Аннотация: в номинации "Карты, деньги, два ствола"
Я на цыпочках просунулся из квартиры в подъезд и притворил за собой дверь. А она, подлюка, звонко щёлкнула замком.
- Вячеслав! - раздался приглушённый льющейся водой голос матери. - Ты куда? Вернись!
Но я уже кубарем скатился по лестнице и выскочил на улицу. Завернул за угол и перевёл дух: фу-у, выбрался.
Ничего, долго мать злиться не станет. У неё намечается очередная свиданка с этим её жирно-белозубым Фрицем - не зря два часа в ванной торчит. А мне не кайф слушать полночи, как они возятся за фанерной стенкой нашей хрущобы, потом бегают в душ через мою проходную комнату, громко шепча и смеясь, бабахают шампанским и шуршат фольгой немецких шоколадок. Я накрываюсь с головой, чтобы не видеть бледного складчатого тела Фрица, нависшего над трусами. И не ругаться с матерью назавтра: чего там, у неё своя жизнь, а Фриц не жадный. Вот бы она ещё меня оставила в покое, не приставала с уроками и не заикалась про колледж. Я-то знаю, что ей не оплатить учебу, а на бесплатное я точно не поступлю. Так нафиг башку засорять?
- Привет, - буркнул кто-то над ухом, и я аж подпрыгнул.
- А, это ты...
- Чё трясёшься, опять мать пасёт? - Дашка усиленно жевала жвачку, будто решила непременно её съесть. - Хавчик принёс?
- Котлеты. Будешь?
Даша шмыгнула носом, но не устояла:
- Дай одну.
Плюнула резинку и сразу запихнула котлету в рот. Я смотрел, как она жадно глотает, почти не жуя - в отличие от жвачки. И смотрит на пакет у меня в руках, но крепится.
Дашка ужасно некрасивая, но нам с Илюхой почему-то её жалко. Прыщавая, с вечно немытыми волосами, собранными в пучок, не толстая, а какая-то квадратная, бесфигурная. Ей четырнадцать, и она твердит, что когда вырастет, станет моделью, но никто не верит. С чего бы? Мамаша у неё точно такая же: ширококостная, грузная, крикливая тётка. Разве что, ещё с багровым лицом и мутным от выпивки взглядом. И с тремя детьми от разных папаш, которые отпрысков и не видели.
Они живут в бараке, в одной комнате с краном холодной воды, газовой плитой и тремя кроватями. Стол поставить некуда - едят на подоконнике. Туалет на улице. Сейчас у них стало свободнее: старший брат ушёл в армию. Дашке прибыль: она донашивает его кожаную куртку и почти новые, неаккуратно укороченные спортивные штаны.
Но я у них все равно не могу бывать: младший, трёхлетний Ваня, всё время орет от голода. Даша говорит, что устроится на панель, и тогда им будет хватать еды и красивой одежды. Мы смеёмся: кто её, такую страшную, туда возьмёт? Она только и может, что помогать черномазым дворничихам - а вернее, делать почти всё за них, - и те чуток платят. Тогда Дашка покупает много батона, жвачку и черные карандаши, которыми зачем-то рисует себе на веках толстые кривые стрелы.
- Ладно, пошли, - сказала Дашка.
Мы двинули в сторону заброшенных частных домов. Их расселили еще в прошлом году, под снос. Собираются расселять и бараки - Дашкина мама мечтает о трёхкомнатной - но всё никак. Бомжи там не живут: милиция шмонает. А нам что? Мы дети. Словят - отпустят домой. Мы и вернемся в Илюхину новую квартиру. Как отчим его из дому выжил, так он туда перебрался: в пустых хатах полно старых тряпок на одеяла, есть даже продавленная панцирная кровать.
Мы повернули в переулок - и кинулись наутёк. Но дорогу уже перекрыли. Здоровенный Муха одной рукой схватил меня поперек туловища, другой Дашу за шиворот.
