Никто не называл Леню по его родной фамилии Труппе - все звали его "Ленька-труп", хотя этот "Ленька" был старше многих его называющих, хотя живее его, мало кого можно было встретить. Он и меня был много старше, но и я его называл, как и все - такая судьба!
Есть люди, которых не спрашивают, чем они занимаются, сиречь - где служат. Их обычно спрашивают: 'Ты когда зайдешь в следующий раз?'
Вот и я понятия не имел, где Ленька служит. Знал только такое: он играет в футбол, он любит футбол, он ВСЁ знает про футбол и он пишет про футбол. Причем, масса киевских газет с успехом публиковала его статьи на эту тему и... мало кто платил. Почти все говорили: 'Ленечка, мы тебя страшно любим и помним, мы готовы заплатить... но... сейчас... понимаешь... такое дело... трудные времена... денег на счету нет... зайди через недельку... мы тебе всё (?!) проплатим...'
Леня честно заходил через "недельку", и ему повторяли всегда именно этот же текст. Они были не сволочи, они вообще не были. Это были не люди, это были винтики. А что может винтик, ежели его закрутили по самую головку? А снизу гаечкой и контргайкой, да еще шайбой Гровера переложили. Например, лично я долго понятия не имел, кто такой "Гровер", хотя эту сволочную шайбу много раз использовал по назначению.
И сколько раз ни сталкивался с Ленькой, никогда не видел его унывающим, или там скучным. А однажды... увидел. Он шел по Крещатику и был вот именно, как та шайба. Мало того, он и был тогда этим самым Гровером. Точнее не скажешь. Его что-то (или кто-то) перекосило в пополам. Спрашиваю: 'Ленька, что случилось?!' Он поднял на меня исчерканное, заштрихованное Дланью лицо и тихо сказал: 'Представляешь, Давид, собаку кормить нечем...' Это значило, что он не ест уже давно... Тут и меня перегроверо. Ну, думаю, сволочи винтики... и тд. Так ведь они же (см. выше) не сволочи! А шо делать?!
Ленька, - говорю, - хочешь дам совет? Да ладно, - говорит Леня, - пошли к вам кофе, что ли, попьем.
Мы пили кофе в мастерской, курили (вот, засомневался - а курил ли Леня?) и я пытался убедить его совершить некую партизанскую операцию. Это вполне беспроигрышный вариант изъятия своего у чужого.
Рассказываю, как Лене. Приходишь туда, где должны, но не хотят, и берешь их веник под мышку и идешь к двери. Или урну, или телефон, или занавеску с окна снимаешь и тд. Мелочь какую-никакую. Или авторучку прямо из кармана. Они: Леня, что ты делаешь?!, а ты смиренно (именно вот так - смиренно!) - Так вы же мне не платите, а мне подметать дома нечем и тд.
Они бросаются к тебе, смущенно забирают веник (урну, занавеску, телефон...) и бегут с тобой в кассу, и начисляют тебе все за прошлое и вперед.
Леня молчит. Пьет кофе и молчит. Я начинаю заводиться, начинаю сам верить в этот бред и уже не прошу, а умоляю его пойти и совершить.
Он молча поднимается и уходит... Из меня бурно шипит паром, как из разгерметизированной кастрюли с брагой.
Покурив и еще выпив кофе (а шо делать?!), поехал домой.
Только открыл дверь, звонок. Беру трубку.
- Давид, ты знаешь, ты понимаешь, ты гений, ты титан, ты... откуда ты знал? кто тебе посоветовал? ты что, психологию изучал? невероятно! я так и сделал, я взял веник и пошел к двери, они хором стали кричать: Леня, что ты делаешь?! ну, я им так и сказал... в общем... а чего ты молчишь?
- Ну, - кричу я, - заплатили?
- Да! и аванс дали! и извинялись, а одна дама даже расплакалась...
Я сел на стул, опустил руку, в трубке еще шумело, и мне так захотелось зареветь навзрыд, с истерикой, с всхлипываниями, с размазыванием слез по щекам... Но, ни слез, ни пара у меня не осталось. Мне было горько и противно.
Почему, ну почему мы стараемся с таким рвением уничтожить именно все хорошее, именно теплое и светлое, именно живое и именно необходимое всем нам... Ради какой цели?
Смотрит на меня с портрета "Хороший человек Лёня" -
Год создания: 1989
Техника: бумага, цветная тушь, перо
Размеры: 45х30 -
самый живой из всех живых и спрашивает: 'Ну что Давид, как вы там?'
А я ему отвечаю: 'Когда зайдешь в следующий раз?'
- Нет уж, теперь ты заходи... - говорит Леня и щурится.