Аннотация: Первое место по "лайту" на ПВ-5. Одиннадцатое - по мнению судей.
Когда выигрывает зеро или Дело в стиле "Флай"
- Не для меня придёт весна, не для меня Дон разольё-отся, - как-то особо жалостливо сегодня пелось. С разбитной удалью. Хотелось тряхнуть кудрями, накатить. Возможно даже пустить слезу. - И сердце девичье забьется с восторгом чувств не для меня. - Кудрей у меня нет и накатить ничего не осталось. Да и слово "петь" слишком красивое для моего э... вокала.
Часам к шести вечера Губкин замирал в паузе столь характерной для небольших провинциальных городов. Рабочий люд разбегался уже по квартирам и комнатам, вдохновенно стучал ложками, а возбужденные алкоголем забулдыги ещё не тревожили своим присутствием покой улиц. И только дремучие пенсионеры и пенсионерки выползали под щадящее закатное солнце греть суставы и собачиться с мальчишками.
- Не для меня журчат ручьи... - Прямо под моими окнами зажглась неоновая надпись "Универмаг". В шесть вечера из магазина выпроваживали посетителей, если таковые случались, входную дверь опечатывали и включали вывеску. Одна из трубок дрожала, медленно разогревалась, вспыхивала и сразу гасла. "Пускач китайский, - доводилось мне в своей обширной практике работать с наружкой. - Шьёт на корпус".
- Текут алма-азными струя-а-а-ми. - Вспышки трубки странным образом попадали с такт пению. - Н-да! - Я крякнул и оборвал романс. Стайка воробьёв пырхнула с соседней березы. Настроение было препаскудное. Последние месяцы - ни одного дела и даже дельца. И ни рубля денег в кармане. - Н-да-уж.
По небу полз самолётик - блестящая в лучах солнца машина казалась совсем игрушечной - Боинг заходил на посадку. Вздернув носик, закрылки выдвинуты на максимум, турбины мощно гудят. "Богатый рейс, - Я приложил ладонь ко лбу, разглядывая. - Не экономят горючку, стервецы. Не то, что раньше".
В дверь истерично постучали и, не дожидаясь моего ответа, в комнату вошел человек. Он нес большой дорожный чемодан, но дверь только приоткрыл и потому протиснулся с трудом. Посетитель сильно хлопнул дверью - неоновая трубка вздрогнула и разгорелась.
Пришелец тяжело опустил чемодан на пол, опасливо на него покосился и сглотнул; потянул ворот, ослабляя хватку и без того распущенного галстука. Я молча наблюдал за его манипуляциями. Высокий, пожалуй, красивый он выглядел сейчас помятым и растеряно-испуганным.
- Я отстал от рейса. - Сообщил мой гость.
- Похоже, и я от своего отстал. - Буркнул я. - Чем могу помочь?
- Я... я с того, который разбился.
- Да-а-а? - Удивленно протянул я и покосился на стол. На столе лежала не прочитанная ещё позавчерашняя газета, через всю её передовицу протянулся заголовок: "При посадке в Шереметьево потерпел крушение ИЛ-62. Пассажиры и экипаж погибли". - Забавно... Вы табличку на двери видели?
- Да. - Он непроизвольно обернулся.
- И какой интерес ко мне? Что-то не улавливаю. Я не страховое агентство.
- Мне нужна помощь. Вы ведь детектив? - Он нахмурился. - В смысле частный детектив это вы? - Я кивнул. - Сегодня утром я нашел в своём чемодане...
Мужчина положил чемодан прямо на пол, быстро набрал код замка и распахнул крышку. Он вздрогнул и обернулся на меня.
Рубашки, пиджак, что-то завернутое в газету - обычный дорожный набор. Но всё это я рассмотрел только потом, позднее. Сейчас всё моё внимание привлекала "игрушка" в углу чемодана. Мурашки пробежала по спине стальными иголочками-ножками.
Пять гранат Ф-1, тротиловая шашка, мобильник и электронные часы. "Ни хрена себе ремкомплект". - Мелькнула в голове, не к месту игривая мысль. Я быстро выскочил из-за стола и подошел к чемодану. Посетитель отшатнулся, он побелел, как полотно.
"Запал стандартный", - Я аккуратно поднял часы, - они отнимали секунды от двух часов - перевернул мобильник. Провода от того и от другого тянулись к запалу. Я осторожно потянул запал - он неожиданно легко выскользнул из тротила. Вместо чеки всунул скрепку, выдернул провода из часов и мобильника.
В тот же миг телефон в моей руке задрожал виброзвонком.
- Алло? - Я не нашел ничего лучше чем ответить. - Апостол Пётр слушает. - Смерть пронеслась так близко, что от её дыхания прочистились мозги. Как от выстрела прочищается ствол пушки. Осталась только холодная пустота сарказма. - Ну что ж вы молчите? Говорите уже! Рай на проводе.
- Му..к!
Трубка дала отбой.
- Фуф! - Я опустился на стул. Подобрался, наконец, страх. Затряслись поджилки, бросило в жар, да так, что рубашка к спине прилипла. - Ну, раз мы с вами таким образом познакомились, скажите хоть как вас зовут.
- Феликс. Феликс Яштовичев.
- Ага. А я Берко. Леонид.
