Вечер в портовой таверне - это нечто особенное. За не слишком крупную сумму можно получить прекрасный сытный ужин, послушать песни бродячего менестреля, пофлиртовать с молоденькими служанками, которые здесь совсем не так недоступны, как большинство морянских женщин. Выпить вина и повеселиться.
Вином этот напиток Витим называл для простоты. На самом деле, к винограду он отношения никакого не имел - разумеется, опять какие-то водоросли. Но технология приготовления не так уж важна, когда раздается громкий смех, чарующе пахнут наполненные тарелки, весело улыбаются девушки, а в углу кто-то не дает покоя струнам.
И конечно, этот вечер - для мужчин. Женщины "Грозовой птицы" сделали вид, что не знают, зачем дольше оставаться в общем зале, и отправились спать, а матросы засиделись. Витим ускользнул ближе к полуночи, когда моряне разгулялись на всю катушку, начали меряться силой и стойкостью к выпивке, подпевать музыканту ужасными голосами и рассказывать морские байки, сбиваясь через слово. Такие развлечения приелись ему еще в Двенадцати Хуторах.
Но стоило захлопнуть за собой дверь в комнату и вздохнуть с облегчением, как легкий шорох в полумраке ударил по нервам. "Болван, расслабился, - пронеслось в голове, пока тело само собой бросалось на пол и откатывалось под защиту большого сундука, - не просто так сегодня стреляли..."
- Витим? - раздался тоненький испуганный голос. - Это ты?
Парень высунул голову из своего укрытия. Горела одинокая свеча, и приглядевшись, без труда можно было рассмотреть вовсе не грозную фигуру.
- Раментина? Ты что тут прячешься? Что-то случилось?
- Нет... прости, что напугала.
- Да уж, - Витим смущенно поднялся, отряхиваясь. - Нет никого страшнее красавицы в твоей спальне.
Девушка мелодично рассмеялась и спрыгнула с подоконника, на котором сидела. На ней было длинное вышитое платье, распущенные волосы перехватывал кожаный шнурок, украшенный бусинами, а на тонких запястьях позвякивали браслеты. Без слоя пудры очаровательное ее личико казалось еще милее.
- Я пришла сказать, что бабушка Фирис просит тебя зайти завтра. Она обещала попытаться вспомнить, как выглядел твой детский медальон, который она продала, и нарисовать на листке. Может, пригодится. Ты не думай, у бабушки прекрасная память, она, наверное, не забыла ничего из того, что когда-либо видела в жизни.
- Спасибо. Хотя я не знаю, как это может пригодиться, - сказал Витим по инерции, но, еще не договорив, понял, что обязательно зайдет к старой степнячке. Быть может, год назад не стал бы. А сейчас пойдет.
- И еще я хочу поблагодарить тебя. За спасение моей жизни.
Комнатушка была крошечной, и Раментина стояла почти вплотную. Не успел Витим издать и звука, как маленькие руки легли ему на грудь. Блеснули весельем и лаской удлиненные золотистые глаза, и спустя мгновение все ее маленькое упругое тело доверчиво приникло к нему.
- Послушай, ты мне ничего не должна, - резко ответил Витим, отступая. - Я не беру плату, тем более подобным способом.
Юная мелотка вспыхнула и надула губы.
- А я и не расплачиваюсь. Я отдаю долги другими способами, - она сердито отвернулась. - Но если я встречаю того, кто мне нравится, то не стесняюсь сказать ему. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на сомнения. Обычно если я чего-то хочу, то иду и делаю все, чтобы получить это. А сейчас я хочу тебя.
Девушка глянула исподлобья через плечо. На ее лице была не обида, а лукавство. Витим растерялся: с таким напором ему прежде сталкиваться не приходилось. Он понятия не имел, что в таких случаях следует делать.
- Ты знаешь... - откашлявшись, начал он. Но Раментина быстро прижала палец к его губам.
- Сейчас время не для разговоров, - шепнула она прямо ему в ухо, и от ее теплого дыхания по спине побежали мурашки.
В шатре старой степнячки по-прежнему было душно и темно, в пространстве витали алые блики и терпкие ароматы.
"И как она тут дышит?" - невольно подумал Витим, глядя на старуху в бусах, что сидела на куче подушек, поджав под себя ноги. Та перебирала содержимое грубой железной шкатулки и пускала дым из зажатой в зубах трубки, словно ей было мало созданной курильницами непроглядной завесы.
- Заходи, - велела Фирис при виде парня. - Садись. И Раментина с тобой? Давайте, угощу вас травяным чаем, по моему рецепту. Все равно сегодня никто больше не торопится вызнать будущее. Даже девчонки не идут гадать на суженого. И неправда, будто морянки не верят в судьбу. Они сами выбирают себе пару - это да. Но ответит ли тот, кому оказали такую честь, а? Им тоже очень хочется знать, - старуха хрипло засмеялась.
- Ладно тебе, бабушка, - Раментина прыгнула на разбросанные по полу подушки, вытянулась поудобнее, подперла щеку ладонью, - не смущай Витима. Он к твоим фокусам не привык.
- А не надо привыкать, - подмигнула Фирис, выдыхая сквозь ноздри белесые струи дыма. - Надо пользоваться, пока я жива. Помру вот, так некому будет правду рассказать. Одна моряночка оказалась сметлива. Была тут сегодня утречком, все про одного человека выспрашивала. Догадываешься, э?
"Неужто, Иона?" Витим почувствовал, как щеки и шею заливает жар. Глядя на него, Раментина звонко рассмеялась:
- Я ее понимаю. У вас что, серьезно?
Витим даже разозлился от того, что с языка едва не сорвались оправдания: нет, дескать, ничего серьезного. Что артисткам, им все нипочем. Жизнь - легкая прогулка из прошлого в будущее, остальной мир - для того, чтобы рукоплескать и восторгаться. Они же будут потешаться над суетой у своих ног.
- Ты для другого звала меня, почтенная Фирис.
- Гляди-ка, обиделся. Зря. Пойми, человек, доля бродячего артиста - дорога. А судьбы разумных для нас - вроде кружки согревающего вина, что неспешно пьешь у костра, в темноте и тиши ночи после трудного пути. Потому-то и не бывает странствующей труппы без гадалки. Деньги я зарабатываю своими предсказаниями, да. Но проследить участь случайно забредшего гостя - что прожить его жизнь самому. На время стать им, ощутить страсти, передумать мысли, научиться мудрости или извлечь урок из ошибок. Нам, бездомным теням, без этого никак.
