Серия : Мистика Любви. Андрес Буэнвентура - и - Гарсия (псевд.).
Литературный импрессионизм.
ЖЁЛТАЯ РОЗА В ЕЁ ВОЛОСАХ.
Черный снег. Хрустальные слезы.
Хрустальные слезы на черном снегу.
Но это еще не конец, нет.
Мир еще осязаем. И слышна еще печальная свирель.
Но вот хрустальные капли мутнеют, трескаются и превращаются в серую пыль.
Светлая музыка стихает.
Остается только черный снег.
И звенящая тишина.
1.Пролог.
Вступительные экзамены в театральную Королевскую Академию. Сегодня надо что-то читать. То ли стихи, то ли прозу. Главное, что не басню. С баснями у Него никогда не ладилось. А всё остальное, что ж, не страшно. Страшно - то, что уже нельзя ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда. Тёмный коридор, жёлтая старинная дверь, позеленевшая от времени медная изогнутая ручка. Необъятный гулкий зал, в самом его конце - Приёмная Комиссия. Седой Метр - прославленный, чем-то давно и прочно позабытым. Справа от него - молоденькая актриса, звезда новомодных телесериалов. Рядом - ещё какие-то, смутно узнаваемые. - Ну, молодой человек, просим, зачитывайте. Просите? Ну что ж, ладно. Он сглатывает предательскую слюну, и, глядя безразлично и отрешённо куда-то поверх голов важных и знаменитых, начинает:
Жёлтое солнце в её волосах. Утро над быстрой рекой. И о безумных и радостных снах Ветер поёт молодой.
Жёлтое солнце в её волосах. Жаркий полуденный зной. И о мечтах, что сгорели в кострах, Ворон кричит надо мной.
Синее море, жёлтый песок. Парус вдали - одинок. Ветер волну победить не смог, И загрустил, занемог.
Жёлтая роза в её волосах. Кладбище. Звёздная ночь. И бригантина на всех парусах Мчится от берега прочь.
Камень коварен. Камень жесток. И словно в страшных снах Маленький, хрупкий жёлтый цветок Плачет в её волосах.
Он читал, говорил, рассказывал - чётко и размеренно, как автомат. Пять минут, десять, двадцать, тридцать. О чём? О былой любви, ушедшей навсегда, об удачах, обернувшихся позором, о несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся обманом. В старинном гулком зале звучал только Его голос, все остальные звуки умерли. Члены Комиссии замерли в каких-то нелепых позах, внимая, словно во сне безграничной юношеской тоске, и чему-то ещё - страшному и жёлтому, тому, что не поддаётся объяснению словами человеческого языка. Но вот он замолчал. Нет, не потому, что стихотворение закончилось. У этого стихотворения не было ни конца, ни начала. Он мог бы ещё говорить час, сутки, год, век. Просто - уже нельзя было ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда. Его голос затих, а тишина осталась. Она ещё звенела и жила секунд тридцать - сорок. Потом послышались громкие протяжные всхлипы. Это молоденькая актриса, звезда новомодных телесериалов, рыдала, словно годовалый ребёнок, роняя крупные - как искусственные японские жемчужины, слёзы. - Извините, но Она, что же...- умерла? - Чуть слышно спросил Седой Метр. - Нет, Она жива. Просто, неделю назад вышла замуж. Не за меня. - Ответ был безразличен и холоден, как тысячелетние льды Антарктиды, спящие на глубине трёх, а то и четырёх километров. - Извините меня, господа. - Он резко развернулся, и на негнущихся ногах, неуклюже, словно загребая невидимый снег, пошёл к выходу. Чёрные ступени, занозистые перила. Тяжёлая неподдающаяся дверь. Серая улица. Слякоть, желтые тусклые фонари. Ветер гонит по улице бумажный мусор. Седой Метр догнал Его только у автобусной остановки. Схватил за рукав куртки, развернул, положил ладони рук на тёплые юношеские плечи. - Мальчик, что же ты? Ведь всё ещё впереди. А экзамены... Да что там! Ты принят. Принят в мою Мастерскую! Станешь великим Артистом. Призы, премии, удача, слава. Она узнает, и вернётся к тебе. Или, Бог с ней, что уж там. Другие будут. - Спасибо, Метр, - Безучастно и равнодушно Он смотрел на