Темная южная ночь тихо таяла. Бледнели и гасли звезды. Приближалось апрельское субботнее утро. Небо сплошь синее, а далеко на горизонте поднимались огромные темные облака. И друг с другом сжимались воедино. Потемневший, временем, дом стоял на отшибе городского района. И мало чем отличался от таких же убогих, во множестве и беспорядке теснящихся вдоль кривых, плохо мощеных улиц. Из него вышли, двое худощавых, не высокого роста парней. Братьям по двадцать лет именуемые Михей и Семен. С детства они не разлей вода. В школе учились вместе после школы, так же вмести, благополучно поступили и закончили консерваторию. К сожалению, их пения и умение играть на аккордеоне никого не интересовала. И поэтому им приходилось давать "концерты" в электричках, вокзалах и других для них "хлебных" местах большого города. Они могли, где-то устроится работать и до конца своей жизни быть в роли трудящегося, но они этого не хотели, им хотелось заниматься любимым делом и на этом зарабатывать деньги, если даже это будет для них унизительно.
Вслед за ними появилась у порога на инвалидной коляске их мать Линда Павловна, инвалид второй группы.
Это апрельское субботнее утро Линде Павловне напомнил тот день, когда она еще не нуждалась в коляске, когда её муж Геннадий умер, и тогда она осталась c двумя сыновьями и со всеми трудностями жизни.
Бывает такой момент в жизни, когда человек пьет, как говорят в народе по "страшному" и этот некий момент затягивается на долгие годы до самом смерти. Пока человек (примитивно выражусь) не "врубится", что он подобен отныне на героев-неудачников деградирующих в фильме, который постоянно балансирует на гране. И этот человек муж Линды Павловны Геннадий уже как ясно он был подверженный самому распространенному недугу - алкоголизму. Вы наверно спросите, почему он подвержен недугу-алкоголизму? Я вам же и отвечу. Геннадий из числа тех, кто отчаянно воевал в Афганистане. Он всегда шел напролом, как заговоренный, даже бывало такое, что свои в полку сторонились - мол, бешеный.
Потом же "духи" то есть душманы в новогоднюю ночь 89-ого года интернационалистам устроили "мясорубку" многие полегли, а некоторых оставшиеся в живых стали инвалидами Геннадий не исключение осколок вражеского снаряда, контузил его, а потом демобилизация на родину. Где он познакомился с Линдой Павловной, которая в дальнейшем стала, его женой и со временем у них родился первый сын Михей, а через год родился второй сын Семен. Но головные боли воскрешали в Геннадии вспоминания о "мясорубки" и за этого он с семьей не мог познать семейную идиллию. И он спился. Когда пьянство перерастало в многодневный запой, Линда Павловна отводила, его в наркологическую клинику наивно размышляя, что оттуда он вернется, и будет вести трезвый образ жизни и честно трудится дабы усердно помочь им.
Геннадия регулярно попадавшего на лечение раза три, четыре в год, в наркологическую клинику знали все - от врачей до санитарок. Но он все равно пил месяцами, начав с водки, а когда деньги стали заканчиваться, перешел на жидкость для мытья ванной. А эта штука - фактически яд из-за содержания в ней нашатырного спирта. Его очередной раз Линда Павловна доставила в наркологическую клинику, чтобы вывести из затянувшегося запоя. Геннадия колотило, он невнятно жаловался на плохое самочувствие. И не удивительно - от такой-то "диеты"...
Первым делом ему поставили капельницу. Геннадию явно стало легче. А потом его снова "скрутило", да так, что пришлось отправить в реанимацию. Геннадий в бреду, все время упоминал Богородицу. Линда Павловна не стерпела, вбежала реанимацию, не смотря на замечания санитарки, что вход воспрещен. Её мгновенно овладело чувство ужаса, стояла, как громом пораженная, все её тело тряслось мелкой, безостановочной дрожью, будто она была заражена электричеством.
