АлексПро/AlexPro
Здесь нет инопланетян и звездолетов, вампиров и зомби. Это не сказка. Здесь красавицы не дают задротам и никто не находит чемодан с миллионом...
Здесь с первого удара могут покалечить или убить. Здесь часто убивают безнаказанно. От накопившейся злобы и или зависти. За слово. За взгляд. За просто так!
Здесь люди умирают мучительно и некрасиво.
Здесь у каждого своя правда и свои мотивы.
Здесь впустую сгорают миллионы жизней, здесь сотни миллионов разуверились.
Здесь никто не свободен и у всех есть право выбора!
Здесь нет "хороших" или "плохих" героев. Это не театр, здесь нет зрителей!
Это - полигон, где чудеса случаются каждый день!
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В РЕАЛЬНЫЙ МИР!
Да знаете ли вы, что такое Россия?
А по ней ходит злой человек.
Infelicissimum genus infortunii est fuisse felicem [Величайшее несчастье -- быть счастливым в прошлом]
Пролог
Начало 2010-х. Где-то в Подмосковье.
-- А если решишься, то знаешь, чем отомстит тебе "кофейная" жена? - сказал Бонда [именно так, с ударением на первый слог, Бондаренко Александр Иванович, главный герой первых двух книг], подмигивая. -- Тупенькими детьми с лакейской психологией. И ещё не факт, что они окажутся красивыми - а вдруг в тебя?
-- Да хватит уже! - Бергман начал злиться. Плеснул виски, выпил залпом.
"Попал! -- торжествующе подумал Бондаренко. - Гены - это дело такое... Стоит двадцать раз подумать, прежде, чем кого-то осеменять!"
-- Ты понимаешь, -- со значением в голосе продолжил Бергман, -- что здесь совершенно другой мир?! Другие отношения, другой уровень!
-- Чего, Берыч? - поинтересовался Бонда. - Другой уровень чего?
-- Всего! - решительно и зло заявил Бергман. - Зарплат, доходов, потребления, общения. Здесь люди другие! И возможности для самореализации.
Бонда пожал плечами. Кто спорит?
-- Мы живем только раз! - Бергман поднял указательный палец. Официантка, пасущая нечастых в это время клиентов из-за дальнего столика, поняла неправильно, одёрнула юбку и зацокала к ним. -- А ты отстаиваешь своё право торчать в нищей провинции!
-- Лучше первым парнем на деревне...
-- Но ты, же не первый? И здесь последним не станешь, это я тебе обещаю!
-- У меня там хюгге [(норв.) -- "хорошее самочувствие". Философия жизни, прославляющая абсолютный душевный уют, к которому следует стремиться в каждый момент повседневной жизни. В центре концепции "хюгге" находятся не вещи, а переживания и атмосфера, стремление находиться рядом с теми, кто любим. В чувстве дома. В ощущении того, что ты находишься в безопасности, отгороженный от внешнего мира, в месте, где тебе не нужно быть бдительным. Кстати, хюгге включает отказ от здоровой пищи как способ хорошего отношения к самому себе], -- подмигнул Бонда. -- А здесь у вас пробки и... немножко нервно.
-- Девушка, чаю хочу! - обернувшись, сказал он, реагируя на странный взгляд Бергмана, обращённый за его спину. -- Чайник зелёного, любого без добавок.
-- Лень у тебя! - уверенно поставил диагноз Бергман. -- И неохота к перемене мест. А гнёзда вообще-то следует вить там, где тепло.
-- Здесь холодно. Мне точно холодно.
-- Здесь всем холодно. Во всяком случае, вначале. Зато отопление высококлассное, поверь мне!
-- Не сомневаюсь, -- согласился Бонда. -- А вдруг печка поломается?
-- Починят! - уверенно заявил Бергман. - Это же Москва! Тут без подогрева чревато - народец нежный, может и рассердиться. Скорее вы там все вымерзнете, чем здесь такое допустят!
-- А если мы сюда приедем, погреться?
-- Брось! Ты же сам в это не веришь?
-- Почему? - удивился Бонда, заметив: -- Всякое случается. "Отсутствие мечты губит народ!"
-- Хрень ты только что сказал.
-- Не я, Кеннеди, кажется, -- икнул Бонда. - Ну, давай, вздрогнули!
-- Тем более какой-то там Кеннеди, а ты повторяешь! - поморщился Бергман, закусывая. -- Ты здесь где-то видел народ? Это массы! Ну, хорошо, народные массы! С народом, в моём понимании, вынуждены считаться! И не только власть! А кто будет считаться с массами?
-- Никто и не считается, -- согласился Бонда. - Даже имитация так себе! А что удивительного? Сложившаяся ситуация -- всего лишь результат доминирования в обществе социальных групп с..., -- он снова икнул, -- с паразитарно-потребительскими установками. И нормальные люди это понимают. А таких нормальных, я тебе говорю, несмотря на их персональный набор недостатков, боль-шин-ство! Плавали, знаем! Я-то как-никак к ним ближе.
Бергман пропустил подкол между ушей и только задумчиво поковырялся вилкой в своем крошечном блюде на огромной белой тарелке. За соседний столик уселась очень некрасивая пара средних лет и ожидаемо заговорила по-немецки. На беззвучно работающей панели над баром началось очередное шоу. Симпатичный молодой бармен немножко прибавил звук и махнул рукой, подзывая скучающих официанток. Бонда тоже некоторое время пристально смотрел на экран.
-- Я пойму, что всё реально развернулось, -- продолжил он, понемножку разгоняясь, -- когда с ящика выгонят всю эту накипь, разлагающую нашим... ребятам и девчатам мозги.
-- Ребятам и зверятам...-- пошутил Бергман, стараясь перевести стрелки на что-то... не зверино-серьёзное.
Однако выпитые под неприлично дорогую некалорийную закуску "паатриста" деликатно не остановишь! Бонда уже возмущенно затряс головой, поднял раскрытую в стиле Папы Римского ладонь и собрался произнести что-то в духе белогвардейского "Паапраашу Вас!"
Бергман посмотрел на экран, усмехнулся:
-- Да не парься ты! Они там на самом деле нормальные. Почти все. Это же такие маски! Шоу.
