|
|
||
Такси остановилось сразу. На переднем сидении был пассажир. От витринных огней сияла его круглая лысина.
-- Куда? -- крикнул шофер.
Козлов понизил голос до шепота:
-- На Лубянкку.
-- А деньги есть? -- пидирчиво оглядел его таксист.
"Так и знал, не внушают доверия эти усы", -- пожаловался сам себе капитан и, стукнув кулаком в грудь, пообещал:
-- Забашляю, шеф, два счетчика!
-- Но-но! -- встрял пассажир на переднем сидении и погрозил Козлову указательным пальцем.
-- Да за мной не станет! -- стал убеждать того капитан. -- Сначала вы доберетесь, потом я.
-- Но-но, -- пассажир постучал по наручным часам. -- Казино, скорость, спид, давай-давай, баранка!
-- Я тебе не баранка! -- огрызнулся таксист. -- Садись, друг. -- Он перегнулся через сидение и открыл заднюю дверь. Козлов сел.
-- Ну и вредный тип попался, -- покосился на пассажира шофер. -- Весь вечер катаю, то доллары сует, то срамные картинки. Сутенер, небось.
Попутчик обернулся и подарил капитану полный презрения взгляд. Тот похолодел: открытый профиль, нос немного картошкой, огромный лоб, до боли человечий. Козлов украдкой достал из кармана железный рубль, сравнил, -- ошибки быть не могло.
-- И слова-то от него нормального не услышишь, -- продолжал сетовать таксист. -- Ни бельмеса не понимает по-русски. Всю смену молчу. Да еще пукает в салоне, видать к борщам нашим не привычен...
Но Козлов не слушал его. Голова работала на полную мощность: "Ильич, точно, то есть не Ильич, конечно, а двойник -- Свинья. Розенблат и компания. Прав Евлампий, ох как прав!"-- капитан притворился спящим, но лицо его было напряжено.
-- Эй, стоп! -- вдруг закричал пассажир. -- Зе энд, финиш, доигрались, мать твою так!
От неожиданности шофер резко затормозил.
-- Смотри-ка ты, по-русски заговорил, -- удивленно протянул он.
Свинья открыл дверь и собрался выходить.
-- А деньги?! -- шофер схватил его за плечо. -- Мани-мани, рубли давай! Семнадцать с полтиной. Кто платить будет, Рузвельт?
-- Я заплачу, -- шепнул водителю Козлов. Он боялся спугнуть двойника.
Таксист отпустил Свинью и, матерясь, захлопнул дверь.
-- Друг, останови у следующего фонаря, -- попросил капитан.
-- Как это? -- не понял шофер.
-- Через 50 метров. -- Козлов нервничал. -- Я потом все объясню. Деньги завтра на Лубянке получишь. Спасибо, товарищ!
Капитан протянул квитанцию и выскочил в ночь. Вокруг ни души. Виднеются контуры Государственного университета. Промелькнл вдалеке "Ильич" под фанарем. Козлов припустил за ним, нащупав "макарова" в кармане штанов.
Шофер же плюнул в форточку, кинул туда же смятую квитанцию и тронулся в парк.
Минут десять двойник Ленина петлял переулками, низко нагнув голову, затем зашел в парадную дома с барельефом композитора Мусоргского. Козлов шмыгнул за ним и стал осторожно подниматься этаж за этажом, держа пистолет обеими руками. Так дошел он до чердака: пусто, лишь покачивается от ветра странное белье на веревке.
"Черт, проходной!" -- понял Козлов и бросился вниз. Он пробегал между вторым и первым этажами, когда вдруг погас свет. Нога зацепилась за что-то твердое, и капитан полетел вниз. Он летел ровно семь ступенек и успел сделать семь выстрелов. Семь предупредительных выстрелов вверх. Сознание погасло.
* * *
Бытует расхожее мнение, что при потере сознания сновидений нет. Если бы Козлов знал об этом, то сильно удивился бы: ему снился сон.