Фирис сидела неподвижно, словно вырезанная из дерева статуэтка, только губы ее шевелились, выпуская на волю странные слова.
- Я не обиделся, - смутился Витим. Ее трубка и непонятные рассуждения неожиданно напомнили о Брейн. Хотя невысокая худая степнячка ничуть не походила на могучую горянку. - Но Иона вольна поступать как ей вздумается. Я не стану осуждать ее, и не позволю кому бы то ни было другому.
- Что ты, разве кто осуждает? - старуха подняла густые седые брови. - Я помочь хочу. Она, Иона эта, принесла прядь твоих волос, чтобы узнать, сможешь ли ты полюбить ее. И ведь я провела ритуал по всем правилам, заглянула туда, куда Гайле позволили. Не скажу, что увидела все твое прошлое и будущее, нет. Но кое-что разглядела.
- Чем же ты можешь помочь?
- Кое-чем могу. Моя магия не так уж сильна. Но степняки всегда умели врачевать сердца куда лучше, чем люди. Я знаю, что тебе не дает покоя память о мертвой девушке. Держит, словно впившийся клещ. Из-за нее ты не можешь вновь обрести себя. И не только полюбить другую. А с самим собой примириться, свой путь отыскать. Друзей сохранить, пристанище и покой обрести, свой мир создать.
- Что же следует делать? - одними губами прошептал Витим.
- Скажи, что хочешь начать жить заново. Я проведу обряд. И она тебя отпустит.
- Рианнон? - он произнес это имя. Произнес громко, твердо, наслаждаясь его звучанием. Наслаждаясь воспоминаниями, которые оно пробуждает. В последний раз?
- Вот как ее звали? Да. Я так ответила твоей Ионе на ее вопрос: он сможет вновь полюбить. Если умершая девушка отпустит...
Витим отвернулся, следя взглядом за сложным плетением вышитого ковра.
Так просто? Прошло... полгода, чуть больше? Неужели так мало... Кажется, вся жизнь состоит из трех одинаковых по длине частей. То, что было до встречи с Рианнон. Время, проведенное с ней. И жалкие попытки существовать после расставания. Может, пора начать четвертую часть?
- Соглашайся, - шепнула Раментина. - Бабушка умеет заставлять нити судьбы плести новый узор.
- Ты будешь свободен, - проговорила Фирис. - Сможешь легко выбирать новый путь. Иона, или кто-то еще - ты ведь не хочешь оставаться один? Ты не забудешь ее, Рианнон. Но сможешь перевернуть эту страницу.
Старая степнячка умолкла и наступила тишина. Только легонько позвякивают бусы, да шуршат полы палатки, которые шевелит весенний ветерок. Он зовет туда, к солнечному свету, к приближающемуся теплу, к будущему расцвету земли. Души живых не должны оставаться на пепелище прошлого. Нельзя хоронить себя вместе с мертвыми, всю жизнь носить траур в наглухо запертом сердце.
Витим поднял глаза.
- Ты ошибаешься, гадалка. Она не держит меня.
Он резко встал и шагнул к выходу. Не думая, что делает, возможно, впервые в жизни принимая решение без рассуждений.
Полы палатки разлетелись, выпуская из сумрачных недр.
Но вдруг характерное жжение в груди напомнило о позабытом было недуге. Закашлявшись, Витим споткнулся, ухватился за жесткий полог. Теплое и солоноватое брызнуло изо рта на грудь, на ткань шатра. Нарастающий звон в ушах и сгустившийся мрак отрезали его от окружающего мира, а вслед за тем померкло и сознание.
Где-то капала вода. Медленно. Изредка приглушенный щелчок капли о камень долетал до утомленного беззвучием слуха - и вновь воцарялась тишина. А кромешная темнота создавала почти невыносимые мучения тому, у кого в живых осталась лишь душа.
Сначала иссушенное тело сохраняло способность чувствовать. Но невыносимая физическая боль лишала способности мыслить, а значит, и служить. Тогда, глядя на корчащийся в агонии труп, упокоиться которому не давала лишь мощная магия, волшебница согласилась оборвать нити восприятия. Оставив невозможному существу только зрение и слух.
Но когда оно отказалось повиноваться, тюремщице не составило труда выдумать самую изощренную пытку.
Нежизнеспособное, неподвижное тело. Непроглядный мрак. Невыносимое безмолвие. И лишь мерно падающая капля отсчитывала текущие часы, дни, месяцы... А запертый в клетку отвратительной плоти разум изнемогал. Разум, которому для поддержания жизни нужен был еще один недоступный источник: давно поработившая, питавшая и пожиравшая сила.
Отдаленный скрежет металла прозвучал колокольным набатом. Неужели вновь пришла? Изнемогая от пустоты, он почти обрадовался появлению своей мучительницы.
Лязгнули запоры, прогрохотала тяжелая дверь. Ворвавшийся во тьму слабый отблеск факела ослепил - но узник не мог закрыть глаза, потому что не был способен ими управлять. Правда, боли от яркого света, он тоже не испытал.
О да, это она. Легкие шаги, шуршание длинного платья.
- Как же здесь печально, - красивый низкий голос, которым можно было бы петь чувственные баллады, пленяя сердца. А может, она так и поступает на досуге? Вернувшись из промозглого подземелья с гниющим трупом в изящную светлую гостиную с клавесином, цветами и изысканным обществом.
- Ты слышишь. И не можешь ответить, бедолага. Я дам тебе такую возможность.
Вернулась боль. Широко разинутый рот живого мертвеца издал хрип. Но вопреки ожиданию, боль не заглушила все, не превратила тело в сплошной сгусток страдания. Лишь напомнила о себе.
- Ты знаешь, какого ответа я жду. Времени на раздумья было много. Достаточно ли? Я слушаю.
- Х-х-хрр... - прошуршало высохшее горло.
- И что же это значит? - иронически поинтересовалась волшебница. - "Хорошо"?
Сморщенные, почти выпадающие из глазниц глаза каким-то образом сохранили зрение. И теперь постепенно привыкали к свету одинокого факела. Их взгляду предстала высокая, очаровательная лейдин в дорогом платье и темном плаще с капюшоном. Зрелого возраста, она, несомненно, оставалась поразительной красавицей с блестящими проницательными глазами и властными манерами.
