Толстому получается, что Зритель - как и он сам - ничего понимать не должен.
   Реально же - все: и зрители, и герои всё понимают!
  
   Далее, Шут говорит:
   - Подойдите сюда, мистрис, ваше имя Гонерила? - обращаясь к скамейке.
   - Вот и другая, - кричит Лир. - Остановить ее. Мечей! Огня! Оружия! Здесь подкуп, плут судья. Зачем ты упустил ее?
   Лев Толстой сразу после этого:
  
   - Бред этот кончается тем, что Лир засыпает, и Глостер уговаривает Кента - все не узнавая его - увести короля в Дувр, и Кент с Шутом уносят Лира.
   Толстой ничтоже сумняшеся правду называет бредом. Почему с его точки зрения это бред? Только потому, что эти люди - Лир, Кент, Шут, Эдгар, хорошо знакомые друг с другом именно так и говорят, как люди, знающие друг друга и правду о реальном расположении вещей, - но! В посылке значится, что они не узнают друг друга.
   Они не знают друг друга, но все они знают правду, так сказать:
  
   - Одну и ту же.
   Как и сказано про Иисуса Христа, которого не узнает никто после Воскресения:
   - По преломлению хлеба узнают его Двое на Пути в Эммаус!
   Преломление хлеба - это и есть способ узнавания Истины не непосредственно, а наоборот:
  
   - Посредством! - Посредством Другого. Логикой:
   - Если вы видели Меня, как же вы говорите, что не видели Отца Моего?
   Ибо преломление хлеба - это и есть деление мира на Сцену и на Зрительный Зал. Следовательно, говорит Иисус Христос:
  
   - Видеть меня вы можете только, как:
   - Стоящего на Сцене Этого Мира, которым и является Мой Отец.
   Сцена - это и есть Бог - если на Ней стоит Иисус Христос.
   Толстой принимает сцену, как и лист бумаги за своего случайного спутника, которого могло и не быть:
   - Я так всё знаю! - и бумага мне - ему Льву Толстому - нужна только для того. чтобы записать уже сочиненное.
   Фантастическая Ошибка!
   Гомер, может и писал - сочинял по памяти - без бумаги, но дело в том, последующие сцены рождались на основании предыдущих, но не на все сто процентов - главное, что одновременно была видна ему и вся:
  
   - Картина Мира, - деление его на мир людей и на мир богов.
  
   Вся суть в том, что не понимается:
   - Христианство изменило Картину Мира не только по содержанию, но главное:
   - По форме устройства, - вместо Золотого Литого Тельца появились:
   - ДВЕ Скрижали Завета. - И все рассказы - пьесы Шекспира - Как и Пушкина - именно об этом, что мир - это не просто так:
  
   - Запись домашнего задания в дневнике на завтрева, - а:
   - Записи эти имеют определенную ФОРМУ.
   Форма эта обеспечивает связь Настоящего с Прошлым, чего не было в Ветхом Завете, когда Прошлое только помнили, но перейти эту границу у реки было невозможно. Христианство придумано Богом, чтобы появилась возможность изменить Ошибки Прошлого из:
  
   - Будущего.
   А здесь делают Перевод с английского на русский фильмов Голливуда, как невозможность воспроизвести Подлинник, и значит, так только музыку Моцарта вполне можно обозначить, как:
  
   - Скрип лопаты по стеклу. - Без преувеличения именно так делаются телевизионные переводы фильмов Голливуда. Взгляд переводчика направлен вообще не в ту степь, он думает, как приблизительно повторить то, что Там говорят, тогда как его задача добавить вторую половину банкноты, - если считать английский текст первым обрывком истины.
  
   Две Скрижали Завета именно так и разделены, но не как буквально два обрывка одной банкноты, как - будет точнее - денежная бумага и сумма цифр на ней, что можно ужаснуться, как это и написано в Евангелии, после того, как поели хлебов, преломленных Иисусом Христом:
  
   - Скока, скока?!
   Человек-то, оказывается, стал:
   - Миллионером.
  
   Поэтому герои здесь - Короле Лире - и не узнают друг друга, что видят только часть - денежную бумагу - а что на ней написано:
   - Пока нет. - Увидеть и то, и другое может только Человек Особенный, что значит:
   - Двойной, - такой, какой идет На Пути в Эммаус:
   - Смоктуновский в роли Гамлета, - а Лев Толстой рассматривает только Гамлета и говорит, что он не может того, не понимает этого, а то что есть Человек:
  
   - Смоктуновский или Высоцкий - да на хрен он нам нужен!
   Что, собственно, и написано на знамени 17-го года - человек только шуруп в коллективе.
   Анна Каренина потому и бросилась под поезда, что сам Толстой даже написал:
  
   - Должна броситься, - а почему:
   - И сам не могу понять, - но то, что приснилось, как правда - точно.
   И решил написать этот роман Анна Каренина, чтобы избавиться от этого ее самоубийства. А то, что не только:
  
   - Цели нет передо мною
   Сердце пусто празден ум, - а вообще:
  
   - Жизни нет передо мною, - похоже, так и не додумался, даже на старости лет.
  
   Бог придумал такую сложную Веру, как Христианство, что я даже не знаю, возможна ли она интуитивно, без понимания ее логики вообще?
   Про Теорию Относительности говорят в трех вариантах, первый:
   - Теорию Относительности понимают только пять человек в мире.
   Второй уже с дополнительным вопросом:
  
   - Ну я, ну Эйнштейн, - а еще-то кто?
   И третий:
   - Мы вообще против иё, так как стало только хуже, ибо пала ниц вся классическая физика, и стало вообще ничего непонятно.
   Как же сочинять такие пьесы, как Шекспир, если все ни бум-бум?
   Вот Лев Толстой, наверное, и думал:
   - Не надо, - ибо, а:
   - Смысл?! - Если даже:
  
   - Я, Лев Толстой и Шекспир, - а всё равно:
   - Не получаецца! - Толстой, как Анна Каренина предпочел удалиться - нет, не не-прощаясь с верой, а возможно и так:
  
   - Только надеясь, что Шекспир всё-таки прав. - Иначе зачем было пятьдесят лет только об этом и думать.
  
   Люди верят Иисусу Христу, - как и Шекспиру интуитивно, душе нравится, хотя, конечно, шокирует, когда объедков остается больше, чем было хлебов с самого начала. Вот почему говорится, что не надо всё так уж точно считать:
   - Легко можно ошибиться.
  
   Тут предполагается, что сам человек правильно посчитать не может. Ибо, как герои Шекспира, не всю картину видит полностью, вплоть до того, что и вообще, как в последней сцене - не узнают друг друга.
   Знаю, что человек, а вот кто именно:
  
   - Забыв. - И, что самое замечательное, в конкретной ситуации это и не обязательно. И даже не нужно.
   Поэтому не всегда нужен и точный счет:
   - Поговорить чистосердечно, по душам - если всё будете знать - уже не получится.
   Вот здесь они все боялись Гонерилы, а кто это, собственно, такая, если у нее замашки, как у простой скамейки:
  
   - Цели нет передо мною:
   Сердце пусто, празден ум,
   И томит меня тоскою
   Однозвучный жизни шум.
  
   И обвинили ее в несправедливости, кажется, даже без права последнего слова.
   Вопрос, точнее, ответ, в том, что не надо христианство переводить в ветхий завет, для полного понимания - оплодотворения такого жизненного яйца всё равно не будет. Лев Толстой переводит, и потом чертыхается:
   - Бред.
   Будем надеяться, что переводит.
   Один раз только за все это время заметил, что герой обращается к зрительному залу, скорее, как:
  
   - Актер, - ну, а иначе, как он может обратиться к зрительному залу, это все равно, что Король Ричард Львиное Сердце появится на коне не на Сцене, а прямо в Зрительном Зале - натюрлих.
   - Так бывает? - постоянно спрашивает Толстой, - но сам допустил мимоходом такую возможность, обращения со Сцены напрямую к Зрителям.
   Но, скорее всего, как лишнюю ошибку Шекспира:
  
   - Семь бед или восемь - у него уже нет разницы.
  
   02.03.18
   Лев Толстой хочет заставить Вильяма Шекспира объяснить ему, как это так получается, что мир, в котором мы живем, не имеет такой же видимой сцены, как Сиэтэ? И поэтому считает устройство Театра - артефактом глупости человеческого сознания. Но дело в том, что объяснить Христианство до его понимания может только Сам Себе реципиент:
  
   - Человек.
   В этом его отличие от идолопоклонства. Он может слушать Шекспира и не только, но принять решение, что:
   - Князь Верейский в карете с Марьей Кириловной - это и есть Владимир Дубровский в его роли:
  
   - Может только он сам, - поверивший - нет не в чудо, а - в Христианство Читатель.
   Точно так же, что на войну с неправедной властью в Капитанской Дочке Пушкина пошел не только Емельян Пугачев, но в то, в его роли находится еще живой император Петр Третий - власть законная, от бога.
   Что Обуховская больница, где в конце Пиковой Дамы проживает Германн - это вовсе не его печальный конец, а наоборот, Обуховская больница переводится, как:
  
   - Инициация, - и его слова тройка, семерка, туз - тройка, семерка, дама, - которые он бормочет - есть не что иное, как 21 - 22 - Быть или не быть Гамлета Вильяма Шекспира, ибо 21 - это выигрыш - Очко, а 22 - Перебор, описанный в 22-х главах Откровения Иоанна Богослова.
   Как и Граф в Повести Белкина Сильвио и оказывается самим Графом:
  
   - Сильвио в роли Графа, - рассказывает и слушает вместе со своей графиней Машей конец этой повести.
   В Метели тоже самое, Бурмин, как сказочный принц находит Марью Гавриловну у пруда под ивою:
  
   - Истинной героинею Романа, - что значит: театральной Сцены, где она и проверяет - проводит кастинг - на очередного принца ее радостного, но уже измучившегося поисками, сердца, - и:
  
   - И читает слова - нет, не из Евангелия - а читает слова Сценария пьесы, знает ли эти слова сей гусарский полковник, как знал ее любимый Владимир, с которым она всю свою юность переписывалась письмами из этого Сценария - Книги Жан-Жака Руссо Новая Элоиза.
   И он читает первое письмо Сен-Пре из этой Книги, мама-мия! - наизусть:
   - Ваш милый, несравненный образ, - но это дальше, а сначала:
  
   - Я вас люблю, - сказал Бурмин, - я вас люблю страстно. Я поступил неосторожно...
   Гробовщик в Повестях Покойного Ивана Петровича Белкина счастлив тем, что ему предложили - когда он вернулся с гулянки, обидевшись от немца франкмасона, что ему не за что благодарить своих, однако:
  
   - Покойников, - счастлив тем, что эти покойники уже ждали его дома, и тут же предложи во ознаменование вечной дружбы - таскать их туды-твою, в преисподнюю, не как все:
   - На тот свет, а прямо на этом возить только, как:
   - С Басманной на Никитскую, - а уж там у есть у них контрабандный канал не хуже, чем у Лермонтова в Тамани. Как говорится:
  
   - Живут же люди, как Минский - Бэл и его Дуня - Персефона в Аду, и так вроде бы:
   - Даже лучше, - по крайней мере, незаметно особо, что хуже, чем здесь.
  
   Напомню, что Повести Белкина были переставлены Пушкиным по Закону Симметрии по времени их написания и очереди уже в книге, что и значит:
   - Одной своей частью они на Земле, а другой, как Отражение:
  
   - Под.
   В Станционном смотрителе, еще раз напомню, что Самсон Вырин - это древний бог Зевс на пенсии, и его находит Ассирийский бог Бэл, чтобы не-напудривался иметь - как у них это было принято, у древних богов:
  
   - Не всегда отличать жену от дочери.
   Хэппи-Энд Барышни-Крестьянки - это хэппи-энд Ромео и Джульетты.
   Обычно думают, что им - Ромео и Джульетте - мешали все, кому не лень быть вместе счастливыми, но забывают, точнее, не учитывают главного:
   - Это был не просто запрет этого контакта между потомками Монтекки и Капулетти, как предание придурошных предков, которые не могли поделить между собой чего-то такое очень вкусное, а контакт запрещен между верхом и низом, как в Гробовщике - первой из последующих, написанной Пушкиным, но поставленной в середину, как плоскость симметрии, зеркало, какой же микрокосм и макрокосм, какой увидел Германн в Пиковой Даме, в спальне Графини.
  
   Следовательно, запрет чувствовали в первую очередь Ромео и Джульетта, чувствовали, как эту границу у реки - зеркало в спальне Графини - через которое им надо пройти, чтобы соединиться.
   При быстром повторном просмотре это зеркало обнаружить не удалось, но когда-то давно я его видел, может быть, тогда был сделан такой вывод, что часть убранства комнаты графини - есть только отражение ее в другом мире - сейчас пока пусть будет так, как помню.
  
   Они, следовательно, Ромео и Джульетта, должны были обмануть не кого-то, а именно:
   - Самих себя! - в первую очередь, чтобы оказаться вместе.
   Ибо Владимир - сейчас про Барышню-Крестьянку - с его черепом на пальце:
   - Сверх того носил он черное кольцо с изображением мертвой головы, - был представителем иного мира:
  
   - Мира Аида, - мира Подземного, Гадес или Плутон, или Аид.
   Поэтому Ромео должен похитить Джульетту именно у:
   - Джульетты в первую очередь, - несмотря на то, что в Станционном Смотрителе, Дуня на всё согласна сама, но и то можно еще попробовать разобраться.
  
   Но здесь, в Барышне-Крестьянке надо уговорить - обмануть - именно:
   - Одного из них, - и, скорее всего, именно не Лизу - Акулину, а самого Аида - Вл-ади-мира.
   Что Лиза - Персефона и делает под видом Земной простушки - Акулины.
   И Владимир не обманывается, нет, ибо с таким черным черепом на лапе обмануться вряд ли можно, но не просто хочет, чтобы Лиза прогнулась, - как хотел бы Лев Толстой, а просто:
  
   - Смогла войти, так сказать, с саркофаг, для перелета в пропасть Аида, ибо туды-твою пешком не ходят, нужен скафандр, облачение в:
   - Роль, - что значит: войти на космический корабль, как на:
   - СЦЕНУ.
   Что Лиза и придумала, чтобы - не он ее! - а самолично:
  
   - Согласная-я Я, - жить быть там в Подземном Царстве - его Царицей, однако.
   Получается, что в Барышне-Крестьянке мирятся два брата:
   - Зевс - отец Владимира и его брат Аид - отец Лиза-Акулины - Персефоны-Прозерпины.
   В других мифах, наоборот, Зевс - отец Персефоны.
   Иван Петрович Берестов - отец Владимира, похож на Зевса, а Григорий Иванович Муромским - с его песней: на муромской дорожке - на английского Гадеса.
   И выходит, что Хэппи-Энд Ромео и Джульетты, что это она:
  
   - Принцесса Несмеяна, утащила влюбленно в нее Владимира в так любезное ей царство древнего мира - хотя и подземное.
   Возникает закономерный вопрос:
  
   - Кольцо с черепом было на руке не у нее, а у него, у Владимира.
   В Барышне-Крестьянке есть такие слова про Владимира, что он не смотрит на других дам:
  
   - В самом деле, ходил по рукам список с адреса одного из его писем: Акулине Петровне Курочкиной, в Москве, напротив Алексеевского монастыря, в доме медника Савельева, а вас покорнейше прошу доставить письмо сие А. Н. Р.
   Не знаю пока что, кто это А. Н. Р., но вполне можно думать, что это кольцо с печаткой черепа и передала светлому сыну Зевса вместе с письмом сама:
   - Бетси - Лиза - Персефона!
   И, следовательно, здесь происходит вообще Всё Наоборот, не он ее уговаривает, а:
  
   - Она, Персефона - Джульетта похищает Ромео в свой подводно-подземное царство.
   Недаром, сначала она притворилась умершей - а то вдруг не получится в таком варианте и придется придумать что-то еще - получше, так сказать:
   - Сначала посмотрим - поглядим, как он отправится в дальний путь-дорогу до Аида, а потом можно и догнать, если не обманул, что так любит, что готов умереть вместе с ней, если не дадут черти полосатые жить здесь при солнечном свете.
  
   И он поверил, что она вскочила в первый же попавшийся ей вагон уже уходящего в:
   - Далёка поезда, - и поспешил отравиться, оставленным ему для этого случая ядом.
   Ну, и за ним, кинжал, как стартовый ключ ракеты-носителя был тоже:
   - Тут, как тут.
   Предполагать обратный Хэппи-Энд вряд ли возможно, в том смысле, что улетали они, наоборот, из Аида на Землю, ибо:
  
   - Мертвых здесь вроде пока не оживляют.
  
   Вот он, раскрытый А.С. Пушкиным секрет Хэппи-Энда Ромео и Джульетты Шекспира.
   Вот этот, второй вариант расшифровки Барышни-Крестьянки, когда Лиза соблазняет Владимира, а Джульетта Ромео, предполагает Посылку, что и Ромео, и Владимир - знали, куда их тащат. Владимир, приехав из города уже заранее, следовательно, знает, что, заигрывая с Акулиной в лесу - уже вступил в процесс инициации Перехода на Другая Сторона.
   Получается:
  
   - Он из Подземного Царства прибыл за невестой, а она - как и на всё согласная Дуня из Станционного Смотрителя:
   - Да ты что, мил херц, Мински!
   - А что?
   - Дак я давно на всё согласная-я.
   Следовательно, Ромео ведет игру, в которой Джульетта давно готова, как Каменный Гость рад Высоцкому:
  
   - Дак я давно тебя ждал, Вова, и наконец рад, что увидел: идем.
   Так сказать:
   - Он старается, а она его еще и тащит!
   Собственно, это и есть реальные уже существующие любовные отношения.
   А на Сцене они всегда такие:
   - Мы же ж занимаемся только повторением пройденного.
  
   Следовательно:
   - Нет повести печальнее на свете - это:
   - Они на том свете живут вечно, а мы здесь недолго. И кем мы там будем после смерти - неизвестно, авось только, как Ахиллес печальный, не у дел оказавшийся.
  
   В любом случае Повести Покойного Ивана Петровича Белкина - это расписание именно:
   - Христианской недели.
  
   Герои у Пушкина ведут такую же жизнь-игру, как в Короле Лире Шекспира:
   - Никакого наследства Лир пока что не отдавал дочерям Гонериле и Регане, а пусть начала расскажут правду, как они себя будут вести по-честному. Расскажут, однако, в художественной форме, как ПЬЕСУ, с подробностями.
   Точнее, он их просит рассказать, как они делать не будут. Чтобы, так сказать, как не процедил сквозь зубы Борис Пастернак:
  
   - И пораженье от победы, я наконец пойму, как отличать.
   Критики Пушкина его времени, Белинский и другие доброжелатели:
  
   - Их бин понимайт художественность только как украшение для облегчения чтения книг в будущей Избе Читальне, да и для самих себя - тоже.
   Художественное произведение - в отличии от Статьи - имеет Вторую Скрижаль Завета! - Поля или, что тоже самое:
  
   - Сцену, - которую не может увидеть больше никто, кроме человека, ибо она не видна Невооруженным глазом.
   А вооруженный глаз - здесь считается Артефактом, выдумкой, попросту говоря. Как в Книге Войнича нарисованный цветок исследователи интерпретировали:
  
   - Как детский, - но так как он помещен на очень дорогой коже - предположили:
   - Леонардо Да Винчи, наверно, эту Книгу 15-го вера расписал. - Оказалось - нет, Леонардо не совпал по времени.
   А то, что это Неправильный цветок, расположенный недалеко от приборов точного видения - микроскопа - не посчитали нужным совместить, что:
  
   - Художественное произведение - точнее микроскопа, который видит только Статью, Ветхий Завет, а деление мира на Сцену и Зрительный Зал наблюдать:
  
   - Не может.
   Считают и сейчас, что Театр, Роман - это только переложение постановлений партии и правительства в понятную простым рабочим и крестьянам:
   - Занимательную форму.
   И это правильно, да, правильно, - как иногда упрямо утверждается, но только в:
  
   - Телевизоре, - где именно это и только показывается, однако:
   - Нарочно. - Сцена есть, толку никакого - не используется по назначению, а только и именно, как трибуна съезда просве:
   - Тителей, - что:
   - А знаете, мы в бога не только не верим, но так, как были после 17-года против - такими мы и:
  
   - Остались.
   И не просто идет плытиё по инерции, а ведется очень активное сопротивление вере в:
   - Бога.
  
   Печаль Ромео и Джульетты не в том, что они умерли, а в том, что мы:
   - Здесь остались.
  
   Видеть по-христиански - значит - не только видеть обратное тому, что показалось с первого раза, как, например, в Станционном Смотрителе Пушкина, что Дуня - это, оказывается, Персефона, и она приезжает к нему на могилу вместе с шестью барчатами - каждые шесть месяцев - и Москою - псом подземного царства Цербером, но и сам предыдущий фон этой картины - видимый невооруженным глазом рассказ о похищении-бегстве дочери от отца с офицером - они рядом, существуют вместе, но как изображенные здесь же, в Станционном Смотрителе четыре картинки, показывающие:
   - Историю Блудного Сына, - он есть, но в другом времени, что, да, соотносятся, но именно необычным образом, - а как:
  
   - Сцена и Зрительный Зал, - а этот ЗЗ ошибочно думает, что Это, эта Сцена, к нему вообще не причастна.
  
   Лев Толстой:
   - Ни хрена всё равно не понимаю.
  
   Ладно, продолжим.
   Четвертое действие, Толстой говорит, что мысли у героев Шекспира - в данном случае у ослепленного герцогом Корнвальским Глостера - зарождаются:
  
   - Или из созвучия слов, или из контрастов, - и называет это:
  
   - Тем особенным шекспировским языком.
   Глостер идет без глаз и говорит, как специально для Толстого, что:
   - Споткнулся тогда, когда у него были глаза, - и добавляет:
   - А теперь они - глаза - не нужны ему, что у него нет дороги.
   Толстой же считает, что у него есть дорога, а сам, как Иван Сусанин завел Анну Каренину на паровозную станцию, как Сусанин в топь. Или нарочно, мол, прется куда ни попадя, я, что, должен ее остановить?
   - Дак естественно, мил херц! - ибо:
  
   - Автор - участник действия пьесы.
   Вот у Шекспира сейчас для Глостера нашелся старик, который ведет его.
   Глостер говорит, стоит ему только увидеть ощупью своего сына, который в это время еще находится в голом и сумасшедшем виде, у него опять появятся глаза. Эдгар заменяет старика и сам ведет отца, Глостера, который не узнает его по голосу и считает юродивым.
  
   Здесь надо заметить, что люди на таких противоречиях обычно не зацикливаются, интуитивно понимая, что так - почему-то - и бывает в жизни - а в детективах так постоянно, видимо для узнавания нужен ряд примет, потому что знакомого человека люди привыкают видеть в привычном им контексте.
  
   Так Двое на Пути в Эммаус не узнают Иисуса Христа до тех пор, пока он не преломил хлеб. А они шли - можно сказать - как Двуликий Янус:
   - Видели и не только Роль, но и Кто ее исполняет, - тем не менее им этого не хватило, чтобы узнать Иисуса Христа в Событиях после Воскресения.
   Чтобы это понять, надо понять, что:
  
   - В роли событий После Воскресения выступают События Самого Воскресения, - а точнее, наоборот.
   Фразу:
   - Безумные водят слепых, - Толстой называет остротой.
   Тогда, как это очевидная фраза из Евангелия. Которую говорит Иисус Христос о тех, кто пытается противопоставить его логике логику даже не видимого мира, а логику догм, которые был слишком давно придуманы.
   Говорит про прибаутки, которые мог знать Шекспир, но которые Эдгару неоткуда было узнать. Это и есть фундаментальная ошибка Толстого, ибо как раз тут включается реальная картина мира, обозначающая Связь, которую Пушкин назвал:
  
   - Поля, я предан вам душой
   Всегда я рад заметить разность
   Между Онегиным и мной.
  
   И Толстой буквально так и думает, что Пометка на Полях может быть известна только автору, Шекспиру, в данном случае, но ее никак не может знать его Герой, Эдгар. Но и весь смысл слова ШЕКСПИР - означает существование именно этой связи между Полями и Текстом, где гуляет Эдгар. Об этом именно случае и вся Великая теорема Ферма. Что Эдгар может знать, что знает Шекспир.
  
   Так немудрено договорится и до того, что Шекспир не может знать того, что знает Герой. И это верно, но! Может узнать! Ибо Автор и Герой могут меняться местами.
   Все эти презентации не раз рассказаны в Евангелии, в этом Его суть.
   Метаморфозы древних - реальность.
  
   Та осмысленность всех Выражений, которой Толстой приказывает всегда быть, согласно содержанию произведения - есть не что иное, как чистая советская литература, предназначенная для развития ума юношества, способного только к сборке металлолома и макулатуры. Предполагается, что Форма настолько уже не нужна, что даже ведро, чтобы принести воды, и то:
   - Не обязательно, - можно во рту так и припереть ни капли не проглотив.
  
   Вторая сцена четвертого действия, приводятся слова Альбанского герцога, который обличает свою жену, дочь Короля Лира Гонерилу плохим обращением с отцом и, что она уже, оказывается, презирает его, своего мужа, герцога Альбанского, а любит злодея Эдмунда внебрачного сына Глостера. И что, правильно, говорит Лев Толстой он ругает ее, но через чур смехотворно, ну, - добавлю за Толстого:
  
   - Как на сцене! - Медведь стал бы лизать почтительность Лира, что если небеса не пошлют своих видимых духов, чтобы укротить эти подлые обиды, то люди будут пожирать друг друга, как морские чудовища.
   Здесь дело даже не в том, что на сцене говорят по-другому, стихами, например, но главное:
  
   - Не в том главная суть, кто кому изменил, кто своего отца не любил, а:
   - Как это влияет на весь мир, на небеса, к которым часто обращаются герои.
   Как это делается и в Илиаде, и в Одиссее Гомера, где - обращает внимание Лессинг - боги всегда участвуют в человеческих битвах, но:
   - Невидимо.
  
   И вот это Невидимо мы и видим по такой деформированной по сравнению с обычным походом в хлебный магазин, речи. Но даже и там, в хлебном магазине боги могут сунуться, чтобы напомнить о своем существовании:
   - В магазине никого, только два продавца за прилавком - одна расставляет еще не весь выставленный товар, другая пишет накладные, две заведующие считают, что им надо заказать еще для улучшения еще более полного удовлетворения, растущего не по дням, а по часам:
  
   - Спроса покупателей, - а:
   - А вы один наслаждаетесь этой идиллией полного на вас не обращения внимания. - Ибо:
   - Вот так подумать - человек не в состоянии придумать такой - как бы сказал Лев Толстой - белиберды - точнее, он употребляет для таких случаев слово просто:
  
   - Бред. - Но он существует - значит, боги:
   - Где-то рядом. - И говорить, что так не бывает - ошибка.
  
   Вывод:
   - Кроме действия на Сцене, здесь и еще есть люди, - а именно:
   - Зрители. - Именно на них Лев Толстой не обращает абсолютно никакого внимания:
  
   - Можете в следующий раз не приходить, - фактически говорит он им.
   - Так, мил херц, нам в преферанс или в штосс - заодно с фараоном - выигрывать себе наслаждение от жизни?
   - Не думаю, что все живы, - может ответить Толстой в противовес, однако, утверждению:
  
   - Иисуса Христа.
   Тем не менее, зрителей считают буквально и согласно:
   - Купленным билетам, - чтобы каждый из них - в случае конца света, вдруг случившегося прямо на спектакле, мог воскликнуть радостно:
   - Я тута, Господи! - Присутствую-ю.
  
   Про Прибаутки Эдгара, - которые он говорит, увидев ослепленного отца - Глостера - и узнает, что отец раскаивается в том, что изгнал его.
   Согласно Толстому - это совсем ненужные прибаутки и, главное, совсем несвойственно говорить Эдгару в том положении, в котором он находится. Он - Эдгар - говорит:
  
   - Пять духов разом сидело в бедном Томе: дух сладострастия - Обидикут, князь немоты - Гоббидидэнц, Магу - воровства, Модо - убийства и Флиббертиджиббет - кривляний и корчей. Теперь они все сидят в горничных и разных служащих.
  
   В принципе, вполне логично, если иметь в виду и продавцов магазинов, особенно хлебных, которым почти ничего не платят, и они даже не только заметить покупателей, но и даже нарочно начинают перебирать пивные банки в холодильнике, когда покупатель заходит в их магазин один на один с этим продавцом, который шокирован тем, что покупателю совсем не надо стоять в очереди, а тут же и сразу океицца. Хотя бы кофе спросил, сколько стоит, а ему тут же:
  
   - Читать умеешь? Сходи к соседней витрине прочитай - там - пауза - всё написано! - И осталось только добавить:
   - Как на воротах Бухенвальда?
   Поэтому Шекспир и сообщает:
  
   - Имейте в виду, в ваше время, даже если будет ночевать дома только через пятьсот лет и дольше - ни-че-го не изменится, обслуживающий персонал так и не унизится даже до королей и герцогов, а так будет хамить, чтобы получить хоть какое-то наслаждение от жизни, ибо заплаты ему, как не платили, так и не платят до сих пор, несмотря ни на какие революции и резолюции. И может, даже не только поэтому, что именно его, обслуживающего персонала, природы, хоть поликлиничных врачей, хоть простых кассиров.
  
   В данном случае, в этой пьесе Шекспира Король Лир, речь вполне может быть акцентирована на захвате власти не теми, кому она дана богом, а именно:
  
   - Слугами, - в которые по характеру поведение как раз годятся Гонерила и Регана - дочери Короля Лира.
   Можно подумать:
   - Как они будут играть таких наглых дур, если заранее известно, что это только репетиция-предположение, что Король Лир отдаст всё своё королевство дочерям еще при своей жизни.
  
   Да, но эта вводная находится в другом контексте, она вообще не является искусственным построением, а есть фундаментальное следствие первого действия, что Король Лир всё отдал своим дочерям.
   Как у Пушкина, например, в Капитанской Дочке или Дубровском - это не скрытая Посылка, что дело обстоит сразу:
  
   - Наоборот - наоборот, - Пугачев не разбойник, а царь, Дубровский - это не Дубровский, а вообще даже: настоящий князь Верейский и есть, а не Дубровский в роли князя Верейского.
   Это более фундаментальный вывод, а именно реальность Посылки:
  
   - Весь мир театр и люди нем актеры, - и логически следует, если верить богу, что Он обещал Хэппи-Энд человеку, то так и будет.
   Поэтому Дубровский в роли князя Верейского в конце виден именно благодаря этой Посылке бога:
  
   - Ищите и найдете Хэппи-Энд.
   Также и Пугачев: если был намек, что он настоящий царь - значит может. И он смог, точно также, как и Дубровский, и Германн в Пиковой Даме.
   Как Сильвио, Владимир в Метели, Гробовщик получивший верительную грамоту на прямой контакт в Подземельем, Станционный смотритель, удачно выдавший свою дочь - можно сказать:
  
   - За самого себя, - как и Барышня-крестьянка, заставившая так сильно влюбиться в себя Ромео, что он охотно согласился жить в ней в Аду.
  
   Эти Хэппи-Энды, как говорил Пушкин:
   - Не в ту же строку пишутся, в которой идет видимое действие.
   Поэтому:
   - Хорошими будут все, но:
   - Чуть позже, - когда и появиться вот это самое:
   - Виденье роковое, внезапный мрак, иль что-нибудь такое.
  
   В данном же случае, я хотел обратить внимание на то, что бессмысленное упоминание - как думает Лев Толстой - всех этих Гоббидидэнцов и Флиббертиджиббетов:
   - Сразу имеет смысл, так как забытого и ослепленного Глостера, а также и его сумасшедшего сына снимают:
   - Крупным Планом, - вместо мимоходного упоминания.
  
   И значит, ругают здесь Сферу Обслуживания зря, так как она гораздо более глубоко зарыта, вплоть до самого ада, хуже, конечно, что и специально еще такой прием делается, чтобы пропищать над ухом уж точно каждого:
   - Не спать, не спать, не спать.
  
   Третья сцена 4-го действия, говорится про Корделию, дочь Короля Лира, которая в начале сразу сообщила отцу, что будет любить также и мужа, как отца, а он за это не дал ей приданого. И вот когда она узнала о злоключениях отца:
  
   - Ее улыбки и слезы напоминали погожий день; счастливые улыбки, игравшие на ее устах, казалось, не знали, что за гости была в ее глазах, - эти гости ушли, как падают жемчужины с алмазов.
   Так уходят обиженные мысли - можно добавить - которые не успели записать.
  
   Лир с веником на голове из сорных трав где-то блуждает, и Корделия послала солдат разыскивать его, причем говорит, что пусть все тайные врачебные силы земли брызнут в него в ее слезах.
   Ей говорят, что на них идут силы герцогов, но она занята только отцом, и уходит.
  
   В пятой сцене 4-го действия, у замка Глостера, Регана разговаривает с Освальдом, дворецким Гонерилы, который везет письмо Гонерилы к Эдмунду - незаконнорожденному сыну Глостера - и объявляет ему, что она тоже любит Эдмунда, и так как она уже вдова, то ей лучше выйти за него замуж, чем Гонериле, и просит Освальда внушить это сестре. Кроме того, она говорит ему, что было очень неразумно ослепить Глостера и оставить его живым, и поэтому советует Освальду, если он встретит Глостера, убить его, обещая ему за это большую награду.
  
   В шестой сцене является опять Глостер с неузнанным им сыном Эдгаром, который в виде крестьянина ведет слепого отца к утесу. Глостер верит. Эдгар говорит отцу, что слышен шум моря. Глостер верит и этому. Эдгар останавливается на ровном месте и уверяет отца, что он вошел на утес и что под ним страшный обрыв, и оставляет его одного. Глостер, обращаясь к богам, говорит, что он стряхивает с себя свое горе, так как он не мог бы дольше нести его, не осуждая их богов, и, сказав это, прыгает на ровном месте и падает, воображая, что он спрыгнул с утеса.
  
   Толстой расписал этот абзац, вероятно, для того, чтобы показать нелепость привычки Шекспира заставлять своих героев делать то, что они никак и никогда не будут делать в реальной жизни, - если предположить, что они, да, чокнулись, но не окончательно.
   Но дело в том, что ни один самый разумный человек, как говорится иногда:
   - Не может поступить иначе! - Ибо Стикс, отделяющий одно от другого не может быть преодолен просто так:
  
   - Никогда.
   Здесь всё происходит буквально также, как в Двух Веронцах:
  
   - Герои плывут, да, но только из одного сухопутного города в другой сухопутный, из Вероны в Милан - раз, приплывают вместо Милана в Падую - два, вместо Валентина, влюбленного в Сильвию, объясняется ей в любви Протей, - три, и вместо родного Итальянского лес в пьесе цветет:
  
   - Шервудский! - И не потому, что все они по очереди сошли с ума, как думает Толстой герои пьесы Король Лир, а наоборот - это реальность - нет, не сошла с ума - а:
  
   - Так устроена! - Нельзя в этом мире ничего увидеть, не имея Фона.
   Как не может фотография висеть в пустоте и невесомости. Мы видим в лодке на Тивериадском озере в Евангелии только семь апостолов, - где остальные пять? Они как раз и являются этим фоном для видимых:
  
   - Пять апостолов в роли лодки, семь - в ней.
   Далее, Петр - как написано - одевается, чтобы встретиться с Иисусом Христом, находящимся на берегу. И некоторые лирики додумываются до того, что он постеснялся явится Ему голым - поэтому одевается. И допускается, что такую хрень будут писать в Евангелии, рассчитанном даже не на века, а на тысячелетия.
  
   Ибо в данном случае Море и Суша - это разные времена, и Петру, чтобы встретиться с Иисусом Христом, нужно одеться в Его время.
  
   Точно также происходит в этой пьесе:
   - Не может быть гора в роли горы! - Ничего не будет видно. Это будет засвеченная фотография. Поэтому логично, что Эдгар до сир пор не узнан Глостером:
  
   - Узнанный может быть виден, может идти рядом с Глостером только, как:
   - Неузнанный! - Быть, как здесь, в Короле Лире, в РОЛИ - других реципиентов на Сцену - просто-таки:
  
   - Не пропускают!
   Как говорится:
   - Ты Высоцкий?
   - Нет.
   - Так, мил херц, тогда иди сначала купи билет на нашего Гамлета. - Ибо:
   - Даже из министерства и то:
   - На Сцену не выпускают ни в коем случае.
   Так сказать:
  
   - Иди роль сначала выучи.
   - На кого меня?
   - Так на Утеса учиться будешь, чтобы вообще ничего не делать, а только числиться в нашем репертуаре.
  
   Далее, как можно услышать шум моря. Высоцкий рассказывал про спектакль, где они с режиссером Любимовым вообще не использовали никаких декорация, так только:
   - Плаха с топорами. - Ибо принцип самого Земного мира именно такой.
   Поэтому, чтобы реально упасть с утеса, но на Сцене, делать это обязательно:
   - Не надо! - В роли падения всегда будет только отражение:
  
   - Бег на месте общепримиряющий.
   Будет именно, как реальность, а не как насмешка, несмотря на то зрителем может быть смешно. Смешно, однако, именно от того, что Лир - Глостер - в данном случае:
   - Сумасшедший, - а поступает, как человек умный и даже образованный.
  
   Идет фраза Эдгара, которую он говорит сам себе:
   - Я не знаю, как хитрость может ограбить сокровищницу жизни, когда сама жизнь отдается этому воровству: если бы он только был там, где он думал, то теперь он не мог бы уже думать. - И подходит к Глостеру с видом уже другого человека.
   Про эту фразу Л.Н. Толстой замечает:
  
   - Эдгар при этом говорит сам себе еще более запутанную фразу.
   При Этом, имеется в виду, что сначала Глостер, обращаясь к богам, говорит, что он стряхивает с себя свое горе, так как он не мог бы дольше нести его, не осуждая их, богов, и, сказав это прыгает с утеса.
  
   Объясню сначала первую фразу, которая была второй - как по Шекспиру:
   - Всё наоборот, - потому что и фразу Глостера, что он стряхивает своё горе следует понимать, как до этого свою понял Эдгар:
   - Подходит к Глостеру с видом уже:
   - Другого человека!
  
   Эдгар говорит тоже самое, то сделали Два Веронца, отправившись в плаванье из одного сухопутного города в другой, так как нельзя иначе, нельзя это сделать какой-то хитростью, ибо сама жизнь делает эту замену моря на сушу автоматом - сама себя грабит - имеется в виду отсутствующее море. Потому, заключает Эдгар:
  
   - Если бы он только был там, где он думал - имеется в виду на море, если сравнивать с пьесой Два Веронца - то теперь не мог был думать, так как:
   - Остался бы на берегу, что значит:
   - В Зрительном Зале, - и корабль, находящийся на Сцене, как на суше - ушел бы без него.
  
   Следовательно, имеется в виду, что нельзя уменьшить человека, он уменьшается до Роли автоматически, как только начинает думать!
   Если бы он только был там, где он думал, то теперь он не мог бы уже думать.
   Например, Высоцкий не мог бы думать, как Хлопуша в спектакле на Таганке, если бы был в реальной - так сказать - полной жизни, например, пил и гулял в кабаке.
   Также, как и Глостер, чтобы сбросить с себя горе должен найти себе другую роль.
  
   Принять эти рассуждения за реальность устройства Мира, а не просто за спектакль, можно только тогда, когда будет признана здесь в России ошибочность статьи С.М. Бонди про Воображаемый Разговор с Александром 1 - А.С. Пушкина, что Пушкин мог сказать царю - чего не может быть, считает Бонди - так как царю не грубят даже письменно, а уж тем более устно в личной беседе - мог сказать вот в этом Реальном Шекспировском случае:
  
   - Пушкин в роли Царя, - это и есть реальная Жизнь, пусть и кажущаяся на вид обкраденной.
   Как Пугачев может выступить против царя только в роли Царя, именно потому - для чего и написал Пушкин Капитанскую Дочку:
  
   - Сам был настоящим царем Петром 3-м в роли Емельяна Пугачева.
   Он им был, разумеется, по книге Пушкина, а как там было в реальности - это - как и пишет Шекспир - дело десятое, ибо нас интересуют не исторические частности в художественном произведении, - а:
  
   - Фундаментальные истины устройства мира.
  
   NB:
   - Хотя не исключено, что Пугачев царь настоящий.
  
  
   Почему и встреча в Галилее назначена Апостолам так далеко, что приходится идти в нее не напрямую, а через Десятиградие, как из Москвы в Петербург через Киев, ибо встреча эта должна быть не просто в Галилее, а в:
   - Галилее Прошлого! - где они встретились первый раз.
  
   Попасть в Прошлое можно только:
   - Вступив на Сцену. - Выйти из того места, где я думал, что думал, или как сказал Высоцкий словами Пастернака:
   - Я один, я вышел на ПОДМОСТКИ.
  
   Точно также, как Апостолы, когда шли, посланные Иисусом Христом по городам и весям, то шли они не только проповедовать Христианскую Веру, но и шли за тем, чтобы:
   - Самим поверить-ь.
  
   Решение уравнения Пятой Степени оказалось тем сложно для Галуа, что надо было отдать за него жизнь. По сути дела:
   - Решение приходит во время решения, - а не заранее, и его надо только расписать, как школьные уроки на завтрева.
  
   Точно также надо признать Четыре ошибки Вильяма Шекспира в пьесе Два Веронца ошибками не автора, Шекспира, несмотря на то, что он был тогда еще молодой, а:
   - Ошибками Аникста, его исследовавшего.
  
   Если этого нет, то непонятно, кому доказывать, что и Лев Толстой фундаментально ошибся в своей критике Шекспира, не поняв абсолютно не только устройства художественного произведения, но не понял именно, исходя из непонимания устройства самого мира.
   Но не на все сто процентов, похоже, ибо зачем было думать - если всё ясно - 50 лет, и указывать в этой статье все случаи Недоразумений Шекспира так подробно? Возможно даже, что Толстой понял:
  
   - Шекспир только повторил Слова Бога, - но! предполагает Лев Толстой свою претензию к богу:
   - Неужели нельзя было придумать для этого мира чего-нибудь попроще?
   По уму ли Человеку это понять, если даже Я - Лев Толстой:
   - Что-то запинаюсь?
   Почему Лев Толстой и Зеркало, что, отразившись от Шекспира, принял - имеется в виду уже Ле:
   - Мы не обязаны понимать эти сложности Теории Относительности и Великой теоремы Ферма, - ибо:
   - Как жить при них - непонятно-о.
  
   Следовательно, дело не в непонимания Теоремы Бога, а в отказе катить этот Сизифов камень на году, зная заранее, что он всё равно сорвется опять вниз.
  
   Сложность в том, как здесь заметил Шекспир, что Жизнь сама себя уменьшает, как ускользающий из уже поймавших его лап угорь, но при этом еще и делится, как размножающаяся клетка:
  
   - На две части: сцену, где человек оказался один на один с такими противоречиями, что даже Гамлет, догадавшийся о существования второй ее части, зрительного зала, всё же не очень уверенного подходит к краю сцены, чтобы всмотреться в пустоту, пытаясь прозреть в ней хотя бы:
   - Сине-розовый туман Александра Блока.
  
   Толстой далее и допускает эту - опять фундаментальную - ошибку, что слова и поступки героев не соответствуют их характерам. Ибо:
   - Так, мил херц! они для того и пришли в эту пьесу, чтобы:
   - Измениться, - как Апостолы во время своей же проповеди.
   Как и сказано не один раз в Евангелии:
  
   - Не для того, чтобы только коз пасти здесь вы, дорогие мои, приперлись на эту Землю, а чтобы:
   - Измениться! - Что значит: не соответствовать тому, что было, и не просто так измениться, а чтобы изменить это БЫЛО. - И тогда окажется, как в переводе VHS, что измениться и стартовая позиция, и соответствие положений и характеров - образуется в полную:
  
  
   - Гармонию, - и до такой степени, что даже Адам, затеявший здесь несообразную жизнь и умерший за это, окажется:
   - Жив.
   Герои пьес Шекспира и идут в этот:
  
   - Путь далек у нас с тобою, - чтобы изменить Прошлое, а не наоборот, как настойчиво хочет уговорить их Лев Толстой:
   - С этим Прошлым сообразоваться.
  
   И единственная надежда, что Толстой в этой статье хочет измерить глубину своего падения от истины.
  
   Толстой далее говорит, что герои Шекспира неживые - не забывая добавить, что все остальные - кроме него - этими героями восхищаются. - Но!
   Но потому и восхищаются, что под Живой Жизнь люди имеют в виду:
  
   - Жизнь Вечную. - За нее ведут битву герои Шекспира.
   А в тех пьесах, которые Шекспир заимствовал и которые больше шекспировских нравятся Толстому соответствием характеров их поведению речь идет лишь о приключениях, как заметил Пушкин:
  
   - Чайльд Гарольда, - на сон грядущий полезного. Чуть не написал: болезного.
  
   04.03.18
   Лев Толстой не замечает, что в этой статье О Шекспире и о Драме он сам пользуется тем, чем Шекспир пользуется сознательно, - а именно:
   - Ведет не только рассмотрение Позитуры героев, но параллельно этого у него идет рассказ:
   - Об Этой Позитуре, - не просто пишет уравнения, но и рассказывает о них, - а это Две разные плоскости, это и есть Две Скрижали Завета, которые Толстой воспринимает просто, как:
   - Условность, - литературный прием, не прямо и слитно, как Цезарь или Александр Македонский:
  
   - Пришел, Увидел, Победил, - а:
  
   - Пришел, потом увидел, а только с утра пораньше, победил.
  
   Тогда, как Шекспир пишет - по мнению Толстого непонятно - что обе эти плоскости:
   - Ведение Рассказа и сам Рассказ - связаны.
   И вот, как они сказаны, Пушкин показал текстом произведения:
  
   - Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана, - где деление на две эти плоскости:
  
   - Слова Автора и слова Героя вообще! уже находятся в:
   - ОДНОМ предложении! - и чтобы понять, о чем идет речь, надо мысленно - несмотря на отсутствие знаков препинания - рассечь текст одного предложения на:
  
   - Диалог.
   Предварительно, как иногда говорят:
   - Было.
   - Что?
   Вот именно это:
  
   И он мне грудь рассек мечом,
   И сердце трепетное вынул,
   И угль, пылающий огнем,
   Во грудь отверстую водвинул.
  
   Но именно благодаря вот именно этой установке Л. Толстого сейчас ведут дезинформационные чтения переводов фильмов Голливуда, сейчас, например, идет фильм с Траволтой:
  
   - Пароль - Рыба-Меч, - смотреть можно - слушать:
   - Нельзя. - Перевод искорежен, как машины BMW X5 и BMW, - когда дают одну вместо другой, вместо радости только:
  
   - Слезы. - А разница-то только, можно сказать:
   - В престижности, - так сказать, не в машине, а в вашем воображении.
   И получается отрицательный ответ на доброе с первого взгляда приветствие:
   - Верьте нам люди-и! - И ответ:
   - Простите, сэр, язык не поворачивается.
   - В уме?
   - Так с детства не обучены мы считать в уме, что кроме этого грешного мира, - существует еще и его:
  
   - Посылка, - т.к. три кита и три слона, как наши папы и наши мамы, всё еще живущие в дебрях - нет, не Амазонки, а - Неба:
   - Всё еще там.
  
   Толстой, можно сказать, нарочно наврал, а Ле поверил - или нарочно поверил - что гуси и утки у нас теперь отдельно:
   - Кому жареные, а кому и просто так - только пасти, как гусей всю оставшуюся жизнь, на ферме, если, то:
  
   - По 14-ть часов, - обещал Председатель Михаил Ульянов, - в поле?
   - 16-ть, - как грится, опять перепутал, потому что считать надо наоборот:
   - В поле меньше, хотя понять толком нельзя почему, если и в поле тоже можно спасть под ивою, хотя и не как Марья Гавриловна:
   - Настоящей героинею романа, с книгою в руке, - а он вместо бедного, деревенского прапорщика Владимира, уже верхом на коне:
  
   - Гусарский полковник Бурмин.
   А здесь специально сделали, чтобы ничего этого Пушкинского Благолепия не было, а были только вот эти ребята-демократы:
   - Ферма и вокруг нее ничего, только Поле.
   Толстого именно это и удивляет у Шекспира:
   - Откуда что берется?!
  
   Траву покосить - даже не с молодухами - их только спать под телегу - с мужиками, да, можно, по канцеляриям полазить - тоже, гору, в принципе, и то можно поштурмовать, как далеко море, - но чтобы перед всеми напоказ вытворять такой кордебалет, как это делает Шекспир - бог в помощь своим героям:
  
   - Прыгать с печи на полати, - а думать, что пролетели, как Змей Горыныч уже не меньше тридевяти земель - даже в кинетической и потенциальной энергиях вместе взятых - и то:
   - Нарочно не придумать.
  
   Поэтому.
   Поэтому, если Лев Толстой - Это всерьез и даже надолго, то и нельзя его оценивать иначе, как:
   - Нашествие Варваров.
   Всё зависит от того, шутит он или:
   - Всерьёз задумался?
   Если первое и второе - как в пионер-лагере - отдельно, то:
  
   - Приехали, - если, как в других местах, более, так сказать:
   - Отдаленных, - всё это же самое дают в одной посуде, - значит:
   - Приплыли.
   Получается - в этой статье - что любить, что наслаждаться - разница не большая, - как и пропедалировал матрос Железняк винтовками своих товарищей:
  
   - Прекращайте уже ваш балаган На Сцене, ибо караул давно устал без кофею.
   И значится, теперь и Сцена, и Зрительный Зал будут жить вместе, как Коллонтай с Дыбенкой, - и не только.
  
   Здесь придумали объяснение всем противоречиям Шекспира, что они именно противоречия, назвав Вторую Скрижаль Завета, от которой не удается избавится, так как везде лезет со своим авторством:
   - Только артефактом нашего грешного мира, - как леса при строительстве дома - когда он закончен начисто, - Её:
  
   - Убирают.
   Убирают в сознании, что Она, да, всё равно остается, но только, как:
   - Присказка, - а наша Сказка, значится, так и остается, - можно сказать:
   - Впереди планеты всей по производству ДЭЗЫ.
  
   Акт 4-й, сцена 6, - идет замечание Льва Толстого:
   - И слепой Глостер, не узнавший ни сына, ни Кента, узнает голос короля, - Лира, имеется в виду.
   Получается, как в кино про Савелия Крамарова - Джентльмены Удачи:
  
   - Это помню - то не помню, - говорит Евгений Леонов.
   - Так не бывает, - говорит Георгий Вицин.
   - Нет, - отвечает Савелий Крамаров, - бывает, - и приводит эмпирическое доказательство, правда, напрямую связанное с похмельем.
   - Устроили тут ромашка, - проснулся и Раднэр Зинятович.
   Теория, так сказать, познания в ее забывании и дальнейшем отгадывании:
  
   - Ой, где был я вчера - не найду, хоть убей! Только помню, что стены с обоями, Помню Клавка была, и подруга при ней, - Целовался на кухне с обоими. - И дальше по тексту: вспомнил даже больше, не только того, чтобы, но и вообще всё, что знал.
  
   Поэтому, утверждение Толстого - хотя и сделанное в косвенной форме - что можно или знать всего его, а часть - как я - только Анну Каренину - извините - ничего не получится - ошибочно, хотя и имеет основания в том, что нельзя доказать Великую теорему Ферма, не зная Евангелия. Как и Шекспира, в частности. - Пусть сам вот теперь разгадывает, что я сказал.
  
   Действительно, если можно разговаривать с безумным, значит можно и с мертвым, как это сделал Одиссей многоумный, спустившись в Ад, как в гости к Ахиллесу - почти бессмертному, - ибо и мертвый - он не навсегда, кажется.
  