белые перистые облака, целеустремленно плывущие куда-то на юг, - Я уже всё решил. Долг мечте заплачен. На этом - всё. Я улетаю - самолёт на Карибы уже вечером. Зелёное море, мартышки, попугаи... Буду там пиратствовать понемногу, или клады старинные искать, или ещё что-нибудь там. А потом на белом-белом песке заброшенного пляжа встречу смуглую мулатку, хрупкую и беззащитную. Полюблю её. А она полюбит меня. И родится у нас дочь - крохотная и озорная, обязательно - со светлыми кудряшками. И я назову её - как звали Ту. И буду любить. И все пылинки сдувать. И если кто-нибудь подойдёт к моей девочке близко...- Его глаза, ранее безучастные и равнодушные, вдруг стали настолько безумными и страшными, что Седой Метр отшатнулся в сторону. - Прощайте, Метр. Не поминайте лихом. Подошёл автобус, забрал нового пассажира, и умчался куда то - в безумную даль. Седой Метр ещё долго стоял на остановке, рассеянно скользя взглядом по обшарпанной афишной тумбе, проезжающим пыльным машинам и редким пешеходам. Он стоял и думал: - А что, чёрт побери! Может тоже стоит наплевать на всё и всех, да и уехать в Карибию. И там, на белоснежном песке заброшенного пляжа, встретить свою мулатку, хрупкую и нежную, и обязательно - с жёлтой розой в волосах.....
2.Рыбалка на дальнем берегу.
Обычно, если Вы находитесь на берегу моря - например, на пляже славного городка Ниццы, или, допустим, какой-нибудь там Канберры, - стоите и глядите себе под ноги, а потом медленно поднимаете голову, то Вашему взгляду последовательно открывается череда изысканных картинок : песок, песок, море, море, линия горизонта, небо, небо, небо...
Но так бывает далеко не везде и не всегда.
Например, у нас, на набережной городка Сан-Анхелино, поздней весной или в начале лета, при полном безветрии, на рассвете - между шестью и семью утренними часами, череда картинок будет иной : песок, песок, море, море, море, море, (а может уже небо?), точно небо, (а может еще море?), море...
И никаких фокусов - просто море и небо совершенно одинакового ярко бирюзового цвета - линия горизонта отсутствует, небо и море сливаются в нечто Единое, Неразделимое и Неразгаданное....
Ничего прекрасней на белом свете нет.
И если Вы еще не наблюдали этого чуда, то Вы - счастливчик, у Вас впереди первое, ни с чем несравнимое свидание с ним.
Ну а тот, кто уже стал свидетелем сего Непознанного, покидает сей блаженный берег только по крайней необходимости или по зову сил Высших...
Вот так всегда - когда не клюет, всегда тянет немного пофилософствовать.
А кстати, если Вы никогда не рыбачили на Карибском море и при этом не имеете крепких зачатков ихтиологических знаний, то и не пытайтесь.
Здесь большинство рыбьего населения - создания крайне ядовитые и вовсе несъедобные, а некоторых и в руки брать не советую - ожог обеспечен.
Даже я, проживший в этих краях без малого три года, предпочитаю ловить только pezo, как их называют местные аборигены, впрочем, я почему-то уверен, что это обычная молодь барракуды, хотя могу и ошибаться.
Зеленый поплавок, сделанный из пера попугая, медленно пошел в сторону, покачнулся и уверенно утонул.
Подсечка, короткая борьба, и длинная зеленая рыбина, широко разевая зубастую пасть, запрыгала по белому песку.
Это уже третья за утро - право, недурно.
Теперь можно не торопясь перекурить.
Сан-Анхелино наконец проснулся.
Многочисленные женщины и мужчины заторопились куда-то по узким, мощеным диким необработанным камнем улицам - кто-то по делам, но большинство просто так - ради променада, пока не наступил полуденный зной, а, следовательно, и сиеста - четырех, а то и пятичасовой послеобеденный сон где-нибудь в тени.
В бухту, надсадно подавая хриплые гудки, ввалился грузный лесовоз "Кьянти", оставляя за собой мазутные пятна и устойчивый запах керосина.
Рыба больше не клевала.
