Монопьеса со множеством действующих лиц, о том как пишутся шедевры.
Действующие лица
Поэт - среднего роста человек, лет сорока, в плаще.
Зина и Незнакомец - женский и мужской голоса за сценой.
Сначала сцена абсолютно темная. Раздается отчетливый звук открывающегося замка и скрип двери. Вспыхивает свет. Посреди сцены стол с ночником, на столе ноутбук, красный телефон, пепельница и кипа исписанных бумаг. За столом декорация окна с полной луной.
Входит Поэт.
П: - Где же эта чертова записка?
Ищет то на столе, то под столом.
П: - Черт неужели у Зинки забыл.
Раздается телефонный звонок. Поэт берет трубку.
П: (раздраженно) - Да.
Это Незнакомец, его голос звучит за сценой.
Н: - А Люсю можно?
П: - Какую на хрен Люсю? Два часа ночи, проспись алкаш.
Бросает трубку. Продолжает поиски, но уже по карманам штанов.
П: - Нет, точно у Зинки забыл.
Выходит за сцену и выключает свет. За сценой бьют три раза часы.
Снова включается свет и входит Поэт, в зубах у него сигарета. Снимает плащ и вешает его на стул возле стола. Достает спички и поджигает сигарету, которую он держал в зубах. Оборачивается к окну, пускает задумчиво дым по окну и наблюдает за его полетом.
Потом оборачивается и начинает ходит из угла в угол. Вдруг останавливается возле пепельницы, гасит сигарету и снова идет к окну.
П: - (вскрикивает восторжео) Во придумал!
Поэт радостно бежит к столу и начинает печатать, при этом произнося вслух:
П: - Каждую ночь, после двенадцати,
Муза к поэтам лет шестнадцати
В гости летит: вдохновлять и творить,
Оду любви им помочь смастерить.
И выложат после в просторы инета
Творцы свои опусы с гордостью шкета,
С мыслью о том, что оставят свой след
В истории мира на множество лет.
Девушки-критики им всем напишут,
Что Лермонтов с Пушкиным хуже их пишут,
Что Есенин и тот нервно курит в сторонке,
Что стих открывает путь к сердцу девченки,
Что талант их сквозит в каждой строке,
И цепляет покруче, чем пиво в ларьке.
Что творение настолько гениальное,
И рядом с ним остальное - просто банальное.
И наполнившись чувством возвышения,
Поэт редактору шлет свое творение,
Со строками: " Опубликуйте, я разрешаю,
Маленький гонорар я не принимаю".
И будет ждать, читая публикации,
Продолжая в сети ловить овации.
А редактор его опус так и не прочитает
Ибо неизвестных авторов в печать он не пускает.
(Abn1983)
Берет трубку телефона, набирает номер:
П: - Алло Зина? Спишь?
З: - (сонным голосом из-за сцены) - Это ты? Сплю. Что снова, что-то забыл?
П: - Ты послушай. Каждую ночь, после двенадцати...
З: - (прерывает) Вот именно, после двенадцати. Мне завтра на работу.
Раздаются короткие гудки.
П: - Обиделась что ли? А вечером ведь восхищалась моими стихами. Пфу, все настроение испортила.
Поэт пытается что-то напечатать, но у него явно ничего не получается. Снова закуривает.
П: - А, в топку. Дурацкий стих.
Снова встает к окну. Через минуту произносит, не оборачиваясь к зрителям:
П: - На столе остался огарок свечи
Тусклый свет, разливая в стороны
За столом поэт сидит
Обхватив руками голову
Перед ним лежат кипы листов
Их много, как в думе политиков
Ночь напролет писать он готов
Но, главное, выдержать критику.
Критиков сотни и тысячи
Только увидев поэта,
Набросятся как кровопийцы,
Вот такая дружная братия.
Пройдя сквозь огонь и воду
И согнув медные трубы,
Как будто на эшафот войдёт
Поэт в редактуру.
Редактор ласково, нежно,
Искалечит все мысли поэта
Оставив на корке два слова
Если без матов - "Не нравиться!"
И вновь на столе огарок свечи
Тусклый свет, разливает в стороны
И опять за столом поэт наш сидит
Обхватив руками голову.
(Мелкий)
Пфу, ерунда.
Оборачивается к столу и снова что-то ищет. Снова звонит телефон. Берет трубку.
П: - Алло.
Снова голос Незнакомца за сценой
Н: - А, Люсю можно?
П: - Козел, ты уже задолбал! Я сам живу, меня жена бросила, а ты мне с какой-то гребаной Люсей.
Бросает телефон.
П: - (раздраженно) - Завтра уже сдавать, а у меня ни хрена не написано. Так...
Снова ходит из угла в угол.
П: - А если так
Поэт принес в редакцию стих новый
Я трижды стал особо важною персоной
Ведь моя важность стала еще выше
Когда упал я поскользнувшись с крыши
Ведь я сломал не только руки
Еще я прикусил язык... Какие муки...
Редактор долго голову чесал
-Про VIР персон ты зря сказал
Оставим так:
"Полез на крышу и упал
Язык я прикусил и руки поломал"
Рецензию дал критик к выходному дню-
"Читать нельзя, предать огню"
(Boldyrevsergey)
Пфу коротко и подебильному получилось.
Снова звонит телефон, Поэт берет трубку
П: - Да.
Снова Незнакомец за сценой.
Н: - Люся это ты?
П: - Мужик ты реально напрягаешь! Нет тут Люси! Ты вот, мои стихи послушай
Поэт, как горд ты своею работой!
С каким важным видом по клавишам бьёшь!
Непризнанный гений, по жизни убогой,
Талант несомненный... к тому же не пьёшь!
Ты сам себе критик, редактор, издатель,
Ты сам свой кумир и поклонник свой сам!
Ты нового стиля отец-основатель,
Ты - лидер, идущий по первым местам!
Но вдруг: "что писать-то? О чём мир не знает?"
Где ложный "талант", "гениальный" обман?
И парень, затравленно листик марает,
Отчётливо видя, что он - графоман!
(Интелегент)
Н: - Я ничего не понял, так Люся есть?
П: - Ну и черт с тобой.
Кладет трубку.
П: - А черт, пусть будет так!
Что строчит на клавиатуре, выключает ноутбук, гасит свет. На сцене становиться темно, скрипит дверь и звук закрывающейся двери.