   Непонятно, как Лев Толстой писал свои огромные романы, если дальше - после:
  
   - Знаю то - не помню это, - он сам иронизирует вслед за Королем Лиром:
   - Король же после своих бессвязных речей вдруг начинает говорить иронические речи, сначала о том, как льстецы говорили на всё, как богословы, и да и нет и уверяли его, что он всё может, а когда он попал в бурю без приюта, он увидел, что это неправда; потом, что так как вся тварь блудит и незаконный сын Глостера обошелся лучше с отцом (хотя Лир по ходу драмы не мог ничего знать об обхождении Эдмунда с Глостером), чем с ним его дочери, то пусть процветает разврат, тем более что ему, как королю нужны солдаты.
  
   Речь опять о том, то Герой не может знать того, что Было, так как сам в этом не участвовал. Что значит Толстой капитально отрицает самую главную Связь, как в мире, так и в Художественном произведении:
   - Связь между Героем и Автором, что значит, что и Зритель Спектакля - не Участник этих соревнований, как Жизни - так и просто Пьесы об этой жизни рассказывающей, однако:
  
   - СОЗДАВАЯ ее, - а не просто пересказывая!
   И вообще, это можно без рассуждений почувствовать, как реальность интуитивно:
   - Васька знает, вопрос: как узнал Петька, если в тексте об этом еще не было ни слова? - Ответ простой и для зрителя логичный:
  
   - Как сказал - еще раз - Пушкин:
   - Не всякое слово в строку пишется, - и более того, вот это и есть главное знание, которому верит Читатель, как самому себе, потому что сам это противоречие и заметил:
  
   - Значит они где-то встречались.
   Не зря так и назван фильм про Аркадия Райкина, именно в утвердительном тоне:
   - Мы с вами где-то встречались!
   Далее, можно сказать, что бывает не один, а два варианта письма - и более того - в одном и том же романе, как Булат Окуджава:
   - Пробиваться сквозь туман, от пролога к эпилогу, - а можно наоборот:
   - Сразу видеть всю картину, - и, значит, выбирать последовательность сцен - вне зависимости их хронологии по содержанию! А детективы так только так именно и пишутся:
   - Кого мы не знали даже в лицо, оказывается, был:
  
   - Штирлиц, - а его, сердешного, нет даже в истории не только разведки, но и ее контр. - Но в этих простых случаях Неузнавание потом как-то объясняется, но у Шекспира - на уровне Реального, по Евангелию, устройства мира:
   - Связующим звеном служит тот, кто - официально считается - здесь не живет:
  
   - Читатель, или Зритель, - он есть в архивариусе местного взаимодействия только:
   - Условная единица, - ибо посмотрите ведомость:
   - Манька Облигация - есть? Туда, опять же ее ухажер Глеб Жеглов - когда без Шарапова - тоже уже получил всё ему причитающееся, а вас - как говориться:
  
   - Штирлиц, - попрошу остаться, остаться, однако, за кассой нашего понимания, что вы тоже, так сказать:
   - Немец.
   Как только ясно, что Автор и Герой могут быть один в роли другого - как у Пушкина в Тексте под названием:
  
   - Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана, - так и Зритель получает то, за чем, собственно, пришел в Сиэтэ:
   - Вместе побегать!
   А по Толстому получается, что Зритель - это вообще, поросенок немытый, куда ты, сукин сын, лезешь! - даже не спрашивается.
   По Евангелию, по Пушкину, по Шекспиру - главный герой любого Художественного произведения - это именно:
  
   - ЗРИТЕЛЬ.
   Читатель. Главный потому, что только он может воскресить Ромео и Джульетту, только он может составить счастие Марьи Гавриловны в Метели, только он может обручить так еще одну Машу, Марью Кириловну с Дубровским, что даже до сих пор:
  
   - Запрещено рассказывать это каждому встречному и поперечному. - Более того, как ужаснется, узнав об этом Лев Толстой:
  
   - Она сама даже не знала - если спросить ее начистоту - что:
   - Уже, - а тем не менее, За-му-жем-м. - Хотя не исключено, что могла и притворится перед главным-то героем, читателем:
  
   - Я иво не знаю, - так как уже всё сказала коротко, но ясно по этому поводу:
   - Но я другому отдана, я буду век ему верна.
   - Кому, мэм, простите, не совсем понял?
   - Дак тебе, дубина ты моя, сие протяженная-я!
  
   Говорится, что отказ Лира дать поцеловать у него руку Глостеру, так как:
   - У нее трупный запах, - ничем не обоснован, - как и знание того, что он Лир не может знать. - но:
   - Это можно объяснить тем, что Лир уже настолько унижен по всем пунктам, что вполне может почитать себя весьма моральным человеком, ибо, как указывал Апостол Павел:
  
   - Почитайте себя мертвыми, чтобы не грешить.
   Можно вычислить и наоборот:
   - Лир считает себя настолько аморальным, что похож на покойника, именно по первой посылке:
  
   - Дочери разыгрывают, предложенную Лиром пьесу, как они будут над ним издеваться, если он отдаст им своё право короля править миром.
   Почему они не разыгрывают обратную, как они будут его любить наперебой, кто больше? Именно потому, что наврать легко, трудно сделать даже понарошку то, что хочется в реальности. Это всё равно, что заранее признаться, да, я хочу править миром, несмотря на то, что мои любимые родственники умрут, и отец в первую очередь.
  
   Лир, можно сказать, заранее протаскивает дочерей через это игольное ушко ужаса, которое их окружит, если не будут уважать его чинно и благородно, как:
   - Бога, - который дал им право править на земле.
  
   И эта первая посылка обязательна, потому что очевидно, что именно это и происходит на глазах зрителей:
   - Идет пьеса, - повтор событий реальной, когда-то жизни.
   Тем не менее, приводить ее при каждом случае не имеет смысла, - ибо:
   - Повтор - это и есть самый настоящий из настоящих реальных миров, - как это и заповедал Экклезиаст:
  
   - Всё уже было, было, было.
   Поэтому Прямой Эфир - это именно Повтор, и когда всеми силами доказывают, что нет - значит, Картина Репина:
   - Приплыли, - мы видим Дэзу.
  
   Говорится - Толстым - о неуместности в устах сумасшедшего Лира монолога о неправде судов. Очень странное возражение, ибо кто еще может сказать правду о неправде судов, как не именно сумасшедший. Не в том же дело, что он не разбирается, где правда - где ложь, а:
  
   - Сказать правду Хомо Сапиенсу Нормалис - не дадут.
   Разве не сумасшедшие проповедуют истину у Пушкина в Борисе Годунове, что им - как Николке - это разрешает даже сам критикуемый царь.
  
   Пятое действие, Толстой продолжает не замечать очевидную посылку, что идет спектакль, который, по его мнению, только условность, в передаче того, чего уже нет, так как оно уже далече.
   Но с том и вся реальная фантастика этого мира, что:
  
   - Воскресение возможно! - Следовательно, события происходят именно сейчас! - Но не те события, которые Толстой только и считается событиями, что идут, как содержание на Сцене, - а, как выдал Шекспир сакральное:
   - ВЕСЬ мир Театр, и люди в нем актеры.
   Следовательно, надо включить и окружающий сцену мир в это ВСЁ, и уже тем более, что Герой может знать то, что знает Автор, - а:
  
   - По ходу пьесы не удосужился, - как актер своей роли.
  
   Поэтому Толстой и удивляется, даже ужасается, что после - можно сказать, примирения Лира и его любящей дочери Корделии - опять повторяется:
  
   - Прежний напыщенно холодный, - как резюмирует Лев Толстой, - придуманный бред Лира, уничтожающий и то впечатление, которое могла бы произвести предшествующая сцена, - именно в виду, когда Лир встал перед Корделией на колени и просит у нее прощения, которой он сделал зло, не ненавидеть его.
   Но главное зло - я повторяю - не в том, что Лир обругал Корделию за то, что она сказала, будет любить не только отца, если найдет себе мужа, но и этого мужа, - а именно за то он просит прощения, что заставил их всех играть:
   - Альтернативу, - быть злыми и жестокими, чтобы:
  
   - Этого не случилось, когда он отдаст им наследство на самом деле.
   Именно этого доказательства любви Король Лир потребовал от окружающих:
   - Чтобы все ужаснулись ужасу. - Вот именно тому ужасу, той логике, которую и отстаивает сейчас Лев Толстой.
  
   И пятое действие поэтому продолжает это испытание - уже, если оно началось, так надо закончить.
  
   Далее, что значит:
   - За 800 лет до Р. Х, - поставленные в скобки?
   Если это значит, что по каким-то причинам этого не могло быть в то время, то и значит, битва шла именно за Христианство, для того и наступившее, чтобы:
   - Изменить Прошлое.
  
   Правда Толстого позволяет увидеть то, на что другие - почти все - как говорит Лев Толстой - и я в том числе - не обращают внимания, так как интуитивно считают ход пьесы логичным.
   Показывает таким образом, откуда ведется огонь по человеку.
  
   Поэтому и вступает в бой последняя армия фундаментальной реальности:
   - ПОВТОР, - как Подлинник.
   Потому что в Библии написано, что видимый на Земле подлинник - это уже искажение, - из чего следует Парадокс Истины:
  
   - Правда в ПЕРЕВОДЕ.
  
   Нужно перевести ложь, имеющую вид прямого эфира, - можно сказать, в данном случае:
   - Повторить два раза, - что значит, продолжить!
   Вот Лир и продолжает, несмотря уже на состоявшееся объяснение с Корделией.
  
   Вот Евангелие - здесь Шекспир - и дает ответ на вопрос:
   - Что делать, - если подлинник уже захвачен врагом и зомбирован?
   Имеется в виду:
   - Адам уже съел яблоко, и так как Прошлого не вернуть, то и счастья на Земле уже никогда не будет.
   Вот Иисус Христос и был послан Богом Отцом, чтобы сделать это, сделать возможным:
  
   - Изменить Прошлое, - не начать сначала, чтобы Адам не ел яблоко, предложенное ему Евой, как посредником, противника, а продолжить то, что уже есть:
   - Таким образом, чтобы Прошлое изменилось.
   Новые события, вставшие не вместо, а рядом со старыми - изменили их.
   Именно эту работу выполнил Иисус Христос. Почему Он и говорил, что пришел не затем, чтобы изменить мир, а спасти его. Весь, вместе с Прошлым.
   Следовательно, важно знать, как этот мир устроен, чтобы можно было сделать то, что сделал Иисус Христос.
  
   И Вильям Шекспир именно об этом рассказывает в Короле Лире.
   Толстой же раз за разом повторяет именно это недоразумение:
   - Как можно изменить мир, не меняя его?
  
   Существует невидимая часть мира, которая настолько очевидна, что что не принимается во внимание - сам народ, в данном случае Зритель или Читатель книги. Ибо:
  
   - Ну, какое отношение Читатель может иметь к тому, что было две тысячи лет назад или больше, чтобы прочить те события иначе, чем они буквально изложены.
   Вот почему Диоген говорил, бродя с факелом вокруг да около - не человека морального он искал, как думают некоторые, а Человека, умеющего:
   - Читать! - только он, открыв Книгу Прошлой Жизни, может ее оживить своим, однако, в ней:
   - УЧАСТИЕМ.
  
   И:
   - И его всеми силами стараются объявить только артефактом:
   - Ну не мог он знать, - как часто сообщает Лев Толстой по ходу текста - что делает в это время другой герой, если сам там не был и никто ему не рассказывал.
   - А Автор? - Это объявляется не входящим в устройство машины под названием Земля и Небо. - Ибо:
  
   - Где он? - почему не обнаруживает себя по ходу пьесы.
   И точно также сначала подумала Мария Магдалина, разыскивая Воскресшего Иисуса Христа, - пока не:
  
   - Обернулась! - вон Он.
   Сидит себе смирехонько в Зрительно Зале, - и даже не обязательно в девятом ряду. Он именно Зритель в роли Автора смог передать информацию от одного героя другому, передать именно тем, что слышал и то, что говорил первый, а не только второй, который повторил первого, не встречаясь с ним напрямую.
   Почему актеры и обращаются периодически к зрительному залу, что там ответ. За ним и Гамлет подошел к краю сцены с вопросом:
  
   - Быть или не быть? - а не как иногда думают, что он ходит бродит по сцене, занимаясь междусобойчиком.
  
   Толстой замечает пару раз, что:
   - Герой, вероятно, обращается к зрителям, - но имеет в виду это, как условность, к реальности устройства мира отношения не имеет.
   К зрителям обратиться может, а знать того - по ходу пьесы - нет.
   Но вот это противоречие и восхищает зрителей в Шекспире, они интуитивно радуются, что этот Лир или Глостер не мог, кажется, знать того, о чем говорит, - значит, о ужас и вместе с тем радость, он принял меня, совершенного незнакомого ему человека, за того, кто был как Воланд на балконе у Понтия Пилата и беседовал с Кантом, когда тот доказывал, что:
  
   - Войдя в комнату, человек видит и ту, из которой только что вышел, несмотря на то, что:
   - Ее уже нет!
  
   Потому и существует Театр, что зрители не просто его любят, а:
   - Участвуют в пьесе.
  
   05.03.18
   Идет Возрождение, а Толстой думает, что старые байки плетутся на завалинке. А это не то же самое.
  
   Не все события пьесы проходят перед глазами зрителей - это довольно очевидная посылка. Но режет Толстому слух, так как в жизни эта Посылка неочевидна:
   - Как сказал - но Пушкин это пропустил в тексте - Кирила Петрович Троекуров:
  
   - Маша вышла замуж, но не за того, потому что его не спросила:
   - Можно ли у нас жениться - а также и выходить замуж - или всё-таки:
   - Я два раза не повторяю?
   Вот так это выглядит с некоторыми пропусками, что было бы желание, а скрыть некоторые личные секреты от зрителей герои найдут способ.
  
   Ибо пропагандируют мир в другой его констатации:
   - Мы - обманывать можем, - вы, народ, нет, потому что хоть какая-то разница должна быть, если уж выдвинули непременное условие для каждого:
   - Покажи личико, - и даже без вежливой просьбы, как в кино, а натюрлих:
   - Всем раздеться, повернуться, нагнуться!
  
   Тут поневоле будут не всё показывать, и хоть что-то постараются скрыть там, где это можно, хотя и это не всегда осторожно.
  
   И в реальной жизни мы не всегда уверены, что кто-то не знает того, что знаем только мы:
   - Я и она, - ибо, да, не может, но:
   - Рассказала же ж, - авось и я сам, когда был выпимши.
   А теперь-то:
   - И не помню.
  
   Разговор о том, что можно что-то помнить, а другое не всегда - уже был.
  
   Третья Сцена 5-го Действия - Лир и его дочь Корделия в тюрьме - Толстой пишет, что Лир опять говорит не относящиеся к делу слова, несмотря на то, что теперь он уже не сумасшедший, даже:
  
   - Безумные слова, - слова о том, что он, Лир, даст Корделии в тюрьме благословенье, которое она будет просить, а он встанет на колени и будет - уже третий раз, как замечает Толстой - просить прощенья. Также Лир говорит - ни к селу, ни к городу - как думает Лев Толстой - что мимо них пройдут заговоры, секты и волнения сильных мира.
  
   Но дело в том, что главная странность здесь, что Король Лир - Отец и Корделия - его Дочь - в одной камере тюрьмы, - что значит, еще нет большого различия между женами и дочерьми, как в легендах и мифах богов древнего мира. Например, Осирис называется то братом, то мужем Исиды - богов древнего Египта. Тоже самое и с женами и детьми Зевса:
  
   - Почему Станционный Смотритель - Зевс на пенсии, как Король Лир, можно
   сказать, в этой Повести Белкина соревнуется до плача с новым, молодым богом Минским - Бело-русским - Белом - древним богом Ассирии за свою дочь Дуню - Персефону.
  
   И в этой сцене, где Лир предполагает себя в одном доме - тюремной камере - со своей дочерью Корделией, он и решает изменить порядок вещей:
   - Его личная, так сказать, во всех вариантах дочь, достается теперь уже:
   - Другому, - которому, как написал Пушкин в Евгении Онегине:
  
   - Я буду век ему верна.
   Король Лир, следовательно, здесь декларирует новый порядок вещей, закон:
   - Нового мира. - Поэтому, о чем же еще, как не о Нем, о Новом Мире в пьесе Король Лир и идет речь. Об эпохе древнего, так сказать:
   - Возрождения.
   И он, Лир, обещает ни в коем случае не плакать об утрате своего права, можно сказать:
  
   - Первой ночи.
   Хотя Лир и говорит, что:
   - Так вдвоем и будем жить - с Корделией - но уже только то, что ему хочется, но, увы, он понимает, что сбыться не может.
  
   Почему Лир и был в самом начале пьесы против любви Корделии к мужу напополам с отцом. Тут, правда, можно уже сразу иметь в виду и обратное, что уже тогда не хотел любви Корделии, как древние боги, как муж, а именно, и хотел заставить ее любить только, как отца.
   Но и наоборот, также можно мечтать - ему. И так и говорит тут:
  
   - Нам боги сами курят фимиам.
   Ты тут, Корделия? Мы неразлучны.
   Они должны достать огонь с небес,
   Чтоб выкурить нас порознь из темницы.
  
   Толстой иронизирует, что более, чем 80-летний Король Лир несет на руках мертвую Корделию. Но, скорее всего, эта ноша стала для Короля такой легкой именно из-за отмены тяжести решения, которое он принял, но так и не мог принять до конца, что она - Корделия - уже никогда не сможет стать его женой.
  
   Да-а, какие ветры дуют в этом мире!
  
   Тут же опять написано Л. Толстым:
   - И опять начинается ужасный бред Лира, от которого становится стыдно, как от неудачных острот. Лир требует, чтобы все выли, и то думает, что Корделия умерла, то - что она жива.
   Выли, имеется в виду, по:
  
   - Ушедшему древнему миру, - но и по ней тоже, ибо дальше следует:
   - И то думает, что Корделия умерла, то - что она жива.
   Тоже самое говорит и Пушкинский Зевс на пенсии Станционный Смотритель в Повестях Покойного Ивана Петровича Белкина:
  
   - Как подумаешь порою, что и Дуня может быть, тут же пропадет, так поневоле согрешишь да пожелаешь ей могилы.
   Лир тоже, то думает, что это хорошо, наконец, перейти на новое летоисчисление, когда дети - дочери - будут искать себе другие семьи, других мужей, кроме своих отцов, то думает, как Станционный Смотритель, что лучше бы она умерла, чем пойдет на эти эксперименты новой жизни, как у Пушкина:
  
   - Всяко случается. Не ее первую, не ее последнюю сманил приезжий повеса, а там подержал, да и бросил. Много их в Петербурге:
   - Молоденьких дур, сегодня в атласе да бархате, а завтра, поглядишь, метут улицу вместе с голью кабацкою.
  
   Далее, расстегнуть пуговицу, где Лир бегает по степи. Третье Действие, сцена 4 и 5-й Акт, конец 3-й сцены, просит:
   - Тут расстегнуть.
   - Всё чужое, - говорит Лир, - и просит расстегнуть, чтобы снять:
   - Подобие человеку.
  
   В конце - 5-й Акт, конец 3-й Сцены, тоже:
   - Прошу тут расстегнуть. - По сути Лир просит снять с него костюм РОЛИ, и унести его навсегда со СЦЕНЫ жизни.
  
   Как говорит Пушкин в Борисе Годунове:
  
   - Слишком тяжела ты, Шапка Мономаха.
   Кто на меня? Пустое имя, тень
   - Ужели тень сорвет с меня порфиру,
   Иль звук лишит детей моих наследства?
   На призрак сей подуй - и нет его.
   Так решено: не окажу я страха, -
   Но презирать не должно ничего...
   Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!
  
   Лир говорит, - замечает Толстой, - что глаза его плохо видят, и тут же узнает Кента, которого не узнавал всё время.
   Но!
   - Узнают не только глазами, но и душой, - в Евангелии, в Событиях После Воскресения Иисуса Христа, Двое на Пути в Эммаус то видят, то не видят Иисуса Христа и узнают они его не глазами, не в лицо, а по примете Преломления Хлеба.
  
   Можно и Льву Толстому сказать, чтобы он расстегнул на себе пуговицу придуманного непонимания Шекспира. Можно даже сказать, что Шекспир и обращается прямо к Льву Толстому, чтобы он раскрыл глаза, глаза, однако, души, и расстегнул:
   - Вот тут, штору, которая занавешивает от него Поля Текста, - которым, как сказал Пушкин:
   - Я предав вам душой,
   Всегда я рад заметить разность
   Между Онегиным и мной. - Один из них в Тексте - другой на его, текста, Полях.
   Лир просит Шекспира открыть для него этот в Трубу Свивающийся Лист, чтобы пройти на Поля, пока не поздно, пока он на самом деле не умер на Сцене.
  
   Именно так идут Апостолы по записке Иисуса Христа, переданной им Марией Магдалиной в Галилею, находя туда путь душой. Но это не значит, что-то такое абстрактное, реальный пример мы видим довольно часто в кино:
   - Истина, Путь на Поля - ДВОЙНОЙ, как двойным и становится сам Человек после Воскресения, - и этот конкретный пример:
  
   - Герои идут не в то место, которое им нужно, а в то, где стоит пентагоновский большой компьютер, который им только и может рассказать, где находится Секрет, который они ищут.
  
   Потому все и удивлены, что Апостолы идут в обратную сторону, через Декаполис, чтобы попасть в Галилею, но не в обычную Галилею их времени, а Галилею прошлого, когда они впервые там встретились с Иисусом Христом.
  
   Фактически, как Король Лир, как Мария Магдалина:
   - Оборачиваются со Сцены в Зрительный Зал, и туда спускаются, - чего, кажется, так и не сделал Гамлет.
  
   Или - если человек Зритель, как был царь Агриппа в Путешествии Апостола Павла в Дамаск - то наоборот, он должен подняться на Сцену, для чего надо надеть костюм действующего лица, проходящего там - авось - крещения.
   Агриппе, видимо, не подошел размер костюма, тогда он остановился на полпути, но и то удивился, что:
   - Почти поверил апостолу Павлу.
  
   Также и Лир - повторю - просит побыстрее выпустить его со Сцены, пока он не умер.
  
   Толстой не захотел - или нарочно не смог - расстегнуть молнию, открывающую Поля Христианства - его:
   - Вторую Скрижаль Завета. - А скрыта эта Вторая Скрижаль:
  
   - Очевидностью. - Именно поэтому Король Лир часто повторяет, что ничего не видит. - В принципе, как Мария Магдалина сначала не увидела Иисуса Христа - взгляд ее проскальзывал сквозь Него, и Иисус Христос оставался сзади взгляда Марии Магдалина - пришлось ей:
   - Обернуться, - распахнуть - или, как просил Король Лир:
   - Расстегнуть ему Душу.
  
   Для чего Л.Н. Толстой писал это эссе - так до конца и не ясно:
   - Чтобы попытаться расстегнуть ее, эту штору - плоскости симметрии в своей голове, о которой говорил Лев Ландау, что человек-таки допрыгался и доскакался до нее, что уже может видеть то, чего даже не может себе представить - или наоборот, лишний раз убедиться:
   - Насколько крепка ее молния, не заменить ли на новую, чтобы держала крепче.
  
   Часть III статьи:
   - О Шекспире и о драме, - начинается, чтобы никто не забыл о беспристрастии и объективности:
   - Как ни нелепа она представляется в моем пересказе, - извиняется, можно подумать Лев Толстой, - который я старался сделать как можно беспристрастнее, смело скажу, что в подлиннике она еще много нелепее.
   И, дальше:
  
   - Очень плохое, неряшливо составленное произведение, которое если могло быть для кого-нибудь интересно, для известной публики, в своё время, то среди нас не может вызывать ничего, кроме отвращения и скуки, не говоря уже о нелепых драматизированных сказках Перикла, Двенадцатой ночи, Бури, Цимбелина, Троила и Крессиды.
  
   Но таких свежих людей, не настроенных на поклонение Шекспиру, уже нет в наше время в нашем христианском обществе. Всякому человеку нашего общества и времени с первых времен его сознательной жизни внушено, что Шекспир гениальный поэт и драматург и что все его сочинения - верх совершенства. И потому, что как это ни кажется мне излишним, я постараюсь показать на избранной мною драме Король Лир все недостатки, свойственные и всем другим драмам и комедиям Шекспира, вследствие которых они не только не представляют образцов драматического искусства, но не удовлетворяют самым первым, признанным всеми, требованиям искусства.
  
   Таково не только резюме, но, оказывается, уже начало Второго - далеко не Крестового - Похода Льва Толстого на апологетику Вильяма Шекспира, которого Хомы чувствуют автоматически, благодаря уже только своему, полученному от бога:
   - Сознанию, - как что-то необыкновенное, талантливое, и главное:
  
   - Очень человеческое.
  
   Да здравствует Дева Мария, - написал он на щите, - сказал А.С. Пушкин:
  
   - Полон верой и любовью
   Верен набожной мечте,
   Ave, Mater Dei кровью
   Написал он на щите.
  
   И мы этот щит поддержим.
  
   Толстой говорит, что борьба героев драмы Король Лир не вытекает из естественного хода событий и из характеров действующих лиц, а совершенно произвольно устанавливается автором и потому не может производить на читателя той иллюзии, которая составляет главное условие искусства.
  
   Но в том-то и дело, что у Шекспира нет иллюзий! Это правда! Обращение идет к Зрителю, как к Человеку - участнику событий, происходящих не только на Сцене, но и Зрительном Зале, как это делается во всех рассказал Апостола Павла на Пути в Дамаск. И вообще по всему пространству Евангелия.
   В это суть Шекспира:
  
   - Человек не наблюдатель, а Участник Событий.
   У Шекспира, как у Гомера, не указано буквально участие богов в битвах и других предсказаниях, но оно именно также происходит. Более того, и у Гомера не все ситуации буквально рассекречены перед таким Внешним только Наблюдателем - Ревизором, как Толстой. Например:
  
   - Милый мой хороший, догадайся сам, - на самом деле Пенелопа жила одна и только и дело, что ждала мужа двадцать лет, в такой простой, чисто человеческой надежде, что будет и дальше - по возращении Одиссея - быть такой же молодой, как от отчаливал от берегов Итаки. Тут однозначно:
   - Или - или:
   - Или она имела с ним, с Одиссеем личный канал связи, как Штирлиц со своим непосредственным руководством в Москау, или все они, ее женихи и она - так и жили все вместе, как в ее гареме, чтобы жизнь-то сразу после отъезда Одиссея и не кончилась, ась? Но находится это знание только лично у Читателя, как тоже участника этих прекрасных соревнований, поэтому вот так прямо, как Мюллер говорил, бывало:
  
   - А вас, Штирлиц, попрошу остаться, - Пенелопа никогда не говорила в присутствии Читателя или Зрителя, который является вот, как Лев Толстой, только:
  
   - Наблюдателем, - но никогда Участником событий пьесы, что Шекспира, что Гомера.
   Зритель Шекспира - Главный Герой его романа - пьес, им созданных, которые именно этим и отличают от того первоисточника, который Шекспир использовал.
   Участие богов Лев Толстой принимается во внимание только, как:
  
   - Deus ex machina.
  
   Предлагаемое Иисусом Христом и Вильямом Шекспиром устройство мира Толстой со старта принимает только, как:
  
   - Иллюзию, - которую, да, можно доказать, но только теми же, человеческими средствами, что Зритель здесь на спектакле жизни находится только, как гость, случайно или по блату, купивший на него билет.
   В такой позиции решение, которое ищет Толстой, сразу и зацикливается на нем самом.
   Как и в Евангелии:
  
   - Бог всем предложил решение, - но не все оказались не только зваными, но и избранными.
   Если не включать в объяснение существование сил объективных, независимых от какого-либо характера человека - то и объяснить ничего нельзя. Но дело не в том, что надо, прежде, чем купить билет на спектакль:
   - Поклясться в вере в потусторонние силы, а:
  
   - Принять за реальность то, что буквально находится перед глазами. - Как не могли долго понять люди, шедшие с Апостолом Павлом на Пути в Дамаск, что он не просто так врет - рассказывает байки, как на завалинке дед перед бабкой, предупреждая ее на полном серьезе:
  
   - Вот щас, намедни, ты увидишь, как это было с тобой и со мной в молодости, - а, мама мия:
  
   - Делает это прямо тут!
   Толстой же заявляет, как и с теми, кто шел в Апостолом Павлом на Пути в Дамаск:
   - Ничего не было, - по крайней мере, наполовину - точно.
   Но:
  
   - Мил херц, ты куда смотрел?
   - Дак, подглядывал за ними через занавеску со щелкой, как они: только спали, а больше - ничего и не было.
   Тогда, как было всё, но прямо на этой Заваленке, - до чего додуматься Толстой не только не может, но и принципиально не хочет.
   Но даже на уроке чистописания ему поставят двойку, за то только просто-напросто:
   - Что ты, мой милый, слона-то даже не заметил. - А именно:
   - Зритель, сидящий в Зале реально участвует в событиях пьесы, хотя по сравнению с артистами не делает всего лишь одного:
  
   - Не ходит пару шагов туда, три в обратном направлении, - но и сами артисты, как благовестил Шекспир в Двух Веронцах, - тоже - того самого - путешествуют по это Сцене, как, однако по:
  
   - Морю. - Ибо суть Посылки, что участвовать в Спектакле Жизни можно только в роли бога - сам человек, даже в любом ряду, хоть, как царь Агриппа в самом первом:
   - Абсолютно недвижим.
  
   Речь идет, следовательно, не об игре в догонялки вокруг да около Сцены, а:
   - Участие мыслями, - они критерий истины.
   Тогда на каком основании Толстой ставит в железную - как в клетку - посылку, что Зритель в действиях Пьесы - не участвует?
   В этом вся суть, ибо участие человека в событиях за Перевалом, может обеспечить только:
   - Бог.
   Двойка за отрицание очевидного: зритель участвует в событиях пьесы.
  
   Значит, Лев Толстой писал свои романы не по Пушкину, где Царь подглядывает за своей государыней Рыпкой через замочную скважину именно потому, что это не наблюдение человека:
  
   - Стоящего в шеренге, - за парадом, но прикованного, как соседний постамент к своему месту навечно, а означает - у Пушкина - именно:
   - Тайное, невидимое невооруженным глазом, нахождение там-тамтамтам, за горизонтом - или, как у Хемингуэя - там, за Рекой в Тени деревьев:
  
   - Участие, - несмотря на то, что уже остался тяжело раненым в группе прикрытия, состоящей из него одного, чтобы, например, Борис Парамонов не осуждал его за всю его предыдущую почти бессмысленную жизнь, состоящую из только покушать да пожрать плюс далеко не э литл:
   - Трахнуть, - а если никто не просит - самому навязаться.
  
   - Я - царь, я - раб, - сказал Державин, а у Толстого всегда получается, что зритель - это раб, так как царь должен быть виден на Сцене.
   Агриппа не постеснялся остаться рядом, но восхитился способностью Апостола Павла туда попадать, как к себе домой.
  
   Участие Зрителя в событиях пьесы необходимо для того, чтобы и:
   - Боги получили это право! - как ни странно это может показаться спросонья, - быть ее участниками. - И вот тогда колесо истории Шекспира начнет вертеться.
  
   А так, разумеется, Лев Толстой нарисовал кружок художественной самодеятельности, куда сам пришел, как в первый раз, и теперь удивляется, что ему не дали даже деревянный меч, чтобы хоть как-то прохлаждаться на сцене.
  
   Вот в этих попаданиях на Сцену из Зрительного Зала, вот этих - Двух Веронцев - плаваниях из одного сухопутного города в другой и состоит магия художественного произведения, как магия Иисуса Христа в хождении по воде, - ибо Он этим хождением и сказал:
  
   - Вы - можете.
  
   Толстой же говорит, что отсутствует сама техника исполнения Номера циркачом. Точно также, как Раскольникову в Преступлении и Наказании отказали в правде, что он не способен висеть под потолком на проводимом над ним эксперименте, в том смысле, что Раскольников объяснил:
  
   - Преступник, который грохнул старуху, - пришел из Зрительного Зала.
   И вполне можно было этого доказать, что квартира этажом ниже в это как раз время была свободна, а то что Гудини существует в природе только доказывает:
  
   - Дак и мы-с, так умеем! - Нет, даже проверять не стали, как сейчас Лев Толстой, что и Шекспир не виновен:
   - Я проверить не буду, что можно войти в одну и ту реку дважды, - вот и весь его ответ на все беды Шекспира.
   Но выступаю против, - такой постановки вопроса, что Очевидное - по Толстому - не может быть Вероятным.
   Как Иисус Христос:
  
   - Сколько Я раз показывал вам, что Могу! - и получается, что Толстой не верит:
   - Очевидному именно.
  
   Еще раз повторю, что не в Содержании дело, а в Форме, что значит:
   - Не о том пьеса Шекспира Король Лир, что он делает несуразности, а о том, что их - эти несуразности - принципиально можно сделать.
   Точно также, как Раскольников невиновен, - но:
  
   - Но вот только никому не нужна его невиновность.
  
   Приходится сделать вывод, что Л.Н. Толстой принципиально против Христианства. Его попытки выяснить, есть оно или только кажется - не похожи на реальное желание понять, а наоборот, как и было провозглашено революцией 17-го года:
  
   - Мы против ПРИНЦИПИАЛЬНО. - Что значит, да, бог есть, но не только не про нашу честь, но и вообще:
   - Мы сами не хотим в него верить-ь.
  
   Надежд на то, что Лев Толстой раз за разом пытается, но не получается - практически нет.
  
   Напомню на всякий случай, чтобы сразу дальше отразить то, что там - неизвестно - дальше придумал Толстой против Шекспира, - что:
   - Эта пьеса по содержанию о том, кто больше из дочерей его, Короля Лира, любит, тот на большие страдания пойдет ради него при этой проверке на лояльность:
  
   - ДО, - еще до реального распределения наследства.
   Что доказывает, что этот рассказ имеет Форму, - форму:
   - Пьесы, - по определению Игры.
   Так может, так есть и только так будет, так как всё:
   - И партер и кресла, и сцена, - должны быть не эквивалентами реальности, - а:
  
   - Ей самой. - Так как еще раз на всякий случай:
   - Весь мир театр, и люди в нем актеры.
   Только тогда то, что делает Вильям Шекспир - абсолютная правда.
  
   Толстой - уверен - сейчас начнет свою экзекуцию именно с посылки, что театр - это только декорация. И тогда - естественно - получится:
   - Всё наоборот.
   Сначала не просто не верит, а просто:
   - Не видит, - а потом уверяет, что ничего не было.
  
   Идет утверждение:
   - Лиру нет никакой надобности и повода отрекаться от власти.
   Конкретно, сравнивая с реальной жизнь всегда есть такие основания, и до такой степени, что было принято в некоторых странах, например, в Турции:
   - Убивать сразу всех возможных претендентов на власть, когда кто-то ее уже смог получить первым.
  
   Потом это дело смягчили, и принцы крови всю свою жизнь проживали в одной комнате, как в клетке со всем удобствами, наподобие Железной Маски Александра Дюма Старшего.
   Во-вторых, любящий дочерей отец - Лир - понимает - ибо тут и понимать нечего - что им очень хочется - как всем - самим править, чего может вообще никогда не случиться, если будет, так сказать:
  
   - Самоуправствовать.
   Но главное, почему Шекспир так делает:
   - Такова конструкция самой жизни: власть никто не имеет априори, она всегда вот так и дается, как это делает Король Лир, - ибо:
   - На то он и Король, - чтобы:
  
   - Давать власть другим!
   Как Бог дал ее - эту власть - людям на Земле:
   - Бери Царь Природы, живи и размножайся. - И поглядев некоторое время:
   - Ужаснулся, - решил:
   - Вот теперь надо всё менять.
   А что такое ВСЁ? И Решил:
  
   - Прошлое может быть изменено - в том числе!
   И послал своего Сына на Землю, - как, однако, попробовал послать в это:
   - Место Действия, - Лир своих дочерей.
  
   Какое, собственно говоря, Прошлое Лир решил изменить с помощью своих дочерей единородных? Вот именно это, которое и показано крупным, первым, видимым планом:
  
   - Дочери его не просто разыгрывают, а всерьез, как боги в роли людей спускаются на Землю, и правят события Прошлого, вплоть до того, что все:
   - Умирают.
  
   События Прошлого могут быть исправлены именно потому, что они:
   - Сыграны! - прошли огонь, воду и медные трубы - в ТЕАТРЕ.
   В этом горниле правки, - что именно потому События исправлены, что они были выставлены на аукцион Сцены, вместо того, чтобы как раньше:
  
   - Течь только прямолинейно и равномерно в одном направлении - без какого-либо возврата.
   Лир решил загадку Древнего Сфинкса:
   - Как войти в одну и ту же реку дважды.
  
   СЦЕНА театра - это Ловушка для сил Стихии, которые из своего единовластия попали сами на суд:
   - ЗРИТЕЛЕЙ, - главных участников этого соревнования Жизни.
  
   Две Скрижали Завета, которые Бог дал Моисею на горе Синай - это и есть новая конструкция мира:
   - У Событий появился наблюдатель, - Зритель, как укротитель Стихии - и теперь уже нельзя сказать:
  
   - Первоначального устройства мира, - ибо он уже тут - изменился.
   Тигры в клетке, Ап, - так сказать, и они у ног людей встали.
   - Можно, конечно, сказать:
   - Чё-то незаметно, - но, дак, игра-то еще продолжается.
   Местами - как происходит с Толстым - взаимопонимания не находится.
  
   Христианство тем отличается от Ветхого Завета, что его нельзя разжевать и положить человеку в рот, - ибо суть, как для богов:
   - Человек сам должен принять участие в этой реконструкции.
  
   И вопрос - повторю - не в том, что кто-то не может, а в том, оказывается встал - именно и конкретно в 17-м году, что:
   - Ми против.
   Кто-то, конечно, должен быть против.
  
   Толстой говорит, что борьба людей не вытекает из естественного хода событий, но Лев Толстой и не рассматривает людей вообще! Он называет их только Забором, под псевдонимом:
   - Действующие лица.
  
   Задается еще раз этот вопрос:
   - Почему Лир верит речам старших дочерей, прожив с ними всю жизнь, и зная, какие они, и не верит младшей дочери Корделии.
   Ответ на это был уже сделан несколько раз:
   - По той же причине, по какой никто не понял - как расписал в своей статье Аникст, наподобие Льва Толстого, что:
   - Шекспир был ишшо слишком молод и не знал поэтому, что нельзя плавать из одного сухопутного города в другой.
   Чтобы выйти в люди, как мечтал Максим Горький, надо и можно только это сделать, выйдя на:
  
   - ЕЁ СЦЕНУ, - для чего нужно получить РОЛЬ.
   В роли моря - суша, в роли Итальянского леса - Шервудский, в роли Милана - Падуя, в роли Валентина - Протей.
   Иначе только в зрительный зал, пажалте.
   Поэтому здесь та - Корделия - которой Лир должен верить и выступает в роли той, кому верить нельзя. Иначе фотография будет не видна - нет Фона.
  
   Иисус Христос объясняет апостолам это устройство мира вопросом:
   - Видели ли вы Отца Моего?
   - Нет, - ответили они.
   И Иисус Христос объяснил им, что без Отца Он сам будет невидим. Человек не существует, следовательно, просто так сам по себе, а только на ФОНЕ БОГА.
  
   Двое на Пути в Эммаус потому не всегда видели Воскресшего Иисуса Христа, что видели только тогда, когда рядом с ним был Бог Отец.
   Трагичность положения, о которой говорит Лев Толстой, построена не на том, что Лир не верит любимой младшей дочери Корделии, а на том, что любимая должна нести самую горькую чашу, показать свои горем, большем, чем у других дочерей:
  
   - На что она готова ради того, чтобы доказать отцу, Королю Лиру, что не обидит его тем, что будет любить напополам с ним и мужа, ибо его будет любить также, как любила, и мужа тоже - что значит:
   - После замужества любовь ее не разделится, а наоборот:
   - Удвоится.
  
   Следовательно, завязка не в том, о чем говорит Лев Толстой:
   - Лир не поверил той, кому должен был верить, а поверил, наоборот двум другим дочерям, которым логично было верить намного меньше или даже не надо было верить вообще, - а в том, что:
  
   - Каждая взяла Тяжесть по вере своей. - Точнее, это Король Лир так распределил их роли:
   - Любимой больше всех поработать, чтобы ей быть на самом деле, - иначе, как отличить добро от зла.
  
   Тоже самое и с сыновьями Глостера. Глостер сразу верит грубому обману и даже не пытается спросить обманутого сына, правда ли то, что на него возводиться, а проклинает и изгоняет его.
  
   Толстой не понимает Шекспира, потому что не понимает Искусство, которое рассказывает именно Правду, - а не:
   - Как бы правду, - условное поучение, из которого надо сделать выводы.
  
   - Так же неестественно и очевидно выдумано то, что Лир во все время не узнает старого слугу Кента, и потому отношения Лира к Кенту не могут вызвать сочувствия читателя и зрителя, - говорил Лев Толстой.
  
   Поразительно то, что Толстой всё правильно замечает, но почему-то не видит очевидной правды, что:
   - Перед нами не сама правда, и изображение ее, и оно именно Правда.
   Считает, что не может существовать в этом грешном мире такой буквальной точности, а может быть только указание, что эта точность где-то в реальной жизни существует - Театр - это только Иллюзия. - Но!
   Театр - картина художника, Ван Гога, Пикассо - это именно Реальность, а не окружающая нас действительность, леса, поля и горы. Зачем тогда и было бегать Ван Гогу по утрам писать их, если они и так уже:
  
   - Существуют.
   Об этом, собственно, кожаная Книга 15-го века Войнича, Код которой тот же, что и Код Шекспира:
   - Мир перед нами - это ИЗОБРАЖЕНИЕ. - Что значит:
   - Сцена, - СИЭТЭ.
   Поэтому и говорится, что ВЕСЬ мир театр, что устройство театра - это не условность, и значит, всё надо принимать во внимание. Тогда, как Толстой воспринимает Лира, например, в степи, именно, как в степи, однако:
  
   - Ветхого Завета, - где еще нет зрителей, что это, нет, не Сцена, а уже и есть ВСЯ реальность.
   Почему не догадаться, что Лир и Кент встречаются, как агенты в кино, за которыми неустанно следит Мюллер - узнал Лир своего связного Кента - всё приехали:
   - Он был русским шпионом.
   Ну, если заменить Лира Штирлицем, а Кента радисткой. И всегда люди отвечают:
  
   - Ну-у, дак это в кино!
   О том и речь, что само кино, сам спектакль надо принимать во внимание, что он и есть спектакль - именно это значит, что весь мир театр и люди в актеры.
   Толстой же настойчиво отрицает, что перед нами не условность, а реальное - вплоть до зрителей - устройство мира.
   Видит, что на сцене не Кент и Лир, а актеры в их ролях, и заявляет, что они говорят полное несоответствие тому, что должно быть на самом деле.
   Так, мил херц, на самом-то деле здесь театр!
  
   По сути дела, это настоящая Теория Относительности. Ибо без нее, без ТО было только то, Автор, или Зритель, в данном случае, мог только наблюдать то, что происходит внутри Окружности, на Сцене. А:
  
   - Войти самому Автору, как Герою на Сцену - ни-ни - взойти было нельзя.
   Ибо, как? Вот Эйнштейн и придумал, как:
   - Можно и Автору войти внутрь своего же Текста - Окружности или на Сцену, - но!
   Но только в Роли Героя. Что значит, не просто Автор стал Героем - так в физике не делается - плюс на минус просто так нельзя поменять, и было резюмировано:
  
   - Что можно и Наблюдателю стать Наблюдаемым, - но!
   Но только при условии, что Человек Двойной! Иначе никак. И значит, и вышел, как в степь донецкую парень молодой:
   - Автор в роли Героя, - а не сам только Автор или сам только Герой, - как и подумал Лев Толстой.
  
   Следовательно, Кент, как человек, который хорошо знал Лира, а Лир его, может выйти на Сцену - если рассуждать без заморочек, а принципиально - как это делает Шекспир - только в роли:
   - Человека Незнающего Лира.
   Можно, конечно, придумать, что он мог выйти в роли обезьяны, или попугая, но это уже детали - Шекспир берет, как физик Эйнштейн - сам Принцип, так сказать, нашего здесь присутствия или наоборот:
  
   - Только наблюдения из ЗЗ - зрительного зала.
   Принцип Неопределенности:
   - Ты знал меня, - больше не узнаешь.
   Именно потому что для выхода на сцену нужен скафандр, как при выходе в:
   - Другое пространство.
  
   Толстой очевидность Двойного мира - ничтоже сумняшеся - принимает за артефакт. Мол, здесь страна дураков и правды, следовательно, не может быть:
   - По определению самой условности нашего существования.
  
   В принципе, что тут удивительно, если Теорию Относительности понимают, как говорят пять человек в мире, и то многие в этом сомневаются:
   - Ну, я, ну Эйнштейн, - а еще-то кто?
   И Лев Толстой не хочет и не хочет включать себя в это:
   - Я - понял. - Или, точнее, просто:
   - Я тоже участвую.
  
   Шекспир и рассказал, что Театр - это и есть натюрлих Теория Относительности.
   Толстой же пытается - если пытается - решить эту задачу Прямоговорением, которого не может быть в искусстве, как, кажется, сказал Виктор Шкловский.
   Но и прямоговорение Толстого - его Статья - это две разные плоскости, из которых одна говорит о другой.
  
   Можно думать, что Лев Толстой принципиально против этого решения Бога, изменить мир к лучшему путем вмешательства Будущего в Прошлое, чтобы Адам не согрешил, не ел яблоко, точнее:
  
   - Съел, как НЕ-съел, - а возражает:
   - Хочу, чтобы сразу было всё хорошо, - почему так нельзя было сделать?
   И уперся, как бык:
   - Их бин не понимайт.
  
   По Толстому Кент - это Кент, Лир - это Лир, несмотря на то, что в программке написано, может быть, даже цветным по белому:
  
   - Высоцкий в роли Гамлета, Смоктуновский в роли Моцарта.
   И также Лир и Кент сами по себе в этом мире не бегают, им обязательно нужен, как спел Высоцкий - Второй! Усилитель, который - думает Л.Н.Т.:
   - Только усиливает ложь.
   Впрочем, как и написано в Библии:
   - Будете видеть и не увидите.
  
   Вот так же получилось в древнем мире, когда тех, кто носил богов - можно сказать - на руках, вдруг объявили только рабами, даже вообще:
   - Несуществующими, - а это были, мы, друзья - люди.
   Такими же несуществующими людьми, рабами богов - Лира и Кента - в данном случае, объявил Лев Толстой исполняющих их роли актеров.
   Которых мы, собственно, только и знаем, как реальных людей.
  
   Тоже самое Толстой повторяет про Глостера и его сыновей, ничем не узнанного Эдгара. Повторяет, как мантру, что может быть удастся почувствовать эту Связь между Ролью и Исполнителем ее, являющимся на самом деле единственным реальным Человеком среди них, но ее на том же уровне сознания и нельзя увидеть, ибо это уже тот вывод, который возникает, как почти спел Анатолий Стреляный:
  
   - Только на Лестнице, - и тоже, как Лев Толстой только посмеялся этой идее Шекспира, Эйнштейна эт сетера, эт сетера.
   Здесь, в России, ее поняли, похоже, только Пушкин и Грибоедов в Горе от Ума. Гоголь и, возможно, Лермонтов.
  
   Также и прыжок с утеса, про который опять повторяет Л. Толстой, может существовать на сцене - что значит именно в:
   - Реальности, - только в обратной роли - напомню, не потому, что наоборот лучше, а потому что первый вариант:
  
   - Прыжок с утеса служит второму - прыжку на месте - фоном, как служит Отец Сыну Фоном для существования Сына, как Три Кита, которых упразднили в 17-м году, служат основанием для существования Земли.
   Не нужно второй раз прыгать с утеса, он просто не будет виден, а прыжок на месте Глостера, как раз и виден, как прыжок с утеса именно потому, что делается на Одной Картинке с только что сказанным резюме Эдгаром, что прыжок был произведен с утеса.
  
   Проблема в том, что Читатель не замечает логично этого сравнения потому, что одно действие происходит в Тексте, а другое на Полях, одно делает слепой Глостер, второе идет, как замечание его сына Эдгара.
   И соединить их может только сознание Христианина, как и заповедал Моисей у горы Синай:
  
   - Кто Господни! ко мне. - И протянули они тогда провода, как Владимир Высоцкий на лесосеке в фильме про Диму Горина и его Татьяну Конюхову, между этими Двумя Скрижалями Завета, что, мол, ребята:
   - Связь с Богом Есть! - и вам осталось только ей воспользоваться.
   И это значит, конкретно, что надо увидеть артиста не только, как статиста, а полноправного участника спектакля той жизни, где находится Король, Кент, Глостер, Эдгар.
  
   07.03.18
   Только что в передаче Елены Фанайловой по Радио Свобода было сказано про театр:
   - Плохо то, что мы видим в нем себя, это скушно. - Имеется в виду требование, просьба и настоятельная рекомендация:
   - Показывать, как мы жили! - а не наоборот. - Нельзя выходить в люди - на Сцене, как было сказано, в трениках, а гораздо лучше так, как было по правде:
  
   - Прямо в лаптях.
   И вот было сказано, что это скушно.
   Но лучше, думаю, сказать:
   - Тошно, - ибо до такой степени неправда выходить в лаптях, что и:
   - Вообще ничего не будет видно! - Может поэтому Александр Баунов и сказал, что ему скушно смотреть, однако:
  
   - В ПУСТОТУ.
   Потому что Сцена, как телескоп и микроскоп будет просто прикрыта тряпочкой, мол:
   - Вы пока тут сидите смирно, - имеется в виду, зрители, - а мы пойдем на полдник.
   - Надолго? - спросит авось кто-нибудь в каком-либо ряду, может быть даже крикнет с галерки.
   И ответ будет очень критическим:
  
  
   - Скажите спасибо, что не на картохфель уезжаем сразу на две недели, а то и - милки мои - говорит главный режиссер, может быть даже, Борис Покровский, когда ходили деревянные рубли и кожаные полтинники - сразу на все полтора месяца самого разгара театрального сезона.
   Ходить безо всего - вот самая лучшая ваша одежда, особливо на театре.
   Почем Лир и кричит чуть не постоянно, как сообщил Лев Толстой, бегая по степи:
  
   - Сымите з меня, пажалста, вообще ВСЁ. - Ибо:
   - Стоит только расстегнуть одну пуговицу - остальное уже само свалится, как будто никогда и не пришитое.
   - Одно слово Театр, наденут сверху бархат, - как пожаловался Самсон Вырин в Повести Белкина Станционный Смотритель Александру Сергеевичу Пушкину:
  
   - А завтра, и то и к этому же вечеру, чтобы лапти уже надела, ибо, милка, играть уже будешь после такого успеха у самого Бориса Покровского уж нашу любимую не только Барышню, но и:
   - Крестьянку.
  
   Вот о каком стриптизе идет речь у Пушкина в Повестях Покойного Ивана Петровича Белкина, а вовсе не о том, что мы, батюшка, и так:
  
   - Люди бедные. - Что выйти на сцену просто так нельзя, хоть лапти да надень - имеется в виду, если играешь сегодня уже Барышню, авось, и саму Пират-Рицу Екатерину Великую, чтобы видней было в лаптях-то, что и Петр Первый тут же недалеко с топором в лапах, и до такой степени Расстегнулся, как Король Лир, что и в жену выбрал только:
   - Пастушку, - хотя знал, конечно, что для нас она будет иностранкой, как минимум с двумя высшими образованиями.
   Ибо, как и рассказал Вильям Шекспир:
  
   - Дайте ей тряпку - будет поломойка, а если корону, то и Россией правит подойдет. - А Толстой, видите ли, возражает, что так не бывает, Царица не следует из характера ее предварительных услуг.
  
   Ибо эти Услуги следуют совсем из другого места, а не из самого человека, который только Актер, а есть - если кто не забыл про Бориса Покровского, пару дней назад объяснившего нам доходчиво в передаче Марины Тимашевой по Радио Свобода На этой неделе 20 лет назад Ивана Толстого:
   - Ох, смотреть хорошо, как они умирают, то Ленский, то Виолетта, то Кармен.
   Ибо:
  
   - Умер Максим, ну и оденем его к вечеру в сторожа Юрко у своей вечной будки наблюдения за покойниками, как они ночью бегают прямо на дом - несмотря на то, что только намедни смешил его - к Ад-Рияну Прохорову.
  
