Генерал любил свою работу, что случается, согласитесь, крайне редко. Она его влекла, как молоденькая и стройная девушка, а он в свою очередь отдавался ей полностью. Почему как девушка? Вероятно, по причине постоянной новизны и непредсказуемости характера. Работа Генерала заключалась в том, чтобы знать все, о чем думают другие. Иногда у него это получалось, чаще - нет. Вероятно, потому, что род людской был наделен удивительной способностью, отличающей его от всего одушевленного в этом мире. Способностью думать одно, а говорить совсем другое. Еще добавим - делать третье. Генерал не являлся исключением из правил и поступал точно так же, следуя, возможно, одному из главных законов самосохранения. Однако в один прекрасный момент пришло странное открытие, заставившее его крепко и основательно задуматься.
- Необходим порядок, - размышлял он, - и в голове тоже. Сколько у меня замов? - Три.
И тут гениальная идея, порхая словно голубка, влетела в него.
Мистическая цифра три! Вот оно! И прежде чем Генерал осознал, что происходит, он сначала раздвоился, а через секунду в нем уже присутствовали трое.
- Удобно и оправдано! - воскликнул Генерал и тут же четко распределил обязанности. Если первые два думали и говорили, то третий стал исполнителем. Каждый отвечал за порученный ему участок и не вмешивался в дела другого. Все трое условия приняли и свободно уместились в голове. Голова, действительно, оказалось большой, и места хватило всем, даже еще немного осталось.
- Что у нас там нового? - спросил Генерал, обращаясь к самому себе, таким образом, настраивая себя на работу.
- Сейчас выясним, - отвечал первый Генерал и давал указания своему коллеге. Третий в это время отдыхал.
Жизнь в столице бурлила, и каждый день что-нибудь происходило. Люди вставали, пили чай или кофе, читали газеты, слушали радио, отправлялись на работу, у кого она была, или никуда не отправлялись и работали дома. Мыли, стирали, говорили по телефону, или просто так. Садились в машины, у кого эти машины были, бежали на автобус или в метро. При этом одни двигались на север, а другие на юг. Они встречались и расходились, приезжали и уезжали. Короче говоря, копошились в соответствии с тем заданием, которое считали важным в данный момент. Все это и создавало иллюзию жизни, которая всем так хорошо знакома. Однако настоящая жизнь происходит не тут. Не на улицах городов и поселков, разбросанных по свету, а в закрытых для постороннего глаза, упрятанных подальше от суматохи и шума кабинетах. Именно здесь, в тиши и неподвижности она зарождается, набирает силу, а затем материализуется и выходит наружу.
- Очень много интересного, - замечал Генерал, читая очередную справку и делая пометки, чтобы затем превратить их в эмбрионы и при удачных обстоятельствах дать возможность стать жизнью.
- А этот зачем туда поехал? - спрашивал затем служивый.
- Так мы с вами все согласовали! - отвечали ему.
- Тогда можно, - соглашался он и продолжал читать дальше.
- Вот это уже серьезно, - делал еще одну пометку Генерал, - нужно будет доложить. Но не сразу, а потом. Торопиться не будем, а поглядим, что он там еще выкинет. - Вновь наступала тишина, и работа мысли продолжалась.
- А этот чей?
- Пока - ничей, - отвечали ему.
- Как так? Посмотрите на него, обязательно посмотрите.
- Материалы принести сейчас или потом?
- А говорили ничей! - смеялся Генерал, - будет наш. С потрохами и со всеми своими фракциями и акциями. Сколько можно на себя работать, пора подумать и об отечестве. Запамятовали, кто взрастил и на ноги поставил!
Третий генерал просыпался и ждал команды, но ему напоминали, что на доклад идти завтра, сегодня еще не время.
- Господи, как я от него устал, - подумал Дон Педро, после того как отвез Депутата в гостиницу. - Измочалил всего, хотя в футболе, действительно, разбирается. А ручищи какие! Чуть кисть не вывернул.
Он достал телефон и набрал номер.
- Добрый вечер, уважаемый. Все прошло хорошо. Да, снимки у меня, - он погладил свои усы, слушая собеседника.
