Мы ввалились внутрь и вошедший последним Мак сбросил занавес. Все тут же попадали на матрацы и мне пришлось долго добираться до своего, расположенного почти в самом углу. Задев по пути пару сапог, наступив кому-то на ногу и пропустив мимо ушей комбинацию язвительных слов и резких выражений, я опустился на свое ложе и практически сразу отключился...
Мне снился пустой полигон, на котором почему-то оказалась наша палатка. Шёл проливной дождь, грохотал гром. Палатка стояла в одиночестве, ни на кого не рассчитывая, но никому и не поддаваясь. Мелькнула молния, за ней последовал характерный звук. Я увидел лицо Графа, оно как всегда не отображало ничего, при этом выражая очень многое. Граф о чём-то говорил, периодически облизывая сухие от недостатка влаги в организме губы. Я слышал его слова, но не мог понять их смысла. Он замолчал, но вместо тишины и покоя, о котором я так сейчас мечтал, послышался барабанный бой. Плавно переливаясь, он настойчиво бил мне в висок...
С трудом перевернувшись на спину я сел. Глаза мои были ещё закрыты, но губы уже шептали одно и то же заветное слово.
--
Воды, - тихо простонал я.
Стук прекратился и через пару секунд слева на мое плечо опустилась пластиковая бутылка. Мне оставалось только жадно припасть к ней. Вода была холодная, но с отвратительным болотным привкусом. Не в силах оторваться, я задрал голову вверх. Постепенно что-то менялось. Становилось прохладнее, так хорошо не было никогда до этого - по спине текла прохлада и я как бы просыпался после долгого сна в очень неудобной позе. Сознание медленно возвращалось ко мне, уже пару мгновений назад я понял, что кто-то лил на меня жидкость, дающую жизнь. Та, попадая в переносицу, увлажняла глаза, скользила по щекам и шее, медленно просачиваясь в щель между ней и воротом футболки, доходила до поясницы, где терялась, разбиваясь на несколько ручейков...
Я, наконец, оторвался от горловины. Горлышко другой бутыли скользнуло по вороту и влило за спину ещё немного воды, после чего самоустранилось.
--
В пьянстве он замечен не был, но по утрам жадно пил воду! - послышался где-то вдали голос Скорпа.
Я протянул бутылку обратно и она тут же исчезла. Повернув голову направо, я увидел Графа. На его лице играли блики тусклого света свечи, он завинтил крышку и прошептал:
--
Не стоит благодарности.
На его часах стрелки показывали все те же 2.30, как и ночь и две назад. В очередной раз я проснулся именно в это время. Спать уже не хотелось.
"Странно", - подумалось мне.
Последние несколько дней я высыпался за три - четыре часа. Правда позже сон снова брал свое и с утра вставать не очень-то хотелось, но это уже объяснялось свойством организма восстановив минимум, браться за максимум. Так что в первый раз, очнувшись, я испугался, что проспал подъём - несколько голосов что-то одновременно бубнили. Это оказались наши, Македонский со Скорпионом что-то не поделили. Помнится, я тогда перевернулся на другой бок и хотел прикрикнуть на них, но слова замерли у меня в горле. Я увидел улыбающееся лицо Графа, точнее улыбка была только на его губах, а глаза пристально следили за происходящим. Скорп из-за спины опять острил, а Граф ему ответил, в том смысле, что всё, конечно, понятно, но кое над чем можно подумать. Помнится, приподнявшись и сев на свою же подушку, в течение полутора часов я выслушивал остроты Скорпиона, бульдожий рокот Македонского, философские догматы Графа и откровения Крота. Это было тем более удивительно, что в светлое время суток от Графа можно было не услышать и слова, а Мак почти никогда не удостаивал остальных своим вниманием. С тех пор каждую ночь мне выпадала честь участвовать в беседах этих усталых, полусонных людей.
Сегодня я проснулся последним и с некоторым опозданием.
--
... как говорил один из философов прошлого: "единственная проблема современности заключается в том, сумеет ли человек пережить свои собственные изобретения", - донёсся до меня голос Графа.
--
Опять, - невольно простонал я. Вчера мне уже пришлось выслушивать его умозаключения по этому поводу и, честно говоря, больше этого не хотелось, но по цитате было похоже, что сегодня лекция уже заканчивалась.
--
А почему ты решил, что перемирие скоро закончится? Я понимаю, пять лет назад не думали и о таком сроке, но все же... - начал было Скорп.
--
Ты сам посуди! Обучение должно было закончиться через три года, однако нас сразу швыряют сюда, на заключительный этап и по слухам на этом все и остановится. Нас просто хотят бросить в самое пекло и посмотреть, кто выживет. Учти, мы с тобой не простые солдаты, следовательно, нашей агентуре придется еще хуже, если и нами готовы пожертвовать!
--
Может прекратим и поговорим о насущных проблемах? - процедил сквозь зубы Мак.
Ему было сложно говорить на подобные темы и он злился из-за этого на всех, в том числе и на себя. Последнее было особенно удивительно - Мак был нашим командиром и, как и все армейские начальники, находясь среди подчинённых, имел привычку повышать голос и учить остальных тому, чего не знал сам. Мака не интересовало, что командир взвода мало чем отличается от остальных. Многие не любили его за пренебрежение, пожалуй, только Скорп, Крот и Граф относились к нему лояльно, но это объяснялось тем, что они знали его раньше, до лагерей. Теперь же эти трое были командирами отделений и имели право голоса.
С трудом приподнявшись и сев, я огляделся. Сегодня у нас собралось необычное общество - кроме размещавшихся здесь вышеперечисленных - в палатку зашли командиры других взводов, а также те, кому мы могли доверять - Кап-кап, Шелест и Светлый.
У некоторых из нас были, конечно, и настоящие имена, но в армии всем сразу дали новые и теперь мы должны были обращаться друг к другу исключительно с их помощью. Это объяснялось тем, что готовили нас для работы в стане врага и кличка должна была сопровождать каждого практически до конца жизни. Впрочем, никакой сложности это не составляло, прозвища подбирались по уму и по прошествии вот уже семи лет, как я попал в училище, казалось, что другого имени у меня и не было.
Времени до начала собрания оставалось немного, отсутствовали только Молчун, Тёмный и Крот. И если первый был сегодня на дежурстве, то двое других отправились в самоволку, в который уже раз известив об этом только Графа, чтобы тот констатировал факт, когда их невозможно было бы уже догнать. Причём не вполне понятны были причины отлучек. Крот обожал природу и всякого рода приключения, но само попадание в этот лагерь уже было приключением. Чего он ещё хотел? Что же касается Тёмного, то он шёл с нашим путешественником через лес только до пролома в стене, после чего исчезал и обратно возвращался уже один. Ходили слухи, что он навещает городок, расположенный в пяти километрах от нашей поляны. Однажды кто-то из офицеров видел его там, но Тёмный сбежал от погони, а в лагерь прибыл раньше начальства, так что когда нас построили в четыре утра, все были на месте и никаких оргвыводов не последовало.
После инцидента прошла уже неделя и ребята возобновили свои продолжительные ночные прогулки, но сегодня их возвращение ожидалось гораздо раньше - собирался негласный совет, на котором должна была обсуждаться главная наша проблема. Дело в том, что в роте был доносчик, который заботливо собирал наши нелицеприятные мнения о командовании и передавал их начальству, а конкретно полковнику - начальнику сборов.
Столь безрадостное открытие подкараулило нас неожиданно. Конечно, и раньше мы замечали, что те, кто отзывался о полковнике наиболее негативно, потом оказывались в очень неудобном положении: некоторые по малозначительным поводам подвергались побоям на виду у всей роты, кто-то попадал на гауптвахту, кому-то доставался очередной наряд вне очереди, а двое наиболее ярых критика просто исчезли. Причём скромные их пожитки остались, что исключало на наш взгляд возможность отчисления или тривиального отказа продолжать обучение, хотя последнее в нашем-то положении было крайне сомнительно. У офицеров удалось добиться только заявления о "переводе этих лиц в другую роту". Однако и в это слабо верилось.
В лагере размещались всего три роты общей численностью триста семнадцать человек, из них сто три рта приходилось на нас. С другими курсантами мы практически не общались, они казались нам людьми другого мира со своими законами и порядками. Во второй роте командовал Майор, действовавший похлеще самого полковника, и в головах его подчинённых не возникало даже мысли об обсуждении приказов, не говоря уже о недовольстве - страх вполне заменял их. В третьей царила та же расхлябанность, что и у нас, но их палатки располагались на другом конце лагеря, куда добраться было невозможно - пришлось бы проходить мимо начальства, а на это никто не решался - лишняя встреча с командованием ни к чему хорошему никогда не приводила. Так что, что происходило у братьев по оружию, нам было не известно, но с другой стороны занятия по строевой подготовке были общими и если бы наши друзья были там, мы бы их просто-напросто увидели...
