Аннотация: 1-й в цикле рассказ. Метания пилота, попавшего на планету, откуда не стартовать.
Эстетика Эстебана
1
С крейсера стреляли. Вяло, "без огонька". Даже пламенные цветы, озарявшие всякий миг самоуничтожения торпед, смотрелись дешёвым фейерверком. Эстебан увёртывался с игривой ленцой, ибо готов был к худшему. При надлежащей плотности огня спасительных для катера траекторий не остаётся вовсе. Но кто бывает столь расточителен?
- Если из орудий не накроют, уйдём красиво, - заранее, по результатам экспресс-оценки готовности судна к отлёту, пообещал Эстебан Гонсалесу.
И вот теперь с приличествующим моменту юрким изяществом увёл уязвимый катер из простреливаемой зоны. Красивый полёт, он, кстати, и самый безопасный. Если ты зазевался и поймал корпусом снаряд, то скорее всего летел некрасиво. Как попало, так и летел.
В общем, всем повезло, что Эстебан не умеет пилотировать небрежно. И, как водится, в своё везение уверовали не сразу. Сомневались до последнего. Гонсалес трогательно переживал о не вовремя раненной руке пилота, а стажёр Родригес (по глазам было видать), готовился Эстебана в случае чего заменить, себя показать. Да только Эстебан не тот, кто предоставит ему этот случай. Как скрипач-виртуоз доиграет пьесу даже на единственной струне, так и пилот-виртуоз посадит катер почти без рук. Волшебная сила искусства - вот что всегда поможет. А пилотирование - искусство. Стреляющая боль в плече и онемевшая кисть причиняют неудобство тебе. Тебе, но не полёту.
Ой. А что это за звуки раздаются в салоне? Ах, да - рукоплещут! Пилота вызывают на поклон, исполненный скромного превосходства. Проще говоря, отвлекают. Что по этому поводу можно сказать о посадочных катерах, произведённых на космоверфях Альянса? Ходовые качества у них хороши, но интерьер никудышний. Совмещение салона с кабиной мешает пилоту, не выдерживает никакой критики.
- Итак, - Эстебан обернулся к Гонсалесу, - из-под огня ушли, от крейсера оторвались. Осталась, как я понимаю, только посадка?
Вопрос о том, где именно на планете сесть, до сих пор не обсуждался. Не до него было. Впрочем, кое-кому оказалось не до него и ныне, что уж совсем печально.
Гонсалес, выглядывая из медотсека, где всё ещё колдовал над ногой Трентона, пока та не стала фантомом, рассеянно откликнулся:
- Да. Посадка на планету. Эр-Мангали.
Спасибо ему за такое точное указание. Мимо нужной планеты Эстебан отныне не промахнётся. Стартуя из крейсера на её орбите - и подавно. Эх... Сразу видно: мысли врача заняты другим. Но сажать катер надобно сейчас.
Посоветоваться с другими? Но с кем? Беглецы с "Антареса" давно уже позабыли, что они его экипаж. Все приготовились слушать Гарриса, тот же привычно закатил глаза, впадая в провидческий транс, и разразился тирадой о грядущем пришествии мессии - это вместо того, чтобы слушать эфир планеты. Альварес принялся у него что-то уточнять - добро бы о настоящем, а он всё о планах на будущее: встречу героя надо готовить, то-сё. В их болтовню вставил несколько песо даже малый волчёныш Флорес - самый заносчивый из троицы недавних стажёров. Кажется, пока продолжается их трёп, есть время подумать о вечном.
Но нет! Эстебан вежливо перебил товарищей:
- Давайте вернёмся в сегодня. Верно ли я понял, что вам всё равно, куда я посажу катер?
В ответ все лишь замотали головами, лишь Родригес пояснил, что место посадки зависит от ответа на вопрос, что нам здесь делать дальше. Если мы готовимся встретить героя...
- У меня три варианта действий, - Эстебан кивнул на полтора десятка высветившихся на экранной карте маячков здешних космодромов - все на одном континенте, самом большом, и, надо полагать, самом обжитом. - Либо я запрашиваю разрешение на посадку на главном космодроме. Либо самовольно сажусь на одной из молчащих периферийных площадок. Либо же ухитряюсь сесть там, где площадок нет - это на соседнем с колонией, вовсе необжитом континенте, где мы всё не спеша обдумываем.
Кажется, самому Эстебану более по душе третий вариант. Его бы воля - никого бы на этой планете не стал встречать. Не хочется встреч. Устал. Но, если действовать по уму, стоит реализовать первый вариант. Действия, сообразные с другими, местным властям могут показаться подозрительными.
- Первый! - с каким-то не тем выражением на лице - более хищным, чем следовало, произнёс Флорес. - И гадать нечего. С одного прыжка - в дамки! - и ласково так погладил рукоять бластера. Э, вот он чего задумал...
Движение флоресовой руки не укрылось от внимательного взгляда Родригеса. Тот встревожено перемигнулся с Гаррисом. Гаррис сказал:
- Наше появление на планете должно быть мирным. Пока мессии нет, все бунты обречены, - Флорес на то лишь усмехнулся и наклонился поближе к Лопесу, давнему своему дружку. Что-то назревает?
Из медотсека вновь показался Гонсалес:
- Посадка на периферии колонии, - сказал он уверенным тоном. - На центральном космодроме всё произойдёт слишком быстро - вряд ли хорошо впишемся. А если сесть в диком месте, придётся потом объяснять...
Рано или поздно - конечно, придётся. Не то и сам одичаешь.