   Что ни из чьих характеров предыдущих поступков героев абсолютно никак не следует, так как и следовать не может. Как и сообщал почти жалобно Георгий Бурков:
   - Вот, что только ни делаю, а всё равно:
  
   - Только рупь писят за спектакль платят. - Тут, как грится, соловьем запоешь, несмотря на то, что еще с самого утра так и не забыл, что ночевать опять придется в общежитии, где:
   - Мест нет.
  
   Но, как было справедливо сказано:
   - Посылайте всех к Гудериану! Он у нас учился.
   В данном случае:
  
   - Посылайте всех к Льву Толстому, он вам объяснит, что не надо ничего делать, что непосредственно не следует из ваших любимых чувств и мыслей, авось и за преферансом, в который вы умеете ли играть, как люблю его я?
   - Кого, его, мил херц?
   - Дак, театр, милок, наш, однако, нелюбимый, Сиэтэ, что даже денег дают миллионы, но, вот жаль, что всё равно:
  
   - Только на лапти.
   Тренировочные костюмы Леонида Ильича и то уже считают не только не ко времени, но и не к месту.
   Простите, сэр, но я не Шарикофф, чтобы знать только свое место.
   - Так, а кто ты?
   - Актер, - как пообещал Михаил Жаров и Людмиле Целиковской, что замуж можешь выходить хоть пять раз, как:
  
   - На Сцене.
   - Спасибо за обещание, а знаешь, Миша, на сцене так привыкла к этому делу, что ко мне постоянно лапаются, что хочу, чтобы тоже, как на сцене, тут же и:
  
   - Женились, - как по-настоящему.
   Вот так и получилось, что даже без лаптей - босиком прямо больше и бегала - а замуж пять раз все равно брали, почти как Екатерину Великую. Хотя была, в общем-то, натуральная колхозница.
   Как - с живущими еще сравнивать не буду, хотя пример почти буквальной похожести и известности:
   - Есть.
   ------------------------
  
   07.03.18
   Лир - картина:
   - Изгнание из Рая, - или Картина Репина Приплыли, в том смысле, что:
   - Ной приплыл к желанным берегам, где есть Жизнь, за которую:
   - Не жаль умерить.
  
   Положения эти, в которые совершенно произвольно поставлены лица, так неестественны, что читатель или зритель не может не только сочувствовать их страданиям, но даже не может интересоваться тем, что читает или видит. Это первое, - говорит далее Толстой.
  
   По сути дела, это утверждение значит, что собака, пробежавшая перед вами, и до такой степени, что даже совсем чуть не перебежала дорогу, или муха, только что пролетевшая мимо уха, настолько более занимают человека, когда он шел недалеко от дома в хлебный магазин, что Сиэтэ, да, бывает, встречается в его жизни, как около интеллектуальное мировоззрение, но интересует всегда его только постольку, поскольку он всегда и каждые день свободен после 16-часового дня - чуть не сказал:
   - На Сцене, - но в данном случае, наоборот, на ферме и 14-часового в поле, - а:
  
   - Если что, так обещались скоро построить и нам в главном селе Избу Читальню, на которой, тем более, хорошо бы написать:
   - Мы любим только спорт и новости о нем, а то, понимаешь ли, кодируются некоторые, а толку-то всё равно нет или очень мало, - так спрашивается:
   - Какой смысл?
  
   Вот так буквально и пропедалировал сейчас Лев Толстой, что окромя прямой своей деятельности, сбивания бананов палкой с их веток, человек - более ни к чему не приспособлен!
  
   Театр, как и вся остальная живопись, если и нужна, то ясно и однозначно:
   - Непонятно зачем, - так что уж лучше пусть под руку даже не мяучет.
   Предлагается на Театре - если уж он есть - говорить только то, что было сказано на последнем собрании про 16 часов в поле и 14 на ферме - точнее, наоборот, всё никак от волнения не могу запомнить - остальное?
   - В Куськину мать.
  
   Как можно до этого додуматься, пока понять толком так и не могу. Как будто Толстой был плантатором из фильма Квентина Тарантино Джанго Освобожденный, где тоже:
   - Если права у негров есть, то называются они:
  
   - Никаких.
   Отказывается в праве Человеческому Сознанию построить на Земле Жизнь.
   - Иди мух лови, скотобаза.
   Человек - по Толстому - такой дурак, что дурак вообще, а не только в частности. Ибо:
  
   - Если люди надели не свои костюмы - они уже никому неинтересны.
   Ибо раньше знал, что это точно Васька, а теперь даже не уверен, что он точно с Пырловки.
   - Кто такой? - как спрашивал Владимир Высоцкий, - ну, а он мне отвечает:
  
   - Дух Святой, - и тоже, да, обещался набить морду, но, дак он был пья-ный-й.
   Трудно поверить, следовательно, что такие вещи, как не-интерес к человеку:
   - Незнакомому, - это, практически уже и есть к нему ненависть!
  
   Ну, не узнали вы, не евши и с устатку Короля Лира или Глостера ни в одном из своих знакомых - всё равно же ж, как говорится:
  
   - Морды будем после бить, а пока хотя бы вина накапайте.
   А там, смотришь и познакомимся.
   Хотя, действительно, Прототип желательно видеть. Но, с другой стороны, это бывает редко, что даже у Пушкина надо долго копать, чтобы понять ту дугу, которая замыкает:
  
   - Его большой смысл.
   Но! Прототип, его существование, читатели и зрители чувствуют интуитивно и, поэтому, пропускают мимо ушей все противоречия, которые не может пропустить мимо себя, как лишнюю мышь, Лев Толстой. Нарочно, полу-нарочно или вообще полностью сознательно - сейчас уже неважно. Ибо своё искрометание он ведет, увы, но не как Человек, который мог заметить противоречия, но всё равно смотрел пьесу с интересом.
   Толстой прямо так много раз и утверждает, да, все смотрят с интересом, я:
   - Понять не могу почему?
  
   Второе, далее говорит Лев Толстой, то, что все лица как этой, так и всех других драм Шекспира живут, думают, говорят и поступаю совершенно несоответственно времени и месту. Действие Короля Лира происходит за 800 лет до рождества Христова, а между тем действующие лица находятся в условиях, возможных только в средние века: в драме действуют короли, герцоги, войска, и незаконные дети, и джентльмены, и придворные, и доктора, и фермеры, и офицеры, и солдаты, и рыцари с забралами, и т.п.
  
   Здесь Лев Толстой глядит далеко, но!
   Но не до самого конца!
   Почему до сих пор сохранилась, как удивительная, но очень значимая информация о том, что Платон мог видеть очень далеко, что надо иметь в виду:
   - Даже и за заходящую за линию горизонта местность, как можно видеть сейчас только посредством взгляда, отраженного от зеркала, находящегося, однако, на небе.
   Каким образом это видение возможно? Только по одной Посылке:
  
   - Шекспир применяет несоответствующий времени действия текст потому, что и тогда, за 800 лет до Р.Х. был применен точно такой же:
   - Ошибочный, - не соответствующий тому месту и времени. - Что и означает знаменитое утверждение Экклезиаста:
  
   - Всё уже было, было, было, - что значит:
   - Мы не в прямом эфире - ВСЕГДА - а идет для нас специально, как для опоздавших, повтор, что было когда-то на Земле, вообще.
  
   И Шекспир, следовательно - как и Евангелие - показывает Суть Устройства этого мира:
   - НЕСООТВЕТСТВИЕ, - как тогда оно было - за 800 лет до Р. Х., так и сейчас об этом же рассказывает.
   В открытии этого Несоответствия - суть Нового Завета. Что можно изменить плохое Прошлое и сделать его хорошим из:
  
   - СЕГОДНЯ. - И таким образом, мир войдет в одну и ту же реку дважды.
   Недаром древние люди долго хранили в памяти это утверждение, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды, что именно:
   - Можно, - при посылке:
  
   - Весь мир Театр и люди в нем актеры, - что и значит, что мир, в котором мы живем - это не прямой эфир, а заповедь Экклезиаста:
   - Рассказ о Нем.
  
   То, что мы видим рассказ - это очевидно, пьеса - это и значит, что идет пересказ событий. Но Толстой не хочет верить своим глазам. Не верит, что перед ним настоящая правда, а не балаганная проповедь о ней.
   Автоматическая посылка Толстого, что идет Пересказ бывших когда-то событий и ругает Шекспира за несоответствия истории, - но! Первое несоответствие в том, что эти события и были не сегодня, что значит:
  
   - Передать историческую правду и нельзя никак, нельзя вообще и никогда.
   Толстой - как и многие - так и считает, что правды на Земле нет, но надо хотя бы чё-то делать, чтобы сделать:
   - Примерный перевод!
  
   Но смысл Евангелия, как раз в этом, в этом смысл прихода Иисуса Христа, чтобы показать людям:
   - Правда есть! - и, поэтому можно сделать:
   - ТОЧНЫЙ Перевод.
   Не просто оружие, колесницы и другие причандалы в виде ворон, полетевших не в ту сторону, когда греки пошли на Трою, и надо было воздержаться, а не поверили, - а:
  
   - Вот твою всё новое.
   Для чего была перенесена плоскость симметрии между Подлинником и Копией.
   Толстой же пытается сделать, как можно более точный, но всё равно заведомо не соответствующий истине перевод. Пытается, поступая по Ветхому Завету.
  
   Что значит, конкретно, пытается перевести, как можно более точно события, бывшие за 800 лет до Рождества Христова, в сегодняшнюю суету сует и томления духа. Выдавая себе при этом автоматически Посылку, что События того Прошлого, когда жил Король Лир - это:
  
   - Подлинник. - Но!
   Если те события времени Короля Лира - подлинник, почему сегодняшние уже не могут им быть никогда, а являются только суррогатным переводом?
  
   Евангелие для того и смещает плоскость симметрии между Подлинником и Копией, чтобы расшифровать, наконец, ту ложь, в которую превращаются правдивые Слова Бога, на подходе к Земле. Что значит:
   - Не первоисточник, не прошлое, является подлинником, а:
  
   - А его сегодняшний Перевод!
   Здесь же, Толстой, как многие, но он больше других с конкретными примерами в этой статье, встал против Шекспира, который именно про этот:
   - Божественный Перевод и рассказывает в своих пьесах.
  
   Тут даже дело еще не идет, как правильно переводить, а ошибка допускается раньше:
  
   - Что переводить, что такое подлинник.
   И Дэза, которую мог расшифровывать Платон, глядя за Горизонт, заключается в том, что плоскость симметрии между подлинником и копией проходит не между прошлым и будущим, или настоящим, - а:
   - По Самому Хомо Сапиенсу, - с какой стати он и назвал:
  
   - Разумным.
  
   Следовательно, мы видим только половину правды - вторая:
   - В нас.
   Вон он тот Слон, на котором держится Земля, который отменили в 17-м году, и которого Лев Толстой и:
  
   - Не заметил.
   Именно о Нем вел все Свои Рассказы Иисус Христос. О невидимом нам Боге Отце, Который и находился и находится между тех Двух Скрижалей Завета, которые пер на себе Моисей с горы Синай, тащил - получается:
   - Вместе с Богом, - Находящимся в их середине.
  
   Почему Германн в Пиковой Даме Пушкина и не пошел наверх по многочисленным ступеням в спальню Лизы, идентифицируемую, как мозг человека, а вернулся в спальню Графини, вернулся, так как знал:
  
   - Истина в сердце.
   Сердце, следовательно, только может увидеть эту Плоскость Симметрии, отделяющую от нас мир, который надо переводить.
  
   И значит, события пьесы Шекспира Король Лир не отделены этой плоскостью от тех событий, которые были за 800 лет до нашей эры, а:
   - Пересекаются с ними.
   Что и сделал буквально Вильям Шекспир и что заметил, как ошибку Лев Толстой:
  
   - События Прошлого одеты в Настоящее. - Это:
   - И есть Новый Завет.
  
   Поэтому События После Воскресения в Евангелиях расшифровываются не так, как многие думают, а именно:
   - События После Воскресения выступают в роли Событий Самого Воскресения.
   Следовательно, Воскресение Иисуса Христа происходит не в прошлом, - а:
   - Внутри Настоящего! - Почему его и мог видеть Платон, - как говорится:
   - Вы тута? - И мы:
  
   - Тута.
   Как и пропедалировал Ролан Быков Олегу Янковскому в фильме Служили Два Товарища:
   - Андрюха! ты тута?! - и я, тоже:
   - Рядом оказался.
   Как время рассказа о событиях далекого прошлого и сами те события - эту великую истину Шекспир, можно сказать, почти с детства своих Двух Веронцев и лепил всю жизнь.
  
   Почему и была взята неприступная Троя:
   - В виде Троянского Коня в нее внесли Другое Время, время ее Поражения.
  
   Лев Толстой и не борется за истину. Любые его согласования точности времени идущего романа или рассказа, или пьесы, костюмы, обряды, художественные произведения того времени - всё равно будут только примерными, под одиозным названием:
  
   - Как бы это могло быть! - Но главное и очевидное противоречие будет в том, что время его, Толстого, описания того времени, которое будет описываться, не будет равно времени самого письма. Но его это и не заботит, главное, чтобы очевидные противоречия не кололи глаза, ибо и сам разбавляет правду только до:
   - Иллюзии, - забавы, для отдыхающих сёдня от 16 в поле и 14 на ферме - точнее, как всегда - наоборот - но тем не менее, всё равно:
   - Неправды.
  
   Следовательно, какой вопрос Лев Толстой задает Вильяму Шекспиру? А именно:
   - Почему неправда не скрывается?
   Дайте человеку Иллюзию, чтобы он заснул - хрен с ним - навсегда на этом видео-комплекте без видимых противоречий.
   Речи о правде для человека вообще не идет.
   Для человека размышляющего, вообще-то довольно примитивная позиция. Но была продолжена в идеологии 17-го года, что истина - это только всё большее и большее к ней приближение, - что до нее самой мы всегда остаемся, как раком до неба. Это всё и правильно, если в посылку положено, как оно и было положено, что:
  
   - Здесь люди живут без бога. - Или, что тоже самое, Три Кита Посылки существования Земли - были выгнаны с работы, возможно даже без выходного пособия.
   Бог был признал в прошлом только, как утешение, иллюзия наподобие бутылки водки, но почти бесплатная.
  
   Верили ли вообще хоть когда-нибудь в России в массовом порядке, или только всегда:
   - Стремились?
   Если кто-то верил на самом деле, то другие всё равно принимали это только за такую же, как у них иллюзию для утешения, как это и рассказывали народам здесь после 17-го года.
  
   Веры, следовательно, нет, по мнению Толстого, а тут - на-те вам Вильям Шекспир с пьесой, в фундамент которой положена не иллюзия, - а Вера в:
   - Бога!
   Это претензия Толстым даже не рассматривается. Вера рассматривается только, как духовная пища, к материальным ценностям, таким, как костюмы прошлого и их совместимость с нравами настоящего - вообще:
  
   - Ни при чем.
   С научной точки зрения, открытия таких законов, как законы Ньютона, Теория Относительности Эйнштейна, Великая теорема Ферма о связи Полей и Текста, Пересечение параллельных прямых Римана и Лобачевского - то, что говорит Лев Толстой - это просто ерунда. Его аргументация не лезет ни в какую логику.
   Кроме логики древнего человека, на знающего еще, что будет сделаны эти открытия. Но в том-то и дело, что с позиции Христианства такого человека уже:
  
   - Существовать не может, и до такой степени, что, значит:
   - Его никогда и не было!
   Не было Ветхого Завета! С приходом Христианства Ветхий Завет уже имеет другую логику, ибо уже однозначно рассматривается не как:
   - Весь мир, - как должен, если он Ветхий, - а:
   - Только, как Часть мира, - ибо уже есть Завет Новый.
  
   С другой стороны, открытие Пьера Ферма о Связи Полей и Текста до сих пор не признано Французской Академией Наук. Из чего следует:
   - Для полного доказательства его Великой теоремы нужна ВЕРА в БОГА.
   Ибо Вера - это Вторая Скрижаль Завета в голове его, Homo Sapiens-a.
  
   Толстой заявляет:
   - У мя ее нет и пошли вы куда подальше.
  
   Перед концом этой части III приводится пример усиления Шекспиром обычных его нелепостей - как назвал это Толстой:
   - Прикрасами, - еще более усиленными несуразностями.
   Например, Офелия в Гамлете, как и Лир здесь, надевает на голову травы.
   Но!
  
   Это вполне может означать, что, мол, мил херц, для того, чтобы понять вас, нормальный человек должен встать на голову, - так как полевые травы - это и есть земля. Имеется в виду, чтобы понять Льва Толстого, надо встать на голову. Не в буквальном смысле, а в мысленном, как и предлагал это сделать Гегелю Ле. Что Гегель поставил в фундамент своей философии бога, а надо его, наоборот:
  
   - Убрать. - Тогда всё и будет в полном Иллюзионном порядке.
  
   Дело в том, что правда Шекспира очевидна, как логика, как наука, - но:
   - Вот контакт, что это и есть правда, - похоже, мало у кого замыкает.
   Как очевидно у Пушкина в Метели, что раз Марья Гавриловна читает по книге тоже самое, что читает наизусть гусарский полковник Бурмин - значит он и есть ее любимый почти с детства Владимир - логически это понятно, но совместить, как чувственную правду не удается:
  
   - Что да, это, конечно, дерево, но таких фиолетовых деревьев, - как я имею в виду сейчас у импрессиониста Ван Гога - не бывает.
   Нет замыкания на правду жизни. Но когда удается понять всем сердцем, всем разумением своим, что Жизнь - это не подлинник, а только первоисточник для картины Ван Гога, что сама Жизнь существует не сама по себе, - а:
  
   - Тоже картина на стене, - как говорил про свои исторические романы Александр Дюма Старший, которому тоже можно предъявить все те же претензии, которые Лев Толстой предъявил Вильяму Шекспиру, - то:
   - Разум от этого открытия почти в ужасе, - а сердце отвечает:
   - Точно.
  
   Но из всех людей, которым я рассказывал это открытие, только один сказал, что верит - нет, не он сам - а поверил, что я в это верю.
  
   Дело в том, что сверять рассказанное мной с мнениями других людей - это уже значит почти на сто процентов:
   - Вам в это поверить не удастся.
   Человек только сам лично может принять это решение, что он может поверить, и искра вспыхнет.
  
   И вот я продолжаю надеяться, что Лев Толстой своими противопоказаниями пытается разжечь в себе эту искру. Но пока не удается.
   Или наоборот, хочет доказать себе, что те проблески, которые всё-таки возбуждают его интерес к Шекспиру - не случайны, и надо, следовательно, противостоять им до такой степени, чтобы:
   - Погасить.
  
   Аргумент выдвигает всегда один и тот же:
   - Шекспир не следует элементарным правилам чистописания.
   Как бывает я захожу в магазин и мне заявляют:
  
   - У нас колбаса разная-я.
   Я-то думал, топая сюды-твою, что эта колбаса:
   - Для нас! - Оказывается, забрел на чужую территорию.
   Для кого магазины, для продавцов, или для покупателей?
   Толстой же заявляет Шекспиру:
   - Чё ты хочешь, парень? И кстати, учти, у нас здесь уже есть свои правила.
   Правила, однако, кружка художественной самодеятельности.
  
   Толстой приводит слова Гете, что нарочитая преднамеренность может испортить всё хорошее настроение. И относит их вот к этим полевым цветам на голове Офелии. Но преднамеренность, о которой говорил Гете, как раз хлещет через край у Льва Толстого:
  
   - Он заранее подходит с веслом: Шекспир прав - быть не может.
   И это несмотря на то, что знает:
   - Все За Шекспира. - Что значит, людям интуитивно нравится. Тогда, чем - спрашивается - заворожил людей Шекспир, если Иллюзий у него не наблюдается:
  
   - Априори. - Без знака вопроса. Ибо Толстой выставляет аргумент:
   - Я не понимаю и это тоже факт, - так сказать, нашего грешного существования.
  
   Далее Толстой говорит, что вопреки мнению всех остальных людей не никогда не находил у Шекспира правдивости характеров его героев.
   Повторю:
   - У Толстого происходит ВСЁ НАОБОРОТ именно не просто так, а по фундаментальной причине:
  
   - Не может допустить очевидного: идет пьеса.
   Точнее, он это-то как раз не только понимает, но именно это и отстаивает, но не может включить посылку, что и сама Жизнь - точно такая же постановка. И, следовательно, идущая перед нами в пьесе Игра и есть настоящая, реальная жизнь:
   - Жизнь внутри Жизни.
   И выдвигает для себя условие:
   - Если это так, то этого нельзя себе представить, - а, значит, и неправда.
  
   Именно на эту сложность и указал Пушкин в Борисе Годунове прямым текстом:
   - Не всего слово в строку пишется. - Нельзя, следовательно, вот так прямо в лоб сказать:
   - Пугачев в Капитанской Дочке - это оставшийся в живых император Петр III.
   Это следует, как неизвестно, почему пришедшая мысль На Лестнице, уже после прочтения книги. Ибо это не утверждение, требующее доказательства, а встает, как непреложный факт уже после прочитанного, вывод не логики, а подсознания, - если так можно сказать.
   Именно поэтому у Пушкина и:
  
   - Народ безмолвствует, - нет никаких слов больше - только ужас, как от спустившейся с неба правды.
   Как это смог - нет, не осознать - именно принять, как удар с неба, Сальери:
   - Я знаю! - что гений отдан не мне, а Моцарту.
   Ужаснулся именно, как вот сейчас еще не ужаснулся Лев Толстой:
  
   - Сальери был уверен, что он намного выше Моцарта. - Выше точно также, как Екатерина и ее приближенные:
   - Точно! знали, что император Петр III умер. - И, оказалось:
   - НЕТ.
   И даже не в том дело, что это именно тот Петр III, который был императором, но от бога идет информация:
   - Он - Царь!
   Настоящий, - наследник от бога.
   Что может быть правдивей этого. Можно считать, что бог переместил дух императора Петра III в Емельяна Пугачева. Это не только возможно, но и означает еще большую подлинность права на царство. Ибо:
  
   - Права у бога.
  
   Поэтому все эти Пушкинские Лжедмитрии и Петры Третьи - суть Подлинники. Ибо того, что не может сделать человек на Земле - может бог на небе.
  
   08.03.18
   Толстой может возразить:
   - Как это Марья Гавриловна не узнает Владимир - в Метили Пушкина - в лицо, но верит, хотя и точным приметам.
   Здесь то же самое Неузнавание, что и Шекспира, и смысл его в том, что - если иметь в виду технику пьесы - это Другой актер, что это, следовательно, Театр. Ибо, будь, как грится:
  
   - По-твоему, - сразу последует возражение, что:
   - Правда - уже через чур правда, ибо это все-таки не степь на самом деле, где растут полевые травы, которыми можно посыпать голову, как пеплом, чтобы было ясно:
  
   - Я верю Гегелю, что не каждый день надо ходить на головах, друзья мои, как вы это делаете.
   Гамлетом может быть не Высоцкий, заменив на этом посту Смоктуновского, но и, что очень важно:
   - Сам актер!
   Роль и ее исполнитель меняются местами.
  
   Сцена - это всё-таки не сама жизнь, а ее представление, - но!
   Точно также и сама Жизнь - это только ее Представление на Земле. И значит, это Представление поворачивает - как это делает и фотоаппарат:
   - С ног на голову. - И вот, кто этого не замечает, как грится:
   - Попався.
  
   Как попался в этот капкан, на проверку:
   - А земной ли ты вообще Хомо Сапиенс, мил херц? - Лев Толстой, не успев почему-то:
   - Адекватиться.
  
   Вот сейчас идет перевод фильма Орел Девятого Легиона, и он идет именно по Толстому:
   - Чтец перевода пытается всеми силами, сказать, доказать, и вообще:
   - Расфуфырить, - то это Не-перевод, а подлинник, пусть и как бы, но правда.
   Тогда как очевидно-то, что идет именно Перевод.
   Голос переводчика VHS другой - он не скрывает, что читает перевод, говорит, как Король Лир, Кент, Глостер, Корделия и другие, именно:
  
   - Читая Текст вместе с богом! - Здесь в этом сегодняшнем чтении перевода фильма Орел Девятого Легиона, переводчик старается делать - уверен:
   - Сознательно, - так, чтобы оставить человека наедине с дикой природой вот тех, измазанных краской дикарей, которые бегают здесь по полям и лесам быстрее лошадей.
   Фактически читается голосом ребенка, оставшегося без мамы.
  
   Толстой заявляет, по сути:
   - Ну, и что, если ее нет.
  
   Все восхищаются пьесами Шекспира именно потому, что они идут как прямое доказательство:
   - Бог всегда с нами.
   И, главное, как просто это сделать, надо только показать человека в костюме адидас вместо лаптей, и кто разгадает эту загадку сфинкса:
  
   - Почему так, если нашей деревне их никогда не достается, если только ему, его жене и его дочери?
   - Так, милый мой, чтобы вы ходили за ними в Театр, а они и его жена с дочерью пусть так и остаются здесь навсегда со своими лаптями по блату, как поросята того коровника - не говоря уже о свинарнике - которые оба:
   - Мы так и не достроили.
  
   Театр является контроллером на право Человека Быть.
   Театр будет проверять на подлинность те билеты, которые все - и в том числе, думаю, Лев Толстой - купили на перелет в Царство Небесное.
   Тогда, авось, уже будет поздно, как Офелия или Король Лир, повязывать клочья земли себе на голову, что, мол:
  
   - Прости, господи, я опять узе обернулся, как будто Владимир Высоцкий в дырявый плетень, да вот посерёдке - чуток, не допрыгав до Сцены:
   - Запнулся.
  
   Можно задать вопрос, почему в некоторых, так сказать, конфессиях - у Теодора Драйзера, например, эти конфессионеры были настолько категорически против театра, что даже запрещали его посещать своим детям, а уж играть:
  
   - Категорически.
   С худшей стороны, они, значит, верили только в Ветхий Завет, где человек только априори непослушный раб, - с лучшей:
   - Считали театр профанацией правды.
  
   Почему-то получается так, что Верить в Бога на Земле половине людей запрещается. Возможно, Лев Толстой и задает именно этот вопрос:
   - Почему я должен обязательно быть ослом, а, Господи?
  
   Но и ответ есть, как сказал сейчас в честь праздничка - 8-е Марта - еще живой Аркадий Райкин:
  
   - Я вам пишу - чего же боле?
   Что я еще могу сказать?
   Теперь, я знаю, в вашей воле
   Меня презреньем наказать.
   Но вы, к моей несчастной доле
   Хоть каплю жалости храня,
   Вы не оставите меня.
  
   И дальше бог обращается к человеку:
   - Сначала я молчать хотела;
   Поверьте: моего стыда
   Вы не узнали б никогда,
   Когда б надежду я имела
   Хоть редко, в неделю раз
   В деревне нашей видеть вас,
   Чтоб только слышать ваши речи,
   Вам слово молвить, и потом
   Всё думать, думать об одном
   И день и ночь до новой встречи.
   Но, говорят вы нелюдим;
   А мы... ничем мы не блестим,
   Хоть рады вам и рады простодушно.
  
   Вот так - так сказать:
   - Бог умоляет человека поверить в Него.
   Ибо, действительно, как? Заставить человека поверить в бога, если в посылке уже имеется в виду, что заставлять нельзя. Нельзя даже:
   - Блестеть, - как это делал раньше Золотой Литой Телец, - а:
  
   - Просто рады простодушно, - как Король Лир, что может, ничтоже сумняшеся, никого не узнавать.
   Но человек, именно:
   - Через чур нелюдим.
  
   Бог, а не человек, просит:
   - Хоть редко, хоть в неделю раз
   В деревне нашей видеть вас.
  
   И даже:
   - Хоть каплю жалости храня,
   Вы не оставите меня.
  
   Мама Мия! - как Бог просит человека верить Ему.
   Вы не оставите меня.
  
   И даже сообщает неверующему:
  
   - Теперь, я знаю, в вашей воле
   Меня презреньем наказать.
  
   Или, как написано в От Издателя Повестей Покойного Ивана Петровича Белкина:
   - Милостивый Государь мой****!
   Почтеннейшее письмо ваше от 15-го сего месяца получить имел я честь 23 сего же месяца, в коем вы изъявляете мне свое желание иметь подробное известие в времени рождения и смерти, о службе, о домашних обстоятельствах, также и о занятиях и нраве покойного Ивана Петровича Белкина, бывшего моего искреннего друга и соседа по поместьям. С великим моим удовольствием исполняю сие ваше желание и препровождаю к вам, милостивый государь мой, всё, что из его разговоров, а также из моих собственных наблюдений запомнить могу.
  
   Здесь, правда, в этом Письме Пушкина, сделан его обычный финт, который является именно реальностью устройства мира:
   - По содержанию, Письмо приходит на 9-й день, - как с Того Света, - письмо от 15 получено только 23, - что значит переписка со Второй Скрижалью Завета, - где живет бог, Текста с Полями этого же текста - занимает весьма приличное время, - но:
   - По форме Ответ на Письмо - это Уже Диалог, точно такой же диалог, как произведение Пушкина Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана.
  
   Что это значит?
   Это значит, именно, что перед нами Театр, идет Представление, Повтор Того, что уже:
   - Было, было, было.
  
   Поэтому и письмо Татьяны к Онегину - это не только письмо одного из них другому, а и уже:
   - Диалог.
  
   Именно в этой конструкции мира всё дело, что стоит только обратиться к Богу, как окажется, что:
   - Ваш разговор с Ним идет уже давно!
  
   Толстой же, фактически, плачет и плачет по поводу того, что контакт с богом невозможен именно потому, что это будет слишком долгая канитель:
   - Пока письмо дойдет Туда - Не знаю Куда, ответа ждать придется совершенно неопределенное время - жизнь-то уж и:
   - Кончится-я. - И считает правильным:
   - Лучше уж и не начинать!
  
   Поэтому и Король Лир оказывается непонятным, что Лев Толстой продолжает думать и гадать - как он думает и гадает Адам:
   - Соглашаться или нет на предложение:
   - Построить Свой Дом на Земле, - а на самом деле, Ева уже родила от него первенца.
  
   Следователь из Рая в Ад - попадают незаметно. А Толстой думает, что Лир и его дочери со всеми остальными героями пьесы Король Лир всё еще тута, в Прямом Эфире, и только дурака валяют, что их выгнали на Сцену за большой талант к этому делу:
   - Разоблачения Неправды.
  
   Я вам пишу, чего же боле, - бог считает достаточным для Его понимания, точнее, именно:
   - Взаимопонимания, - в Его письме, в Пьесе, и так уже всё есть. Именно не указание, как делать, быть и жить, - а уже и дана:
   - Сама эта жизнь.
  
   Толстой делает первый шаг, замечает, что изображение перевернуто с ног на голову, но отказывается думать, зачем так сделано. Точнее, почему так произошло автоматически при транспортировке - шифровке письма бога.
  
   Бог чуть ли не прощенья просит за доставленные человеку сложности в конструкции, устроенного им мира, - как Татьяна у Онегина, - и даже без также, а буквально, ибо это диалог уже, не потом, когда будет суп с котом, надо ждать ответа от Онегина, что значит, и:
   - Человек, Зритель спектаклей Шекспира - тоже просит прощенья, если не всё понял логически, но благодарит Бога, что ему удалось уловить Истину интуитивно.
  
   В фильме - в честь 8-го Марта говорится Папановым, что:
   - Надо начинать всё заново, - и:
   - Честно, - а, вопрос:
   - Как? - Будем хором петь Вдоль по Питерской? - Если:
   - Запрос на Душу человека - просто-таки - отсутствует-т.
   Так как, да, конечно, но всё-таки:
   - Приходите Завтра.
  
   Обязательно, знаете ли, друзья мои, надо знать, как было пропедалировано сейчас Екатериной Савиновой:
  
   - Выступает Бурлакова Фрося, - ибо предполагает наличие Зрителя, но не одного - как предполагает самого только себя Лев Толстой, - а как фундамент всем утверждения Шекспира.
   Толстой заменил всех зрителей на самого себя одного и сказал, что, да, конечно, звал тебя и рад, что вижу, но только будь-те уверены:
   - Сбить с моего панталыка меня никому не удастся, и даже Вам, мил херц.
  
   Посылка - повторяюсь:
   - Был когда-то Ветхий Завет, потом стал Новый Завет, - след-но:
   - Почему кому-то не остаться в Ветхом, если уж точно то, что он существовал, а, значит:
   - Мог где-то и даже довольно повсеместно остаться.
  
   Вот в этом кино про Бурлакову Фросю Приходите Завтра показывают уже намедни раскрашенные такси под цвет Дабл, которого тогда не было, мол, и мы лепим горбатого по:
  
   - Христиански, - чтобы было чинно и благородно, как:
   - Сёдня, - али, даж в Америке-с. - Ну, если настоящее, как заповедано, меняет даже наше скудное прошлое:
   - На самом деле в золотой век.
   Но вот Германн в Пиковой Даме Пушкина так не подумал, остановившись на перекрестке двух дорог:
  
   - Между верхом Лизаветы Ивановны и низом Графини: мир материальный был именно наверху, в голове, хотя и в каморе Лизы, но сердце, мир реальный, но невидимый находился в спальне Графини.
   Реальные изменения - это именно способность, перевернуть фокус фотоаппарата с головы на ноги, как:
  
   - Правду, - и увидеть не еще большую раскрашенную Волгу, чтобы только после ее покупки узнать, что кроме вас больше-то ее никто не покупает, а только все ругаются, что даже:
  
   - В дверь такой большой машины, влезть можно и то: с трудом, что ее проходимость по снегу хуже, чем даже у Москвича, что даже в новое, Ельцинско-Гайдаровское время вместо прокладок на валу:
   - Делается набивка, почти что:
   - Сеном и соломой.
   Следовательно:
   - Велика Федора - да дура.
  
   Но!
   Здесь так получается, все эти недостатки не минус, а плюс:
   - Зачем обращаться в сервис, если всё и так можно сделать:
   - СА-МО-МУ. - Почти, как Му-Му.
   Человек Ветхого Завета предпочитает во всем обходиться своими силами.
   И, следовательно, раскрепостить его отменой Крепостного Права:
   - Не удалось.
  
   Вот началась Весна на Заречной Улице, и ясно, что Прошлое меняется в лучшую сторону:
   - Оставаясь именно таким, каким оно было.
   Как в песне:
   - Каким ты был - таким ты и остался, - Древний Мир, однако, - а:
   - Измениться можем только мы сами.
  
   Лев Толстой пока еще против, говорит:
   - Врешь - не возьмешь, не полезу добровольно в тоннель, созданный Вильямом Шекспиром, не буду смотреть даже и на Поля, созданные Александром Пушным, - но, думаю, задавал себе периодически сакральный вопрос:
  
   - Есть ли и у мя душа, такая большая, как у всех зрителей Шекспира, чтобы, как намедни, опять не сорваться с Преферанса в Фараон? - Что значит:
   - Можно ли после полного разгрома Шекспира с его Фокусами в их перевернутом - всё наоборот - виде:
   - Полностью от него отказаться?
  
   Трудно поверить, что после 50-ти лет распасовок и огрызаний, почему Шекспир всё еще есть, и этой резюмирующей статьи против него - можно еще отказаться, подсматривать, однако:
   - За делами бога со стороны.
  
   Толстой сам ведет своё произведение - эту Статью - не как научную статью, а именно, как Художественное произведение, в двух сторон:
   - Со стороны Зрителя и со стороны Сцены, где цитирует и разбирает фразы пьесы Короля Лира, - именно с внешней стороны, как Зритель, - но:
   - Считает абсолютно необъяснимой - как Реальность - Связь, по которой он перемещается от:
  
   - Рассказа о Пьеса к ее фактуре. - Делает это, как просто технический прием, хотя налицо обратное:
   - Именно благодаря этой Связи - этому Шекспиру - он и может создавать своё произведение.
   Не замечает, что критикую пьесу за ее необъяснимые трансформации, сам постоянно перемещается и Зрительного Зала на Сцену, изображая себя, как в романе, то:
  
   - Автором, то Героем, - принимая это ЧУДО - возможность такого перемещения - тоже, так только за артефакт нашей грешной жизни.
  
   Тем не менее, Толстой его делает по сто, если не по тысяче раз на дню, и не признавать его существования не может.
  
   Но вот опять же:
   - Французская Академия Наук не признала его, этот ПЕРЕХОД, существующим, и у Пьера Ферма, родившегося только на 35 лет позже Вильяма Шекспира, в 1601 году.
  
   И нет разницы в данном случае, литература это или физика, ибо, да, всё есть, всё на месте, Толстой бегает по переходу Шекспира настолько часто, что точно не реже, чем к соседу на преферанс, с его последующим переходом в Штосс - Фараон, но там хоть есть материальное доказательство:
  
   - Проиграл этому соседу свою Ясно-Полянскую усадьбу, и, скорее всего, из-за расстройства, что:
  
   - Шагу некуда ступить, - хоть вообще сиди всю жизнь дома с женой и чаем, который почти что сам и пишет за него эти грузовики рукописей, - без Шекспира, - а, точнее:
   - Без противодействия ему.
  
   Как сейчас в праздничном - 8 марта - кино Весна на Заречной Улице:
   - Металлург Савченко сидит с папиросой напротив своей учительницы литературы, которая закатив затуманенные глазки, случает классическую музыку, и до такой степени, что он ушел, решил натюрлих, что сия трагикомедия очень и даже очень-очень:
  
   - Похожа на мастурбацию. - Но тоже, как Лев Толстой:
   - Абсолютно не замечает этого присутствия, - имеется в виду:
   - Зрителей в зале, - что вот, да, буду сидеть, так как действие на сцене никак не связано с наблюдением за ним зрителями.
   Савченко и то, только потому и ушел, что вспомнил:
  
   - Он же ж и есть знаменитый артист Николай Рыбников.
  
   Толстой делает тот же парадокс, что и Шекспир:
   - По Содержанию против - по Форме:
   - За.
   Что значит:
  
   - Если вы поняли Шекспира, то поймете и меня.
   Ибо, как и Шекспир выставляет знакомого - неузнанным, доброго злым, преданного - оборотнем. В обратном фокусе сцены, что даже до такой степени, что:
   - В роли Сцены выст
   упает ее отсутствие - по содержанию - а по форме Лев Толстой разыгрывает из себя такого же убийцу Шекспира, как Раскольников - убийцу своей:
  
   - Старухи Изергиль.
   Вы ищете неверующего? Это я. И, как Раскольникову все подыгрывают в его доказательстве его преступления, так Толстому - он надеется - подыграют верующие, - в данном случае, любители Шекспира.
   Посчитал, что в 75 лет, он еще не так стар, чтобы начать жить заново, а решил, что самое лучшее - это Преферанс, конечно, где нельзя много проиграть, но и выиграть - тоже:
  
   - Не удастся, - и не Фараон, где можно спустить всё нажитое не только уже, как:
   - Наследие Предков, - но и гонорары за Войну и Мир на сто лет вперед, - а решил, что пусть будет, как у Шекспира:
   - Преферанс, да, но только в роли Фараона, а в Фараон, естественно, придется играть с умом, как в Преферанс, наоборот:
  
  
   - Через каждую сдачу блефовать, наводя страху на собеседников за игровым столом, объявляя им:
   - Простите, но у меня опять Мизер, как было в позапрошлом, нет, даже - на этот раз - в прошлом кону.
   -----------------------
  
   08.03.18
   Из эссэ Чужой Завет
   Как тяжело работать сердцем, и, как в фильме Мартина Скорсезе:
   - Так хочется доказать чего-нибудь попроще, например, открыть, как Уотсон и Крик Двойную Спираль ДНК, но не Пятый Постулат, в фундамент решения которого положено то, чего положить нельзя - или, по крайней мере - очень, очень трудно:
  
   - Пространство вокруг круглой Земли - тоже искривлено, но:
   - Где это написано?! - В науке надо применять такие доказательства, а тут:
   - Надо доказать правду про славу Шекспира! - И сделать это можно только, привлекая в свидетели именно:
  
   - Будущее.
   Где легче, если ясно, что и в науке эксперимент не подтвердит теорию - по крайней мере - еще долго.
   Иисус Христос и то мечтал - в фильме Мартина Скорсезе:
   - Поработать только умом, чтобы можно было заниматься семейной жизнью с Марией Магдалиной, - нет, надо обязательно замкнуть контакты прерванной связи с Богом:
  
   - Хоть зубами.
  
   Фантастика, конечно, красоты, что надо:
   - Доказать правду, исходя не только из Прошлого, но и из будущего.
   Но это и есть Новый Завет.
  
   Какая всё-таки трудность, вести доказательство с:
   - Газу до отказу! - Что не зря Иисус Христос просил Отца:
   - Если можно пронести эту чашу мимо? - А, впрочем:
   - А, впрочем, отказываться уже поздно.
  
   Без этого Газу до отказу нельзя даже доказать, что Лев Толстой сделал ту же петлю Нестерова, что и критикуемый им Вильям Шекспир, которого не то, что за Фрэнсиса Бэкона, вообще:
   - За реальность считать трудно.
   Но если пьесы есть - значит он тоже.
  
   09.03.18
   Повторяется в честь праздника 8-е Марта фильм Весна на Заречной улице. И вот Савченко встречает свою учительницу после уроков, на которых она только что в очередной раз его предупредила:
   - Прекратите баловать, Савченко, пока я вас не выгнали из класса. - А он:
   - Целоваться!
   Спрашивается:
  
   - Как это следует из предыдущего к нему поступка Татьяны Сергеевны?
   И это идет весь фильм, он к ней человеческие, переходящие в любовные отношения, а она, как фонарь на столбе, привлекающий к себе внимание тем, что его только намедни зажгли, но никаких эмоций, так только иногда качается под ненапутственным ветром.
   И спрашивается:
   - Этому ли учит - имеется в виду, закатывать глаза к небу и мутиться разумом вод воздействием Второго Концерта Рахманинова, - а на людей смотреть так, что ясно:
  
   - Снимали ее всегда один на один, но и, увы, не с Рыбниковым, а с режиссером постановщиком, - как пытался - тоже - про-демон-стрировать министрум тяжеленькой промышленности в виде ее кино и в них танцев Пырьев, с Екатериной Савиновой.
   И значит, откуда могут начаться следовать мысли из соответствующих поступков и наоборот, - если:
  
   - Артисты в виде людей друг с другом даже не встречаются?
  
   Не так важно, что перед Марьей Гавриловной А.С. Пушкина в Метели Повестей Белкина стоит гусарский полковник Бурмин, или не менее одиозный, но только прапорщик Владимир, - т.к.:
   - Она читает только Сценарий, врученный ей режиссером - Пушкиным - или, пусть будет:
  
   - Когда-то в молодости, Владимиром, в виде книги Жан-Жака Руссо Новая Элоиза.
   Можно даже сказать, что Пушкин посоветовал Марье Гавриловне ужасную новость - в отличие от упомянутого министрума легонькой промышленности:
   - Возьми - если что - вместо меня - Автора - на роль-то мужа хорошего:
   - Героя моего романа.
  
   Следовательно, Лев Толстой не там ищет сравнение характера Героя и его поведения.
   Не зря Пушкин это так великолепно показал:
   - Марья Гавриловна загибает свои пароле и пароле пе по:
   - Книге! - а не волочит за собой Отсебятину.
  
   Толстой же настоятельно рекомендует, как ему - уже в более позднем подстрочнике - советует советская власть:
   - Ты имеешь право на своё личное мнение - одинаковое для всех в рамках партийной дисциплины - и поэтому:
   - Соответствуй!
  
   Но вот даже в этом кино Весна на Заречной улице не стали заморачиваться этими соответствиями:
   - Взяли, да и соединили фрагменты сценария, и на вид получилась топорная работа, - а, в принципе-то:
  
   - Всё правильно. - Ибо и в Жизни, и в Реальности:
   - Режиссеров, Сценаристов и всякой другой Прохиндиады не только хватает, но главное, что:
   - Они есть.
  
   А Лев Толстой - как граф - всю эту многочисленную Обслугу даже:
   - За людей не считает, - ну, как будто, их и вообще нет.
   Посмотри фильм Война и Мир, где их, может быть, даже больше, чем на другой стороне этой панели:
   - Перед, имеется в виду, и позади кинокамеры.
  
   Конечно, можно взяться опять за своё:
   - Так пусть режиссер и его сценаристы и помощники думают, как говорить, чтобы после слова:
   - Атака! - все бежали вперед, а не наоборот:
  
   - Не в ту степь.
   - Дак, мил херц, - патроны-то вы, как в фильме Враг у Ворот, так и не выдали, или наоборот, дали по обойме, но, увы, без винтовок, которые достались только каждому второму, мол:
  
   - Другой раз и тебе достанется! - радуйся, дак, поздно, как могла бы сказать Марья Гавриловна:
   - Я уже за другого замуж вышла.
  
   Нет, как сказал бог, надо сделать так, чтобы живы остались и все те, кто погиб в этой неправедной атаке на уже приготовленные для них, оголенные пулеметы противника.
   В этом смысл логики Шекспира, что человек не меньше, чем в кукольном театре, а, наоборот, намного больше, поддерживается силами, обслуживающего его персонала, и, как известно, часто даже вообще забывает слова ему, так сказать, принадлежащие, и за него их поёт суфлер, которого зритель не видит даже боковым зрением. Но:
  
   - Может увидеть сердцем, как Германн в Пиковой Даме, тот выход из этого трудного - почти уже на грани его переваривания Китом - положения:
   - Германн остановился перед нею, - долго смотрел на нее, как бы желая удостовериться в ужасной истине, - имеется здесь в виду Пушкиным, что окаменение старухи привело к включению его, Германа аннигиляции, как это и написано:
  
   - Долго смотрел на окаменевшую старуху, желая удостовериться в ужасной истине, - и тоже, имеется в виду, что жив может остаться - не перевариться - только посвященный в эту ужасную тайну:
  
   - Кроме Сцены где-то должен быть выход или в зрительный зал, или за кулисы.
   И:
   - Наконец вошел в кабинет, ощупал за обоями дверь и стал сходить по темной лестнице.
   Здесь описан Пушкиным древний храм инициации - необходимой как раз для этого, для того, чтобы увидеть этот выход из того положения, в котором у Шекспира оказались герои:
  
   - Не узнают ни себя, ни других, - наверху, где осталась Лизавета Ивановна находится голова этого храма инициации, комната Графини, где сердце, - а:
   - Германн ушел через жопу, - точнее, через задний ее проход, однако, как дальше написано, как:
  
   - Счастливец, - что избежал смерти от пищеварительного сока ее желудка.
   И дальше даже рассказывается, что были люди, тоже счастливцы, которые были настолько рады узнать эту тайну, почему герои не узнают друг друга и говорят несвойственно видимым обстоятельствам, а также и своим предыдущим поступкам, - что готовы быть счастливыми и, чтобы:
  
   - Проделать обратный пусть, зайти прямо с этого тайного заднего прохода.
  
   - По этой самое лестнице, - продолжает Пушкин, - думал он, может быть, лет шестьдесят назад, в эту самую спальню, в такой же час, в шитом кафтане, причесанный a' l'oiseau royal, прижимая к сердцу треугольную свою шляпу, прокрадывался молодой счастливец, давно уже истлевший в могиле, а сердце престарелой его любовницы сегодня перестало биться...
  
   И получается, что Толстой чуть что:
   - Я не вижу соответствия! - а вот, пожалуйста, были люди даже в древние времена, готовые, чтобы узнать все обстоятельства этого соответствия, не только не обращаться к своему уму, как критерию истины - Германн не стал подниматься в комнату Лизаветы Ивановны - и даже, если сердце - Графиня - окаменело, чтобы указать ему путь к разгадке этой тайны:
  
   - Соответствия, однако, Прошлого Будущему, - а, мил херц:
   - Даже через жопу готовы были залезть, чтобы понять:
   - Как?! - понять этот завет Экклезиаста:
  
   - Мы всегда видим уже ранее отснятый материал.
   Или, что тоже самое:
   - Пьеса Жизни идет на не сама по себе, - а:
   - Поставлена.
  
   09.03.18
   Толстой мне завещан по наследству - только кем, не знаю. Может удастся найти тот ракурс, когда он расколется. Уже близко, но есть ли хоть какой-то смысл в Войне и Мире, чтобы, чтобы какой-нибудь Венгеров нашел там серьезные противоречия?
  
   Дальше по тексту Толстого, последняя фраза Части III:
   - Часто бывает даже то, что при этих явно умышленных эффектах - имеются в виду травы на голове Лира и Офелии - как, например, при вытаскивании за ноги трупов полдюжины убитых, которыми кончаются все драмы Шекспира, вместо страха и жалости становится смешно.
  
   Что-то у меня пока кончились возражения. Кроме одного:
   - С Войной и Миром лучше не связываться, такой большой текст, а возражения Толстого против логики Шекспира - на грани фантастики. Сомневаюсь, что Толстого можно прошибить, ибо это логика, где:
   - Нет никакой логики. - Толстой ставит в аргумент не что-то, не кого-то, а именно и только:
  
   - Самого себя, с автоматической посылкой:
   - Верьте мне люди.
   Я не верю.
  
   IV
  
   Самое главное, Толстой всё видит, но отрицается существование увиденного, говорит, далее с самого начала:
  
   - Но мало того, что действующие лица Шекспира поставлены в трагические положения, невозможные, не вытекающие из хода событий, несвойственные времени и месту, - лица эти и поступают не свойственно своим определенным характерам, а совершенно произвольно. Обыкновенно утверждается, что в драмах Шекспира особенно хорошо изображены характеры, что характеры Шекспира, несмотря на свою яркость, многосторонни, как характеры живых людей, и, кроме того, что, выражая свойства известного человека, они выражают и свойства человека вообще.
  
   Принято говорить, что характеры Шекспира есть верх совершенства. Утверждается это с большой уверенностью и всеми повторяется, как непререкаемая истина. Но сколько я ни старался найти подтверждение этого, в драмах Шекспира я всегда находил обратное.
  
   Как же доказать, что он врет самому себе?
  
   Толстой говорит так хорошо, даже прекрасно, что для меня - так это просто и буквально предложение Ионы Рыбе-Киту:
   - Съешь меня, пожалуйста.
  
   Продолжает, однако, дальше подавать себя на обед:
  
   - С самого начала при чтении какой бы то ни было драмы Шекспира я тотчас же с полной очевидностью убеждался, что у Шекспира отсутствует главное, если не единственное средство изображения характеров, ЯЗЫК, то есть то, чтобы каждое лицо говорило своим, свойственным его характеру, языком. У Шекспира нет этого. Все лица Шекспира говорят не своим, а всегда одним и тем же шекспировским, вычурным, неестественным языком, которым не только не могли говорить изображаемые действующие лица, но никогда нигде не могли говорить никакие живые люди.
  
   Не слова - песня - по моему мнению - это и есть объяснение Ромео в любви к Джульетте. Ибо никто никогда и не поверит словам человека, если это не слова:
   - Пославшего его. - Ибо:
   - А может ты шпион?
   Правда - это перевод слов Бога. Ибо мяукать - хорошо, но, если только вы киска, и пищать характерно, как Цвергшнауцер, тоже хорошо, но покажи, милый мой, хотя бы родословную.
  
   Человек - это артист по своей природе, иначе бог не простил бы Иакова, что отец, Исаак, не узнал его в шкуре барана, если бы не знал, что и Исаак сыграл на прощанье с этим миром свою последнюю роль.
  
   И приблизился Иаков к Исааку, своему отцу, и он ощупал его голову и сказал:
   - Голос-то - голос Иакова, а руки-те - руки Исава. - И он не узнал его, ибо были его руки, как руки Исава.
  
   Толстой продолжает:
   - Никакие живые люди не могут и не могли говорить того, что говорит Лир, что он в гробу развелся бы с своей женой, если бы Регана не приняла его.
   Но здесь возможно простое объяснение, если иметь в виду перевод Бориса Пастернака, где сказано, что, значит:
   - Мать Реганы была прелюбодейкой и Регана не его дочь.
  
