Вечер пятницы. Так он обычно и выглядит. По квартире разносится шум музыки. Кто-то курит на балконе. Кто-то режется в Дурака на кухне. Перемещения людей по квартире сопровождаются звоном бессчётных бутылок на полу. В атмосфере повисло ощущение праздника. Все отмечают пятницу.
Наша дислокация - длинный угловой диван в полумраке гостиной. Я заплетающимся языком горячо спорю о чём-то с двумя кентами напротив меня.
Спорю, пока тусклый свет настольной лампы не проявляет в дверном проёме размазанную фигуру с длинной шевелюрой.
Я поворачиваю голову в её сторону и, не справившись с горизонтом, заваливаюсь на диван.
Фигура стремительно сокращает расстояние между нами и взбирается ко мне на колени.
- Ооо! - весело гудят кенты на диване.
Длинные ниспадающие волосы фигуры заслоняют меня от света. Я чувствую запах духов фигуры. Чувствую тепло её тела. Её томное дыхание.
Я неуверенно обнимаю её за талию. Целую её нежную шею.
Фигура отстраняется, долю секунды что-то ищет в моём взгляде и тут же припадает к моим губам.
Пару минут она просто целует меня, игнорируя всё окружающее нас пространство.
Наконец она останавливается, прикусывая мою губу, и горячо шепчет мне на ухо:
- Я стесняюсь. - кивает она в сторону Андрюхи с Мишей, которые не только остались в этой же комнате, но и не подумали отвести от нас взгляда. На их лицах не наблюдалось ни тени смущения или неловкости. Пожалуй, им не хватало попкорна. - Пойдём в спальню.
Она отводит меня за руку в соседнюю комнату, гасит свет и ложиться на кровать. Выпитый алкоголь и принятые вещества в такие моменты дурно влияют на человека. На долю минуты я попал в непонятное. Какое-то время я пытался сообразить где нахожусь.
Благо её нетрезвое возбуждённое сопение помогло мне во время сориентироваться. Мы целуемся, я тискаю её груди. Снимаю с неё лифчик. Удивляюсь тому, что она не против.
Так как я ни разу не был с женщиной, я пытался сообразить что бы всё это могло значить. Мы целуемся. В спальне. Без света. Но будет ли у этого вечера продолжение? Не знаю.
Вернее не знал до того момента, как я мог уже без лишнего сжимать в ладонях горячую плоть её молочных желез.
- Ты готова? - все же решил убедиться я в правильности понимания происходящего.
Вместо ответа она снова целует меня. Я торопливо стягиваю с неё одежду и раздеваюсь сам.
Вообще, конечно, разумно было бы в этот момент вспомнить про резинку, но не для меня.
Меня трясло от возбуждения. Я не мог поверить в то, что это не сон. Всего несколько движений отделяло меня от чрезвычайно важного события.
Вдруг она передумает? Вдруг у неё испортиться настроение? Вдруг я сделаю что-то не так? И умру девственником. Нет, этого никак нельзя допустить.
Я жутко нервничал в этот момент, но если кто-нибудь вас спросит, скажите что я был, как никогда смел, спокоен и уверен в себе.
Я ощупываю её тело и не могу отлепить губ от её нежной шеи.
Она же, в свою очередь, вежливо, но настойчиво указывает мне на место возле гендерной параши, прервав моё романтичное настроение словами:
- Ну, давай же, входи.
Я пытаюсь в темноте нащупать пенисом её вагину, но у меня это паршиво выходит. Наконец она просто обхватывает своей ладонью мой член и вводит его сама.
Я ритмично двигаюсь в ней и наслаждаюсь новыми ощущениями. Она стонет.
С кухни доносятся нестройные вопли. Одна из девчонок нескладно подпевает доносящейся из колонок песне "Максим - Вдоль Ночных Дорог". Эту песню на репите она будет исполнять всю оставшуюся ночь. Всю ночь. "Вдоль Ночных Дорог". "Максим". Все любят "Максим".
Бьющаяся о стену спинка кровати. Её ступни, сведённые на моей пояснице.
- Быстрее! - надрывисто выдыхает она.
Я выполняю её инструкции, но не могу перебороть желание взглянуть на её киску. Так как в темноте это невозможно, я решаю узнать какова она хотя бы на ощупь. И решение приходит на ум молниеносно.
Спустя несколько минут я опускаю свою голову до уровня её промежности. Я наслаждаюсь ароматом её вагины и погружаюсь в неё языком.