- Конечно, конечно. Я сам вам их привезу. ... Нет, не в курсе. Я в этом уверен. ... Это для меня большая честь. Спокойной ночи. До встречи.
Режиссер в это время сидел в президиуме и делал вид, что слушает. Несли всякий вздор и чепуху. Об этом знали все: и те, кто с достоинством расположился на небольшой сцене, и слушатели, представленные большей частью работниками культуры, искусства и корреспондентами различных печатных издательств. Он с тоской глядел на зал и ковырял пальцем в ухе. Конечно, можно было и в нос залезть, но такой необходимости не возникало. Забрел Режиссер сюда случайно в надежде встретить нужных людей, но как оказалось, сделал это напрасно. Говорили о том, как творческим работникам внести свежие мысли в общество, избавиться от проникающего иноземного влияния, незаметно и коварно одерживающего одну победу за другой не только в сражениях местного значения, но и на всем постсоветском пространстве.
- А как вы думаете? - вдруг спросили Режиссера.
- Хотите честно?
- Будьте так добры.
Режиссер встал из-за стола и расправил галифе. Потом прошелся взад и вперед, поскрипывая сапогами.
- Обступили со всех сторон? Решили, что кончилась Россия? Он положил кисть на рукоятку шашки и выдержал паузу. Затем резко выхватил клинок.
- Вжжжжик, вжжжжик, вжжжжик, всех их в капусту.....
- Повторить? Для непонятливых.
- Вжжжжик, вжжжжик, вжжжжик, всех... и остальных тоже.
- Вот вам мой ответ. Убедительно?
Затем вложил клинок обратно и сел за стол.
- Что вы думаете? - все с интересом смотрели на Режиссера.
- Коллеги, - для начала он улыбнулся, приглашая поучаствовать внутреннюю красоту. - Не нужно бояться перемен. Чем сложней цивилизация, тем труднее приспособиться. Долгие годы страна и общество пребывали в застое. Да, все выглядело относительно спокойно и комфортно. А знаете ли вы, что каждые десять лет человечество должно заново учиться искусству жизни? Получается, что мы второгодники, безнадежно отставшие и обленившиеся! Настоящий признак нации - способность отказаться от права на спокойную и праздную жизнь. Но во главе должны встать люди, свободные от предубеждений, мелочных страстей, обладающие мужеством и искренностью. Что происходит сейчас? Мы вынуждены расплачиваться за утерянное время. Время, которое в отличие от нас, ушло далеко вперед, изменив требования так, что мы просто оказались к ним не готовы. Подменив настоящие ценности, мы уверовали, что достигнем их без особых усилий, просто ожидая, как прихода весны после затянувшего мрака и темноты. Мир постоянно изменяется, поэтому считаю наивным стремиться назад, вернуть невозможное, уже себя пережившее, каким бы приятным и милым сердцу обывателя оно не казалось. Есть иные духовные ценности, не подверженные влиянию времени и смене цивилизаций. Именно к ним и должен быть обращен наш взор. Эта та основа, которая позволит не так болезненно наверстать упущенные десятилетия...
Зал молчал, словно превратился в студентов - первокурсников, жадно вслушивающихся в каждое слово преподавателя.
- Кажется, опять не туда занесло, - немного расстроился Режиссер и почесал за ухом.
- А, правда, что вы собираетесь снимать новый фильм? - нарушил тишину женский голос.
- Об этом говорить еще рано.
- Это будет исторический фильм?
- Я же сказал, говорить еще рано, - ответил Режиссер, удивляясь оперативности газетчиков.
- Вы не могли бы рассказать подробнее? - настаивал журналист.
- Если это вам действительно интересно, извольте, хотя, - он сделал паузу, - по правде говоря, трудно предвидеть, как все получится. С возрастом многое меняется, происходит переосмысление многих жизненных принципов. Бояться этого не следует. Суть вещей порой лучше видится издалека.
- Вы имеете в виду психологическую драму?
- Я не стремлюсь оставаться в рамках одной конкретной сюжетной линии.
Помните, существовало такое понятие социалистический реализм?
