- Да, развелись. Малка забрала детей и вернулась в Канаду к родителям, а Зэев остался здесь, в Реховоте у мамы.
- И как он?
- Да ему-то что? Малку жаль.
Ситуация настолько же элементарная, насколько идиотская. Вообще, когда давно знакомые разводятся, чувствуешь себя идиотом, хотя твое какое дело, если подумать. Ты ни в их браке, ни в их разводе не виноват, подледных течений, приведших к крушению не знаешь, кивни с умным видом, передай жене, что слышал краем о разводе старых знакомых и забудь. Помочь и помешать ты не можешь, да и все уже случилось, чему можно помочь или помешать. Теперь в твоей новой реальности нету Зэева и Малки Селзнер, а есть отдельно Зэев и отдельно Малка. Хорошие люди, которые разонравились друг другу настолько, что теперь даже в одной стране они не могут жить, а понадобилось им разбежаться максимально далеко, чтоб продолжать жить.
Особый идиотизм ситуации в том, что родители в Канаде вовсе не малкины, а мама в Реховоте совсем даже не Зэева, а Малки и ее сестер, Леи и Эстер. Я ж говорю, ситуация идиотская.
А было так.
Зэевa фамилия Селзнер. Cобственно Зальцнер, а не Селзнер, Селзнером стал его прадедушка, когда приехал из Галиции в 1911 году в Квебек, спасаясь от погромов. Чиновник-француз по буквам переписал прадедушкину фамилию из польского паспорта и прадедушка стал Селзнером, а заодно и его разветвленное потомство, среди них и Зэев. Зэев, это такое у него еврейское имя, второе, а в паспорте у него написано Джонатан. Имя тоже вполне еврейское, Зэев представляясь, говорил: Зэев, но меня можно называть Йони.
Черт, вот еще ничего не рассказал, а уже путаница страшная. У евреев всегда так, напутано, что потом не разберешься, если не начать от Адама и Евы. Ну ладно, я потом еще по ходу дела растолкую чего непонятно. Зэев, закончив колледж, приехал из Монреаля послужить в израильской армии, обычное дело, многие евреи из Канады приезжают пожить в Израиле, поучаствовать в обустраивании Земли Израиля во исполнение заповеди и многие - послужить в армии. Взяли Зэева в авиацию и он, закончив курс молодого бойца, начал учиться летать. Ну не совсем вот начал, он уже умел немножко, у родителей Зэева в Канаде есть небольшой самолетик и на нем он уже умел летать, начал он учиться быть военным израильским летчиком.
А Малка Даири уже к тому времени служила второй год, уже научилась быть военным авиадиспетчером и с успехом свои служебные обязанности выполняла, на салаг смотрела свысока, чего ей там Зэев, который и полгода еще не прослужил. Да и был он не первый парень на той базе. Невысокий, черноволосый и черноглазый, не весельчак и не затейник, да и салага ж, я уже говорил.
Жизнь и служба у них шла у каждого своим чередом, Малка отслужила и начала готовиться к поступлению в университет, Зэев парил где-то под облаками, ходил в увольнения к родственникам, которых в Израиле живет уймища, не вся прадедова многочисленная родня поехала из Галиции в Канаду, некоторые в Америку, некоторые в Палестину, а некоторые - в Германию, благословенна будь их память. Ну неважно.
Мало-помалу, закончилась и служба Зэева. Он подумал, что пожалуй, поживет в Израиле еще немного, ему нравилось на Земле Обетованной, но в армии остаться не захотел и подыскал себе работу. Иврит, полученный в воскресной еврейской школе отшлифовался за годы армейской службы, диплом колледжа, aнглийский и французский на уровне носителя, отличник боевой и политической, младший офицер, страна исхода - Канада. Hу какому работодателю не надо такого парня? Всякому надо, и работу он нашел быстро, сменным преподавателем на компютерных курсах и преподавателем же на курсах английского.
Лицо белокурой красавицы в одной из групп английского языка пoказалось ему знакомым, он подошел к ней уточнить, где они могли встречаться, разговорились и Малка увидела его другим. Зэев был тот же, но эти девушки, вы ж знаете, верней, вы ж не знаете, что у них на уме. Почувствовала она в Зэеве пружину, которой раньше не случилось ей заметить.
Начали они встречаться. Сначала довольно редко, Зэев так и не стал хватом, стеснялся за руку взять. 3нал, что в Израиле нравы посвободней, чем в строгом Квебеке, но стеснялся, воспитанный мальчик, из хорошей семьи. Малка посмеивалась над ним и его старосветской, или новосветской учтивостью, но кажется она уже влюбилась.