Мы пожали друг другу руки.
- Дак что вы говорите с рейсом?
- Да-да, с рейсом. - Феликс сел напротив меня, нервно вертел карандаш. - Самолёт сел в Губкине на дозаправку...
- Неплановую? - Вклинился я.
- Н-неплановую. - Он пожал плечами. - По крайней мере, в билете рейс указан прямой. Это бортпроводница сказала, что необходимо дозаправиться. Самолёт сел, нас выпустили, я от нечего делать пошел в ресторан. Выпил коньяку. - Он гнул и терзал карандаш вспотевшими руками. - Потом ещё выпил... Ну не слышал я, как объявляли посадку. Не слышал. Задремал... или уснул. У меня так бывает, заснёшь, а кажется что не спишь.
- Понятно-понятно. Медицинские диагнозы меня интересуют меньше. Интересуют, но меньше. Особенно сейчас. Что сказал следователь? Вас ведь допрашивали?
- Четыре раза. У него ещё фамилия такая странная, у следователя: Столо.. Столояров, кажется. Ничего не сказал. Взял подписку о невыезде, поселил в гостиницу для пилотов. - Его пальцы выпустили карандаш, нервно заметались по столу. Мне неприятно было видеть, как мученическая гримаса терзает его тонкие черты. Феликс продолжал, он будто оправдывался за своё нечаянное спасение: - Я ведь ни сном ни духом... я как узнал - два дня пил на радостях, что Бог миловал. Как я мог знать, что один спасусь? Рок счастливый. Чудо. Сегодня вот только, - он кивнул на чемодан, - какой-то тип около меня тёрся; пили в месте. Потом я отключился...
"Ага. Пашка Столояров. Так-так-так. - Пока я обдумывал ситуацию, Феликс продолжал что-то говорить, потом замолчал и выжидательно смотрел на меня. - Это... это хорошо".
- Так. - Я достал из стола ключ, положил его перед Феликсом. - В двух кварталах отсюда общага. Рабочее общежитие. Серая девятиэтажка без балконов - узнаете. Это ключ от двести двенадцатой комнаты. Переночуете там. И никуда ни-ни. И без шума. Я зайду вечером. Предварительно кину камушком в окно. Всё понятно? Это "хозяйство" я спрячу в сейф. Вы уйдёте с чемоданом, как и пришли.
Яштовичев кивнул, сунул ключ в карман пиджака. Он вышел из конторы первым. Я ушел минут через десять - нужно было сделать пару звонков.
Есть особая категория людей, с которыми чтобы подружиться нужно прежде основательно поругаться. Эти люди хамят вам в магазине, наступают на ноги в автобусе, толкают в спину... и дружески заискивают и заглядывают в глаза после резкого ответа. Если такой человек попадается вам в соседи, дело зачастую не ограничивается парой взаимно-грубых фраз. В этом случае требуется бурный скандал с проклятиями, угрозами и даже - возможно! - рукоприкладством. Все это мне глубоко противно; коробит до глубины души. Но иначе нельзя, иной методики знакомства эти индивидуумы не приемлют. Пашка Столояров выдавался даже и из этой категории - мы ругались при каждой встрече. Непременно и без вариантов. Порою мне казалось, что сломался какой-то невидимый счетчик, и каждый раз единичка нашей встречи сбрасывается на ноль. Нет, руками мы не размахивали, но каждый раз обменивались жесткими колкостями. При всём при этом Столояров частенько меня выручал. И очень крепко выручал.
- Привет сыщик. Мочишь очередного клиента? - Пашка "ударил" сразу, и сразу ниже пояса.
Шесть моих клиентов закончили земную жизнь с лишней дыркой в теле - кто от пули, кто от ножа... один только под колёсами груженого самосвала. Молва все эти случаи накрепко связала с моей скромной персоной. Я приобрел статус эдакого "черного ангела" и остался без единого клиента. На бизнесе частного детектива можно было ставить крест. Откровенно говоря, я этого не делал из животного упрямства - противно было поддаваться чьей-то глупости.
- Пытаюсь завалить. Но крепкий попался, зараза. Связка гранат ему хоть бы что. Даже пиджачок не помялся. - Я внимательно смотрел за реакцией следователя. Столояров не прореагировал никак.
"Видать про бомбу ничего не знает. Или умело скрывает. - Павел плеснул в чашки чаю. Постоянно пить чай - один из его пунктиков. Жестом пригласил сесть. - Опять же какой прокуратуре интерес с этого пассажира?"
- Говори с чем пришел?
- Яштовичев. Феликс Яштовичев. Брюнет ростом метр восемьдесят два. Правильные черты лица чуть восточного типа. Ровный красивый загар. За левым ухом короткий шрам. Цвет глаз темно коричневый, почти черный.
- Носит часы "Ролекс". - Добавил Столояров с ухмылочкой.
"Смотри-ка, - мысленно ругнулся я, - у меня Феликс был уже без часов".
- Зашел в ресторан выпить коньяку во время посадки.
- Трижды его персонально "объявляли". И в ресторан специально посылали проверить - его там не было.
- По счастливой случайности не попал на погибший рейс.
