Пологие волны лениво разбегались к далёким берегам, едва видимым в туманной дымке. Волны имели цвет старинного столового серебра, недавно умело начищенного старательной горничной. Но данный факт нисколько не удивлял многочисленных зрителей, столпившихся вдоль бортов судна: на много миль вокруг перед ними простиралась водная гладь, называвшаяся Rio de la Plata - Серебряная Река, самая широка река этого Мира...
Белоснежный многоярусный красавец "Конте Гранде" - знаменитый океанский лайнер, медленно и величественно вошёл в гавань Буэнос-Айреса.
Бордово-красное предзакатное солнце равнодушно висело над горбатыми портовыми кранами, резкий холодный осенний ветер настойчиво и неучтиво пытался забраться за воротник плаща...
"Май месяц на дворе, а ветер то - осенний", - отметил про себя Ник. - "И это правильно: в южных широтах май месяц - это поздняя осень, а его последняя декада и вовсе - ранняя зима. Вот такие пироги-перевёртыши...".
Лайнер медленно и важно, словно надуваясь пузырём от собственной значимости, подошёл к причалу. Солнце, заставляя западную часть неба нестерпимо пылать алым, осторожно коснулось своим краем линии горизонта. С противоположной стороны над портом нависали силуэты небоскрёбов, знакомых Нику по многочисленным туристским проспектам, беспорядочно разбросанных по всем многочисленным помещениям "Конте Гранде". Каванаг, неуклюжая башня министерства общественных работ, так и недостроенный Атлас...
Корабль пришвартовался к причалу раньше расписания, поэтому нужной машины Ник около сходней не обнаружил. Пришлось ещё три часа провести в порту, он неторопливо ходил от причала к причалу, рассматривал спящие океанские суда, полной грудью дышал солёным морским ветром. Было тревожно и почему-то немного грустно...
Наконец, негромко тарахтя, подъехал старенький светло-лимонный "линкольн" с нужными номерами, шофёр-метис внимательно посмотрел на значок с изображением генерала Франко, прикрепленный к лацкану плаща Ника, скупо кивнул головой, помог сложить два новеньких чемодана кремовой кожи в багажник. Дорожный баул с документами, парой браунингов и другими нужными вещами Ник, расположившись на переднем пассажирском сиденье, поставил себе на колени.
Ехали без остановок часа три. Заранее было решено, что первую встречу лучше всего провести в укромном загородном месте, подальше от внимательных взглядов праздных зевак. Одно только немного огорчало Ника - непроглядная темень за автомобильными стёклами, хотелось, всё же, и посмотреть на пейзажи новой для него страны.
Шофёр всю дорогу невозмутимо молчал, на что Ник отвечал аналогичным молчанием и совершенно не обижался: может у метиса были такие инструкции, а может, он был немым от самого рождения....
Только когда машина резко притормозила у слабо освещённого крыльца приземистого двухэтажного здания, и водитель сделал знак рукой, однозначно свидетельствующий об окончании маршрута, Ник на испанском языке поинтересовался названием данного населённого пункта, куда они изволили прибыть.
"Надо же!", - удивился про себя Ник. - "Прямо по Бушкову. Точно так у Сани называлась некая планета, где непревзойденный Сварог совершал свои многочисленные подвиги. Интересно, к чему они - такие интересные совпадения?".
Хозяин гостиницы, длинный и худой старик с седыми моржовыми усами и лиловыми глазами горной ламы, также оказался молчуном: чуть слышно пожелал Нику доброй ночи, выложил на стойку массивный бронзовый ключ и сообщил, что "комната сеньора - на втором этаже, направо по коридору, крайняя дверь у окна", после чего развернулся и, громко шаркая подошвами своих сандалий, скрылся за чёрной потрескавшейся дверью...
Гостиничный номер оказался очень уютным: пять метров на четыре, светлая мебель, пахнущая свежими сосновыми досками, ванная комната, выложенная светло-бежевой керамической плиткой, тёплая вода, текущая тоненькой струйкой из никелированной трубы, прохладное, в меру накрахмаленное постельное бельё.
Только вот заснуть быстро не получалось: по металлической крыше что-то громко шуршало и звенело, по стеклу скреблись своими коготками невидимые слуги чёрной аргентинской ночи...
Проснулся Ник на удивление бодрым, бросил взгляд на наручные часы - было семь утра по-местному. Соскочил с широкой кровати, сделал несколько приседаний и наклонов, раз пятьдесят отжался от пола, перекувырнулся, вскочил на ноги, распахнул двухстворчатое окно.
Воздух... Чем же он пах, этот воздух? Чуть-чуть - горчинкой, совсем немного - дождевой водой. И ещё - чем-то незнакомым, неопределяемым сразу...
"Наверное - Аргентиной", - решил про себя Ник.
Сразу же выяснилась и причина ночного скрежета-шуршания.
Это лёгкий утренний ветерок гнал по тротуарам и крышам многочисленные стаи сухих листьев платанов. Сотни тысяч, а может, и миллионы жёлто-бурых и лимонных листьев летали повсюду, закручиваясь, порой, в самые невероятные спирали.
Листья были везде, всё пространство за окном было заполнено ими.
Предместья Буэнос-Айреса в первых числах мая - это один сплошной листопад...
Завтрак был чем-то созвучен этому печальному листопаду: свежайшие пшеничные булочки с белым укропным маслом и яичница-глазунья с бело-розовым беконом, причём "глаза" у яичницы были непривычно нежно-алого цвета.
Кофе. Да, это был настоящий кофе...
- Очень редкий сорт, - пояснил хозяин гостиницы, заметив, что напиток произвёл на Ника неизгладимое впечатление. - Называется "Оуро Верде". Это бразильский кофе, контрабандный, конечно же...
До условленного времени оставалось ещё часа два, Ник решил немного погулять, осмотреться. По узкой улочке, мощенной неровными булыжниками, он прошёл два квартала мимо разномастных двухэтажных домов под красно-коричневыми черепичными крышами и оказался в пампе...
Пампасы? Нет, это название совершенно не подходило для увиденного.
Именно - пампа.
Именно - она, женского рода, как у русских - степь.
Только русская степь - она ровная, с отдельно стоящими курганами, осенью жёлтая, пахнущая полынью.
А пампа - сплошные холмы и холмики, заросли полузасохшего чертополоха, кусты колючего кустарника, пыль, летающие тут и там разноцветные стайки сухих листьев, и - незнакомый тревожный запах...
Чем пахнет в пампе?
Глупый вопрос.
В пампе пахнет - пампой...
Ник долго сидел на ближайшем пологом холме, подставив лицо под порывы прохладного свежего ветра, до рези в глазах вглядываясь в даль.
Голубое и светлое, почти - белое. Голубое небо, белые облака, светлая даль...