Вступление, рассказанное Клайвом (модель GF 8) окружному прокурору двадцать лет спустя.
Как было в начале времён? Вначале было слово.
Словом этим владел старик Хью, и он зорко следил за ним, как следят счастливые родители за прыткой пятнадцатилетней дочкой. Нет, он, конечно, пускал его в дело, если того требовали обстоятельства: если кто-нибудь зарывался и хамил шерифу, или употреблял в пост скоромное, или сомневался в триединстве протона, электрона и позитрона, или пользовал наждачную бумагу вместо туалетной, или... да мало ли ещё бывает в жизни обстоятельств? Однажды карлик Вачински нацарапал на городской стене ругательство и сделал в одном слове три ошибки. Его манифест превратился в фарс, а этого старик Хью стерпеть не мог - он преподал бездарю урок грамматики, совмещённый с уроком пунктуации и чистописания. Заблудшая овечка Вачински мигом вернулась в родное стадо.
Но чаще старик Хьюман держал своё слово при себе. Так оно спокойнее. Для всех.
Для чего я это рассказываю? Чтобы стали понятны мои чувства, когда я увидел... В общем, я до сих пор ума не приложу, как слово вырвалось на волю? Быть может, старый Хью приспнул, насоборовавшись сливовицей? Или объелся в обед жареных каштанов - после такого любой потеряет бдительность? Не могу утверждать наверняка, вот только слово ускользнуло из рук шерифа, как убегает масло из пробитого картера. Остались только лужа, заклинивший движок и недоумение.
Началось всё с того, что я заметил в руках Джорджа книжонку форматом в одну четверть - маленькая такая затрёпанная пигалица с лохматыми углами. Я ещё подумал, что эти махрами она напоминает причёску Тити из заведения мадам Баттерфляй. Ах, как я ошибался! Как непроницателен я был! Тити дарит ковбоям радость, книжонка же отняла мой душевный покой!
Несколько слов о Джордже. Он мой приятель, и мы с ним, как говорится, не разлей вода. Джордж глуп, честен и прекрасно стреляет - эти качества делают его потрясающим другом. Иногда он позволяет себе испортить воздух (в качестве шутки) или подкладывает мне в шляпу скорпиона - и то и другое я переношу со спокойствием Сфинкса. "Пусть балуется, - напоминаю я себе. - В детстве ему пришлось несладко. Из игрушек он имел только ржавый разводной ключ и копыто от заводного осла. Пусть его детство продолжается, лишь бы в бою он защищал мою спину!"
Так вот, мой приятель Джордж сидел напротив меня и держал в руках книгу! Мало того, он делал это правильно - не перевернув вверх тормашками, и не боком - что меня особенно огорчило. Сердце моё кольнуло недоброе предчувствие: "Как бы не оказалось поздно!"
Попробуйте собрать в банку червей, если вы ненароком её опрокинули. Трудно? Ещё труднее сделать это, если вы заметили оплошность через четверть часа. Возьмите лопату и заройте всю неприятность целиком - это единственный выход. Вместе с банкой и неприятными воспоминаниями. А за уловом - чтобы не сильно горевать, - сходите на рыбный базар.
Я решил поступить точно так же.
- Эй, Джордж, - начал я осторожно и издаля, чтоб не спугнуть пташку, - не возьму в толк, кто долбанул меня вчера по затылку? Мы разве дрались с кем-нибудь? С кем? - Джордж не прореагировал на мои слова, только продолжал жевать губами, беззвучно проговаривая слова. Он всегда так делает, когда читает. - Кто этот мерзавец, и зачем он это сделал? Я обозвал его интеллигентом? Или усомнился в размерах его карданного вала? Судя по тому, как яростно шалит мой зрительный кабель, он долбанул меня подводной лодкой.
Почесав в затылке, я бросил в напарника камушком. Только после этого Джордж отложил книгу, и тронул переносицу выразительным жестом, как будто на ней висели очки. Сердце моё оборвалось.
- Никто тебя не бил, дружище, - произнёс адепт чтения, - с чего ты взял?
- Меня преследуют галлюцинации, - я вздохнул. - Мне показалось, ты держишь в руках пачку бумаги. Листы этой пачки переплетены, обрезаны по формату и имеют остальные повадки книги. Наверное, мне стоит пройти внеочередной техосмотр? Что скажешь?
- Нет основания!
Джордж поднял указательный палец, а я машинально отметил новое для него словечко: "основания". "Разрази меня апостроф, - подумал я. - Зараза распространяется быстрее, чем можно было ожидать. Ещё чуть-чуть и ему придётся делать лоботомию".
- Я, действительно, читаю книгу, - продолжил Джордж. - Делаю это уже неделю, и будь ты чуточку внимательнее, ты бы заметил.
Он меня упрекал! Силы небесные, Джордж меня упрекал в чёрствости!
Мне захотелось двинуть ему по-дружески в челюсть, но я усмирил это благородное желание. Я почувствовал укор совести. Действительно, я мало уделяю ему внимания. "Но что тут такого? - попытался оправдаться перед самим собой. - Разве он девица на втором свидании? Подумаешь, не разглядел свежий прыщик на его блестящей заднице".
- И ещё, - продолжил Джордж. - Будь ты внимательнее, ты бы заметил, что я собрал вещи...
- Какого чёрта ты это сделал? - перебил я. Спокойствие меня покидало. - Дать тебе, как следует, в рыло?
