Аннотация: Фрагмент из романа Владимира Брянцева "ДОРОГА В ОДИН КОНЕЦ"
"...Союз двух молодых людей и при прошествии нескольких лет в семью не превратился. Каждый был занят своим: Рада - допоздна в райбольнице, супруг - допоздна в райкоме. Знала, знала она все про эти совещания, слеты, семинары со шлюхами в саунах - городок маленький, каждый на виду. Вида не подавала и скандалов дома не устраивала, но и рожать от такого благоверного не хотела. Муж, поглощенный карьерой, вопрос о потомстве не поднимал, а может не входила Рада в его расклады. Скорее всего. Так и жили - одиночество вдвоем.
Однажды после пятиминутки главврач окликнул ее:
- Рада Евгеньевна! Задержитесь на минутку. Проходите, садитесь.
Рада присела на стул, несколько встревоженная.
- Рада Евгеньевна, - главврач сделал небольшую паузу. Он только вчера получил разнарядку и провел бессонную ночь, обдумывая кандидатуры. - Рада Евгеньевна, у меня к вам несколько необычное предложение. - Он опять сделал паузу. - Вы не хотели бы поехать в командировку? Хорошо оплачиваемую, но длительную?
Хороший психолог, главврач понял, что эта командировка нужна больше ей, чем ему для отчета в райкоме партии. Только одну кандидатуру добровольца и найдет главврач у себя в больнице на войну ту. Впрочем, никто из них не подозревал, во что превратится "оказание интернациональной помощи" Афганистану. Именно туда была командировка для старшего сержанта медицинской службы Сурмилиной, не успевшей к своим тридцати четырем годам стать ни матерью, ни женой настоящей, ни любовницей.
- Ну, вот видишь, все хорошо! - Рада как будто почувствовала, что боль покинула этого худого солдатика, почти мальчика. Она присела перед ним, взяла нежно мокрое от слез лицо его в свои маленькие ладошки и заглянула в глаза:
- Ну, что глупенький? Что, мой хороший?
Ей не надо было ответа. Рада спрашивала лишь потому, что не могла сказать просто: "Мой глупенький, мой хороший". А ей так этого хотелось. Нет, не сказать, - прошептать. Нежно, нежно. Нерастраченная, невостребованная там - в том мире, нежность вдруг выплеснулась наружу в этой пропахшей камфарой перевязочной военного госпиталя, что находился где-то на рубеже между двумя мирами. Разбуженная жалостью к этому мальчику, нежность необласканной, неналюбившейся женщины увидела в нем исстрадавшегося мужчину, что не должен плакать по определению, а лишь огорчаться. Но этот мальчик-мужчина плакал, как будто на молчаливой исповеди, выпрашивая то ли прощения, то ли участия. И уже нежность, а не жалость, отпустила тормоза рассудительности, и Рада легонько привлекла мокрое от слез лицо и коснулась губами губ Вадима.
Сквозь матовую влажную пелену Вадим увидел этот ее взгляд, сначала смутившись и прикрыв веки, прячась. Но мягкие губы Рады просили ответа, и он, почувствовав это, открыл глаза. Их поцелуй был настолько нежным, что оба они почти не уловили миг касания. Лишь дыхание обоих остановилось в этот момент. Немигающий взгляд одного растворялся в зрачке другого, передавая необъяснимую пока информацию, которую предстояло каждому из них для себя расшифровать. И видно богоугодным был этот всплеск чувственности, раз никто не постучал, не вошел в тот миг в перевязочную - такое неподходящее место для раскрепощения. Они сами, не потревоженные, вдруг, как будто, проснулись, вынырнули из наваждения и оба смутились.
Всего лишь раз еще попал Вадим на перевязку к Раде. Она сняла наложенные ею же швы.
- Ну, вот! Я же говорила - все будет по высшему классу. Красавчик! - Рада взъерошила отросший чубчик на макушке Вадима. - Больше не будешь плакать? - спросила шутливо и совсем не обидно.
