Василий Земушкин напился. И не в первый раз. Кто такой Василий Зёмушкин, и почему он напился - об этом потом. Следует признать, любил мужчина выпить, водился за ним мелкий грешок или, лучше сказать, слабость. Хотя самого Василия слабым не назовешь. Метр девяносто три, ботинки - сорок пятый, а рубашка - пятьдесят четвертый. Клетчатая рубашка, Василий всегда носил рубашки в крупную клетку, вроде тех, что носят ковбои. А вот сапоги не носил - жарко в них летом, нога опять потеет, хотя в остальном удобно - кремом почистил, и как новые. Сносу нет, носи себе и носи. Хочешь - в лужу ступи, хочешь в навоз - последствий никаких. Вытер клочком травы, если желаешь выглядеть достойным, и ступай себе дальше... еще до одной лужи.
Василий числился оператором котельни, так, по крайней мере, записали в его трудовой книжке. Уже третьей. Первую книжку он потерял и вторую тоже, поэтому завели новую - третью. А тезка Василия - Василий Аркадьевич ничего не сказал, молча открыл ящик своего стола и минут пять вносил все необходимые атрибуты.
- Фамилия? - произнес он строгим голосом
- Чья?
- Не моя же! - сдерживая раздражение, ответил Василий Аркадьевич.
- А ты не знаешь?
- Не груби.
- Земушкин, через одно "н", - напомнил Земушкин и чиркнул спичкой, закуривая папироску.
- Дата рождения?
- Шестнадцатое июля одна тысяча пятьдесят восьмого года. Образование среднее.
- Знаю.
- А если знаешь, зачем спрашиваешь?
Василий Аркадьевич вытер вспотевший лоб - окна в помещении не открывались еще с прошлого года, и законопатили их основательно. Конопатил лично Василий Аркадьевич два вечера, ваты извел немеренно, а затем еще полоски нарезал из газет и клеил крахмалом.
- Порядок такой. Это документ, мало ли что я знаю, должен сам сказать. Как скажешь, так и запишем.
- А мне и записывать нечего.
- Я же говорю, порядок таков, Не я его придумал..., и прекрати курить.
Земушки глянул на папироску, а уж потом на Василия Аркадьевича.
- А ты так и не куришь?
- Не курю, и тебе не советую. Кроме здоровья денег уходит тьма.
- Денег уходит немеренно, - согласился Земушкин, - а как бросить? Можно попробовать, а чем тогда заниматься?
- В смысле?
- В прямом смысле, чем заниматься? В перекур-то чем изволишь заниматься?
Василий Аркадьевич еще раз вытер лоб и, вроде, задумался.
- Спросишь тоже, чем хочешь, тем и занимайся. Воздухом подыши, газетку почитай.
- Газетку? - Земушкин выпустил синее ядовитое облако дыма, - я ее уже всю прочитал от корки до корки.
- Не понял?
- А что тут не понять? Прочитал, говорю, я твою газету от корки до корки.
- Какую газету? - Василий Аркадьевич отложил ручку и принялся что-то искать - двигал ящиками стола.
- Ну, там фото еще было, тетка знаменитая к нам в Россию приехала на старости лет. Актриса итальянская, я ее по молодости в фильме видел, модель, грудастая такая, зверей защищает.
- Каких зверей?
- А мне откуда знать! - удивился Земушкин, - в газете об этом не писали. Сказали, что защищает, а каких именно - не написали. Наверно, слонов или бегемотов, а может, и не бегемотов. Я так понял: с людьми ей теперь неинтересно, вот она и решала, самое время защищать зверей.
- Твою мать.
- Я тоже так подумал, - признался Земушкин и выпустил еще одно ядовитое облако дыма. - Зверей, конечно, жалко, но и людей бывает жалко. Взять, к примеру, Сальникова. Все ему завидуют, вот и ты, наверно, завидуешь. Я точно завидую. Головастый мужик, дом, семья, не курит, не пьет, спросишь, всегда до получки даст.
- Посмотри-ка там, - перебил Василий Аркадьевич, - куда я ее, твою мать, положил?
- Кого?
- Да печать! Еще сегодня в руках держал.
- А зачем тебе печать?- Земушкин заглянул на полку, однако кроме старых газет и пыли ничего не нашел.
- Мне она и на хрен не нужна, а вот тебя без печати никуда не примут. Это же документ! А какой документ без печати?
- Подожди, - Земушкин замешкался, не зная, либо продолжить поиск исчезнувшей в неизвестном направлении печати, либо выбросить к тому времени уже потухшую папироску. - А ты меня, Аркадьевич, без печати прими.
- Без печати нельзя!
- Потом поставишь, как найдешь, так и поставишь, мне не к спеху.