Режиссер преднамеренно задал такой вопрос, так как молодой корреспондент не поспевал за мыслями Режиссера, от чего даже раскраснелся.
- Я не ошибусь, если скажу, что многие с удовольствием смотрят старые фильмы, которые создавались в непростых условиях. Для нашей молодежи это своеобразное ретро, для моего поколения - лучшее время жизни. Однако обратите внимание, смотрят все! Потому, что там все искренне и правдиво. Да, нас заставляли формировать образ положительного героя. Вы только вдумайтесь! Формировать! Человек создает, прежде всего, себя сам. Он и появился на этот свет с одной единственной задачей. А какая она, эта задача, может, и цель его жизни? Некоторые так и не поймут, прожив сто лет. А другим - и шестнадцати достаточно. Я не пытаюсь кого-нибудь учить, да это и глупо. Я пытаюсь заставить думать. Думать о своем предназначении каждого человека. Говорят, наступили трудные времена. А когда они были легкими для нашего народа?
- Значит, это будет политико-историческое произведение? - не удержался еще один журналист.
- Скажу так, "мыльной оперы" не будет, к сожалению любителей этого жанра. Как не будет ничего нового, авангардного, хотя, как знать! Художник - натура поиска. И в своем поиске его может занести, куда угодно. А осуждать его не следует, если что-то с первого взгляда кажется непонятным.
Впервые за много лет, он почувствовал, что сказал правильно, именно так как хотел. Возможно, произошло все потому, что его не стали терзать вопросами, которые сбивали с мысли и пробуждали скрытую агрессию. Его не обвиняли в закулисной борьбе, связями с " сильными мира сего", участии в светских тусовках и других грехах. А он сам не потешался как прежде над публикой, осознавая, что завтра напечатают то, что вообще не говорил, не думал, не делал и делать не собирался. Он действительно устал читать этот бред и внутренне переживал, что вновь не поняли, или намеренно исказили его мысли. Поэтому так долго молчал. Все что надо, он уже сказал. Талантливо, с размахом всей русской души, и этого хватит на сотню других.
Самое неприятное в важных делах кому-то давать поручение. Даже если человек толковый и сообразительный, существует опасность, что сделают не так. Или перевыполнят, или наоборот, что-нибудь забудут. Можно, конечно, исполнить самому. Некоторые так и поступают, а есть товарищи, которые только дают поручения, проводят инструктажи, объясняют, на что обратить внимание, не забыть, учесть, и массу всяких необходимых замечаний. И все равно не получается! Не получается, как хотели, или как следовало. Морока сплошная. А самому нельзя. Не успевает, потому что его, в свою очередь, точно также инструктируют и говорят, как сделать это и выполнить то.
Когда Адвайзову сообщили, что нашли верного человека, который все выполнит, он очень обрадовался. Не нужно покупать билеты, ехать куда-то. Удобно и лишних проблем никаких. Но когда узнал, кому поручили столь важное задание, изменил свое мнение.
- Вы что, с ума сошли? - он так и сказал.
- А что тут плохого? - вопросом ответили ему.
- Он же депутат!
- У нас теперь все депутаты.
- Он же дело угробит! - возражал Адвайзов.
- Это он любого угробит! Вон, какие ручищи! Ни в какие карманы не помещаются.
- Ну, смотрите, - предупредил Советник.
- Смотреть не будем, а лучше позвоним. Проверим результаты переговоров.
- Переговорщика нашли, - расстроился Адвайзов, хотя и старался контролировать себя как внешне, так и внутренне.
-7-
- Святая Дева Мария! Что это такое? - спросил настолько уважаемый человек, что его имя вообще никто никогда не произносил в слух.
- Это общий план, - разъяснил Дон Педро.
- Я понимаю, что общий план. Что это такое?
- Вероятно, герой их мифологии, - высказал свою идею Дон Педро.
- Насколько я помню, у них медведь герой, - возразил уважаемый и поправил живот в среднее положение.
