Аннотация: Под впечатлением от рассказов моего товарища. Выставлял на ПВ-3.
BANG BANG (My baby shot me down)
Вместо предисловия.
В одном провинциальном городке жил мужчина. Вернее будет сказать, сперва он был мальчиком, потом подростком, потом молодым человеком, потом мужчиной, потом... И была у этого человека очень странная привычка: ходить на кладбище, к могилам предков.
Вы спросите: "Что же тут странного? Что может быть естественнее, чем желание человека поправить земляной холмик могилы своих близких?" И будете совершенно правы.
Всё правильно, всё очень естественно. За одним маленьким исключением: мужчина приходил на кладбище один раз в двадцать пять лет.
Когда он пришел во второй раз, то нашел, лежащих за фамильной оградкой, отца и мать. Мужчина спокойно положил к ногам матери букет полевых цветов, поздоровался с отцом.
Ни слёз, ни эмоций - всё очень буднично.
Уже возвращаясь, прислушиваясь к тихому скрипу-шероху мокрого песка под ногами, он заметил его. На заржавленном стендике объявлений висел пожелтевший газетный лист. Дожди и ветер сделали своё дело и мало что можно было разобрать на этой газетной полосе, но даже этой малости было достаточно.
Мужчина подошел ближе. Правое его веко стало тихонько подергиваться. Мгновение поколебавшись, он брезгливо и яростно смял влажный лист, сунул комок в карман.
****
И ещё будем долго огни принимать за пожары мы,
Будет долго зловещим казаться нам стук сапогов,
О войне будут детские игры с названьями старыми,
И людей будем долго делить на своих и врагов...
В.С. Высоцкий
Стоп! Командир мгновенно замер, поднял ладонь к верху. Двухминутная пауза. Если рейнджеры нас не заметили, то за эти минуты они проявят себя, ну а если заметили, тогда прячься-непрячься можно готовить приветствие апостолу Петру... Нет, пока всё чисто. Командир положил ладонь параллельно земле... Хорошо. Сегодня всё прошло хорошо. К точке выхода мы вышли на двадцать минут раньше контрольного времени. Целых двадцать минут! Нужно подождать...
- Давай, - Толик сказал беззвучно, одними губами.
Я вопросительно глянул на командира, он одобрительно кивнул. Толик сжал кулак. Раз, два, три: у меня "лист", у него "камень". Один-ноль. Раз, два, три: у меня "ножницы", у него "камень". Один-один... Через несколько минут командир с интересом наблюдал за нашими кулаками... До вертушки оставалось минут семь... Вдруг командир снова напрягся, поднял руку, прислушался, напряглись и мы... Тишина абсолютная: прозрачная, звенящая тишина. В джунглях так не бывает.
Свист родился где-то в глубине леса и стремительно понесся на нас. От него, этого негромкого пронзительного свиста, холодные мурашки побежали по хребту, вывернули душу... Летела мина... Мучительные секунды - ожидание первого взрыва. Я глянул Толику в глаза, в них, в самой глубине ожил страх, животный, дикий страх. Инстинкт, задавленный тренировками, задушенный психологическими упражнениями, и каждый раз снова просыпающийся... От первой мины не убежишь, просто не знаешь куда бежать... Нужно справиться с собой, суметь выждать... Командир опустил глаза, тихо шевелил губами.
Взрыв, яркая огненная вспышка - я лечу куда то в сторону, уже кувыркаясь понимаю увиденное: мина попала в командира... или сразу за ним, но взрывом его разорвало в клочья, в меня полетели окровавленные тряпки, обломки и ошмётки... теряя сознание я увидел рядом разодранную голову...
****
- Ээааа... - Я проснулся задушенный собственным криком, сел на кровати. "Опять этот кошмар. Уж тридцать лет почти минуло, а будто вчера, господи..."
Закурил сигарету, глубоко затянулся... Пепельница с выдавленными на боку буквами "Сайгон" - еще одно напоминание... "мне её полковник КГБ подарил после всех "испытаний на вшивость". Редкая вещица, даже редкостная". Каменная пепельница приятно холодила руку. В холодильнике одиноко лежала банка пива. Я всегда предпочитал темное. "Не сейчас" - мысль выпить пива не пришлась по душе, слишком близко висел над распахнутым окном лунный шар, слишком ласково ветер шептал тополиной листвой...
- Пройтись? Да, пожалуй, прогуляюсь. - В тишине пустой комнаты слова ответили эхом.
Через минуту я был уже внизу, у темного парадного, вдыхал прохладный ночной воздух. Прогулка по спящему городу обещала быть приятной. Свободные от людской назойливости улицы, шелест в деревьях свежего ветра, чистый темно-синий воздух и тишина! Что может быть лучшим спутником и собеседником чем серебряный лунный свет? "Только мрак и покой гробницы".
- Дурак! - Вслух я ругнул свою глупую мысль.
Формальным поводом стал поход на проспект в дежурную булочную...
В тёмной арке соседнего дома прозвучал огонек сигареты, с ним, в душе, шевельнулась тревога. Мелькнула и исчезла.
"Нет, я больше не с кем не воюю, - твердая, убежденная мысль успокоила. - Ничего со мной больше не случится". Я продолжил свой путь по-прежнему: не торопясь, с широко распахнутыми глазами и глубоко вдыхая полной грудью.
- О, мистер, закурить не найдется? - Малый чертиком выскочил из арки.
