Вот скажите, может талантливый и полный сил молодой человек, которому до окончания интернатуры осталось совсем ничего, для которого скоро начнутся новые миры, знакомства, обязанности и загадки... Так вот, может ли этот человек влюбится в собственную пациентку, которая заодно является и объектом исследования? Правду говорят - от ненависти до любви всего шаг.
Еще год назад Альберт искренне и люто ненавидел Аю, и много бы отдал, чтобы выпотрошить ее наизнанку собственными руками. Но теперь, по прошествии стольких дней, недель и месяцев, он понял, что ему нравится наблюдать за тем, как она двигается. Как вздрагивает от резких звуков. Как говорит что-то, словно ребенок лепечет.
Когда Альберт прилетел сюда, и в первый же день закрутил роман с молоденькой лаборанткой Настей, было не до Аи. Ему завидовали многие однокурсники - получил достаточно престижное и тихое местечко лаборанта, рядом с Землей, а ведь он далеко не лучший. В общем, остальные крутили у виска. Три года, можно сказать, ничегонеделанья. С ума сойти можно. Вот Альберт и сходил с ума. Настя ему быстро приелась, хороша, конечно, нечего сказать. Не ломается, целуется просто страсть, и стонет замечательно. Потом была Виктория Сергеевна, замечательная пухлая хохотушка с горячим ртом, вдвое старше. Потом... А-а, что вспоминать. Потом было много всего. Даже стыдно немного. И только после года пребывания здесь, Альберт понял, в какую дыру угодил. Здесь ничего не происходило. Замкнутая автономная станция. Да, можно на выходные смотаться домой по метро. Можно даже на другую планету, в другую галактику, в конце концов. Но Ая привязала их всех намертво. Словно на цепь посадила: никакого прогресса, никаких улучшений-ухудшений не видно, словно смотришь на лунный пейзаж, а он тебе через минуту уже кажется примитивной картинкой, нарисованной на стене. Тоска, хандра и безудержный секс каждый день - так люди спасаются от одиночества и безысходности. Приятно, но скоро волком выть хочется.
А еще хуже получилось, когда пришла очередь Стеллы. Все-таки очень красивая женщина, и муж ревнивый... Альберт ее отсканировал, и раз сто загружал через гипнотранслятор, так что когда Стелла оказалась с ним рядом, в живую - ощущение такое, будто кусок резины пытаешься прожевать.
Но все это цветочки по сравнению с Аей.
Ее нашли на Луне. Хотя нет, не так, ее нашли в глубине Луны. И даже не так - её нашли в куске Земли в глубине Луны. Вообще история Аи довольно запутана и печальна. Как она там оказалась? Почему оказалась? Как попала? И, в конце концов, как и почему осталась живой? Живая загадка, нонсенс...
Сама Луна была нонсенсом. Этот спутник, по уверениям многих ученых, был вовсе не естественного происхождения. Искусственный космический корабль, изготовленный, где бы вы думали...? На Земле.
Конечно, сейчас, после того как Солнечную систему посетило существо, не укладывающееся ни в какие рамки, съедающее на завтрак половину Марса, это не кажется бредом. Но тогда, еще сорок лет назад... Альберт, изучая труды по Ае в частности, и по Луне в целом, прекрасно представлял настроение ученых и споры, которые велись до рукоприкладства.
Так или иначе, но Луна и сейчас малоисследованна. Состоит она в основном из пыли. Самое настоящее гигантское пылевое, хотя и плотноупакованное, облако. Ни тебе нормальных магнитных полей, ни высоких температур вглубь, ни мантии, ни ядра. По крайней мере - так считается сейчас. Через сто лет, может, будет по-другому. Нет полезных ископаемых, мало воды, сплошной кремний, кислород и алюминий. Это триста лет назад человечество только осваивало Луну, и всем казалось, что найдена бесконечная сокровищница, пусть и лишенная углеводорода. Но время показало иное.
Любые геологические исследования давали полный ноль. Бурили скважину глубиной больше ста километров - одно и то же - кремний, кислород и алюминий во всевозможных комбинациях. Чуть титана там, немного железа здесь - однако разрабатывать кольцо Фаэтона между Марсом и Юпитером оказалось намного рентабельней. Зато сейчас Луна - это "житница" Земли. Фактически пустой субстрат под открытым солнцем. Добавь воды и удобрений, выведи растения, способные отработать полный цикл развития за шестьсот семьдесят часов непрерывного излучения, накрой суперпрочным стеклопластиком, перенеси на Луну, в любое место - и получай по шесть урожаев в год. Пшеница, овес, ячмень, кукуруза, сорго, рис, огурцы, помидоры, дыни, морковь, капуста, картофель... Все девяносто миллиардов людей в системе обеспечены высококачественным растительным продуктом.
Красотища! Это по первому разу. Десятки тысяч квадратных километров теплиц. Ты мог прийти сюда, и устроить себе маленький домик в сосновом лесу, после положенного карантина и соответствующих освидетельствований. Да-да, под сверхпрочным рукотворным покрывалом росли и деревья, земля все еще нуждалась в натуральном материале. Конечно, при пониженной гравитации земные растения вырастали аномально, и лунная флора без вмешательства генных инженеров выглядела бы, мягко говоря, престранно. Злаковые, включая овес, ячмень и пшеницу, вырастали здесь до пятнадцати метров, а деревья, даже высокорослые, превращались в метрового диаметра пушистые шары. Тропические растения (даже пальмы) стелились по земле без исключений, а северные жители - земляника, малина, клюква - больше были похожи на мхи с гипертрофированно увеличенными плодами. Однако уже через двадцать лет после постройки первых теплиц все пришло в норму - генетика со времен Менделя убежала очень далеко. Так вот, ты мог жить в свежесрубленном домике на берегу пруда, питаться местным горохом, делать запасы на зиму, разводить пчел, подключиться к системе водо- и электроснабжения, детей в школу на личном мгновенном транспорте. В общем, красота, подходящая лишь отдельным ненормальным личностям, да монахам. Монастырей на Луне было больше, чем зарегистрированных "фермеров".
Кажется, в двадцать втором веке отчаявшиеся геологи провели грандиозную разведку местных шельфов. Бурились, как и положено, через каждые сто метров, но на десятикилометровую глубину. И эти исследования в плане геологии не дали ничего, ровным счетом. Зато было обнаружено искусственное сооружение, а в этом сооружении - Ая. Если по правде, то Аю уже обнаружили только в двадцать третьем веке, то есть совсем недавно, а тогда это была сенсация.
На глубине семи километров была обнаружена пещера, и в ней - три шара. Три чертовых каменных шара (кстати, два из них так и не решились разрушить, а когда надумали, то было поздно), и каждый из шаров показывает - внутри кто-то есть. Живой. Представляете? Живой!
А шарам тем, даже по скромным меркам, уже за полсотни миллионов лет. И там, внутри, что-то тихо и мерно стучит, словно сердце. А это и было самое настоящее живое сердце.
Сколько лет решали - вскрывать или не вскрывать - одному богу ведомо. Черт его знает, вскроешь, а там взрывной механизм для всей Солнечной системы. Надо аккуратней. Так бы и продержали Аю внутри камня до конца Вселенной, если бы не случайность. Можно сказать - террористический акт.
Когда камень расплавился, и остыл в виде лужи, то на поверхности осталась лежать Ая. Антропоморфный ящер.
Альберт аккуратно приподнял клавиатуру. С некоторых пор он полюбил сидеть здесь, за столом "наблюдателя-архивариуса", и делать письменные заметки об изменениях "объекта". Не доверяли в этом деле терафимам. Не так, видите ли, антропоморфный ящер на них влияет. Не видят они, всевидящие терафимы, эту Аю в некоторых ракурсах. В световом излучении - видят, а в гамма-глобулиновом - нет. Вот и пусть сидит человек, и смотрит, и стучит по древним клавишам: день двадцать тысяч триста пятьдесят девятый. Изменений не наблюдается. От еды отказалась. На раздражители реагирует слабо. День двадцать тысяч триста шестидесятый. Изменений нет...