   Пастернак:
   А то я должен был расторгнуть брак
   С могилой матери твоей, хранящей
   Обманщицы останки.
  
   В переводе Щепкиной-Куперник вообще написано даже не обманщицы, а:
   - Прелюбодейки.
   Я б матери твоей забыл могилу,
   Сокрывшую прелюбодейки прах.
  
   У Толстого более сложная конструкция:
   Лир в гробу разведется с матерью Реганы, если Реганы не примет его.
   Что он в гробу развелся бы с своей женой, если бы Регана не приняла его.
   Каким образом, имеется в виду, Лир сможет это сделать? Вполне возможно, что Лир имеет в виду, что развод на Том Свете, может сделать Регану незаконной дочерью. Может быть, даже, что Регана и вообще не родится тогда.
   Парадокс возникает тогда, когда сразу, по ходу дела, кажется, что Лир прямо сейчас и разведется, пока он живой прямо с мертвой матерью Реганы.
   Регана не приняла его, он сразу пошел и развелся. Но что это дает, если Регана родилась раньше.
  
   Всё-таки здесь имеется в виду, что Лир тогда разведется со своей женой, может прямо сейчас, может после своей смерти, но:
  
   - До рождения Реганы, чтобы ее и вообще не было.
   В любом случае, я думаю, речь идет о возможности перестановки времен.
   Ибо то, что сейчас идет - это одна из сценарных карточек, и значит, их можно перетасовать и иначе:
  
   - Будет показан на Сцене развод с матерью Реганы, а для сегодняшней - как говорит Лев Толстой - белиберды места уже просто не останется.
  
   Монтаж возможен, потому что перед нами не прямой эфир, а точнее:
  
   - Прямой эфир - это именно Перевод.
   И Лир имеет в виду, что неизвестное ему Прошлое, теперь вот только стало ему известным, что Регана не его дочь, так как не приняла его, и он имеет власть изменить его, именно потому, что, как Король и тасует эту Колоду.
   Можно сказать, как Дурак в колоде Тарот, может проходить через весь их порядок, ибо для него они только:
  
   - Марди Грасс - блеск божественных искр, и только он один выбирает решающую, как настоящее, ситуацию.
   В любом случае, имеется в виду, что Прямой эфир - это Перевод, и никогда не поздно сделать его иначе. Именно так бог и устроил мир, что Его слова:
   - Перевранные на пути к Земле, - еще можно перевести иначе.
  
   Весь фундаментальный смысл всех фраз Шекспира именно в этом, в Библии, в настоящем устройстве мира, что он театр и люди в нем актеры. Что пьеса и ее зрительный зал - это не суррогатное подобие божественного мира, - а:
   - Он и есть.
  
   Сложность буквального доказательства, как это требует Толстой, в том, что это и вообще нельзя сделать, так как это нельзя сделать в одну строку, как неназойливо посоветовал Пушкин, сообщить Гришке Отрепьеву на Польско-Литовской границе.
   Буквальная понятность будет означать, что Человек тогда и не нужен, в общем-то:
   - Всё и так написано.
  
   Надежда только в том, что Лев Толстой так и делает, только с обратной стороны.
  
   10.03.18
   Скорее всего, Толстой всё-таки против того, что Шекспир, как раз некстати декларирует:
   - Можно сходить на Тот свет, - и назад вернуться.
   А может, и без возвращения:
  
   - Его и объявить своим Лирическим королевством.
   Тут вообще можно думать, что часть событий происходит не здесь, - а:
   - Там. - Люди могут и не заметить Этот Переход, как Толстой не замечает разницы между Сценой и Зрительным Залом. - По его мнению, ЗЗ вообще нет.
  
   Почему Лир и сопровождающие его - почти товарищи - мало, а то и вообще ничего не помнят?
   Получается, это именно потому происходит, что появление не только на Сцене, но и в:
   - Каждой сцене - это рождение человека, - хоть и не обязательно Заново.
  
   Можно заметить, что развод на том свете возможен, а уже на Новой Земле - нет, там каждый имеет уже все и так:
   - При себе, - как голубой шарик - чуть что и может тут же обернуться хоть в дырявый плетень, да так незаметно, чтобы соперник об него нечаянно запнулся. - История повторяется, но с великолепным для каждого актера условием:
  
   - Артистом можете вы не быть, - а:
   - Режиссером! - Всегда пожалуйста.
  
   Поэтому артист на Земле - это обязанность, а не приглашение на танцы первой попавшейся учительницы русского языка и литературы, - как быстро нашелся, чтобы понять это правило местного распорядка Николай Рыбников, объявив Весну даже на Заречной Улице. - Но вот - в отличие от Льва Толстого - выразил к ней своё отношение в мягкой форме:
  
   - Не знаю, - Толстой, более категорично:
   - Никогда!
   Никогда человек не сможет понять так, чтобы почувствовать всей душой, всем сердцем и всем разумением своим, - что:
   - Весь мир театр, и люди в нем актеры.
  
   Тут надо считать, что люди не просто не узнают друг друга, как в Короле Лире, но и:
   - Самих себя, - это не автоматический процесс, точнее, может не всегда быть автоматическим, именно потому, что для понимая того, что перед вами:
   - Тоже Хомо Сапиенс, - бог придумал механизм их - этих людей - общения между собой только через:
   - ПЕРЕВОД.
  
   Вот это:
  
   Парки бабье лепетанье,
   Спящей ночи трепетанье,
   Жизни мышья беготня...
   Что тревожишь ты меня?
   Что ты значишь, скучный шепот?
   Укоризна, или ропот
   Мной утраченного дня?
   От меня чего ты хочешь?
   Ты зовешь или пророчишь?
   Я понять тебя хочу,
   Смысла я в тебе ищу...
  
   Пушкин услышал разговор, который не мог полностью перевести, и сделал вывод, что на связь с ним вышел уже не:
   - Человек, - понять его не удается.
  
   Кто там был, древний мир, инопланетяне, захватчики, давно уже только ждущие удобного случая, чтобы навсегда поработить Землю?
  
   Сейчас передо мной - почти, как всегда - идут два фильма:
   - Телохранитель с Кевином Костнером и Витни Хьюстон, и Служебный Роман с Алисой Фрейндлих и Андреем Мягковым.
   В телохранителе перевод - чтение перевода - хотя и ужасное, но представляется всё-таки земным, нарочно извращенным тональностью голосов, для внушения человеку, что он здесь уже давно:
  
   - Не хозяин тайги.
   Вариант русского фильма нуждается в большей артподготовке. Чтобы его почувствовать, хотя бы как эскимо, а уж тем более, как английское пособие по безработице в две с половиной тысяче евро, - надо посмотреть так же, на Анну Каренину или на Войну и Мир, как посмотрел Дэвид Лин с Омаром Шарифом и Джули Кристи на Доктора Живаго Бориса Пастернака:
   - Без уверенности, что вы и так всё понимаете, без перевода, так как люди:
   - Местные.
  
   Но вот, с том-то и дело, как рассказал Шекспир, здесь нет местных, и надо сначала посмотреть на доске объявлений, что вам поставили зачет, взяли на какую-нибудь в роль в этом Короле Лире.
  
   Толстой же заявляет:
   - Нет, я сам с усам, никаких посредников мне не надо. - И:
   - Принимает происходящее на сцене уже за само Письмо, - которое пришло Ивану Петровичу Белкину, - от:
   - Бога. - Что, собственно и значит только:
  
   - Был росту среднего, глаза имел серые, волоса русые, нос прямой. - А то, что он участвовал во всех пертурбациях Повестей:
  
   - Да не может этого быть!
   И, следовательно, непонятно зачем Пушкин их выдумал.
   Как это и есть на самом деле, вплоть до того, что, как написал Белинский:
   - Лучше бы он это письмо вообще не писал, - но:
   - Разве ты его читал, мил херц?
  
   Почти не могу сдвинуться дальше по тексту Льва Толстого, почти тут же - после начала Части IV - он говорит, про невозможность таких образных фраз, кроме, что может, если надо, развестись с матерью Реганы в гробу:
   - Небеса прорвутся от крика, ветры лопнут, ветер хочет сдуть землю в море, горе имеет дружбу.
  
   Дело в том, что эти слова не только образные, что говорит о:
   - Части, - части места, которое занимает Земля, что есть еще пространство, кроме этого.
   И, кроме этого, сама фактичность этих выражений говорит о том, что даже:
   - Небеса прорвутся, - как, например, цирковой шатер, установленный приезжими актерами в небольшом городишке, каким и является Земля.
  
   Герои говорят, не только одинаково, но и о совершенно не идущих к делу предметах, руководствуясь больше созвучиями, каламбурами, чем мыслями.
  
   Здесь очевидна та же ошибка Толстого:
   - Сам он говорит точно также, - в принципе. - Ибо слова, не относящиеся к делу - это обрамление Содержания, идущего, так сказать:
   - По делу, - и называется Формой.
   Его - Толстого - обсуждение - это форма, а то, что он обсуждает:
  
   - Текст Шекспира - содержание, - они тоже никак не пересекаются, ибо:
   - Шекспир - по мнению Толстого - ерунду и нелепую выдумку пишет, а он сам, как минимум:
   - По-другому, - а так-то, естественно, только одну правду, свойственную хомо сапиенсу от рождения.
  
   Шекспир каламбурами именно и показывает, что в театре только одна правда:
  
   - Их бин Артист! - всё остальное - как бы оно не приближалось к правде, даже с помощью Льва Толстого - будет только суррогат.
  
   Вот, как сейчас правильно притормозил один из гроссе бандитов в фильме Брат:
  
   - Не тот счастлив, у кого много добра, а тот, у кого цена верна, - и дружески похлопал паровозницу по ее троллейбусной остановке. - Как грится:
   - А при чем здесь Это?
  
   Тем более, соответствие Месту Действия:
   - Какое может быть реальное соответствие месту действия, если это место можно, как максимум обозначить только по Шекспиру:
  
   - Весь мир театр! - имеется в виду не только сцена, но и эти, прохиндеи, зрители, так и норовящие узнать истину этого - и не только - мира за контрамарку.
  
   Шекспир потому и говорит, как говорил Борис Ельцин фигурально правильно:
   - Загогулинами, - чтобы не перепутали, - как дополнил Владимир Высоцкий:
   - Ну, здравствуй, это Я!
  
   Но Толстой не Марина Влади, не пойму пока толком, почему выдумывает, что:
   - Любое приближение перевода к истине - это не суррогат!
   Любое приближение к предполагаемым обстоятельствам не может быть точным по очевидности - это не Оно.
   Если Толстой считает, что ближе и нельзя подойти - как к Солнцу - а можно только помыслить, то спрашивается:
  
   - Зачем? - для развлечения?
   Но какое это развлечение, если и так везде врут, а то еще и в цирке, на-те вам, здрассте:
   - Эскимо, - а даже не на палочке.
   Если предположить, что Толстой думает:
  
   - Сам зритель и угадает, как это действительно бывает, по его приблизительной подсказке, - но!
   Каким образом, если свет выключен, и, значит, можно только думать об одном:
   - Наконец догадается, что истина человеку - хоть и сапиенсу - недоступна, как только суррогату:
   - Бога.
  
   Тогда, как Бенедикт Спиноза определил:
   - Человек придумал бога, потому, что Бог создал его Своим подобием, дав на память приемник Связи с Небом:
   - Две Скрижали Завета.
  
   Я не знаю, какой еще вариант Точности мог придумать Толстой, кроме предлагаемого им Подобия. И вот это подобие мы наблюдаем в современных переводах фильмов Голливуда по телевизору, и можно только ужасаться, что вытворяют чтецы переводов, а именно, передают только одну реальность:
  
   - Я сёдня тока из бани, - не извиняюсь.
   - Я завтра простужусь, - но заранее не прошу прощенья, потому все так.
   Актер Серебряков и актер Еремин делают чтение перевода более реальными, ибо просто-напросто говорят:
   - Своими голосами, - но толку:
  
   - Никакого! - перевода, как реальности нет ни на один процент, так только, не стараются специально злить зрителя абракадаброй произношения, которое и есть требование Льва Толстого:
   - Хоть чему-то соответствовать! - Но это только соответствует существованию чертей среди нас.
  
   В театре может быть только правда Театра, что значит:
   - Слов самого Шекспира, - остальное:
   - Сознательное вранье, что значит, дезинформация.
  
   Поэтому Шекспир говорит не о том, к какому семейству крестоцветных из рода картохвеля, который, к счастью, еще не успел сгнить на корню от колорадских жуков, которых специально подсадил ему для назидания академик Лысенко, - относится та трава, которую надели Лир и Офелия на головы, а о том что:
  
   - Земля хотя и вертится, но это не значит, что все понимают:
   - Ходить, как она, что на голове, что ногами, для людей - не одно и тоже, ибо:
   - Они пока еще не шарик для бильярда или настольного тенниса, а наоборот:
   - Имеют ориентировку: только на правду!
  
   Вот сейчас опять:
   - Любишь медок - люби и холодок, - а спрашивается, что из этого лучше - не сказано же ж. - Хотя и говорят, как Шекспир, часто:
   - Поговорками.
  
   Толстой говорит, что действующие лица никогда нигде не могли говорить так, как никакие живые люди. Но!
   Но в том-то и дело, что Шекспир и не переводит Прошлое из Будущего, ибо эта посылка и не соответствует реальности:
   - Пусть прошлое и будет таким, каким оно было, а мы только скажем:
   - Своё СЛОВО.
  
   - Влюбленные, готовящиеся к смерти, сражающиеся, умирающие говорят чрезвычайно много и неожиданно о совершенно не идущих к делу предметах, руководствуясь больше созвучиями, каламбурами, чем мыслями, - написал Лев Толстой.
   Так происходит потому, что это не начало, развитие действия и конец, а совершенного другая история:
  
   - Человек пришел на Землю, чтобы сообщить последние известия далеко не процветающему здесь человечеству:
  
   - Я пришел к тебе с приветом,
   Рассказать, что солнце встало.
  
   А не занимается тавтологией, что здесь происходит, на Земле, - ибо это и так известно:
   - Анна Каренина окажется не в состоянии перейти Рубикон, Болконскому не повезет, потому что отец запретил, Пьер Безухов, вопреки здравому смыслу женится на Наташе Ростовой, ибо:
   - Кто-то должен был, наконец, понять, что:
  
   - Остатки - это всегда идет на сладкое.
  
   То, что требует Лев Толстой - это один к одному:
   - Повторить, как можно точнее то, что было задано на вчера.
   Спеть надо Свою Песню!
  
   Доказать, что Толстой ее спел довольно трудно. Скорее всего, не получится. Хотя - повторю - может быть удастся добраться до того, что Толстой сделал обратный фокус, обратному фокусу Шекспира, но маловероятно, ибо, скорее всего это не:
   - Наоборот-наоборот, а:
   - Просто наоборот.
  
   Хотя фильм Война и Мир 1956 года с Одри Хепберн и Хенри Фонда какой-то реальный ракурс смог взять, но всё равно непонятно. Вообще не за что зацепиться. Но писал же со смыслом:
  
   - Пришла противная мысль, что Анна Каренина бросилась под поезд - писать не хочется, но всё же изобразил Посылку и вот именно так, как она Противная Мысль появилась:
  
   - Без причины. - Что и значит - можно натянуть - как:
   - Шекспир, - ибо именно так она покончила жизнь самоубийством, что:
   - Как больше никто не делал.
  
   Но в отличии от Шекспира - эта причина вообще никак не разгадывается. Скорее всего. В этом нет ничего хорошего. С другой стороны, такой, как эта Статья, контакт с Шекспиром даром не проходит. Значит, он уже до этого был и с самой реальностью.
  
   - ------------------------
  
   11.03.18
   Лев Толстой для меня, как Манна Небесная:
   - Ничего нет, - а:
   - Есть можно.
  
   Льву Толстому нужна, как Марио Корти, Андалузская Крестьянка, как то:
   - Не знаю, что, - а то, что:
   - Она и есть Дева Мария - духу признаться не хватает.
   Более того, Дух - даже и не входит в расписание наших уроков.
   Так и говорится - можно считать - прямым текстом:
  
   - Образа места его действия и времени - Ха-Чу.
   А по кой хрен, сам-то понимает хоть? Если не считать того, что так принято в классном задании, оставленном за некоторой недоделкой:
   - На завтрева на дом.
  
   Ибо, как и сказал Толстой Шекспиру - точнее, наоборот:
   - Каламбур и созвучия правят миром, - ибо иначе, человеку и сказать:
   - Больше нечего.
  
   И именно вот этим, продолжением мыслей в делах и отличаются Кина Война и Мир Кинга Видора и советские, что у Кинга Видора:
   - Герой не играет Персонажа до такой степени продолжения Образа, как это делается здесь, иногда даже сопровождая это соответствие мельканием в глазах:
  
   - Звездочек, мол, друзья мои хорошие - это:
   - Он думает-т. - Тогда как актер ни о чем другом думать не только не может, но и не должен, - как только:
   - Вот эта сегодняшняя Джульетта - она с кем будет на небольшом застолье после этого первого, значит, на втором:
   - Опять с режиссером постановщиком или уже и я могу? - И отпускает шуточки между паузами скороговорок то:
  
   - Короля Лира, то Ромео, то Дездемоны, - чтобы уж не упоминать негров всуе.
  
   Отсюда вполне можно сделать вывод, что и даже не все несуразицы, отмеченные Львом Толстым в речах героев этой пьесы Король Лир:
   - Действительно говорятся - нет, конечно, по тексту, но имеют вид вот таких вставок по поводу распределения не только ролей, но и мыслей, на другом спектакле, - который начнется после:
   - Первого - более-менее логичного.
  
   Герои - но именно между собой - актеры разговаривают потихоньку, - а:
   - Суфлер их записал, чтобы пожаловаться - как Лев Толстой - на отсебятину главному режиссеру Шекспиру, - а их потом и включили в основной текст, так как - по мнению Толстого:
   - Разницы никакой не будет.
  
   Зритель вхож на Сцену - вот суть Представления, которую не понимает Лев Толстой, и более того, думаю:
   - Не захочет понимать, - если она ему даже во сне привидится.
  
   Толстой пишет свой текст так, что можно и не быть за него, если даже решили прочитать именно его статью:
   - Пожалуйста, за Шекспира, надеюсь, он понимает, что не хотел это запретить.
   По факту именно наоборот:
   - Многие не обратили внимания на указанные Толстым противоречия - теперь обрадуются.
   Например, про Язык, что он должен быть у каждого лица своим, а как это сделать - непонятно же ж абсолютно, если я:
  
   - Один! - И на-те, пожалуйста, оказывается, Шекспир нашел способ, как сказать правду - конечно, не позаимствовал у Пушкина - но всё равно одинаково с ним:
  
   - Молви только английским языком, - у Пушкина, естественно:
   - И потом молвит русским языком, - и это касается даже Царевны Лебедь, - что уж говорить о людях.
   И даже, чем он будет неестественней - тем лучше! Мама мия! Кто не мечтал об этом всю сознательную жизнь!
   И, вообще, поговорить очень хочется, а у Шекспира, пожалуйста, Лев Толстой сообщает, говорят почти что мертвые и довольно много, - как-то, говорит Толстой про общие страдание невоздержанием языка:
  
   - Влюбленные, готовящиеся к смерти, сражающиеся, умирающие и о совершенно не идущих к делу предметах.
   Но в том-то и дело - не замечает Лев Толстой, что и просто так, и в экстремальных ситуациях хочется не только говорить о чем-то, что уже скоро будет только:
   - Мило, - а именно просто ПОГОВОРИТЬ.
  
   Речи одного можно вложить у уста другого. Это как раз уже заимствовано у Эрнеста Хемингуэя, - как благородно сообщил Борис Парамонов:
   - Джейк и Майкл говорят - чтобы доставить удовольствие друг другу - одинаково согласно.
   Про пидарасов у Льва Толстого ничего нет, поэтому это доброжелательство Бориса Парамонова здесь приводить не буду. Здесь их заменяют Кент и Шут.
   Лев Толстой называет эти мирные переговоры:
  
   - Фальшиво-сентиментальными, - но, мил херц, вы забываете, что:
   - Они - герои Хемингуэя - или только что вернулись с таких разборок, что многое важное у них, но очень нужное для женщин, у них уже не фурычит, следовательно:
  
   - Хоть словами, да, побаловаться очень хочется. - К тому же - как в Короле Лире - война начинается почти сплошная и, значит, для таких любвеобильных разговоров времени остается:
   - Все меньше и меньше.
  
   Именно это означают ничего не значащие разговоры:
   - Их время истекает, и значит, важно: только бы поговорить.
   Нет языка живых лиц - сообщает Толстой. Но так, как сказал Апостол Павел:
   - Если хотите почитать себя моральными - почитайте мертвыми.
   Отсюда вывод:
  
   - Толстой еще только едет на ярмарку тщеславия, а мы уже обратно.
   У Шекспира нет изображения характеров именно потому, что будет всегда суррогат, а мы:
   - Представляем самих себя - актеров - но!
   Тоже, мил херц, людей!
   Следовательно, у Шекспира, не в пример Толстому:
  
   - Не Персонаж герой нашего романа, а:
   - Зритель напополам с Высоцким или Смоктуновским, или с Окуджавой, и даже:
   - С Мариной Влади.
   А так про Льва Толстого остается только спеть:
   - Никогда, капитан, ты не будешь майором.
  
   Толстой:
   - В драме человек должен говорить своим языком, - но!
   К тому времени, когда Лев Толстой это писал, драма уже умерла, и, следовательно, неизвестно:
  
   - Была ли она вообще хоть когда-нибудь в реальности.
   Да и с какой стати в драме надо говорить своим языком, если абсолютно независимо от этого:
  
   - Изольда трахается добровольно и с первым, кто ее полюбил больше жизни, Тристаном, а с законным мужем, вы тоже не можете не быть.
   Поэтому желание есть?
   - Да.
   - Обязанность?
   - Тоже, - спрашивается:
  
   - Зачем тогда изображать из себя иностранцев, непонимающих, что:
   - Второй сначала был первым, а теперь первый - второй. - И так, и так, следовательно, запутаетесь.
   Зачем тогда и говорить, как два совершенно разных человека? Пусть вообще думают, что был один человек, чтобы сердце не очень болело от этой древней драматургии.
  
   Драма в не увязанных богом положениях, а не в языке, люди ошибаются уже тогда, когда его Джульетта умерла, а она - что он - тут язык - как грится:
   - Мертвому припарка.
  
   Один и тот же персонаж - по характеру - кочует у Шекспира из одного произведения в другое, - говорит Толстой. Но это всё равно, что сообщить художнику, чтобы он всё-таки выпил когда-нибудь свою пал-литру - уже догадался Владимир Высоцкий, тоже никогда не меняющий своего флага, как и Окуджава, что можно подумать:
  
   - Это сделали мы сами - это наш великий труд, - имеется в виду, и самолетом не только управлять, но и быть! И боксером, и шахматистом, и водителем троллейбуса, и даже:
   - Усилителем, - чтобы усилить ошибки Льва Толстого, логичные только в Представлении, чтобы избежать которого Ван Гог каждое утро и бегал посмотреть, как оно там поутру-то, Солнце:
  
   - Встало?
   И то можно было и никуда не только не бегать, но и даже не ходить, а сразу так и сказать ему в глаза:
   - Ну, куда ты прешь, дурья башка, если Земля и так вокруг тя не знает уж, как извертеться на пупе.
  
   Вот Толстой говорит Шекспиру, что надо было каждое лицо заставить говорить своим голосом, а не просить свидетельства о нем другого человека.
   Просто в десятку того, что делает Шекспир. Я имею в виду парадокс
   объяснения в любви Протея Сильвии, девушке Валентина в пьесе Шекспира Два Веронца.
  
   Имеется в виду, Протей должен был прийти не днем, а ночью, спрятаться под ее балконом и голосом Валентина исполнить ей, Сильвии, серенаду этой любви. Тогда бы и получилось то, что задумал Протей:
   - Сильвия сказала: здрассте-спасибо.
   Но для Шекспира было важно, чтобы:
   - Сильвия ошиблась! - ответила, как царь Иван Васильевич в фильме про Шурика, где этот Грозный меняет профессию:
  
   - Какая серенада, какая любовь, пес смердячий! Ты чей, вообще?
   - Дак, его?
   - Кого его?!
   - Письмо те нес от Валентина, да вот по дороге запнулся-я-я!
   - Сам хотел меня хапнуть, скотина ты сие протяженная?
  
   Вот эти разборки и положены в суть объяснения, что никакие чревовещания, а уж тем более, просто:
   - Совещания людей с свойственными их характерными голосами не помогут избежать трагедии, если сами люди:
  
   - Ни бум-бум, - что главное здесь в этой песне Мира:
   - АРТИСТ НА СЦЕНЕ.
   А все персонажи - это только иллюзия, чтобы заработать еще и на цветы главному режиссеру.
  
   Шекспир обращает здесь внимание, что Сцена - это не просто место, где чисто и светло, - а:
   - Новый Мир, - где не может один человек сказать что-нибудь путное другому, если будет только обжиматься в углу зрительного зала - он должен для этого объяснения выйти на сцену! Но выйти на сцену, увы, самому никак нельзя, а только получив роль - можно даже:
  
   - Честного и благородного человека, - но это всё равно уже значит:
   - Двойного, - как и делает Валентин, никому ничего не брякая, - а:
   - Если я на Сцене, то я - это не я, - как не забыл сказать и Толстой про Пьера Безухова - а:
   - Я в роли Валентина, - и, следовательно, если скажу ей:
   - Я это не я, - то и подумает: Протей - изменчивостью своей коварный приперся!
   Отсюда вывод, что и:
  
   - В роли Сильвии была не Сильвия, а ее подруга Джулия, подруга Протея.
   В любом случае Шекспир здесь рассказывает ключевую загадку:
   - На сцене не только актеры, которых все видят, но и зрители, как в данном случае Валентин и Джулия, которые, кажется по умолчанию, что в это время спали и ничего не знали.
  
   О каких тут своих собственных диалектах может идти речь, о каких характерах, если с этими модулями надо не в театр идти, а прямо в Парк Пушкина обниматься в темноте беседки.
   Как могут Гамлет и Смоктуновский иметь разные характеры, если это два разных, но всё-таки:
   - Один человек.
  
   Следовательно, Толстой упрекает Шекспира - в данном примере режиссера Любимова, что:
   - У тебя всех Гамлетов играет один и тот же человек - Высоцкий.
   Как и сказано буквально:
   - Кочует из одного произведения Шекспира в другое, - а опять:
   - В главной роли сам Вильям, наш, Шекспир.
  
   Сам человек со своими претензиями на свой характер остался на горе Синай, получив за него:
   - Две Скрижали Завета.
  
   Переполох в этой сцене остальные два персонажа, Джулия и Валентин устроили только для того, чтобы объяснить:
  
   - Мы за полставки делать этого не будем, - имеется в виду, что только Протей объяснялся в любви Сильвии, но это была Джулия, и, следовательно, всё нормально, так как они и были друг в друга влюбленными, но и Протея принес на это поля боя Валентин, а, значит и он тоже объяснился в любви Сильвии, - но сделали они эту аберрацию путем, так сказать:
  
   - Перекрестного опыления, - но разыграли скандал, чтобы Зритель тоже не спал, а смеялся - как Лидин их сосед, помещик двадцати трех лет у Пушкина в Графе Нулине - чтобы тоже был на сцене.
   Все тута? Все ста.
  
   Зритель - участник спектакля.
  
   12.03.18
   Вряд ли Лев Толстой может оправдаться:
   - Любите ли вы Театр так, как он мне надоел хуже горькой редьки.
   ------------------
  
   Толстой просит сделать то - если только, конечно не нарочно - что значит:
   - Перевести славословие Баруха Спинозы:
   - Человек придумал бога, - как его пропедевтику:
   - Бог создал человека, - выбрасывая, так сказать, самого Фейербаха в его же корзину для дел Прошлых, как-то:
  
   - Праздник Трех Китов мы уже давно освобождены праздновать.
   И таким образом производится Анинизация, так как Посылка:
   - Бог создал Человека, - превращается в таблицу умножения на обратной стороне школьной тетради, а мудрое изречение Спинозы:
   - Повисает в воздухе, но, однако, без парашюта этой посылки:
   - Бог создал Человека.
  
   Реально же:
   - Человек потому только и смог придумать бога, что:
   - Бог создал человека.
   Ибо придумать - это и значит, поступить так же, как:
  
   - Бог - создать.
   Как иначе человек может поверить в:
   - Бога, - если Он не в одной связке с ним.
   Вера, ибо - это не просто так, а:
   - Канал - или канат - связи.
  
   Таким образом, критика утверждения Бенедикта Спинозы:
   - Человек придумал бога, - это есть отрицание существования той лесной электропередачи, которую тянул Владимир Высоцкий месте с Димой Гориным и Татьяной Конюховой через преграды леса, однако, на девяносто процентов, как:
   - Сознательной дезинформации.
  
   Вот этот канат и хотела увидеть Марья Гавриловна в Метели Повестей Белкина Александра Сергеевича Пушкина, когда Бурмин начал наизусть читать ей первое письмо Сен-Пре, романа в письмах Жан-Жака Руссо Новая Элоиза, - внимательно смотрела - как героиня романа, у пруда под ивою - может быть даже, покачиваясь во время этой процедуры на качелях:
  
   - Не перепутает ли он - Бурмин - фразу Посылки - Трех Китов, что Бог создал человека - с фразой Спинозы, следующей из нее, что человек придумал бога. Не противопоставит ли их, как человек, однозначно:
   - НЕВЕРУЮЩИЙ, - ибо поверить в противостояние этих фраз: Человек придумал бога и Бог создал человека - нельзя однозначно, а как раз можно только:
  
   - Поверить, что Человек и Бог имеют между собой Связь, как Текст и Поля этого текста.
   И тогда, реально получается, что тот, кто в Тексте является армейским прапорщиком Владимиром - на Полях будет виден, как гусарский полковник Бурмин.
   Замыкание в сердце, что контакт этот правда - и есть ВЕРА, - которую можно понять и умом, как это буквально и расписано Пушкиным в Метели, - и:
  
   - Как посмеялся бы Лев Толстой, - что Бурмин, так сказать:
  
   - Ни с того, ни с сего и начинает вдруг читать, да еще наизусть! первое письмо Сен-Пре из романа в письмах Жан-Жака Руссо, которыми она, Марья Гавриловна, переписывалась в юности - почти что в детстве - с ее любимым Владимиром.
  
   Как тоже самое бывает в русских народных сказках, когда местному русскому рыцарю - из деревенских - или попросту, Иванушке Дурачку, предлагают найти его суженую, как ряженую в подводную царевну, среди тридцати трех таких же как она красоток, но местных только, подводных. Выбрал не ту, ну, и, значится, тут навсегда, под водой, и останешься.
   - Как?!
  
   Вот Владимир, Бурмин и Марья Гавриловна и показали с помощью нашего, так сказать, Вильяма Шекспира - А.С. Пушкина:
   - Можно! - поверить в Бога, оказывается.
  
   Дело в том, что Лев Толстой делает ловкую подделку - или даже нарочно ошибается, предлагая художнику, Пикассо или Ван Гогу, например, рассказать, о чем его картина. В данном случае, он предлагает это сделать Шекспиру, ставя его на главную роль в своем спектакле:
  
   - Как я писал свои пьесы.
   И таким образом, Толстой вырывает факты и сцены из того, что называется этой Посылкой:
   - Бог создал человека, - что значит, герои пьесы Король Лир повисают в воздухе, ибо прервана их связь с автором, ибо:
  
   - Зачем она? - если всё уже написано.
   И получается именно, что Шекспир, как Спиноза - по князю Вяземскому, создавшему не только Умников, но и Умниц - написал ерунду, - если переводить в мягком варианте то, как обругал его хорошо-памятный ведущий. Как грится:
  
   - Такую память, да на ум бы еще употребить.
   Но, как и сказано:
   - Каждому своё.
  
   Толстой всё равно потерпит поражение, потому что его Статья - это тот же спектакль - пишется с двух сторон, и стороны авторских комментариев и со стороны конкретных фраз из пьес Шекспира. Это не Статья, а именно:
  
   - Эссе, - художественное произведение. - А критикуется оно не как рекомендовал Пушкин:
  
   - По нему самому - что значит, не по Двум Скрижалям, а именно, как научная статья:
   - По одной, - в которой Посылка уже учтена в излагаемы фактах. - И каждое слово, следовательно, всегда пишется в Ту же строку.
  
   Вот выдать свои логические умозаключения за научные Толстому не удастся, ибо перед нами не Два Мира - Два Шекспира, - а, повторю:
   - Новый Завет настолько прекратил существование Ветхого Завета, - что даже доказал:
  
   - Ветхого Завета - не было!
   Он появляется только, как Мираж, существовавшего будто бы когда-то города Иерихона. И на этот мирах продолжают ссылаться, как на то, что - будто бы - нельзя проверить:
  
   - Прошлое.
   Но в том-то и дело, что можно. Можно именно благодаря существующей между двумя скрижалями невидимой для противников Нового Завета:
   - Связи.
  
   Все пьесы Шекспира - как и произведения Пушкина - не только основаны на этой связи, но именно:
  
   - О НЕЙ и рассказывают, - а не о давно умерших диалектах, обычаях и нравах, которых просит и требует появиться, как джина из бутылки Толстой от Шекспира.
   Тогда, как очевидно, что так далеко, как в Прошлое, нельзя, потому что бесполезно, смотреть невооруженным глазом, которым и является:
   - Настоящее. - Следовательно:
  
   - Не Туда - в прошлое, - а сюда смотри, в Настоящее, смотри именно для того, чтобы увидеть:
   - Реальное прошлое, - а не:
   - Как бы это могло быть.
   -------------------
  
   Текст Шекспира - это перевод, который он читает, как Андрей Гаврилов переводит фильмы эпохи vhs, - что:
  
   - Слышен за его голосом и голос первоисточника с возможными диалектами.
   В данном случае с Шекспиром или Пушкиным мы можем услышать его - этот первоисточник - только подсознательно. Просто даже достаточно почувствовать этот интервал, что за переводом звучит еще один голос, прочитать текст Шекспира, как комментарий к переводимому кино. Ибо:
  
   - Очевидно, что Шекспир приводит не первоисточник.
   Толстой же критикует Шекспира, как именно первоисточник, которым никакой текст не может быть по определению:
   - Это спектакль. - Но, когда оказывается, что и весь мир спектакль - перевод Шекспира - это и есть подлинник.
  
   И вот именно по этой причине перевод этой пьесы Король Лир Щепкиной-Куперник хуже, чем перевод Пастернака, из-за того, что сделан, а точнее:
  
   - Слишком подделан под понятность современной реальности.
   И именно поэтому хорошо читать перевод Гомера, сделанный Жуковским или Гнедичем, что далеко не все понятно, о чем идет речь. И перевод Комедии Данте Лозинского также дает возможность понять только немного процентов того, что происходит. Остальное на уровне интуиции.
  
   13.03.18
   Толстой говорит, что Шекспир только испортил те драмы неизвестных авторов, и предлагает пример, что в старой драме Лиру нужно было оставить Корделию на своем острове, и он придумал этот опрос дочерей для того именно, чтобы заставить Корделию выйди замуж за принца с его же - Лира - острова, - если она скажет, что любит его больше других дочерей или так же.
   Но!
  
   Уже была посылка, что две первые дочери согласны выйти замуж за кого угодно, лишь бы уже сейчас получить свою часть наследства, а Корделия:
   - Не хочет выходить, не любя ни за одного из ближайших женихов, которых Лир предлагает ей, и он боится, чтобы она не вышла за какого-нибудь короля вдали от него, - так написал сам Толстой.
  
   Так какая разница тогда, если всё дело и там, и здесь, у Шекспира в том, что Корделия не хочет любить одного отца, но обязательно и:
  
   - Мужа!
   В старой драме Корделия говорит, что не может словами выражать свою любовь, а надеется, что дела ее докажут это. И сестры Гонерила и Регана выводят это утверждение Корделии на чистую воду, говорят, что это не ответ, а значит, она не любит отца, так как к нему равнодушна.
  
   И Толстой делает вывод, соответствующий непонятно какой логике:
   - Так что, по старой драме, есть, чего нет у Шекспира, объяснение гнева Лира, вызвавшего обделение меньшей дочери. Лир раздосадован неудачей своей хитрости. - Имеется в виду, оставить ее при себе.
   Непонятно, в чем Толстой тут нашел разницу, если не иметь в виду, что принимает Видимую разницу за разницу, а Реальную - душевную - спускает на тормозах, как только побарабанную суету сует и томление духа.
   Ибо драматургия старой драмы - по Толстому:
  
   - Корделия будет жить на одном острове с отцом - Лиром, а она хочет выйти замуж по любви, а на этом острове никого не любит.
   У Шекспира Корделия сразу говорит, что будет любить не только отца, но и мужа. - Здесь уже имеется в виду душевное ВМЕСТЕ, - и с мужем, а не только с отцом.
   В старой драме Лир раздосадован неудачей своей хитрости, заключающейся в том, что:
  
   - Любишь меня - выйдешь замуж, за того, на кого я укажу.
   Но какая же здесь хитрость, если уже Лиру было известно, что этого не может быть, так как и вся проблема была в том, что Корделия имеет в душе такую загогулину:
   - Без любви замуж не выйду.
   По-моему, здесь нет никакого противоречия между посылками старой и шекспировской постановки этого вопроса:
  
   - Душа Корделии - в отличие от ее сестер - имеет Две Части. - Что и означает:
   - Корделия родилась уже с Новым Заветом в душе, - точнее, вот с такой душой, которая делится на Текст и на Поля.
   И, скорее всего, драма, даже трагедия, здесь в том, что первые христиане - если их иметь в виду в массовом порядке - приняли Две Скрижали Завета, именно, как:
  
   - Просто две части, - два разных дома. - То, что они разные, что не просто так:
   - На первый-второй рассчитайсь! - А это:
   - Автор и Герой, - одной и той Комедии, как это, уверен, есть и у Шекспира, и у Данте, и вообще очевидно у Пушкина в Повестях Белкина, и остальных.
  
   Король Лир, получается, не захотел остаться на Полях, как именно:
   - Бог. - А возможно, имеется даже в виду, что и:
   - Бог приревновал к Сыну, - данном случае, к дочери, что она вышла в свет без Него.
   Бог подарил Моисею Две Скрижали Завета, а потом, не то, что раскаялся, а, так сказать:
  
   - Чуть-чуть позавидовал Человеку, что он будет ходить-бродить по миру, и думать, что уже имеет право любить еще кого-то, кроме:
   - Него.
   По Шекспиру так получается, что не только человек не до конца - если говорить мягко - понял Новый Завет, - но и:
  
   - Сам Бог - тоже! - ибо соединил Своё понимание мира с человеческим.
   Вполне можно назвать эту пьесу:
   - Страсти по Новому Завету.
   Что, собственно, наблюдается и сейчас. Ибо простой логикой эта связь:
  
   - Связь, обнаруженная в науке Пьером Ферма, - не берется.
   Но с другой стороны, если его теорема названа Великой - то поняли.
  
   Лучше всех и понятней эту великую связь расписал и объяснил А.С. Пушкин, а уж для русских-то точно. А нам заглаживают Пушкина, что в Селе Горюхине он:
   - Почти новый Лев Толстой.
   Кино и немсы.
  
   Толстой расписывает, как почти гениальную старую сказку про Короля Лира, что, да, это так и надо делать для занимательности боевиков и всех остальных триллеров, включая сюда и внешнюю сторону сказок Пушкина, - как-то:
  
   - В то время как Корделия, не тужа о том, что лишена доли наследства, сидит, горюя о том, что лишилась любви отца, намереваясь добыть пропитание свои трудом, приходит Галльский король, желающий под видом странника высмотреть невесту из дочерей Лира. Он спрашивает Корделию, отчего она грустна. Она рассказывает ему свое горе. Галльский король, под видом странника, пленившись ею, сватает ее за Галльского короля, но Корделия говорит, что она пойдет только за того, кого она полюбит. Тогда странник предлагает ей руку и сердце, и Корделия признается, что полюбила странника, и соглашается, несмотря на ожидающие ее бедность и лишения, выйти за него замуж. Тогда странник открывается ей, что он и есть Галльский король, и Корделия выходит за него замуж.
  
   Вместо этой сцены - продолжает Лев Толстой - Лир предлагает двум женихам Корделии взять ее без приданого, и один грубо отказывается, другой же неизвестно почему берет ее.
  
   Здесь Толстой ошибается в том, что Шекспир всю эту лирику интересной мелодрамы, описанную в старой драме, как водевиль - кладет в Посылку заблуждений реальной трагедии, что вот это:
  
   - Их бин непонимайт, - а после сеновала поняли, что подходящи и даже очень друг другу, - так и остается непонятым.
   Как в Ромео и Джульетте, как в Евгении Онегине. - Что значит:
   - Нет правды на Земле, - но выше поискать стоит, стоит, стоит.
  
   Решение Шекспира отличается от решения старого автора этой же пьесы Король Лир именно существованием того, что раньше и даже не было! Старый автор решал все проблемы в Тексте: пришел, сразу не увидел, но потом осознал, что любо, и она тоже, так сказать, в долгу не осталось, а дальше, как водится:
   - Если пир - так на весь мир.
  
   Но вот в том-то и дело, что оказалось:
   - Не на весь! - сказал Шекспир своей интерпретацией. - Что значит, да, весело получилось, но не в:
   - Вечной же ж Жизни! - вот, так сказать, в чем этот ответ на вопрос, который в старой интерпретации веселых пряток и догонялок - даже не ставится.
  
   Без победы, заверенной на Полях Текста - победы не будет.
   Что и значит:
   - Не стоит печати Бога на тексте старой - до шекспировской - трагедии Король Лир.
  
   Но Толстой - как обычно, или нарочно - об этом даже не думает. Что, собственно, и происходит, в Обычной литературе:
   - Рассматривается только сам литературный материал, - а его соответствие - сверка с Жизнью:
   - Это вообще, не наша специализация!
  
   Можно так и сказать, что Толстой разбирает Короля Лира Шекспира - без задней мысли. Но его акцент на этих деталях настолько силен, что можно подумать:
  
   - Найден клад, реальный клад Острова Сокровищ Стивенсона, - который я давно не мог понять, в чем заключается, ибо прямая уловка:
   - Деньги, - явно недостаточна.
   И клад этот - Карта Льва Толстова по Острову Сокровищ Вильяма Шекспира.
  
   Еще раз, в чем ошибка Толстого. Он утверждает, что драматургическое противоречие в первой пьесе, из которой Шекспир взял сюжет - это утверждение Корделии, что она не выйдет замуж без любви, на котором ее ловит Король Лир, так как второе утверждение Корделии - это:
   - Не могу доказать свою любовь к тебе, папа, словами, ибо это будет слишком слабо, а могу только:
  
   - Делами. - А!
   Что такое в России - для Льва Толстого, да и сейчас тоже, как не:
   - Отказ от своих любимых дел, - в переводе на общедоступный:
  
   - Идолопоклонство. - Следовательно, у Корделии нет вообще другого варианта доказать свою любовь к Королю Лиру, как этот, так удачно подвернувшийся, счастливый случай:
  
   - Любви нет к потенциальному жениху - значит, выходом за него замуж как раз и можно доказать любовь к отцу.
   В это нерешаемая коллизия, по мнению Льва Толстого, трагедия всей их древней - а также и нашей, само собой - грешной жизни. Которую Шекспир заменил вообще непонятно на что, на какую-то невменяемую установку, типа:
  
   - Быть или не быть? - и надо сделать вывод, есть ли здесь вообще вопрос, или и его знак надо тоже убрать.
   А именно и сразу:
   - Люблю обоих! - по варианту Шекспира, - и тебя, Король Лир, и своего будущего мужа.
   Король Лир в истерику, а спрашивается:
  
   - С какой стати? - если иметь в виду, что в первом варианте, такой установки:
   - Не было!
  
   Но в том-то и дело, что была! Шекспир поставил на самом виду то, что в прототипе, в старой пьесе:
  
   - Было в Посылке!
   Лир и восстал против этой посылки, что - как не знаю, поется ли хоть в какой-нибудь песне - можно любить двух сразу, и отца, и мужа.
   Именно поэтому Король Лир сразу приходит в бешенство, едва Корделия только это и сказала:
   - Если найду мужа, то буду любить и его, как отца.
  
   И в первом варианте пьесы была скрыта также угроза, что Корделия выйдет замуж только за человека любимого, ибо:
   - Отца - хотя и без доказательств для него - но для себя-то она знала:
   - Любит тоже! - как и сразу прямо утверждается у Шекспира.
  
   Поэтому Лир ловил Корделию не на том, что ей некуда будет деваться, если она его любит, то вынуждена будет выйти замуж за нелюбимого, - и таким образом остаться с ним навсегда на острове, а на том, что откажется от возможности любить двух сразу, и отца, и мужа. Тем более, что любимого мужа еще нет, а:
  
   - Счастье вечное жизни так близко.
   Под видом любви к отцу просил отказать от Нового Завета.
   Шекспир сразу без заморочек с этого и начинает.
  
   Но бес толку - как он, скорее всего, и думал:
   - Поставил сей плакат о новой вере прямо у дороги, но вызвал - у Льва Толстого - только один отклик:
   - При чем здесь это?!
  
   Вот сейчас идет какой-то фильм по ТВ 1000, и, как обычно здесь делается в официальных переводах иностранных фильмов, чтец перевода использует своё умение ворочать языком для того, чтобы показать зрителю то, что он и без него видит:
  
   - Он жрет, - ибо просто есть не способен от природы, иначе не станет так коверкать слова, а ради чего спрашивается, если зрители и так видят, что человек взял пирожок и его надкусил?
   - Но чавкает же! - можно возразить.
   Но в том-то и дело, что настоящий перевод, который и демонстрирует Шекспир - это уже правила хорошего тона:
  
   - Зачем делать замечание человеку, если он чавкает, если больше никого в этой комнате, тем более нет, а:
   - Зрители оценят это чавканье чтеца перевода, именно, как замечание чавкающему!
   И вдобавок получат себе напутствие:
  
   - Да, чтобы и ты, зритель Зарубежа, тоже:
   - Завсегда подавився!
  
   Делается ложный перевод, что кто-то сделал этому человеку в кино, надкусившему без спросу пирожок, замечание:
   - Жри, жри, только поменьше чавкай, - но, в том-то и дело, что такого замечания людям в нормальном обществе никогда не делают.
   Переводчик считает, что он:
  
   - Только повторил то, что было сказано. - Нет, в том-то и дело, что нет, ибо перевод, как доказывает Шекспир в этих любовях и их совместимости:
   - Делается не в одну строку, как надеялся Король Лир, согласится с ним его младшая дочь Корделия, - а:
   - С Полей Текста!
  
   Тогда как и переводчик сейчас, и Король Лир хотят настоять, что можно сделать всё:
   - И сразу.
  
   Фильм, который идет - это Ветхий Завет, а его перевод - это не тоже самое другими словами, а Завет Новый, который не для того придуман Богом, чтобы теперь было всё иначе, ибо, да, но:
   - В том числе и Прошлое! - Оно ме-ня-ет-ся. - А это значит, что точное чтение перевода с чавканьем - это уже ошибка. Ибо, повторю, перевод для того и делается, чтобы этого чавканье, которое было:
  
   - Теперь уже не было.
   Но его, это чавканье, и используют сейчас нарочно, чтобы, нет, не доказать, а показать:
   - Мы за Ветхий Завет.
  
   Не думаю, что Король Лир был нарочно против новой веры, чтобы прошлое было изменено для того и существующим будущим, - а:
  
   - Только вынужден разыгрывать это противостояние, чтобы доказать его существование.
   А может и нет. Ибо главная проблема не в непонимании этой Теории Относительности, а в:
   - Категорическом нежелании ее понять.
   Почему все и гибнут.
  
   Почему существует это сознательное противостояние миру - не совсем ясно.
  
   Толстой пишет далее, что по старой драме Лир с Периллусом - у Шекспира Кентом - естественно доходя до последней нужды и в одежде рыбаков, изнуренные холодом и голодом, приближаются к дому Корделии. Ибо это намного лучше, чем выдергивать себе седые волосы, как обещает Шекспир, и бегать по степи в бурю.
  
   Но дело в том, кто о чем рассказывает, как Шекспир о сверхмировой трагедии устройства мира, или это просто рыцарский роман с турнирами, путешествиями и любовными историями.
  
   Шекспир, Король Лир и его друзья и недруги, приняли на себя свои трагические роли именно поверив, что:
  
   - Будущие герои так изменят их - уже прошлое - что и будет, как заповедал:
   - Бог - все живы, - а, значит, и они тоже.
  
   Вот сейчас Толстой совершает вторую капитальную ошибку, приводит пример, как хорошо получилось у старого автора, которого переиначил Шекспир, рассказывая сказку - как говорится - как это было на самом деле.
   Корделия встречает отца, Короля Лира и начинается их разговор:
  
   - Если б я рассказал с самого начала, - говорит Лир, - то заплакал бы человек и с каменным сердцем. Ты же, бедняжка, так умильна, что плачешь уже сейчас, прежде чем я начал.
   - Нет, ради бога, расскажи, - говорит Корделия, - и когда ты кончишь, я сражу тебе, отчего я плачу прежде еще, чем услышала то, что ты скажешь.
   И Лир рассказывает все, что он потерпел от старших дочерей, и говорит, что теперь он хочет прибегнуть к той, которая бы права, если бы присудила его к смерти.
  
   - Если же она, - говорит он, - примет меня любовно, то это будет божье и ее дело, а не моя заслуга.
   На это Корделия говорит:
  
   - О, я наверное знаю, что твоя дочь с любовью примет тебя.
   - Как же ты можешь знать это, не зная ее? - говорит Лир.
   - Я знаю потому, - говорит Корделия, - что далеко отсюда у меня был отец, который поступил со мной так же дурно, как ты с ней. И все-таки, если бы я увидала только его седую голову, я на коленях поползла бы ему навстречу.
   - Нет, этого не может быть, - говорит Лир, - потому что нет на свете более жестоких детей, чем мои.
  
   - Не осуждай всех за грехи других, - говорит Корделия и становится на колени. - Вот смотри, отец милый, - говорит она, - смотри на меня, это я, любящая дочь твоя.
   Отец узнает ее и говорит:
   - Не тебе, а мне надо на коленях просить твоего прощения за все мои грехи перед тобой.
  
   Есть ли что-нибудь подобное этой прелестной сцене в драме Шекспира? - спрашивает уже Толстой. И делает вывод, что старая драма лучше.
  
   Но в том-то и дело - в чем ошибка Толстого - что это приведенное им благолепие и есть Посылка текста Шекспира о беготне обезумевшего Лира по степи в бурю, только сделано оно не, как мечта, не как сказка у старого автора, а как:
  
   - Правда, - но уже то, что будет сделано с его жизнью теми, кто ее Переведет в Будущем, только для того и нужном, чтобы сделать прошлое вот таким сентиментальным, как у старого автора, который поместил его в венец своего творения, как счастье, возможное, после тяжелых страданий и в этой жизни.
   Именно то, что было предложено и Иисусу Христу:
  
   - Хочешь уже сейчас царствовать над миром? - а Он отказался.
   Отказался, потому что это неправда, а только иллюзия. Толстой же и утверждает, что, да, иллюзия счастья, но:
  
   - Так, другого-то и вообще не бывает!
   Дайте хоть сказку на сцене!
  
   Шекспир, как и Пушкин в Евгении Онегине указывает на продолжающееся - несмотря на утверждения 17-го года - существование Трех Китов. Что значит именно:
  
   - Мир этот на Них держится, - и является, следовательно, только Сценой, картиной художника, а еще не всем реальным, настоящим миром, счастье в котором Человеку обеспечено, и оно уже есть вот такое, как его расписал старый автор, и, значит, есть это счастье уже сейчас, и Шекспир показал ГДЕ:
  
   - В душе самого человека, - Шекспир своей пьесой сделал отклик. Сделал запись, которую уже нельзя вырубить топором.
   Тогда как Толстой предлагает только благое намерение.
  
   Или будет вот так, как получилось с Королем Лиром и его детьми, или вы, сукины дети, признаете Теорию Относительности и Великую теорему Ферма.
  
