6 утра. Я выключил будильник и потянулся. Сел на кухне и закурил. За окном непроницаемая темнота. И холод.
Сегодня я снова должен идти. Закутаться в одежду. Выйти наружу. Они снова будут на меня смотреть.
Они всегда на меня смотрят. Я им не нравлюсь. Им не нравится, как я выгляжу. Не нравится, как я говорю. Не нравится, как я пахну. Не нравится, как я дышу.
Я пытаюсь задобрить их, всё время улыбаюсь им. Но они всё равно смотрят на меня. Они меня ненавидят.
Кислый дым догорающего фильтра обжог мне язык. Я потушил бычок.
Надо поесть. Я достал из холодильника варёный картофель в пластиковом контейнере.
С макаронами много возни. Курицу приходится очищать от костей и хрящей. Нужно что-то попроще. Китайская лапша быстро надоедает. Яичница с сосисками тоже. К тому же сосиски для меня дороговаты. Так что я решил есть либо гречку, либо картошку. И гречка была в прошлом месяце. Теперь месяц картошки.
На готовку не остаётся времени.
Но я мог бы поесть. Вкусно поесть. Даже приберег было денег, чтобы купить себе что-нибудь в МакДоналдсе. Но в тот вечер за кассой сидела очень красивая девушка. Я застеснялся. Мне пришлось уйти.
Я достал из холодильника картофель и обернулся. Подошёл к холодильнику и стал разглядывать резиновую прокладку между дверцей и корпусом. Провёл по ней пальцем.
С ней всё в порядке. Но можно ли быть в этом уверенным?
Я открыл его и снова закрыл. Снова открыл и снова закрыл. Потом ещё раз. И ещё.
Всё нужно делать тщательно.
Я закрыл глаза, прислонился головой к холодильнику и выдохнул. Стал считать.
Раз, два, три...
В какой-то момент всё теряется. То есть в одну секунду ты стоишь на своей кухне и считаешь про себя возле холодильника, а мгновение спустя ты уже оказываешься в тёмной холодной солёной воде и всё тело невыносимо жжёт от удара о водную гладь, так будто бы тебя сбросили с обрыва. Ты не должен быть здесь. Ты должен стоять у себя на кухне возле плиты и высыпать холодный картофель в сковородку. Но это никого не волнует. Просто в какой-то момент они выбивают из под тебя табуретку, и ты не знаешь где ты, какой сейчас день, месяц, год, жив ты или мёртв, почему вообще всё это происходит именно с тобой?
Темно как в аду. Будто барахтаешься в цистерне с нефтью. Какие-то вспышки. Едва заметные фигуры. Слышишь только стук сердца и бульканье воды. Внутри - едва живой. Всё плывёт как от удара поленом. Просто медленно падаешь вниз и ждёшь, что будет дальше.
Снизу на меня смотрит человек. Что-то кричит мне, он в бешенстве.
Я плыву к нему. Вода вокруг начинает трескаться, словно зыбкий осенний лёд. Только не по сторонам, а вглубь. Трещины появляются каждый раз, когда оно скоро рухнет.
Человек внизу становится всё ближе и ближе, и в какой-то момент я могу различить его черты. Это моя мама и она что-то кричит мне. Не знаю что именно, слышу только какие-то обрывки, понять ничего нельзя.
Трещин становится всё больше, они становятся всё шире, вода из них хлещет наружу. Я делаю последние усилия, плыву к ней, гребу руками и ногами. Её слова разносятся по воде раскатистым эхом, обрывки её голоса перебивают друг друга, слова одной и той же фразы звучат в хаотичном порядке, не дожидаясь своей очереди, встают то в начало, то в конец предложения, ускоряются и замедляются, рассеиваются по сторонам, закручиваются спиралями вокруг трещин и накладываются друг на друга бесконечными самоповторениями, пока наконец не собираются в одну точку и не выливаются на меня одним плотным упорядоченным потоком, звучащим на фоне всего предшествующего как уравнение, из которого бесконечно исключали взаимосокращающиеся переменные и наконец получили конечный результат:
- ..., ты понял меня, мелкий ублюдок?! Всё у тебя никак у людей, всё через задницу!