Занавес шелохнулся и все насторожились. В образовавшееся отверстие просунулась голова Молчуна. Он постоял, приглядываясь, и исчез, но через пару секунд в "дверь" зашёл Крот. Он молча занял свое место, на ходу освободившись от берц и куртки.
--
Где Тёмный? - спросил Мак на правах хозяина.
--
Потерпи, скоро будет, - ответил тот, ставя на стол четыре двухлитровые бутылки пива. - Я встретил его метрах в трёхстах отсюда. Болтает с каким-то молодчиком из третьей роты насчёт завтрашних стрельб.
Молодчика этого звали Панцырь. Ходили слухи, что он мог достать в части любое оружие с тремя обоймами патронов за невысокую цену. Дня три назад на встречу с ним выходил и Граф, но результаты были мне неизвестны.
--
Долго они будут копаться? Время поджимает, - буркнул Кап-кап.
В тот же миг за дверью послышался шорох и в палатку в буквальном смысле ворвался Тёмный. Он тут же занял свое место и, сунув руку за пазуху, покосился на Графа. Тот воспользовался моментом, чтобы взять ситуацию под контроль и начал совещание.
--
Итак. Теперь собрались все и мы можем начать.
Всё-таки непривычно было слышать его голос.
--
Наша цель, - продолжал он, - найти ворону и заткнуть ей клюв... давайте воспроизведём события. На протяжении двух недель мало кто даже задумывался об этом. Первые отчётливые признаки стукача появились, когда у второго взвода протекла палатка. Кто здесь из второго? Игрек! Расскажи.
--
Ну... в среду, неделю назад, действительно ночью потекла палатка. Если кто помнит, был ливень и нас затопило по щиколотку, все вещи промокли, не во что было даже переодеться. На утренней поверке, только что приехавший начсборов, отвел меня в сторону и велел отправить к нему четырёх ребят, будь он неладен. Я послал Чёрного, Дака, Кису и Тайсона. Минут через десять он забрал их, а ещё через час парни притащили пару кусков брезента, которыми мы дополнительно накрылись.
Игрек закончил рассказ и слово опять взял Граф.
--
Прекрасно, теперь будем рассуждать логически. Полковнику, чтобы приехать с квартиры сюда требуется три часа. Построение в 6.30. Следовательно, ему надо было выехать в половину четвертого. К этому времени он уже знал, что произошло. Кто-нибудь из ваших теоретически мог ему сообщить?
Этот вопрос, естественно, адресовался докладчику.
--
В принципе это могли сделать все.
--
А кто мог видеть вас после ливня? - этот вопрос задавал уже Мак, схвативший суть и пытавшийся реабилитироваться в собственных глазах.
--
Палата стоит с краю и выходили все мы через первый проход. Нас никто не видел кроме наряда, а тот помогал.
--
Кто стоял в наряде?
--
Мои, - из угла подал голос командир четвёртого взвода Палка, наконец-то, оторвавшийся от одной из бутылей.
--
Так, давайте список второго взвода и наряда из 4-го.
Когда списки были составлены, они отправились в руки торжествующего Мака, а не Графа. Впрочем, последний, сполоснув горло, опять перехватил инициативу.
--
У нас есть первый список. Теперь вопрос: во сколько ливень закончился? Если я не ошибаюсь в два, то есть у него было полтора часа, чтобы сообщить о случившемся... это так, к размышлению... теперь второй случай. Позавчера, когда поймали возвращавшегося из самоволки Хрюна дежурил наш взвод. Мак послал меня с отделением. Это, - Граф передал Маку список (форменное издевательство, командир обязан знать своих подчинённых), - Серый, Лёд и ты, Писец, - он кивнул в мою сторону. - Других я отправил спать и они узнали обо всём позже. Хрюн из четвёртого взвода, следовательно, о его самоволке знали именно там. Искали его - Майор сразу пошёл в их сторону, это видел я сам, навести кто-то из других не мог - ночуют у леса - вышел и исчез...
--
Что мы имеем? Два события. О первом могли знать весь второй взвод и наряд четвёртого, о втором весь четвёртый и наряд третьего. Так, ещё, в наше дежурство ко мне подошёл Молчун, отправлялся справлять нужду, но он из первого взвода, да и вообще, вне подозрений. Если предположить, что стукач один, - развивал мысль Граф, - то он из тех, кто был в наряде четвертого взвода. Кто? - Граф взял у Мака списки. - Четверо: Стебель, Крыса, Зубр и Кислый. Я никого из них хорошо не знаю. У кого какие мнения?
Слово взял командир обречённого, Палка.
--
Стебля я знаю с детства, в батальоне с первого занятия. Это точно не он. И характер не тот, и воспитание другое. У нас за такое могли и ребра поломать. Нет, это не Стебель. А вот за остальных не ручаюсь.
--
С Зубром учился я. Наш человек. - Произнёс Шелест. Этого оказалось достаточно, чтобы исключить того из чёрного списка.
--
Так Крыса или Кислый?
Я заколебался. Крысу я знал в детстве. Мы практически были друзьями - одна компания, общие проблемы. Но с тех пор я давно не видел его и, несмотря на тёплую встречу здесь, относился к нему настороженно - мы обучались в разных местах и у каждого были свои задачи.
Зашёл Молчун, оберегавший нас от невидимого пока ока. Мы посмотрели на него и я спросил:
--
Молчун! Кто? Крыса или Кислый.
Помедлив немного, тот сплюнул за порог:
--
Позавчера, когда дежурил Граф, я выходил, он знает. По пути мне встретился возвращающийся Кислый. Он шарахнулся от меня, как от мертвеца.
Теперь все попеременно смотрели то на Молчуна, то на Графа. Мой же еще окончательно не проснувшийся мозг пытался вспомнить, Серый или же Лёд дежурили на той дороге.
--
Писец, зови Серого, - приказал Граф, он вспомнил первым.
Кряхтя, я встал, накинул куртку, залез в берцы и поплёлся к выходу. Серый сегодня приютился у первого взвода. Их палатка стояла совсем рядом с нашей и ребята, не допущенные на совет, а точнее выгнанные подальше, ютились там. Я схватил его в охапку (не стоит всё-таки мешать пиво с водкой) и потащил к нам. Он особо не сопротивлялся, лишь бранясь, но такую тяжесть тащить на себе и так было не легко.
Вернувшись на свое, еще не остывшее место, я подвинулся, освобождая кусочек матраца и для товарища, чтобы он там не натворил, мне было немного жаль - сейчас кому-то придется несладко.
Как только мы сели Мак начал допрос. Целый час он попеременно с Шелестом терзал несчастного. Мы услышали добрую сотню вопросов и столько же несвязных ответов. Вырисовывалась следующая картина. Оказывается наши самоволки за пивом, совершаемые раз в два дня, угрожали не столько дисциплине, сколько организованной работе роты Майора. Ежедневно от них уходило по три человека, причём не налегке, да и возвращались тоже. При встрече наряда они отдавали от одной до трех сигарет за молчание. Стоит ли говорить - для Серого это было целым состоянием, курили у нас далеко не табак.
--
Интересно, что они таскают? И для кого? - поинтересовался я, когда допрос был закончен.
--
Что отдают, то и таскают, - ответил Граф. - Травка в армии на вес золота, особенно после того, как были созданы отряды ликвидации полей мака и конопли. За пачку таких сигарет можно получить новенький пистолет прямо со склада.
--
И кому это нужно. Ну, единичные случаи понятно, а массово-то? - не удержался я.
Граф хитро посмотрел на меня и скроил непонимающую мину:
--
А я откуда знаю!
"Правильно! И так понятно, кто заправляет во второй роте, а отвечать за всех никому не хочется".
--
Подождите! С этим понятно, но Кислый здесь при чём? Он же не из той роты!
--
Этот ... ходит с ними. - Серый пожал плечами и обмяк.
--
Понятно! Майор так запугал своих, что никто не решился стучать на него, вот Кислому и приходится отдуваться за двоих, - в голосе Граф начали появляться нотки сарказма. - Что будем делать?
--
Тёмную ему!!! - все завопили так громко, что Маку пришлось прикрикнуть.
--
Темную! Эта ... должна поплатиться, шпионская ... .