-- А какая разница, если они работают только в масках! Если никто из пациентов не знает их настоящего лица! -- продолжал распаляться Бонда, не замечая реакции. - И вообще... маски имеют свойство прирастать к коже. Не отдерёшь уже никогда! М-маски! Советский Союз был заповедником для интеллектуалов, зря они это не ценили. Доныли, дораспаляли друг друга! Допрыгались. Теперь уже никто не даст денег на такие фильмы, не издаст такие книги...
-- Главное, скоро некому будет поглощать такой контент, -- заметил Бергман. -- Кроме горстки гурманов, способных оценить. Которые вымрут или деградируют вместе с теми, кто способен создавать. Это капитализм, Шурик! Массам некогда работать над собой. И лениво.
-- А так называемым элитам это ещё и не нужно, поскольку опасно для них, -- добавил Бонда. -- Вот и всё! Кольцо замкнулось! Жопа!
-- Да нормально всё будет, не брюзжи!
-- "Нормально" наступит, когда вся эта плесень побоится даже вякнуть где-то... о своих пожеланиях! -- вздохнул Бонда, закурив и понемногу успокаиваясь. -- Когда снова станет неприличным показное демонстративное потребление. Сиди у себя за семью запорами и точи х-х-амон! Запивая "Шато де Хренон" и желательно притушив свет. Не раздражай тех, кто не может это себе позволить!
-- А не лучше ли, если, как ты выражаешься "точить хамон" смогут все? - прищурился Бергман.
-- Да ладно, Берыч, ты же понимаешь, что я хотел сказать, -- откатил назад Бонда. -- Если его будут точить все, то условный хамон сменится на условный ... крутон. Который не для всех.
-- Ты понял, что сейчас сказал? - хмыкнул Бергман, ехидно улыбаясь.
-- А ты пробовал... макартонские жервуналы в вазодрионном соусе с камульяном? - сделав серьёзное лицо, ласково спросил Бонда. -- Не-е-ет? Ну, т-ты и каалхозник! Это же такая вкусняшка!
И он захохотал, увидев вытянувшееся в недоумении лицо Бергмана.
-- Ладно, уел! - согласился тот, усмехнувшись. -- Я, признаться, на секунду уверовал! Здесь действительно такое случается. Местами.
-- Местами?! -- возопил Бонда. - Да я в разных вариациях слышу это от каждого второго москвича!
-- А ты слушай только каждого первого, -- пошутил Бергман, -- и места выбирай правильные. Поехали, кстати, покажу одно. Пока оно навсегда не закрылось. Ага?
Бонда пожал плечами.
-- Витя, мы через пятнадцать минут выходим, -- сообщил Бергман в трубку, не наблюдая отказа собеседника. -- Николая можешь до завтра отпустить.
-- Странная у вас субординация, -- заметил Бонда, на что Бергман отмахнулся, не комментируя.
В телевизоре над баром что-то произошло: обслуга заведения недовольно загудела и начала расходиться. Шоу не закончилось, но пришел кто-то из старших менеджеров и переключил панель на другой канал.
-- А массы, -- спохватился Бонда о недосказанном, заметив на экране довольного Обаму и громко икнув, -- массы могут и забродить! Особенно, если подогреть. И рвануть так, что мало не покажется! "Бунты - язык тех, кого не выслушали". Мартин Лютер Кинг! Кажется.
Скорее всего, конец 2030-х. [Имеющиеся в распоряжении автора документы не всегда позволяют отразить точную хронологию происходящих в книге событий, поэтому некоторые даты условны]
Бонда вышел из дома ближе к одиннадцати. Собственно домом назвать это типовое строение, распространенное в Союзе, было бы сложно. Разноуровневый пятиэтажный многоквартирник. Нестандартным было разве только то, что вплотную примыкая к холму, он имел сразу два подъезда. Входы располагались на первом и на третьем этажах, дверями соответственно на запад и на восток.
-- А так -- дом как дом. Прокрашенный в массе бетон, стекло и брошированное дерево. Крыша из искусственной черепицы. В целом глаз не резало, но чувствовалось некая социальная казёнщина. Чего-то не хватало. То ли криков детей, то ли сохнущего где попало белья, то ли вредных бабок и алкашей с домино и шахматами. Ничего этого не было уже давным-давно, причем повсеместно, но Бонда все равно первое время несколько напрягался. Куда все подевалось, неужели что-то произошло?
Со второго этажа спускались через первый, где, кстати, при каждой квартире имелись небольшая персональная терраса, увитая зеленью, а также отдельный вход. Такая же история повторялась и на третьем этаже, разве что с разворотом на сто восемьдесят градусов.
По выходным пожилые обитатели этих просторных квартир устраивали некоторое подобие барбекю прямо перед окнами. Не однажды приглашали и Бонду. По первости он пару раз поучаствовал. Поделился парой рецептов приготовления традиционных блюд, с акцентом на секреты современной западной кухни, произнес к месту несколько фраз на латыни. Чем, казалось ему, завоевал некоторое уважение увядающего контингента. Но больше, конечно же, прислушивался, вглядывался, впитывал.... И поражался.
За скупыми, формальными в присутствии нового соседа, разговорами прослеживался недюжинный ум местных обитателей и одновременно какая-то нелепая беспомощность, и даже ограниченность во всем, что происходило за стенами Академии. С первого раза Бонда чуть было не принял всё это за чистую монету, объяснив себе подобную узкую специализацию концом университетского образования. Но через пару недель он выяснил, что всё гораздо сложнее. Те, кто его уже неплохо узнал, дали понять, что за языком здесь следует следить чуть более, чем всегда.
"А когда было иначе, -- удивился про себя Бонда, -- просто какие-то вещи могут обсуждаться и без злого умысла в отношении так сказать "партии и правительства", чего трястись-то?". Но выводы сделал и предпочитал далее общаться с неискушенной молодежью.
Четвертый и второй этажи дома были нарезаны на маленькие, метров по пятьдесят, квартирки с заглубленными десятиметровыми лоджиями, компенсирующими террасы, и использовались, как правило, для проживания молодых специалистов и командированных.
Пятый, мансардный, этаж имел персональный лифт, останавливающийся как на третьем, так и на первом этаже. Смотря куда направлялись жители мансарды: вниз -- к остановке, примыкающей к стоянке персонального транспорта, или же наверх -- к корпусам Академии.
Путь в любую сторону не превышал десяти-пятнадцати минут и пролегал по тенистым дорожкам, индивидуально подсвечиваемым по ночам. Сопровождая припозднившегося прохожего, датчики движения последовательно включали светильники и встроенные видеокамеры.