Он посмотрел на меня холодно, величаво и... с сожалением. Клянусь, это было сожаление!
- Я собираюсь оставить тебя, Клайв.
- Меня? - от невероятности услышанного, гнев мой испарился. - Оставить? Зачем? - Эти вопросы покажутся вам глупыми, но это лучшее, что я смог из себя выдавить.
- Затем, что я оставляю карьеру охотника за головами! - Джордж встал, и величавым жестом описал дугу. Будто представил меня королевской семье. - Я собираюсь купить ранчо в восточном Суссексе.
- Зачем?
- Займусь овцеводством.
От этих слов меня чуть не вывернуло наизнанку, настольно глубока была греховность его желаний.
Так низко не падал ещё ни один охотник за головами. С самой вершины иерархической лестницы, рухнуть в самую пропасть? Невозможно! Сделать это по собственному желанию? Ещё невозможнее!!
"Эх, Хью! - с горечью подумал я. - Почему ты не выполнил своих обязанностей? Почему выпустил слово на волю?" Я не сомневался, что виновницей морального разложения стала затрёпанная книжонка.
Чтобы дать себе паузу и привести мысли в порядок, я несколько минут пространно разглагольствовал о превратностях судьбы. Говорил, что в жизни случается всякое, и если отставной рейнджер заводит стадо длиннорогих майсур или, на худой конец, племя дрессированных блох и выступает с ними в цирке - это одно. Это можно понять и простить, и ни один стрелок этого не осудит.
- Но стать овцеводом? - я воздел руки к небу. - Это означает упасть на самое дно! И даже ниже!
- А разве можно упасть ниже дна? - спросил Джордж.
- Можно! - уверил я. - Это значит пробить задницей дырку! - Джордж посмотрел на меня с удивлением. - И зная тебя, уверяю, так и получится! Ты пробьёшь в аду дырку и упадёшь ещё ниже!
Некоторое время мы молчали. Пока я боролся за душу своего приятеля, наползли сумерки. День плавно преобразовался в ночь. "Всё в жизни меняется, - философски подумал я. - Самый замечательный ясный день превращается в ночь. И даже так: чем ярче день, тем чернее ночь".
На небе сияли звёздочки. Они казались сегодня ближе, чем обычно. Я вспомнил легенду о роботе, который решил добраться до Бога. Гордый безумец призвал своих друзей из ближайшего автосервиса, и они начали строить телескопическую руку из высоколегированной стали. Рука должна была состоять из ста двадцати трёх тысяч колен и приводиться в движение автономными серводвигателями. Вначале строительство шло хорошо и быстро продвигалось, но когда рука стала выдвигаться на двести километров, подрядчик по имени Вавилон использовал некачественные патрубки - ему захотелось срубить бабла сверх утверждённой сметы (алчный сукин сын!). Рука переломилась и рухнула, из разорванных шлангов хлынуло гидравлическое масло, и залило окрестности на сорок дней пешего пути. Роботы-механики переругались между собой и перестали понимать исходный код друг друга. С тех пор достигнуть Бога невозможно... во всяком случае, рукой.
Красивая легенда, правда? Я понимаю, в ней много фантазии. Например, в ста двадцати трёх тысячах колен накопилась бы такая погрешность (и такой люфт), что никакие гипер-компенсаторы не справились бы. Но эти мелкие неточности не умаляют ценности древнего сказания. Оно не справочное пособие по роботостроению, оно учит нас совсем иной мудрости...
- Не горячись, старина, - миролюбиво продолжил я. - Полюбуйся на звёзды, глубоко вздохни и не спеша расскажи, что навело тебя на эти безум... странные мысли?
Джордж раскурил трубку, сделал несколько глубоких затяжек и передал мне. Я предпочитаю жевать табак, но в этот раз принял трубку - разве мог я поступить иначе?
Ветер улетел за холмы почивать, а потому дым слоился и витал вокруг нас, как невесомое ватное одеяло. За холмом затрещал скорпион. Я подумал, что лучше будет растянуть по периметру лагеря верёвку из конского волоса. Эти твари её опасаются.
- Просвещение! - произнёс Джордж и надолго замолчал, будто принадлежал к индейскому племени Чау-Чау. - Я понял, что мы живём неверно, что погрязли в... в...
Здесь моего приятеля стопорнуло, как плохо смазанный редуктор, и у меня появилась надежда. "Раз он не может точно сформулировать своих претензий, в чём конкретно мы погрязли и прочие, значит, остался шанс!" - возликовал я. Отравленная книжная пилюля длинною в неделю, не подрубила в Джордже живительный стержень невежества. Бодрящий ручей его необразованности ещё пробивался сквозь иссушающие пески знаний.
- В общем, нужно вернуться к истокам, - нашелся, как продолжить Джордж. - Отринуть лишнее, освободиться от лишнего, опроститься, - я машинально считал буквы "о", - найти себе дело по душе и обрести покой.
- Четыре "о", - сказал я.
- Что?
- Ты четырежды употребил букву "о". Отринуть, освободиться, опроститься, обрести.
- Это плохо?
"Нужно эту букву запретить! - подумал я. - Что за книгу он читал? Такие книжонки следует разбрасывать на территории индейцев. Через полгода ни одного дикаря не останется. Все они опростятся или опоросятся".
- Но мы уже занимаемся любимым делом, - мягко заметил я. - Мы охотимся за преступниками. Это богоугодное занятие.
