...однако пятничные визиты на этом не закончились, и через полчаса в дверь квартиры N 50 опять позвонили. Выждав приличествующую минуту, звонок повторился. Он не был громок или назойлив - он был осмотрительно настойчив.
- Гелла! - выкрикнул из кабинета покойного Берлиоза Коровьев. - Где ты ходишь? Не заставляй гостя ждать!
Горничная отправилась открыть дверь - действие, в сущности, обычное, - но случилась маленькая пауза, заминка, которую отметил в мозгу Коровьев, да и черный маг не упустил.
После минутной возни и шушуканья в передней послышался звук шлепка по чему-то мягкому, и в гостиную вошла Гелла. Девушка растеряно произнесла:
- Мессир, к вам... - она колебалась, подбирая слово, целую секунду, остановилась на нейтральном: - визитёр.
Дрова в камине догорали и пламя, утратив ярость и пыл, перешло в багровый жар. Мессир перебрался от дивана к столу и, срезая кинжалом пластинки, ел мясо. От вина Воланд подобрел и повеселел:
- Не представляю, Гелла, кто мог тебя смутить, - улыбнувшись, молвил черный маг, - не влюбилась ли ты, часом?
Быть может Гелла собиралась ответить, во всяком случае, она хотела это сделать, вот только словам не суждено было слететь с губ. Из-за ведьминой спины в гостиную протиснулся Дед Мороз и, опустив на пол мешок с подарками, тяжело вздохнул:
- Я к вам, господин артист, - дедушка огляделся и прибавил: - если вы не возражаете.
Убранство хозяина зимы не отличалось особым шиком или изяществом: мохнатый шар на конце шапки грозил оторваться в любую секунду, кончики звёзд на шубе загнулись, а в белёсой бороде застрял кусочек яичницы - старик, очевидно, завтракал ею некоторое время назад. При этом не оставалось сомнений, что это самый настоящий московский Дед Мороз.
- Чему обязан? - спросил Воланд. - Насколько я понимаю, ни временем года, ни какими-либо иными вселенскими заботами мы не пересекаемся. Или рождение нового года перенесли на май?
В дверях показалось расколотое пенсне мсье Коровьева, Гелла чуть отстранилась, давая ему обзор, и под удивлённое внимание обитателей квартиры, Дед Мороз принялся раздеваться. Когда шуба и шапка слетели в угол комнаты, а борода и усы были отклеены, гость квартиры стёр с лица белила и предстал в своём истинном обличье.
- Да это же Абрам Исаакович Гуревич! - радостно заорал Коровьев, он подбежал и облобызал дорогого гостя. Затем гаер плюнул на уголок носового платка и стёр им оставшееся на лице гостя белое пятнышко.
- Портной из артели, - продолжил Коровьев. - Вчера узнал у курьера Карпова наш адрес, сегодня весь день наблюдал. Подглядывал тэк-скаать, - Коровьев гримасничая, хлопнул гостя по плечу, - заглядывал в окна. Шпионил. Бинокль и теперь у него в заднем кармане. О! Вот он! - с цирковой ловкостью Коровьев выдернул из кармана потёртый армейский бинокль.
- Это грешно, - провозгласил черный маг, - а если бы вы застали меня неодетым? В момент переодевания? Меня или Коровьева, или... - все трое, не сговариваясь, поворотили головы в сторону Геллы. Из одежды на девушке белели кружевной фартук на талии и наколка на голове.
- Впрочем, - смилостивился Воланд, - в России подглядывание нельзя считать грехом. Иначе праведников не останется вовсе.
Взгляд Воланда скользнул по изнемогающему соком мясу, по бутылкам вина и по перьям свежего прованского лука.
- Чем я могу быть вам полезен? - повторно прозвучал вопрос, и жестом маг пригласил гостя к столу. - Чего ради вы применили маскарад?