- Мужчины не плачут, мужчины огорчаются, - улыбнулся в ответ Вадим, вспомнив фразу с какого-то фильма.
- Ну, иди, иди. Мужчина! - рассмеялась Рада. - Да не бейся больше головой. И не о стенку, и не о голову чужую, хорошо? А то испортишь красоту.
А Вадим Бут, прошедший сквозь тот взрыв, прорвавшийся сквозь лед безсознания здесь - в госпитале, спасенный здесь же от наследия того взрыва - боли непроходящей, казалось уже, что вечной, теперь чувствовал себя мужчиной. Но не с этой женщиной мужчиной.
Прошло несколько дней. Доктор Опарин, прожужжавший в отделении всем уши о своем переводе в Кабул, как-то проговорил заговорчески, вложив в карман халата медсестры шоколадку:
- Рада-радушка! Выручай. Зашиваюсь с передачей дел. Ты сегодня в ночь? Слушай, оставлю тебе несколько историй, проредактируй, пожалуйста, у тебя это хорошо выходит, - льстил бесстыдно с молящим взглядом.
Ну, как тут откажешь. Парень хороший, ни разу не приставал, как другие, да и комплименты выдавал, вроде, не пошлые:
- Уже одно то, что вы, Рада Евгеньевна, не сняли обручальное кольцо вместе с гражданским платьем, вызывает у меня приступ коленопреклонной уважухи к вашей персоне. Будь вы моей женой, я бы это оценил, поверьте!
И вот лежит перед Радой на столе история болезни рядового Бута Вадима Ивановича, в которой черным по белому: "ХРОНИЧЕСКИЙ ПАНКРЕАТИТ" и так далее, и что "подлежит досрочному увольнению в запас" он, и что "годен к нестроевой в военное время" лишь. А лечили-то ваннами. Теперь это все надо подчистить и вписать лечение соответственно новому медицинскому заключению. Обычная практика военных госпиталей. И нигде не пройдет в дальнейшем по бумагам ни контузия его, ни связь с боевыми операциями возможных в будущем проблем со здоровьем.
Не одну такую историю болезни подчистила медсестра Сурмилина без зазрения совести, а вот тут отложила ручку. Долго сидела, вслушиваясь в круговерть душевных ощущений. Понимала, через два-три дня его уже здесь не будет. Но не понимала, почему именно это вертится в мозгу. "Ну, не влюбилась же? Глупость какая! Мальчик совсем. Жалела, наверное?" Вспомнила вздрагивающие от рыдания его плечи. Где-то там, в то мгновение, трансформировалась ее жалость в нежность, и в этом касании губами его губ уже было даже больше, чем нежность. Что-то новое, неизведанное доселе. Рада вдруг осознала, что ей не хочется, чтобы он исчез из ее жизни. Вот так просто исчез, как этот диагноз настоящий в его истории болезни - вырвал лист и все.
А Вадим сидел в палате возле тумбочки и писал письмо домой - матери. Строчки без пауз-раздумий ложились на бумагу, не так, как тогда, - перед маршем, в письме Люде. В этот раз он легко подстроился под эту свою очередную жизненную метаморфозу, написав без зазрения совести: "Новый адрес, мама, сообщу попозже. Скорее всего, будете писать до востребования".
- Сейчас иду! - крикнул Вадим в ответ. Бросил заклеенный конверт в ящик тумбочки и направился на пост дежурной медсестры.
Он уловил в зрачках Рады именно то - тогда, в перевязочной промелькнувшее выражение ее глаз.
- У тебя еще ванны прописаны. Иди захвати полотенце, жду тебя в процедурной, - сказала Рада и опустила взгляд, перебирая бумаги на столе. Немного полноватое лицо ее обрамлял легкий, как бы, неуместный сейчас румянец, и упруго частила вена на красивой шее, передавая Вадиму скрытое волнение.