   Поэтому параллельные прямые Льва Толстого - должны пересечься, - как доказали - тоже на смех некоторым профессорам Московского университета, включая самого Гаусса в своем - Риман и Лобачевский.
   Вот тогда мечта станет былью.
  
   Разница, повторю, между правдой Толстого и правдой Шекспира в том, что Толстой рассказывает, как хорошо надо делать, - а:
   - Шекспир это делает.
  
   Толстой пишет:
   - Старая драма кончается также более натурально и более соответственно нравственному требованию зрителя, чем у Шекспира, а именно тем, что король французский побеждает мужей старший сестер, и Корделия не погибает, а возвращает Лира в его прежнее состояние.
  
   Но вот это его замечание и значит, что:
   - Благими намерениями выстлана дорога в ад.
  
   Самая главная ошибка Толстого, что он считает:
  
   - Ничего нельзя решить сейчас, в наших силах только пожелать вам удачи, господа юнкера будущего.
   Что вот все эти писания - только письма на деревню дедушке, чтобы переделал свой дом - и туалет также - в Избу Читальню, а не как Владимир Войнович только в:
   - Пупсика.
  
   Удивляет логичность запретов революции 17-го года и удивляет понимание зрителями пьес Шекспира, как это отметил сам Толстой, что большинство людей любит быть зрителями пьес Шекспира, - и что для них Моральный Закон, а что:
   - Звездное Небо надо мною, - можно ли разобраться?
  
   Шекспир вот получается, что увидел моральный закон уже в душе человека, а Толстой только еще хочет, чтобы он там был.
   Звездное Небо - это как раз фундамент того, что у Человека есть Моральный Закон уже в Душе.
  
   14.03.18
   Реальное нашествие - это не нашествие людей, а происходит в головах и сердцах людей:
   - Они поле боя.
  
   15.03.18
   Туман, Паутина - это плохая видимость Прошлого. Если смотреть на него близоруко, - как:
   - Иметь в виду только Представление.
   Прошлое в нас - его не надо переть издаля. Или, как в Короле Лире, прямо:
   - На нас, - имеется в виду, его паутина, - и мы в нем, как:
   - В тумане.
   -----------------------
  
   Толстой противопоставляет естественное у старого мастера этой пьесы Король Лир:
   - Естественно - Лир с Периллусом - доходят до последней нужды, - неестественности изгнания Лира в бурю и бегания его по степи. - Но:
   - Толстой не обращается внимания, как будет смотреться его естественный бой на Ринге - Сцене, где идут ЗАВЕДОМО постановочные бои!
   Не обращается внимания по простой причине, которая у Шекспира поставлена во главу угла:
  
   - Со Сцены виден Другой Мир - Зрительный Зал.
   Толстой же считает, поставленную Шекспиром Подзорную Трубу в виде Сцены - самим миром. А то, что она эта подзорная труба увидела Зрительный Зал - не бывает! Не бывает потому, что и вообще, кроме Видимого Мира ничего больше нет. По крайней мере, для Человека:
   - Что есть - что нет.
  
   Толстой опять говорит, что и все остальные сочинения Шекспира заимствованы:
   - То же с Отелло, взятым из итальянской новеллы, то же и с знаменитым Гамлетом. То же с Антонием, Брутом, Клеопатрой, Шейлоком, Ричардом и всеми характерами Шекспира, которые все взяты из каких-нибудь предшествующих сочинений. - Но!
   В том-то и дело, что Вильям Шекспир делает не просто перевод, а Перевод - это и есть реальная конструкция мира. Потому и кажется Льву Толстому нереальным текст шекспировских произведений, что это:
   - Не сам Подлинник, - а только его Часть, именно:
  
   - ПЕРЕВОД, - где-то еще звучит первоисточник.
   И Шекспир именно это и доказывает:
   - Перевод - это Подлинник, а не:
   - Первоисточник.
  
   И именно толстовский скрежет зубовный сегодняшние переводчики стараются искать у американцев, например, как:
   - Что-то близкое к нему - не к Толстому, имеется в виду, а - к американскому звучанию - тогда как оба текста:
  
   - И американский, и русский - это только будет Подлинником, - но!
   Но расположены они не в Одну Строку, а находятся, как:
   - Один на сцене, - а другой остался за ее бортом.
   По Толстому же, да, Ной построил ковчег, - но!
   Но на этом дело и кончилось! - ибо:
  
   - Второй Части - Потопа - так и не произошло, и плыть, таким образом, оказалось незачем, потому что не по почему.
   Море - вторая часть необходимого, обещанного богом пространства, так и не пришла на помощь Ною, и мы, следовательно, так и не можем, как Вильям Шекспир:
   - Делать правильные, имеющие вот эту необходимую Посылку - существование Потопа - Моря Воды - переводы, заповеданного Богом тогда уже:
   - Мира.
  
   Толстой же ставит задачу только поярче новогодние украшения:
   - Шекспир, пользуясь характерами, которые уже даны в предшествующих драмах или новеллах, хрониках, жизнеописаниях Плутарха, не только не делает их более правдивыми и яркими, - а:
  
   - Наоборот, всегда ослабляет их и часто совершенно уничтожает их, как в Лире, заставляя свои действующие лица совершать несвойственные им поступки, главное же - говорить несвойственные ни им, ни каким бы ни было людям речи.
  
  
   ОТЕЛЛО
  
   Так в Отелло - продолжает Лев Толстой - несмотря на то что это едва ли не то что лучшая, а наименее плохая, загроможденная напыщенным многословием драма Шекспира, характеры Отелло, Яго, Кассио, Эмилии у Шекспира гораздо менее естественны и живы, чем в итальянской новелле. У Шекспира Отелло одержим падучей болезнью, вследствие которой на сцене с ним случается припадок. Потом у Шекспира убийству Дездемоны предшествует странная клятва становящихся на колени Отелло и Яго, и, кроме того, Отелло у Шекспира негр, а не мавр.
  
   Вот, пожалуйста, обозначается, что Отелло не мавр, а негр. Точно также - как нашел Аникст:
  
   - Лес в Двух Веронцах не Итальянский, а Шервудский, что плыли в Милан, а попали каким-то необыкновенным образом в Падую, что Протей говорит прямо, как Валентин, объясняясь в любви к возлюбленной Валентина Сильвии, и что - выходит уже за всякие рамки благоразумия:
   - Плывут из одного сухопутного города Вероны в другой сухопутный - Милан:
   - По земле, аки по морю.
  
   Но!
   Шекспир потому и пишет Негр, а не уже бывший в первоисточнике:
   - Мавр! - что не бросает первоисточник на произвол судьбы, а тащит в кругосветное плавание, как Ной - как это и завещано в Библии:
  
   - ВСЕХ тварей по ПАРЕ.
   Следовательно, где Мавр? - и он может, как негры в массовом порядке переселенные в Америку, только добавить радостно:
   - Дак, тоже тута, - пусть и только в трюме этого архипелага Прошлого:
   - Так и плывущего вслед за нами!
  
   Как и сказано в Евангелии:
   - Для того, чтобы на Земле пребывал Иисус Христос - Он должен быть:
   - Виден! - Как и спросил Сам Иисус Христос у апостолов:
  
   - Видели ли вы Отца Моего?
   - Откуда, нет, конечно.
   И Он ответил:
  
   - Если вы видели Меня - видели и Отца Моего, - что значит, Иисус Христос проявляет своё Изображение только на Фоне Отца Своего.
   И Земля существует только:
   - Уставившись лапами в Трех Китов.
  
   Шекспир, следовательно, говорит правду от:
   - Сотворения Мира. - А не:
  
   - Приблизительно, Как Бы Это Могло Быть - пять слов, которые потрясли мир революциями 17-го года.
  
   Отелло. Толстой говорит, что нельзя писать такую чепуху, как Шекспир монолог:
  
   - Отелло над спящей Дездемоной о том, как он желает, чтобы она убитой была такой же, как живой, что он и мертвою будет любить ее, а теперь хочет надышаться ее благовонием и т.п., совершенно невозможен.
   - Человек, готовящийся к убийству, - продолжает Лев Толстой, - любимого существа, не может говорить таких фраз и еще менее может после убийства говорить о том, что теперь солнце и месяц должны затмиться и земля треснуть, и не может, какой бы он ни был негр, обращаться к дьяволам, приглашая их жечь его в горячей сере и т. п.
  
   Я думаю, что дело в этой пьесе идет о связи - договоре Евы с дьяволом, без которого она вообще не может выйти замуж за Отелло - Адама:
   - Посланца Бога за Землю, - людям обещанную.
   И Отелло убивает любимую, потому что она уже заражена, как постоянно мерещится героине фильма Чужие, что она прилетела на Землю уже, а в внутри ее живет законсервировавшийся Чужой.
   Возможно, речь даже не о Еве, а именно о ее предшественнице:
   - Лилит.
  
   Весь вопрос в том, как происходит это заражение, ибо, ясно, что не может быть очевидным, как неочевидна напрямую Связь Полей и Текста между собой, - но Отелло ее как-то обнаружил, и это:
   - Как уже расшифровано А.С. Пушкиным в произведении:
  
   - Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана, - где одно предложение, на вид сказанное одним человеком, Джонсоном - содержит уже и:
   - Ответ Макферсона, - и наоборот.
  
   Точно также написан и Воображаемый Разговор с Александром 1.
   Имеется в виду, буквально, об этой Связи Вильяма Шекспира - Пьера Ферма - Эйнштейна, - а так-то:
  
   - Все произведения Пушкина написаны именно так:
   - Через Поля, - которым:
   - Я, - предан всех душой, но сам пока что:
   - Пасется в Тексте.
  
   Но именно Поля вдыхают в Текст - Жизнь.
  
   Не ходи к гадалке, что это так. Но важна конкретика. Которая у Пушкина хорошо видна. Ибо мир потусторонний не может быть описан Текстом, а может быть виден, только, как следствие, доступное только:
  
   - Пониманию Человека. - Почему произведения Альфреда Хичкока, который
   только ими, этими Связями Полей и Текста, - только и занимался:
   - Вполне, знаете ли, только и могут полететь в другие миры, как:
   - Представители Мира Людей.
  
   Связь эта не видна невооруженным глазом, поэтому взять ее может только картина:
   - Художественное произведение, - Театр, в данном случае.
  
   Между прочим, связь эту, Связь Полей и Текста - в моем знании - реально доказал только Пушкин, - ибо:
   - Ферма не привел конкретных - как считается - достаточных математических доказательств, Эйнштейн говорил об этой связи не буквально, хотя, в принципе, одно и тоже, что и Пушкин:
  
   - Автор может войти в Текст, а Герой стать Автором, - в отличие от классической позиции:
  
   - Автор живет и может только завидовать Герою в его пертурбациях, - а Герой - без помощи Автора:
   - Уж никак не может выполнить просьбу своей возлюбленной в Дубровском, просьбу Марьи Кириловны:
  
   - Спасти ее, - нельзя в Тексте, а только протащив, как Протей свою контрабанду, через:
   - Поля.
   Таким образом, величие Пушкина в том, что он не только предположил, а:
   - Прямо показал, - что:
  
   - Главным-то Героем этого мири является не кто иной, - как:
   - ЧИТАТЕЛЬ, - он посредник Полей и Текста.
   Читатель - что значит:
   - HOM0 SAPIENS.
  
   Уверен, что и у Шекспира будет тоже самое.
  
   Как говорится:
   - Слона-то я и не заметил:
   - Зрительный Зал, - оказался у Толстого только артефактом нашего грешного дела:
   - Сиэтэ.
  
   Отелло
   Пастернак интересно начинает:
   Венеция. Улица.
   Входят Родриго и Яго.
  
   И дальше идет диалог, но кто именно, что говорит - точно не обозначено, - следовательно - это не сценарий Пьесы, а:
   - Взгляд уже из Зрительного Зала, - и кто, что говорит разобрать нельзя в принципе! - Фактическая половина слова всегда будет у одного, а другая половина у второго.
   Точно также, как специально для этого случая написан Макферсон:
   - Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана.
  
   И дальше продолжается тоже самое:
   Там же. Другая улица.
   Входят Отелло, Яго и слуги с факелами.
  
   И получается, главный критерий истины - Зритель вполне мог грохнуть не того, кого хотел.
   И эта субъективность Зрителя именно - объективна.
   Хотя я не думаю, что была совершена ошибка - тут:
   - Некуда деваться, - как в кино, правда, совсем в другом:
   - Ромео должен умереть.
  
   Можно предположить, что Дездемона умерла не вся, а только в Тексте - на Полях она осталась, - но тогда надо было написать буквально, что Отелло говорит:
  
   - Я женюсь на тебе и на мёртвой, - но там, кажется, есть Бы, - женился бы и на мертвой еще раз. - Нет, по-другому:
   - Буду любить и мертвой, - не знаю, значит ли это:
   - Буду, - что и люблю.
  
   Продолжает сохраняться впечатление, что Лев Толстой только для того играет против Шекспира, чтобы ненавязчиво указать на его гениальность. А еще больше, на феноменально человеколюбивое устройство мира.
   - Я говорю против для того, чтобы вы открыли глаза.
   - Для меня это ясно, как простая гамма, - как сказал Сальери, - понимая Моцарта, но абсолютно не принимая его.
  
   Может оказаться, что Яго - это и не злодей, а сам:
   - Переход, - с Полей в Текст, - ибо говорит:
   - Клянусь двуликим Янусом, что нет.
  
   Дает возможность соединить почти несоединимое.
  
   Толстой опять говорит о невозможности речей, которые выдумывают герои. Но!
   Но это и не повествование, - а:
   - Его расшифровка!
   Как Евангелие не просто продолжение Библии, - а ее расшифровка. Ее перевод.
  
   Толстой всё твердит:
   - Это не люди, это не люди, люди так никогда не говорят, даже если они буйные негры, что будут любить и мертвую Дездемону, и после ее убийства восхвалять свои прошлые подвиги, - но:
  
   - Как и провозгласил Алан Тьюринг руководившему им генералу:
   - А что, если только машина может расшифровать машину, - без знака вопроса, но с требованием передать его письмо могущему решить все проблемы Черчиллю.
   Здесь тоже против Человека применена Энигма. И машина Шекспира ведет расшифровку ее загадок.
   Как и резюмировал этот недовольный Тьюрингом генерал:
   - Не так уж сложно.
  
   Дездемона говорит:
   - Если у вас
   Случился друг и он в меня влюбился,
   Пусть вашу жизнь расскажет с ваших слов -
   И покорит меня.
  
   Не может ли так быть, следовательно, что и Отелло рассказывал - каким-то образом - не свою жизнь? Обычно такие обороты речи, как сейчас произнесла Дездемона, принимают только за фигуру речи, - но:
  
   - Если по Пушкину, - это и есть скрытая правда.
   Не знаю, есть ли в этом смысл и в переводе Пастернака.
   Отелло хотят обвинить в колдовстве, что он смог обольстить Дездемону, и это тоже могут быть не пустые слова, несмотря на то, что преподносятся именно, как заведомая неправда.
   Реально так не бывает - имеется в виду не в жизни, к которой постоянно апеллирует Лев Толстой, - а не бывает в художественных произведениях классики:
   - Колдовство было, - но:
   - Другое.
  
   Также здесь идет прием Шекспира, который осудил Толстой:
   - Рассказ одного человека, одного героя о другом, в данном случае:
   - Зачем узнала это я! Зачем
   Не родилась таким же человеком! - но говорит-то это не Дездемона, а Отелло.
   Это не просто приемы, разворачивающие образ, а именно, показывают само:
   - Устройство мира, - его правду.
  
   По Толстому человек должен рассказать о себе делами, а по Шекспиру критерий истины - это:
   - Человек в Роли Человека.
  
   Как примерно и сказал царь Иван Васильевич актеру Михаилу Пуговкину на его приветствие:
   - Житие мое:
   - Пес смердячий. - Что значит:
   - О делах наврать можно с три короба, и даже ни разу не зажмуриться.
  
   Здесь можно предположить, что речь пойдет о противоречии:
   - Между реальностью и еще большей реальностью, - по описанию А.С. Пушкина они различаются по посылке:
  
   - Над вымыслом слезами обольюсь,
   И может быть - на мой закат печальный
   Блеснет любовь улыбкой прощальной.
  
   И вопрос:
   - Как отличить реальность от еще большей реальности?
   И, конечно, это будет не сравнение - как это делает Лев Толстой - сюжета итальянской новеллы с действием Шекспира, ибо это только лирика, цветочки. Реальность должна отличаться, как в Дубровском Пушкина:
  
   - Дубровский - это князь Верейский, и это уже детали, настоящий - в том смысле, что настоящего убили, или его никогда и не было, здесь в России, и Дубровский купил его поместье, как Емельян Пугачев в Капитанской Дочке - это настоящий царь, как Бурмин в Метели - это Владимир, как Сильвио в Выстреле - это Граф, как Минский в Станционном Смотрителе - это тот же Самсон Вырин, - но:
  
   - Молодой - совсем другого времени бог Бэл - Белкин - сменивший Самсона Вырина - Зевса после его ухода на пенсию На Землю с Небес, как Гробовщик, уже находясь сам в царстве мертвых после попойки у того, кто на вопрос:
   - Кто там? - ответил тремя франмасонскими ударами, - продолжает и на Том Свете заниматься тем же самым делом:
  
   - Хоронить, так сказать, покойников.
   Как размолвка между двумя любовниками в Москве приводит к их свадьбе-женитьбе, когда они возвращаются домой в свои села - поместья, к:
  
   - Папам. - Если не иметь сейчас в виду другой интерпретации этой, 3-ей по написанию и 5-ой в книге повести Барышня-Крестьянка.
  
   Следовательно, настоящая реальность - это вывод, не то, что видят в сценарии актеры, а то, что:
   - Видят зрители.
  
   Существует ли здесь - у Шекспира - такая возможность увидеть, пока не знаю.
  
   Тем не менее, главная посылка реальности - это единственный продукт, который производит литература - ВЫМЫСЕЛ.
   Над ним ли в конце пьесы обливается слезами Отелло? В том смысле, что:
   - Ну, хорош!
  
   Может, он и задушил ее из-за ревности к Вымыслу. Что он не такой, каким описал себя в самом начале Дездемоне, что она и передернула в своем сознании эти карты:
  
   - Отелло и рассказал ей не про себя, когда она сказала, что может выйти замуж за его друга, если он расскажет ей историю, которую рассказал ей Отелло про себя.
  
   Но тогда:
   - Кто же этот Сам-Третей, - влезший между Моцартом и Сальери?
   Вряд ли это будет вот так прямо человек, который ходит тут же, Яго, Кассио и Родриго, или еще кто-нибудь менее заметный - хотя вряд ли:
   - Действующий лиц и так, раз-два и обчелся.
   Феноменально, как с таким количеством действующих лиц можно расписать весь мир. Бог имел, правда, еще меньше. Всего три.
  
   Да, несмотря на замечание Толстого, после двух первых актов, волне можно ставить на детском утреннике, никаких трав, как в Короле Лире, на головах ни у кого нет, никто - как говорится - не смешит людей до такой степени, чтобы это было:
   - Хоть кому-нибудь непонятно.
   Где же тут зарыт череп Йорика - непонятно. Если только иметь в виду, что Родриго не так прост, как кажется.
   Яго на вид, действительно, честный парень, как многие - не один Отелло - его называют:
  
   - Что на уме - то и на языке.
   Хотя и непонятно, чего он хочет. Погубить их обо-обе-их. Чтобы не было жизни на земле?
   Пока не вижу, какой спектакль - Отелло и Дездемона - играют в ответ на их препарирование Яго.
   Может оказаться, что и Яго чей-то посланник. Не самого ли Отелло, но зачем?
  
   Тем не менее, логичней предположить, что руководит всей этой операцией именно Отелло, не зря названный в самом начале уже:
   - Колдуном. - Ему нужна власть над душой Дездемоны, но не получилось, поэтому приходится расстаться, так сказать:
  
   - Не солоно хлебавши. - Только бы не досталась Адаму.
   Но кто здесь Адам?
   Вполне может быть и Яго - Эго, пустивший в ход все свои умственные ресурсы, чтобы отнять положенную ему - пусть и не по праву первой ночи - но уже обещанную богом:
  
   - Мону, - или:
   - Ону.
   Борьба за Жизнь - не на жизнь, а на смерть. И даже:
   - Врать разрешается, вплоть до меховой шкуры, которую надел на себя Иаков чтобы ляпнули - возможно и хорошо подумавши:
   - Исав.
  
   Тогда уже, пожалуй, как комедия на детском утреннике не пройдет, - скажут:
   - Через чур, - как бывает фигурально выражается Лев Толстой, - много заморочек:
   - Наши дети не поймут, а если и додумаются, то точно не научатся ничему хорошему, чинному и благородному, кроме интриг императорского двора-дворца, где, то:
  
   - Петра Третьего превращают в Пугачева, то его сына Павла Первого - тоже:
   - Совсем без жены оставили, - пошла по руках бедная Екатеринушка, как перекати поле, лишь бы всем дать, так как взять с них, с этих Зубовых, да Потемкиных больше нечего.
  
   Не был ли, кстати, и Отелло немцем, если мог из мавра превратиться в негра, то почему бы не пойти и еще дальше, только выйди в Европу, - а:
   - Там! - этих королей, королев, принцев да принцесс - души не передушишь.
   Да мало ли что они не привыкли, научить можно и осла лягаться, а уж людей - почти всему:
  
   - Однозначно, - потому что они добрые только внутри, а снаружи хотят казаться.
   Но кем казаться человеку, если он добрый? Только злым.
  
   Яго именно поручик, его дело передавать информацию, интриган не он, только:
   - Связной. - И больше некого, кроме Отелло
  
   - Скажи, кто начал эту драку, честный Яго? - спрашивает Отелло.
   И он же начинает:
  
   - Что тут случилось, господа? На Яго
   От огорченья нет лица.
  
   Яго огорчен, - но! Это слова Отелло, которые судит по лицу Яго, но мало вероятно, что Яго даже делал это изображение, как актер - слов Отелло уже достаточно.
   Это было, когда Яго поручил Родриго, сопернику Отелло, устроить драку с лейтенантом Кассио.
  
   На Яго можно думать - со стороны зрителей - если только не иметь в виду, или забыть, что он только порученец. И врет сам, если только не иметь в виду, что по поручению Отелло.
  
   Как тут же и сказано Яго:
   - Но я напомню. Люди - только люди.
   Их свойство ошибаться. - Что значит, принимать за правду то, что они видят, не видев подготовки этого действия.
  
   - Вы ранены, лейтенант? - спрашивает Яго Кассио.
   - Смертельно. - Ибо его за эту драку сняли с работы - сам Отелло, разобравшись во всем сразу на месте, не назначив никакого следствия.
  
   И Кассио решает прояснить это дело через Дездемону.
   - Спокойно ночи, честный Яго, - говорит, уходя Кассио.
   Но не в насмешку для потехи зрителей, а констатирует именно правду:
   - Яго только выполнял то, что ему было поручено. - Пока можно не указывать на все сто процентов на Отелло, но в любом случае.
   Очень маловероятно, что руководить Яго могла Дездемона, а уж тем более отец Дездемоны, который обещал отомстить Отелло, и это было только начало его - Отелло - так сказать:
  
   - Разоружения.
   Все эти варианты не центруются центрее самого Отелло. Тогда можно было и вообще ничего не менять:
   - Сам Яго - пусть будет - и доигрался.
   Такой тайный враг может быть, но только в детективах Агаты Кристи, ибо его выявление уже ничего не меняет, и так всех, кого можно уже:
   - Убили.
  
   Но тем не менее, зритель может думать и так в этом месте пьесы, 2-ой Акт драка Кассио с Родриго и Монтаной.
  
   - Я уши отравлю ему намеком,
   Что неспроста участлива она, - говорит Яго, что можно подумать, Отелло надо уговаривать, тогда как Яго, да, уговаривает поверить, но не Отелло, а главного героя этого состязания:
   - Зрителя, - ибо с ним и разговаривает один на один, или даже на:
   - Всех зрителей.
  
   Яго и милый, и честный, и:
   - Ах как он бескорыстен!
  
   Пока интрига в том, что:
   - Вдруг не Отелло всё-таки здесь главный колдун?
   Про Дездемону тоже сказано, что она далеко не Джульетта, а весьма опытная светская дама. Можно сказать, даже:
   - Битая светская дама.
  
   Здесь пока что из олухов царя небесного остается один только Кассио.
  
   Дездемона говорит, что может быть когда-нибудь его любовь к ней подвергнет испытанью, и назначит что-нибудь потрудней, чем выполнить ее просьбу принять Кассио назад на службу лейтенантом.
  
   Отелло говорит, что наступит хаос, если придется разлюбить Дездемону.
   В каком варианте это может быть, чтобы наступил хаос? Что у Дездемоны может быть другой Адам - Родриго, например, с которым она улетит на Землю? Но не без него же. Если он действительно тот, кто самый большой колдун.
  
   Сейчас Яго говорит:
   - Скажите, генерал,
   Знал Кассио о вашем увлеченье
   До вашей свадьбы?
  
   Знал. Конечно знал.
   А что такое? - спрашивает Отелло.
  
   Так, соображенья.
   Хочу сличить их, вот и все.
  
   Вполне можно подумать, что Яго играет свою игру, - но!
   Только, если не знать, что главный Герой в этом двухкамерном зале - это именно:
   - Зритель.
   Или Читатель пьесы, ибо:
   - Кого дурить еще, кроме него?
   Точнее, не дурить, а вводить в эту игру, которая - именно что - идет не только на Сцене, а и Зрительный Зал - это тоже:
   - Сиэтэ.
  
   Но, не менее, вводится сомненье, что Отелло - это главный подозреваемый в ведении этой интриги:
   - Зная план бога отправить Дездемону на Землю с Адамом, найти повод призвать силы, которые появившись в нем самом:
  
   - Убьют ее.
   Потом, разумеется плакать. Пока - эта небольшая сцена с Яго, что будто бы он ведет свою еще какую-то свою разведку насчет связи Кассио и Дездемоны, - никак не снимает подозрения с Отелло, как главного именно подозреваемого во всей этой интриге, чтобы:
   - Доказать именно самому себе, что Дездемона - изменщица, и даже:
   - Коварная.
  
   Всё остальное просто лишает пьесу смысла. Не для детских же утренников в качестве комедии на самом деле писал ее Вильям Шекспир.
  
   Тут зритель может что хочешь думать, но его должно уже начать трясти от существования в мире таких козней, чтобы разыгрывать целую пьесу только для того, чтобы:
   - Вызвать дух зла - этеньшен:
   - У себя! - Ибо без причины получится только и увы:
   - Признак дурачины.
   Надо, надо, следовательно, соблюдать законы мироздания.
  
   Неужели это и есть выступление против бога, чтобы только не пускать человека на Землю, и для этого отбить у Адама Еву, вот именно, что не:
   - Совратив ее, - а хотят отнять ее и отдать Адаму, как жену.
   Так сказать:
   - При живом-то муже!
  
   Но, возможно, что Отелло только для этого и женился на Дездемоне, чтобы усилить трагедию своим на нее правом, а не быть только случайным попутчиком их счастливого - Адама и Евы - путешествия на Землю.
  
   Да, с третьего Акта у зрителей уже должен пойти такой мандраж, что детки на утреннике или не поймут, или, наоборот, слишком:
   - Испугаюцца.
  
   Ибо такие далекие заезды-разъезды по уму ли людям, чтобы с ними справится?
  
   Объявляется - в разговоре Отелло и Яго - что Кассио был посредником между Отелло и Джульеттой при до-свадебном знакомстве.
  
   Зачем Адаму и Еве нужен был Отелло? Только он мог проводить их на Землю?
  
   Опять идет сцена, отменяющая подозрения от Отелло, опять разговор с Яго, который - будто бы - имеет что-то на уме, что неизвестно самому Отелло.
   Читатель, уже имеющий подозренья, опять вынужден констатировать, несмотря ни какую свою уверенность, что Отелло - главный подозреваемый:
   - Нет, пока выносить вердикт рано.
  
   Отелло говорит Яго:
   - Пугают так меня твои намеки.
   Полуслова - язык клеветника,
   Но у порядочного человека
   Такие недомолвки - крик души,
   Которая не вынесла молчанья.
  
   Но!
   Но какой же Отелло порядочный человек, если он колдун?
   Порядочными могли быть только Адам и Ева, и то только потому, что их только что сделали.
  
   Продолжается их разговор:
   - Мне Кассьо честным кажется.
   - И мне.
   - Все быть должны, чем кажутся.
   - Бесспорно.
   - Вот Кассио и честный человек.
  
   Всё рассчитано на то, что многие - как Лев Толстой - думают:
   - Зрительный Зал - это только артефакт, возникающий в земных только условиях, где - в общем-то:
   - И так все дураки.
   И, следовательно, по этому определению, ничего хорошего, реального придумать не могут.
  
   Тогда, как Яго говорит только то, что читает ему Отелло, или - можно сказать:
   - Заставил выучить наизусть заранее.
  
   Поэтому Яго - это не зараза, а только переносчик заразы. Порученец.
  
   Говорит Яго:
   - Оставьте. У меня несчастный нрав:
   Повсюду в жизни чудятся мне козни.
   Для вас спокойней будет и верней
   Мои слова оставить без вниманья.
   Несовместимо с совестью, умом,
   Неосторожно, неблагоразумно
   Вас посвящать во все, чем полон я
   Из мнительности.
  
   Отелло:
   - Говори яснее.
  
   Можно вообще вполне думать, что это и идет репетиция их - Отелло и Яго - хора в надежде, что не все и, тем более, не сразу, поймут, что эти ребята прекрасно знают:
   - Есть Третий, - который подслушивает их, - зритель.
  
   Ибо и до сих пор, а в России, тем более, считается за отче наш, что Читатель - это только баран безрогий, и кумекать не обучен практически. Так только, случайный попутчик, каким был Георгий Бурков у Василия Шукшина с женой в Печках-Лавочках, что врать мог даже, как летчик:
   - С высоты своего поднебесья. - А тем не менее, как и сказал этот летчик - но уже в другом кино - С Легким Паром:
   - Они оба - могут-т.
  
   Вот и здесь - в гостях у Шекспира - они именно могут, однако:
   - Быть актерами, - зачет. - Ибо:
   - Способны видеть Зрителя.
  
   - Ревности остерегайтесь,
   Зеленоглазой ведьмы, генерал, - говорит Яго.
   И:
   - И зритель завороженно думает, что они его не видят, - но - пусть и не всегда - есть возможность вспомнить:
   - Идет игра актеров на сцене, - и осталось только поверить, что и форма - что и значит эта игра - а не только содержание - их буквальные слова:
   - Составляют устройство мира.
  
   Точнее, иногда вспоминать, а то, так и задумано Шекспиром, чтобы зрители поддались - тоже - на неправду-то. Чтобы потом ахнуть:
   - Какое коварство! - мало того, что врут друг другу, но и нам, как будто мы именно за это заплатили, за:
   - Обманываться рад.
  
   Вот эта Подкладка - независимо от того, что Отелло здесь главный виновник, организатор этого чертополоха, - или нет:
   - Не важно, - она существует всегда, как фотобумага для изображения, - имеется в виду, что здесь, в этой сцене, виден не только разговор Яго и Отелло - что есть содержание, но и всегда есть то, на чем это содержание изображено, вот эта Подкладка:
  
   - Яго говорит слова, вложенные в его уста Отелло.
   По предварительному договору. Это и есть, что называется:
  
   - Посылка этого столь долгого их выпендривания перед зрителями, которые периодически думают, что их никто не видит, и - следовательно - никакой Подкладки-Посылки нет, - но по дороге домой - когда уже гипноз их репетиторства спадет - можно, как говорил Арнольд Шварценеггер:
   - Припомнить им ВСЁ.
  
   - Постой. На вид ты должен быть правдивым, - говорит негр Отелло Яго.
  
   Отелло требует от Яго неопровержимых улик. Но на что, если ничего не происходит.
   - Они должны быть неопровержимы, - говорит Отелло.
   И Яго тут же отвечает, что Кассио во сне разговаривал с Дездемоной, что надо таить свою любовь. Что может означать только одно:
   - Отелло заставляет Яго придумывать улики, и он их придумывает.
  
   - Чудовищно! Чудовищно! - восклицает, я думаю радостно Отелло. - Я разорву злодейку.
   - Хладнокровней, - отвечает Яго.
   Еще мы не наткнулись ни на что.
   Быть может наши подозренья ложны.
   Вы не видали у нее платка,
   Расшитого цветами земляники?
  
   Получается они не просто придумывают против Дездемоны улики, а именно вводят их в себя, как в машину, в Энигму, чтобы потом использовать, как уже имеющееся у них знание.
  
   Говорят про платок, который был у Кассио.
   - Платок - ее, и это лишний довод
   В придачу к тем, которые слабей, - говорит Яго в ответ на выражение сомнения Отелло:
   - О, если это тот...
  
   И дело в том, что они именно себя не уговаривают, и даже зрителя не уговаривают, а сразу - к зрителю, имеется в виду:
   - Ты слышал, ты свидетель, - констатируется, как факт.
  
   И Отелло уже говорит:
   - Теперь я вижу, это правда, Яго. - Хотя вообще ни одного доказательства не было, ибо их и негде взять по той простой причине, что Отелло и Яго от начала разговора, когда решили достать компромат на Дездемону - даже ни разу не сходили с места!
  
   - Ты слышал, - обращаются они к Зрителю, - и теперь решай, где правда.
   И если он не увидит, что у их фотографии нет дна, фотопластинки, на которой должно держаться изображение - значит, так ему и надо.
  
   - Так и кровавым помыслам моим
   До той поры не будет утоленья,
   Пока я в мщенье их не изолью.
  
   Но месть предполагается не за измену Дездемоны, а Дездемона выбрана, как мишень, еще до женитьбы, которая будучи поражена, должна поразить кого-то другого.
   Если не иметь в виду Бога, то скорее Зрителя, чем Родриго или ее отца Брабанцио.
   Главный - живой - герой - это Зритель - удар должен быть направлен на него, как на Жениха Дездемоны. Ему они - Отелло и Яго - лекции читают на эту тему всё последнее время, других-то героев пьесы в это время не было на сцене.
  
   Они готовы разорвать весь мир:
   - На службу оскорбленному Отелло, - а никаких новых данных к ним не поступало о поведении Дездемоны, а старых - тем более:
   - Вообще не было.
   Даже для виду, они еще с платком Дездемоны не поймали Кассио, уже:
   - Дан приказ ему на Запад! - уже война.
  
   Уже и Кассио приговорен к смерти в течении трех дней. Очень похоже на сценарий начала Второй мировой войны - все неувязки придумывает сама сторона нападения - получается - это, как формула войны.
  
   - Мой друг погублен.
   Приказ свершен. Но ей оставьте жизнь, - говорит Яго.
  
   - О нет, проклятье ей, гулящей твари!
   Проклятье ей! Не покидай меня, - говорит Отелло.
  
   Получается все это придумывают два ублюдка лежа на кроватях, - но!
   Но как в Илиаде Гомера придумывают боги на небе для людей здесь, на Земле, кто будет убит и даже как. Придумывают, следовательно, земную реальность для тех, кто и предполагается будет жить на Земле.
   Реальностью пишут ее историю.
  
   - Пойдем обсудим, - говорят, - как поскорее
   Прикончить дьяволицу.
   И всё это резюмировано, не сходя с места. И Яго уже назначен Отелло его лейтенантом.
   - Ваш навеки, - отвечает Яго.
   Уходят. Получается, как боги на Олимпе, ибо кроме них и их бредней больше здесь никто даже не пробегал, как мышь.
  
   И зрители вполне - знаете ли - еще могут думать:
   - Значит, основанья были, - а это только план их расписания уроков на будущие нравоучения. - Какой-то процент - имеется в виду - таких мыслей еще остается.
   Потому что:
   - Ну, а зачем ему - Отелло - это надо? - скрытая посылка фундаментального противостояния человеку - скрыта.
  
   Возможно, имеется в виду, что Ева в Раю и не принадлежала сразу Адаму, а была сначала взята - так сказать - на поруки вот таким же Отелло, а теперь, не имея в виду вообще его мнения - отправляют людям, как Коллекционный Экземпляр для будущего размножения.
  
   Акт IV
   Свидание Кассио с любовницей Бьянкой Яго выдает - на слух Отелло - с Дездемоной. И получается, что это правда, - ибо:
   - Достаточно выйти в роли Дездемоны, - и:
   - Вы уже Дездемона!
   Весь вопрос в том, что здесь реально происходит:
   - Или роль Дездемоны украдена Бьянкой, - и она таким образом делает новую Дездемону, или это всё-таки пояснение:
   - Какой Дездемона была до замужества, а возможно и после него?
  
   Пока идет такое странное впечатленье, что Дездемоны две. Можно предположить, что играют две разные актрисы.
   Дездемона говорит очень искренне с Отелло, - но!
   - Этого не может быть, так как не может быть никогда, - ибо:
  
   - На сцене притворщица, - называемая в театре актрисой.
   Может ли Отелло их перепутать? Роль и исполнительницу? В таком состоянии, которое он изображает в конце 4-го Акта - это вполне возможно.
   Вот, как Яго выдал Бьянку, любовницу Кассио за Дездемону для подслушивания Отелло, так можно выдать и саму актрису за Дездемону.
   Вполне возможно, две разные актрисы - две разные Дездемоны, ибо:
  
   - Пусть они и говорят одни и те же слова по тексту, но стоять за этими словами может противоположное:
   - В одному случае правда - в другом:
   - Обман.
  
   Сцена - это Путь, по которому, как сказано в Евангелии:
   - Идут двое, - на Пути в Эммаус.
  
   То, что исполнители ролей завязаны в конфликте - это точно.
  
   Несмотря на то, что Отелло и Яго все буквально нарочито придумывают против Дездемоны, как из мести кому-то, скорее всего, ее отцу, что он не хотел этой свадьбы, - вина ее - Дездемоны - может вполне существовать:
   - В придуманном мире и придуманная вина реальна.
   Берет же актриса эту - не свою вину - на себя. Или, наоборот:
   - Отказывается.
  
   Что-то здесь Пушкинской ясности пока не обнаруживается.
  
   Теряется смысл, Отелло и Яго с ним изображают перед Зрителем усиленным образом капитальных врунов, а Дездемона, наоборот:
   - Только чистую, как горный хрусталь правду.
   Так бывает? Тем более, с какой стати Кассио назначили на место Отелло главным на Кипре? Больше некого, а всё равно:
  
   - Чем плох Отелло? - кроме того, что:
   - Не спросясь ни у кого, - имеется в виду папы Дездемоны сенатора Брабанцио, выдал ее за себя замуж.
   Пружины, невидимые зрителям, становятся непонятны. Ибо никак нельзя считать, что Отелло и Яго абсолютно не понимают, что их, как минимум, подслушивают. Они откровенно наглым образом замыслили убить Дездемону неизвестно за что, но только не за то, что она изменяла Отелло с Кассио, ибо очевидно, нарочно сами всё и придумали, что она неверная жена.
  
   Получается, дело не только в любовных разборках между Отелло и Дездемоной, а еще в чем-то.
   Если иметь в виду Рай, то смысл представляется только один:
  
   - Не дать человеку полететь на Землю. - Именно этот Дар Бога человеку вызвал такое бешеное возмущение Отелло. Что он готов врать, врать еще больше и всё больше, лишь бы этого не произошло.
   И вот это назначение Кассио - получается Адама - в общем-то и не думавшего как следует о Еве - Дездемоне:
  
   - Делает его реальным претендентом на этот Кипр - Землю, как своё вечное владение.
  
   Но никак нельзя верить на слово ни Отелло, что он нарочно показывает себя зрителям вероломным отморозком, а Дездемоне, что она привыкла, да, демон-стрировать свои наряды, но только:
   - В монастыре.
   По крайней мере, наполовину и то и другое - неправда.
  
   Дездемона в последний своих выходах на Сцену демонстрирует именно такое дефиле, как надо, чтобы пройти кастинг на космонавта, именно на Еву для своего дикобразия на Земле.
   А Яго и Отелло идут на все тяжкие, чтобы показать, как они обижены, что их не взяли туда. Хотя, априори предполагается, что Яго - это и есть Переход на:
   - Другая сторона, - с Полей на Землю. - Автоматически пролезть на Землю нельзя, как нельзя по собственном хотенью и только личному решенью, Автору выйти на Сцену в роли Героя.
   Но:
  
   - Автор здесь, собственно - Кто?
   Дож? Или отец Дездемоны? При первой посылке был сам Отелло. Или сам хороший Автор и решил выступить в роли плохого - не актера, конечно - Героя?
  
   Тут и возможен как раз вариант, что Отелло - как организатор этой попойки - специально спешно женился на Дездемоне, чтобы только:
  
   - Заразить ее своим присутствием, - зная заранее, что она отправится с Адамом - Кассио на Землю - Кипр, где он сам уже бывал и оставил везде свои метки.
   Это похоже на правду: жениться на Еве раньше, чем Адам додумается в нее влюбиться. И, так сказать, летели в Рай Земной, - а, оказалось:
  
   - Ми тозе з вами. - А, как умеем врать, надеюсь, запомнили. Еще, когда жили в Раю, как в Венеции.
   Бродский вот мечтал именно об этом:
   - Только в Венеции я буду счастлив, - назад в Рай просился, сердешный. Ибо уже до конца понял:
  
   - Человеку на Кипре очень уж тижало. - Так врут, как мы не умеем априори, что даже сам Переход Шекспира - Лист Свивающийся в Трубу - Яго, - и то:
   - Поддакивает ему, как можно пролезть в эту Дыру из Героев в Авторы.
  
   Вполне вероятно, что Дездемона - это Да-а, - но!
   - Ходит на развлечения, как один принц в роли Олега Даля - всегда инкогнито, - и, что самое главное:
  
   - По определению-ю! - Можно быть доступной и веселой, но только в:
   - РОЛИ Бьянки, - которая, собственно, и является уже по пьесе любовницей Кассио, уже заявившего на прямую свои права на роль Адама - наместника Кипра.
   Здесь дело не в маскировке, как у Даля, - а просто:
   - На Сцену не то, что не выйти - даже не выползти - пока Автор не дал вам роль Героя, - героини в данном случае.
  
   В последних сценах с Яго Отелло, очевидно был в роли дьявола, откровенно выдумывая ложь в отношении Дездемоны, - но:
   - Он же, скорее всего, и будет в роли:
   - Бога. - Двуликий Янус.
   Яго про себя говорит, что это он двуликий Янус, но имеется в виду другое:
  
   - Может передавать информацию, как с Полей в Текст, так и наоборот:
   - Из текста на его поля. - Поэтому вполне может вести разговоры, как о абсолютной любви Дездемоны к Отелло, так и наоборот:
   - Врать правду. - Имеется в виду, что правда Там, на Земле, где все почти поголовно трахаются - в Раю:
  
   - Ложь, - так как это и не обязательно делать при личной встрече:
   - Можно просто вспомнить потом.
   - Когда, мил херц? - можно спросить, - в свободное от основной работы время, - как некоторые думали про Пенелопу, - или наоборот:
  
   - Совмещать их, как приятное и полезное?
   Просто делайте в арифметической прогрессии.
   - В геометрической Рос-Уголь запрещает?
   - Никто не запрещает, но удовольствие надо как-то и растягивать.
   - Чтобы хватило на дольше? Или, наоборот, чтобы один раз был, как много?
   - Учите дифференциалы, а потом, авось, приблизитесь и к Пятому Постулату.
  
   Чтобы была правда в отношении Дездемоны и Бьянки вполне достаточно так их разделить для непосвященных в таинства искусства, чтобы обе роли играла одна и та же актриса, - но с другой стороны - будет слишком очевидно, что уже больше, как у Данте:
  
   - Божественная Комедия, - и даже, как в подлиннике, - только:
   - КОМЕДИЯ. - Так как, в Аду:
   - Трагедий уже не бывает, - куда уж дальше.
  
   17.03.18
   И Дездемона говорит - Акт V уже почти:
   - Проклятье мне, когда б могла я пасть
   Хотя б за все сокровища вселенной. - Что и значит:
   - Даже упасть, - и то просто так нельзя, а только поднявшись на:
   - Сцену.
   В данном случае, в роли Бьянки.
  
   Яго:
   - К тому же мавр расскажет как-нибудь,
   Как я оклеветал его. Опасно. - Речь идет о Кассио, и, следовательно, подтверждается, что мавр - здесь - у Шекспира негр - прекрасно знает, что против Дездемоны - не то, что всё враньё - но, что они - Отелло и Яго:
   - Про ее измену только придумали.
  
   Яго ранил сзади Кассио в ногу. Выходит, он не только переносчик, но именно:
   - Может выполнить и поручение.
   Но, в принципе, можно считать, что Яго только и закрывает для Кассио этот Переход с Полей в Текст, с Неба на Землю, из Венеции на:
   - Кипр, - как его уже личному владенью.
  
   - Единственный мой грех - любовь к тебе, - говорит Дездемона.
   - За это ты умрешь, - отвечает Отелло.
  
   Действительно:
   - Почему Отелло должен убить Дездемону за ее любовь к нему?
  
   - Бесчеловечно
   Отплачивать убийством на любовь! - говорит Дездемона.
  
   - Я знаю всё. Хоть это свыше сил,
   Но ты умрешь, - говорит Отелло.
  
   Действительно, он знает всё, так как сам - с Яго заодно - это всё и сочинил.
   Но, возможно, именно сочинил, как Рассказ, Роман, Повесть, - являющиеся телескопом и микроскопом реальности. С помощью своего сочинения, на вид:
  
   - Вранья, - и узнал реальность.
   Реальность, которой не понимает даже сама Дездемона. Ибо:
   - Выходя на Сцену в Роли Бьянки, и не думала, что этим - объятьями с Кассио, как любовником Бьянки, - изменяет Отелло.
   Других вариантов я пока не вижу, как оснований для ревности Отелло. Но уверен:
   - Ошибки здесь быть не может.
  
   Или вот такая ошибка, что Дездемона в роли Бьянки была любовницей Кассио, или - другой вариант:
   - Убийство Дездемоны просто необходимо, а все ее грехи - как это и было - сознательно придуманы Яго и Отелло, чтобы люди не попали за Землю, и начали там - здесь на Кипре - плодиться и размножаться.
  
   Возможно, вот Бьянка и полетела вместо Дездемоны.
  
   - Что был с тобой в сношенье, - говорит Отелло Дездемоне про Кассио.
   - Как! В незаконном? - спрашивает Дездемона.
   - Да, - ответил Отелло.
   - Не может быть!
   Он повторить не сможет, - восклицает Дездемона. Совершенно искренне, возможно, полагая, что Двое на Пути в Эммаус - это пока еще не стало правдой, что считать 12-ть апостолов уже надо не только, выстроив их в ряд, как в казарме, - а:
  
   - Семь в лодке, - пять - сама лодка. - Как это было при их встрече с Иисусом Христом на Тивериадском озере, - а Он был на берегу.
  
   Отелло еще и закалывает Дездемону после удушенья, чтобы - как он говорит:
   - Я долго мучиться тебе не дам.
  
   Дездемона сказала, что убийца:
   - Никто.
  
   Но Отелло возразил:
   - За эту ложь ее сожгут в геене.
   Ее убийца я.
  
   - Тогда она
   Тем больший ангел, чем ты больший дьявол, - говорит Эмилия - жена только недавно помянутого опять:
   - Честным Яго, - но именно потому, что он ничего не делает от себя лично, а только по поручению, которые и выполняет, - а потому и:
   - Честно.
  
   Отелло говорит Эмилии, жене Яго, что виновность Дездемоны установил ее муж. И именно он, Яго - как говорится - единственный и неповторимый свидетель, ибо и является этим самым ПЕРЕХОДОМ, связующим Моцарта и Сальери, - в данном случае:
   - Дездемону и исполнительницу ее роли Бьянку, - и:
  
   - Наоборот, - ибо Двое на Пути в Эммаус - это Смоктуновский и Гамлет или:
   - Высоцкий и Гамлет.
   Здесь так получается, что не Актриса, которая одна и та же исполняет и роль Дездемоны и роль Бьянки, а:
   - Бьянка в роли Дездемоны.
  
   Тогда как обычно не рассматривают ни Актеров, как реальных участников событий, происходящих на сцене, ни Зрителей - что они есть, что нет:
   - Пьеса играться будет также.
   Их, конечно, может не быть, если иметь в виду буквально, но уже сама Сцена автоматически подразумевает их существование. И это и есть Новый Мир, который возник после Воскресения Иисуса Христа.
  
   Выход Дездемоны замуж за Отелло свел в гроб ее отца.
  
   Яго убивает Эмилию и убегает. Поручик, так сказать, убирает свидетелей. Свидетелей, однако, не правды, - а:
   - Заведомого вранья.
   Не она, Эмилия - жена Яго - врет, а просто не знает правды, которая:
   - Вся сознательная ложь.
  
   - Невиданный подлец, - про Яго сказано, но конкретно только за то, что убил свою жену.
   Но его подлость - это именно использовать себя, как переход между текстом и полями этого текста, чтобы делать подставы. Хотя по сути никаких подстав и нет, но он пользуется тем, о чем кроме него никто не знает.
  
   Здесь, в Отелло у Шекспира, всё происходит наоборот по сравнению с Пушкиным, где это Переход между Полями и Текстом используется всегда для Хеппи-Энда. Здесь этого счастливого конца я пока не вижу.
  
   Если только не иметь в виду, что Душа убитой Дездемоны и полетела - как запланированная - на Землю.
   Тогда и Кассио должен умереть. Как говорится:
   - К кому записали по ошибке на Небе - тот и муж на Земле.
  
   В злодеи определяют Яго, который только выполнял поручения Отелло. Вплоть до того, что и платок этот Дездемоны был придуман ими вместе. Точнее, именно Отелло, которого называют только:
   - Который стал игрушкой подлеца, - подлеца, которого, однако, всю пьесу называют:
   - Честным!
  
   Отелло тоже хочет, чтобы его называли:
   - Убийцей честным.
  
   Отелло закололся, а обвиняют Яго:
  
   - Спартанская собака,
   Что буря, мор и голод пред тобой?
   Взгляни на страшный груз постели этой.
   Твоя работа. Силы нет смотреть.
  
   Но! Яго делал только то, чему его учил Отелло, который заколовшись стал невинен, что ли? Наверно, только за тем и закололся, чтобы опередить Кассио, и отправиться вслед за Дездемоной на Землю. Как грится:
   - Мама мия! Что там будет!
   - Вы тута?
   - А мы тоже тута.
  
   Получается что-то такое не совсем понятное:
   - Сам придумал, сам всех убил, всех зарезал, - а, спрашивается:
   - Зачем?
  
   Написано в комментариях:
   - Я копыт не вижу. - Отелло ожидает увидеть в Яго копыта, как у черта.
  
   Смешно. Ибо, да, ожидает, так как - можно сказать - и приказывал ему их надеть, чтобы не думали на него самого.
  
   Еще один комментарий:
   - Я рад, что ты забыла всякий стыд - Лодовико только что сообщил Отелло о приказе ему ехать в Венецию и о назначении на его место Кассио. Дездемона радуется только первому, но Отелло относит ее радость ко второму и спрашивает, не сошли ли она с ума, открыто проявляя радость по поводу удачи своего любовника.
  
   Тоже можно сказать:
   - Смешно, - или даже:
   - Уже не смешно, - ибо почему бы точно также не думать и Читателю?
   А вот такие детские распасовки, что Отелло не понял того, что поняли все комментаторы - просто очевидная липа. Ибо даже нарочно ее не понимать и то:
  
   - Уже не время.
   Хотя это непонимание лишний раз говорит о том - напоминает зрителям, что против Дездемоны всё сознательно придумано.
   Сама по себе идея о необоснованной ревности - просто неинтересна, но предполагается - критиками, вероятно - что для негра - это как раз:
  
   - Норма, - его умственного правосознания.
   Вот как раз сегодня недосмотрел до конца - правда, далеко не первый раз - фильм Квентина Тарантино Джанго Освобожденный, и видно здесь, в этом кино, с какой яростью негры - Джанго - бьются против этого представления об их тупоумии.
  
