Хозяином был ветер. Ему принадлежало все: и облака, которые послушно заволокли небо, и луна, не ставшая с ним спорить и спрятавшаяся за тучи. Одинокая фигура, непонятно как оказавшаяся в этот поздний час у него на пути, казалось, бросала ему вызов, медленно продвигаясь среди могил. Время от времени она останавливалась, пригибаясь к земле и стараясь удержаться от сильных порывов, вновь продолжала свой путь. Ветер пролетел мимо, однако, посчитав появление этого самоуверенного существа слишком дерзким, вернулся, чтобы в очередной раз обрушиться на смельчака. Он сорвал с него шляпу и понес ее по дорожке, предвкушая, как тот бросится вслед за ней. Однако фигура не обратила на это ровным счетом никакого внимания, что еще больше раздосадовало ветер. Он набрался сил, поднял песок с земли и с силой бросил в лицо.
- Как тебе это? - он выдержал паузу, пока человек протрет глаза.
- Отстань, слышишь, отстань.
Ветки деревьев наклонились и больно ударили по лицу.
- Сегодня я господин!
- Господин, господин, - в страхе повторили молодые деревца, еще не знакомые с таким суровым нравом повелителя.
- Козел ты! - человек сплюнул песок и пошел дальше.
- А ты, дружок, с характером, люблю таких! - и он дико завыл в приступе
смеха, очень похожего на страшный вопль.
- Слово держать надо.
- Ну, ну, я скоро вернусь, не скучай, - ветер свечкой взмыл вверх, чтобы
напомнить о себе облакам, явно засидевшимся наверху.
Наконец, фигура остановилась. Она замерла на мгновение, как бы прислушиваясь, или вглядываясь в темноту. Затем раздался звук. Сначала один, потом второй. Вновь все стихло. Фигура что-то делала. Она то нагибалась к земле и тогда совсем пропадала из вида, то выпрямлялась. Опять стал слышен звук. Теперь он стал более ритмичным и постоянным.
- Слово держать надо, - лопата вгрызалась в землю, и только по ее тяжести можно было судить, как успешно продвигалось дело.
- Седой еще никого не подводил, - мокрые волосы лезли в глаза, но поправлять их он не собирался. Какая разница, вокруг сплошная темень.
- Ты еще здесь? - господин с любопытством наблюдал за действиями этого странного типа.
- У тебя своя работа, у меня своя, - комья земли ритмично летели, образуя сначала бугорок, а затем насыпь. Теперь он не чувствовал ничего: ни холода, который вначале проник в каждый уголок его тела, ни ветра, все еще старавшегося напомнить о своем присутствии. Исчезло все: боль, злоба, голод - он сам превратился в лопату. А какие мысли у лопаты? Никаких.
На утро смотритель кладбища - бывший военный, уважающий порядок и требующий его от других, не пошел, как обычно, в свою конторку.
- Зачем я ему аванс дал? - размышлял он про себя, шагая мимо надгробий и крестов, молчаливо приветствовавших его.- Загудел, как пить дать, загудел. Хотя и бомж, но все равно человек. И принципы имеет: другие цветы воруют, а он нет. Да, пьет, но на то причина есть. Вчера, как деньги получил, так сразу и пропал. Неужели подвел?
Но Седой не подвел. Могила была выкопана и застелена еловыми ветками.
- Когда же успел? - он поднял с земли шляпу, повертел ее в руках и повесил на одну из оград.
В положенное время на кладбище появились люди. Они вынесли гроб из катафалка и медленно двинулись к могиле. Смотритель проводил их взглядом без сожаления или любопытства. Работа такая, что всякие там чувства исключались. Народ скорбно проследовал до могилы и потом, естественно, началось прощание с усопшим. Каждый, кто счел нужным, подходил к гробу и произносил короткую речь. Покойник был уже в том возрасте, когда смерть не является случайной. Он никому не делал в жизни зла, хорошего он тоже сделал мало, поэтому все не очень сильно переживали.
- Кто еще сказать хочет?
Желающих не оказалось.
- Тогда опускаем.
Гроб осторожно опустили в могилу. Мужчины взялись за лопаты, и первые комья земли полетели вниз.
- Что это? - все присутствующие замерли. В возникшей тишине раздался звук, о происхождении которого можно было только догадываться.
- Тише! - звук повторился вновь. Он шел из гроба. Некоторые
присутствующие начали креститься. Никто не знал, что делать. Из оцепенения всех вывел женский визг.
- Ааааа!!! - гроб начал вздрагивать!
Народ в панике попятился, кто-то споткнулся и упал.
Смотритель в это время сидел на ступеньках своей маленькой конторки и курил. Когда он услышал крики, он встал и увидел бегущих ему на встречу людей. Нет, это бежал ужас, ледяной и немой, как сама смерть, заставляющая живые тела биться в истерике и конвульсиях.
- Вы чего? - обратился он к мужчине, который выглядел лучше других, если такое сравнение вообще уместно, смотреть на них было невозможно.
- Вздор не мели, - возразил смотритель, чувствуя холодок на спине.
- Иди, сам посмотри, - предложил кто-то.
Смотритель - не робкого десятка, взял топор и отправился к могиле. Сопровождать его никто не решился. За несколько метров до участка, он остановился и прислушался. Затем осторожно шаг за шагом стал приближаться. Тишина. Он перекрестился на всякий случай и заглянул вниз. Гроб лежал неподвижно, слегка присыпанный землей. Смотритель взял одну из жердей, валяющихся рядом, и постучал по крышке. Тишина. Он подождал еще немного, встряхнул с одежды землю и пошел обратно.
- Нет там никого, - объявил смотритель сбившимся в кучу людям, все еще охваченным страхом.
- Был! Ей богу был!
- Нужен батюшка, - предложил кто-то из толпы.
- Покойник неверующий, - раздался еще один голос.
- Вот поэтому батюшка и нужен.
Когда приехал священник, многие уже успокоились. Мужики курили, женщины о чем-то говорили, стоя в стороне. Батюшка внимательно осмотрел всех, поправил на животе крест и попросил указать ему место. Все медленно двинулись за ним.
Вечером, когда последние посетители покидали кладбище, появился Седой. Он постучал в дверь к смотрителю и, услышав его голос, вошел.
- За деньгами? - смотритель внимательно вглядывался в лицо бомжа.
- За деньгами, - кивнул тот, переступая с ноги на ногу.
- Дрыхал где-нибудь? - смотрителю все-таки было жалко бедолагу, хотя виду он не показывал. С этим братом ухо нужно держать востро и спуску не давать.
- Замерз я ночью сильно, - пожаловался Седой.
- Вот так, заснешь, пьяный и не проснешься. Хоронить тебя кто будет?
- Не волнуйся, я сам о себе побеспокоюсь, - улыбнулся Седой и встряхнул с рукава еловые иголки.