Один из самых талантливых и разумных русских писателей ХХ века Олег Михайлович Куваев, литературное творчество которого насквозь пронизано предчувствием скорого явления новой по своей глубинной сути литературы, фундаментальность которой незыблемо основывается на выдающихся достижениях классики общечеловеческого литературного наследия. В чём конкретно состоит новаторство грядущей литературы Олег Михайлович сформулировал в письме от июля 1965 года своему другу-литератору В. Курбатову: "Наступает время философской раздумчивой литературы..." Коротко и ясно.
Вообще же описательность и рассудительность - это две различные грани литературного творчества, которые в произведениях особо одарённых авторов иногда выступают единым фронтом. Однако же вплоть до сегодняшнего времени львиная часть литературных произведений относится к описательному стилю литературного творчества. В чём он состоит? Писатели, лично участвуя в различных событийных явлениях, объёмно наблюдая с профессиональной дотошностью за происходящим вокруг них (природные катаклизмы, техногенные процессы, катастрофические события, конфликтность социальной жизни людей, разнообразные проявления чувственных реакций человека и т.д.), затем мастерски с максимальной достоверностью описывают свои наблюдения в своих произведениях.
Традиционно писатель признавался в литературной среде талантливым, если он обладал способностью образно-запоминающегося описания чего-то или кого-то конкретного, что вызывало у читателей яркий чувственный отклик и наслаждение от чтения таких описательных шедевров, то есть такого описания, которое оригинально отражало на бумаге те или иные жизненные ситуации, происшествия или камерные картинки в каких-то новых или модернизированных жанровых формах и необычной красочности словосочетаний, что приводило к широкой популярности произведений такого писателя. В писательской среде с некоторых пор стало практиковаться даже соотнесение описательной литературы с живописью, то есть писательское сочинительство приравнивалось к написанию живописного художественного полотна, когда словесные формы чувственных текстов оценивались по образному подобию с красочной палитрой художника.
Ну и, конечно, ещё в средние века выкристаллизовался вполне определённый для писателей описательного стиля шаблон подобного сочинительства, когда писателю необходимо было в предварительном порядке лично пережить различные чувственные состояния в длительных и часто опасных путешествиях по странам и континентам, чтобы накопить большой объём впечатлений и обладать широким кругозором в части личного ознакомления с как можно большим числом всевозможных объектов и субъектов для их описания на страницах своих произведений, а также принимать непосредственное участие в происходящих событиях общественного характера. То есть писателю в целом полагалось вести максимально возможный для него активный образ жизни, что наполняло его произведения массой различного антуража, на фоне которого разворачивалась сюжетная линия описательного повествования.
Однако при всём этом бравурном аспекте каждый писатель подобного творческого стиля, что верно и для гениев описательности всего чего бы то ни было, явно или подспудно беспрестанно задаётся каверзным вопросом к самому себе, отражающим его постоянные интеллектуальные метания по части смысловых откровений, которыми он мог бы поделиться с читателями: "Есть ли у него за душой хоть что-то неведомое обычным людям, в чём он готов их просветить и что является настолько нетривиальным, что станет для читающей публики неким откровением?" В этом плане следует напомнить, что многие писатели перестали заниматься литературной деятельностью именно по причине того, что им было абсолютно нечего в смысловом выражении сказать своим читателям, поскольку голая описательность происходящего перед глазами людей более не привлекает читателей к их трудам, ибо подобное в неограниченных объёмах они могут наблюдать в жизни своими глазами или найти в интернете соответствующие видео, фото или текстовые сообщения.
Литература же философско-рассудительного плана, когда писатели данного направления литературного творчества создают новые смыслы для человеческого вида жизни, с великим трудом пробивается сквозь многослойные напластования описательного писательства, ибо писатели описательного направления, в своём большинстве не способные к интеллектуальному диалогу с читателем, всячески препятствуют популяризации произведений, в которых представлены теми или иными литературными методами прообразы смыслов эпохи новой реальности бытия людей. Обычно тоненькие стебельки литературных новаций смыслообразующего писательского труда авторов данного направления литературы сообществами литераторов стагнирующего описательного стиля игнорируются с навешиванием на них клейма чего угодно, но только не высокопарной литературы священной для них описательности как единственно возможного метода литературного творчества. Но как бы не изголялись гранды описательной литературы над философско-рассудительным аспектом творческой деятельности литераторов, которым есть, что по существу сказать своим читателям, публика читательской аудитории всё более разворачивается в своих жизненных интересах к произведениям, отражающим процесс глубокого осмысления окружающей действительности.
В качестве одного из самых ярких примеров нарастающей популярности у читателей литературы философско-рассудительного профиля следует назвать роман американского писателя Дэвида Фостера Уоллеса "Бесконечная шутка", который он написал в 1996 году. Роман вызвал необычайный интерес у читательской аудитории, который за прошедшие годы возрос до неимоверных размеров. Эта очень сложная книга притягивает внимание людей переизбытком смысловой содержательности, которая при каждом перепрочтении её кем бы то ни было открывает всё новые и новые смыслы, интерпретирующие как обыденные, так и совершенно невероятные жизненные ситуации. Ныне именно литература, в русле которой написана "Бесконечная шутка", неторопливо, но обстоятельно занимает доминантное положение на литературном небосводе, ибо сотворение новых смыслов - это главенствующая черта современной эпохи глубинного осмысления всего сущего.