Аннотация: По сути дела я сплясал на могиле Горького, перед этим помочившись на нее. мне сказали так. а мне плевать. я видел во сне, то что здесь написал, и если бы Горький любил тяжелую музыку, он бы меня понял...
Горький отер пот со лба и хмуро глянул на пыльное радио, что стояло на полке.
-Почему радио в пыли!? -заорал он на солдата в буденовке, который сидел за столом и жевал хлеб, -скоро песню крутить начнут!
-В-виноват товарищ Горький! -заискивающим тоном сказал солдат, вскакивая со своего места и протирая радио собственной буденовкой, -дела просто, дела! Белые -суки изо всех щелей ползут, падлы!
-Белые -шмелые, -пробормотал Горький, поправив шляпу, -плевал я на них!
Он более не удостоил красноармейца взглядом и пошел в соседнюю комнату. Солдат же смотрел вслед своему идолу.
-У вас тут, как в казарме, -пожаловался Горький, взяв со стола железную чашку и щедро плеснув в нее самогона.
Пожаловался он Ленину, который сидел на стуле, запрокинув ноги на стол, и читал письма, которые доставал из большого мешка.
-Да брось ты! -воскликнул Ленин, убирая ноги, -ты лучше глянь, что про тебя в письмах пишут! "Ваша музыка перевернула всю мою жизнь. Слушая ваши песни, я понял, в чем истинный смысл жизни! Такие люди, как вы должны понимать, что являются богатством нашей страны! Я люблю все ваши стихи и песни! Особенно песню "Мать", это то, что запало мне в душу на всю жизнь!"
-А, ерунда, -отмахнулся Горький, поморщившись, -мне самому песня не очень нравится. Я написал ее еще в юности!
-О мама! Мама! О дай мне шанс! -начал скандировать Ленин, потрясывая головой и изображая, что играет на электрогитаре, -Твои слезы омоют кресты! Ты не видишь, что я сжег все мосты!
-Заткнись уже Ленин, -не на шутку рассердился Горький, -хватит орать, а то я тебя сейчас!...
Он не успевает произнести до конца свою угрозу, а тем более привести ее в исполнение. В комнату ворвался красноармеец в буденовке, держа в руках радио. Радио орет благим матом, голосом Горького:
На Дне! Как страшно оказаться на Дне!
Здесь не видно правды о самом себе!
На Дне! Твои слезы Артист, -лишь круги на воде!
На Дне! Все вы души, что горят в адском Огне!
Молодцы, -улыбнулся Горький глядя на радио, -все-таки точно поставили сволочи, как и обещали!
-Еще бы не поставили! -фыркнул Ленин, все еще держа в руках письма, -это же золотая жила для радио...
-Это был новых хит Горького "На дне", - раздался из приемника голос диктора, -Как всегда безупречно в сфере металлической музыки. Хочу напомнить вам, дорогие мои товарищи, что песня Горького скоро может занять в нашей "Ленинской десятке", одно из самых высоких мест. Да и не забудьте, что не за горами концерт, где...
-Все, вырубай! -заорал Горький опрокинув чашку с самогоном, -дальше атцтой!
Красноармеец быстро свалил, сжимая заветный приемник, а Горький откинулся на стуле.
-Эх, Ленин, -вздохнул он, -если бы ты только знал, как мне тяжело!
-Можешь представить, и мне не легче, -ответил Ленин, разворачивая очередное письмо, -хочешь, почитаю что пишут?
-Давай уж, -слегка подумав ответил Горький, -надо знать, о чем думает народ!
-"Я до конца дней, -начал Ленин читать письмо, -буду помнить ваш первый альбом, "Песня о Буревестнике". Я так долго ждала когда наконец смогу купить эту пластинку. А когда пришла домой и включила ее, поняла что Вы -Бог! Моя любимая песня "Макар Чудра", мне кажется, вы ее исполнили лучше всего. А когда раздался звук рвущихся снарядов, когда вы пели песню "Рождение Человека", я решила, что до вас музыки просто не было! С уважением Маша".
-Эка Машу торкнуло, -ухмыльнулся Ленин дочитав письмо, -похоже твои фанатки скоро начнут брать штурмом ЧК, дабы выяснить у Феликса, где ты живешь.
Горький улыбнулся в усы. Что ни говори, а ему льстило такое внимание, хоть он и не был тщеславным.
-Ага, -сказал он, -скоро концерт и я лишь догадываюсь что будет с толпой там.
-Вот это высокомерие, -присвистнул Ленин, -не думал что ты так заговоришь! Ты, кстати, не забыл, что должен говорить во время концерта?
-Да помню все! -огрызнулся Горький.
Красные круто, белые -казлы.
Все что они думают, нам до...