Абрам Гуревич с трудом переносил третью букву своей фамилии, а если говорить откровенно, проклятая буква сражалась с Абрамом всеми доступными средствами. То она грассировала, то проглатывалась, а то застревала намертво на языке. Еврей старался вести беседу, опуская ненавистную букву, говоря иными словами, тотальным образом игнорируя.
- Я опасался, что меня не впустят, - портной расстегнул на пиджаке пуговку, опустился на низенький стул, - у вас бывают с визитами такие люди, что... о-го-го!
И в этом портновском "о-го-го!" прозвучало столько почтения и подобострастия, что Фагот зажмурился: "Подхалимничает, мерзавец, - подумал, - но до чего искусно!"
- А мне очень нужно поговорить, - продолжал Абрам, - вы один можете помочь в этом деле.
- Помогать людям не в моих правилах, - пробасил Воланд, и стало ясно, что даже в его душу проникла лесть, - однако готов выслушать.
Необычность абрамовой просьбы поразила видавшего виды Коровьева, и Гелла изумлённо округлила глаза, и даже Воланд счёл необходимым уточнить:
- Вы, вероятно, оговорились, мой друг, - мессир поднял бокал, Гуревич следом, - позволите называть вас другом? Очень хорошо! Вероятно, вы хотите уточнить дату своей смерти?
- Нет-нет, вы всё правильно услышали, мессир, - с монастырской покорностью ответил Гуревич, - я хочу узнать попаду ли я в царствие небесное. А дата смерти мне ни к чему.
- Хм... - только и ответил черный маг.
И чем дольше мессир молчал, тем отчётливее постигал, что этот человек в дивно скроенном шевиотовом пиджаке говорит дело: никто иной, кроме него, Воланда, не может ответить на этот вопрос.
- Вам обязательно необходимо знать? - спросил маг, заключая размышления.
Гуревич чуть сконфузился и полез правой рукой в боковой карман, оттуда он извлёк смятую еврейскую шапочку, расправил, надел на голову. Шапочка кипа удивительно точно прикрыла плешь на затылке.
- Я был в синагоге, имел беседу с раввином, - он прищурился и покачал головой, будто сомневаясь. Однако осталось непонятным в чём еврей сомневается: в синагоге или в раввине, - даже исповедовался. Равви сказал, что шанс есть, только гарантии не дал.
- Вот как? - изумился маг, - и что же дальше?
- Потом я пошел, - Гуревич стянул с головы кипу, сунул её в карман, - к христианам.
Воланд удивлённо буркнул что-то про веру и про религию, впрочем, слов было не разобрать. Фагот на всякий случай кивнул.
- Исповедовался в православном храме, имел долгую беседу с батюшкой.
- Чертовски интересно, - воскликнул маг, - что он сказал?
- Пообещал... - туманно ответил Гуревич, - и опять без гарантии.
Воланд рассмеялся, доверху наполнил комнату своим надтреснутым басом. Хрустальные бокалы, казалось, вторили ему чуть слышным звоном.
- Пообещал вам билет в царствие небесное? Интересно, в каком вагоне? Плацкарт? Или, быть может, отдельное купе?
- Напрасно вы смеётесь, - Гуревич, как будто даже обиделся, - протопоп хороший человек, добрый.
- Я вижу, каков он! - Воланд в мгновение сделался серьёзен, - понимаете, Абрам, какая штука. До сегодняшнего дня, а если быть точнее, до нашего разговора, прямая вам дорожка была в рай. Без малейшего сомнения.
- В рай без пересадок! - поддакнул радостно Фагот.
Гуревич заметно повеселел и даже привстал, обозначая готовность уйти. Мессир нахмурился:
- Вы не по возрасту нетерпеливы! - рявкнул. - Сядьте и слушайте! Вот так. Вы согрешили, придя сюда, и весы качнулись в другую сторону.
- Они изменили своё мнение о вас! - зловещим шепотом пахнул Фагот.
- Теперь вы не праведник и не грешник. Чаши добра и зла уравновесились.
Это сообщение совсем не испугало портного, напротив, он поглядывал соколом, и вот почему:
- Ничего страшного, сделаю пару-тройку добрых дел и...