   Третье замечание комментатора самое смешное:
   - Это симфония, в которой в конце концов побеждает добро, так как - этеньшен:
   - Отелло прозревает. - Как говорится:
   - А при чем здесь это? - ибо:
   - Важно-то только, чтобы прозрел Зритель!
  
   В том-то и дело, что Отелло не прозревает, и только непонятно, зачем он задумал эту:
   - Комедию, - точно!
  
   Можно предположить только с одной целью:
   - Оставить здесь, на Небе вместо себя, как и должно быть:
  
   - Хромого Кассио, - а сам вот разыграл перед богом - можно сказать даже:
   - Перед самим собой, - вот эту двойную трагедию, чтобы только иметь Хеппи-Энд с Несчастной на Небе, но зато самой счастливой на Земле де Моной и самому стать Ада-Момом.
   - Ибо такой Адам, - так только глина, надо встряхнуть будущих людей по- настоящему, - а именно:
   - Столкновением добра и зла.
  
   Адам получается, третий лишний, только вымысел для слабонервных, что мир этот начинали честные и благородные Адам и Ева, и именно для того сделаны из глины, чтобы быть настолько тупыми, чтобы не понимать даже, что такое грех.
  
   Но вот мы видим, что на Земле творятся такие чудеса, что ясно:
   - Детки от Ада-Мома и Де Моны, - получились хоть куда:
   - Ума палата, а бои хрен знает за что, идут почти беспрерывные.
   А также врать горазды, более чем.
  
   Но Шекспир, можно сказать, никого и не запутывал, достаточно ясно пропедалировано, что Отелло сам придумал это Комедию, использую Яго, как своё второе Я, имеющее свойство перехода с Полей в Текст и обратно, и:
   - Известно это только им, Отелло и Яго, - все остальное и остальные крутятся вокруг них, как куклы в кукольном театре.
  
   Никаких ошибок Отелло в пьесе нет и в помине!
  
   Самая главная и единственная ошибка всех дошедших до нас слухах о критических высказываниях об этой пьесе состоит в одном и том же:
   - Зрители и Актеры - это только артефакт той реальности, в которой происходят действия пьес Шекспира.
   Равно, как и всех остальных.
  
   Потому и принимается Игра Отелло и Яго на веру, что иначе:
   - Кому же тогда они врут? - если врут. Как и Лев Толстой, не принимая Зрителей и Читателей за тоже участников этого соревнования - игры пьесы.
  
   Реально же мы прекрасно знаем:
   - Главное - это мы, взявшие в руки Книгу, а если в театре, то:
   - Кто играет сегодня Отелло и Дездемону, кто Гамлет, кто сегодня Ромео и Джульетта, - а:
   - В рассуждениях на публике считают их в лучшем случае за кукол.
  
   Слоны, держащие этот Мир Сиэтэ - это мы Зрители и Актеры, - а, следовательно, и главные герои всех Пьес Шекспира, говорящего в них именно и только:
   - Об Этом.
  
   Интуитивно зрители восхищаются спектаклями Шекспира потому, что в них явная ложь - можно сказать Вымысел, как здесь в Отелло, вымысел Отелло и Яго, откровенное их враньё - становится:
   - Ни с того, ни с сего Реальностью!
  
   Это сочинение действия пьесы Отелло, как бога или как дьявола, зритель может не видеть только по причине, что ему вдолбили в школе и т.д. что он в театре только гость, и принять участие в пьесе никак не может:
  
   - Только принимать на веру то, что ему показывают, - ибо - как спросил и Владимир Высоцкий:
   - Вдруг получишь по мордам? - скажут:
   - Зачем бросал на сцену только кислые помидоры, а вкусные сожрал все сам еще по дороге.
  
   Игра в пьесе - особенно это очевидно, когда Отелло и Яго довольно долго развлекаются на сцене вдвоем - идет именно:
   - Не на зрителя, - а:
   - С участием зрителя.
  
   А критики задают вопрос:
   - Ну, а кому они врут-то, если больше никого на сцене нет, кроме них самих?
   И:
   - И ставится, таким образом, всё с ног на голову.
   Слона, самого себя, люди не замечают.
  
  
   Далее, про Льва Толстого, он пишет:
   - У Шекспира ревность основана только на всегда удающихся махинация Яго и коварных речах его, которым слепо верит Отелло.
   Что и значит:
  
   - Толстой ни в коей мере не считает себя участником действия пьесы.
   Совершенно очевидно, что все приказы врать и как врать, и что врать отдает Яго сам Отелло, а Толстой повторяет какую-то расхожую приба-утку, хрен знает для кого предназначенную. Может хотят запутать физиков и математиков, как Ле, что, мол, у вас, может, бывает даже генетика и с кибернетикой, а вот в литературе тишь да гладь:
  
   - Никто у нас не бывает, - как заверила Зоя Федорова Михаила Пуговкина в кино:
   - Свадьба в Малиновке, - только Скука.
  
   Что Шекспир, что Свадьба в Малиновке здесь - разницы никакой.
  
   То, что Отелло видит убегающего Кассио, как пишет Толстой:
   - И более всего поддерживает его подозрения. - И:
   - Не видит посылки, что:
   - Все это и происходит в рассказе, сочиненном самим Отелло! - Поэтому не его, Отелло, подозрения должно усилить это убегание, - а:
   - Только Зрителя!
  
   То, что пьеса предназначена для Читателей и Зрителей - даже во внимание не принимается - что влияет на ее действие кардинальным образом. Одно и то же, но:
   - Смыл возникает - противоположный!
  
   Яго - повторю - нигде не подзадоривает Отелло, а говорит на зрителя только то, что ему - можно сказать - написал на бумажке, как роль:
   - Сам Отелло. - И это прямо так и говорится, но не повторяется, естественно, через каждую строчку.
  
   Почему Толстому и кажутся вычурными все речи героев со сцены:
   - Так не говорят между собой люди, - а то, что они обращаются большей частью не друг к другу, а к зрителю - но не прямо, когда и так бывает, а именно разговором между собой:
  
   - ИГРАЮТ на зрителя, - даже не рассматривается, как возможная реальность, могущая влиять на действие пьесы. - В этом вся суть Театра!
   Здесь не только актеры, но зрители обязательно предусмотрены. Предусмотрены самым содержание пьесы.
  
   Толстой говорит о странности клятвы, которую говорят на коленях Отелло и Яго, и которую я пока не нашел в тексте пьесы, что они именно становятся на колени, если не иметь в виду, что Отелло говорит сделает с Дездемоной. Одна из таких обещаний-клятв:
  
   - Да, Яго. Я хочу, чтобы она сгнила, пропала и была осуждена сегодня же ночью. Я не дам ей прожить дня. Сердце мое обратилось в камень. Ударишь - ушибешь об него руку. Все это так. Но не было на свете созданья более неотразимого. Ее место рядом с каким-нибудь повелителем мира, чтобы делить с ним жизнь и вдохновлять его.
  
   Странного в этой фразе только то, что Отелло знает, о чем говорит, что он и будет повелителем мира, но только уже не этого, не Небесного, а Земного.
  
   Но, повторяю, это обращено к Зрителю, чтобы не забывал, как сказал Александр Баширов в фильме Край:
   - Я о вас всё знаю-ю и про тебя всё знаю, - добавил этой Стукач - не знаю уж точно достал ли он там маленькой собачке по ушам.
  
   Толстой говорит, что Отелло, как человек, готовящийся к убийству любимого существа, не может говорить таких фраз, о том:
   - Как он желает, чтобы она убитой была такой же, как живой, что он и мертвою будет любить ее, а теперь хочет надышаться ее благовонием и т. п.
  
   Но дело в том, что перед нами и не первоисточник слов Отелло, а - можно сказать - его шифровка, что значит ПЕРЕСКАЗ, рассказ попросту говоря, который отличается от прямой речи тем, что в нем, кроме слов Героя присутствую и слова Автора. И вот именно это, этот пересказ и называется Подлинником. Не камень, брошенный при дороге, а произведение искусства.
  
   Шекспир, как художник, оценивает реальность самого материала из которого делается скульптура, как Ван Гог, он не только молится утреннему солнцу, освещающему поляну перед ним и деревья за ней, но и:
  
   - Краскам перед ним, - чтобы они и сегодня легки, как надо.
   Не копию происходящего вокруг пишет художник, а:
  
   - Новое, - как бог:
   - Вот творю всё новое. - Что значит:
   - Вот только тогда, при возможности творчества и будет получаться правда прошлого, правда того, что происходит на самом деле, и:
   - Происходило.
  
   Про любовь мертвой, как живой - эта непонятная Льву Толстому фраза - означает, что Отелло знает будущее! А не просто так размышляет вслух, - ибо:
  
   - Они будут, как мертвые на Небе, но живые на Земле, - и чтобы и там Дездемона была такой же неповторимо прекрасной, но уже не переводилась, как:
   - Несчастная.
  
   Сейчас идет фильм Джанго Освобожденный в переводе и его чтении Юрием Сербиным, и вот рабство, которое воспроизводится хладнокровно, и воспроизводится здесь в почти каждой сцене - это и есть:
  
   - Рабство, в котором находится здесь - по крайней мере, в России:
   - Зритель. - Его, как Брунгильды - нет, или, в лучшем случае, как она:
  
   - Заключен в железный ящик под палящим солнцем за побег на свободу своего Представления, и, если приехал даже бродячий спектакль - нельзя освободить, так как:
   - Еще десять дней положено, за побег в Сиэтэ иму.
  
   Артист - тоже, - как и проповедал Георгий Бурков:
   - Рупь писят за спектакль и чапай до общаги.
   Ра - Бы. И Зрители, и Артисты. Сознательно рабы, потому что на Небе известно, что они и есть на Земле:
   - Главные Герои.
  
  
   В Примечаниях к пьесе Отелло, вы их нигде не найдете ни в одном варианте Перевода, как будто артисты и зрители - это только воздух, даже:
   - Пустота, - к действию белого человека, как здесь, в фильме Квентина Тарантино Джанго, имеют отношение только, как:
  
   - Черномазый Отелло, - то есть:
   - Никакого.
   Почему, собственно, он и взбесился. Как Джанго Освобожденный. Однако, смертью на Небе, чтобы жить здесь, на Земле, как:
   - Как кто? - Как родоначальник рабов или, всё-таки, в надежде, что люди здесь смогут освободиться от рабства.
  
   На Земле:
   - Кто ты?
   - Итс ми, - это я, детка.
  
   Толстой говорит, что зря Отелло и Шекспира одержим падучей болезнью, вследствие которой на сцене с ним делается припадок. - Но!
   Это и необязательно засчитывать за изменение Шекспиром характера на более слабонервный, чем был до него в итальянской новелле, а наоборот:
   - Можно СЫГРАТЬ даже и это еще! - Ибо - повторю - не только дело в том, что идет спектакль, значит, идет:
  
   - Игра, - но и Отелло играет в ответ на Игру Яго, которую сам расписал ему, как его роль:
   - Пьесы в пьесе!
  
   Как и у Пушкина в Повестях Белкина - и не только - идет Пьеса в пьесе, так и здесь - в этом ключ. Сложность точно определить эту Пьесу в пьесе в том, что она идет не отдельно и специально, а появляется:
   - Фрагментами. - Как видения Гермеса Трисмегиста.
   Видения истины.
  
   Повторю, кстати, что ревность Отелло ни на чем не основана, а только показывается зрителю, как:
  
   - Обоснование его ревности.
   С другой стороны, можно считать, основания для ревности есть, но тогда речь уже пойдет об измене на уровне актрисы, которая игратет и роль Дездемоны и роль Бьянки. И тогда, да, Отелло, показывает вывод, а чего:
   - Зрители - ни бум-бум. - И думают с горя своего непонимания, что это Яго во всем виноват, тогда как он вообще ничего от себя не делает, он только, как и сказано:
  
   - Поручик, - выполняет поручения.
  
   Толстой говорит о невозможном пафосе речей Отелло после убийства и Дездемоны, - но!
   Но не делает вывода:
   - Потому и пафос, что это убийство разыгрывается, как ритуал прощания с Небом, - как:
   - Театр.
  
   Как и говорит Эмилия Отелло возле тела убитой, или почти уже убитой Дездемоны:
   - Нет, сам ты лжешь и на нее клевещешь!
  
   И даже, когда Отелло пытается свалить всю вину на Яго, Эмилия добавляет:
   - Ну, если сам ты на него не врешь.
  
   - Хоть двадцать раз убей,
   Я обличу тебя, - кричит Эмилия.
   Ибо.
   Ибо зрители всё видят. Видят, что Отелло устроил перед ними нарочитый спектакль вины Дездемоны.
  
   Отелло пытается заколоть Яго, как единственного свидетеля его нарочитого против Дездемоны обвиненья, - но единственного по содержанию пьесы.
   По форме:
   - Да видящий всё из зрительного зада - да увидит!
  
   Лев Толстой говорит:
   - Так что, несмотря на сильно выраженные в Отелло движения чувства, когда под влиянием намеков Яго в нем поднимается ревность и потом в его сценах с Дездемоной, представление о характере Отелло постоянно нарушается фальшивым пафосом и несвойственными речами, которые он произносит.
  
   Тут Льву Толстой и догадаться, что эти пафосные речи и есть Зеркало, в которое Зритель или Читатель должен увидеть себя, если, начиная уже с:
   - Намедни, - забыл о своем существовании.
   Ибо только он - ЗРИТЕЛЬ - может заметить, что фальшивый пафос - это и значит:
  
   - Отелло заставил Яго разыграть эту трагедию.
   И пусть, хоть кто-нибудь скажет:
   - Нет! - ибо, очевидно, что идет спектакль - розыгрыш.
   Розыгрыш, который, увы, принимают за Повтор когда-то бывших событий, не понимая, что этот повтор, Перевод находится не за горами и долами, а граница его проходит по самому человеку.
   Фактически эта истина прямым текстом, можно сказать, запрещена в высших учебных заведениях, готовящих переводчиков, историков, литературных работников, да и всех остальных физиков и математиков.
  
   Что только на руку Шекспиру, он может до сих пор сводить с ума народ своим беспардонным несоответствием реальности, прекрасно зная, что дело обстоит как раз наоборот. Впрочем, как и заверил Лев Толстой:
   - Почти все, кроме него самого, - любят Шекспира и - если даже не понимают - то чувствуют его великую правду устройства мира.
  
   А то:
   - Человек, готовящийся к убийству любимого существа, не может говорить таких фраз, что будет любить ее и мертвою, а после убийства:
   - Солнце и месяц должны затмиться и земля треснуть.
  
   Толстой не учитывает главный постулат Шекспира, что мир - это не только Сцена, а весь мир Театр, - и:
   - Зрительный Зал, - значит!
   И значит, не только:
   - В самом себе, - идет разговор, но он является и:
   - Обращением к этому зрительному залу, - который хотя и не виден со сцены, но зато точно известно, что он:
   - Есть!
  
   Шекспир, в отличие от новеллы, где бывает только Один мир, Ветхий Завет - разделил его на две непостижимые одной только логикой - без самого Человека - части:
   - Новый Завет, - в двумя скрижалями завета.
  
   Вся суть произведений Вильяма Шекспира - это показ Человека, как абсолютно незаменимой части этого мира.
  
   ЧИТАТЕЛЬ - это Центр Мира.
  
   Тогда, как здесь вообще даже ничего неизвестно о его хоть реальном, хоть иллюзорном существовании.
   Потому и идет сплошной тень на плетень.
  
   Толстой замечает противоречия, но не хочет даже пытаться поверить, что они указывают на правду устройства мира, все эти бегания Лира по степи с пучком травы на голове, несусветные клятвы Отелло, хотя в этой - как говорит Толстой - без особых заморочек - пьесе просто:
  
   - Однозначно показано, что Отелло уговаривает Яго обманывать его, Отелло, чтобы разозлить, как следует, для чего, собственно, и нужны реплики актеров - партнеров друг другу, - чтобы:
   - Отвечать на них.
  
   В принципе, конечно, не видеть читателя из текста художественного произведения, это настолько фундаментальная вещь, что Пушкин - как и Шекспир - только ее, эту невидимость, но существование:
   - И ставил во главу угла своих произведений.
  
   Чтобы это реально понимать, надо думать, что и в Жизни происходит тоже самое:
   - За Человеком ведется наблюдение.
   Многие это предполагают, но не знают:
   - До какой же степени реальности это есть в его наличии? - И:
   - И бояться даже знать.
  
   - Исключительно, напыщенно, неестественно - резюме Толстого, резюме, не принимающего во внимание, что это указатели на то:
   - Не только что происходит, но и где.
  
   Тут сделано всё Шекспиром нельзя сказать, что просто, ибо, например, рассуждения Толстого про платок Дездемоны, что у Шекспира нет эпизода с убеганием Кассио с этим платком при виде Отелло, что дает ему - Отелло - основания для подозрения Дездемоны в измене.
   Что можно думать - имеется в виду:
   - Да хрен с ним, с этим платком вообще, ибо все эти приметы заведомая фикция, так как всё придумал сам Отелло.
   Да, придумал, но придумал именно потому, что правда в отношении измены Дездемоны, хотя и невидимая, - но:
  
   - Существует.
   Вплоть до того, что Дездемона изменила, сама, не зная этого. Из этой сложности, так сказать, все сложности, как и из сложности взаимоотношений Двух Скрижалей Завета.
   Связь между Сценой и Зрительным Залом есть, но она настолько не простая, что:
  
   - Умозрительно, - абсолютно не достигается. - Для этого нужны или наука, или искусство, которое не только означает, например, у Пабло Пикассо:
   - Вот вам хрупкая девочка на шаре, а вот гигант ее уравновешивающий, - а:
   - Это картина!
  
   Если в искусстве к этому уже привыкли - хотя и констатируют сиськи-миськи:
   - Пикассо нашим людям не нужен! - в науке, никакие доказательства этой связи Полей и Текста - вообще не принимаются, как ни старались Диофант и Ферма через две тысячи лет доказать истину:
   - Объединив свои усилия.
  
   Толстой нашел другой критерий истины:
   - Я не вижу ее - этой связи между сценой и зрительным залом - не понимаю:
   - Значит для меня ее и нет, - а это всё равно, что и нет ее вообще.
   Я такой, а я и есть сама природа. Вы придумали там, на Небе, Две Скрижали - я не понимаю, что это такое, и как же я неправ, если вы придумали и меня - значит, вот и получите это обсуждение Вильяма Шекспира со стороны - по отношению к нему:
   - Тоже, - объективной истины.
  
   Но! Эта объективно-субъективная истина Льва Толстого ничего, кроме одномерного мира:
   - Я сплю - значит я существую, - не предполагает.
   Отрицается очевидная вещь:
   - Не бывает театра без зрителей, - а зачем они, если в эту игру играть не могут - априори?
  
   Говорится, что Яго - лицо неживое. А до этого, он и вор, и злодей, и обманщик, - Толстой.
   Но потому и не живое, что он только Переход между Двумя Скрижалями, и вывод логичный:
   - Он и вор, и злодей, и обманщик только по тексту Пьесы, написанной для него Отелло.
  
   Яго - это и есть:
   - Шекспир, - в трубу свивающийся лист, дыры Фалтингса, связующие квадрат со всеми остальными - выше третьей - поверхностями высоких степеней.
  
   Толстой говорит, что Шекспира нельзя читать из-за большого числа противоречий, но сам заранее исключает себя из числа читателей именно тем, что не хочет быть:
   - Героем его романа.
  
   Посылка Шекспира такая же, как у Пушкина:
   - Читатель - главный герой.
  
   Говорится о странной любви Яго к Дездемоне, если Яго - Шекспир, исполняющий желания своего главного героя Отелло.
   - Мотивов много, - говорит Толстой, но все они неясны.
   Тогда как по содержанию у Яго один мотив:
  
   - Выполнять свою работу, которая описано уже в действующих лицах:
   - Челнок, - поручик, связной, сам переход Шекспира между сценой и зрительным залом куда он вбрасывает, вбрасывает информацию, - а:
   - А Лев Толстой принимает его не за почтальона, а за самого ее, этой информации, производителя.
  
   Может быть, и производителя, но это уже другой уровень, уровень вот этой странной любви к Дездемоне, какая была у Александра Пушкина к Татьяне в свободном романе Евгений Онегин.
  
   В новелле, - Толстой, - мотив простой, ясный:
   - Страстная любовь к Дездемоне, перешедшая в ненависть к ней и к Отелло после того, как она предпочла ему мавра и решительно оттолкнула его. - Но!
   Вся эта лирика В Одну Строку - здесь вообще не играет никакой роли.
  
   Про Эмилию Лев Толстой говорит, что она не имеет живого лица, так как говорит всё, что вздумается автору вложить в ее уста.
   Но! Эмилия жена Яго и вполне может знать правду, что главный виновник торжества убийств здесь Отелло, а именно это с чудесной прозорливостью она и говорит.
  
   И Яго убивает ее, свою жену, удивительно, что с первого взгляда:
   - Ни за что! - если не считать приказа Отелло, что и подчеркивает:
   - Он - Яго - только поручик, беспрекословный исполнитель приказов.
   И она - Эмилия - может ругать своего мужа Яго только за то, что не мог найти ничего получше в жизни, как выполнять чужие приказы.
   Ну и, как Шекспира, за столь тяжелые переживания.
  
   Вот кто-то посмеется, что Яго, получается, это Шекспир, - но:
   - Вместе с Отелло, - как его героем, которому служит.
   Яго - беспристрастный Автор, только записывающий за людьми их ходы.
   Потому, я думаю, и имя похоже:
   - Эго - второе Я Шекспира.
   Даже без второго. Я - находящееся в контакте с окружающим его пространством.
  
   Фальстаф - обжора, вряд ли, пока оставлен.
  
   Один Фальстаф, говорит Толстой:
   - Говорит тем самым шекспировским языком, наполненным несмешными шутками и незабавными каламбурами, который, будучи несвойственен всем другим лицам Шекспира, совершенно подходит к хвастливому, изломанному, развращенному характеру пьяного Фальстафа. Только потому лицо это действительно представляет из себя определенный характер.
  
   - Но, - добавляет Толстой, - является слишком отвратительным существом, чтобы к нему относиться, как Шекспир с веселым оптимизмом, - прошу прощенья, как взбил его Лев Толстой:
   - Трудно разделить чувство веселого комизма, с которым к нему относится автор.
  
   Здесь надо заметить, что Автор в пьесах Шекспира не стоит на этой Пирамиде жертвоприношений своих героев, как Монтекосума:
   - На самом верху.
  
   Здесь Толстой говорит то, чего не может быть, потому что не может быть никогда.
  
   Толстой опять:
   - Нет у Гамлета своего характера, а выражает он только претензии самого Шекспира.
   - Шекспир не сумел, да и не хотел придать никакого характера Гамлету и не понимал даже, что это нужно. - Но!
   Наоборот надо было сказать:
  
   - Шекспир понимал, что никакого характера Герою приписать и невозможно, всё это будет только урок литературы, учебник, вата вместо снега.
   Характер Героя - это характер Актера в предлагаемых обстоятельствах. Шекспир, как Владимир Высоцкий исполняет свои песни сам. И не только и женщин тоже, но даже и роль самого:
  
   - Микрофона.
   Всё остальное липа: актер плюс его двухмачтовый бриг, который лег в развороте.
   Противоречие здесь в том, что мало, кто так может. Кому играть эти великие роли.
  
   В том-то и дело, что не может быть ситуация как-то характерно подогнала под то, что будет говорить, например, Гамлет про Бедного Йорика.
   Сцена и слова Героя и не должны соответствовать, так как и должно быть отличие между словами Героя и словами Автора, следовательно, это не одно и то же, - а:
   - Разные вещи, - одно находится Тексте, а другое на его Полях.
  
   Толстой же говорит:
   - Лепит горбатого актер всегда у Шекспира, ибо слова его не соответствуют месту или причине, по которой говорятся.
   Актер, выходящий на сцену, для того и выходит, чтобы этого горбатого:
   - Исправить.
  
   Призраки Льва Толстого против реального человека на сцене не устоят.
  
   Вот все чтения переводов героев, которые идут по телевизору, они как раз и не используют переводчика, как человека, а заставляют его шепелявить, кусать себя чуть ли не за жопу, чтобы только:
   - Не быть! Человеком.
  
   Вполне возможно, Гамлет и имеет в виду, когда говорит:
   - Быть или нет? - действительно, не лучше ли уйти на небольшую, но стабильную зарплату шепелявшика и кусальщика себя - ну, хотя бы не за жопу, а за:
   - Локоть, - чем надрываться издаля всё твоей забавы для:
   - Зритель.
  
   Толстой же вот этот надрыв актера:
   - Я один, я вышел на подмостки, - изображает, как просто ноль, - ибо:
   - Какой актер, вот эта свинья у корыта? - не существует вообще.
   Ибо свинью можно хоть съесть, а с актером, что делать, - если его нет даже, не только в главных, но и вообще:
   - Нет в Ролях!
  
   Потому Толстой вместо Человека и предлагает Шекспиру иметь:
   - Какой-никакой интеллект, - но именно:
   - ИСКУСТВЕННЫЙ.
  
   Вместо зрителей тоже можно посадить на все премьеры, по крайней мере, портреты руководителей партии и правительства. Ему лично, Льву Толстому:
   - Императора Александра Третьего, - резюмировавшего:
   - Пусть делает, что хочет.
  
  
   Гамлета надо разобрать, я думаю, получится, что, как обычно:
   - Всё наоборот, - отец, явившись ему после смерти, подставил Гамлета, а дядя и его мать как раз любили друг друга.
   Или уж в другой раз?
  
   Мнения других людей, про которых Толстой говорит, что они считают:
   - Сила Шекспира состоит в изображении характеров, - основано, скорее всего, на том, что необыкновенные обстоятельства - что в Лире, что в Отелло, что в Гамлете - предлагаемые актерам, и делают характеры их героев удивительными.
  
   Толстой предлагает:
   - Характер на Сцене!
  
   Шекспир:
   - Человек на Сцене! - и человек этот Актер, которым и был сам Вильям Шекспир.
  
   Характеры уже сотворил бог, послав людей на землю.
  
   Новый Завет разделил слова автора и слова героя, оставив между ними лазейку под названием:
   - Шекспир, - в трубу свивающийся лист.
  
   До этого был один Аркадий Райкин, изображавший сам тех, кто дал взятку, и тех, кто их берет:
   - И тех, у кого белый верх - черный низ, и других:
   - Черный верх - белый низ, - но:
   - Потом тоже бросил, - бесперспективно, так как слишком банально, годится только для пропедевтики.
  
   19.03.18
   Толстой, даже нельзя сказать, что находится на Сцене в виде характера, и не видит ее вообще, и может признать по ходу дела, только как артефакт:
   - Нашего грешного сознания.
  
   Чтобы видеть Сцену, плоскость симметрии должна проходить не перед человеком и ней, не между Человеком и Миром, - а:
   - По САМОМУ человеку. - Тогда окажется, что сам Зритель находится на:
   - Сцене, - но, как Хомо Сапиенс, имеется в виду, в отличие от всех остальных здесь зверей:
  
   - Разумный, - может быть еще и в:
   - Зрительном Зале.
   И многие - этот фокус природы - взяли подсознательно, как будто, так и надо - Толстой:
   - Решил разобраться. - В чем, собственно, вот дилемма:
   Или:
   - Почему не все, - так сказать, видят и самих себе в зеркало, а только некоторые, имеется в виду, почитатели Шекспира, а мы почему:
   - Вынуждены плыть за этим Ноевым Ковчегом, как и раньше:
   - Вручную?
  
   Да, сложность есть, не зря Пушкин всю жизнь и писал только об этой неуловимой связи мира и его хомо сапиенса. Она и сейчас не тянет здесь, в России, на уровень выше занимательности. Несмотря на то, что Эта Связь стоит в фундаменте всех философий всех времен и народов мира.
  
   Таким образом, быть или не быть Льва Толстого - это:
   - Не понимать эту философию, или не хотеть понимать - ее.
  
   Сомневаюсь, что и Гамлет задумался об этом же.
   Хотя не исключено.
   Хотя в первом случае, в варианте Ветхого Завета - непонимания, человек умирает проще, чем в Новом, но зато в Новом Завете, человек не только оживает, - но и потом, ожив:
   - Живет вечно.
  
   И вот, за жизнью вечной, и отправился Отелло и отправив вперед себя Дездемону, на Землю, направился по переходу:
   - Яго, - который является убийцей одной жизни, составляя - сам собой - переход к жизни вечной.
  
   Можно спросить:
   - Что, им было мало страданий на Небе, что они поехали еще и на Землю, чтобы еще маленько помучиться?
   Да, Кипр, это уже Земля, в отличии от Венеции - Неба, - но как-то сомнительно - и даже жаль - что для них всё уже кончилось.
   Ибо:
   - Жизнь еще продолжается. - Значит:
  
   - Это Продолжение имеет еще - может быть - какой-то даже новый смысл.
   Ибо количество людей, которое должно поверить в существование Перехода Шекспира, - что значит:
   - В него самого, - может иметь качественное значение.
   ------------------------
  
   Часть V - в статье Льва Толстого
   Опять говорится о неестественности речей героев, которые высказываются в несвойственных условиях. Причина, по которой Толстой против этой нелогичности:
   - Разрушается иллюзия читателя или зрителя.
   Не только, имеет в виду Лев Толстой, иллюзия реальности происходящего на сцене, но и иллюзия, что сам зритель или читатель - тоже участники этих соревнований жизни.
  
   Но! В том и вся разница мировоззрений Шекспира и Толстого, которому нужна Иллюзия, так как:
   - Нет правды на земле, но правды нет и выше!
   В пьесах Шекспира Зритель - это не тоже участник его пьесы, а всегда реальный, именно:
   - Главный Герой!
  
   Иллюзия Толстого - это иллюзия стороннего наблюдателя, никоим образом не могущего быть зачисленным в штат актеров даже погорелого сиэтэ.
   У Шекспира - это, возможно даже тот камень, который упомянул намедни Лев Толстой нашел мистер Пиквик у дома фермера, камень, разделивший всех присутствующих на две части - Читатель:
   - Краеугольный Камень, - мира и шекспировского художественного произведения, разделяющий слова автора и слова героя - мимо него:
   - Мышь не проскочит!
   Ибо читатель не только Я героя, не только Я автора, - но и:
  
   - Яго между ними, - только он передает все поручения от одного к другому.
   Это уже не иллюзия, а реальное участие в событиях пьесы. Разница:
   - Как между небом и землей.
   Только при такой реальности - а не иллюзорности - Читателя Марья Кириловна может выйти замуж за Дубровского, и даже:
  
   - Не заметить этого.
   Точно также, как другая Маша, Марья Гавриловна в повести Метель Повестей Ивана Петровича Белкина:
   - Только и ждет, чтобы гусарский полковник Бурмин поведал - к своему ужасу - что уже женат, однако и именно:
   - На ней!
   И только потому - заметьте - что у них есть:
  
   - ЧИТАТЕЛЬ, - или зрители.
  
   И эта же Посылка является краеугольным камнем фильмов Альфреда Хичкока.
   Посылка, однако:
   - Очевидная, - несмотря на то, что здесь, в России, эту посылку, этих Трех Китов:
   - Сняли с работы, - как было резюмировано:
   - Навсегда.
  
   А заявили именно, как Лев Толстой:
   - Земле только стало легче, ибо теперь дань этим Трем Слонам платить уже не надо.
   И это верно, но только и платить ее, эту дань, уже не за что, так как саж же Лев Толстой и резюмировал:
   - Никого у нас не бывает, - остались одни Иллюзии.
  
  
   Здесь у Толстого всё наоборот:
   - Внимание читателя или зрителя отвлекается, что составленная из кусков статуя рассыпалась, он видит автора, или актера, иллюзия исчезает.
   Вновь восстановить иллюзию, - добавляет Лев Толстой, - иногда бывает уже невозможно.
  
   У Шекспира и у Пушкина наоборот:
   - Иллюзия для того и разрушается, чтобы разрушить поражение хомо сапиенса, чтобы был:
   - Хеппи-Энд. - Как это сделано во всех Повестях, хотя и покойного, но существующего Ивана Петровича Белкина - древнего ассирийского бога Бела.
   Сильвио, погибший в сражении под Скулянами, разговаривает в конце этой повести:
  
   - Сильвио, - с автором этой пиесы, и более того:
   - Даже участвует - автор, имеется в виду - в дуэли Графа и Сильвио, - в роли одного из них, или даже:
   - Одного и того же.
  
   Точно также, как разрушается иллюзия, что Дубровский проиграл это сражение за счастье своё и Марьи Кириловны, и до такой степени, что она, хотя его об этом и просила, - но еще не поняла, что уже:
   - Счастлива и за ним, за Дубровским замужем.
  
   Зритель или Читатель должен суметь сам включить, идущую внутри пьесы еще одну неописанную, но вытекающую из логики событий пьесу. Какие тут могут быть иллюзии, кроме временных, если Читатель - увы для, так сказать, Некоторых:
   - Сам Автор.
  
   Поэтому увидеть самого себя, как сказал Пушкин:
   - И ужасно, и приятно - вместе, - потому что это значит:
   - Не только, что художественное произведение получилось, но еще и с:
   - Хеппи-Эндом.
  
   - Кто ты?
   - Итс ми.
  
  
   Лев Толстой:
   - Лица Шекспира постоянно делают и говорят то, что им не только не свойственно, но ни для чего не нужно.
  
   Но вот в том-то и дело, что нужно для второй пьесы, которая идет обрывками Гермеса Трисмегиста в самой пьесе, как в жизни каждого человека в реальной жизни, и все бессмысленные поступки постепенно разъясняются.
   И иногда даже:
   - Хеппи-Эндом.
  
   Толстой говорит даже, что Шекспир:
   - Не был художником и произведения его не суть художественные произведения.
  
   Но, как говорят великие открытия нового времени, такие, как Теория Относительности Альберта Эйнштейна, Доказательство возможности решения Пятого Постулата Риманом и Лобачевским, принципиальное доказательство Великой теоремы Ферма французским математиком Пьером Ферма, использовавшим Саму Книгу Диофанта и ее Поля для этого доказательства:
  
   - Человек создан Богом не для того, чтобы понять Его замысел, а чтобы:
   - Изменить его.
   Ибо сам человек - это тоже Часть:
   - Бога.
  
   Следовательно, не в соответствии дело, не в указании, что водитель не может приближаться ближе, чем на двадцать сантиметров к краю дороги, чтобы не сбить пешехода, и самому не разбиться, - а, чтобы:
   - Видеть саму дорогу.
  
   Как и ответил когда-то поэт Иосиф Бродский на вопрос:
   - Зачем?
   - Я думал ЭТО от Бога.
  
  
   20.03.18
   Толстой требует образа.
  
   Шекспир делает всё, чтобы его не случилось.
  
   Слова Автора, вложенные в уста Героя, как для него нереальные - это тоже самое, что у Пушкина слова Макферсона, обращенные к Джонсону - их вообще нет в тексте - ни все формально у Джонсона - но именно они:
   - Слова Шекспира - целиком и полностью - как считает Лев Толстой, - вложенные в речи Гамлета, и оживляют - наоборот его, превращая его слова из:
  
   - Как бы это могло быть, - в:
   - Реальность.
   Их и говорит, следовательно, не Гамлет, а Шекспир, но так как сам не может буквально проникнуть в действие пьесы, то и:
   - Отстукивает их через тоннель своего имени, - с Полей в:
   - Текст.
   По-другому - без бога - человек ожить, а уж тем более, говорить, вообще не может.
  
   Они - слова Гамлета - так же не похожи на настоящие, как Подсолнухи Ван Гога не похожи на настоящие, но, как указано в Книге Войнича сравнением с микроскопическим срезом растения:
   - Рисунок, даже больше похожий на рисунок ребенка, намного точнее, микроскопического среза.
  
   Что и значит это непостижимое для большинства переводчиков правило устройства мира:
   - Перевод намного точнее первоисточника, - а не наоборот, как они думают, как Лев Толстой, что:
   - Первоисточнику можно только подражать, создавая более-менее правдоподобный образ.
  
   Нужны живые люди, а не ожившие покойники, как предлагает Лев Толстой, потому что похожи они, как интонации переводов диалогов героев сегодняшних голливудских фильмов, разрешенных - как многие думают в подлиннике - по телевизору:
   - Интонации зомби.
  
  
   При сравнении Шекспира с Гомером Лев Толстой говорит, что в жизнь, описанную Гомером, мы легко - без малейшего усилия - переносимся, но:
   - Не то у Шекспира.
   Скорее всего, так происходит потому, что Гомер, так сказать, уже слишком:
   - Заперевожен. - Ибо:
   - Не в том суть, чтобы переноситься в ТО, Прошлое время, как в иллюзию прошлого, а чтобы:
  
   - Установить с ним реальную связь. - Действительную, существующую до сих пор Связь:
   - Связь, - которой и является сам Человек.
   А не в игры играть, как в догонялки:
  
   - Ты куда?
   - Домой.
   - Я с тобой, можно?
   - Дак, конечно, нельзя.
   - Почему?
   - Там Пенелопа, а она - как известно - чужих принимать не очень любит.
   - Так Одиссей в отъезде, и более того, не меньше, чем лет на десять, а то и на двадцать.
   - Ты знал?! Откуда?
  
   Вот по мнению Толстого никто не может знать, что очереди километровые стояли к Пенелопе не:
  
   - Напрасно, - авось один только Борис Парамонов может догадаться в светлые минуты чтения Республики Шкид:
   - Да-а, - было дело.
   Жили же люди и всё у них было: и войны, и секс, как будто:
   - Вернулся через двадцать лет, - и как:
  
   - Всё заново!
   - Дак, мил херц, она же ж тренировалась от разу к разу.
   - Дак, и я: не стоял на месте, - как сказал Владимир Высоцкий Маньке Аблигации:
   - Тебя тоже: на фабрику сновальщицей устроим.
   - А она?
   - Она - как грится - опять двадцать пять: за себя и за всех отсутствующих!
  
   - Шекспир, - говорит Толстой, - не верит в то, что говорит, - в отличие от Гомера, который как будто видит то, что говорит, ибо это события:
   - Пережитые автором или авторами.
  
   Но в том-то и дело, что Шекспир говорит то, что - как сказал Лев Ландау:
   - Мы уже не можем себе представить-ь.
  
   Шекспир говорит только часть информации, потому что вторую часть - по устройству реальности - сказать не может, - потому и:
  
   - Скажи ее - эту вторую, разъясняющую положение вещей половину - ты:
   - Читатель.
   И окажется, что ответ читателя автору будет не напрямую логичен, а находится так, как находятся Хэппи-Энды Пушкина по отношению к общепринятому, только видимому написанным - без вывода самого читателя - содержанию.
  
   Нужна Форма произведения, что значит буквально, что художественное произведение написано пером, или спето Гомером - это всё равно - важно, что это написанное или спетое:
  
   - Положено На Уже существующий мир.
   Так сказать:
   - Два мира - один Шекспир. - Но вот в том-то и дело, что вместе с:
   - Актерами.
  
  
Это необыкновенное устройство Мира Нового Завета - Толстому:
   - Абсолютно неизвестно.
  
   Поэтому:
   - Не в художестве и не в поэзии дело, не в иллюзии, следовательно, а в:
   - Правде.
  
   Лев Толстой замечает противоречия, но выводов никаких не делает. Но вот еще раз прочитаю Гамлета, авось, точно станет ясно:
   - Не хочет или не может?
  
  
   Часть VI по статье Льва Толстого
   Как раз и начитается с того, что:
   - Авось Шекспир открыл нам новый мир?
   Прямо буквально кто-то Толстому возразил, или он сам до этого додумался.
   И вот Гервинус ему сказал:
   - Шекспир - бесспорный этический авторитет избраннейшего учителя в мире и жизни.
  
   - Деятельность есть добро, недеятельность - зло. Деятельность превращает зло в добро, - приводит слова Гервинуса Лев Толстой.
  
   Мне кажется, это не совсем понятное противопоставление, ибо суть в том, что:
   - Человек и не может ничего не делать, - хоть во вред себе, хоть для пользы.
   И то, и другое, в принципе, бесполезны:
  
   - Троя выбрала защиту, но всё равно пала.
   И не только потому, что не могла только защищаться:
   - Втаскивание Троянского коня в крепость - это именно Атака!
   И здесь уже как раз происходит вмешательство богов в деятельность человека, - что и значит:
  
   - Идет невидимая атака на Текст с его Полей.
  
   Написано:
   - По словам Гервинуса, Шекспир позволяет себе отрицать христианскую мораль. - Это уже не перебор со стороны Гервинуса, а прямая ошибка.
   И даже добавлено:
   - Христианскую мораль, предлагающую преувеличенные требования человеческой природе.
  
   Тогда как Шекспир как раз и делает то, что кажется полу-заснувшему в быту обывателю, завышенными требованиями к человеку.
  
   - Шекспир, по мнению Гервинуса, - говорит Лев Толстой, - учит золотой середине.
   Это ерунда, слишком поверхностный взгляд и на мир, и на Шекспира.
   Шекспир, говорится Гервинусом, осмеливался высказываться даже против христианских правил, побуждающих человеческую природу к чрезмерному напряжению своих сил.
  
   Это может быть верно только в том смысле, что можно, с трудом, но найти победу, как находил ее Одиссей в самых необыкновенных, смертельных для других людей, случаях, когда, например, не был превращен в свинью Цирцеей, как его спутники, а наоборот выручил их из беды свинства. А когда не имел сил справиться с сиренами, действовал пассивно - если так можно сказать:
  
   - Не кнутом, но и не пряником для сирен, - а попросил привязать себя к мачте корабля, чтобы слышать правду, но другим приказал закрыть уши.
  
   Чтобы значит:
   - Не обязательно переться на рожон - решение, как победить врага, может прийти во время самого боя.
   Именно:
   - Реальный выход есть. - Не видя его можно отступить. Как это и предлагал отцу, царю Трои Приаму его младший сын Парис:
  
   - Надо сжечь Троянского Коня, - ибо:
   - Таких дорогих подарков врагам не делают.
   Приам отказался от совета и Троя погибла. Хотя, конечно, боги могли придумать другое какое-нибудь нерешаемое людьми домашнее задание, и Троя всё равно пала.
   Вполне возможно, что Одиссей действовал по принципу:
  
   - Разумной умеренности, - который предложил Гервинус имеющимся у Шекспира. - Это как раз значит, что человек не только раб, но может быть:
   - Царем.
  
   Как мог сказать Рассел Кроу в фильме Гладиатор:
   - Идущие на смерть приветствуют тебя, - и всегда оставался жив, побеждал, а проиграл только один раз в самом конце.
  
   Да, идти в бессмысленную атаку, чтобы только умереть, не надо, но это и не христианский принцип. А может только выдаваться за него, даме самим человеком. Человеком отчаявшимся.
  
   Идут слишком абстрактные правила применения учения Шекспира, приводимые Гервинусом, ибо зачем Шекспиру правила, если есть его дела, его пьесы.
  
   Вот есть явно ошибочное объяснение мировоззрения Шекспира, объяснение именно, как резюме Льва Толстого приводимых им источников - в которых никак нельзя разобраться на одной или двух страницах - имеется в виду, что французы дураки, а англичане умные:
  
   - Иоанна д'Арк - колдунья, и Гектор и все трояне, от которых происходят англичане, - герои, а греки - трусы и изменники и т. п., - как заключает Толстой, - будет мировоззрение мудрейшего учителя жизни по изложению величайших его хвалителей.
   Но!
   Но в том-то и дело, что главный принцип Шекспира, понятый им, и абсолютно не понятым его критиками, например, Аникстом в Двух Веронцах - это известный всем принцип:
   - Искусство не терпит прямоговорения, - что и значит:
  
   - Для присутствия мысли и вообще слов в художественном произведении, и нужен этот самый:
   - Троянский Конь, - чтобы на нем въехать в неприступную простым смертным крепость:
   - СЦЕНУ.
  
   Не только придется, так сказать, врать про французов и их Жанну, но и про:
   - Сушу, что она Вода, - по которой можно плыть из Вероны в Милан, что не Итальянский лес самый порядошный в мире, а именно уж очень хорош:
   - Шервудский, - что:
  
   - Милан плохой, - а, значит, назовем его просто чинно и благородно:
   - Падуей, - а и Валентин - любимый парень прекрасной Сильвии такой дурак, что я сам к ней сёдня зайду - будет намного, намного лучше и во всех отношениях:
   - Приятней.
  
   Поэтому, Шекспир, только и делается, что:
   - ПОВТОРЯЕТ, - то, что говорят все англичане, что ТАК думают, - а не, что так и есть на самом деле.
   Повторяет не на трибуне съезда, где лучше не врать, чем это именно так и делается, а именно в Художественном Произведении, - где:
  
   - Человек Двойной.
   На Пути в Эммаус - как и написано в Евангелии - уже идут ДВОЕ:
   - Актер и его Роль, - Смоктуновский и Гамлет и Высоцкий и Гамлет, - например.
  
   Толстой же логически видит художественное произведение:
   - В Одну Строку, - хотя формально и пишет слова автора и слова героя раздельно.
  
   Сам принцип Художественности - это не развлечение, не разлюли-малина, а именно он и придуман Богом для того, чтобы:
   - Правда была.
  
   Толстой и прямо пишет о своей ошибке, как о достоинстве поэтического произведения, которое определяется:
   - Содержанием, - чем оно значительней, тем произведение выше.
   А второй его пункт - форма - обзывается - иначе не назовешь:
  
   - Внешней красотой, - только.
   Плюс техникой исполнения.
   Третий пункт - искренность - просто нелеп.
   Ибо, если ее нет, то на нет и суда нет.
  
   Искренность, как и форма - априори положены в фундамент художественного произведения, - как-то:
   - За искренностью бегут, как делал Ван Гог, с утра пораньше увидеть лес натюрлих, который и бил его - нет, не мордой об стол или о холст, - а бил именно искренностью своего существования, - а форма:
  
   - Я для того и бросил проповедовать религию, - Ван Гог, - имеется в виду, чтобы краски и холст взять в свои - к счастью, не такие картохфельные лапы, как у той дуры, которая отказалась - тем более, с таким же картохфельным носом - выйти замуж за такого формалиста в искусстве, как Ван Гог.
  
   Самое главное, что у Толстого ФОРМА - не участник соревнований не только художественности, но и мысли:
   - Тем более.
  
   Но именно формой и отличается Новый Завет от Ветхого Завета, - который, увы, в лице Некоторых - злится, даже не на то, что Новый Завет не такой, каким был он в своё время, - а за то, что:
   - Изменил и Ветхий Завет, - именно в сторону его:
  
   - Формализма, - в том смысле, что в Ветхом Завете затрубили трубы Иерихона реально, несмотря на то, что трубили они, когда и самого Иерихона:
   - Еще не было-о.
   Ибо и гуляющий без дела по пустыне Иерихон, приобрел, наконец, свой причал, как Верона и Милан Шекспира - сухопутные города - воду - приобрел:
  
   - Место своего основания - СЦЕНУ.
   Прошлое в Новом Завете не удалилось, следовательно, а наоборот:
   - Только при нем, при Новом Завете, смогло вырваться на свободу.
  
   Как сказал один далеко не декадент нового времени - правда, тоже уже умерший - про форму, что ее, и видите ли:
   - Не бывает.
  
   Форма - как именно того, что меняет содержание даже на противоположное.
  
  
   Не принимается сам принцип, сам мир Нового Завета, что:
   - Доказательство Прошлого идет из Будущего.
   Хочется Настоящее - по старинке - объяснить, наоборот, по привычке:
   - Прошлым.
  
  
  
   21.03.18
   Часть VII - в Статье Льва Толстого
   Начинается с того, что Толстой, по сути, заявляет:
   - Нет ничего не только правильней и логичней кружка художественной самодеятельности в воскресной школе, но:
  
   - Как доказал пример им разгромленного Шекспира, - вообще не бывает.
   Буквально:
   - Произведения Шекспира не отвечают требованиям всякого искусства, и, кроме того, направление их самое низменное, безнравственное.
  
   Что и значит:
   - Только устремления юношества, любящего лошадей очень - очень же и хороши, а мерседесы и тойоты настолько аморальны и даже вообще похожи на акул, что делать их мы ни за что не будем, а вот покупать:
   - Всё-таки придется, - ибо:
   - Вкусно, - как когда-то популярно разъяснил Виктор Пелевин, - как:
   - Черная.
  
   В данном случае - Льва Толстого - даже этого всемирно известного вкуса - он не ощутил, без обмана:
   - Абсолютно.
   Как крабовые палочки - некоторые их до сих пор покупают на праздники:
   - Новый Год, Восьмое Марта, День Рождения и так далее, - по-честному продолжая считать именно ЭТО:
  
   - Чем-то новым, хорошим, интересным, - а черная - по крайней мере, красная?
   - Не хочу, - ну, вот честно, не нравится!
   Ну, красная, еще туда-сюда, завалили все магазины, поэтому покупать надо, а вот черная - практически, как и написал Лев Толстой:
   - Не отвечает требованиям всякого искусства.
  
   Может быть, он имел в виду, именно, искусственность? Имея в виду, что Искусства и вообще не бывает, но подделку Человека под искусственность:
   - Приготовить можно.
  
   - Если бы сочинения Шекспира имели хоть какие-нибудь достоинства, было бы хоть сколько-нибудь понятно увлечение ими по каким-нибудь причинам, вызвавшим неподобающие им преувеличенные похвалы. Но здесь сходятся две крайности: ниже всякой критики, ничтожные, пошлые и безнравственные произведения, и безумная всеобщая похвала, превозносящая эти сочинения выше всего того, что когда-либо было произведено человечеством.
  
   Как объяснить это? - Вот этот фрагмент Толстого можно вполне вешать при входе на выставку в Манеже - когда она там была - если в ней было не только Кривое Дерево Эрнста Неизвестного, но и картины Пикассо, Ван-Гога, Тулуз Лотрека, Сезанна, Гогена - реальное искусство отрицается с порога:
  
   - Повседневности, - какой был любознательной она ни была, как, например, у Льва Толстого.
  
   Действительно, почему эти Тойоты имеют такой хищный вид, ну, как настоящие ястребы морей и океанов:
   - Акулы?! - кому это надо пугать людей, что ли, чтобы не перебегали дорогу в неположенном месте?
  
   Чего стоят одни только Авиньонские Девицы Пабло Пикассо - это зачем, чтобы некоторые слабонервные сразу померли со страху и больше уже никогда не мучились этими, так сказать, произведениями искусства?
   Зачем искажать прекрасную окружающую нас действительность рисунками дворов сумасшедших домов, как это навострился одно время Ван Гог - хватает и своих деревенских дурачков, чтобы посмешить на досуге, - а здесь, даже не страшно, а:
   - Жуть!
  
   Как буквально и подтвердил Евгений Евстигнеев в фильме Берегись Автомобиля Эльдара Рязанова:
  
   - Мало гнать вас, сукины дети, в одну смену - в две будете работать - половину на пашне Льва Толстого - хотя и с ним вместе заодно - а вторую половину баклуши бить уж в своем сиэтэ, при доме культуры, - как будто об этом и мечтала всю жизнь Ермолова.
  
   Лев Толстой говорит, любые выбранные десять строчек, вызвавшие восхищение других, не отвечали самым первым требованиям эстетики и здравого смысла, люди - Тургенев, Фет и др. - восхищались тем самым, что мне - Толстому - казалось нелепым, непонятным, антихудожественным.
  
   Как произведения импрессионистов казались классикам смехотворными, а были той же самой классикой в ее сути.
   Весь вопрос здесь, видимо, в том, что Лев Толстой не мог войти частично в саму картину, а наблюдал всегда только со стороны действия Шекспира и его героев. Большинство людей делают такой вход автоматически, иначе не будет театров, но конкретность - как необычность по сравнению с реальностью у Шекспира, или как писали импрессионисты - может шокировать, - ибо:
  
   - Для участия в спектакле нужен вход Зрителя на Сцену.
   Толстой, к сожалению, об этом не знал, или забыл вспомнить.
  