Со всех сторон шепотом сыпались ругательства одно другого заковыристей. В конце концов челядь угомонилась и встал вопрос: "Кто?" Было решено выбрать шестерых: двое на входах, трое исполнителей и Серый руководит, как проштрафившийся, чтобы не повадно было. Если вдруг застукают - пьяная свалка, обычная для нашего лагеря. Остальные пятеро, кстати, тоже должны быть под мухой. На всякий случай. В общем, команду собрали быстро. На входах поставили ребят из первого взвода, а заниматься кулинарией пошли из четвёртого - личные разборки...
Они ушли перед самым рассветом, но ничто не потревожило сон палаточного лагеря, кроме звука горна, протрубившего о подъёме.
Глава 2.
Вставал я, в общем-то, долго и естественно ни в какие сорок пять секунд не уложился. Хотя в том и было преимущество курсантов - нам позволительно потратить десять первых минут нового дня впустую. Свои десять минут я истратил как обычно - досыпал и согревался. Дело тут в том, что просыпались мы вовсе не из-за горна, хотя он тоже играл свою роль, гораздо быстрее нас будил холод. Мы буквально замерзали под своими протёршимися одеялами. Уверен, будь ночь часа на два длиннее некоторое проснуться так и не смогли бы. Очнувшись, все сжимались в комочек, пытаясь отогреть конечности. В эти минуты я ни за что не хотел бы поменяться местами с Маком - ему-то приходилось распихивать нас. Не будь командира, никто бы никогда не появлялся на утреннем построении. Кстати, это было возможно, ротные настолько клевали носами по утрам, что даже если бы в строю не оказалось целого взвода едва бы заметили.
Из оцепенения меня вывело подёргивание правой ноги. Сначала я решил, что её просто свело, но, собравшись с мыслями, определил, что меня за неё теребят.
--
Вставай, нас хочет видеть подполковник.
Подполковник - наш ротный - лучший офицер в лагере, по крайней мере, на мой взгляд. Он никогда ни на кого не орал, обращался с нами как с людьми и мы платили ему той же монетой. Правда он никогда не вызывал меня к себе, а теперь зовёт, да ещё вместе с Графом. Не уж-то прознал о ночном погроме? За это его по головке не погладят, но и за себя опасаться не стоит, он сам хочет узнать кто стукач, тот же Граф намекал, что нам дали карт-бланш в этом деле. Но я тут при чём?
Пришлось подниматься.
--
Поторапливайся. Мы должны успеть до построения. Даю тебе четыре минуты. Можешь не по полной форме, - напутствовал он.
Напялив на себя спортивный костюм, валявшийся на сумке ввиду отсутствия любого подобия тумбочек, и немного пригладив его, я засеменил к командиру. Граф посмотрел на часы, удовлетворённо кивнул и постучался.
--
Входите! - откликнулись изнутри.
Мы вошли в палатку, которая отличалась от остальных "лишь размерами" - если наша была рассчитана на двадцать человек, но жили в ней двадцать шесть, то эта - на четверых, а обитал здесь только один.
--
Товарищ подполковник! Курсанты Граф и Писец по вашему приказанию прибыли! - отчитался Граф, встав по стойке смирно.
--
Вольно! Садитесь. - Ротный показал на два самодельных стула, а сам прилёг на только что заправленную кровать.
--
Что Граф, нашли? - вопрос был задан в шутливой форме, но в нем были и другие нотки.
--
Никак нет! Хотя... Я слышал, вчера кто-то с полки свалился...
--
Насилие... попахивает трибуналом.
--
Что вы, он сам!
Не могу сказать, что я был удивлён таким откровением. Граф неоднократно намекал на свою связь с ротным, хотя это нельзя было назвать работой на того. Начальство не знало ничего конкретного о самоволках и вообще, считало нас образцовым взводом. Видимо Граф имел дело с ними, только когда в этом были заинтересованы обе стороны.
Подполковник внимательно посмотрел на нас, прикидывая как ему оценить новость, а я гадал: "Зачем ему понадобился я? Или я понадобился Графу... для подстраховки."
--
А это Писец. - Граф представил меня. - Вы просили привести кого-нибудь с собой.
--
Ах, да... - ротный смерил меня взглядом. - Вы оба можете не идти на построение. Приготовьте мне чего-нибудь. Соль в столе, а после завтрака поедете со мной, - он вышел.
Новые сведения командир оценил по достоинству. Сегодня не придётся бежать восемь километров кросса и делать разминку, вместо этого нам предложили взять под свой контроль буржуйку на целых три часа. И это всё лишь за подстраховку? Я недоверчиво посмотрел на Графа. Но мысли уже бежали дальше... наконец-то поедим что-нибудь горячее, вместо сухих пайков и холодных консервов. Кроме этого, по сути, подполковник велел нам отправиться на полигон вместе с ним. Не стоит и говорить о моей радости. Полигон и часть разделяло расстояние в двадцать пять километров, вполне нормально, если учитывать, что лагерь находился в самом дальнем захолустье родной "империи". А ведь мы ещё, похоже, будем готовить оружие, а, следовательно, и постреляем больше и денег получим. Работы на полигоне сопровождались "некоторым риском", поэтому всем, кто находился там более двух часов, полагалось жалование, равное моему двухнедельному окладу.
--
Собери у ребят тару с водой, - приказал Граф.
--
За что на меня свалилась такая удача?
--
Ты недоволен? - изумился он, и прибавил более строго. - А ну, марш обратно!
"Он прав, совершенно прав - нельзя забывать об остальных. Вскипятим воду, не придётся пить болотную, нужно приготовить из запасов, по пути с полигона и пообедаем", - меня охватило лихорадочное желание деятельности. Я буквально ворвался в наше убежище.
--
Собирайте тару и припасы! Побыстрее, после построения будет поздно!!!
На моей кровати через несколько секунд уже валялась целая куча кружек с мисками, несколько бутылей с водой, пара банок с тушёнкой (нам с Графом), несколько пакетиков гречки, риса и целых пять целлофановых мешков молодого картофеля - подарок от Крота. Захватив с собой два таких пакета и несколько мисок, я отправился к буржуйке, где Граф в одиночестве томился у уже горячей плиты. Мы сразу же принялись за работу, так что когда лагерь отправился на зарядку, вода уже закипала, а картофель был почищен. Я совершил ещё несколько ходок, перенося всё собранное к огню. Через час завтрак был готов: горячая тушёнка, перемешанная с гречкой, доставила мне огромное удовольствие, оставив в желудке тяжесть, а в голове воспоминания.
Граф поставил меня у буржуйки, наказав готовить пищу на обед, а сам куда-то ушёл, но через час вернулся и, оставшись довольным увиденным: пища была готова, а две трети воды вскипячено, отправил досыпать, пообещав приготовить завтрак "нашему ротному" самостоятельно. Перекурив по поводу праздника со встретившимся мне Молчуном, я отправился исполнять приказание.
Полигон был огромен. Его размеры поражали воображение. Поговаривали, что до войн, здесь был небольшой городок, но он был уничтожен каким-то неизвестным теперь оружием. Территорию оцепили и исследовали, а после поместили туда секретную лабораторию (по словам подполковника, что-то связанное с химией и физикой). Затем уже в качестве полигона тут испытывали ракеты, несущие, в том числе, и запрещенное какой-то международной конвенцией оружие, потом, официально, проводили испытания артиллерии и новых танков, сейчас же территория была поделёна на две части: одна служила местом бомбардировок авиации, а вторая использовалась как стрельбище мотострелковых войск. Когда-то здесь рос лес, но после многочисленных бомбёжек он представлял собой жалкое зрелище, сохранившись лишь в центре. Расчищена была только площадка для стрельб, вся же остальная территория была изрыта танками и завалена хламом, также ходили байки, что в оставшейся части леса не всё ладно. Никто, конечно в это не верил, но, учитывая громкое прошлое, некоторая настороженность присутствовала. Сразу вспоминалось, что раньше власти оцепляли эту территорию и не давали выйти с неё любым животным, а некоторых отлавливали и отправляли на изучение. Однако результатов этих опытов никто не знал.
Шофёр высадил нас у КПП, через которое мы прошли вслед за командиром без особых проблем, хотя и прибыли на целых два часа раньше, в старые времена это повлекло бы за собой долгие разбирательства. Нам выдали в общей сложности девять автоматов и три коробки патронов к ним, а также семь пистолетов с четырьмя коробкам. Всё в разобранном виде. На сборку времени ушло не много, а вот на вставление зарядов во все тринадцать обойм чуть ли не в два раза больше - целых десять минут - мы никогда не делали этого раньше с боевыми разрывными патронами. Затем последовала стрельба: из автомата я, к своему удовольствию, подстрелил две из трёх мишеней, в то время как Граф - только одну, правда, самую дальнюю - не покорившийся мне пулемётный расчёт, а из второго вида выданного нам оружия я выдал две девятки, четыре восьмёрки и шестёрку из десяти патронов. Это считалось не таким уж плохим результатом, но Граф поразил только десятку и девятку. Причём десятку - четырежды, а девятку - оставшиеся шесть раз. Кем бы он ни был, но из пистолета этой марки умел стрелять и раньше. Если бы это было не так, то хотя бы раз промазал: при спуске курка оружие тянуло вверх и влево - с расстояния в тридцать метров подобное исключало возможность абсолютно точного попадания с первого выстрела, если только отдача не учитывалась заранее.