- Х-х... что-х... я получу-х-х? - трудно говорить одеревеневшим языком и сморщенными губами, но каким-то образом несчастному удалось.
- А что ты хочешь? - женщина подняла тонкие выщипанные брови. - Новое тело? Можно об этом подумать.
- Я... х-хоч-чу... умереть...
- О, как это скучно - повторяться, - она засмеялась, поднеся к губам надушенный платочек. - Это ты уже говорил четыре месяца назад. Ничего не изменилось: мне нужен твой демон, вернее, его сила.
- Книг-ха...
- Не надо продолжать свои глупости. Разве я сказала, что желаю стать рабыней Рушура-Татми? Его рабом останешься ты, Танаджар. Но исполняться будут мои приказы. И плату демон получит ту, что я назначу. Города в жертву приносить не станем.
- С-с чег-хо ты вз-зяла, что Руш-шура-Тат-хми пос-слуш-шаетс-ся?.. Он - влас-стелин, а не с-слуг-ха...
- Вот пусть и властвует, - волшебница мило улыбнулась. - Над тобой, как делал это всегда. И платой мы его не обидим. Всего только не позволим ухватить больше, чем причитается по договору. В Переправе демон хитро обвел тебя вокруг пальца - но со мной не выйдет.
Скрюченное, изломанное тело, похожее на обтянутый кожей скелет, висело на стене, тщательно привязанное к вбитым в камни крюкам. Но не для того, чтобы погребенный в мумии узник не сбежал, а чтобы мертвая плоть не развалилась на куски.
Лейдин смотрела на муки запертого в чужой труп человека бесстрастно, на точеном лице не возникало даже признаков брезгливости. Ей нужно было могущество Рушура-Татми - и только. А средства - это всего лишь средства.
- А для ч-чего тебе ч-черная маг-хия? - не удержался от вопроса Танаджар.
Казалось бы, цели тюремщицы должны заботить его меньше всего. Но бесконечные часы в темноте и тишине у пленника сохранялась одна способность: думать. И размышления эти не были затуманены соблазнами или волей демона-владыки, поскольку без призыва Рушура-Татми никогда не являлся к своему рабу. А лишенный книги и привычных принадлежностей бывший портной не мог обратиться к покровителю. Отобрав магические атрибуты, волшебница обрекла пленника еще на одну пытку. Но в то же время способствовала очищению его разума от чужеродного влияния, под которым находился десятки лет.
Танаджар пережил жестокую ломку - и выздоровел. Сумел осознать степень своей прежней одержимости, глубину падения и тяжесть боли, причиненной разумным. Уверился в справедливости постигшего наказания. Ощутил благодарность к человеку, который не стремился покарать, а пытался освободить - его и других - от демона. Увы, Бог и Богиня не были столь милосердны. Они прислали эту прекрасную женщину - ту, что страшнее иных чудовищ. Ибо создания тьмы рождены творить зло. А она ступила на путь мерзости сознательно.
Бывший портной мечтал об одном: о смерти. Он не хотел вновь отдавать освобожденный разум на поругание, служа чужой алчности. Но волшебница прочно удерживала его дух нитями силы внутри мертвого тела. Внутри невыносимой, бесконечной тишины, темноты и неподвижности - или в клетке рабства. В паутине бесчувствия - или в клещах боли. Выбор, который она предложила. На самом деле его не было.
- Возможно, когда-нибудь ты узнаешь, зачем, - лейдин сидела на стуле в дальнем углу темницы. Не потому что опасалась несчастного. Вероятно, чтобы не так сильно донимал смрад. - Мне понадобятся союзники. Не рабы, а полноправные союзники, понимаешь? С помощью твоего демона мы добьемся настоящей власти. И тогда все может случиться. Ведь у каждого из нас - свои цели, не так ли?
Танаджар подумал о сыне и дочери, оставшихся жить там, в разоренной Переправе. Ботогар и Ратни. Если бы хоть раз еще увидеть - а потом спокойно умереть. Больше всего он хотел бы отправиться в небесные чертоги, к Аньшали и Итогаю. Вот только не ждут они черного мага там...
- Ты получишь возможность видеться с детьми, - волшебница словно прочла его мысли. А может, так и есть? - Они станут знатными господами, составят блестящие партии, будут жить во дворцах Тардовы. Твои внуки никогда не узнают, что такое тяжелый труд, холод и грязь. Я знаю, ты устал жить для себя. Но еще можешь пожить для других. Знаешь ли ты, что все эти четыре месяца твоя дочь приходит на развалины родного дома и стоит там, ничего не видя и не слыша, ни о чем не думая, пока кто-то не уведет ее в тепло? Знаешь ли ты, что твой сын все дни свои проводит в утлой лодке на бурной реке, рыбача с другими такими же мальчишками, и вся семья питается едва ли не одной рыбой? Ты не узнал бы сегодня их обоих, если б довелось встретить. Подумай, что может случиться с бедными детишками в будущем?
Эта женщина пленила его, Танаджара, гораздо сильнее, чем кровожадный демон.
- Руш-шура-Татх-ми понадобятс-ся жертвы. Душ-ши.
- Ну, это мы устроим. Душ в Империи куда больше, чем требуется, - развеселилась лейдин.
А почему бы ей не веселиться? Она знает, что выиграла эту игру.
Витим вынырнул из небытия, словно из холодного омута. Сердце колотилось как бешеное, и, казалось, болезненно ударялось о ребра. Ужасающий кошмар, как только воображение могло породить такой? Безумие... Каждый приступ сопровождается странным, невероятным видением, но такого еще не приходилось видеть. На этот раз, хотя бы не изнутри мертвеца. Бред воспаленного мозга.
Было вновь тяжело дышать. В груди словно образовался огромный угловатый камень, который мешал легким втягивать в себя воздух и терзал внутренности при попытке шевельнуться.
Витим открыл глаза. Он по-прежнему находился в палатке старой степнячки, но дыма там уже не было. Раздвинутый во всю ширь полог впускал свежие дуновения ветра, которые давно унесли прочь удушливые клубы. В ярком солнечном свете сверкающие бусины стали обычными тусклыми стекляшками, а богатая загадочная вышивка оказалась блеклой и вытертой от старости. Без туманной завесы иллюзия тайны рассыпалась.