- Решено, - сказал Альварес, - предлагаю вон ту площадку на севере, - он кивнул на один из самых слабых маячков. Ясно, что и концентрация местных властей будет там не самой высокой.
- Слышь, Лопес, у них решено, - недобро прищурился Флорес. - Что скажешь? По-моему, нас с тобой никто не спрашивал! - он волчьим движением потянулся, как бы невзначай придвигаясь к пилотскому креслу. Надеется перехватить управление? А дальше?
- Лопес, а ты бы сдался? - с дурашливой озабоченностью Флорес повернулся к приятелю. Вот только приятель повёл себя неожиданно. Со всей своей немалентькой силой он засветил Флоресу по роже. Надо же, как приятно удивил! Не для всех, конечно, приятно.
Не успел Флорес очнуться, как его уже скрутили Рамирес и Лопес, а Родригес ловко выхватил бластер из его цепких рук. Несостоявшийся мятежник загнул в адрес Лопеса какое-то из особо многоэтажных ругательств своей малой родины, причудливо мешая испанские и греческие эпитеты с галактическим просторечием братства контрабандистов.
- Сгинь! - только и смог ответить Лопес. Этот парень, самый тупой из стажёров, даром красноречия был обделён. Однако сторону выбрал самостоятельно, не пошёл на флоресовом поводу. Что сказать, молодец, делает успехи. Эстебан от него даже не ожидал, правда.
Правда, когда Флорес был скручен, Лопес первый умудрился спросить у Эстебана, "скоро ли зайдём на посадку". Получить такой вопрос от будущего пилота показалось плоской насмешкой.
- Нескоро, - губы сами разъехались в саркастической улыбке. - Почему? Да потому, что мы давно сели, - Эстебан, тайно наслаждаясь производимым эффектом, засветил посадочный голоэкран. - Как и договаривались, периферия рудной колонии; космодром на северной оконечности колонизированного материка.
Кто, кроме Эстебана, сумел бы так посадить катер, чтобы никто внутри этого не заметил?
2
Густая стена деревьев закрывала горизонт - космодром располагался в лесном ландшафте. Вроде, не выглядел заброшенным, но движения на нём не наблюдалось. Здание космопорта за взлётным полем приветливо блестело чисто промытыми стёклами раздвижных дверей и окон, сквозь которые, однако, изнутри никто не смотрел. Эстебан приблизил картинку - никого.
- Или наш катер никому не интересен, или они попрятались, - прокомментировал Альварес. - Например, в лесу.
- Если попрятались, то имеют основание нас бояться, - развил мысль Эстебан.
Рамирес хмыкнул, покосившись на Флореса. Тот сидел в углу, всем своим насупленным видом выражая принципиальное недовольство тем, как не по-дружески с ним обошлись.
А обошлись как раз мягко. За вооружённое неподчинение по старым уставам имперского космофлота положен расстрел на месте, либо отправка для дознания - на усмотрение начальника. Нюанс не в том, что уставы старые - их ведь не отменяли, просто действовать стали гуманнее. А в том нюанс, что после побега с "Антареса" здесь нет уже ни экипажа, ни легитимного начальника. Единственным, кто самым своим присутствием доказал бы обратное, был коммодор Альфонсо Гуттиэрес. Увы, рука предателя знала, кого достаточно устранить, чтобы имперского закона на крейсере не осталось. А уж на катере, совершившем с него побег... В общем, после убийства коммодора реальность такова, что теперь всё позволено. Кто пытается противостоять этой стихии, тот и сам поневоле чувствует, что много на себя берёт и тем напрягает космос.
Из медотсека вновь явился Гонсалес, но на сей раз полноценно. Видать, очередной кризис у злополучной ноги Трентона миновал, врач вернулся к взятой на себя лидерской роли. Сухо сказал приказным тоном, позаимствованным у Гуттиэреса:
- Рамирес, Родригес, Лопес - на разведку. Обследовать здание космопорта. Если кто-то в нём есть, вступить в контакт, - врач повернулся к Родригесу, язык у которого подвешен лучше, чем у других. - Выяснить ситуацию. О себе дать знать, что совершили на планете аварийную посадку, поскольку корабль, скажем так, потерпел бедствие, несовместимое с дальнейшим полётом. Всё понятно? - Родригес кивнул, Рамирес и Лопес закивали тоже. - Тогда... - Гонсалес и сам немного поморщился от пришедшей на ум идеи, но всё же произнёс. - И вот ещё что. Предлагаю перед выходом сдать оружие. Зачем? - прочитал он вопрос в вытянувшихся лицах. - Чтобы полностью исключить его применение. Здешние порядки нам вряд ли понравятся, это раз. А во-вторых, порог применения оружия у нас понижен. Шлейф настроения от перестрелок на крейсере так просто не загасить, говорю вам это как врач. Нас могут провоцировать, проверять, с миром ли мы пришли. Не пройдём проверки - будут на нас охотиться всей планетой. В здешней рудной колонии несколько сот человек, это сила, придётся с нею считаться.
Разведчики немного замялись.
- Подчиниться? Им? Начальникам рудокопов?! - с яростью выпалил Флорес и скрежетнул зубами. - Да вы в своём уме? Лопес, дурачок, и ты теперь, что ли, добровольно сдашь свой бластер? Гонсалес предатель!
- Сам дурачок! - обиделся на него Лопес. - Ты, между прочим, разоружён самым первым! Сдал свой бластер, как миленький! Вот и молчи.