- Мы умножаем насилие. Это путь в никуда. Все религии мира...
И Джордж затянул мыльную оперу в километр длиною о поцелуях в... и подставленных щеках, вывихнутых коленях... не забыл также выколотые глаза и выбитые зубы. Под эту "музыку" я печалился и угасал, как свечка. Под конец я потерял нить рассуждений и перестал соображать, что на что следует обменивать? Око за зуб? Или зуб за коленную чашечку? "Если тебе сломали подшипник, следует подставить палец... так? Или средний палец следует показать?"
- А что религии мира вещают о предательстве? - перебил я, не в силах дальше слушать проповедь. - Поощряют?
Он смутился и уставился на меня круглыми глазами: - В целом отрицают.
Залепетал, что-то ещё, и щёчки его покрылись пунцовым румянцем (во всяком случае, мне так показалось). - Бывают, наверное, исключения... не может быть, чтобы не было исключений.
- К чёрту исключения! - зло отрезал я. - Исключения исключаем. Иными словами, ты меня не бросишь. Ибо это грех! - В теологии Джордж был слаб, и я это использовал: всеми силами я надавил на греховность его поступка. - Ты останешься. Наши дорожки не разойдутся. По крайней мере, покуда мы не пристрелим Стоппарда.
Несколько минут он молчал, печально повесив руки между колен. И только треск поленьев, да унылый скрип суставов нарушал полночную тишину.
- Я не брошу тебя, Клайв, - сказал Джордж, в конце концов. - Но в Стоппарда стрелять не буду. Любая жизнь священна.
"Буддисты постарались, - понял я, и хлопнул себя по коленке. - Хью! разве можно было упускать слово? - в очередной раз упрекнул старика. - Эту змею нужно было держать крепче, чем обмылок в общественной бане!"
- И не надо, - я пошел на попятную. - Не хочешь, так и не надо! Стоппард эрудированный мерзавец. К тому же он робот широких взглядов... даром, что за его голову дают три тысячи монет. Мы не станем убивать его, если доктор тебе запрещает этим заниматься в постные дни. Расскажем Стоппарду, что с тобой произошло, а дальше пускай он сам пораскинет мозгами.
Мои слова успокоили Джорджа (порою он легковерен, как двести восемьдесят шестой процессор). Мой приятель уснул, улыбаясь и поскуливая, как младенец, которому снится фунтовый леденец. Я осторожно вынул книгу из его пальцев: "Вайшнавизм. Книга робота. Куда мы попадаем после пресса".
"Япона-мама! - древняя мантра невольно вырвалась из моего горла. - Каждый мальчишка знает, что после пресса мы попадаем в Алкаллу, где горим в вечном пламени углеводородов!"
Глава 2
В которой, собственно, всё и начинается. На планете Эдем-18 бла-бла... колонисты бла-бла-бла... роботы... в общем, читайте сами. Быть может, вам удастся разобраться, что к чему.
Стоппард оказался на удивление милым, общительным джентльменом. Не лишённым обаяния... тактичным... прилично одетым и чисто выговаривающим букву "р", кроме того он... он... чего бы ещё сказать о нём хорошего? (Когда требуется красочно описать кого-нибудь из моих "подопечных", слова застревают в глотке, как воскресный пирог миссис Даунфайтер. Старушка не подозревает об экономии и льёт кленовую патоку сверх всякой меры.) Ах, да, как я и обещал Джорджу, Стоппард оказался джентльменом энциклопедических знаний. Буквально все области современных наук были ему подвластны. Истинно так! Стоппард живо откликнулся на нашу просьбу пораскинуть мозгами: он приставил винчестер к виску (своему) и, как следует, пораскинул - они разлетелись по всей комнате, орошая её осколками знаний. Револьвер приземлился у моих ног.
- Вот те раз! - удивился Джорджи. - Он как-то слишком буквально воспринял наше предложение. Что скажешь, Клайв?
- Скажу, что мозгов маловато. - Я сунул револьвер за пояс. - На мой искушенный взгляд.
Обошедши тело вокруг, я нашел, что поза несколько... пошловата, можно сказать, излишне театральна: рука откинута, словно покойник останавливал убегающий дилижанс, сапоги стоптаны и покрыты пылью, шелковая рубашка испачкана и помята, будто ею протёрли двигатель. "Негоже в таком виде являться в Алкаллу!" - подумал я с сожалением.
В маленькое оконце светило солнце. Если оно собиралось нас изжарить, то я не разделял его намерений.
- Думаю, - Джордж занял позицию сбоку от окна, расположив винтовку на сгибе руки, - он не смог бы ответить на наши вопросы.
- Ты про жизнь после пресса? - с ма-а-а-а-ленькой усмешкой в голосе уточнил я, и принялся выгребать из-под Стоппарда резисторы, диоды и микросхемы. На полу выросла кучка в ладонь высотою. - Да, - пришлось констатировать, - у него оказался небогатый внутренний мир. И это очень мягко говоря.
- Конкретнее! - попросил Джордж.
- Куда уж конкретнее! - Я посмотрел кусок платы на свет, разочаровался и бросил её в общую кучу (вернее кучку). - Нет ничего пригодного на запчасти!
- Неужели ничего? - удивился мой напарник. - Не может быть! Ничего ниоткуда не появляется, и никуда не исчезает! Это вселенское правило Ломоносова-Паркинсона!
