Телевизор напрягся от рева трибун, комментатор что-то кричал, стараясь перекричать толпу. На поле выстраивалась стенка у ворот французов, штрафной удар били немцы. Французский вратарь все время что-то кричал своим игрокам, размахивал руками, отталкивал игроков соперников, приседал, стараясь разглядеть мяч. Наконец раздался свисток судьи, стадион замер, немецкий игрок, который только что выставлял мяч на точку удара, спорил с судьей, отталкивал от мяча игроков противника, которые все время пытались ему помешать, быстро разбежался и, не касаясь мяча, пробежал над ним. Внезапно, вслед за ним, из толпы толкающихся друг с другом немцев и французов выскочил невысокий быстрый немецкий футболист и коротким ударом послал мяч по какой-то замысловатой траектории. Мяч облетел стенку справа, едва не задев ухо зажмурившегося французского защитника, и полетел, казалось бы, мимо ворот. Но какая то неведомая сила закручивала мяч, и он словно увлекаемый мощным магнитом расположенном в воротах французов вопреки всем законам физики и земного притяжения все ближе и ближе подлетал к верхнему правому углу ворот. Трибуны встали, болельщики раскрыв рты и сжав кулаки до остановки крови в венах словно завороженные следили за полетом пятнисто-белого ястреба. Десятки тысяч глаз постепенно расширяясь, пытались угадать счастливый момент, мирриады нейронов в сумасшедшей гонке по извилистым лабиринтам серого вещества мозга знатоков штрафных ударов просчитывали конец траектории полета мяча. Десятки тысяч сердец с бешеной частотой подкачивали тонны крови к глоткам немецких болельщиков. У французских болельщиков сердца остановились и судорожно дрожали, отказываясь поддавать кровь в обезумевшие от наступающего горя головы французов. Французский вратарь, загипнотизированный полетом мяча, широко расставив ноги, как Эйфелева башня, стоял на месте, его глаза расширились от страха от бессилия, его ноги, которые годами словно мощные пружины в прыжке выталкивали его по пояс над верхней перекладиной, вдруг обмякли и задрожали. Мяч слегка коснувшись обеих перекладин в правом верхнем углу, прокатился по сетке внутри ворот и подкатился к ногам вратаря. Вратарь или от неожиданности, или оттого, что подкосились ноги, сел на землю, изрытую футбольными бутсами, и взялся руками за голову. И в это же мгновение тысячемегаватным взрывом раздался рев трибун, который поднял в воздух всех птиц с окрестных деревьев, а некоторые из них ударившись друг о друга или об стволы деревьев упали на землю.
- ГО-О-О-О-О-Л! - орали трибуны в такой самоотверженной ярости, что казалось земля в этом месте от этого крика вот-вот разверзнется, и оттуда польется раскаленная лава.
Что происходило на трибунах разглядеть было невозможно, потому что оператор видимо тоже орал во все горло и не заметил, что камера опустила объектив и снимает синее пластиковое сиденье с номером 18. Режиссер, все-таки увидел на мониторе эту картинку и быстро переключился на другую камеру, которая выхватила из толпы красное от напряжения оскалившееся лицо толстяка с выпученными глазами. Его лицо было таково, что, казалось, он вот-вот лопнет от крика и перенапряжения. Потом камера переместилась вниз, и на экране появилось лицо плачущего француза.