- Неположено, - упирается Василий Аркадьевич, - а если вдруг завтра проверка или еще чего?
- Да кто же тебя проверять будет? Ты же начальник! - удивился Земушкин, окидывая пытливым взором возможные маршруты предстоящего поиска.
- А-а-а-а! Вот она! В стол закатилась, сука, - сообщил довольный Василий Аркадьевич и показал большую деревянную печать, похожую на шахматную фигуру.
- Видишь, нашлась, - не менее довольный ответил Земушкин и сел на стул.
- Так, что ты там про Сальникова говорил?
- Про Сальникова? Я про зверей говорил... даже не про зверей, а говорил я, - Василий почесал за ухом, - про эту бабу, ну, которая к нам приезжала из Италии.
- Актриса?
- Она теперь не актриса, деятель она, общественно- политический деятель. А звери, вроде как хобби. Как для меня папироска, так для нее звери, но только в другом масштабе.
- А к нам чего приезжала? - уточнил Василий Аркадьевич.
- Пригласили, наверно, - высказал свою версию Земушкин, - вот я, к примеру, как к тебе в гости приду, если ты меня не звал? К Сальникову, скажем, может, и сходил бы.
- До получки занять?
- Я ему долг еще на прошлой неделе отдал, - с гордостью сообщил Земушкин.
- Так уж и отдал?
- Говорю же - отдал!
- Интересно, из каких таких денег? - сузив глазки, спросил Василий Аркадьевич и сделал ход конем - хлопнул печатью в новой, уже третьей по счету трудовой книжке Земушкина.
- А вот это, дорогой, не твоего ума дело.
- Знаем мы ваши тайны Мадридского двора. Баню рубили, верно?
- Верно, за неделю поставили. Я, дорогой, бани жуть как люблю ставить. Чего другого силком не затащишь, а бани моя слабость. И каждый раз, как в первый класс - тоже волнение и вот тут щемит.
- Это еще почему? - Василий Аркадьевич набрал полные легкие воздуха и принялся дуть на печать.
- А и сам не знаю, щемит и все тут. Вероятно, призвание.
- Так шел бы плотником, хочешь, я с Горбуновым поговорю?
- Ты не понял, ящики стругать и бани ставить - не одно и то же. Тут фантазия требуется, мысль, а ящики... с ума сойдешь уже на второй день. Знаешь, сколько я срубов поставил? Не знаешь, а я тебе скажу - десятка два.
- Так уж и два! Это ты загнул!
- Ну, не два, - вдруг согласился Земушкин, - все одно много, в былые времена прежде баню ставили, а уж потом дом. И в бане жили.
- А зачем уходил?
- Я-то? Надоело, и работы никакой, зимой еще ладно, а летом-то что делать? Газеты читать? Так я же говорю, прочитал я твою газету. И не один раз.
- Подожди, так ты одну газету всю зиму читал? - неожиданно сообразил Василий Аркадидьевич.
- Одну. Закинешь в топку уголька и читаешь минут пять, а потом вновь за лопату. Не книжку же читать - грязь кругом. Книжку же жалко, а газету, вроде, получается, не жалко. Да и читать газету можно с любой страницы. С другой стороны, информация там полезная встречается. Вот и с этой актрисой, откуда бы я узнал, что она к нам приезжала?
- Да она уже и забыла, что приезжала, - Василий Аркадьевич критический осмотрел результаты своего труда, а именно - как он заполнил трудовую книжку Земушкина, - газета-то старая, год, поди, уже прошел. И сколько вам за баню заплатили?
- Пятьдесят на пятьдесят, все честно, половина аванс, а вторая по завершению. Довольными остались, я и сам остался бы довольным - аккуратно и в срок. В восемь начнем, в восемь закончим. Ни капли спиртного.
- Даже пива?
- Аркадьевич, это же призвание, а кто будет музе крылья ломать?
- А деньги куда пропали?
Земушкин отвел глаза и поправил ворот своей рубахи в клеточку.
- Никуда они не пропадали. Пропили мы их.
- Все?
- Ну, почему все. На газету вот подписался, ну, там, где эта актриса из Италии. Вдруг опять приедет? Защитит у себя всех зверей и к нам приедет помогать. Наших - то тоже надо защищать, чем они хуже?
- У нас слонов нет, - друг напомнил Василий Аркадьевич, - и бегемотов тоже нет.
- А она защищает только слонов?
- Ты меня спрашиваешь? Кто из нас об этой бабе читал, ты или я?
Земушкин смутился.
- Так если она деятель, какая разница, кого защищать? Мне, откровенно, не понятно, Аркадьевич, чего она зверей-то защищает? Они же сами себя всю жизнь защищали, а потом если ты такой гуманный, прояви благородство и защищай, к примеру, сирот или убогих.