Оно со звонким оглушающим грохотом раскалывается на части, и я, вместе с хлынувшими из неё потоками, падаю на пол своей кухни и выплёвываю проглоченную воду.
Одежда дымится. Я убираю со лба мокрые волосы, поднимаюсь на ноги и, хватаясь за дверные косяки, плетусь в ванную. Вытряхиваю на ладонь сразу четыре таблетки, проглатываю их и запиваю водой из под крана. Упираясь обеими руками в края раковины поднимаю голову и смотрю на своё отражение в зеркале. Он. Его взгляд. Его дыхание. Его ночная щетина. Даже родинка над верхней губой - его. Господи, я могу поклясться чем угодно, что человек в зеркале - это не я, но если я кому-нибудь об этом скажу - меня отправят в психушку.
Я снимаю с себя мокрую одежду и переодеваюсь.
Возвращаюсь на кухню, выкладываю холодный картофель из контейнера в термолоновую сковородку и зажигаю под ней конфорку. Всё нужно делать тщательно.
Закончив завтракать, я иду мыться. 6:40. 10 минут чтобы покурить. Полчаса чтобы позавтракать. Всё верно. Или нет?
10 минут чтобы покурить, полчаса чтобы позавтракать, сейчас 6:40. Ну, 6:42. Нет, всё правильно. Всё верно.
Отмечаю время каждый раз, когда заканчиваю одно дело и перехожу к другому. Как оказалось, вести рукописный дневник - дело слишком кропотливое и я стал делать снимки экрана своего смартфона. Большие белые цифры в верхней части дисплея указывают время, в которое был сделан снимок. В каком-то смысле, это всё равно, что фотографировать цифровые часы. В конце каждого дня я просматриваю снимки. Мой график довольно однообразен, а у меня неплохая память, так что к концу... К концу дня для меня не составляет труда просмотреть список всех сделанных скриншотов и соотнести их с пунктами моего графика. Когда дело сделано, я подсчитываю общее время, на которое я отступил от графика. То есть, если здесь я на две минуты опоздал, а там на четыре минуты пришёл раньше, то сумма времени, на которое я отступил от графика, составляет шесть минут. Моя задача - скорректировать график таким образом, чтобы исключить подобные упущения.
Я закатал левый рукав рубашки, в правую взял телефон и стал сверять время на телефоне с временем на наручных часах. Яркий рукав рубашки, чьи-то голоса, любое движение вокруг тебя - всё это отвлекает, мешает сконцентрироваться и, если ты хочешь выставить время ровно, об этом следует позаботиться.
Надеваю перчатки-мочалки. Зелёная для правой руки, синяя для левой. Подтягиваю каждый палец один за другим - перчатки должны сидеть ровно. Сначала нужно намылить левое ребро правой ладони, затем её тыльную сторону, правое ребро ладони, её внутреннюю сторону, левое ребро ладони... Нет, здесь я уже, кажется, мылил. Но выглядит оно не очень намыленным. На всякий случай намылю ещё раз. Не стоит рисковать из-за такой мелочи.
С левой перчаткой аналогично.
Дюйм за дюймом, начиная от кончиков пальцев ног и заканчивая шеей, каждая клетка кожи должна быть намылена. Чтобы не сомневаться в этом, некоторые части тела приходится намыливать по несколько раз, вновь и вновь возвращаясь к уже проделанной работе. Всё это, разумеется, занимает немало времени, но иначе нельзя, потому что если этого не сделать, весь оставшийся день будет испорчен.
На работу мне к девяти. 20 минут - чтобы одеться и выйти, ещё 20 - чтобы дойти до остановки. Час - чтобы добраться до работы.
Подошёл автобус. Я сел у окна и уткнулся в стекло. На улице темно, холодно и падает снег. А в автобусе тепло и уютно и я смотрю как снаружи сквозь падающие хлопья снега проносятся дома, деревья, тротуары и заправки... В которых тоже тепло, светло и уютно. Много люминесцентных лампочек сверху, а внизу всякие полезные и вкусные штуки в красивых упаковках. Если бы я мог, я бы весь день катался на вот этом вот автобусе, а потом шёл бы домой и ложился бы спать.
