И как сельдь в бочке, нахожусь не в обиде, а в тесноте.
Ушибаясь об острые локти, рвусь и вроде лежу в коме.
Удивлённо прищурясь, различаю не очень глубокий ров.
Сыновья не знакомы, а дочь подменили в роддоме.
Карму рода тащу, спотыкаясь о кочки грехов.
20 февраля 2002 г., в мой круглый день ро, произошло редкое календарное событие - 20.02. 2002. Следующего, столь же красивого, я не увижу.
Нет, конечно, 20.03.2003 тоже ничего и другие подобные, но не настолько. Кто-то разбирался в часах и минутах, но для меня эта разборка чересчур. С Аней мы идем ноздря в ноздрю - ей в этот год исполнилось 25, тоже хорошая дата.
Основные же события домашнего значения - окончание детьми школы и поступление в
колледж все в том же Пало-Алто. А Саша купил дом.
Возможно, что поступление в достаточно обычный, неплохой, конечно, но не экстра, колледж для Кирилла было ошибкой. После школы его приглашали в хорошие университеты в соответствии с его успеваемостью. Но в конце школы он принялся работать, и успеваемость поехала вниз и не останаливала падение и в колледже. Но он чувствовал себя самостоятельным, платил за свою и Никитину учебу, делал щедрые подарки и жил так, как ему хотелось. Работал он в ювелирном магазине, расположенном в центре богатенького Пало-Алто, набрался интересных знаний и знакомств и участвовал в таких своеобразных мероприятиях, как бал "Черное и белое", где гости являлись в своих лучших драгоценностях, и качество их, по рассказам Кирилла, было ошеломительным. Это был не только бал, но и коммерческое мероприятие - с продажами и аукционами, с пожертвованиями камней и изделий для тамошней лотереи. Кирилл дежурил у своего стенда и учился шикарной жизни.
Конец школы оказался для нас первым, могущим считаться серьезным, выпуском. Конец средней школы прошел незаметно для меня - я уехала в Москву, а Gunn High кончали взрослые люди - 18 лет не так мало. Праздник с надеванием выпускных костюмов - черных четырехугольных шапочек с кисточкой и черных же накидок. Вид средневековый. Ребята шли длинной чередой, и на объявление следующего имени зрители отзывались криками и свистом. На Никиту, к моему удивлению, свистели очень активно. Потом я приобрела кружку черного цвета с надписью 2002 и с крышечкой в виде четырехугольной шапочки на память. Впрочем, черные кружки, снабженные годом выпуска, тоже вручили ребятам, но эта была поинтереснее.
Держусь я зубами за взрослых детей -
Обедом, компотом и стиркой, -
Плывет-уплывает косяк лебедей,
И бублик останется дыркой.
Но что-то останется - стирка, обед,
Курлыканье стаи на взлете.
Других же не дали, на нет - суда нет,
И галочка в местном отчете.
Плевать - я пустила детей из тепла
На ветры, на солнце - свободу,
Улыбку свою на прощанье дала
И крест на плохую погоду.
И мчатся мне волны улыбок в ответ,
А что еще надо по жизни?
На случай чего сочиню триолет
Цитатой в марксизм-ленинизме.
Еще весной, задолго до окончания детьми школы, Саша утвердился в мысли купить дом и взялся за поиски. Риелтерша заморочила настолько, что сугубо терпеливый Саша отказался от ее услуг. Перешли к другому. Саша изложил свои пожелания, и поиски продолжились. После долгой возни с поездками по совершенно неподходящим местам, не соответствующим нашим представлениям о собственном доме, Саша нашел что-то, уже попадавшееся ему с прежним посредником, точнее, в том же комплексе. После мелкого скандала, который ему устроила дама, и после каких-то уступок нового агента, Саша предложил мне посмотреть возможное жилье. Я только спросила - ты устал искать? Значит, берем. - тем более, что я не участвовала в поисках никак. Да и дом, и место мне понравились. А помимо всего, я была плохой советчик - миленько, чистенько, а на мелочи, мне казалось, можно и наплевать. И трусовата на старости лет - опять что-то менять, шило на мыло, и становиться полностью ответственными за огромный долг и сохранность дома. И тянуть было некуда, время поджимало выкатываться из дорогостоящей квартиры в Пало-Алто, где жили только из-за школы детей.
Генетический страх - он у наших в печёнках сидит.
Но сейчас этот страх для меня не совсем актуален.
На полдня отодвинуты от доморощенных спален,
Позабыли о многом, и дверь незакрыта стоит.
И к покою привыкнуть совсем уж недолгое дело.