Она тихонько постанывает и водит ладонями по моим волосам.
Никак не могу назвать это занятие скучным, однако моё нынешнее физиологическое состояние всё навязчивее клонит меня ко сну. Наконец я улёгся рядом с ней и перевернулся на спину.
Она справляется о том, устал ли я и после моего нечленораздельного мычания взбирается на меня верхом и продолжает состязание.
- Какая я у тебя по счёту? - спрашивает она, чуть склоня голову.
Я говорю что третья. В восемнадцать лет стыдно признаваться, что ты ни разу не был с девушкой.
Она степенно наращивает темп, и шлепки наших промежностей раздаются всё звонче. С кухни доносится хихиканье.
Она ложиться на меня, крепко стиснув в объятьях и дыша всё чаще. Делает ещё несколько резких конвульсивных движений тазом, прерывисто выдыхает и тихонько смеётся.
Она вплетает свои пальцы в мои волосы и наклонясь к самому моему уху нежно шепчет мне:
- Хочешь я поцелую тебя... там?
Спустя пару минут она ложиться рядом и я её обнимаю. У меня стремительно темнеет в глазах. Я вырубаюсь.
Её такси ждёт внизу.
- Я тебе позвоню. - успевает бросить она перед тем как двери лифта отсекают нас друг от друга.
У женщин восхитительное чувство такта. Женщина никогда не станет досаждать тебе нудными длительными разъяснениями о том, что мол это было случайностью, что она де была пьяна и растерянна, и что потому не стоит воспринимать всерьёз её ветреные порывы или неловко выражать надежду о возможности стать друзьями.
Нет, всё намного проще. Проснувшись утром вы просто не обнаружите её рядом с собой.
- Ну да, ну да. - с горькой насмешкой бормочу я, возвращаясь в квартиру.
Спустя пол часа мы с Андрюхой садимся в его разбитую бордовую девятку и отправляемся к стенам родного универа.
Столовая. Желе и йогурты. Это всё что мне можно есть из ассортимента университетской столовки.
Андрюха уплетает мини-пиццу с паприкой, кинзой и пеперони. Пицца - это клёво. Мясо - это клёво. И плавленный сыр - тоже клёво. Если только тебя не выворачивает от всего что тяжелее овсянки.
Еда. Таблетки по 20 мг. Одна половинка тёмно-зелёная, другая светло-салатовая.
За наш стол по какой-то причине подсаживается всё больше народа с нашего потока. В определённый момент противоестественность этого скопления становится вопиющей. Все шумят, смеются и постоянно пытаются втянуть меня в беседу. Что, конечно же, бесит пиздец.
Так это работает. Кенты которые раньше тебя не замечали теперь делают вид, что вы лучшие друзья на свете. Это чем-то напоминает момент из "Игр Разума", где Расселу Кроу на стол складывают шариковые ручки. Только ты ни хуя не нобелевский лауреат, ты просто залез в трусы смазливой девчонке.
Да, девчонки. Они лукаво переглядываются, хихикают и шепчутся прикрывая губы ладошками. Они счастливы. "Дом 2" перенесли на местный уровень и теперь это не просто реалити-шоу, теперь это реалити-реалити-шоу. Можно обсудить болты, анальный секс и порнуху или заняться другими аристократическими делами.
Твои рука и сердце. Твои член и бумажник. Всё это теперь достояние общественности и предмет обсуждений. Ведь теперь ты участник шоу. И не делай такую кислую мину, люди не любят унылых шоу.
Наконец Андрюха дожевал свою лепёшку и мы отправились на пары.
От расстройства чувств люди избавляются разными путями. Кто-то коллекционирует насекомых, кто-то пишет картины, кто-то разводит овец. Мне подумалось, что университетское подобие образования вполне можно включить в этот список, этим я и попытался заняться.
На протяжении трёх долгих часов препод ломал голову над задачкой по электродинамике. Во время этого процесса он всё время что-то нервно бормотал себе под нос, отходил на пару шагов от доски, вновь стремительно подбегал к ней и рассеянно подтирал её то в одном, то в другом месте. Затем снова писал и опять вытирал. Где-то на 30-й минуте даже самые прилежные ученики отчаялись в попытках уследить за лихорадочным ходом его мысли.
Впрочем, сам препод казался вполне счастливым.
