В ожидании посадки мы зашли в маленькое кафе. Я заказал пятьдесят грамм Курвуазье, эклер и кофе, протянул парню за стойкой карточку. Бармен долго возился с моей Визой, ругаясь под нос, потом все-таки протянул мне чек на подпись и крикнул напарнику, переливающему коньяк мензуркой: "не хочет принимать, больше карточки не берем". Я отнес бокал и пирожное на столик, вернулся за кофе. Шурик как раз подхватил чай и бутерброд.
Я привалился к пластиковой изгороди, опоясывающей заведение.
- И за эту дрянь ты расплатился валютой? - я указал подбородком на болтающийся в кипятке пакетик "Липтон". - Выпил бы коньяку, меньше бы боялся.
- Не хочу я твой коньяк, - поморщился непьющий Шурик.
- Это смешно, - не унимался я, - ты летаешь по два раза в год по всему миру. Прошлым летом ты дольше десяти часов тащился на Кубу. Китай для тебя что дом родной. Ты не можешь бояться летать. Согласись.
Шурик приник к своему "Липтону", демонстрируя, как ему неприятна эта тема. Кафе постепенно заполнялось народом. За соседний столик бухнулась пышная дама, рядом с ней играли в салки дородные детишки, мальчик и девочка. От их возни хилый пластмассовый стол содрогался, пока не опасно. Отец семейства, изможденный мужчина за сорок, вел долгие переговоры с барменом, перечисляя блюдо за блюдом.
- А ты разве не боишься? - спросил Шурик.
- Во-первых, не боюсь. Во-вторых, я не в счет - всего-то в третий раз лечу и еще не привык.
- В пятый, - поправил меня дотошный Шурик. - Ты летал туда-обратно в Париж, в прошлом году ты со мной летал в Тунис, сейчас твой пятый полет. Кроме того, ты летал на юг с мамой в детстве.
- С мамой не считается - давно было. Но все это не имеет значения, я ведь летать не боюсь. Высоты боюсь, не скрою. А летать не боюсь. Такой вот парадокс.
- Это разные фобии, - с видом знатока изрек Шурик, - когда ты с моста пялишься на автостраду, живо представляешь себе, как навернешься на мокрый асфальт внизу, - я вздрогнул, живо представив себе эту картину, - а когда ты глазеешь на облака или даже на речку в иллюминатор, тебе все эти красоты не кажутся реальными. Твое подсознание думает, будто ты телевизор смотришь, и спит спокойно.
Детки все-таки перевернули столик, к счастью пока пустой. Мамаша разоралась без особого, впрочем, энтузиазма, с трудом возвращая невесомый стол в законное положение. Муж и отец как раз притащил поднос, заваленный сэндвичами и бутылками с колой, и теперь обреченно смотрел на бушующее семейство. По другую сторону от нас уселся с бокалом белого вина смуглый кудрявый мужчина в дорогом костюме. Спину сосед держал неестественно прямо, будто бы подозревал, что за ним подглядывает строгая учительница с линейкой. Я сразу решил, что это иностранец. Я вообще люблю угадывать, окружают ли меня соотечественники. Если я пойму, чем иностранцы на вид от нас отличаются, то может быть смогу и сам притвориться европейцем. В Париже, например, одногруппники меня почему-то приняли за англичанина и здорово позабавили, пытаясь общаться со мной на ломаном инглише.
- Почему же твое сознание...
- Подсознание, - поправил меня Шурик.
- Подсознание, - согласился я, - не хочет спать и мучает дурацкими страхами?
- Почему же дурацкими? - возмутился Шурик, - как телевизор ни включишь, только и слышишь, что где-нибудь кто-нибудь разбился. Вчера, кстати, тоже что-то такое сообщали.
- Тебе не хватает здорового фатализма. Живы будем, не помрем, кому суждено повеситься, тот не утонет и так далее.
- Фатализма мне хватает. Судьба ясно и доходчиво объявляет мне черную полосу. Суди сам: позавчера меня бросила Аленка, вчера на тренировке я ушиб ногу, такси утром ждали полчаса, заказное, обрати внимание. Все одно к одному.
- Аленка твоя - дура и дрянь. Сам говорил, что не чаешь как от нее избавиться. Нога уже прошла небось...
- И вовсе не прошла, - упрямо вклинился Шурик.