Снилось Козлову, что он не капитан контразведки, а известный на всю страну фокусник-иллюзионист, заслуженный артист республики. Будто выходит он в свете прожектороов на театральную сцену и под восторженный рев многотысячной публики достает из черного крашенного цилиндра генерал-майора Скойбеду за уши. Достает и, пристально глядя в глаза, ласково так спрашивает:
-- Ну что, Валерий Михалыч, сукин ты сын, будешь еще доя...ться до меня?
-- Буду, -- отвечает Скойбеда.
Тогда Козлов берет свободной рукой волшебную палочку и, стукнув ей Скойбеду по лбу, превращает того в свинью.
-- А теперь будешь? -- спрашивает.
-- Буду! -- визжит свинья.
Тогдв Козлов, еще раз взмахнув палочкой, превращает свинью в Ленина и сам пугается своего поступка. Стоит он, значит, а пот с него так и хлещет. Тут еще вскакивает с первого ряда полковник Семинард и, потрясая его, Колова, личным делом, кричит:
-- Прекратить антиобщественное представление, я приказываю прекратить!
Козлов и рад бы, да вот только никак. Держит он Ленина за уши и ни во что превратить не может. А тут уже бегут к нему изо всех проходов мрачные люди с развитой мускулатурой и недоразвитыми головами, да старший прапорщик Плеханов, высунувшись из-за кулис, шепчет злорадно:
-- Сдать на вещсклад немедля цилиндер крашеный -- раз, палку волшебную -- два, генерал-майора Скойбеду -- три!
А Ленин тем временем вырывается и, оставив уши в руке Козлова, бежит, как есть, к авансцене, приговаривая: "Финансы -- говно, кадры -- говно, диктатура пролетариата -- говно". И там, перепрыгнув оркестровую яму, скрываетя в зале. Его ищут, но тщетно
-- Поймать его! кричит Козлов, задыхаясь. -- Меня же прапорщик Плеханов убьет!
Козлов вздрогнул и открыл глаза: "Долго же я спал. Господи, как болит голова!"
Козлов попробовал привстать, что-то защелкало, забегали по экрану черные и белые полосы, пошла настройка, изображение стало проясняться. Стал виден Митька в сувороввской фуражке.
-- Очухался? -- спросил он грубо.
-- Ушел, гад, -- простонал Козлов. -- Поймай его, Митька!
-- А ты на опарыша пробовал? -- Спросил Митька и захохотал.
Опять пропало изображение, потом вдруг появился Семинард в той же фуражке.
-- Товарищ полковник! -- доложил Козлов. -- Задание не вып...
Но Семинард перебил его:
-- Ти, Козель поганий, не видишь -- сержанта я! Пошли на допрос, козель!
Какая-то сила подняла капитана и поставила на ноги. Все вокруг было двигающимся, живым: стены то наползали, то отступали, пол под ногами содрогался.
-- Там вулкан, -- догадался Козлов.
Потом в глаза ярко ударил свет -- открылась дверь, и Козлова толкнули туда. Здесь было уже безопасно -- обычная комната: письменный стол, табурет, на столе яркая лампа с гибкой шеей. Очутившись тут, Козлов почувствовал себя как-то спокойней. Голова хоть и болела, но начала соображать. Закрылась дверь и капитан остался один.
"В кабинете положено думать", -- вспомнил он выдержку из речи Менжинского перед сельскими оперуполномоченными и попытался сосредоточиться на том , чтобы понять, где он.
"Ловушка? Проверка? Ошибка?" -- мысли, как белки, скакали в больной голове, но ни одну из них Козлов не мог ухватить за хвост.
-- Садитесь. -- послышалось вдруг.
