И побежали трудовые школьные годы. Аня училась сама по себе, Слава - ни шатко, ни валко. Дети требовали внимания. Никита учился в гимназическом классе у Нилыча, на расстоянии минут двадцати от дома. Мы часто с ним ходили пешком через лес, если погода позволяла. Иногда возвращались вместе с Лолой и Мишаней Николаевыми. Никите было трудно. Он безусловно не успевал за растущими требованиями школы, ему было неуютно в среде молодых волчат, как я называла его однокласников. Однажды я ему сказала, чтобы он никому не позволял называть себя идиотом. Для меня абсолютно запретным словом было "дурак". Что угодно, только не "дурак". Поэтому однажды я была сильно уязвлена, когда Саша в какой-то претензии ко мне утвеждал, что я назвала его этим словом. А Никите я сказала, чтоб он вступал в драку, если что. Дорога в школу была приятна - хороший лес, уточки на болоте, тропинки среди сосен, усыпанные хвоей, поиски грибов по возвращении из школы - все снимало школьные впечатления.
Во дворе нашего дома построили новую школу, и Кирилл начал учиться там. Однажды на родительском собрании его классная предложила мне перевести к ним Никиту.. Я высказала свои сомнения по поводу его возможностей, но она пояснила - пусть лучше учится в хорошем коллективе и рядом с братом. Для меня это предложение многое упрощало. Сейчас, по прошествию стольких лет, я удивляюсь, как меня хватало на четыре школы - три обычные и одна музыкальная. Да, дети продолжали заниматься гитарой в музыкальной школе на Абрамцевской улице. Надо сказать, что Кирилл, как в результате выяснилось, обладал замечательной музыкальной памятью. Он ухитрился завоевать любовь - не любовь, но очень сильную привязанность учителя, Владимира Николаевича Шатрова, несмотря на суровость того и резковатость. Никита же психологически не смог с ним заниматься, и мы попросили поменять преподавателя. Дальше пошло лучше. У него оказался в преподавателях молодой гитарист, Роман Михайлович Майборода, еще продолжавший учиться на более высоком уровне - в училище, м. б. Роман учил его еще и ритмически барабанить - он сам учился джазовому стилю. Второй инструмент - пианино, вел Апухтин Андрей Юрьевич. Какая подходящая фамилия для музыканта, человека искусства! Он предлагал подобрать подходящее по вкусу стихотворение и сочинить на него свою музыку. Я посоветовала Кирюшке одно из стихотворений Есенина и нарисовала ему мелодию в буквальном смысле этого слова. А уж он сумел из рисунка составить нотную запись. Андрей Юрьевич ее почистил, и Кирилл продемонстрировал мне результат. Я была удивлена до-нельзя.
Где еще, в какой школе можно было заниматься с преподавателем один на один? Это давало колоссальные преимущества - чувство ведущего и чувства ведомого звучали в унисон в потоке прекрасных звуков. Мне доставляло удовольствие видеть детей за музыкой. Вероятно, в глубине души я сохранила память о том, что мне когда-то было в этом несправедливо отказано.
Дети посещали хоровые занятия, и у Никиты оказался очень высокий голос, чуть ли не сопрано. Его ценили. А на сольфеджио был разбой - болтовня, верчение, гнусное поведение. Приходилось родителям сидеть на уроках и держать дисциплину. Учительница не справлялась, а мне было интересно - что-то абсолютно для меня новое. Как хорошо, что предметные учителя были мужчины! Такая редкость в школе. Обычно же я с другими ожидающими родителями ютилась в коридорчике, где подчас и сесть-то было не на что. Бедность и нищета обстановки и роскошь образования, и расточительная щедрость учителей. Пять лет занятий я вспоминаю, как дар судьбы среди все ухудшающегося существования.
Бесконечных ожиданий незатейливый сюжет
Межеумочных топтаний под дверями в кабинет.
А из дверей кабинета, как у входа в вечный рай,
Звуки понеслись квартета,
Заливалися квинтеты,
Зажеманились секстеты,
Засиропили септеты,
Хорохорились октеты -
Ах, сынок , играй, играй.