- Нет. - Я отвечал коротко, без эмоций, стараясь не втягиваться.
- Что так? - Хлопец сделал резкое движение рукой, будто почесывая затылок. Хотел напугать, хотел, чтобы я вздрогнул.
Я стоял не шелохнувшись. Как его рука пошла вверх я заметил, и что это будет за жест, оценил сразу. "Ребром ладони под локоть плюс подсечка правой ногой, - драться я не собирался, но мысли летели в голове неосознанно, - тело рухнет плашмя на спину".
Моё спокойствие разозлило парня. Он, обернувшись, негромко свистнул, из арки лениво выползли еще двое двадцатилетних балбесов, стали у меня за спиной.
"Спецназ? - неприятная мысль кольнула. - Нет, подготовленный боец сзади бы так не встал. Если я - левша, то он будет готов от первого удара. Сейчас передний замахнется я в "ласточке" бью его в солнечное сплетение, задний - правый получает ногой поддых".
- Ну что, дядя, поговорим? - Затевала заговорил нагло - пока они играли в большинстве. - А?
Его рука, широко начиная замах, полетела в мою сторону. Короткий шаг назад и его кулак, минуя меня, пролетел в пустоту. Парень крутанулся, не удержавшись, упал мне под ноги.
- К чему? - Мой вопрос повис в воздухе.
Задние, чувствуя, что что-то пошло не так, нерешительно мялись на месте. Я рассматривал их в упор, держал длинную паузу. Непробиваемая уверенность моих новых "друзей" таяла.
"Вроде бы заводила мой сосед снизу, или нет? Похож по крайне мере."
- К чему?..
Через пару минут я продолжил прогулку. Нет, к моему или их счастью, драки не случилось. Моё ли спокойствие на них подействовало или ещё что, но только я с самого начала был твердо уверен: ничего они мне не сделают. Жаль только, что мысли от общения с природой отвлеклись опять на войны, драки, человеческие судьбы...
- Булку черного хлеба и бутылку портера. - Монеты звякнули о стекло прилавка.
Заспанная продавщица безынтересно взглянула на меня, оценивая какое подать пиво.
- Да-да, из холодильника, будьте добры. - Я помог её сомнениям. - И открывалку, пожалуйста.
Пиво, как впрочем, и всегда, сделало своё доброе дело. Проблемы отошли на задний план, ближе стали звезды... и корочка черного хлеба дополнила наслаждение... Захотелось вслух произнести какие-то слова, красивые слова о ночи, ночном городе... и, в тоже время, боязно стало испортить, опошлить затертыми фразами хрупкое настроение. И уже сами мысли обо всём этом как о прекрасном стали казаться вымученными и ненужными.
Прогулка помогла - ночной кошмар спрятался в подсознание.
Домой возвращался по совсем уже заснувшему городу, тихо вошел в парадное, медленно стал подниматься на свой третий этаж.
В двери на втором этаже, чуть повыше глазка, светилась ровная дырочка с рваными краями.
"Хорошо легла. - Я посмотрел на противоположную стену. Пуля на излете ударилась в неё и упала. - Никак стечкин, родной? Да, он старина. Не завидую парню, который стоял между пистолетом и дверью... По крайней мере, я бы стрелял точно так же: с локтя в голову, пуля бы вышла чуть выше, из затылка. Получается, он стоял где-то в полуметре от двери... От, будь она неладна, опять глупости в голову полезли. Мало ли что могло случиться? Может..."
Моя дверь оказалась открытой. Я тихонько скользнул в дверную щель, не зажигая свет осмотрелся. Квартира была пуста. В зале на столе лежал дорожный чемодан, разбросанные вещи валялись по всей комнате.
- Дела, однако, у нас творятся. - Я пробурчал сам себе и стал складывать вещи.
Рубашки помяться не успели и легко ложились на прежнее место, хуже сталось с костюмом. Когда в дверь позвонили, он всё еще лежал на столе, раскинув в стороны рукава.
На пороге стоял мужчина в штатском и капитан милиции. Два пистолетных ствола смотрели в мой живот.
- Андрей Михайлович Нахимов? - Штатский говорил, глядя прямо в глаза. - Мы к вам. Позволите войти?
Дуло его пистолета было чуть рыжеватым. "Любит пострелять ФСБшник, явно любит. Майор" - решил я для себя.
- Проходите, что ж с вами сделаешь? Не скажу что сильно рад, но раз уж пришли...
Штатский помахал дулом пистолета, мол двигай первым, я понял, что церемонии этикета закончились, прошел в комнату. Увидев на столе разобранный чемодан, гости от чего-то обрадовались.
- Собираетесь бежать? - Неожиданно проявил инициативу капитан. - Пристрелили парнишку и бежать?
Разнузданная манера речи ему явно не шла. Интеллигентный с виду он нервничал и чувствовал себя не уютно, скорее всего, от присутствия старшего по званию и, к тому же, ФСБшника.
- Собирайтесь, в отделе переговорим. - ФСБшник оборвал, недовольно глянул на капитана.
"Ну уж нет ребята, не так лихо, не 37 год". Я развернул спинкой вперед стул, сел облокотившись на спинку.
- Нет, никуда я с вами не поеду. По крайней мере, пока мне не объяснят о чем весь этот спектакль, и какая роль приписывается мне. - С моей стороны это был фарс, но фарс, по-моему, удачный.
Штатский внимательно на меня посмотрел, посмотрел на часы, потом глянул на меня еще раз уже с симпатией.