Оранжевое, все еще утреннее и поэтому не особенно злобное солнышко, выглянуло из-за банановой рощи, что уютно расположилась у меня за спиной.
Оптический обман тут же приказал долго жить, меняя цвета и перспективы.
И вот уже нежно-зеленое море было безжалостно разлучено с голубовато-лазурным небом - будто кто-то торопливо провел по прекрасному полотну тупым ножом, оставляя где-то в немыслимой дали грубый шрам - линию горизонта.
Нежное прохладное утро тихо и незаметно скончалось, родился безжалостный в своей грядущей жаре новый тропический день.
Заброшенный белоснежный пляж, но за эти без малого три года стройная и симпатичная мулатка, хрупкая и беззащитная, на нём так и не появилась.....
А вот жёлтые розы в Сан-Анхелино - повсюду: в палисадниках, вдоль дорог, между апельсиновыми садиками и банановыми рощами, и, даже - в сквере на Центральной Площади, там, где Городская Ратуша.
3.Трактирные зарисовки.
За массивным, сработанным из мореного дуба, щедро залитым прокисшим красным вином столом, икая и раскачиваясь из стороны в сторону, горько плакал старый одноухий гоблин.
Он плакал об ушедшей навсегда молодости, о былой любви, затерявшейся где-то, об удачах, обернувшихся позором, о несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся обманом.
И словно вторя старику, сочувствуя и соглашаясь с ним, по трактирному залу летела, как будто сама по себе, словно живя собственной жизнью, старинная каталонская баллада:
"Былой отваги времена
Уходят тихо прочь.
Мелеет времени река,
И на пустые берега
Пришла Хозяйка-Ночь".
Гоблин изредка всхлипывал и в такт песне стучал оловянной кружкой по столу, разбрызгивая пролитое вино во все стороны.
Негромко прозвенел колокольчик, узенькая входная дверь распахнулась, и в pulperia* вошёл новый посетитель весьма примечательной наружности.
Роста - среднего, толст, широк и неповоротлив, одет в поношенный сюртук старинного фасона . Рыжая лопата-борода. На месте правого глаза - черная повязка, в левом ухе - массивная серебреная серьга, на боку - огромный тесак непонятного предназначения.
Обладатель рыжей бородищи проследовал к самому дальнему столику, за которым одиноко завтракала молодая, очень скромно одетая девушка.
Девушка была премиленькая - курносый веснушчатый нос, серые огромные глаза, спрятанные за учительскими очками, темные волосы, собранные в классический конский хвост.
Я отправился в ванную комнату и срочно сунул голову под струю холодной воды.
Дело в том, что я после третьей-четвертой рюмки горячительного начинаю воспринимать действительность в несколько иллюзорном, можно даже сказать - в совершенно романтическом виде.
В чем тут дело - загадка природы. Но последняя рюмка виски была именно четвертой.
Наспех стряхнув капельки воды с волос, я вернулся в обеденный зал.
Гоблин, как и ожидалось, был вовсе и не гоблин, а даже наоборот - представительный и солидный мужчина преклонных лет..
Естественно, господин этот вовсе не икал и из стороны в сторону не раскачивался, а сидел за столом чинно и благородно, зажав в руке фужер с белым сухим вином.
Что касается наличия или отсутствия ушей, то установить это прямо сейчас было крайне проблематично - по причине наличия роскошной гривы седых волос, ниспадавшей на плечи сеньора.
А вот сам трактир, носящий вычурное название "La Golondrina blanko*" (местный аналог "белой вороны" -?), крепкий дубовый стол и каталонская баллада являлись непреложными реалиями.
Симпатичная девушка и её экстравагантный ухажер, однако, никуда не исчезли.
И многие посетители, почтившие у этот утренний час трактирчик своим присутствием, с нескрываемым любопытством наблюдали за этой приметной парочкой.
Господин с пиратской внешностью неуклюже опустился на одно колено, достал из кармана сюртука небольшую желтую розу на коротеньком стебле, непривычно лишенном шипов, и, сказав несколько слов - неслышных для других посетителей, протянул цветок девушке.
Она смотрела на своего неожиданного кавалера с весёлым удивлением.
Но совсем необидно.
Так смотрят на старого верного дворового пса, неожиданно притащившего в зубах шляпу зануды-соседа.