- Ага! - бойко вскрикивал он, когда на него снисходило очередное озарение и он вновь бросался на приступ тригонометрических уравнений с воодушевлением капера наткнувшегося на вражеское судно. Лишь изредка (когда в него попадал бумажный самолётик или особо крупный мусор, которыми перекидывались друг в друга студенты) он поворачивался, тёр нос, поправлял очки и робко лепетал что-то о правилах приличия и необходимой тишине.
Ну, короче говоря, затея моя провалилась и я улёгся передохнуть.
Звонок. Маршрутка. Мелочь. Лифт. Ключи. Квартира.
Диван. Выдох. Я один.
После сна я иду на работу. Такая-то работа. Здесь ты в течении 12 часов бегаешь по складам и курилкам от бригадира. Когда надоедает - начинаешь работать.
Ты берёшь здоровую кучу коробок обтянутых целлофаном, которая называется "полет" и коробка за коробкой разбираешь его, извлекая на свет те товары, которых недостаёт на товарной полке. И это ахуеть как весело. Нет правда. Кому-то было бы скучно, но я ощущал себя вполне счастливым в такие моменты. Где ещё можно побыть наедине со своими мыслями так (sic!), ТАК долго (почти 12 часов)? Держу пари, примерно столько же сколько и мне платят какому-нибудь школьному учителю истории за его размышления, при том что мне не нужно мучить несчастных детишек прохладными историями о блокаде Порт-Артура или типа того, а это не так уж и мало.
В конце смены направляешь свои уставшие от беготни потёртые кеды домой.
От гипермаркета в котором я работаю до моей квартиры идти пешком минут десять. Овраг - пустырь - извилистый тротуар меж многоэтажек - и ты дома.
Пасмурно. Слякоть. Глядя на мрачные декорации заводского городка, я думаю о ней.
Осознание того, что я больше никогда не увижу ту женщину с которой делил накануне постель угнетало меня. Логика с невозмутимой настороженностью следила за моим состоянием.
- Давай разберёмся. - говорила она. - Вчера ты затащил в постель едва знакомую тебе девчонку с одной единственной целью - трахнуть хоть кого-то дабы поднять свою самооценку. Подстёгиваемый похотью и нетрезвым рассудком ты совершил то, что задумал. На следующее утро ВДРУГ, ВНЕЗАПНО ты обнаружил, что засунуть в женщину член недостаточно для того, чтобы она тебя полюбила. И теперь ты несчастен. Я ничего не упустила?
Здравый смысл явно пытался меня скомпрометировать. Мне оставалось только отчитать себя за сопливость. Всё же я ведь не какой-то там слюнтяй, чтобы парится из-за такой ерунды. Мне вообще плевать.
Лифт. Ключи. Квартира.
Отключили воду. Кипячу её в чайнике, моюсь в тридцатилитровом тазу.
Уже собравшись на учёбу, сажусь на кухне с сигаретой, делаю паузу, пытаясь отстранится от происходящего.
Кобейн со смесью презрения и отвращения наблюдает за мной с постера на стене.
На пару секунд я замешкался. Может быть, я что-то делаю не так? Почему он так смотрит на меня?
Я вынул из внутреннего кармана пальто свой жизненный план, размещённый на листке блокнота и стал с ним сверятся. В плане значилось одно единственное слово, размещённое по диагонали листка: "Повзрослей!". Я убедился что действую верно, и успокоился.
Ещё раз задумчиво взглянув на Курта, я все же полез в бар за виски.
Моё жилище - это съёмная однушка на верхнем этаже высокого панельного дома в старом квартале. Вокруг почти нет соседей. В холодильнике только соевый соус и половинка лимона. Но бар... Он всегда в изобилии.
За окнами неторопливо сгущается сумрак. Подоконник дребезжит от грома колонок. Я уже накатил и назойливый запах полевых растений из семейства паслёновых густым сплошным смогом расползается по кухне.
Полька. Полька каждый день. Полька и снова полька.
Если от взросления мне уже не избавиться, то с трезвостью разделаться куда проще. В общем, я опять позвал кучу народа.
Я пытаюсь беседовать с одной девчонкой с нашего курса, не обращая внимания на заглушающий любые звуки рёв музыки, и собираю пазл.
Её зовут Даша. Её беспокоят строгие родители, дороговизна кальяна в местных захудалых барах и то что её новую кофточку, на которую она потратила девять косых, и на которую копила три месяца, уже чем-то успела заляпать и теперь её остаётся только выбросить.