На всей территории росли цветы, какие-то ухоженные кусты, знакомые и незнакомые деревья. Валялись разнокалиберные шишки, стояли футуристичного вида беседки и просто скамейки. Бонда сразу же оценил отсутствие надоедливой социальной (и не только) рекламы. Подобный визуальный комфорт, пришедший во время нахождения в Академгородке, был недоступен в большинстве присутственных мест.
Даже немногие вывески на учреждениях были небольшими и ... какими-то позабыто неброскими. А в режиме дополненной реальности реклама (и вообще вся лишняя информация) грамотно блокировались.
Бонда жил на четвертом этаже, но удачно -- с южного торца. Окна выходили на все три стороны, а не на одну, как у прочих. В хорошую погоду с лоджии просматривались даже многоэтажные башни пригородов Москвы и её стационарные аэростаты. В бинокль, конечно же.
Невооруженному же взгляду представали белые кирпичики академических корпусов, тороид спортивного комплекса и открытый стадион. У запруженной речушки был оборудован небольшой пляж, далее виднелся причудливый городок, представляющий собой интернат для одаренных детей.
Сейчас шли весенние каникулы и большинство его жителей наверняка разъехалось по семьям. Ежедневное общение по информкубам [Куб, информкуб - устаревшее, но распространенное название установки проектора голографического изображения с объемным же звуком. Просмотр на информкубе ограничен 270 градусами. Нарицательное для всех голопроекторов] не заменит домашней еды, персональных игрушек и индивидуальных маршрутов...
Бонда выяснил, что подобное жизнеустройство подрастающего поколения отнюдь не мода и не прихоть вечно занятых родителей. Тем более, что непосредственно работа зачастую составляла всего пять-шесть часов в день, а общественная деятельность давно поменяла формы и большей частью ушла в сетевое пространство. Просто, как оказалось в итоге, такие интернаты оказались наиболее эффективной формой для получения качественного базового и дополнительного образования.
Профессионализация не только передачи знаний, но и воспитания, усиленная социализацией, давала лучшие средние результаты по итоговому КРЛ [КРЛ-- Коэффициент Развития Личности - интегрированная шкала способностей и возможностей индивидуума, по которой, согласно Сиреневой книге, можно и нужно проводить социальное и профессиональное расслоение общества. После появления технической возможности неоспоримо и объективно оценить то, что представляет из себя конкретный человек в конкретное время, стало реальным поставить его на конкретную полочку...до следующей инвентаризации. После которой он может сместиться в любую сторону. Или сохранить свое место], чем обычные посетительские школы и домашнее дистанционное образование.
А кто, простите, не пожелает своему чаду лучшей доли? Тем более, что большая часть пенсионных выплат пойдёт с персональных отчислений твоих подросших детей. Сиреневая книга [Сиреневая книга - так называемые "дацзыбао" и "идеологическая библия" Союза. Запрещена в большинстве других стран мира, что не помешало ей стать там культовой книгой в определенных профессиональных сообществах], мать её так!
Поневоле задумаешься -- как воспитывать, чему обучать, да и сколько вообще рожать будущих кормильцев. Для многих родителей дети стали главным проектом жизни, для некоторых - единственным.
Детские дома и дома малютки, печальное наследие былых времен, давно опустели и перепрофилировались. Ранняя диагностика и перинатальная медицина выявляли и решали проблемы зачастую до рождения. И вместо рождения, что до сих пор вызывало ожесточенные споры.
Вообще жизнь оказалась далеко не однозначной. Ещё раньше, приезжая в Союз по экстурам и гостевым вызовам, то есть фактически наскоками, Бонда столкнулся с интересным феноменом, присущим как вначале ему показалось только нашим людям.
Он назвал это по-старому, лишь несколько переиначив - агентство ОГС. "Один гад сказал". Так, или примерно так, в доверительном кругу делились информацией, которую по понятным причинам не следовало искать или обсуждать в сетевом сообществе. Ибо Интернет давно стал адресным. А запросы и реплики индивида могли быть использованы (возможно, даже автоматически) при очередном тестировании и соответственно были способны смазать желаемую картину. Но поскольку обсудить многое, конечно же, хотелось, в общество и сообщества вернулись прежние кухонные формы.
Было ясно, что научно-технический прогресс легко позволял учитывать и неофициальные разговоры, но большой брат дремал, и всё это как-то сходило с рук. И если и не поощрялось, то и не наказывалось. И все об этом знали! Точнее -- догадывались. Бонда подозревал, что, во-первых, таким образом Контора мониторит настроения и запросы граждан, создавая для себя цельную картину происходящего как в обществе, так и в отдельных сообществах, а во-вторых...
А во-вторых, он не исключал, что точечная адресная работа с особо яркими представителями все же велась. Как профилактика, так и грамотная прополка. Плюс неофициальный и всеохватывающий характер подобного феномена наверняка позволял самой Конторе запускать нужные версии трактовки определенных событий и фактов.
Во всяком случае, всё это являлось некоей ответственной (гад же сказал, заметьте, а не я лично клевещу) формой свободы слова. Востребованной формой -- всё же все, кроме совсем уж юных, в той или иной степени являлись перерожденцами и застали те ещё времена!
Но это были учёные! Таким людям цензура, контроль нужны как воздух. Бонда подозревал, что иначе они расслабятся и перестанут выдавать то, на что только они и способны. И пускай ворчат, фрондируют в рамках разумного. Это нормально для умного человека. Того же, кто берега потеряет, и неисправим, как правило уже и держать незачем. И не держат. Скорее всего, и по специальности он уже ничего не может.
Так вот, насчёт вышеупомянутой ситуации искомый гад рассказывал, что люди с выявленными репродукционно-генетическими проблемами негласно стерилизуются, а родившиеся ранее больные на голову дети традиционно исчезают в западном направлении. И не факт, что действительно с целью усыновления.
Детишки, родившиеся с дефектами другого рода, успешно лечились или обзаводились современными экзоскелетами и прочими конструктивами, компенсирующими физические недостатки. Бонда видел подобных и в Академгородке.
Возможность подняться в функциональности до обычного человека отменила необходимость изменять среду обитания под ограниченно дееспособных. Зачем нужен пандус, если нет инвалидных колясок, а у человека свои, хоть и композитные ноги.