- Слушай сюда. Проясню, чтоб ты в очередной раз не "попал". - Столояров распахнул папку. - Этот твой Феликс Яштовичев - скользкий малый. У него свой небольшой бизнес в Москве; но думается живет он не этим. Слишком большие расходы для трех-четырех магазинов тканей. Возможно связан с криминалом. Хотя до сих пор незамечен. Что само по себе...
- Это все?
- Вкратце. - Столояров прошерстил тощую папочку, развернул длинный лист факса. - Всё, что ответили на мой запрос. Чего он от тебя хочет?
- Так, - я неопределенно махнул рукой, - "Ролекс" у него стырили.
- Не хочешь говорить - дело твоё.
- Нечего ещё рассказывать. Всё догадки белыми нитками.
От прокуратуры до аэропорта езды минут двадцать. Если быстро - десять.
- Там дева с чёрными бровями, - светофор выбросил красное. Опять на память пришел романс, - она растёт не для меня...
"Так, что мы имеем? - Зелёный. Моя бээмвушка медленно тронулась. Сегодня я собирался преодолеть дистанцию минут за тридцать. - Мы имеем бизнесмена из Москвы, который очень удачно сошел с рейса. Но кто-то до ужаса желает отправить его таки к праотцам. Н-да... Не для меня цветут сады, в долине роща расцветает... Плюс этот милый пассажир старательно скрывает, что он бизнесмен. И с рейсом бардак. Нужно предметно разобраться какого хрена этот сто семнадцатый у нас садился. Дозаправка? Чушь для пассажиров. Что-то ему здесь было нужно".
Зам начальника губкинского аэропорта Смирнов Михаил Захарович засиживался как всегда допоздна. Как всегда один, как всегда мрачный.
- Если ты про сто семнадцатый - выйди немедленно отсюда. - Едва я вошел в кабинет, Смирнов взвился со стула, как степной пожар. - Выйди нах...!!
И как всегда матершинник страшный. Я незаметно улыбнулся. Глубокая неискоренимая любовь Смирнова к "сильным" выражениям снискала ему, как это ни покажется странным, славу человека искреннего и прямого. И то и другое было верно. Только матерные выражения были здесь не при чем. Просто у Михаила Захаровича - я-то это точно знал - слова летели впереди мыслей.
Из всего богатства непарламентарных выражений Михаил Захарович предпочтение отдавал определениям мужского полового органа. И их вариациям. За это (я так думаю!) коллеги за глаза звали его коротко: МихЗах.
- Выйди нах... я тебе говорю! - Смирнов побагровел. - Утолкали меня этим сто семнадцатым!!
- Захарыч, ты чо? - Я обиженно развел руками. - Белены натрескался? Я зашел коньячку попить. Собутыльника искал.
- Да? - Смирнов посмотрел на меня с сомнением. - С чего это вдруг? - Пар из него вышел. Захарыч сел, глянул дружелюбнее. - Тогда проходи, чего ж... - И добавил оправдываясь. - Замордавали меня этим сто семнадцатым. Я должен за два часа у Илюшки все турбины перебрать! Охе...ли! Можешь себе представить?.. Ну доставай свой вонючий, сбрызнем это дело.
- А у тебя что ли нет? - Я состроил из себя невинного агнца.
- Вот ухарь! - Смирнов, качая головой, полез в шкаф. Звякнул стаканами. - Будем.
Выпили. Первая колом, вторая - соколом.
Смирнов раскраснелся, заговорил сам:
- Экипаж сообщил о шумах в одной из левых турбин, попросил посадки. Понятно сели. Мои ребята их ё...й ИЛ чуть не до винтика перебрали. - Смирнов разлил и, не дожидаясь меня, выпил. - Всё было в порядке с турбинами. А теперь чего-то дёргаются! - Последнюю фразу Захарыч зло процедил сквозь зубы.
- Ничего не нашли?
- Да, говорю тебе, машина была в порядке. - Смирнов достал папиросу, сломал пару спичек прежде чем закурил. - Ладно. Забудем. Официальная версия крушения - техническая неисправность. Точка.
- Так тебя сейчас...
- Точка! - Резко оборвал Смирнов.
- Точка так точка. Бывай. - И уже у дверей спросил: - Ты кстати не заходил?..
- Был позавчера.
- И как?
- Держал на плюсе, удваивал на минусе.
- Слышал про такое. Это называется мартингейл. Чем кончил?
- На семнадцатом спине бля сорвался. Денег не хватило. Уже всё было в руках!.. А ты?
- Да я на бобах уже два месяца. Но кое-что придумал. Как опробую расскажу.
- Давай-давай. Теоретик.
Бээмвэ резко тронул со стоянки, расчертил черненьким асфальт. "В общагу! - Не представляю почему, - возможно, это и называется чутьём - я почувствовал нервное возбуждение. В движениях появилась резкость и противный вкус железа во рту - верный предвестник неприятностей. - Самое время ещё раз поговорить с пассажиром Икс".
- Там со-оловей весну встреча-а-а-ет, он будет петь не для меня-а-а-а. Так! - Я смотрел в зеркало и рассуждал сам с собой. - Исправный самолёт садится под предлогом шумов в турбине. Так. Один человек сваливает и остаётся в живых. Так. Кто-то... кто-то... опять этот "кто-то" подкладывает счастливчику в чемодан бомбу; и пытается взорвать её, лишь только я вынул детонатор... Ах какое изумительное совпадение!