Девушка бережно взяла цветок, и одарила своего кавалера робкой улыбкой.
Секунду-другую помедлив, она осторожно воткнула стебель розы в свои волосы.
И тут случилось непонятное - и молоденькая сеньорита, и её кавалер как-то странно полу застыли, словно замёрзли, движения их стали замедленными и плавными.
Медленно-медленно рыжебородый поднялся на ноги, девушка - и это её простое движение заняло как минимум десять секунд - протянула ему на встречу руки.
Они неловко застыли в этом стремлении друг к другу - и вдруг какая-то неведомая сила. сопровождаемая негромким хлопком, отбросила их в разные стороны.
Девушка была мгновенно опрокинута вместе со стулом на пол, мужчина отлетел метров на десять в противоположную сторону, пребольно ударившись об стену.
Посетители немедленно бросились на помощь, и через минуту пострадавшие уже самостоятельно стояли на ногах.
Очевидно, происшедшее не причинило им значимого вреда, только мёртвый жёлтый цветок неуклюже скорчился на полу.
- Извините, Мэри, извините, - выдавил из себя мужчина.
- Мне тоже очень жаль, Зорго, очень жаль..., - дрожащим голосом ответила ему девушка.
Посетители кабачка деликатно отошли в сторону, о чём-то огорчённо переговариваясь.
4.Легенда о Жёлтой Розе.
Эта история произошла лет сто назад, а, может и все сто пятьдесят.
Карибия тогда только-только обрела независимость.
Сан-Анхелино назывался тогда как-то по другому и был то ли большой деревушкой, то ли маленьким посёлком, дававшей приют разным тёмным личностям и авантюристам всех мастей - пиратам, золотоискателям, охотникам за старинными кладами, преступниками, скрывающимися от правосудия стран Большого Мира....
А какое настоящее беспутство может, собственно говоря, быть, если женщин в деревушке практически и не было - так, несколько индианок, да толстая старая афроамериканка донья Розита, владелица трактира "La Golondrina blanko" - да, того самого.
И вот, представьте себе, в католической Миссии, что располагалась рядышком с этим посёлком авантюристов, появляется девушка-американка необыкновенной красоты - высокая, стройная, молоденькая.
Ухаживает в Миссии за больными, детишек индейских английскому языку обучает и в посёлке появляется только по крайней необходимости - в галантерейной лавке ниток-иголок купить, да на почту наведаться.
Звали её - Анхелина Томпсон, и была она такая хрупкая, грустная и печальная, что глядя на неё даже у бродячих собак на глазах наворачивались слёзы.
Говорят, что её жених трагически погиб где-то, вот она от тоски и уехала служить Господу в далёкую Миссию.
Но разве это могло остановить местных головорезов, истосковавшихся по женскому обществу? Стали они все оказывать мисс Томпсон различные знаки внимания - цветы разные тропические охапками дарить, самородки золотые через посыльных мальчишек-индейцев предлагать.
Только не принимала она никаких подарков, да и вообще ни с кем из местных кавалеров даже парой слов не перебросилась - идёт себе, глаза долу опустив, на вопросы и приветствия не отвечает.
Лопнуло тогда у бродяг терпение. И однажды под вечер дружной толпой человек в сто пожаловали они к недотроге в гости.
Жила мисс Анхелина в глинобитной хижине рядом с Миссией и выращивала на крохотной клумбе жёлтые розы - неизвестные тогда в Карибии, видимо с собой из Штатов черенки привезла.
Вернее, роза была всего одна - остальные не прижились.
И выдвинули тогда пришедшие бандерлоги девушке недвусмысленный ультиматум - мол, либо она сама незамедлительно выберет своего избранника, либо всё решит честный жребий.
Так ли, иначе - свадьбе к заходу солнца быть.
Грустно улыбнулась тогда Анхелина и спокойно так отвечает, мол, я конечно, уступаю насилию, и выбор свой сделаю сама - срежу сейчас свою жёлтую розу и избраннику своему вручу.
Радостно заволновались женихи, завопили в предвкушении спектакля.
А девушка взяла у ближайшего к ней примата кинжал острый, осторожно срезала свою розу, тщательно шипы все со стебля удалила, и аккуратно воткнула - розу - себе в волосы, кинжал - себе в сердце. И упала бездыханной.