Война, принесшая десятки тысяч увечий, форсировала развитие компенсационной и реабилитационной медицины. Тот же Бергман собственным ртом мог только сипло дышать, да с трудом, через модулятор, разговаривать. А ел он уже много лет пульпу из портативной, как он говорил, мясорубки. Которую всегда носил с собой и присоединял к специальному шлюзу ниже солнечного сплетения. Даже в ресторане. И никого это не коробило. Более того, некоторые ему наверняка завидовали. Скажем те, у кого были проблемы не со входом, а с выходом. И не только переваренной пищи.
Бонду же в Союзе перевели на другие лекарства. После которых он стал нормально спать, но голова все равно побаливала, реагируя на смену атмосферного давления и возможно чего-то ещё. Периодически возникали какие-то угнетённые депрессивные состояния. Потом это всё мгновенно проходило, и Бонда пребывал в прекрасном расположении духа. В общем, неизвестно, что было лучше: как раньше, или как сейчас. Выбора ему не предоставили: Виктория явно готовила его физически. К чему? Бонда не задумывался -- о нём заботятся, значит ценят! А за что - это дело десятое.
Вы знаете, как пахнет горелый металл, струящийся из-под резца или соскабливаемый фрезой? А запах загустевшего на морозе солидола? Так себе, я вам скажу, амбре.
Дешёвые сигареты без фильтра и скрежет, звон, лязг. Тусклые жёлтые лампы продуваемых сквозняками цехов. Жирная грязь на перилах и одежных шкафчиках. Едкая каустическая сода с хозяйственным мылом на притаившемся в углу рукомойнике. Скрежет металлической стружки, врезавшейся в подошвы суконных ботинок. Вскрики рабочих, убивающих перерыв доминошными плюхами. Заискивающие взгляды табельщиц и рыхлых теток за мармитами заводской столовой.
А это чувство выхода за проходную? Свободы, облегчения, гордости и пока еще не отупляющей усталости. Заслуженного рабочего превосходства. Эй вы, плесень на теле гегемона, дайте два "Колоса" и пачку "Астры"! Нет, давайте уж лучше "Феникса", гулять, так гулять!
Правда, даже здесь, в столе заказов, бутылочное пиво появляется раз в месяц. Но хоть бывает. Нормальное, а не разбавленное водой со стиральным порошком пойло... из единственного на район пивбара, с проссанными углами и разновозрастной алкашнёй.
А промозглое чёрное утро? Невыспавшиеся сумрачные лица и гудящее в воздухе ожидание предстоящей каторги. И тревожная неотвратимость, переходящая в безысходность.
Да нет, так-то всё путем - и хату дадут со временем, и не абы какую, а теперь уже улучшенной планировки, и мотоцикл купишь... А закончишь местный ВУЗ, так и карьера попрет. Если так уж приспичит. И если потянешь, конечно же, но...
Но не видать тебе жизни дальше вон того серого бетонного забора со ржавой колючей проволокой. Вся она, кроме редких отпускных отдушин, будет проходить около него. И нет для тебя другой колеи. У кого-то пожиже, у кого-то посуше, а у нас здесь - такая! Вывернуть из неё не у каждого получится.
С возрастом ты научишься не завидовать таким, а презирать.
Научишься искренне гордиться своей профессией, радоваться малому - удачной рыбалке, путевке в пансионат, встрече с друзьями-приятелями, спортивным или школьным успехам детей.
Найдешь красоту в местной скудной растительности, будешь называть "нашей Швейцарией" невысокие, поросшие угрюмым урманом, местные горы с проплешинами заснеженных скал. Ты вдруг помудреешь настолько, что искренне не захочешь увидеть настоящие Альпы. Чтобы не разочароваться в своих. И ненароком не разбудить в себе те ноющие юношеские чувства неудовлетворенности и нетерпимости. А-а-мерика! Есть ли ты на самом деле?
Ты перестанешь общаться с людьми, которые пытаются жить по-другому, чтобы твои подрастающие дети не задавали неприятных вопросов и не заставляли врать. Ведь ты давно никому не врёшь. Даже себе.
ГЛАВА 3. ПЕРЕД ТРЕНИРОВКОЙ.
-- Знаешь, почему я сюда хожу?
-- Кровь разогнать, да молодость вспомнить?
-- Не. Фитнесс лишь отчасти. Здесь все просто. Или ты. Или тебя. По честному. Синяки, растяжения. Боль, усталость. И думать об остальном некогда. А выйдешь, ополоснешься... И... Думаешь: скорей бы война что ли?
-- Ты чего, совсем е*анутый?
-- Наверное. Война, она, сука, всё смоет. Всю грязь. Все сомнения. Иначе, здесь, наверное, и не получится...
-- Ты сегодня точно нормальный?
-- Сегодня - точно. В другое время...не помню. Знал бы ты, как мне это всё остопи*дело!
-Что всё? Опять суд просрал?
-- Всё - это всё, Коля. Последние годы я живу... и не знаю зачем. Муть одна. Могу идти на работу, а могу не ходить.
-- Не можешь.
-- Не могу, согласен. Просто могу там не появляться. Долго. И ничего особо не изменится.
-- Ну, так это же классно!
-- Нет. Не угадал. Последние четыре года мы тупо проедаем все, что с таким энтузиазмом зарабатывали ранее. Мы планово убыточны. Такой вот у меня сраный бизнес.
-- Никогда б не подумал, что такое возможно.
-- Я сам такое бы раньше и представить не смог. А вот так ноне... вот так...
-- Тогда объясни мне дураку, а зачем?
-- Не знаю. Уже не знаю. Сначала надеялся на лучшее, хотелось сохранить людей, быть готовыми к новому рывку. Потом, когда стало ясно, что сил на новый рывок, даже если подвернется момент, уже не осталось... Хотелось просто сохранить образ жизни. Распорядок. Отношения. Я ведь в любой момент мог бы все схлопнуть. Мне бы хватило на "дожить". Ты же знаешь, мне ни*уя не нужно.
-- Потому что у тебя уже всё есть. Делать вам не*уй! Один, бля, воевать собрался, другой -- в мечеть. С жиру, бля, беситесь!
-- Кончай, бля! Это у вас, фуражек, так считается. Джентльменский набор: дом-квартира-машина. Тьфу, бля! Не это главное. Но ты даже и здесь не прав! Весь этот набор в натуре теперь уже стоит меньше, чем какой-то сраный местный госчиновник имеет за год.
