Аннотация: Исторiя о переводчикѣ-любителѣ и Божественномъ экспериментѣ
На гладкой сапфирово-синей стѣнѣ, недалеко отъ бѣлаго дверного проёма гдѣ-то около часа назадъ появилась яркая, нормальная къ полу полоса свѣта. За это время она проползла отъ лѣваго наличника черезъ четвёртый уголъ комнаты, чтобы сейчасъ, какъ на весьма тонкой жёрдочкѣ, угнѣздиться на носу молодого мужчины, подѣливъ его голову и грудь своимъ длиннымъ хвостомъ на post meridiem и ante meridiem. Хотя до офицiальнаго полудня этой часовой стрелкѣ астрономической длины нужно было протащиться ещё трижды пройденный путь.
Мужчина лежалъ въ бѣлой постели, укрытый одѣяломъ по поясъ, положивъ лѣвое предплечье въ подходящую для этого ямку между высокимъ, съ едва замѣтными канавками, лбомъ и не до конца прямымъ носомъ.
На его правомъ плечѣ, чуть съѣхавъ вверхъ лежала мягкая, слегка круглая дѣвичья щека, изъ-за чего пухлыя губы были приоткрыты, обнаживъ сахарно-бѣлый клыкъ.
Мужчина убралъ руку, зажмурился и приоткрылъ глаза, послѣ чего убралъ лицо съ щели въ полутьмѣ занавѣшанного окна и сталъ шарить по одѣялу въ поискахъ телефона.
Этотъ личный зрячiй камень тутъ же отреагировалъ на прикосновенiе руки хозяина. Занавѣсъ поднялся отъ одного его взгляда и на сцену тутъ же высыпала труппа карманнаго театра: актёръ тысячи ролей, виртуозъ-мультiинструметалистъ, мастеръ сiюминутной фотографiи со своимъ еле закрытымъ альбомомъ и Прима: Лавочница съ претензiей Комиссаръ-призёра и лёгкимъ скандинавскимъ акцентомъ. Прямо у сердца она хранила то, чѣмъ въ первую очередь сейчасъ интересовался молодой антрепренёръ.
Съ одной стороны назвать Ѳёдора охотникомъ за рѣдкостями не позволялъ комъ предразсудковъ и образовъ, что прилипъ къ этому опредѣленiю. Въ его небольшой прихожей, гдѣ четверо уже будутъ пихать другъ друга локтями, на высокой тёмно-лаковой вешалкѣ со сколомъ на четвёртой ножкѣ, кромѣ сѣраго мужского пальто, чёрнаго плаща и строгой мужской графитовой шляпы изъ мужскихъ вещей не было и слѣда протёртой о стѣны древнихъ мезоамериканскихъ храмовъ лётной куртки или видавшаго виды хлыста. Единственное, что роднило Ѳёдора съ учёными-изслѣдователями или британскими полковниками картографiи - это чуть менѣе старомодные, чѣмъ у Перси Фосетта, усы, въ данный моментъ, кончено, бывшiе въ формѣ причудливо раздѣлённаго надвое чесночнаго корня.
Но день свой онъ, какъ и подобаетъ охотнику, началъ не съ провѣрки соцiальныхъ сѣтей, что, нѣсколько намекало бы на его общелюдское приближенiе къ одному злосчастному рыбацкому городку въ Новой Англiи, а съ изученiя подборокъ и рекомендацiй на заочной торговой площадкѣ.
Объявленiя изъ запавшихъ въ душу, особенно близкихъ къ сердцу, о чёмъ недвусмысленно намекала соотвѣтствующая пиктограмма, подъ коей они сушились, ожидали, когда лишнiя цифры или даже нули испарятся изъ ихъ цѣниковъ, какъ лишняя влага, кою иной разъ особенно улыбчивый продавецъ накачаетъ внутрь добраго куска свиной шеи по старому восточному рецепту. Тутъ важно было не передержать, чтобы объявленiе не изсохло окончательно до полнаго изчезновенiя.
Ѳёдоръ отлично зналъ, сколько на самомъ дѣлѣ стоили всѣ эти карманные часы, старинныя оправы для очковъ, подсигары и прочая-прочая - ровно столько, сколько не жаль будетъ заплатить всего одному нетерпеливому или неискушённому покупателю. Поэтому главнымъ въ этой охотѣ для молодого человѣка былъ не азартъ торговъ и не награда за многолунное, а иногда и многозимнее терпенiе, а возможность однажды увидѣть настоящее чудо.
"Украинская печатная(пишущая) машинка, въ чехлѣ. Досталась отъ дѣда. Выкидывать жалко" - съ красующимся Ятемъ въ третьемъ ряду за немыслимые для такой рѣдкости шесть тысячъ рублей.
"Срочно продамъ письменный столъ изъ массива дерева въ связи съ переѣздомъ" - стоимостью дешевле, чѣмъ услуги перевозчичьей фирмы, чтобы его доставить изъ города продавца прямикомъ ко дверямъ Ѳёдоровой квартиры.
"Старинная лампа безъ плафона. Настольная съ фигурой" и такъ далѣе.
Такiя вещи особенно цѣнны не только незнанiемъ или спѣшкой продавца, но и возможностью кое-гдѣ приложивъ руки и фантазiю, снова выставить ихъ на продажу, и покуда этой диковинкѣ не сыщется новый хозяинъ, породниться, прикипѣть къ ней безвозвратно и оставить себѣ. А послѣ, можетъ быть, когда-нибудь избавиться.
