Дача на горе над жаркой, терпкой Феодосией. Сижу один, бездельничаю. Работать неохота - сильно жарко и лень. Читаю старые журналы "Огонек", "Здоровье", "Работница"... До моря далеко. Съездил однажды, но пока возвращался в душном автобусе на гору, снова захотелось вниз.
Пару раз открыл этюдник, поставил холстик, постоял и закрыл. Как местные художники могут работать в курортной зоне?! А приезжих напрочь не понимаю - стоять на жаре и размахивать кистью?!
Один раз в две недели приезжал хозяин, боровшийся за советскую власть в двадцатых годах, коммунист, хороший, добрый, сильно больной дед. Когда привез меня в первый раз, показал колодец с минеральной водой, объяснил как и когда поливать, где ближайшая лавка с продуктами, кто соседи, когда ходит маленький автобус вниз. Во второй приезд после ужина, тяжело встав, взял связку ключей и поманил меня пальцем. Мы пришли на задворки участка к поросшей густой травой земляной насыпи, в которой ржаво коричневели тяжелые металические двери с огромным амбарным замком. Ключ со скрипом провернулся. Из темноты подземелья пахнуло сыростью и гнилью. Дед зажег фонарик и мы тихонько спустились вниз. Внизу оказалась еще одна дверь, еще один замок, еще один проверт со скрипом. Открыв дверь, дед просунул в мрак руку. Щелкнул выключатель. Увиденное за плечами хозяина слегка напомнило мне подземелья коктебельского винзавода - на резных козлах возлежали четыре огромных бочки.
Да... - глухо проговорил я. Остальной текст проглотил - это было настолько невероятно, неожиданно и ... очень кстати. На обычной, совсем не генеральской даче и ТАКОЕ... В голове быстро начал складываться план действий.
Дед повернулся и, подвигав большим пальцем желтоватые прокуренные усы, сказал: "Все не выпьешь, а вечерами можно. Но не увлекайся - вино коварное, может уложить и не почувствуешь. Здесь не пей - в прохладе не заметишь край дозы."
Показал, как открывать - закрывать кран, где стоит разливная емкость и еще раз повторил: "Не увлекайся."
Повесил ключи на гвоздик за этюдом Айвазовского и пошел к автобусу.
Часа два я бродил по участку, смотрел вниз на подмигивающие фонари вечернего города, на сигнальные огоньки стоящих в море кораблей и... непреодолимо размышлял: спускаться - не спускаться, открывать - не открывать, разливать - не разливать ... Как-то сразу приступить было почему-то неудобно. Пришлось пробовать подружиться с мыслью "А куда денешься?! Надо!". И дружба победила.
Первый раз проснулся от холода. На привычном месте выключателя не было. Нащупав в темноте какую-то ткань, укрылся и снова провалился в сон. Второй раз проснулся от холода и жажды. Дрожа в ознобе, пополз на свет, рассеянно проникающий откуда-то сверху. Увидев лестницу, все вспомнил. Шатаясь поднялся и направился к колодцу. Долго пил воду, резко пахнущую сероводородом. Присел возле колодца и стал понемногу согреваться - солнце стояло почти в зените. Было очень плохо морально и физически. Зашел в дом и проспал до вечера.
Проснувшись приготовил чай и вышел на веранду. Небо сверкало и перемигивалось звездами с небольшой орех. Описывать красоту южной ночи не буду - не о том сейчас речь. В голове еще гудело и потекло из носа. Смешно простудиться в крымском августе.
Пил чай и размышлял. У меня еще три недели и четыре огромных бочки с прекрасным вином. Нужно как-то себя организовать, как-то посильно скоординировать одно с другим. Бочки, с их содержимым, должны быть возмещением неких затрат, как бы наградой за некий полезный труд.
И я понял - как не увиливай, а красить придется - иначе "... пьянка да и все".
Людей поблизости нет. К пейзажу совершенно не готов. Остается одно - натюрморт.
Просмотрел полки и кладовки, обошел весь участок, заглядывал в сарай, за сарай и, уже направляясь в "разливочную", наткнулся на айву. Желто-лимонно-зеленоватые плоды прогибали ветки своей тяжестью и от одного взгляда на них во рту начиналась оскомина. Плоды были покрыты неким пухом, как-то замысловато стиснуты, смяты и напоминали молодого шарпея. Под деревом валялась старая корзина. "Вот", - сказал себе, - "натюрморт готов!"
Начало "новой жизни" нужно было отметить. И я пошел отмечать. С сознанием правильности направления движения.
Первый раз проснулся от холода. ...
Далее, как в песне: куплет - припев, куплет - припев...
Как-то удалось взять себя в руки. Натюрморт накрасил. Потом, не заходя в "разливочную", еще один. Потом попытался дать себе слово не пить во время работы и, тем более, в одиночку. Пытаюсь до сих пор. Пока удается.
PS.
На моей первой персоналке во Франции натюрморт с айвой был куплен. Это была первая продажа за пределами. Ее купила милая француженка, пришедшая на выставку с маленькой девочкой. Она ходила вдоль холстов и все время спрашивала дочь: "А эта тебе нравится? А эта тебе нравится?" Возле айвы юная француженка сказала: "Эта!"