-- Ну, уж не местный.
-- Да *уй там! Уже и местный. Причем он ни*уя не боится. Он в обойме, там все клювами наружу. Вороны, бля! Я ж общаюсь с ними, вижу, что они могут себе позволить. Да и вообще... базар не за деньги.
-- Че, за державу обидно?
-- Не обидно. Другое слово. Ты ж гуманитарий, лучше сформулируешь.
-- Я -- мент, а не филолог.
-- Слово "филолог" однако же, знаешь! И вообще, ты теперь господин полицейский! Полицай, сука, на оккупированных территориях!
-- Иди ты в пи*ду, Бонда! Закрывай машину, пошли в зал - вон молодняк уже на улицу вышел.
-- Я уже в военкомат ходил, в 201-ю записаться.
-- На*уя?!
-- А так! Но все равно не взяли. Сказали: старый, бля. После сорока - хер, типа, вам!
-- Вояка, бля! Ща в зале пи*дюлей получишь и хватит тебе!
-- Не-е, ты мне скажи, Николай Васильевич! Когда заварушка начнётся, ты меня сразу... ушатаешь... или вполсилы?
-- Какая, на*уй, заварушка, е*анулся что ли?
-- У вас у ОМОНа учения были какие? По усмирению забиженных администрацией рабочих!
-- Ну, во-первых, не совсем так. Там акцент делался на другое. Подстрекателей работяг, провокаторов. Осветили, конечно, ужасно. А во-вторых, тебе-то что, ты же ни*уя не пролетарий!
-- Не скажи, ой не скажи... Да и вообще: у каждого свой майдан.
-- Прекрати, это твоя страна, а то договоришься когда-нибудь!
-- Страна моя, власть - нет! Я пока ещё предприниматель.
-- И что?
-- Не пролетарий, как ты заметил. И, опять же, не пашу на оккупационные власти. Я от них ментально независим. И могу себе позволить больше, а терпеть меньше. Поэтому наше поголовье и снижают. Средний класс, средний класс! Одна говорильня, а реально под нож! Это осознанная политика!
-- Бонда, очнись! Что имеем, то имеем! Мы живем в режиме выбора наименьшего зла. Гораздо хуже, когда вообще никакой власти не будет.
-- Категорически согласен. Но, мне бы так хотелось пожить в режиме выбора между хорошим и отличным.
-- Даже не мечтай! Жри, что дают! Сразу жить станет проще! Делай своё дело нормально и честно, и всё... Или, иди вон...баллотируйся.
-- Я, Коля, брезгливый. И себя люблю. Власть, она не ослепляет туда попавших, как некоторые считают. Там люди деформируются. В странные такие, как объёмный паззл, уродливые с некоторых ракурсов закорюки. Иначе, не пролезут в открывшееся перед ними отверстие. И не закрепятся внутри.
-- Ну, ты-то парень гибкий!
-- Да нихрена! Устал я уже... от компромиссов. А влезешь туда... И всё! Ты много видел тех, кто непокорёженным оттуда выскочил? Ладно, пошли, а то опять нас с тобой отжиматься заставят!
ГЛАВА 4. РАЗГОВОР С МАКСИКОМ.
-- Нинуля, позови-ка ко мне этого... опездола.
-- Которого, Александр Иванович?
-- У которого патлы длиннее твоих. Сисадмина нового.
-- Максика, -- утвердительно сказала Нина. -- Сегодня же пятница. А он у нас на удалёнке...
-- Вот и вызови!
Предыдущий компьютерщик его раздражал. "По ходу зря он такой весь из себя важный, -- жаловался Бонда Юлиане, -- поскольку... нихрена не знает. И узнавать не собирается. Я ему вопрос, а он мне несет какой-то вздор. Чего умничать? Сисадмин, как бухгалтер, должен знать свое дело от и до, да еще инициативы накидывать, что можно, что нужно, что желательно, а на что забить. Так ведь? Или я неправ? А это кто? Тьфу. Сеть нам и аутсорсеры настроят".
Через пять минут Нина внесла планшет с подключенным сисадмином.
-- Здравствуйте, Александр Иванович! - за спиной Макса колыхался непонятный пейзаж.
-- И тебе не хворать, ты кстати где?
Максик замялся, на лице его пробежала череда сомнений и переживаний, однако после подобной перезагрузки он нарочито бодрым тоном сообщил: "В Кемере". И замер. Бояться ему было нечего -- обязательными днями присутствия в офисе были вторник и четверг, но грани самодурства нового шефа разительно отличались от всего того, что доводилось испытывать на себе ранее.
В других местах Максику доставалось за срывы сроков, за ошибки в архитектуре и пр. Здесь же регулярно указывалось на неопрятный внешний вид, на непонимание отсылов к каким-то неизвестным Максику фильмам и книгам. Также обращалось внимание на характер проведения свободного времени и прочее, тому подобное.
Что же касается непосредственно работы, то ничего особенно сложного делать пока не приходилось, и Максик прекрасно справлялся.
История его попадания на эту работу была достаточно необычной. И шёл он устраиваться в совершенно другое место. По объявлению о наборе сотрудников с "хорошими знаниями в области анализа исходных кодов различных программных продуктов для интересной работы в области информационной безопасности".
В белом здании с серебристыми ёлками поговорили немного, посетовали на недостаточную квалификацию и порекомендовали "постажироваться" для начала в другом месте у "одного товарища". Тем более, что работы там всего-ничего и график практически свободный. А что касается увлекательного реверс-инжиниринга, то всему свое время. Сколько тебе лет, юноша? Вот то-то же!
Выйдя на улицу и закуривая, Макс проклял себя за наивный, но честный, по его мнению, ответ на прямо поставленный вопрос: "Почему ты хочешь работать у нас?" Дооткровенничался, дурак! Надо было соврать про романтику и всё такое!
"Одним товарищем" оказался как будто не подозревающий ничего Бондаренко. Взяли нового сотрудника по рекомендации папы "бывшей подружки" Макса, то есть, чуть ли не с улицы. Город маленький.
Однако, Максик не догадывался, что именно фраза потенциального, но несостоявшегося "тестя": "Волокёт прилично, хоть и слегка долбо*б по жизни" стала для Бонды определяющей.