Если отличительной чертой Дона Педро являлись усы, у Депутата - огромные и сильные руки, то у нового персонажа главной особенностью был живот. Очень внушительный и объемный, имеющий тенденцию перемещаться то влево, то вправо. При ходьбе, или точнее, при перемещении своего хозяина, живот загораживал дорогу и скрывал все, что находилось на расстоянии нескольких метров. Однако данное обстоятельство совсем не мешало нормально жить и даже размножаться. Для многих оставалось загадкой, как это может происходить. Но факты упрямая вещь. Они появлялись через одинаковый интервал - румяные, черноголовые и голосистые, как и положено в доброй католической семье. Самое интересное, что звали уважаемого Пузо. Для русских это понятно, и может вызвать улыбку. Для иностранцев равным счетом ничего не значит.
- Вероятно, герой их мифологии, - повторил Дон Педро.
- И как мы это повезем?
- Погрузим на судно, и оно само поплывет.
- А затем?
- Место подберем, комиссию учредим из достойных граждан, дебаты проведем...
- Понятно, - перебил Пузо, - а до комиссии, все продумали?
- А как же! Груз - ценный, рисковать нельзя.
- Ну, и что?
- Все сделают так, что комар носа не подточит.
- Успеют ко времени?
- Еще немного осталось, работают.
- А этот русский? - спросил Пузо.
- Его в темную, и наши и ваши.
- Как всегда?
- Как всегда, - подтвердил Дон Педро, готовый к новым вопросам. Однако его собеседник замолчал. Возможно, размышлял еще над чем-либо или просто устал. Уважаемые люди часто так поступают, и мешать им в этом не полагается.
- Думаешь, понравится?
- Скульптура? - сообразил Педро, - так это же дар. А к подарку, какие претензии?
- Даже если сам сатана?
- Если хвост, еще не значит, что это сатана, - предположил Педро.
- Мне вот в голову пришла такая мысль.
- Пришла.
- И народу придет, - сказал Пузо и поправил живот, который опять съехал в сторону. - Мне не все равно, что будет стоять в нашем городе.
- Согласен с вами, уважаемый.
- Хотя народ сейчас хуже сатаны, - размышлял Пузо.
- Неблагодарный народ, - согласился Педро.
- Вот этому народу мы памятник и поставим. С хвостом.
- Очень мудрая и правильная мысль.
- А ты думал, что я уже уснул? - засмеялся Пузо. - Наши выиграли? - спросил он, сменив тему разговора.
- Мы же договаривались! - не понял Педро.
- Извини, я забыл, ноль - два?
- Как вы просили. Ноль - два. Больше проигрывать не будем.
- На ужин останешься? Или как?
- Спасибо, я на хор сегодня иду, - вспомнил Дон Педро.
- Правильно, надо что-то для души. Хорошо, иди.
Придя вечером точно по расписанию в общество любителей пения, Дон Педро почувствовал небывалый подъем, который проявился не только в прекрасном настроении. Неожиданно возникло и вдохновение, отчего голос обрел удивительную силу и красоту, поразив не только самого себя, но и окружающих. В какой-то момент ему даже показалось, что поет не он, а ангел, спустившийся с плеча глиняной фигуры святого, прежде безучастно взиравшей на любителей вокала. Глаза его увлажнились, и скупые слезинки медленно и робко устремились вниз, подчиняясь законам всемирного тяготения. Он пел, высоко поднимая грудь, и с каждой взятой нотой чувствовал, как внутри происходят так же необъяснимые процессы, призванные, вероятно, чтобы удалить скопившуюся за последнюю неделю накипь мелких грехов и порочных мыслей. Остальные не могли не заметить чудесную метаморфозу, происходящую у них на глазах и, повинуясь внутреннему экстазу, дружно грянули, вызвав легкий переполох у обитателей ближайших домов.
Когда Дон Педро пытался добраться до второй октавы, полагая, что в этом ему непременно поможет внутренний подъем, и, возможно, Дева Мария, господин Адвайзов звонил Режиссеру.
- Читал свое последнее интервью?
- Я никаких интервью не давал, - возмутился Режиссер.
- Как не давал, а откуда они узнали, что ты собираешься ставить новый фильм?
- Тьфу на них, - пожаловался Режиссер, - ты еще не чихнул, а все уже зажмурились и нос отвернули.
- Очень безжалостная публика эти писаки, - рассмеялся Адвайзов, - у меня для тебя новость.