В подтверждение своих слов, он поднял прямую ладонь, как это делают аватары Вишну по всей планете Эдем-18, и я, в очередной раз, пожалел, что не уничтожил гнусную книжонку.
Я предложил Джорджу самому "окунутся в мир Стоппарда", но Джордж отказался. Мне пришлось самому ещё раз перепроверить останки.
- Знаешь, кое-что интригующее я всё же обнаружил.
- Да? Что именно?
- Стоппард имел к нам встречные претензии. - Мы с приятелем переглянулись, он присвистнул и я закончил мысль: - Нас заказал ему Коряга Дюваль.
- Нас? - переспросил Джордж. - Стоппарду?
- Именно, дружище. Именно нас и именно Стоппарду.
- Очень хорошо! Просто замечательно!
Как я уже говорил (или я этого ещё не говорил?) ход мыслей Джорджа иногда ставит меня в тупик. Так произошло и в этот раз. Чтобы не перегревать свои логические цепи, я попросил разъяснений:
- Что показалось тебе замечательным? Что нас? Или, что Стоппарду?
Несмотря на палящее солнце, пыльный ветер и труп у нас под ногами, утро выдалось великолепным - это я ощущал каждой жилочкой своего тела. Кроме того, я видел, как оживает Джордж, и это приводило меня в восторг! "Он, будто бабочка к огню стремится так неодолимо, - в мозгу возникли рифмованные строки. - В любовь, в волшебную страну, где назовут его любимым..."
Дальше я сочинить не успел - Джордж хмыкнул, как молодой жеребец, напружинился и... жахнул из винтовки.
- Замечательно, что он у меня на мушке! - пояснил свою эскападу с ухмылкой на замечательно немытой физиономии.
Фигура Дюваля в дальнем конце улицы взмахнула ручонками и грохнулась на дорогу, подняв небольшое, но живописное облачко пыли. Стервятник в небе обрадованно возопил и сузил круги.
Всё произошло внезапно, как утверждают тромбонисты, в темпе presto.
Порою Джордж доводит меня до белого каления. Это плохое чувство, по отношению к другу (я это понимаю), а потому стараюсь его подавлять. В раннем детстве малыш Джорджи переболел сенной лихорадкой (или ветрянкой? не берусь утверждать точно). В результате у него закусило кнопку "турбо" и стала подгибаться правая нога. Ногу мы вылечили - я возил Джорджа к знахарю в Северных горах, а вот с кнопкой произошло несчастье: она покрылась неизвестной серой дрянью и отсохла (со временем). Именно поэтому, тактовая частота моего друга пляшет непредсказуемо.
- Там ещё один...
- Придурок! - прошептал я, не определившись к кому конкретно обращаюсь.
- Точно! - согласился Джордж. - Как ты догадался? Придурок с белым флагом. Как думаешь, это демонстрация?
Ну, как можно на него обижаться? Это попросту невозможно! Я взял себя в руки и тактично попросил:
- Ты не мог бы сначала стрелять, а потом спрашивать? Так принято у добрых самаритян.
- А кто такие самаритяне?
Мне пришлось призадуматься. Гимназический курс мог затянуться бесконечно долго, и чтобы этого не случилось, я начал с конца - поведал Джорджу, что человек с белым флагом - это парламентёр. Иными словами, гражданин охочий до беседы, как муха до кленовой патоки. Далее я приветливо распахнул дверь и объявил Джорджу, что лясы точить будет он. Поскольку:
- Ты грохнул Дюваля без объявления войны!
Джорджу было, что возразить. Во-первых, мы никому и никогда не объявляем войны. "Честный охотник за головами стреляет в спину" - это наше золотое (вернее, стальное) правило. Из этого правила вытекает следствие: "Ударивший в пах имеет вдвое больше шансов выжить". Во-вторых, Дюваль стал прямой угрозой, когда заказал нас, а потому уместно привести такую цитату: "Стреляющий первым обычно успевает перезарядиться", - это выдержка из "Практических рекомендаций" для охотников за головами. И, наконец, мудрость Книги войн "Сунь Цзы" учит, что в битве без правил, следует придерживаться своих принципов. А какие у нас принципы? Никаких! У нас их попросту нет!
Формально Джордж имел повод для возражений, но мне очень не нравился этот... парламентарий. Я встал у двери, и расстегнул кобуру.
Парламентарий был в белом и серебристом...
- Как ангел! - восторженно прошептал Джордж.
- Скорее, как космонавт, - откликнулся я.
На старинных гравюрах я видел изображения космонавтов. Обычно они идут по упругой бетонной полосе, эдаким рядком, бодро чеканя шаг. Красивые и возвышенные. Красивые в своих футуристических костюмах (держа шлемы под мышкой), а возвышенные переполняющей их идеей вселенского добра и мира... Глупцы!
- Добрый день, джентльмены!
Кроме ангельско-космического прикида, толстяк-парламентарий страдал ещё одним недостатком - одышкой. Он попросил воды и стул. Я предоставил и первое, и второе, не задумываясь о его кредитной истории. Парламентарий долго цедил воду, клацая зубами о край стакана. И бросал на нас краткие острые взгляды. "Да он боится! - расшифровал я эти "уколы". - Боится, что мы его шлёпнем".
- Для вашего детективного агентства есть государственный заказ, - молвил он, намолчавшись вдосталь.
- Как, по-твоему, Клайв, он похож на государственного чиновника? - Джордж по-прежнему не сводил взгляда с улицы. Мой друг полагал, что космический толстяк всего лишь отвлекающий манёвр. Пустышка, посланная сбить нас с толку.