Рука непроизвольно коснулась кобуры - впереди показалось здание общежития. Прикосновение к оружию немного успокоило.
"Жалко будет если и этого завалят". - Мелькнула шальная мысль. Я поморщился.
Близко подъезжать не стал, оставил машину за углом соседнего дома.
Окна моей комнаты выходили с торца здания. Прямо перед ними росла черемуха, почти заслоняя закатное солнце. Под окнами кустарник.
Я заранее подобрал камушек и, посвистывая, с видом прогуливающегося бездельника стал обходить здание. Сердце дрогнуло и сжалось в комок - окно комнаты было выбито. Один стул валялся в кустах, второй - им явно и выбили окно - ударился в дерево и развалился.
Бесполезный камушек упал в траву, я осторожно обошел кусты. Кто-то пытался сымитировать прыжок из окна, но однозначно не прыгал. Легкий стул только примял ветки и не одной не сломал. "Может он ещё там!" - я стремглав бросился в комнату. На бегу расстегнул кобуру, вынул пистолет и снял его с предохранителя. Мгновение поколебавшись сунул его на место.
Дверь в комнату была приоткрыта. Я быстро пошел по коридору вперед. Обернулся и, резко распахнув дверь, вошел в комнату.
Поперёк комнаты лежал незнакомый мужчина. Голова неестественно вывернута, откуда-то из-под тела тянулась змейка крови. Правая рука вытянута далеко вперед и тут же, рядом с часами валялась финка. "Хотел метнуть что ли?" - Уж очень поза мне показалась странной. Я потянул за рукав пиджака его левую руку. Она была перепачкана в крови, только ладонь осталась чистой. Этого было достаточно - я ощупал подушечки пальцев.
Сердце отрывисто и часто бухало в висках. Я никак не ожидал столь быстрого и крутого разворота событий. Наскоро пробежал по карманам убитого; бумажник с парой сотен, сотовый телефон. Потянул из кармана трубку - нога убитого судорожно дернулась и заёрзала по полу. Я в ужасе отшатнулся.
На дисплее ещё сохранился последний набранный номер. Я нажал на повторный вызов. На часах значилось 22-16.
На девятом гудке мой абонент ответил. Ни "алло" ни других звуков - просто нажал кнопу. Я прикрыл рот ладонью и громко закричал на восточный манер:
- Алло! Алло! Гоги, это Рубик, ты где? - Трубка мгновенно дала отбой.
Мимо. Предпоследний номер не ответил вообще. Я дождался одиннадцатого гудка и отключился. Часы показывали 22-19.
Вдалеке взвизгнули шины, и послышался вой сирены.
Я на секунду замешкался, потом вытер телефон и сунул его убитому в карман. "Не будем мешать Столоярову работать". В коридоре загрохотали тяжелые ботинки. Не дожидаясь появления милиции, я выпрыгнул в разбитое окно. Кусты смягчили падение. Через минуту я сидел уже в машине.
Закатное солнце между тем спустилось уже за дома. Метко заметил поэт: "силам природы на речи плевать". А закат солнца в городе - удовольствие особое. Здесь нет простора луга или, тем более, морского беспредела, когда солнце миллиметр за миллиметром опускается за горизонт и плавит воду. Здесь не как в лесу быстро гаснут сумерки и только макушки выдающихся сосен долго остаются золотыми. В городе всё... по-городскому. Машина, проезжая щель между домами, мгновенно перекрашивалась в красную медь; и непременно ударяло жаром.
К зданию конторы я подъезжал медленно, с погашенными фарами. Когда машина остановилась, зачем-то достал пистолет, передернул обойму. Ужасно не хотелось идти сейчас в контору, но иного выхода не было. Если Феликс жив - он придёт сюда; другого адреса он просто не знает.
Двери в машине я закрывать не стал - путь к отступлению должен быть свободным. К подъезду пошел длинным путем, через весь двор. Если он прячется, то в палисаднике. Должен меня заметить. Впервые вывеска универмага не казалась бодро-приятной. Голубое свечение неона напоминало трупный цвет кожи, ножки крепления отбрасывали злые крючковатые тени.
От доминошного стола отделилась фигура и двинулась на меня. Я невольно напрягся.
- Слыш Лёня закурить не найдется?
- Я ж не курю, Гриша. Ты чего так поздно?
Гриша Бодзинский, мой давнишний приятель или даже вернее сказать коллега по увлечению, подошел ко мне вплотную, вынул из пачки сигарету и закурил. Заговорил сдавленным шепотом:
- Я пошел мусор выносить. - Он кивнул на мусорное ведро. - А на нашей площадке мужик топчется. Странный такой. Всё к окну жмётся. А в руке футляр от саксофона или трубы.
- Ну и что? Гриша?
- А то, что с моей площадки очень хорошо твоя комната просматривается. А в футляре у него винтовка. Мне так кажется. - Здесь он и сам засомневался в своих словах, насупился и добавил уже мягче: - Ты поосторожнее.
- Спасибо, Гриша. Я к Захарычу заходил; он играл на мартингейле. Пролетел на семнадцатом спине. Под максимальную ставку прижало; он раз, два, три - и деньги закончились.