Освободившись, мы оказались предоставленными самим себе и принялись бродить по полигону, не забывая, впрочем, не удаляться дальше зоны видимости от места стрельб и держаться на расстоянии не более тридцати шагов друг от друга - таков был порядок всех, уходящих в самоволку из нашего лагеря.
Полигон был давно заброшен и выглядел сплошной свалкой: здесь встречались и, использовавшиеся как мишени, искорёженные танки, и неразорвавшиеся артиллерийские снаряды, и макеты вражеских орудий, подвергавшиеся обстрелу. Я стоял над давно служившей той самой свалкой землянкой под холмом и рассматривал её содержимое. Здесь валялись пустые бутылки, сдобренные большим количеством пластиковых, чьи-то разодранные сапоги, сгнивающие остатки пищи, гильзы, части какого-то, видимо сломавшегося, оружия и чьи-то кости. Настоящее поле чудес.
--
И ставка - наша жизнь.
Я вздрогнул, оказывается, последнюю мысль я высказал вслух и подошедший Граф ответил на неё одной из излюбленных фраз. Он заглянул мне через плечо, будучи в хорошем настроении, скорчил гримасу ужаса, схватил меня за шиворот и поволок к стрельбищу. Я был так изумлён его поведением, что даже не сопротивлялся и вырвался только по прибытии, как раз во время - наши уже подъехали и разгружались. После нескольких плоских шуточек на тему "что-это-вы-тут-вдвоём-делали" роты отправились на построение.
--
Молчун! Ты же в наряде! - изумился я, углядев в этом скопище знакомую фигуру.
Тот пожал плечами:
--
Очередной вне очереди, - парировал он и побежал к своему взводу.
Подполковник позвал нас, выдал деньги ("Хорошо бы так почаще, - подумалось мне, - а то ждешь каждый раз по два месяца...") и проконсультировал:
--
Я в лагере! Если кто подойдет и спросит: руководитель ваш - у начальника полигона, а стрельбами руководит Майор. Не хмурься! - с улыбкой напутствовал он, увидев выражение моего лица.
Майор отправился к машине, а мы отошли в сторону и впервые наблюдали за построением со стороны. Надо сказать это процедура не произвела на нас ровным счётом никакого впечатления, если первые и вторые ряды стояли по команде, то вот все остальные производили удручающее впечатление, они чирикали, словно воробьи у ручья. Я отчасти стал понимать, почему нас называли стадом - именно на стадо это и было похоже.
Взвода развели по местам, наша рота, с нами в качестве "опытных бойцов, которые всё разъяснят", отправилась упражняться в стрельбе из пистолета; остальные - в гости к Дьяволу, таковым было второе прозвище Майора.
Граф построил роту в шеренгу по семь (получилось четырнадцать неполных рядов) и отправлял их в порядке очереди ко мне. Здесь они получали рожки и проходили на огневые позиции. Пока одна группа стреляла, следующая за ней собирала гильзы. По окончании стрельбы пустые рожки сдавались мне и пока одни смотрели свои результаты, а другие были заняты всё теми же поисками, я успевал вогнать патроны, по меньшей мере, в пять из семи рожков. После, Граф подводил итоги выступления семёрки, а я успевал закончить работу. В итоге у нас не было ни свободных минут, ни задержек (пока проходили сами стрельбы, мне приходилось собирать гильзы обратно в коробки на места выдававшихся патронов). Как видите, работа была организованна профессионально и мне начало казаться, что всё идёт как нельзя лучше...
Я так и не понял, как это произошло.
Всё стихло. Никто не стрелял, ветер не играл редкой листвой, птицы не щебетали, даже надоедливые насекомые и те, казалось, исчезли. Подняв голову, я посмотрел на ближайших ко мне и, повинуясь их взглядам, направил свой туда, где другая часть лагеря стреляла из автоматов. В отличие от нашей там обе роты выстроились полукругом плотно друг к другу, настолько, что стрелявших не было видно.
Раздался выстрел, затем второй... последовала очередь... автоматически переведя взгляд на мишени и не увидев ни одного попадания я возвратился к предыдущей картине, но и она осталась той же. И тут началась суматоха, толпа (а это была именно толпа) ринулась к центру, раздалось несколько длинных очередей и волна отхлынула. Несколько следующих секунд длились, казалось, вечность... и все кинулись в рассыпную. Точнее большая часть полетела к машинам, а оставшиеся бросились в противоположную сторону, прямо на полигон и всего несколько человек побежали к нам.
Мы всё ещё стояли на месте. Точнее я сидел, а вся рота стояла. Никто не понимал, как подобное могло произойти. Мои руки интенсивно работали, опустив голову, я увидел, что загоняю патроны в обоймы.
Стрелявшие направили дула своих автоматов на бежавших в поле. Очереди побежали по земле, нагоняя толпу жертв. Те падали плашмя друг на друга. Их срезали как садовники срезают ножницами вершины кустарников. Все были перебиты буквально за минуту. После автоматчики повернулись к машинам...
Глава 3.
Я услышал оклик Графа, подошёл к выходу из землянки и выглянул наружу. Он поманил меня и приказал встать на вахту. Взобравшись на холм, скрывавший землянку от стрельбища, я мог видеть окружавшее. Уже смеркалось, но всё ещё можно было разглядеть, как убийцы собирали трупы, складывая их в оставшиеся грузовики. Их было девять человек, но никто не был мне известен - как сказал Тёмный, все они были из второй роты.
Я всё ещё наблюдал за ними, но мозг мой, увидев полигон, уже воссоздавал картину пятичасовой давности...
То, что несколько человек смогло спастись - результат наших с Графом исследований полигона. Дело в том, что со стрельбища видно только некоторую его часть, мы же, наблюдавшие за расстрелом находились на холме. Когда с основной группой было покончено, стрелявшие отправились в нашу сторону. Тут же началась паника, в результате которой некоторые оказались в пределах поражения автоматов. Шедшие к нам открыли огонь, и как только первый упал всеми овладело настоящее безумие. Кто-то побежал с поднятыми руками к нападавшим - эти полегли сразу же, но большинство кинулось в рассыпную, полагая, что пока будут управляться с остальными у них есть шанс убежать. Как они ошибались! Шанс конечно был, но лишь у тех, кто кинулся в сторону, противоположную наступавшим. Теперь это кажется естественным, но тогда, обезумившие, многие не понимали этого, а нас обходили полукругом. Я подвергся общей панике, но Мак остановил меня таким ударом, что заставил пролежать, скорчившись, минут десять, а когда я смог подняться всё практически закончилось. Редкие очереди свидетельствовали о том, что раненых в плен не берут, мимо в низине проехал грузовик, по мере его приближения к спасавшимся из него вели огонь на поражение. Так что не уцелел никто... почти никто - на холме осталось человек пятнадцать. В основном это были те самые командиры взводов с подчинёнными, которые вчера сидели у нас. Выставив наряды охраны по два человека с каждой стороны они сгруппировались и что-то быстро обсуждали. Я проковылял к ним и плюхнулся рядом. В общем-то, это было не совещание. Граф быстро объяснил, где находятся две найденные нами землянки, вторую видел только он, и предложил добраться до них. Естественно никто больше не имел никакого плана. Ввиду того, что мной двигал лишь инстинкт самосохранения, но никак не разум, решили, что Графу самому придётся отвести оставшихся туда. Землянки находились за двумя более низкими чем наш холмами, но чтобы добраться до них пришлось бы преодолевать открытый участок, длиной около пятисот метров. Было решено завязать перестрелку и использовать это как возможность отхода для остальных. У нас оказалось девять пистолетов (к выданным по одному у Графа и Тёмного). Совсем не плохо... по крайней мере лучше, чем семь. На вершину холма отправились Дак, Тёмный, Скорп, Граф и я. Мы были в первой группе, целью которой было завязать перепалку, а потом, вторая должна была поддерживать огонь, пока мы не перебежим до следующего укрытия. Так, перебежками, предполагалось добраться до землянок, а там уже отразить нападение было бы гораздо легче.