- Та-ак, - протянул, подходя, Белый, главный среди нашей взрослой шпаны. Ну, какой взрослой - таких, кто косит от армии или только вернулся. - Что в кульке, показывай!
Белый никак не может нам простить одной из Илюхиных затей. А тогда классно выглядело...
Однажды Илюха нашёл в брошенном огороде куст конопли - давно, ещё его мать жива была, и он жил дома. Осенью собрал семена, а весной мы вскопали небольшую грядку и посадили. Всё лето, как проклятые пропалывали, поливали, прятали. В августе выдрали развесистые кусты, порубили, высушили. Получилось много. Первым делом пыхнули сами, на пробу: торкнуло. Вечер хихикали и подсчитывали прибыль от продажи травки. Крутой фильм все смотрели, видели, сколько это бабок приносит... Илюха продал Белому и его пацанам кило дури.
А назавтра светил фингалами под обоими глазами. Оказалось, это не конопля, а какой-то вид лебеды. Ну, похоже немножко. Мы чё, ботаники? И чё было так беситься? Бабки-то мы вернули.
Белый заржал, увидев котлеты. Да, это не выручка, которую мы как-то спёрли у карточного кидалы, а шпана отняла.
- Отпусти их! - грозно рявкнул тощий рыжий Илья, вдруг появившись из-за забора. - А то пальну.
Он, и правда, целился из пистолета.
Белый фыркнул:
- Ой, боюсь!
Илюха молча нажал на спуск.
Пуля срикошетила о камень под ногами Мухи и выбила кирпичную шрапнель из стены рядом с моей головой. Мы запоздало пригнулись: звук - точно как из фильмов о войне. Блин!
Шпана порскнула в стороны и сгинула. Ну, нафиг. Я бы тоже удрал, но чё-то ноги стали как ватные.
- Илья, - заикаясь, сказала Даша, - откуда это?
- От жмурика, - мрачно ответил тот. - Пошли покажу.
Труп лежал ничком в забитой хламом кухне Илюхиного дома. Под ним чернела лужа уже свернувшейся крови. Всё было ясно и так, но мы стали задавать глупые вопросы:
- А он точно того?
- Холодный уже.
- А как он сюда?
- Видишь, окно разбито. Влез и окочурился.
- Надо милицию...
- Сдурели?
Мы с Дашкой переглянулись и вздохнули. Шок начал отпускать.
- Это ещё не всё, - важно заявил Илюха. - Гляньте.
Он отодвинул старый комод и поднял прогнившую половицу: полез в тайник, где до сих пор лежали остатки сушёной лебеды. Изредка Илюхе удавалось загнать "дозу" залётному нарику и свалить под шумок. Сами не курили: почему-то больше не торкало.
Он вытащил из-под пола объёмистую чёрную сумку. Вжикнул замком.
И тут мы задохнулись. Глаза вылезли на лоб: в сумке были навалены толстые, перетянутые резинками зелёные пачки.
- У жмурика было.
Даша медленно наклонилась и взяла одну пачку:
- Настоящие?
- Кажется, да.
- Сколько тут?
- Не успел досчитать. Больше пятидесяти штук.
- Ё!
- Вот и я о том же.
- Надо в милицию, - опять вякнул я.
Они оба посмотрели на меня, будто готовы были убить.
- Ты чё, нытик. Первый раз в жизни бабки привалили, а ты! - Илюха сверкал жёлтыми, ошалелыми глазами. - Тебе хорошо, дома, с мамашей и котлетами. А попробуй осень или зиму тут, в тряпье, без дров провести? Я теперь могу нормальную комнату снять, нормальную еду и одежду купить!
Илья был старшим из нас - почти шестнадцать - мы привыкли его слушать. Но сейчас я попытался возражать:
- Это ведь деньги каких-то бандитов, которые жмурика грохнули! Они будут искать.
- Ну и что? Свалим отсюда с бабками, и не найдут.
- И куда денем? Нельзя же с кучей зелени таскаться.
- Значит, сперва надо хату снять. Не дрейфь, найдём, кто сдаст и паспорт не спросит.