- А я такую схему выискал, СОСО называется. Вчера полдня на ИВЦ просчитывал. Интересная вещь. После выигрыша красного ты поднимаешь ставку в половину и перескакиваешь на черное, потом назад. Прыжки туда сюда получаются.
- Ладно, Гриша, сейчас не лучшее время. После переговорим.
Я прошел круг вокруг дома, у палисадника задержался, несколько раз кашлянул, потом быстро вошел в подъезд и поднялся в контору. Буквально через мгновенье в незапертую дверь скользнул Феликс. Как загнанный зверь он зыркнул по сторонам, подошел к окну и резко задёрнул шторы. Я зажег свет.
Рукав его пиджака был порван, на скуле запеклась кровь. Видимо сгоряча он даже не заметил раны.
- Что случилось?
- На меня напали. - В нервном возбуждении глаза его метались. - Этот... в общежитии... он пытался вскрыть замок... я не понял в чем дело, открыл. Он набросился... с ножом.
Пока Феликс отдышался, я зашел за рабочий стол и незаметно выдернул вилку городского телефона.
- У тебя кровь на лице, умойся.
Он отправился в туалет; я, не мешкая, открыл сейф. Очень меня интересовал мобильник от бомбы. Аккуратно, так чтобы не было заметно свечения экрана, я надавил на зеленую клавишу. Один звонок остался без ответа. И время - двадцать два девятнадцать.
- Теперь лучше. - Я бодро захлопнул сейф, лишь только Феликс вышел в комнату. - Сейчас приготовлю кофе, только позвоню.
Я поднял трубку городского телефона, похлопал по клавишам, по кнопке сброса, недовольно хмыкнул: "черт бы побрал этих связистов", достал мобильный телефон.
- Ё-моё, вечно некстати, - недовольно отбросил трубку. - Феликс дай телефон у моего батарея села.
Он молча протянул трубку. Подойдя к окну, я повернулся к нему спиной.
На последний звонок его телефон ответил в 22-16.
- Что-то не рабо... - я резко обернулся, вынимая на ходу пистолет. Прямо между моих глаз смотрело дуло его оружия.
- Опусти пистолет! - Велел он.
- Семнадцатый Глок. - Я положил "макарова" на стол. - Хорошая машина. Дорогая.
- Хорошая. Не твой пугач.
Я только сейчас разглядел какие у него холодно-зеленые глаза. "Стоп. Я же сказал Столоярову, что у него глаза почти черные... а говорят оборотней не бывает".
- Кофе не прошу, всё равно ты не приготовишь. - Я медленно, без резких движений снял пиджак, повесил его на спинку стула. - Но слушаю внимательно. Сказка о счастливчике-выпивохе волею судеб оставшемся в живых меня более не устраивает.
- Чем же?
- Тем, что за тобой посылали в ресторан. Раз. Тем, что бомба в твоём чемодане - чушь собачья. Такой заряд для большого пространства: гранаты разлетаются далеко по сторонам, радиус поражения с полкилометра. Это для супермаркета. А в самолет его и пронести-то невозможно. Это два. - Меня поразила его выдержка. Ни тени движения на лице. Маска. Будто я говорил о ком-то ином, третьем. И мы вместе обсуждали его судьбу.
- А ты умнее, чем кажешься.
- А ты - нет. - Он запросто мог пустить мне пулю в лоб. И в этой кутерьме никто бы не разобрался, от чьей руки геройски погиб Леонид Берко. Но я зачем-то был ему нужен. Во всяком случае, я так думал.
- Зачем?
- Зачем? - Я заложил руки за голову, лениво качнулся на стуле. Зачем?.. Очень удобный способ убрать конкурента. Ты ведь в эконом классе летел? А в бизнесе твой конкурент. Хотя нет. Слишком хлопотно, да и к чему тебе самому беспокоиться? Убрать соперника ты бы нанял киллера. Тут всё тоньше. - Передовица про крушение самолёта всё ещё лежала на столе. - Видишь, самолёт разбился и ни одного выжившего. Тебя уж как бы и нет. Практично. Долги отдавать не нужно, и прочия...
- Ты забыл: "и напал сам на себя".
- Никто на тебя не нападал. Внимательнее надо быть к деталям: парень-то был левша, а ты ему нож в правую руку сунул. - Про телефонные звонки я решил сразу не говорить, очень хотелось посмотреть, как он станет врать.
Феликс опустил пистолет.
- Пожалуй, я всё же переоценил твои способности.
- Ладно, брось кривляться. Скажи лучше как ты умудрился самолёт посадить в Губкине?
Он склонил голову, долго смотрел на рукоять пистолета. Мне показалось, он решает рассказывать или нет; стоит или нет посвящать меня. Он сомневался. Странно, но от этих его сомнений я почувствовал себя истиной, для него, возможно, в последней инстанции, а ещё мне показалось, что он не станет врать.
- Очень просто посадил. - Его губы скривила горькая усмешка. - Дал по трешке зелени пилотам, они хохму с шумами в турбине и придумали... понимаешь, не один я был в этом самолёте, тут ты прав. В бизнесе благоверная моя летела. На отдых. С любовником. - Он положил пистолет рядышком на диван; закурил. - Я и не собирался с рейса сходить. Думал полечу на небеса вместе с ней... или в ад. Без разницы. Люду я простил, думал смертью искупим взаимные обиды. А как увидел его... Не-е-е-ет! Не хочу умирать в такой компании!! Кто ты думаешь? Мой единственный приятель, напарник. Сказал на выставку поедет.