Пальцы ловкие гитары щиплют струны серебра -
Раскатилися кораллы, рассыпают кружева.
Вьет мелодия узоры.
Муза пламенем летит.
А под материнским взором
Сын взъерошенный сидит.
Все эти годы дети проводили лето в лагерях, но все сложнее становилось их устроить куда-нибудь. Пользовались помощью Марины\, чьи дети паслись в привилегированном лагере от 4 Главного Управления - места работы Толи, сашиного брата. А наши ехали на их место - от работы Марины. И так вертелись. Однажды Любаша - моя подруга с самых первых моих рабочих шагов, предложила отправить Аню в трудовой лагерь в Крым. Вот это была удача - в Крымских горах собирали фрукты в совхозе. За работу заплатили гривнами, на которые дети могли купить и привезти в голодную Москву фрукты. А там ели персики с дерева, выбирая и привередничая. Посетили и Бахчисарай, судя по рассказам, несколько почищенный и подреставрированный. Мы же получили целый ящик фруктов, толково уложенных и прекрасно доехавших. Но и исчезнувших в мгновение ока. Слава, став на год постарше, тоже прошел через этот же лагерь. А младшие съездили в трудовой лагерь в Подмосковье от школы, и Слава, уже студент, к ним присоединился. Командовал ими школьный физрук, живший в нашем подъезде. Работали по три часа, с самого раннего утра, потом по-лагерному распорядку развлекались. Как и мы в колхозах-совхозах, они что-то копали, что-то собирали и заработали деньги, кто сколько смог. Как я была довольна, не описать! Так это было правильно - самостоятельная реальная работа, свои заработанные деньги. Никита оказался среди первых, и купил мне в подарок хрустальную литую вазу на каком-то рынке, выбирали вместе. Я была очень взволнована - сын заработал и подарил с первой получки. Потом это не повторялось.
В учебное время я старалась затолкать детей в какой-нибудь кружок, или группу в Доме Творчества. Так Слава попал в туристическую секцию, благодаря чему уже в ноябре на осенние каникулы задешево ездил в Крым по стандартному маршруту - боевой и трудовой славы. Маршрут его имени. Там они купались а ноябрьском море - холодно, но и здорово. По его рассказам я вспоминала свою давнюю поездку в те же края - пещеры, горы, море. Ребята учили английский, Кирилл продолжал танцевать, но потом само как-то отпало.
Постепенно подошел выпускной год - Аня кончала школу. Надо было собрать деньги на выпускной вечер, наряды и прочее. Деньги собирали чуть не с сентября, чтоб у родителей хватило сил. Аня разрезала мое французское платье синей тафты, в котором я в прошлой жизни танцевала однажды с молодым профессионалом, родственником моих студенческих друзей - память на всю жизнь. В результате явилась юбка, к которой она добавила пиджачок из алжирской блестящей материи, тоже собственных рук дело. В ее руках оказались живучи уроки труда - с тех пор она много и с удовольствием шила-пошивала всякие вещички, и мне перепало. Последний звонок, маленький спектакль школьников и на память снятый нашим папой видеофильм, который потом пользовался успехом и неоднократно копировался для желающих. Камера поработала - не зря купили ее, как слезли в аэропорту, возвращаясь из Алжира. Сдав экзамены на все пятерки и имея такие же оценки в году, Аня не получила никакой медали - оказывается, в первый год ее поступления в спецшколу, она поимела трешки на уроках - даже не в четверти. Я погоревала, и до сих пор горюю. Характер плохой. На выпускном сочинении она писала по Булгакову, повторяя свое, когда-то удачно сделанное. Слава его скопировал, заучив наизусть, на своих выпускных. Беспроигрышный выбор. Выпуск Славы был организован так же - собирали деньги, переводили в доллары, клали в сберкассу - многоопытный родители. Я была "чисто на подхвате".