Водка - это большое зло, большое порой непоправимое горе - с грустью заметила Линда Павловна и непрерывно помотала головой, с надеждой, что все происходящее только снится. Но, опомнившись, загнала свои страхи в дальний закоулок сознания. И прижала голову Геннадия к груди, целовала его, шептала ему слова любви:
- Гена... любимый все будет хорошо... посмотри на меня!!! - Лихорадочно подняла, его голову прижала крепче к себе:
- Не, умирай... не, умирай, слышишь...
- Начала укачивать как ребенка в колыбели. Прижала, сильнее целуя волосы, не переставая, его качать и продолжая его целовать со словами:
- Не уходи... не уходи... я не смогу без тебя!!!
- Вот она, неизбежная смерть! Безысходность! Умирать так, умирать! - Осознано произнес Геннадий. Для него смерть является естественным и неизбежным к тому же необратимым сном, в ночи вечности, что-то вроде понятия, называемого словом "навсегда".
- Его глаза заволокло туманом. И он ей ответил:
- Я люблю тебя Линда...
Санитары отвели Линду Павловну в коридор, а врачи, которые сорок минут бились за его жизнь, но безысходно госпожа неизбежная смерть появилась, столь внезапно около вечера и Геннадия не стало.
Линда Павловна с тех пор живет одна с детьми. Некоторое время работала на хлебозаводе, но недолго с появлением денежного кризиса автоматически попала в список сокращенных работников и как очевидно, на другую работу не принимали. Возьмет долг у соседа, и купит все необходимые продукты и сварить борщ, которые сыновья принимались сразу улепетывать за считанные часы, а сама у окна терзает себя классическими вопросами:
- "Почему?.. все так случается?.. в чем причина?.. судьбе или жизни?.. почему все так?.."
И некое душевное эхо дословно повторяла её классические вопросы, которые так и остались безответными в её подсознание. Может быть, так и лучше решила Линда Павловна с мыслью, что добытые ответы, плодят новые мучительные вопросы. И тайная, гнетущая грусть, которая незаметно, но постепенно овладела ею, изнутри вовне души словно сжалась, клещами и днем за днем сжимается, крепче сковывая сердце Линды Павловны, что последовательно толкнула её на суицид и на вокзале она сбросилась под поезд как героиня Льва Толстого, Анна Каренина.
Она думала, что уже на том свете, но когда раскрыла, глаза и увидела доктора, то поняла, суицид не удался.
Смерть - дань которые все платят, но не Линда Павловна. Пока видно не суждено ей идти на вечный покой. Пришло, ей на ум и много дней подряд преследовала неотступно: жизнь - это не роман, где можно что-то пропустить, пролистать, не читая, и не сочинение на заданную тему, где можно что-то вычеркнуть, подтереть резинкой, исправить. Нет, все остается, все остается. А жизнь, как слово, - слаще и горче всего. Или как твердил каждодневно её покойный муж Геннадий что "жизнь наша - свирепая грязная торговка". Даже невидимое, не узнанное никем, не примеченное, оно сидит в тебе и вонзается в тебя, как колючка. Много колючек. Не вырвешь.
Судьба. Есть она, конечно, существует. Поставили клеймо и приказали: носи! Что ж, будешь носить, другого выбора нет. Если клеймо несмываемое - будешь носить и молчать и тешиться, лишь тем, что никто клейма не видит и не увидит.
Вывод был сделан, и вывод этот сразу примирил её самой собой, но, примирив, как бы лишил частицы той деловитой сосредоточенности суицида.
Она решила, что больше не будет пытаться покончить собой. Ради своих сыновей, взяла себя под контроль, и после выписки больницы её поставили на вторую инвалидность и каждый месяц ей начисляли пенсию, на которую она помогла своим сыновьям Михею и Семену помочь поступить и благополучно закончить консерваторию.
Линда Павловна не стала продолжать в подсознании будоражить вспоминания о прошлом. Она с сердечным любованием смотрела на своих сыновей, которые скрылись за поворотом проулка.
2.