Вот там то, под доисторической клавиатурой, совершенно случайно, на день двадцать тысяч триста сороковой Альберт обнаружил надпись, нацарапанную на полировке стола. Видимо, лаборант-предшественник, совсем озверевший от местного времяпрепровождения, в избытке чувств вырезал следующее:
"Трахни её".
Эта надпись здорово повлияла на Альберта. Ведь написано-то как: прямолинейно, с чувством, исступленно, с вызовом здравому смыслу и физиологии.
Ну, давай, чувак, попробуй. Что, зря тебя прозвали на курсе "секс-героем"? Сколько под тобой побывало? А здесь слаб в коленях оказался? Ведь даже Майя, старшекурсница, сто с лишком кило отборного сала, и та осталась довольна. А кто уже на первом курсе попытался подбить клинья чужанке на пресс-конференции, единственной за всю историю университета? И почти получилось, если бы у нее физиология оказалась подходящая. Она же на вид была вполне ничего... женщина, только переливается, как будто кожа из тысячи тысяч драгоценных камней состоит... Кто же знал тогда, что организм чужанина проникновение любого чужеродного тела воспринимает как опасность, и каменеет, то есть закрывает все естественные отверстия, и потом начинает пси-атаку? Альберт чуть не лишился одного важного придатка, губу ему пришили свою, и еще пару недель снилось, что его ловят чужане, раздевают, и, кровожадно ухая, привязывают к палке, после чего несут, распевая чужанские гимны... Куда? На этом месте Альберт всегда просыпался. Мокрый, как мышь. Видимо, именно так чужанка восприняла его сексуальный порыв, почти подвиг, и внедрила в подсознание такую вот ересь.
Что интересно... Сумел ли автор извращенного призыва сам осуществить написанное? Наблюдение ведется без перерывов. Альберт просмотрел чуть ли не десяток предыдущих лет покадрово. Похудел и осунулся. В глазах появился нездоровый блеск, а руки стали шелушиться. Но то ли тот лаборант был хитер, то ли не было ничего. Но кто-то ведь должен стать первым?
Первопроходцем. Колумбом, Казановой и де Садом в одном лице. И, не исключение, заодно и капитаном Куком. Не сказать, конечно, что у Аи такая уж хищная челюсть, но клыки-то побольше, чем у немецкой овчарки. С другой стороны, если исключить хвост и морду, и прирастить грудь, то получилось бы... О-го-го что получилось. Альберт плотоядно облизнулся. Гладкая, горячая, бедра мощные, талия узкая, и что интересно, гораздо выше бедер, то есть за животом, и это всем пикантностям пикантность. Руки тонкие, стильные, ладонь мягкая, без всяких там когтей и ногтей, и это тоже жуть как интересно. Голубая, она реально голубая, небесно-невинного цвета, такого оттенка ни у одной женщины нет, прямо светится вся голубизной от шеи и до хвоста... В конце концов, хвост... А что - хвост? Это еще доказать надо, что хвост не обладает дополнительным эротическим нюансом.
И, в самом деле, можно Ае не заматывать морду, а надеть гермошлем, и сделать стекло непрозрачным, черным. У-а-у...
Ты с ума сошел, сказал себе Альберт. Ты псих, свихнулся, тебе к врачу надо, и побыстрей. Это кризис.
Да ты что, парень, в конце то концов!? - совершенно непристойно орала другая половина возбужденного разума. Такой шанс упустить? Да эта Ая - твой билет в вечность. Ты останешься жить в памяти многих поколений студентов и профессоров, даже если нагуали разрушат всю Вселенную. Твое имя забудут, но этот поступок переживет всех и вся, даже через тысячу лет будут шептаться по углам, и хранить в архивах. Практически уникальный случай, это вам не психотерапевт какой-то заштатный пожелал и уложил жену мультимиллиардера. Тут вам... Здесь тебе... Да эта Ая еще всех переживет! Причем всех, учитывая последние события, когда уже объявлена официальная эвакуация. И всегда будут смотреть на ее голубое тело, и знать, что было... Было! Взял таки. Вот, зараза интернатурская...
- Вот, зараза интернатурская, - не сдержался профессор Хэпеннинг, наблюдавший за происходящим. Датчики, аккуратно вживленные в Альберта, показывали сумасшедшие показатели - давление за двести, сердцебиение там же, потоотделение, слюноотделение, напряжение пещеристых тел такое, что того и гляди...
Все это было, конечно, немного рискованно, но фортуна любит смелые эксперименты. Тем более, что за прошедшее столетие ученые просто отчаялись получить от Аи какую-либо информацию, кроме ее умунепостижимого существования.
Во-первых, Ая принадлежала к тероподам, то есть к хищным динозаврам. Однако имела хорошо развитые передние конечности. Плюс к этому она была теплая. То есть по этому признаку динозавром она вообще не была.
...ах, если бы посмотреть, как Ая устроена изнутри...
Во-вторых, Ая явно пришла на Луну с Земли, что совершенно точно доказано, и даже найден горный массив, из которого взят шар, который до поры - до времени скрывал-содержал Аю. В целом, второй пункт можно объяснить неизвестной пока инопланетной жизнью, посетившей Землю в середине мелового периода. Видимо, Ая была упакована в специальную капсулу для перевозки, а Луна являлась перевалочным пунктом. Все логично. Взяли образец местной фауны, а потом забыли, или потерпели аварию. Скорее всего - забыли. Потому что об аварии не может быть и речи - в связи с пунктом номер три.
В-третьих... Пункт номер три... Гвоздь сезона.
Аю невозможно было исследовать. Вообще никак. Прикасаясь к ней, ты чувствовал тепло. Температуру в тридцать восемь градусов фиксировал спиртовой термометр. А вот ртутный - нет. Не показывал, и все тут. И инфракрасное излучение показывало - объект холоден, как окружающий воздух. А рукой прикоснешься - теплая, почти горячая. Чертовщина... Бред... Скальпели ее не брали. Лазеры и фазеры - тоже. Ее не тревожили высокие температуры. Даже плазменный резак не оставлял на голубой коже никаких следов. Что уж говорить о такой примитивщине, как кислоты, щелочи, сверла и фрезы.
Тупик. Ни одного образца. Есть она не ест. Пить не пьет. Ничего не выделяет, даже не плюется. Пробовали при сверхнизких температурах - так она ведь не замерзает! Неделю продержали в жидком кислороде. Ни-че-го...
Так что, если неизвестная человечеству цивилизация умеет упаковывать образцы биологической жизни в пространственно-временную капсулу вместо формалина, то предположить аварию очень затруднительно. Просто прилетели, набрали динозавров под завязку, а лишний груз оставили на Луне. Пусть полежит пару миллиардов лет. Понадобится - заберем.
А вот дальше начинается самое интересное. На второй год, когда все еще были полны надеждами, в лабораторию явился биолог Андрей Демидов, потомственный и очень сильный паранорм. Иногда казалось, что для этого интраморфа не существует загадок - он умел видеть объекты "изнутри". Но здесь он столкнулся с загадкой не по силам. Хотя кое-что, как оказалось впоследствии, он все же понял. Главное - стало ясно, что подобные неуничтожимые и бессмертные биологические объекты действительно могут существовать. Демидов провел с Аей целый месяц, почти не выходил из бокса, сидел напротив, смотрел.
А потом сделал открытие, существенно повлиявшее на историю человечества.. Вначале его пытались называть как и положено, дерматопрививка, но название уж слишком двусмысленное, поэтому первую часть слова сократили до одной буквы: Д-прививка. Камень преткновения, неизученное явление даже сейчас. Что происходит с эпидермисом? Д-прививка на обычного нормального человека действует как покраска - сальные и потовые железы закрываются, летальный исход - сто процентов. А вот паранормы выживают, хотя - далеко не все. Конечно, официальное объяснение феномена давно известно. Ведь даже в металлической решетке один из ста атомов находится в "блуждающем" состоянии. Если привести все "блуждающие" атомы в норму, зафиксировать их в стабильном поле, то и крепость-прочность-твердость металла повысится в разы: на этом сегодня основана защита космических спейсеров. Но кожа! Там же не металлическая решетка. Там после Д-прививки каждый атом словно навсегда прикрепляется к молекуле, молекула - к ткани, ткань - к телу. Разрезать такую кожу можно, только вот разрез после выхода лазерного скальпеля тотчас же смыкается, и шрамов, соответственно, не остается. Профессор Хеппенинг видел случаи, когда интраморф с Д-прививкой внутри походил на кровавый фарш, а вот снаружи и не скажешь, что паранорма только что перемололо в древнем шестеренчатом механизме...