Эстебан заинтересовался: кого и кому Гонсалес, по мнению Флореса предал? Смахивало на то, что предал самого Флореса (с его радикальным подходом) всему остальному миру. Но прояснять всего этого времени не нашлось. Обозлённый Флорес отвернулся в свой угол, трое посланных на разведку легко сложили оружие в ящик переносного арсенала и без промедления покинули катер, вскоре показавшись на экране.
Поскольку на посадочной площадке, просматриваемой со всех сторон, искать было нечего, три фигурки сразу заспешили к двухэтажному зданию космопорта. Выглядели ли они при этом достаточно мирно и беспечно? Трудно сказать. Поисковое напряжение не спрячешь.
Вошли в здание.
- Интересно, кого они там встретят, - отметил Альварес, - жаль, провидческие способности Гарриса по таким мелочам не работают. Или?
- В здании пусто, - невозмутимо промолвил связист. - Но кругом следы недавнего пребывания людей. Как минимум пятеро. Родригес отрапортует, когда заглянет в кафе на втором этаже. Там осталась еда в тарелках. Ещё свежая. И другие позабытые вещи.
- И что это значит?
- Родригес предположит, что те, кто был в здании, выбежали оттуда сразу после нашей посадки. Думаю, ему стоит поверить.
- Выбежали? Зачем?
- Трое собираются кликнуть подмогу. Двое притаились в лесу, следят, что происходит на космодроме.
- То есть, наша посадка не выглядит мирной? - помрачнел Гонсалес.
- Не особенно.
Запиликал сигнал связи. Эстебан вывел в громкий режим голос Родригеса. Тот сказал.
- Докладываю. Здание космопорта покинуто, причём недавно. Предполагаю, что с десяток минут назад, сразу после нашего приземления. Судя по брошенным остаткам пищи в столовой, здесь находилось пятеро...
Гаррис крепко зажмурил глаза и согласно кивал после каждой фразы стажёра. Ещё бы: он же всё предвидел заранее! И даже то, что на связь с катером первым выйдет Родригес, хотя старшим в их тройке логично считаться Рамиресу, как-никак, он стрелок с "Антареса", тогда как остальные просто стажёры.
А теперь вопрос. Зачем было куда-то посылать Родригеса и ещё двоих, если Гаррису все данные обследования космопорта известны и так?
Эстебан вопроса не произнёс, но Гаррис на него всё равно ответил.
- Здание обследовал не я, а Родригес, - пояснил он, - а то, что я заранее узнал результаты - так это не изучение, а нечто иное. Опережение, так сказать. Одно другого не заменяет, так понятно?
- Вполне, - примирительно сказал Эстебан.
3
Посланные вернулись, ещё раз в подробностях рассказали об обстановке в здании космопорта. Рамирес высказал очень свежее предположение, что в лесу кто-то прячется. Чтобы заметить кого, так нет, но по логике... Да уж, логика такова, что почему бы двоим не спрятаться.
- Может, посмотрим в лесу? - предложил Родригес.
- Думаю, не стоит, - покачал головой Гонсалес. - Мы ведь мирные люди, прилетели на мирную горнодобывающую планету. Зачем же нам лес прочёсывать?
- Насторожатся, да?
- Не то слово!
- Так они ж и так настороженные, раз попрятались, - заметил и Лопес.
- И кто-то наверняка побежал за подмогой, - ввернул Рамирес.
Ага, втроём побежали. Не разговор, а дежа вю сплошное.
- Только я вот чего не понял, - напрягся Лопес. - Это что же, они с подмогой вернутся, а мы им ничего не приготовим, будем тупо ждать?
Гонсалес вздохнул:
- Да, будем ждать. Постараемся уладить мирно. Зачем? Да затем, что силы в любом случае неравны, это раз. И затем, что нам среди них предстоит жить, это два. Если кто-то верит в пророчества Гарриса, то это будет уже третий резон. Ну, а в четвёртых, - Гонсалес развёл руками, - без их операционной и медикаментов мне не светит спасти Трентона.
- Спасти? - процедил Флорес, по-прежнему имевший собственное отдельное мнение. - Да они нас всех в жмуров превратят, разве непонятно?!
- Им незачем, - возразил Гонсалес, - разве только от сильного страха. Вот этот страх нам и следует потушить. Ясно, что не из бластеров. Людей, которые к нам придут, надо понять. И пусть космодесант никому не мерещится - мы оставили его на орбите. Планета хоть и работает на Альянс, но от системы "Карантин" страдает не меньше нашего. Именно она в главном фокусе её действия.
Гонсалес что-то такое же убедительное говорил и дальше, но Эстебана словно тумблером вырубило. В том, что только что было произнесено, таилась для него перспектива намного худшая, чем простое недопонимание в отношениях с местными. Но какая? Память отказывалась воспроизвести.
Что же такого Гонсалес сказал? Что производственники с Эр-Мангали - не солдаты удачи, это, вроде, понятно само собой, доказательств не требует. Что планета под колпаком "Карантина" - тоже известная истина...
Ах, вот оно! "Нам среди них предстоит жить", - вот что сказал Гонсалес. Нам - среди них! Не переночевать - жить. Но среди них - разве это жизнь? Разве возможна жизнь пилота на карантинной планете? Эстебан, определённо, так не считал.
4
Казалось бы: что такого нового Гонсалес сейчас сообщил? Новое нашлось. Просто потому, что до сих пор элементарная вещь до Эстебана не доходила. Спасение на Эр-Мангали не предполагало жизни. Для него - совсем никакой.