Только разноцветные граффито-узоры приукрашали серые стены вокзала, но их сразу принялись, отмывать дворники в оранжевых фуфайках, для которых эти граффито-узоры являлись как гвозди, возникающих посреди отполированного паркетного пола. При этом один из дворников презрительно, сквозь зубы начинал ворчать:
- Этакие паршивцы!!! Ах, попадутся, мне эти Айвазовские... руки ей Богу оторву.
Когда он совсем доходил до нервного предела, то такого крику наделает, что пользы ни на грош такой ругатель - сил нет. Только и наслушается толпа зевак от него редкого срамословья что "уши вянуть".
А на перроне большой узловой станции в самом конце платформы, царило неимоверное оживление серой массы, Михей с аккордеоном в руках и Семен, наблюдают на станционные постройки и на составы, которые разбегались по разным путям. И вот они дождались электрички и вместе с сотнями суетливых людей вошли в электричку, которая через пару минут уже тронулась по рельсам, мерно лязгая железом о железо, приглушая шум, звон и грохот огромного города. Михей, продвигаясь по составу, и одновременно играет, на аккордеоне, а Семен собирает деньги и поет песню "Троллейбус" своего кумира Виктора Цоя - (русского рока легенда).
На них моментально обратили внимания люди, которые только, что вели оживленную беседу, прислушавшись к песне, они грустно, по-чеховски улыбнулись.
- Мое место слева и я должен там сесть
Не пойму, почему мне так холодно здесь
Я не знаком с соседом хоть мы вместе уж год
И мы тонем, хотя каждый знает, где брод
И каждый с надеждой глядит в потолок
Троллейбуса, который идет на восток
Все люди братья мы - седьмая вода
И мы едем, не знаю, зачем и куда
Мой сосед не может он хочет уйти
Но не может уйти он не знает пути.
И вот мы гадаем - какой может быть прок
В троллейбусе, который идет на восток
В кабине нет шофера, но троллейбус идет
И мотор заржавел, но мы едем вперед
Мы сидим, не дыша, смотрим туда
Где на долю секунды показалась звезда
Мы молчим, но мы знаем - нам в этом помог
Троллейбус, который идет на восток...
3.
Допел он последние строки, начал петь другие песни кумира, так весь день они неприкаянно слонялись, по электричке от начала до конца даже толком не успевали перекусить. Но, вот наступил вечер, солнце закатилось, и лучи больше не золотили края немногочисленных облаков, сквозь которые струился тускнеющий свет. Небо затянулось густыми, тяжелыми облаками, делались темно-бархатным, что предвещало темную ночь. В воздухе чувствовалось легкое движение; это был не настоящий ветер, а тихие и влажные дуновения, которые по временам усиливались, вздымая меленькие вихри песчаной пыли. А и с тяжелого и мрачного неба, неустанно сыпались еле видимые глазом капельки дождя.
На честно заработанные деньги Михей и Семен купили продукты и направились домой, где их ждала волнующая в ожидание мать. Они шли, по улицам, которые почти замолкли, от сей денной суеты. А мокрые уже тополя вдоль дороги, которые от освещения уличных фонарей блестели, и складывалось такое впечатление, что покрашены лаком. А светофор, якобы моргал только для них своим данным трех цветьем: красный, желтый, и последний зеленый как бы разрешал им доходить домой. Но не тут-то было, Михей и Семен увидели, что, двоя парней, напали на женщину, они сразу без колебания заступились за нее и разогнали негодяев, женщина трепетным голосом поблагодарила своих спасителей, и, опасаясь, новое нападение, ушла, тщетно озираясь по сторонам.
А уже через пару минут отморозки, вернулись с толпой вероломных сынков матери-анархии, в которой было больше пятнадцать дородных парнищей которые не откуда не возьмись, появились из темноты как черты из табакерки. Явно, так и есть черты в человеческом обличье якобы Дьявол, торжественно выслал самых ловких, из своих подручных, для того чтобы подстерегать человека и расставлять ему коварные ловушки.