Совершенно естественно, что Демидов решил развить свой успех. И у него получилось. Его собственное тело стало практически неуязвимым, почти таким же, как у Аи, вот только вынести такое оказалось не по силам никому - ни паранормам, ни нормалам, ни еще какому-либо земному существу. Организм после такой прививки просто застывал - как глыба металла...
В общем, казалось - тупик, если бы не появился комар. Обычный земной комар. Мокрец, мелкий, всего ноль-девять миллиметра, поэтому и просочился через дырочку в "системе биозащиты" от насекомых, которая на самом деле являла собой антимоскитную сетку на воздуховоде. Для Луны, опоясанной влажными тропиками теплиц, мокрецы, или как их еще называют - гнус, стали большой проблемой. Комары вообще всегда были проблемой, и чем совершеннее становились средства для их уничтожения, тем активней они менялись, мутировали, защищались и нападали. В некоторых местах на Луне численность и сила их популяций была такова, что если человек оказывался в неподходящее время и в неподходящем месте... почти голый... Выпивали досуха, за каких-то пять-семь минут. Прецеденты были, причем регулярно.
Так вот, одна из этих тварей оказалась в боксе с Аей. Вот она, эта особь, в банке, стоит сейчас на столе перед профессором. И тоже - живая. Этой комарихе уже более тридцати лет, и она, как и Ая - неуязвима.
На столе перед профессором стоял лабораторный стакан, закрытый плотной крышкой. Внутри на стенке сидело крохотное насекомое, и надутое брюшко его отливало красным. Теплая капелька красной (а вовсе не голубой, как предполагалось вначале) крови. Единственный образец. Недоступный и недостижимый для человеческих сил и возможностей.
Комары ста видов. Слепни. Шершни. Пчелы роями, осы попарно, шмели в одиночку. Термиты, клещи, блохи, вши. Образцы кишечнополостных червей - перорально. Змеи. Собаки, кошки, даже один хорек. Бесполезно. Ни одна тварь божья прокусить и проникнуть в Аю больше не смогла. И, что греха таить, пытались и люди: отщипнуть, выдавить голыми руками, вырвать. Боже мой, тридцатилетний, тогда еще не профессор, а кандидат биологических наук Хеппенинг самолично кусал Аю. Причем несколько раз - стоячую, сидящую, спящую. Все записывалось и фиксировалось, любой посвященный может посмотреть. Кошмар! - профессор провел языком по передним верхним (вставленным после эксперимента) зубам, и машинально потер шрам на щеке, оставленный клыками Аи.
Это означало, что Ая сама выбирала, может ли кто-то или что-то в нее проникнуть. Кстати, этот феномен также имеет место при прививании паранормов Д-прививкой. Однако профессор твердо знал: что получилось один раз - непременно получится и во второй. Надо только правильно задать условия проведения опыта.
Пробить эксперимент, получивший кодовое имя "Тема", оказалось намного сложней, чем думал профессор. Еще трудней найти подходящего кандидата. Это должен был быть кто-то из будущих посвященных, кто-то образованный, серьезный, упорный, не болтливый, и одновременно зацикленный на половой жизни. Некто, воспринимающий Аю не как ящерицу или объект, а как... женщину. Романтик, который одновременно не может пройти мимо дырки в заборе. Ведь, честно говоря, это уже пытались сделать... ну, вы понимаете ... Даже выписывали мощных самцов из нелегальных порнографических студий. Хм...
- Давай, парень, давай, - шипел Хеппенинг, наблюдая, как Альберт отсылает терафимов, убирает от бокса инка-лаборанта, кодирует наблюдающие камеры на съемку со скоростью один кадр в сутки. "Парень" полностью подходил по всем параметрам, но прошло почти три года, пока решился. Очень долго, особенно если учитывать, какой психологической атаке он подвергся. Тут тебе и красивейшие кадры научного флота, запертые в одном пространстве с нашим Казановой - чтобы, "объевшись", он начал искать что-то оригинальное. И свободный режим, и специальные средства, начиная с таблеток, заканчивая сторонним внушением со стороны штатного интраморфа. В конце концов, разъяренный потерей времени, профессор гвоздем сам нацарапал провокационную надпись под клавиатурой. Времени оставалось совсем мало. Солнечная система разрушалась непонятными нагуалями, все мировое сообщество требовало спасения, два года назад финансирование увеличилось в десятки раз. Всем хотелось стать неуязвимыми. Да только зря все это, не помогли эти бесполезные миллиарды... Даже оставшиеся два шара не смогли вскрыть. Словно бы неведомые пришельцы втихую залезли в бокс хранения спецобъектов, и заколдовали их заново... Три месяца назад на лабораторию вообще махнули рукой, на станции остались только "посвященные", да охрана. Вокруг - хаос, называемый эвакуацией. И только толстяк Хеппенинг ждал чуда, невозмутимый и непоколебимый, упертый как носорог. И чудо вот-вот произойдет.
Ведь полюбил? Полюбил. Боготворит, можно сказать. Обожает. Руки трясутся. Осторожно, чтобы не сделать Ае больно...
Профессор, не понимая зачем, сделал звук погромче. Ая выгнулась, повернула морду (или уже лицо?) к Альберту, и спросила:
- What are you doing?
***
"Забавно, - сказала Ая. - Луна сейчас выглядит также, как и Земля, когда я была совсем маленькой. Тогда тоже увлекались выращиванием одного вида в строгом ареале".
Альберт ничего не ответил. Он еще только привыкал к пси-связи, и не совсем представлял, как нужно мыслить.
"Просто говори словами, обращаясь ко мне, - пришла на помощь Ая. - Поначалу мысли будут разбегаться, но скоро ты станешь более собранным и сдержанным".
"Как это я..., как это случилось с тобой?"
"Все в порядке. Меня оглушили, я потеряла память, а потом залили в камень, спрятали на Луне, где я и пролежала шестьдесят четыре миллиона лет. Если бы я лежала свободно, то память бы постепенно вернулась. Но так как чувства молчали, то я не могла вернуться".
"Это трудно и страшно".
"М-м... Честно говоря, не помню, и вспоминать не хочу. Было бы хуже, если бы меня заблокировали в полном сознании. Тогда бы психика изменилась необратимо".
"Какой красивый, - взвизгнула Ая, когда они миновали кукурузное поле и перешли на клеверную гряду. - Как это называется? Клевер? У нас такого не было".
"Ну да, - смущенно подумал Альберт. Он еще не совсем привык, что может получать необходимую информацию мгновенно, причем вовсе не из своей памяти. - У вас же там голосеменные царствовали".
-Хлевис-с, - попыталась воспроизвести она вслух. Потом встала на цыпочки, и провела рукой над красно-зеленым ковром, что-то выкрикнула, а потом зашипела. Альберт как во сне наблюдал за трехлепестными листочками, которые как живые поползли по голубому телу, прикрыли грудь, бедра, сомкнулись на голове Аи аккуратным венком. Кукурузные листья, забытые, хрустнули под ее лапами. Или все же ногами? - подумал Альберт. Или уже - ножками?
Он немного привык к этим фокусам, к обыкновенной магии. Ая утверждала, что все вокруг - это магия, что мы окружены жизнью, что воздух - живой, и ветер - живой, и вода - живая. Вокруг нас куча жизни, громадное количество цивилизаций, которые мы не замечаем, а некоторые не замечают нас. И стекло, и растения, и свет, и одежда - все живое, и с ними со всеми можно договорится, и даже приказать, если знаешь слова, звуки, движения, жесты, способен понять - что и как надо изменить, и имеешь достаточно сил...