Бонда просмотрел тогда результаты тестов Айзенка и Шпилиса и наполовину незаполненную анкету претендента, похмыкал и назначил личное собеседование. На завтра, на некомфортные семь-сорок пять.
Намеренно опоздал, пятнадцать минут, разглядывая из затонированного "ЭфДжея" претендента, уныло сидящего на крыльце закрытого офиса
Не поздоровавшись и не извинившись, Бонда запустил Максика внутрь и приступил к издевательствам.
-- Служил? - спросил он первым делом, прекрасно зная ответ, но желая услышать интонацию и обоснование.
-- Еще успею, -- грамотно ответил Максик, -- надеюсь, что не в ближайшей пятилетке.
Ему было около двадцати пяти.
-- Не надейся, -- заверил его Бонда, -- я хоть и не алармист, но... Ладно, проехали. Почему в анкете не заполнены пункты 27 и 43-й?
-- А там нельзя ответить односложно, -- аккуратно уточнил Максик.
Бонда хмыкнул:
-- Так и написал бы как считаешь нужным. Чего стесняться?
-- Хотел, но решил, что при необходимости отвечу на собеседовании.
-- Отвечай!
-- По 27 -му вопросу: я не имею устойчивых убеждений, ни политических, ни религиозных. Я нигде не нахожу полного соответствия моим внутренним убеждениям, но во многом я согласен со всеми известными конфессиями. А про политику могу сказать только то, что догадываюсь, что говорящие головы далеко не всегда принадлежат фигурам, творящим реальные вещи.
Бонда посмотрел Максику в глаза:
-- То есть гендиректор - всего лишь марионетка учредителей концессии?
Максик хотел было ответить сразу, но тормознулся, вспомнив, что он всё же на собеседовании, а не в клубе. С другой стороны и не на допросе же! К тому же взыграла обида за неудавшееся трудоустройство к фэйсерам.
-- В нашем случае, -- оборзевшая марионетка, -- ответил он. - Нашедшая некую опору и частично оборвавшая нитки. Но это плохое сравнение.
-- Предложи своё, -- сказал Бонда, ухмыляясь про себя.
Максик подумал.
-- Любое сравнение будет нерелевантно, хотя возможно и красочно. В данной ситуации я бы сравнил Его с красным директором на ставшем капиталистическим заводе. То есть человеком, способным временно облегчить участь коллектива в новых условиях, но беспомощным в перспективе.
А откуда ты ... подчерпнул про "красных директоров"? - удивился Бонда.
-- Читаю много, -- соврал Максик. Старая газетная статья попалась ему вчера на даче. В сортире. Случайно. Или нет?
-- Тогда вспоминай и про тех комуняк, кто не сдулся через несколько лет, а нашел возможности для развития при этом строе.
-- Но, это же... при чем тут коммунисты? -- возразил Максик. - Это карьеристы, просто предприимчивые люди, не отягощенные моральными условностями.
Максик знал, что говорил. Дома, в резко обнищавшей в девяностые семье с тремя политехническими дипломами на четверых (сестра второй год училась на юриста), по-другому и не считали.
-- Хорошо, -- согласился Бонда, -- по 43-му пункту можешь ничего не отвечать. Пофиг мне теперь на твоё семейное положение. Переходим к соглашению сторон. Изучай.
Он достал из портфеля и протянул претенденту прозрачный файл с ярким логотипом.
Макс пробежал глазами по стандартным пунктам, характерным для трудового контракта, но вскоре споткнулся и перечитал ещё раз вслух:
-- "Претендент обязуется принимать участие в дезинформирующих мероприятиях, проводимых ООО "Огасавара", это как?
-- В нынешних реалиях бизнес вынужден идти на систематическое нарушение действующего законодательства. Налогового, это как минимум, -- Бонда смотрел Максу в глаза и улыбался. -- Согласен? Тогда какие могут быть вопросы? Если ты становишься членом команды, то по умолчанию принимаешь условия этого монастыря.
-- Ну, я имел в виду ...
-- Заимеешь -- введёшь! Что еще?
Максик уткнулся в соглашение и решил для приличия спросить что-нибудь ещё. Может быть, здесь этого от него и ждут?
-- "Претендент обязуется не разглашать, -- быстро начал читать он, -- сведения сотрудников, а также клиентов и партнеров ООО "Огасавара", с которыми у ООО "Огасавара" имеются деловые отношения, в т.ч. сотрудников правоохранительных органов, администрации города, муниципальных и коммерческих структур"... Я хотел бы уточнить характер сведений. По третьим лицам.
Бонда ухмыльнулся про себя: "Всё ты прекрасно понимаешь, ну да ладно, получи немножко больше":
-- От типовых персональных данных, то бишь ФИО-паспортные-реквизиты, до времени и целей посещения ими нас, а нами -- их. Степень взаимного доверия, характер взаимных услуг и расчеты по ним, вообще вся денежно-материальная движуха. Личные сведения - привычки, предпочтения, особенности характера. Даже распорядок дня.
-- Это-то, каким местом?! -- изумился Макс.
-- Если один долбойоб по дурости слил информацию, что прошла сделка КЭШем [Наличными деньгами], скажем в Катере [Катер, Ёбург - Екатеринбург], а второй не удержал в себе сведения о маршруте и времени, то скажи мне, как быстро можно будет поставить засаду или организовать подход на конкретный автомобиль? Где-нибудь под Карабашом... или даже Энском... Рассказать, как такое делается? Девяностые не закончились! Вбей это себе в башку.
Макс оторопело кивнул головой. Такого он не ожидал.
-- Отследили, сопроводили, -- продолжил Бонда, -- убедились по составу, обогнали или созвонились с теми, кто ниже по течению. Пригоршню саморезов или чего похуже на нужном участке. Или типа мобильный пост гайцов, там ведь поток не такой, как на трассе... А чего это у тебя глазёнки-то заблестели? Да шучу-шучу, просто надо предусматривать все возможное, тем более, что порою случается и невозможное. Просто невероятное какое-то порою случается, -- усмехнулся он нахлынувшим воспоминаниям.
-- В Кемере, говоришь? -- задумался Бонда, -- А что, Максик, это даже хорошо! Даже лучше, чем отсюда. Сиди там, я завтра-послезавтра прилечу. Лизавету заодно выгуляю. Скинь Нинуле координаты. Есть для тебя работа!
ГЛАВА 5. О, ДЕКОЛОНИЗАЦИЯ!