Тут призвали его на сборы. Обычное дело, летчик же, переподготовка, или операции какие-нибудь, в стране всегда не очень спокойно, где евреи всегда не очень спокойно, такая жизнь, Малка не расспрашивала особенно, все равно толком ничего не скажет. Ну и что, что у нас все обо всем от всех знают? Он серьезно относился к секретности.
Позвонил он из госпиталя и сказал, что он немножко ранен и не может ли она ему привезти книги и плеер, потому что тете тяжело и....
Малка примчалась к нему как ужаленная, по дороге плакала в автобусе, прижимая к себе сумку с книгами, плеером, фруктами, думала об ужасном. Примчалась и увидела, что он с ногой в гипсе сидит в коридоре, играет в шиш-беш и смеется, наверное выигрывает.
- Ты что? - спрoсила она, поставив тяжеленную сумку на пол и подняв одну руку ладонью вверх ему навстречу - ты что, думаешь что я фраерша, несусь сюда как угорелая с этой сумкой, думаю, он умирает? Ты не ранен, сработал меня, сукин сын?
- Вообще-то, я не совсем ранен - выговорил Зэев - я в автобусе поскользнулся, когда ехал с занятий вот...
Ну ладно. Помирились они, а через полгода поженились.
Малкиной маме он не очень нравился. Кто их там знает, в Канаде, он небось вообще из ашкеназов. Из ашкеназов? Я так и знала, у тебя, милая, совсем нет мозгов, и чего хорошего замуж за ашкеназа? Ты посмотри на него, разве он как Шмулик, или как Эзра? Ну и что, что я с отцом познакомилась в армии? Это было совсем другое время и семья твоего отца тоже из Марокко. Ну из Туниса, ой, какая разница, Тунис-Марокко.... Не нравился он маме Малке и все. Эти ашкеназим из Канады, знаете их.
Hу, нравился-не нравился, а поженились они. Все как положено, хупа, кольца, раввин из Иерусалима, целая куча родственников. Из Канады, Америки, Аргентины, Марокко, Франции, из Германии только никого не было...Постепенно малкина мама, Ошрат, привыкла к Зэеву, привыкла, что он живет в их доме. А еще через год Малка родила Ицика и уехали молодые Селзнеры с ним в Канаду.
Они о переезде не спорили. Как-то само собой вышло, что они будут теперь жить в Канаде. Университет Малка закончила, стала психологом, в Израиле не очень щедрое предложение по ее специальности, отец Зэева время от времени прибаливал и надо было помочь бизнесу, ну они собрались и поехали.
Малка подолгу за границей никогда не жила, бывала на каникулах у теток во Франции и у родственников деда с материнской стороны в Марокко, ездила в школьные годы в Польшу. Kонечно, ей было интересно, как там в Канаде, если там жить.
B Канаде ей понравилось и не понравилось. Понравилось, что ее действительно любят родители Джони, так Зэева звали дома. Понравился французско-американский Монреаль, хотя по-французски в Квебеке говорят несколько необычно на взгляд Малки, понравилась работа в частном детском саду, с некрикливыми и воспитанными ребятишками. Малка ж детский психолог, специалист по коллективному поведению, забыл сказать, на кого она училась. Понравилась ей рыбалка на озере, где у старших Селзнеров был большой деревянный дом, понравилось, что в Канаде тихо и чисто. Понравилось, что летом иногда идет дождь. И всегда мир.
Не понравилось Малке, которая считала себя нерелигиозной, что по субботам, считающие себя религиозными родители Зэева чинно садятся в машину и едут(едут!) в синагогу, до которой собственно и пешком недалеко идти, но все почему-то туда едут(едут! Вот чудные евреи в Канаде) и помолившись, спускаются в еврейский клуб в подвале синагоги и там мужчины курят сигары, пропускают по рюмочке, играют в бильярд и беседуют. Почему-то Малку слегка обидело такое отношение к их религии, но она привыкла. Не понравилось Малке, что когда случается упомянуть, что она из Израиля, люди, с которыми встречаешься в субботу в синагоге, как бы начинают ожидать от нее чего-то. Ну вроде как она сейчас запоет "Атикву", или покажет татуировку с магендавидом на плече. И слегка расстраиваются, что она ничего такого не делает. Не оправдывает ожиданий от своей экзотичности. Она привыкла и перестала обращать на это внимание.
Малке не понравилось, что к подружке не стоит просто забегать ненадолго, а надо сначала позвонить. Не понравилось, что за покупками не стоит выскакивать в шортах, а лучше одеться поприличней. И полицейским, если они остановят тебя на дороге, не стоит говорить: "привет, брат, как дела? Что случилось?" Но она привыкла.
Hе понравилась Малке, что Зэев слишком много работает. Он и в Израиле не сидел без работы, но она там заканчивалась, когда он выходил из офиса или из аудитории, а тут она продолжалась. Иногда не сразу и поймешь, когда он работает, а когда они развлекаются. Eй не нравилось, что работает он непонятно сколько. Потому что ужин в ресторане, куда они с Зэевом отправились, оказывается очень важная для бизнеса встреча и нельзя бесшабашно отплясывать, нельзя громко смеяться, нельзя называть соседку по столу Лиззи, а надо называть ее миссис Хеннинг, а то как бы не совсем прилично. Вообще, не понравилось, что надо соблюдать массу незнакомых раньше, довольно строгих правил. Но она привыкла постепенно.
А что совсем сильно ей не понравилось, это зима. Долгая, очень долгая, Малка в жизни не бывала так подолгу в закрытых помещениях не видя неба, зима сначала слякотная, потом морозная и снежная, солнце показывается редко и от него еще холодней, Зэев расчищает широкой лопатой дорожку перед домом, надо долго греть машину, все время кутаешься, на гололеде может занести. Дети кашляют несколько месяцев подряд, а младший, у них уже двое детей стало, почти все время сидит перед телевизором.
Но она привыкла.
Нет, временами было здорово и зимой. Она научилась ловить рыбу из-подо льда, кататься на лыжах, не спеша и не паникуя, подрабатывая рулем, тормозить в дорожных пробках в ранней темноте. Рождество, когда город заполняется елками, и гирляндами, и Санта-Клаусами. Научилась не выскакивать на задний двор в одном свитере и не выходить из дому без перчаток.
Любящий муж, здоровые детки, большой и красивый дом, интересная работа, что еще нужно ей? И она привыкла. И не обращала внимания на досадные мелочи.
А Зэев что? Да ничего. Ему-то что? Он среди всего этого родился, в Израиле жил не очень долго, ему все привычно и понятно.
Оказалось, что не все. Он первый заговорил о возвращении в Израиль. К морю, долгому лету, к армейским сборам раз в несколько месяцев, к жизни протекающей в-основном под открытым небом, в тесноте, скученности, шуме, безалаберности. К хождению на работу и в банк в шортах, к друзьям, которым можно покричать в окно и они помашут рукой, заходи мол и к полицейским, к которым можно обращаться "привет, брат". Да, и к полицейским тоже. А еще к постоянно открытым окнам, несущемуся из них шуму жизни, от которого чувствуешь как жизнь происходит вокруг тебя и сам чувствуешь себя более живым.
А еще к беспокойствам за родных и знакомых, к ожиданию войны, к сообщениям о терактах, склокам в правительстве. К нехватке денег, да, в Израиле они оба будут зарабатывать меньше. Она почти забыла это все, но Зэев заговорил об этом и надо было что-то вместе решить. Они решили вернуться.
Вернулись. В дом Ошрат в Реховоте. Не такой большой и красивый дом, как у старших Селзнеров в Монреале, но все же дом, где их ждали, сестры Малки вышли замуж и зажили отдельно, в Рамле и Петах-Тикве, Ошрат жила там одна и ей было скучно одной. Все-таки она привыкла к большой и шумной семье, готовка, стирка, уборка, дети играют и ссорятся, а тут вдруг осталась одна посреди тишины и бездействия. Нет, она не то, чтоб совсем прямо тосковала в четырех стенах, но с прежним временем, а особенно с временем, когда еще был жив малкин отец, Ицик, сравнивать нельзя.
Ошрат просто расцвела по возвращении старшей дочери с двумя внуками и зятем. Снова ее жизнь наполнилась. Она играла с внуками, возила их купаться в море, в Ашдод и водила в местный музей науки смотреть всякие диковины. Сначала дети почти не говорили на иврите и стеснялись всего, а потом постепенно стали такие же заводные и горластые, как соседские ребятишки и перестали говорить с ней по-французски. Вот оно, счастье еврейской бабушки. Зятя она не то чтоб полюбила, но за столько лет привыкла и даже не вздрагивала внутренне, вспомнив, что ее дочь замужем за ашкеназом.
Ну, а у Малки с Зэевом что-то не очень ладилось. Верней, у них-то все ладилось, но между ними что-то было не так. Малка отмалчивалась, а Зэев, он всегда такой.
У него о чем не спроси, все всегда в порядке. Да он и получил, то чего хотел, свое место в мире, свое осознание в нем, а Малке показалось в Израиле тесно, в Канаде было просторней, верней там было тесно иначе. К примеру, на конференции по детской психологии собирались каждый раз сотни, даже тысячи незнакомых и малознакомых людей, а тут - несколько десятков знакомых лиц. Встреча выпускников университета просто загнала ее в депрессию. Все, все поголовно работали где-то за границей, защищали там диссертации, преподавали, а ты что, вернулась в Израиль? И какая-то вынужденная пауза после кивка. Как будто, какая-то бестактность сама собой совершилась. Как будто что-то не удалось.
Объездив школьных и армейских подруг, Малка тоже почувствовала какую-то паузу, после сообщений им, что она вернулась с мужем и детьми в Израиль, живет в доме матери и работает психологом в начальной школе. Какой-то запах неудачи чувствовался им всем в ее возвращении, а ей не хотелось вдаваться в подробности. Да и как объяснить чувства и мысли, которые привели тебя из благополучной и устроенной Канады в родной, любимый и привычный, но сильно в стороне от всех мировых дорог Израиль. Да и зачем объяснять, ей и самой-то непонятнoе?
И они развелись. Малка уехала в Канаду, к науке и простору, а Зэев остался у Ошрат, которая кажется с ним впоне стерпелась, и жалела. И ворчала на свою дочь, что никуда это не годится, бросает мужа и тащится с детьми невесть куда, и что тебе в науке, кому от нее счастье, тоже мне наука, да я в два раз лучше тебя знаю как с детьми обращаться, вон они какие здоровые и веселые... Но Малка все ж уехала.
Вот так. Евреям вечно не сидится на месте. Страсть. Горячие ветры равнин и холмов сообщили их крови какую-то запредельную страстность, даже истовость. Буквально во всем. Со стороны их проявления кажутся примитивными из-за этой вот избыточности. Какая-то постоянная, слегка нелепая драма сопутствует им, какая-то сверхмотивированность.
Ну и что дальше? Дальше Зэев переeхал из Реховота на север страны, в какой-то кибуц, который затевал развивать компьютерные технологии и нуждался в специалистах со связями в большом мире, погрузился в новое большое дело, вокруг кипeла обычная, избыточная в проявлениях израильская жизнь. Кажется он общался по телефону только с детьми, ну и позванивал в Реховот Ошрат. О Малке он не говорил ни с ней, ни со своими родителями. Мать пыталaсь что-то рассказать, Зэев мягко, но недвусмысленно дал понять, что не стоит об этом, и вроде б к этому больше не возвращались. Дурацкое положение их развода узаконилось, устоялось и стало нормой. Так все какое-то время и шло, когда я об этом узнал.
- Да кстати, ты слышал, что Селзнеры опять вместе?
- Что?! Нет!
- Да, Малка с детьми вернулись из Канады, они теперь живут на севере. Зэев большой человек в хайтеке, а Малка преподает в Хайфе.
- О, Господи, они ненормальные, эти двое!
Малка отправила ему на электронную почту рисунок Йони, где они оба, Малка и Зэев нарисованы под деревьями. Малка под кленом и Зэев под оливой. Зэев позвонил в Канаду и сказал, что он кажется ранен, не хочет ли она ему привезти книги, а то тетя неважно себя чувствует.....
Израильская вечеринка в начале осени. Во дворе стоит мангал, Зэев носит охапками из холодильника в доме вино и пиво, Малка сидит под оливой и режет помидоры, время от времени оборачиваясь к манежу, в котором среди цветных мячиков и плюшевых медведей ползает их дочь. Среди мягких и каких-то грустных линий гор на юге скорей угадывается, чем видится оранжево-розовое закатное отражение солнца в водах Кинерета. Гости жуют, пьют, треплются о политике, пританцовывают под музыку по радио. Такие нормальные израильские развлечения при большом скоплении народу. Вся жизнь у нас так, при большом скоплении народу.
Я сижу рядом с Ошрат и киваю, не слушая почти ее рассуждения. Да ей и не надо, она так приводит мысли в порядок, ей не нужен собеседник, ей не нужен слушатель, ей нужно присутствие. Она не может приводить мысли в порядок в одиночестве. Мы оба блаженствуем, она со своим кофе и разговором, я со своим вином и закатным Кинеретом далеко внизу. Мы среди наших друзей, чего нам еще?
Стоп. Погоди-погоди Ошрат, что? Я говорю, медленно повторяет мне она, никуда не годится, сколько головной боли, таскают детей по всему миру, женились-разженились, надо было ей выходить замуж за нормального, израильского парня, как Эзра, Шмулик...или как ты.
Я давлюсь вином, кашляю, по щекам текут слезы. Ошрат с ворчанием хлопает меня по спине. Подняв голову от манежа, на меня смотрит Малка. Зэев, остановившись с бутылками в руках, смотрит на меня, a я кашляю от этого внезапного удушья и слезы у меня текут и текут.