Была, конечно, у Ѳёдора одна особенная слабость. Кромѣ той, что сейчасъ горячо спала рядомъ съ нимъ - темноволосой темпераментной Таисiи. Это были книги.
Особенно, если это были додекретныя или эмигрантскiя изданiя - этихъ счастливицъ, что избѣжали костра и поруганiя, Ѳёдоръ скупалъ не думая и не торгуясь. За всё время изъ книгъ, до которыхъ онъ успѣлъ дотянуться и, самое главное, осилилъ покупку, въ одномъ саженномъ шкафчикѣ, вытаращившимъ всѣ свои павлиньи глаза съ кленовой боковой стѣнки, посѣлилась скромная двухслойная библiотека юнаго эрудита.
Русскiе классики въ ней дѣлили пространство съ обрусѣвшими, а скорѣе съ обрушёнными древними греками, менѣе древними нѣмцами и совсѣмъ свѣжими къ году печати французами и англичанами.
Сiяющимъ камнемъ въ золотой оправѣ этого собранiя было двухтомное возвращенiе царя Итаки на родной островъ, черезъ смертельные опасности и кровожадныхъ чудищъ, равновёсное другимъ, не менѣе миѳическимъ существамъ - парижскимъ коммунарамъ. Особено цѣнными двѣ этихъ книги дѣлала недопроявленная замѣтка одного изъ прошлыхъ хозяевъ. Подъ грубой нагуталиненной обложкой второго тома, въ самомъ концѣ остался комментарiй вѣковой давности: "... когда Одиссею суждено окончательно вернуться въ родной домъ? Увидѣлъ ли онъ Имперiю Александра Великаго? Можетъ быть въ ея составѣ у него былъ шансъ встрѣтить завѣтнаго чужеземца, не видавшаго мореходства...".
- Чего случилось? - донеслось справа сквозь сонную пелену.
- Поѣдешь со мной? Срочно - онъ поднёсъ экранъ къ самому носу Таисiи.
- Что такое?
Она, съ усилiемъ разкрывъ глаза на мигъ, снова прищурилась отъ яркаго свѣта, немного посмотрѣла и спросила:
- И сколько она проситъ?
- Она? - переспросилъ молодой человѣкъ, и принялся искать свѣденiя о продавцѣ, - И правда - она! Ты видѣла его уже?
- Нѣтъ. Мнѣ вчера баба какая-то въ разкладѣ мѣшалась. Я бы у этой ничего брать не стала.
- Ты посмотри, такую книгу нигдѣ потомъ не сыщешь. А тутъ: почти даромъ. Если не хочешь, я одинъ поѣду.
- Такъ она не только не по-старорусски написана, но и вообще не по-русски. Зачѣмъ она нужна-то тебѣ?
- Ну сколько разъ говорить, не "по-старорусски", а просто "по-русски", ну хотя бы въ дореформѣ. Старый - значитъ устаревшiй...
- Да-да-да, знаю - перебила дѣвушка.
- Вотъ знаешь, а назло дѣлаешь значитъ.
- Ну? Будетъ тебѣ.
Она закинула не него ногу и прикоснулась ладонью къ вчерашневыбритой щекѣ.
- Можетъ мы проведёмъ это время болѣе продуктивно? - спросила Таисiя.
Она поднялась на кровати и взобралась на его бёдра, собирая въ подсушенный хвостъ волосы цвѣта каштана, что такъ и не раскрылся при жаркѣ.
Ея ночная сорочка изъ нити Тутоваго Полiамида, извѣстнаго у пока незамужнихъ дѣвицъ фасона, массивно перетекающимъ туда-обратно отливомъ бордо бросала вызовъ сапфирово-бѣлому съ небольшой примѣсью неоткровенно дубоваго пространству.
- Тась, послушай...
- Зачѣмъ тебѣ этотъ складъ? Ты хоть одну изъ нихъ прочиталъ? - властно сниженнымъ голосомъ отвѣтила не Тася, но Таисiя.
- Прочиталъ и буду читать. Тѣмъ болѣе, что такую я точно нигдѣ не найду.
- Дѣлай, что хочѣшь. Но учти - баба эта мутная, потому что съ ней дьяволъ прицѣпился - она развела руки на "хочѣшь" и пригрозила пальцемъ на "дьяволъ".
- Этотъ дьяволъ - я чтоли? - Ѳёдоръ приставилъ среднеуказательную римскую пятёрку ко лбу и двинулъ головой на дѣвушку.
- Дуракъ ты - засмѣялась она - и карта для тебя спецiальная есть.
Они засмѣялись оба.
- Ну ты же знаешь, что я въ это всё не вѣрю. Слава богу, мы живёмъ сейчасъ, а не въ Среднiе Вѣка. Это всё красиво, эффектно, но стоитъ на недомолвкахъ и самовнушенiи.
- Ага, а кто ко мнѣ вѣчно подходитъ "Тась, посмотри то, Тась, посмотри это", а?
- Нѣтъ, ну подожди, это было пару разъ всего. Просто для собственнаго спокойствiя.
- Да нисколько, Ѳедь! Дѣлай что хочѣшь, но учти - я предупреждала.
- Я тебѣ клянусь - всё будетъ хорошо. Я тебя когда-нибудь обманывалъ?
- Меня и карты никогда не обманывали.
