Джон стоял на краю гигантской скалы, гордо нависающей над каньоном Большого Колорадо, красивейшей горной страны Северной Америки.
Таинственные голубые дали, бездонное синее небо над головой, пугающий Чёрный Провал под ногами, белый-белый искрящийся снег вокруг....
Всё это завораживало до безумия.
Глаза юноши наполнились слезами, красиво очерченный рот широко приоткрылся.
- Лузеру - саечка! - Раздался звонкий голос.
Горячие девичьи пальчики резко, но, одновременно нежно, коснулись нижней челюсти Джона. В ту же секунду крепкие белые зубы молодого человека громко цокнули друг о друга - имеется в виду - "верхние - о - нижние".
Через секунду-другую раздался громкий смех.
Горное эхо нежно расчленило этот смех на части, многократно умножило, превращая его в многооктавное пение неведомых могучих колоколов, сопровождаемое
неистовой подпевкой миллионов серебряных крошечных колокольчиков.
Джон вовсе и не обиделся - это всего лишь Бекки, веселится - как всегда.
Как можно обижаться на такую девушку? Озорные голубые глаза, длинные, блестящие на солнце, каштановые волосы, ну, и всё остальное - Вы понимаете, надеюсь?
Тем более, что неделю назад Джон Тревол сделал Бекки Смит вполне недвусмысленное предложение - в присутствии уважаемых свидетелей, на которое вышеозначенная Бекки дала самый недвусмысленный положительный ответ, подкреплённый самым недвусмысленным, жарким поцелуем. Что же Вам ещё, непонятливые наши?
На следующее утро Джон бодро шагал в сторону Станции - необходимо было встретит партию французского припоя. Разве я Вам до сих пор не сказал, что Джон Тревор работал помощником кузнеца в крохотном городишке Вест-Хем?
Утро выдалось славное, солнечное. В кроне деревьев цокали белки, в кустах орешника звонко чирикали какие-то мелкие пичуги. Дорогу к Станции пересекал бодрый ручей, в котором так же бодро плескалась крупная форель.
Джон не смог удержаться, срезал охотничьим ножом гибкий ореховый прут, достал из внутреннего кармана пиджака дощечку с намотанной на неё готовой снастью - через час пяток крупных форелей уже висели на кукане, в тот же ручей опущенный.
- На обратном пути заберём, чтоб свежими были - решил наш герой.
А к приходу поезда Джон опоздал. Взобрался на Привокзальный холм - а вот он поезд, отходит уже.
С холма - вся Станция как на ладони. Вон - Хромой Хэнк клетку с гусями тащит, вон - миссис Нэдинг племяшку, с поезда встреченную, за руку ведёт.
А это - кто?
Господи Всемогущий, да это же Бекки - идёт себе рядом с каким-то квадратным щёголем в чёрном цилиндре, за руку его держит, щебечет о чём-то взволнованно.
Святые Угодники, да она его в щёку целует!
Вот здесь то вот шторка у Джона и упала.
Поскрипел он зубами на Холме немного - часик-другой.
Потом на Станцию ломанулся. Нажрался отважно там кукурузным контрабандным виски - до визга поросячьего, да и сел в первый проходящий поезд.
Поезду то что, постоял на Станции минут двадцать, попыхтел недовольно, да и умчал нового пассажира куда-то - в безумную даль.
Прошло, без малого - три года. На берегу Океана стоял молодой католический священник - отец Джон, и думал - о всяких разных разностях.
Обычно, если Вы находитесь на берегу моря - например, на пляже славного городка Ниццы, или, допустим, какой-нибудь там Канберры, - стоите и глядите себе под ноги, а потом медленно поднимаете голову, то Вашему взгляду последовательно открывается череда изысканных картинок: песок, песок, море, море, линия горизонта, небо, небо, небо...
Но так бывает далеко не везде и не всегда.
Например, на набережной городка карибского Сан-Анхелино, поздней весной или в начале лета, при полном безветрии, на рассвете - между шестью и семью утренними часами, череда картинок будет иной: песок, песок, море, море, море, море, (а может уже небо?), точно небо, (а может еще море?), море...
И никаких фокусов - просто море и небо совершенно одинакового ярко бирюзового цвета - линия горизонта отсутствует, небо и море сливаются в нечто Единое, Неразделимое и Неразгаданное....
Ничего прекрасней на белом свете нет.
И если Вы еще не наблюдали этого чуда, то Вы - счастливчик, у Вас впереди первое, ни с чем несравнимое свидание с ним.
Ну а тот, кто уже стал свидетелем сего Непознанного, покидает этот блаженный берег только по крайней необходимости или по зову сил Высших...
Сан-Анхелино, наконец, проснулся.
Многочисленные женщины и мужчины заторопились куда-то по узким, мощеным диким необработанным камнем улицам - кто-то по делам, но большинство просто так - ради променада, пока не наступил полуденный зной, а, следовательно, и сиеста - четырех, а то и пятичасовой послеобеденный сон где-нибудь в тени.
В бухту, надсадно подавая хриплые гудки, ввалился грузный лесовоз "Кьянти", оставляя за собой мазутные пятна и устойчивый запах керосина.
Оранжевое, все еще утреннее и поэтому не особенно злобное солнышко, выглянуло из-за ближайшей банановой рощи.
Оптический обман тут же приказал долго жить, меняя цвета и перспективы.
И вот уже нежно-зеленое море было безжалостно разлучено с голубовато-лазурным небом - будто кто-то торопливо провел по прекрасному полотну тупым ножом, оставляя где-то в немыслимой дали грубый шрам - линию горизонта.
Нежное прохладное утро тихо и незаметно скончалось, родился безжалостный в своей грядущей жаре новый тропический день.
Отец Джон, наконец, очнулся от своих дум философских. Пора и о бытие насущном подумать. Сегодня, где-то через час, Обряд Венчания предстоит совершить. Ещё вчера вечером мулатка-посыльная предупреждала, что, мол, часам к десяти утра, пара брачующихся пожалует, американцы - по её словам.
Старенькая церковь, прохладный зал, забитый скамьями, грубо сколоченными из пальмовой древесины, перед священником - странная пара, хотя, в этих краях - всё немного странно.
Жених, шкаф квадратный - в классической американской тройке, с чёрным цилиндром на голове.
Невеста - невысокая стройная фигурка в чём-то невесомом, лицо скрыто тёмной вуалью.
Привычно, не запнувшись ни разу, отец Джон доводит обряд до установленного Свыше финала:
- Если кто-либо, из здесь присутствующих, знает причину, по которой этот брак не может быть заключён - пусть встанет и сообщит нам об этих причинах!
В храме повисает тишина, через минуту разрезаемая на части звонким девичьим голосом:
- Я знаю непреодолимую причину, не позволяющую этому браку быть заключенным в соответствии со всеми канонами, установленными нашим Создателем!
К своему громадному удивлению, и отец Джон, и немногочисленные свидетели этой церемонии, вдруг понимают, что это говорит сама невеста.
А девушка, тем временем, продолжает:
- Этот человек - мой двоюродный брат, и поэтому - я отменяю эту свадьбу!
Вуаль отлетает в сторону - озорные голубые глаза, длинные, блестящие даже в полумраке церковного зала, каштановые волосы
Глаза священника округлились в нешуточном изумлении, красиво очерченный рот широко приоткрылся.
Горячие девичьи пальчики резко, но, одновременно нежно, коснулись нижней челюсти отца Джона. В ту же секунду крепкие белые зубы ревнивца громко цокнули друг о друга - имеется в виду - "верхние - о - нижние".