- Да вы Андрей Михайлович артист! - Голос мягкий, а глаза ледяные. - Красиво блефуете, технично...
Красноречиво поцокав языком, вдоволь поохав, покачав головой, майор заговорил резко без вступлений.
- Сегодня в один час тридцать две минуты вы застрелили своего соседа снизу двадцатилетнего Ситникова, на почве личной неприязни и разыгравшегося перед этим, на улице, конфликта. А непосредственно перед нашим приходом укладывали дорожный чемодан, чтобы скрыться. Есть вопросы?
- Вопросы? Да какие уж тут могут быть вопросы? - В голове со скоростью звука пролетели события сегодняшнего вечера. - Чушь все это, чушь голимая. Но, видимо, от визита к вам отвертеться не удастся.
Перед подъездом стояла черная волга - ситуация ухудшалась на глазах. "За обычными убийцами на волгах не ездят. Что ж, посмотрим, что будет дальше, куда повезут". Майор сел сзади рядом со мной, упер дуло мне в ребра. "Вояка". Машина тронула с места, не дожидаясь капитана - он хлопнул дверцей уже на ходу.
"Если повезут в участок - хорошо, если в отдел - дело табак". - Мысли невесёлые.
Миновали отделение милиции, во рту, от чего-то, появился металлический привкус, будто в него сунули стальной мундштук. "Если выпрыгнуть на ходу есть шанс сломать только руки и ноги, правда и тот один из ста... стоп сейчас поедем вдоль железнодорожной насыпи, там шансы на прыжок три к десяти, и это без шуток. Или опять рискнуть попасть в ФСБ? Неееет, уж очень неприятные воспоминания о последней нашей встрече. И это, очень мягко говоря..."
Невольно помог интеллигентный капитан. Ни с того ни с сего, он вдруг развернулся ко мне и, с жаром, заговорил.
- Я все же не понимаю, - в его голосе звучала искренняя досада, - как вы, человек прошедший огонь и воду, смогли поднять руку на молодого парня? И так жестоко? Вы снесли ему пол головы!
ФСБшник от удивления поднял домиком брови, отвел руку с пистолетом намереваясь что-то сказать...
Мышечный рефлекс? Да, пожалуй, мои последующие действия можно назвать рефлекторным...
Ударив снизу руку с пистолетом, я, не дожидаясь последствий прогремевшего выстрела, выскочил из машины, кубарем покатился по гравию насыпи.
Мой случай, вероятно, был четвертым из десяти. Нет, жив я остался, и даже ничего не сломал, но плечо крепко вывихнул. Черная волга несколько раз сильно вильнула, ткнулась в придорожный столб и, сильно накренившись, замерла.
"Ну, хоть эти мешать не будут". Закусив ворот, я резко вправил плечо, содрогнувшись от боли. Что ж ситуацию можно было считать приемлемой. Почти...
- Ни хрена себе ситуация - с досады я заговорил в слух, - сходил, прогулялся!
Путь до дома занял минут двадцать. Водитель притормозившей дорожной машины с сомнением посмотрел на порванный пиджак, но всё же подвез до перекрестка.
Дверь квартиры, почти ожидаемо, оказалась открытой. "Конечно, господи! О чем я думал, они затеяли этот спектакль чтобы спокойно пошуровать в моей квартире!" Версия выглядела правдоподобно за одним маленьким пробелом: было совершенно не ясно кто же такие эти "они".
На тот свет я не торопился, посему медленно приоткрыл дверь, осмотрелся, затем бесшумно прошел в коридор, дверь закрывать не стал. Квартира была пуста - простояв без движения несколько минут я в этом убедился, зажег в зале свет. Всё осталось на своих местах.
"Ни один засранец не догадается, что я его храню на самом видном месте". - Этот принцип стар и всем известен, но он еще никогда не давал сбоев. Я подошел к столу, нежно, почти любя поднял пепельницу - аккуратно отколотое донышко осталось на столе.
- О боже! - Слова вырвались невольно. Сердце опустилось в низ, в желудке образовалась такая мерзость, что её захотелось немедленно сблевать куда угодно.
"Черт, черт, черт - я, до боли, колотил кулаком в раскрытую ладонь. - Вот тебе бл.дь и ситуация! Думал ФСБ - это худшее, а вот нате вам, жрите!"
Десть раз глубоко вздохнув, я, малость поуспокоился, стал соображать. "А что теперь думать? Сделано дело".
- Сделано дело - зарезан старик, Дунай серебрился, блистая... - я опять заговорил сам с собой. - "Так и в желтый дом недолго".
Телефон долго бурчал, переваривая цифры номера, наконец, дозвонился. На той стороне не отвечали. "Сколько у них там? Часа два... обед что ли?" Наконец трубку подняли, сразу щелкнул на запись магнитофон. От этого щелчка я поморщился, заговорил по-английски:
- Здравствуйте! Это господин Лисицын? - Получив утвердительный ответ, продолжил, - Я бы хотел поздравить вас с праздником...
Мой невидимый абонент красноречиво замолчал в ответ, очевидно, не ожидал столь "теплых" слов, наконец, выдавил из себя:
- Прошу прощения, кто вам нужен? Я плохо расслышал?
- Господин Лисицын.
- О, нет-нет, прошу меня извинить, меня зовут Ли Синь Ци, вы очевидно ошиблись номером, ещё раз прошу прощения...