Долго стояли бандерлоги над мёртвым телом, стояли и молчали.
А потом похоронили девушку, а над могилой часовню поставили.
А город нарекли - Сан-Анхелино.
И стали все и повсюду выращивать жёлтые розы.
А потом - как-то сама собой родился обычай: если мужчина хочет предложить девушке или женщине руку и сердце - он ей дарит жёлтую розу.
Если она согласна - то пристраивает цветок в свою причёску.
Вот здесь всё и начинается.
Видимо, дух невинно убиенной Анхелиты так и не нашёл покоя, всё бродит по городку да и вмешивается в дела любовные.
Когда, например, мужчина неискренен, или намерения имеет нечестные, то тут же раздаётся хлопок, и виновник впадает в летаргический сон.
Нет, не навсегда, каждый раз по-разному - видимо - в зависимости от степени нечестности.
Кто-то десять минут спит, кто-то месяц.
Ну и с женщинами и девушками тоже самое происходит.
А бывает, что и оба засыпают. Одна пара полгода проспала - потом одновременно проснулись, встретились, поглядели друг другу в глаза, а сейчас ничего - друзья закадычные - но и только.
Говорите, Мэри и Зорго только в разные стороны отбросило, никто из них не уснул?
Такое тоже бывает. Это значит, что намерения у обоих были искренними, но Высшие Силы всё равно вмешались - разные, значит, у них Судьбы.
Хотя и жаль - красивая могла бы быть пара.
Мэри - учительница в школе, скромная, добрая, приличная девушка.
Зорго - капитан на парусной шхуне. Туристов катает, грузы разные перевозит, иногда от скуки клады на островах ищет. Ни в пиратстве, ни в контрабандных делах замечен не был - редкость для Карибии нешуточная. Короче говоря - честный моряк.
Жаль, что у них не сложилось, искренне жаль.
А бывает, когда девушка в свои волосы жёлтую розу, принесённую кавалером, втыкает - над Сан - Анхелино вдруг радуга загорается.
Это значит, что всё хорошо, и Святая Анхелина этот брак благословляет.
Эту Легенду, а, может, и не Легенду вовсе, рассказала мне сеньора Сара Монтелеон, очень красивая женщина "чуть" за сорок.
Гордая осанка, грива роскошных чёрных волос, взгляд - когда в хорошем настроении - два голубых светлячка, когда изволит сердиться - две голубые молнии.
Если честно, то она мне уже давно нравится. И после этого её рассказа мне тут же захотелось подарить ей жёлтую розу.
Но, но.... Шансов, что она примет этот подарок, практически нет.
Между нами - пропасть. Обстоятельства непреодолимой силы.
5.Тропическая математика.
О том, как сеньора Сара Монтелеон осчастливила Сан-Анхелино своим многолетним присутствием, Вам расскажет любая местная picarilla*, спросив за эту услугу совсем даже недорого - рюмку-другую местного aguardiente** и маленький урок "настоящего" английского для своего попугая.
История прекрасная и страшно романтичная, а суть ее заключается в следующем : самое эффективное в этом мире средство, обостряющее ум человеческий до невиданных высот, - это чашка кофе chigos***, выпитая под черную карибскую sigaros**** в нужном месте, в нужное время и в правильной Компании.
Итак, незадолго до Рождественских Праздников, мисс Сара Тина Хадсон , двадцатипятилетняя аспирантка кафедры Высшей Математики Университета города Нью-Йорка, грядущее светило точных наук, красавица и умница, чинно сидела в кондитерской "Пятая Авеню", что располагается на одноименной нью-йоркской улице, за чашкой жидкой бурды, которая по какой-то жуткой ошибке именовалась "кофе", и старательно продумывала сотый вариант решения знаменитой теоремы Ферма.
В те времена, в так называемой интеллектуальной среде, это считалось достаточно модным и почетным занятием.
Да и размер премии, обещанной каким-то толстосумом за правильное решение, если говорить откровенно, впечатлял.
В этот ответственный момент, зловеще заскрипев, как говорят в модных романах о роке и неотвратимой судьбе, открылась дверь кондитерской, и в заведение вошел смуглый малый двухметрового роста.