- И что? - левый мёртвый глаз мессира прямиком уставился на Абрама, гонор в мгновение слетел с портного, и голова закружилась, будто посмотрел он в пропасть. - В иные моменты, - продолжал Воланд, - мне кажется, что человек действительно сам плетёт свою судьбу. Настолько необдуманными и губительными бывают поступки.
Коровьев вскочил, забегал по комнате, по-куриному хлопая руками и причитая:
- Всё пропало! Всё! Сгинуло всё! Прощай бесцельно прожитые годы! - он схватил Гуревича за пиджак, подтянул к себе. Полой вытер слёзы и собирался высморкаться, да передумал, - раньше вы делали добрые поступки от чистого сердца, - хныкал гнусавым голосом, - а теперь корысти ради станете делать. А такие дела в зачёт не идут.
- Не идут, - запечатал Воланд.
Настало время замолчать Абраму, он возвёл глаза к потолку и выкатил нижнюю губу по-детски. Вся его фигура выражала растерянность, и даже беспомощность.
- Коготок увяз - всей птичке пропасть, - вился над ухом Коровьев, - теперь ты наш, - дышал в шею. - Наш!
- Мессир, - осторожно заговорил Гуревич, - вы образованный человек, я вас глубоко уважаю. Моя жена Ида передаёт вам поклон, но я-таки должен испросить ваше мнение. Что бы вы стали делать на моём месте?
- Фагот, говоря вашими выражениями, таки прав, - черный маг отпил вина, проглотил, освежив таким способом рот, затем положил на язык кусочек мяса и зажмурился, - если гора не идёт к нам, значит, мы должны идти к ней.
- Не понимаю, - удивился портной, - вы хотите, чтоб я согрешил? - и в тот же миг Абрам сообразил, что этому как раз глупо удивляться.
- Да. Вам нужно принять грех на душу. И отнюдь не маленький, а вполне приличный, - поправил Воланд, - полновесный грех.
- А зачем? - спросил портной. - Я не улавливаю логики.
- Тогда ты точно будешь наш! - в расколотом пенсне Коровьева отражался каминный жар, поблёскивало пламя.
- Именно так, - подтвердил Воланд, - в таком случае я смогу...
- Помочь? - с надеждою предположил Абрам.
- Рассмотреть вопрос.
- А иначе?
- Геенна огненная.
- Не очень богатый выбор.
*
Если обогнуть дом N 24 по Пречистенке и зайти со двора, то, при должной внимательности можно углядеть дверь, что ведёт в полуподвал. Звонка дверь не имеет, вместо него висит медная табличка с гравировкой: "Портных дел мастер, А. Гуревич". Под этой, можно сказать, заглавной надписью красуется другой текст, сделанный несколько позже: "6-го разряда. Прошу стучать". И уж совсем внизу, сползая за медный край, прилепилась грозная приписка, сделанная химическим карандашом: "Хватит дубасить! Я всё прекрасно слышу".
Ида встретила супруга на пороге:
- Где ты был? Клиент уже час дожидается! Я пересказала ему все анекдоты по два раза. На моё счастье у него короткая память и громкий смех!
- Ах, Идочка! Я был в таком месте и беседовал с таким человеком, что и не передать!
- Хуже нашего управдома?
- Немного.
И Абрам рассказал жене о встрече с чёрным магом, о беседе и о маленькой неприятности в которую он попал. Рассказывая, портной хорохорился, всячески себя подбадривал, словно солдат перед штыковой схваткой. Жена, конечно, это почувствовала и спросила напрямик:
- Скажи мне одним честным словом: чего он от тебя хочет?
- Он хочет, - начал Абрам, но одним словом совсем не получалось. Смысл ускользал: - Я - праведник. Был. Он так мне и сказал: "Ты праведник поконченный, а потому идёшь по другому ведомству".
- Это хорошо?
- До разговора это было хорошо. А потом я взял грех на душу. Тем, что заговорил.
