Аннотация: Остерегайтесь "золотить" ручку дамам в длинных юбках
Оговорюсь в самом начале, - ничего плохого за довольно долгую жизнь цыгане мне не сделали, поэтому сие повествование не будет посвящено их осуждению. У них свой менталитет, они живут в полном соответствии с ним, и тут уж ничего не поделаешь, приходится мириться. Контакты с цыганами у меня начались ещё в детстве. Они ходили тогда по улицам, стучались в каждый дом, предлагая что-нибудь у них купить, - мне запомнились только овальные гипсовые картины с цветами и целомудренно обнимающимися влюблёнными парочками, - желающим узнать своё будущее гадали. За небольшое вознаграждение - что-то из продуктов - одна цыганка и мне погадала, не смог я устоять перед её напором, а взрослых рядом не оказалось. Из всего ей наговорённого запомнилось только количество лет, отпущенных мне на этом свете. Коли суждено мне дожить до столь преклонного возраста, то, наверное, буду целый год чувствовать себя несколько неуютно, может, даже, уподоблюсь автору знаменитой повести "Над пропастью во ржи" Джерому Сэлинджеру, по неизвестным никому причинам почти на полвека, вплоть до своей смерти в девяностооднолетнем возрасте, ставшим добровольным затворником в своём доме. Он носил синий комбинезон автослесаря и практически ни с кем не разговаривал. Возможно, и ему нагадали расселившиеся по всему миру цыгане наступление нечто очень нежелательного, - если он будет появляться на людях. Умом понимаю, конечно, что всё это пустяки, но вот не ушёл же я в мир иной на семнадцатом году жизни, хотя для этого имелись абсолютно все "благоприятные" условия (см. "Кровавый четверг"), - тут-то вот гадалка точно не ошиблась. Утверждают, что цыгане обладают гипнотическим даром, - под их влиянием люди якобы безропотно отдают им деньги и ценности в виде золотых украшений, и только спустя некоторое время, опомнившись, горюют об утраченном. Сам как то, в лихие девяностые, был этому невольным свидетелем, - сначала слышал, как на подступах к благовещенскому рынку, а потом уже внутри него с интервалом в четверть часа, два мужика истошно вопили: "А где мои деньги, отдайте мои деньги?!", а следом и видел кидавшихся врассыпную от них совершенно одинаковых на вид цыганок в длинных цветастых юбках и серых пуховых шалях, - поди, теперь, разбери, у кого оказалась наличность этих лохов. Однажды и я не утерпел, решил опробовать на себе цыганские колдовские чары, благо больших денег с собой у меня не было, из драгоценностей ничего, кроме обручального кольца, отродясь не водилось, а с некоторых пор и его не стало, - понадобились деньги, первый "законный брак" стремительно, как карточный домик, разрушался, как и положено чему-нибудь бракованному, вот оно совершенно закономерно, за ненадобностью, и попало в скупку золотых изделий. В следующей в Калугу полупустой электричке ко мне, одиноко сидящему на жёсткой скамье в предпоследнем купе вагона, подошла цыганка с маленьким ребёнком на руках и попросила немного денег. Получив монету достоинством в двадцать копеек, она, однако, не пошла дальше, а села напротив и предложила погадать, намекнув, что эту услугу я уже оплатил. "Ладно, - подумал, - посмотрим, что дальше будет". Надо здесь сказать, - был я тогда не весел, и, как понимаю, довольно мрачные думы омрачали моё чело, что явно не ускользнуло от пытливого взгляда цыганки. Она тут же начала весьма убедительно говорить о преследующих меня неудачах и где-то даже, в общих чертах, что-то угадывала. По ходу "таинства" гадания она попросила у меня носовой платок, достала из сумочки ножницы, и, не испортив моей причёски, отрезала ими небольшую прядь волос, которую завязала в уголок платка, стала что-то приговаривать, - спектакль продолжался. Вот тут-то, наконец, потребовалась денежная купюра, пока что в один рубль, по покупательной способности примерно соответствующему нынешним ста рублям. Она взяла его, смяла в шарик, подержала в своей руке, непрерывно что-то вещая, потом отдала его мне и так продолжалось несколько раз, - некоторое время мы поперебрасывались этим рублём, словно мячиком. Но рубля тоже оказалось мало, цыганка снова сообщила, - нужно ещё одну купюру, теперь уже в пять рублей, и показалось, что моя правая рука потянулась за ней к карману, пришлось даже придержать её левой. На этом этапе я решил остановиться, - впечатление получил, дальнейшее предугадать было нетрудно. И тут обнаружилось, что за этим спектаклем одного актёра и одного, как мне казалось, зрителя, напряжённо наблюдают ещё пяток цыганок, эдаким карэ обступивших меня сзади, отрезавших, так сказать, мне путь к отступлению. Нестройным хором они стали убеждать меня продолжать участие в гадании, с лихвой, якобы, проплаченное мной ещё первой монетой, но я был непреклонен, - будем, дескать, заканчивать представление. И тут произошло неожиданное, для меня только, конечно, - гадалка, находясь в большом раздражении от моей несговорчивости, с плохо скрываемой злобой сказала напоследок: "Ну, тогда смотри на свой рубль!", и, как это делают профессиональные фокусники, дунула в сложенную ладонь, где должна была находиться купюра, потом широко раскрыла её передо мной, словно хироманту, будто теперь настала моя очередь гадать, теперь уже по её руке. Рубля на ладони, разумеется, не было, - ловкость рук и никакого мошенничества, так, кажется, говорят в таком случае. Я не удивился и не огорчился, поскольку, давая деньги цыганке, уже заранее с ними распрощался. После этого все цыганки, "шумною толпою", бросая на меня гневные взоры, будто это я выцыганил у всех них деньги, а не они у меня, покинули вагон, что-то возмущённо по-своему галдя. Только потом догадался, что их так расстроило, - на меня, видимо, не подействовал даже их коллективный гипноз, хотя, сознательно, отражающего экрана перед ними я вроде бы не ставил. Где-то, их даже жалко стало, - испортил вот им настроение, поселил в них червя сомнения в собственных возможностях. В другой раз довелось мне, аккурат накануне Нового года, ехать в одном купе с молодым цыганом уже в поезде дальнего следования, по маршруту "Симферополь-Свердловск". В Екатеринбурге его ждала невеста, наверняка соплеменница, - цыгане ведь трепетно блюдут чистоту своей расы, потому так и остались практически неассимилированными коренным населением множества стран, - проходившая, видимо, стажировку по облапошиванию доверчивых граждан у более опытных цыганок. Едва мы отъехали от станции, как моему соседу позвонили по мобильному телефону. Он коротко поговорил и сразу побежал к проводнику узнавать, - скоро ли будет первая станция, где он может поскорее сойти, чтобы вернуться назад, в Самару. Про это он мне рассказал, снова появившись в купе, добавив, что самарские друзья убеждают его отметить Новый год вместе с ними, - невеста, дескать, подождёт, никуда не денется, и он тут же, сгоряча, решил покинуть поезд, уйдя в морозную ночь, в неизвестность. Я стал его отговаривать, - невеста, мол, все глаза, наверное, выплакала его ожидаючи, да к тому же, добавил, он потеряет на этой пересадке немало денег, ведь мы ехали в вагоне повышенной комфортности, с питанием, предоставлением журналов для коротания времени в длинном пути, а также некоторых предметов туалета: расчёски, зубной щётки, мыла и даже шампуня в разовых упаковках. По поводу последнего мой попутчик только пренебрежительно махнул рукой, - ерунда, мол, разве это деньги, а вот довод, что невеста всё-таки важнее заурядной пьянки с друзьями, заставил его призадуматься, и он отказался от идеи развернуть свой путь в обратном направлении. Тем не менее, весь следующий день цыган пребывал в печали, был малоразговорчив, - он, видимо, мысленно продолжал разрываться между своими друзьями и невестой и, возможно, склонялся к тому, что вчера надо было всё таки спрыгнуть с поезда, и в данный момент вместо скучного незнакомца в виде меня, иметь собеседниками своих весёлых друзей, непрерывно подливающими ему хмельного напитка. И тут вот я подхожу к моменту, ради которого и начал эти воспоминания о молодом цыгане. Однажды в наше купе заглянул коробейник, немой продавец всяческих безделушек, - они почему-то все немые, по поездам, или только так, по традиции, считается, - оставил нам коробку с брелоками, подвесками, ещё чем-то и побежал дальше. Мой сосед высыпал всё на свою лавку, выбрал из кучи муляж китайской монеты с квадратным отверстием посредине, вроде как приносящий его обладателю достаток, расплатился с продавцом при его втором пришествии, и тот поспешил дальше. И вот тут цыган "обнаружил", что один из копеечных сувениров, кажется брелок, "совершенно случайно", закатился под его бедро, - он даже, очень неубедительно, правда, сделал попытку его вернуть, выглянул из купе в коридор, но тут же сказал: "Эй, ладно, пусть это будет мне подарком к Новому году". Всё выглядело настолько наигранным, что сомнений у меня не оставалось, что стал свидетелем проявления цыгана "голоса своих предков". Ему ведь ничего не стоило заплатить за этот дешёвый сувенир, коли, он даже потерю на билетах не считал стоящим внимания убытком, но это ведь для него не интересно, купить, а вот похитить, - это совсем другое дело, престижно, продолжение "добрых" традиций своего народа. Я сделал вид, что поверил ему. В меру своих способностей цыгане "зарабатывают" на жизнь, и чуть ли не в каждое появление в своём гараже я вынужден отвечать подъезжающим на своей разбитой машине цыганам, что старых аккумуляторов у меня нет, как нет и лома цветных металлов. А один раз, там же, в гараже, я неосмотрительно оставил на виду свою старую гитару и, чтобы отвязаться от настойчивого брюнета, подарил ему её, "для папы", - пусть его папа играет на ней, поёт "Ой, да зазнобило..." и меня вспоминает "добрым, тихим словом", хотя, это вряд ли, чувство благодарности, по-моему, не является их характерной чертой. Несмотря же на то, что на меня цыганские чары, как будто, не действуют, обхожу их стороной и, если избежать встречи с ними не удаётся, то на вопрос очередной "Кармен" о времени или "как пройти на улицу имени Имярека", не глядя на неё, молча отмахиваюсь рукой, будто я немой и ускоряю шаг, - от греха подальше.