Аня, как и большинство учившихся в ее классе, поступала в Московский Горный Университет, который шефствовал над ее спецшколой. Экзамены на аттестат зрелости становились и приемными в университет. К этому времени уже все практически институты Москвы стали университетами, а наш с Сашей Нефтяной стал Академией. Так и хочется сказать - Акадэмией. Университеты соревновались - кто круче. Вместе с Аней поступило еще пол-класса, благо, что математик у них оказался великолепный. Москвичи, конечно, знают, где расположены многие университеты. Анин Горный располагался на месте Горной Академии, старинное здание, историю которого они даже проходили на занятиях. Интересно, что у них был предмет культурология, который отсутствовал в наше время. Возникновение этого предмета в московских ВУЗах, как будто, связано с именем сашиного преподавателя физики в школе, а потом и в Нефтяном институте, Университете, Академии - Лель Константинович Белопухов, который старался дать своим воспитанникам не только знание физики, но и начатки культуры и даже морали.
Через год кончил школу и Слава. Целый год он занимался английским на курсах при МИДе, или что-то в этом роде. Тогда таких много расплодилось в Москве. Это здорово помогло ему при поступлении в СТАНКИН, как по старинке назывался его университет. Отцы институтские разумно не хотели менять имя, известное в Москве, на что-то другое, более современно звучащее. Специальность его называлась "мехатроника" по созвучию с электроникой, и была, казалось, очень перспективной. Обещали и обучение за рубежом, и, как стало известно впоследствии, не обманули.
СОСЕДИ
Ах, соседи, вы мои соседи, дорогие мои друзья!
Очень скоро после нашего переселения на алтуфьевский адрес, мы начали знакомиться с нашими соседями по площадке - естественно. Самой ближайшей нашей соседкой оказалась жительница однокомнатной уютной квартирки Антонина Николаевна. Очень милый человек, она регулярно радовала маму чудными цветами, выращенными ею на даче, находящейся, в общем-то, неподалеку в этих краях. Великолепные ирисы, крепкие тюльпаны, а подчас кабачок или что-нибудь еще с ее огорода. После смерти мамы подношения продолжались уже в наш семейный адрес - цветы, пучки сельдерея, какие-то фрукты. Мы выступали ответно с тортиками, печеньем или конфетами к чаю, неадекватно, ежели честно.
Я очень ценю домашнее производство. Кстати говоря, сашина бабушка научила его готовить очень вкусное маленькое бэзе, а в Алжире он научился печь творожный торт. По субботам и воскресеньям баловал нас блинами, делились тем, что умели.
Антонина Николаевна в прошлой допенсионной жизни командовала каким-то отделом, что чувствовалось в ее умении быть сдержанной и тактичной, хотя, впрочем, это могло быть ее личной чертой характера, а не благоприобретением из уроков жизни. Ребятам я говорила, что т.к. у нас теперь, после смерти моей мамы не стало бабушки, Антонина Николаевна становится ею. Мысль эта впечатлила не только моих, но и саму "бабушку", хотя у нее и был собственный внук. За двадцать теперь с лишком лет нашего знакомства и жизни бок о бок, мы действительно породнились с ней , ныне уже очень пожилой и болезненной, но сохраняющей ясность мысли и разумный подход к жизни. Всегда, пока были силы, работала на даче, обвязывала все семейство и друзей, делала фруктово-овощные заготовки, как было принято в еще не так уж и далеком нашем прошлом. Я не занималась этим никогда, и потому была так благодарна за все маленькие ее подношения. Сейчас, когда силы ее уже ушли, моя Аня иногда заходит по соседству выпить вместе чаю с небольшим подношением, иногда спрашивает, не надо ли что купить, и даже говорит, что чувствует какой-то неоплаченный долг по отношению к ней. А ее сын иногда звонит к нам, проверить, все ли в порядке с матерью, или с квартирой а ее отсутствие. У нас лежит ключ. Ужасное старческое одиночество, космическое, несмотря на хорошую родню, огромный город за окном, одиночество в сознании приближающегося конца.