Наконец мы приехали, и я неохотно вышел на остановку.
Большой четырёхэтажный торговый центр. Стекло, металл, пластик, бетон - огромный мёртвый организм, питающийся людьми.
Я иду к рабочему входу. Жду очереди на пропускном посту, показываю бейдж, поднимаюсь наверх.
Переодеваюсь, курю, пью кофе и спускаюсь на склад. В зависимости от трафика доставок для разгрузки машин на смену выходят от 2 до 8 человек. Сегодня нас трое - я, Билли и Дойл.
Машина привозит товар, мы его выгружаем и сортируем.
Склад поделён на ряды. В каждом ряду по 4-е яруса. Для каждого яруса своя категория. Алкоголь, б/а напитки, бакалея, консервы, бытовая химия, чай/кофе, кондитерские изделия и т. д. Товары одной категории собираешь на деревянном поддоне, пока он не станет ростом с тебя самого, затем закутываешь его в полиэтилен и ставишь на соответствующий ярус соответствующего ряда.
После разгрузки машины все полеты делятся поровну между складскими рабочими, и каждый разбирает где-то по 5-6 полетов.
Я отвёз на место свой последний поддон, раскатал рукава саржевой куртки и направился к Билли и Дойлу.
- ... Белиз за троих хлестала. Такая маленькая цыпочка, и не скажешь что в неё столько влезет. Даже я под конец носом клевать стал, а ей хоть бы хны. Пляшет как под спидами. Ну, я решил, надо заканчивать эту канитель. Потащил её на 3-ий этаж - там, типа, бильярд. Народу - никого, музычка такая спокойная играет. Ну, думаю - заебись. Взял угловой пул, сел с ней на диван. Сидим, короче, сосёмся. Я ей уже пихвочку надрачиваю. Предлагаю ей продолжить у меня, но тут она вскакивает и говорит: "Мне домой пора". Я, бля, чуть с дивана не упал. - Билли.
Дойл захохотал.
- Как в неё вообще столько влезло? Как она на ногах стояла? Разве девчонка может столько выпить? - Билли.
- Староват ты уже для них, браток. - сквозь слёзы промычал Дойл.
- Да пошёл ты. - Билли.
- Извини. - Дойл. - Знаешь, просто... Ммм... Просто забей.
- На кого? На девчонок? Я за. Какие у тебя планы на вечер?
- На город. На бары. На сауны. На дискотеки. Большое видится на расстоянии, так ведь? Вот. А мы с тобой, вроде как, из деревни и расстояние, вроде как, нихуёвое, а всё равно ничего не видать. Так может там и рассматривать нечего?
- А как быть то тогда? - Билли.
- Не знаю, браток. - лукаво улыбнулся Дойл.
- Нет, ну ты только глянь на этого прошаренного. - говорит мне Билли. - Шляется по своим зассаным притонам и думает что объебал систему.
- Я фаталист. - говорит Дойл. - Если мне суждено шляться по своим зассаным притонам и натягивать тёлок, не тратя при этом ни гроша, - то такова моя судьба, и я должен с ней смириться. А если кому-то для этого приходится истратить половину своей зарплаты, то это его судьба и ничего ты с этим не поделаешь.
Повисла напряжённая пауза.
- Вот ты мудак, Дойл.
Пока следующая машина не подъехала, я поднялся покурить.
Курилка здесь - что надо. Столики под мрамор, металлические пепельницы на подножках, широкие высокие окна, вентиляция. Правда, нет стульев - чтобы никто не засиживался.
У того столика, что возле стены стоят трое девчонок-мерчеров. Новенькие. Я их почти не знаю.
Эми
Лоис и Молли давно звали меня на эту работу и зря я не соглашалась. Я всё искала какую-нибудь небольшую халтурку на вечер, чтобы не мешала учёбе - не хочется приходить на пары убитой. А тут ещё и смены по 12 часов. Мрак, короче. Но делать тут нечего - все полки до отказа забивает дневная смена и нам остаётся только поправить то, да это. Так что большую часть времени тут все проёбываются.
- Эми, ёб тебя, что ты там копаешься? Пойдём курить. - кричит Лоис. Молли уже с ней, чиркает зажигалкой.