Я положил трубку, в задумчивости смотрел на телефон. В коридоре, чуть слышно, зашуршали мягкие тапочки, кто-то тихонько вышел из дверей... "Вьетнамские гости? Что ж, это проще. Вьетнамец однозначно побежит наверх, выйдет через чердак из первого подъезда - значит, у меня есть лишних двенадцать секунд". В маленьком тайнике за книжным шкафом лежали вещи для "времени "Ч": несколько удостоверений, деньги и, самое главное, мой пистолет.
Неприятное чувство продолжало терзать желудок. "Господи, неужели это возможно? Опять в руке пистолет, снятый с предохранителя, опять на ногах кеды, опять опасность и жжение в желудке как от пули".
Через минуту я сидел в кустах палисадника у первого подъезда, ждал своего вьетнамца. Прошла минута, потом еще одна. Вьетнамец так и не вышел... он вывалился из двери... из маленькой дырочки в груди выступила капля крови... в широко раскрытых глазах застыло удивление. Удивление пристреленной преданной собаки...
- Да, Андрюша - От тихого голоса за спиной я вздрогнул, резко развернулся. - Вот так.
Широкое лезвие блеснуло и резко вошло в низ моего живота, обожгло своим стальным холодом, на мгновение оно замерло, словно давая прочувствовать своё присутствие, затем, разрывая зазубренными краями, пошло вверх.
- Как больно, мама, как мне больно. - Свой предсмертный хрип я услышал, будто со стороны. Адская боль вынимала душу. - К...как ты меня нашел?
Он прикрыл мне ладонью рот.
- Не нужно слов, Андрюша, не надо. - Он аккуратно уложил моё тело на теплую землю.
- Поздно уже... - последние слова, что я смог разобрать...
****
Вэн был очень стар, его все так и звали - Старый Вэн. В деревне он остался единственным кто пережил Войну, единственным кто мог рассказать.
- Лю, - голос старика был напевный, любящий, - Пойдём, есть дело для твоих молодых рук, для твоих молодых глаз.
Лю оторвался от игры, заворчал, изображая недовольство.
- Ну что ты заладил, всё Лю да Лю. - Внук показушно отбрёхивался. Он любил ходить с дедом: никто не знал столько историй, сколько Старый Вэн.
Он знал истории про Войну, про то, что было до неё, про Войну, которая была до Войны и про Войну, которая была до всех этих войн. Когда Вэн хотел попугать малышню он хриплым загробным голосом спрашивал:
- А знаете ли вы, мелкие людишки, что во мне живёт дух всех воинов нашей земли? - Потом оборачивался на свою старую замызганную лошаденку и продолжал заунывно, - а это верный скакун самого Батыр-хана?
И даже когда его "верный скакун" загнулся от старости, он купил себе другую старую лошадь, говорил, что старая лошадь, как обтоптанные сланцы...
- Лююю, Лююю, Люююююю, - Старик на ходу сочинял и тянул свою песенку, - Внучек мой любиимыыыый, йо, мы идём с тобооооой, йо, да на де-елооооо, йо!.. Мачете с тобой?
- Чего ты выдумал, дед - Лю поднял голову, посмотрел на старика.
- Дело. Видишь, я пику взял? - Старик, покачиваясь в скрипучем седле посмурнел. - В джунглях появился Тануки.
- Враки всё это, - Лю относился презрительно к старым россказням. - Враки про самого Тануки и враки что он поселился у нас. Откуда ему взяться? А?
Старик, не обращая на внука внимания, продолжал, казалось самому себе.
- В прошлый раз, когда он пришел, тебе было три года. Много бед наделал. Тогда погиб твой отец...
К вечеру они отошли от деревни на порядочное расстояние. Старый Вэн развёл огонь, насадил на длинные прутья очищенные бананы, стал их поджаривать. Джунгли были полны звуков, и все они были родны, понятны Лю. Только временами дед вострил уши, как старый сторожевой пес, прислушивался и принюхивался к ветру. Прислушивался и Лю - старался различить причину беспокойства. Потом Вэн удовлетворенно опускался на лежанку и продолжал напевать под нос свою вечную песенку.
- Деда, а откуда он взялся, Тануки? - В сумерках ночи все легенды делались правдивей.
- Откуда взялся Тануки? - Старик медленно, не торопясь, затянулся своей широкой трубкой, с наслаждением вдохнул дым. Ему было очень приятно внимание внука, и он хотел насладиться им до капли. Выдохнул, выпустив над костром длинную струю дыма. - Он всегда был. Говорят, он родился в Индии, был там благородным воином, потом перекочевал вместе со своим монастырем в Китай... Но, собственно, Тануки он стал уже в Японии, а оттуда пришел к нам...
- Как это - стал Тануки? - Разве так бывает.
Старый Вэн, понял, что внук повис на крючке собственного любопытства. Он вытянул сухие, жилистые ноги, поворочался, устраиваясь поудобнее.
- Ну-ка, внучёк, помассируй пока мои старые ноги, а я расскажу тебе эту старинную японскую легенду, про великого даймио.
Лю с сомнением посмотрел на ноги деда, но любопытство пересилило...
****
- Здравствуйте, Анатолий Сергеевич, - Капитан энергично пожал протянутую ладонь. - Это дело, конечно, поручили мне, после нашего, так сказать, знакомства с убитым.
Капитан Кузнецов тронул снежно-белую повязку на голове.