Куда бежали? Вот в чём главный вопрос. А ответ безрадостен. Туда же, откуда и стартовали. В тюрьму.
Да, есть нюанс. Покидали не просто тюрьму, а камеру смертников, в который ухитрились превратить собственный звездолёт. К тому же - накануне исполнения приговора. Тюрьма же, к которой Эстебан уверенной рукой привёл катер, по крайней-то мере, просторна. Размером ровно в одну обитаемую планету - недурственный тюремный двор для прогулок?
Есть люди, которые в таких "тюрьмах" проводят всю свою жизнь: просто не видят надобности в межпланетных перелётах. И впечатлений им для жизни достаточно. Просто внимательней смотрят, отыскивают красоты и смыслы в простых вещах, не требующих дальнего поиска. Уподобиться таким людям? Увы, не получится. Убеждённые домоседы всё-таки свободны со своих небесных тел в любой момент стартовать. А с Эр-Мангали после посадки далеко не стартуешь. Это место не для пилота.
Грустно это осознавать. Особенно лучшему пилоту империи, каким себя привык считать Эстебан. Да, чисто для себя, то есть - молча, никому свою точку зрения не навязывая, дабы не расходовать жизнь попусту - на доказательства конкурентам, кто и чего достоин. Эстебану конкуренты всегда были скучны, он привык отчитываться за свои успехи перед внутренним арбитром и по тем критериям, которым сам доверял.
И вот теперь, судя по достойным доверия критериям, жизни ему никакой не осталось.
Критерии Эстебана - они в основном эстетические. Пилотирование - это для него про истинную красоту. Служба в имперском флоте - обрамление к красоте. Жить же добычей руды - невообразимо пошло.
О чём ты думал, стартуя с "Антареса" на быстроходном катере? Уж точно не о том, что полёт твой - последний в жизни. Знал бы - непременно удержал в памяти каждую миллисекунду полёта. Чтобы, когда твоя жизнь кончится и начнётся нежизнь, вспоминать о ней настоящей.
Хотя... Избыточность значимости момента до добра не доводит. Как пить дать, подставился бы. Или, ещё чего доброго - подставился бы нарочно, чтобы умереть красиво вместо предстоящей агонии без конца. И это был бы некрасивый поступок в отношении товарищей. Им-то, согласившимся жить и в нелётном режиме, финальная вспышка Эстебана вышла бы совсем не по курсу.
И теперь... Это немного странно, но Эстебану показалось, что он не в состоянии встать с пилотского кресла. Ни в переносном смысле, ни в прямом. Что это он себе наколдовал? Паралич - не паралич, но что-то вроде. Главное, смысл симптома предельно понятен. К мёртвой жизни вне роли пилота - ни шагу по своей воле. Обстоятельства вынуждают - так пусть сами меня несут.
А впрочем, встать с кресла Эстебан ещё не пытался - как он узнал о своём симптоме? Сейчас он, наконец, это нетвёрдое знание проверит, и развеет нелепые страхи. Либо развеет страхи, либо столкнётся с реальной немощью - то-то найдётся повод для страха! Совсем уже морально подготовившись встать с кресла, пилот почувствовал, что не может не то чтобы напрячь нужные мышцы, а даже отдать команду мышцам напрячься. Уже это волевое действие вызывает неодолимый иррациональный страх.
Надо же, дожился! И до чего некстати... Эстебан боковым зрением поглядел на товарищей по побегу: никто ли ничего странного не заметил? Вроде, нет... Хотя зачем именно боковым - голова-то у него на шее ещё поворачивается! Можно вертеть ею во все стороны, изображая очень подвижного пилота. Провидца Гарриса этим не убедишь, но другие нипочём не догадаются!
В постыдной своей немощи Эстебан как бы невзначай опробовал многие группы мышц, не связанных с подъёмом из кресла - действовали идеально. На волне этих успехов попытался неожиданно для самого себя вскочить - но попытайтесь намеренно сделать что-то неожиданное для себя. Панический страх мигом парализовал попытку приложить усилия.
Ладно, сказал себе Эстебан. Когда меня позовут, я всё-таки вскочу. Ведь смысл этого действия не будет включать моё личное волеизъявление. Или будет? Всё-таки мой конфликт - на тему подчинения обстоятельствам, которому сопротивляется одна из моих внутренних мил.
5
Эстебан родился альбиносом. Детство его прошло в солнечном городке Текила-да-Дуэнда на Малом Пагосе, в месте, где белая кожа, не поддающаяся действию загара, всем в диковину. Сколько себя помнит, на него кто-то глазел. Вечно быть в фокусе людского внимания донельзя утомительно. Так становятся домоседами да затворниками, перестают показываться миру, прозябая в душевной слабости. Если же внутренняя сила есть - учатся самоконтролю, мнимой естественности движений, превращают своё явление людям в изящный спектакль, в повод восхититься. И внимание рано или поздно меняет знак. В случае Эстебана, правда, далеко не рано.
Происходя из семьи состоятельной, он учился дома, поводов сблизиться со сверстниками имел немного, до совершеннолетия остался с ними на той дистанции, с которой представал для них бледным чучелом, а они для него - пялящимися придурками. Не желая себе приятелей для игр, он мог часами гулять в маленьком садике вокруг дома, отгороженном от внешнего мира высокими стенами, но и на стены вечно забирался кто-то из любопытных соседских мальчишек. Разве поможет стена, даже трёхметровая, если сорванцы приладились мастерить самодельные летательные аппараты?