От неожиданности Козлов сел. Только сечас он разглядел за столом маленького человечка в строгом фиолетовом костюме. Тот сидел, сцепив ручки перед собой, и доброжелательно смотрел на Козлова. Все в нем было утонченно и миниатюрно -- тонкие пальцы, тонкие брови, тонкие душки очков. Человечек этот то ли угадал соображения капитана, то ли по другой какой причине, сказал:
-- Не собираюсь играть с вами в кошки-мышки. Вы находитесьв следственном изоляторе номер два, именуемом в простонароднье Матросской Тишиной. Фамилия моя Креветко, звать Викентий Арсеньтьевич, я следователь и буду вести ваше дело.
-- Очень приятно, -- Козлов встал и протянул через стол руку. -- Капитан госбезопасности Козлов.
-- Сядьте, -- глядя мимо него, сказал Креветко.
Козлов сел, пряча руку в карман.
-- Я, возможно, вас разочарую, -- произнес следователь,-- но скажу, что у нас нет никаких оснований верить вам, гражданин... хм...
-- Козлов, -- подсказал Козлов.
-- Вы настаиваете?
-- На чем?
-- На том, что вы Козлов.
-- А кто же я? -- капитан опешил.
-- Ну, вот тебе и раз! -- всплеснул ручками Креветко. -- Мы же с вами оба взрослые люди. Причем оба отлично знаем, кто вы на самом деле, ума не приложу, почему вы выбираете себе такие неблагозвучные фамилии. В прошлый раз вы называли себя Сундуков.
Козлов открыл рот, потом снова закрыл. Креветко же продолжал:
-- Я по роду своей деятельности привык доверять только фактам. Так вот, факты эти, увы, свидетельствуют против вас. Зачем держать грех на душе, не лучше ли открыться следствию, желающему вам добра? Чистосердечное признание...
-- Знаю! -- оборвал его Козлов. -- Я все расскажу.
-- Вот и прекрасно! -- Креветко откинулся на спинку стула. -- Слушаю вас.
-- Я выполняю специальное задание, -- начал Козлов. -- Руковожу операцией "Яков и Ко".
-- Яков и что? -- не понял следователь.
-- Не что, а кто. Ко -- компани, их много, они опасны.
Креветко зевнул.
-- Выслушайте меня! -- взмолился Козлов.
-- Говорите, говорите, -- разрешил следователь.
-- Перед тем, как меня задержали, я следил за Свиньей...
-- За кем? -- Креветко приподнял очки на лоб.
-- Я хотел сказать, за Фрайером...
-- Вот видите, -- вздохнул Креветко. -- Воровской жаргон выдал вас с потрохами. Вы по-прежнему намерены запираться и молоть чепуху?
-- Это не чепуха, -- сказал Козлов. -- Это дело большой государственной важности.
Креветко засмеялся звонко и заливисто, как колокольчик.
Открылась дверь, и в кабинет вошел человек, похитивший Митьку два дня назад. Козлов так и подскочил на стуле.
"Госпди, вот подвезло-то! Вот подфортило-то как! Как же его фамилия? Чем-то похожая на мою. А, вспомнил: Баранов! Оперуполномоченный Баранов из МУРа. Ну конечно же, вот я дурак, что сразу не вспомнил о нем."
-- Извените, Викентий Арсентьевич, -- говорил тем временем Баранов. --- Я только хотел у вас узнать... -- Он осекся, заметя Козлова.
-- Товарищ Баранов! -- бросился к нему капитан. -- Как хорошо, что вы здесь! В смысле, что зашли. Это какое-то наваждение: сперва арестовывают моего сына, теперь меня... Этот кошмар должен когда-нибудь кончиться. Скажите хоть вы, кто я такой!
Опер Баранов смотрел на Козлова и колебался. С одной стороны долг следователя и гражданина говорил ему, что обманывать нехорошо, обманывать гнусно. Но с другой стороны, минуты жгучего стыда были еще настолько свежи в памяти, что одного лишь воспоминания о них хватило, чтобы щеки Баранова вспыхнули ярче утренней зари. После недолгой, но яростной борьбы вторая сторона победила. В конце концов, и оперуполномоченные могут ведь ошибаться.