- Ничего-ничего, шрамы украшают, - майор ФСБ Лопатин плюхнулся в свое кресло. - Я это и Пашке - водителю сказал. След от пулевого ранения на груди очень эффектно смотрится на пляже.
Весело посмеявшись на свою шутку, Лопатин, резко, сделался серьезным.
- Ну рассказывай, чего бы ты хотел услышать.
- Анатолий Сергеевич, прежде всего мне хотелось бы увидеть списки группы, в которой служил убитый, его контакты в последнее время, ведь вы наблюдали за ними? Да, что еще не мало важно, сведенья о специализации бойцов их группы, в ключе: каким оружием владели и т.п.
Майор расхохотался.
- Дурак ты, Кузнецов, - выдавил он, наконец, вытирая слезу. - Может тебе ещё сообщить наши пароли и явки? Я вообще с тобой разговариваю, поскольку был звонок из МВД моему высшему руководству.
Хамство ФСБшника сильно разозлило Кузнецова. Он вскочил, нависнув над майором, заорал ему прямо в лицо.
- Вы что думаете, я тут в бирюльки играю? У меня тройное убийство, вы понимаете? Три трупа в один вечер! Представляете себе?
- Вот и расследуй. - Майор оставался холоден. - Или ты впервые сталкиваешься с бытовухой?
- Бытовухой? - Кузнецов немного поостыл, сел на место. - Ну да, конечно, домушник залез, за видеомагнитофоном и, так, на всякий случай, пристрелил пацана точно в глаз, а потом ветерана Вьетнама распотрошил штыком, как плюшевого мишку. Конечно, это же так естественно! Как я сам не догадался? Мы ж с этим сталкиваемся на каждом шагу!
- Да ты не горячись. - Лопатин достал из кармана миниатюрный диктофон. - Чем можем - поможем. Вот тебе лист бумаги, пиши списки лиц возможно причастных. Литера "А", написал? Двоеточие поставь.
Майор нажал на кнопку диктофона, из него медленно, с расстановками голос Лопатина стал произносить фамилии.
Жестом велев Капитану следовать за собой, майор вышел на балкон, плотно прикрыл за собой дверь. Заговорил полушепотом.
- Слушай сюда меня внимательно. Группа, где служил Нахимов, была просто ах! Такие вещи творили! Однажды они сумели умыкнуть систему наведения ракет с вертолетов на боевом дежурстве. Про "зал огня" слышал? Вот так вот! А ты говоришь "плюшевый мишка"! Их там и не такому учили. Был, правда, в группе один товарищ у нас на подозрении, но как-то всё обошлось, а после возвращения он исчез.
- Что значит исчез?
- Исчез, значит исчез. Жил он один. Друзей, родственников нет, однажды ушел от нашего наблюдения и с концами. Интересный был мужик. У него в отряде кличка Енот была. Он до Вьетнама где-то еще в "спец" служил.
- А почему Енот?
- Вот этого доподлинно не знаю. Изначально это вьетнамцы придумали, по-своему лопотали, а потом уже наши переняли. - Майор задумчиво прищурился. - Может за внешнее сходство, может за то, что умел норы рыть. Он часто группу из таких переделок вытаскивал - жуть! Уже все богу молились, а он выходил. Всегда в запасе два-три варианта имел. Глядишь, выбрались все живы-живёхоньки. Да, он и по-вьетнамски шпарил - будь здоров.
- А с чего ему своих друзей убивать, такому хорошему человеку?
- А вот это тебе и предстоит выяснить. - Майор похлопал капитана по плечу. - Да, что еще хочу сказать. Этот Енот был третьим, когда в них мина попала. Командира в клочья разорвало, твой покойник тогда невредим остался, только контужен, а Еноту обе ступни оторвало. Его только через два дня нашли, без сознания за два километра от места взрыва. На брюхе прополз.
- Сдаётся мне, у них какой-то общий интерес был. Может "твой" Еноту должен что-то остался? Начни с обыска в его квартире. Поищи причину, одним словом.
****
Однажды в Японии умирал даймио. Он загодя почувствовал приближение смерти, призвал к себе сыновей, объявил им о приближающейся кончине и сделал последние наставления. Его любимые самураи стали по очереди находиться у постели умирающего, и все просили только об одном.
- Господин, я много лет безропотно служил тебе. - Каждый самурай преданно глядел в глаза своего даймио. - Позволь произнести единственную мою просьбу. Позволь мне уйти вместе с тобой - сделать себе харакири!
Даймио выслушивал просьбы своих самураев, клал слабеющую руку на их плечи, вспоминал вместе с ними былое... А после позволял им уйти вслед...
Но вот настал черед самого богатого, самого титулованного самурая даймио. Его звали Ятиэмон. Это был самый прилежный и самый исполнительный самурай и самый... нелюбимый. Даймио долгие годы пытался разобраться в причинах своей неприязни, а когда, наконец, понял, что Ятиэмон слишком высокомерен и горд, понял и то, что это он сам развил в своем самурае эти пагубные качества. И, все же, осознав свою вину, до самой смерти даймио не смог подавить своё небрежение к слуге...
Ятиэмону было отказано в смерти.
В таком случае у самурая есть два пути: либо сделать себе недозволенное, постыдное харакири, либо, бросив свой земельный надел, уйти бродяжничать.