В тёплом пуле отмокнув, хочется прямо шагать.
Про отвагу в бою странно слышать и странно читать.
Пёстрым флагом помашем и в койку уляжемся смело.
Кролик, снова беги! Даровой здесь капусткой не тянет.
Шкуркой мягкой расплатишься или же длинным ушком.
Кто в Союзе родился, так и остался совком.
Где нас нет, там и лучше. А лучше, где мы, там не станет.
И 31 августа мы переехали, вылизав квартиру и, тем не менее, заплатив хозяину за воображаемые издержки.
Саша нанял грузовичок, наши легковушки в помощь, погрузились и осторожно покатили вступать во владение 3-х этажным в 2200 кв. футов (около 200 кв. м с лишним) жилищем в комплексе из примерно 90 еще подобных или поменьше квартир, называемых здесь town-home. Home, sweet home!
Что Мексика-Гавайи?
Новый дом,
Да плаванье вдвоем в ночном бассейне.
Орут цикады оглашенно за углом,
Да CNN бормочет о Хуссейне.
Ртуть испаряет ядовитые пары,
И меркнет разум в знойной эйфории.
И в 36 по Цельсию жары
Ты просто подчиняешься стихии
И таешь - килька в собственном соку
В большой жестянке дома в Альмадене,
Что впопыхах назначила, не глядя, на скаку
Фортуна Александру и Елене.
Корт. Бассейн. Парк. Мое патио - крошечный дворик. Балкон. Три спальни - мы организовали четыре. Жилая комната. Семейная комната, переведенная в статус спальни. Две ванные комнаты с ванной, третья - с душевой кабинкой, один туалет в плюс к тем трем - мой восторг поймут многодетные семьи. Кухня со столовой. Комната для стирки, где спрятан и отопительный агрегат. Камин - так ни разу не использовали. Кондиционер и встроенный пылесос. Лестницы с красивыми деревянными перилами. Напольные ковры, от которых мы постепенно избавлялись. Слава с Яной и мы в комнатах на втором этаже, мальчики - в подвальчике, жаба на метле.
Я сразу бросилась создавать уют - рисовать, придумывать панно из планок на стены, размещать мебель и детей по жилым объемам, переделывать дворик по-своему. Проекты лились бурным потоком, реализовывал безотказный Саша. Все бы хорошо, да что-то не хорошо!
Райончик оказался удален от злачных в моем понимании мест, и все, что было в пределах пешей достижимости - моя школа, библиотека, куча магазинов для души, парк с занятиями тай-чи - отодвинулось и перешло в разряд тех, куда попадаешь из милости окружения. Зато тишина, пригорный пейзаж, где на вершинах иногда даже ложился снег, чудный парк, ухоженный садовником и жильцами И с полдесятка русско-язычных семей. Проблема оптимального выбора в чистом виде. Тишина перевесила все. Правда, потом оказалось все не так уж и тихо из-за собак, не воспитанных владельцами до нужной кондиции. Пришлось приспосабливаться в третий раз.
Внизу--кусочек Климта и газон,
Ухоженный руками мексиканца.
А вечерами--оглашенный звон
Цикад и месяц цвета померанца.
Чуть в стороне сикомора стоит,
Под ветерком ладошками качая,
И узенькая из бетонных плит
Дорожка до бассейна провожает.
И это дом мой?
Игрища судьбы...
Затихни, чтобы не было беды.
Это вид с балкона, не однажды рисованный мной за столом, оставленным Хавкиными перед отъездом их домой в Канаду после годовой работы Володи вместе с Сашей в Санта-Кларе.
В пяти минутах на машине находится гористая местность для многочасовых прогулок в конце недели. Это Montanas De Los-Gatos - Кошачьи горы, в честь, наверное, горных львов, или пум, или кугуаров, считающихся одним из предметов гордости калифорнийцев и - страха, между тем.
Окружающий наш комплекс район входил когда-то в состав богатенького городка Лос-Гатос. Чудное название для города - Кошки. Окружение переживает до сих пор смену адреса территориальных владений на Сан-Хозе, не столь престижный город, из-за чего жилье стало котироваться ниже. Но виды на горы, на долину Сан-Хозе с улицы, из окон, с балкона - прекрасные, и даже ближайшая улочка, полная достаточно богатых домов, называется Vista loop. И все-таки...
В глубокой задумчивости перемещаюсь в пространстве,
Не видя цветущих садочков ни справа, ни слева,
Забывши в процессе своих многочисленных странствий,
Как жид пожилой, жид вечный, прозваньем Агасфер,
Откуда я родом, и где мой король, для кого королева?