Он замолчал. Не знаю от чего... сентиментальность или личный горький опыт, но я поверил его рассказу. Мозг лихорадочно перебирал факты, выстраивая новую версию происходящего.
- А звонки... - Стук в дверь перебил мой вопрос. Тихий аккуратный стук.
Феликс схватил пистолет, глаза его забегали. Постучали ещё раз.
- Нужно идти открывать. - Странно, я вовсе не чувствовал страха, как маленький мальчик рядом с которым был ответственный взрослый. Взрослый дядя с пистолетом.
- Открой! - Он сдавленно выдохнул приказ и махнул пистолетом.
Я бесшумно подошел, стал медленно поворачивать ключ... Секунды растянулись... чувствовал капельки пота на спине и холод в пальцах. Лишь только замок щелкнул, под чудовищным ударом дверь распахнулась, слетев с верхней петли. Меня отбросило к столу, на мгновение я потерял ориентацию.
Несколько черных человеческих контуров; грохот Глока - он успел выстрелить три или четыре раза - хлопок; и всё стихло.
Я поднял голову. Феликс лежал в кресле, в его груди, из самой середины клокотал вулкан. Одной рукой Феликс пытался унять кровавую лаву, но нечто более важное занимало его сознание. Правую руку он протягивал вперед, к ближайшей фигуре.
- Т... ты! - Наконец вырвались слова, заливая губы кровью. - Ты здесь!!
Фигура обернулась, и я увидел, что это женщина. Красивая ухоженная блондинка. "Ещё один самолётный покойник. - Что-то тяжелое опустилось на мой затылок, и догадка растворилась в беспамятстве. - Люда..."
Чудовищной противности вкус заполонил рот. Собственно от этой мерзости я и проснулся. Если это можно назвать пробуждением: всё тело ломило, в голове гудело и перекатывалось. Но это цветочки - лишь только я разлепил глаза, на меня полетел потолок... Когда тошнота улеглась и я снова, прищурившись, посмотрел вверх, потолок висел, где ему и положено и пульсировал. Стоило приоткрыть глаза пошире, и он прогибался, как гигантский батут. И тут же накатывал приступ рвоты.
Я закрыл глаза и попытался припомнить вчерашний вечер. - "Стоп, а вчерашний ли?" Рука потянулась пощупать лицо - безуспешно. Обе руки были привязаны к прутьям кровати. Добрая такая, прочная панцирная койка. Классика дурдома. Зачем-то вспомнился Феликс с остекленевшим взором, красивая блондинка, а после - тьма.
Мало-помалу организм приходил в норму. Вернулась чувствительность. Потолок больше не проваливался, лишь изредка менял цвет. "Дрянью напичкали", - сообразил я, заметив исколотые вены.
Ещё минут через тридцать я смог повернуться на бок и осмотреть кровать. Кровать действительно добрая, но, на моё счастье, уже старенькая - прутья проворачивались в гнездах. Видимо больных определяли сюда не буйных или же им не полагалось приходить в сознание. Стараясь не шуметь, я расшатал прут правой руки, потянул его до упора вверх - низ вышел из гнезда. В этот момент в коридоре послышались шаги. Я мигом - насколько это было возможно без рук - влез под одеяло, притворился спящим.
В комнату вошли двое. Санитар, с привычным равнодушием, подкатил к кровати тележку, охранник, коренастый детина в черном костюме стал у него за спиной.
Когда санитар наклонился набрать шприц, я выпластал правую руку и сильно ударил его прутом по затылку. Малый, тихо охнув, ссунулся на тележку. Охранник на мгновение растерялся и вместо того чтобы навалиться на меня всем телом, прижать к кровати, стал вынимать пистолет. Секунды хватило - прут достал его самым концом, пробил череп над ухом и, разрывая кожу, прошел до подбородка. Охранник схватился за лицо, колени его подогнулись. В ярости я ударил его ещё несколько раз.
Всё произошло очень быстро, почти без шума. Во всяком случае, на шум никто не прибежал. Освободившись от кровати, я долго стоял за дверью, прижимая к груди пистолет и слушая удары собственного сердца.
Нужно было выбираться, но сначала мне очень хотелось побеседовать с главврачом. Тело охранника я запихал под кровать, прикрыл спущенным одеялом; голого санитара привязал вместо себя. Получилось очень убедительно. Как будто так и надо. Переодевшись в санитара, я поправил на тележке пробирки и ампулы, что не разбились, выкатил тележку в коридор.
Главврач, пожилой человек с лицом землистого оттенка, мешками под глазами и обвисшими щеками дряблой кожи, - от обильных возлияний, как мне показалось - встретил меня равнодушно. Как будто ничего не произошло: коротко взглянул на пистолет и опустился в глубокое кресло.
- Чего вы хотите? - Он скрестил на столе пальцы и стал ритмически ими поигрывать, ожидая моего ответа. Собственно этот жест меня более всего и разозлил.
- Ага, ещё недельку на наркоте посидеть, а то мне не шибко вставило. - Главврач остался холоден. Я напротив вскипел: - Но ты, медик, придурка не строй. Быстро и подробно: кто меня сюда запихал?