Я взглянула на часы. Уже можно.
- Ща-а. - кричу я в ответ, подравнивая банки с тунцом.
Да и атмосфера здесь клёвая. Чисто, светло, просторно, невъебенно высокие потолки, всегда играет хитовая музыка. Курить можно хоть каждый час. Курилка здесь пиздатая, не то что какое-нибудь заблёванное говно, как в некоторых кафешках.
- Эми! - Лоис.
Мы поднимаемся в курилку и занимаем место у стены.
Лоис заводит старую песню о том, что сегодня пятница. Я вписываюсь.
- Бабок нет. - отрезает Молли.
- Не беда. Познакомишься с кем-нибудь на месте. - Лоис.
- А если нет? - Молли.
Лоис задумалась.
- Ты в себе сомневаешься? - сощурилась она.
- Лоис. - Молли.
- Что?
- Заткнись на хуй.
- Ладно.
Лоис молчит.
- Как зовут того дурачка со склада? - Лоис.
- Того, у которого выпучены глаза и он смотрит в разные стороны и плюётся, когда разговаривает или того, который высокий лысый беззубый и разводит собак? - я.
- Того, который вечно тормозит, смотрит в пустоту, носит чёрные шмотки и расчленяет детей у себя в гараже. - улыбается Лоис.
- Как много вокруг дурачков, Лоис. - я.
- Да. То ли дело мы. - Лоис.
Мы с Лоис захохотали.
- Никто ведь не разводит собак, да? - Лоис.
Я молчу.
- Брось, Эми, скажи мне, как его зовут. - Лоис.
- Ленни. Его зовут Ленни. И он не дурачок. - я.
- Точно. - Лоис хлопает по груди Молли. - Недурачок Ленни. Билли сказал у него сегодня аванс.
- Он поехавший. - поморщилась Молли. - У меня от него мурашки по коже. Ему бы бля людей хоронить с такой унылой пачей.
- Ну, хорош, Молли. - начинает канючить Лоис, так ничего и не придумав. - Это всего на один вечер. Кроме того. Ты же знаешь, что...
Я толкнула Лоис под рёбра. По узкому холлу сквозь прозрачную стену курилки к двери приближался силуэт. Ленни.
Мы обменялись приветствиями. Ленни забился в самый дальний угол курилки и задымил.
С полминуты Лоис периодически окидывала Молли выжидательным взглядом.
- Ну, давай, Молли. - шёпотом начала Лоис. - Это же судьба. Неужели ты не понимаешь? Ваше "долго и счастливо" предначертано небесами.
- Мне нужно в уборную. - говорит Молли и хочет уйти, но Лоис не даёт ей этого сделать.
- Стоять. - всё тем же полутоном говорит она, приобняв Молли за плечо. - Ленни, иди к нам. - уже в полный голос обращается она к Ленни, призывно махнув рукой с хищной улыбкой на лице.
Меня передёрнуло. Аналогичный жест обычно можно увидеть непосредственно перед утратой трёх самых ценных в жизни вещей: кроссовок, мобильника и своих зубов. В принципе, для Ленни всё к этому и идёт. Дурачок-Ленни. Мрак, короче.
Ленни на пару секунд замешкал, о чём-то раздумывая, затем неуверенно улыбнулся и неспешно подошёл к нашему столику.
- Как делишки? - начала стандартную процедуру Лоис.
Ленни едва слышно залепетал что-то в ответ. Господи, какой же у него глупый взгляд. Наверное, даже у моей собаки мозгов больше чем у него.
- Ясненько. - перебивает его Молли. - Какой-то ты усталый, Ленни. - говорит она, выплёвывая клубы дыма. - Тебе нужно отдохнуть. Развеяться, понимаешь? - она нежно кладёт руку ему на шею.
От её прикосновения Ленни вздрагивает, напрягается и будто бы хочет что-то сказать, но потом просто откашливается, сглатывает и молча продолжает слушать.
Молли развивает наступление:
- Мы с девчонками в "Облака" собираемся. Хочешь с нами?
- Что за "Облака"? - говорит.
- Наипиздатейший клуб, дружище. - снисходительно улыбается Лоис. - На углу 13-ой и 101-ой. Караоке, бар, бильярд, боулинг. Всё как полагается. Но самое главное - это танцпол. Любишь танцевать, Ленни? - Лоис рассыпается фальшиво-дружелюбным смехом и легонько хлопает его по груди.
- Да, конечно, но... Я не знаю. Это как-то... Неожиданно. - говорит Ленни.
- Да ладно тебе, Ленни. Я уверена, ты найдёшь для нас место в своём графике. - подъёбывает его Лоис.
- Нет, нет, конечно, я... Согласен. Почему бы и нет. - говорит Ленни.
Дурачок-Ленни.
- Тогда заебись. - говорит Лоис. - Встречаемся после смены возле рампы. Пойдёмте вниз.
Мы тушим свои сигареты и выходим из курилки.
Последние часы смены тянулись особенно долго. Если вам приходилось когда-нибудь с нетерпением ждать пятничной пьянки, вы меня поймёте. Каждая блядская минута каждого блядского часа тянется словно неделя.
Наконец бригадир отметил нам смену, мы дождались Ленни, вырвались на свободу и поймали такси.
Я села сзади вместе с Ленни и Молли. Лоис всю дорогу несла какую-то чушь о том, как надо правильно пить ликёры (из рюмки на высокой ножке; прохладным, но не холодным; с чаем, кофе и фруктами; не сочетать с табаком) и толочь мяту в Мохито (так, чтобы выступил сок; листья сохранять целыми; ни в коем случае не использовать сушёную мяту - только замороженную; класть не меньше 10-15 листочков на порцию), отчего мне захотелось прикончить её прямо в такси, пока я могу накинуться на неё сзади.
Молли что-то нашептывала Ленни на ухо и как бы случайно гладила его по шее, груди и коленям. Мне стало тошно. Сама не знаю почему. Не хочу я на это смотреть. Мрак. Надо было садится вперёд.
Мы добираемся до "Облаков" и поднимаемся наверх.
На лестнице мимо нас спускается парочка - скромная деваха и паренёк в невъебенно дорогих шмотках. Лоис крепко хватает паренька за задницу, тот оборачивается и растерянно смотрит на неё, а она засовывает пальцы в рот, громко свистит ему вслед и заливается хохотом. Потом она пихает меня в бок и кричит, пытаясь перекрыть рёв музыки:
- Хочешь сорок первого?
- Нет. - кричу я. - Не сейчас.
- Возьмём "Ольмеку"? - обращается она теперь уже ко всем.
Лоис поворачивается к Молли. Молли поворачивается к Ленни. Тот пожимает плечами. Молли утвердительно кивает и я вписываюсь.
В "Облаках" (как и всегда в пятницу) полно народу. Вокруг темнота, светится только диско-шар, небольшие лампы над столиками и барная подсветка. Мы едва успеваем забить только что освободившийся угловой столик как раз в тот момент, когда четверо парней у бара поднялись с места, чтобы его занять.
Официантка поставила нам бутылку текилы, и пока я выбирала, что бы взять поесть, Лоис уже разлила всем по полтиннику.
- Ну, твоё здоровье, Ленни. - лукаво улыбнулась она и мы, звякнув посудой, опрокинули по рюмашке.
Ленни тут же закашлялся. Молли схватила с блюдца лимон, отправила его себе в рот и, просунув его между губ, прошепелявила ему:
- Зафуфывай.
Ленни растерянно посмотрел на неё и замер. Молли подняла брови, с нескрываемым наслаждением оттягивая момент окончания его замешательства и ожидая его дальнейших действий.
Ленни робко поднял руку и опустил её. Снова поднял и взялся за край лимона, явно вознамерившись вытянуть его у Молли изо рта.
- Феа. - затряслась Молли.
Мне тоже стало смешно. Подумать только, он готов съесть этот мерзкий обслюнявленный лимон, лишь бы только не произнести этого страшного слова "Нет!". Какой же он мудак. Дурачок. Мрак.
Наконец он наклоняется к её губам, отстранив руки как можно дальше, и пытается ухватить губами лимон. Молли смело обхватывает его за шею и поясницу и притягивает его к себе. Они целуются.
- Самое время для порошка. - кричу я Лоис.