   Он же - Лев Толстой - объясняет своё непонимание Шекспира наоборот:
   - Поклонники Шекспира имеют такое отношение к нему:
   - Какое встречается обыкновенно в защитниках каких-либо догматов, принятых не рассуждением, а верой.
   Но именно так и обстоит дело, как говорил Ван Гог тем, кто пытался его учить живописи:
  
   - Я - УМЕЮ.
   Верю, значит, в том смысле, что знаю, уверен, что понимаю:
   - Искусство - это не то же самое, что человек, а:
   - Подарок ему, Человеку, - как еще один плюс, от:
  
   - Бога.
   Поэтому, Я - не понимаю - этого недостаточно, потому что человеку не для того даден гаечный ключ, чтобы он продолжал хвосты крутить лошадям - даже на Куликовской битве - не говоря уже о тех войнах, которые описывал - не закручивая - он сам, Лев Толстой, - а:
  
   - Продолжение его руки - как кисть у художника - это уже - как говорил Иосиф Бродский:
   - Я думал это от бога, - писать стихи-то.
   И не важно, понятны они кому-то или нет, как уже сказал Александр Пушкин:
  
   - Таков поэт: как Аквилон,
   Что хочет то и носит он -
   Орлу подобно, он летает
   И, не спросясь ни у кого,
   Как Дездемона избирает
   Кумир для сердца своего.
  
   Льва Толстого она не выбрала, но, очевидно, что он и не хотел сам этого.
  
   Приводит пример Дрейфуса - Толстой - что люди этим делом очень интересовались, - а:
   - Знать его суть не могли априори, - что также имеет в виду Толстой любят зрители Шекспира, ничего не понимая в нем.
  
   Но! Здесь принципиальна разница, дело Дрейфуса - не художественное произведение, и про его конкретику, действительно нельзя узнать подробности из воздуха.
   Но про Шекспира, про Отелло, например, зритель узнает - в том-то и дело, что не понаслышке! - А:
   - Может узнать всё сам, войдя на Сцену в роли любого героя и даже Автора!
  
   Про это право Выхода Зрителя в Свет, - Лев Толстой, увы, даже ни разу не догадался.
  
   Толстой:
   - Цель искусства - развлечение и увеселение, - ну, что так было временами в истории человечества вместо религии.
  
   Шекспир и Пушкин и рассказали, что нет, - а можно даже ходить, как Призрак Гамлета за Поля своего личного мировоззрения, чтобы посмотреть:
   - Как там в Тексте? - всё также ли он предан им душой, как я этим Полям.
  
   Говорится, что Мистерии изображали внешние христианские явления - это ошибка так понимать Новый Завет, что один раз был Иисус Христос, а потом дети только рисовали с этого события картинки. Не только потом, но и до Иисуса Христа храмы мистерий:
  
   - Ожили, - и события в ним происходившие были реальными, - как это рассказал в Повестях Белкина Пушкин:
  
   - Умерший может стать живым, и даже женатым на той, которую, кажется, потерял навсегда - Метель.
   Точно также, как погибший под Скулянами Сильвио, оказывается живым и, более того, графом и даже с женой, за которую бился и кому-то могло показаться потерял навсегда. Это именно реальность Мистерий.
  
   Толстой считает, что реальность только одна - настоящее, которое мгновенно, и, следовательно, понять вообще ничего нельзя, а можно только создавать приблизительную макулатуру. Ну и, плюс, мировую революцию. Для того же самого, чтобы и оставшуюся реальность Пушкина и Шекспира:
   - Забыть, - враз и завсегда.
  
   Далее, Христианство по Толстому - это учение о жизни, - тогда, как именно, как и Шекспир, - это:
   - Сама Жизнь.
   Как и пьесы Шекспира - не изображение драмы, а сама драма.
  
   Говорится, что искусство вместо высокого служения богу стало служить толпе. - Но!
   Вот тоже самое говорили и Иисусу Христу, когда он общался с мытарями и грешниками, что любой человек - это:
  
   - Человек, - и может, поэтому пройти в Царство Небесное.
   - Да, мало ли, что ты равнодушный! - мы не глупее иво.
  
   Толстой пишет 15-м, 16-м веках, пишет с буквальным указанием - как скорее всего, и свои романы по школьно-письменной формуле:
  
   - Как бы это могло быть, - а, спрашивается зачем, али ключ-то гаечный забыл намедни в сарае?
   Так надо сходить и взять его, чтобы - нет, конечно, не шарики и ролики крутить себе - но лезь в историю вместе с ним обязательно. Сам человек, человек без:
   - Сцены в голове, - ничего сделать не сможет.
  
   Драма отказалась от религиозного содержания, считает Толстой, имея в виду именно Шекспира. Тогда как Шекспир и говорит только о Новом Мире:
   - Мире Нового Завета, - и столкновении его с Ветхим Заветом.
  
   Толстой опять имеет в виду только нарисованный на иконе религиозный мир - про реальность:
   - Ни гу-гу.
   По его мнению, ее и вообще не бывает в деятельности человека, так только по Ле:
   - Приближение к этой остановке счастья всё ближе и ближе, - а так-то, в реальности:
   - Всё также далеко, как раком до неба.
  
   Толстой продолжает утверждать про сознательное отрицание Шекспиром религиозного содержания драмы. Но что он имеет в виду про религиозность, кроме:
   - Помолимся богу, - и это максимум.
   Вера в реальности, а не в созерцательности, а уж тем более, не в ее праздничном наряде.
   Но Толстой возражает:
  
   - Нет, не внешнее поучение, я разумею, поучение в религиозной форме, - а:
   - Религиозное мировоззрение.
   А разве это не одно и то же, что поучение хоть в религиозной, хоть без - форме?
   Тоже самое и имеет в виду Толстой, только пропедевтику, рисунки с красками.
  
   Тогда, как Вера - это Устройство Мира.
  
   Толстой говорит, что надо сказать самое важное для людей, об отношении человека к богу, к миру, ко всему вечному, бесконечному. - Но!
   - Это слова только выпускного сочинения в семилетке. - Они звучат, но разве они не абсолютно абстрактные, а выдаются за конкретное, потому что предполагается:
   - Больше-то ничего и не бывает.
  
   Не бывает - по Толстому - именно:
   - ФОРМЫ, - как содержания.
  
  
   22.03.18
  
   Как лошадь, если она уже есть, то всегда и будет, а мерседес - это только случайность, которая сегодня есть, а завтра окажется, что не только его не было, но и не будет никогда.
  
   Главное, чтобы был всадник, а голова?
   - Она всегда приложится.
   Так-то бы, да, но только всадников уже нет, и были ли они на самом деле:
   - Даже есть сомнение.
   Что и значит: всё наоборот.
  
   Часть VIII в тексте Л. Толстого
   Вот такое отношение к литературе, которое сейчас рассказывает Толстой, ему нравится, и каким оно именно и должно быть, и даже существовать в России - и есть именно то к ней отношение, что многие в России плюнули и пошли:
  
   - Лучше в дворники пойду, - как сказал Кара-Мурза старший, - и пусть меня этому разведенному киселю больше не учат!
   Хотя и на французском.
  
   И, очевидно, что Толстой религиозное сознание, сознание Ветхого Завета - каким оно могло бы быть - не возникни Христианства - ставит прямым утверждением против:
   - Веры, - о которой он даже ни разу не упоминает, но по факту его разлюли-малины - это именно так.
  
   Как говорится:
   - Я вышел из лесу, был сильный мороз,
   Гляжу поднимается медленно в гору
   Лошадка, везущая хворосту воз. - Всё остальное:
  
   - Выдумка Шекспира.
   И более того, очень безнравственная, ибо ничему не учит, кроме развлечений.
   Следовательно, главное заставить, а чему - всё равно. Что и значит, по Льву Толстому:
  
   - Морально только рабство.
   Видимо, звания Графов без этого душевного понимания рабства не бывает.
   Ибо, о какой еще моральности говорит Толстой, если о разнице между Ветхим и Новым Заветом - даже не вспоминает, априори принимая, что ее - как качественной - можно сказать - всей разницы - и нет.
   И, значит, сам выбирает из предложенного Вильямом Шекспиром выбора:
   - To be or not to be, - только один:
  
   - Не быть.
  
   И, как говорится, никто еще не сказал, что это невозможно.
   Имеется в виду, для всех после Льва Толстого оставшихся Homo Sapiens-офф.
  
   Называются бессодержательными драмы Гете, Шиллера, Гюго и даже Пушкина. Как будто это содержание появится, если через каждые две строки педалировать, что:
   - Их есть у меня, - и даже, полным-полна эта моя коробочка. - Но, так как это будет уж песня про веселье - пусть и не в кабаке, а только дома - всё равно, значит, имеется в виду, что нет:
   - Так будет!
  
   Лев Толстой вполне и один мог сделать революцию 17-го года. Точнее, ее и сделали противники Александра Второго, такие же князья и графы, которым свобода так встала поперек горла, что:
   - Рабства захотелось еще больше, - а уж возвращения крепостного права:
   - Безотносительно даже к религии.
  
   Религия по Толстому - это и есть только одно слово религия, точнее, два:
   - Религиозное сознание, - а что это - знать не обязательно, лишь бы было ясно:
   - Уж только не Вильям Шекспир!
  
   Хотя, возможно, так воспротивился драмам Шекспира, что в них и заметил - пусть мельком - реальную веру человека в бога, - в:
   - Бога, - который против крепостного права, так любимого в России не только развлечения, но и на самом деле:
   - Рабства.
  
   Человек, следовательно, по Толстому, никогда не в состоянии будет понять:
   - Бога, - что значит, о разнице между Новым Заветом и Ветхим никогда даже не помышлял, если и слышал.
  
   Именно человек - Зритель - непременный участник и посредник всех дел Бога на Земле - это НОВЫЙ ЗАВЕТ.
  
   Главным действующим лицом своих драм Шекспир сделал Читателя, - как и:
   - Пушкин.
   И самое главное, как сделал:
   - Бог Человека посредником Своих дел на Земле.
  
   Религия Шекспира, следовательно, реальная, а для Толстого - без сомнения - большее значение имеет показная, нужно именно, по его мнению:
   - Религиозное сознание, - а не:
   - Вера в Бога.
  
   И, получается, что главными рабами в дореволюционной России были именно князья и графы, и такую же - далеко не лирическую - комедию жизни проповедовали.
  
   - А теперь? - как спросил Владимир Высоцкий Маньку Облигацию. Точнее, не ее на этот раз, а Диму Горина - Александра Демьяненко - на лесосеке в честь вышек электропередачи при приеме в кандидаты в члены партии.
   - А теперь, - как уже ответил Михаил Булгаков, а Шарикофф его душевно поддержал:
   - Чтобы Все!
   -------------------------
  
   23.03.18
   Толстой, своей логикой в этой Статье о Шекспире и о драме, можно сказать, и постулировал, и резюмировал, что Новый Завет кован не для России.
   Но выдвинул гипотезу, что и Шекспир на Западе, мало что понял в советах и указаниях Бога, - а только:
  
   - Сам и придумал - можно сказать, Теорию Относительности, Пятый Постулат и Теорему Ферма - вместе взятые.
   Но!
   Но в том-то и дело, что, говорят, у Бога была и Третья Скрижаль Завета, но он разбил ее перед Моисеем, что значит и сказал Моисею:
   - Третью, - пусть сами придумают.
  
   Сам смысл Нового Завета именно в:
   - ПРИДУМЫВАНИИ, - нового мира, именно потому он и Новый, что:
  
   - Придуман самим Человеком.
   Или, что тоже самое, доказательство Теории Относительности идет не из Прошлого, а из Будущего. С привлечением того, что на вид кажется:
   - И надо еще только доказать! - вот для объяснения этого парадокса и написан, - и был сделан Иисусом Христом Новый Завет:
  
   - Доказательство возможности прохода Апостолов в Галилею на встречу с Иисусом Христом, в Галилею именно Новую, новую тем, что Они должны встретиться в:
   - Галилее Прошлого, - и новизна этой встречи именно в том, что:
   - Будущее может изменить Прошлое.
   Почему и сказано, что воскреснут мертвые, что все:
   - Живы.
  
   Толстой представил Россию и себя в том числе, как вмазанных в стену Ада его грешников, которые - как довольно часто показывают в кино - могут только чуть высунуть нос, или другую часть тела, чтобы можно было видеть:
  
   - Они еще шевелятся, - но внутри них уже живет зло, которому они и нужны только, как навоз для своего размножения, - как это подробно показано в Фильме ЧУЖОЙ с Сигурни Вивер, режиссер Ридли Скотт.
  
   И получается:
   - Вы нам Шекспира, - а мы-то, мил херц, только потому и живем еще, что в нас имеет возможность плодиться зло.
  
   Вот таково печальное резюме Льва Толстого о России.
  
   P.S. - Можно думать и почти наоборот, что зло живет у Шекспира, как, однако:
   - Видимое, - в конце концов, хотя и с большим трудом - через Переход Шекспира - преодолимое, - но мы:
   - Так как бороться с ним не можем, - то и лучше:
   - Не будем знать.
  
   Вон она, правда Толстого:
   - Лучше умрем по старинке, только подозревая об ужасах, здесь находящихся на постоянной прописке, чем понимать, что они есть, а:
  
   - Сделать сами с ними мы ничего не можем, - строить Вторую Скрижаль не можем, так как вообще не понимаем даже, где она начинается. Ибо для нас Яго только злодей, а никак не проводник на Ту Сторону Листа Мёбиуса, каким был для Данте Алигьери Вергилий.
  
   Так и скажем прямо, как Савельич Емельяну Пугачеву, что, мол, ты нам не царь, батюшка, потому что Вергилий жил давно, а ты только намедни.
   И ошибся, старый пень, ошибся! Рядом был Царь, да узнать его непросто.
   Ибо:
  
   - Бывают ли Цари в заячьих тулупах? - Но главной приметы царя не заметил слуга Петра Гринева:
   - Мал был ему тулупчик-то, - что и значит:
   - У них там, на Второй Скрижали Завета, - размеры, да, тоже есть, но они:
   - Совсем другие.
  
   И Вильям Шекспир вот оказался не под размер Льва Толстого.
   ---------------------------
  
  
   ГАМЛЕТ
  
   Сразу есть схожесть с Отелло:
   - Здесь Призрак - мистика, там, в Отелло - мистика в том, что сразу хотят ни за что убить Дездемону.
  
   Гораций говорит Гамлету:
   - Мне памятен отец ваш. Оба схожи,
   Как эти руки.
  
   Но! Руки у человека разные: правая и левая.
  
   Гамлет:
   - И если примет вновь отцовский образ. - Получается, их всё-таки двое:
   - Кто-то принимает образ отца Гамлета.
  
   Если, Призрак, то кто он?
  
   Гамлет:
   - Отцовский призрак в латах! Быть беде!
   Обман какой-то. Только бы стемнело.
  
  
   АКТ ПЕРВЫЙ
   СЦЕНА ПЯТАЯ
   Призрак:
   - Я дух родного твоего отца, - следовательно, не сам отец.
   На некий срок скитаться осужденный
   Ночной порой, а днем гореть в огне,
   Пока мои земные окаянства
   Не выгорят дотла. Мне дано
   Касаться тайн моей тюрьмы. А то бы
   От слов легчайших повести моей
   Зашлась душа твоя и кровь застыла,
   Глаза, как звезды, вышли из орбит
   И кудри отделились друг от друга,
   Поднявши дыбом каждый волосок,
   Как иглы на взбешенном дикобразе.
   Но вечность - звук не для земных ушей.
   О, слушай, слушай, слушай! Если только
   Ты впрямь любил когда-нибудь отца...
  
   Возникает вопрос, почему тюрьма, и кровь застыла, глаза, как звезды, вышил из орбит? - что такого натворил бывший король, отец Гамлета при жизни, чтобы с ним такое происходило?
  
   Призрак:
   - Отмсти за подлое убийство.
  
   Странно: только что шла речь о мучениях, как надо понимать, за свою вину, а здесь сразу, можно и должно Гамлету думать, что нужно мстить за его, за отца убийство.
  
   Все же после этого убедительного рассказа Призрака возникает подозренье, что он сам в чем-то очень виноват. Но в чем он может быть виноват?
   За что убит, если не просто так, только ради того хорошего места, которое занимал?
   Если всё то, что сказал Призрак правда - то, собственно, тогда непонятно:
   - О чем пьеса?!
  
   Что-то не то.
  
   Горацио:
   - Нет надобности в духах из могилы
   Для истин вроде этой.
  
   Гамлет:
   - Клянитесь, никогда не говорить
   О виденном. Ладонь на меч!
  
   Призрак снизу:
   - Клянитесь!
  
   Гамлет:
   - Ты, старый крот? Как скор ты под землей!
   Уж подкопался? Переменим место.
  
   Горацио:
   - О день и ночь! Вот это чудеса!
  
   Удивительный прием постоянно применяет Шекспир, вот как сейчас Гамлет говорит друзьям Горацио и Марцеллу, что:
   - Буду прикидываться разными дураками, а вы чтобы не показывали виду, что знаете об этом, или, наоборот, что удивлены такой переменой, - в том смысле, что Гамлет:
  
   - Уже обладает этой способность изображать, как великий артист, а до этого об этой его способности не было сказано ни слова.
   В принципе, ну и правильно, ибо человек для того и человек, что многое может, но не все сразу пишет в одну строку.
  
   И Призрак тут как тут приказывает из-под сцены:
   - Клянитесь!
  
   Вопрос:
   - Почему надо так страшно клясться?
   Можно подумать, что Гамлет собирается не только разоблачать, но и:
   - Врать!
  
  
   АКТ ВТОРОЙ
  
   21.03.18
   Предполагаю, что Призрак - как Симметрия - обманул их - Гамлета и его друзей. Но это мало, что дает, ну, перебили по-честному не Тех, - так:
   - Этих. - Разница небольшая.
   Не видно связи между двумя историями: той, которая был До начала пьесы, и историей Самой пьесы. Могло быть одно и то же, но пока непонятно:
   - В чем да, и в чем - нет!
  
   Можно подумать, что отец Гамлета - тоже Гамлет - понял, что жена любит его брата, покончил с собой, чтобы иметь возможность после смерти - вот через это Ухо - переход Шекспира с Полей в Текст - устраивать им:
   - Красивую для себя, - и ужасную для них перспективу жизни.
  
   Тоже не очень, но только потому, что пока не видно, как в Отелло, очевидной подсказки самим текстом, что он имеет Посылку:
   - Другого Автора этой пьесы, кроме самого Шекспира.
   Если предположить, что этот Господин Сочинитель сам Гамлет, то:
   - Где этот очевидный именно Его текст, явно отличающийся от текста самого автора - Шекспира? - Пока не видно.
  
   Не мог ли Гамлет уже заранее заказать эту новую пьесу кому-то, но кому, Горацию?
   Скорее всего, эту пьесу Гамлет всё-таки заказывает, как Черный Человек Пушкина Моцарту, - а именно, заказывает:
   - Брату своего отца. - Чего и мог хотеть Призрак от имени своего отца, который - на самом-то деле, попросил этого Призрака только:
  
   - Простить всех, - ибо, да, жена его любила меньше, чем его брата, но, как говорится:
   - Се ля ви, - пусть теперь наслаждаются, а он будет только беспристрастно смотреть это кино из зрительного зала.
   Но Призрак понял вот так, как только и мог понять:
   - Симметрично:
  
   - Пусть они сами посмотрят этот фильм ужасов натюрлих. - Что значит, не из зрительного зала, - а:
   - Прямо в живую, - на Сцене.
  
   Может ли быть, что Гамлет сам всё понял, понял реальную расстановку фигур на этой доске До смерти отца, но продолжение решил написать сам, что, мол, да, несчастья бывают, но не только такие, что жена любит брата мужа больше, чем мужа, но и обратные, - как-то:
  
   - Умирают все! - Мол:
   - Это тоже - правда.
  
   Что Гамлет постановщик Пьесы внутри пьесы - это очевидно будет, что он уже предупредил, своих, посвященных в видение Призрака друзей Марцелла, Бернардо, Горацио:
   - Не удивляться именно противоречиям, которые будет происходить на их глазах.
  
   Здесь дело не в том, что Гамлет хочет наказать всех за измену жены клятве быть верной мужу, а брата за вероломство - посмел не только любить его жену, - а:
  
   - Я вас люблю, люблю страстно. - Как Жан-Жак Руссо чужую жену, пока еще не соображая, что любит свою собственную. - В Метели Повестей Белкина А.С. Пушкина.
  
   Вполне возможно, что жена старшего Гамлета и его брат Клавдий любили друг друга еще до официальной женитьбы на ней - Гертруде - неожиданно припершегося с войны отца Гамлета - тоже Гамлета.
  
  
   21.03.18
   АКТ ВТОРОЙ
  
   Незаметно, что Гамлет говорит не свои слова, именно потому незаметно, что:
   - Он и должен читать сценарий.
   Актер и должен говорить именно:
   - Не свои слова.
   А именно за это Толстой упрекает Шекспира.
  
   Гамлет всё-таки говорит эту версию, что Призрак мог обмануть его:
  
   - Я знаю, как мне быть. Но может статься,
   Тот дух был дьявол. Дьявол мог принять
   Любимый образ. Может быть, лукавый
   Расчел, как я устал и удручен,
   И пользуется этим мне на гибель.
   Нужны улики поверней моих.
   Я это представленье и задумал,
   Чтоб совесть короля на нем суметь
   Намеками, как на крючок, поддеть.
  
  
   АКТ ТРЕТИЙ
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
   Король
   (в сторону)
   О, это слишком верно!
   Он этим, как ремнем, меня огрел.
   Ведь щеки шлюхи, если снять румяна,
   Не так ужасны, как мои дела
   Под слоем слов красивых. О, как тяжко!
  
   Король это говорит после слов Полония:
   - Все мы так:
   Святым лицом и внешним благочестьем
   При случае и черта самого
   Обсахарим.
  
   Получается Король признается здесь в убийстве брата, или имеет в виду, что-то другое?
  
   Но, с другой стороны, что сделала плохого Офелия, если по указанию отца, Полония:
   - Дочь, возьми
   Для вида книгу. Под предлогом чтенья
   Гуляй в уединенье.
  
   Ибо, она по-другому и сделать ничего не может, как только:
   - В пьесе играть пьесу!
  
   Сразу за этим входит Гамлет и говорит свой знаменитый монолог:
   - Быть иль не быть, вот в чем вопрос.
  
   Какие сны в том смертном сне приснятся
   Когда покров земного чувства снят?
  
   Гамлет говорит Офелии, что не любит ее - зачем?
   Получается, что он разыгрывает спектакль в спектакле - как это и должно быть - всё наоборот? Чтобы в роли нелюбви выступала любовь?
   Тогда, что же будет выступать в роли убийства?
   Может быть, Гамлет хочет разыграть перед Призраком комедию в роли трагедии? Всех убил, всех зарезал, но поверит ли Призрак, или ему и этого будет довольно, и:
   - Трагедия в комедии - это и есть трагедия?
  
   Так-то обычно мы видим наоборот, Гамлет сочиняет Комедию, а выходит Трагедия. Пока он не увидел, что его подставляют с настоящей рапирой против его учебной, и пока не узнает, что острие отравлено - он играет, - а:
   - Дальше, - нет или да - тоже?
  
   Я вообще, пока не могу понять смысла происходящего.
   Годится, но только для народного театра. Если не считать некоторых глубокомысленностей Гамлета. Не удается увидеть Фон, на котором идет пьеса. Ибо этот Фон задан Призраком, а происходящее ему не противоречит, а значит, сливается с ним.
   Гамлет уже задал вопрос, что обман возможен. Тогда он должен проверить и в правду Призрака. Но пока что этого не видно. Правда, он только что об этом и сказал.
  
   Гамлет посылает Офелию в монахини, но он, как и обещал в начале, и говорил Марцеллу, Бернардо и Горацио:
   - Не обращайте внимания, не говорите никому, что я вру.
   Но Офелия этого не знает.
  
   Гамлет играет спектакль, и у них, у Короля и Полония, он на сцене - они подслушивают его разговор с Офелией, как зрители, но невидимые, за занавеской.
  
   Далее, предполагается подслушать разговор Гамлета с Королевой, чтобы узнать новое, именно то, что не видно на сцене, но видно из зрительного зала.
   Много сцен и много зрительных залов, но пока я не вижу ни одного, который будет фоном другого.
   Ничего нового заметить не удается.
  
   Мог ли Гамлет заранее договориться с Офелией, чтобы она сейчас - в сцене с посыланием ее в монастырь - удивлялась его жестокости и переменчивости к ней, а далее и играла сумасшедшую?
   По идее, должен бы, ибо ему еще неизвестно, что эта игра пойдет точно:
   - На смерть.
   Но, с другой стороны, она должна тогда обманывать отца, а зачем, если еще точно неизвестно, что Гамлет женится на ней.
  
   В Отелло было проще, но там откровенность Отелло подставить Дездемону, скрывалась тем, что Герой не может стать Автором по логике содержания пьесы, а до формы додумаются не многие:
   - Что Автор может войти в пьесу, как Герой, а герой стать автором.
  
   Были ли уже в пьесе места, где Автор - Шекспир - меняется с Героем - Гамлетом - местами.
   По Толстому, так это идет сплошным образом, Гамлет и вообще не говорит ничего своего.
   Но по ходу дела нелепостей что-то не ощущается. Как Отелло, без всякого повода начал придумывать, как обвинить Дездемону в измене, как Яго будет уговаривать его, по придуманной самим же Отелло схеме.
  
   Здесь тоже самое должно быть, но не обязательно в такой же точно форме.
   Вот эта сцена с Офелий была нелогичной, он должен был заранее предупредить ее, как своих друзей, чтобы не обращали внимания на его сумасбродство, и ни в коем случае не выдавали его, что он только притворяется.
  
   Но дальше, кажется, она сошла с ума по-настоящему.
  
   Хотя пока не исключено, что они играли эту сцену, и не только для Полония и Короля, но и для зрителей.
  
   Вполне возможно, что Офелия до того доигралась, что запуталась, где театр, а где его кулисы, и однажды, так сказать, уже не смогла выйти из одной Иллюзии Льва Толстого в другую, как уже ей показалось:
   - Правду.
  
   Да, это вполне возможно, что спектакль, задуманный Гамлетом, запутать всех - в том числе и Призрака - где Сцена, а где идет передышка, - привел к тому, что актеры:
   - Уже не смогли найти выхода из СИЭТЭ - вообще, - как герой Достоевского в Преступлении и Наказании:
  
   - Куда ни кинь, - но в ресторане - или, куда он там шел, в кафе, - не обслуживают, но как только он понимает, что ни туда попал, а всё еще находится на Сцене - так, здрассте-пожалуйста:
   - Где ты ходишь - я тебя заждался, - он уже на улице.
  
   Да, конечно, в этом и была, а точнее, и есть его Идея:
   - Как разобраться, что происходит в Датском Королевстве.
  
   У Достоевского Раскольников всё равно допрыгался, но там и цель была:
   - Пострадать безвинно, - а, чтобы все - кроме Сони Мармеладовой - думали:
   - Виноват, сукин сын, хотя бы уже в том, что слишком много умничал.
  
  
   Получается, как сказал про себя Жан-Поль Сезанн уже признанным художником:
   - Не вижу центра, уходит перспектива. - И:
   - Как это можно не видеть центра? - Но, вот, оказывается, как показал Вильям Шекспир:
  
   - Какая сцена является центральной, - на ФОНЕ других сцен.
   Следовательно, Сцены в пьесе не выстроены в ряд, как солдаты в строю, а могут находиться одна на фоне другой, являющейся - соответственно по отношению к первой:
   - Зрительным залом, - который тоже может участвовать в действии, - но только, как:
  
   - Поля Текста, - с которых, собственно и приперся Призрак.
   И этого Призрака, я думаю, можно в некоторых ситуациях считать за реального человека, но не просто переодевшегося, чтобы попугать детишек Фантомасом в детском саду, как любил расследовать Михаил Жаров, будучи участковым в своей деревне Анись-Кино, - а именно скрытым портьерой, как Полями Текста.
  
   Но вот Гамлет, своим дуркованием, не только запутал других, но смог запутать и Призрака, перейдя, таким образом, эту Границ у Реки. Можно сказать, что он в роли этого Призрака и выступает.
  
   Люди, герои перестают понимать, какая сцена реальная, а какая находится на Полях, и, следовательно, им только:
   - Кажется.
  
   Или Призрак в роли Гамлета и спешит быть сумасшедшим.
   Действительно, точно же никому неизвестно, кто из них вернулся к товарищам, Марцеллу, Бернадо и Горацио:
   - Призрак или Гамлет. - Ибо:
   - Если могут быть Призраки, - то еще удобней им, возможно, быть в роли людей, как их носителя, - хотя бы одного:
   - Гамлета.
  
   Возможно, Гамлет уже почти с самого начала сидит в одном из мест - зрительных залов - по посылке:
   - Весь мир театр, - а именно, в подтрибунном помещении, под сценой в роли, как этого самого:
   - Крота, - а Призрак с ним, так сказать, шутит:
   - Ты тута? - точнее:
   - Ты тама? - а я тоже тута, - как Ролан Быков с Олегом Янковским во время или после, штурма Турецкого Вала в фильме:
   - Служили Два Товарища.
  
   Но там вот можно было сказать просто, по-человечески:
   - Андрюха! - здесь:
   - Еще надо дотянуться через этот ПЕРЕ-КОП между Текстом и Полями, между Сценой и Зрительным Залом, - а просто так убить не удастся.
  
   Поэтому и организуется турнир, что даже Встреча на Эльбе, - а просто так произойти не может, и должна быть:
   - Организована.
  
   Но всё это лирика, если не будет найдена еще хотя бы одна Сцена, как сцена Гамлета и Офелии, - являющаяся:
   - Договорной. - Для того, чтобы Зритель видел такие сцены, как Фон реальности, незаметный невооруженным глазом, но именно на нем и будет только возможным существование:
   - Театра.
  
   Не принимая этого обстоятельства во внимание, что:
   - Театр - это Театр в Театре, - Лев Толстой и говорит постоянно:
   - Ни-че-го не понимаю-ю!
  
   Именно ВЕСЬ МИР ТЕАТР - и даже Под Сценой.
  
   Когда я прошу еще хотя бы одну Сцену, как Фон, я прошу ее показать у:
   - Текста. - А надо:
   - У Полей.
  
   Самое главное, не видно общей Посылки, что идет спектакль, как развернул ее Отелло в:
   - Отелло.
   Например, что сцены, которые идут одна за другой - это и есть подготовка к убийству Короля, - но не этого, который сейчас, и именно:
   - Старшего Гамлета, - которое еще не произошло!
  
   Как, наверное, и молился Вильям Шекспир:
   - Пошли мне, Господи, противоречие!
  
   Ибо:
   - Вместо слов автора в пьесе находится именно противоречие.
  
  
   СЦЕНА ВТОРАЯ
  
   Гамлет говорит, что слово:
   - Кажется, - ему неведомо.
   Потому и хочет найти способ, чтобы правда стала очевидна.
   - Действия легко сыграть.
   Что нельзя сыграть? Гамлет говорит: скорбь.
  
   Клавдий - Король предлагает Гамлету не уезжать на учебу, просит остаться.
  
   - Пред нами, здесь, под лаской наших глаз,
   Как первый в роде, сын наш и сановник.
  
   Но если он совершил преступление, убил отца Гамлета, то должен радоваться отъезду Гамлета. Почему наоборот? Кто кого тогда убил?
  
  
   Королева тоже просит Гамлета остаться:
  
   Не заставляй меня просить напрасно.
   Останься здесь, не езди в Виттенберг!
  
   Возникает вопрос:
   - Может ли отец Гамлета - тоже Гамлет - выступать здесь в роли нового Короля своего брата Клавдия?
   В принципе - по Шекспиру:
  
   - Только так и бывает!
   Но какова логика? Если только всё же иметь в виду, что Гертруда, мать Гамлета и его дядя, нынешний Король, действительно были любовниками, и Гамлет Старший придумал эту обычную - как в Двух Веронцах - фигуренцию:
  
   - Убить брата и занять его место любовника, а заодно и бывшего мужа, в сердце Королевы.
   Почти стопроцентный вариант! Точнее, я бы сказал:
   - Стопроцентный! - вряд ли я найду что-нибудь более не только шекспировское, - но и, увы:
   - Прекрасное!
   Прекрасное, имеется в виду по логике.
  
   Как его не узнают? Вот в чем вопрос, ибо в Двух Веронцах обман был обратный:
   - Протей приходит к Сильвии, возлюбленной Валентина, именно, как Протей, но Слова говорит Валентина.
   Как может быть наоборот, или они были похожи? Уж Гамлет может отличить отца! Или нет? Почему - непонятно. В курсе, кроме Гертруды, скорее всего, только Полоний.
  
   Но, разворот - если так - будет трагичней не придумаешь. Жене жить с мужем, как с бывшим любовником. Почти светопреставление. И, скорее всего, - еще раз:
   - И, скорее всего, - Гамлет добивается не только этого понимания, но и доказательства, - и:
   - Сознательно убивает своего отца.
   Хотя насчет сознательности уверенности еще нет.
  
   Недаром мать, Королева Гертруда, ведет себя во всех ситуациях:
   - Сознательно покорно, - куда ей деваться, если изменяла мужу, и особо не печалиться, когда Гамлет убил его в лице нового Короля Клавдия.
   Стопроцентный вариант, если только можно объяснить, что Гамлет не узнает своего отца. Одна причина есть - он мог настолько долго быть в отъезде, что спутать немудрено, но всё равно тогда они должны быть очень похожи.
  
   Или, уже точно стопроцентный вариант:
   - Гамлет потому в такой печали с самого начала, что именно:
   - Узнал отца - Старшего Гамлета - в его брате Клавдии!
   И только его ужас не меньше, а печаль еще больше:
   - Отец убил брата.
   И приходил, значит, призрак брата.
  
   Какой смысл в этих наворотах? Только один:
   - Результат пьесы, как любого художественного произведения - ВЫМЫСЕЛ.
   А так это будет просто комедия, как мог быть и Отелло - если без видимых причин не захочет убить Дездемону. А, так как причина должна быть, то и возникает:
   - Большая тайна, - что и значит:
  
   - Мистика, - или в литературе:
   - Вымысел, - надо которым, как сказал Пушкин:
   - Слезами обольётесь, - обольюсь - так как вы увидели мир, созданный вами самими, как:
   - Богом, - в данном случае поэтом.
  
   Не может быть - повторю еще раз - что можно придумать, что-то лучше.
   Но посмотрим.
   Ибо что может быть лучше ужаса, который зрителю не навязывают, а сам лично, он увидел этого Призрака, без указания:
   - Вот он, вот он, держи, - а держать и некого, в вымысле, ибо, возник в вас самих.
  
   Как и заметил Гамлет:
   - Любое Действие можно сыграть, - имеется как раз в виду, любую ВИДИМОСТЬ. - То, что зритель увидит на Сцене.
  
   Неужели до сих пор никто не догадался, что это так? Но, с другой стороны, догадаться можно только при стопроцентной уверенности, что Вымысел - это и есть единственный продукт, производимый литературой, а так также и любым искусством.
   Поэтому, когда говорят, что это чё непохоже на реальность, чё-то не То - значит о Вымысле, так сказать и:
   - Не помышляют.
  
   Отец потому и не боится, что Гамлет останется, а не уедет на учебу, что будет только рад - по его мнению - что он, Старший Гамлет, отец - жив!
  
   Скорее всего, Старшего Гамлет трудно узнать потому, что на Сцене мало того, что и так одни актеры - приезжают еще актеры. Зритель уж точно узнать ничего не может, тем более отца Гамлета, как Призрака больше никто и не видел.
   Офелия - значит - как раз могла знать правду, или подозревать о ней, поэтому и сошла с ума:
   - Несколько точек зрения в одной - оказалось для нее перебором.
  
   Гамлет, я думаю, понял ситуацию почти сразу. Но решил проверить, не мог же он сказать отцу, который не хочет никому открываться:
   - Ну, мне-то скажи, как было дело, по-честному.
  
   Этот фон - так ФОН, так Посылка - великолепны.
  
   И отец, уже совершивший убийство брата, задумывает совершить и убийство сына, когда понял, что сын, Гамлет понял, в чем дело, и:
   - Как минимум, - не то, что всем расскажет, а:
  
   - Категорически против таких приемов ненависти ради любви, - которой, тем более, похоже и не было между ним и Королевой Гертрудой.
   Или любил он, а она его брата Клавдия, называющего себя так новым королем.
  
   Как грится:
   - Ай, да, Шекспир, ай, да, сукин сын! - Знал бы Толстой - поверил, да, мол:
   - И до такой низости способен опуститься.
  
   Вот уж поистине: не только ужасный век - ужасные сердца, но и коварство, которое - не дай бог - еще приснится.
  
   Почему бог и придумал две скрижали завета, что человек всё равно не поверит ничему, чего не придумает сам. И вот именно это поняли и Шекспир, и Пушкин. И написали по этому завету свои гениальные сочинения.
  
   Вот эта необоснованная, необъясненная вещь, что отца Гамлета не узнают, не узнает именно Гамлет, и есть наглухо забетонированная дверь в Тридевятое царство, куда простым смертным ходя нет. Не удается зрителю преодолеть этот барьер логики, иначе сама пьесе, едва начавшись, развалится, будет узнано то, что можно сделать только в одном месте, заповеданном нам Анатолией Стреляным, - как:
  
   - Мысли на Лестнице, - в мечтах о пьесе по дороге домой от Дома Культуры, где ее давали, к сожалению, уже без Ермоловой и ее Евгения Евстигнеева в Берегись Автомобиля Эльдара Рязанова, - но всё равно, где:
   - Мы вспомнили и всё и всех.
  
   Вот Гамлет как раз даже говорит, что готов совершить самоубийство. И это может быть именно только в том случает, что он узнал отца в брате, в Клавдии, или - как минимум - подозревает:
  
   - О, если б ты, моя тугая плоть,
   Могла растаять, сгинуть, испариться!
   О, если бы предвечный не занес
   В грехи самоубийство! Боже! Боже!
  
   Гамлет говорит это сразу после обещания Королю не уезжать в Виттенберг.
   Он не может без ужаса видеть отца, замаскировавшегося под любовника матери, и сделавшего это именно ей в наказание.
  
   Такого еще никто не слышал даже в Тристане и Изольде, где тоже похоже:
   - Один едет за женой, а оказывается ее надо отдать другому, сам же становится ее любовником.
   Но они до поры - до времени так и живут все втроем - можно сказать:
   - Счастливо.
  
   Здесь комедия уже настолько с перебором, что посмеяться, увы, уже не удастся ни при каком раскладе.
  
   Королева - мать Гамлета - видимо и просит его остаться, чтобы разрубить этот Гордиев узел, завязанный Гамлетом Старшим на ее шее.
  
   - С какой же безраздельностью весь мир
   Заполонили грубые начала, - говорит Гамлет.
   - Как это всё могло произойти?
  
   Такой король! Как светлый Аполлон
   В сравнении с сатиром, - добавляет он.
   Имея в виду не Клавдия, а именно отца, во что он превратился после убийства брата.
  
   Если даже Гамлет еще не имеет в виду то, что отец убил любовника матери Клавдия, то говоря про Клавдия, что он сатир - уже рассказывает зрителям своё реальное будущее видение.
  
   - Лучше не вникать! - говорит Гамлет от ужаса.
  
   Но и про нее:
   - О, женщины, вам имя - вероломство! - ибо она всё-таки любила Клавдия, а не отца.
   Хотя Старший Гамлет мог и ошибиться - между ними ничего не было!
  
   - За дядей, который схож с покойным,
   Как я с Гераклом, - говорит Гамлет.
   То ли вот до такой степени, что:
   - Этого не может быть, потому что не может быть никогда, чтобы перед ним был один и тот же человек - его отец, то ли:
   - Роль решает всё, - а в:
   - Театре - однозначно.
  
   Возможно, Гамлет здесь имеет в виду, что отец - не прошло и месяца со времени убийства брата, а он Старший Гамлет - уже женится на своей жене:
   - Второй раз!
  
   Здесь, как у Пушкина - наглядно в Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана - в одном предложении Гамлет имеет в виду и одну версию, что Клавдий убий его отца, и ту, что отец своего брата Клавдия. Предложение делится пополам, но не от невменяемости героя, а по самому устройству художественного произведения, сделанному, как:
   - Сделан сам мир.
  
   Например:
   - За дядей, который схож с покойным,
   Как я с Гераклом.
  
   Можно думать, что мать Гамлета замужем за дядей, который настолько несхож с его, Гамлета, покойным отцом - насколько сам Гамлет не может сравнить себя с Гераклом.
  
   С другой стороны:
   - За дядей, который именно, не схож с покойным - как я с Гераклом - потому что живой отец, а покойник дядя.
  
   Тут, возможно, Гамлет еще проверяет свою версию, что убит не отец, а его брат Клавдий, не хочет полностью верить в открывшийся ему ужас расстановки фигур при дворе датского короля.
  
   Тоже интересно:
   Горацио
   - Я приехал
   На похороны вашего отца.
  
   Гамлет
   - Мой друг, не смейтесь надо мной. Хотите
   - На свадьбу вашей матери, - сказать.
  
   Что и значит, что смерти отца еще не было.
  
   И дальше:
   - Расчетливость, Гораций! С похорон
   На брачный стол пошел пирог поминный!
   Врага охотней встретил бы в раю,
   Чем снова в жизни этот день изведать!
   Отец - о, вот он слово предо мной!
  
   Отец, имеет в виду Гамлет, и был только что перед ним.
  
   И Шекспир даже специально подчеркивает словами Горацио:
   - Где, принц?
  
   Гамлет:
   - В очах души моей, Гораций.
   Следовательно, в образе Клавдия только что он душой увидел отца.
   Хотя зритель вполне может сомневаться, да, увидел, так как его отец был мужем своей жены, а теперь Клавдий.
  
   Горацио видел отца Гамлета всего один раз.
  
   Гамлет:
   - Он человек был в полном смысле слова.
   Уж мне такого больше не видать!
  
   Можно иметь в виду, что не видать, так как он, отец, убит, а можно, что Того отца, который был, уже увидеть не удастся, так как он убил своего брата и заставил свою жену считать его за своего любовника, Клавдия.
  
   Маиа мия! Действительно, ничего ужасней нельзя придумать, поэтому Гамлет и впереди планеты всей у Шекспира.
  
   Видимый вариант по сравнению с этим - даже не цветочки, а так только:
   - Трава зимой для кошки, что она родила котят, а они любят, чтобы еда была в настоящими:
   - Вита-минами
  
   Такой витамин для зрителей, что хоть домой не заходи, если там свет не включить заранее, еще перед походом в театр-то. Во, какие развлеченья-то, - в жизни, и то:
   - Бывает ли?
   Колотит натурально.
  
  
   Вот так вот, Лёва, не только с Вильямом Шекспиром удалось до этого додуматься, но - с:
   - Тобой.
  
   Всё ближнее предыдущее из Первого Акта, Вторая Сцена.
  
   Сейчас: АКТ ТРЕТИЙ идет, СЦЕНА ВТОРАЯ
   Идет не тот - так другой спектакль, сейчас Офелия прогуливается, как по Сцене, поджидая Гамлета, а Король и Полоний прячутся, как, можно считать, убегают в зрительный зал.
  
   Сейчас уже слова Короля о своих ужасных делах, и что ему тяжко - не так не идут к месту, если думать, что Король - это отец Гамлета.
  
   И следующие дальше слова Гамлета, что перед ним целый мир бед уже не так непонятны, когда была только одна беда:
   - Призрак рассказал ему, что отец его не умер сам, а был отравлен.
   Теперь на эту беду наваливаются сразу две очевидные беды:
   - Отец убил брата, которого любила жена отца и его мать, - это уже целый клубок бед.
  
   Играют ли всё-таки Офелия с Гамлетом против Короля и Полония их подслушивающих, или играет один только Гамлет? Но Офелия в любом случае играет роль, так как знает, что зрители, ее отец Полоний и Король их подслушивают за портьерой или - что там было - за стенкой.
  
   А так получается интересно: Офелия с Гамлетом против Полония и Короля, но вместе с ними против Гамлета, которому не может сказать, что их подслушивают.
   И один из этих Фонов, Посылок - зрителю известен, что Король и Полоний договорились в Офелией, а другой:
  
   - Что она договорилась и с Гамлетом - нет.
   Гамлет должен был с ней договорится - повторю - чтобы не шокировать ее своим сумасбродным даже оскорбительным для нее поведением, если, конечно, не делает это нарочно, зная, что она договорилась играть против него.
  
   Пошло дело, допросился Фонов, и теперь они валят, как карты при сдаче в Девятку между Михаилом Ульяновым и Евгением Евстигнеевым в фильме Бег по Булгакову, когда Алексей Баталов качается на диване в ритме почти вальса, а Михаил Ульянов начал выигрывать.
  
   Король, услышав речи Гамлета, обращенные к Офелии, начал его опасаться, и готов уже отправить в Англию, а то просил остаться. Видимо их глубина, как знание - пусть и не всей, но - тайны встревожили его всерьез.
  
   Полоний опять предлагает устроить театр из разговора Гамлета с матерью, Гертрудой - подслушать их.
  
   И, естественно, Гамлет опять будет вынужден играть какую-то роль, осознав, что здесь нельзя иначе, ибо:
   - Весь его дом, как мир - театр.
  
   Отношение Короля к Гамлету становится очень, именно, очень отрицательно, что было бы нелогично до такой степени, если это брат бывшего короля Клавдий - Гамлет ничего еще и не сделал. Но отец, сам устроивший такую заморочку, вполне допускает, что сынок не слабее его в этом деле, Гамлет будет намного более зол на отца за то, что вся эта его комбинация устроена только для того, чтобы:
  
   - Мучить ужасами мать Гамлета, свою изменщицу жену, Гертруду.
   Да и был ей нарушен брачный обет ему, Гамлету Старшему, еще точно неизвестно, хотя, скорее всего, был.
   Если не был - напряжение слабее: безумства Гамлета Старшего только ошибка.
  
   Гамлет говорит Офелии, что его отец умер всего два часа назад, это может означать, что Гамлет два часа назад уверился, что перед ним отец и он убил своего брата Клавдия.
  
   Здесь важно, что не надо держать Посылку, как текст идет так пусть и кажется, что происходит, ибо одна Посылка может смениться другой. А то, вот Офелия периодически обращается к Гамлету за разъяснениями, что происходит, когда актеры разыгрывают сцену отравления выливанием королю в ухо яда, а специально вспоминать не надо, что:
  
   - Договор между Гамлетом и Офелией всё еще действует, или насчет этого отравления короля в игре актеров она ничего не знала - сам ход дела это прояснит. Или с таким количеством отражений надо компьютер в голове иметь, так сказать, да:
   - С программным обеспечением.
  
   Посылка должна сама проявиться с появлением противоречия.
  
   Идет диалог артистов Короля и Королевы на сцене, что она не изменит первому мужу со вторым и так далее. Но здесь переводчик может и ошибаться, ибо надо точно знать, кто здесь, собственно уже муж, а кто только был любовником. В том смысле, что:
  
   - Кто сейчас на сцене Гамлет Старший имеется в виду - по сценарию Гамлета - сына, по которому идет спектакль, или король - это всё-таки Клавдий имеется в виду сейчас.
   Поэтому сейчас можно сделать только акцент:
   - Их двое завязаны необычным образом на одной королеве - кого отравили - неизвестно:
   - То ли Клавдия, то ли Гамлета Старшего.
  
   Далее Гамлет вполне может злить своего отца шутками, направленными - если буквально на его соперника Клавдия, вознамерившегося завладеть Королевой Гертрудой, но для того, что знает правду, мысль о том, что другой, Гамлет, в данном случае догадался, как обстоит на самом деле дело, и нарочно излагает его в версии убийцы - получается именно, как в зеркале:
   - Всё наоборот.
   Поэтому Полоний и кричит:
   - Прекратите пьесу!
   Что, впрочем, не исключает и обратной ситуации, но она банальна.
  
   Недаром Гамлет говорит, что заслужил место этим спектаклем в актерской группе. А в видимом варианте, это только для учеников начальных классов еще с прямым указанием:
   - Это Буратино, это Мальвина, а это Карабас-Барабас.
  
   Гамлет же просит место с полным окладом, а Горацио почему говорит, что с:
   - С половинным окладом?
   Что не всё еще решено, или еще не понял идеи Гамлета, что убийство было:
   - Обратным: не Клавдий убил Гамлета Старшего, а наоборот.
  
   Даже стихами они могут дразнить убийцу, говоря наоборот, но давая смехом понять, что знают суть дела. Могут - Гамлет и Горацию - и не знать, но и идет еще:
   - Проверка, - кто, собственно, убит из братьев.
  
   Ты знаешь, дорогой Дамон,
   Юпитера орел
   Слетел с престола, и на трон
   Воссел простой осе... тр.
  
   Что, мол, ты не бойся, друг, мы не про тебя гутарим, а про твоего противника, но с намерением, что знающий воспримет это, как насмешку.
  
   Гамлет говорит, что:
   - О Горацио! Тысячу фунтов за каждое слово призрака! Ты заметил?
   Горацию:
   - Еще бы, принц!
  
   Но что можно было заметить? Только то, что перед ними убийца, или чаша весов уже могла перевесить в одну сторону. Скорей всего, стало ясно только то, что отравление было. Кто кого - надо будет посмотреть дальше, - так они решили.
  
   Хотя пока разницы в поведении найти трудно: убийца - всё равно убийца, но кто - как распознать?
   Клавдий хотел, чтобы Гамлет остался, а потом расхотел, так как у него появились подозрения, что Гамлет знает правду, - но:
   - Не может же Король меняться: то Клавдий, то Гамлет Старший - имеется в виду через Призрака, но всё равно это было бы слишком.
  
   Пока, я думаю, им известно только, что убийство было, а кто кого убил - еще нет. И даже неясно, как это можно узнать.
   Вот только то, что потом, после поединка Гамлета с Лаэртом, мать Гамлета Гертруда выпивает яд, несмотря на предупреждение, что там яд - говорит о том, что остаться с королем она - хотя и согласилась - но:
  
   - Уже не может.
   Хотя она может выпить яд и в обратном случае. Если один из братьев отравил другого, то отличить их - кто из них кого - по крайней мере - непросто.
  
   Может быть вариант, что вообще никто никого не травил, а Гамлет Старший умер сам, а потом увидел, что есть возможность отомстить просто за то, что жена взяла себе другого - как в песне.
  
   Гамлет взялся за эту проверку, но сам сразу определил, что Призрак мог и наврать, чтобы отомстить. Но это может быть тоже в обоих случаях:
   - Либо Старший Гамлет брата Клавдия убил, либо наоборот, как это прямо было заявлено:
  
   - Клавдий убил брата, чтобы завладеть его женой. - Но здесь явное противоречие: мать Гамлета Гертруда не согласилась бы на столь быстрый брак с Клавдием, если бы уже раньше не была с ним связана.
   А если была связана, то логичней предположить, что и убил не Клавдий, а его убили.
  
   Если всё считать по очевидному, то получается Призрак пришел только для того, что:
   - Если я умер, то чтобы и вы все сдохли. - И кто бы он ни был:
   - Тот брат или этот.
  
   24.03.18
   Вчера, кажется, вышло, не только не определено, кто собирается жениться на Королеве, на Гертруде, матери Гамлета, первый муж во второй раз, или второй:
   - В первый, - только бы тоже не второй. Это будет уже через чур. Хотя, вполне возможно, в детстве они так и могли мечтать:
  
   - То один, а другой его травит, то наоборот.
   И если Гамлет не сможет определить, кто из них кто, то:
   - Что он определяет? - Ибо:
  
   - Почему бы Клавдию не отравить Гамлета отравленной шпагой Лаэрта, если он с его матерью, Гертрудой может иметь своих детей?
   Может.
   Может ли отец сделать тоже самое?
   - Может, - ибо Гамлет сам первый пошел против отца, - тогда окажется.
   И, значит, как сказал Георгий Бурков, прежде чем отправить Андрея Мягкова на Луну, в виде будущего Петербурга:
   - Они оба - могут-т.
  