Михей и Семен отказались от мысли стремглав броситься наутек. Они сориентировались, и сжали, крепко кулаки принялись беспощадно и люто обороняться вне равной баталии. Засчитанные часы глухо забухали кулаки; Михей бил, молча, сразу согнулась спина, темная кровь потекла из ноздри - он вдруг попытался схватить массивную руку, бившую его по лицу. Но он не смог этого сделать. Михея кто-то ножом с широким и острым, как бритва, лезвием, с огромной рукояткой почти таким же увесистым, как небольшой топорик подло сподобил, в спину и его тело несколько секунд внезапно и как-то неестественно постояло неподвижно, а затем, как поваленное дерево, грохнулось о землю. Семен от уведенного ужаса закричал, но в доле секунды крики утихли, оттого, что удар той, же самим фатальным ножом по самую рукоять вонзился ему в грудь, углубляясь в мякоть сердцевины. И Семен намертво рухнул ничком на землю рядом с братом. А отморозки, смеясь дребезжащим смехом, скрылись в неизвестном направлении густой, вязкой тьмы.
А в то время Линда Павловна в ожидании сыновей сидела на инвалидной коляске. И тщательно вглядывалась, в окно на неугомонный дождь, который уже не просто льется, - а настырно, хлещет, словно на небе кто-то вдруг невзначай опрокинул, огромную бочку с водой и при этом монотонно стучит по крышам домов, словно некий тамбурбжи - (барабанщик).
Линду Павловну томило предчувствие неминуемой беды. Она всячески избегала так или иначе толковать мучившее её предчувствие, и захотела заглушить его светлыми мечтами, но неожиданно Линда Павловна услышала оглушительный крик, который длился не более одной минуты. Проливной дождь не стал помехой ей узнать голос родного сына.
- О Господи! Это же Семен!
- Воскликнула Линда Павловна и несколько раз повторяла, себе под нос, но уже нечленораздельно. Предчувствие неминуемой беды уже начало одолевать её сильней. Линда Павловна, три раза покрестившись, выехала на коляске из дома, но в спешке свалилась с нее, и ей пришлось продвигаться ползком по грязной земле. Потекли слезы, по бледним щекам Линды Павловны, когда её взору предстала удручающая картина. И она немедленно обхватила своими дрожащими руками бездыханные тела сыновей. Для Линды Павловны все вокруг померкло, стало чужим.
Судьба опять ударила, её явственно бы кости затрещали, да только от этого удара она жалобно выла, сильно и пронзительно как волчица потерявших волчат и ради всех святых, умоляла Всевышнего вернуть сыновей взамен на свою душу. И она увидела смерть - врага всего живого стояло десятых шагах от нее неподвижно, но прибытье кареты скорой помощи немедленно удалилась неведомо, куда прихватив своей губительной обточенной косою души её сыновей. А в ответ на её молву только небо продолжало, точить неиссякаемые слезы, словно сама Мать-природа оплакивает бездыханных сыновей обреченных на вечный покой...
4.
Её сыновей без явных церемоний похоронили за городом на новом кладбище. Вы спросите, что они оставили после себя? А я вам отвечу, оставили они самое дорогое самое святое маму или как они её называли мамочка, которая тоже их взаимно любила и продолжает любить и это чувство не померкнет, не смотря, что она отныне во власти одиночества. Но само чрезвычайно печально, что продолжают жить вероломные сынки матери-анархии, не знающих никаких границ, лишенные даже зачаточных представлений о справедливости, чести, легко идущие на пролитие крови, убийства сыновей Линде Павловны. И к сожаленью к крайнему сожаленью по час текущего времени их так и не нашли! Не надо сомневаться, что они не "маячат" по городским улицам в поисках новой жертвы...
У Линды Павловны как выяснилось, не было больше родственников не близких не дальних и её отправили в дом инвалидов, где она проживет последние закаты и рассветы своей отрадной жизни...