Ятиэмон тогда созвал, в отцовский дом, своих пятерых сыновей, трое из которых уже отличились в сражениях и имели солидное содержание и наделы, и объявил:
- Даймио отказал мне... Сегодня я совершу харакири. Намажу тыкву маслом и разрежу её. - Ятиэмон решительно рубанул ладонью воздух. - Но на вас, моих детей, легло, и будет лежать всю жизнь, пятно позора.
Даймио умер, Ятиэмон сделал себе постыдное харакири, время пошло своим обычным чередом. Новый даймио простил Ятиэмона и, даже, позволил похоронить его рядом с другими ушедшими самураями. Но пятно позора продолжало лежать на детях Ятиэмона. Его земля была поровну поделена между сыновьями, и никто из них уже не мог достичь положения отца.
Прошел год, и вот однажды, на церемонии памяти, старший сын Ятиэмона - Дзюрю подошел к новому даймио и, при всех, отрезал свою самурайскую косичку. Отрезал и бросил к ногам даймио.
- Я не пытаюсь затеять смуту или оскорбить вас, - Дзюрю говорил отчаянно, - но мне нестерпимо нести бремя позора и я ухожу со службы.
После этого все пятеро сыновей Ятиэмона заперлись в отцовском доме. Они готовились к битве. Все двери и окна были закрыты, стены частокола надежно подперты. Мужчины вырыли во внутреннем дворе глубокую яму и, после прощания, сложили в ней тела зарубленных женщин и стариков. Сверху лежало тело маленькой дочки Дзюрю.
Битва началась на рассвете. Двенадцать самураев атаковали дом Ятиэмона... Дзюрю зарубил троих. Когда он, раненый в руку и плечо, схватился с четвертым в живых остался только он и его младший брат - Тануки.
- Беги, - Дзюрю отступил, прикрывая своим мечом двери. - Я не могу увидеть твоей смерти... Беги!
Тануки выскочил из дома и побежал в горы. Последнее что он услышал, был бешеный крик старшего брата: "Яяя-тиии-эээ-мооон"...
****
Капитан Кузнецов вышел из здания ФСБ в расстроенных чувствах. Зашагал по чистой асфальтированной дорожке к месту парковки. Как только широкий, развернутый билдинг остался далеко за спиной, смачно сплюнул на ухоженный газон. Надежда на поддержку могучей организации рухнула.
Четкий шаг, как размеренное щелканье метронома помогал мыслям успокоиться, выстроиться в шеренгу.
"А ФСБшник-то, темнит, виляет, не договаривает, стервец. Что-то сказал, что-то утаил. Но это только пол беды, однозначно он имеет в этом деле какой-то свой интерес, играет свою партию. - Мысль сравнить их треугольник с джазовым трио показалась забавной. - Жаль только, что правила игры я не знаю и нот мне не выдали. Наш милый Енот сыграл свое соло: что будет играть ФСБ мне не известно: получается сейчас мой выход. Хорошо, будем играть импровизацию. А что есть импровизация в игре по чужим правилам? Хрен его знает! Впору организовывать собственную игру, собственный джаз-банд... Нужно чем-то привлечь внимание противника.
Если Енот в квартире убитого не нашел что искал, он клюнет. Ну а если он забрал что хотел, то его можно будет выманить только очень талантливым блефом... Всё будем делать по-другому, не как всегда".
Уже из дома позвонил дежурному в отделение.
- Петренко? Да, я. Пошли кого-нибудь на Печерскую улицу. Да-да подежурить у квартиры убитого: Я разве спросил, сколько у тебя свободных людей?.. И что? Ты хочешь заиметь тройного висяка в который нас будут тыкать носом на каждом собрании следующие пять лет?.. А я тебе говорю, что необходимо... Да кого угодно, только Кабанова не надо, опять он что-нибудь натворит, хотя, хрен с ним, можно и его: Почему в квартире? Я сказал у квартиры, ну или у подъезда, пускай помаячит там хорошенько. Бывай, до завтра.
Проверить "пост" Максим Кузнецов пошел следующим вечером. Кабанов уже знал в лицо всех жильцов подъезда, расписание их передвижений. На вопрос как обстановка, бодро ответил "Всё спокойно, из подозрительных происшествий был только старик в коричневом плаще. Сухонький такой, маленький. Приблудился. Я его проводил до перекрестка".
- Старик нам не к чему. - Капитан выглядел растерянным. - Ты тут шибко не суетись, не бегай. Твоя задача - наружный досмотр квартиры, вот и стой себе.
****
Утром Старый Вэн и Лю продолжили свой путь.
- Дед, а когда мы начнем охотиться на Тануки? - После ночной истории Лю по-другому стал относиться к их затее.
- Как когда? - Казалось, дед искренне удивился, и только в глазах светилась легкая насмешка. - А мы с тобой что делаем?
- Это и есть охота? - Лю разочаровано хмыкнул.
- Настоящий генерал сперва ищет победу, а уже потом сражение. - Старик поднял к верху указательный палец. - Охота на Тануки - это игра в поддавки. Мы показываем ему себя и ищем его слабое место, а он оценивает нас. Кто совершит ошибку тот и проиграет.
К ночи, сделав огромный крюк, они пришли на место своей вчерашней стоянки. Не дожидаясь вопроса, старик начал рассказывать.
- Тануки зверь хитрый, знаешь, сколько у него потайных мест в джунглях? Захочет в лисью нору влезет или у барсука спрячется. Но больше любит один. В дупло дерева схоронится и наблюдает за окрестностями. Вот так вот. Хуже, что он зверь мудрый. Если раскусит нашу затею - всё, пиши пропало. Такого с нами отчебучит! Он же оборотень... Да... Во что хочешь может превратиться, в женщину, в чайник, даже в тапочки.