Несколько движений, определенная последовательность звуков, пси-просьба - все в строгой последовательности, для каждого обряда свой ритуал. А вот возвращение памяти к Ае пришло без всяких ритуалов. Ее тело легко пропустило Альберта, который в тот момент меньше всего желал причинить Ае какой-либо вред, а затем включились генетические механизмы передачи данных. То есть Ая, прежде чем нести яйца, должна была вложить в них информацию: память поколений, зашифрованную в генотипе. Это происходило прямо во время соития, ну, и, соответственно, она очнулась сама. Ликующий профессор недолго наблюдал за удавшимся экспериментом - Ая и Альберт исчезли из лаборатории через четыре секунды после "пробуждения". Четыре секунды потребовалось Ае, чтобы считать с ноосферного поля всю информацию о человечестве, и понять - задерживаться не стоит. Распилят ведь... на атомы.
"Тут у вас целая война, - засмеялась она. - Ты не знал?"
"Нет".
"Люди воюют с энергетическими полями. Видишь, вон там, стоит светлый контур? Это один из ваших лучших, его зовут Ставр, он объединяет эгрегоры".
Альберт пригляделся. Ничего себе светлый контур! Это не контур, а контурище, такое впечатление, что стоишь внутри него.
"Мысли более глобально, выйди из нижнего Эйдоса, перейди повыше, я помогу, не бойся".
Теперь Альберт видел паранорма по имени Ставр более отчетливо, и он уже не казался большим. Зато приближался еще кто-то. Просто огромный. В сто, нет... в тысячу или миллион раз больше светлого воина.
"Кто это?"
Ая ответила сначала слоганом-мыслеобразом: страх-разрыв-новая жизнь - либо увядание. А потом сказала:
"Это Разделитель. Проще говоря, это действие фермента".
"И что он будет делать, то есть - разделять?"
"А ты действительно хочешь знать это?"
Альберт попытался сформировать слоган: сомнение-надежда-желание. Ая рассмеялась.
"Очень хорошо. Ты делаешь серьезные успехи, учитывая то, что стал паранормом полчаса назад. Кстати, ты представляешь, сколько это - полчаса времени, особенно для тех, кто сейчас внутри тебя?"
"Внутри меня?"
"Конечно. Неужели ты думал, что цивилизации и жизнь существуют только в одной плоскости? Внутри тебя - тоже жизнь... "
"Микробы?"
Ая залилась смехом, запрокинула голову, даже закашлялась. Она была прекрасна.
"И микробы тоже. Но есть и другие. Неужели вы не знаете?" - она все еще веселилась.
"Нет".
"Тогда... Тогда для начала позовем профессора Хеппенинга. Он уже успел поднять целую армию для наших поисков. Хотя прекрасно знает, где мы. В тебя, юный Альберт (в его сознании возник образ: принц - спящая красавица), вживлено множество датчиков. Ведь так, профессор?"
Альберт почувствовал легкое головокружение, а потом - сильное. Затем его скрутило так, что мир показался точкой, Альберт пытался выплыть, но шум и свет засасывали его. Когда он очнулся, то лежал на опушке строевого соснового леса, вокруг отчаянно пахло земляникой, и над ним склонились два лица. Одно принадлежало Ае, а вторым был профессор Хеппенинг собственной персоной. Вид у профессора был озабоченный, и даже ошеломленный. Конечно, не всякому по душе придется, когда осознаешь, что являешься лишь игрушкой в чужой игре, и очень неприятно, когда тебя бесцеремонно выдергивают из собственного кресла и даже одежды, чтобы перенести на заросшее земляникой поле. Профессор был наг, как Адам после сотворения.
- Что с ним? - спросил Хеппенинг.
"Я вышла из Верхнего Эйдоса, а люди не могут находиться там в одиночку..."
- Что с ним? - спросил Хеппенинг еще раз, он не был паранормом, и не слышал ответа Аи.
Тогда она что-то пропела, и провела мягкой ладонью перед лицом профессора.
"Что? Ё-мое... я... у меня... слышу... она его... паранорм...и я...так, спокойно..."
"Просто говорите про себя словами, когда обращаетесь к нам".
"Я слышу голос... у себя... в голове... голос... женский..."
- Она сделала из вас паранорма, профессор, - сказал вслух Альберт. И перешел на пси-речь:
"Не удивляйтесь. Из меня тоже. Она говорит, что человеческие языки, даже специальные, для передачи информации, английский, например - слишком медленны. И еще говорит, что просто голосом убедить и доказать что-либо невозможно, для этого и придумана бумага и формулы. А лучше всего показывать мыслью и образом. Так быстрее и надежней, я уже убедился".
"С ума сойти".
"Успеете, - фыркнула Ая. - Мы как раз начали обсуждать проблему многомерного развития жизни. Я решила позвать вас, и вышла из поля сил, оставила Альберта одного и он получил пси-удар. Странно, даже становясь паранормами, люди продолжают использовать десять-двенадцать процентов от потенциала мозга. У вас большие резервы господа, однако в верхний Эйдос надо входить целиком, а не десятью процентами от своей сущности."
"А вы...", - начал профессор.
"Речь не обо мне, и даже не о нас. Скажите мне оба - что сейчас есть Солнечная система?"
Мужчины уставились на Аю, будто впервые увидели её. Что за глупые вопросы? При способностях, которые она продемонстрировала, нельзя не знать элементарных вещей. Или в её время все обстояло по-другому?
"Ну, сейчас это система небесных тел в космосе..." - начал профессор.
"Солнце в центре, а вокруг планеты", - подхватил Альберт, почувствовав замешательство Хеппенинга. Уж больно все нереально. И быстро. Словно декорации и маски в театре меняются.
"И еще пыль... и астероиды..."
"Солнечная система, - показала Ая. - есть ни что иное как атом фтора. Ядро и девять электронов".
Альберт поймал состояние профессора. Хеппенинг смотрел на Аю с отеческой снисходительностью, как будто на Аристотеля... нет, даже не на Аристотеля, а на его жену, которая в отсутствии мужа пытается объяснить ученым двадцать четвертого века основы теории благоверного.
"Эта теория мне знакома. Но уже в двадцатом веке стало понятно, что не все электроны движутся по круговым орбитам. Да станет вам известно, что есть эс и пэ электроны..."
В сознании Альберта появилась картинка - Солнце летит по орбите галактики, а планеты выписывают вокруг светила... нет не круги, а спирали, так похожие на восьмерки, за исключением Меркурия и Венеры. Эта картинка, спроцированная Аей в сознание мужчин, смутила Хеппенинга. Но он не сдавался:
"Хм... вы знаете, орбитали электронов спарены..."
"А скажите мне, профессор, почему первые два подуровня электронов в нашей системе не имеют спутников?"
Хеппеннинг задумался, но Ая не переставала:
"Почему ускорения свободного падения даже на планетах-гигантах нашей системы фактически равны земной? Почему большинство звезд в нашей галактике, да и не только в нашей, чуть меньше Земли, и имеют по шесть-семь-восемь планет? Почему, скажите мне, вы до сих пор не представляете роль фтора в жизни растений, хотя сами живете на этом атоме?"
"При чем здесь растения?"
"Хорошо, - спокойно решила Ая. - Я покажу. Но прежде вы научитесь находиться в верхнем Эйдосе. Это не сложно. Там высокая плотность информации, поэтому вы должны уравновесить давления, как в... подводном колоколе. Я высвобожу весь потенциал человеческого мозга... иначе будет хуже. Подойдите".
Когда Альберт с профессором приблизились, она положила руки им на головы, привстала и... щелкнула хвостом. Да-да, именно щелкнула, но после этого щелчка Альберту на ум вдруг пришло уравнение цикла дыхания, он так и не смог запомнить его на учебе, но сейчас с легкостью расставлял кислоты по местам, сортировал атомы, пока не обнаружил, что параллельно придумывает какую-то музыку. Она была величава и широка, а основную роль в ней, как ни странно, играли ударные, и он вывел ритм в уравнение четвертой степени, легко решил его, и вспомнил слова, которые можно положить на эту музыку... Понимая, что сейчас можно что угодно, Альберт взглянул под ноги, и отраженный зеленый цвет от искрящихся листьев разложился на радугу, и ему стало ясно, кто, когда и для чего создал Луну... а потом он стал пухнуть, становиться большим, больше чем Луна, чем Солнце. Вот он уже размером с Галактику, и продолжает расти, и легко выходит через стенки Метавселенной. Он видит, что таких Вселенных - очень много, что они живые, но сейчас застыли, хотя вот-вот внутри клеток (клеток?) этого множества Метавселенных запульсирует жизнь, надо просто сдвинуть время, чтобы оно потекло в миллиарды раз быстрей. И вот он словно бы отдаляется, еще и еще, за пределы живой ткани, и глаз не хватает, чтобы окинуть открывшееся пространство, оно слишком огромно, и посреди этого огромного зеленого поля, вместе с тысячами остальных, стоит колосок, готовый к скромному цветению.