Еще одна квартира через лестничную площадку. Здесь живет Аркадий Михайлович с женой Олей, сыном Вадиком и тещей Елизаветой Степановной. Вот о ней я и хочу сказать несколько слов. Тоже очень пожилой человек, как и Антонина Николаевна, и со своими многочисленными болезнями, тоже неназойливо внимательна к нам с ее небольшими подарочками из сада-огорода. Однажды она потрясла меня своей нежданной щедростью. У нас, как я говорила, в самом начале школьной жизни младших были проблемы с инструментом, отчего нам пришлось искать выход, поступив в музыкальную школу на обучение игре на гитаре, а не столь дорогостоющем инструменте, как пианино. После нескольких спокойных лет обнаружилось, что и эта школа требует наличия второго инструмента. Зная, что у некоторых наших знакомых и родни были в наличии так нам необходимые фоно, я опросила всех и мимо - кто продал, кто надеется на внуков, кто что. Не ожидая ничего, я двинулась к соседям, зная, что Оля когда-то училась музыке, и попросила разрешения заниматься у них время от времени, пока мы не найдем выход из положения. Я понимала, какое это будет невероятное везение, если они согласятся на такое значительное неудобство, но... Елизавета Степановна согласилась, а через каплю времени вызвала меня к себе и объявила, что отдает его нам - отдает! Пианино у нас до сих пор, мы его настраивали неоднократно. Никогда не думала, что у нас возникнут такие достойные потребности - настройка пианино и появится свой настройщик. Теперь я играю на нем свои фантазии, не смущаясь незнанием нот, просто в полете.
В какой-то мой приезд дочь меня не встретила в аэропорту, и пару- тройку часов я провела в их семье у постели лежачей Елизаветы Степановны, такой же радушной, как и тогда, но уже тяжелой больной. Годы, годы, что вы делаете с людьми!
И еще одна семья напротив в трехкомнатной квартире с двумя дочерьми Оксаной и Олесей. Старшая скоро вышла замуж, родился сын Андрей. Всегда была собачка. Отравили моего кота - я даже не могу быть в претензии. Кот повадился у них метить подстилку. Умирал, шелапут и бедолага, в мучениях, рыжий котяра, любимец мальчиков.
И другие, иные, сроднившиеся за годы - соседи снизу, терпевшие наши заливы, сверху, заливавшие нас, семьи однокласников и дворовых друзей, учителя и воспитатели, врачи и медсестры детской поликлиники, продавцы в магазинах - мир, создавшийся вокруг нас и создающий наш мир, формирующий наш климат и душевный настрой.
С кошкой я по-русски говорю,
И с китайским деткой говорю по-русски, -
Слушают с вниманьем звуковые закорю-
Чки, что речью чуждою несутся.
Эта речь естественно лилась
В болтовне соседской и семейной.
Мелодичных нот незыблемая власть
Незаметна в суете житейной.
Радикальных потрясений переплет
Исказил пространство измерений,
Изменил мелодику произношенья нот
Речевых - соседей по вселенной.
Где же те, которых сохраню
В памяти, разборчивой затейно?
Кто откроет дверь, - я у порога позвоню,
Ожидая встречи с нетерпеньем?
Нет иных, другие далеко.
Нет меня, отсутствую, исчезла.
Ах, соседи, времечко сквозь пальцы утекло, -
В памяти торчит, как штырь железный.
ПУТЕШЕСТВИЯ
Я свалила в кучу все наши поездки времен Алтуфьева, без разбора по датам и режимам.
С удовольствием вспоминаю нашу с Аней поездку зимой на лошадях в Башкирии. На работе в Управлении Делами ЦК была одна очень милая женщина Нина Власова, увлекавшаяся поездками на лошадях в разных уголках нашей необъятной страны и убедительно рассказывавшая о прелестях этого отдыха. Башкирия была выбрана потому, что когда-то Илья Мархасин, брат моего отчима, живший в Уфе, очень хвалил и приглашал приехать провести поход летом на плотах по реке Белой, но при его жизни не случилось. Однако мы двинулись в поход зимой на школьные каникулы вместе с моей подругой Ритой, которая прихватила свою дочку Лену. В Уфе нас четверых принимала семья младших Мархасиных - вдова рано ушедшего Вити, сына Ильи, и ее две дочери Полинка и Маша.