Распределившись, мы ждали приказа начать огонь. За эту минуту, я сумел рассмотреть извергов. Их было не четырнадцать, как подсчитал вначале мой взбудораженный мозг, а семнадцать плюс те, кто находился в грузовиках. Целый взвод. Из этих семнадцати семеро орудовали в поле, слава богу, в стороне от нашего предполагаемого маршрута, а оставшиеся десять собрались и дискутировали, указывая на холм. Видимо обсуждали, кому отправиться проверить его. От них отделилось пятеро и направилось к нам, четверо с автоматами и один с пистолетом.
"Сволочь ты, Панцырь!", - подумал я, одарив его парочкой отнюдь не приятных словосочетаний.
Подпустив их, Граф отдал команду "пли!" и мы начали. Успев произвести два выстрела, мне пришлось укрыться за естественной преградой, дабы не попасть под обстрел со стороны противника. Нас накрыли продолжительные очереди. Враг явно не ожидал сопротивления теперь, когда, по его мнению, всё было кончено. Как только они начали перезарядку мы ответили. Уверен, стоило им оставить хоть одного на прикрытие мы бы тут же убрались обратно. Но они не сделали этого, а остальные их соучастники были слишком растеряны или ещё не понимали происходящего. Одного я ранил в ногу, другого в живот. Остальные так и не успели приспособиться к стрельбе и пустили все свои заряды в молоко. Все кроме Графа. Сделав всего два выстрела, он уложил двоих, а пока мы перезаряжались, ещё одного. Ему вторили две очереди, Граф вернулся к нам и показал - трое. Неплохая перестрелочка!
Прибыла вторая группа стрелков под командованием Мака, они заняли позиции на рубеже и приняли бой. К этому времени третья начала переправку, мы присоединились к ним. Оглянувшись, я увидел, что противник, берет холм в кольцо...
Огонь прекратился, как только мы расположились в укрытии. Нам едва-едва удалось успеть прикрыть вторую группу, мы делали всё возможное: Граф подстрелил ещё двоих, а я одного, остальным было приказано накрыть противника постоянным огнём. Патронов не жалели: у кого-то хватило ума захватить все четыре коробки. Но как мы не старались, до нас смогли добраться лишь пятеро из семерых. Враг понял, где мы и залёг. Граф попытался добраться до следующего, определённого нашей интуицией, укрытия, но, не добежав, остался в кустах - ему не позволили продвинуться дальше. Впрочем, они совершили ту же ошибку - истратили все патроны в рожках, а учитывая, что тех приходилось по одному на каждый автомат, перезарядка заняла у них довольно продолжительное время и все успели перебраться в новое укрытие. Мы только несколько раз огрызнулись на единичные пистолетные выстрелы.
Теперь оставалось преодолеть только тот самый открытый участок, но сделать это оказалось самым трудным. Нас медленно, но верно обходили с двух сторон и с этим ничего нельзя было сделать. Пару раз мы хотели заставить их отступить, но попытки не увенчались успехом: пистолет не автомат - и очередью не стреляет, и убойное расстояние не то. Короче говоря, как не было тяжко на душе, пришлось действовать авантюрно - передвигаться по одному, перебежками по десять метров, не более. Остальные в это время прикрывали бежавшего. Дополнительной сложностью оказались патроны, их пришлось поделить на всех, при этом у каждого оказалось около двухсот - это добавляло каждому из нас по два килограмма лишнего веса и увеличивало неповоротливость, а ведь оставался и обед, приготовленный ещё в лагере. Выбросить свертки из суеверия мы не решались - пока ещё оставалась надежда их оприходовать.
Наша безумная затея почти сработала, все преодолели около половины расстояния до цели нашего прорыва, когда завязался настоящий бой. Первым под нацеленный огонь попал Светлый. Он смог пробежать около пяти метров прежде чем волна накрыла его. Парень упал не издав ни звука.
Наша главная беда состояла в том, что, залегая в низине, мы были прекрасными мишенями для обстрела, как только противник понял это, он сразу же переправил на холм еще несколько автоматчиков. Именно это посеяло в наших рядах страх и смуту. Перебежки участились, прикрытие уже не действовало настолько, насколько оно должно было действовать. Когда же за Светлым отправились Дак и Тайсон мы уже не могли сопротивляться врагам и отступление превратилось в бегство с поля боя. Мы стали похожи на тех, первых, кто толпой ломился на полигон, встречая там свою смерть.
Добраться до холма смогли лишь четверо: Молчун, я и Шелест, притащивший раненого в ногу Тёмного. Получив надёжную защиту и проклиная врагов, мы смогли отбить атаку, а сразу после её окончания к землянке с боку, не доступному для просмотра противника, пролез Граф. Одна пуля прошила навылет его левое плечо, а вторая поцарапала правый бок, однако он был бодр и поведал нам о том, что личный состав противника уменьшился ещё на трёх человек. Признаться, это не слишком обрадовало меня, теперь их оставалось девять плюс шоферы - то есть около тринадцати человек, а нас только пятеро. Правда, двое у них было ранено, как и у нас.
Перевязав своих и укрывшись в землянке, спешно переоборудованной для новых нужд, мы наблюдали за полем боя и под командованием Шелеста пресекали все попытки противника подобраться к нам.
Темный и Граф быстро пришли в себя и на импровизированном совещании было решено отправится к лесу с наступлением сумерек, коих мы сейчас и ждали...
Вывела меня из задумчивости очередная псевдоатака. Они продвигались попарно, заходя с двух сторон. Отправив пару патронов в одну, я развернулся в другую. Ко мне подоспели Шелест с Молчуном и мы отбросили их в который уже раз.
--
Через час выходим! - предупредил меня Шелест и они спустились обратно.
А мною уже завладела другая мысль - "Почему?". Почему они сделали это? Причину произошедшего внятно не мог объяснить никто. Было несколько версий, которыми мы уже успели обменяться: они могли взбунтоваться после очередных побоев своего Майора, могли наоборот действовать по его указке, могли обкурится травкой, могли просто сойти с ума, но все эти варианты не могли объяснить почему эти ребята действовали так быстро и умело. Создавалось впечатление, что ими кто-то руководил. Эту мысль высказал первым, естественно, Граф, но и он не смог объяснить, кому это было нужно кроме Майора, как и то, на что тому это могло сгодиться. Теперь, вспоминая, как всё происходило, я начинал сомневаться - нельзя было не прийти к выводу о наличии плана у нападавших, но при этом они не добились полного успеха, что говорило о недоработках организации, но скорее всего свидетельствовало о крайней возбуждённости и неопытности противника в подобных вопросах. Данный вывод не мог дать однозначного ответа на тревоживший меня вопрос, но способствовал укреплению надежды на успех предстоящей нам операции...
За полчаса до выхода меня сменил Тёмный. К этому времени уже потемнело настолько, что не было видно происходящего и в пятидесяти метрах от нас. Надо было поторапливаться и, спустившись, я поведал всем о своих соображениях. Прикинув все "за" и "против" было решено отправляться немедленно: штурм, если только они собирались преследовать нас, мог начаться с минуты на минуту, это перевешивало желание сделать всё "по правилам" и "как надо". Быстро собрав вещи, мы выбрались на поверхность и под прикрытием Молчуна начали отступать. А едва успели покрыть две трети расстояния (около полутора километров), как возвышенность, ставшую на какое-то время нашим прикрытием, осветили фарами машин. Таким образом, якобы ослепив нас, враг перешёл в атаку. До кромки леса оставалось метров триста, когда первый из них добрался до землянки и понял, что мы улизнули. Подняв невообразимый шум, он звал остальных и, собравшись, они начали осматривать помещение, ища зацепку, чтобы понять, куда и когда мы бежали. Наш отряд оказался уже у опушки леса, когда по голосам сзади стало очевидным - враг отходит. Оглянувшись на них, я продолжал движение вперёд и тут же наткнулся на Шелеста.
Мы находились уже в лесу, в этом действительно странном лесу: подстилка просто-напросто отсутствовала, величавые деревья, набиравшие полтора охвата в диаметре с голыми стволами, казались мертвыми, они уходили вверх метров на двадцать, где непонятным образом обрубались, выставляя солнцу кроны своих бледно-зелёных листьев. Сами деревья по размерам больше всего напоминали мне дубы, но листва говорила о том, что это, скорее всего, тополя-переростки.
Сзади на холм взобрались три машины и принялись освещать полигон, лучи их света при сгущавшемся тумане не могли достать нас, однако заставили задуматься о дальнейших действиях.
--
Отойдём подальше. - Предложил Тёмный.
Ему вторил Граф:
--
Надо найти какую-нибудь поляну и осмотреться.
С мнениями этих китов никто спорить не стал и мы углубились во тьму в поисках света...
Глава 4.