- Судя по масленым глазкам, - медленно произнёс я, - да. Именно, что чиновник. У чиновников на этой планете привилегии на хорошее масло.
Парламентёр развёл в стороны лапки с толстенькими пальчиками, мол, извиняюсь, не по собственной воле, но божественным соизволением качественное масло вкушаю... Потом признался, что сперва они хотели связаться с нами через Сеть. Но побоялись, что к ней может подключиться противник. Это признание походило на пьяный бред. Даже Джордж это почувствовал:
- Ага, разумеется, - сплюнул сквозь зубы. - Противник рыбного меню в постный день. Или ненавистник алой розы на кабачковом базаре. Что за чушь вы базарите?
- Понимаю ваше недоверие, - взволновался чиновник. - Взгляните лучше в окно.
В одном оконном переплёте сохранилось стекло. Я хотел разбить его (подчиняясь исключительно требованиям гармонии и симметрии), но не стал этого делать. Стёклышко мелко задрожало, а через мгновение в небе появились истребители. Они принялись выписывать виражи, оставляя после себя буквы, буквы эти складывались в слова... Джордж глядел на это небесное чистописание во все глаза (к слову, они у него расширились и грозили вывалиться наружу). Наконец, инверсионный след образовал слова: 'Джордж + Клайв'.
Джордж охнул и принялся долго и витиевато описывал свои чувства. Он впервые увидел своё имя в небе. Если передать его речь вкратце, она прекрасно уместится в одном единственном тезисе. В каком? Подумайте сами.
- Впечатляющий вид. Придётся его выслушать, Клайв. Заставить генеральный штаб начертать такую похабщину может только крайняя необходимость.
- Моё имя - Дорсет Семь. - Чиновник покинул стул, и пересел на угол стола. Так он стал выше, и смотрелся солиднее. - У нас проблема. В Империю проникло Зло. Зло с большой буквы "з".
Джордж почесал в затылке, и спросил, может ли слово "зло" начинаться с другой буквы? "Я не большой спец в словосплетениях, - молвил мой друг, - но мне кажется это невозможно. Зло всегда начинается на букву з". Если использовать другую букву, то получится другое слово! Гло, или рло, или фло, или..."
Он готов был продолжать это упражнение до бесконечности, и мне пришлось мягко прервать его, сказав, что это бесполезно. Я попросил: "Не мог бы ты заткнуться, Джордж? - и тактично прибавил: - Пожалуйста!"
- Империя зла, полюбит и козла, - полувопросительно сказал я и посмотрел на парламентёра. Я ждал дальнейших комментариев.
- Похоже, что на нашей планете появились люди! - выдохнул Дорсет и оглянулся, как будто Зло (в виде людей) могло оказаться у него за спиной. Прямо здесь, в этой комнате.
Джордж весело шмальнул из винтовки, и с крыши рухнуло очередное туловище. - Тоже мне новость. У Полигона живёт старик с собакой. Об этом, простите, каждая собака знает.
- Я имею в виду диверсантов, - уточнил Дорсет. - Если вы найдёте людей, Империя предоставит вам неограниченный доступ к электросетям и запчастям.
В предложении присутствовал какой-то логический дефект, была нарушена причинно-следственная связь. Видимо Дорсет это тоже почувствовал, и переиначил фразу. Сказал, что мы получим доступ ко всем ресурсам, чтобы поймать диверсантов.
- Почему вы обратились к нам? - спросил я. - Потому что полиция и армия не смогли ничего сделать? Но что можем мы?
- Есть предположение, что люди скрылись где-то на Полигоне. Местные роботы выглядят, как люди, и диверсантам здесь легче всего остаться незамеченными.
- Логично. И что им нужно?
- Детектор определения живого.
- Конечно! - весело хмыкнул Джордж. - Людям нужен детектор определения живого, роботам - металлоискатель. А то мы без этого никак не разберёмся кто есть кто!
Я был готов расцеловать напарника за остроумие:
- Парируйте, Дорсет, если сможете. Зачем людям детектор людей?
- Не всё так просто! - насупился чиновник. - Как бы вам объяснить...
- Попроще! - попросил Джордж.
- Попытаюсь, - чиновник задумался. - У нас есть детектор живого. - Он загнул пухлый мягкий пальчик на правой руке. - Это раз. Мы можем установить детектор на боевые машины. Это два. - Ещё один пальчик согнулся. - Тогда боевые машины смогут уничтожать людей, оставляя в целости роботов. Это три. Диверсанты хотят выкрасть детектор и лишить нас этой технологии. Это четыре.
На кулаке остался не загнутым только один, большой, палец. Дорсет развернул кулак пальцем вниз и потряс рукой, словно вбивал в доску гвоздь или командовал гладиатору добить раненного противника. Мне этот жест не понравился.
Пришлось спросить о войне с людьми:
- Так это мы хотим нападать? А? Дорсет? Отвечайте!
- Ну, - он посмотрел в потолок и несколько раз передёрнул "молнию" вверх и вниз. Молния сказала "вжик-вжик-вжик". - Чем чёрт не шутит? Нужно быть готовыми ко всему...
На передний план диалога вышел Джордж. Он опустил винтовку, а шляпу, наоборот, сдвинул на затылок. Эти трансформации свидетельствовали о его эмоциональном подъёме
- Тут закавыка почище вайшновизма, - сказал он. - У вас есть детектор живого, но диверсантов-людей вы найти не можете.