После недалекого выезда на поезде вглубь Башкирии пересели на сани. Наблюдали дивную горно-лесную природу, сидя в классических дровнях. Аня была на руле, а я поссажиром. В упряжке Риты была та же разблюдовка. Наша лошадка звалась Шайтаном, но, в общем-то, никак не проявляла свой дьявольский характер. А у Соловьевых была Пионерка, и я не раз шутила по этому поводу. Народные шутки были оригинальнее - однажды кто-то, дождавшись, когда заснет инструктор, затащил лошадь в дом и разбудил несчастную жертву. Тот спросонья был забавен и ругался идиотами. Заснул сразу.
Пока Аня держалась за вожжи, я, развалясь в дровнях и глядя в небо, пела на морозе русские народные песни - "Перевоз Дуня дер-жа-ла" и прочие студенческие. Ах, как это было прекрасно! Инструктор позволял кататься на распряженных лошадях. У меня это получилось настолько лихо, что он даже испугался и орал - держи крепче, крепче! Я и держала крепче - мою падающую с головы шапку. Все кончилось благополучно, не считая руготни инструктора. А шапка моя была сработана моими неуклюжими руками из чудно выделанной Борей шкурки барашка, белой и длинноволокнистой.
Запрягали лошадей самостоятельно, инструктор только проверял чистоту исполнения. Нельзя было сразу поить лошадей после дороги, кормить их хлебом и сахаром. Распряженные, они иногда валялись в снегу. Все для нас, горожан, было ново. Временами мороз был очень силен, но мы всегда успевали во-время придти в приют - бревенчатый основательный дом, которого хватало на всю партию. Однажды встретили группу, не столь успешную, были обмороженные.
На новый год у нас был пельменный пир - перед началом похода, только приехав в какой-то глубинный городок для сбора, мы под командой одной комсомольской богини здешнего масштаба лепили всей бригадой пельмешки - по всем правилам - с разным мясом, со снежком и какими-то специями. Не все так прекрасно - кто-то ухитрился вывалить ведро, снятое с костра, в снег. Ничего, тоже обошлось без лишнего крика. И пели песни. Я так орала, что сорвала голос и потом только шептала. Рита вела дневник приключений - сохранился ли он?
Прошло сто лет. Минутные друзья
Тропы туристов, промелькнув, исчезли.
В сверкании снегов плывет Башкирия,
В молчании лесов, свободе от болезней.
Снега... снега... И караван саней,
Пар от лошажьих спин, отчетливый под солнцем.
Костер дымит. И от походных щей
Носы воротят только инородцы.
И тишина... Сквозь паутину лет
Лишь скрип саней, да голос чей-то слабый
Ведет мелодию.
Охрипшей старой бабы
Неяственны слова.
И слушателей нет...
Вслед за нами в Башкирию поехали Слава с папой, но летом. Их повозки назывались шикарно - экипажи. Туда же двинулись, соблазненные нашими с Ритой восторгами, еще две наши сотрудницы с сыновьями. Для Славы и папы эта добавка не стала приятным событием. Саша предпочел бы отсутствие всяческих знакомых, а Слава при папе был вынужден считаться с чужими для него и неинтересными мальчишками. Но, тем не менее, впечатлений они набрались, и основным оказался сбор огромного количества малины. О красотах не распространялись.
А в Болгарию мы с Анякой ездили уже в другой компании - наша организация за доллары приобрела путевки на Солнечный Берег, и сотрудники могли ехать целыми семьями. Ритуля почему-то не решилась, а я почему-то не двинулась всей семьей. Так мы и очутились вдвоем с Аней у моря. Я ходила там в сшитой и вышитой мамой юбке из ткани для наперников. Мама сделала мережку квадратиками и огорчалась, что квадратики получались неправильные. Я ее утешала, говоря, что сразу видна ручная работа, что и ценно. Кстати, я не лукавила - мне действительно так нравилось. И вот теперь юбка мне пригодилась. Я была в ней необыкновенно шикарна. Из остатка ткани мама сделала мне топ, тоже с мережкой. Сохранились чудные снимки-воспоминания об этой счастливой десятидневке. Я плавала вечерами голышом, а Аня сторожила вещички - не рисковала повторять мои подвиги. Кто-то загорал топ-лесс, даже видели пожилых дам немецкого происхождения - "божьих одуванчиков", в таком виде. Немцев там было много - дешево и хорошо. И мы - советские - там с удовольствием распустились, следуя раскованному западу.
Запомнились зонтики на соседнем пляже, покрытые соломой - шик. Я тоже хочу такой, только некуда поставить, да и неизвестно, где взять. Вместо зонтиков из соломы мы с Анякой везли домой колючки - те самые "мамины колючки", вкладыши в жвачки, крышки от неизвестных бутылок и впечатления от прогулок, поездки в древний городок, купаний и свободной от кухни жизни. А еще два браслета и носки. Денег на дорогу нам дали мало, и по совету опытных коллег, из дома мы взяли банки с растворимым кофе в качестве обменной валюты. Его с удовольствием покупали местные. И еще несколько десяток, которые котировались на здешнем черном рынке. На эти деньги мы купили для Ани красные туфли и носки для всей семьи. По советской манере, которая распространилась и на Болгарию, нам не хотели давать столько носков "в одни руки". Но у нас были дополнительные - Анины руки, и нам, ворча, продали нужное количество. "Курица - не птица, Болгария - не заграница". Право слово! А браслеты образовались так. Один мы нашли на пляже - кто-то купался, и смыло с руки. А второй купили на все оставшиеся монетки в одном магазинчике, который и нашли в самый последний день. Да и вообще, по магазинам мы и не шлялись - не до того нам было.
Сияющий в песке на берегу
Меж мусора и крабьей чехарды
Лежит браслет. Рукою отгребу
Песок тот в сторону. Наследия Орды
Узор хранит серебряный браслет,
Потерянный красоткою в волнах.
В волнах морских? Житейских? Дай ответ,
Песок забвения, хранящий жизни прах.
В награду за успешное поступление в Горный - МГУ, как ни забавно, - мы поехали с Аней в Израиль. Получили приглашение от Марты, жены брата, которая для простоты назвалась моей сестрой. Основное впечатление от их города Верхнего Назарета - вписан в окружающие горы, как часть, или продолжение этих розовых гор.
Звонок от брата. Назарет.
Он розов на горе скалистой.
Прохладный ветер, опустившись
На город с гор, былой обет
И ныне честно исполняет.
Проход веков не изменяет
Былого статус. И покой,
Столь странный в мире озверелом,
Нисходит в душу. И звездой
Опять наполнен вечер целый
Вечерами на прогулках с Мартой по остывающему от жара городу слушали неподалеку, как кто-то играл на аккордеоне и пел "Вечер на рейде". Нам с Аней купили заранее тур, на мой взгляд, самый интересный из возможных. Экскурсия называлась - Иерусалим - город трех религий. Показали все, что можно впихнуть в один день. Помню несколько точек - могила Богоматери с ее вишневой гробницей; Мемориал погибшим детям с мирриадами отразившихся свечек от одной центральной; место, где лежал Христос после снятия с креста, и куда мы положили для освящения крестики, купленные заранее, удивительно гладкое и шелковистое на ощупь; лестница к огромной златокупольной мечети, где мы с Аней фотографировались на ступенях, и где нас заставили вместе со всеми одеться прилично месту - в зеленые блузы и юбки, независимо от пола пришедшего, но вход женщинам внутрь закрыт; Стена плача, где молились странно одетые мужчины, в странных шляпах, со странными прическами - хасиды, и где было не протолкнуться к самой стене, но мы все-таки сумели, записав желания на маленьком огрызке бумаги, впихнуть его в щелку между камней; Иордан - светло-зеленый и полноводный, - его мы долго снимали на видеокамеру, а он все бежал и бежал, и неожиданно мелькнула мысль - если креститься, то только здесь, ведь некоторые предполагали, что здесь и находился Эдем. После экскурсии едва сумели добраться до дому - транспорт не ходил ( то ли суббота, то ли еще что - пришлось брать такси, которые редко, но пробегали мимо). Хасиды диктовали условия игры - жизнь и законы Израиля, но рядовой еврей с оглядкой, но все-таки вел себя по привычке, создавшейся до переезда на историческую родину. Поразило меня количество, скажем так, нездорово выглядящих молодых людей, одетых в черно-белые одежды.