- Ну, что ты? - он попытался выбраться и обнять её покрѣпче.
- Я тебя люблю, и другая мнѣ не нужна. Слышишь?
- Слышу, я всё сказала - отвѣтила Таисiя, смотря въ сторону.
Чуть погодя, она слѣзла съ кровати и вышла изъ комнаты.
Ѳёдоръ тѣмъ временемъ договорился о встрѣчѣ съ хозяйкой книги.
До оговореннаго времени оставалось полтора часа, а Ѳёдоръ ещё стоялъ въ бѣлой въ чёрную сѣточку ванной комнатѣ, снова и снова поправляя то усы, то причёску, и тяжело дышалъ черезъ разпахнутыя ноздри.
Сзади стояла Таисiя.
- Тамъ готово уже всё. Ты долго ещё будешь тутъ стоять?
- Что-то не то, - тихо отвѣтилъ Ѳёдоръ.
- Я буду ревновать, если ты дальше будешь тутъ крутиться. Ты её знаешь?
- Нѣтъ, конечно, не знаю - отвѣтилъ онъ.
- Ну такъ а что? Она даже не вспомнитъ, какъ ты выглядишь.
- Ну такъ-то да.
- А сегодня суббота. Съѣздили бы въ паркъ прогуляться.
- Съѣздимъ, Тась. Я вернусь и съѣздимъ.
- И долго ты ѣздить будешь?
- Нѣтъ. Тамъ отъ Сѣнной недалеко.
- Это полтора часа туда-обратно.
- Можешь слѣдомъ ѣхать.
- Нѣтъ, я тебя тутъ подожду, - отвѣтила дѣвушка.
Ѳёдоръ развернулся къ ней и прижалъ ея холодное ухо къ груди.
- Чего ты?
- Я тебѣ всё сказала. Пеняй на себя потомъ.
- Всё будетъ нормально. Человѣкъ самъ творецъ своего счастья.
- Иди уже, Творецъ. А не то опоздаешь.
Циклопическiй, квадратный съ тоненькой сѣрой шляпкой грибъ-антропофагъ павильона Ломоносовской уже мчалъ Ѳёдора по длинному своему корню прямикомъ въ развитую грибницу, поразившую почти вѣсь городъ. Когда активная фаза его роста закончилась, изъ минераловъ, добытыхъ имъ изъ почвы выросли кристаллы, напоминающiе человѣческiя фигуры, а то и цѣлыя сцены, и массивные сталагнаты, заключённые въ жёсткую и точную рѣшётку, и самые чудесные наросты изъ особаго люминесцирующаго камня подъ сводами этой микогенной пещеры, отъ коихъ и на 26 саженяхъ вглубь было вполнѣ свѣтло.
За грохочущими чёрными дверями, что отдѣляли Ѳёдора отъ вѣроятной гибели, справа-налѣво вновь побѣжали огоньки, чтобы подъ нечеловѣческiй, но человѣкородный скрежетъ и вопль замедлиться и вовсѣ остановиться.
Чёрныя элитры распахнулись, на мгновеньѣ обнаживъ прозрачные крылышки окошекъ, сложенныхъ поверхъ изумруднаго сукна дверей вагона. Впрочемъ, разглядѣть ихъ Ѳёдоръ не успѣлъ. Второй слой дверей открылся слѣдомъ, и изъ вагона, не отрывая ногъ, навстрѣчу мужчинѣ медленно выскользнулъ сѣдобородый старичокъ въ закатавшемся беретѣ. Когда проёмъ освободился, Ѳёдоръ ступилъ внутрь и осмотрѣлся: было по-субботнему немноголюдно. Въ иной день и часъ всѣ тѣ, кто сейчасъ широкой рукой былъ разбросанъ по сидѣнiямъ, помѣстились бы на прямоугольничкѣ служебнаго люка въ плотномъ кольцѣ прочихъ несчастныхъ.
Онъ сѣлъ на свободное мѣсто слѣва отъ срединной двери, черезъ которую вошёлъ, и снялъ шляпу. На тёмно-сѣромъ кроличьемъ мѣху блестѣли нѣсколько крупныхъ круглыхъ пуговокъ влаги, той же, что рѣдко чернѣла на рукавахъ пальто. Ѳёдоръ стряхнулъ капли со шляпы и опустилъ подбородокъ на грудь. Не успѣлъ громкiй, уже посюстороннiй голосъ, въ отличiе отъ остальныхъ вѣтокъ Петербургскаго метро, объявить о неминуемо приближающейся Площади Александра Невскаго, какъ мужчина уже обмякъ и провалился въ дрёму.
Нѣсколько длинныхъ прядей своевольно свѣсились, страхуемыя не столь смѣлыми своими сестрицами, съ хозяйской макушки, пока онъ не видитъ, чтобы покачаться вмѣсте съ окружающимъ вагономъ. Время отъ времени онѣ выписывали кружки то въ одну, то въ другую сторону, но единожды выполнивъ восьмёрку, къ такому успѣху болѣе приблизиться не смогли.
Гдѣ-то въ тёмномъ коридорѣ между сращённой съ Атриумомъ прихожей Московскаго вокзала и Гостинной стальные рельсы особенно брыкнули, и этотъ продолжавшiйся танецъ былъ прерванъ рукой Ѳёдора. Мужчина растеряно оглядывался, и спустя пару мгновенiй понялъ, что свою Великокняжескую станцiю онъ благополучно проспалъ. Оставался только путь вперёдъ къ другому Невскому, благо Ѳёдоръ имѣлъ уже и двадцать пять лѣтъ отъ роду и прекрасные усы и удивительно сшитый сюртукъ - пропускъ на блескучую красавицу нашей столицы.