Судя по обветренному , украшенному двумя неровными шрамами лицу, вошедший был моряком, а его милый акцент, который проявился несколько позже, явно свидетельствовал о его испанском или вест индийском происхождении.
Это был никто иной, как Симон Монтелеон , знаменитый в иных соленых водах капитан парохода "Ватерлоо" , перевозившего особо стратегически важные для Карибии товары - бананы, апельсины и лимоны, коренной житель славного города Сан-Анхелино.
Молодые люди познакомились и славно поболтали, выпив по чашечке вышеупомянутого светло-коричневого несладкого напитка.
Случайно узнав, что эта отвратительная жидкость называется "кофе", моряк сперва удивился, потом рассердился, затем разгневался.
Расстегнув долгополый походный сюртук, выхватил из-за широкого кожаного пояса весьма внушительный абордажный тесак и приставил его к горлу несчастного хозяина кондитерской, требуя объяснить смысл этой несмешной шутки.
После последовавших затем незамедлительных и витиеватых извинений, благородный дон Симон решил простить глупого gringo и даже, достав из бездонного кармана своего сюртука изящную жестянку с неким ингредиентом, приготовил на кухонном примусе для всех желающих ковшик настоящего chigos.
К этому моменту большинство посетителей благоразумно покинуло опасное заведение.
Но мисс Сара Хадсон осталась сидеть на прежнем месте.
Безусловно, она была несколько фраппирована поведением своего недавнего собеседника, но ничуть не испугана - ведь общеизвестно, что испугать шотландскую леди гораздо труднее, чем даже решить неразрешимую теорему Великого Ферма.
- Милая Сара, - чуть смущенно проговорил неустрашимый морской волк, - Отведайте, пожалуйста, благородного chigos с карибских плантаций. В его вкусе - вся правда о моей прекрасной Родине. Сделайте глоток, закройте глаза - и Вы погрузитесь в мир прекрасных видений. Голубые далекие горы, полные неизъяснимой печали и зовущие в дорогу - прочь от родного очага, за неведомой призрачной мечтой; стада белоснежных лам, пугливых и грациозных, как наши детские сны, беспокойные, никогда не засыпающие джунгли, и море, Великое Карибское Море, Море Морей...
О мисс Сара, как жаль, что я не родился поэтом.
Прикурив черную, непривычно длинную сигарету, Симон Монтелеон продолжил :
- А если Вы, в перерывах между глотками chigos сделаете несколько затяжек этой черной карибской sigaros, то перед Вами могут открыться многие тайны мироздания....
И тут произошло неожиданное.
Изысканная, элегантная, по последней моде одетая нью-йорская леди сделала маленький глоток chigos, и, поставив на столик свою чашечку, бестрепетной рукой, затянутой в тугую лайковую перчатку, решительно выхватила из пальцев оцепеневшего капитана sigaros и сделала глубокую профессиональную затяжку.
Результат превзошел все ожидания.
Глаза мисс Сары Хадсон широко распахнулись и засияли словно два самоцвета, собольи брови удивленно взлетели вверх, а маленькие карминные губы прошептали непонятные слова :
- Эврика! Эврика! Эврика!
Она быстро вскочила на ноги и, схватив со столика свою элегантную сумочку крокодиловой кожи, мгновенно выбежала из кондитерской.
Дон Симон только растерянно хлопал ресницами, делая при этом руками какие-то непонятные движения явно извинительного характера, словно беззвучно призывая Господа в свидетели своей полной невиновности в происшедшем.
Как говорят в Сан-Анхелино охотники : "В чем ошибся ягуар уже не важно, важно, что кролик все-таки убежал."
А Сару Тину Хадсон просто посетило озарение, она неожиданно нашла решение Великой Теоремы и срочно побежала домой, стремясь как можно скорей зафиксировать на бумаге свое неожиданное открытие.
К вечеру все было записано, оформлено как надо, запечатано в конверт и отправлено почтой в город Лондон мистеру Джону Тревору, тогдашнему её жениху , который в поте лица трудился профессором высшей математики в одном из тамошних Университетов.
Покончив с этим важным делом, усталая наследница славы Архимеда и Лобачевского, уснула сном ангела.