- На солнце погреешь, в Красном море искупаешь - пройдет как миленькая, - я не дал сбить себя с мысли. - Таксист домчал нас с ветерком по пустой Москве, и близко не опоздали. Так что черную полосу ты из пальца высосал.
Смуглый тип попивал кофе, манерно отставив мизинец. Беспокойное семейство временно затихло, поглощая закупленные припасы - назвать всю эту снедь легким перекусом у меня бы язык не повернулся.
Шурик тем временем оседлал любимого конька - мой друг обожает поругать бывших подруг. Справедливости ради должен признать, что с женщинами ему действительно не везло. Хотя та же справедливость требует заметить, что выслушать противоположенную сторону мне не пришлось ни разу.
- Представь себе, - начал Шурик печальный рассказ, - моя ненаглядная вернулась к своему пролетарию.
- Тому, кто ей фонарь подвесил?
- Вот именно, - Шурик горестно вздохнул.
- А ты не пробовал ей мягко намекнуть, что синяк под глазом женщину не красит? Бриллианты в ушах красят, платье вечернее с откровенным декольте очень даже красит. А фингал - наоборот, разрушает ее привлекательный образ.
- Перебьется без брюликов. Не заслужила.
- И теперь уже не заслужит, - поддакнул я. Пока Шурик пеняет на женское несовершенство, он хотя бы полета не боится.
- Еще бы, от ее старого хахаля ей светит разве что истерика, плавно переходящая в драку.
- Она как-то объяснила, почему уходит?
- Сказала, что в наших отношениях ей не хватает романтики.
- А тебе кажется, романтики хватало?
- Ну не знаю. В кино я Алену водил пять раз, в театр два раза, причем один раз на "Нотр дам", сидели мы во втором ряду, представляешь, сколько билеты стоили? А про рестораны я и не говорю, в "Красном Шанхае" мы как родные стали, официанты нам разве что не аплодируют.
- Вот что значит банковский служащий: учет и контроль на каждом шагу. Уважаю.
Мы помолчали.
Смуглый джентльмен проставил чашку на стол, после этого вдруг обвел кафе взглядом с выражением такой грусти, что я живо себе представил, как он, горестно вздохнув, с разбегу выпрыгивает в окно в облаке стеклянной крошки, провожаемый отчаянными воплями очевидцев. Я тряхнул головой, отгоняя дурацкое видение. С другой стороны раздался тот самый отчаянный вопль, что мне померещился секунду назад. Суетливые детишки умудрились вновь опрокинуть столик, на этот раз со всей горкой еды и напитков. Кола, в частности, пролилась на юбку мамаши, женщина вскочила и, извергая проклятия на свое дурное потомство и весь род человеческий, умчалась отмываться. Отец укоризненно взглянул на отпрысков, прошипел что-то неразборчиво, дети принялись подбирать еду с пола, а мужчина направился почему-то к нам. Оглядываясь на вход в кафе, он прошептал мне:
- Друг, выручай! Пока ее нет! Выручай, а?! - и сунул в руку смятую банкноту.
Секунду я смотрел на деньги изумленно, потом до меня дошло:
- Пива вам купить?
- Пока не пришла, пожалуйста! В стаканчик бумажный перелей, ладно?!
Я еще сомневался, но мужчина скорчил совсем уже умильную рожу:
- Быстрее, придет же сейчас!
Я купил ему бутылочку, взял бумажный стакан со стойки, перелил пиво и протянул соседу. Тот одним глотком втянул сей нектар, виновато зыркнул в сторону входа, я долил ему остаток, выбросил бутылку и сел на место.
- Благодетель, - не преминул уколоть меня Шурик.
- Все для людей, - подхватил я. - Сделал добро ближнему, наверху зачтется. Как думаешь, хорошая примета для полета?
- Не знаю, - пожал Шурик плечами, - доброе дело - это конечно плюс, но кричащие дети - не к добру.
- Кричала больше родительница.
- Тем более. Нет, все одно к одному, то есть к беде.
- Типун тебе на язык, - я постучал по пластмассовому плющу, обвившему плетень. - Кончай переживать. Живы будем - не помрем. Говорят, что смерть в авиакатастрофе быстра и безболезненна.
Шурик поморщился. Похоже, что я его не успокоил, хотя очень старался. Выхода не было, пришлось продолжать начатое.
- Лучший способ сохранять спокойствие - положиться на традиции. У тебя есть какая-нибудь предполетная традиция?