- При этом опасаетесь, что детектор стырят, - прибавил я. - Те самые люди, которых вы найти не можете.
Дорсет протёр с лица воображаемый пот и сунул в рот таблетку валидола. "Сегодня же потребую прибавки, - проворчал и посмотрел на меня, ища сочувствия. - Или уволюсь, к чёртовой бабушке".
- Поймите, вы! Детектор один! Гоняться с единственным детектором по планете нерационально. Это всё равно, что искать... - он задумался.
- Блоху в табуне пегих жеребцов! - нашелся Джордж.
- Пусть так! - обречённо согласился чиновник. - Наши эксперты работают, пытаются разобраться и запустить прибор в серию. Когда это случится, будет легче, а пока... - он развёл руками.
- Ладно, мы берёмся, - я решительно отпихнул железки Стоппарда в сторону. - Готовьте задаток, верительные грамоты и что там ещё полагается послам мира... Будем работать по крупному!
Дорсет мелко закивал (как игрушечный болванчик) и поспешил удалиться. Уже с улицы, он крикнул, что готов оплатить счета. "Всё, что угодно, господа! Однако в пределах разумного! Казна у нас не резиновая! Держите себя в руках!"
Джордж предложил шмальнуть в мерзавца, пока тот не удалился слишком далеко. Я ответил, что это будет напрасно потраченная пуля:
- Исчезнет Дорсет Семь, появится Дорсет Восемь. Только и всего!
И предложил задуматься о новом деле. Как мы станем действовать?
- Как? - простодушно спросил Джордж.
- Первое правило сыска, - я, как барс, прошелся по комнате, - чтобы поймать преступника, надо научиться думать, как преступник. Если мы выслеживаем людей, мы должны думать, как люди!
Мысль казалась мне гениальной и безоговорочной. Возможно, так оно и было, но только не для Джорджа. Он поднял руку, желая сказать. Я занервничал.
- А что если...
- Что?
- Что если они не думают?
- Кто?
- Люди!
- То есть как?
- А так: вообще не думают.
- Это не возможно! - Левое полушарие моего процессора напряглось и стало медленно перегреваться. - О чём-то думаешь всегда! Вернее, всегда о чём-то думаешь!
- Не скажи, вот у меня был случай, я три недели ничего не думал.
- Ничего? Вообще?
- Вообще, - подтвердил Джордж. - Даже о мухах.
- Я понял.
Мне стоило большого труда удержаться и не пристрелить его на месте. Моя левая рука вцепилась в правую и сдавила её так же нежно, как Лаокоон обнимал взбесившегося льва. Было важно, чтобы правая не добралась до револьвера.
- Хорошо! - пошел на попятную, чтобы разрядить (морально! исключительно морально!) атмосферу. - Если мы хотим поймать человека, мы должны научиться не думать, как люди. Это тебя устраивает?
Джордж согласился без возражений, и я объявил, что мы едем к старику с собакой.
Зачем? Побеседовать по душам.
Глава 3
Старик и море... Кажется, это было у Хэма Ингу Хэй-Я... Пусть будет иначе: Старик, собака и поле голубой агавы.
До Полигона рукой подать - примерно двое суток галопом, если не задерживаться в салунах и не позволять себе внеочередную стопочку текилы длинною в бесконечные "пять минут". А что такое жизнь охотника за головами, если выкорчевать из неё салун с девочками и бутылку текилы? Эта проза. Грубая и злая, как куст чапараля в засушливое лето. Об этом любил рассуждать Омар Ха-Эм, он написал на двери своего жилища такую фразу: "Поток вина - родник душевного покоя, врачует сердце он усталое больное". Не знаю, как мистер Омар относился к девушкам, но подозреваю, что не возражал против их общества. И то сказать, что может быть приятнее, чем ущипнуть после глотка текилы чью-нибудь аппетитную...
Н-да. Что-то я замечтался.
Итак, путь к Полигону лежит вдоль тропинки, выложенной желтым кирпичом, и в этом есть определённая поэзия. Меня, во всяком случае, эта "лунная дорожка" настраивает на философский лад. Я думаю о благих намерениях, что приводят праведников в ад, и выводят грешников наружу. Да-да, не удивляйтесь. Как и всякое иное замкнутое пространство, ад не безграничен, и если поместить в него одного праведника, непременно требуется выпустить одного грешника - дать ему свободу. По этому немудрящему "водному" правилу осуществляется круговорот морали в природе.
Признаться, я никогда не бывал около Полигона, и представлял это гостеприимное местечко чем-то вроде аризонской пустыни в полдень. Или, на худой конец, в виде плавильной печи, когда истопник поддал жару и пламя становится оранжевым от гнева, и норовит вывести из строя ваш зрительный сенсор. На самом деле, Полигон оказался вполне пригодной для жизни и даже милой провинциальной дырой. Он встретил нас таким пейзажем: от небольшого озера с прозрачной зеленоватой водой вглубь саванны тянулась посадка голубой агавы, несколько пальм, высаженных с поэтичной хаотичностью, оживляли передний план, а кукурузное поле распласталось до самого горизонта. Красиво!
- В детстве, - сказал Джордж, и глаза его замутились ностальгией, - я любил убежать в кукурузное поле и спрятаться там. Мы играли с ребятами в прятки.
- Ага, - ответил я и расстегнул кобуру. - Ври больше, кукурузник ты мой.