Утром же выяснилось, что имеет место быть маленькая неприятность - за ночь решение теоремы напрочь Сарой Хадсон было забыто, и виной всему, по ее мнению был некий смуглый верзила с двумя крайне безобразными шрамами, который снился безостановочно всю ночь, рассказывая всякие байки о морских разбойниках, несметных сокровищах, зарытых в глубоких пещерах, об обезьянах, тапирах, аллигаторах и прочих глупых разностях.
Это действительно была, на первый взгляд, просто маленькая неприятность - ведь решение было у Джона Тревора, который через месяц должен был прибыть в Нью-Йорк для официального предложения руки и сердца.
Месяц прошел как один день.
И вот долгожданная встреча любящих сердец.
- Джон, Джон! - взволнованно щебетала девушка, радостно улыбаясь и теребя рукав смокинга своей будущей половинки, - Правда же мое решение просто великолепно и бесспорно? Ну скажи же скорей. Правда?
- Дорогая Сара, - несколько озадаченно проговорил сэр Джон, неодобрительно посверкивая стеклышком монокля, -Я, право, несколько удивлен. Ведь любой студент знает, что решения теоремы Ферма не существует, да и не может существовать. Как же ты, право...
Стоп, Джон Тревол, - безаппеляционно перебил его голос, в котором уже угадывались грозовые нотки, - Оставь свое мнение при себе. А мне отдай немедленно отдай МОЕ решение. И отдай немедленно.
- Но дорогая, - ошарашено промямлил уважаемый и заслуженный профессор, - Я искренне подумал, что это твоя рождественская шутка. Розыгрыш, так сказать. Ну я и..
- Короче говоря, - пророкотал громовой раскат, и профессору даже показалось, что где-то совсем рядом сверкнули две голубые молнии, - Ты выбросил его? Выбросил? Выбросил?
- Ну, конечно, я...,- это были его последние слова в этом диалоге.
Вы знаете, что такое настоящий гнев?
Гнев ужасный, беспощадный, Гнев с большой буквы?
Если Вы не встречались с по-настоящему разгневанной шотландской леди - Вы не знаете о гневе ничего.
Первый удар, нанесенный закрытым дамским зонтом, сбил с сэра Джона его черный котелок; после второго разлетелся на тысячи мелких осколков его монокль; после третьего...- впрочем, будем милосердны - кровожадность ныне не в почете.
После этого инцендента о свадьбе и речи быть не могло.
Но вовсе не это беспокоило нашу воительницу.
Гораздо более важная и неразрешимая проблема стояла перед ней - в Нью -Йорке, этом великолепном Мегаполисе, где казалось бы есть все, везде и всегда, невозможно было достать ни chigos, ни sigaros. А как без этих волшебных помощников вспомнить секрет решения Великой Теоремы?
Проблема разрешилась как-то сама собой.
Села мисс Сара Тина Хадсон на первый же фруктовый пароход и отправилась в экзотическое путешествие с конечной точкой маршрута в захудалом городке Сан-Анхелино, что расположился где-то между тропиком Рака и тропиком Козерога.
А дальше случилось то, что случается в этих местах всегда и со всеми.
Увидела молоденькая жительница Нью-Йорка великое Чудо слияния Неба и Моря в Единую Сущность, да и забыла и о теореме Ферма, да и вообще о всех и всяческих теоремах.
А кроме того вышла за муж за морского бродягу Симона Монтелеон -и-Гарсию, который, к несчастью, лет пятнадцать тому назад сгинул где-то на просторах Карибского моря - не вернулся старенький пароход "Ватерлоо" в порт приписки.
И, как рассказывают местные старожилы, в тот момент, когда наречённая вдевала в свою свадебную причёску жёлтую розу, над Сан-Анхелино появилась шикарная многоцветная радуга, до сель и после этого невиданная.
Детей у них не было, но сеньора Сара Монтелеон не вернулась в Большой Мир, живет себе в маленьком белом домике под красной черепицей, ухаживает за крохотным апельсиновым садом, и каждое утро выходит на городскую набережную - все ждет своего двухметрового верзилу с двумя симпатичными шрамами на смуглом обветренном лице.
За это все жители нашего городка ее безмерно любят и уважают.
6. Старый знакомец и новые перспективы.
Я сидел во всё той же, до зубной боли надоевшей "La Golondrina blanko".