Мы с Лоис поднимаемся и идём в сортир.
С этого момента и до того времени, как я оказалась на танцполе, я мало что помню. В основном только вспышки.
Кто-то настойчиво стучится в дверь кабинки. Лоис что-то кричит и смеётся.
Щёлк.
Белый конверт.
Щёлк.
Лоис блюёт.
Щёлк.
Пытается выловить свою кредитку из заблёванного унитаза.
Щёлк.
- Поправь лицо. - говорит Лоис, хватая меня за щёки. Я резко отталкиваю её руку, хватаю её за грудки и припираю к стене.
- Спокойно. - говорит она, с какого-то хуя щерясь во весь рот. - Глянь в зеркало.
Я смотрю в зеркало. Левая половина лица, или вернее даже мышцы на ней схуиебились куда-то наверх.
Щёлк.
Ну и вот, мы на танцполе.
Лоис сразу же кого-то подцепила и повела к нашему столику. Ленни с Молли (видимо, только этого и ждавшие) сразу же направились в бар. Свой столик хорош, если ты хочешь перекусить, но, если тебе нужно как следует надраться, приготовься каждый раз ждать официантку.
Ко мне подкатывает какой-то жирный хуй. На нём - тёмно-синий двубортный блейзер с пуговицами из искусственного черепахового панциря, хлопчатобумажная рубашка в полоску, с красной вышивкой, шёлковый галстук с красно-бело-синим рисунком в виде фейерверков (от Hugo Boss) и фиолетовые шерстяные брюки от Lazo (косые карманы; спереди - четыре складки). Он мне кивает, я киваю в ответ. Он улыбается. Я улыбаюсь в ответ.
- Хорошая музыка. - кричит он. - Здесь самые низкие басы во всём городе. Представляешь, сколько стоит такая игрушка? - он снова улыбается.
Кокс рвёт крышу, в ушах звенит, и я кричу ему что-то о том, что терпеть не могу Alex Clare.
Он смеётся.
- Ну, это бывает. - кричит он. - Любишь коктейли? Может быть выпьем?
Мы идём к бару, и он берёт два ромовых коктейля. Бар угловой и Молли с Ленни сидят напротив нас. Молли по прежнему слюнявит Ленни ухо, тот внимательно слушает и время от времени сосредоточенно кивает. Ленни. Ленни-дурачок.
Увидев меня с мужиком, Молли на секунду останавливается, улыбается и машет мне рукой. Когда она успела так накачаться? Я машу ей в ответ.
Пока нам готовят коктейли, мужик задаёт мне какие-то странные вопросы: "Что ты думаешь о китайской кухне?", "Какой твой любимый цвет?", "Какие у тебя были игрушки в детстве? Куклы? Как они выглядели?", "Ты когда-нибудь была в Европе?", "Какая минеральная вода лучшая?".
Но я под коксом и мне хочется что-нибудь поделать или с кем-нибудь поговорить, но говорить о китайской кухне, Европе и минеральной воде я не хочу, потому что, если бы я захотела поговорить о китайской кухне, Европе и минеральной воде, я бы пошла к Лоис и поговорила с ней о том, как нужно правильно пить ликёры (из рюмки на высокой ножке; прохладным, но не холодным; с чаем, кофе и фруктами; не сочетать с табаком) и толочь мяту в Мохито (так чтобы выступил сок; листья сохранять целыми; ни в коем случае не использовать сушёную мяту - только замороженную; класть не меньше 10-15 листочков), а потом взяла бы бейсбольную биту И ВЫШИБЛА БЫ НА ХУЙ ВСЕМ ЭТИМ УЁБКАМ МОЗГИ ЗА ТО, ЧТО ВО ВСЁМ ЭТОМ ЕБАНОМ ГОРОДЕ НЕЛЬЗЯ НАЙТИ НИ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА, С КЕМ МОЖНО БЫЛО БЫ НОРМАЛЬНО ПОГОВОРИТЬ!
Нам подают коктейли и он, накрыв мой бокал ладонью, пододвигает его ко мне. Внутрь моего бокала что-то падает, едва слышно булькнув и подняв небольшой фонтанчик розового коктейля под его ладонью.
- За знакомство. - гадко улыбается он, поднимая бокал.
Не будь я под порошком, я бы никогда в жизни не заметила, что этот хуй что-то подбросил мне в коктейль.
У меня по спине побежали мурашки. Даже думать об этом не хочу. Мрак.
- Ненормальный. - бормочу я, забрав у него из рук его бокал и пододвинув ему свой. Беру из стаканчика бармена соломинку для коктейля и отсаживаюсь от него.
Какое-то время он растерянно смотрит на мой бокал, разворачивается лицом к барной стойке, задумчиво вытягивает губы и снова подсаживается ко мне.
- Тебе никогда в жизни не хотелось чего-нибудь необычного? - начинает он.
Необычного? Чего необычного? Что блядь он имеет в виду?
- Отъебись от меня. - говорю я и снова отсаживаюсь, уже почти забившись в самый дальний угол.
Наблюдающий за всем этим Ленни напрягается и, что-то сказав Молли, кивает на нас. Молли смотрит на меня и одними губами выводит слова: "Всё нормально?".
- Да. - таким же образом отвечаю я. Господи, как же она надралась.
Толстяк снова раздумывает, чему-то улыбается, делает первый глоток из своего бокала и во второй раз подсаживается ко мне.
- Послушай, малышка, так же нельзя. Я ведь стараюсь угодить тебе. Стараюсь тебе понравиться, понимаешь? - он делает ещё один глоток из своего бокала и продолжает. - Из кожи вон лезу... Чтобы с тобой познакомиться... Эээ... Заказываю тебе дорогой коктейль, а ты...
- Ну, бляяяяяядь... - протягиваю я и роюсь в сумочке и думаю о том, что я на самом деле тонкая натура и что со мной так нельзя и что я отдала бы сейчас все деньги мира, что бы этот жирный жадный охуевший мудак наконец-то съебался.
Я достаю из бумажника полтинник, кладу перед ним, громко хлопнув ладонью о барную стойку.
- Доволен? - говорю я и делаю манерный жест рукой. - Уёбывай.
Я беру сумочку и собираюсь пойти к Лоис за столик - заказать уже наконец себе что-нибудь поесть, но тут жирный мудак хватает меня за локоть. Я долго смотрю на его лапу на моём локте. Перевожу взгляд на него самого. Ахуеть. Бессмертный.
Я уже собиралась въебать ему, но тут к нам подошёл Ленни. Он засунул руки в карманы и уставился на жирного.
Прежде чем я успеваю что-либо сказать, жирдяй, осмотрев его с головы до ног и удовлетворенно осклабившись, спрашивает меня:
- Кто это? - и снова поворачивается к Ленни. - Ты чо, старый? Потерял кого?
Ленни въебал жирному с правой по уху. Застыл на пару секунд и налетел снова. Начал его лупить.
Очкастый бармен с точёной фигуркой куда-то побежал, сверкая белоснежной рубашкой под огоньками диско-шара.
Подбирается толпа. Никто не вмешивается. Все одобрительно гудят и снимают на телефоны.
Жирдяй никак не может ответить. Его позиция перед боем оказалась не очень удачной - он сидел, а Ленни стоял и, чтобы одновременно держать меня за локоть и разговаривать с Ленни, жирный слишком низко сполз по стулу. Теперь, когда Ленни его мудохал, жирный бился головой о столешницу.
Бамц, бамц, бамц, бамц - как большой волейбольный шарик, в который место воздуха закачали жир.
Пару раз я думала, что ещё немного и он упадёт со стула. Но он сидел. Сидел и никуда не торопился. Такой здоровый мудак и меня бы наверное сделал, а уж Ленни то точно не стоило в это лезть.
Когда у Ленни из кулаков уже торчали белёсые костяшки суставов, он схватил с барной стойки пивную бутылку и попытался разбить её о голову жирного.
Бамц.
Жирный сидит. Трясёт головой. Моргает.
Ленни бьёт второй раз.
Бамц.
Бутылка цела. Жирный сидит.
Толпа неодобрительно загудела. Какой-то тип вцепился Ленни в левую руку и стал его оттаскивать.
У жирного по левому виску потёк ручеёк крови.