Страсть к полёту у юных текильцев плескалась в южной горячей горячей крови. В Эстебане же она до поры не проснулась. Высоко ли прыгнешь, когда небо занято - и кем? Однообразным роем смуглокожих насмешников, не признающих воздушных границ.
Чуть зазевается садовник, а ватага малолеток уже поднимается на реактивных ранцах, усаживается кто на стену, оплетённую виноградом, кто на ветви исполинского земляничника, плодоносящего зеленосливом, кто на секвойную грушу. Сидят, лакомятся виноградом и свысока поглядывают на бледного мальчика, примостившегося на скамейке у клумбы с приключенческой голокнигой. Хоть бы молча сидели, так нет - судачили, словно птичий базар. И о приключениях, которых читателю наяву не видать, ибо за книгами он к ним опоздает. И о том, чей же ранец лучше. И о том, у кого не стоят руки такой собрать, как бы он ни старался.
У кого не стояли? Ясно, у кого. Эстебан таких аппаратов не мастерил ни тогда, ни после. Зато отмечал недостатки самодельных конструкций, промахи пилотирования у дерзкой мелюзги, неумение рассчитывать скорость при посадке. Он рос критиком летательных возможностей техники и людей, беспощадным в своём высокомерии. Разве мог он похвально отзываться о тех, кто в нём самом видел только бледно очерченную мишень для насмешек? Позже - мог. Но ничуть не тогда.
В голокнигах он читал о великих пилотах, большей частью о лицах вымышленных. Походить на них не мечтал, разве что для вида. Верил в то, что у него есть особый путь. Но откуда и куда он ведёт, оставалось загадкой. Тем не менее, узнать его надежда была. Его путь, понимал Эстебан, это тот, который мало исхожен другими. Там не встретишь толпы, в каковой пришлось бы толкаться. Там...
Но даже галактика ныне исхожена, вроде, вся. И вдоль, и вбок-поперёк, и по всякой диагонали. Разве только, никто не ходил особой походкой? Вывод ясен, именно Эстебану, с его любовью к искусству, предстоит чудо-походку выработать. Чтобы так пройти между звёзд, как героям книжек не снилось. Чтобы оставить след по себе даже в безучастном вакууме.
Странно, но даже к совершеннолетию идей о карьере пилота у него так и не зародилось. Он не думал, что можно летать в собственном стиле, а без этого кто есть пилот? Подневольный исполнитель мудрых приказов коммодора. Лётный функционер-оператор, обязательное приложение к современной автоматике корабля. Что, вдохновляет? Нет.
В общем, в пилоты пошёл не по вдохновению. Просто не нашёл для себя лучшей сферы, которая и не уронила бы чести рода, и была бы достаточно далеко от людей. А вот позже, при первых успехах - проникся азартом настолько, что вмиг перетряс все прежние детские ценности. Оказалось, красоту полёта из пилотов империи чувствуют единицы, да и те разбросаны по разным звёздным системам. Не толкаются, не спорят, не желают друг другу мешать. А при редкой встрече - тебя понимают.
Понимание равных тонкая материя. Оно не в слове, а через полёт. Тайное братство сильных пилотов складывается само, пользуется интуитивно понимаемым кодом. Бывало, на словах скажут только: "Во даёт белобрысый!" - но и того тебе довольно, чтоб оценить глубину ими сказанного. Банальная похвала? Как бы не так! Говорится ведь в нужный момент, нужным, безошибочно точным тоном - но, главное - повторяет ритм и пространственный рисунок обсуждаемого полёта. Профан похвалит иначе. Умелый пилот, который не в теме - почти правильно, но с помарками. С теми же помарками он и летает, не замечая разницы.
Осознанность. Корень всему - осознанность. А в основании корня - чуткое эстетическое чувство. Чувство делает тебя посвящённым, раскрывает перед тобой миры. Но оно не может жить вне полёта. Стоит на год встать с пилотского кресла - оно притупляется. Ты навёрстываешь его тренировками, ибо понимаешь, что нечто ценное потерял. А если не на год? Если на все года? Что от тебя здесь останется, пилот Эстебан?
6
Местные подкатили к катеру на трёх вездеходах, и сделали это не ранее, чем экипаж, бежавший с "Антареса", устал ждать. Ещё бы не устать, долгие часы напролёт - почти двое суток - симулируя беспечность!
Эстебан в час приезда вездеходов так и сидел в пилотском кресле, но остальные к этому времени уже не раз выходили прогуляться по космодрому. Не то чтобы их так на свежий воздух тянуло, просто надо же было показать пугливым соглядатаям свою открытость и расположенность к диалогу. Катер, забитый прячущимися людьми - это как руки в карманах. Если по приземлении на мирную планету он остаётся глухо задраен на двое суток, это кого хочешь насторожит. А уж те странные люди, в панике бежавшие из космопорта при посадке катера, слишком подозрительными были и так.
Наблюдая первый контакт на обзорном экране с пилотского кресла, Эстебан отметил выдающиеся актёрские способности Родригеса, Альвареса и Финьеса, застигнутых внезапным визитом силовиков мирно сидящими на площадке перед катером. Ни малейшей оборонительной реакции в сторону вывалившего из вездеходов тёмно-серого пятна в металлических блёстках - мощного отряда колониальной секьюрити в униформе и с бластерами.
И правда, чему тут злиться или пугаться? Раз человек в униформе охраны, он, наверное, имеет право на ношение бластера. Если он его тебе демонстрирует, значит, ему так надо; стоит отнестись с пониманием. Если он держит тебя в прицеле, не стоит делать резких движений, но в остальном - жизнь продолжается.