Скорее всего, конец 2030-х.
-- Что на сегодня?-- спросил Бонда Олега Михайловича, -- опять спать буду? Или что-то делать нужно?
-- Александр Иванович! Сегодня у Вас встреча с Викторией Сергеевной, а там уж как она решит. Если всё по плану, то будете работать в "шлеме" в альфа-состоянии.
-- Значит снова спать, -- заметил Бонда, -- я таким макаром через два месяца в свою старую одежду не влезу!
-- Влезете, Александр Иванович, активный массаж и протобассейн никто не отменял. Вы должны быть в хорошей форме!
"Вот хоть в этом наши желания совпадают", -- подумал Бонда.
Его больше волновало другое. Точнее другая. И это не была Виктория Сергеевна, которая в свои семьдесят или сколько ей там, тоже выглядела вполне ебабельно. Лет на пятьдесят с копейками. Высокая, подтянутая. Ухоженная. Почти такая же, как в последний раз, когда он её видел. Впрочем, те, кому на самом деле было пятьдесят, и имели соответствующие возможности, смотрелись гораздо аппетитнее. Всё-таки, не сумев справиться с большинством неизлечимых заболеваний прошлого, в некоторых областях современная медицина творила чудеса.
Тому же Бонде убрали большинство морщин, омолодили кожу и вернули пигмент в сохранившуюся, в отличие от большинства сверстников, шевелюру. Закачали гелем суставы, почистили и укрепили сосуды. Регенерировали клетки печени и почек, подняли иммунный порог.
В принципе всё это было возможно и на Западе, но стоило каких-то совершенно ненормальных денег. И главное было даже не в деньгах, в конце концов, и здесь ему, при другом раскладе, весь этот люксовый комплекс мероприятий обошёлся бы ... скажем так, подороже.
Главное было в том, что при проклятом капитализме не любили делать всё хорошо. Под словом "хорошо" Бонда подразумевал "За вменяемые деньги и надолго. А по возможности -- навсегда".
Так вот, никто на Западе навсегда, даже если это было осуществимо, ничего делать не собирался. И надолго, как правило, подразумевалось "в пределах гарантийного срока". А зачем? Ведь тогда ты не придешь через три года и не купишь новый автомобиль, телеящик, компьютер? Поэтому уже с начала века люди стали предпочитать выпущенную ранее технику, которая, в противовес новой, работала, и работала, и работала...
Грузовики и обувь, стройматериалы и электроника -- всё отныне, прослужив недолго, ломалось, разваливалось, расклеивалось, рассыпалось и не подлежало ремонту.
Вся экономика была заточена на стимулы к последующим покупкам, повторные визиты за недооказанной услугой, создание очередных проблем, которые можно временно решить, и потребностей, которые следовало временно удовлетворить.
Думающие люди ненавидели подобный подход, и Бонда здесь не был исключением. И вот, когда уже старожилы стали забывать о легендарном качестве былых вещей, а молодежь перестала верить подобным свидетельствам, на Запад потянулся ручеёк товаров из нового Союза.
Возобновленные в десятых, неафишируемые до войны, исследования в областях фундаментальной физики, прикладной и вычислительной математики, биотехнологий, да и, что уж там говорить, бывшей королевы -- энергетики, привели таки, хоть и с серьёзным запозданием, к наработке новых технологий и материалов, уникальных медико-биологических средств, приборов и аппаратов на новых физических принципах.
О, Деколонизация!
Информкубы и мультирегистраторы, легковые флайдеры и экранопланы, какие-то фантастические заживляющие пластыри и адаптанты, силовые и энергетические модули с засекреченным содержимым и сумасшедшими выходными показателями...
Дорого. Очень дорого. Но те фрики, которые всё это покупали, вдруг запищали от восторга! Ничего не ломалось, качество было превосходным, а типичная брутальность союзного промышленного дизайна привносила оттенок оригинальности и некоего фрондёрства обладателя.
Когда спрос стал лавинообразным, неожиданно для всех опустился этот самый золотой занавес. Санкции, запреты, кольца безопасности, что объяснять - всё и так известно! И всё закончилось.
Союзная пропаганда объясняла, что только экономика, основанная на сиреневых принципах, способна реально заботиться о благе человека. И если ты надолго, а быть может навсегда, закрыл, например, вопрос по индивидуальному средству передвижения, то сможешь потратить заработанное уже в другой сфере. Например, путешествуя или строя дом.
Грубо говоря, большая часть экономики переместилась из мира вещей и предметов в сферу услуг и творчества.
Зачем тебе нужен персональный флайдер при нормально работающем общественном транспорте? Вместо стимулирования понтов не лучше ли слетать на Камчатку, где ты не был? Или вложиться в совместную покупку авиастата?
А что? Хорошее предложение - до закрытия позиции осталось всего две вакансии! Оплатишь обе -- получишь в пользование двойной временной лимит. Налетаешься до у...сталости, пусть лучше так! Налог, правда, тоже двойной. Но немногим больше, чем за личный флайдер, который тебе не так уж и нужен, правда? И где земля, а где небо? А? Вот то-то же!
Возможностей заработать на хлеб насущный -- море! И не только в промышленности. Вполне можно организовать какие-нибудь индивидуальные туры по мегаполисам или заповедникам. Обучать плетению корзин или основам универсальных единоборств. Натаскивать стремящихся соискателей на конкретную шкалу КРЛ или просто публиковать байки о мерзком прошлом. Причем, не делая это с утра до вечера, шесть дней в неделю.
Если у тебя не хватает (для поддержания штанов и\или заполнения лимита, требующегося по закону) количества отработанных в месяце часов, всегда можно завербоваться на временные универсальные работы, подчас не требующие особой квалификации. Например, по уборке территорий и помещений...
Сиди себе за джойстиком, да гоняй на экране иконки пылесосов или газонокосилок! Ну, там, правда, ещё требуется эту технику обслуживать -- менять картриджи, вытряхивать контейнеры и всё такое... Но, это же всего раз-два за час! Зато можно параллельно обучаться чему-то более доходному. Аудиокурсы придуманы не только для изучения иностранных языков. Тем более, что профессия переводчика практически канула в лету -- даже художественные переводы быстрее и качественнее выполнялись компьютерными программами. Что уж говорить о синхроне?