Посетили огромное Генисаретское пресноводное озеро, его даже называют морем, где далеко были видны Голанские высоты, действительно, очень удобный плацдарм, и где замечательно купались и развлекались в ближнем водном парке, скатываясь с горок и проч. Вокруг него в далекие времена, наверное, очень недурно было бы сходить в турпоход - паломником к одной из подходящих по вкусу разнообразных святынь. Марта нас свела в храм Благовещенья в Назарете, где маленькому Ионатану, моему внучатному племяннику, дали кусочек хлебца, чтобы тот причастился, и где по стенам находятся изображения богоматери с младенцем художников из разных частей света (он состоит под эгидой ЮНЕСКО). С Олей, племянницей, съездили в Хайфу, где она училась, работала и потом защитила диссертацию по микробиологии. От нее Аня получила несколько очень симпатичных вещичек в подарок, что было нам приятно. С братом ездили по местам боевой и трудовой славы. Да, у них тоже такое имеется, но под другим наименованием.
Дело было в августе, стояла сильная жара, но по вечерам становилось прохладно, и приходилось надевать что-то для утепления, если намечалась небольшая прогулка по городку. Марта нас вкусно кормила, покупали фрукты, я первый раз попробовала манго с мороженым - божественно! Кулинария с пирожками, творогом с травами и оливками. Марта на отъезд дала нам муку-крупку(?) из кокосов, мы купили коньяк для Саши - очень неплохой и дешевый и отправились по домам - начиналась студенческая жизнь для нашей Аняки.
А следующее путешествие Аня со Славой совершили самостоятельно, без нашей опеки. Аня выбрала место, купила тур на двоих, и на зимние студенческие каникулы они двинулись в Египет, в Хургаду. Гостиница была новая, в сине-белых тонах на берегу Красного моря. Песчаный пляж добавил ракушек в нашу коллекцию. Теплое море, но жары не было, даже прохладно временами. По совету бывалых студентов, они, не покупая тур, двинулись самостоятельно на рейсовом автобусе в Каир, оттуда на такси на пирамиды. Сфинкс позировал вместе с Аней на очень удачной фотографии, что хранится дома. На пирамидах они оказались раньше основной туристической массы, и наблюдали издалека, как эта масса заливает окрестности. Посетили и знаменитый Каирский музей с Тутанхамоном и его маской. А путешествие в Луксор входило в программу всего тура. Все дальние перемещения в Египте происходили под охраной автоматчиков - припомнишь Алжир с его фундаменталистами. Добавила счастья поездка на яхте по морю. Пассажиров было мало - еще одна египетская семья с детьми. Ныряли с маской. Тем было холодновато.
Я наслаждалась вместе с ними. Они были представителями нашей семьи в Египте, и я побывала там с ними. Воображаемо (несколько все-таки, увы). Специально для меня Аняка купила перламутровую устрицу - такой у нас еще не было.
Для полноты картины помяну мою поездку в Канаду.
Сашин друг и свидетель на нашей свадьбе Юра Красавин уехал с семьей в Канаду, оставив в Москве свою собаку шелти до лучших времен. Обзаведясь домом, он решил доставить собаку по назначению и предложил это сделать мне, соблазняя, аки змий Еву.
Собака не доставила особых хлопот, кроме, как Канаде требовалась особая клетка. Родня бегала, дымясь, но в нужный день все было готово. Это был мой первый самостоятельный выезд за бугор. Собаке дали легкое снотворное, она проспала, как ангел, и только на земле запросила пить. С водой помогли служащие справочного бюро, к которым я обратилась в Монреале, не увидев встречающих. Оказалось, что все дороги перекрыты, т.к. в этот день Канада голосовала за и против самоопределения Квебека - французского оплота в англоязычной Канаде. Через какое-то время появились встречавшие, добиравшиеся обходными путями. Затем, в обществе жены Юры Тани мы перелетели в Альберту, где они купили дом.