-- Я первый раз вижу этого человека, -- проговорил он, стараясь не глядеть на Козлова.
-- Странно, -- протянул Креветко. Его усатая физиономия числится у нас в картотеке под номером полста шесть дробь два.
-- Да? -- Баранову начало казаться, что он сходит с ума. -- Может быть. У меня плохая память на лица. Я, пожалуй пойду. Можно? -- Он попятился к двери.
-- Идите, -- Креветко нахмурился. -- И помните: плохая память -- не лучшая черта оперативника. Вы, конечно, возлагаете на меня неприятную миссию, но как коммунист и просто честный человек я буду вынужден поставить вопрос о вашем служебном соответствии на очередном совещании.
Оперуполномоченный вышмыгнул за дверь. Судьба, было, преподнесла Козлову подарок, но передумала. И все же у него оставался один шанс.
-- П-п-послушайте, -- заикаясь от волнения, проговорил капитан. -- Вы меня с кем-то путаете. Вот вы говорили, что у того из картотеки были усы. А у меня усов нет! -- Козлов хлопнул себя по коленке.
Следователь с сомнением посмотрел на него:
-- Вам что, принести зеркало?
-- А, вы насчет этого? -- Козлов потрогал у себя под носом. -- Это не мое, реквизит. Сам клеил.
-- Вот оно что, -- заинтересовался Креветко. Он спрыгнул со стула и засеменил к табурету. На поверку он оказался не таким уж и маленьким -- на полголовы выше Козлова. Правда, стоило принять во внимание то обстоятельство, что Козлов сидел.
Оказавщись перед капитаном, Креветко одной рукой уперся тому в плечо, а другой что есть силы дернул за ус. Голова Козлова мотнулась вперед, из глаз брызнули слезы, но ус не поддался. Следователь дернул за второй -- с тем же результатом.
-- Ну что вы меня за дурака-то держите? -- обиженно спросил он. -- Усы как усы, как у всех нормальных людей достигших половой зрелости... Только крашенные.
-- Да я ж их сам, кретин, на смолу пришпандорил, чтоб крепче, -- чуть не заплакал с досады Козлов.
-- Бабушке своей расскажите, -- сухо посоветовал Креветко, запрыгивая обратно на стул, каждый раз неудачно.
-- Вам помочь? -- предложил капитан.
-- Обойдусь, -- следователь наконец уселся. -- Что вы еще хотите мне сообщить? Что у вас вставная челюсть, или нога деревяная?
-- Мне надо позвонить, -- Козлов потянулся к телефону на столе.
-- Ну-у-у, -- Креветко отодвинул от него аппарат. -- Какие же сейчас звонки? Полтретьего ночи.
-- Полтретьего?! -- ужаснулся Козлов. -- Да там уже волнуются, почему я не вышел на связь.
-- Где это -- там? -- поинтересовался Креветко.
-- На Лубянке и в Комендатуре Кремля.
-- Ну, хватит! -- следователь стукнул кулачком по столу.
-- Вы будете говорить правду?
-- Я уже все сказал.
-- Ну, что ж, -- Креветко стал собриать со стола бумаги. -- Мне очень жаль, что мы не смогли понять друг друга. Может, у товарища Зубова это получится лучше. Желаю вам хорошо провести время.
Креветко вышел. И почти сразу же вошел Зубов -- крепко збитый блондин-альбинос с камненным лицом, бесцветными ресницами и красными глазами алкоголика. Зубов уселся за стол и принялся в упор рассматривать Козлова.
"Известный прием, -- со злостью подумал капитан, -- Креветко отправился в соседнюю комнату спать, а его место занял другой. Через час они поменяются, и так до бесконечности, пока я не сломаюсь. Но нет уж, дудки, больше они от меня ничего не услышат!"
Козлов решил сменить тактику и на все вопросы отвечать молчанием. Молчал и Зубов за столом. Молчал и смотрел на Козлова. Так прошла минута, две, пять... На восьмой Козлов не выдержал:
-- Я хочу знать, на каком основании меня задержали? -- высоко, словно перед истерикой, спросил он.