"Где-то в нем - наша Земля, и наше Солнце. И мы. И Луна. И вся Вселенная. И эта "верхняя" Вселенная в свою очередь является частичкой следующей Вселенной. И так - до бесконечности...".
Альберт не видел Аи, но знал, что это она. Она сумела протащить его сюда, показать ему внешний мир, указать свое место в нем. Ее могущество пугало и восхищало. И это, наверно, было невозможно, если бы не происходило на самом деле. Мысли начали путаться, голова дико заболела, и снова впереди - черная точка, дыра в теле пространства, откуда исходит адский шум, так что сознание отказывается повиноваться.
"Спокойно. Ваш мозг сопротивляется, но я не потеряю контроль. Это было бы нечестно, мы стали слишком близки друг к другу".
"Ая!"
"Я здесь. Все хорошо..."
Странного вида троица сидела на опушке соснового леса, под двадцатиметровым сверхпрочным куполом, стволы сосен мешались с опорами теплицы... Голубая антропоморфная ящерица, обнаженный мужчина лет пятидесяти, и молодой человек в белом халате лаборанта. Они сидели и разговаривали о вещах, которые должны были определить судьбу их Вселенной.
"Значит, мы находимся внутри археспориальной клетки. И скоро должно произойти деление?"
"Деление уже началось. Нагуали, которые доставляют вам столько хлопот, есть ни что иное, как биоэнергетические поля, вокруг которых должна пойти спирализация хромосом. Пока еще нагуали просто поглощают и разрушают энергию и материю, но скоро начнут принимать материальную сущность и структуру".
"Но почему в первую очередь - Земля?"
"Как ни странно, атом фтора в клетке отвечает за её стабильность. Фтор не связан с органеллами, но без него клетка разрушается, это всем известно. Разрушение нашей Вселенной пойдет именно отсюда, здесь - ключ ко всему. Мы должны потерять стабильность".
"Как можно разрушить атом? - не утерпел Альберт. - Это же огромные энергии! Что от нас останется?"
"Солнечная не будет разрушена в том плане, что не потеряет собственной энергии. Должна быть потеряна масса. Атом просто приобретет новые свойства, для этого совсем недавно из Солнечной убрали часть Марса. Так или иначе, мы больше никогда не увидим нашу систему такой, какой она была на протяжении миллиардов лет. Разделитель уже явился".
"Останови его!"
"Нет. Это должно произойти. Скоро наша Вселенная разделится на четыре мегаспоры. И только одна из них выживет, одна-единственная даст начало новой жизни. Я бы хотела, чтобы это была наша мегаспора".
"Сколько у нас времени?"
"Полчаса и миллиард лет".
"Так значит..."
"Значит, очень скоро наша Вселенная будет поделена на четыре части, чтобы образовать, как это называется в вашей науке - тетрадамегаспор. Каждой такой клетке потребуется цивилизация, способная не только размышлять, но и изменять материю. Думаю, это будут люди, орилоуны, чужане, и Серые странники. Через много лет одна из клеток поглотит остальные три, стенка Мегавселенной порвется, чтобы впустить пыльцевую трубку. Начнется новая жизнь. Тысячи тысяч делений, миллионы новых Вселенных, и один маленький колосок..."
- Это колоссально, - прошептал профессор, завороженный зрелищем, разворачивающимся у него прямо в голове.
"Не обольщайтесь, - продолжала Ая. - Люди - самая слабая из перечисленных цивилизаций. Пока еще слабая ", - добавила она.
"Теперь у нас есть ты", - заявил Альберт.
"О, нет, - грустно улыбнулась Ая. - Я не в счет. Меня уже зовут, мне пора, мое пребывание здесь опасно. И, честно говоря, это уже ваша, человеческая жизнь. Быть может, что мы, ящеры и люди, скоро встретимся. Но уже в других мирах и Вселенных".
"Но как же... Это нельзя. Останься. Куда ты вообще собралась?" - мысли Альберта были просты и прямолинейны.
Вместо ответа Ая сорвала красную ягоду, и сжала ее в голубых пальцах. Ягода лопнула, закапал алый сок.
"Видишь, для нас прошло две секунды. А для тех, кто в этой ягоде, прошло две тысячи лет, и их вселенные разрушены. Мое тело не может быть разрушено, оно не может даже нагреться или охладиться, по крайней мере, до тех пор, пока я его контролирую. А ведь мне больше ста семидесяти миллионов лет, я одна из первых разумных в своей цивилизации".
"Не может быть, - Хеппенинг провел рукой по лбу. - Так вам уже было сто миллионов лет, когда вы попали..."
"А вы представляете, сколько лет тем, кто внутри меня? Я чувствую присутствие гигантских сил, рвущихся наружу. Если бы я захотела, то могла привести их, показать вам существ, возраст цивилизаций которых не миллиарды, но триллионы лет, которые не знают, что есть такое слово - изменение... Здесь я... пока я была связана, словно в камере, в тюрьме... но теперь двери открыты, а вы опять хотите запереть меня в моем собственном теле. Это невыносимо..."
"Так вы..."
"Да, цивилизация ящеров ушла сама по себе, внутрь себя. Сотни миллиардов моих соплеменников, достигнув определенного возраста и могущества, уходили сами, внутрь, в свои тела, и еще глубже, как сейчас приходят к вам те, кто называют себя Игроками. И они сейчас везде, я слышу их голоса, они зовут".
"И вам, профессор уже давно пора", - добавила Ая после долгой секундной паузы. Альберту казалось, что они сидят и разговаривают здесь уже несколько часов, но на самом деле прошла едва ли минута.
"Куда?" - изумился Хеппенинг.
"Здесь, на Луне, вы должны собрать наиболее активных представителей человечества. Они получат ответ на вопрос - чем это все закончится?"
"Что - всё?"
"Нагуали, Тартар, исход других цивилизаций. Тартар - ключевое слово в вашем разговоре. Тот, кто проложит границу деления дальше Тартара - останется в выигрыше...
"Будет оплодотворен", - машинально подумал Альберт, перед которым эта картина, занимающая десятки тысяч лет, разворачивалась за доли секунды.
"Да, это так, - легко согласилась Ая. - Макроспора сольется с микроспорой. Но не забывайте о Тартаре. Потому что эта планета - ядрышко в ядре клетки, будущий центр веретена деления. Не бойтесь, проигравшие мегаспоры никуда не исчезают. Они просто поглощаются победителями, но так или иначе все остается на своих местах... Вам необходимо объяснить это соплеменникам, и пусть они решают - где и как ляжет граница".
"В таком виде?" - пробормотал потрясенный новой ролью голый профессор.
"Ах, да, конечно, - Ая усмехнулась. - Нет, представьте себя таким, каким хотите видеть. Я помогу. Это несложно".
Хеппенинг выпрямился, с усилием отвел стыдливые ладони.
- Я хочу быть...
Альберт в изумлении открыл рот. Прямо на глазах мешковатая фигура ученого постройнела, вытянулась, исчезли складки на поясе и подбородке, потемнели волосы. Последней, мягко извиваясь по телу, "наросла" одежда.
"Вот эта травка с голубыми цветочками вполне пойдет", - успел услышать Альберт мысль Аи, а уже через две секунды перед ними стоял молодой человек в льняной рубашке, загорелый, белозубый, со шрамом на щеке.
"Извините, профессор, - фыркнула Ая, - но след нашего с вами поцелуя я оставила. На добрую память".
Хеппенниг, потрясенный не менее Альберта, попытался оглядеть себя. В немом изумлении (которое быстро перерастало в твердую решимость) он посмотрел на собственные руки, как будто видел их в первый раз. Хотя, честно говоря, так оно и было.