Впрочем, надо признать, обед был, право, недурён. На закуску - рагу из виноградных улиток, крабового мяса и авокадо, основное блюдо - тушеная баранина, приготовленная в соусе из прокисших плодов хлебного дерева, на десерт - многочисленные и разнообразные тропические фрукты. И, конечно же - местное апельсиновое вино, пахучее и терпкое - в неограниченных количествах.
Негромко прозвенел колокольчик, узенькая входная дверь распахнулась, и в pulperia вошёл всё тот же рыжебородый капитан Зорго, собственной персоной.
Стало немного неуютно. Дело в том, что несколько дней назад сеньора Сара Монтелеон познакомила меня с мисс Мери Крупп, местной учительницей. Так ничего такого, поболтали о литературе, театре, поэзии - короче, обо всём том, о чём в Карибии болтать не принято. А потом я проводил девушку домой - и всё.
Но ведь Зорго мог понять это несколько иначе. Ведь мог, верно?
Поэтому стоило держать ухо востро, кто же этих моряков знает - что там у них на уме.
Словно прочитав мои мысли, капитан, предварительно забрав с барной стойки пузатую чёрную бутылку и два серебряных стаканчика, подошёл к моему столику.
Молча отодвинул стул, уселся, откупорил чёрную бутылку, разлил янтарную жидкость по стаканчикам и хмуро уставился на меня.
Я героически выдержал его взгляд и глаз не отвёл, но чувство не уютности заметно усилилось.
Через минуту капитан произнёс:
- Ну, здравствуйте же, Мэтр, давно не видились!
Признаться, в первый момент я совершенно ничего не мог понять.
И только через некоторое время до меня дошло - да ведь это тот мальчишка со вступительных экзаменов, благодаря которому я и оказался здесь, в Сан - Анхелино!
Боже мой, до чего же неисповедимы пути земные!
Как же карибский вольный воздух меняет людскую сущность.
Как инфантильный хрупкий юноша за три года смог превратиться в грубого, матёрого, просолённого всеми морскими ветрами, моряка?
Мы выпили за встречу, потом за морскую удачу, за вольный ветер, за Сан-Анхелино - самый славный городишко на этой планете....
С немалым запозданием я сконфуженно вспомнил:
- Кстати, мальчик, а ведь я твоё имя за эти три года забыл совершенно, напомни, пожалуйста.
- Ну что Вы, дон Андрес, и для Вас, и для всех остальных, сегодня, завтра и навсегда - я просто Зорго, карибский капитан шхуны "Невеста ста ветров", и не более того.
- Расскажи о себе, как жил ты эти три года? Почему мы с тобой до сих пор не встречались? - это не банальная попытка поддержать разговор, мне действительно интересен этот молодой человек, его мысли, дела, поступки.
- То, что не встречались - нет ничего странного. Вы всё время на берегу, я, в основном, в море, на островах - в Сан-Анхелино раз в два месяца появляюсь, не чаще.
А про жизнь что же рассказать? Всё как у всех. Много хорошего, много плохого.
Вы уже Легенду о Жёлтой Розе знаете? Занятная штука. Я сперва не очень то верил.
А потом решил одной мулатке, хрупкой и нежной, подарить жёлтую розу.
Просто так, без всяких дурных намерений - просто действительно хотел семьёй обзавестись. Помните - там ещё, в Большом Мире, так решил. А эта девушка просто на моём пути первая встретилась. Взяла она у меня розу, в волосы свои вплела - а меня так тарабахнуло - целый месяц потом в сне этом - летаргическом - провалялся.
Во второй раз легче отделался - всего полчаса проспал.
А потом мисс Мэри встретил, и всё вроде бы хорошо - и я ей не безразличен, и она мне.
А вот надо же - Святая Анхелита против, и всё тут! Бывает же такое.
Вы про Любовь спрашиваете, любим ли мы с Мери друг друга?
Раньше я бы Вам однозначно ответил - да, и точка.
А вот теперь, когда сама Анхелита нам помешала, даже и не знаю, что ответить. Не знаю.
Может быть действительно тропинки Судьбы у нас с Мери разные?
У Вас, тоже, говорят, эта проблема назревает - дарить - не дарить?
- Что ты, собственно, имеешь в виду? - Я почувствовал, что начинаю предательски краснеть.