- А ты нехорошо поступил, - заметив, что Витим проснулся, Фирис сердито наклонилась к нему, оттянула веко вниз, пощупала влажный лоб шестипалой ладонью.
Витим вздрогнул и закашлялся. Опять это проклятое имя!
- Ты знаешь, кто это?..
- Еще бы. Один из гайле, месалурских божеств. Очень злобное божество, следует заметить. Вон он, - гадалка махнула рукой в сторону на редкость уродливой маски на стене, с выпученными глазами, толстогубым ртом и рогами, загнутыми ко лбу. - И как ты умудрился насолить ему, что получил такое наказание? Ладно уж, молчи. Догадываюсь, говорить больно. А сам-то знаешь, что нельзя тебе дымом дышать? Нет? Теперь будет наука. Холод, пыль, туман, дым - все вредоносно сейчас, все может привести к приступу. А также излишние переживания. Ясно? А, где там... Не встречалась мне еще молодежь, способная владеть своими эмоциями. Ну а молодые мужчины словно удаль какую видят в том, чтобы рисковать здоровьем попусту.
- Не ворчи, - отозвался Витим. Отдышался и продолжил: - Пройдет. Приступы долго не длятся.
- Вот как? А знаешь ли, что каждый отгрызает у тебя по приличному куску жизни? Ты молод, поэтому тело вроде бы справляется. Выздоравливаешь и вновь ощущаешь себя бодрым, полным энергии. Но так будет только до поры. Не знаю, до какой. Однажды после очередного обострения ты поймешь, что ослаб, и это будет навсегда. Следующее отнимет еще больше сил, потом вновь и вновь. Годам к тридцати твое тело станет шестидесятилетним. А еще через несколько лет болезнь тебя убьет.
Не слишком-то приятно было слушать такие пророчества. Но Витим пожал плечами. Булыжник жестоко царапнул грудь изнутри.
- Разве я могу что-нибудь изменить?
- Ты - нет. Я - могу, но не так уж много. Это все равно не более чем отсрочка.
Он собрался снова пожать плечами, но передумал. Если не двигаться, не так мучает засевший внутри камень.
Откуда-то из потоков солнечного света появилась Раментина с большой кружкой дымящегося напитка.
- Ты очнулся, - обрадовалась девушка, присев рядом. - Как себя чувствуешь?
Бабка забрала у нее кружку и, что-то бормоча, стала сыпать в варево порошки из своей железной шкатулки.
- При виде тебя сразу стало лучше, - Витим попытался отбиться от расспросов комплиментом, но снова закашлялся. Бравада не удалась.
На прелестном лбу Раментины залегла вертикальная складка.
- Не следует шутить, когда речь идет о Рушура-Татми. Этот гайле очень силен и хитер. Если уж нашел себе жертву, мало кому удается уйти из черных когтей. Месалуры много раз уничтожали или прятали книги, написанные его адептами, а вернее, рабами. Но рукописи почему-то продолжают попадать в руки ничего не подозревающих смертных. Ты тоже однажды нашел такую?
- Нет...
- Ах, не глупи, - раздраженно оборвала Фирис, - если бы он прочел книгу, то по сей день преданно служил злобной сущности, а не валялся, скорчившись от боли. Нет, этот человек однажды серьезно нарушил планы Рушура-Татми. Или лишил божество намеченной жертвы.
Она сунула Витиму под нос кружку:
- Пей. Залпом, вкус не самый приятный. Ну, быстро.
Парень машинально послушался, успев лишь заметить странный ярко-оранжевый цвет содержимого. Проглотил омерзительно густое, горькое зелье в три больших глотка, и...
Многострадальные внутренности скрутило судорогой. В груди будто пыхнул костер, разбросав горящие головни. Из горла вырвался отчаянный, беззвучный хрип. А потом его стошнило... чем-то вроде обломков камней. Но, наверное, это были сгустки крови.
Через час он лежал на спине не в силах шевельнуться, будто отработал на веслах три вахты подряд, и безучастно глядел в темный полотняный потолок. Камень под ребрами исчез, дышалось почти совсем легко. Но слабость заставляла всерьез размышлять о мрачном прогнозе гадалки.
Фирис отгородила для него ширмой уединенный угол, поскольку ко второй половине дня на ярмарку начали собираться посетители, и некоторые заглядывали в шатер гадалки. Раментина упорхнула давать представление: ее номер был гвоздем программы, без которого труппа никак не могла обойтись.
- Зря ты не согласился на бабушкину помощь, - сказала она перед уходом. - Зачем всю жизнь нести с собой бесполезный и тяжелый груз воспоминаний? Не лучше ли встречать каждый новый день чистым, словно пустой сосуд, и готовым наполниться новыми впечатлениями? Но это твоя жизнь. Ты решаешь, что важнее. Одно могу сказать: не завидую я твоей морянке, Ионе...
Девушка исчезла, легкая и быстрая, как мимолетный проблеск солнечного луча между туч. Вероятно, через несколько дней после отъезда из Трондмаара она забудет обо всей этой истории. И правильно.
Конечно, артистки желают добра. И когда-нибудь он пожалеет о своем отказе. Но не сейчас.
Сейчас он будет дремать, позволив разбуженным воспоминаниям выбраться на волю. Проникнет в них, туда, к лесному озеру с сиреневыми фиалками... И разговоры Фирис с ее гостями будут доноситься издалека, проходить мимо сознания, занятого куда более приятным делом...
- Это ты - здешняя гадалка? - властный женский голос, привыкший отдавать приказания, раздражающе вмешался в грезы.
- Да, моя любезная гостья. Жажду оказаться тебе полезной.
- Я хочу заглянуть в свое будущее.
- У тебя какой-то важный вопрос, высокочтимая госпожа? Любовь, деньги, удача в делах, проверка верности друзей. А может, ты желаешь прознать о своем суженом, или сколько родишь детей?
- Нет, - отрезала "высокочтимая". - Я хочу знать, сколько богатства и власти дарует мне судьба. И когда.
- Твое желание - закон для меня. Заглянем в зеркало Маанты. Богиня времени нечасто соглашается отдернуть занавесь, что прячет грядущее. Из нитей наших поступков и замыслов она соткала ковер будущего для каждого из нас, смертных. Но помни, судьба может меняться. Ведь нити для ковра прядем мы сами. Поэтому смотри внимательно. Увидишь, куда ведет дорога, по которой ты идешь сейчас.