"Невероятно..., но еще один штрих...".
Словно черная змея заструилась между пальцев Хеппенинга, и вскоре профессор подпоясывался кушаком.
"Браво! - хлопнула в ладоши Ая. - Вы быстро привыкаете к стопроцентному функционированию. Но осторожней. Видите ли, даже я не осознаю пределов своих сил, - продолжала почему то с печалью Ая. - Раньше мне были необходимы движения, время, силы... А теперь... Я просто подумала - и это произошло. Представьте на миг, что я захочу... просто подумаю, чтобы наша Вселенная не разрушалась, не делилась, чтобы она стала такой, как и я. Неуничтожимой и неизменной. Это значит, что не зацветет единственный цветок, не будет зерна, но разве это будет выходом? Все в ваших руках. Прощайте".
"А я? - почти кричал Альберт. - Что же я?"
"Милый мальчик, - слышал он удаляющийся голос. - Сохрани мое тело. Кто знает, может, я захочу вернуться...."
"Возьми меня с собой!"
Но ответа они уже не услышали.
Если бы клетка-Метавселенная могла мыслить, помнить, и обладать чувствами, то она бы наверняка вздохнула. На атоме фтора, там, откуда должно начаться деление, шла целая война. Упрямый атом упорно не хотел отдавать планеты-электроны, не хотел становиться активным, и так было всегда и во все времена. Было предпринято две попытки, и обе - безрезультатно, пока, наконец, не пришла очередь ферментов. Они быстро разрушили Солнечную систему, но и сопротивление нарастало. Шло настоящее сражение, объявшее все планеты системы, и эта битва была способна вывести процесс деления из-под контроля.
Альберт и Хеппенинг прекрасно все это поняли, на это у них ушло не более десяти секунд, и, пока все еще можно было исправить, "выдернули" из битвы главных "буянов". Люди, называвшие себя: Ставр, Ян, Пайол, Варфоломей, и многие другие - вдруг ощутили себя стоящими, сидящими и даже лежащими посередине поляны, в настоящем сосновом лесу. Ошеломленно вертя головами они озадаченно галдели - как и зачем здесь оказались.
- Ладно, - вслух сказал Хеппенинг. - Чувствуешь, что у них в мозгах...?
Альберт кивнул.
- ...Легенда такая, - продолжил бывший профессор. - Я, значит, у них за Конструктора сойду, а вот тебе Сеятелем придется побыть. Спрячься где-нибудь, лучше даже среди них, в толпе. Тебя не вычислят, мозгов маловато, но там орилоуны есть, и чужане, а вот Серых нет... Странники уже сообразили, что к чему, и убрались из домена. Свой разворачивают, хотят первыми стать. Ох, прости господи, ну и наворочали, - горестно покачал головой Хеппенинг.
Он приосанился, вышел из-под защиты абсолютного зеркала (которое сам создал тридцать секунд назад), и, как ни в чем не бывало, двинулся к толпе, останавливаясь, срывая землянику, и преспокойно отправляя кроваво-красные ягоды в рот. Альберт, не снимая защиты, поспешил следом.
Интраморфы уставились на приближающегося Хеппенинга, как на приведение. Впереди себя профессор гнал энергетическую волну, и поэтому казалось, что пространство вокруг неуловимо меняется, что поверхность едва выдерживает мощь огромных сил. Хеппенинг не дошел до толпы десять шагов, доел ягоды, аккуратно вытер губы, подумал, и заодно с губами вытер и руки, а потом по-шутовски поклонился:
- Ну, здравы будьте, крестоносцы хреновы...Вы не звали меня, но я пришел...
Говорил профессор очень быстро, проглатывал половину слов, чтобы всем казалось, будто мысль не успевает за словом. Даже Альберт услышал:
- Здравы будьт крестные вы звали я пришел...
Тень самодовольства пробежала над толпой. Здесь собрались разные, но очень похожие друг на друга люди. В народе их называли - "новолюди", "ньюмены", новые русские, новые янки. Здоровые, откормленные, толстощекие. Пальцы в перстнях, на толстых шеях болтаются золотые и платиновые цепи, усыпанные драгоценными камнями. Все при оружии, куча непонятных вещей за поясами, за пазухами, в руках. Видимо, для предания значительности. Куча терафимов вьется над коротко бритыми головами. К их услугам весь мир. Они пьют настоящее тысячелетнее вино, целое состояние за каплю, ведут важные разговоры - отголоски пацанской пустопорожней болтовни, к их услугам полиция, правительство, армия, флот. Считается, что их притесняют, что на них охотятся, но уж кому, как не профессору Хеппенингу, знать, что найти и обезвредить любого интраморфа при современном развитии технологий можно за несколько минут. Однако всерьез за них никто не брался, и Хеппенинг теперь понимал - почему. Интраморфы существовали как бы сами по себе. Государство в государстве. Подчинить их было затруднительно, приказывать - еще трудней, поэтому, чтобы они приносили хоть какую-то о пользу, их выделили в отдельную "касту". Они были очень агрессивны, и постоянно воевали. Вот взять "быка", стоявшего ближе всех к профессору. Ставр Панкратов, белокурая бестия, плечи - в два метра шириной, в метр толщиной. Сексуальная агрессия так и хлещет, да не через край, а водопадом. Даже сейчас, в смертельной опасности этот бугай держал пси-связь с очередной пассией, и сквозь шум возмущенных полей Сил профессор слышал сладострастный зов-стон некой Виданы. И параллельно Ставр продолжал драться с другими интраморфами на всех доступных горизонтах метасознания! Интересный экземпляр...
Конечно, всех этих "сверхчеловеков" обычное нормальное человечество могло уничтожить в течении часа. Уже давно созданы пси-генераторы и пси-трансляторы. Любой человек может зайти в магазин, и купить пси-рацию. Очень удобно и дешево, ведь Эйдос существует сам по себе, никаких сторонних затрат энергии. Так что достаточно на часик включить по всей Солнечной пси-трансляторы в режиме "белый шум", хотя бы на две трети мощности, как - всё! Проблема решена! Но зачем? Ведь интраморфы в следствии своей исключительной агрессивности всегда могут быть принесены в жертву. При любом серьезном межсистемном конфликте можно сказать: "Это они! Они вообще на Земле вне закона. Мы сами на них ведем охоту, и пытаемся поймать вот уже какое десятилетие". И это будет совершеннейшей правдой. Человек отличается от животного немотивированной агрессией, и тем, что утерял врожденный рефлекс "не грызи беззащитное горло ближнего своего". Интраморфы, следующий виток эволюции, отличаются от человека тем, что сознательно ищут это горло. Им все равно, кто пострадает от их действий, они не задумаются над такими вещами как мораль. Они действуют быстро, безжалостно, и убивают всех, кто только окажется на пути.
Вот, опять же, Ставр Панкратов, без всякого плана, без поддержки, бездумно и в одиночку атаковал базу глубоководного туризма враждебного эгрегора, перебил там всех, кого только нашел. В ответ южные эгрегоры, вместо того, чтобы бить по Ставру, накрыли пси-бомбами северных интраморфов. Правительство для поддержания равновесия негласно выделило "северным" специальный спейсер, и они, не задумываясь, атаковали базу "южных" на Солнце. Это было на руку людям, ведь политика делается не только за столом переговоров. Эгрегоры, сцепившись, заодно уничтожили в Солнечной системе всю шпионскую сеть орилоунов, чужан и кайманоидов. Но последние события!
Земля готовилась к масштабной эвакуации, по всей системе были выращены биологические гипногенераторы, чтобы провести ее быстро и без паники. Чтобы люди не ломились в раскрытые двери, и чтобы все прошло без сучка... Но сучок нашелся. Серые странники, орилоуны и чужане, видимо, зная о предстоящем делении, вместе с некими Греховым и Диего Виртом полностью разрушили основные трансляторы. Диего, орилоуны и чужане погибли, Грехов ушел... Естественно, зачем чего-то объяснять, когда четырьмя молниеносными ударами разрушена вся система? Нам свидетели не нужны. Последствия этого "геройства" будут ужасны. Миллиарды погибших - это как минимум... Уже сейчас Земля в панике, и остановить это нечем.