Илюха и Дашка загорелись, аж подпрыгивали. А чё я? Я ведь из нас троих, и правда, самый сытый...
Решили всё-таки оставить пока сумку под полом: хорошее место, лучше нет. А самим взять по штуке баксов и пойти искать комнату. Но для этого...
- Надо одеться прилично! - с жаром доказывала Даша. - Кто нас в таком виде в дом пустит?
- Ты что предлагаешь?
- На рынок! Там такие шмотки! - она мечтательно закатила глаза с жуткими стрелами. Было видно: иначе она никуда не пойдёт.
Илья осмотрел свою линялую майку, нюхнул - и согласился.
На толкучке мы разбрелись по рядам, увешанным пёстрыми тряпками. Карман приятно топырился от долларов. Сперва я робел, щупая вещи, потом осмелел. И разошёлся на всю катушку - купил кожаную "косуху", кожаные штаны и "казаки" с длинными носами и заклёпками. Расплачиваясь, втянул голову в плечи: вдруг таки фальшивые? Но нет, тучная азербайджанка придирчиво изучила деньги - и взяла.
Счастливый, я пошёл навстречу друзьям в новом прикиде. И не видел, как торговка указывала пальцем мне в спину, что-то шепча такому же чёрному джигиту.
Увидев приятелей, я согнулся от хохота. Дашка нарядилась в красное платье с блёстками, малиновый кроличий полушубок и туфли на громадных шпильках. Ей было жарко и неудобно, но я никогда не видел у неё такого сияющего взгляда. А Илюха влез в песочного цвета костюм-тройку, рубашку и галстук. Все это висело на его длиной фигуре, как на палке, но парень гордо посматривал вокруг, уверенный, что стал гораздо круче.
Наверное, мы странно выглядели. По крайней мере, люди на улице оборачивались и показывали пальцами.
- От зависти, - уверяла Дашка, неуклюже ковыляя на своих каблуках.
Мы купили газету с объявлениями о сдаче квартир и засели у Ильи, вокруг служившего столом ящика, стукаясь головами и чёркая карандашом. Увы, ненадолго.
- Так, малавки, - в дверях появился здоровенный кавказец с кривым носом, - а тэпэр показывай, гдэ у вас дэньги.
Даша вскрикнула. Илья вскочил, судорожно шаря в карманах.
Тем временем, за первым абреком появилось еще трое. Один, высушенный, как вобла, притянул к себе Дашку. Другой ощерился выбитыми зубами и приставил мне к горлу нож. Но увидев ствол, они немного растерялись.
- Убирайтесь! - зло крикнул Илья и пальнул в потолок. Посыпалась известка.
- Тыше, малчык, - забормотал тот, что с кривым носом.
Вдруг в облезлую комнату ввалились двое совсем другого вида. Высокие, бритоголовые, в черных куртках - верно, хозяева баксов. Без лишних слов они выхватили оружие с глушителями и хладнокровно перестреляли кавказцев. Но тут с улицы раздался визгливый звук милицейской сирены...
Не помню, кто дернул других к разбитому окну. Помню, что Дашку мы тащили через подоконник вдвоём - её платье цеплялось за гвозди, а потом шпильки мешали бежать. Помню бабаханье и жуткие вопли за спиной...
Забившись в подвал моей хрущовки, мы свалились на пол, дрожа и подвывая от страха. Илья сжимал пистолет двумя руками и держал дверь на мушке. Дашка размазывала слёзы. Я стучал зубами.
Мы просидели там всю ночь. А наутро узнали, что в старом доме была перестрелка, и кто-то попал в газовую трубу. Дом сгорел - но, к счастью, никто не пострадал. Милиция арестовала двух убийц над пятью трупами.
Мы погрустили и стали мечтать о вооружённом ограблении. В пистолете осталось три пули.
Через неделю Илья поманил меня на пепелище.
- Представляешь, комод не весь сгорел, - шепнул он. - А под ним доски целые...
в номинации "Карты, деньги, два ствола"