- Ну, не томи, выкладывай.
- Процесс пошел!
- В смысле? - не понял сразу Режиссер.
- Ну, с артистом, как ты просил...
- Да ты что!?
- Пока все складывается неплохо, - продолжал Советник, чувствуя неподдельный восторг Режиссера. - Окончательного согласия еще нет, но, думаю, получится.
- Хочешь, я для тебя роль придумаю, - в знак благодарности предложил Режиссер, - небольшую, но занятную.
- Какой из меня артист? - захихикал Советник.
- Тебе ничего не придется делать, даже рта открывать.
- Вот это роль! И Оскара могут дать? - продолжал веселиться Адвайзов.
- Оскара не обещаю, но внуки будут благодарны, это точно.
- И кого я буду играть?
- Хочешь самого себя?
- Я у тебя и так давно одну из главных ролей играю, - заметил Советник и, как хороший артист, пустил паузу.
- Какую?
- Продюсера, конечно. Это мне ближе. Так что, работай дальше.
- Как же это ему удалось? - размышлял Режиссер, повесив трубку. - Неужели все складывается? Придется браться за сценарий. Что там было, уже забыл.
Пришлось отправиться на поиски сценария, а заодно мысленно настраиваться на работу. Куда я его положил? - он заходил сначала в одну, а затем в другую комнату, начиная заметно нервничать. Предвестник сладостного упоения - легкое волнение - завладело им, словно дурман, выгоняя посторонние мысли. Чувствуя охватившую его жажду творчества, Режиссер заметался по дому, опасаясь, что вдохновение покинет его также неожиданно, как и появилось.
- Где он?
- Я здесь, - ответил сценарий.
- Куда я его положил? - не слышал Режиссер, - память дырявая...
- Не туда пошел...
- Хоть бы отозвался.
- Ты не видела? - спросил Режиссер у Муси. Может, конечно, Муся и знала, где находятся аккуратно подшитые странички текста, но она молчала, безучастно наблюдая, как человек носится из комнаты в комнату. А как еще относиться к тому, кто тебе башмаком под зад даст или за шиворот с дивана сбросит? Большая и красивая кошка продолжала поглядывать на несчастного. - Ну, и что? Она тоже ходит туда - сюда. Пусть и он походит.
- Я так больше не могу - расстроился Режиссер и сел на папку с бумагами.
- Вот видишь, нашел, - подумала Муся и потерлась боком о диван.
- А теперь перейдем к следующему этапу. Надо кофея испить!
Ираклий Фурия тоже иногда употреблял кофе, но делал это скорее по необходимости, чтобы людей не обидеть или просто компанию поддержать. Ираклий предпочитал совсем другой напиток - темное виноградное вино. И пил его всегда, с момента появления на белый свет.
- Почему орет? - спрашивал его отец по-грузински.
- Писать хочет, а может спать, - отвечала жена, пытаясь успокоить малыша.
- Иди, женщина, мы сами разберемся, - он брал в свои могучие руки маленький комочек и выходил на веранду.
- Давай, дорогой, будь мужчиной, - отец наливал в ложку вина и отправлял в розовый клювик.
- Еще?
Ираклий пускал пузыри и начинал косить по сторонам.
- Вино, как мать, может согреть и обласкать, - вытирал усы отец, - или как конь, копытом между глаз!
Мудрые слова запомнились на всю жизнь потому, что произносил их отец, когда парню исполнился и год и шестнадцать...
Уникальный ген, заложенный предками Ираклия, напоминал о себе всякий раз, когда на столе появлялась еда, в которой художник также знал толк. Приготовить - еще не мастерство, главное - подарить удовольствие. А это случалось только наедине с самим собой. Только тогда можно все позволить и разрешить. Никто не осудит, замечания не сделает, - полная и окончательная свобода. Ты есть, кто ты есть на самом деле.
- Вот я и говорю, что поесть, так как ты хочешь, самое большое удовольствие, - произнес в подтверждение всего сказанного Ираклий.
Он сидел на полу, не спеша и с чувством, отламывал небольшие полоски теплого лаваша, цепляя с тарелки кусочки мяса и отправляя все это в рот.