Четверо охранников с грозным видом окружили безоружную троицу на посадочном поле, остальные десятка полтора поспешили к открытому люку катера. Эстебан со вздохом отвернул своё кресло внутрь салона - встречать.
Ну вот силовики ворвались в салон, вернее, просто вбежали - ведь им никто не препятствовал.
- А мы вас уже заждались! - расплылся в улыбке Гонсалес, выглядывая из медотсека.
Его грубо вытолкнули, охранник с бластером нырнул на его место, заинтересованно бросил оттуда:
- Здесь у них раненый!
- Не беспокойте его, пожалуйста, - вежливо предупредил Гонсалес. - У него сильный жар вследствие заражения крови...
- Молчать! - посоветовал ему серый комбинезон, поигрывая бластером.
Двое в униформах взяли на прицел Эстебана, двое хмурого Флореса, по одному на Рамиреса, Гарриса и Лопеса. Остальным из охранников не досталось ни дела, ни места. Потоптались в тамбуре, вышли, уступая проход своему начальству - седовласому серокомбинезоннику с худым недовольным лицом и неприятно сверлящим взглядом из-под кустистых бровей.
- Кто таковы? - бросил он в пространство, косясь на комбинезоны космофлота империи Сант-Амазон Эскабар.
Его взгляд выдавал некоторую предвзятость отношения.
- Да, мы имперцы, - доброжелательно улыбнулся Гонсалес. И поинтересовался. - Простите, с кем имею честь?
Начальник сделал над собой усилие, чтобы представиться:
- Заместитель шерифа колонии Джед Кафф.
Начальников силовых структур анонимность угнетает, в особенности на захолустных планетах вроде Эр-Мангали. Гонсалес этим обстоятельством тонко воспользовался, молодец.
- И чему мы обязаны визитом? - не потерял инициативы врач. - Я слышал, на планете объявлен карантин. Это правда.
Но тут заместитель шерифа опомнился и принялся сам задавать вопросы, игнорируя встречные:
- Кто у вас тут главный?
И Эстебан неожиданно для себя вспомнил, что главный здесь он. По статусу в прежнем экипаже "Антареса" получается так. Другое дело, что с гибелью коммодора и захватом крейсера десантниками Альянса прежние статусы не раз уже обнулились.
Эстебан, по свойствам своей натуры, никак бы не мог претендовать на духовное наследование от Альфонсо Гуттиэреса, потому дело коммодора продолжил бортовой врач: сплотил деморализованные остатки экипажа, повёл на прорыв. Эстебан лишь включился в благое начинание и красиво провёл катер.
Гонсалес хорош и в роли переговорщика, его бы в ней и оставить, но... Объяснить служаке, каким чудом в имперском экипаже главным лицом оказался врач - задача почти непосильная, сопряжённая с новыми подозрениями. Тогда как причину посадки на Эр-Мангали надо изложить убедительно и просто.
- Я главный, - сказал Эстебан, после чего назвал флотский статус и четыре самых коротких имени из своих семи. Опыт показывал, что четыре имени оптимальное количество, чтобы вызвать уважение инокультурных профанов, а вот каждое новое имя сверх того повышает риск агрессивной реакции; человеку по имени Джед Кафф (и только) семь имён обязательно покажутся грубым издевательством.
- Цель прибытия на Эр-Мангали?
- Спасение экипажа после аварии корабля.
- Где ваш корабль?
- Оставлен на орбите.
- А что забыл ваш корабль на орбите нашей планеты?
- Нами выполнялась миссия, совместная с Галактическим Альянсом, - уклончиво сообщил Эстебан. - В детали миссии вас посвятить, к сожалению, не могу, поскольку давал подписку о неразглашении.
- Жаль, - хмыкнул Кафф. - Было бы интересно узнать, что Альянс относительно нас удумал.
Судя по его словам, связь планеты с Альянсом то ли отсутствовала, то ли была ограничена или затруднена.
- У вас на борту катера раненый, - вспомнил меж тем заместитель шерифа. - Причина ранения?
- Паника на борту корабля в результате аварии, - пояснил Эстебан, - кстати, ранен не только он. Мне тоже досталось. Возможно, без посторонней помощи мне даже не встать с этого кресла.
Как красиво удалось ввернуть в разговор свой психогенный паралич!
7
Стоило Каффу на миг замолчать, переваривая ответы, как Эстебан вернулся к теме карантина.
- Мой врач попытался спросить у вас, действует ли ещё карантинный запрет? Надеюсь, это не тайна?
- Не тайна, - сказал Кафф, - запрет действует. По этой причине я вынужден наложить арест на ваш катер.
- Значит, мы что-то нарушили? - тут Эстебан всерьёз удивился. - Но карантин обычно предполагает ограничение на выезд. А мы как раз прибыли.
- В случае нашей планеты ограничено прибытие, - назидательно молвил Кафф. - Что до возможности покинуть Эр-Мангали, так она и вовсе исключена.
- Да? И давно?
- Уже с полгода, - мрачно вздохнул начальник.
- То есть, в течение полугода никто вашу планету не покидал?
- Только самоубийцы. На орбите находится система "Карантин", - Кафф издал гаденький смешок. - Почему-то мне кажется, что ваш корабль с нею уже встретился.
А хоть бы и встретился, к чему это мелкое злорадство?
- Встретился, - признал Эстебан, - власти, пославшие нас, чего-то не просчитали.