- До разговора - хорошо. После - плохо, Абрам твой язык тебя погубит. Зачем ты полез разговаривать с умным человеком, если всю жизнь беседуешь с иголками и катушками ниток? Надо было попросить Мойшу Матусевича! Воланд бы остался нам должен!
"Есть вещи, которые невозможно обсудить с женщиной, - думал Абрам. - Муж дома, деньги целы, клиент ждёт... Она думает, чего ещё нужно?"
- Он хочет, чтоб я согрешил.
- И это всё? - Ида даже обрадовалась. - Сейчас займись клиентом, а вечером согрешим. И даже дважды... если я сварю тебе кофе.
От досады Абрам плюнул на пол - поступок для него необычайный, и пошел в примерочную, где уже битый час посетитель рассматривал пятна на обоях.
Мужчина объявил, что желает пошить двубортный пиджак, серый в голубую полоску. Абрам взял в руки сантиметр, стал измерять плечи, потом рукав... что-то знакомое показалось в облике заказчика. "Ну как же, - мелькнула мысль, - расколотое пенсне в золотой оправе".
- Это вы, - произнёс вслух и отложил сантиметр. - Чего вам угодно?
- Не очень-то гостеприимно, Абрам Исаакович. Я изыскал минутку, выбрался, чтоб, так сказать, полюбопытствовать, разобраться, как живут праведники, а вы прямо с порога с угрозою: "А, это вы!"
- И как живут праведники?
- Скушно, - Коровьев потянул край занавески, выглянул на улицу. Рядом проходила какая-то сильно полная дама, из окошка полуподвала вид открылся немилосердный, - скушно и неинтересно. Я даже стихи про это сочинил, пока вас дожидался: Зачем нужна такая жизнь? - Коровьев раскачивался из стороны в сторону в такт стихотворению, - Как череда унылых буден, И каждый день не слишком труден, Сжигает серостью своей.
Абрам желчно надеялся, что Коровьев спросит его мнение, и можно будет высказаться правдиво, вместо этого гость спросил о другом:
- Хотел осведомиться, где вы так долго ходили, но зная вашу умеренную в отношении женщин фактуру, и это бессмысленно. Вина не пьёте, в карты не играете. Ужас! Однако вижу, вижу ваше нетерпение, а посему перехожу к делу. Мессир желает, чтобы вы...
Коровьев поднялся на цыпочки и зашептал Гуревичу прямо в ухо. По телу портного побежали волною мурашки, от жаркого ли дыхания или от того, что сказал Коровьев?
- Неужели это необходимо?
- Такова его воля.
Гуревичу страстно захотелось ответить что-нибудь дерзкое, и он открыл, было, рот, только отвечать стало некому, быстро и незаметно Фагот растворился в воздухе, будто призрак.
- Поторопитесь, - фраза образовалась из ниоткуда, - мессир не планирует задерживаться в Москве!
*
Полная очумевшая луна светила прямиком в оконце полуподвала, занавеска чуть покачивалась - прохладный воздух стекал вниз, под досками скреблась мышь. По Пречистенке проехал грузовик с матросами - они громко разговаривали, стучали в деревянный пол сапогами. Было около полуночи.
- Он сказал, устроит тебе царствие небесное? - спросила Ида.
- Не сейчас, когда придёт моё время.
- И что нужно сделать?
Супруг поморщился:
- Одну вещь. Очень страшную вещь.
- Чудеса! - воскликнула Ида. - За преступления стали наказывать раем. Как говорит Роза Моисеевна, чтоб мы так жили, как вы прибедняетесь!
- И не говори. Вляпался хуже некуда.
- Абрам, ты так изящно притворяешься, что я почти поверила, что ты идиот! - Ида села на кровати, - если потом простят, - она сделала паузу, - то какое значение имеет этот грех? Это всё одно, как съесть ватрушку, когда булочник вышел и попросил тебя присмотреть за магазином.
- Ида! - Абрам схватился за голову, - ты не представляешь, чего он от меня хочет!