Главврач достал из стола бутылку джина и стакан, налил на "два пальца". Без малейшего волнения. Мне даже показалось, что у него просто нет нервов.
- Двое мужчин, типа тебя, с ними дама в кожаной куртке. Помахала у меня перед носом красной книжечкой с гербами, вот как ты сейчас пистолетом; и велела держать тебя на галоперидоле до особого распоряжения. - Он выплеснул джин в глотку.
- Какая книжечка? Чего ты городишь!
- А вот на это мне наплевать. Разбирайся сам.
В этот момент мне страстно захотелось огреть этого старого английского бульдога бутылкой по башке. Так, чтоб пробить таки его непробиваемый панцирь.
Нет, бить я его не стал, но джин забрал - мне он сейчас был нужнее, - забрал ключи и, вырвав из телефона шнур вышел из комнаты.
"Дьявол!" - я вспомнил о белом халате на себе. Пришлось вернуться.
Главврач по-прежнему сидел в кресле, в той же позе. В шкафу нашелся отличный двубортный костюм английской шерсти. Очень мне подошел.
Уже на улице, вдохнув "ароматного" городского воздуха, хлебнув изрядно джину; я стал соображать. Ощупал, наконец, лицо. "Трехдневная, - судя по растительности на щеках, меня продержали два дня. Глотнул ещё. - В прокуратуру нельзя, но очень трэба поговорить со Столояровым, разъяснить эту блондинку-жену. Позвоню".
- Привет.
- Привет, Лёня. Завалил седьмого? - Столояров традиционным способом обозначил, что узнал меня.
- Завалил, Паша. Ох, завалил.
- Приезжай, поговорим.
- Не сейчас, Паша. Ты ж меня под белые руки и в камеру.
- Это, смотря, что расскажешь.
- Чуть попозже Паша. Сам чуть разберусь - и приеду. Ты мне подсоби ещё разок. Описание жены Яштовичева, Люды, продиктуй. Ты же его запросил? - Я спросил полуутвердительно, желая подлизаться.
- Естественно запросил. Не ты один в этом городе работаешь. И почему описание? я тебе фотографию пришлю. Перезвони с факса.
- Я, Паша, с факса и звоню. Не ты один в этом городе соображаешь.
Из Интернет-кафе я вышел в прескверном расположении духа. Ещё раз, уже при дневном освещении, взглянул на лист бумаги, смял его и сунул в урну. Всё запуталось окончательно. Моя красавица-блондинка и Люда Яштовичева - это, как говорят в Одессе, оказались две большие разницы.
Из зацепок осталась одна - аэропорт.
"С самолётов дело началось, самолётами и закончится. - Оставшись без машины, я поехал в аэропорт на рейсовом автобусе. - Кстати, а с чего я решил, что Феликс узнал в ней свою жену?" - Догадка меня поразила. Просто убила. Я напряг память, пытаясь доподлинно припомнить последние минуты Яштовичева:
- Он сказал: "ты... ты тоже". Или нет: "ты тоже здесь". Да, точно. - Я поймал на себе удивленно-испуганный взгляд женщины напротив и сообразил, что говорю вслух. - Простите. - Мягко извинился перед дамой и, коснувшись щетины, добавил: - Только сегодня сбежал из сумасшедшего дома.
Дама сошла на следующей остановке.
Я подбирался к аэровокзалу как медведь на охоте. Из автобуса вышел загодя, широким кругом стал обходить территорию. И не зря: на привокзальной стоянке, в самом её дальнем углу стояла моя машина. Сердце забилось радостно и тревожно: - "Вот так встреча!" - я сообразил, что они здесь.
Уже потом, много позже, после Склифа, после допросов, когда улеглись эмоции я понял, что никакой удачи не было. Меня ждали. Для них аэропорт остался точно такой же последней единственной зацепкой, как и для меня.
У самого кабинета Смирнова из засады выскочил здоровяк, вцепился в мой рукав:
- Нельзя!
- Куда нельзя? - Я вытер промасленным рукавом спецовки под носом, пачкая и без того закопченное лицо мазутом. - Ты чо опупел? Там у меня генератор полетел! Ты хочешь, чтоб самолет завалился к чертям собачим?
Мой маскарад сработал. Здоровяк прошипел: "Только быстро там!" и скрылся.
В кабинете я быстрым шагом направился к столу. Смирнов сидел на своём обычном месте, только в пол оборота. Справа от него сидела искомая мною блондинка, прикрывала правую руку папкой. Смирнов меня не узнал и, не давая ему сообразить, я громко заговорил:
- Михаил Захарович! Опять графики срывают!
Я повернулся спиной к блондинке, стал тыкать пальцем в календарь на столе. На секунду она отвлеклась на календарь - этого было достаточно. Молниеносно, ребром ладони я ударил её в шею. Задохнувшись, она обмякла.
- Так Захарыч! Руки за голову и вон из кабинета! Выйдешь, сразу кричи этим парням, что их дамочка у меня на прицеле; если вздумают лезть - стреляю без разговоров. Мгновенно. Всё понял? - Захарыч прищурился. Он не понимал что происходит, но доверился мне.
Смирнов ушел. Я выпотрошил карманы своей заложницы: бумажник - выпали кредитные карточки, - телефон, пара пистолетных обойм и... маленькая красная книжица.