- Почему ты решил, что я лгу?
Ответа он не дождался - неподходящее для этого место, да и время неблагоприятное.
Старика с собакой (как мы его называли между собой) на самом деле звали Ротшильдом. Малый это был своенравный и непредсказуемый... впрочем, как все и углеводородные создания (я говорю о людях). Мог стрельнуть, не спросив серийного номера, а мог накормить плюшками с чаем, как фрекен Бок. Кому как повезёт. Всё зависит от ноги, с которой старик поднялся.
Я намекнул Джорджу об опасности, и велел держать хвост пистолетом. "А пистолет? - уточнил напарник. - Следует держать хвостом?"
- Нет, тоже пистолетом. Два пистолета - хорошо, один - плохо.
Хижина Ротшильда была сделана из того же материала, что и дома трёх поросят, только старик объединил поросячьи ухищрения в одну постройку: он использовал камни для стен, хворост для навеса, а солому для кровли - получилось недурственно. Между домом и кукурузным полем Ротшильд устроил огород и микроскопический цветник.
Мы приблизились.
Собака, дёргая цепь, облаяла нас во всю глотку. Какие она при этом испытывала чувства, утверждать не берусь, но выглядело это... жизнерадостно. С таким оптимизмом маньяк потрошит свою жертву, полагаю.
- Чёртова клонированная тварь! - сказал Джордж, и мы вошли в хижину, почтительно склонив головы перед низкой притолокой.
Старик сидел за столом, мастерил из проволоки нечто чудесное. При нашем появлении он не выказал эмоций, как будто охотники за головами являются к нему в дом дважды в сутки, и очередная парочка только-только покинула жилище. Ротшильд кратко взглянул на нас, и в этом взгляде я рассмотрел высокомерие. "Что привело вас ко мне, дети мои? Вы бредёте по свету в поисках истины?" - мне показалось, сейчас он задаст этот вопрос скрипучим надтреснутым голосом, и станет похож на пастора забытой церкви, забытого бога.
Однако Ротшильд молчал.
Я хорошо рассмотрел старика. Цвет его глаз люди называют бледно голубым (длина волны 472 нм). Морщины делают лицо похожим на карту штата Колорадо - насколько я знаю, старик оттуда родом. Невысокой рост, залысины, густые пучки бровей. Его нельзя назвать привлекательным, и это вполне естественно - старость мало кого красит.
"Для Ротшильда мало что изменилось, - подумал я. - На Земле он вёл уединённый образ жизни. Жил в лесной хибаре, знал наперечёт медведей и здоровался за руку с енотами. Здесь он служит дверником, это почётная должность - охранять врата на Полигон. Дверник... привратник... Ротшильд имеет служебное положение, профсоюзный билет, воспитывает клонированную собаку и лелеет клумбу с левкоями". Мысль получилась грустная, ибо я не был уверен, что существует профсоюз привратников на Эдеме-18, а также сомневался, кто кого из этой троицы воспитывает? "И кто кого взращивает, - подумал, - тоже вопрос. Может статься, пёс воспитывает стрика, а цветы кормят обоих?"
- Мы приехали к вам как к эксперту, сэр! - Джордж прервал поток моих размышлений.
- Похвально! - одобрил старик и сразу перешел к делу. Для этого он провернулся на стуле, и достал из шкафа литровую бутыль с деревянной затычкой. - У меня лучший кукурузный виски в этих краях. Желаете откушать?
Джордж облизнулся, а я выступил вперёд, оттеснив Джорджа от бутылки.
- Благодарим вас, сэр, но мы не по этому поводу.
- Я так и знал! - старик блеснул глазами. - Этим вы, ребята, и отличаетесь от людей. Вы не пьёте. Всё у вас понарошку.
Старик налил себе стаканчик, и опрокинул в рот изящным отточенным жестом. "Профессионал!" - восторженно выдохнул Джорджи. Я двинул ему локтем по рёбрам.
- Вы пришли, чтобы почувствовать разницу? А? - стрик подмигнул и захихикал.
- Вы читаете наши мысли, сэр? - уточнил я.
- Да бросьте, - старик повеселел. - Вы же общаетесь между собой при помощи радиоволн. Разве нет?
- Не сегодня, сэр. Сейчас мы в режиме радиомолчания. Общаемся устно, звуком. Как во времена Шекспира.
- Иди ты! - восторженно произнёс Ротшильд.
Возглас мне понравился, и я записал его в оперативную память. "Иди ты!" - сколько в этом экспрессии, и, одновременно, динамики. Не перестаю удивляться людям, их выдумке. Ротшильд продолжил:
- Верно это к дождю. Это ваше... радиомолчание.
- Простите, сэр? - Джордж не понял подначки.
- Я бы предпочёл дождь! - пояснил старик. - Кукуруза сохнет... мать её!
Джордж подошел к столу, и положил на него два датчика. Один по магнитному, второй по электрическому полям. Сказал, что это диктофоны (соврал весьма правдоподобно, я бы сказал, естественно) и попросил объяснить:
- Сэр! Если бы человек спрятался среди человекообразных роботов, как его обнаружить? Нас интересуют параметры отличий. Чего мы должны искать?
Старик уставился за окно и надолго задумался. Время от времени он прикладывался к бутыли, не утруждая себя хлопотами со стаканом. За окном светило солнце, ветер безобразничал с пальмами, а по озеру гуляла рябь. Хорошая такая, крупная.