- Кокнуть человека? - даже в бледном лунном свете было заметно, что Ида побелела.
- Нет, слава Богу. Но тоже не фунт изюму. Он хочет, чтоб я избил кого-нибудь.
- Насмерть?
- Да нет, чего ты городишь?
Супруги замолчали и отвернулись по сторонам. О чём думали причастники этого странного стечения обстоятельств? Абрам, которого с детства все шпыняли, пихали и случалось даже колотили, думал о невозможности поднять руку на живого человека. Он представлял, как подходит к незнакомцу, замахивается, а тот вдруг оказывается женщиной и всё внутри портного переворачивалось и сжималось. Ида, напротив, не могла взять в толк сомнения мужа: чего бояться, если прощение получено заранее. О чём думал Воланд? Воланд уже позабыл о забавном еврее, что придумал проникнуть в квартиру таким экстравагантным способом. Быть может, только Фагот, потирая ладони и разумея абрамовы терзания, потешался над людской глупостью: "Хочет и честь соблюсти и капитал приобрести. Глупец. Не пускают грешников в царствие небесное, даже мессир этого не может устроить", - здесь Коровьев пугался и оглядывался на Воланда, не услышал ли тот его крамольных мыслей.
Меж тем, ночь продолжалась. Кто-то прошаркал возле окон мастерской, длинно икнул, так что стало понятно - человек сильно пьян, затем хлопнул дверью.
- Пашка вернулся, - радостно зашептала Ида, - опять нарезался.
План моментально сложился в голове женщины: Пашка Тропики - маленький, ершистый, задирающийся по малейшему поводу и всегда навеселе. Бездельник и грубиян - такому только на пользу отвесить леща по кривой физиономии.
- Думаешь? - Абрам колебался. - Тоже ведь человек.
- Трусишь? - напрямик спросила Ида.
Абрам действительно жутко трусил, а потому не мог допустить, чтобы его раскрыли. Ни слова не говоря, он встал, оделся и тихонько вышел из мастерской.
До жилища Пашки было с полсотни шагов, пока Абрам шел он обдумывал, как постучит, как хозяин отопрёт дверь и как он, Абрам, наотмашь хлестанёт хулигана по лицу. "Он мне за работу должен, - подбадривал себя портной, - четыре раза ему пиджак чинил, и всё в долг. Если ударить быстро - он не поймёт, кто это был". Последняя мысль несколько успокаивала.
Абрам тихо постучал. Раз потом ещё, чуть настойчивей. Занёс руку для удара. "А что если он спросит, кто пришел, - мысли лихорадочно запрыгали в голове, - что сказать?"
Однако дверь распахнулась, без лишних вопросов. На пороге стоял здоровенный детина в рваной майке и кепке. Пахнуло спиртом, потом и давно нестиранной постелью.
- Тю, жидко! - детина обрадовался. Он был сильно пьян и едва держался на ногах. - Хлопци до нас гостя. Побачте!
Абрам на мгновение застыл, а когда способности двигаться и мыслить вернулись к нему, обнаружил, что так и стоит с занесённой рукой, а из сарая выходят пьяные мужики и медленно обходят его полукругом.
Какой-то непостижимой волей в руках мужчин появились заборные штакетины и колья. Луна блеснула на лезвии ножа.
- Яко у тоби до нас дило, жид? - ласково спросил здоровяк в майке. - Почеломкаться зашов?
Мужики разом загоготали, и Абрам отчётливо понял, что всё кончено, что с самого начало дело было провальное. Не сейчас, когда он сунулся избить Пашку, а тогда ещё днём, когда позвонил в дьявольскую квартиру. И даже раньше, когда узнал у курьера адрес.
Абрам не успел заслониться, мелькнуло что-то чёрное и быстрое, садануло снизу, так что дух вон. Портной коснулся лица - жуткая боль прострелила от уха до сердца. Кровь ручейком капала с разорванной губы, во рту хрустела каша, и голова... её как будто раскололи на две части.
"Кончено", - подумал Абрам и упал на землю.