Где этот Грехов? Серый, блин, кардинал... Хеппенинг внимательно посмотрел на чернявого горбоносого человечка, и тот еще больше съежился, скользнул за чужие спины. Этот тип мы тоже хорошо знаем. Вроде бы печать вселенского спокойствия на лице, и отсутствие всяких мыслей за высоким лбом. Манекен, а не человек. Буква закона. Человек-слово. Но только до той поры, пока не запахло всевозможными благами. Я бы тебя... Понял, зараза...
- Пресапиенс, человечество гибнет!
Хеппенинг даже отшатнулся. Вот тебе раз! Носорог заговорил. Лепит прямо в лоб. Ни тебе "здрасте", ни "до свидания". Сейчас за всех просить будет. Но, в основную очередь, конечно, за себя.
- Помоги спасти его... и нас...
Нет, с "быками" мы поговорим в последнюю очередь. Важны те, кто стоит за их спинами.
- Ты тоже так считаешь? - нашел Хеппенинг съежившегося Грехова.
- Нет, не считаю...но... решается судьба моих друзей, а я всегда был на их стороне.
Замечательная позиция. Ни "да", ни "нет". Прелестно. Небось, твои Серые хозяева уже пообещали тебе местечко под солнцем, работу непыльную, изобилие гарантированное. Ну-ну...
- А вы как думаете, отец? - профессор заметил в толпе еще одну обособленную кучку: святые отцы, бескомпромиссные освятители и возглавители крестовых походов и охот на ведьм.
Варфоломей Иван I под жестким прицелом карих глаз с трудом подавил внезапное желание выхватить "универсал" из турели под рясой. Вера запрещала святым лицам использовать оружие, которое могло пролить кровь, но вот "универсал", бьющий энергетическими зарядами, вполне мог носить любой священнослужитель.
- Мне трудно принимать решение в таких условиях, сын мой...
Еще бы... Только попробуй дернуться, мысленно пообещал Хеппенинг.
- И если, допустим, - сказал он уже вслух, - я приму решение, как его осуществить?
- Уничтожить нагуали, - высунулся вперед еще один, похожий на Грехова не внешне, но внутренне. Только не серый, а глубоко, абсолютно черный. Потомок древних царей, привыкших к человеческим жертвоприношениям. Великомогучий Ян Тот, возлежащий на ложе золота и роскоши, в собственном дворце... Великомученник Ян Тот, возжелавший покинуть это ложе, решивший, что каждому необходимо построить по дворцу... Великохитрый Ян Тот, уже заготовивший себе неуничтожимый секретный бункер в самом центре Земли... Фанатик, готовый отправить на костер все человечество, но еще не готовый взойти на эшафот самостоятельно.
Хеппенинг возвел руки к небу. Со стороны могло показатся, что он виновато развел руками. Послал бог советчиков. Объяснить - или не стоит? Ладно, объясним по быстрому...
- ... Единственное, что было важно - сохранить Тартар, для чего здесь есть представители...
- Кого именно? - заинтересовался Ян Тот.
- Меня, - не выдержал Грехов, ведь точно такую же задачу перед ним ставили Серые Странники...
Хеппенинг поморщился, нашел в толпе Альберта.
"Твой ход".
- Меня, - выдвинулся вперед лаборант, и с неудовольствием понял, что очень похож на "обновленного" Хеппенинга. Ая хоть и изменила профессору внешность, но сработала старая пословица - " все инопланетяне на одно лицо".
Пока Альберт объяснял роль Тартара еще раз, давая напарнику передышку, Хеппенинг лихорадочно думал - что дальше? Куда их девать? Ферменты-разделители фактически закончили свою работу - Солнечная Система здорово полегчала. Фактически, атом уже готов быть активным, вновь обрести валентность. Осталось совсем немного. Нагуали росли с умопомрачающей быстротой. Если невозможно победить - то надо разрушить... Все, хорош колебаться. Этих надо ликвидировать, и...
Видимо, Ставр Панкратов первым сообразил, что происходит. Выделившись из толпы, он придвинулся к Хеппенингу вплотную, и угрожающе произнес:
- Я, Ставр Панкратов, ратный мастер и файвер, готов...
Он, видимо, подумал, что сейчас есть время для дуэли.
- Это может стоить тебе жизни, - Грехов тоже сообразил и сказал громко, чтобы все слышали. "Быки" с "носорогами" напряглись, забряцали цепями, сбились в кучу.
- Не надо, друзья, мы все в одной лодке, - попытался разрядить напряжение Варфоломей Иван I.
Хеппеннинг улыбнулся. Ну вот и всё.
И профессор... теперь уже Конструктор, скомандовал:
- Гасим всех!
Время остановилось. Замерли все, стих шум кондиционеров под землей, мошкара повисла в воздухе.
"Я не смогу долго... Трудно, черт побери... Альберт, просто оглуши их... Потом разберемся...", - сквозь зубы шипел профессор, титаническим усилием удерживая временную энергию, которая прибывала с каждой секундой. Альберт уже создал себе свинцовую дубинку, и теперь молнией метался меж застывших фигур. Каждому доставался удар по затылку.
"Бей сильней! - шипел Хеппенинг. - У нас каждая секунда на счету. И не стой, плавь под ними землю, это для них не страшно, выдержат, они почти все с Д-прививками...."
Последним остался здоровый "бык" рядом с профессором. Альберт треснул ему изо всех сил, потом подумал, и добавил еще. Хотел еще раз (уж очень здоровый, чертеняка...), как профессор сказал:
"Все, не могу... Буду через три минуты... заканчивай здесь... Готовься принять управление..."
Альберт непроизвольно кивнул, а в воздухе словно лопнул гигантский пузырь, запахло озоном, и сразу пахнуло гарью. Хеппенинг исчез. Взревели кондиционеры, мошкара взметнулась к куполу, застывшие до поры фигуры на поляне стали валиться. Кто набок, кто - назад, но большинство, конечно, вперед. Каменистая земля-субстрат, разогретая до четырех тысяч градусов при "нулевом" времени, почти вскипела, разверглась, приняла в себя большинство интраморфов. Но, как и сказал Хеппенинг - никто не пострадал. Прежде всего, потому что организм паранормов действительно мог саморегулироваться даже без вмешательства хозяина, ну и, во-вторых, потому что все на поляне были облачены в защитные костюмы всевозможных типов.
Единственным, кто не упал, и даже не потерял сознания, был тот самый "бык", на долю которого досталось два удара. Альберт посмотрел на него в замешательстве. Может, у этого Ставра мозг не в голове находится? Да нет, все нормально, просто череп очень крепкий.
- Ты что? Драться? - спросил Ставр деловито. - А в репу?
Мда, интереснейший экземпляр, профессор прав. Этакий непотопляемый авианосец, дредноут в миниатюре. Не бьется, не ломается, а только кувыркается. Белокурый гигант в мгновение ока оказался рядом с Альбертом, и нанес сокрушающий удар по всем правилам древнего боксерского искусства - правой в нос. Альберт, в свою очередь снова ударил Ставра дубинкой - в лоб. Оба даже не моргнули. Еще бы, у Ставра была не только толстая кость, но и Д-прививка, и в придачу спецкостюм типа "чистая энергия". Лаборант был защищен еще лучше. Какой там спецкостюм? Это против человеческого тела, где каждая молекула - к молекуле, каждый атом - к атому, электрон - к протону?
Альберт движением бровей дезактивировал инк-управление костюма Ставра, и получил слева в челюсть. Снова ответил дубинкой в лоб. Ставр взревел. Проняло, кажется... Правой в печень. Дубинкой в лоб. Хук слева. Еще раз в лоб. Правой в солнечное. Снова в лоб. У него вместо лба чугунная пластина - успел подумать Альберт, и пропустил слева в челюсть. Нет, так не пойдет, - разъярился Альберт, и замедлил время. Всего в четыре раза.
Дубинкой в лоб. И еще раз.
Правая в ухо.