Если кусочек мяса падал обратно, Ираклий провожал его взглядом своих темных глаз. Не пришел еще его черед, пускай поживет немного. Затем решал подарить ему еще пару минут на этой грешной земле и наливал в стакан немного вина. Глоток, может, два. А теперь пора, - говорил Ираклий и брал упавший кусок мяса. Отправив его по назначению, облизывал пальцы и тщательно жевал. Сколько раз - мастер не считал. Пока не исчезнет и не растворится этот аромат. Несмотря на то, что он ел руками, получалось все удивительно и красиво. Кадык неподвижно застыл на месте, ритмично и неторопливо двигались только скулы. Европейцы так не умеют. Пусть даже они сидят в дорогом ресторане, вооружены бесчисленным количеством приборов, призванных облегчить или украсить моменты насыщения утробы. Они режут и пилят, давятся и запивают, вытираясь всякий раз салфетками, но... как им всем далеко. У Ираклия весь процесс, именуемый трапезой, походил если не на песню, то на поэзию точно.
- Ты мне удачу принесешь, я сразу это понял, - думал мастер, наливая еще немного вина. - Как они забегали! Если долго и упорно идти к цели, все равно придешь. Даже если пойдешь совсем в другую сторону. У каждого своя дорога. Иногда ее не видно, начинаешь спрашивать. Могут подсказать, но лучше самому. У одного она сразу прямая и широкая. Им легче. Хотя, как знать. Наверное, лучше начать с тропинки, а потом уже выходить на столбовую. Похоже, что мне как раз пора.
Талант Ираклия проявился еще в раннем детстве, серьезно озадачив родителей. Вылепленные из обыкновенной глины фигурки удивительно точно походили на всех домочадцев. При этом молодой скульптор всегда умел выделить главную черту своего героя, делая его моментально узнаваемым. Более того, в зависимости от настроения Ираклий мог превратить любого или в смешную карикатуру, сказочный персонаж, или достоверный и холодный, лишенный эмоций и чувств монумент. Как это ему удавалось, оставалось тайной, которую, впрочем, не знал и он сам. Первый "коммерческий" успех пришел неожиданно, когда Ираклий вылепил жениха и невесту, тронувшие сердце родителей молодоженов до такой степени, что парню подарили овцу, к сожалению, тут же зарезанную и отправленную на шашлыки. Столь благородный поступок юного дарования не остался не замеченным односельчанами, и авторитет юноши за короткий срок преодолел границы деревни, района и добрался до области. Устоять перед натиском признания не смог даже отец, имевший свои и очень конкретные планы относительно будущего Ираклия.
- Знаешь, мне и креста на могиле хватило бы, - говорил он, провожая сына к дальним родственникам в чужой и враждебный город, - но видно, судьба у тебя такая - прославить наш род.
- Я вернусь, - обещал парень, соскабливая прилипшую к ладоням глину, - обязательно, вернусь!
- Надеюсь.
- Берегите себя и маму.
И тут отец вздрогнул. А парень - то вырос. Поезжай, - добавил он.
И Ираклий поехал, сначала по пыльной и знакомой ему дороге мимо домов и дворов, которые знал наизусть, потом по шоссе, где автобус неожиданно резво для преклонного возраста набрал скорость, чем удивил не только немногочисленных пассажиров, но и самого себя.
- Уже вернулся! Ну, как съездил? - спросили его. Вообще-то такие вопросы не задают. Глупо интересоваться тем, что тебе неинтересно, а потом это работа такая. Сегодня он поехал, завтра ты.
- Очень полезно, - ответил Депутат, хотя ничего полезного для нового закона за кордоном не обнаружил, а при подлете самолет так трясло и качало, что стало ясно, что возвращается на Родину.
- Давай, привыкай! Сколько можно макароны жрать и под солнцем нежиться? Панаму свою мог там оставить. У нас тут дожди обещали и пожары. Загар твой, по правде говоря, неприличный и на мысли нехорошие наводит. Если человек работает, так соответствующе и выглядеть должен. Синева и круги под глазами. Коллеги еще поймут, избиратель не простит.