И помнятся мне минареты, мечети и крик муэдзина,
И вижу я церкви в глубоких снегах с куполами из злата,
У плача стены отстранённо гляжу на картины
Молитв, вечно сущих, как неопалима купина,
И кружится мысль в голове, и пустует шестая палата.
Вернемся к простоте факта.
Нашими соседями были здешние старожилы, обосновавшиеся здесь около 30 лет назад - Беверли и Боб Скотт, милейшие пожилые люди. Он - пастор христианской церкви, одной из множества разветвлений учения, миссионер. Как только мы появились, они принялись помогать советами, информацией. Более того, пригласили на рождественский концерт в церковь, построенную чуть ли ни по проекту Боба, и в недалекий тренажерный зал для ознакомления с полезными местами по соседству. Беверли свезла меня в библиотеку, которая только что открылась неподалеку, и где она волонтерствовала как член общества "Друзья библиотеки". По моей просьбе она начала помогать мне с языком, организовав два раза в месяц регулярные занятия, включив, кроме всех традиционных бытовых тем, опять же по моей просьбе, историю США. Бесплатно. Даже, если в ее голове и гнездится мысль привлечь меня к церкви, делает она это исключительно деликатно. Зарождение основ церкви, к которой принадлежит их семья, относится к 1914г., когда, как это сообщается в в их буклете - с ним я познакомилась скоро при начале наших взаимоотношений, Америка оказалась в эпицентре всемирного духовного возрождения. К 1916г. сформировалась доктрина "Божественной ассамблеи", состоящая из 16 истин. Их священослужители - пасторы, евангелисты и т.п. являются лидерами и учителями для прихожан как в духовной, так и в мирской их жизни. Члены сообщества руководствуются словом боговдохновенной Библии, считают Иисуса, божьего сына, безусловным Богом и т.д. и уверены в важности феномена говорения на неизвестных языках, которое возникает во время богослужений у многих рядовых прихожан. Объективности ради должна сказать, что это заявление меня настораживает - я не хочу впадать в транс даже из самых боговдохновенных соображений. Взаимное уважение к разным культурам - вот основа нашего общения с Беверли. Мы обмениваемся мелкими подарками в знак внимания друг к другу, поздравлениями к праздникам, в том числе религиозным, и просто потому, что хочется сделать приятное хорошему человеку. Мне понравилось, что Беверли абсолютно не суеверна - это невозможно, если веришь в бога - таково ее твердое убеждение.
Скоро нашими соседями стали трое москвичей Наташа и Володя с Юрой - ровесником наших младших. Все трое - программисты. С Наташей мы нашли общее увлечение - плаванье в бассейне, и несколько лет проводили в разговорах, плавая брассом туда-сюда. Чем-то они напоминали мне семью свекра моей дочери - небрежением к уюту, смещением жизненных интересов в сторону работы. Впрочем, к себе в душу они не впускали. Володя - бывший вундеркинд и бывший дисидент, во время путча - сотоварищ Ковалева. Здесь оказался по той же дорожке, что и мы, и практически в то же самое время. Думаю, что звездный час его прошел. Многоговорлив, не слушает собеседника, наверняка, помнит очень много разнообразной информации. Знает все по определению. Наташа, в отличие от меня, начала работать в Стенфордском университете. Молчалива, пессимистична, обожает сына и собаку по имени Керри, которую я зову Матреной. Примерно моего возраста, как и я, замужем второй раз. Юра от первого брака. Он учился в том же университете, что и Слава, а кончил Gunn-High, одновременно с ребятами. Это не привело ни к дружбе, ни к общению. Юра успел завести girl-friend, и расстаться с ней. Мои ребята, к сожалению (моему), не по этой части. Он живет самостоятельно - отдельно, что очень огорчает Наташу.
Еще семья - из Санкт-Петербурга. Приехал вначале известный (не мне) диссидент Виктор, изгнанный из Союза в семидесятых. С ним-то первым я и познакомилась в бассейне. Лев Николаевич Толстой собственной персоной, как я представляю себе нашего великого патриарха. Сначала был абсолютно растерян, а ныне благодарен "нашему родному КГБ" за столь энергичный жест. Потом пригласил родню, как поручитель - по "паролю". И вот привалила целая куча народа из Питера, который я называю по-прежнему Ленинградом, чем их не радую. Итак, старшие - папа Вадим и мама Наташа - музыканты, преподают в частной школе. Следующее поколение - Андрей, программист, и Наташа - флорист. Это меня восхитило настолько, что составилось стихотворение.