Старик блаженно растянулся у огня, прищурился, вспоминая вчерашний массаж.
- А вот ты знаешь, как поступил Тануки с охотником Хэшаном? Нет? Даааа... Что делается с нынешней молодежью? Стали забывать старинные легенды. Я всегда говорил - это закончится тем, что начнут забывать стариков, потом родителей, потом...
Лю сообразил чего хочет старик, он удобно присев рядом с дедом стал растирать его жилистые ноги.
- Так что случилось с Хэшаном?
Старик начал рассказывать. Словно большой артист он приосанился, рассказывал в лицах, правдоподобно изображая голоса, то полушепотом, то, вдруг громко вскрикивая. Только одно обстоятельство мешало ему насладиться своим рассказом в полной мере, обстоятельство, которое портило чуть не половину впечатлений - у него был сегодня только один слушатель!
- Хэшан был великий охотник, настолько великий, что это в конце-концов сыграло с ним злую шутку. Однажды он целую неделю просидел в засаде, выслеживал Тануки. Он уже знал все его привычки, слышал его запах, различал его шаги. - Старик перешел на таинственный шепот. Огонь почти погас, и, в темноте, жар костра багровым светом рисовал на лицах диковинные фигуры.
- Так вот, Хэшан знал про своего противника всё. И всё-таки он ошибся, недооценив хитрость Тануки.
- Что не поймал?
- Наоборот, он смог поймать его голыми руками - ловкость неведомая обычному охотнику! Но Тануки перехитрил его! Он сделал вид, что умер от такого позора - попасть в руки к человеку. Радостный Хэшан принес его дамой и сказал жене: "Приготовь из этого зверя вкусное жаркое, а я пойду схожу за бутылочкой саке". Когда Хэшан ушел, Тануки вскочил и перегрыз бедной женщине горло.
Лю зачаровано слушал сказку, раскрыв рот.
- Даааа, - протянул он, - хитёр. Очень хитрый зверь.
Вэн посмотрел на внука снисходительно.
- Это разве хитрость? Такое мог сделать постой суслик! Ты послушай, что придумал Тануки. - голос снова стал таинственным. - Когда он загрыз женщину, его месть ему показалась ему мелкой и недостойной великого оборотня. Тогда он превратился в жену Хэшана, а из тела бедной женщины приготовил жаркое!
Старик сплюнул, забормотал проклятия.
- Хэшан вернулся с бутылочкой теплого саке и, вместе со своей любимой женой, сел обедать. Он ел и нахваливал удивляясь: "Отчего ты не кушаешь? Очень вкусно!" А когда он закончил обед и прилег, подложив под набитое брюхо подушечку, Тануки, в виде его жены, вскочил на стол и принял свой настоящий облик. Хэшан от неожиданности не мог проронить не слова, он понял что произошло, и чьё мясо он ел на обед...
****
Старшина Кабанов сидел на лавочке у подъезда и дремал, надвинув фуражку на глаза и сложив на груди бантиком руки. Нежился на солнышке. Как ни странно Максима Кузнецова это не разозлило, он сам устало опустился рядом, зажмурился на ласковое заходящее солнце.
- Даааа, хорошо, - протянул он, ни к кому не обращаясь. - В такую погоду только на солнышке жариться.
Максим вытянул ноги, снял фуражку, подставил солнцу бледное лицо. "Сейчас бы с женой на пляж, окунуться в прохладную воду, забыть обо всём на свете".
- Кабанов! - Максиму захотелось выговориться. Ну хотя бы сказать: просто, от души, без всякого приказа. - Сколько мы с тобой уже работаем вместе? Восемь... девять лет? Да какая, в общем-то, разница! Ты знаешь, последние несколько лет мне кажется, что мы воюем с ветряными мельницами... что мы делаем что-то не так... даже не лично мы, а вообще, в общей организации есть какой-то изъян...
Есть такая старая восточная притча, о том, как под новый год благодарные жители дарили императору голубей. Император это очень любил и щедро одаривал всех подаривших... Однажды мудрец спросил императора, зачем ему голуби. "Я проявляю милосердие - дарю птицам свободу!" Мудрец печально покачал головой: "К сожалению, люди знают о вашей страсти отпускать птиц. Жители по всей стране ставят силки и ловушки, калеча и убивая при этом многих голубей! Если вы действительно любите этих птиц, то прежде запретите их ловить. Просто отпуская голубей, вы не восполните своим милосердием их обильных потерь... - Максим замолчал, обдумывая сказанное. - Вот такая история. А как наши скорбные дела? Умаялся сиднем-сидючи? Ну посиди-посиди, погрейся пока есть время.
Старшина молчал. Слабый ветерок лениво поигрывал его волосами.
- Чего молчишь? - Максим приоткрыл один глаз, покосился на Кабанова. - Иш как тебя разморило.
Капитан играючи сунул старшине два пальца в бок и гаркнул: "Руки вверх!"
Фуражка упала с головы старшины, руки развалились в стороны. Тело безвольно стало сползать на землю.
От нехорошего предчувствия у капитана внутри всё сжалось. Он подхватил руку сержанта. "Теплый, значит Енот в квартире". Максим снял пистолет с предохранителя, тихо вошел в подъезд.