Пламя костра искрилось и заигрывало с окружающими всеми цветами радуги, оно радовалось своей способности жить и показывать это другим. Мы сидели вокруг, приставив руки к огню, и нежились. Дрова сухо потрескивали, обрамляя свои странного цвета внутренности. Они как бы состояли из нескольких слоёв, первый - выставленный на показ - был серого цвета, но горел обычным, желтоватым пламенем, за ним следовали слои темно-фиолетового и чёрного, которые при горении порождали зелёные, синие, бирюзовые и белые язычки. Невозможно было не поразиться, увидев эту красоту, она завораживала нас, притягивала к себе, и никто не в силах был оторваться от чарующего зрелища.
Шелест, с трудом приподнявшись, достал из-за пазухи какой-то сверток. В нем оказался приготовленный нами с Графом картофель. Следом последовали консервы с тушёнкой и сайрой. Шелест, как известно, никогда ничего не терял и не выбрасывал. Даже когда мы бежали двадцать километров с полной выкладкой он был способен взвалить себе на плечи пару рюкзаков чужого обмундирования лишь бы взвод уложился в нормативы. Этот широкоплечий сын крестьянки всегда был готов к тяжёлым физическим нагрузкам, но он никогда не позволял эксплуатировать себя... и он всегда помогал более слабым - Серому, Кислому, Кроту... Крот... да, слишком многих мы потеряли. Должно быть этому нормальное объяснение... Нормальное человеческое объяснение. Ничего иррационального, только логически безупречное и всеобъемлющее рассуждение на заданную тему.
--
Писец! Что спишь! - Вывел меня из состояния абстракции Тёмный. - Есть будешь?.. Мы можем поделить твою порцию.
Я взял скромный ужин - пара картофелин плюс полбанки сайры - и погрузился в размышления.
Трудновато будет придумать что-то разумное. Как тут вообще можно думать о разумном, если перед тобой горит костер, опровергающий все законы: химии, физики и мало ли чего ещё. Спроси сейчас у Графа, что он об этом думает тот лишь плечами пожмёт. А лес! В этом лесу мы так и не встретили ни одного животного! Ни одной птицы не увидели! Вероятно, все они вымерли, или ушли в другие места.
--
Не думай об этом. Всё равно мы не найдём объяснения! - прервал меня Граф.
Именно прервал, хотя я не начинал рассуждать вслух.
--
Давайте лучше решим, что нам делать дальше. Погони, слава богу, нет, но охрану на ночь нужно всё-таки поставить, кто знает, какие неожиданности мы тут встретим. Завтра с утра надо выйти к ближайшему селению и оттуда добраться до комендатуры. Не здешней, а нашей. Здешняя, вполне возможно, попала под чью-то горячую руку. А я не хочу встречаться с ними снова. Писец, у меня просьба, перевяжи нас с Темным. Молчун и Шелест! Давайте в наряд. Сейчас час, до четырех постойте, а потом будите всех. До ближайшей деревни, судя по карте ротного, километров пятнадцать, но через лес, а по дороге и все двадцать. Мы с Тёмным, наверное, сходим, поищем ее, посмотрим что там и как, а вы в это время приготовитесь к отбытию. Надеюсь, никто против этого плана не возражает?
Вопросов ни у кого не оказалось. Я пошёл учиться на врача, а Молчун и Шелест принялись обходить поляну, на которой мы расположились.
Покончив с делами, я достал свой блокнот, чтобы внести в него события последнего дня. Этот дневник я начал вести с первого дня сборов, записывая в него вначале в основном распорядок прошедших суток и отдельные фразы нашего командования, что-то похожее на: "роем отсюда и до отбоя, а отбой будет завтра утром" или "завтра все будет по плану, плане того, что как всегда". Позже я начал иронизировать и, в конце концов, стал описывать все события такими, каким они мне представлялись. Но сегодняшние ощущения я не смог перевести на бумагу, ограничась перечитыванием предыдущих. Мой мозг не хотел будоражить самого себя, вырывая из памяти страшные подробности произошедшего. К тому же он решил объяснить свое нежелание включить функцию воспроизведения тем обстоятельством, что ему якобы мешал шум, воспроизводимый миниатюрным приемником Шелеста. Это еще одна особенность нашего костра, он каким-то образом заглушал радиоволны и при приближении к нему связь с внешним миром терялась.
"Позднее об этом стоит подумать, - решил я, - на службе все может пригодиться!"
--
Граф! - обратился я к расположившемуся рядом другу, заступнику и начальнику. - Как ты попал к нам? Ты ведь не сирота, воспитывался в семье, причем не военного. Мне говорили, что по блату, но в это слабо вериться, я и о себе такое слышал.
--
Во-первых, уже сирота, во-вторых, моя история очень похожа на твою.
--
И все же, почему именно нас?
--
Ты спрашиваешь почему они выбрали именно нас? - он усмехнулся. - Уж не знаю как на счет тебя, а про себя расскажу одну историю. Ты ведь слышал о паранормальных явлениях? А о людях, способных их воспроизводить? Теперь представь, что ты слышал, а государство знает. И не просто знает, а отбирает и использует.Ты прав,всех, кого готовили на разведчиков, были сиротами. Почти все из детдомов и лишь у Мака родители умерли, когда он был еще младенцем. У меня же они были, потому меня и считали блатным, вот только блата никакого не было. Отец - артист, более того, прекрасный артист, концерты давал на самом верху, открыточки подписывал, на огоньках сидел. Вот только отказался он в свое время от сотрудничества с органами, а потому не мог рассчитывать на их помощь. Не мог и не хотел. А мать вообще - инженер-конструктор. Какие спрашивается у нее связи? Однако же сами приехали и предложили. Мне было тогда лет семь и в памяти уже не сохранились подробности. Помню только холодного, по поздней осени, человека в черном плаще и двух подручных. Они прошли на кухню, без всякого приглашения, но взяв под руки отца. Мать отвела меня в спальню, а сама осталась в гостиной. Не знаю, сколько это продолжалось, они пришли поздно, так что я просто уснул до их ухода. Но помню, что за тот месяц, что я еще оставался в доме, шли неведомые переговоры между отцом и матерью. Чем они закончились, я так и не узнал. В один день, когда возвращался из школы, ко мне подъехала черная блестящая машина, не помню какой марки, из нее выскочили два человека, и не успел я закричать, как оказался внутри. Куда мы ехали не помню, да и как можно было это запомнить семилетнему мальчугану, чуть не обделавшемуся от страха. Память сохранила только комнату, куда меня поместили. Она была похожа на больничную палату - большие, белые потолки, такие же стены и окна. Потом, много позже, я узнал, что с внешней стороны были и решетки. В тот же день меня отвезли в стационар, что-то там мерили, спрашивали, куда-то помещали, а потом привели отца. Он обнял меня, потом долго плакал, но ничего не сказал и лишь уходя произнес что-то вроде: "Забрали тебя у нас, ах, ..., забрали". Это был первый и единственный раз, когда я слышал от него брань. Позже еще дважды он приходил, но всегда один, без матери. А через неделю меня уже перевели в хорошо тебе известный "детский пансион", где нас и выращивали.
--
Но вот что заметь! - оживился он. - Если помнишь, тогда всех разбивали на группы, по пять-десять человек. Интересно, ни я, ни, как мне кажется, ты, и, наверное, никто другой ничего особенного, никаких событий вне этой своей группы, не помнит, но вот о ней все воспоминания сохранились. Лишь тут нас смешали, но это, в общем, старые предрассудки и желание перезнакомить всех, пока мы еще здесь. Я учился с Маком, Скорпом и Кротом... впрочем, не важно... так вот - наша группа была единственной, в которой было меньше пяти человек. В свое время Крот забрался в учительскую и притащил оттуда то ли устав, то ли свод правил. Я не запомнил, как это называлось, зато помню одну фразу из записей: "строжайше запрещается организовывать группы менее пяти и/или более десяти человек". Сначала она запомнилась мне своим "и/или", тупость начальства всегда запоминается лучше, но потом я догадался посчитать нас. И вышло-то - четыре! Не пять, не шесть, а ровно четверо, как огурчики! Ни прибавить, ни убавить! Вот тогда я в первый раз и задумался: "Почему?" Как ты сейчас! А понял только одно. Каждая группа создавалась под решение определенной задачи и каждый человек внутри группы имел свою роль. Тогда же я прочел какую-то статью на английском, конечно запрещенную и неведомо как ко мне попавшую, в которой говорилось о том, что человеку в подсознание можно закачать информацию, а потом заставить его забыть об этом. На год, два, три, десять, но в нужный момент это подсознание открывается, что-то или кто-то его стимулирует, и человек превращается в оружие убийства. Убийства ли, или, наоборот, спасения сейчас не важно, как и то, хотели из нас сделать подобные машины или нет, но ведь могли же! Могли! Как раз тогда со мной начали проводить специальные занятия. И уже на тот момент я стал отличаться не только способностями к языкам. Вот что мне показалось: если рассматривать нашу группу, то условно можно назвать Крота - разведчиком, у него были именно такие склонности, Скорп всегда увлекался электроникой, Мак - всюду командовал, он умел принимать нужные решения в доли секунды. У него был лучший процент по прохождению всех подобных тестов, как реальных, так и вымышленных. Ну а я, похоже, отвечал за те самые противоестественные явления. На одном из учебных занятий меня вывозили в город и предлагали ответить в какую сторону пройдет тот или иной человек. В большинстве случаев я угадывал. И знаешь что, только двое из них знали о тесте, им обоим был дан приказ куда свернуть, и обоих я позже видел в расположении одной из частей... Паранормалики...
