Больше всего на свете карандаш любил рисовать. Что он рисовал? А все подряд. Во-первых, конечно, то, что видел: комнату, своего маленького хозяина, мальчика лет пяти, его маму и папу, кошку, которая изредка забиралась на письменный стол. Во-вторых, то, что придумывалось: величественные горные хребты, занесенные снегом, прозрачные озера, окруженные стрелами камышей, городские улицы с множеством людей и домов... Одним словом, карандаш рисовал все. Он был настоящим художником, даром, что простой. Его рисунками приходили полюбоваться многие ручки и фломастеры, кисточки и циркули. Устраивались даже специальные выставки. Вот какой талантливый был карандаш.
И все у него шло хорошо, пока на письменном столе не поселилась стирашка. Едва только она увидела альбом, где хранились рисунки, как тут же начала стирать. Туда пробежит - белая полоса, оттуда пробежит - другая. Раз-раз - и лист уже чистый.
- Что же вы делаете, - возмутились ручки.
- Это же произведения искусства! - возопили кисточки.
- Так нельзя, нельзя так, - загалдели циркули.
- Варварство какое-то, - возмутились фломастеры.
Но стирашка, увлеченная работой, никого не слушала и все стирала, стирала, стирала. Тогда к ней обратился сам карандаш.
- Послушайте, мадам, а не могли бы вы поискать себе работы в другом месте?
- А зачем искать в другом, если ее здесь полно, - отозвалась стирашка, даже не обернувшись.
- Но это мои рисунки. Я так долго трудился над ними!
- Так я тоже тружусь. Вон как тружусь.
- И вам не жалко стирать то, чем другие восхищаются?
- Нет, не жалко. По-моему восхищаться здесь нечем.
И сколько не уговаривал, сколько не просил карандаш, стирашка только отнекивалась. Буду стирать и все тут. Так и повелось у них. Только проснется стирашка утром и давай стирать. Один за одним стали исчезать заснеженные горные хребты и озера, леса и многолюдные городские улицы. Вскоре альбом сделался чистым-чистым, словно никто никогда в нем и не рисовал. Однако карандаш не унывал и каждое утро все равно брался за работу. Он верил в то, что однажды нарисует такую картину, которой стирашка просто не сможет стереть. Иногда между ними даже завязывался разговор.
- Ну скажите, что мне нарисовать? - спрашивал карандаш.
- Не знаю, то, что будет интереснее стереть, - отвечала стирашка.
- Ну вы же что-нибудь любите. Все что-нибудь любят. Давайте я нарисую вам это.
- Ничего я не люблю.
- А лошадей? Любите лошадей, несущихся по пологому склону холма? Ветер играет их гривами. Копыта взрывают землю. Солнечные лучи скользят по гладким бокам. Смотрите, я нарисую.
И он рисовал. Рисовал долго, скрупулезно выводя на бумаге каждую деталь. Рисовал целый табун, скачущий по бескрайним просторам. Но как только он заканчивал, стирашка начинала стирать, едва взглянув на его творение.
- А давайте, давайте я нарисую цветы, - предлагал карандаш. - Большую поляну ромашек или сад роз.
- Ну нарисуйте, - нехотя соглашалась стирашка. - Только я потом все равно сотру.
- А может вам понравится, - бодро отвечал карандаш.
И он снова рисовал. Огромную поляну, где росли самые разные цветы: ромашки, васильки, колокольчики. На их лепестках сверкали капли утренней росы, над ними кружили крохи-пчелки. Но стирашке все равно не нравилось.
- Не люблю, не люблю, не люблю, - говорила она и принималась стирать.
- До каких пор вы будете это терпеть? - спрашивали у карандаша одни.
- Давайте просто прогоним ее с письменного стола, - предлагали другие.
Однако карандаш совсем не обижался на стирашку.
- Но если мы ее прогоним, - отвечал он всем, - она никогда так и не поймет, что красивого в солнечном зайчике, упавшем ранним утром на подоконник, в тонкой паутинке, повисшей над ручейком. Она ничего не любит, потому что ее никто никогда не любил. Потому что никто никогда ничего не делал для нее одной. А я сделаю.
Но что мог сделать карандаш? Ведь он и умел-то только рисовать.
- С тех пор, как вы появились, я рисую только для вас, - уверял карандаш стирашку.
Но та не верила ему.
- Нет, вы рисуете, потому что вам это нравится. А я тут совсем не при чем. Вы и до меня рисовали и, если я уйду, опять будете рисовать. И вовсе не для меня, а просто так.
- Ну как же мне вам доказать? - не унимался карандаш.
И он каждый день придумывал что-нибудь новенькое. А стирашка все стирала и стирала его шедевры. Но вот однажды карандаш поднялся очень рано. Все на письменном столе еще спали. И стирашка спала в углу рядом с точилкой. Тихо, чтобы никого не разбудить, карандаш прокрался к альбому и принялся что-то рисовать. То справа зайдет, то слева. И все на стирашку смотрит. Целый час трудился. Выглянуло солнце, хозяева отдернули шторы, стало на столе светло. Проснулась стирашка, открыла альбом и уже хотела было пробежаться по листу, но вдруг увидела... себя.
- Это я? - удивилась она
- Конечно, вы, - кивнул карандаш.
- Вы нарисовали этот портрет для меня?
- Конечно, для вас!
- Но никто никогда не дарил мне портретов.
- Значит, это будет первый, - засмеялся карандаш. - Уж его-то вы стирать не станете?
- Нет, не стану.
И она действительно не стерла. А села в уголке и стала любоваться. Не потому, что это был ее собственный портрет, а потому, что это была первая на свете вещь, которую кто-то сделал для нее.
И с того дня стирашка совсем переменилась. Танцующие вокруг лампы мотыльки в ночной полумгле, громадины-пароходы, пускающие пар кольцами, пушистые облака - все, что рисовал карандаш, теперь казалось ей таким забавным. Она даже стала помогать художнику - стирала там, где у него что-нибудь не получалась. И рисунки карандаша сделались лучше прежних. На его выставки стало приходить еще больше народу. И всем карандаш говорил:
- Ведь это я не один рисую, у меня есть помощница, которая замечает и убирает все мои оплошности.
А стирашка всем кланялась и сияла так, будто была не резиновая, а золотая.