Продезинфицированные белые стены, которая словно облиты, сметаной. Санитары в белой полотняной униформе толкают коляски с инвалидами по удручающим голым коридорам - обычная прогулка так сказать "Аллея инвалидных колясок". Но Линда Павловна отказывалась от такой прогулки она сидела на инвалидной коляске и как в тот роковой день вглядывалась, в окно, на улицу, где лишь властвует вой ветра, словно с ней оплакивает её сыновей средь хаотичных бетонных конструкций и при этом, нарушая гробовую тишину. Линда Павловна, словно вою ветра, попевая колыбельные песни, которые она пела своим сыновьям, когда они были еще маленькими. В тягучей мелодии и голосе ощущалось плач и надрывная тоска.
Линду Павловну, которая оканчивала школу, утопически мечтая выйти замуж за приличного человека и жить благополучной устроенной жизнью в хорошеньком домике в тенистой зелени, но эту мечту убила смерть, которая убила всех, кого она любила.
Линде Павловне суждено, наверное, судьбою или Богом испить до дна чащу, полную страданий и горя.
5.
Прошло немало лет и "старость от Бога появилась у порога" Линды Павловны и косые лучи солнца упали на её опухшее лицо. Она лежала на кровати, и пребывала в полусне. Её щека подрагивала, взгляд метался по палате. Она прерывисто дышала, измученная борьбой с отупляющей дремотой за ускользающее сознание. Она уже начала сдаваться, медленно погружаясь в забытье, в холодную, скорбную пустоту забвенья, когда чья-то рука дотронулась до её щеки. Легкое поглаживающее прикосновенье пальцев, и оцепенения как не бывало. Знакомый голос негромко произнес:
- Проснись, мама.
Линда Павловна открыла глаза и посмотрела на трех человек, стоявших у края постели. Взгляд их был ласковым, совсем юным и нежным. Дрожь пробежала у нее по спине, перехватила дыханье.
Это были её сыновья Михей и Семен, и муж Геннадий.
Глаза её наполнились горячими слезами, видение стало расплываться. Она так хотела разглядеть их лучше, но боялась сморгнуть слезы, - вдруг они исчезнут?
- Сыночки? Геннадий! - Прошептала она.
Они не отвечали, но она поняла, что это не призраки.
Она ощущала тепло их рук на своей щеке. А в их взгляде, устремленном на нее, светилась любовь.
И тут её точно обухом по голове ударили:
- Нет, этого не может быть! Вы не можете быть здесь. Вы умерли.
Они кивнули, и ответили высоким звонким голосом:
- Мы знаем. Это сон.
Они жадно всматривались в лица друг друга. В это мгновение предчувствие ужаса и боли, никогда не покидавшие Линду Павловну куда-то отступили. Все страдания забылись, душу переполнила любовь к ним - чистая, всепоглощающая любовь, которую она испытывала только к ним. Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до них, но руки её налились свинцовой тяжестью.
- Обнимите меня, - прошептала она.
Они обняли ее. И её недержание слезы катились по щекам, по их теплим рукам, которые прижимали её лицо.
Они снова заговорили, медленно, нежно:
- Мы пришли за тобой теперь мы никогда не расстанемся...
И на утро санитарка обнаружила, Линду Павловну мертвой с блаженным взглядом, который устремлен в окно на багровое солнце, которая является издавна покорным светилом плодородной земли, где каждодневно неимоверно плетутся от колыбели до могилы сотни, тысячу, миллион судеб...
Линда Павловна со своей семьей попали в иной-мир, где все живут, как лучше кому жить, где каждому - полная воля, вольная воля. В этом мире царят красота и гармония. Их дома стоят среди нив, лугов, садов и рощ; эти дома великолепнее дворцов, и каждый дом - это громадный зимний сад. Трудолюбивые жители этого мира даже горы одели садами. Труд стал потребностью в нем люди, находят радость. Людей отличает высокая духовность: они занимаются ваянием, слушают прекрасную музыку, прекрасно танцуют, тонко чувствуют красоту. Этот прекрасный, утопический мир называется раем.