--
А вот тебе еще одна история, - не унимался он. - Видимо родители мои провинились, али еще что подобное случилось, но отлучили меня от всех этих опытов. Было мне лет семнадцать, отослали сначала в другой гарнизон, потом в третий. Все персональные занятия прекратились, хотя проходили они с блеском, по крайней мере, так отзывался о них мой руководитель. Дважды водили куда-то, изучали кролика, так сказать. А в один прекрасный день, где-то через полгода, сообщили о безвременной кончине обоих родителей. Разбились в авиакатастрофе - так было написано. Время было смутное, страна менялась, органы переименовывались, но для нас ничего нового... вот только не потрудились проверить, что мать моя страдала слабой формой клаустрофобии. Отец никогда ее на самолет не сажал, только поездом. Впрочем, что с мальчишки взять, и так сойдет. А самое интересное, через две недели меня ни с того, ни с сего вернули в расположение нашего "гарнизона". Вот так!.. Да и еще! Как выяснилось, за время моего отсутствия никаких очных занятий ни у кого из ребят не было. То есть, по сути, группа остановилась в росте, перестала существовать как единое целое, и лишь при объединении мы стали продвигаться дальше... и далеко продвинулись...
Он вздохнул, осмотрел поляну и добавил:
--
Ладно спи... Завтрашний день будет ещё тяжелее. Нам придётся докладывать о случившемся, а потом допросы... - он поморщился.
Я кое-как расстелил куртку и, только положив на нее голову, мгновенно уснул...
Проснулся ваш покорный слуга из-за жара исходившего от костра. Пламя было недвижимо и напоминало своей формой комету, оно было стандартного (не знаю чего я ожидал) желтого, с оттенком алого, цвета. Сравнение этого огонька с блуждающем небесным телом родило в моей памяти целый набор разнообразных воспоминаний. И то, как в день моего двенадцатилетия матери принесли известие о смерти отца - майора разведки, и то, как в тринадцать под бомбежкой погибла она сама, а в пятнадцать меня, как сироту и сына героя, в виде исключения приняли в воинскую школу по подготовке личного состава к ведению подрывной деятельности в стане противника. Через два года стороны заключили перемирие, и после нескольких лет боевых действий война перешла в шпионское и дипломатическое русло...
Вспомнился и расстрел военнопленных, на котором я присутствовал как "новое лицо нации", и то как генерал, подходя к каждому десятому, ошибся и подошел ко мне - девятому, похлопал по плечу и подарил какую-то безделушку, которая рассыпалась через два дня, сразу после того, как я увидел свое фото в центральной газете страны, изображавшей меня, отдающего честь, хотя на тот момент от неожиданности я настолько смутился, что забыл и слова благодарности и положенные в подобных случаях уставом действия...
Все эти картинки медленно мутнели и превращались в яркие светящиеся шары - в центре - мать, вокруг нее плавали друг моего детства, чуть дальше - подруга того же возраста, затем смутные очертания отца, а вокруг кометами пролетали - генерал, подполковник, еще одно смутное лицо... той, первой...
Клочки желтого света выстроились в некоторую последовательность и кружили вокруг алого, постепенно приближаясь к центру. В конце концов они слились в единое целое - яркий шар, который будто солнце переливался, то ярко разгораясь, то медленно затухая. Прищурившись, я обнаружил лишь пламя... и вздрогнул, где-то рядом послышался вой. Жалобный и монотонный, приближаясь, он полностью завладел мной. Наполняя сердце, делал осязаемыми все прошлые переживания, настоящие мечты и будущие разочарования. Медленно, словно разливаясь, звук овладевал моим телом, сокращал и вновь распрямлял мышцы, пробирался в мозг, где тут же начинали виться странные по происхождению, но логически обоснованные мысли. Постепенно я стал ощущать себя одним из тех, кто к нам приближался - хищником. Органы восприятия преобразились: обоняние, осязание, зрение обострились настолько, что я почувствовал пролетающую на высоте километра птицу.
И тут раздался выстрел. Мгновенно очнувшись, я ощутил себя на четвереньках, роющим землю, а вокруг стягивали кольцо мои бывшие братья. Второй выстрел окончательно привел меня в чувства и, отпрянув от костра, я оглянулся. Пламя было синим. Не голубым, не фиолетовым, как ранее, а густым, сочным, синим. Рядом с ним стоял Молчун и, держа в руках оружие, методично стрелял по приближавшимся. Волков было восемь или девять, никак не реагируя на пули, пронизывавшие их и на нас, они продвигались к огню. Граф дал команду отступить и сгруппироваться. Все это и сделали, не удостоившись и намека на интерес по стороны хищников. Они все так же стремились к теплу. Только сейчас я заметил, что шерсть их была серебристого света с вкраплениями черного, а глаза - покрыты белой пленкой. В мерцании пламени они рысцой подбегали все ближе и ближе, а когда вожак вошел в костер, остановились. Потрясенные их поведением, мы наблюдали за действиями стаи. Повинуясь своим инстинктам, они образовали круг и расселись. Тем временем вожак не горел, как можно было бы предположить - он впитывал в себя тепло. Энергию! Пламя медленно угасало и волк вышел из него, уступив место другим. Далее они стали заходить по двое. Огонь поменял цвет сначала на фиолетовый, затем сиреневый, бирюзовый и почти угаснув - желтый. Дождавшись последнего, просидевшего уже на углях, они удалились. Никакого нападения можно было не опасаться - насыщение проходило другим, не традиционным способом, вполне возможно и преобразовывать пищу бывшие хищники уже не умели. Природа нашла для них лучшее решение в заданных человеком условиях.
--
Что это было? - спросил один из нас.
--
Ничего особенного, я вообще удивляюсь, как они здесь выжили.
--
Ничего... Да ведь это мутация!!! Надо сообщить...
--
И что! Их отловят, а с тебя возьмут расписку о неразглашении, но при этом можешь забыть о службе в разведке. С такой информацией не выпустят. Способ преобразования тепла в энергию. Сколько сейчас таких известно? Писец!
--
Что?
--
Ты, кажется, будешь красть чужие разработки?
--
Может быть.
--
Что об этом скажешь.
--
Ничего. Я о таком нигде не читал.
--
Так это же открытие...
--
Это реакция на действия наших предков. Изучив последствия мы, быть может, сможем повторить их "достижения", вот только останутся ли в живых наши потомки, да и появятся ли они вообще?
Граф замолчал, предлагая Тёмному преобразовать диалог в монолог, чем тот и воспользовался.
До утра всех разделил занавес безмолвствия, но никто так и не сомкнул глаз...
Глава 5.
Граф и Темный вернулись часам к девяти. Они, видимо, основательно побеседовали, потому как пришли довольные друг другом и сообщили, что прошли около пяти километров к дороге, не обнаружили ничего сверхъестественного, но на обратном пути в километре от поляны наткнулись на какое-то старое двухэтажное здание. Было решено сначала осмотреть его и мы отправились в путь.
Дом был загнан под землю, но, тем не менее, не представлял собой жалкого зрелища. Верхние, видимые два этажа, сохранили в рамах даже остатки стекол, а стены, хотя и лишились штукатурки, казались достаточно крепкими. Интерес наш возрос и было решено войти внутрь. О ночном происшествии никто не вспоминал. Когда мы забрались, разделились на две команды. В одной - Граф, Тёмный и Шелест, в другой Молчун и я. Первые должны были осмотреть два верхних этажа, а мы - найти нижние, что не составило труда. Вооружившись сделанным здесь же факелом, Молчун пошел вперед. В помещениях было сумрачно и холодно. Возможно потому, что я никогда ранее не бывал на развалинах зданий старой планировки, мне стало интересно. Сейчас больше одного этажа над землей не строили, все же остальные уходили вниз. Большей частью помещения пустовали, но в некоторых валялся довольно странный мусор - не бумага и опорожнения, как я привык думать, а некие разбитые клетки, пустые колбы и необычные для нашего времени штативы. Выходя из одной такой комнаты, я высказал предположение, что это один из корпусов работавшей когда-то лаборатории, после чего мне пришлось объяснять, откуда такая информация. Закончил свое повествование я как раз вовремя - коридор, который увел нас от лестницы, Т-образно раздваивался, что привело к некоторому замешательству. После раздумий, оставив на стене метку, мы повернули направо, но, не пройдя и двадцати метров, наткнулись на еще один спуск. Он вел вниз и кроме него здесь были лишь голые, местами не выровненные, бетонные стены. Постояв немного и решив сначала обследовать этот этаж, мы вернулись обратно, но в другом направлении через то же расстояние перед нами предстала лишь ржавая железная дверь. Попытавшийся отпереть ее Молчун лишь пожал плечами. Тогда мы пошли наверх.