-...Хорошо раз помнишь, -Ленин погладил бородку, -Жаль только, что отказался песню написать про царя, как я тебя просил.
-Я написал, -Горький изогнул бровь, -просто текст еще не нашел своей музыки, а по-другому я не могу, ты же знаешь. Так что на концерте не получится исполнить.
-Жаль, жаль, -Ленин выглядел расстроенным. -Ну хоть текст прочитай, чтобы я оценил!
Горький откашлялся и пожевал усы. Затем нахмурился и начал:
Посланник Бога на этой земле,
Ты ли смотрел в звездную гладь неба?
Ты ли плакал смертной слезой, в час,
Когда он был убит человеческой злобой?
Ты ли просил его о прощении?
Или на коленях желал откупиться?
Твоя правда в том, что ты болен лестью
За тридцать серебряников не тебя предали!
Боль твоя не станет наградой за грехи и
Плач извечный!
Твоя скорбь -это только пыльца неба!
В адской Шеоле пламенной...
-Там еще две страницы, -помявшись сказал Горький, -ну как?
-Слишком мало драматизма во фразе, -с пафосом ответил Горький, -не вяжется с основным текстом.
-М-да, -пробормотал Ленин, явно ничего не поняв. -Мог бы соврать, что не написал.
-Знаешь что, -рассердился Горький, -скажи спасибо, что я ваще про твой сраный коммунизм со сцены говорю!
-Ну-ка полегче про коммунизм! -повысил голос Ленин, -я ведь могу и группу "МаЯковский Тлен", спонсировать так же легко как и тебя!
Давай! -крикнул Горький, -они со своими скрипками и драм машинами недалеко уедут!
-Знаешь что! -Ленин поднял сухой пальчик, но помедлив немного, опустил его. Видно и, правда, понял, что музыка Горького НАМНОГО лучше, чем у Маяковского.
-Ну что мы в самом деле, -сказал Ленин, поглаживая бороду и отирая лысину, на которой выступила испарина, -как дети малые. Прости, а?
-Да и ты, -сказал Горький расслабившись и подобрев, -я ведь очень тебе благодарен за помощь! И за то, что ты организовываешь этот концерт!
Они пожали друг другу руки, и выпили по стакану самогона в знак примирения. Затем еще, и еще. Вскоре два пьяных друга напились до усрачки, и орали песню Горького, "Коновалов".
Коновалов еге-гей!
Растудыть твою скорей!
Запрягай скорей коней!
И скачи вдоль тех аллей!
Коновалов!
Коновалов!
Запрягай своих коней!
* * *
Наступил день долгожданного концерта. На каждом углу города были развешаны плакаты, на которых яркой тушью, были намалеваны слова:
Горький!
СУПЕРКОНЦЕРТ!
НОВАЯ ПРОГРАММА "ЧЕЛКАШ!"
ГРАНДИОЗНОЕ МЕГА -ШОУ!
Чуть выше этой надписи был портрет Горького. Самый его любимый, тот, где он в кожаных штанах, подтяжках и шляпе орет в микрофон с подставкой.
Народу набралось столько, что Феликс боялся возможности терракта, он постоянно поправлял очки и дергал себя за бороду. Как начальник службы безопасности Феликс должен был смотреть, чтобы все прошло гладко. И вроде, пока все было спокойно, несмотря на обилие народа. Публика, кстати, подобралась разношерстная. Крестьяне в лаптях и веревках, заменяющих ремень. Солдаты в шинелях и кирзовых сапогах, солидные люди во фраках, один даже с моноклем. Феликс заметил группу людей в мундирах белой гвардии и ржавых цепях на груди. Ну, тут волноваться нечего, это всего лишь маскарад.
Через час публика заполнила площадь, которую до этого оцепили войны ЧК и стала скандировать: "ГОРЬ-КИЙ! ГОРЬ-КИЙ! ГОРЬ-КИЙ!"
Однако, сам Горький не спешил выходить на сцену. Он стоял и курил, о чем-то болтая с Лениным.
-Волнуешься? -спросил тот улыбнувшись, и показав ряд платиновых зубов, -все же первый концерт в этом городе!
-Вовсе нет, -ответил Горький, глубоко затянувшись, и выпустив сизый дым через усы, -думаю все будет гладко.
Он поправил свой огнеупорный плащ, поправил высокие сапоги со здоровенными железными носами и серую шляпу. Горький не имел никакой одежды, кроме своего плаща и кожаных штанов, ставших уже традиционными (как и шляпа).
Он медленно прошагал вперед мимо Феликса, который внимательно оглядел Горького, дабы убедиться, что тот в порядке.
Занавес раздвинулся, и он шагнул вперед. Мигом его окутали вопли и радостные крики. Он стоял, высоко подняв руки, около минуты, слушая эту животную энергетику.