-- Здесь вопросы задаю я, -- ответил Зубов одними губами.
-- Я не тот, за кого вы меня принимаете! -- голос Козлова звенел. -- Это ошибка.
-- Я понимаю, -- Зубов кивнул.
-- Мне надо позвонить!
-- Я понимаю.
-- И вообще, -- Козлов сузил глаза. -- Я буду говорить только...
-- Знаю, -- перебил Зубов. -- Только в присутствии вашего адвоката.
За дверью кто-то заржал.
-- Нет! -- Козлов мотнул головой.
-- В присутствии двух адвокатов? -- предположил Зубов.
За дверью заржали громче.
Козлов сглотнул липкую слюну:
-- Я буду говорить только с полковником Семинардом.
-- Вот как? -- Зубов приподнял белесые брови. -- А с покойным маршалом Гречко, царство ему небесное, вы говорить не желаете?
За дверью начали икать от хохота.
-- Ну хорошо, -- смягчился следователь. -- Вы можете хотеть все, что угодно. Это ваше право. А у меня будет к вам всего один вопрос.
-- А не буду отвечать на ваши вопросы! -- выгнул спину Козлов.
-- Всего один вопрос, -- Зубов навис нвд столм. -- Где вы взяли обойму?
Козлов гордо молчал.
-- Ладно, -- следователь достал из папки протокол. -- Распишитесь, и вы свободны.
Капитан взглянул в бумагу, и глаза его расширились:
-- Что за черт? -- забормотал он. -- Я не садист-рецидивист Вырубов, я не пугал сторожа Карацупу и не завладевал его пистолетом без обоймы... Я не проникал на птицеферму топтать яйца! И на скотобазу кастрировать хряков "в количестве до 50-ти штук"! Я не подпишу!
-- Ну что ж, Быдлин, входи! -- позвал следователь.
Вошел тот, кто смеялся под дверью: амбал в галифе и в майке, украшенной красными кровавыми пятнами, с полным ртом железных зубоа.
-- Вы знаете этого человека? -- спросил капитана Зубов.
-- Нет.
-- Ну, может, быть, вы его где-то видели или когда-то встречали?
-- Нет.
-- Странно, -- Зубов почесал макушку, -- Обычно при виде этого типа у всех развязывается язык.
Козлов молчал.
-- Пошел вон! -- рявкнул следователь Быдлину.
Тот вышел.
-- Правильно, гражданин Вырубов, -- Зубов постучал по столу карандашем. -- Зачем прибегать к крайним мерам? Лучше разойтись полюбовно. Вы мне -- закорючку в протоколе, я вам -- стакан крепкого чая с бубликами.
-- Я ничего подписывать не буду! -- Козлов высоко поднял голову.
-- Хорошо, Быдлин, входи! -- крикнул следователь. -- А вы, гражданин, не могли бы выключить свет?
Козлов оглянулся на находившийся почти под самым потолком выключатель, потом на вошедшего Быдлина, который достал расческу и дунул не нее. Вылетело несколько зубцев. Быдлин улыбнулся капитану своей стальной улыбкой.
-- Не выключу, -- проговорил Козлов. -- Он ударит меня по почкам.
Зубов вскочил. Лицо его наконец оживилось:
-- Колись, гад, сволочь, колись, зачморю!
Козлов выдержал этот натиск, не отводя от следователя глаз. Тот растерялся. Быдлин еще пару раз дунул на расчеку -- зубьев больше не осталось. Он растерялся тоже.
-- Товарищ следователь, -- заискивающе закоцал зубами он.-- Может, я пойду? А то жена приревновала, говорит, к контролерше из пятого блока по ночам хожу... И так уже все зубы новые вставить пришлось.
Зубов упруго сплюнул в пепельницу и сказал:
-- Дурак! На серьезной работе вроде, а ведешь себя как пацан. Иди, что б я тебя больше не видел!