- Есть, - оживился Шурик. Как тебе традиция каждый раз перед регистрацией, или, скажем, перед посадкой целовать в губы красивую девушку.
- Знакомую?
- Нет, какой-нибудь свежий цветок. Сначала поговорю с ней пару минут, очарую, а потом чмоки. Или сразу подойду и вопьюсь в губы, а потом извинюсь, типа обознался.
Шурик не отличался чрезмерной бойкостью на личном фронте, так что в пылкие поцелуи незнакомок верилось с трудом.
- Ну и многих ты облобызал, Казанова?
- Пока ни одной, но надо же когда-то начинать. Заведу традицию и буду летать спокойно, как бегемот над водопадом.
- Нет, друг мой. Традиции заводятся сами по себе, как тараканы на кухне, а не волевым решением. Например, я перед каждым полетом выпиваю бокал коньяка. Сначала я пил просто так, чтобы время провести до посадки, и чтобы почувствовать себя свободным человеком, гуляющим свой законный отпуск и выпавшим из будничного течения жизни. А сейчас зашел в бар и понял, что у меня есть традиция, потому что пью я перед каждым полетом.
Я поднял бокал и задержал его перед глазами, глядя сквозь коньяк на свет, как это делают с вином в фильмах.
Девочка за соседним столиком достала мобильник и заговорила с кем-то, но братец разумеется не смог упустить такое развлечение и начал активно вмешиваться в беседу, крича в трубку всякие глупости. Сестра треснула его телефоном по голове, но мальчик изловчился и выхватил трубку. Они, как два игривых слона, побежали по бару. К сожалению, побежали они в мою сторону и с разбегу в меня врезались. Бокал вылетел из моей руки, описал красивую параболу в сторону окна и красиво разлетелся на мелкие осколки у ног смуглого соседа, облив ароматным напитком его светлые туфли.
Бар заполнила пауза. Мамаша вытаращила глаза, не торопясь осознавать страшную действительность.
- Ты чай допил? - тихо спросил я Шурика. - Тогда пошли отсюда, пока она извиняться не начала. Не люблю бурных сцен.
Мы вышли. Женщина проводила нас грустным взглядом, чуть-чуть потянулась грузным телом нам вслед, но дар речи к ней пока не вернулся.
- Пошли в магазин, мне еще надо Ире духи купить.
- Она тебе их заказала, что ли? - удивился Шурик.
- У нас не такие отношения, - гордо ответил я. - Но любимую марку назвала. Теперь мой священный мужской долг - подарить ей эту безделицу.
Пока я искал драгоценный флакончик, Шурик тоскливо смотрел на полки. Кажется, все это парфюмерное богатство напомнило ему об Алене.
Наконец, объявили посадку. Шурик зашел в салон, погруженный в мрачные мысли и не глядя по сторонам, а я заметил смуглого соседа в начале салона и, о ужас, буйную семейку перед нами. Мамаша посмотрела на меня виноватым взглядом нашкодившей собаки, но с объяснениями не полезла, за что я ей был благодарен.
Шурика разве что не трясло от страха. Крах коньячной традиции его доконал. Я решил, что лучше пусть он переживает о своем разбитом сердце, чем об опасностях грядущего.
- Хочешь, покажу фотки Иры?
- А у тебя они с собой?
- Я их в телефон скачал.
- Показывай!
Я достал мобильник, какое-то время мы смотрели фотки.
- А как вы договорились встретиться? - спросил Шурик.
- Стойка рецепшена есть в любом отеле. Мы условились, что будем там дежурить минут по пятнадцать каждый четный час. Ну и телефонами обменялись, хотя я не уверен, что они там будут нормально работать. В Тунисе мертвых зон было больше раза в три. Так что встреча на Эльбе, то есть в холле вернее.
- И ты не робеешь? Вдруг она не похожа на фото?
- Конечно не похожа. Мой долгий и печальный опыт странствий по сайтам знакомств доказывает, что женщина никогда не похожа на свою фотографию.
- Фотография всегда лучше?
- Вовсе нет. Иногда они красивее, чем на фото, иногда уродливее. Но когда я смотрю на фотку, у меня возникает в сознании образ, ничего не имеющий общего с тем, что я увижу в жизни.
- Так он и сейчас окажется другой.
- Возможно. Мне остается только ждать и надеяться.
- А если она тебе не понравится, или вы не поладите?
- Если бы я ехал один, туго бы мне пришлось. Но у меня есть ты. С тобой-то мы отлично ладим.