Она скоро пришла в себя, резко вздохнула, рука её дёрнулась к пустой кобуре и замерла на пол пути: она увидела свой пистолет на столе и чуть выше мой, смотрящий на неё очень внимательно.
- Вот мы и свиделись ещё раз, Арина Фридриховна, майор ФСБ тридцати шести лет, незамужняя, детей нет. - Мне всё больше и больше нравилась эта женщина. Не знаю чем и как их там обрабатывают, но выдержка у неё была безупречной. - Я так полагаю на сцену вышел основной актёрский состав и я в конце концов узнаю кто же прервал нелёгкий жизненный путь Феликса Яштовичева и почему же разбился самолёт. Только, пожалуйста, побыстрее, а то не ровён час ваши архаровцы полезут на рожон.
Она подняла руку, я сразу не сообразил зачем, только когда по ней заплясал крохотный красный зайчик, я понял и причину её спокойствия, и почему не лезли архаровцы. Меня "держал" снайпер.
- Играешь в рулетку? - Арина опустила руку.
В пылу борьбы я не заметил, как выскользнул из-под рубашки мой счастливый жетон.
- Балуюсь.
- Тогда ты поймешь меня. Живым отсюда уйдет один... или двое. Всё зависит, на что ты поставишь.
- Ты, я вижу, колесо этой рулетки? Или шарик?
- Хватит паясничать. Моноацетилморфин. Слышал про такое?
- Нет.
- Тяжелый наркотик. В сотни раз сильнее героина. Настолько сильный, что не каждый наркоман может правильно рассчитать дозу. Ты представляешь, что это такое? - голос оставался ровным, но я чувствовал, что внутри у неё всё кипело. - Несколько килограммов этого наркотика способны захлестнуть город. А что такое доставить эти килограммы? Проще изловить иголку в стоге сена. На сто семнадцатом рейсе летело три с половиной килограмма.
Я старался не упустить не единого словечка, пытаясь угадать насколько я запутался в этой истории. И светит ли высвободиться.
- Наш агент в афганской наркогрупперовке сообщил об отправке, передал информацию о курьере и способе доставки. Но эту партию нельзя было просто "взять". Преступники сменили бы трафик и вычислили нашего агента. Было принято решение ликвидировать курьера вместе с грузом.
- Вместе с грузом, - эхом повторил я, - вместе с самолётом, вместе с экипажем, вместе с пассажирами...
- Это допустимые людские потери. Ещё раз повторяю: мы не могли допустить разоблачения нашего спецагента. И не могли допустить прохождения наркотика. Это нанесло бы значительно, - она надавила на это слово, - значительно больший урон.
- А Феликс?
- Яштовичев сотрудничал с таджикской мафией. Чем-то вроде аналитика-консультанта. Очень скользкий, очень жестокий человек. И, ты в этом мог убедиться, отличный артист.
"Да уж, - я промолчал. - А ведь я ему действительно поверил".
- Я не знаю, что произошло во время полёта. - Продолжала Арина. - Возможно Феликс узнал курьера-конкурента. Таджики тоже не брезговали наркотиками. Возможно он заметил во время регистрации меня. Или звериным чутьём учуял опасность. Но он создал нам массу проблем. Мы не знали, что ему стало известно, и оставлять такого свидетеля было нельзя. Было принято решение...
- Было принято, было принято! - Я взорвался. - Кем оно было принято?
- Мною. - Она твёрдо смотрела мне в глаза. - Я руководитель группы. Не кипятись. Черчилль позволил бомбить Лондон, чтобы немцы не узнали, что англичанам известны вражеские коды. Это были необходимые людские потери.
- Вынужденные. И тогда шла война.
- Сейчас тоже идёт война. В общежитии Феликс убил моего сотрудника. Ты можешь занять его место. Считай это официальным предложением.
- В случае отказа?
Она не ответила.
- Было принято решение ликвидировать Яштовичева подброшенным взрывным устройством. Выдать его за террориста, погибшего из-за несчастного случая. И ответственность за крушение самолёта тоже возложить на него. Это было даже удобнее. Здесь вмешался ты.
- Да. Иначе бы на террориста пришлось списывать и мою смерть.
Она пожала плечами.
- А для меня, - казачий романс возник где-то в глубине души, потёк из уст тягучим шепотом, - кусок свинца, он в тело белое вопьётся, и слёзы горькие польются. Такая жизнь, брат, ждёт меня.
В коридоре грохнул выстрел, шум яростной борьбы, потом сотрясающий удар в запертую дверь и срывающийся крик: "Берко! Ты жив?"
Это был голос Пашки Столоярова.
Мне не хватило мгновенья - пуля вдарила в грудь, когда я уже нырнул под стол. От чудовищной боли картинка поплыла, промелькнула блондинка, Павел, стало темнеть... и последняя мысль: "Разве я поставил на красное?"
Потом была реанимация, доктора в голубом, белая палата, люди в черных костюмах под белыми халатами, вопросы. Много-много. И страх...
И вот лежу я и думаю: действительно ли ещё её предложение? А если действительно, то может быть стоит забросить дурацкую рулетку красного и черного и перейти на работу в команду зеро?
Потому что между красным и черным всегда выигрывает...