-- Вот спасибо! -- Быдлин выскользнул за дверь, но тут же показался опять.
-- Что еще? -- раздраженно спросил следователь.
-- Мне бы денежки за расческу, а то зарплата, сами понимаете...
Зубов замахнулся пресс-папье. Быдлин исчез.
-- Ну что? -- обратился к капитану Зубов. -- Рад? Напрасно, друг, дружбан дорогой. Рубон кончился, да и пока не сознаешься, на довольствие не поставлю. Это раз. Парашу, пока препирался, унесли, -- это два. В камеру переполненную пойдешь, спать на полу придется, -- это три.
Зубов посмотрел на часы.
-- В камеру?! -- сердце упало у Козлова, гулко бухнув о тазобедренный сустав.
-- В камеру, в камеру, -- повторил следователь, собираясь.
Козлов во мгновение ока стал мокрым, как мышь. В камеру к уголовникам! Он знал, как это бывает -- слышал от коллег.Сначала посадят играть в карты на деньги, когда деньги кончатся, то заставят есть собственные экскрименты, а когда все съешь... Дальше даже думать не хотелось.
Зубов нажал кнопку звонка под столом.
-- Погодите! -- подскочил к нему Козлов. -- Не надо в камеру! Я все подпишу, где протокол?
-- Завтра подпишешь, -- следователь зевнул. -- У меня смена закончилась. Уведите, -- приказал он вошедшему сержанту.
-- Пошли, козель! -- тот дернул капитана за ворот.
Идя под конвоем мрачными коридорами, стоя на поворотах лицом к стене, руки за спину, Козлов думал об одном:
"Лишь бы не "опустили", лишь бы не "опустили" урки, да еще с моей-то фамилией. Надо сразу себя поставить!" -- твердо решил капитан.
У камеры под номером 15 его остановили. Тяжелая дверь открылась, и Козлова впихнули внутрь. Ключ за его спиной -- он считал -- повернули пять раз, затем все стихло. Капитан огляделся: обшарпанные мрачные стены, досчатые нары в два этажа, на них вповалку спали заключенные. Или притворялись. Козлов приметил свободное место -- пару квадратных метров в углу.
"Здесь обитает вожак, тфу ты, главарь, нет -- пахан! -- догадался Козлов. -- Ба, да тут параша, -- подошел он ближе. -- Врал, стало быть, Зубов, не уносили ее."
Капитан обошел вокруг параши, размышляя, как ему быть.
"Это ведь право пахана -- первым и последним ходить, -- решил он и сел на корточки. -- Теперь песня. Песня должна быть блатная, или, на худой конец, приблатненая."
Козлов прочистил горло и затянул:
-- Сижу на нарах, как король на именинах...
Дальше он не помнил. Никто из спящих не проснулся, даже не вздрогнул.
"Ну и нервы у ребят", -- уавжительно подумал Козлов и запел другую песню, взяв на целую октаву выше:
-- И меня замели по наводке моего управдома...
На этот раз в стане зеков произошло шевеление. Несколько человек преклонного возраста глянули на капитана заспанными глазами.
"Сдрейфили, фраера!" -- обрадовался Козлов и, ободренный первым успехом, закричал:
-- Что вылупились, петухи? Бугра, внатуре не видели? Мне ведь все пофиг! Я мусарню замочил, мне вышак корячится! По мне мокрушника порешить, -- что два пальца об асфальт! Ща свадьбу делать будем!
-- Как это вы сказали? -- спросил дрожащим голосом старичок в седых усах и бородке. -- Вы не могли бы еще раз повторить и поразборчивее.
Старичок нацепил на нос очки в металлической оправе, и тогда Козлов узнал его.
"Кади! Икар Кади -- двойник Калинина. Сам брал." -- гордсть, было, вспыхнула в груди капитана и тут же погасла.
"Бить будут, -- понял он. -- Как пить дать, -- побьют."