   Теперь уже кажется, ничего нельзя определить точно, так сказать, начался сплошной Принцип Неопределенности. Кроме того, как сказано в голливудском кино:
   - Ромео должен в любом случает умереть. - Но он не умер там - в исполнении Джета Ли - а перебил всех, в том числе и своего брата.
  
   Ибо:
   - Хотя и говорится: исполняйте Мои заповеди, - но:
   - Не получаецца, - и более того, и получиться не может, - силами самого одного человека.
  
   Предположение, что Призрак приходил затем, чтобы уговорить Гамлета - или сразу обмануть и так сделать - на время обменяться местами со отцом Гамлетом Старшим, чтобы он смог отмстить, - маловероятно:
   - Тогда уже вообще всё запутается, - и главное исчезнет главный герой.
  
   Лучший вариант - это всё-таки тот, что в роли Клавдия его брат и муж Гертруды Гамлет Старший, убивший своего брата, и ставший вместо него любовником своей жены.
  
   И второй вариант, - чтобы:
   - Сдохли все! - но почему, - пока остается непонятным.
  
   В любом случае все эти варианты уже служат ФОНОМ всем сценам, и можно только решать, что больше подходит.
  
   И:
   - Фон - это не просто так, - так сказать, - а именно - это Бог, на Фоне Которого только и виден Иисус Христос.
  
   И, если Апостолы видят Иисуса Христа - они видят и Его Отца, - как сказал им Сам Иисус Христос.
   Что в данном случае это может значить? Значит именно то, что и значит во всех случаях Театра:
   - Кто в роли Героя?
  
   И так как сами артисты - Смоктуновский и Высоцкий - нас в этом случае не очень интересует - хотя я и вспоминаю их периодически в этой роли Гамлета в записях их спектаклей или отрывков - для зрителей важно только сейчас:
   - Какой герой в роли какого Героя вышел на сцену! - В этом вообще смысл всех спектаклей Вильяма Шекспира.
  
   Это может быть и напрямую, когда заранее сказано, что это так, например, Гамлет в самом начале предупреждает:
   - Я буду не Я, - но вы не обращайте на это внимания.
  
   Здесь же до сих пор качество актера определяется по Льву Толстому - как вот сейчас говорится - вспоминают актера Петренко:
   - Он так вживался в Образ, что им и становился, - и это принципиальная ошибка, - ибо должно быть Две Части, - а не:
   - Один литой телец!
   Должно быть именно то Несовпадение условий, в которые поставлен Герой с тем, что он говорит! - Иначе нарушится сама суть Театра:
  
   - Актеры всегда говорят не свои слова, а слова другого человека - всегда Автора! Пьесы, сценария, режиссера.
   Почему и оказывается:
   - Образ - это Ложь!
  
   Весь смысл Христианства именно в этом:
   - Образ Золотого Литого тельца - разрушен, и разрушается Двумя Скрижали Завета, - и это же:
   - Смысл и устройство спектаклей Шекспира.
  
   Поэтому:
   - Как узнать - кто есть кто?
   По словам? Сказать можно, кажется, всё.
   По действию - как сказал сам Гамлет - тем более нельзя узнать:
   - Действие можно сыграть.
   Можно узнать только по душе, говорит он. Но и по душе, конкретно, узнать непросто, ибо:
  
   - Может ли родной отец убить сына? - а не родной, наоборот.
   Вполне может быть, как раз наоборот:
   - Иван Грозный убивает своего сына, - ибо сын и встал первым врагом на его пути. Даже тем, кто единственно и мог перерыть этот путь отцу.
   Призрак и явился именно только Гамлету, что только он может разрубить этот Гордиев Узел.
  
   Не может Гамлета убить только тот, кто и не совершал вообще никакого преступления. Мог ли брат отца Гамлета Король сейчас по ходу пьесы, Клавдий, никого не убивать? В начале пьесы это кажется нормальным, он даже уговаривает Гамлета остаться, не уезжать на учебу в другой город.
  
   Но, возможно, что он в начале ничего и не боялся, брат убит, как его можно заподозрить? Но всё же опасно.
   То, что отец Гамлет Старший невиновен ни в чем - тоже не получается, ибо:
   - О чем тогда написана эта драма?
   Плохой убил хорошего, и за это должен быть наказан? Не получается даже не только потому, что это слишком банально - годится только для детских утренников в районном доме культуры - и предполагать:
  
   - Так это было тогда, когда человечество было еще слабо развито, когда ходили только деревянные рубки и кожаные полтинники, - именно по системе Льва Толстого:
   - Как это было бы быть, - к Шекспиру не подходит. Как раз у него реальность прошлого определяется, как реальность настоящего.
  
   Шпага Лаэрта отравлена - значит виновник здесь, но стопроцентно ли это Клавдий, нынешний Король.
   И более того:
   - Гамлет ли - Гамлет? - или в его роли:
   - Призрак.
  
   Вот про Ромео и Джульетту так точно и не удалось решить, что там произошло, если не считать, что они оба попали под программу защиты свидетелей.
   Здесь - жаль, если Критерий истины найти не удастся, ибо:
   - Зрители привыкли верить Автору, по его ответу они принимают окончательное решение того:
   - Что это было? - тем более, в данном случае:
   - Как давно это было, и как давно написана драма, и:
   - Далеко-далеко не прямоговорением.
  
   И главное:
   - Мнение Автора, Шекспира - это всегда будет двойное мнение, - имеется в виду, как в Новом Завете:
   - Текст будет находиться на Фоне Полей, - или, конкретнее, они могут быть сказаны только:
   - На Сцене, - как именно Реальности Земли.
  
   За Зрителя, следовательно, решения принять никто не сможет.
   И выйдет так только:
   - Они все врали-и.
  
   Точнее, это-то уже и так вышло.
   И критерий истины, высказанный Гамлетом:
   - По душе судите, - но не по душе - имеется в виду - заранее придуманной для Актера в той или иной Роли, - а только по единственной имеющейся, - по:
   - СВОЕЙ.
  
   Что и значит:
   - Вариант, что отец Гамлета убил своего брата Клавдия - однозначно существует.
   А обратный уже есть на виду, прямо высказан - по словам Гамлета - Призраком. Но он и по логике существует.
  
   Боюсь, до однозначной правды, - кто кого убил, - додуматься не удастся. Жаль. Хотя так ли уж виновен Клавдий, если полюбил Королеву, а она его? Тем более, по меркам мировой литературы, где это происходит почти всегда.
  
   Но вот в Библии - один из двоих - Каин, остался жив.
   Вряд ли Шекспир мог сыграть такую игру, что Гамлет Старший - как Джульетта - только притворился умершим, - а потом и являлся сам на страх, так сказать:
  
   - Любовничкам.
   Но! Джульетта - притворилась. Хотя и бес толку. Потом всё равно умерла. И здесь могло быть точно также. Старший Гамлет был жив и, уже убитый им - ненастоящим, так сказать, покойником - принц Гамлет - с помощью отравленной шпаги:
   - Убивает ей же своего отца. - И это можно назвать местью Клавдия этой царственной семейке:
  
   - Убиты все!
   Если судить по моей душе - я выбираю этот вариант. В роли Призрака Клавдий, в роли Клавдия Гамлет Старший. Именно этот вариант и есть основной фон происходящего. В Посылке король Гамлет Старший поймал своего брата Клавдия и свою жену, Королеву Гертруду на сексодроме, и она не отказалось, что, мол:
  
   - Он меня заставил, - а так и ответила чинно и благородно:
   - Их либэ дих! - в том смысле, что Клавдия чуть, но всё-таки больше.
   И Гамлет Старший не поверил, решил, что его, Клавдия, больше, - ну и:
   - Привет, - умерли все, кто только имел к этому способность.
  
   Не знаю, есть ли смысл иметь в виду вариант, как в комедии-мелодраме про Георгия Вицина, Лидию Смирнову и Нонну Мордюкову - Женитьба Бальзаминова:
  
   - Простите, мэм, я только по ошибке попал сюда, - ибо она же ж всё равно ему прошептала:
   - Ну-ка, иди сюда!
   Хочу, так сказать, и всё, на нем - женить-ся.
  
   Но, посмотрим еще.
   Кроме детектива, хочется, конечно, еще и ошибок-парадоксов друзей.
   Чтобы была комедия на фоне ужаса реальности, непонятой людьми из-за новизны ее происхождения.
  
   И, как и задал вопрос Лев Толстой:
   - Разве стало лучше от непонимания людьми Нового Завета еще больше, чем Ветхого? - Хотя про Новый Завет Лев Толстой ни разу даже не заикнулся, называя его просто христианством, - отличие которого от Ветхого - получается по его, по Толстому:
  
   - Тоже самое, - только без реальности Мистерий, что и значит:
   - Только религиозность, - как: молись и всё.
   И вот это ВСЁ и кончилось революцией 17-го года, не как то, что легко разрушилось, - а:
   - Именно, как То, что ей - точнее, им, этим Зеркалом, - и:
   - Было.
  
   Ответ здесь в том, что в Новом Завете Человеку дан шанс понять происходящее, понять даже ценой жизни - в Ветхом - этих шансов нет априори, как нет шансов у Спартака стать патрицием.
   У Гришки Отрепьева они уже появились.
  
   Гамлет, скорее всего, решил, что виноваты все, с том числе и он сам.
   Стоило ли строить из себя праведника, и разбираться в этом трудном деле, в жизни? Но:
   - Не он сам себя послал, его попросил Призрак, - а дальше оказывается, что разобраться в реальности, как детективе только - уже не получится:
   - Это Новый Завет, - в котором участие, дама и их господа:
  
   - Обязательно, - вот Гамлет это участие и принял.
   Участие не просто проясняющее:
   - Что Это Было, - а узнать, что было, можно только с заходом в настоящее.
  
   Скорее всего - значит - получается, что яд в ухо влили, да, но уже покойнику, убитому на дуэли - как Гамлет с Лаэром - дуэли между братьями Гамлетом Старшим королем и Клавдием - тоже королем, - с позиции Гамлета:
  
   - Они оба короли.
   И один из них был убит нечестным приемом - острой рапирой с ядовитым концом.
  
   Самое главное, что убийство, которое уже объявлено, убийство отца Гамлета:
   - Только еще должно произойти. - Ибо это и есть открытые Новым Заветом новые возможности, которые люди используют по своему усмотрению, но:
   - По крайней мере, - доказывают своей кровью, что они, эти возможности, уже:
   - ЕСТЬ.
  
   Да, похоже, главный смысл пьесы в этом, - что:
   - События Прошлого еще раз наступили в Настоящем, - но:
   - Можно ли их изменить в обратную сторону:
   - Вот в чем вопрос?!
  
   Здесь же, похоже, подтверждается обратное:
   - Нельзя изменить настоящее, потому что оно уже произошло в будущем.
   А именно потому умирает Гамлет Старший, что его убивает в будущем Гамлет младший. Убивает, на вид, как убийцу уже убитого отца, но, увы:
   - Это и был его отец, - считавшийся убитым.
  
   Вот так Шекспир рассказал Завет, а точнее, Завет - это был у горы Синай:
   - Переданные Моисею Две Скрижали Завета, - здесь это уже не завет, - а:
   - Мир стал таким, - разделенным на две части уже Иисусом Христом, - что должно означать фундаментальную победу над злом:
   - Его можно - как Прошлое - можно изменить - Настоящим.
  
   Но не похоже пока, что Гамлет пытается оживить отца изменением той ситуации, которая с ним случилась.
   Хотя пока не исключено, что:
   - В живых и остался только один его отец Гамлет Старший, - но и то только в роли:
   - Призрака.
  
   Гамлет режиссирует спектакль приезжих артистов, и также хочет срежиссировать спектакль, в котором его отец останется жив. Посылка у него только одна:
   - Король перед ним - это его отец. - И, следовательно, какой надо устроить спектакль, чтобы он мог выйти живым и здоровым из роли Клавдия. - Вот, так сказать, в чем вопрос.
  
   В принципе, так и можно считать в конце, что убиты все, кроме отца Гамлета, - если предположить, что он остался жив и не умер в первый раз.
   Но, каким образом, пока не совсем ясно. И не он был в роли Клавдия.
   В роли Клавдия тогда сам Клавдий, а отец Гамлета жив и является в роли Призрака, так как был убит, как Лаэрт таким же ядом, с помощью которого заснула Джульетта, но потом проснулась, и вот умер ли, как Джульетта, увидевшая, опять вернувшись к жизни, что:
  
   - Больше никого, кроме нее, не осталось на Земле, - и тоже туда же, умерла.
   Или отец Гамлета был отравлен в ухо, как написано в официальном уведомлении Шекспира, но - тоже:
  
   - Не смертельно, - не смертельно по факту жизни, но смертельно по попытке его умертвить.
   Таким образом, Гамлет является, как волшебник с Новым Заветом, как:
   - Иисус Христос, - даже не спешащий к Лазарю, чтобы его оживить - знает:
   - Время еще есть, - т.к.:
   - Пьеса еще не кончилась.
  
   Следовательно, на Третий Акт у Гамлета два варианта:
   - Или гибнут все, или остается в живых только его отец.
   А кто виноват - так ли уж это важно. Если на большее у людей ума не хватило.
  
   Следовательно, вот в чем вопрос:
   - Убить отца или спасти его?
   Убить, имеется в виду, как виноватого, а спасти, как невинно убиенного.
   Пришел вытащить из могилы, а оказалось, да, можно, но только нужна замена. Кроме самого себя лучше не найти. На замену-то.
  
   Здесь может быть применен прием - прием Гудини - примененный Достоевским против Раскольникова, что объявленная мимоходом квартира этажом ниже Старухиной, - на тот момент, когда ее убили:
  
   - Была пуста - и могла быть использована по примеру Гудини, как:
   - Подземный ход в квартиру старухи, - пришел ниоткуда, убил старуху, ушел в никуда, а Раскольникову радость:
   - Есть шанс пострадать ни за что.
   Ибо:
  
   - Подставь Вторую Щеку, - хотят подставить? Но нам именно это и пригодится. Не хотелось бы, конечно, но если уж вышла такая удача:
   - Сам бог велел, не упускать случая.
   Но тоже, грешник, мучился:
  
   - Зачем, - если, однозначно, всё равно никто не поймет, зачем?
   И даже, наоборот, будут думать:
   - Да, убил, конечно, хотя, может и с перепугу.
   Ну, и спасибо.
  
   Конкретика Текста, возможно, подскажет, в какую сторону логичней свернуть, но, может, и нет, и тогда придется выбирать уже по душе, не куда логичней свернуть, - а:
   - Куда лучше.
  
   Как в Карабасе-Барабасе:
   - Все дороги хороши - выбирай на вкус. - Ибо:
   - Мил херц, помереть-то всё равно придется.
   - Не хотелось бы, Господи.
  
   Скорее всего, так и останется Принцип Неопределенности. Что значит:
   - Кого не убьют прямо, - добьют в альтернативном варианте.
   Как и написано и сказано:
   - Чтобы Все!
  
   И некоторые могут попросить:
   - Дайте мне лучше роль Фортинбраса - хочу еще немного посидеть, хотя бы даже на:
   - Поминках, - нет, не по Финегану - ибо, кажется, что перебор, а может и нет, - но тем не менее:
   - Гамлета, - авось и я, как он, додумаюсь, как кого-нибудь оживить.
  
   Посылка, что в роли Клавдия отец Гамлета существует, и пусть каждый сам решает по ходу просмотра или прочтения пьесы, по душе ему это или нет, и какие возникают при этом неизбежном фоне противоречия.
   -----------------------
  
   Всё еще идет Третий Акт, Вторая Сцена
  
   Первая Сцена заканчивается тем, что речь уже идет о заточении Гамлета только на основании его слов, не соответствующих любви к Офелии.
  
   Вторая сцена заканчивается словами Гамлета:
  
   - Я ей скажу без жалости всю правду
   Словами, ранящими, как кинжал.
   Но это мать родная - и рукам
   Я воли даже в ярости не дам, - вот эти последние слова могут значит, что перед нами не Гамлет, а Гамлет Старший, ибо младший вряд ли мог иметь такие мысли, чтобы бить мать.
  
  
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
   Что значат слова Короля в первой же строке:
   - Я не люблю его и потакать
   Безумью не намерен. - Ибо раньше просил не уезжать на учебу, наоборот, просил остаться в замке.
   К кому больше можно отнести эти слова:
  
   - Я не люблю его, - к отцу или к Королю Клавдию?
   Если не иметь в виду что-то особенное, что открылось Гамлету, то это Клавдий. Зачем, действительно, ему Гамлет.
  
   Король один на один с залом признается в убийстве брата. Но значит:
   - На мне печать древнейшего проклятья:
   Убийство брата.
   Только то, что это считается проклятьем со времен убийства Авеля Каином?
   Или это было предвидение с древних времен именно для Дании? Вряд ли.
  
   Тем не менее, несмотря на это признание, определенности не прибавилось, кто кого убил из братьев.
   Гамлет говорит, что убить стоящего на коленях Короля - значит отправить его на небо. И не считает это возмездьем. А если будет в замыслах о новом зле - тогда как раз надо рубить его.
  
   Король
  
   Слова парят, а чувства книзу гнут.
   А слов без чувств вверху не признают.
  
  
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
  
   Королева
  
   Зачем отца ты оскорбляешь, Гамлет? - мама мия! Прямым текстом говорит, что нынешний Король - это отец Гамлета, Гамлет Старший, следовательно.
  
   Королева зовет на помощь, она боится Гамлета! За кого же тогда она его принимает?! За Призрака? В роли которого один из братьев, и если бы не было фразы:
   - Зачем отца ты оскорбляешь, Гамлет, - можно думать за Гамлета Старшего.
  
   Вот интересный момент, сразу после того, как Гамлет убивает, стоящего за ковром Полония, а Королева могла думать, что, даже, Короля:
  
   Королева
  
   Что ты наделал!
  
   Гамлет
  
   Разве там
   Стоял король?
  
   Королева
  
   Как ты жесток! Какое злодеянье!
  
   Гамлет
  
   Не больше, чем убийство короля
   И обрученье с братом мужа, леди.
  
   И Королева удивлена словами Гамлета, она спрашивает:
  
   Убийство короля?
  
   Гамлет
  
   Да, леди, да.
  
   Королева
  
   Что я такого сделала, что ты
   Так груб со мной? - она явно не понимает намеков, слов Гамлета, что Гамлет Старший убит, и, значит, или тот король, который есть сейчас - это и есть Гамлет Старший, или Гамлет Старший умер от не руки брата Клавдия.
  
   Да, такой вариант возможен, что все, или некоторые, знали о проклятье, которое лежит на королевской семье, что один из братьев будет убит братом, и один из братьев воспользовался этим, чтобы обвинить другого брата в своем убийстве, - а:
   - Сам покончил с собой, - затем, чтобы отомстить своему брату за что-то, за то, например, что он король, и взял в жены ту, которую любил брат, не ставший королем.
  
   Далее, Королева не понимает обвинений Гамлета:
  
   Королева
  
   Нельзя ль узнать, в чем дело существо,
   К которому так громко предисловье?
  
   Далее, Гамлет говорит матери, что не понимает, как она не увидела такой огромной разницы в братьях, что одного принимает - нет, пока еще нельзя сказать, что за другого, - но, как:
   - Другого.
  
   Но! она - Королева, мать Гамлета, отвечает ему что это:
   - Он не видит ничего! - дела-а. Тут может оказаться, что Гамлет не знает на самом деле, кто его отец:
   - Тот, или Другой?!
  
   Гамлет
  
   Вот два изображенья: вот и вот.
   На этих двух портретах - лица братьев.
   Смотрите, сколько прелести в одном:
   Лоб, как у Зевс, кудри Аполлона,
   Взгляд Марса, гордый, наводящий страх,
   Величие Меркурия, с посланьем
   Слетающего наземь с облаков.
   Собранье качеств, в каждом из которых
   Печать какого-либо божества,
   Дающих званье человека. Это
   Ваш первый муж. А это ваш второй.
   Он - словно колос, пораженный порчей,
   В соседстве с чистым. Где у вас глаза?
   Как вы спустились с этих горных пастбищ
   К таким кормам? На что у вас глаза?
  
   Королева
  
   Гамлет, перестань!
   Ты повернул глаза зрачками в душу,
   А там повсюду пятна черноты,
   И их ничем не смыть!
  
   Гамлет продолжает обличать мать в пороке, а она не понимает, о чем речь, думает, что Гамлет или сошел с ума, или близок к этому.
  
   Вот она, проблема соответствия поступков героя своему виду: их не только можно сыграть, но их только и делают, что:
   - Играют.
  
   Как в известном психологическом эксперименте, если сказать, что на фотографии преступник - все найдут в нем именно эти черты, и наоборот, показать на фотографию преступника, а сказать, что это известный ученый - найдут черты умного и доброго даже человека.
  
   Неужели так всё-таки и получается, что Гамлет не знал, кто на самом деле его отец?
  
   Гамлет
  
   Со святочной игрушкою...
  
   Далее, входит Призрак, и:
   - И Королева его приходу ничуть не удивлена!
  
   Входит Призрак
  
   Под ваши крылья, ангелы небес! -
   Что вашей статной царственности надо?
  
   Королева
  
   О, горе, с ним припадок!
  
   Но! Кто говорит эти слова:
   - Что вашей статной царственности надо? - я думал сначала, что Призрак обращается к Королеве, потому что она и отвечает:
   - О, горе, с ним припадок!
  
   Но тут опять начинает говорить Гамлет, и обращается он к Призраку:
  
   Гамлет
  
   Ленивца ль сына вы пришли журить,
   Что дни идут, а он под злую руку
   Приказов ваших страшных не свершил?
   Не правда ль?
  
   Призрак
  
   Цель моего прихода - вдунуть жизнь
   В твою почти остывшую готовность.
   Но посмотри, что с матерью твоей.
   Она не в силах справиться с ударом.
   Кто волей слаб, страдает больше всех.
   Скажи ей что-нибудь.
  
   Гамлет
  
   Что с вами, леди?
  
   Королева
  
   Нет, что с тобой? Ты смотришь в пустому,
   Толкуешь громко с воздухом бесплотным.
  
   Следовательно, мать Гамлета не видит Призрака, но как тогда она ответила ему:
   - О, горе, с ним припадок? - а-а! значит, она ответила не Призраку, а самой себе, видя, точнее, услышав обращение Гамлета к Призраку:
   - Что вашей статной царственности надо? - и до этого еще строчку:
   - Под ваши крылья, ангелы небес!
  
   Тем не менее, вполне можно думать, что Королева ответила Призраку.
   Почему Королева не видит Призрака - если на самом деле не видит - если его видели друзья Гамлета, Марцелл, Горацио, Бернардо, - неясно.
  
   Гамлет
  
   В маске доброты
   Вы скоро сами пристраститесь к благу.
   Повторность изменяет лик вещей.
  
   И добавляет про убийство им Полония:
   - Несчастья начались готовьтесь к новым.
   Хотя, может быть, Гамлет имел в виду приход Призрака прямо в замок.
  
  
   АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
   Король говорит:
   - Мы срыли, как постыдную болезнь,
   Семейное несчастье и загнали
   Заразу внутрь. Куда девался он? - не обязательно думать, что про болезнь - это о Гамлете.
  
   Король говорит:
   - Пойдем, Гертруда, соберем друзей.
   Расскажем им про новые тревоги.
   Шипенье ядовитой клеветы,
   Несущее сквозь поперечник мира,
   Как пушечный снаряд, свое ядро,
   С их помощью, быть может, нас минует.
   Пойдем, не оставляй меня, жена.
   Душа в тревоге и устрашена.
  
   Речь идет о клевете и о том, что Гертруда жена Короля, а разве они уже поженились?
   Скорее, можно думать в данном случае, что Король - это всё-таки и есть отец Гамлета, но кто это:
   - Гамлет Старший или Клавдий?
   Как грится:
   - Да, кто его отец?!
  
   Проблема Не-узнавания - центровой момент и у Пушкина. Суть:
   - Актер на Сцене - суть самой Жизни.
   Что и значит, человек, люди, зрители смотрят не на лицо, а:
   - Просят предъявить пароли и пароле пе.
   Верительные грамоты, право на Роль, - и:
  
   - Всё! - Как Марья Гавриловна Бурмину в Метели Пушкина. Жан-Жака Руссо не читал? Всё - иди гуляй, ты не мой муж. А читал - так здрассте, я уже заняла для вас место в этих двухместных качелях у пруда под ивою.
   Вот жизнь расписывают, - как:
   - В Раю.
  
   А в Раю, как?
   Как на Сцене.
  
   И человек путается, ему кажется, что правда с жизнью не совпадает.
  
   Конечно, Призрак путает всё дело - не очень понятно, за кого его считать. Тем более, дело дошло до того, что он:
  
   - То виден - друзьям Гамлета, то не виден, как сейчас было Королеве.
   Может ли она врать, что не видела Призрака? В принципе, да, всегда может существовать посылка, что соврать надо, так как это логично, несмотря на то, что с первого взгляда кажется:
  
   - Не видела.
   Слишком много неизвестных, слишком много:
   - Их бин непонимайт!
   Например:
   - Гамлет уже, действительно, немного хотя бы сумасшедший - если, как заметила только что мать:
   - Волосы у него стоят дыбом, - или, наоборот, как думают, скорее всего, зрители:
  
   - Он ишшо нормальный.
   Тем не менее, мать ему только что сказала:
   - Гамлет смотрит не наружу, так сказать, а внутрь себя, где создал сам - или с помощью Призрака - и друзей - темный мир.
  
   Шекспир пока не дает возможности принять окончательное решение, и будет ли эта возможность вообще - вряд ли.
  
   Король и Королева ушли перед Второй сценой, уверив зрителей, что окружены - с небольшой группой друзей - можно сказать, почти колдовским заговором:
  
   - Шипеньем ядовитой клеветы.
   Но!
   Кто ее распространитель? Получается, что распространитель враждебной клеветы не только один Призрак. Как это иногда бывает в кино:
  
   - Герой долго не был дома, - а почти всё уже захвачено врагами. - И даже без мистики, как например, в фильме с Кевином Костнером Робин Гуд. Младший брат Джон захватил уже в свои руки почти всю власть, пока король Львиное Сердце бился за Гроб Господень с басурманами. И как в этой пьесе Шекспира Гамлет, осталось только:
  
   - Жениться на Королеве, или королевской сестре.
  
   Но тут происходит что-то такое, что Голливудскими фильмами еще не исследовано. Мистика настолько капитальная, что - как рассказал Пушкин:
   - Полностью основана на существующей на Земле реальности.
   Вот то, что критиковал Лев Толстой, как:
  
   - Не может быть, так как не может быть никогда, - и есть на Земле - фундамент мироустройства.
   И центровая проблема этого мироустройства - это проблема узнавания и не -узнавания, - как в сказке, где герой - Иванушка Дурачок спускается в подводной царство и там должен найти свою Марьюшку среди тридцати
   других сотрудниц этого морского царя - вопрос:
  
   - Как?! - как это возможно, если на вид все они, как две капли воды!
   И находит. Именно по приметам. И здесь Гамлет говорит, что любое действие можно сыграть, и, значит, отличить можно только по душе. Один из приемов - это предложить кого-нибудь убить, и кто не сможет - тот и из доброго царства. Но Шекспир тут вводит путаницу:
  
   - Это смотря кого убить, ибо врага убить именно надо, иначе он угробит всё королевство.
   Как, вроде, получается и угробил это Датское.
  
   Кто враг - абсолютно непонятно, кто Змей Горыныч, скрывающийся за образом доброго малого? Точнее, тут Образ вообще липа, на него мало кто обращает внимания, и даже душа уже не критерий истины, как и говорит мать Гамлету:
  
   - Ты смотришь в душу, внутрь себя, а там черно.
   И эту черноту создал в нем Призрак, к которому непонятно, как надо относиться:
   - То ли это человек, то ли нет.
   Может быть, к нему - к Призраку - надо относиться, как к местному Яго из Отелло, к Переносчику только информации из, например:
   - Зрительного Зала на Сцену.
  
   В принципе, таких случаев много в художественной литературе, и в Библии, как про Исаака и его сыновей Исава и Иакова, что на царство попадает не тот, кто должен по привычному закону.
   В данном случае, могло быть, так что один брат уступил другому брату трон именно в обмен на право жениться на Гертруде. Более того, один брат мог быть мужем, а другом только:
  
   - Считаться, - как и Гамлет - был сыном одного, а другого считался.
   Но!
   Почему Гертруда удивлена - вот только что была после встречи с Призраком - что Гамлет, как будто в первый раз в жизни слышит, что, оскорбляя Клавдия - он обижает именно того, кого она навала его отцом?
  
   В любом случае, даже если это был Гамлет Старший, а Клавдий умер. Почему у них такое разногласие, что можно думать и:
   - Гамлет - это не Гамлет, а кто-то другой. - А кто другой может быть, кроме Призрака, который и вернулся после с ним встречи в роли Гамлета.
  
   Эта тайна, скорее всего, так и не раскроется. А что в ней мистического, если такими тайнами полна вся история мира. Вплоть до происхождения человека:
   - От кого он произошел, - от Адама, или от:
  
   - Сопровождающей и парочку личности?
   Почему Софья злится на Чацкого, если не от того, что не приехал вовремя, а Молчалин был вынужден сделать ей наследника, а потом будут говорить, что пошел в местного стряпчего, а ученым в лабоЛатории никак нет, быть не хочет, так как:
  
   - Очень мало платят, забыв напрочь, что:
   - Мил херц, да не в деньга же счастье! - Не понимает, как об стенку горох.
   А задуматься бы сразу, имеется в виду, Гамлету:
  
   - Твой папа был сов-сем другой человек и, кстати:
   - Намного умней прежнего.
   А то, видите ли, ему Марс нужен, а сколько людей он убил - и не сосчитать.
  
   25.03.18
   Когда уходят Королева Гертруда и отец Гамлета, и говорят, что они о них здесь распространяют ядовитую клевету - можно думать, что здесь вместе с ними живут еще люди - кроме тех, которые записаны в Действующий Лица - но:
  
   - Это и естественно, - но, можно думать, что живет этих людей еще больше, все предыдущие поколения королевских семей, и даже, что и не только люди.
   Как будто они - Гертруда и отец Гамлета - только одни из многих таких же семей.
   Можно считать, что Дания - это Весь Мир.
  
   С этим:
   - Отцом Гамлета, - как назвала его Королева Гертруда, - конечно, кошмар, - хотя и:
   - Ожидаемый, - слава богу.
   Но, увы, разговор не из детских.
   Здесь ничего подобного не показывается, только упрошенный вариант детского утренника, - о:
   - Страшном, но, конечно, далеком-далеком прошлом.
  
   Шекспир пошел на Это, как в своё время импрессионисты:
   - Лишь бы была правда. - А там, что хотят, то пусть и думают.
   И думали, однако, значит, пока Лев Толстой не родился. Резюмировавший:
   - Напрасно.
   Даже не стал рассматривать Гамлета - ничего непонятно. Только и выругался.
   Но, что есть понятного в этой жизни? Непонятно.
  
  
   СЦЕНА ВТОРАЯ
  
   Гамлет
  
   - Тело во владении короля, но король не во владении телом. Да и какую роль тут играет король?
  
   Действительно, кому принадлежит тело короля: Гамлету Старшему или Клавдию?
  
   Гамлет отвечает:
   - Король не более, чем ноль.
  
   Кто же тогда в роли Короля? Если его вообще здесь нет.
  
   Или:
   - Или здесь Два Короля?!
  
  
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
   Король говорит:
   - Сурово с ним расправиться нельзя:
   К нему привязано простонародье.
  
   О ком речь, о Гамлете? Тогда, может быть, уже оба брата убиты, а кто-то только играет их роль? А реальный король - это и есть Гамлет?
  
   Король отвечает на слова Гамлета, что он прощается с матерью, уезжая в Англию, как в изгнание:
   - Дорогой отец, хочешь ты сказать, Гамлет?
  
   Гамлет
  
   Нет - мать. Отец и мать - муж и жена, а муж и жена - это плоть едина. Значит, всё равно: прощайте, матушка. - Итак, в Англию, вот оно что.
  
   Тут можно подумать, что Королева и играет и Короля также?!
  
   Король
  
   При нем
   Я буду таять, как в жару горячки.
   Избавь меня от этого огня.
   Пока он жив, нет жизни для меня.
  
   Можно думать, что это говорит Клавдий, брат Короля Гамлета Старшего, но может и сам Гамлет Старший, который играет Клавдия, но сам является еще живым - для всех убитым королем.
  
   Значит, он хочет убить своего сына, Гамлета - наследника? Скорее всего - значит - Гамлет - это сын Клавдия. Но!
   - Внебрачный ли он сын? - или повенчаны всё-таки Клавдий и Гертруда?
   Но повенчаны и официально для народа, как Клавдий и Гертруда, или, как:
   - Гамлет Старший и Гертруда? - вот в чем вопрос.
  
   Скорее можно думать, что Гамлет сын официального короля Клавдия, но для народа - и неизвестно, для всех ли придворных - король - это Гамлет Старший.
  
   Мать Гамлета, Гертруда, живет с одним королем, а на приемы - официально выставляется - другой.
   Ничего особенного в этом нет, таков, значит, был их договор:
   - Гертруда или трон, - кому чего.
  
   Но одного из них убили. Или нет? А только выслали, так как уже надоел, и для этой высылки была возможность:
   - Не обязательно на ТОТ свет.
  
   Такое впечатление, что речи Короля говорят иногда разные люди. Разные по отношению к Гамлету. Один:
   - Не уезжай, останься, - другой, чуть что, наоборот:
   - Высылает его в Англию, - и на этот раз уже с приказом об убийстве.
  
   Может они, вообще, правят по месяцу или по неделе?
  
   Получается, что Гертруда могла обмануть Гамлета, когда он ругал ее за неверность отцу - Марсу, что:
   - Не видит Призрака, - который видит Гамлет.
   Она его видела, но не хотела выдавать эту тайну, что оба брата:
   - Тута.
  
   Но, может быть, да, оба тут, но один из них всё-таки:
   - Мертвый, - но вот не совсем.
  
   Можно-то - можно, но только ни в коем случае нельзя применять вместо нормальной логики поговорку местного соцреализма:
   - Тогда легче могли поверить мертвым, как призракам, чем Призракам, если они еще живы. - Никакие бабушкины сказки у Шекспира не могут применяться.
  
   Бабушкины сказки - имеется в виду - под названием:
   - Как бы это могло быть, - вот этого единственно, чего как раз и никогда не бывает, но используется местной журналистикой вместо:
   - Отце наш.
   Именно вот против этой поговорки и направлены все пьесы Вильяма Шекспира.
  
   Возможно, Гамлета больше всего и боится, как раз Призрак, и именно об этом сообщает перед 4-й сценой:
   - При нем
   Я буду таять, как в жару горячки.
  
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
   СЦЕНА ПЯТАЯ
  
   Горацио:
   - Так именно утайками вина
   Разоблачить себя осуждена. - Про Офелию.
  
   Офелия
  
   Он встал, оделся, отпер дверь,
   И та, что в дверь вошла,
   Уже не девушкой ушла
   Из этого угла.
  
   Вполне возможно, Офелия имеет в виду не себя, а именно Королеву:
   - Трахнул один, - а женился другой.
   И, следовательно, сын родился не его. Имеется в виду, как раз Гамлет. Не Марса, значит, сын. И теперь - в любом случае - собирается убить своего отца, хотя и Клавдия. Но, может, и наоборот, Гамлета Старшего.
  
   Лаэрт:
   - Безумие наводит на мысль. Из бессмыслицы всплывает истина. - Про речи Офелии.
  
   СЦЕНА ШЕСТАЯ
   СЦЕНА СЕДЬМАЯ
  
   Король
  
   С женой я связан жизнью и душой,
   Как связана звезда с своей орбитой.
  
   Лаэрт говорит, что ужас навис над его сестрою, Офелией. - Но, что она узнала, кроме смерти отца?
  
   Тут ужас может быть только в двух местах: или она узнала, что Гертруда замужем за покойником, или, что Гамлет - это:
   - Призрак, - и потому так непочтительно разговаривал с ней, рекомендуя монастырь вместо семейного счастья с ним.
  
   Вестовой говорит Королю про письма Гамлета:
   - Мне Клавдио их дал, а у него -
   Из первых рук.
  
   Зачем тут примешивается имя Клавдио? Чтобы далеко не уходили, о нем сейчас и речь пойдет?
  
   Лаэрт сам предлагает убить Гамлета нечестно, подменить тупую рапиру на острую, и:
   Отлично!
   - Кой-чем вдобавок смажу острие.
   Я как-то мазь купил такого свойства,
   Что если смазать нож и невзначай
   Порезать палец, каждый умирает,
   И не спасти от смерти никакой
   Травою, припасенной ночью лунной
   Я этим ядом вымазу клинок.
   Довольно будет ссадины, и Гамлет
   Не выживет.
  
   Король предлагает подстраховаться кубком с ядом, а Лаэрт, должен участить атаки, чтобы Гамлет захотел пить. Готовятся к убийству капитально.
  
   Офелия утонула случайно, пытаясь украсить свесившуюся над водным потоком иву травами разными:
   - Взялась за сук, а он и подломись,
   И, как была, с копной цветных трофеев,
   Она в поток обрушилась.
  
   Король обманывает Королеву, говорит, что хотел умерить гнев Лаэрта против Гамлета из-за отца, но теперь, из-за смерти Офелии, он опять разгорится:
  
   Гертруда, сколько сил
   Потратил я, чтоб гнев его умерить!
   Теперь, боюсь, он разгорится вновь.
   Пойдем за ним.
  
   Странно получается, то они вместе, то думают по-разному, именно, как:
   - Разные Короли!
  
  
   АКТ ПЯТЫЙ
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
   Священник кончину Офелии считает самоубийством, хотя вполне можно сомневаться, но:
   - Не проскочишь.
  
   Лаэрт
  
   Что вы еще намерены добавить?
  
   Священник
  
   В предписанных границах свой устав
   Мы уж и так расширили. Кончина
   Ее темна, и, не вмешайся власть,
   Лежать бы ей, в неосвященном месте
   До гласа трубного. Взамен молитв
   Ее сопровождал бы град каменьев,
   А ей на гроб возложены венки
   И проводили с колокольным звоном
   До изгороди.
  
   Лаэрт
  
   Значит, это все,
   Что в вашей власти?
  
   Священник
  
   Да, мы отслужили,
   Мы осквернили бы святой обряд,
   Когда б над нею реквием пропели,
   Как над другими.
  
   Гамлет очень удивлен, что это Офелия в гробу.
  
   Королева
   (разбрасывает цветы.)
  
   Нежнейшее - нежнейшей.
   Спи с миром! Я тебя мечтала в дом
   Ввести женою Гамлета. Мечтала
   Покрыть цветами брачную постель,
   А не могилу.
  
   Удивительно, что ей так сильно мешало это сделать?! Кроме Призрака однозначного виновника не видно. Король то за, то против Гамлета.
   Как и говорится:
   - Кто против, - если:
   - Все за?!
  
   Кто виноват в смерти Офелии, не Гамлет же, который сам очень удивился, когда увидел ее уже не в нормальном состоянии?
   Скорее всего, вот эта:
   - Игра теней в лице ее отца Полония и Короля и Королевы, в которую они ее включили, предлагая перед Гамлетом:
   - Играть, - когда они за Сценой, - спрятались за перегородкой.
   И еще, видимо, привлекали, возможно, не обошлось без Призрака, который и Гамлета заставил обрушиться с обвинениями на Королеву.
  
   Лаэрт
  
   Трижды тридцать казней
   Свались втройне на голову того,
   От чьих злодейств твой острый ум затмился!..
  
   Борьба Гамлета с Лаэртом начинается прямо в могиле Офелии.
  
   Гамлет говорит, что любил Офелию в сорок тысяч раз больше братской любви.
   Но почему тогда он первый начал с ней разговор с фразой в нем:
   - Иди в монастырь! - что он уже знал тогда?
   Не просто же был в роли сумасшедшего, как обещал Горацио, Марцеллу и Бернардо, чтобы они не обращали внимания на его необычное поведение.
  
   Гамлет очень удивлен приказу короля убить его:
   - Не теряя ни минуты, - нашел это задание в украденном ночью у своих сопровождающих пакете.
  
   Гамлет говорит, что подменил письмо:
   - Как тайно подмененного ребенка.
  
   Кого подменили? Скорее всего, имеется в виду одного брата Клавдия на Марса, Гамлета Старшего.
   Почему и идет между ними путаница.
  
   Гамлет
  
   Хоть человеческая жизнь, и вся -
   Чуть рот открыл, сказал раз, два - и точка.
  
   Гамлет хочет помириться с Лаэртом.
  
   Гамлет, извиняясь перед Лаэртом, говорит, что не он нанес ему оскорбленья, а:
   - Кто ж этому виной? Его безумье.
   А если так, то Гамлет сам истец
   И Гамлетов недуг - его обидчик.
  
   Что это значит? Что он не сам придуривался, а впустил в себя Призрака?
   Не очень ясно.
  
   Начинается дуэль Гамлета и Лаэрта, но ничего так и непонятно толком! За что они бьются по сути? И кто сейчас Король:
   - Клавдий или Гамлет Старший?
   Участвует ли в чьей-то роли Призрак, или он всегда только Призрак?
  
   Небеса, по мненью Короля, могут отвечать земле.
  
   Гамлет
  
   Средь нас измена! - Кто ее виновник?
   Найти его!
  
   Говорит так, что не Король пред ним, а кто-то другой играет короля и он именно изменник.
  
   Лаэрт
  
   Всему король, король всему виновник!
  
   Гамлет
  
   Так на же, самозванец-душегуб!
   Глотай свою жемчужину в растворе!
   За матерью последуй!
  
   Король - это самозванец, но так и неизвестно, кто он.
  
   Гамлет
  
   Каким
   Бесславьем покроюсь я в потомстве,
   Пока не знает истины никто!
  
   Гамлет
  
   Дальнейшее - молчанье.
  
   Горацио говорит, что расскажет об убийствах по ошибке. Но кого тут убили по ошибке? Не того короля?
  
   Да, это не детектив, тайна так и остается нераскрытой. Кто Призрак - неизвестно. Видела его Гертруда, когда видел Гамлет, или нет, - так и осталось непонятным.
   Вывод только один:
  
   - Кроме людей, здесь навалом, кто еще живет.
   И неизвестно даже, кто из братьев королей был в конце на дуэли:
   - Клавдий - банально, Старший Гамлет, но почему он так обозлен на сына?
   Можно считать, только по одной причине:
  
   - Гамлет - сын Клавдия. - И Клавдий, значит, вообще не участвовал в этой пьесе? Только в роли Призрака?
   Но вот по ходу дела кажется, что участвуют все-таки оба - два разных характера. Как это может быть? На самом деле Призрак Клавдия иногда приходит поправить?
  
   Здесь сама суть, получается, в том, что для человека детектив Жизни не разгадывается. Не разгадывается именно потому, что жизнь связана:
   - Со смертью.
  
   Жизнь человека - это только искра на фоне бурлящей вокруг них жизни - возможно даже жизни:
   - Мертвых.
   Может быть, богов.
  
   Реальным королем был, скорее всего, Клавдий, но еще в колыбели был подменен на Гамлета Старшего, который, узнав об этом, и о том, что это знают и другие:
   - Убил его, отравив ядом в ухо.
   Потому он так безжалостен и к Гамлету сегодняшнему:
  
   - Это не его сын.
   Хотя Королева не раз почему-то указывает на Короля, как на:
   - Отца Гамлета.
   Как будто, они всё-таки имели возможность меняться друг с другом местами.
   Ибо:
  
   - Граница у реки жизни и смерти - Текста и Полей - была открыта Призраком.
   Может быть, только на время.
   Но теперь и мертвому возвращаться некуда, если убит живой. Почему и:
   - Все умерли.
  
   Вот этот их обмен телами, скорее всего, и заметила Офелия - или разговор отца с одним из Королей случайно услышала об этой работе их, королей:
   - Вахтовым методом. - Не смогла уразуметь:
   - Так бывает?!
  
   p.s. - Короля именно два, ибо только тогда возникает не только недоступная пониманию человека структура мира, но и:
   - Сводящая его с ума, - как Офелию и Гамлета - частично.
   И вообще, можно сказать:
   - Всех остальных.
   Люди - это не театр даже для богов и других, сопутствующих им образований, но и именно:
  
   - Кукольный сиэтэ.
   Хотя, может, и нет, а наоборот:
   - Тоже щекочет им Невры.
   Но с другой стороны, и боги не в состоянии его, МИР, улучшить не только в пользу людей, но и в свою - тоже.
  
   Да, тревожно с Этими богами. Разве возможно к Ним обратиться за тем, за чем обратился сейчас на французской границе Джон Траволта в фильме Из Парижа с Любовью:
  
   - Позвольте, мне, господа, перейти эту границу у Реки с моим собственными карамельно-кофеиновыми банками, где скрыт новый образец швейцарского пистолета Миссис Джонс?
   - Нет, мистер, ибо может оказаться, мы не знаем устройства вашей личной миссис Джонс, как жены, ибо 9Х19 не тяжело ли одного человека, может только, да, но если вам нужен:
  
   - Двойник Чарли Вэкс?
   Вот шутки точно: помогут ли?
   Вот такого ужасающего пространства, как здесь, не наблюдается даже в сказках Гомера и в Аду Вергилия и Данте.
   Тут Хэппи-Энд именно в надежде:
   - Оставить надежду раз и навсегда.
  
   Примите мир, следовательно, таким, каким он вам кажется уже, чем есть. Но не забудь, что хуже уже не придумаешь.
  
   Почему к людям такое плохое отношение?
   - Какие люди - такое и отношение.
   Это не ответ.
  
   Это будет похуже, чем в кино Чужой с Сигурни Вивер. Ибо там эти Чужие, кажется, не очень соображают, что делают, только добыть из людей питание для своих детей - здесь, похоже, и сами боги не знают толком, что происходит.
   Это не просто прилетает кто-нибудь с Олимпа, чтобы набрать себе людишек на завтрашний полдник, чтобы превратить его в полноценный лэнч, а вообще и именно:
   - Очень страшная неизвестность.
  
   Люди считают сойти с ума за счастье, а умереть:
   - А умереть?
   Умереть всё равно приходится.
  
   Пред кем весь мир лежал в пыли -
   Торчит затычкою в щели. - Подумайте над этим, но всё равно не додумаетесь - нет, не почему люди так неприятны всем остальному миру - а:
   - Зачем Бог устроил людям этот Контакт, связь Текста с Полями - Новый Завет - как и усомнился Лев Толстой, что ЭТО существует, как новая религия, открывающая путь Разуму, - но:
   - Люди только гибнут, не только не понимая даже, за что, но и при жизни только еще больше боятся не только смерти, но почти также самой жизни.
  
   p.s. - 2 - Можно подумать, что сам МИР запутался в сетях своей бесконечности существования. И до такой степени, что даже спрятался за конец света.
  
   p.s. - 3 - Все-таки лучше, отец Гамлета - это Гамлет Старший, и именно с ним Гамлет схлестывается в последней схватке, с Призраком.
   Такое колебание получается, что вопрос встает уже не:
   - Кем быть, - а:
   - To be or not to be?
  
   p.s. - 4 - И более того, нигде не говорится, что отец Гамлета - это Гамлет Старший, - а просто:
   - Гамлет.
   Происходит - это:
   - Быть или нет быть, - между отцом и сыном.
   -----------------------
  
  
   28.03.18
   Придется добавить еще одно продолжение - или вставить этот текст туда, где идет речь о причине потери рассудка Офелией.
   В связи с не совсем традиционной ориентацией датчан в секс-устройстве мира, она могла нарваться на приставание одного из троих - в зависимости от того, кто в это время жив, и кто доступен для осязания:
   - Имеется в виду сам Призрак, - способен ли он был так напугать Офелию, что она могла подумать:
   - Как Сатурн, почти невиден, а тоже:
  
   - Лапаться лезет! - Ну и, очень сильно испугаться.
   А остальные двое - Клавдий и Гамлет Старший - могли достукаться и до изнасилования натюрлих. Совершенно, не соображая, что она может быть их дочерью, а не папы Полония, только их старослужащего.
   Ибо просто так сойти с ума трудно, даже невозможно.
   Даже Призрак, и то, не испугал никого до такой степени, чтобы, да, испугались, конечно, но не до:
   - Умопомрачения же.
  
   Хотя это и не Швеция с ее известными шведскими тройками, но всё равно недалеко, что сначала это могло произойти и:
   - По ошибке, - дальше - больше:
   - Привычка, - и, как оказалась, боги не совсем согласились с этой переимчивостью их самих:
   - По ошибке умерли все.
  
   Сознание у людей, хотя и божественное, но всё-таки не до такой степени, чтобы:
   - Как у самих богов, - слишком больших превратностей судьбы:
   - Не выдерживает.
  
   И более того, кто-то знал причины поведения Офелии, не выдержавшей таких превратностей судьбы, в которые обычные люди совсем не верят, - более того, возможно даже:
   - Все! - кроме вот этих приезжих, но бывших местных:
   - Гамлета и Лаэрта.
  
   Не исключено, что и они:
   - Знали всё.
  
   Это похоже на проживание в замке Эльсинор чудовища, только не сказочного, а настоящего, реально существующего в мире. Чудовища, нашедшего этот Переход Шекспира, в существование которого никак не могут поверить французские академики, что Пьер Ферма:
  
   - Доказал его существование, - что, вот как здесь, существует разрыв целого предложение на два по визуально невидимой черте, но он может быть обнаружен - как показал А.С. Пушкин в:
  
   - Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана, - Читателем, или:
   - Зрителем, - которого на театре считают только статистом.
   И точно также в Воображаемом Разговоре с Александром 1.
   Имеется в виду, что так написаны все произведения Пушкина, но эти два:
   - Специально только для этого, чтобы показать место, откуда к нам приходит Призраки.
   -------------------------
  
   03.04.18
   Всё-таки иногда кажется, что нельзя понять, как это может быть, чтобы Гертруда - мать Гамлета - не могла отличить одного брата от другого:
   - Гамлета от Клавдия, - или, пусть: чужая душа потемки, - но!
   Зрители, они-то разницу увидят! - Хотя бы разницу между Призраком и Клавдием.
   Но, конкретно, здесь, по тексту пьесы, такой возможности:
  
   - Поставить их рядом - не предоставляется, - и можно только думать об этой разнице по реакции героев, и в первую очередь Гамлета, ибо Гертруда, уже могла не показывать этого разного отношения по предварительной договоренности.
   Но главная посылка здесь всё же другая:
  
   - Один артист исполняет обе роли, - другого не указано - хотя и не исключено, что кто-то, незаметный, на кого и подумать никак нельзя, - и:
   - Исполняет роль второго брата, - периодически надевая его Марс-ианский костюм, например, сам, постоянно тут мотающийся:
  
   - Полоний, - который был убит Гамлетом во время подслушивания, как мог быть убит и один из братьев:
   - Клавдий или Гамлет, - один муж фактический, другой - только названию, что он Король.
   И возражение, что можно не узнать Гамлета Старшего из-за того - зрителю, имеется в виду, что обе роли исполняет один и тот же актер, например, Высоцкий:
  
   - В Жизни Так не бывает-т!
   Но вот это и значит, что жизнь - это еще:
   - Не вся жизнь.
   Под Жизнью мы всегда имеем в виду:
   - Жизнь по содержанию, - по Тексту, - но есть еще и Поля, где тоже есть жизнь:
  
   - Жизнь Души.
   И так получается, что вопрос:
   - Быть или не быть, - это вопрос:
   - Может ли эта Связь - жизни в тексте и жизни на полях - прервана? - Что и значит, что Душа осталась в одиночестве, как увидели по очереди Ромео и Джульетта, и тоже:
   - Умерли, - или нет?
  
   Вот так получается по пьесе Шекспира Гамлет, что в Тексте на Связь с Полями выйти уже никто не сможет.
   Мёртвая планета.
  
   Так-то сомнительно, но пока никого живого не вижу.
   Может быть, это было описание конца света?
   ------------------------
  
   04.04.18
   Или убита только вся законная власть на Земле?
   -----------------------
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"