Черт! Противник не отставал. Словно и не заметил, что время потекло медленней. Все-таки это правда, все эти небылицы об интраморфах. Все в них - чересчур. Взять вот одного из первых документально зафиксированных... Трансильванский граф, умел летать, не чувствовал боли, в молодости был гурманом, но со временем перешел на свежую кровь... И все эти рассказы об оборотнях - тоже правда. Паранормы прекрасно умеют трансформировать собственное тело, и, кстати, почти всегда в ущерб мозговой деятельности, потому что большая часть сознания регулирует биофизику и химию тела, а "наверх" пробиваются дикие инстинкты и рефлексы.
К черту этот костюм! Ослабляет удар, черт побери!
"Чистая энергия" на теле Ставра разлетелась в ошметки. Обнаженный богатырь с утробным кряканьем (в такой звук превратился звонкий каратистский клич "Ки-я!" при замедленном в десять раз времени) смазал Альберту по скуле.
Альберт ударил. Еще раз в лоб. И еще. И еще! Да что такое?! "Убью гада!" - в глухой ярости подумал лаборант, пропустив справа под ребра. Дубинка в руке превратилась в молот. Боевая часть - двенадцать килограмм, рукоять пришлось перехватить обеими руками. Уж не до шуток. Две минуты осталось. В глазах Ставра появился проблеск сомнения.
А до Альберта словно донесся хор недовольных голосов. Он прислушался, еще раз и гораздо внимательней заглянул в глаза "быку". Сотни предков возмущенно кипели в крови интраморфа. Здесь был князь Святослав, задолго до Чингис-хана устроивший хазарам "зачистку"... вот только жестокий монгол не убивал тех, кто еще не дорос до тележной оси. А вот и Александр Ярославович, собравший на Чудском озере всех, кто мог держать оружие, от двенадцати лет до восьмидесяти, в громадный "передовой" полк, загнанный на убой к обрывистому восточному берегу... Дружину, князь, конечно в резерв поставил, и ждал... два часа ждал, пока рыцари не уперлись носом в этот самый берег, когда руки, закованные в железо, просто устали крошить в кровавую кашу лапотников в сермяжных доспехах. А вот и Петр Алексеевич, готовый ради малой прихоти построить город на костях... и бравый Александр, устроитель Аустерлица и первый помощник Михаила Илларионовича в том, что Москву надо бы того, оставить. И как много их... таких великих устроителей истории... Невероятно...
А кто же я? Кто я против них? Может быть, они правы в своем возмущении? Может быть, этому "быку" ("носорогу" - поправился Альберт, взглянув на лоб противника) - может ему лучше знать, что надо делать? Время, стой...
Вот полузабытый спартанец, в одиночку пробивший ряды "бессмертных", оставивший царапину на щеке "царя царей", развеявший миф о непобедимости и бессмертности... Вот трепальщик хлопка, сын такого же трепальщика... эмиры смеются, голова летит прочь, а ведь еще месяц назад эти эмиры улепетывали со всех ног, оставив за собой беззащитный Самарканд - без стен, без цитадели. Пока в городе есть те, кто за него сражается, у города есть стены, и монголы в этом убедились. Накатили, умылись кровью и ушли, а эмиры - вернулись, чтобы казнить тех, кто оказывал наиболее ярое сопротивление. Вот на тонком льду стоит тощий мужик в одной рубахе, в руке - сосновый кол, единственный в семье топор - у старшего сына, который сопит за спиной... Вот он бьет штыком лошадь, а всадник в шляпе с плюмажами погружает в узкую грудь шпагу - по самую рукоять. Мало убить - надо повалить... Грязные ладони поглаживают снаряд, на горизонте японские крейсера... А вот он сидит в окопе, и бесполезны все пять патронов, потому что винтовка не стреляет, и надо ждать, пока люди в касках перевалят через бруствер, чтобы саперной лопаткой убить хоть одного. Ни славы, ни почестей, ни наград - только грязь, кровь и смерть. Рабочее быдло, пушечное мясо - разве они могут хоть что-то решать?
- Ух, - двенадцатикилограммовый снаряд с треском обрушился на железобетонный лоб Ставра. Время вернулось в свое русло. Быконосорог стоял, хотя глаза уже подёрнуло пеленой.
Придется добавить еще...
Закончив, Альберт огляделся - и пропал, словно провалился. А он и провалился, рассеялся "по", "над", и "внутри". Теперь он мог себе это позволить.
***
Управление Луной, то есть орбитальной боевой станцией номер два (ОБС-2, как она именовалась почти миллиард лет назад) могло осуществляться только лично. Никакой дополнительной разумной структуры. Только одно существо. Никаких вспомогательных механизмов. Знаешь, умеешь и можешь - добро пожаловать. Знаешь, умеешь, но не можешь - вылезай, не сдал.
Альберт ощущал себя круглым, неповоротливым, но очень большим. Он нигде - и везде, в каждом килограмме лунного вещества условно содержится четыре атома, составлявшие раньше человеческое тело. Огромный механизм в одну секунду сформировал базовую боевую конфигурацию. Звенело стекло с осыпающихся теплиц, меняли свои очертания лунные моря и океаны - "сопла" гравитационных двигателей, кипела энергия, создавалось оружие всех типов и видов...
"Я здесь", - раздался голос Хеппенинга над ухом.
"Вижу", - Альберт через миллисекунду осознал, что на орбите Земли появилась еще одна ОБС. Каллисто, созданная на двести тринадцать миллионов лет раньше ОБС-2, участвовавшая в тысячах планетарных боях, в сотнях системных конфликтах, в двенадцати межгалактических войнах и в двух Межвселенских битвах, возникла на земной орбите с радиусом в четыреста сорок тысяч километров. Это древняя (но не устаревшая) и мощная (хотя и уступающая ОБС-2 по плотности вооружения) станция, несмотря на наличие дополнительной защиты в виде атмосферы, имела рекордную плотность кратеров-воронок на поверхности. В последующем, при строительстве ОБС-2, атмосферой решили пренебречь - слишком сложно, и мало толку.
"Молодец, догадался, как взять управление..."
"Трудно не получить ответ. Гораздо сложней задать правильный вопрос..."
"Не место для философии. Осторожно, в два касания гасим скорость Земли".
"Профессор, там из нагуалей сплошная стена, нам ее не пробить, и не обойти".
"Ты прав, но мы ее проскочим. По касательной. Произведи расчеты. Видишь результат? Хорошо, что Земля жидкая".
"Большинство считает, что она твердая".
"Не расплескай!"
"Профессор, у меня стало зудеть на коже, словно мошкара кусает. Это нормально?"
"Посмотри, вокруг тебя сосредоточены боевые силы людей, чужан, орилоунов, кайманоидов и Серых странников ".
Альберт пригляделся и увидел, что действительно, сотни кораблей кружат вокруг него (как впрочем, и вокруг ОБС-1): боевые галионы, пограничные драккары, линейные фрегаты, чужанские "сторожа", "охотники" и "диплодоки" кайманоидов, "елки" орилоунов, "змей-горынычи" сеятелей. Лазерные и плазменные пушки, аннигиляторы, генераторы свертки пространства, нейтрализаторы межатомных связей, вакуум-преобразователи - все эти высокоэнергетические разряды обрушились на ОБС-1 и ОБС-2.
"Чего они добиваются? Боятся? Но зачем стрелять...? Хорошо, что у них нет молекулярного оружия", - спокойно заметил Альберт.
"Да, в большинстве случаев требуется просто "ослепить" аппаратуру корабля высокой энергией, а потом взять его на абордаж. Мне рассказывали, что некоторые схватки в космосе продолжаются десятилетиями, особенно если происходят на встречных курсах. Один капитан говорил, что в течении десяти лет улепетывал от широкоформатного плазменного удара, а потом двадцать лет догонял соперника. Он рассказал, что когда абордажная команда взошла на борт, то обнаружила, что капитан вражеского судна давно умер, а оборонялись дети и внуки той команды, которую они встретили тридцать лет назад. То есть если шло равноудаление со световыми скоростями, то все триста лет назад по земному времени!"
Альберт молчал десятую долю секунды.
"Этого не зафиксировано в ноосфере", - сказал он угрюмо.
"Конечно, мой мальчик! Это же байка. Но те корабли действительно встретились на встречных курсах, выстрелили друг другу в корму, и дали полный ход. Их больше никто не видел, и судьба их неизвестна".