- Номер-то ты взял отдельный. Считай, лишние полторы сотни каждый заплатил.
- Счетовод-любитель ты наш.
- Протестую, я профессионал! - гордо вскинул подбородок Шурик.
Женский голос в динамиках предложил нам сесть, пристегнуть ремни, и выключить телефоны. Стюардессы пошли по салону, проверяя, все ли пристегнулись. Я убрал телефон, чтобы не дразнить девушек.
Все эти приготовления Шурик вытерпел стоически, мы взяли по горсти леденцов с подноса, я еще с советских времен помнил, какие они вкусные. Сломался мой друг, когда стюардесса начала рассказывать про запасные выходы и спасательный жилет. Шурик вжался в спинку кресла, зажмурился и, кажется, приготовился к немедленной гибели. На секунду меня охватила злость. В конце концов, у меня тоже есть повод для волнения - романтическое свидание с незнакомой девушкой за тридевять земель от дома. Кроме того, одна беда - если мы с первого взгляда не понравимся друг другу, разбежимся по разным углам пляжа, при случайной встрече в столовой либо поздороваемся подчеркнуто нейтральным тоном, либо фыркнем пренебрежительно и усядемся подальше друг от друга, в общем, ничто не омрачит нашего отдыха. Все может быть гораздо хуже - мы понравимся, влюбимся, сольемся в экстазе, будем обниматься под луной на пляже и целоваться по утрам. А потом я посажу ее на самолет, который увезет ее в аэропорт, а оттуда в никуда. От Москвы до ее города больше километров, чем до Хургады. И все, что нам останется - флиртовать в аське, делая вид, что все, происшедшее на Красном море ничего не значит на фоне вечности.
И теперь я должен утешать моего благополучного друга, страдающего иррациональными страхами и потерями, которым он в принципе рад. Я ведь не железный, хотя страха перед полетами у меня не было, но глядя, как он трясется и я начинаю робеть и думать о плохом. Страх заразнее, чем икота.
Я толкнул Шурика локтем, он покосился на меня, недовольный, что я выдергиваю его из трясины ужаса.
- Как же она все-таки тебя бросила? Не может быть, чтобы Алена ни с того, ни с сего пришла и сказала: "ухожу, не поминай лихом".
- Конечно, все было не так, - оживился Шурик. - Она ни с того ни с сего пришла и сказала: "кончились мои мученья, слава Богу, что есть в моей жизни настоящий мужчина". И ни каких "прости дорогой", наоборот: "чтоб ты сдох, дорогой".
- Так и сказала: "чтоб ты сдох"?
- Ну, не сказала. Но обдала таким ледяным молчаливым отвращением, что я полдня от мурашек не мог избавиться. До сих пор как вспомню, так вздрогну.
- Ну что же, если женщине нужны мачо и синяки, она их и выберет, - решил я поддержать Шурика морально.
- Нет, ты подумай! - благородное негодование окончательно вернуло Шурику бодрость духа. - Что им все-таки нужно? Если парень устраивает ей истерики каждую минуту, поколачивает и обзывает словами, которых я даже и не знаю, это у них называется "тонкая душевная организация"!
- Это у пролетария Димы тонкая организация? На таких как он можно кирпичи возить. Собственно этим он на жизнь зарабатывает.
- Вот именно, - обрадовался Шурик, - именно кирпичи возить! Нет, я в шоке! "Тонкая душевная организация"! И еще "истерический склад характера", "тонкая чувствительная натура"! Ну ладно, к Диме это все не относится, он на стройке пашет, а Алена - дура. Но если бы он стихи писал или картины, "Черные квадраты, овалы и треугольники"? Это означает, что он "тонко чувствует", а я бревно? Я не чувствую ничего? Но я умею себя вести в обществе, уважаю женщин и не позволяю себе устраивать истерики. И ведь стоит мне разок ляпнуть что-нибудь невинное, например, обозвать ее "профурсеткой", она же обидится на всю оставшуюся жизнь. От меня отвернутся друзья и коллеги, в газетах напишут о моем недопустимом поведении, с работы выгонят и въезд во все приличные страны, кроме арабских эмиратов, закроют.
- Ну, предположим, на "профурсетку" она не обидится. Слово как слово. Точнее, обидится, но не смертельно. Чтобы от женщины избавиться, надо словечко позабористей найти. Кстати, а почему Эмираты тебя простят?