Фирис нараспев забормотала молитвы. Пришепетывающая речь месалуров текла сухим потоком, шелестела, словно пересыпающийся в часах песок, что отмеряет неумолимое время...
- Нет! - внезапно вскрикнула женщина. Резкое движение, шорох. Что-то упало, покатилось. - Это ложь!
- То, что показало зеркало, не понравилось тебе, красавица? - вкрадчиво осведомилась старуха. - Да, будущее не всегда таково, каким мы его воображаем.
- Наглое шарлатанство! Как ты смеешь, гривастая ведьма? Да ты хоть знаешь, кто я? Я варгари Ириан, и ты поплатишься за свои дешевые фокусы. Наместник сегодня же узнает, как ты обманываешь беллингов, выманивая деньги за поддельные миражи!
- Не следует так горячиться, моя госпожа, - Фирис ничуть не испугалась. - Если картина будущего не радует тебя, значит, нужно сойти с неправильного пути. И тогда многое можно исправить.
- Хорошо, - Ириан старательно укротила ярость и понизила тон. - Назови свою цену.
- Какая разница? Я знаю, ничто в этом мире не дается просто так. Но я готова платить. Например, сумма, равная стоимости всего имущества вашего бродячего цирка. Что скажешь?
- Будущее невозможно купить, высокородная варгари. Оно зависит лишь от наших деяний. Но ты можешь отдать деньги на благие дела - и боги примут мольбу о прощении. Но ответят, как сочтут нужным - не нам требовать у них награды.
- Ах, вот как! - женщина зло фыркнула. - Ты слишком много на себя берешь, старуха. Предупреждаю, если сегодня же не уберешься из Трондмара, завтра тебя вместе со всем этим балаганом вышвырнут взашей!
Уходя, Ириан еще что-то злобно пнула, так что шатер сотрясся до самой крыши, и исчезла.
Фирис повозилась немного, потом заглянула за ширму к Витиму.
- Не дала она тебе заснуть, да? Я пошлю за твоими друзьями, а то из-за этой варгари скоро могут появиться власти, и тогда покоя уж точно не жди.
- Зачем же ты ей правду показала? - сочувственно сказал Витим. - Что не наобещала красивой и богатой судьбы, как она хотела?
- А это не я. Гайле Маанта не терпит лжи. Ежели взывать к ней, то говорить только правду, иначе может и лишить своей благосклонности. А гадалке без помощи Маанты никак. Не принимай близко к сердцу. Мне не раз, и не два угрожали. И поважнее были недоброжелатели, чем надменная выскочка с морянского острова. Даже если и выгонят нас с Длинного - что с того? На Великом Материке столько мест, где мы не бывали.
Фирис весело подмигнула. Потом вдруг хлопнула себя по лбу:
- Чуть не забыла, старая! Я же звала тебя сегодня, чтобы рисунок отдать.
Она исчезла на секунду, потом появилась с куском пергамента.
Витим с любопытством взглянул на грубоватое, не слишком умелое изображение, выполненное куском угля. Степнячка над рисунком старательно потрудилась: детально вычертила сложной формы щит, извернувшегося дракона в центре. Фигурки по четырем краям щита мельче, но тоже вполне узнаваемы. Ястреб, сидящий на человеческом черепе, поднявшийся на дыбы конь с длинной гривой, широкий старомодный меч и чернильница с гусиным пером, размером едва не больше меча. Внизу все это великолепие охватывала лента с раздвоенными концами и надписью "Лишь вечность неизменна".
Вот уж в чем парень совсем не разбирался, так это в геральдике. Никогда его не интересовали книги с родословными древних Дорианских семейств и их гербов, хотя у мастера Легерлея несколько таких было. Старый книгочей говорил, что любой дворянин в империи знает большинство путаных генеалогических древ не хуже азбуки, и советовал почесть. Но Витим тогда лишь посмотрел красивые картинки, и отложил до лучших времен. Которые так и не наступили.
Поэтому единственное, что он понял из рисунка - перед ним герб знатного семейства, которое в родстве с императорским домом. Однако почти вся аристократия Дориана считает своим родоначальником лейда Сарагона, основателя королевского рода, или имеет с ним связи через браки, поэтому почти на каждом гербе встречается дракон. Только очень древние и крупные ветви этого могучего древа центральным символом избирали иные знаки. Все остальные, не задумываясь, помещали в середину герба имперского дракона.
Начертанный на ленте девиз казался слишком громким для мелкого дворянского рода. Впрочем, едва посвященные в рыцари воины всегда любили броскую символику. А их благородные потомки всю жизнь лезли из кожи вон, стремясь оправдать честолюбивые фантазии неожиданно возвысившегося простолюдина. Стоит, правда, отдать должное: если обладатель бурного воображения сумел доказать повелителю свою значимость, значит, замыслы его имели под собой почву.
Витим спрятал пергамент в кошель. Быть может, когда-нибудь и захочется узнать, чей же это герб. И какое отношение может иметь к нему мальчик по имени Вейтимир.
Вскоре появились встревоженные моряне: Иона, Вуэр и Хапат.
- Я так и знала, что с тобой что-нибудь случится! - сердито заявила Иона, едва шагнув в шатер гадалки. - Зачем бродишь по чужому городу один? Как дитя, в самом деле.
Еще недавно подобная отповедь возмутила бы, заставила вспыхнуть и огрызнуться. Но сейчас Витим только улыбнулся, глядя ей в глаза.
И девушка смутилась, отведя взгляд. Спешно принялась заплетать в косу рассыпавшиеся по плечам иссиня-черные волосы. Наверняка поняла, что Фирис не умолчала ни об утренней посетительнице, ни о цели ее визита.
Однако Витим не собирался насмехаться. Подтверждение давней догадки, что он небезразличен этой юной морянке, оказалось неожиданно приятно, согрело опустошенное воспоминаниями сердце.
Кем бы он ни возомнил себя - он всего лишь человек. И человек, не привыкший и не любящий одиночества.
Степнячка вышла проводить случайных гостей, понимая, что вряд ли когда еще суждено повстречаться.
- Вот, - она протянула Витиму довольно крупный камень, - возьми на память о старой Фирис. Это амулет Вайгры-Накси, повелительницы ветра. Может, однажды и пригодится.
Парень принял подарок - едва обработанный кусок янтаря, нешлифованный, с острыми гранями. Внутри просматривался резной листок, вроде папоротника, и золотистая пчела. Сквозь дырочку продет простой шнурок.
Не сразу Витим сообразил, что камень - говорящий. Родом из Семиветровых гор.
Когда-то, невообразимо давно, задолго до появления разумных, в складке скалы проснулось семечко. Деревце упорно цеплялось за жизнь, разрывая корнями негостеприимную почву, подставляя дождю и солнцу робкую листву. Росло лишь за счет того, что впитывало энергию горы, сроднилось с ней, стало частью сурового мира. Но лишь для того, чтобы однажды погибнуть, уронив в море смолистые слезы, в которых заточена бессмертная душа. Одушевленный янтарь стал красивой безделушкой для суетливых, тщеславных существ. Но натура живого камня лишь затаилась в ожидании - чего? Каких перемен? Кто ведает...
Парень взглянул в прищуренные длинные глаза Фирис. Понимает ли гадалка, что отдала амулет единственному человеку, способному его услышать? Может, и да. Степняки - кажутся примитивной расой, но первое впечатление обманчиво. Они видятся простыми и открытыми, как их храмы Ахра - беседки без стен, доступные любому: и другу, и врагу. Но таят в себе непознанную другими народами силу. Словно бы то, что люди пытаются постичь умом, месалуры воспринимают интуитивно, и, не задумываясь, делают правильный шаг.
Он низко поклонился старухе, благодаря за все. И за двадцатилетней давности прошлое, и за день сегодняшний. Вновь мелькнуло воспоминание о Брейн. Сейчас Витим понял: у этих двух женщин не было ничего общего, кроме одного. Кроме материнской заботы об одном человеке, создании иной расы, который, на самом-то деле, ничем и не заслужил этого.
Когда проходили мимо помоста для выступлений, из толпы вдруг вынырнула Раментина. Ухватила Витима за руку, утянула за собой прежде, чем моряне успели осознать, что потеряли приятеля из виду.
- Оставайся с нами, - зашептала девушка, затащив за расписной навес лавки со сладостями. - Беллинги - не твоя семья. И морянка - не твоя возлюбленная. Они вовлекут тебя в чуждую среду, подчинят, усыпят человеческий разум, свяжут обязательствами. Но ведь ты рожден свободным, как все мы. А среди вольных странников сможешь увидеть новые горизонты, сам выбрать дороги, по которым бродить, или место, на котором осесть!
- Я очень благодарен тебе, - Витим поднес ее маленькие руки к губам, поцеловал по очереди. - И бабушке Фирис. Поверь, я никогда не забуду вас. Кто знает? Может, еще встретимся.
- Нет?..
Огромные глаза мелотки блеснули печалью. Витим подумал, что не заслуживает ни единой слезинки, пролитой юной девушкой. И многое отдал бы, чтоб она не огорчалась. Вот только чем таким он обладает, что можно предложить судьбе взамен? Ничем действительно ценным...
- Что ж, - Раментина тряхнула головой и улыбнулась, - не стану больше просить. Не собираюсь становиться еще одной женщиной, что пытается навязать себя и свой образ жизни. Прощай.
Поднявшись на цыпочки, она быстро коснулась губами его щеки - и исчезла прежде, чем Витим перестал жалеть о мимолетности поцелуя. Только белокурые локоны мелькнули среди чужих спин - и пропали.
Однако судьба распорядилась по-своему, и встреча эта не стала последней. И следующая состоялась куда раньше, чем думали оба.
Ночью человеку не спалось. Это были последние часы "Грозовой птицы" у пирса Трондмаара, завтра предстояло покидать здешние гостеприимные берега.
В северном морянском городе не произошло, казалось бы, ничего особенного. Витим все так же стремится на восток в поисках таинственной Скалы Мирамей - в поисках иллюзии спасения. Несколько коротких часов в обществе бродячих артистов не изменили будущего и не прояснили прошлого. Но как же много места они заняли в сердце.
Неожиданно непроглядный мрак в комнате начал отступать. Темнота окрасилась неровным багровым светом, проникавшим с улицы. Там, за мутным стеклом, колыхалось зарево пожара.
Витим подошел к окну, выглянул, но ничего не увидел. Горело поодаль, за домами. Что бы это ни было, стоит посмотреть. Хотя большинство зданий в Араване каменные, у многих надстроены деревянные этажи, крыши или балконы. А судя по густоте сполохов, для тушения горожанам может потребоваться помощь.
Он быстро накинул одежду и выскочил в коридор. Внезапно в непроглядной тьме и тишине донесся приглушенный вскрик, возня, глухой стук. Пальцы наткнулись на незапертую дверь, которая от легкого толчка подалась.
"Кажется, спальня Вуэра?" - подумал Витим, а сам уже бесшумно скользнул в комнату.
В тусклом, колеблющемся свечении едва угадывалась пустая кровать с разворошенной постелью, а на полу вяло шевелился бесформенный сгусток. Оттуда же неслись затихающие хрипы.
Протянутым рукам попалась чья-то твердая макушка, покрытая грубой тканью. Не долго думая, Витим развел ладони и с силой двинул гостю по ушам. Раздался утробный стон, голова качнулась вниз. Парень для верности добавил: сперва еще разок по ушам, потом, сорвав капюшон - в основание шеи. Тело, которому принадлежала голова, мешком свалилось на пол. Из-под него послышался надрывный, отчаянный, до колик и рвоты кашель.
Поминая всех на свете злобных гайле, Витим нащупал свечу на столе и высек огонь. Потом оттащил лежащее лицом вниз тело, под которым обнаружился заходящийся в кашле Вуэр. Его круглые морянские глаза вылезли из орбит, широко раскрытый рот хватал воздух, а руки пытались содрать с горла кожаную петлю, которая оставила глубокий синеватый след. Сейчас он как никогда напоминал бы выловленную рыбу, если б рыбы умели кашлять и хрипеть.
- Дай посмотрю... да не рви так, опять затянешь! Ну вот, готово, - Витим распутал удавку. - Кто это тебя, а?
Морянин сел, с отвращением сплюнул, вновь закашлялся.
- Не знаю, - с трудом просипел он.