Таня бралась за любую работу, чтоб поддержать семью, и в тот раз работала поварихой в Бинго-баре - у нее была хорошая подготовка в Москве, когда она предложила кормить всю лабораторию, в которой она числилась, домашними обедами. Это был регулярный заработок, в отличие от инженерного, и отличная практика, как оказалось. Через недолгое время она пригодилась и на вполне респектабельной, по московским меркам, работе, куда ее взяли, т.к. у ней имелся действующий испанский язык, необходимый в тот момент в компании Юры.
У меня было время самостоятельно погулять по окрестностям пешком - ноябрь, далеко не погуляешь, поехать по магазинам и необходимым в быту местам с Таней, погулять по задворкам с собакой. Такой подход воспринималось мной обыденно - я знакомилась с иным миром, и все было интересно - снимала на видео-камеру дома вдоль улицы, где они жили, (записался мелодичный звон трубочек-колокольчиков на холодном ноябрьском ветру), внутри дома. Сопровождала Таню в медучре - тоже жизнь другая в мелочах, повидала ее место работы, ходили в магазин секонд-хэнд. Там она, стесняясь, что ее могут увидеть, запихала покупки в заготовленные заранее сумки, прикрывающие фирменные магазинные пакеты, а я накупила футболок и мягких игрушек для детей (Кириллу печальныую обезьянку, Никите лосенка с кожанными пяточками и пятипалыми рожками, Славе белого тигренка, Аняке красного бесенка с черными рожками).
Показали мне поразившее в то время крытое пространство - магазины, фирмы, улицы, кинотеатры, кафе, игровые комплексы - все под одной крышей, не выходя из-под которой можно было провести весь день, занимаясь делами, спортом, развлекаясь и перекусывая время от времени и все без дождя, снега, жары или холода. Говорили, что это изобретение и дело рук и денег какого-то армянина. Я в тот момент почувствовала неожиданную гордость - как-никак, мой брат стал почти армянином в Ереване, внучатныий племянник, его внук - наполовину армянин, и другая родня армянская имеется.
Показали озеро Луизы в горах, где был построен огромный гостиничный комплекс, прекрасно вписавшийся, на мой взгляд, в окрестные леса и горы - курортное место. Город неподалеку назывался Банф. Озеро еще не замерзло, но уже нахохлилось под холодным ветром. Я пыталась снимать, но не очень надеялась на удачу - было темновато, но, как солдатик на часах, я исполняла службу, стараясь доставить побольше впечатлений моим москвичам, отпустившим надолго на свободу. Потом Слава ездил туда на конференцию, организованную его компанией из Америки, и я вспоминала с ним мои впечатления. Ух, как я прыгаю во времени!
Возвращалась через Торонто в Монреаль - с пересадками дешевле (тоже открытие малого масштаба). Всю дорогу с удовольствием проболтала с попутчиком до Торонто - практиковала язык, и была возмущена, когда, в качестве приязни, он потрепал меня по щеке - жест недопустимый, с моей точки зрения, и обыденный в тех краях. Он не понял моего резкого отдергивания и м.б. принял за псишу.
Так я добралась до Монреаля и провела там пару-тройку дней в обществе Хавкиных, еще одной дружественной семьи, обосновавшейся в Канаде. Основным доводом их отъезда было спасение сыновей от армии. Я все еще не понимала силу этого мотива.
Их дом был отделан деревянной дранкой, что показалось мне очень красивым, и, удивительно, было повторено в декоре дома, купленного нами через сколько-то лет в Сан-Хозе. Дети учились в университете и в школе, народ был очень способный. Хавкины показали мне Монреаль и недалекую Оттаву и сожалели, что я провела так много времени в Калгари, где, хоть и были недавно Олимпийские игры, но особенно и посмотреть нечего. Я соглашалась. Калгари не показался мне городом в нашем понимании - какой-то огромный благоустроенный поселок "городского типа".
Футболки и игрушки были приняты с удовольствием и долго работали в детском хозяйстве. Игрушки живы до сих пор и переполняют Анины шкафы.