- Они там женщин не очень-то уважают. Вот в Тунисе уважают, но уважают с недавних пор, поэтому у них еще не очень-то получается. То есть в ГАИ их работать пустили, палочку полосатую и свисток доверили, но рядом мужчину-полицейского ставят, чтобы не обидел какой-нибудь дикий и непросвещенный тунисец.
В Тунисе мы были вместе всего год назад, но Шурик любил рассказывать о вещах, хорошо мне известных. Видимо он считал, что так я его лучше пойму. Умирать от страха он явно передумал, так что я со спокойной совестью задремал, встали мы сегодня очень рано.
Мне снилось, что на пляже выстроились в ряд ослепительные красавицы в бикини, все они слегка напоминали фотографию Иры. Мне следовало выбрать из них Иру настоящую, и если я ошибусь, все они превратятся в злобных старух, накинутся на меня бедного и порвут на кусочки. Если же я найду ее, прекрасную Ирину, ведьмы оседлают свои метлы, испарятся без следа за горизонтом. Так что я никак не мог не ошибиться. Я уже знал где-то на краю сознания, кто из них настоящая, надо было только чуть-чуть сосредоточиться, но именно это я не успел. Скотина Шурик грубо растолкал меня.
- Мы все умрем, - убежденно заявил этот оптимист.
- Мотивируй, - попросил я спросонья.
- Нога - таксист - Алена - коньяк, - Шурик меланхолично загибал пальцы на руке, оставшимся мизинцем он ткнул в окно, - только что птица пролетела, ты же не станешь спорить, что птица - символ несчастья.
- Какая птица? - я понял, что надо просыпаться быстрее, - мы летим с такой скоростью и на такой высоте, что никаких птиц и близко быть не может.
- Вот именно, - торжественно произнес Шурик, - так что это было не какое-то банальное пернатое, а настоящий мистический вестник смерти.
Он загнул мизинец и погрозил окну кулаком.
- Зачем ты забиваешь голову этими дурацкими приметами? Думал бы о чем-нибудь приятном и светлом.
- Если уж мне суждено умереть, - с достоинством ответил Шурик, - я хочу точно знать почему.
Он взмахнул рукой, не разжимая свой пророческий кулак. От резкого движения на пол посыпались стаканчики.
- Ты что, напился?
- После того, как ты бросил меня, удалившись в долину снов, и оставил наедине с ужасами этого ужасного полета, - Шурик хихикнул, - ужасами ужасного! Здорово излагаю, согласись. - Он посерьезнел. - Ты не представляешь, что мы пережили за это время!
Между спинками кресел появилось лицо полной мамаши. Я уже успел забыть об этом соседстве.
- Нас действительно сильно болтало, - сообщила она. Ее взгляд излучал укоризну. - Ваш товарищ перенервничал, но эта милая девушка, - голова толстухи дернулась в сторону кабины, - оказалась такой отзывчивой, решила, что немного красного вина его успокоит.
- Он же не пьет.
- Я не пьян, - трезвенник вскинул голову. - Внешние признаки обманчивы, но мой мозг работает в полную силу. Догадайся, кого я видел здесь?
- Мужика, что сидел с нами в баре?
- Ты знал, ты знал! - засмеялся Шурик.
- Я его сразу заметил. Ну и что с ним не так?
- Я слежу за нашим другом всю дорогу. Веришь ли, он провел в туалете пятнадцать минут, ему даже стучали в дверь.
- Чистая правда, - подтвердила соседка. - И взгляд у него такой грустный.
- Вы уже успели это обсудить?
- Нет-нет, - сказала толстуха. - Но я не могу оставаться в стороне, я же с детьми лечу все-таки. Если с нами летит такой сомнительный тип, это касается всех пассажиров.
- Да в чем вы его подозреваете, в конце концов?
- Он араб, - снова начал загибать пальцы Шурик.
- Это не преступление, тем более в Египте.
- У нас чартерный рейс, здесь только туристы летают.
- Нельзя человека обвинять неизвестно в чем, только потому, что он араб.
- Он ведет себя странно, - вступила соседка, - и компьютер у него не простой.
- Компьютер?
- Ноутбук, - сказал Шурик. - Никогда таких не видел, хотя работаю в отделе автоматизации немецкого банка. Там у людей есть все, и все проходит через меня.
- Мало ли...
- Я уверен, что у него там дистанционный пульт.
- От чего?
