По дороге домой я обнаружил в почтовом ящике записку: "Встретимся в шесть на Крыше Мира. Бери термос с чаем. Х.". Кто этот загадочный "Х" было совершенно не понятно. В моей телефонной книге на эту букву значатся: Хан, Хельга, Хмара и Художница Настя. Все четверо могли просто позвонить, а не переть на край города и подбрасывать записку в ящик. "Если это военкомат, - подумал я, - То идея зачетная, надо сходить!".
Часы показывали 16.45. Я пришел домой, разулся, повесил куртку в шкаф, глянул в зеркало, ужаснулся и решил, что никуда не пойду, а стану пить чай в одиночестве из кружки с лошадками. Непременно с сахаром, причмокивая со злорадством. В итоге заварил крепкий черный, и, почему-то, в термосе...
Без пяти шесть я перемахнул через бетонный забор и поднялся на самый верх заброшенной стоянки на переулке Козлова. Это высокое круглое здание и называется "Крышей Мира". Мелкий дождик накрапывал из темного брюха неба. Я натянул шарф на подбородок и устроился на мокрой выщербленной кромке крыши, свесив ноги в зияющую пустоту так, чтобы при желании меня легко можно было столкнуть.
- Не боишься упасть? - раздался глухой голос у меня за спиной.
- Верю в судьбу, - ответил я и, не оборачиваясь, вынул из рюкзака термос.
Рядом со мной сел, таким же макаром свесив ноги, широкоплечий мужчина. Разглядев его большие руки, я понял, что знаю их. Каждую фалангу пальцев, складки кожи между большим и указательным, слегка вздувшиеся вены, расколотую косточку и следы от ожогов на правой... сомнений быть не могло. Это были мои руки. Я заглянул в лицо человеку с моими руками и вздохнул с облегчением: его сжатые губы, правильной формы нос, узкая полоска лба, - все это не имело ничего общего с лицом, которое носил я.
- Хирш Амнис, - представился мужчина и протянул мне ладонь.
- Сергей Борсук, - я пожал мягкую, теплую руку этого человека и на секунду Крыша Мира потеряла очертания, дождь сделался далеким и неслышным, и все мои мысли сосредоточились на сплетении наших ладоней. Такого рукопожатия у меня не было никогда. В механизме моей жизни что-то заело, словно вылетела маленькая, но необходимая шестеренка. Голова закружилась, я жадно хватал воздух приоткрытым ртом и, лишь после того, как мы разомкнули руки, я понемногу пришел в себя.
- Откуда у вас... мои руки? - растерянно произнес я.
- Об этом я и хотел поговорить, - Хирш Амнис взял мой термос и, отвинтив крышку, наполнил ее дымящимся чаем, - Что вы знаете о волнах причинности?
- Это колебания пространства, как-то связанные с Большим Взрывом, - ответил я, перевязывая потуже шнурки на ботинках.
- Да, так и есть, - выпятив губы, Хирш Амнис подул на чай и осторожно пригубил из крышки, - Волны причинности несут в себе фундаментальные законы метрики нашей Вселенной. Пространство, время, гравитационные силы, устройство атомов... Грубо говоря, в каждой волне содержится набор строгих математических формул, определяющих бытие.
- Да, но при чем здесь...
- Руки? Сейчас объясню, - Хирш Амнис сделал еще глоток чая и передал крышку мне. - Пока волна причинности движется от центра Вселенной, формулы работают по заданным законам, изменить которые не в силах даже Бог. Согласно законам этой волны причинности у нас с вами не может быть одинаковых рук, - многообразие человеческого вида сводит к нулю случайное генетическое совпадение.
- Как же это может быть, если этого не может быть? - усмехнулся я.
- Волны причинности нашей Вселенной не способны догнать друг друга, - продолжил Хирш, - Но схлестнуться с волнами другого мира - запросто. Это значит, что один из нас причастен к иному пространству, Сергей.
Я допил остатки чая, и расспросил Хирша о том, как он нашел меня. Оказалось, что в этой истории замешана Мирис - девушка, с которой у меня не все сложилось... Хирш познакомился с ней на фестивале "Утриш". Они бродили по берегу моря и, как только взялись за руки, Мирис сразу же рассказала обо мне.
Мы поговорили еще немного, затем человек с моими руками попрощался и ушел, а я остался сидеть на кромке Крыши Мира, уставившись на вечерний город.
Дождь усилился. Казалось, что между небом и землей натянуто множество подрагивающих, мерцающих в свете фонарей нитей. Черной кошкой в душу просочилась невесть откуда взявшаяся тоска, и вся моя жизнь, вдруг, отчетливо представилась мне изломанной, исковерканной формулой с рваной линией между потускневшим числителем и вымытым дождем знаменателем. Привинтив крышку к термосу, я поднялся на затекшие ноги и двинул в город искать то, что стоит за знаком "=".