Дверь квартиры на третьем этаже была не заперта. Чтобы она не заскрипела, капитан прижался к ней всем телом, потихоньку открыл узкую щель. В коридоре было пусто. Максим ужом скользнул в приоткрытую дверь, медленно двинулся по коридору. Сердце паровым молотом ухало где-то в груди, отчего ствол макарова легонько ходил вверх-вниз.
Шаг... еще шаг... Максим резко заглянул за угол кухни - никого. Под ботинком с противным скрежетом сломался маленький стеклянный шарик. Максим невольно опустил на него взгляд, в тоже мгновенье кто-то одним уверенным жестом вывернул ладонь и вынул из нее пистолет. Ствол макарова секунду смотрел на капитана, затем незнакомец в коричневом плаще быстро вынул из него обойму, кинул в дальний угол, сам макаров полетел в другую сторону. В лицо Максиму теперь смотрел стечкин с длинным дулом глушителя.
- Так-так-так, - Незнакомец заговорил неожиданно хриплым, старческим голосом. Мужчина был обладателем лица такого странного типа, по которому было совершенно невозможно было определить возраст его владельца. - В этот раз он прислал тебя. Сволочь, подонок. Ладно, будем работать с тобой капитан.
- Вы, надо полагать. Енот? - Максим чувствовал, что должен что-нибудь сказать.
- Примерно так. - Он помахал Максиму пистолетом, мол "проходи" и вошел в комнату следом. - Что ж будем работать с тобой. Что бы знаешь об Андрее Нахимове? О его работе в ФСБ?
Максим заерзал на стуле. Было очень неприятно чувствовать себя пешкой в чужой игре, ещё более неприятно доказывать, что ты именно пешка.
- Боюсь, что об этой стороне его работы я ничего не знаю.
Негромкий хлопок выстрела и Максим схватился за простреленное бедро.
- У меня очень мало времени. - Енот медленно отчеканил слова. - Они уже рядом. Советую отвечать быстро и внятно, иначе я не стану жалеть ваши кости и следующим выстрелом раздроблю колено. Я ясно излагаю?
Он кинул Максиму платок - перетянуть рану, продолжил.
- Его индивидуальный жетон должен был храниться в пепельнице, но сейчас его там нет. Где он? Я не нашел ничего о его работе на разведку или ФСБ.
- Вы теряете время, я занимаюсь убийствами, не о каких жетонах...
Выстрел не дал договорить. Пуля легла чуть выше колена, не повредив его. От боли у Максима потемнело в глазах, он вскочил.
- Прекратите, вы, урод, - Максим в ярости кричал, брызгая слюной. - Ты, ветеран сраный, стреляешь в безоружного человека, Нахимова, своего боевого товарища, зарезал как... курицу.
- Заткнись, если хочешь прожить еще хотя бы минуту. - Енот подтянул брюки. Под ними, в ботинках оказались протезы. - Видишь это? Он стучал, понимаешь? Знаешь что это такое?
Енот резким неожиданным, прыжком, подскочил к Максиму, приставил пистолет к голове, заорал.
- Это он стучал на весь отряд. Это он навел на нас минометный обстрел, это из-за него на наших глазах разорвало командира. Ты видел когда-нибудь как на тебя летят разорванные кишки твоего друга? Это из-за него мне оторвало ноги, из-за него меня обрабатывали твои друзья из ФСБ, из-за него меня двадцать пять лет не было на родине...
Выстрела слышно не было. Кровь фонтаном плеснула капитану в лицо, залила глаза, он почувствовал ужасное давление пистолета в лоб и, уже теряя сознание, услышал удар падающего навзничь тела...
****
Лю проснулся с первыми лучами солнца. Старый Вэн уже сидел на корточках и чуть слышно потанакивая песенку набивал свою трубку, какими то диковинными травами.
- Проснулся? - Старик с утра выглядел уставшим. - Хорошо вам молодым, а вот всю ночь глаз не сомкнул - думал.
Быстро молча позавтракали, Вэн проверил остроту своей пики и мачете Лю, удовлетворенно крякнул.
- Сегодня пойдем пешком. - Сделав пару глубоких затяжек, старик повеселел. - Пойдем прямиком, к старому трухлявому дереву. Это дерево - любимое место Тануки, в нем очень глубокое дупло.
- А как мы его из дупла потом достанем? - Лю обрадовался, что разгадал дедов план.
- Оооооо, Лююююю! - Старик хитро прищурился и загундосил песню. - Достать-то мы его достанем. Ты лучше мне скажи, как его туда загнать?
Лю, открыл, было, рот, потом призадумался. А как загонишь дикого зверя, куда он идти никак не хочет?
Лю обиделся на деда, насупился, отошел в сторону, стал чистить лошадь. Вэн вытер выступившие слёзы, подошел к любимому внуку.
- Ну перестань, я не хотел тебя обидеть. Просто ты еще молод. Ты послушай лучше, как в таких случаях поступал полководец Ямотомо. А он был великий воин! - Старый Вэн поднял вверх палец.
- Не буду слушать! - Лю всё еще обижался и не хотел доставить деду удовольствие - выслушать его байку. - Не хочу про Ямотомо, рассказывай как мы будем действовать.
- Хорошо-хорошо, - Вэн быстро согласился. - Давай про нас. Тануки днем в дупло не полезет - это раз. Заставить его идти туда, куда он не хочет мы не можем - это два.