Он лежал, замерев, в теплой колыбели хвойной ванны, и удары сердца, казалось, взбивали рябь на ровной поверхности воды. Страшно было нарушить всплеском эту возбуждающую тишину, и Вадим лежал неподвижно, ощущая, как остывает вода, а пошевелиться не смел. Вот вылезет из этой теплой, нежной купели и надо уходить - лишь это последующее действие он мог представить. Но уходить Вадим не желал, нет. Он жаждал остаться. Он ощущал за тоненькой тканью шторы присутствие красивой женщины, ведомой (возможно ли это?!) разгоняющим пульс томлением, связанным с ним. Что это?! Тогда - глаза в глаза и успокаивающе-возбуждающее касание губ? Теперь - трепещущая, разоблачающая тоненькая вена на бархатной коже ее шеи? Правильно ли он читает эти подсказки? Достоин ли он сметь коснуться губами этого сигнала несдерживаемой уже чувственности?
- Ты не утонул? - Рада рывком отодвинула штору. - Вода, наверное, остыла. - Осторожно опустила руку в ванну, избегая его взгляда. - Почти холодная. Давай добавлю горячей.
А Вадим ловил ее взгляд, так как эта возбуждающая в нем желание взрослая женщина застала его в таком положении - нагого, что почувствовал - безразличие или насмешка превратят его в своих же собственных глазах в ничтожество на всю жизнь.
Рада пустила горячую воду и стала легкими движениями руки разгонять ее по ванне, непроизвольно касаясь его стоп, коленей, бедра.
- Тебе тепло? - произнесла тихо и только теперь пустила его взгляд в свои глаза. В них Вадим увидел то, что еще не читал в девичьих глазах никогда. Он понял, что это. Но Рада упредила проскользнувшее шевеление его тела. - Не надо, маленький мой! Не надо, сладкий! Лежи, я все сделаю.
Ее рука с обручальным колечком шевелила теплую колыбель ванны, касалась напрягшегося обнаженного тела Вадима, поднимаясь все выше и выше по бедру, а пальцы другой расстегивали белый халат. Нерастраченная, неналюбившаяся женщина чувствовала и понимала, что своей рвущейся наружу страстью к этому почти мальчику или изничтожит себя в его глазах, или вознесет. Рада, допуская, что она возможно первая у него женщина, упреждала его неумелость, скованность и освобождала спрятанные от самой себя свои эротические грезы. И кто им судья?! Этим двоим! Да будь, что будет! Война все спишет!
Прошла еще неделя, прежде чем Вадиму Буту было передано распоряжение завтра после завтрака явиться в канцелярию.
Рада не дежурила в эту ночь. Небесный Куратор судьбы Вадима почему то так решил. А может это Куратор Рады? И искать ее Вадим не посмел. Не посмел потому, что чувствовал - лишь она, Рада, имела на это право. Право найти и позвать. Право почувствовать, познать еще хоть раз Вадима, как мужчину. Мужчину, которого сама же сотворила. Или всего лишь оставить его в памяти объектом своих эротических фантазий, чтобы улетать, время от времени, в бесконечную неизведанность своего иллюзорного мира страсти, где он будет счастлив стать вечным рабом ее.
Но не воспользовалась Рада этим своим правом, хотя знала дату отъезда Вадима и дежурством поменяться могла. Она знала, что этот мальчик, ставший мужчиной в воплощении ее грез и этим вознеся и ее, и себя на вершину чувственности, уже заражен запомнить этот миг на всю жизнь. Но лишь тогда запомнить, когда ЭТО будет всего лишь раз - один единственный раз. А Рада очень хотела, чтобы Вадим помнил ее. И сама хотела помнить. Помнить его, но не имя. Чтобы в нечастых объятиях своего "благоверного", который, знала, никогда ее не оставит, за ее терпимость не оставит, случайно не раскрыться. И она привыкнет жить с мужем без любви. Да она и привыкла уже..."
Роман Владимира Брянцева "ДОРОГА В ОДИН КОНЕЦ" доступен на электронных книжных ресурсах:
https://pda.litres.ru/vladimir-bryancev/doroga-v-odin-konec/chitat-onlayn/
https://andronum.com/product/bryantsev-vladimir-doroga-v-odin-konets/