У меня не выходит из головы пазл, решение которого вот уже битую четверть часа не покидает своего тупика. Рыба-меч. Остался только хвост, который я безуспешно пытаюсь обнаружить в картонном конфетти на столе.
Я выражаю ей свои искренние соболезнования и пытаюсь утешить. Пытаюсь успокоить, насколько вообще возможно успокоить женщину, которая безвозвратно утратила важную часть своего гардероба. Напоминаю ей что скоро весна, а значит время для сезонных скидок и что её потеря имеет все шансы в ближайшее время восполнится.
Ситуация с рыбьим хвостом пагубно влияет на моё душевное равновесие. Она это замечает и тоже пытается искать нужные пазлы.
Правда, трудность в том, что большая часть наших с нею усилий концентрируется на сохранении контроля над временем и пространством, и на что-то большее у нас уже попросту не хватает энергии, так что процесс не трогается с мёртвой точки.
В этот момент Миша, сидящий возле раковины с ноутом на коленях, поднимается со своего места и, вышагивая замысловатые зигзаги, направляется к нашему столику.
Он, терпеливо сопя, возится с водником, готовя всё необходимое, но в последний момент, пытаясь опустить бутылку, теряет равновесие и падает вместе с ведром заливая пазл, сигареты и мобильники, лежащие на столе.
Какую-то долю минуты он карабкается, пытаясь подняться, но в результате, вероятно, осознав тщетность своих стараний, просто отключается прямо в луже воды на кухонном паркете.
Аминь.
Даша присоединилась к играющим в крокодила в соседней комнате Андрюхе с его девушкой и её подругой, а я плавно переместился на диван в гостиной и включил телевизор.
Спустя пару минут Даша возвращается и, сделав несколько шагов, замирает в центре зала в нерешительности. Потом всё же садится ко мне на диван и спрашивает подняв бровки:
- Чего ты хочешь?
Я задумался.
Само того не ведая, это милое создание задало мне один из немногих вопросов не дающих мне покоя, вопрос на который я не в состоянии дать ответ.
- Не знаю. - сдаюсь я. - Я не знаю. Всё это... Я думал... Всё должно быть немного иначе. Всё должно быть по другому.
- О чём ты говоришь?
Я ловлю на себе её очаровательный гипнотический взгляд, словно взгляд Каина из сказки про снежную королеву, взгляд нивелирующий любые сомнения в толковании происходящего и обессилено улыбаюсь.
- Забей. Я уже и сам не понимаю, что я несу.
Она ложится рядом со мной, и я обнимаю её.
Так этот вечер и должен закончиться. Так он и закончится.
Я проснулся, закурил и выглянул на балкон. Очередное пасмурное дождливое утро. Хмурые, измученные тяжкой жизнью люди провожают друг друга злобными взглядами. Когда-то все они жили надеждами и мечтами, умели смеяться, петь, плакать, любить. Теперь же они наконец повзрослели. Их больше не обмануть глупой слюнявой лирикой, ведь нужно смотреть правде в глаза.
У тебя красный диплом, но ты идёшь работать на завод. Ты любишь кого-то, но женишься на той, что под рукой.
Или на той, что случайно залетела от тебя. И теперь уже не важно, что твоя жена тебя ненавидит, и что каждая минута с ней - невыносимое испытание, теперь ты обязан, потому что не можешь бросить ребёнка. Ты уже не вырвешься из бедности, не построишь карьеры, не станешь счастливым. Тебе остаётся лишь надеяться, что твой ребёнок, что этот крохотный несчастный человечек не повторит твоих ошибок и сделает всё как надо.
И после того как ты окончив 12-часовую смену отправляешься в полуторачасовую поездку на электричке в пригород, в котором ты живёшь, тебе хочется только напиться и забыть о том ужасе, который тебе приходиться называть своей жизнью.
Только выпадающие по утрам на подоконник металлические осадки напоминают людям о том, что где-то этой сырой промозглой ночью трудился человек, что когда-то тоже был весёлым, счастливым ребёнком, который выбегал по утрам из дома, шлёпал босыми ногами по влажной траве прямиком в сад, чтобы просто полюбоваться рассветом. Человек, которого от смерти теперь отделяют лишь долгие годы изнуряющей работы в серых тесных застенках завода, казематы пьяных склок и мелких зарплат, темницы дешёвого быта и взаимной ненависти.