Там уже вовсю хозяйничал Тёмный. Поднятая им пыль заставила нас прикрыться и как можно быстрее протиснуться к окну. Странно, внизу воздух был не таким спертым, как здесь. Выслушав нас, Граф отправился на розыски. Пока мы приходили в себя, а пыль укладывалась обратно, он привел подручных. Шелест нес найденный где-то неподалеку покореженный лом. Впятером мы спустились вниз и совместными усилиями смогли отпереть дверь.
--
Как ты думаешь, - спросил я Графа, - почему здесь другие замки?
--
Там стояли электромеханические, - ответил он, - а здесь самые простые. Вполне возможно, кто-то предположил, что со временем электричество могут отключить. А может быть, просто это помещение было не так значимо, как остальные, насколько я понимаю, здание надстраивалось. Ты заметил, дверные проемы здесь шире, чем наверху.
--
Нет.
--
Потом поднимемся, посмотришь. Я никогда не видел такой планировки как там, но слышал о ней - так строили сразу после выхода из бункеров, но здесь здание еще более старое.
--
Эта комната гораздо больше верхних. - Заметил Молчун, чем прервал начинавшийся рассказ.
Мы прошли вперед еще немного, после чего решили опять вернуться и на этот раз сделать как можно больше факелов. Раньше нам хватало двух, так как расположенные рядом стены отбрасывали блики, но вне коридора это было невозможно.
Работа на некоторое время заняла нас. Истратив добрую половину найденных горючих материалов, мы смогли осветить лишь половину помещения, но для того, чтобы понять, чем оно служило ранее, большего не требовалось. Это было хранилище. Хранилище информации. Раньше, кажется, это называлось библиотекой или патентной библиотекой. Здесь стояло множество стеллажей. Подойдя к одному из них, я взял на выбор папку, открыл ее и начал читать. Это был патент на изобретение двигателя, работавшего от солнечной батареи. Я отправился на поиски Тёмного.
--
Разве это возможно? - спросил я его, передавая бумаги.
Он долго изучал их, несколько раз перечитав, и лишь потом ответил.
--
Я слышал об этом, но никогда не верил. Это считается нереальным. Странно, здесь нет только чертежей, но все материалы можно найти и сейчас.
--
Обрати внимание на дату.
Он вернулся к документу.
--
Где?
--
Вот, - указал я.
--
До войны...
--
Как они сохранились?
--
Есть специальные препараты. Они позволяют сохранять бумагу до семисот лет.
--
И...
--
Возможно, здесь использовались такие, либо им подобные. В любом случае это было бы возможно только если...
К нам подошел Шелест.
--
Я посмотрю. - Даже в стоящем полумраке я видел, как заблестели глаза Тёмного
--
Друзья мои! - Весело приветствовал нас из темноты неосвященной половины хранилища Граф. В одной руке он держал потухший факел, а в другой нес несколько папок. - Чего здесь только нет! И датчики пожарооповещения, и способы передачи звука и видеоизображений, и открытие принципа работы ионистого душа, а вот это - способ расщепления ядра! Здесь - приспособления для антирадарных систем...
--
Какие еще приспособления для расщепления?
--
Не приспособления для расщепления! Вот в этой папке ядерная бомба, а в этой - способ доставить ее к цели!
--
В этих двух папках способ выиграть войну? - заметил я.
--
В этих двух папках - история уничтожения мира, - возразил мне Граф, - а что у вас?
--
Там двигатель на солнечных батареях, а что у Шелеста я не знаю.
--
Какой-то чайник со свистком...
--
Дайте-ка сюда.
Мы обменялись бумагами. Граф довольно долго изучал новые.
--
Я думал тут только военные... а где Тёмный?
--
Сейчас приведу.
Я пошел назад. Отблеск огня светился где-то в середине туннеля. Первое, что я, подойдя, услышал, подтвердило мои опасения.
--
Тут раньше была дверь!
Я нагнулся и проследил за его рукой. Действительно перед перекрестком на стенах, полу и потолке остались следы сварки. Они были сплошными, что свидетельствовало только об одном - раньше здесь был бункер. Хорошо защищенный бункер.
--
Позови Графа, - сказал я, забрав факел.
--
Видимо где-то в помещении отверстие наружу - огонь спокойный и не гаснет! - сообщил он уходя.
Когда все вернулись, я уже осмотрелся и пришел к определенному выводу, который мне не понравился. Я сразу же сообщил об этом остальным. Можно было предположить, как дверь открыли. Это сделали изнутри, причем использовали для этого самую обыкновенную болгарку. Осмотрев все самостоятельно, Граф отправил нас с Шелестом и Темным наверх, он был очень обеспокоен и приказал быть настороже, а сам отправился на этаж ниже.
Мы вышли и я достал завалявшуюся пачку. Покурив, мы разошлись, осматривая территорию. На часах было двенадцать. Не приди сюда, уже вышли бы с полигона. Я прошел мимо очередного окна, механически посмотрев в него. И, отойдя на несколько метров, остановился. Что-то было не так. И это что-то насторожило меня. Во время моих занятий такое редко, но случалось. Я вернулся и осторожно выглянул наружу. Все было как будто в порядке. На всякий случай я решил внимательно осмотреть каждый участок в отдельности. Вид отсюда мало чем отличался от остальных - те же серый голые стволы, те же листья где-то далеко наверху, та же отсутствовавшая подстилка. И тут я понял. В этом месте никогда раньше я не чувствовал движения. Ни глазами, ни ушами, ни способностями, а вот Граф почувствовал. И меня, и происходящее.
Движение всегда порождает звук. Каждый раз уникальный. Я уверен, что обладая слухом, мог бы отличить пение одной птицы от пения другой, но слухом я не обладал и, тем не менее, слышал. Поняв, что высматривать бесполезно, я закрыл глаза. Звук был, но настолько слабый, что различить, откуда он шел, я не смог. Минуты две ничего не менялось.
Волна накатилась внезапно, но я был готов к ней. Предчувствия не обманули, теперь я и слышал, и видел. И единственное, чего не мог определить - время, но все прозрения приходили слишком поздно. Я видел, чем кончилось восстание и кто его организовал, чьи головы слетят, а чьи устоят, но для меня это перестало иметь значение. Я видел...
Когда время ушло, я позвал Шелеста, но он не откликнулся. Еще раз, Тёмного. Опять без ответа. Вытащив из-за пазухи пистолет и сделав третью безуспешную попытку, я осторожно пошел обратно. Все прояснилось. Я знал, что случилось и случится, и воспринимал это как должное, в конце концов не мне было решать...
Они лежали рядом с одним из окон. Пока я не отзывался, один уже разыскал другого. Шелесту пуля попала в глаз и вышла, разбив череп, рану Тёмного скрывало тело друга. Не став подходить ближе, я издали осмотрел место и вернулся вниз. Взяв несколько запасных, лежавших у входа, факелов, спустился по второй лестнице и отправился на поиски. Здесь было очень сыро и гораздо темнее, чем этажом выше. Там, видимо, сохранилась остаточная радиация или что-то в этом роде, поэтому стены и отражали свет. Нас никогда не учили "безопасности обращения при применении ядерного оружия". Во-первых, потому, что это не входило в перечень наших задач, а во-вторых, по причине утраты многих технологий за время существования человечества под землей. Впрочем, это не помешало, лишь выйдя на поверхность, возобновить старые игры. Молчуна разыскать оказалось легко - он нашелся в одной из первых комнат. Решив не отрывать его от привлекшего занятия, я отправился дальше, осмотрел все комнаты до развилки, затем свернул по коридору направо и вышел к железной двери. Она была приоткрыта. Зайдя внутрь, я пошел на свет.
Граф никак не отреагировал на мой сообщение. Внешне. Он дочитал бумаги, передал их мне, посидел и только после тихо спросил: