Аннотация: Пятая глава. Будет добавлена в общий файл.
Глава 5
Как я и предполагал, не было в этом подвале мин, растяжек и прочих сюрпризов для идиота. Изначально считалось, что чужой сюда не пройдет. Старший прапорщик пробежался по комнатам, сунул нос во все уголки, и я убедился его и своими глазами, что можно спускаться и мне.
Интерес был. В подвале стоял коптер. Не престижная безделушка, типа моего "иск седьмого", а настоящая боевая машина: кокпит из прозрачной брони с плазменной пушкой и двумя шестиствольными пулеметными комплексами, на стреловидных крыльях - по четыре пилона для подвески ракетных систем и дополнительных топливных баков. В заднюю часть фюзеляжа я не заглядывал, но можно предположить, что вместо дивана и холодильника, есть там и кое-что посерьезней.
Знать бы еще, как он сюда попал?
Ответ где-то был. Но он не лежал на поверхности. Похоже, без Винса здесь никуда, но визор молчал. Не было связи даже со спутником, который висел надо мной. Все поглощал какой-то сверхмощный экран. И тут я почувствовал, что поплыл, как в бурсе, на экзамене по БРТ, когда мне случайно попался чей-то чужой билет.
Я усыпил Старшего прапорщика, чтоб не отсвечивал, отключил генератор и стал усиленно думать. Но в голову лезли самые очевидные вещи типа того, что коптер, защитный экран и оставшийся за стеной РПК не могут принадлежать ни местным аборигенам, ни новой колониальной администрации. А значит, с недавнего времени, на Прерии появилась какая-то третья сила, которая очень не хочет, чтобы кто-то о ней знал. И что-то небритая морда Авена никак не хотела ассоциироваться с этой вот, третьей силой.
Вот такой парадокс. С одной стороны, Авен за мной следил, ставил растяжку, был у него маяк с датчиком "свой - чужой". Он шел по тому же маршруту, но дальше провала в стене, где нет ничего, кроме пучка проводов, ему проникнуть не удалось. В этом я убедился, прежде всего. То, что раньше считалось железной дверью, было закрыто на три засова и заварено по швам изнутри. Да и не было в схеме его постоянных маршрутов этих координат. Все, что рядом, исхожено вдоль и поперек, а именно в этот подвал Авен спуститься не смог. Но очень хотел. Для сталкера такие места - верный кусок хлеба. Судя по золотым побрякушкам, которые выпали из остатков его одежды, он знал, что это не обычный подвал, а подземное хранилище банка, или ювелирного магазина.
Только все здесь разграблено до него. Двери у сейфов взрезаны лазером, широкие стеллажи из бронированного стекла разбиты ударами нечеловеческой силы, возможно рукой робота. От прежних материальных богатств, остался разве что дизельный генератор, кем-то заботливо восстановленный, смазанный, почищенный и подкрашенный уже после того, как здесь побывали волны цунами. Без него когда-то не обходился ни один магазин. Со светом и бывали частые перебои и, когда такое случалось, генератор включал охранную сигнализацию, которая, в те времена, еще не стреляла на поражение.
Я встал, обошел вокруг коптера, осторожно коснулся бронированной дверцы. Судя по вмятинам, ее пытались взломать. "Нет доступа" - отозвалась система.
Снаружи просматривалась только кабина пилота. Все остальное было укрыто за высокой бронированной спинкой. Но все-таки мне не верилось, что эту боевую машину стоило охранять с помощью роботизированного пулеметного комплекса. Если не ее, тогда что? Я еще раз окинул взглядом периметр помещения. Пол, стены и потолок обшиты стальными листами с напылением пластика "под гранит". Потолочные балки (на Земле по таким ходили поезда на магнитном подвесе) снизу подкреплены стальными колоннами - по одной у каждой стены.
Ну, ни единой зацепки для глаз! Жаль, но придется и мне уходить отсюда ни с чем. Тем более жаль, что в следующий раз в этот подвал так просто не попадешь. Так говорил мой жизненный опыт. Я хотел уже подниматься и будить Старшего прапорщика, но случайно столкнулся взглядом с отпечатком протектора армейских ботинок.
Вообще-то в этом подвале было изрядно натоптано. Но этот след отличался от прочих. Между рубцами подошвы "Вибрам" застряла обычная гайка, оставившая в пыли свой четкий рисунок.
Я проследил его до самой стены. След обрывался под ней. Каблук вместе с задней частью подошвы отпечатался в этой комнате, а все остальное - как будто бы сверху придавило стеной. То-то я и смотрю: вроде как помещение маловато, всего в четверть подвала!
Сказать, что я очень образовался, значит, ничего не сказать. Эта маленькая победа придала мне таких сил, что я, позабыв о жратве, промчался вдоль этой проклятой стены и ощупал ее сверху донизу. Потом повторил то же самое в обратном порядке. Да только бес толку. Ничего, даже внешне похожего на кнопку, или рубильник, ни мне, ни ему обнаружить не удалось. Я хотел уже браться за боковые стены, но во время вспомнил, что забыл включить генератор.
Ну, вот! Да тут и искать нечего! Вся эта стена представляла собой большой сенсорный выключатель. Пока она поднималась, я был стопроцентно уверен, что разом решу все проблемы и отвечу на все вопросы. Да только напрасно надеялся. Они нарастали, как снежный ком. Открывшееся пространство было кабиной шахтного лифта, в центре которой лежал мертвец и скалил желтые зубы. Нож с широкой костяной ручкой торчал из его плеча в области шеи.
Прежде всего, я обратил внимание на подошвы ботинок. Гайки в них не было. Потом всмотрелся в лицо. Смерть и седая щетина наложили на него отпечаток неузнаваемости, но разведчика не обманешь. С вероятностью в 99 процентов, я мог бы заявить под присягой, что это тот самый представитель нашего центра, что во время инструктажа просил называть его Ник.
Естественно, его обыскали. Расстегивали комбинезон и, даже, не потрудились вставить назад вывернутые карманы, но делали это очень поверхностно. Не знали, наверное, кто он такой.
Меньше всего на свете мне хотелось сейчас думать. Все самое очевидное и так бросалось в глаза. Ника убрали слишком легко, одним точным ударом. Тот, кто его нанес, был профессионалом,
но он не заканчивал нашу бурсу. Есть одна тонкость, о которой убийца не знал. Курсанты кадетского корпуса военно-космических сил все самое ценное прячут под левым погоном, или на левом плече. А он даже не вытащил нож.
Я снял перчатку, осторожно, чтоб не порезаться, залез в потайной карман и выудил оттуда тощий пакет. Для более тщательного осмотра еще не пришло время. Я поднял задубевшее тело, оттащил к коптеру. Потом разбудил Старшего прапорщика, приказал ему снять с платформы боевую часть РПК и доставить в подвал вместе с боезапасом. Как тупая рабочая сила, он сегодня незаменим.
Было бы, конечно, спокойней - вернуться домой через этот тоннель по знакомой траншее. Но боевой коптер - слишком убойная вещь, чтобы оставить ее неизвестно кому. Я достал из пакета карточку - "вездеход" и прижал ее правой ладонью к вмятине на кокпите. На виртуальном экране появился знак бесконечности, побежали колонки цифр.
- ФИОН, - продублировал механический голос, - Шилов Евгений Иванович, Шён, боевой идентификационный номер SE-99238, отдел 7, статус "агент", разрешен неограниченный доступ.
И дверца кабины плавно поползла вверх...
Я сделал, наверное, пару кругов над черным провалом, прежде чем крышка шахтного лифта вернулась на место. Пресловутая третья сила проявила себя с неожиданной стороны. Кругом автоматика. Местным аборигенам такое не потянуть. Судя по вложенным средствам и трудозатратам, здесь потрудилась организация, возможности которой внушают почтение. На Прерии это "Росгео", на Земле - разведуправление. Только там сначала транжирят деньги, а потом думают об отдаче.
В построении рабочих гипотез я был не мастак. Неблагодарное это дело. Истина никогда не лежит на поверхности. Оба варианта тут подходили, хоть в чем-то исключали друг друга. За геологов свидетельствовало наличие подземных коммуникаций, против - вся дурость этой затеи. Не станет частный инвестор спонсировать то, что не приносит прибыль. Если, конечно, его не заставили. Кто? - глупый вопрос! Ну, кто кроме нашей конторы может вывернуть наизнанку вольного человека без финансовых затруднений? Но и здесь все не так однозначно. Пятьсот аргументов за, и только один против. Огромное поле для размышлений, если учесть, что этот аргумент - я.
С момента моей высадки в пограничном пункте контроля и дальней связи, мне не нравилось все, что здесь происходит.
Совокупность телодвижений колониальной администрации и опекаемых ею геологов, очень напоминала большую финансовую пирамиду. Нет, я не сомневался, что на Прерии что-то нашли. Геологи чаще других обращались ко мне за "неучтенкой" и в личных беседах, рассказывали взахлеб, о подземных богатствах Большого Хребта. Но почему-то и космодром, и горно-обогатительный комбинат, и город Новоплесецк, и прочая инфраструктура - все строилось спустя рукава. Пилот рабочего коптера, приписанного к "Росгео" огребал пять тысяч рублей в месяц, а летал на таком старье, что диву даешься: как оно до сих пор не развалилось. Схема проста. Деньги изымались еще на Земле, а здесь происходит отмыв, с имитацией бурной деятельности. Грузы на Прерию шли щедрым потоком, но затраты отдаче не соответствовали. Нашлось место и для левого шахтного лифта, и для новейшего коптера с плазменной пушкой, не говоря уж об РПК.
Чем обычно заканчиваются подобные игрища? Да тем, что концы прячутся в воду. Прихлопнут сверху чем-нибудь ядерным, и поди потом, лет через сто, разберись, что и куда потрачено. Компактная скрытая база, такая как та, на которой я только что побывал, в этот план идеально вписывается. Челнок с вертикальным взлетом, соответствующий боезапас - и полный комплект. А повод найдется. Как там говорил Ник во время инструктажа?
- Конфликт неизбежен. И твоя задача - сделать его управляемым, в нужное время, и в нужном месте.
Пейзаж под крылом был уныл и привычен. Над домом, в котором из Авена выпили кровь, было черно. Сытое воронье дремало на крышах, ветках деревьев, в глубинах оконных проемов. Им уже и летать было в падлу. Второй "дельтапланерист", которого я порешил на открытом воздухе, был разобран почти до костей. Стаи местных гиен и шакалов больше не дрались за добычу, Они приступали к трапезе с разных сторон туши. Пищевая цепочка, как четки в руках мусульманина. Сегодня ты на вершине, а завтра внизу.
Жилые кварталы мертвого города хранили в себе множество тайн. Я пока не сумел раскрыть ни одной. Всегда на пути подворачивался покойник и путал все планы. Кем был этот Ник?
За что умер? Когда-нибудь я это узнаю. А сейчас его надо похоронить, пока он не провонял всю внутреннюю обшивку. Суматошный сегодня день. Для Ника все кончилось навсегда, для меня еще будет завтра.
По дороге на кладбище, я связался с Кристофером Хардом, сообщил, что обзор со спутника больше не нужен, и еще раз услышал его знаменитое "так".
Глобальная Сеть пестрела свежими обновлениями, завезенными рейсовым космолетом. Я их никогда не читаю, но сам этот факт вселяет надежду.
Захожу на почтовый сайт. Наконец то! "Посылка с планеты Земля, весом в 6475 грамм доставлена адресату в 11.35. С вашего счета списано 7200 рублей".
Звоню младшенькой:
- Лия, посмотри в холодильнике, свежие яйца есть?
- Еще полтора десятка.
- Не вздумай готовить яичницу!
Сегодняшним вечером у меня будет праздник.
Местные новости позабавили. Оказывается, мои дельтапланеристы обрели себе новое имя и теперь называются "анампо".
- А нам тоже! - сказал я Старшему прапорщику и пошел на посадку.
На кладбище пахло гарью и свежей землей. Здесь кто-то хорошо похозяйничал без меня. Наверное, ночью хоронили кого-то из местных, жгли костер и забыли его потушить. Выгорела сухая трава и четыре креста на могилах. Не беда, в регистрационной книге сохранились старые записи. Копия есть и у меня в визоре, можно будет восстановить.
Пока неуклюжий робот выбирался наружу и вытаскивал Ника через технический люк, я оценивал степень ущерба. Дверь подсобного помещения была взломана, замок исковеркан, не хватало одной лопаты.
Я выкатил из сарая тележку, погрузил на нее предпоследний гроб из тех, что когда-то были который берег для себя, крест и запасную лопату. Ведь Ник тоже солдат. А каждый солдат мечтает, чтобы его закопали по-человечески. Старший прапорщик шел сзади. Нес мертвое тело на вытянутых руках. Похоронные ритуалы основных мировых религий есть в памяти чистильщиков. При случае, они могут порадовать слух даже католической мессой. Только это, по-моему, извращение. Пусть грубо, пусть своими словами, но скажу что-нибудь сам. Зато от души.
От души получилось лишь выругаться. Да что ж сегодня за день?! На месте упокоения Авена зияла узкая яма. Грунт из могилы был выброшен зло и неряшливо. Как будто бы здесь рылась две огромных собаки. Крест был сломан и валялся метрах в пяти. Я, было дело, подумал, что тело похитили, но когда подошел ближе, увидел его. Авена сбросили в яму вниз головой. Ноги торчали наружу. В протекторе левого берца с рисунком "Вибрам" торчала железная гайка. Неисповедимы пути Господни!
Погребальный пакет был разорван и смят. Одежда разрезана на широкие полосы. Наверное, что-то искали. Скорее всего, золото. Я выдернул труп из могилы. Сквозь жидкие лоскуты обнажилось тщедушное тело с синей татуировкою на груди. Два самолета, стилизованный парашют со звездой и надпись "Никто, кроме нас!"
Уже ни на что не надеясь, я похлопал Авена по плечу. Там что-то было. Осторожно двумя пальцами, я достал сложенный вчетверо листок тонкой бумаги. На лицевой стороне было написано: "Для Шилова". Так вот почему он так неуклюже ставил растяжку.
Человеку дано чувствовать приближение смерти, это я понял на планете Зейц. Нас туда бросили на поддержку местного нефтепромысла от агрессивных действий десантно-штурмовых групп Объединенной Европы. Что там доподлинно произошло, начальство не объяснило: то ли мы по ошибке колонизировали чужую планету, то ли створный эффект сыграл с европейцами злую шутку и их занесло не туда. В те времена даже союзники цеплялись друг другу в глотку за самый никчемный шарик с зачатками атмосферы и приемлемой силой тяжести.
С диспозицией были хоть какие-то ясности. Общечеловеки прикинулись белыми и пушистыми, запросили аварийное приземление, захватили с наскока единственный полевой космодром и теперь продвигались вглубь территории, давя и рассеивая остатки разрозненных гарнизонов. А что могут отставники с легким стрелковым оружием против ударного авианосца, в котором представлены все рода войск, кроме подводного флота и надводных боевых кораблей?
Это был уже пятый случай захвата российской колонии нашими союзниками и партнерами. До сего времени в "недружественных действиях" были замечены только американцы, и наше правительство стандартно отплевывалось гневными нотами и долгими тяжбами в международных судах, а тут, вдруг, разродилось суровым приказом "ответить жестко".
Генштаб разработал план операции. Для "жесткого ответа" нам предоставили трофейный американский челнок, потерпевший аварию на одной из планет ближнего космоса, и восстановленный нашими механиками Кулибиными. Система распознавания "свой - чужой" у пиндосов и европейцев стабильно меняется раз в полгода, так что сроки еще не вышли. Это и было решающим аргументом в выборе средства доставки группы спецназа к месту конфликта. Во всем остальном было предписано действовать по обстановке.
Набилось нас в тот челнок ровно тридцать семь человек, не считая механика и пилота. Больше нельзя. Уставом запрещено сидеть вплотную друг к другу при прохождении через створы. Зато все коморки, шахты, льяла и потолочные перекрытия были под завязку забиты оружием и боезапасом.
В штате космического авианосца одно только авиакрыло - это две с половиной тысячи человек, а общая численность экипажа достигает шести с половиной тысяч. Сам по себе он автономен, но война слишком много жрет: коптерам, самолетам, танкам и самоходкам нужна ежедневная дозаправка, текущий и срочный ремонт, тонны боезапаса. Поэтому он в одиночку не ходит, а, как и в старые времена, тащит за собой внушительный хвост обеспечения и поддержки. Если считать по штыкам, соотношение сил явно не в нашу пользу, но никто из спецназевцев не считал, что идет на верную смерть, да и там, наверху, сидели не дураки. Так что были и у нас свои козыри: во-первых, эффект неожиданности, во вторых, новейшие системы вооружения, которые у противника будут нескоро, а в третьих, мы должны были нанести только первый удар, выдать что-нибудь эдакое, дабы наш МИД мог разговаривать с супостатом с позиции силы. Решающей силой дальнейшего противостояния должны были стать местные гарнизоны, вооруженные, обученные и отмобилизованные в процессе боев.
Мы выскочили из тоннеля в заданной точке и были приятно удивлены. На внешней орбите мирно вращался наливной супертанкер и его, чисто символическая, охрана. Сам же авианосец оседлал космодром Зейца и плотно занимался войной. С его опущенных аппарелей в небо взлетали управляемые ракеты, дроны, самолеты и коптеры. Снизу, из шахтных лифтов, на рыжую землю Зейца важно ступали БТРы, танки и самоходки.
Наш центральный компьютер щедро выплеснул на местные спутники связи новости глобальной сети, обновления, отклики на запросы, служебную и секретную информацию, личную почту. В ответ получил доверенный доступ. Сами колонии прямой связи с Землей не имеют. Электромагнитные волны безвозвратно теряются в створах.
Судя по четкой картинке, которую мы начали получать с поверхности Зейца, европейцы пришли сюда не пугать, не заявлять о своих правах, а, как будто, к себе домой, всерьез и надолго. Небольшая бригада роботов заливала супер бетоном взлетную полосу и запасную посадочную площадку. Наверное, для своего наливного танкера. А может, и нет - космодром был захвачен со всей инфраструктурой, включая заправочный комплекс. Уж чего-чего, а горючего на Зейце было в достатке, местами - сочилось из-под земли. Роботам помогала группа переселенцев из приземленного неподалеку пассажирского лайнера. Несколько человек в другом конце космодрома занимались гражданским строительством: все пространство вокруг было уже заставлено сборными домиками и надувными полевыми палатками. Всего пассажирских лайнеров было два, общей вместимостью четыре тысячи потенциальных жертв.
До сих пор не могу понять, почему эти хваленые легионеры так глупо подставились? Может, они были уверены, что Россия опять утрется, или считали, что мы не решимся атаковать космодром из боязни нарушить конвенцию "О неприкосновенности пассажиров и судов гражданского космофлота"? А мы на это пошли. Как сказал перед боем Икуб, "Наглость должна быть наказана. Спецназ не прощает".
Есть тысячи способов захватить военный объект, который болтается на орбите. Мы выбрали самый простой: запросили заправку. Там даже не поинтересовались, зачем челноку с плазменным двигателем так срочно понадобилось авиационное топливо, а сразу назвали номер приемного шлюза и пригласили в гости командный состав. Было ровно двенадцать часов по местному времени, обеденный перерыв.
Через десять минут робот-пилот, подчиняясь жесткому алгоритму, повел супертанкер на аварийное приземление в то самое место, где, раскинув свои аппарели, плевался огнями авианосец. И никто не мог ему помешать: обезоруженный экипаж, включая последнего стюарда, был загружен в аварийную шлюпку и тоже шел на посадку в районе, который, по нашим прикидкам, еще контролировали местные гарнизоны. Мы дали им шанс не из человеколюбия. Просто подумали: вдруг среди европейцев найдется русский механик Кулибин, который сумеет взломать нашу программу?
Когда над тобой зависают 500 тысяч тонн авиационного керосина вперемешку с соляркой, стрелять бесполезно.
Европейцы и не стреляли: в надежде, что танкером управляет пьяный пилот, они до последнего взывали к его разуму. Мы восполнили за них этот пробел дистанционным направленным взрывом.
На космодроме не в раз осознали, нависшую над ними, опасность. Переселенцы продолжали работать, лишь изредка бросая наверх беспечные взгляды. Солдатики высыпали из столовых и, продолжая жевать, обменивались ехидными замечаниями. И только когда рвануло, те и другие включили скорость. Но было поздно. Борьбе за живучесть здесь уделяли остаточное внимание. Огненная река легко настигала всех, чтобы мгновенно переварить и гнаться за новыми жертвами.
Небо заволокло клубами черного дыма. Только авианосец, непотопляемым островом, еще возвышался над этим локальным Армагеддоном. Жидкое пламя терпеливо бурлило у подножия аппарелей в ожидании шанса проникнуть внутрь - наверное, вахтенный штурман, пусть с опозданием, но все же, успел захлопнуть клинкетные переборки. Я думаю, он понимал, что уже обречен. Даже челнок не может взлететь без должной герметизации корпуса - не даст автоматика.
Авианосец начал крениться еще до первого взрыва. То ли обмякла одна из несущих стоек, то под ней выгорел грунт. И только когда сдетонировал боезапас на одном из самоходных орудий у выхода из шахтного лифта, процесс пошел веселей. Неубиваемый монстр тяжело завалился на бок и зарылся носом в огонь. Его крупное тело долго еще содрогалось в конвульсиях, а взметнувшаяся ввысь аппарель, медленно опускалась под силой собственной тяжести, безнадежным взмахом руки.
За агонией поверженного врага можно следить бесконечно. Мы и смотрели во все глаза, совсем позабыв о делах насущных и государственной принадлежности нашего челнока, за что и были наказаны. Из портального створа на мгновение вынырнул автоматический спутник дальней космической связи, завис, и тут же скрылся обратно. А наш центральный компьютер, подчиняясь сигналу распознавания, выдал ему последние новости Зейца, включая картинки с поверхности, сигналы бедствия, крики о помощи и прощальные письма родным. Такой вот, облом: вроде все сделано правильно: орбита очищена от иностранного мусора, "что-нибудь эдакое" вышло на славу, а начинать надо было с себя.
Честно сказать, мне было жалко смотреть на Икуба, хоть не любил я его я еще с курсантских времен, как своего антипода. Был он удачлив, везуч и ходил у начальства в любимчиках. Даже никнейм он придумал себе сам. В канцелярии бурсы больше недели бились над сложнейшей задачей: как назвать Иванова Ивана Ивановича в четыре - пять букв, так, чтобы было созвучно метрическим данным, и компьютер не зависал? Дальше "Ивива" дело у них не шло, а так, согласитесь, даже собаку назвать стремно.
Наконец, капитан-лейтенант Воронин Воронин не выдержал. На вечерней поверке поставил его перед строем и спросил не по уставу:
- Иванов, эт самое так, и как же прикажешь, эт самое так, тебя называть?
- "И" в кубе, товарищ капитан-лейтенант, сокращенно Икуб!
В этом ответе весь Ванька: лучший в учебе и спорте, светлый ум, президентский стипендиат, обладатель чемпионского пояса по смешанным единоборствам и острого, но поганого языка. Единственное, что Икуб так и не смог достичь - это начистить мне рожу. Он хотел этого не меньше, чем я - ему отмстить: за прозвище "Говночерпий", за насмешки, тычки и подставы, за то, что даже сейчас, он командует группой спецназа, а я, всего лишь, его заместитель. Но наши бесшабашные драки, начало которым положено еще в нулевой роте, стабильно заканчивались ничьей. Мы бились до полного изнеможения, когда уже не поднималась рука, чтобы ударить, или поставить блок. И каждый считал себя проигравшим потому, что не победил.
- Ну что, Шило? - мрачно изрек Икуб после трагической паузы, - мы обосрались, возрадуйся!
Никто, кроме него, не умел так тонко сместить акценты и противопоставить меня всему коллективу. Мне, конечно, хотелось дать ему в морду, но очень уж было обидно за дело, да и негоже выяснять отношения в присутствии подчиненных. Поэтому я проглотил, сделал вид, что пропустил этот выпад мимо ушей.
План операции предусматривал все, кроме удара по пассажирам и кораблям гражданского космофлота. Решившись на это, мы обретали статус международных преступников, подлежащих преследованию даже в своих государствах. Россия не Штаты. Она не станет никого покрывать. В это не верил никто.
- Может кто-то и обосрался, да только не мы, - сухо ответил я, когда утихла дрожь в кулаках, - нас здесь вообще не было. Единственные, кто мог бы донести до Земли, что на орбите Зейца общались по-русски, это экипаж танкера. Но они лишены права голоса. Я лично обыскивал каждого перед посадкой на шлюпку, и изымал все, что могло бы стрелять или говорить.
Икуб не был бы Икубом, если б не понял меня с полуслова:
- Все слышали? Этот челнок здесь никогда не был. Кто хочет что-то добавить по существу? Нет таковых? Тогда за работу.
Я высадил всех, включая механика и пилота, в том месте, где должна была приземлиться аварийная шлюпка танкера. То, что могло против нас свидетельствовать, включая системный блок бортового компьютера, было разобрано, вынесено и уничтожено. Ведь мы воевали уже не против кого-то, а за себя.
Остальное, как водится, выпало на мою долю. Я хотел уже вручную включать двигатели, но Икуб попросил выйти для последних инструкций. Не хотелось, но пришлось подчиниться.
Ванька стоял, прислонившись к левой несущей стойке. Я изучил его лучше себя, по движению глаз, уже не чувствовал - знал, куда и в какой момент, последует выпад или удар. Кто, как не я, смог бы тогда сказать, что это уже совершенно другой человек.
- Вернешься - примешь командование, - сказал он, и с собачьей тоской взглянул на багровые облака, клубящиеся над горизонтом.
- А ты?
- А меня сегодня убьют.
Я стал говорить, что все это блажь, но он отвернулся и зашагал прочь.
Шаттл я упокоил рядом с авианосцем. Вернулся назад пешком, на следующий день, когда Ваньку уже похоронили. И вот ведь какая хрень: боевые действия не велись, ошеломленные европейцы сдавались пачками, никто ни в кого не стрелял. А Икуба ужалила местная ящерица - плюгавая, ядовитая тварь. Он рассупонился, чтобы посрать, не заметив ее гнезда...
Старший прапорщик копал новую яму, потом углублял другую - подгонял ее под стандарт. Я вернулся в подсобку, привез на тележке последний гроб и две длинных веревки. Еще раз обыскал оба трупа. Облом. Все, что можно, они давно рассекретили.
Поминальное слово было коротким. Я поскреб по сусекам памяти и вспомнил бабку читалку, которую позвала мама Альбина, когда умер дядя Петя Зуйков. Сгорбленная старушка сидела у гроба, зажигала тонкие свечки и бормотала молитвы из толстой старинной книги. Мне было всего пять лет, но одна фраза, произнесенная ей нараспев, почему-то запомнилась. Ее я и повторил:
"Помолимся, братие, за воинов, животы свои положивших". Потом прочитал "Отче наш" и начал прилаживать крышки.
Честно сказать, я отвык от солдатской жизни. Годы в "отстойнике" отпечатались в памяти сплошным серым пятном. Работа на шхуне тоже не радовала экстримом, в моем понимании этого слова. Став королем сталкеров, я в основном занимался накоплением капитала, без особых нагрузок на психику. Иногда попадались зверушки вроде вчерашнего анампо, но я гасил их на автомате. Обленился, короче. Только сегодня хлебнул пайку адреналина.
Судя по минувшему бою, воевать я не разучился. Но вот с головой были проблемы. Слишком много информации к размышлению обрушились на нее с разных сторон. Факты не отстоялись, не выпал осадок истины, а надо идти за новыми. Может быть, ключ от квартиры Авена приблизит разгадку?
В баре нашлась пачка галет и банка рыбных консервов. Я пообедал тем, что послал мне Ник, заодно его помянул. О праздничном ужине думать уже не хотелось. Нужно было спешить, обернуться туда-сюда до возвращения Витьки. У него голова большая, пусть думает.
Я отогнал коптер поближе к подсобке, активировал первую степень защиты и оставил на стреме Старшего прапорщика, чтобы осваивал режим "часовой".
В городе было пусто. Куда-то исчезли охотники за металлом, промышлявшие здесь с утра. Ни одного вездехода. Наверное, люди услышали выстрелы и разбежались до выяснения. Как говорил подполковник Краснов на лекциях по психологии, "поведенческий стереотип".
Я вышел в Глобальную Сеть, от имени Авена определился по спутнику, сбросил карту его постоянных передвижений на свой виртуальный экран и открыл внутренний шлюз. По доверенному каналу наши визоры взаимоопределились. По земле расстелилась белая стрела указателя.
Сверяясь с бумажкой, оставленной им для меня, я выделил нужный маршрут, расставил контрольные точки, отмеченные на схеме жирными крестиками. Указатель качнулся, и отыграл влево.
По этому маршруту я еще не ходил. Не видел в нем ничего интересного. Он пролегал вдоль восточной окраины города, расположенной на возвышенности. Когда-то тут были дачи - щитовые разборные домики. Сохранились только фундаменты, да несколько административных строений из кирпича. Почти открытое место. Здесь волны цунами теряли свою силу. Они отступали, почти ничего не разрушив. Настоящий Клондайк для людей, оставшихся без жилья. Стены и крыши были аккуратно разобраны и перевезены на новое место еще во времена смуты.
Здесь было сравнительно чисто в плане завалов. Несколько мусорных куч уже превратились в пологие, приземистые холмы, поросшие кустарником и травой, внешне не отличавшиеся от доминирующего рельефа.
Белая стрела указателя привела к двухэтажному зданию из желтого кирпича. Оно с трех сторон охватывало широкий производственный двор, служивший когда-то парковкой служебного транспорта. Сквозь косые трещины в стенах, к солнцу тянулись толстые плети лиан. Они обрамляли хорошо сохранившийся щит с надписью "Водоканал".
Первой контрольной точкой оказалась чугунная крышка смотрового колодца. Я нашел ее, отодвинув упавшее дерево, закрывающее его своей высохшей кроной. Вот ведь какой прокол!
До этого дня я считал, что знаю Высоцк лучше всех на этой планете, а простейшая мысль о наличии здесь подземных коммуникаций, ни разу не посетила мою тупую башку. Спасибо тебе, Авен! Теперь я, кажется, понял, как тебе удалось обмануть спутниковый навигатор. В путешествии под землей визор вещь бесполезная. Ты просто оставил его дома, или временно отключил.
Я откинул тяжелую крышку. В свете уходящего дня, стали видны железные скобы ступеней и замшелая арка входа.
Внизу было сыро и жарко. Направленный луч фонаря метался в кромешной тьме, выхватывал из нее фрагменты кирпичной кладки, ряды притопленных труб и жгут силового кабеля, проложенный по стене, в метре от пола.
С моим небольшим ростом, путешествовать здесь было комфортно. Даже не пришлось нагибаться. Под ногами хлюпала вязкая жижа. Редкие капли воды срывались в нее со свода. В настоявшейся густой тишине, они звучали, как выстрелы. А так, по большому счету, под землей было довольно тихо. Представители местной фауны сочли это место непригодным для проживания. Во всяком случае, датчики на скафандре не уловили признаков чего-то живого. Визор я отключил. Система ориентации искала доступные спутники, без конца посылала сканирующий сигнал и беспокоила сетчатку глаза. Время остановилось. Я мерил его только шагами.
Подземный тоннель утомлял своей монотонностью. Был он, как улица с односторонним движением, которая вела только прямо. Не было в ней перекрестков, боковых ответвлений, лабиринтов и других смотровых колодцев. А закончилась она тупиком - глухой поперечной стеной. Я сначала ее увидел, потом обо что-то споткнулся и чуть не упал.
Луч фонаря нащупал три невысоких ступени, чуть дальше - компактный аккумулятор, нечто вроде рубильника и диодный прожектор на потолке. Все работало. Из тьмы проступил небольшой тамбур с закрытой наглухо дверью. Ее вогнали в пазы так плотно, что снаружи не проникало ни звука. "Уходя, гаси свет!", - гласила броская надпись. Когда-то здесь работали люди, и строили плана на завтра, и даже не сомневались, что оно, это завтра, настанет.
На уровне глаз висел пластмассовый ящик с надписью "Для ключей". На гвоздике болтался только один. Не густо. Я еще раз осмотрел помещение в поисках эксклюзива, но ничего нового не нашел. Трубы ныряли вниз, под ступени, пустоты заделаны заподлицо, кабель уходил в потолок. Нигде ничего не спрячешь.
Наверное, тайна находится с другой стороны. Зачем же тогда я искал ее под землей?
За открывшимся проемом было также темно. Сквозь узкую щель в плите перекрытия, пробивалась полоска света. Но она погоды не делала. Зато визор нашел сеть. Судя по схеме, я сейчас находился под лестничной клеткой первого этажа того самого дома, в котором нашел Авена. Белая стрела ожила, указала на контрольную точку. Она была где-то в тамбуре, в левой его стороне.
Пришлось возвращаться. Пустот за стеной не прослушивалось. Все кирпичи кладки издавали одинаковый звук. Я стал нажимать на каждый из них по очереди, слева направо и сверху вниз. Тоже безрезультатно. Этот сезам не хотел открываться.
Время шло. Щель в потолке начала отдавать ультрамарином, а я все экспериментировал. Не мог разгадать секрет этого скрытого механизма. Он мог повестись на свет, лазерный луч и, даже, на его цвет.
Может, ну его на фиг? - мелькнула трезвая мысль. - Зачем все усложнять? Ключ от двери лежит у меня в кармане, квартира рядом, над головой. Что может быть проще? - поднялся по лестнице, открыл, посмотрел. Я бы сделал это еще с утра, если бы Старший прапорщик не провалился в траншею. Как он там, кстати?
Я развернул вкладку с системой обзора робота. Судя по панораме, он ходил, нарезая круги вокруг трофейного коптера. Делал свою работу, как и положено часовому. И откуда во мне такая привязанность к этому железному дураку?
Я полез в нагрудный карман, и вместе с ключом, случайно вытащил сложенный вчетверо лист. Машинально сличил виртуал с бумажным оригиналом. Схема и там, и там была прорисована черным. Но Авен, на своем экземпляре, зачем-то обвел эту контрольную точку красным карандашом. Может, это подсказка?
Я снял с винтовки прицел, подобрал подходящий колер, и упрямо просвечивал швы, пока не услышал щелчок, похожий на выстрел игольного станера.
Неприметный кирпич откинулся в сторону, открыл небольшую нишу. Но и в ней не было информации, проливающей свет на происходящее. Я нашел только горсть золотых украшений с логотипом "НП", и старинный складной ключ для встроенных сейфов с магнитными пинами. Скорее всего - дубликат. И то ладно.
Из подвала наверх вела узкая лестница. Я пробирался к ней сквозь метровый слой мусора, нанесенного водной стихией. Ноги скользили по слою осадочной глины. На стенах, заросших мохнатой зеленью, терялся свет фонаря.
Ступени, ведущие вверх, были расчищены. Кто-то прошелся по ним совковой лопатой и вымел бетон. Деревянный проем сгнил и осыпался. На уцелевшей петле болтался кусок доски, бывшей когда-то дверью.
Это был совершенно другой подъезд. Вход в него был завален обрушившейся стеной. Забраться сюда с улицы можно было только по лестнице, через оконный проем третьего этажа. Даже если его завалило нынешним утром, я не здесь убивал анампо. На грязном полу не было пятен крови с осколками кафеля. Но стрела указателя упрямо звала вверх.
Я поднимался по лестнице, тяжелея ногами, и сердце отдавалось в висках в такт каждому шагу. Какая-то горькая радость пронзала мою душу. Она пила этот путь, как утренний кофе - маленькими глотками.
Память кричала, что когда-то давно я здесь уже был, но расчетливый разум солдата не мог в это поверить.
Вот здесь, - сказала душа, - если поднять глаза, ты должен увидеть трещину в штукатурке, а под ней стеклянный плафон, похожий на банку для консервирования, в которую мама Альбина закатывала варенье.
Я оторвал взгляд от выщербленной ступени, но ничего подобного увидел. Там не было даже дверного проема - лишь куча битого кирпича, и часть бетонной плиты, свисающей с потолка. Ее подпирал раскрытый двухстворчатый шкаф с проломанным верхом и слоем слежавшейся пыли на уцелевших полках.
Душа огорченно заныла, будто бы ее обокрали.
Что в стандартном подъезде может быть узнаваемым, кроме дешевизны? - думал я, обходя это препятствие, - в этом городе целый квартал сложен из кирпичей и плит перекрытия, отбракованных в ходе строительства атомной станции. Ну, висел бы на стенке похожий плафон, что бы это меняло? Ты здесь никогда не был. Это так же точно, как то, что твоя фамилия Шилов.
Но память не унималась. Она утверждала, что на лестничной клетке третьего этажа должен остаться след каблука, отпечатавшийся в бетоне, а возле квартиры справа - небольшая каверна с выпирающим из нее куском арматуры.
Я нашел и то, и другое. Постоял, опустился на корточки, расчистил руками памятку, оставленную неизвестным строителем, и громко сказал ликующей памяти:
- Ну, вот я и вырос!
Это был он. Тот самый дом из моего детского сна. Он вспомнился мне до мельчайших подробностей. Я, усталый и взрослый, привычно вхожу в небольшую прихожую. Откуда-то сверху падает рассеянный свет. Я снимаю пальто, водружаю его на вешалку, и надеваю на ноги теплые, мягкие тапочки. Передо мной комната с высоким светлым окном. За ним - крыши домов, синяя гладь залива и высокая белая башня с красным огнем наверху. Приподнявшись на цыпочках, я закрываю форточку, устало сажусь в большое удобное кресло, покрытое белым чехлом. В руках у меня газета. Я разворачиваю ее на первой странице...
Это в корне меняло жизнь. Отбросив сомнения, я взбежал по бетонной лестнице, на ходу доставая ключ с магнитными пинами.
Закрытая дверь была только одна. Я узнал бы ее из тысяч других, как бы ее ни исковеркало время. Не хватало лишь запахов. В каждом доме они свои, это вам подтвердит любой, мало-мальски исправный, химический анализатор. Ведь вместе с людьми, из него не уходит душа.
Пространство за низким порогом окутала темнота. Блики уходящего дня не проникали сюда с лестничной клетки. Их пожирал черный, густой мрак. Я повесил над потолком виртуальный экран визора, отключился от Сети, увеличил яркость до максимума.
Неживой, искусственный свет окутал прихожую. Ему много не хватало до идеала, до ностальгического "как было". Да и было ли? Если да, то не со мной. Сон мне навеян чьей-то любящей памятью.
Эту квартиру Авен изредка навещал. В ней было не то чтобы грязно - для нынешнего статуса дома больше бы подошло слово "запущено". Мусор не сметали в совок - его сгребали лопатой и бросали в ванную комнату. Там не было пола - плита перекрытия соскочила с несущей стены и провалилась на нижний этаж, туда, где когда-то над входом висел стеклянный плафон.
Что самое удивительное, на вешалке висело пальто. Оно больше напоминало пыльный мешок мышиного цвета с длинными рукавами, но я сразу его узнал. Подкладка частично сгнила и свисала из-под полы неопрятными лоскутами.
От карманов ничего не осталось. Я ощупал пальто сверху донизу, прекрасно осознавая, что это не раз делали до меня. Особенно тщательно проверил все швы, особенно на левом плече.
Полный голяк, третий раз за сегодня не прокатило. Но нельзя сказать, чтобы я совсем ничего не нашел. В распущенных шелковых нитях случайно запутался чек на оплату услуг ЖКХ. Синие буквы выцвели, расплылись, но были еще читаемы. Я водил по ним фонарем, все больше тупея. Этот чек был когда-то оплачен Шиловым Иваном Егоровичем, проживавшим в Высоцке, по улице Космонавтов 11/1, в квартире под номером 40.
Время клубилось в тесной прихожей столбами встревоженной пыли, а я все не мог поверить в реальность происходящего. Только шум за закрытой дверью, ведущей в жилые комнаты, заставил меня выйти из ступора. Я погасил экран, отцепил от пояса "флэшку", хотел, было, пустить в дело правую ногу, но передумал. Если это квартира Шиловых, я должен вести себя, как хозяин. Ну, кто в этих комнатах может быть, кроме ворон? Пару часов назад я пролетал мимо дома на коптере - они тут в каждом окне.
Я повернул до щелчка круглую хрустальную ручку, потянул дверь на себя. Воздух взорвался хлопаньем крыльев и возмущенным карканьем. Пол под ногами уходил под наклоном вправо - он был продолжением той же плиты перекрытия, что обрушилась в ванной комнате. Место разлома Авен прикрыл столешницей из черного мрамора.
Вопреки ожиданиям, здесь не было ничего узнаваемого и, в первую очередь - света. Солнце Гаучо катилось по взъерошенным крышам с правой стороны горизонта. Оконный проем был разрушен до самого пола. Город лежал подо мной, как войско, побитое в сечи. Свинцовая поверхность залива рябила барашками волн. Над блоками атомной станции курился светлый дымок. Огонь маяка не горел. Не хватало чего-то еще. Какой-то привычной точки, за которую очень хотел, но не мог уцепиться взгляд. Я подключился к сети, чтобы снять картинку на видео, но сразу же понял, что это не мой визор, и я это сделал зря. Номер Авена в Глобальной Сети искали, возможно, сканировали. Список неизвестных мне абонентов не помещался на виртуальном экране. Если хоть половина из них давешние гробокопатели, у меня на всех просто не хватит патронов. Да, похоже, эту квартиру я, по недомыслию, сдал. Вопрос только в том, как скоро ее найдут, с учетом того, что реальная картинка со спутника доступна лишь избранным.
У Старшего Прапорщика все было нормально. Его никто не искал. Я хотел еще позвонить Винсу, чтобы узнать, как у него дела, но сам нарвался на его вызов:
- Я почти у тебя, - доложил он из кабины моего коптера.
Стоит ли говорить, как я обрадовался!
- Слушай, Витька, - сказал я ему, - есть дело, которое я могу поручить только архангелогородцу. Лия тебе покажет посылочный ящик. Там больше шести килограммов соленой трески. Чем скорей ты ее замочишь, тем раньше мы сядем за стол.
- Заметано! А ты сейчас где?
Я скинул ему панораму мертвого города.
- Ни фига се!
Кажется, его впечатлило. Да и я приступил к делу уже в ином настроении. Приятно, черт побери, когда ты уже не один. Ведь с
Лией особо не поговоришь...
Я отключил навигатор, чтобы стрела указателя не путалась под ногами. Как-нибудь сам решу, что для меня сегодня важней.
Комната (я назвал ее залом) была пуста. Сначала я думал, что мебель выгребли сталкеры, ан, нет. Все было перенесено в спальню и компактно расставлено вдоль дальней стены. В свободном углу, куда можно было протиснуться только боком, стояла деревянная колыбель с игрушечным медвежонком на спинке. В нее были составлены ящики из письменного стола, папки с бумагами, книги и фотоальбомы. Я открыл первый попавшийся. С первой страницы мне улыбнулась семейная пара. Мужчина походил на меня. Да так, что не отличить. Был он на полголовы ниже своей супруги и, судя по полуботинкам на очень высокой платформе, считал это своим недостатком. Моя мама (а кто еще это мог быть, кроме нее?!) с пониманием относилась к мужнему "бзику" и, чтобы скрыть разницу в росте, положила голову ему на плечо. На руках у отца сидел голожопый бутуз в оранжевой распашонке. То, что это был я, подтверждала надпись на обороте: "Женечке 5 месяцев".
О своих родителях я знал только то, что они у меня были. А тут... зеркало памяти дрогнуло, белые пятна заполнили неясные ассоциации. Даже игрушечный медвежонок обрел там свой маленький уголок. Я перевернул его вверх ногами - он послушно сказал "бэ-э-э!"
Стоять у этой кроватки можно было до бесконечности. Усилием воли, я подавил поток нахлынувших чувств и спрятал фотографию в нагрудный карман. Помимо сугубо личного, в ней содержалась бесценная информация. Пара стояла на фоне вокзального комплекса местного космопорта. Напротив стеклянных дверей, ведущих в зал ожидания, возвышался бронзовый памятник.
Пилот ДКР Высоцкий стоял на каменном постаменте и протягивал людям планету, на которой крупными буквами было написано "Прерия".
Я снова протиснулся в зал, обошел его по периметру. Кресло стояло по центру стены, под обломками письменного стола. Было оно, естественно, без чехла, с потрескавшейся обшивкой. За его высокою спинкой скрывался пролом в смежной стене, тупо пробитый обычной кувалдой, валявшейся в соседней квартире, на куче битого кирпича.
Проблему своей безопасности, Авен решал основательно. Судя по волчьим повадкам, жизнь его научила не доверять никому. Этот загадочный человек сегодня открылся мне еще с одной стороны. Был он, скорее всего, из переселенцев первой волны и связан какими-то узами с нашей семьей. Сослуживец, а может, сосед. Чем еще можно объяснить столь трепетное отношение к чужой для него памяти? То, что он не был сталкером, в общепринятом смысле этого слова, я понял давно. Нет, мимо золота Авен, конечно, не проходил, но решал, по большому счету, совершенно другие задачи. На кого-то работал, но вот, на кого? И черт его дернул вчера выйти не в ту дверь!
Я отодвинул кресло. Нагнувшись, шагнул в невысокий проем.
В соседней квартире было еще темней. Окна были затянуты плотной прозрачной пленкой, покрытой снаружи присадкой "Хамелеон". Свет уходящего дня отражался от них, создавая иллюзию пустоты.
Эта комната была не жилой. Из-за трещин в стене в ней гулял постоянный сквозняк, поэтому берлогу свою хозяин перенес в спальню. Там стоял невысокий диван, заправленный на манер солдатской кровати, умывальник и пластмассовый тазик. Все из того давнего времени, когда я был пацаном.
В ванной Авен хранил оружие. Все в заводской смазке, все из моего склада. Собирая "коллекцию", он делал упор на серьезный калибр. Тихой сапой, "по-родственному", тащил сюда все, что мог унести. В основном, это были средства срочной доставки гранат, мин и ракет на голову потенциального потребителя. Боезапас хранился где-то отдельно, скорее всего, в подвале. Готовым к употреблению был только МСК "Гунн" с утяжеленным стволом и тремя коробами к нему.
Во всей этой квартире не было ни одной электрической лампочки, хоть генератор стоял в углу и ровно урчал. От сети был запитан только лазерный регистратор, не слишком продвинутый даже, для своего времени. Он писал на пространственный диск всего с четырех камер, две из которых работали автономно.
Архив был заполнен на две трети и запаролен. Естественно, я полюбопытствовал, но смог получить доступ к изображениям только с чужого визора, повторно засветившись в сети. Здесь тоже не обошлось без сюрпризов. Очень уж странно Авен расставил приоритеты. Одна из выносных камер была установлена в районе шахтного лифта, другая следила за дверью моего склада. И на каждый их этих каналов был зачем-то добавлен синхронный аудиовход. Что он хотел услышать внутри моего гермошлема?
Судя по первой записи, регистратор был установлен четыре недели назад. Меня в это время на Прерии не было - улетал на Землю за Лией. Поверхностный просмотр не принес других результатов. Я сначала скачал архив, потом отключил генератор и демонтировал DVR. На большее не было времени - нужно было спешить. Сначала с ближайших деревьев разлетелось в стороны воронье, потом где-то поблизости затарахтел коптер.
Из всех изобретений человечества это самая паскудная вещь. От самолета и дрона еще можно куда-то спрятаться. Этот же гад достанет везде, даже в глубокой щели под фундаментом дома. Зависнет у самой земли и будет тебя выковыривать медленно, методично, целенаправленно...
В общем, я поступил по-английски: поставил растяжки на обе входных двери и ушел тем же путем, по которому приходил. Принять бой в столь шатком сооружении - все равно, что закопать себя заживо. Пусть незваные гости ублажат свое любопытство. Может быть, они и отыщут что-то интересное для себя. Если я упустил что-то важное, сам виноват. Не станут же профессионалы в порыве бессильной злобы ломать целый дом, если есть куда приложить свои руки и головы. Интуиция говорила, что следующий визит они нанесут ко мне. Но сначала попробуют договориться.