Однообразие и безысходность возведённые в абсолют. Примерно это испытывает человек утративший всякую надежду, всякую веру в будущее. Примерно это испытывал и я.
Я не мог перестать думать о девушке, которая наверняка уже забыла о моём существовании. Я не мог смириться с тем, что единственной причиной моих страданий стала пьяная похоть. Мысли и чувства вступили в грубый, бесчеловечный конфликт. Мне стало казаться, что ещё немного и я тронусь умом.
Тронусь умом.
Сначала ты просыпаешься и подушка пахнет её духами. Она снова снилась тебе. Спросонок ты обнимаешь девушку лежащую рядом, тебе кажется что это "она". Ты заглядываешь ей в лицо и не можешь поверить своим глазам - тебе в очередной раз всё приснилось. "Её" рядом нет и уже никогда не будет.
Потом среди тысяч людей на улице тебе всё время мерещиться она. Клише, которое ни хуя не кажется тебе ни милым, ни смешным когда происходит на самом деле. Ведь ты помнишь все её джинсы, кофточки, заколки, браслеты, помнишь волосы, глаза, нос и губы. И вот она уже не один человек, она - каждая третья девушка, которая проходит мимо тебя на улице, в магазине, в аптеке, проезжает мимо тебя на автобусе или машине.
Затем неожиданно для себя ты выясняешь, что стал импотентом. Ответ на вопрос: "Ну ведь всё ради секса, не так ли?" становится немного иным.
С ужасом для себя ты осознаёшь, что тебе просто хочется быть с ней, хочется просто обнять её, просто держать её за руку, просто слушать её голос, просто дышать с ней одним воздухом.
Ты стараешься всё время быть в толпе, в компании, в центре внимания. Всё время стараешься заглушить тишину. Всё что угодно, лишь бы не остаться наедине со своими мыслями.
И вот в какой-то момент тебе кажется, что у тебя получилось. Что ты исцелился. Что всё не так уж и плохо.
Но наступает день, когда после очередной пьянки тебе всё же приходиться возвращаться одному в своё жилище.
И вот тут ты заходишь в пустую квартиру и слышишь эту звенящую пустоту.
Ты ощущаешь, как скользкое чувство страха и отчаяния заполняют тебя.
Вне себя от злости ты крепко запираешь все двери и окна, выключаешь телефон и не выходишь из дома даже в магазин, пытаясь забыть кто ты и что с тобой произошло.
И это так смешно, ведь чувства твои не вызывают сострадания даже у тебя самого. Тебе уже никогда не отделаться от этого, но самое паршивое - ты сам виноват во всём что случилось.
Ты забиваешь косяк и сидишь на балконе с томиком старых стихов. Ты должен собраться, привести себя в порядок и идти дальше. Слёзы сыпятся из твоих глаз, ты глядишь в уходящий закат и всё кажется тебе таким нереальным. Таким нереальным! Это солнце, эти деревья, эти птицы, это летнее тепло, этот запах сухих зеленых листьев и высохшей пыли. Люди внизу над чем-то смеются, чем-то занимаются, о чём-то волнуются. Хотя бы они сейчас живы, так уж ли это мало.
Ты подходишь к балконной ограде и смотришь вниз.
Бизнес-тренинги и секс-шопы, кафе, ночные клубы, голубые коктейли, по вкусу напоминающие Fairy, цветы, конфеты, твоя пьяная подруга и ваши свидания на закате.
Ты смотришь вниз и оттуда всё кажется тебе таким маленьким и простым. Крохотные дома, крохотные машинки, крохотные люди, крохотный ты.
Она говорит, что земля плывёт под её ногами, когда она с тобой. Говорит, что любит тебя. Говорит, что любит по-настоящему. Она такая милая и чуткая. Но почему-то снова трогает тебя за член.
Ты перебрасываешь одну ногу поверх сваренных арматур ограды.
- Да ты не расстраивайся. - говорит она, этим недвусмысленным жестом. - У каждого есть свой ценник. Вот и твой нашёлся.
Ты перебрасываешь вторую ногу и встаёшь на карниз. Люди внизу уже не смеются, не волнуются и не торопятся. Они просто замирают, безмолвно повиснув в разряженной атмосфере.
Крохотные дома, крохотные машинки, крохотные люди, крохотный ты. Всё это понарошку. Не по-настоящему.
Всё это просто странный и страшный сон. И я знаю, как его закончить.