Кафф покивал, думая о чём-то своём, по всей вероятности, противоположном. Он догадался, что власти всех нас подставили? Надо же, какой разумный заместитель шерифа.
- Значит, эти полгода у вас длится эпидемия? - спросил Эстебан.
- Эпидемия? - рассеянно переспросил Кафф. - Нет, прошла.
- Тогда почему же не снимут карантин?
- Не нашего ума дело, - отрезал Кафф. - Вот что, поскольку вы все арестованы, прошу сдать оружие.
Так просто?
- Арестованы? Но за что?
- Я же сказал: нарушение карантина.
8
Истинным дураком себя чувствуешь, когда ты арестован по чьей-то глупости, в особенности, когда не по своей. Но делать-то нечего. Рамирес передал людям Каффа переносной арсенал, куда заблаговременно было сложено личное оружие. Вариантов оставить его себе - безукоризненных не нашлось. Можно было, конечно, заначить парочку бластеров, но прикопать их в лесу - нарваться на внимание тех, кто там схоронился, причём специально, чтобы тебя пасти. А спрятать на катере - тоже не выход: ведь и он точно так же арестован и, как явствовало из распоряжений Каффа, будет отсюда куда-то препровождён.
Зачем? Да какие-то суда здесь садятся, в беспилотном режиме. Если на борту одни автоматы, а людей нет, то такие суда система "Карантин" пропускает и на прилёт, и на вылет. Если сам заместитель шерифа правильно понял далёкие от его разумения материи.
После сдачи оружия начался обыск. Серые комбинезоны обхлопали всех людей и обшарили помещения катера. Дополнительных единиц оружия не нашли, и Джед Кафф остался доволен. С ним поступили честно, не пытались надуть. Кажется, от латиносов он такого не ожидал.
- Что будет значить для нас арест? - спросил Эстебан.
Дело было в здании космопорта, куда всех арестованных имперцев (с Гаррисом и Трентоном включительно) препроводили перед заключительной фазой обыска катера. Трентона, так и не пришедшего в сознание, подручные Каффа донесли на носилках. Хотели так же транспортировать и Эстебана, но он, неожиданно для них и себя, встал и пошёл.
У него всё прошло? Будем надеяться.
- Арест? Это не смертельно, - заверил Кафф. - Ваши показания запишут. Может, кто-то, кроме меня, с вами ещё побеседует. А дальше - просто работа. Но в принудительном порядке.
- Какая работа?
- На рудниках. Эр-Мангали - горнорудная планета. И почти все, кто к нам попадают, включаются в производство.
- А если не на рудниках?
- Чем-то другим у нас мало кто занимается. Может, единственно, заготовкой пищи. Кажется, сейчас в дефиците охотники.
- В дефиците?
- Кто-то распустил небылиц, что в лесах Эр-Мангали водятся чудовища. Люди у нас легковерные, стараются лишний раз в лес не ходить.
- Так на самом деле чудовищ нет?
- Есть, конечно. Но менее страшные, чем говорят... Кстати, - вспомнил Кафф, - если у вас или ваших людей есть навыки охотников, известите меня заранее. В этом случае везти вас в головной посёлок колонии нет никакой надобности. Охотничьи угодья находятся здесь, неподалёку.
- Я спрошу, - выдохнул Эстебан, откидываясь в кресле, на сей раз не пилотском, а космовокзальном, - думаю, охотники у нас найдутся. Всё-таки одна из старых национальных забав.
И всё-таки не нашёл повода красиво ввернуть запрос о том, не пригодятся ли рудной планете ещё и пилоты. Ответ-то ясен, но вдруг...
- Нет уж! - резко возразил местный начальник. - Вы, как-никак, все у меня под арестом. Потому опрос проведут мои люди.
Да пожалуйста!
9
Результаты опроса, проводимого здесь же, в здании космопорта, Эстебана искренне позабавили. Незаурядные охотничьи навыки у себя нашли практически все - за исключением Трентона, который в отключке. Ещё бы! Кому захочется в шахту? Среди предков народов империи Сант-Амазон Эскабар толкиеновских гномов не было! Не было, правда, и зверолюбивых эльфов, но кодекс гордых контрабандистов - основателей империи - у последних многое взял.
Почти всех записали в охотники. Только кок Финьес выговорил для себя "иное место в пищевой цепочке", как он оригинально выразился, имея в виду своё поварское искусство, да ещё Гонсалес убедил Каффа позволить ему долечить раненого.
Прозвучал и вопрос о вакансии пилота на Эр-Мангали. Озвучил его, как ни странно, стажёр Флорес, которого Эстебан, будь его воля, и близко бы не подпустил к пилотскому креслу: ведь бывает, что люди в некотором отношении безнадёжны. Эстебан ещё раз уверился, что промолчал не зря. Его чувство прекрасного не подвело: сама речь о ценном вела к пустой профанации. Спрошенное Флоресом прозвучало, как смешная шутка, во всяком случае, ответом был хохот. Флорес в момент обиделся: ему тоже ведь неприятно быть клоуном.
Но бывает худо не без добра: отсмеявшись, заместитель шерифа вспомнил, что арестованный катер ему надо кое-куда отогнать. На кладбище кораблей.
- То есть, пилот вам всё-таки нужен? - почти без сарказма переспросил Эстебан.
- На этот, единственный раз - да! - согласился Кафф. - Но дальше таких случаев не предвидится.
- Что ж, я готов помочь, - безразлично сказал Эстебан.