-Привет ребята, -прохрипел Горький в микрофон, -как дела!?
-А-а-а! О-о-о! -в ответ.
-Готовы оторваться?
-ДА! -так что трясутся стены!
Горький берет в руку гитару и начинает. К нему присоединяется бас-гитарист, барабанщик и клавишник. Все кругом тонет в умопомрачительном звуке тяжелого металла. Горький решил начать со "Старухи Изергиль".
Ночь! Сковала льдом и туманом тебя!
Но! в одиноком окне горит свет!
Я знаю! там кто-то ждет меня!
И медленно варит в кастрюле обед!
Он орал в микрофон, выбивая ритм своими ногами. Кругом начали рваться петарды, брызжа яркими искрами. Но благо, огнеупорный плащ хорошо защищал!
Я знаю близиться сумрак!
Но он не возьмет власть надо мной!
Ведь я верю, что друг мой
Всегда рядом, как солнце с тобой!
О-о-о! Он всегда наставит меня!
О-о-о! Мой друг добр как целый мир!
О-о-о! Он всегда обогреет меня!
Мой друг -старуха Изергиль!...
Отыграв эту песню, он сразу же перешел к "Емельяну Пиляю", тоже одной из самых тяжелый вещей. Затем были "Озорник" и лирическая - "Супруги Орловы". Горький отрывался по полной, вместе с залом, и получал настоящее удовольствие от концерта. В восторге был также и Ленин, который стоял на балконе высокого дома и топал ножкой в такт песням. Нервничал только Феликс, он все время бегал от одного ограждения к другому и смотрел, не пронес ли кто из крестьян бомбу.
-Спасибо ребята, -солидно сказал Горький, когда концерт уже подходил к концу, -я рад всех вас сегодня видеть!
Дружный вопль.
-Хочу поблагодарить своих друзей за инструментами, а также Феликса, который следил за порядком. Огромное спасибо Ленину, он и правда, помог нам!
При упоминании этого имени начинают визжать девчонки.
-Вступайте в красную армию ребята! -продолжает Горький, -там есть ВСЕ! Ведь коммунизм это счастье!
ОЧЕНЬ громкий вопль.
-А теперь последняя песня. Она называется "Память о прошлом". Ее написал не я, но стихи положены на мою музыку. Это песня нравится мне, надеюсь, и вы ее оцените.
Память о прошлом не долговечна порой
Пушкин и Лермонтов кажутся щас нам игрой!
Но крепким идолом камень поэтов стоит,
В грозном молчанье он величаво горит!
Память о прошлом... Черный Передел!
* * *
Концерт отыграли, и вскоре все разошлись. Остались только банки из под меда хмельного, да россыпи махорки. Вялые уборщики сгребали все это в кучи, а затем сжигали. Матросы разбирали декорации, свинчивали сцену.
-Гениально! -воскликнул Ленин, шагая среди этого дерьма рядом с Горьким. -Следом за ними семенил Феликс. Он к чему-то приглядывался.
-Это просто класс! -продолжал Ленин, -я и не ожидал что все так выйдет!
-Да, все отлично, -пробормотал Горький, чувствуя некую пустоту внутри себя. Странно, раньше он ничего подобного не испытывал.
-Отлично? -переспросил Ленин, -да это просто фантастика! Я сейчас же отошлю телеграмму Троцкому, чтобы готовил свой паровоз! У нас будет турне по всей стране! Ты как?
-О, это будет что-то! -восклицает Ленин, -ну я побежал звонить! Да-да! Коммунизм будет везде!
Он побежал куда-то вперед, а за ним Феликс. Горький же задумчиво продолжил свой путь, до тех пор, пока не понял, что стоит перед сценой.
-С чего мне так тоскливо, -пробормотал он, -вроде концерт отменный, да вот что-то не то...
Он сел на краешек сцены и прислушивался к тому, как матросы разбирают ее. Поглядев на землю, он увидел смятый плакат Маяковского. Должно быть, кто-то протащил сюда. Но зачем?
Горький вглядывался в лицо музыканта-поэта и кажется, что-то понимал для себя.
-Эй ты! -вдруг крикнул он одному из мужиков-уборщиков, -ты знаешь кто я?
Мужик немного замялся, не зная что ответить. Похоже, фигура важная, да и морда знакомая, но где видел? Для Горького это было немного странно, ведь мужик убирался как раз на его концерте.
-Не знаю барин кто вы, хоть режьте! -честно ответил мужик, -вроде видел вас где.
-Я пел тут несколько часов назад, дурак!
-Ах да!
-Ну а кто это? -спросил Горький подняв плакат Маяковского. -Знаешь?