- Уже второй раз за три дня тебя пытаются убить. Вряд ли случайно. Если на ярмарке могли целиться в другого, то сомнительно, чтобы наш гость перепутал комнаты.
Витим перевернул бесчувственного убийцу. Беллинг как беллинг. Нетолстый - но в северном Трондмааре мало тех, кто долгое время проводит под водой, особенно в конце зимы. Простой плащ с капюшоном, неприметная свободная одежда, нож за поясом, кошель с парой монет. Ни единого намека на место жительства, род занятий, сословную принадлежность. Молодому человеку не приходилось встречаться с наемниками прежде, но перед ним, определенно, представитель грязного ремесла. Слишком хорошо подготовлен быть незаметным.
Поразмыслив, Витим разрезал кожаную петлю на две части, и за руки прикрутил незадачливого душегуба к массивной спинке кровати.
- Очухается - спросим. Кому и что от тебя нужно.
Вуэр сидел на том же месте. Он только пожал плечами, слишком обессилевший, чтобы строить предположения.
А ведь убийца почти справился со своей задачей. Витим содрогнулся: во сне он не услышал бы шума за стеной. И тогда утром обнаружил лишь мертвое тело друга.
- Да, - процедил он сквозь стиснутые челюсти, - я, пожалуй, очень подробно расспрошу нашего незваного визитера. И если у него имеется язык, мы узнаем все, что негодяю известно...
Снизу, из общего зала таверны донеслись тревожные голоса. Захлопали двери, кто-то пробежал по коридору.
"Пожар", - вспомнил Витим. Но опасность от огня отошла на задний план. До тех пор, пока в комнату не заглянул Крумри:
- Я вижу, у вас свет, - запыхавшись, выпалил юноша. - Там, на площади, где ярмарка, все горит! И крики! Наверное, кто-нибудь попал в ловушку и не может выбраться. Кто не спит, бегут туда. Пойдемте, сейчас нужна помощь всех, кто есть!
"Раментина... Фирис..."
Сердце екнуло. Но прежде, чем кинуться на площадь, какое-то смутное предчувствие заставило вернуться к себе и захватить меч. Да, на пожаре оружие будет только мешать. Но что-то здесь происходит неправильно. Неестественно. Так что пусть лучше он будет выглядеть смешно с полными ведрами воды и мечом на боку.
Огонь вздымался на высоту второго этажа и ревел как медведь-шатун. Он пожирал деревянные прилавки, разноцветные навесы, палатки, повозки. Где-то отчаянно ржали кони, кричали разумные. Ветер с моря раздувал пламя, подхватывал горящие искры и забрасывал на крыши ближайших домов. Там метались перепуганные хозяева с тулупами и половиками, сбивали пляшущие языки в местах, где занималась кровля.
Огибая огонь, Витим кинулся к палатке Фирис. На голову сыпались тлеющие угли, обрывки, лицо опаляло нестерпимым жаром. Дым стлался по земле, закручивался клубами.
- Раментина! - закричал он, но голос потонул в шуме, воплях и треске.
От узорчатого шатра осталась куча догорающих обрывков.
Витима замутило. Он задыхался. Легкие не желали впускать раскаленный воздух, насыщенный едким дымом.
Он уже видел мертвое пепелище однажды. Там, под страшными черными балками и жирным пеплом сгоревшего пергамента не было никого живого. Вокруг шумел равнодушный лес, а холмик свежей земли навсегда отнял надежду на встречу с учителем, другом, отцом. И только окровавленный обрывок сиреневой ткани - единственное прощание с любовью.
- Что стоишь? - услышал он, и сразу его сильно тряхнули, схватили за шиворот и вытащили из жара.
Там был не только Вуэр. Хапат, Ньерас, Одемиш, помощник капитана Гаэтар, Гульбо, Раугат, Аюга, Балькесир, и многие другие. Сзади спешила сама капитан Уманат, на бегу отдавая распоряжения. Команда "Грозовой птицы" слаженно включилась в борьбу с огнем. Одни подрубали горящие прилавки, другие заливали, засыпали землей и снегом рухнувшие обломки.
Часть площади, где стоял бродячий цирк, была потушена в четверть часа. За преодоленной преградой из пламени обнаружились стоящие плотной группой фургоны. Сколоченные из крепкой, толстой древесины, они не успели сгореть, только тлели и кое-где занимались углы, козлы, местами язычки пламени шустро бежали вверх по стенке. Но пространство заволакивал густой дым...
Где же артисты? Может быть, успели убежать прежде, чем лагерь оказался окружен кольцом огня?
Раздался испуганный возглас: Балькесир замер на пороге одного из фургонов, с ужасом глядя внутрь.
- Что там?
- Кажется, они умерли...
Витим взлетел по дымящимся ступеням приставной лестницы. Внутри плавали едкие клубы, но три мертвых тела в луже запекшейся крови были хорошо видны. Трое незнакомых степняков-мужчин, каждого убили одним точным ударом меча. Быстро и хладнокровно, так что бедняги даже не успели оказать сопротивление.
Новый тревожный вскрик заставил выбраться наружу. Рядом с фургоном обнаружили пожилую пару людей со смертельными ранами.
Но в следующем доме на колесах дверь оказалась заперта. А прочные доски, скрепленные железными полосами, сильно порублены снаружи, площадка усыпана белыми щепками - огонь еще не добрался сюда, не слизнул лакомую добычу.
- Откройте! - стучал Раугат. - Надо отсюда уходить, вы можете задохнуться!
В фургоне были маленькие, забранные решеткой окошки, еще и плотно закрытые изнутри ставнями. Ни влезть через них, ни хотя бы заглянуть не удавалось. Бродячая труппа обладала повозками, самыми подходящими для дальних дорог, в которых случается всякое.
Глубже в лагерь огонь не проник, но ветер гнал с пожарища густой горячий дым, поэтому находиться там было смертельно опасно.
Вдруг дверь еще одного подвижного жилища распахнулась. Оттуда выбралась молодая женщина-человек с ребенком лет трех на руках. Оба кашляли и терли слезящиеся глаза. Следом появился и отец семейства, в столь же жалком виде. Понемногу начали выходить и другие, настороженно оглядываясь, закрывая лица тряпками.
- Что здесь произошло? Кто на вас напал? - забросали их вопросами.