- От бомбы, а может он управление самолетом хочет перехватить.
- Шурик, смотри меньше кино, чтоб тебя! - я выругался.
- Вы не можете быть таким безответственным. Мы должны все проверить и принять меры, пока не поздно, - вмешалась мамаша.
- Да делайте вы, что хотите. - У меня страшно разболелась голова.
- Сашенька, пойди сюда, маленький! - Мамаша подозвала сыночка, сидящего через проход. Сходи родной, посмотри осторожненько, во что вон тот дядя на компьютере играет.
- Это который террорист? - радостно завопил маленький. Обернулось, кажется, полсамолета. Я закрыл глаза. Очень захотелось выпрыгнуть в иллюминатор.
Через пару минут наш шпион возвратился.
- Ну, - спросил его Шурик, - что там?
- А у него самолет на экране!
- Наш? - ахнула мамаша.
- Может и наш, плохо видно было. Я из-за плеча подглядывал, чтобы террорист не засек.
- А скажи, тезка, - спросил Шурик, - что дядя делает с компьютером?
- Играет во что-то.
- А как он играет, мышкой или клавишами?
- У него джойстик, прямо в комп встроен.
- Я знал, я знал! - вскричал Шурик. - Теперь-то вы мне верите!
- Вы бредите, люди, причем тут джойстик? - прошептал я, но никто меня уже не слушал.
Мамаша ринулась в проход, как разъяренная слониха, оба Шурика побежали за ней, а в арьергарде затопала сестрица. Где в это время шлялся отец семейства, я не знал, но подозревал, что он обогнал Шурика в распитии и теперь мирно спал, избавив себя от позора. А я вжался в кресло и сделал вид, что меня здесь нет вовсе.
К счастью ноутбук о пол демонстративно разбила все-таки толстуха. Шурик в этом действии играл роль активного наблюдателя, оттесненный массивным семейством на задний план. На шум прибежали стюардессы и двое пилотов в форме. Араб реагировал на скандал вокруг своей персоны на удивление тихо, показал документы, дал обыскать пакет с коньяком из дьюти-фри и свитером, что-то долго объяснял, показывал то на Шурика, то на толстуху, то на свои еще в баре испорченные туфли.
В салоне звонко раздавались крики мамаши и одной из стюардесс, тоже обладавшей громким голосом.
Шурик умудрился под шумок слинять на свое место. Видимо толстуха по доброте душевной или из каких-то других соображений не заостряла внимания на его смелых догадках.
Шурик рассказал мне, что араб оказался индусом, от него только что ушла жена и он летит в Хургаду, чтобы работать в отеле своего знакомого. В обломках ноута нашелся диск с авиасимулятором.
- Не везет бедолаге, - сказал я Шурику, - жена, туфли, компьютер. Ничего не напоминает тебе, дружище?
- Зато эта добрая женщина может быть спокойна за своих детей, - смущенно пробормотал Шурик и сделал вид, что заснул.
Дальнейший полет прошел относительно спокойно, учитывая ситуацию. Скандал рассосался тихо и мирно, благодаря покладистости индуса главным образом. Толстуха прониклась к несчастьям бедолаги, все порывалась накормить его пирожками. Дети ее сначала сидели ниже травы тише воды, но хватило их максимум минут на пятнадцать, потом их голоса оживляли полет до самого приземления.
Мы нашли в толпе встречающих парня с табличкой нашей компании. К моему облегчению ни буйное семейство, ни злополучный индус к нам не присоединились.
Мы приехали в отель, зарегистрировались. В гостинице царила сиеста. Припекало. Отдыхающий народ разбежался по комнатам с кондиционерами. До часа икс оставалось минут двадцать, и мы пошли в номер, раскладывать вещи. Я только успел умыть лицо, как зазвонил мобильник. Я услышал голос Иры. Мы общались пару раз по телефону, обсуждая детали поездки.
- Привет. Ты уже приехал?
- Привет, солнышко, только что.
- Я в холле.
- Да, отлично, я уже иду.
Ира явно волновалась, голос ее звучал напряженно, прерывисто.
Я тоже не мог похвастаться железным спокойствием. Шурик плескался в душе, напевая что-то веселое. Я переоделся в шорты и свежую майку и направился в холл. С порога я оглядел зал и увидел ее сквозь фонтан. Она заметила меня в тот же миг. Я улыбнулся, помахал рукой и пошел ей навстречу.