А вслух сказал неуверенно:
-- На бритву прыгаешь, червяк?
Старик тоже узнал Козлова, и, пряча улычку в усах, проговорил:
-- Амплуа уголовника не к лицу вам, капитан. Вы гораздо увереннее чувствовали себя там, в пивбаре, когда за спиной у вас была дюжина ваших коллег. Да, я еще не представил вас моим товарищам по несчастью. Это капитан Козлов, прошу любить и жаловать...
Козлов зашатался на корточках и чуть не рухнул в бак с парашей. В среде заключенных наметилось оживление, улыбки тронули их морщинистые, потрепанные жизнью лица, многие из которых были Козлову знакомы.
"Вот Дзержинский, -- отметил про себя капитан, -- а это Лев Троцкий, там , в углу, Киров, а вот опять Дзержинский..."
Всего Козлов насчитал трех Дзержинских, столько же Кагановичей, двух Троцких и Урицких и по одному Кирову, Менжинскому, Калинину и Каменеву. Целая камера двойников! Не было только Ленина. Его двойник разгуливал где-то на свободе.
Тот, кто назыввл себя Икаром Кади, протер шелковым платочком толстые стекла очков и, усмехнувшись, спросил:
-- Вы-то здесь какими судьбами, капитан? Что карательная машина дала сбой? Или вас специально посадили сюда с новым заданием?
-- Это недоразумение, -- пробормотал Козлов. -- Какая-то нелепая ошибка!
-- Ошибка? -- переспросил Кади. -- Знаете, капитан, есть одна хорошая русская пословица. Она начинается словами "не рой другому яму...". Похоже, капитан, вы попали в ту же самую яму, которую вырыли нам.
Козлов покраснел и не нашел, что сказать. Тут что-то лязгнуло в дверном замке, все повернули головы на звук. Дверь нехотя открылась и на пороге показался знакомый Козлову сержант с листом бумаги в руках.
-- Значит так, -- начал он. -- Чей фамилий называть стану, тот на выход с вещами шагом марш!
-- А куда нас, в другую тюрьму? -- задал вопрос двойник Кагановича.
-- На свободу с чистой совесть! -- заржал сержант. -- Товарища комендант приказала всех отпустить. Значит читаю: Гульпинштейн.
-- Я!
-- Пошель! Дальше: Рюриков!
-- Я!
-- Кади.
-- Я!
-- Денисов!
-- Я!
Козлов ждал своей фамилии, вытянув шею и пританцовывая от нетерпения.
-- Карелин, Аксельрод, Зонзебюк...
Список кончился, сержант выпустил последнего заключенного и собрался захлопнуть дверь.
-- А я? -- бросился к нему Козлов. -- Как же я?
-- Фамилий? -- наморщил лоб сержант.
-- Козлов! -- капитан все еще на что-то надеялся. -- Козлов Алексей Вадимович.
-- А, это ты, козель! -- вспомнил его сержант. -- А ты дальше сидишь!
Он грубо толкнул Козлова в грудь. Тот отлетел на несколько метров и упал. Лязгнула дверь и ключ привычно совершил 5 оборотов. И эти 5 оборотов лишили Козлова последней надежды.
"Как же так? -- лихорадочно думал он. -- Их, государственных преступников, резидентов, диверсантов, выпустили, а меня, капитана КГБ, отличника боевой и политической, --держат под арестом! Что же это антиправительственный переворот? Фашисткий режим? Монархисты у власти?"
Козлов терялся в догадках.
"Бежать, бежать надо!" -- решил он.
Капитан лег на нары, обдумывая план предстоящего побега.
"Подкоп не подойдет, -- размышлял он. -- Этаж не тот... Можно месяца за два перепилить решетку на окнах пилкой для ногтей. А дальше -- по веревочной лестнице, связанной из одежды -- вниз. Эх, жалко, в детстве "Графа Монте-Кристо" так и не прочел, вот бы сейчас пригодилось..."
Козлов не заметил, как уснул.
|