Путь къ ней лежалъ черезъ сводчатые погреба Гостиннаго Двора, въ которыхъ, однако, давно никто ничего не хранилъ.
Ѳёдоръ всталъ передъ правой полудверью въ серединѣ вагона и обнаружилъ себя плывущимъ надъ сплетенiемъ тянущихся по-арабски вдоль тёмнаго тоннеля упитанныхъ жгутовъ. Издалека и причёска и усы держались достаточно прилично, чтобы не мириться со слѣдами городского транспорта на ладоняхъ. Мужчина посмотрѣлъ по сторонамъ - въ дальнемъ углу вагона сидѣла свѣтло, почти бѣловолосая дѣвушка, въ которой, собственно. дѣвушку выдавала только широкая, царственно-пурпурная, юбка со сборкой, но ни чистое отъ косметики, хотя и весьма космичное, если не космическое, лицо, ни безполая стрижка, ни общая ея конституцiя. И тѣмъ увѣсистей казался большой, набитый подъ самыя застёжки оливковый заплечмѣшокъ на торчащихъ изъ по-хитрому сдвоенной юбочной проймы сѣрыхъ кашемировыхъ коленяхъ, который она крѣпко обнимала со всѣхъ сторонъ, положивъ на него впридачу подбородокъ. Дѣвушка смотрѣла прямо передъ собой, нарочито не обращая на Ѳёдора вниманiя, пока тотъ вспоминалъ, какъ называется цвѣтъ ея юбки.
Нѣгдѣсущiй вагонный глашатай спокойно, но громко объявилъ о незримомъ присутствiи Гостиннаго Двора и перехода на заветный проспектъ, послѣ чего двуслойныя двери горизонтальнаго лифта передъ Ѳёдоромъ разомкнулись и онъ, подъ удаляющiйся совѣтъ держаться за поручни во избѣжанiе травмъ, ступилъ на бѣломраморную платформу.
Съ винноцвѣтнаго причала Ѳёдора увозилъ уже сѣро-синiй вагонъ, съ длинной бѣлой, сломанной въ четырёхъ мѣстахъ, полосой вдоль борта. Ѳёдоръ плечомъ прислонился къ пластику у самыхъ дверей и смотрѣлъ, какъ разгонялись люди на станцiи, пока ихъ не скрыла тоннельная тьма, отъ которой они дружно неслись. Какъ только это произошло, мужчина досталъ изъ тонкорунной темноты брючнаго кармана то, что по инерцiи нѣкоторые ещё называли трубкой, хотя за сто лѣтъ бытiя она не только сбросила арканъ шнура, который её къ чему-нибудь привязывалъ, но и сама разомкнулась и развернулась въ плоскость. Чтобы сейчасъ по ея застеклённому нутру ритмично скользилъ Ѳёдоровъ большой палецъ, словно по личной конькобѣговой дорожкѣ. Онъ разматывалъ всё тянущiйся и тянущiйся бережливо, тонкой нечеловѣческой рукой, исписанный сплетнями съ хвоста третьеримской сороки рулонъ цифирной бумаги.
Москва запланировала рост инвестицiй быстрѣе, чѣмъ въ странѣ
Польскiй сеймъ проголосовалъ за выдворенiе мигрантовъ въ Белоруссiю
Минздравъ утвердилъ перечень безплатныхъ лекарствъ для перенёсшихъ инфарктъ
Въ офисъ Меморiала пришли сотрудники О.Б.Э.П.
Въ В.М.С. С.Ш.А. назвали ложнымъ заявленiе Россiи о нарушенiи границы эсминцемъ
Глава М.В.Д. Британiи попросила пересмотрѣть мѣры безопасности для депутатовъ
Въ Польше предложили Е.С. ввести новыя санкцiи противъ Россiи
"Нафтогазъ" сообщилъ о двукратномъ сниженiи объёма транзита россiйскаго газа
С.К. началъ провѣрку послѣ безпорядковъ въ И.К.-1 во Владикавказѣ
Ф.С.И.Н. сообщила о стабилизацiи ситуацiи въ колонiи, гдѣ подняли бунтъ
Космонавтъ сообщилъ о разбудившей экипажъ М.К.С. сиренѣ
Ѳёдоръ представилъ, какъ послѣдняя выжившая съ Одиссеевыхъ времёнъ птица Сиринъ долетаетъ до международнаго космическаго корабля, чтобы разбудить вѣсь экапажъ своимъ пѣнiемъ, и, улыбнувшись, сухо хмыкнулъ. Пора было выходить на Сѣнную площадь.
Погода на поверхности рѣзко испортилась. Вѣтеръ сгрёбъ всю мокрую небесную вату надъ Сѣнной, и такъ, видимо, сильно прижалъ что влага изъ неё рѣдко, но увѣренно забарабанила по полямъ шляпы. Хуже этого былъ только приставшiй къ дождю едва различимый, жалкiй снѣжокъ. "Каковъ годъ, таковъ и первый снѣгъ" - шепнулъ Ѳёдоръ и спустился на мостовую.