Хочу флористом быть на свадьбе
И видеть радостные лица,
Где все добры к друг другу, ради
Счастливых. Фимиам клубится.
Хочу флористом на крестинах,
Где нету места злобным феям,
Где пьют здоровье, не хмелея.
Ах, пасторальная картина.
Хочу присутствовать при счастье,
Хоть, говорят, - однообразно,
Ах, удовольствие потрясно,
И лишь момент не замарать бы.
Хочу устать от впечатлений,
От смеха, света и улыбок -
Впечатать в мозг кусочки, тени,
Следы. И радости обрывок.
И память та, коль приключится
Беда какая, между делом,
В щель меж сознаньем и уделом
Потусторонним - просочится.
И дети - три мальчика. Наше общение протекало от случая к случаю все в том же бассейне, где мы и познакомились. Потом уже я увидела и Валю. Мать Андрея - Валя, очень милый человек, продолжает жить в Питере. Она медик в Военно-Морском госпитале. Сын кончил Нахимовское училище, как и Сергей Клепиков, наш здешний приятель, сейчас уже вернувшийся в Москву. Затем Андрей получил высшее образование, женился, родились двое, и двинулись сюда под крыло дяди. Здесь родился еще и Гоша. Дядя, как сообщила Валя, успел стать миллионером. Но - больная неполноценная дочь. Не нужны никому такие деньги - пусть только дети будут здоровы. А с Гошей мы подружились - он зовет меня Леной, так, как я ему назвалась. И Вадим насмешливо называет меня подружкой Гоши. Сейчас ему пять лет, как и нашему единственному внуку. Как-то я им подсунула почитать мои стихи, не надеясь на то, что они клюнут и из любопытства прочтут на Интернете, и посвящение младшей Наташе-флористу их удивило неожиданностью обнаружения каких-то талантов в обычной соседской тетке. Две недели нашего общения с Валей мне были по сердцу. Полагаю, что остальному семейству я надоела.
А вот еще одна русская семья - москвичи. Познакомилась я с Ириной, матерью двоих детей, когда она приходила в себя после развода - здесь - с мужем, ушедшим к молодой женщине и оказавшимся в финале не у дел С ним я не знакома, а с мамой ее Аллой встретилась все в том же месте - в бассейне. Как и я, родом она из глубин СССР. Алма-Ата - столица Казахстана, долго была ей домом. И сейчас она - давняя москвичка, получила грин-карту, живет на два дома. Муж не спешит воссоединиться с детьми, у него любимая работа. Он профессор-биолог, функционирующий пенсионер. Дочь Ирины, Аня кончила университет в Санта-Крузе, морской биолог. Родила дочь, возила показывать ее матери отца. У Ирины есть еще сын-школьник, которого стараются обучать в частных школах. Ему 15, интересуется политологией, музыкой. Интересно, какая может быть карьера у русского мальчика в политологии американского сообщества?
Они снабжают меня детективами, абсолютно не моей литературой в Москве. Зато здесь я познакомилась с Марининой, Устиновой и др.и выбрала себе в постоянное чтиво Донцову. Меня устраивает, что она не декларирует серьезность своей работы, не называет ее Творчеством. Мне нравятся ее правила игры, ее герои-маски, как в классической итальянской комедии, или греческой, или японской драматургии, проходящие вместе с собаками сквозь ее сериалы. Кстати, семья Ирины составила по московской привычке здесь большую библиотеку, и не только с детективным уклоном. Ирина - участник здешних ксп-шных встреч, знакома и поддерживает знакомство с многими из соответствующего круга. Собачники, собачка Рикки.
Еще семья - с Украины, еще - не знаю, откуда... знакомые постепенно появлялись - китайцы, индусы, корейцы, давние американцы - пожилые, молодые, дети... Хватит.
Не хочу "растекаться мыслею по древу", иду к концу моего рассказа. Время еще не прошло, не отстоялось, не продумалось.
Я слышу шорох легкий. Облетают
Деревья постепенно. Рядом две
Сикоморы стоят. И на одной свисают
Десятка полтора, впитавших лета цвет,
Пурпурных листьев. Близится к концу
Тот симметричный год, отметивший мой возраст
Какой-то круглой датой. И к лицу
Уж липнет паутина лет - глубоких борозд.
И магия числа обходит стороной
Сейчас живущих. Долгое явленье,
Почти преданье старины седой
Далекое увидит поколенье.
Увидит ли?..
Но долг перед родными - так, как я его понимаю, исполнен.
****
А следуя примеру великих, в конце привожу несколько стихотворений своего "лирического героя".