Разумеется, готов! Даже руки вспотели, как у наркотического аддикта: ещё один, пусть последний, вылет. Но самообладание пилоту-альбиносу, как обычно, не изменяет. Пусть не думает плоскостная крыса по кличке Кафф, что способна здесь кого-нибудь осчастливить!
10
Полёт. На кладбище. Кладбище кораблей. Эстебан снова рулит, снова в пилотском кресле. Сзади в салоне примостилось двое в серой униформе охраны. Одного зовут Брандт, другого, кажется, Блаймер. Эти двое должны будут после его доставить от кладбища кораблей туда, где ходят вездеходы к стоянкам охотников. У Блаймера глаза злые, у Брандта и вовсе сумасшедшие - ничего себе провожатые, как бы не на тот свет. Но о том свете Эстебан всё-таки позже подумает, ведь на этом у него последний полёт, а это святое.
Чтобы добраться от крайней северной точки континента до крайней южной, совсем не обязательно подниматься над атмосферой, но что о том могут знать двое малообразованных служак? Перед кладбищем (кораблей) и катер, и Эстебан как следует оторвутся, благо, запас топлива позволяет.
- Ух ты! - голос Брандта. - Слышь, пилот, отсюда Эр-Мангали покрасившее, чем снизу! А можно ещё повыше? Под мою, блин, эту, ответственность?
- Можно и повыше, - кивает Эстебан. Отчего же не повыше?
Тот, который Блаймер, что-то предостерегающе шипит.
- Ну и стучи себе на здоровье! - ответствует Брандт, возвышая голос. - А я тебе так скажу, наша Эр-Мангали против любой другой планеты - выгребная яма! А всё почему? Отвечу. Свободы на ней нет. Этого, как его, перемещения...
- Кафф тебе даст свободу перемещения, чёртов бунтовщик! Этот полёт для тебя знаешь где закончится?
Ой, кто из людей может знать, где закончится их полёт? Даже сам Эстебан - и тот, кажется, не знает.
- Слышь, пилот, давай ещё выше - мне нравится!
- Это опасно!
- Слышь, пилот, это и правда опасно?
- На этой высоте - ещё нет.
Препирательства между Брандтом и Блаймером становятся раз за разом ожесточённее. Пилот Эстебан молча вздыхает о непродуманном совмещении пилотской кабины с общим салоном. Нет, о продуманном, но, конечно, в ущерб пилоту.
- Эй, гляди! Мы ведь так высоко взлетели... А что, если не вернёмся? Да не дрейфь, я ручаюсь, внизу никто не заметит. Кто там будет инспектировать кладбище кораблей? Катером больше, катером меньше, а?
Напомнить ему о карантине? Ну, в смысле, о системе "Карантин"? - думает Эстебан. Да нет же, зачем? Для этого Брандту дан его злобный товарищ. А я, пока они выясняют, кто кому и о ком доложит - ещё полетаю. А там - все мы под "Карантином" ходим. Авось дотянем до кладбища.
- Ты совсем дурак? Жизни тебе не жалко?
- Да не ссы! Ничего ж не случится!
- Как не случится, когда раздолбает нас к мёртвым кошкам?
- Ты вот что прикинь: разве система "Карантин" ещё действует?
- Ты, что ль, первый, кто собрался проверить?
- Да не кипятись, дурень! Я ведь дело говорю! Прилетали к нам в эти полгода хоть какие-то катера с живыми пилотами?
- Нет.
- Ну вот видишь: а этот прилетел! Это что значит?
- Ничего.
- Не "ничего", а то значит, что система "Карантин" снята! Точно тебе говорю. Не веришь? Ну и дурак. Да ты сам подумай: есть на планете эпидемия? И следа нет. Зачем же работать системе? Энергию тратить, то, сё? Не надо ей больше работать. Вот и выключили. А нам почему не сказали? Ну, чтоб паники не было. Или там массового буйства. Знаешь, как все ломанутся с планеты, как только прознают?
Блаймер несколько секунд помолчал, взвешивая аргументацию, затем резко прикрикнул на Эстебана:
- Эй, чёртов пилот, разворачивай своё корыто!
- Меж собою договоритесь, куда лететь! - отвечал Эстебан с явным ехидством. Не пассажирскому быдлу решать, когда пора разворачивать. Есть красивый вираж, и он его не испортит.
Дальше - хуже. В ход пошли бластеры. Первым свой вытянул Блаймер, принялся угрожать и Брандту, и Эстебану - но в последнего он опасался стрелять (попробуй-ка сам посади катер!), а первого хотел лишь подранить, чтобы представить пред справедливым судом колонии.
Беспечальный Брандт ухайдокал его с первого выстрела. И с безумным весельем сказал Эстебану:
- Не боись, пилот, вот теперя точно прорвёмся!
Что ж, до кладбища точно теперь долетим. Только вопрос, до какого.
11
Дальнейший полёт к кладбищу проходил в компании одного безумца и одного мертвеца. Жалел ли о том пилот? Не особенно. Но удивлялся себе самому, что не жалел. Ныне ему самому прояснилось о себе вот что: знать, эстетика Эстебана до сих пор выполняла постороннюю себе роль. Если вкратце сказать, она чудно заменила ему этику.
На добро ли сие? Нет. И, похоже, вдобавок не чересчур красиво.
С другой стороны: не о том ли Эстебану мечталось? Длительный последний полёт, и за ним - уже ничего? Никакого мелочного планетарного выживания, так сильно осточертевшего даже Брандту...
- А куда мы летим? - неожиданно спросил Брандт.
- У нас нет разумной цели, - честно ответил Эстебан.