- Нет у них сирот, - проявив глубокую эрудицию, выдал Василий Аркадьевич.
- Как?!
- Да так, нет и все!
- А куда же они все подевались, сироты-то? - явно сбитый с толку, поразился Земушкин, отказываясь поверить в услышанное.
- Закончились.
- Как закончились!
- Как пиво раньше в магазине у нас заканчивалось, так и сироты у них в Италии закончились. Расхватали всех.
Земушкин внимательно глянул на Василия Аркадьевича, вдруг шельма шутит таким образом? Юмор, штука коварная, но собеседник, похоже, говорил серьезно.
- Когда приступишь?
- Как скажешь, так и приступлю. Можно завтра, можно послезавтра - как скажешь. А что делать?
На этот раз уже Василий Аркадьевич внимательно изучал Земушкина.
- Для начала порядок наведешь, дверь поправишь, профилактику выполнишь.
- Чего?
- Воздух из системы спустишь, ты же как ушел, так все и осталось, а зима не за горами.
- Аркадьевич.
- Чего тебе?
- А что она приезжала?
- Тебе же русским языком написали: за зверями присматривать. Может, у женщины семейная жизнь не удалась. Мужики, они хуже зверей, вот возьми того же Сальникова. Он же страшней любого лютого зверя. Жена у него, ты когда последний раз ее на людях видел? Не помнишь. И я не помню, и никто не помнит, сущий зверь.
- Есть такое дело, Мишка мужик строгий, всех в узде держит, что жена, что ребятня - разницы никакой. Говорит: если хочешь заработать, иди ко мне, но только у меня сухой закон.
- Ишь, каков! - возмутился Василий Аркадьевич, - правительство не решилось, а он сухой закон! Он что, умней правительства?
Земушкин не ожидал столь мощной поддержки со стороны, как, впрочем, и фразы, которую произнес в ответ.
- Выходит, умней.
- Ты чего несешь-то!
- А я тебе так, Аркадьевич, скажу, - продолжил дискуссию Земушкин, - с нашим народом нужно строго, как Сальников. Мишке в самый раз в министры, я бы за него проголосовал бы точно.
- Для начала, чтобы ты знал, - Василий Аркадьевич тоже решил не сдаваться и смело вступил в спор, - министров назначает глава кабинета, а голосовать... на дороге голосуй. Губернаторов нынче и тех назначают.
- Как назначают? Я голосовать ходил, отлично помню, этот, как его, бюллетень заполнял.
- Ха! - Василий Аркадьевич понял, что противник у него явно отстал от жизни, - так когда это было? Нужно не про баб читать из Италии, а про новости из столицы. Кончилась их лафа, губернаторов нынче президент назначает.
- Президент?
- Президент, Василий, президент.
- Получается, мне больше голосовать не нужно? - несколько расстроенный уточнил Земушкин.
- А зачем народ от дела отрывать? Пусть трудится в поле или в другом каком месте.
- Жалко.
- Кого жалко?
Земушкин промолчал. Кроме того, что он подписался на газету, так и рубашку белую купил. А куда теперь в ней идти? - Некуда! Выходит, можно было еще пару бутылок купить и не жадничать. Как его уговаривали мужики, а он уперся рогом и ни в какую. Тысячу лет не носил белую рубашку и еще тысячу не наденет. Обидно. А в газете про тот указ ничего не писали, это точно! Он же ее от корки до корки, сначала в одну сторону, а потом в другую, и ни строчки! Про бабу из Италии писали, куда лучше ехать в отпуск, чтобы не обманули, деньги в какие банки нести, чтобы тоже не обманули - много полезной информации.
- Лопата нужна! - поставил условие Земушкин.
- Какая еще лопата?
- Новая!
- Лопат нет, из дома возьмешь, есть замки импортные с секретом.
- Аркадьевич, ты что смеешься! На кой хрен мне замок? Что охранять в кочегарке?
- Дурья твоя голова, - хитро улыбнулся Василий Аркадьевич, - я же подсказываю: импортные с секретом! Поменяешь на десять лопат! Только я тебе ничего не говорил.
- А-а-а-а! Вроде инициативы?
- Ну, конечно! Проверь данные, - и протянул Земушкину новую трудовую книжку, - ошибки исключаются, но на всякий случай. Порядок есть порядок.
Из конторы Василий вышел в приподнятом настроении. Лопату он найдет - это не вопрос, и замок пристроит. Сам и врежет... в дверь новой бани. За часик, если с перекуром, а если не торопиться - за полтора. Получается,... настроение еще улучшилось, получается,... не может быть! Месячная зарплата! А если и рубашку продать? Отличная, прекрасная белая рубашка. И, кстати сказать, тоже импортная!