Вечным жестом отчаяния и покорности, я обхватил голову руками. Всё кончено. Мы разбиты, побеждены славянскими недочеловеками. Орудие перекосило от снаряда, взорвавшегося рядом.
Моего друга Манфреда убило осколком, его тело лежит неподалёку. Трудно осознать, что это
мертвое тело в серой униформе, мой друг с которым мы прошли всю жизнь. Как нам с ним было
весело. Я знал его с детства, мы вместе хулиганили, пьянствовали, снимали девчонок. Не могу
принять факт его смерти. Вспоминается тот бар в Париже, в котором мы праздновали захват
Франции. Пиво было просто прекрасное, душу грело чувство превосходства над французишками,
над всеми не немцами, чувство победителя, сильного, сверхчеловека. Манфред тогда еще так
потешно приставал к смазливой француженке, официанточке. Ей это не нравилось, но нам было
абсолютно всё равно. Перед нами с огромной скоростью, праздничной скатертью расстилалась
Европа, в ожидании хозяев, которые сядут за эту скатерть и начнут пировать. И этими хозяевами
были мы. Приятно осознавать, что ты выше всех по праву рождения, по праву крови, ты,
сверхчеловек, властелин мира, а все не арийцы - рабы, которых надлежит плеткой, привести к покорности, напомнить им о их месте в жизни. Как же теперь трудно поверить в то, что русский кирзовый сапог топчет сейчас святую германскую землю. Всего в нескольких километрах от этого
поля, на котором мы потерпели поражение, находится Берлин. Сердце моей Родины. Сердце кровоточащее, превращенное бомбёжками в руины, умирающее от голода. Еще совсем недавно,
мы, высшая раса, приговорили славян к уничтожению, как низших существ, которые не имеют
права жить, а теперь они убивают наших сестёр и матерей, так же как мы убивали их родных.
Как это случилось, как мог быть побеждён сверхчеловек. Только сейчас во мне появились
неуверенные мысли, а чем мы были на столько выше их? Точно также как и у них, наша жизнь
проходила по накатанным столетиями рельсам. Они, так же как и мы учились, работали, женились, влюблялись и дрались, пьянствовали и гуляли. Все мы мало чем отличаемся от животных, они
следуют своему инстинкту - мы инстинкту и обычаю. Война показала, что мы не сильнее и не
умнее других. Возможно для того чтобы иметь право называться сверхчеловеком нужно что-то
большее, чем просто родиться немцем, надо преодолеть себя и действительно стать умнее и
сильнее. Но для этого надо иметь сильную волю чтобы настойчиво трудиться, перекраивая себя
по новой мерке, мерке сверхчеловека, полубога, а на это мало кто из нас был способен, во всяком случае не мы с Манфредом. Нам куда проще было с радостной улыбкой фотографироваться на фоне повешенных и отсылать домой, как видимое доказательство нашего превосходства, мол, посмотрите
на нас, сверхлюдей. И вся Германия смотрела и радостно аплодировала героям, а теперь оказалось, что мы такое же говно как и остальные нации, мы всего лишь люди. И как люди мы редко думаем, зато постоянно чувствуем. Мы чувствовали себя высшими, но не были ими, а все, кто пытался, призвать
к нашему разуму давно молчат, придавленные землёй. Но мы не монстры, любой другой народ мог сделать тоже самое, ведь любому говну приятно почувствовать себя золотом.
Я услышал шаги и увидел направленное мне в лицо дуло автомата.