Бытовые проблемы теперь решались на раз. Бонда помнил постсоветскую поговорку-вопрос: "Почему стиральную машину можно купить, а на гладильной надо жениться?" Но уже в десятых появились отличные бытовые отпариватели и мультиварки, составившие компанию стиральной машине-автомату. И масса доступных аутсорсинговых услуг для криворуких и беспомощных. От "мужа на час" до "жены на отпуск".
Бонда впервые начал понимать и принимать идеи двадцатых годов двадцатого же века о кухнях-фабриках, избавляющих от бытовых забот и всём таком прочем. Действительно какие-то идеи порою опережали свое время.
Бонда понимал, что традиционные представления о семье, как об ячейке общества устарели, но... Принять это было невозможно.
До обобществления жен и в новом Союзе конечно же не дошло, но некоторый сдвиг во взаимоотношении противоположных полов все же случился.
Виной тому были не только технический прогресс, позволяющий как мужчинам, так и женщинам жить отдельно, не образуя семьи в её классическом понимании, но и некоторые другие факторы. Регулярные переезды, вызванные как рабочей необходимостью, так и плановой ротацией кадров. Дети, фактически с малых лет живущие в современных интернатах, которым многие родители делегировали право не только на обучение, но и на воспитание. Раскрытие тайн биохимии чувств и зарабатывающая на этой десакрализации фармакология. Средства коммуникации, позволяющие даже сексом заниматься дистанционно. Культ личных и командных достижений.
И где здесь место уютному семейному гнездышку с совместными обедами, просмотрами фильмов и походами по магазинам? Если у вас даже графики отпусков не совпадают! Да и планы на этот самый отпуск, как правило, разные. И интересы, и, соответственно, компании.
Вот и наступили времена, когда продолжительные "комплексные" (как стали всё чаще говорить) отношения, не идущие сторонам в тягость, стали, скорее исключениями. Свойственными, прежде всего, перерожденцам. И то... далеко не всем.
Это отнюдь не говорило о повальном адюльтере, напротив отношения полов, как показалось Бонде, стали излишне асексуальными. Партнерскими. Договорными. Скучными.
Зачем нужен постоянный спутник (спутница) жизни, если ваши орбиты пересеклись ненадолго? Да, пока вы попутчики! Но уже завтра всё может пойти по-другому. Дан приказ - ему на Запад, ей -- в другую сторону... Не исключено, что снова встретитесь - Земля-то круглая!
Секс стал для большинства обычным (и где-то даже постыдным) физиологическим отправлением организма, подобно дефекации или мочеиспусканию. Бонда поражался асексуальности молодёжи, предпочитавшей не портить отношения низменными чувствами, прекрасно утоляемыми мастурбаторами. Новые поколения в этом плане не заморачивались абсолютно.
"Стакан воды" перестал являться самоцелью. Для озабоченных бешенством матки или других органов имелись в наличии фармакологические способы гармонизации. Для особо непонятливых существовал Уголовный кодекс.
В-общем трахались, как придётся. Но из-за несчастной любви по прежнему легко выходили из окна.
Новая власть поначалу пыталась было бороться с так называемыми "пережитками темных времен", но вскоре поняла, что кое-где базис идет в противоречие с современной надстройкой, а некоторые аспекты политики "новой архаики" не отвечают вызовам времени.
Здоровый индивидуализм был востребован, возможно, даже больше, чем раньше. Зачастую личное благополучие основывалось на мобильности и предприимчивости, стремления к самообразованию и познанию мира... Работа над собой в нужном обществу направлении только способствовала его, общества, процветанию. Расти сам и помоги вырасти другим! В-общем, здоровый коллективизм не должен затмевать интересы здоровой во всех смыслах личности!
Поэтому упор был сделан на чистоту моральных качеств, отсепарированных в духе времени. На разъяснения того, что сегодня должно являться достойным предметом личной заботы, какие требования выдвигает новое общество и к чему следует стремиться.
И порою, пресловутая слезинка не перевешивала прагматизм. Наверное, так было всегда, но только сейчас, после войны, когда превращались в пыль чаяния миллионов, это стало настолько очевидным. Не остановится многотонный локомотив перед Карениной, просто не успеет. Думайте сами, решайте сами... И не становитесь поперек.
Если ты всё ещё настолько материалист и погнался вдруг за стихийной модой, захотел новых опций и нестандартных ощущений - заплати за утилизацию своего старого имущества! Или сделай зачёт по принципу когда-то используемого в автосалонах "трейд ина". Если на виртуальной барахолке в течение определенного времени найдётся желающий на твоё добро.
До санкций проблема "куда девать ставшее ненужным" решалась проще: почти весь ненужный ширпотреб уходил за границу. И денег за утилизацию тогда, кстати, не брали.
Современные способы производства и унификация множества элементов конструкций позволяли зарабатывать предприятиям даже на средних партиях товара. Которым без разницы - печатать, скажем, композитные панели экранопланов или обшивку аэростатных гондол.
Две третьих сотрудников находились, как правило, на среднесрочных контрактах. Надо будет - пригласят ещё, сократятся заказы - контракты не продлеваются. Работы в стране -- вагон и маленькая тележка, на улице не останешься! Мобильность и достойная квалификация позволяли не заморачиваться по поводу доходов. Часть комплектующих собственного изготовления, как правило, продавалась на сторону, часть закупалась и доставлялась со стороны. Администрирование, прогнозирование и планирование отточены до совершенства. Хозрасчет-то никто не отменял - не забалуешь!
Чиновники большей частью превратились в относительно немногочисленную, но на взгляд многих чрезмерно высокооплачиваемую касту модераторов и операторов новой системы, все больше сводящей влияние человеческого фактора к минимуму. Само слово "чиновник" постепенно вышло из оборота, а молодёжью воспринималось как архаизм, пришедший из депрессивной русской литературы 19 века. Чиновник, губернатор, полицейский, пристав, городовой! Ха-ха-ха!
Государство же, памятуя об ошибках предшественников, оттяпало под свой контроль всё самое вкусное и перспективное. Сырьевые отрасли, энергетику, ВПК, транспорт и связь. Говорили, что речь шла о 95 %, а оставшиеся пять сохранились в частной собственности. Кто его знает? Но цифра 5% долгое время была на слуху. Возможно, народное мифотворчество просто определило допустимый максимум?
Наука, медицина и народное образование вернулись к преимущественно государственному финансированию. Однако и там все было непросто.