*
Сон приснился уже под утро: белые зайчики числом восемь скакали на полянке друг за дружкой. Время от времени они меняли направление или останавливались, дрожа хвостиками-пуговками. Потом девятый заяц - серый - давал команду и хоровод продолжался. Картинка умиляла до той поры, покуда серый заяц не встал на задние лапы и не сказал человеческим голосом: "Абрам". В тот же миг солнце потухло, и мессир проснулся. За окном лишь только забелело.
- Ах, дьявол! - бурчал Воланд, нашаривая ногами тапки. - Один праведник доставит столько хлопот, сколько дюжина грешников не сможет. И никому ничего поручить нельзя! Что следует из этого силлогизма? Хм... хотел бы я знать!
Фагот, разбуженный своим сверхъестественным чутьём, предстал перед магом через мгновение. Брюки он натянул поверх кальсон, рубашку надел на голове тело. В такие мгновения скорость решала всё.
- Скажи мне, голубчик, - ровным тоном начал мессир и от этой ровности поджилки помощника затрепетали. - Как ты умудрился? Как это вообще возможно? Человек собирался согрешить, а стал мучеником? Если бы я не знал тебя пять столетий, то решил бы, что ты переметнулся! - убеждённо закончил Воланд.
- Мессир, - Фагот молитвенно сложил руки, - ваши слова ранят мне сердце.
- Это восхитительно, - продолжил маг, чуть повышая голос, - однако утром мне было видение. - Воланд поднял вверх палец. - Одно это неприятно. К тому же, мы проявили себя не с лучшей стороны. Мало того, что мы своими собственными руками сотворили мученика, мы ещё и...
- Не извольте волноваться, - перебил Фагот. - Мученики - мой профиль. Я всё моментально улажу. Моментально!
- Сделай милость.
Коровьев бросился к телефонному аппарату и яростно завертел рукоять.
- Второе отделение? Очень хорошо! Дежурного врача, будьте любезны! Ах, это вы? Весьма, весьма польщён. Весьма! - Фагот накручивал провод трубки на палец и говорил тоном старого знакомого. - Я вот по какому поводу: в доме 24 по Пречистенке, со двора... вы записали? Запишите. Проживает гражданка Ида Яковлевна Гуревич. Записали? Нет? А я требую, чтоб вы записали. Успели? Очень хорошо! Ида Гуревич в положении. Беременность поздняя и потому сложная. Вы будете лично её наблюдать, доктор. Что? Как вы сказали? Вы действительно хотите это знать? - Тон Коровьева моментально понизился до самого ледяного и сухого, он зашипел в трубку: - Быть может, ваша супруга желает знать, как вы провели внеочередное дежурство? - Фагот разогревал тон и громкость голоса, как разогревается огромный самовар - медленно и неотвратимо. - Быть может, ей интересен адрес Люси Поплавко, как вы находите? Или супруга захочет узнать, на какую тему была воскресная лекция в номерных банях? - Коровьев сделал паузу, после которой уже визжал и брызгал слюной. - Я тебя выведу на чистую воду, паскудник! Мерзавец! Первым делом с утра на Пречистенку! Бегом! Рысью! - Коровьев потрясал в воздухе кулаком. - Проверю лично! Всё!
Он метнул трубку на рычаг и, как ни в чём не бывало, повернулся к Воланду:
- Небольшая истерика всегда помогает. Облегчает понимание и сближает личности. Применяю эту методу... иногда.
Мессир кивнул:
- Так Ида Гуревич беременна? Приятная новость.
- Третий месяц, - Коровьев тоже обрадовался. - Она ещё не знает, после осмотра врача ей будет сюрприз.
Коровьев что-то энергично говорил про осмотр и протекание беременности, про то, что проверит лично и что врач будет у него вот где - он сжимал пальцы в кулак, - прочее. Мессир не слушал. "Один человек ушел, - думал Воланд, - другой появится. Всё движется по заданному кругу".
- Мне кажется, Ида захочет назвать ребёнка Абрамом.