Для того, чтобы попасть на Гороховую улицу, ему сперва нужно было обогнуть загривокъ исполинской лошадки-скакалки, брошенной у праваго края площади, пройдя сквозь стѣны Успѣнской громады, лососемъ пробиться черезъ встрѣчный потокъ у подножiя классицистско-дiетическаго дома Саввы Яковлева и повернуть вмѣстѣ съ нимъ направо на перекрёсткѣ. И вотъ до нужнаго дома ему оставалось преодолѣть длинную блекло-лаймовую ножку 36-го, прячущiй въ глубинѣ двора маленькiя ясли 38-ой, перебѣжать дорогу у голубо-лавандаваго 40-го, оказавшись напротивъ кораллово-розоваго семиоконнаго съ аркой малыша подъ нумеромъ 49, а послѣ прошагать межъ печатно-пряничными 51-53-имъ и земляничнымъ со взбитыми сливками четырёхъяруснымъ тортомъ 44-го. Нужная дверь въ стѣнѣ дома 46 по улицѣ Гороховой была прямо передъ подбалконной аркой, и Ѳёдоръ незамедлительно отрылъ её, чтобы юркнуть въ оговорённое съ безъ двадцати минутъ бывшей хозяйкой книги кафе, гдѣ онъ искалъ теперь мѣсто, чтобы сѣсть.
Изъ тёплаго деревяннаго внутренняго убранства нагло выбивались два предмета на барной стойкѣ: до зеркала наполированный, изрѣдка пышущiй паровозный котёлъ, приспособленный подъ кофе-машину, и половинка сорванной съ канатной дороги четырёхмѣстной гондолы, хранящая въ сбережённомъ внутри студёномъ горномъ воздухѣ показные сладости.
Ѳёдоръ снялъ тремя пальцами отяжелевшую шляпу, и, обходя полупустые столики, ушёлъ въ дальнiй лѣвый, у фасадной стѣны, уголъ, къ мѣсту у окна.
Когда въ его кружкѣ по-итальянски уже нелегальнаго въ этотъ часъ капучино оставалась только стекающая по внутренней неевклидовой плоскости молочная пѣна, въ прямоугольникѣ улицы справа отъ Ѳёдора быстрымъ шагомъ, смотря за спину, пролетѣла дѣвушка въ чёрномъ. Не успѣлъ Ѳёдоръ предположить, та ли, которую онъ ждалъ, она уже ворвалась въ кафе и безошибочно оказалась около него.
Чёрными у неё были и прямые окрашенные волосы, и норковая шуба-безрукавка, набранная ёлочкой книзу изъ полосокъ мѣха съ промѣжутками въ палецъ, и кожаная сумка съ каретной стяжкой, глядящая вокругъ кристальными глазками-пуговицами, и, собственно, тёмно-карiе глаза самой дѣвушки. Чёрнымъ не былъ только фирменный глянцевый пакетъ, который она крѣпко сжимала вмѣстѣ съ сумкой.
- Вы по поводу книги?
- Да, здравствуйте - отвѣтилъ Ѳёдоръ.
Онъ привсталъ, указывая собесѣднице на свободное мѣсто.
- А какъ, разрѣшите полюбопытствовать, вы узнали?
- Вы единственный, кто выглядитъ, какъ человѣкъ, которому эта книга можетъ понадобиться.
Ѳёдоръ улыбнулся
- Послушайте, какъ васъ тамъ?
- Ѳёдоръ, а васъ?
- Допустимъ, Марiя. Прiятно. Послушайте, Ѳёдоръ, я очень тороплюсь и очень не хочу, чтобы насъ видѣли вмѣстѣ. Давайте отсядѣмъ отъ окна.
Не дожидаясь отвѣта, она ушла въ противоположный уголъ. Ѳёдоръ поспѣшилъ за ней.
Она прямо въ шубѣ сѣла за столикъ и поставила пакетъ сверху. Ѳёдоръ выбралъ стулъ напротивъ.
- Смотрите - она указала на пакетъ и оглядѣлась
Мужчина взялъ пакетъ на колени и заглянулъ внутрь.
Въ бѣломъ его чревѣ въ потрёпанной чёрной суперобложкѣ, бывшей явно не по размѣру, лежала стройная книга изъ старой, неотбѣлённой бумаги. Ѳёдоръ осторожно досталъ книгу, и уставился на чёрный глянецъ, на которомъ словно молнiи въ ночномъ небѣ застыли трещины и разрывы.
АНИАРА
Х.Мартинсон
- Это та книга?
- Не доставайте, смотрите такъ - отвѣтила дѣвушка.
Ѳёдоръ пролисталъ страницы - на нѣкоторыхъ были картинки со знакомыми сюжетами, но опознать ихъ сходу онъ не могъ. Онъ открылъ первую страницу. Въ самомъ низу красовалась надпись: Petropolis, MCMXVI.
Онъ хотѣлъ провѣрить надпись въ Интернетѣ, но Марiя прервала его:
- Петроградъ, 1916 годъ.
- Спасибо.
- Будете брать?
- Конечно, - отозвался Ѳёдоръ, - на карту можно?
- Нѣтъ - рѣзко отвѣтила дѣвушка.
- Налички у меня съ собой не будетъ. Давайте сбѣгаю? - виновато предложилъ мужчина.
- У меня нѣтъ времени. Купите мнѣ тогда кофе, забирайте книгу и уходите - она осмотрѣлась снова.
Ѳёдоръ сначала обрадовался, а потомъ понялъ, что что-то не въ порядкѣ.
- Подождите, - сказалъ онъ. - Я надѣюсь она не краденая?
- Вы въ своемъ умѣ? - взовралась Марiя - отдайте книгу немедленно!
- Стойте-стойте!
Ѳёдоръ испугался, но пакетъ, въ который вернулъ книгу, не отдалъ.
- Я васъ ни въ чёмъ не обвиняю и сдѣлаю всё, что скажете, только объясните, къ чему такая конспирацiя.
- Отдайте книгу! Живо!
- Послушайте, Марiя. Пожалуйста. Я - единственный, кто прямо сейчасъ можетъ васъ избавить отъ этой книги. Я готовъ выполнить ваши условiя, но и вы, прошу васъ, пойдите мнѣ на встрѣчу.
Марiя ещё разъ оглядѣлась и спустя пару раздумiй сказала:
- Это книга моего дѣда.
- А онъ въ курсѣ, что вы продаёте его книгу?
- Его убили. Я увѣрена, что изъ-за неё.
Ноги Ѳёдора похолодѣли.
- Сказали, что отравился опятами, но я думаю, что грибы были отравлены.
- Вотъ какъ.
Теперь уже Ѳёдоръ оглядѣлъ кафе. Нѣсколько человѣкъ косились на нихъ, и ему стало окончательно не по себѣ.
- Забирайте. И уходите послѣ меня - Марiя подорвалась и также быстро, какъ вошла, выскочила изъ заведенiя
"Почему я Тасю не послушалъ" - подумалъ онъ и спряталъ пакетъ подъ пальто.
Черезъ 10 минутъ онъ вызвалъ такси и поспѣшилъ домой.
На высокой тёмно-лаковой вѣнской вѣшалкѣ вновь повисло сѣрое, теперь уже подмоченное мужское пальто, уцѣпившись чёрной петелькой за скрученный въ буйволiй рогъ длинный крюкъ.
- Купилъ? Ѳедь?
Тасинъ голосъ донёсся до ушей Ѳёдора не сразу, но преодолелъ путь явно большiй, чѣмъ позволяли стѣны квартиры.
- А?
Онъ повернулъ голову въ сторону, изъ которой исходилъ звукъ.
- Купилъ, говорю?
Она прислонилась къ стѣне. сложивъ руки подъ грудью.
Таисiя открыла книгу. Ѳёдоръ прошёлъ мимо неё прямикомъ въ комнату къ рабочему столу, сѣлъ въ кресло и положилъ голову въ iонически-вывернутую капитель предплечiй, поставленныхъ на стилобатъ столешницы.
- Подожди-ка - сказала Таисiя.
Она положила раскрытую книгу на столъ и быстро вышла изъ комнаты.
Лѣвую половину разворота занималъ плоскiй лѣсъ-ширма въ рѣзной цвѣточной рамѣ. Въ трёхъ мѣстахъ на грязно-зелёномъ полотнищѣ чернѣли не то прожжёныя, не то проѣденныя молью куцыя ели. А прямо передъ нимъ отъ края къ корешку книги брёлъ лохматый безбородый бродяга. Изъ-подъ его длинной, свободно висящей отъ самыхъ плечъ, красной рубахи торчали лоскуты синей, съ бѣлымъ пшеничнымъ узоромъ, правой штанины. Прорѣха оголяла ту часть тѣла, коя въ первую очередь ощутитъ её, когда горемыка потщится сдѣлать привалъ на своёмъ тяжеломъ пути.
Правой рукой скиталецъ опирался на гладкiй посохъ, а въ лѣвой держалъ переброшенную черезъ правое же плечо расписную аршинную ложку. У ея лопасти, на самомъ перешейкѣ висѣлъ иссохшiй заплатанный узелокъ.
Подъ лаптями путника, натянутыми поверхъ ошнурованныхъ гольфовъ, путалась бѣленькая жучка, что смотрѣла на Ѳёдора выцвѣтшими за вѣкъ глазёнками, держа въ пасти бѣло-синiй клочокъ.
Художникъ явно пытался работать подъ Васнецова или Билибина, но вышло такъ, словно на правой половинѣ разворота вмѣсто текста долженъ былъ стоять добрый молодецъ либо въ галошахъ Т.Р.А.Р.М., либо съ папиросой "Дукатъ", либо съ мыломъ А.М. Жукова. Ѳёдоръ съ улыбкой заглянулъ за страницу, но второй части диптиха тамъ не оказалось.
Въ комнату слова вошла Таисiя съ картами въ рукахъ. Привычнымъ движенiемъ она намазала колоду на столъ длинной полосой и, оглядѣвъ исхоженную картонную дорожку, вытащила комиксоватаго дурака на краю обрыва.
Кромѣ жучки и, съ большимъ одолженiемъ, дорожнаго узелка-сумки на шестѣ-ложкѣ за плечомъ, у двухъ коллегъ по дурацкому ремеслу не было ничего общаго, даже съ учётомъ русскаго колорита книжнаго. Карточный выглядѣлъ карикатурно. Дуракомъ его дѣлала не столько безпечность передъ лицомъ смерти за краемъ скалы, а его нарядъ, наспѣхъ сшитый изъ цвѣтастой занавѣски несвѣдущимъ въ средневѣчно тёмновѣковой модѣ временнымъ проходимцемъ. Съ тѣмъ же успѣхомъ художникъ могъ бы заставить своего бродяжку не пиратски прогуливаться по каменной планкѣ, а пройтись среди хмурыхъ чумныхъ горожанъ - исходъ былъ бы куда вѣрнѣе.
- Ну, этотъ похожъ, - сказалъ Ѳёдоръ, - а остальные?
- По-моему, всѣ есть - отвѣтила Таисiя.
Она пролистала книгу до слѣдующей иллюстрацiи.
- Колесо! - она нащупала названную карту, и покрыла ей Дурака.
Фономъ къ новой картинкѣ была приставлена вчетверо короткая бутылка Кремлёвской башни со втянутой шеей, современнаго книгѣ, хоть и нѣсколько прогорклаго цвѣта.
На зелёномъ столешникѣ передъ нею были разсыпаны посолонь черноголовые бояре, краснокафтанные стрѣльцы, черненькiй, съ бѣлой лысиной, дьячок и простолюдье разной степени оборванности. Посерединѣ, на треугольной опорѣ, стояло двухсаженное, судя по окружающимъ, шестипалое колесо.
На нёмъ въ разгарѣ представленiя застыли трое петрушекъ. Пронумерованы они были естественнымъ образомъ числомъ лучей на шутовскихъ колпакахъ. Собственно, первый сидѣлъ верхомъ на ободѣ, чуть лѣвѣе зыбкой вершины и нелѣпо, изъ-за спины, отмахивался деревяннымъ мечомъ отъ ползущаго справа второго. Въ это время третiй, держась руками и ногами за колесо въ самомъ низу, уравновѣшивалъ своихъ товарищей.
Происходящее же на картѣ рядомъ съ книгой на первый взглядъ трудно поддавалось описанiю. Фигуръ на парящемъ въ облакахъ колесѣ, по совпаденiю, было тоже три: синяя сфинга въ полосатой ушанкѣ съ безполезно держимымъ мечомъ, крепкозадый, рыжiй алопокефалъ и невыразительная змейка, которая какъ и символы iп7п на ободѣ среди прочихъ, была добавлена, чтобы занять вакантное мѣсто. Троица эта, по всѣй видимости слѣдила, чтобы окрылённыя существа въ углахъ карты прилежно учились. Причёмъ сразу было понятно, кто въ этомъ небесномъ классѣ отставалъ: пары верхнихъ конечностей для удобнаго чтенiя орлу явно не доставало.
И вотъ, нашимъ влюблённымъ, прежде чѣмъ переоткрыть себя въ образѣ болѣе родномъ, болѣе знакомомъ, нежели двое сагановскихъ нагихъ посреди лысаго, какъ ихъ тѣла, недоразуменiя, невѣжествомъ нарѣчённаго "Райскимъ садомъ", по прихоти автора книги пришлось пройти длинный путь.
Отъ внѣзапно выкатившагося не въ томъ мѣстѣ колеса, они вернулись къ кантюжнику въ прiунылой шляпѣ, съ длиннымъ, безъ малаго, атлетическимъ шестомъ въ правой рукѣ, за дважды хѣреннымъ раскладнымъ столомъ. На сплюснутомъ угломъ зрѣнiя параллелограммѣ столешницы ещё можно было разглядѣть и товаръ - желтоватую рюмку на длинномъ стеблѣ съ перочиннымъ ножикомъ, и деньги - россыпь разномастныхъ кругляшковъ. Тутъ же, пририсованной къ столу на переднемъ планѣ, стояла причина, по которой этотъ мелкiй торговецъ пренебрёгъ кошелёмъ: увѣсистая, съ хорошiй, подвяленный бычiй окорокъ, сучковатая дубина.
А послѣ почтенной старушки съ посошкомъ, сложенной годами въ латинскую h, въ длинномъ, какъ носъ моторной лодки, кокошникѣ, книга выбросила своихъ чтецовъ на дикiй пляжъ широкаго водоёма, по ярко-жёлтой-на-синемъ тропинкѣ на которомъ, можно было дойти до мѣсяца-великана, что нависъ надъ тоненькимъ противоположнымъ берегомъ. А на этомъ, къ холодной ночной водѣ припала тощая, до того изголодавшая псина, что всерьёзъ смотрѣла на рѣшившаго погрѣться на мелководьѣ небольшого, но весьма боевитаго рака, какъ на закуску.
Отъ полуночного озера книга снова вернула Ѳёдора съ Таисiей на привычный путь. Къ знакомой, почти Пушкинской, Царевнѣ со звѣздой-камнемъ на лбу и въ кокошникѣ-полумѣсяцѣ, раскинутомъ ниже плечъ. Къ Царю-Гороху, разсѣвшамуся на тронѣ съ ногами четвёркой. Къ околпаченному Звѣздочёту, такъ же позаимствованному у А.С. Чтобы снова увести ихъ прочь.
То къ ложноготической колокольнѣ въ мигъ ея декапитацiи, гдѣ пономарь - въ одну, а колоколъ - въ другую сторону, и оба въ нескончаемомъ ужасѣ передъ встрѣчей съ землёй.
Опять къ астроному, но уже уволенному съ выходнымъ пособiемъ въ видѣ фонаря, не въ казённой желто-звѣздной мантiи, но въ личномъ, истлѣвшемъ въ шкапу за годы службы, рваньѣ.
Отъ Царевны, пикантно разоблачённой, полощущей дорогую посуду въ знакомой, но уже пёстрой, какъ осиротевшiй звѣздочётовъ нарядъ, водѣ, къ ней же, одѣтой и обсохшей къ утру, въ компанiи спящаго подлѣ медвѣдя на красномъ поводкѣ.
И когда Ѳёдоръ съ Таисiей застали сначала ея самосудъ, ея грозную рѣшимость рубить и взвѣшивать сидя на тронѣ, а послѣ и скороспѣлый плодъ этого судилища - приговорённаго къ суровой смерти за неподобающую позу Царя-Гороха, въ той же позѣ, собственно, и повѣшеннаго, молодые люди добрались до свадьбы.
Вопреки названiю обряда, изъ трёхъ фигуръ на изображенiи, кромѣ кудряваго дудочника, что пританцовывалъ передъ Иваномъ-Царевичемъ (Ѳёдоръ всё-таки нашёлъ искомаго ранѣе молодца) и Царевной въ объятiияхъ жениха, въ венкѣ не было никого. Молодой музыкантъ орудовалъ и вмѣсто законнаго въ данномъ случае попа, и даже вмѣсто картоннаго крылатаго демона съ поросшей лопухами головой.
А послѣ свадьбы молодожёны катались по городу на шахматно-цвѣтастой двойкѣ, невѣста домывала винные кубки съ праздничнаго стола, къ нимъ заглядывала сѣдая молодуха въ бѣломъ съ прямоугольноголовой лопатой на плечѣ, ихъ почти плѣнилъ анатомически прорисованный дьяволъ-андрогинъ, приковавшiй къ насиженному камню молодую Царицу, и у нихъ наконецъ родились сынъ и дочь, что загорали въ цвѣтникѣ подъ спустившимся полюбоваться ими пучеглазымъ Солнцемъ.
Двѣ послѣднiя иллюстрацiи книги выбивались изъ сказочнаго сюжета. На одной было массовое братанiе въ декорацiяхъ оживлённаго сельскаго кладбища съ часовенкой вдалекѣ, гдѣ и мужчины, и женщины с дѣтьми крѣпко обнимались какъ на вокзалѣ. На другой - затянутое туманомъ озеро, надъ которымъ изъ сдавленнаго по бокамъ кольца свѣта, выглядывала бѣлая крѣпостная стѣна съ башенками вкругъ и золотыми куполами поверхъ.
Довольно крупный, едва не кричащiй текстъ книги былъ, въ отличiе отъ плавающихъ въ нёмъ изображенiй, почти нѣмъ.
Огромная, на вѣсь абзацъ, кованная буква "Е", словно мама-утка вела за собой безчисленныя остальныя, поменьше и поскромнѣе, что сбились группками отъ трёхъ до семи въ длинную вереницу, начинающуюся словами "Erat-vivebat Ioannes Stultus...".
Ѳёдоръ снова пролистнулъ шершавыя страницы и заключилъ:
- Боюсь, что книга написана на латыни.
- Съ чего ты взялъ?
- Смотри.
Онъ указалъ на нѣсколько словъ въ ровныхъ озимыхъ грядкахъ.
- Вотъ эти окончанiя -усъ, -нусъ. Очень похоже на латынь.
- И намъ её теперь никакъ не прочитать? - спросила Таисiя.
- А что?
- Да такъ. Просто, подумала, что въ ней что-то интересное написано.
- Вообще - интересное въ любомъ случае.
Ѳёдоръ всталъ изъ-за стола, снялъ свѣтло-сѣрый пиджакъ англiйскаго кроя, кинулъ его на охряную гладь покрывала, и разстѣгнулъ ещё три пуговицы на васильковой рубашкѣ, закатавъ рукава.
Послѣ недолгаго раздумья, онъ продолжилъ:
- Загвоздка въ томъ, насколько точенъ будетъ переводъ этой книги. А обращаться къ кому-либо за помощью я бы не сталъ.
- Я тебѣ говорила, Ѳёдь! Не ѣздилъ бы къ этой бабѣ. Что она тебѣ сказала?
- Ну, скажемъ, мнѣ стало понятно, почему такую книгу она продала за безцѣнокъ. Безплатно, если быть точнымъ.
- Краденная?
Таисiя махомъ сгребла со стола карты и уже нервно, въ ожиданiи, перекладывала ихъ небольшими порцiями изъ лѣвой руки въ правую, пока всѣ карты не оказались во второй рукѣ. Послѣ теченiе картъ начиналось въ обратную сторону: изъ правой въ лѣвую.
- Я тоже сначала такъ подумалъ, но потомъ понялъ, что тогда воровать было бы безсмысленно.
Таисiя уже не слушала. Она сѣла на ещё тёплый стулъ, подняла глаза къ потолку, тихонько шевеля пухлыми, но рѣдко смыкаемыми, губками, и, до послѣлняго не смотря, вытащила три карты на столъ. Передъ тѣмъ, какъ увидѣть ихъ, она зажмурилась, опустила голову и тутъ же, какъ пружина, рѣзко лишенная давленiя, выстрѣлила изъ-за стола со словами:
- Избавься отъ неё! Слышишь?
Это былъ взлядъ арахнофоба, что обнаружилъ мясистаго, въ буро-коричневой шубѣ, птицеѣда въ ящикѣ съ личнымъ бельёмъ.
- Что случилось?
Ѳёдоръ потянулся къ дѣвушкѣ, но она указала ему на трилистникъ картъ, брошенныхъ на столѣ.