Когда Депутат спустился по трапу, он вдруг улыбнулся, но потом сообразил, что прилетел домой. Здесь так не принято. А как же зарубежный опыт? Все прогрессивное и положительное?
- Завтра, не забудь! - предупредили его.
- Вовремя успел, - народный избранник привычно нахмурился и стал похожим на окружающих, с подозрением косившихся друг на друга.
- Чтобы без опозданий!
- Состав какой? - поинтересовался он.
- Как всегда, восемь на восемь.
- Без меня как справились?
- Проиграли, ноль - два. Больше проигрывать не будем.
И жизнь завертелась в привычном ритме заседаний, встреч и выступлений, не оставляя времени, чтобы подняться над этой суетой и оглянуться назад.
-8-
Толстые каменные стены, покрытые изнутри дорогим деревом, полностью заглушали суету и шум большого города, в чем им также помогали ковровые дорожки длиной несколько десятков метров. Они приятно пружинили под ногами всякого, кому приходилось здесь проходить. В огромном и большей частью пустынном здании, несомненно, царствовала тишина, иногда с ленцой и с некоторым укором присматриваясь к новым лицам, посмевшим нарушить ее покой. Генерал старался держаться уверенно, однако загнанное усилием воли внутрь волнение оставило легкий и едва заметный румянец на щеках.
- Проходите, вас ждут.
Он встал, незаметно выдохнул и шагнул.
- Ну как, освоились? - вместо приветствия прозвучал вопрос. Вообще-то у Генерала в столице не было никого своих. Если сын женится, когда подрастет, а так...
- Привыкаю, - ответил он. Нейтральное, вроде, слово, можно не опасаться.
- Правильно, привыкайте, но не сильно. Мы, вероятно, переведем вас на новый ответственный участок.
- Так я только дела принял и собирался окунуться...
- Окунуться? Лучше не в рабочее время, - посоветовали ему, - вот сюда присаживайтесь.
Генерал сел и огляделся. Огляделся, конечно, незаметно, почти не поворачивая головы.
Под стать зданию кабинет поражал скорее не своими размерами и внутренним убранством, а тем, что все здесь напоминало историю государства российского, а башни Кремля, изредка заглядывающие через окно, подкрепляли эту мысль. Он нисколько не удивился, если бы отворилась дверь, и в помещение зашел бы квадратный мужчина в огромной шляпе с кругляшками линз на мрачном лице. Однако дверь не собиралась впускать посторонних, а собеседник Генерала совсем не походил на исторический персонаж, который, кстати сказать, бывал в этом кабинете неоднократно и не только в бытность своего могущества. Незримо следы его присутствия остались везде в этом старом здании, несмотря на многочисленные ремонты и перестановки. Возможно, в своей глубокой ностальгии его призрак заглядывал в многочисленные комнаты, ранее служившими ему отчим домом, но совершался променаж чаще глубокой ночью и в компании такой же мрачной, как и он сам, серой луны.
- Участок очень большой и новый, мы его только формировать начали, - продолжали объяснять Генералу возможные перспективы, - поэтому свежие люди нужны...
- Все, - подумал военный в штатском, - теперь я в команде.
- Но это в перспективе, чтобы вы были внутренне готовы.
- Я понял, - ответил Генерал, очень смутно представляя, о чем идет речь.
- Режиссер заходил?
- Он собирается новый фильм ставить.
- Мы знаем. Хоть он и засранец, но очень полезный.
- Я внес предложения, - заметил Генерал, - в сценарий, забавный такой...
- Сценарий или режиссер? - уточнил чиновник и, не дождавшись ответа, продолжил:
- Это он хотел с вами познакомиться.
- Как я сам не додумался! - удивился Генерал, - значит не готов я принять новый участок. Он - то додумался, а я - нет. И военный в штатском немного загрустил.
- У меня тоже так бывает, - словно прочитав его мысли, заметил хозяин не только этого кабинета, но и многих судеб некогда великой страны с пуповиной, торчащей сразу за окном, после чего медленно поднялся с кресла. Генерал тоже вскочил на ноги, потому что чиновник был, как адмирал, а может, еще важней.
- Бывает, часто бывает, - продолжал руководитель, - а вы сидите. Хочется по-простому. Лапти надеть, посох взять и, как Лев Николаевич, босиком по пыльной дороге пройтись. Кругом поля, поля,.... ветерок туда - сюда,... и ни души, только мужики с косами. Им жарко, а делать дело надо... Рубахи некоторые сняли. Рубаха-то у них одна, жалко, все потные,... а тут эти комары роем, словно пчелы. Им тоже размножаться надо... Да-с. А тут ты! Мужики заприметили, шапки заломили, в пояс давай кланяться: Доброго здоровьица, батюшка, Лев Николаевич!... У вас такое бывает?
- Я ко Льву Николаевичу очень хорошо отношусь, - нашелся Генерал и немного вспотел, хотя в кабинете работал кондиционер.
- Или эта сцена, помните, с дубом? Бондарчук все на него смотрел... или Лановой?
Первый Генерал так напряг все свое воображение и память, что двум другим впервые стало тесно в голове.
- Литература как клещ, если заползла, уже не вытащишь. Лучше пускай в детстве заползет, впечатления на всю жизнь, - чиновник посмотрел на Генерала.
- Определенно мне еще рано на новый участок, - подумал тот.
- Но вы готовьтесь ....
- Удивительный человек! - размышлял Генерал, возвращаясь после доклада. - Глубина такая, что до дна так и не долетел. Наверное, раньше филологом работал. Нужно больше читать. Начну с рассказов...
- Что он тут мне написал? - читал Режиссер замечания Генерала, - какие
силы и средства? Что за анализ оперативной обстановки?
Он сидел за столом и изучал написанное. Есть люди, которые умеют читать очень быстро и все не только понимают, но и запоминают. Некоторые читают по диагонали. Это верх мастерства и признак одаренности. Конечно, нормальные граждане читают слева направо, как их тому в школе обучали. Есть, правда, исключения, те вообще читают справа налево, или сверху вниз. О них сейчас речь не идет.
Режиссер, как всякий образованный и уважающий себя товарищ, скользил глазами слева направо. В редких случаях, обычно это случалось, когда его одолевала тоска, или автор попадался слишком навязчивым, Режиссер просто перелистывал страницы. Сейчас происходило что-то из ряда вон непонятное: текст сопротивлялся и отказывался быть осмысленным, несмотря на самые отчаянные попытки.
- Да тут, если коварный враг выкрадет какую бумагу, все равно ни черта
не поймет, - сделал невероятное открытие Режиссер, - никакого шифра не надо!
- Маша! - заорал он, - принеси кофе.
Маша молчала. Если крикнуть на первом этаже, на втором никто не услышит. Режиссер, вероятно, забыл про законы физики и решил, что надоел своими просьбами. Уже трижды ему наливали кофе, и он всякий раз кивал в благодарность головой. Однако голова работала, пытаясь осилить текст, а желудок, устав от ожидания, сжался в комочек и загрустил...
- День, наверное, такой сегодня, - подумал Режиссер и глотнул остывший и потерявший прелесть и очарование напиток древних инков.
Однако погода стояла хорошая. На дворе лето. Это зимой она всегда противная и гнусная. Темно, холодно, ветер дует. Свежий морозец на щеках и хрустящий под ногами снежок - забава для дураков. Когда морду сведет, и сопли к губе примерзнут, все мысли об одном - добежать до крыльца и отогреться...
- Звали, барин? - спросила Маша, нарушив мысли Режиссера и заставив
его задуматься совсем над другим.
- Почему, когда ты мне нужна, тебя нет. А когда в тебе нет никакой необходимости, более того, просто мешаешь, ты тут как тут?
- Кофе остыл, - сказал Режиссер и зачем-то показал на чашку.
- А как ему не остыть? - спросила девушка, - полчаса прошло.
Режиссер вдруг понял, каким идиотом в ее глазах он выглядит. Самое удивительное заключалось в том, что она была права. Если мы не можем разобраться с этим кофе, как мы разберемся с моим фильмом? - подумал Режиссер, тупо переводя взгляд то на чашку, то на девушку.