- Мы толком не поняли, - запинаясь, ответил один из мужчин. - Среди ночи начали орать, стучать. Я выглянул и увидел с десяток вооруженных морян, которые ломились в фургон Фирис. Но у них не было топора, а мечом трудно прорубить дыру в хорошей древесине. Сандранир с женой прибежали узнать, в чем дело, и их убили. Всех, кто хотя бы высовывал нос, тут же убивали. Я успел закрыться и заложить засов перед самым носом мечника, он несколько раз грохнул в дверь, но потом отошел. Когда потянуло дымом, они все еще грохотали и кричали что-то, но даже когда наступила тишина, мы боялись высунуться...
Значит, Раментина с бабушкой именно в той повозке с порубленной дверью. Но на стук и оклики никто не отзывался. А дым продолжал обволакивать лагерь, то сгущаясь в непроглядную удушающую мглу, то слегка рассеиваясь от резких дуновений. Разумных нужно было как можно быстрее вытаскивать из ловушки.
Мужчины расхватали все острое и железное, что подвернулось под руку. Кто-то из артистов приволок топоры, лопаты, другой инструмент - все, что было. Под таким напором прочная дверь сдалась за несколько минут. Отпихнув Аюгу, Витим первым ворвался внутрь - и сразу едва не наступил на неподвижное тело. Раментина! И Фирис здесь, тоже без сознания. Только маленький мшарник Хломо был невредим и путался под ногами, тоненько поскуливая.
Женщин бережно вынесли наружу, поскорее доставили подальше от пожарища, к берегу моря, вслед за остальными беженцами. Многие из тех, кто ночевал на площади, наглотались дыма, и теперь им стало плохо. К счастью, подоспели местные жители, среди которых оказались и лекари. Почти всем успели помочь, и к утру разумным стало легче.
Только одна пожилая степнячка оказалась слишком стара и слаба. Гадалка Фирис скончалась, так и не приходя в себя.
Изжелта-бледная Раментина неподвижно сидела на мерзлой гальке пляжа возле тела бабки. Витим набросил ей на плечи свой плащ, и девушка молча кивнула в знак благодарности. Холодный северный ветер пробирал до костей. Ярмарочные торговцы и артисты слонялись по берегу. Некоторые жгли костры, чтобы согреться, но у других огонь сейчас вызывал слишком сильную неприязнь.
- Как ты теперь? - спросил Витим, опустившись рядом и глядя на умиротворенное лицо мертвой степнячки. Седые волосы-шерсть чуть шевелились от ночного бриза, казалось, что Фирис только спит. Сейчас откроет глаза и скажет нечто туманное, многозначительное.
- Так же, как и раньше, - медленно ответила Раментина. - Думаю, мы скоро двинемся в путь. Сандранир погиб, имущество труппы унаследовал Кройдорн, его сын. Он установит свои порядки, но жизнь пойдет своим чередом. Будем выступать. Что нам еще надо?
- Разве ты не хочешь узнать, кто так сильно желал вашей смерти? Ведь это те моряне, что пытались выломать дверь вашего с Фирис фургона, устроили пожар. Но почему?
- Я и так знаю. Но от этого знания мало проку. Правосудие редко становится на сторону нищих чужеземцев, - равнодушно проговорила девушка. Она пыталась оставаться спокойной. Но вместо этого уплывала в странное безразличие, порожденное шоком.
- Кто? За что?..
- Помнишь трость, что украл Хломо? В ней было письмо.
- Да, но мы не успели его прочесть.
- Я не говорю по-морянски, но знаю несколько слов. Мы здесь всю зиму, за это время я научилась читать вывески, дорожные указатели, надписи. Так вот, я разобрала кое-что в первых строках. Это было завещание. Но так и не поняла, кто именно из двух упомянутых там беллингов назван главным наследником. Однако раз некто решил, что за один взгляд на свиток мы должны умереть - значит, что-то в документе не так.
- Ну-ка, давай поподробнее.
- О да, - раздался внезапно низкий, чуть хрипловатый голос, - я бы тоже не отказалась послушать.
Витим и Раментина оглянулись. В нескольких шагах, опираясь на трость, стояла немолодая, очень толстая морянка. Но держалась она настолько прямо, с таким достоинством, и говорила столь властно, что, несмотря на простую одежду, безошибочно угадывалась важная персона. При ней находились рослые воины в кожаных нагрудниках со стальными нашивками, в круглых шлемах и при мечах.
Дворец варгари Трондмаара был красив некоей тяжеловесной красотой. Сложенные из крупных серых камней стены заносчиво возвышались тремя этажами над пестрой уличной толпой. Высокие полукруглые окна, кованые решетки, резное дерево огромных двустворчатых дверей.
Поднявшись по ступеням, Витим решительно постучал подвешенным бронзовым молотком.
Лязгнули замки, дверь приоткрылась на несколько вершков.
- Да? - поинтересовался высокий пожилой морянин.
- Я хочу видеть варгари Ириан.
- Госпожа варгари не предупреждала, что ожидает гостей.
- Прошу доложить ей: пришел человек от гадалки Фирис.
Дворецкий поднял брови.
- Этой рекомендации будет достаточно? Ты уверен, человек?
- А ты спроси у своей госпожи, беллинг.
Дверь захлопнулась. Витим остался на крыльце рассматривать отчеканенный на бронзе герб. Нет, он не походил на тот, с рисунка старой степнячки. Морянские символы выглядят как на раковины моллюсков, ветви деревьев, солнечные лучи - но разобрать что-либо в переплетении линий непросто.
- Госпожа примет тебя.
Витима впустили в гостиную. Несмотря на показную роскошь убранства, в комнате было неуютно. Толстые шторы с кистями почти не пропускали дневной свет, избыток громоздкой позолоченной мебели и увешанные картинами стены создавали ощущение тесноты, пыли и сырости. Но конечно, это была только иллюзия - в покоях варгари не могла царить неопрятность. Неуверенно оглянувшись, парень без всякого удовольствия присел на твердую, обитую скользкой тафтой кушетку.
Через несколько минут появилась хозяйка этих покоев, высокая крупная морянка в многослойном розовом платье. Ее глаза метали молнии, а ноздри тонкого, чуть длинноватого носа трепетали от ярости.
- Кто ты такой, Гульм тебя забери?
Молодой человек поспешно вскочил.
- Прошу прощения за вторжение, госпожа Ириан, но дело крайне важное.