Ленни ударил третий раз, и бутылка разбилась. Жирный очнулся от ступора. Нащупал за барной стойкой металлический шейкер и съездил им Ленни по ебальнику. Ленни упал.
Жирный поднялся. Отряхнулся. Поправил блейзер. Подошёл к задыхающемуся Ленни. Упёрся руками в колени и наклонился к его лицу.
- Ну, бывает. - добавил он и двинул Ленни ногой под дых.
Ленни закашлялся.
Прибежала охрана и, отмудохав жирного уже как следует, куда-то его потащила.
Над Ленни кто-то стал хлопотать, пытаясь привести его в чувство. Он пришёл в себя, поднялся, пошатнулся, норовя снова упасть, и побрёл к выходу.
Я побежала к Молли и, схватив её за руку, потащила к выходу, попутно размахивая рукой Лоис, пытаясь обратить на себя её внимание.
Молли заупрямилась:
- Куда ты меня тащишь? - она остановилась.
Я отпустила её руку.
- Не знаю, Молли. Ты мне скажи. Я думала, мы идём вниз. - кричу я.
- Зачем? Хочешь чтоб охрана и тебя выпиздила?.. Оглянись, Эми. Вокруг ещё сотни парней. Выбирай кого хочешь. Какая тебе разница?
Я молчу.
- Расслабься, старая. - она похлопала меня по плечу. - Отдыхай.
Молли развернулась и направилась обратно в бар.
Когда я обрисовала ситуацию Лоис, она сказала мне примерно то же самое:
- Ленни взъебали. - говорю.
- Я видела. - говорит она.
- Пойдём. - говорю.
- Куда?
- Ты что шутишь? - говорю. - Ленни взъебали! Жирный пидор, с которым мы сидели в баре пытался всучить мне какой-то левый табл, Ленни на него навыебывался, у него вся башка в крови.
Её уже порядочно пьяный потенциальный ёбырь, скучающий во время нашего разговора, положил руку ей между ног и стал облизывать ей шею. Она захихикала и отпихнула его.
- Ты идёшь? - кричу я.
Она пожимает плечами:
- Забей. Пусть чапает.
Я спускаюсь вниз и вижу Ленни, который трёт о чём-то с охранниками. Увидев меня, он закутывается в перекинутое через левую руку пальто и выходит. Я застёгиваю верхние пуговицы на своём свитере и выхожу за ним. Снаружи хлещет ливень. На улице предрассветные сумерки.
Я догоняю его и иду рядом. Он молчит. Я тоже молчу.
Он поворачивается и смотрит на меня. Кровь стекает по его щеке и капает на воротник. Он опускает взгляд на ручейки дождя, струящиеся по моей кофте, снимает с себя пальто и одевает его мне на плечи.
У меня защипало в глазах.
- Знаю, я всё испортил. - вздыхает он.
- Ленни, я ведь... Я просто... - пытаюсь сказать я, но чувствую что голос у меня дрожит и ему это знать незачем.
- Я понимаю. Извини. Не стоило... Не стоило мне с вами идти.
Я обняла его и заплакала.
Он напрягся и развёл руки в стороны.
- Ммм... Эми.
Постоял пару секунд в такой позе, затем приобнял меня и стал, как ребёнка гладить по голове.
- Ну, ну. - неуверенно выдавил он. - Не надо.
Я рассмеялась и вытерла слёзы и подняла на него глаза и стала его трясти:
- Ну, скажи что-нибудь нормальное! Ты человек вообще?!
Ленни кивнул с видом человека, который уже тысячу раз слышал эту просьбу, откашлялся и драматургическим тоном начал:
- Ликёр нужно пить из рюмки на высокой ножке. Прохладным, но не холодным. Подавать с чаем, кофе и фруктами. Китайская кухня. Минеральная вода. Hugo Boss. Lazo. Мохито.
Я стёрла ладонями кровь и капли дождя, стекающие по его лицу, вытянулась на носочках и поцеловала его.
- Ты совсем не дурачок, Ленни. - говорю я.
- Что? - как дурачок улыбнулся он.
- Я говорю, что ты не дурачок, Ленни. - говорю я. - Скажи, если кто-нибудь спросит.