Собака продолжала лаять и испытывать цепь на прочность. Меня это несколько... озадачивало.
- Одну минуту, джентльмены, - попросил старик.
Он поднялся и вышел во двор, раздалось два выстрела и короткий всхлип. Лай прекратился. Цепь тоже испугано притихла. Старик вернулся в кресло.
- Прошу прощения, вот вам и первый признак: в отличие от вас, нервы у людей не железные.
Он замахнул ещё одну порцию виски, видимо, прощаясь с безвременно ушедшим псом.
- Во-вторых, люди нуждаются в воде, пище и сне. Встретите храпящего робота - разбудите и задайте сложный вопрос. Пусть перемножит в уме пару пятизначных чисел. Человек наверняка ошибётся, человеку свойственно ошибаться.
Джордж мотал информацию на ус. (Или правильно говорить "наматывал информацию на ус"? Эти анахронизмы изводят мои логические схемы.)
- Что-нибудь ещё? - спросил мой напарник.
- Больше ничего. Конец. Баста. Я человек и значит, я нуждаюсь в отдыхе. - Ротшильд красноречиво посмотрел на дробовик. - Сделайте одолжение, проваливайте... от греха подальше.
Джорджи хотел уточнить от какого именно греха? и насколько подальше? (Я усмотрел это желание на физиономии своего друга.) Озвучить вопрос я ему не позволил. Самым решительным образом.
Глава 4
В которой ребята выпускают пар... нет, не пускают "пары", а выпускают пар. В общем, небольшая перестрелка. Вестерн, всё-таки.
От фермы старика Ротшильда до городка Растингтон, что на окраине Полигона, мы добрались за час с небольшим. Если быть точнее, за четыре тысячи восемьдесят семь секунд. Мой гнедой даже не вспотел, да и чалая Джорджа не пыхтела сверх меры.
Этот "дорожный" час я посвятил воспитанию Джорджа, провёл, своего рода политинформацию: "Мы растём над собой, Джорджи! Кто мы были прежде? Перекати поле, оторви и выброси! а теперь у нас на руках государственный заказ. Мы служим правому делу, и потому победим".
- Такъ мобедимъ! - я решительно пришпорил коня. - Слышал такую фразу? - мне нравится шокировать своей образованностью. - Это победный клич на древнем языке.
Джордж саркастически хмыкнул, откусил от плитки табаку изрядную порцию, пожевал и сплюнул. Практиковать эту дурную привычку он начал недавно (месяца полтора), и для полноты ощущений ему не хватало слюны. Плевок разжеванного табака - из длинной тягучей струи - превращался в сухой... как бы это сказать... фонтан. Представьте форсунку старого автомобиля, в котором давно высохло топливо, и колёса спустились до самой земли... быть может, белка свила на приборной панели гнездо (или чего они там свивают?). И вдруг появляется какой-то болван, и пытается завести эту сноповязалку. Пыль летит в стороны, и белка верещит и сквернословит, как портовый грузчик... Нечто подобное получалось и у Джорджи, когда он сплевывал сухой табак, и крошки летели мне за шиворот.
Городишко Растингтон встретил нас... буднично. Без патетики. Как обычно. Рекламный плакат (улыбающийся ковбой в шляпе) предлагал нам с добром пожаловать в округ Мальборо, обещал тёплый приём. Какой-то умник пририсовал ковбою гениталии увеличенного размера, и накинул на сигарету лассо. Конец верёвки болтался в футе от земли, напоминая хвост.
На веранде салуна "Шайтан и Мухобойка" топталась пара типчиков. Полагаю, они уже были с нами знакомы, потому что похватались за винтовки, не потрудившись произнести элементарное приветствие. Мы с Джорджем пресекли их негостеприимные действия в фазе намерения - выпустив по паре зарядов, и расположив скандалистов на полу веранды. Руководствуясь принципом рослых вперёд.
В бар мы вошли с разных сторон - я с центрального входа, а Джордж (несколько минут спустя) с заднего. Не торопясь подвалили к стойке, где бармен пытался протереть дырки в стаканах.
- Как дела, Хэнк? - спросил я миролюбиво, как будто мы закадычные друзья.
- Всё в порядке, джентльмены.
- Чужаки не появлялись? - осведомился Джордж.
- Есть немножко. В западной части города, где бар Янки. Сюда добрёл один из них... здоровяк. Утверждает, что он Херакл.
- Херакл?
- Думаю, он накачался американскими комиксами по мифам Древней Греции.
- Подвинулся на комиксах? Это интересно. - Мы с напарником переглянулись. Не знаю, как Джордж, но я уже смекнул: где люди, там и необычности. - С ним можно поговорить?
Хэнк мрачно поднял бровь:
- Ищите приключений? Тогда получше подготовьтесь. Сегодня здесь будут чокнутые покруче Херакла. И советую смазать свой речевой аппарат, гринго, если ты собираешься толковать со всеми.
- С чего такой прилив нечисти? - весело спросил Джордж.
- Скидки для ряженых, - ответил Хэнк.
Я почувствовал раздражение в голосе бармена, и не стал уточнять, что это значит. Просто попросил:
- По стопочке текилы. Лайм и соль.
- Разумеется.
Мы сели в углу, откуда простреливался вход. Осмотрелись. В зале можно было насчитать с дюжину посетителей.
Я спросил, обратил ли Джордж на цвет глаз старика Ротшильда: